Фергус : другие произведения.

Танец Льда и Солнца (отрывок)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Возвращение Лисицы
  Пролог
  845 год с рождения пророка Фейдуана
  Её разбудил страшный стук, такой громкий, что всё тело сотряслось, будто при ударе молнией. Свет от пылающего факела показался нестерпимо ярким после кромешной тьмы. Она видела очертания предметов сквозь прозрачные грани, слышала глухие голоса, лязг железа и скрежет. Мир вокруг был ей незнаком.
  - Ты только посмотри, какой красивый камень, - с благоговением пробормотал человек в уродливой грязной одежде, ощупывая её грязными руками. Его товарищ кивнул с приоткрытым ртом.
  Как долго она спала? Сколько времени прошло с тех пор, как её враги во главе с ненавистной плясуньей лишили её власти, загнали в норы, заставили забыться и потерять себя? Казалось, будто вечность. Что стало за это время с её детьми? Где они бродят?
  Но теперь она вернулась. Теперь она отомстит. И теперь она будет мудрее. Она позаботится о том, чтобы ей никто не помешал. Даже та девка, порождение кошки и хромого козла, из-под ног которой разлетался огонь, когда она танцевала свой победный танец.
  Ту девку она погубит в первую очередь.
  Её принесли в дом, в пропахшие человеческим теплом комнаты. Люди вокруг одевались странно, говорили странно, но всё же это были люди, такие же, какими она их помнила, и она с жадностью впитывала человеческое тепло, восстанавливая силы.
  Маленький облезлый старичок вертел её в руках и, склонившись над ней, разглядывал через стекляшку.
  - Нет, думаю, это не алмаз, господин, хотя очень похож, - сказал он человеку в богатых одеждах, стоявшему за его плечом. - Это какой-то неведомый камень.
  Человек в богатых одеждах задумался.
  - Нужно показать государю, - изрёк он.
  Потом её принесли в другой дом, просторнее и наряднее прежнего. Какой-то мужчина в ещё более богатых одеждах преподнёс её женщине. Та всплеснула руками и залилась радостным чириканием.
  - О благой Фейдуан, какая прелесть! Что же мне с тобой придумать? Оправить? Сделать кулон? Заколку? Или оставить, как есть, потому что ты само совершенство?
  Она дождалась, когда они с женщиной окажутся наедине, и заговорила, впервые за долгие годы безмолвия.
  - Скажи мне, где я? В чьих землях?
  Женщина вскрикнула и уронила её на пол.
  - Кто ты? Злой дух?
  Она усмехнулась изнутри своей оболочки. Сколько бы времени ни прошло, люди не меняются. И она прекрасно помнила, как очаровывать их.
  - Злой? Кто знает... Я дух красоты. Разве не ты сказала, что я само совершенство? Признайся, видела ли ты что-нибудь прекраснее меня? И я делаю прекрасным всё, к чему прикасаюсь.
  - Всё, к чему прикасаешься? - женщина подобрала её с пола. Её глаза жадно блестели. - И какова цена?
  - Сначала ответь на вопрос. Тогда я отвечу на твой.
  - Ты в Вольнограде, на землях государя, а я жена его.
  Вольноград? В дни её власти не существовало места с таким названием. Впрочем, люди всегда расползались по Сыре-Земле, как насекомые, меняя всё на пути. Должно быть, они построили свой городишко под самым боком у её твердыни и места её заточения. Важно другое, жена государя - это было как раз то, что надо.
  Часть I
  Те, кто слушают сказки
  874 год с рождения пророка Фейдуана
  Спит дом под белым покрывалом
  А в дому том лиса живёт с волком хозяевами
  Плывёт с востока к ним свинья в золотой лодочке
  Хочет снять покрывало белое, пробудить дом и выгнать лису
  Но не уходит лиса, щёлкает зубами волчище
  Страшно свинье
  Скачет кошка на златогривой кобыле
  Катит по небу красный круг
  О чём плачешь, свинья?
  Не уходит лиса из дому, волк её съесть меня хочет
  Не печалься, свинья, я помогу
  Поёт кошка голосом петушиным, жарче сияет красный круг
  Страшно лисе
  Убегает лиса верхом на волке
  Стоит дом, зеленью одет
  А в дому том свинья живёт хозяйкою
  Дальше едет кошка на златогривой кобыле
  Катит по небу красный круг
  Приходит к дому козёл с козою
  Несут орехи калёные
  Стучит козёл в дверь рогами, трясёт бородой
  Уходи, свинья, моё время!
  Уплывает свинья на восток в своей золотой лодочке
  Стоит дом, стучат по крыше орехи калёные
  Живут там козёл с козою хозяевами
  Жарко сияет в небе красный круг
  Но вот поворачивает кошка свою кобылицу
  Уходит козёл
  Уходит коза с орехами калёными
  Стоит дом, дарами полон, зерном усыпан
  Живёт мышь в нём хозяйкою
  Подъедает зерно, дом пустеет
  Едет лиса верхом на голодном волке
  Щёлкает волчище зубами, страшно мыши
  Убегает мышь
  Уезжает кошка на златогривой кобыле
  Гаснет в небе красный круг
  Спит дом под белым покрывалом
  Холодный, пустой
  А в дому том лиса живёт с волком хозяевами
  Не хочет уходить
  И снова скачет кошка на златогривой кобыле
  Катит по небу красный круг
  Она была похожа на прекрасную волшебницу из сказки, неземное создание, лесная дева, Остромысл не мог не признать. Льняные волосы рассыпались по плечам, таким белым, как будто их вылепили из фарфора. Гибкие руки, выпроставшись из широких бледно-зелёных рукавов, расшитых по краю золотыми листьями, проворно перебирают струны сладкозвучного дзина. Тень падает на склонённое к инструменту лицо. И голос, голос, при звуках которого невозможно дышать.
  Сейчас, когда он слушал, замирая, Остромыслу хотелось написать для неё песню. Хотелось услышать, как созданные им слова произнесёт её чудесный голос. Как они лягут на её совершенные губы.
  Катит по небу красный круг
  Но вот последний раз вздрогнула струна, и очарование рассеялось. Остромысл будто проснулся. Он вспомнил, что она не лесная дева и не сказочная волшебница, а всего лишь любовница старого Кордера Древина из Совета Сорока, хозяина дома, где она сейчас пела, а он её слушал.
  Её звали Милолика. Остромысл встретил её больше года назад, когда она впервые появилась на одном из приёмов Кордера. С тех пор она присутствовала на них постоянно, будто законная хозяйка, не обращая внимания на яростные взгляды женщин и презрительно-вожделеющие - мужчин. Поговаривали, что раньше она была любовницей какого-то купца-толстосума из Торг-града, с которым Кордер вёл дела, и через него-то они и познакомились. Потом Кордер почти в прямом смысле выкупил красотку у предыдущего любовника и привёз в Новоград.
  Здесь прекрасная чужеземка вызвала настоящее смятение в умах и сердцах степенных дуболян. Мужчины увивались за ней стадами и в самом деле становились похожи на бессмысленных овец, едва им мерещилась возможность отхватить кусочек фарфорово-белого тела. Женщины кривились при её появлении, а за глаза давали волю ненависти и пилили незадачливых мужей. Но, насколько слышал Остромысл, Милолика хранила верность своему покровителю. Не так уж это и странно, если учесть, что из всех Сорока многопочтенный Кордер был самым богатым.
  Остромысл держался от неё на расстоянии. Он вообще не стремился к обществу женщин, предпочитая им книги, тем более женщин лёгкого поведения, таких, которые бредут по жизни, меняя любовников и согревая постели тем, кто больше заплатит. В целом Остромысл относился к Милолике со сдержанным неодобрением.
  Но он никогда раньше не слышал, как она пела.
  Белые руки снова коснулись струн. Полилась мелодия, на этот раз без слов, лёгкий незатейливый мотивчик. Остромысл огляделся.
  Комната почти пустовала. Видимо, большинство гостей Кордера пребывало не в том настроении, чтобы наслаждаться музыкой. Их полупьяные голоса, выкрики и смех отчётливо доносились из-за раскрытых дверей. И пусть люди на улицах пухли от голода, пусть над Междуречьем с его столицей Новоградом уже несколько лет висели тучи и земля не давала всходов, у Кордера всегда находилась в запасе пара бочонков с вином и жирненький телец, чтобы угостить приглашённых.
  Как сама Милолика относилась к образу жизни своего покровителя, Остромысл не имел ни малейшего представления. Невозможно было прочитать что-либо на её утончённом лице. Она сидела на скамеечке возле камина, тонкая и задумчивая, и отблески пламени танцевали в льняных кудрях. Помимо неё и Остромысла в комнате были только двое. И оба внимательно слушали.
  Первого Остромысл знал. Да и как не знать? Брануил Беловей, восьмой сын короля Дюжебрана V из рода Беловеев, короля Нагорья. Королевич Брануил был очень высоким, что и неудивительно: все еличи славились ростом, но члены королевской семьи казались великанами даже среди своих немаленьких соотечественников. Венценосный козёл Беловеев горделиво красовался на его широкой груди. У него были золотые волосы и стальной прямолинейный взгляд серых глаз, уверенных в том, что им доступны тайны мира. В общем, выглядел он, как настоящий воин и как человек, который в жизни не прочёл ни строчки, - полная противоположность самому Остромыслу.
  А вот второго Остромысл видел впервые, но кое-какие догадки о его происхождении вывести он мог. Совсем ещё мальчик, тоже не коротыш, но тонкий в кости, худой и нескладный, с телом, которое ещё не завершило своего развития. Нижнюю часть его лица опушала неуклюжая детская бородка. Он смотрел на красавицу Милолику, приоткрыв рот и широко распахнув невинные карие глаза оленёнка. У его ног лежала собака, гигантский пёс в тяжёлой шубе, каких Остромысл вживую ещё никогда не видел, только на картинках в книге.
  Судя по размерам и меху, пёс происходил из породы маламутов, которых разводили бейричи. Его присутствие, а также внешность мальчика указывали на принадлежность именно этому народу. Бейричи жили далеко от Междуречья, по ту сторону Чёрной реки, на северо-востоке. И хотя бейричские купцы исправно являлись на ежегодные ярмарки в Торг-граде, в Новограде их доводилось видеть нечасто. Поэтому мальчик не мог не представлять интереса.
  Конечно, в странные времена стоит ждать странных событий. А времена выдались странными, таких живущим ныне видеть ещё не доводилось. И Остромысл мог почти наверняка предположить, что юный бейрич прибыл к дуболянам в ответ на призыв Совета Сорока, так же, как и королевич Брануил из Нагорья.
  Удивляло не происхождение мальчика, а его возраст и маламут у его ног. Собаки бейричей считались хранителями рода, они подчинялись непосредственно главе, сопровождали его повсюду. Значит ли наличие маламута, что этот мальчик, такой юный, уже самый старший среди своих мужских сородичей?
  Музыка снова умолкла. Хлебнув вина из узорного кубка, видимо, для храбрости, королевич решил, что пора бы уже завязать разговор. Подойдя к камину и нависнув над красавицей, он произнёс:
  - Неплохо играете, моя госпожа. Учились где-то?
  Милолика подняла на него голубые глаза.
  - Благодарю за похвалу, ваше высочество. У меня на родине музыке уделяют большое внимание. Каждая девушка должна хоть немножко играть на дзине и петь.
  - Брануил, зовите меня просто Брануил, моя госпожа, - королевич улыбнулся. - А ваше имя Милолика, правильно? Откуда вы?
  - Из Срединного царства.
  Этот ответ стал для Остромысла неожиданностью. Он не смог удержаться от высказывания:
  - Из Срединного царства? Я всегда думал, что вы приехали к нам из Торг-града.
  - Мы с вами не слишком близко общаемся, господин Остромысл, верно? - по губам девушки скользнула лукавая усмешка. - Откуда вам знать? Но то, что я некоторое время жили в Торг-граде, ещё не значит, что я родилась там.
  Она была права, о том, что она так красиво поёт, Остромысл тоже не знал. Конечно, жители Срединного царства известны своими древними музыкальными традициями, в отличие от лавочников и купцов Торг-града. С некоторым сожалением он подумал, что, возможно, ему не стоило относиться к ней с предубеждением.
  - Почему тогда вы уехали оттуда?
  Милолика нахмурилась, а королевич сердито цокнул языком. Его глаза устремились на Остромысла с ревностью твердолобого барана.
  - Эй, приятель! Что это за допрос, а? Может быть, госпожа не хочет сейчас вспоминать о прошлом.
  Неприязнь к нему Остромысла возрастала с каждым мгновением.
  - Во-первых, мы с вами определённо не приятели. Во-вторых, моё имя - Остромысл Дубовид. Попрошу обращаться ко мне с подобающим уважением, ваше высочество.
  - Дубовид? - глаза королевича сверкнули. - Уж не родственник ли Зелолепа Дубовида из Совета Сорока?
  - Господин Остромысл - его сын, - ответила ему Милолика. - Всё в порядке, господин Брануил, не вижу ничего предосудительного в вопросе. Не всем из нас суждено провести всю жизнь в родном доме, господин Остромысл. Некоторые вынуждены бежать.
  В прямолинейных серых глазах королевича вспыхнуло понимание.
  - Неужели вы из тигриных людей, моя госпожа?
  Остромысл чуть не фыркнул во весь голос. Как этот вояка мог ляпнуть такую нелепость, когда любому простофиле ясно, что во внешности красотки Милолики нет ни намёка на тигриную кровь, разве что сильно разбавленную? Впрочем, вряд ли его высочество хоть раз в жизни видел тигриного человека. Конечно, Остромысл и сам никогда не видел, но книги описывали их приметы довольно точно.
  А вот Милолика не стала сдерживаться и откровенно рассмеялась.
  - О благой Фейдуан, конечно же нет! Я самая обычная огниянка, - и она горделиво тряхнула льняными локонами.
  - Но тогда почему вам пришлось бежать? - королевич недоумённо нахмурился. - Я слышал, у царя Темношера неполадки только с тигриными людьми.
  Остромысл снова чуть не фыркнул. Неполадки, как же! Если верить сведениям, которые доходили до Междуречья, царь Темношер попросту решил очистить свои земли от всех проживающих на них детей тигра.
  - Его величество не любит выносить сор из избы, - глаза Милолики недобро блеснули. - И чужеземцы далеко не всё о нас знают. К примеру, скажите, господа, вам понравилась моя песня?
  - Конечно! - горячо воскликнул королевич. И первый раз за вечер Остромыслу хотелось с ним согласиться. Хотя он поставил бы на то, что его высочество уделял внимание не столько словам, сколько голосу.
  - У нас, в Срединном царстве, её знает каждый ребёнок. Девушки пели её зимними вечерами за работой, матери укачивали под неё малышей. Но теперь, когда царь Темношер взошёл на трон, песня о доме под запретом. Как и большинство наших песен. И театр. С самого дня после венчания его двери стоят заколоченными. А тем, кто осмеливается петь запрещённые песни, вырезают языки, - она на мгновение замолкла, словно испугалась, что сейчас удариться в слёзы, потом передёрнула плечами и добавила. - Хотя, конечно, тигриные люди пострадали больше, чем мы. Говорят, он приказал перебить всех до последнего, никого не осталось.
  Остромысл внутренне содрогнулся. Как сын одного из советников, он слышал, что новый царь огниян круто обходится со своими подданными, но даже представить не мог, что настолько.
  - Мне очень жаль, госпожа, - пробормотал королевич. - Но к чему такая жестокость? Чем ему помешали невинные песни?
  - Он сказал, они оскорбляют дух пророка Фейдуана. Сказал, когда мы поём, мы совершаем почти такой же грех, как жертвоприношение. Священники даже поддержали его. Не знаю, поддерживают ли они его сейчас, когда столько народу лишилось языков или сожжено по подозрению в колдовстве.
  - Никогда бы не подумал, что царь, который родом из Вольнограда, настолько набожен, - зло фыркнул Брануил.
  - Интересно, как на его выходки смотрит царица? - заметил Остромысл. Королевич пожал плечами.
  - Женщина на троне ничего не решает, даже если через неё передаётся власть. С тех пор как Темношер стал царём, он может делать, что вздумается.
  Странные вещи всё-таки творились в Срединном царстве. Впрочем, как и повсюду. Неожиданно пошёл слух об участившихся набегах волчьих наездников, которые жили далеко на севере и до недавнего времени почти не беспокоили народы своими зверствами. Некоторые их отряды даже пересекали Чёрную реку и шныряли по окрестностям Торг-града. Снег лежал девять месяцев в году, и тучи не рассеивались. Остромысл уже почти забыл, как выглядит солнце. Когда он последний раз его видел? Семь лет назад, но было ли это промозглым осенним утром или душистым летним вечером, на закате, стёрлось из памяти.
  - Я понимаю, что вы чувствуете, госпожа Милолика, - внезапно раскрыл рот мальчик с псом. Остромысл уставился на него с удивлением, королевич - тоже. Казалось, мальчик готов просидеть молчком весь вечер.
  - Да? И кто же ты такой? - неприязненно спросил королевич. На его лице снова читалась тупая баранья ревность.
  - Я Велесил Буробок, глава рода Буробоков, - с достоинством ответил мальчик. Догадка Остромысла оказалась верна.
  - Глава рода? Ничего себе! - королевич присвистнул. - Понятно теперь, почему ты таскаешься с этой псиной.
  - Это не просто псина! - огрызнулся Велесил. - Рык - хранитель нашего рода, он доказал свою верность во многих испытаниях и заслуживает уважения! И если вы сын короля еличей, то это ещё не значит, что вы можете свысока смотреть на обычаи моих людей!
  И закончив отповедь сердитым шмыганьем, он погрузил обе руки в густую собачью шерсть.
  - Ладно, ладно, как скажет глава рода, - примирительно-насмешливо ответил королевич. - Странно, что бейричи не прислали кого-нибудь постарше.
  - Странно, что еличи не прислали кого-нибудь повежливее!
  - Эй ты, молокосос, не зарывайся! Думаешь, твой нежный возраст помешает мне вызвать тебя на поединок?
  - Что ж, вызывайте, ваше высочество, если кишка не тонка.
  Остромыслу хотелось рукоплескать обоим. Умеет же королевич заводить друзей! Но тут вмешалась Милолика.
  - Пожалуйста, не ссорьтесь господа, - протянула она сладчайшим голосом. - В тяжёлые времена не стоит союзникам ссориться. Вы же оба здесь с одной целью, правильно? Давайте, я вам лучше спою.
  - Слушать вас - честь для нас, госпожа, - королевич мгновенно позабыл своего малолетнего противника.
  - Спойте снова про дом! - попросил Велесил.
  - Вам так понравилась песня? - Милолика довольно улыбнулась. - Это моя любимая.
  - О да! Она напоминает о родине, и почему-то у меня такое ощущение, будто я уже слышал её когда-то в детстве...
  - Мне тоже она очень понравилась.
  Милолика ударила по струнам. Её сладкий голос потёк по комнате.
  Спит дом под белым покрывалом
  А в дому том лиса живёт с волком хозяевами
  Плывёт с востока к ним свинья в золотой лодочке...
  
  ***
  - Вы улыбаетесь, госпожа. Приятный вечер?
  Милолика с удовольствием выскользнула из тяжёлого платья и оглянулась на свою преданную служанку. Сама Сеча, сколько Милолика её помнила, а они были знакомы с раннего детства, почти никогда не улыбалась. Её загорелое лицо казалось отлитым из бронзы.
  - Пожалуй, что и приятный.
  Давно уже никто не разговаривал с ней так почтительно, без малейшего намёка на знание о её постыдном положении, как королевич Брануил. Будто бы она была знатной дамой. Конечно, Милолика не обольщалась, Брануилу нужно было от неё то же, что и остальным мужчинам. Но ухаживал он красиво. Действительно ухаживал, а не волочился за ней с непристойными ухмылками и сальными шутками, звеня серебром в карманах.
  И ей понравился юный бейрич, который смотрел на неё с таким восхищением. И даже сам Остромысл Дубовид вёл себя сегодня вполне вежливо. Милолика не помнила, чтобы раньше он сказал ей хоть слово.
  Таких мужчин, как Остромысл, в бытность свою незапятнанной девушкой Милолика в шутку называла чистюлями. Такие сторонятся женщин, как огня, особенно тех, кого считают порочными, будто могут заразиться от них опасной болезнью. В Новограде Остромысл прослыл учёным червём и занудой, над ним многие потешались, в основном сыновья остальных советников, которые вовсе не прочь были провести с Милоликой вечерок. На всех приёмах Кордера он держался нелюдимо, молчал за столом и уезжал раньше всех.
  Но вчера он задержался до самой ночи. И Милолика была польщена.
  - Я рада, госпожа. Надеюсь, это - знак, что скоро всё наладится, - сказала Сеча.
  Милолика села напротив зеркала за столик из морёного дуба, и Сеча принялась расчёсывать ей волосы. На миг Милолика позволила себе раствориться в мечтах. Увидит ли она ещё Брануила до его отъезда из Новограда? Должна увидеть, Кордер наверняка устроит прощальный приём.
  И кстати о Кордере... При мысли о нём мечты развеялись, словно призраки перед рассветом.
  - Лучше нам поторопиться. Кордер уже ждёт меня в опочивальне. Он не любит долго ждать, - Милолика потянулась за пуховкой, чтобы немного оживить цвет лица, но Сеча неожиданно перехватила её руку и повернула так, чтобы свет от висячей лампы упал на свежий багровый синяк.
  - Это он сделал, да? - процедила её наперсница. Милолика сморщилась.
  - Пусти, мне больно! - хватка у Сечи была железной.
  - Простите, госпожа! - рука, сжимавшая её руку, немедленно разжалась, но допрос не прекратился. - Но это ведь он сделал, да? Прошлой ночью? Ещё вчера синяка не было.
  - Если и он, то что? Он полновластный хозяин здесь...
  Бронзовое лицо Сечи потемнело от гнева.
  - Да как он смеет, дуболянское ничтожество! Он недостоин даже того, чтобы целовать вам ноги, госпожа! Если бы мы были дома...
  - Дома меня пытались убить, - перебила Милолика. - Я слабая, Сеча, я не такая, как мои предки. Я предпочла унижение смерти. Теперь я должна расплачиваться.
  - Я уже говорила вам, позвольте мне делать это за вас.
  - Нет. Ты столько раз ставила жизнь на кон, чтобы защитить меня. Но есть вещи, которые я не могу переложить на чужие плечи. Иначе я потеряю последнее, что осталось от моего самоуважения.
  - Но у вас синяки по всему телу! На груди, на запястьях, на бёдрах...
  - Хватит! Этот разговор никуда не приведёт. Я понимаю, ты жалеешь меня, Сеча, но... всё не так уж ужасно. Конечно, неприятно ублажать старого потного толстяка, но, по крайней мере, Кордер живой. Он тёплый. И про него я точно знаю, что он человек.
  - Мы не знаем наверняка, что тот, на кого вы намекаете, не человек, - Сеча упрямо выпятила подбородок.
  Милолика только вздохнула. К добру или к худу, но Сече не хватало воображения представить себе кого-нибудь, кого нельзя было бы разрубить, поэтому она никого не боялась. И Милолика по опыту знала, что переубедить её невозможно. Поэтому она не стала спорить.
  Всё равно ей, Милолике, виднее. Она, а не Сеча была его женой. Ей, а не Сече приходилось каждую ночь проводить с ним на ложе. Смотреть в его чёрные глаза, пока он входил в неё. В его бледное лицо под густыми волосами, похожими на тёмно-бурый мех. Сидеть с ним рядом на пирах, где он угрюмо цедил вино, не прикасаясь к золочёным блюдам. Видеть, как он ест в своих покоях сырое мясо.
  Закрыв глаза, она представляла день их свадьбы так отчётливо, как будто это было вчера. Брачный обряд, потом пир, музыка, нарядные люди отводят их в опочивальню, и вот они остаются одни.
  - Расскажи, что ты знаешь об Амбе, - попросил он тогда.
  Милолика даже не сразу поняла, кого он имеет в виду. А потом вспомнила картинку из дряхлого свода летописей Срединного царства.
  - Так звали хозяйку Чуй-леса. Ту, которой поклонялись тигриные люди.
  - Звали? Поклонялись? Что с ней стало?
  Милолика пожала плечами, немного удивлённая, что он спрашивает об этом в их первую брачную ночь.
  - Какая разница? Её нет уже лет двести, наверно, или больше. Раньше, когда умирала старая Амба, тигриные люди всегда выбирали новую из родившихся в год после её смерти, а потом вдруг прекратили. Как раз в то время, если я не ошибаюсь, они стали переселяться из Чуй-леса в холмы, на земли, пожалованные им царской четой, и разрешили рубить деревья. Возможно, им просто не нужна была больше Амба.
  Он улыбнулся и потянул её к постели. Тогда Милолика ещё не испытывала перед ним того ужаса, что сейчас.
  И что бы Сеча ни говорила, она совершенно точно знала, что он не человек. Как бы по-человечески он ни выглядел. Сколько бы ни молился в храме Фейдуана, куда, по словам священников, не может зайти никакая нечисть. Он был зверем, чудовищем.
  Но теперь это не так уж и важно. Здесь, в Новограде, в доме Кордера, он не придёт за ней.
  - Хотела бы я убить их всех, - зло пробормотала Сеча.
  
  ***
  Зал, в котором заседал Совет Сорока, на вкус Брануила, был неплохо обставлен. Конечно, совсем не то, что тронный зал его отца в Хвойном Приюте, их родовом замке, что навис над Кральградом, но для дуболян сойдёт. Посередине стоял круглый стол, вокруг него расположились одинаковые золочёные стулья, каждое - с мягкой подушкой, чтобы советники не отсидели себе многопочтенные задницы.
  Эти смешные дуболяне верили, будто на заре времён их предки выросли из желудей, ровно сорок юношей и сорок девушек, от которых и произошли сорок благородных родов. С тех пор сорок старейшин этих родов правили землями дуболян сообща, заседая за круглым столом, в одинаковых золочёных креслах, каждый равен друг перед другом. Впрочем, кто Брануил такой, чтобы смеяться над ними? Его собственные предки верили, что произошли от оживших еловых деревьев.
  Тем, кто не входил в Совет Сорока, но всё уже удостоился присутствовать на заседании, предстояло сидеть вдоль стен, за заграждением, на скамеечках, которые, как с раздражением отметил Брануил, тоже были устланы подушками. Он с трудом подавил желание сбросить свою на пол. Как будто не воин, а раздобревшая баба, ей-богу!
  Справа от него сидел посол князя из далёкого Приморья, весь в пёстрых шелках, с размалёванным лицом, обмахиваясь лакированным веером. Брануила мутило от одного его вида. Слева оказался сосед не лучше - посол из Торг-града. Брануила раздражали эти люди, живущие лишь ради того, чтобы менять деньги на товар и товар на деньги, постоянно накапливающие прибыль, смесь торгашей со всех народов: поляне, дуболяне, огнияне, даже еличи и бейричи. Уж лучше верить в то, что ты произошёл от еловых деревьев, чем сомневаться, кто твой родной отец, дуболянин, елич или, не дай Незримый, тигриный человек!
  Вчерашний мальчишка-бейрич, кстати, со своим неизменным псом занимал место рядом с приморцем. Сегодня, когда хмель и опьяняющие воспоминания о красавице слегка выветрились, Брануилу стало стыдно за своё поведение. И почему он так взъелся на мальчика? Возможно, молокосос и впрямь вёл себя дерзко, но ему, Брануилу, как старшему и более опытному, следовало проявить сочувствие. Глава рода, в таком юном возрасте... Несомненно случилась какая-то беда, только дурак не догадался бы.
  Посол из не менее далёкого Восточного Ройльенейго присутствовал, в строгом тёмном одеянии, чуть ли не в рясе, с образом пророка Фейдуана на шее. Рядом с ним сидел посол от посадника из Раздолья. Больше чужеземцев в зале не было.
  Слово взял Дуболан Древосек, первый из Сорока. Хотя если бы Брануил не знал, что он первый, ни за что не догадался бы: никаких знаков отличия в одеянии многопочтенного Дуболана или на его жезле советника не было. Пожалуй, изо всех остальных его выделяла лишь желтовато-белая борода до пояса и изрезанная морщинами, как кора дуба, кожа. Первым советником у дуболян всегда становился старший по возрасту.
  - Друзья мои из чужих земель! - начал он едва слышным, немощным голосом, глядя почему-то именно на Брануила. - Прежде всего хочу поблагодарить вас за то, что вы откликнулись на наш призыв и проделали столь долгий путь, чтобы почтить своим присутствием заседание Совета. Все мы знаем, ради чего мы собрались здесь сегодня. Нужно решить сообща, как ответить на притязания так называемой Ледяной Царицы.
  Едва он произнёс это имя, как по всему залу прошелестели шепотки и вздохи. Брануил вспомнил события месячной давности.
  Месяц назад, на праздник летнего солнцеворота, ко двору короля Дюжебрана V пожаловал странный посланец. Весь в белом, кожа белая, будто припорошенная инеем, волосы белые, и глаза как снежная пустошь. Назвался он Морозком. Ни имени своего рода, ни титула он к этому не прибавил. Его сопровождал обычный на вид воин со снаряжением, какое носят в Вольнограде, охранник, как они все тогда подумали.
  - Моя госпожа, Ледяная Царица, желает вашей верности, - сказал Морозко сладчайшим голосом, после того как преподнёс царю три гранёных алмаза, каждый величиной с яйцо. - Она хорошо отблагодарит вас взамен.
  В Золотых горах добывали много драгоценных камней, и серебра, и золота, но алмазов там не водилось. Более того, такие чистые и крупные камни Брануил видел впервые в жизни. И не только на него, на всех в тронной зале тот дар произвёл впечатление.
  Но отец Брануила был возмущён подобной наглостью.
  - К чему нам её благодарность? Думаете, вы с вашей царицей-выскочкой можете купить Беловеев, древнейший и благороднейший род, чьё имя никогда ещё не было запятнано? Кто она вообще такая, ваша царица? Где её земли и кем она правит?
  Белые глаза посланника обжигающе вспыхнули.
  - Моя Царица знала ещё самого Беловея, и он боялся её, - процедил Морозко. - Может быть, вы согласитесь, когда узнаете, к чему приведёт непокорность?
  С этими словами он повернулся к своему охраннику. Тот вздрогнул, отшатнулся, залепетал что-то насчёт того, что Морозко ему обещал. Но прежде чем он успел что-нибудь сделать, прежде чем кто-либо из еличей успел даже удивиться, посланец прижался к губам полностью вооружённого воина в поцелуе.
  Когда он отстранился, воин резко стал синеть и с душераздирающим хрипом хвататься за горло, как будто что-то душило его изнутри. Через мгновение он упал на пол мёртвым.
  - Подумайте, - бросил Морозко на прощание и, переступив через тело несчастного, вышел из залы. Догонять его никто не стал.
  Когда Брануил склонился над трупом, тот был уже полностью белым и покрылся тонким снежным налётом.
  - Что он имел в виду, когда сказал, что она знала самого Беловея? - с недоумением спросил Бурегон, четвёртый брат Брануила.
  А ещё некоторое время спустя прибыли посланцы из Новограда, от дуболян. Они предложили Дюжебрану отправить человека на Совет Сорока, если к нему тоже приходил некто, называвший себя Морозком, и если его беспокоят странности, которые творятся в мире.
  Не то что бы странности слишком беспокоили Дюжебрана. Жители Золотых гор не возделывали землю, не выращивали зерно, поэтому им не досаждали затянувшиеся зимы и тучи, закрывающие солнце, так, как они досаждали жителям равнин. Только пастухи у подножия гор или те, что гоняли по склонам овец и коз, жаловались на непогоду, но пастухи среди еличей считались низшей частью населения.
  До набегов волчьих наездников Нагорью и вовсе дела не было. Так далеко на юг они ещё не заходили. А даже, если бы и зашли, никто не сомневался, что воины царя Дюжебрана расправятся с этими дикими бродягами в два счёта.
  Но были в Нагорье и свои напасти, о которых жители соседних земель ничего не знали. Семь лет назад, в том же году, когда повисла над землёй облачная завеса, которая с тех пор так и не рассеялась, приключилась беда. Сначала было великое землетрясение, разрушившее несколько деревень и завалившее самые прибыльные шахты. Каждый раз, когда их пытались расчистить, кто-нибудь погибал, и вскоре место стали считать проклятым и обходить стороной.
  Однако кое-что напугало Брануила сильнее. В ночь после землетрясения на Кральград напали невиданные существа, огромные, с рогами, вроде козлиных или бычьих, и с крыльями за спиной. Ни мечи, ни копья, ни стрелы их не брали. Брануил видел это лично, ему тогда семнадцать было, он как раз служил в дружине у дяди, дожидаясь, когда ему позволят набрать собственную дружину. Существа разрушили храм Дождей до основания, походя убив нескольких воинов, которые пытались их остановить, и скрылись, едва наступил рассвет.
  Старики и дети верили, что то приходили грозовые великаны, создания из сказок, которые жили в северной части хребта, за Туманной сопкой, где издавна не селился никто из еличей. Раньше Брануил считал эти сказки глупой выдумкой, как и невинную веру в то, что они произошли от еловых деревьев. Разве не сказал пророк Фейдуан, что все люди едины, что все созданы Незримым по подобию своему?
  - Поезжай, - сказал отец Брануилу, когда посланцы Совета удалились в отведённые им покои. - Разузнай, что это за Ледяная Царица, насколько она сильна и что вообще происходит. Только не рассказывай им лишнего. Не нужно выносить сор из избы. И не увлекайся чересчур их делами. Если они позвали нас только для того, чтобы мы расхлебали за них их неурядицы, сразу же возвращайся домой.
  С таким напутствием Брануил и отправился в дорогу.
  Усилившийся шум вернул его мысли в настоящее, в зал заседаний Совета Сорока. Советники и гости, позабыв о приличиях, громко спорили, и потребовался стук жезлом по столу от многопочтенного Дуболана, чтобы восстановить тишину.
  - Так кому-нибудь хоть что-нибудь известно об этой Ледяной Царице? - спросил Брануил громко и внятно. - Из какого она рода? Какой землёй правит?
  Ответил ему Зелолеп Дубовид, отец того сухаря, Остромысла, с которым Брануил вчера познакомился.
  - К сожалению, почти ничего существенного, ваше королевское высочество, кроме того, что она величает себя Ледяной Царицей и как-то связана с Вольноградом. Её посланец, Морозко, привёз в дар Совету алмазы. Все знают, что их добывают только в Зубастых горах, где, кроме Вольнограда, нет других поселений.
  Значит, советники тоже получили от Царицы камешки. Интересно, как много? И насколько они оценили Царицыну щедрость?
  - К тому же, скорее всего, нынешний государь Вольнограда, Красношер, склонился перед ней, - добавил Листокудр Мовен, один из самых приятных, на взгляд Брануила, советников. - Доказательство тому - его отсутствие сегодня в этом зале.
  - Мы давно подозревали, что в Вольнограде не всё ладно, - вставил посол из Торг-града. - На ярмарки-то они каждый год приезжают, но вот уже двадцать лет или даже больше их земли закрыты для купцов.
  Советники одобрительно закивали в ответ на его слова. Брануил попытался вспомнить всё, что знал о Вольнограде. Город вырос на землях, куда раньше изгоняли воров, бродяг и сумасшедших, и довольно быстро разбогател, когда его жители открыли в Зубастых горах алмазные копи. Брануил презирал их, как презирал всех, кто занимается торговлей.
  - Что ж получается, те, кого здесь нет, согласились на требования Ледяной Царицы? - спросил советник Добронрав.
  - Западный Ройльенейго точно согласился, - ответил ему Брануил. - Я останавливался у них по дороге сюда, и мне довольно недвусмысленно намекнули, кого они поддерживают.
  - Прискорбно это слышать, - пробормотал посланец из Восточного Ройльенейго.
  - Царь Темношер из Срединного царства тоже, - добавил Кордер Древин, содержатель красавицы Милолики.
  - Что и неудивительно, - пожал плечами советник, имя которого вылетело у Брануила из головы. - Они ведь с Красношером братья.
  - И бейричи согласились, - неожиданно заявил Велесил. Присутствующие уставились на него во все глаза.
  - Тогда от чьего имени вы прибыли к нам, дорогой юноша? - еле слышно спросил многопочтенный Дуболан. - От имени своего вождя или от имени своего рода?
  Казалось, мальчишку нисколько не смущает устремлённое на него внимание благородного собрания, но Брануил-то заметил, как дрожат его пальцы, лихорадочно теребя талисман на поясе. Псина у его ног подняла голову, явственно страдая в тёплом помещении под своей тяжёлой шубой.
  - Я бы сказал, что от имени своего рода, - ответил Велесил первому советнику. - Но, помимо меня, во всём роду остался один раб да вот этот пёс, Рык, наш хранитель.
  По залу прокатился вздох.
  - Прошу, расскажите Совету свою историю.
  - Хорошо. Может быть, мой рассказ раскроет вам немного, кто такая Ледяная Царица, - мальчик наклонил голову. - Это началось три-четыре года назад. На границе наших земель появились волчьи наездники. Они и раньше иногда нападали на нас, уводили оленей, опустошали соты, ведь мы живём севернее и по ту сторону Чёрной реки, но мы всегда давали отпор.
  А теперь всё было по-другому. Теперь вместе с ними ехала женщина верхом на громадном волке, и везде, где она появлялась, наездники кричали: "Да здравствует Ледяная Царица!", и ещё они называли её матерью и Среброкосой. Сам я её не видел, но я расспрашивал выживших. Когда она появилась впервые, все наши псы-хранители будто обезумели и напали на своих хозяев, Рык один из немногих остался верен, - Велесил с нежностью потрепал хранителя по загривку. - Говорят, она тогда сказала, что собака - это волк, которому веками внушали, что она не волк, поэтому нужно напомнить ей об её истинной природе. Она словно заколдовала их.
  Потом, когда пограничные селения были уничтожены, она уехала в неизвестном направлении, но волчьи наездники остались. И с ними остались жуткие существа, огромного росту, белые с ног до головы. Зимой они дыханием начинали бури, и никакое оружие их не брало. Они и волчьи наездники вырезали мой род. Мне чудом удалось спастись.
  И наконец, этой весной, когда мои уцелевшие соплеменники собрались на вече, появился Морозко. Он предложил нам склониться перед Ледяной Царицей. Тогда волчьи наездники и те твари больше не будут нападать. Мы сможем откупаться малыми жертвами. И когда прибыли посланцы Совета, вождь уже принял решение. Бейричи склонились. Но я слышал, как ваши посланцы обращались к вече. Я решил, что отправлюсь в Междуречье и расскажу вам всё, что знаю. И я буду сражаться вместе с вами против Ледяной Царицы и всех её выродков!
  Речь мальчика лилась так гладко, как будто он повторял её наедине с собой всю дорогу до Новограда, пока не затвердил наизусть. Возможно, так оно и было. Брануилу стало вдвойне стыдно за своё вчерашнее поведение. И ещё он начал чувствовать невольную приязнь к Велесилу. Да, мальчишка дерзок и наивен, не умеет пока что держаться в высоком обществе, но стойкости ему не занимать.
  Он сказал, что думает. А не то, что ему велели сказать. После храбрости, Брануил всегда ценил в людях честность.
  Собрание надолго погрузилось в тишину.
  - Значит, войско у неё есть, - первым молчание нарушил многопочтенный Кордер.
   - Только смущают меня те "жуткие существа", которых "никакое оружие не брало", - протянул посланец из Восточного Ройльенейго, и в его голосе звучало сомнение. - Стоит ли нам доверять россказням полудиких собаководов и оленепасов?
  В другое время Брануил бы с ним согласился, но теперь он вспомнил, как Морозко лишил человека жизни одним поцелуем, вспомнил существ, которые напали на его собственный город и которых тоже не брали мечи...
  Кровь хлынула в лицо Велесилу.
  - Я был там, я видел их! - воскликнул он запальчиво. - Они убили мою семью! А вы сами вообще хоть раз сражались, благородный господин?
  - Юноша, в зале Совета Сорока принято решать разногласия в учтивой беседе, - сурово одёрнул его советник Добронрав. Посланец из Ройльенейго пожал плечами.
  - Пророк Фейдуан ясно сказал, что нет силы на земле выше силы Незримого, чьё могущество безгранично. Вам, бейричам, следовало бы почаще молиться. Глядишь, ничего этого бы не случилось, и вашему вождю не пришлось бы унижаться перед Царицей.
  - Странно слышать это от вас, когда ваши сородичи из Западного Ройльенейго-таки унизились перед ней, - ехидно протянул посланец из Приморья. - Вот уж кто часто молится!
  - Чего ещё ожидать от этих еретиков? - ответил посланец Ройльенейго совершенно невозмутимо. - До нас доходили слухи, что они лишились всякого стыда и, когда последний ройль почил, позволили править его жене, ройлье, женщине неизвестного происхождения. Это же неслыханно!
  Брануил видел эту женщину. Снегурда, так её звали. Она приезжала в Кральград с посольством, когда ещё только стала женой ройля, восемь лет назад, за год до того, как мир накрыли тучи и начались неприятности. Видел он её и недавно, когда проплывал через её владения по пути в Новоград.
  Несомненно, Снегурда была красавицей, статная, с голубыми глазами, блестевшими над платком, скрывавшим, по обычаю Ройльенейго, половину её лица, и кожей такой ослепительно белой, что рядом с ней фарфоровая куколка Милолика казалась бы чернушкой. Но нечто таилось в её красоте, нечто едва уловимое, что отпугивало Брануила. Он предпочёл бы Милолику.
  - Юный Велесил сказал правду, - неожиданно вступил в разговор полянин из Раздолья. - Те существа, которых он описал, огромные, белые - это ледяные великаны. Они нападают и на нас, мы ведь тоже живём на северном берегу Чёрной реки. С востока, как вы должны помнить, благородные господа, если читали карты, нас защищает древняя стена, с севера - Гиблые мари, но западная граница открыта для вторжений. Там-то ледяные великаны и бесчинствуют вместе с волчьими наездниками. Оружие их действительно не берёт, убить их невозможно, но можно обмануть и завести в болото. Из Гиблых марей даже ледяной великан не выберется.
  - Ледяные великаны, - с очевидной насмешкой повторил посол Ройльенейго. - Если они такие непобедимые, откуда у вас эти сведения?
  Полянин замялся.
  - Есть одна женщина, - протянул он как-то смущённо. - Мы называем её Серой Странницей. Она многое знает. Именно она рассказала посаднику и Собору, как справиться с ледяными великанами.
  - Какая-то женщина, у которой даже имени нет? - ройльенейго скривился.
  Опять-таки раньше Брануил был бы на его стороне. Он никогда не доверял полянам. Что хорошего ждать от народа, который избавился от собственного князя и теперь сам избирает себе правителя? Но то раньше, до того как он лично видел необъяснимое.
  - Мы доверяем Серой Страннице, - ощетинился полянин. - Она помогла нам, когда никто не знал, что делать.
  - Совет не ставит под сомнение вашу историю, господин, - вмешался в их спор Зелолеп Дубовид. - Так же, как историю нашего юного друга из земли бейричей, - он слегка поклонился Велесилу. - Но я бы хотел обратить внимание собравшихся на одну подозрительную закономерность. Слишком много в последнее время появилось людей без роду без племени. Судите сами, во-первых, Ледяная Царица. Кто она, какие у неё права на титул, неизвестно. Потом государь Вольнограда, Красношер, и его брат, царь Темношер, никто не знает их родового имени. Так же, как и родового имени ройльи Снегурды. И наконец, посланец Морозко, который всем представляется просто как Морозко.
  - Вы намекаете, что наша Серая Странница из их числа?
  - Я ни на что не намекаю, я только хотел указать, что это подозрительно. В трёх из четырёх земель, которые поддержали Ледяную Царицу, ко власти пришли безродные люди, которые вылезли словно бы из-под земли. Здесь, несомненно, есть связь.
  - Насчёт братьев Красношера и Темношера нельзя утверждать наверняка, - возразил Кордер. - Они всё-таки из Вольнограда, доступ туда закрыт много лет. Возможно, это мы не знаем их родового имени, а вольноградцам оно хорошо известно. То же самое и с ройльей Снегурдой...
  - Мы проверяли Снегурду, - вмешался посланник Ройльенейго, и на его невозмутимом лице впервые отразилась неловкость. - Мы не могли оставить без внимания такое непотребство, женщину на троне, поэтому мы попытались раскопать всё, что сможем, о её происхождении...
  - И каковы успехи? - с любопытством спросил Кордер.
  - Никаких. Она действительно будто бы вылезла из-под земли. Единственное, что мы узнали, так это то, что она не ройльенейго по крови и явилась извне.
  Брануилу уже порядком наскучило заседание. В животе начинало урчать, и он подумал о том, что неплохо было бы вернуться на постоялый двор, заказать у хозяина горячей лапши и опрокинуть кружку пива.
  - Мой сын, Остромысл, занимается тем же, - сообщил Зелолеп. - Он просматривает все летописи, родословные свитки и чужеземные книги, какие только можно найти в Новограде. Где-то должно быть упоминание о Ледяной Царице или о ком-нибудь из её приспешников.
  - Твой сын ещё обещался выяснить, случались ли в прошлом подобные капризы погода, когда на небе по несколько лет не расходятся тучи и зимы длятся по девять месяцев в году, - прошелестел дряхлый Дуболан.
  - Этим он тоже занимается.
  Брануил поморщился. Остромысл не вызывал у него приязни. Слишком уж он напоминал старшего брата Брануила, первого королевича, оба тощие, долговязые и невыносимо надменные, даже их имена были немного похожи. Востроигл так же ходил, задрав нос, только потому, что рано научился читать, и насмехался над Брануилом, а ему подражали все остальные братья. Тяжело родиться в семье восьмым сыном...
  - Послушайте! - громко позвал он, прерывая речь очередного советника со сложно запоминающимся именем. - Похоже, мы уже выяснили, что всё, что мы знаем, это то, что мы ничего не знаем. Давайте, перейдём к следующему вопросу. Что делать?
  - Полагаю, вы подразумеваете под этим, благородный королевич, что мы все должны договориться, подчинимся ли мы требованиям Ледяной Царицы или останемся верны самим себе, - сказал Кордер. - Ваше слово, многопочтенный первый.
  Все советники почтительно поклонились Дуболану. Тот пригладил дрожащей старческой рукой бороду.
  - Моё напутствие Совету - руководствуйтесь голосом чести. Ледяная Царица - чужая нам, мы не знаем её, и ей нет дела до нас, до процветания нашей земли. Она идёт к своей цели грязными путями, с помощью убийств и подкупа. Так неужели мы склонимся перед этой самозваной владычицей? Те, кто голосует против неё, поднимите свои жезлы!
  Сорок рук взметнулось в воздух.
  - Совет Сорока принял решение, - возвестил Дуболан. - Теперь, что скажите вы, дорогие гости?
  - Я буду сражаться с ней! - воскликнул Велесил. - До последней капли крови, пока духи моих убитых родичей не упокоятся с миром!
  Брануил усмехнулся про себя. Наивный сопляк так и не заметил, что никто в зале, кроме него, ни разу не упомянул о сражениях. Всё, о чём пока говорили советники, - это как ответить на Царицыны требования. Никто из них не собирался развязывать войну.
  - Дом Беловеев не склонится перед безымянной выскочкой, - ответил он сам надменно. - Нагорье отвергает Ледяную Царицу.
  - Народ Раздолья решил так же, - заявил полянин. - С тех пор как мы изгнали князя, ни один правитель не вправе навязывать народу свою волю.
  - Не хотелось бы соглашаться с закоренелыми мятежниками, - заговорил посланец Приморья. - Но у нас князь есть, и пока его дом стоит, мы никому не подчинимся.
  - Как и мы, - мрачно добавил Ройльенейго. - Эта Ледяная Царица якшается с волчьими наездниками, нечестивцами, которые не почитают пророка, да ещё и людоедами, по слухам. Её приспешница, Снегурда, опозорила Западный Ройльенейго. У всех истинно верующих не может быть ничего общего с ними.
  Посол из Торг-града слева от Брануила беспокойно завертелся. Все уже высказались, он остался последним, и громкие слова остальных явно не прибавили ему уверенности. У Брануила сложилось отчётливое впечатление, что, будь Торг-град предоставлен самому себе, он бы попытался как-то договориться с Ледяной Царицей, но здесь, в зале Совета Сорока, посол не осмелился пойти против общего мнения.
  - Я пока не могу давать обещания от имени головы, - ответил он уклончиво, как Брануил от него и ожидал. - Но уверяю, что никто из торг-градцев не желает видеть Ледяную Царицу нашей госпожой.
  - Вот мы и пришли к соглашению! - возвестил многопочтенный Дуболан слабым голосом. - А теперь предлагаю обсудить вопрос о взаимопомощи на случай, если Ледяная Царица попытается захватить власть над кем-либо из нас силой.
  Брануил вздохнул. Его обед всё откладывался и откладывался...
  Час с лишним спустя он шёл по кривым улочкам Новограда, осторожно перешагивая лужи и кутаясь в плащ. Несмотря на то, что лето ещё только шло на убыль и дни стояли длинные, почти совсем стемнело. Тусклым солнечным лучам, едва пробившимся сквозь хмурую завесу, не хватало сил, чтобы разогнать мрак, который сгустился под нависающими над мостовой черепичными крышами.
  Было холодно. Воздух насквозь пропитался сыростью и будто бы даже гнилью. В подворотнях тощие грязные дети с выпирающими костями играли с такими же тощими облезлыми собаками.
  Брануил шёл и думал обо всё, что ему удалось узнать. Ледяная Царица повелевает волчьими наездниками... По словам Велесила, ей подвластно какое-то колдовство, какие-то сверхъестественные силы... И существа, которых не убить оружием, такие же, как те, что напали на Кральград... Но кто она, по-прежнему оставалось неясным. Зелолеп сказал, что Остромысл ищет ответ на этот вопрос. Может быть, Брануилу стоит поговорить с ним перед отъездом?
  Правду сказать, уезжать ему не хотелось. Но отец ясно велел не задерживаться, возвращаться сразу же, как только он разведает обстановку и соберёт все возможные сведения. На Брануиле лежала ответственность за оборону границы Нагорья, их уязвимых равнинных владений. И он не мог придумать убедительной причины отложить отъезд.
  Хотелось бы, конечно, ещё хоть раз послушать, как поёт красавица Милолика... Как гибкие руки перебирают струны...
  Дружина Брануила занимала целый постоялый двор, под крикливым названием "Золотой трилистник". В угоду нагорскому королевичу хозяин закрыл двери перед другими посетителями, поэтому общий зал был полностью в их распоряжении. Когда Брануил вошёл, его воины как раз шумно угощались едой и выпивкой, все шестнадцать его молодцев. Их развесёлый гогот громом разносился под унылыми закопчёнными балками.
  От огромного котла над очагом шёл горячий дух пшеничной лапши, сдобренной приправами. Между длинными дубовыми столами шныряли дочери хозяина, раскрасневшиеся, улыбчивые, строили еличам глазки и заботливо складывали в карманы на передниках каждую брошенную им медяшку. То и дело кто-нибудь из дружинников охаживал девиц похотливым взглядом или пытался украдкой щипнуть за ягодицу, но дальше взглядов и прикосновений дело не шло. Брануил строго-настрого запретил своим молодцам развратничать в доме, неприятности с хозяином ему были ни к чему. Хочешь бабу, ступай в особое заведение.
  Хотя даже если сам хозяин постоялого двора и стал бы возражать, то насчёт его сынка, желтолицего юноши с вороватым взглядом, Брануил сомневался. Тот так подобострастно прислуживал гостям из Нагорья, что казалось, будто только скромность мешает ему предложить постояльцам своих сестёр за дополнительную плату.
  Заметив своего королевича, воины, как один, подняли кружки за его здоровье. Плюхнувшись на свободную скамью, Брануил сбросил отсыревший плащ на руки одной из девушек, а другой сделал знак, чтобы подала миску с лапшой и кружку. Пока девушка суетливо исполняла поручение, он огляделся.
  Громмен, похоже, что-то вещал, как раз перед самым его приходом. В дружине он был старшим по возрасту, старше даже Брануила, поэтому пользовался всеобщим уважением. Шныга и Кош, как обычно, резались в кости. Остальные громко переговаривались, сгрудившись вокруг Громмена, Один лишь Вейин, нелюдимый, сидел в углу.
  Брануил переместился к нему, подхватив свою миску.
  - Что, ребята не безобразничали, пока меня не было?
  - Шныга пытался завалить вон ту мордастую, Громмен прочитал ему отповедь, - ответил Вейин, лениво прищурившись на огонь. - Больше ничего забавного. А как прошло заседание?
  Его лохматая пепельно-русая макушка не доходила Брануилу даже до плеча. Таких карликов редко встретишь среди рослых еличей. Соплеменники Брануила верили, что малый рост - навроде клейма, знак, отмечающий тех, чьи предки произошли от самых кривых, скрюченных деревьев.
  Кривым казалось и лицо Вейина, будто скошенное набок. С правой стороны головы, повыше уха, выступал неприятный ороговевший нарост, который Вейин тщетно старался прятать под волосами. Но даже не будь этого нароста, вряд ли бы он сошёл за красавца, слишком грубые черты, угловатые скулы, широкий плоский рот, как прорезь. И слишком синие глаза, отчего в них невыносимо было смотреть.
  - Не так бесполезно, как мне ожидалось.
  Вейин бросил на него пронизывающий взгляд.
  - Значит, мы скоро возвращаемся в Нагорье?
  Брануил в который раз вспомнил красавицу Милолику и тяжело вздохнул.
  
  ***
  Остромысл согнулся над пожелтевшими от времени страницами. Рядом оплывала свеча, капая горячим воском ему прямо на рукав, но он не замечал её. Всё его внимание поглотила одна-единственная строчка.
  В 144 году от сотворения дуболян из желудей Друайдом наступила Волчья Зима.
  Книгохранилище окутывал полумрак. Из теней выступали длинные полки со сложенными на них ровными рядами толстенными фолиантами и бережно перевязанными свитками. Остромысл щурил уставшие глаза, в сотый раз за прошедшие несколько дней перечитывая один и тот же отрывок.
  Он наткнулся на него в древнем летописном своде, составленном ещё во времена до принятия народом Междуречья фейдуанства, и с тех пор отрывок не выходил у Остромысла из головы. 144 год, если переводить эту дату на современное исчисление, то получится примерно за тысячу лет до рождения пророка Фейдуана. То есть, на заре мира, когда ещё не существовало Вольнограда и Торг-града, когда ройльенейго под предводительством пророка ещё не вышли из пустыни, когда поляне ещё не свергли своего князя и приморцы не ограничили власть своего, когда дуболяне ещё не перенесли столицу в Новоград.
  По описанию, Волчья Зима, которая наступила в 144 году, очень походила на то, что творилось сейчас. Снег лежал почти круглый год и стаивал только к середине лета, чтобы через недолгое время снова замести землю. В небе сплошной пеленой висели тучи, отгораживая людей от солнца. Волчьи наездники лавиной хлынули на юг, уничтожая всё на своём пути.
  - И ты думаешь, что у тогдашних событий и теперешних одна причина? - спросил Листокудр Мовен. Остромысл усмехнулся.
  - Предлагаю вам вынести на следующий Совет такое название - Вторая Волчья Зима. Звучит внушительно, не правда?
  Его собеседник только покачал головой.
  Многопочтенный Листокудр был единственным из Сорока, с кем Остромысл мог обсудить свои мысли. Даже его отец, многопочтенный Зелолеп Дубовид, воспринимал увлечение сына науками, как неизбежное зло, как врождённую чудинку, с которой приходится мириться. Но Листокудр понимал его. Он жертвовал вместе с ним серебро на благоустройство книгохранилища, он поддержал его в Совете, когда Остромысл предложил потратить часть казны на скупку древних свитков.
  - Но такой большой промежуток времени... - с сомнением протянул Листокудр, заглядывая Остромыслу через плечо на отрывок, который тот только что ему зачитал.
  - В том-то и дело! - Остромысл порывисто вскочил и даже не заметил в волнении, как чуть не сбил свечу и не заехал Листокудру плечом в подбородок. - Волчья Зима случилась в ту пору, когда мир только устраивался. Возможно, её повторение означает, что мы живём на смене времён, и грядёт новый мир!
  - С погодой, ладно, - Листокудр поджал губы, явно не слишком воодушевлённый Остромысловым порывом. - Но что с волчьими наездниками? Думаешь, у их нашествий тоже, что тогда, что сейчас одна причина? И связана она с холодами?
  - Но ведь со времён Волчьей Зимы волчьи наездники ещё ни разу не нападали с таким размахом и уж тем более не пересекали Чёрную реку, так что ответ на ваш вопрос вполне очевиден. И он не настолько безумен, как кажется на первый взгляд. Волчьи наездники же живут далеко на севере, где и так всегда холодно. Вполне вероятно, с обострением морозов они просто вынуждены идти на юг, а поскольку племена они дикие, то и ведут себя соответственно...
  - Тогда Ледяная Царица получается чем-то вроде их вожака?
  - Скорее, она что-то вроде Амбы. Вы ведь знаете, кто такая была Амба, многопочтенный?
  Листокудр отрицательно покачал головой.
  - Хозяйка тигриных людей. Считалось, что она живёт вечно, постоянно перевоплощаясь, поэтому когда умирала предыдущая Амба, тигриные люди выбирали следующую из новорождённых. Она была одновременно и живым божеством, и правительницей. Думаю, Ледяная Царица для волчьих наездников - то же самое. Если верить бейричу, они называли её матерью...
  Отец рассказал Остромыслу всё, о чём говорилось на Совете. Конечно, лучше бы вышло, если бы Остромысл сам там присутствовал, но тут уж ничего не поделать. Среди Сорока не принято приводить на Совет сыновей без уважительного повода.
  - Что ж, все твои выводы звучат разумно... - протянул Листокудр. - Хотелось бы обсудить их ещё, но мне пора идти, дела не терпят, - он уже начал заворачиваться в плащ, как вдруг замер. - Чуть не забыл, собирался тебе кое-что передать. Ты же знаешь, я недавно вернулся из поместья, и там я нашёл одну вещицу, точнее, моя дочь нашла... Вот держи, тебе будет любопытно, - и он протянул ему неопрятный свиток, перевязанный грубой вервью. - Сам я туда не заглядывал, но предупреждаю, это, кажется, сказка. Впрочем, ты же любишь сказки...
  У Остромысла ёкнуло сердце. Свиток выглядел старинным, бумага истончилась от времени, того и гляди рассыплется. Хотелось развернуть его немедленно, но Остромысл сдержал порыв. Делу время, потехе час.
  Листокудр правду сказал, Остромысл любил сказки, эти пережитки древних суеверий, бессмысленной, беззаветной, ничем не оправданной любовью. Он бережно собирал истории о Друайде, о лесных девах и волшебных существах, обитающих в чаще, как золотоискатель собирает драгоценные крупицы. Но истинного знания они не давали, только видения, сладостные и преходящие, точно пение красавицы Милолики. Ни древний Друайд, ни легендарные лесные девы не могли рассказать ему правду о Ледяной Царице.
  Хоть Листокудр и назвал его выводы разумными, кое-что всё равно не сходилось. Если Ледяная Царица действительно происходит из волчьих наездников, то как тогда она получила власть над Вольноградом? Сложно поверить, что богатый и преуспевающий город просто так поклонится какой-то племенной полубогине. Но вот же она, Ледяная Царица, с лёгкостью рассылает в дары гордость вольноградцев, их драгоценные алмазы. Остромысл слышал от отца, что Морозко преподнёс Совету ровно сорок камней, по одному на каждого. Почему ей позволено такое расточительство?
  Глядя в колеблющийся огонёк свечи, Остромысл перебрал в памяти всё, что он когда-либо читал или слышал от отца о Вольнограде. Город находился на северо-востоке, там, где с кольца Зубастых гор вытекало три потока, которые, сливаясь, превращались в Чёрную реку. На месте их слияния, у начала реки, и стоял Вольноград.
  Когда-то давным-давно эти земли считались проклятыми. Древние верили, что в кольце Зубастых гор живёт какое-то зло, поэтому никто не смел там селиться да и просто ходить туда. Поляне даже возвели на западной границе Раздолья великую стену, между собой и обителью зла. Они же первыми и начали, когда суеверие ослабло, ссылать на проклятые земли убийц, воров, бродяг, нищих, насильников, попрошаек, безумных и просто неугодных людей. Потом эту славную традицию подхватили и остальные народы: еличи, бейричи, приморцы, огнияне, дуболяне...
  Так некогда пустынные земли наполнились людьми. И вырос Вольноград, чьи жители стали осваивать Зубастые горы, страх перед которыми уже давно забылся...
  На этом заканчивались сведения, подчерпнутые Остромыслом из книг. Современность всегда увлекала его гораздо меньше, чем прошлое, чем истории, у которых есть завязка и развязка, истории, записанные на бумаге. Но Остромысл родился наследником дома Дубовидов, ему предстояло стать одним из Сорока, поэтому он не мог позволить себе роскоши пренебрегать настоящим и старательно запоминал всё, что отец ему рассказывал.
  По рассказам отца выходило, что странности в Вольнограде начались ещё до нападений волчьих наездников, почти двадцать лет назад. Естественно, поначалу никто не придал им значения. В 865 году от рождения Фейдуана новым государем был избран Красношер, ныне действующий правитель, брат Темношера из Срединного царства. За несколько лет до его прихода к власти городские врата захлопнулись для всяких сношений с окружающим миром.
  Запустив руку в волосы, Остромысл стал ходить взад-вперёд мимо полок. Здесь, в ровных рядах, лежали все его сокровища: летописи, гербарии, богословские сочинения, описания редких животных, дневники покойных путешественников, заумные трактаты о силе притяжения, схемы устройства механизмов и даже колдовские свитки. Остромысл был главным покровителем новоградского книгохранилища, поэтому местные служители поклонялись ему больше, чем пророку. Ему позволили завести в подвале собственные покои, где он складывал все интересовавшие его книги и где даже главный хранитель не осмеливался беспокоить его.
  И здесь, в этих покоях, он проводил часы в поисках ответа на вопрос, кто такая Ледяная Царица.
  Загвоздка крылась в том, что он не нашёл упоминаний даже об этом титуле. Ледяная Царица определённо была связана с Вольноградом и волчьими наездниками. Но в Вольнограде отродясь не правили цари, а о волчьих наездниках вообще хранилось мало сведений. И теперь Остромысл даже не знал, какую книгу взять следующей.
  Может быть, хватит на сегодня? Он снова сел к столу, где в круге света лежал свиток, подаренный Листокудром, нераскрытый, манящий. Почему бы не прочитать на ночь сказку, а потом отправиться домой, выпить вина и посидеть перед очагом, грезя о лесных девах? Забыться и ни о чём не думать до самого утра...
  Решившись, он придвинул к себе свиток и развязал верёвку. Но едва его взгляд упал на заголовок, как в груди затрепетало. Что за поразительное совпадение?! И пусть это всего лишь сказка, вымысел, но, похоже, вымысел, основанный на действительных событиях. Остромысл поправил свечу и с жадностью стал читать.
  Сказание о Волчьей Зиме
  Произошло это в 144 году от сотворения дуболян из желудей Друайдом. В том году лиса, которая ездит верхом на голодном волке, не захотела уходить. И назвалась она Ледяной Царицей, и сказала, чтобы все народы поклонились ей...
  Остромысл вздрогнул. Теперь совпадение было чересчур поразительным. Сколько дней он искал в книгах упоминания о Ледяной Царице, всё без толку, и вот так случайно нашёл, и где? В сказке!
  Холод царил по всей земле. И бродили волчьи наездники и ледяные великаны, и убивали тех, кто отказался поклониться лисе, Ледяной Царице. Когда приплыла с востока свинья в золотой лодочке, лиса убила её и спрятала тело в хрустальном гробу, чтобы весна не наступила. Потом украла она козу от козла с её орехами калёными и заставила завесить хмарью всё небо. Хоть силён был козёл, хоть боялись его голодный волк и ледяные великаны, не мог он в одиночку победить лису.
  Много страдали дуболяне от той лисы. Тогда молвил великий Друайд детям своим, идите к царице, что от крови Ярведы, идите к сестре её, Амбе, дочери двух огней. Пусть призовут кошку на златогривой кобыле, пусть споёт кошка голосом петушиным. И пусть спляшет кошка с дочерью своей Амбой огненный танец...
  На этих словах свиток обрывался. Дальше, очевидно, шёл рассказ о победе над лисой и об окончании Волчьей Зимы. Остромысл запустил руки в волосы, чувствуя, как нарастает волнение.
  Лиса верхом на волке, свинья в золотой лодочке, козёл с козой и с калёными орехами и кошка на златогривой кобыле, которая поёт петушиным голосом - все эти персонажи были Остролисту знакомы! О них пела Милолика тем вечером в доме Кордера. Огниянка Милолика, которая бежала из Срединного царства. Далее, Друайд из сказки послал дуболян к "царице, что от крови Ярведы". То есть к царице огниян, царице Срединного царства, прямому потомку их первой легендарной царицы Ярведы! И к Амбе, хозяйке Чуй-леса, который тоже числится среди земель Срединного царства...
  Остромысл ворвался в комнату старенького хранителя, едва не доведя его до припадка.
  - Мне срочно нужна ваша помощь! - закричал он с порога. - Соберите мне все летописи, все сказки, былины, легенды и предания, особенно те, где повествуется о событиях двухтысячелетней давности, и те, что связаны с огниянами и Срединным царством!
  Утро встретило его взлохмаченным, осоловевшим, с мешками под глазами, скорчившимся над столом. Улов был негуст, но всё же Остромысл нашёл ещё несколько описаний Волчьей Зимы, и в одном из них ясно говорилось, что Волчьей Зимой правила Ледяная Царица. Повергнуть её удалось лишь общими усилиями огниян и еличей. И снова отсылка к Срединному царству...
  Измученный хранитель без конца уверял Остромысла, что больше книг, которые могли бы помочь ему, не осталось. Возможно, в новоградском книгохранилище им попросту неоткуда было взяться. Как ни крути, чтобы добыть новые сведения, Остромысл видел лишь одну возможность. Поговорить с Милоликой.
  Тусклый серый свет на улице во сто крат усиливал общее впечатление убожества страдающего от недоедания города. Лица людей были хмурыми, как небо над их головами. Только дети по-детски радовались жизни. Многие из них родились уже в мире без солнца или были слишком малыми, когда последний раз его видели, чтобы запомнить.
  По дороге к дому Кордера Остромысл думал о том, что произошло в Срединном царстве за последние несколько лет.
  Власть на этой земле ещё со времён первой царицы Ярведы передавалась по женской линии. Правителем становился тот, кто женился на царевне, дочери предыдущей царской четы. Конечно же, её рука доставалась только избранному, победившему своих соперников в суровых испытаниях. В древности бывшего царя сразу после венчания приносили в жертву, и новый восходил на трон. Но с течением времён жестокий обычай угас, и теперь новому царю приходилось дожидаться естественной смерти старого.
  Последнюю царевну-наследницу огниян звали Лилейной, красавицей она слыла неописуемой. На ней женился Темношер, брат государя Красношера из Вольнограда. Вскоре после этой свадьбы на венценосную семью пали невзгоды. Сначала царь Златомир неудачно свалился с лошади, сломав себе шею, и Темношер получил всю полноту власти. Потом, через три года, при обвале старого храма погибла царица Лилейна, так и не родив дочери-наследницы. Но положение Темношера не пошатнулось. Он женился на младшей царевне, Розе, и остался царём.
  Очевидно, под его властью огниянам пришлось совсем худо, раз девушкам, вроде Милолики, пришлось бежать.
  Добравшись до места назначения, Остромысл немного помялся перед дверью, сомневаясь, будет ли вежливо заявиться к советнику в такую рань. Впрочем, его нерешительность оказалась напрасной. Во внутренних покоях Кордера уже сидели два посетителя, причём те, кого Остромысл меньше всего ожидал здесь увидеть!
  Королевич Брануил Беловей и Велесил, глава рода Буробоков, со своим неизменным маламутом. Оба казались смущёнными и оба крайне недовольными присутствием друг друга, судя по колючим взглядам, которыми они перестреливались. Остромысл едва не расхохотался. Любой дурак догадался бы, что происходит. Конечно же, молодые люди пришли повидать не толстого скучного Кордера, а его прекрасную содержанку. И они совершенно не ожидали здесь встретиться. Но Милолика не вышла к гостям, а просить хозяина дома, чтобы он позвал любовницу, в высоком обществе было не принято.
  Что ж, Остромысл как раз собирался протянуть им руку помощи.
  - Мне нужно поговорить с вашей приятельницей, Милоликой, по важному делу, - заявил он советнику без обиняков. У Кордера отвисла нижняя губа от такой наглости, да и гости его казались поражёнными. Брануил нахмурился и смерил Остромысла уже знакомым тупым взглядом ревнивого барана.
  - И что же за дело, позвольте поинтересоваться, юный Остромысл, если это не тайна? - с достоинством спросил Кордер.
  - Никакой тайны тут нет. Я нашёл в книгах одно место, которое прояснить мне может только огниянка. Если хотите, будем говорить при вас.
  Кордер, похоже, успокоился. Наверно, решил, что такой книжный червь, как Остромысл, не способен испытывать влечения плоти. Королевича он, впрочем, явно не убедил. Но Брануил слишком горел желанием увидеть красавицу Милолику, чтобы ставить ему палки в колёса.
  - Думаю, Кордер, ничего предосудительного в этой просьбе нет, если мы все будем присутствовать при разговоре, - протянул он в жалкой попытке казаться незаинтересованным. Юный Велесил горячо закивал.
  И Кордеру ничего не оставалось, как уступить просьбам гостей. На звон серебряного колокольчика прибежала хорошенькая служанка.
  - Где госпожа Милолика? - спросил Кордер строго. Служанка подавила ухмылку на пухлых губках при слове "госпожа".
  - Она на чердаке, господин, ткёт.
  - Скажи ей, чтобы спустилась к нам.
  Служанка убежала исполнять поручение. И вот Милолика зашла в покой, бесшумно ступая по ковру босыми ногами, и словно солнце на мгновение вернулось в полутёмный мир. На ней было шерстяное домашнее платье без рукавов, застёгнутое от ворота до подола на пуговицы и открывавшее икры, фарфорово-белые, гладкие. Льняные волосы заплетены в косу. На губах - мягкая улыбка.
  - Приятно видеть вас всех, господа.
  Королевич мгновенно вскочил и поцеловал ей руку, как знатной даме, как порядочной женщине. Велесилу, судя по раскрасневшемуся лицу, хотелось поступить так же, но мальчик не решился. Остромысл ограничился сдержанным поклоном.
  - Ты же знаешь Остромысла Дубовида, дорогуша? - развязно спросил её Кордер, а царевич поморщился. - Этот молодой человек хочет, чтобы ты помогла ему с каким-то местом в книгах.
  Милолика довольно порозовела.
  - О, для меня честь быть вам полезной, господин Остромысл. Но боюсь, моих скромных знаний может оказаться недостаточно.
  - Я не собираюсь вас расспрашивать о тайнах мироздания, госпожа. Помните ту песню о доме, которую вы пели? Расскажите о ней.
  Кордер выглядел так, как будто его только что особенно циничным образом обвели вокруг пальца.
  - Песня?! - пророкотал он. - Так это и есть ваше важное дело, юноша?! Вы напустили на себя такую серьёзность, чтобы пощебетать о песнях?!
  Королевич тоже казался возмущённым, но молчал. Видно, понимал своей бараньей головой, что если бы не содействие Остромысла, не видать бы ему сегодня красотки.
  - Помолчите, - резко бросил Остромысл Кордеру. - Потом я вам всё объясню. Ну так что же, Милолика?
  - Очень лестно, конечно, что вас так увлекла моя любимая песня, господин, - ответила Милолика немного удивлённо. - Но я вроде уже рассказывала. У меня на родине её знают все. Вообще песня о доме считается детской. Я сама впервые услышала её в детстве от няни. Бабушки поют её у огня внукам, матери укачивают под неё малышей. По крайней мере, так было, пока царь Темношер не запретил.
  Когда Милолика рассказывала о запрете на песни в первый раз, Остромысл счёл это бессмысленной жестокостью. Теперь же у него в голове как будто звякнул колокольчик. Что-то здесь определённо нечисто. Может быть, Темношер не хотел, чтобы кто-то прочёл спрятанный в словах песен скрытый смысл?
  - Расскажите мне о персонажах. Что они обозначают?
  - Это просто животные, - Милолика пожала плечами.
  Остромысл ощутил укол разочарования. Может быть, он спрашивает не у того человека? Может быть, эта незамысловатая красотка, которая явно не слишком много времени проводит среди книг, не знает о существовании скрытого смысла? Но в Новограде, кроме неё, больше нет огниян. Разве что самому ехать в Срединное царство...
  А может, Остромысл просто перемудрил. Может, скрытого смысла вовсе не существует. Песня - это просто песня, и животные - просто животные, как сказала Милолика.
  Девушка будто почувствовала его разочарование.
  - Но лиса с волком считаются злодеями, - добавила она поспешно, и Остромысл навострил уши. - Особенно лиса, потому что волк всего лишь ей служит. Но даже им в доме отведено время. Все животные приходят и уходят, сменяя друг друга, снова и снова. Этот круг бесконечен. А самый любимый персонаж у огниян - кошка. Она сама не живёт в доме, но она всегда рядом, как будто следит за порядком. И именно она герой, который побеждает лису.
  - Может быть, эти животные встречаются ещё где-то? В других песнях, историях, преданиях? - с надеждой спросил Остромысл, пытаясь нащупать хоть какую-то ниточку.
  Милолика медленно покачала головой.
  - Разве что лисы. Мы не очень их любим. Огнияне верят, что лисы приносят несчастья. С ними связано много дурных примет. И есть ещё одна сказка, сказка о Волчьей Зиме...
  - Как?! - воскликнул Остромысл в волнении. - Расскажите мне о ней!
  - Ну, Волчья Зима на самом деле историческое событие, - продолжала Милолика, слегка приподняв рыжеватые брови. - В древнейшей летописи Срединного царства говорится, что Волчья Зима началась в 130 году от сотворения огниян из плодов яблони Огненной Девой. Но помимо летописной истории есть ещё сказочная. И там злодейкой, которая наслала Волчью Зиму, выступает Повелительница Лис, или, как её иногда называют, Среброкосая.
  Остромысл вздрогнул, Велесил тоже. Юный бейрич уставился на прекрасную огниянку во все глаза.
  - А герой? - хрипло спросил Остромысл. - Кто победил Повелительницу Лис в сказке?
  - Солнцева Сестра, кто же ещё? Она наша основная героиня, про неё сложено большинство наших сказок.
  Остромысл бессознательно взъерошил волосы. Слишком много совпадений! Ему нужны были ещё сведения, вот только где их взять?
  - Теперь вы, наконец, объясните, что происходит, Остромысл?! - спросил Кордер с едва сдерживаемой яростью. - Что такого важного во всех этих лисах, кошках, волчьих зимах и сказках?
  - Поддерживаю, - сказал королевич, скрестив руки на груди.
  И Остромысл поведал им всё. Все упоминания о Волчьей Зиме, которые он раскопал в книгохранилище, все свои мысли, которыми поделился с Листокудром, и все странные совпадения, связывавшие настоящее и глубокую древность.
  - Значит, вы тут пытаетесь нас убедить, что та же самая Ледяная Царица второй раз наслала Волчью Зиму? - заговорил Кордер после недолгого молчания, повисшего, когда Остромысл закончил. - По моему мнению, чушь собачья!
  - Почему же обязательно та же самая? - возразил Остромысл. - Возможно, та, кто сейчас называет себя Ледяной Царицей, тоже знает все эти истории, потому и взяла себе такое имя. Но согласитесь, её появление одновременно с возвращением Волчьей Зимы выглядит странно. Нам нужно знать больше. Госпожа Милолика, расскажите, пожалуйста, как именно описывается Волчья Зима в вашей летописи и как Солнцева Сестра победила Повелительницу Лис в сказке.
  - Простите, я не помню, - смутилась Милолика. - Совершенно из головы вылетело. Не то что бы я увлекалась книгами...
  Остромысл вздохнул. Что ж, стоило предполагать. Она и так рассказала довольно много. Даже удивительно, что девушка, вроде Милолики, вообще хоть раз заглядывала в летопись.
  - Не извиняйтесь, - вступился королевич, бросая на Остромысла свирепый взгляд. - Вы прекрасно ответили на все вопросы. Его работа рыться в пыли, а не ваша.
  Однако его поддержка, похоже, ничуть её не успокоила.
  - Я бы хотела помочь, - протянула она задумчиво. - Если бы мы были дома... В нашей столице, Граде-на-Холме, прекрасное книгохранилище, там тысячи древних рукописей! Там вы смогли бы прочитать и летописное описание Волчьей Зимы, и ту сказку, и множество других историй... Возможно, там вы смогли бы проследить связь между лисой и кошкой из вашего свитка и из моей песни, между прошлым и настоящим.
  У Остромысла аж пальцы свело от вожделения. Каждое её слово было пыткой. Знать, что где-то на земле существует такое место, блаженный сад для книжника, и осознавать, что он ни за что на свете не сможет туда попасть! По крайней мере, сейчас. Царь Темношер вряд ли разрешит Остромыслу вольготно проводить время в его книгохранилище, разгадывая загадку его Госпожи.
  - Пустые разговоры, - проворчал Кордер, которому, несомненно, давно уже хотелось выпроводить гостей. - Царь Темношер поддерживает Ледяную Царицу. Теперь ворота в Град-на-Холме закрыты для нас.
  Глаза Милолики расширились.
  - Но книгохранилище есть не только в Граде-на-Холме. Монастырь истинных правоверных! Их собрание книг, возможно даже, что и больше... И там хранятся источники настолько древние, что даже записаны не на бумаге!
  - Какая разница? - буркнул Кордер. - В столице эти книги или нет, Темношер всё равно не разрешит в них копаться.
  Его любовница сощурилась.
  - А зачем нам его разрешение?
  - Ты... - Остромысл не верил своим ушам. - Ты предлагаешь тайком прошмыгнуть через границу Срединного царства в этот монастырь?
  - Милолика, это невозможно! - закричал королевич. - Подумайте, что сделает Темношер с нарушителями!
  - Вот именно! - поддержал Кордер.
  Милолика обвела обоих холодным взглядом, потом посмотрела прямо в лицо Остромыслу.
  - Поверьте, я лучше всех здесь знаю, что это опасно, очень опасно, даже смертельно. Но не невозможно. Дайте мне карту, и я покажу вам. Монастырь истинных правоверных прячется на юго-востоке холмов, довольно далеко от столицы. Наши земли мало населены и обширны, в них много пустых мест, где можно затеряться, и Темношер не знает, что творится за каждым кустом, под каждым пригорком, между трав в степи. Господин Остромысл, если вы решитесь, если вы смелый, я проведу вас.
  В этот миг она казалась Остромыслу прекрасней всех женщин мира.
  - Я тебе запрещаю! - проревел Кордер. Милолика с достоинством вздёрнула подбородок, будто сама была царицей.
  - Но вы не вправе. Я вам не жена.
  - Так ты... так ты... - казалось, Кордер не мог подобрать слов, которые вместили бы всю бурю его негодования. В уголках его губ выступила пена. - Ты забыла, что я для тебя сделал? Хочешь променять меня на молоденького? На мальчишку Дубовидов?
  - Я ни на кого вас не меняю, я лишь предлагаю господину Остромыслу свою помощь. Так что скажите, господин Остромысл?
  Она не шутила. Она действительно готова была с риском для жизни пробраться в страну, откуда ей пришлось бежать. Остромысл подумал, что должен отказаться. Не по-мужски подвергать девушку опасности, рушить её благополучие, пускай и в роли содержанки, лишь ради своего желания. Но искушение воочию увидеть тот блаженный сад для книжников, который она так завлекательно описывало, было слишком велико.
  Остромысл не мог не поддаться. И пусть тем самым он терял своё мужество. Всё равно.
  - Я с радостью принимаю вашу помощь, госпожа. Если есть хоть малейшая возможность узнать в том монастыре правду о Волчьей Зиме и о Ледяной Царице, нельзя её упустить.
  - Сделаешь хоть шаг из этого дома, больше сюда не вернёшься, так и знай, Милолика, - голос Кордера сошёл на шипение. - И мне плевать, что с тобой будет, подохнешь ли ты с голоду или станешь уличной потаскухой!
  - Хватит! - теперь уже вспылил Брануил. - Не смейте при мне так разговаривать с девушкой! Она правильно сказала, она не ваша жена и не ваша собственность!
  Кордер побелел от бешенства. Он открыл рот, собираясь обрушиться на королевича, но вдруг резко передумал, выдохнул и, будто бы успокоившись, повернулся к Остромыслу.
  - И как, позвольте узнать, вы устроите это путешествие? Вдруг на земле Темношера вы повстречаете царских воинов? Или разбойников с большой дороги? Вам нужна надёжная охрана, не говоря уж о припасах. Многопочтенный Зелолеп согласен выделить людей и серебро?
  О том, что скажет отец, Остромысл не подумал. Его воодушевление стремительно пошло на убыль.
  - Я буду их охранять, - внезапно заговорил Велесил.
  Его слова подействовали, как ведро воды, опрокинутое в костёр. Все присутствующие замерли. Кордер, выпучив глаза, уставился на мальчика, как будто забыл, что тот вообще находится у него в доме. Королевич нелепо приоткрыл рот, а Милолика торжествующе улыбнулась.
  - Ты, вы... - наконец обрёл дар речи Кордер. - В одиночку?
  - Почему в одиночку? Рык дерётся за десятерых, - мальчик почесал маламута за ухом. - И ещё у меня есть раб, он надёжный воин.
  - Но даже так... Вас будет всего трое. На помощь Остромысла, дорогой мальчик, можете не рассчитывать. Если он когда и держал меч, то разве что в своём воображении.
  - Не волнуйтесь, я пойду с ними, - вдруг заявил Брануил. - У меня в дружине шестнадцать человек, если прибавить сюда Велесила с его рабом и собакой, то для тайного похода вполне сгодится.
  Вот теперь Остромысл удивился, так удивился, как ещё ни разу за эти полную открытий ночь и бурное утро. Мотивы юного бейрича были вполне понятны, месть, желание сделать хоть что-то, хоть как-то помочь расстроить замыслы убийцы его семьи. Мотивы Милолики тоже. Но королевича-то что заставило ввязаться? Брануил не из тех, кому есть дело до полузабытых историй и старых книг...
  - Почему, ваше высочество? - ошеломлённо спросил Кордер. Королевич пожал плечами.
  - Сухарь прав, - он кивком указал на Остромысла. - Отец отправил меня сюда узнать как можно больше. И я хочу своими глазами увидеть, что происходит на землях, которые присягнули Ледяной Царице. Тем более если есть возможность, что в том монастыре мы найдём хоть какие-то сведения, нельзя её упускать.
  Многопочтенный открывал и закрывал рот, точно рыба, выброшенная на берег. Но от него уже ничего не зависело. Решение было принято.
  
  ***
  Сегодня ночью, последней, которую она проводила в его доме, Кордер был особенно груб с ней. Милолика терпела, стиснув зубы, напоминая себе, что уже завтра она освободится, уже завтра её тело будет принадлежать только ей одной. И никаких больше старых потных толстяков. Хватит.
  Она сама толком не понимала, что заставило её подбить господина Остромысла на это сумасбродство. Проникнуть во владения Темношера, в самую их глубь, просто чтобы порыться в книгах! Нужно быть совсем безумцем, чтобы решиться на такое. Но в тот миг, когда Остромысл рассказывал о своих находках, Милолика чувствовала, будто её подхватывает и уносит поток воодушевления. Впервые кто-то, пусть и не разделял, но допускал мысль, что за вторжениями волчьих наездников, холодами и хмарью, всеми невзгодами, обрушившимися на мир, таится нечто большее, чем доступно на первый взгляд.
  Колдовство существует, в этом она не сомневалась. Даже если никто из её близких не верил в него. Колдовство существует, и доказательство тому - то, что Ледяной Царице служат не люди. С тех пор как Темношер стал царём, на земле огниян поселилось зло.
  Но правильно ли она поступила? Конечно же, Милолике хотелось снова увидеть родину, проехать по степи верхом на горячем жеребце, вдохнуть запах трав. И она испытала невыразимое удовольствие, когда поставила на место опостылевшего ей толстяка Кордера и показала ему, что не нуждается в его подачках. В конце концов, она и сама из древнего рода. Она появилась на свет не для того, чтобы унижаться.
  Однако дом Кордера дарил безопасность. Старик приютил её с Сечей, кормил и одевал их. Он ввёл Милолику в высший свет Новограда, благодаря ему она познакомилась с королевичем Брануилом и Остромыслом. А на родине её не ждало ничего, кроме гибели. Стоит ли возвращаться туда, откуда с таким трудом удалось выбраться?
  И даже если она останется в живых, когда поход закончится, что делать дальше? Кордер уже не примет её обратно, этот мост Милолика сожгла. Захотят ли Остромысл или Брануил помочь ей?
  Пожалуй, она бы согласилась стать любовницей королевича.
  Сечу, в отличие от неё, не терзала неуверенность. Милолика знала, что её верная подруга была просто счастлива покинуть дом того, кто, как ей казалось, не заслуживал права касаться её госпожи. Едва услышав новости, Сеча тут же приступила к сборам. Она завязала в удобные узлы всё, что нужно для похода: одежду, кое-что из еды, бинты на случай и разные мелочи, без которых не обойтись девушке.
  Большинство из подарков Кордера, оплаченных им дорогих платьев и украшений, Милолика решила оставить, хоть и понимала, что стоит ей выйти за порог, и они пропадут для неё навсегда. Более здравомыслящая Сеча убеждала передумать, обменять хотя бы часть драгоценностей на монеты, но гордость помешала Милолике внять совету. Она покинет дом своего покровителя в том же, в чём и пришла, и возьмёт из его имущества лишь самые скромные вещи.
  И, конечно же, она возьмёт с собой то, что принесла с родины. То, что принадлежало ей.
  - Здорово, что мы возвращаемся домой, правда, госпожа? - сказала Сеча, любовно полируя клинок, который уже больше года пролежал, полузабытый, прячась в сундуке под грудой тряпья. Её длинная тёмно-рыжая коса толстой змеёй спускалась по груди. - Я всегда говорила, что здесь, среди этих желудёвых людей вам не место.
  - Но мы не можем там остаться, - Милолика попыталась слегка остудить её радость, чтобы не пришлось потом разочаровываться. - Мы всего лишь проводим господина Остромысла к монастырю, и тут же повернём обратно. Никто не должен нас видеть.
  - Я понимаю, - Сеча беззаботно пожала плечами. За ней не водилось привычки заглядывать далеко в будущее, что очень упрощало жизнь. Милолика даже завидовала ей иногда.
  А вот сама она никак не могла удержаться от мыслей. Воспоминания и мечты следовали друг за другом, сталкивались и сливались, наполняя разум видениями. Картины родных мест, которые так дороги были когда-то её сердцу, стояли перед глазами.
  Она видела великую Чёрную реку, настолько широкую, что её мутные воды смыкались с небом. Видела, как белеют на берегу стены Града-на-Холме, как блестит под солнцем Златоглавый Чертог. Видела уютные деревушки среди холмов, крестьян, выращивающих лён или разводивших сады. И бескрайний простор степи, по которому паслись кони.
  Если огнияне чем и гордились, так это лошадьми. Больше даже, чем Градом-на-Холме и Златоглавым Чертогом, больше, чем музыкой, театром и искусством своих прядильщиц. Милолика вспомнила, как они с Резвоногом объезжали табуны его отца годы назад. Ей тогда едва исполнилось пятнадцать. Она была почти ребёнком, влюблённым и счастливым, и будущее казалось ей прекрасным, несмотря на то что тучи уже затянули небо. В тот день Резвоног подарил ей лошадь, ладную гнедую кобылку, которую сам же и назвал Егозой.
  Меньше года спустя он погиб, не пройдя последнего испытания. А Милолика вышла замуж вовсе не за того, кого любила.
  С тех пор началась пора страха. Дни, полные теней, шепотков по углам, усиливавшейся непогоды и тёмных глаз мужа, из которых на неё смотрел зверь, притворявшийся мужчиной. Зверь, задающий один и тот же вопрос, не знает ли она, куда делась Амба.
  - Если, как ты говоришь, после смерти старой они всегда выбирали новую, то почему перестали?
  - Понятия не имею! Я нашла тебе эти донесения двухсотлетней давности. Последнюю Амбу убили степные разбойники, когда она ехала с посольством в Западный Ройльенейго. Чего ещё тебе нужно?! - однажды она не удержалась от вспышки. Тогда он ударил её, больно, но без злобы, без раздражения, хладнокровно показывая свою власть.
  Ещё Милолика стала бояться лис. Раньше она никогда не видела этих животных в стенах города, а теперь ей казалось, будто она натыкается на них повсюду. Горожане талдычили что-то о том, что лисы голодают, как и всё зверьё в нынешние времена, и ищут отбросы, но Милолика не верила. Ей казалось, будто тощие рыжие твари следят за каждым её шагом, подмечают всё, что она делает, куда она ходит, с кем говорит.
  А потом, когда страх стал совсем уже невыносимым, у неё родилось подозрение, что её хотят убить. Что она мешает мужу. Он часто смотрел на неё с неприязнью, иногда замахивался, даже бил, хотя одно его присутствие пугало сильнее любых ударов. И с каждой ночью в ней крепла уверенность, что ему не нравится касаться её почти настолько же, насколько это не нравится ей. Милолика старалась быть покорной. Старалась не влезать в его дела, не мешать ему, но у неё плохо получалось. Он видел, что она догадывается о его сущности, и это злило его.
  И тогда Милолика бежала. Вместе с преданной Сечей.
  Теперь же она зачем-то решила вернуться. И её разрывало между почти животным ужасом и горячим желанием снова повидать родные места, хотя бы малую их часть, где познала она столько горя и счастья. Степь, где когда-то скакали они с Резвоногом, далеко оставив слуг, наедине с целым миром. Холмы, где играли они с Сечей в детстве. И монастырь, хранилище древних легенд её народа...
  Тот самый монастырь, куда удалилась после смерти мужа её мать. Где доживала свои дни в одинокой келье женской башни её бабушка. Милолика не собиралась показываться им на глаза. Встреча принесёт не радость, а горе, когда они узнают, кем она стала. Она уже решила, что проводит Остромысла и потом спрячется где-нибудь, пока они не двинутся в обратный путь. Но мысль о том, что она будет рядом с родными, пусть и невидимо, пусть и ненадолго, всё-таки грела.
  "В этот раз нас будет много", - повторяла про себя Милолика в мгновения слабости, когда ужас брал верх. Её верная Сеча, господин Остромысл, тот милый мальчик-бейрич Велесил и, конечно, королевич Брануил. Они все будут рядом с ней, они все согласились идти. Их смелость победит даже силы зла, которые с недавних пор властвовали у неё на родине.
  Милолике хотелось в это верить.
  
  ***
  Остромысл, нахмурившись, разглядывал карту, которая в разложенном виде занимала большую часть длинного стола, потеснив пузатые кружки. Он был настолько погружён в своё занятие, что даже не замечал назойливого запаха, пропитавшего весь общий зал на постоялом дворе. Пахло тушёными грибами, какими-то гнилыми овощами и выпивкой. Дружинники королевича громко переговаривались за соседними столами, стучали костями и время от времени разражались хохотом, но даже это не отвлекало его.
  Рядом сидели королевич Брануил и Милолика. Сегодня днём прекрасная огниянка вместе со своими вещами и прислужницей перебралась от любовника на постоялый двор, где проживал со своей дружиной королевич. Вещей она взяла удивительно мало, но вот служанку Остромысл предпочёл бы, чтобы она оставила. Всё-таки не очень мудро тащить с собой в опасный поход лишних женщин. И Милолика не невинная девушка, которой стыдливость не позволила бы находиться без спутницы в мужском обществе.
  Вслух он этого, конечно, ей не сказал.
  - Вот здесь, - Милолика постучала изящным пальчиком по карте, ещё раз объясняя непонятливому Брануилу. - Монастырь прячется здесь, на юго-востоке холмов, у края Чуй-леса. Раньше на его месте было древнее святилище Солнца, но потом, когда огнияне приняли фейдуанство, святилище отдали монахам.
  Остромысл прошёлся взглядом по их предполагаемому пути.
  Главный город дуболян, Новоград, стоял у слияния двух рек. Сонная река, что текла с запада, с Закатных холмов, через Друайдов лес и потом через равнину, вливалась в Бурнопенную, берущую начало с Золотых гор и впадающую в Чёрную реку. Соответственно самый удобный путь до Срединного царства был по воде. Из Новограда по Бурнопенной до Торг-града, а дальше по Чёрной реке вдоль берега до Града-на-Холме.
  Так обычно дуболяне и путешествовали в столицу огниян. Но сейчас отряду Остромысла именно Града-на-Холме следовало остерегаться. Поэтому путь их лежал на восток, вдали от великой Чёрной реки, что делила всю карту на две половины, через степь. Более сложный и более безопасный.
  Когда он озвучил эти соображения для остальных, Брануил свёл брови.
  - Пешком такая дорога займёт кучу времени, - он прочертил по степи пальцем. - Нет ли возможности достать лошадей?
  Остромысл знал, что сам королевич и его люди приплыли в Новоград по Бурнопенной. Он и хотел бы ответить утвердительно, но с лошадьми у дуболян в последние годы было туго. Сами они их не разводили, закупали у Западного Ройльенейго или, те, кому хватало золота, у Срединного царства. Но последнее время купцы из Западного Ройльенейго поставляли плохой товар по непомерным ценам, а купцы из Срединного царства и вовсе разорвали с Междуречьем все торговые отношения.
  Что ж, несомненно, этого стоило ожидать.
  - Отец обещал предоставить двух вьючных лошадей, - ответил он с сожалением. - Но на большее рассчитывать не приходится. Ещё я возьму с собой слугу.
  Брануил скрестил руки на груди и смерил Остромысла неожиданно проницательным взглядом, на который, как Остромыслу раньше казалось, королевич был совершенно неспособен.
  - Ему не понравилась твоя затея, да?
  Остромысл вздохнул. Хоть ему и не хотелось признаваться Брануилу, отец действительно не пришёл в восторг. А если точнее, он повёл себя почти как многопочтенный Кордер.
  - Я запрещаю! - повторял он на грани крика. - Тащиться в какой-то монастырь в Срединном царстве, которое поддерживает Ледяную Царицу, и за чем? - за книгами! Что за нелепость!
  - Это не нелепость, - устало объяснял ему Остромысл. - Если мы узнаем, как наши предки победили Ледяную Царицу...
  - То что? - отец заговорил спокойнее. - Послушай, сынок, я понимаю твою жажду познания. Ты мне не веришь, но это правда. И я не против, чтобы ты изучал книги здесь, в Новограде. Быть может, мы действительно переживаем Вторую Волчью Зиму. Быть может, сказки не врут, и в прошлом миром уже правила Ледяная Царица. Но даже если ты узнаешь, как наши предки её победили, принесёт ли это пользу сейчас? Прошлое есть прошлое. Оно так и называется, потому что давно прошло. Сейчас иные времена.
  - Пророк Фейдуан говорил, что времена повторяются, - упрямо возразил Остромысл. - И если мы забываем прошлое, мы теряем будущее. Ты же веришь в слова пророка?
  Отец смутился.
  - Конечно, я верю. Ты знаешь, я примерный фейдуанин. Но... всё равно успех твоего предприятия не стоит такой опасности. Что будет, если люди царя Темношера поймают вас? Тебя могут убить!
  - Значит, я умру. Иногда стоит поставить жизнь на кон ради знания.
  - А как же твоя мать? Это разобьёт ей сердце!
  Но Остромысл был непреклонен. И отцу нехотя пришлось уступить.
  Делиться этим разговором с королевичем он, однако, не собирался. Его вообще до сих пор удивляло, что сей отпрыск древнего дома Беловеев решил присоединиться к их скромному походу. Неужели ради Милолики? Вряд ли. Брануил всё-таки сын короля. Он знает, где следует остановиться в своей страсти к женщине.
  Впрочем, какими бы мотивами он ни руководствовался, Остромысл счёл, что им повезло. Скорее всего, королевича с детства воспитывали как воина, и меч он взял в руки едва только вылез из колыбели. Из Брануила получится лучший предводитель отряда, чем из Остромысла.
  - Отец даёт нам двух лошадей и слугу, - повторил он. - И я считаю, что этого вполне достаточно. Лошади сейчас дороги, а брать лишних людей не стоит, если мы не хотим, чтобы нас заметили.
  - Как скажешь, приятель, - хмыкнул Брануил.
  
  ***
  Когда тощая спина Остромысла скрылась за дверью, они с Милоликой ещё долго сидели над картой, обсуждая путь. Искоса поглядывая на девушку, Брануил любовался тем, как переливаются белые и розовые цвета на её коже, как падает на нежные щёки тень от ресниц. При свете очага, среди закопчённых стен и грязных столов общего зала она казалась существом из иного мира, небесной жительницей, произведением искусства, скорее, чем живой женщиной, как те статуи, что украшали Хвойный Приют.
  Мысль о том, что она бросила толстяка Кордера, переполняла его ликованием, как и мысль, что теперь в течение многих дней похода они будут вместе. Не совсем вдвоём, конечно, ведь с ними идёт вся его дружина, и Остромысл, и бейричи, наедине тут не останешься, но всё же он сможет видеть её каждое утро и каждый вечер, заботиться о ней, защищать. А в том, что она нуждалась в защите, Брануил не сомневался. Если бы он не вызвался сопровождать её с Остромыслом и этим мальчишкой Велесилом, если бы они отправились только втроём, все трое бы сгинули.
  Отец будет в ярости, когда узнает. Он ясно приказал Брануилу не вмешиваться в чужие дела, возвращаться домой сразу же, как поговорит с Советом. И вряд ли его убедят в необходимости похода невнятные предположения о том, что в каком-то огниянском монастыре могут храниться сведения о Ледяной Царице почти двухтысячелетней давности.
  Брануил вздохнул. Он прекрасно отдавал себе отчёт, что нарушил отцовскую волю. Но кое-что его беспокоило. Вспоминая отца, он вспоминал их тронный зал на праздник летнего солнцеворота, смертоносный поцелуй Морозка и слова своего четвёртого брата, Бурегона, которые в последнее время всё чаще звучали в ушах:
  - Что он имел в виду, когда сказал, что она знала самого Беловея?
  Может быть, в том огниянском монастыре Брануил с помощью Остромысла сумеет найти ответ на этот вопрос.
  - Вы мрачно выглядите, мой господин, - позвала его Милолика нежным голосом. - Уже передумали?
  - Что? - Брануил выплыл из своих грёз. - Нет, ни в коем случае! Я просто потерялся в мыслях, моя госпожа. Ещё столько всего нужно подготовить к походу. Вы же не подозреваете меня в трусости?
  - Нет, - в уголках её губ притаилась лукавая улыбка. - Я была очень рада, когда вы сказали, что идёте с нами. Вы очень смелый, совсем как господин Остромысл.
  - Ну спасибо, - пробормотал Брануил. Сравнение с этим книжным червём неприятно кольнуло его. Девушка будто почувствовала его недовольство, потому что тут же добавила:
  - Рядом с таким отважным воином сам царь Темношер нестрашен.
  А вот от этих слов сердце растеклось у него в груди.
  Милолика немного помолчала, потом неуверенно заговорила снова:
  - Можно задать вам один вопрос?
  - Спрашивайте, сколько пожелаете, госпожа моя.
  - Хорошо. Только предупреждаю, он немного... смешной. Вы... господин Брануил, вы верите, что наши враги могут владеть колдовством?
  Брануил вспомнил рогатых существ, грозовых великанов, как уверяла охваченная суевериями столичная чернь, которых не брали ни мечи, ни копья, ни стрелы. Вспомнил Морозко и рассказ Велесила на совете.
  - Пророк Фейдуан говорил, что власть Незримого безгранична, - осторожно начал он. - Как вы считаете, госпожа Милолика, Незримый смог бы наслать на нас холода, завесить тучами небо и сотворить существ, которых нельзя убить?
  Милолика нахмурилась, будто не совсем понимала, куда он клонит.
  - Конечно. Если его власть действительно безгранична. То есть вы придерживаетесь мнения проповедников, что все наши бедствия посланы нам Незримым в наказание за какие-то наши грехи?
  - Нет, вовсе нет. Я только хотел сказать, что истинные фейдуане, те, кто верят в Незримого, должны принимать на веру существование сверхъестественных сил. Он и пророка своего наделял силой. Как пишут в священных книгах, по одному слову Фейдуана стихали пустынные бури и начинался дождь. Но если существуют силы благие, силы Незримого, то почему бы не существовать силам зла? Если есть Созидатель, почему не может быть Разрушителя?
  - Иными словами, вы верите в колдовство, - кивнула Милолика. Казалось, это открытие её в чём-то успокоило. - Неужели вы такой ревностный фейдуанин? Никогда бы не подумала.
  - Я кажусь вам настолько испорченным?
  Милолика пожала плечами, и Брануил усмехнулся. Он действительно не слишком строго придерживался заповедей пророка. Умеренность, любовь к ближним, чистота - его бедным наставникам так и не удалось привить ему эти прекрасные черты. Но Милолике-то грех жаловаться. Более чистый человек, чем он, отшатнулся бы от неё, как от прокажённой.
  - Не то что бы я был ревностным фейдуанином... Скорее, это дело привычки. Я королевский сын, мы должны подавать пример своим подданным, поэтому в детстве меня заставляли часами простаивать в храме Незримого. Ну а вы, моя прекрасная госпожа? Вы чтите пророка?
  - Когда-то мои отношения с ним были похожи на ваши, - Милолика улыбнулась. - В детстве меня тоже воспитывали как примерную фейдуанку, постоянно водили в храм. И я привыкла к этому. Я молилась, ставила свечи, не особенно задумываясь, верю ли я. А потом... потом случилось одно событие. И мне было очень страшно. Я стала молиться, молиться по-настоящему, я просила Незримого защитить меня. Но ни он, ни дух пророка так и не ответили мне. Более того они позволили, чтобы в священном храме молились недостойные, звери в человечьем облике! - её голос неожиданно запылал ожесточением. - Теперь я больше не знаю, верю ли пророку вообще!
  У Брануила, пока он слушал её исповедь, стало тяжело на сердце. Какие ужасные испытания, должно быть, ей пришлось пережить! И ведь она такая хрупкая, очевидно, девушка из хорошей семьи. Как бы он хотел в это мгновение, чтобы они познакомились раньше, чтобы он мог уберечь её!
  - Вы говорите о том, почему вам пришлось бежать из Срединного царства, моя госпожа?
  Милолика покачала головой.
  - Мне бы не хотелось ворошить эту мрачную повесть. Может быть, когда-нибудь я вам и расскажу. А сейчас, пожалуйста, позвольте мне пойти наверх отдохнуть.
  - Не пообедаете ли со мной сначала? Конечно, обеды здесь скудные...
  Она прервала поток его речи движением руки.
  - Благодарю, но я не голодна.
  Брануил почти проклинал себя за то, что вспугнул девушку расспросами. С другой стороны, ему льстила её мимолётная откровенность. С тоской и желанием он смотрел, как она плавно пробирается между длинных столов к выходу из общего зала. Её служанка-огниянка, Сеча, последовала за ней.
  Едва обе скрылись за дверью, как дружинники стали перебрасываться грубоватыми шутками. Шныга протяжно свистнул. Брануил знал, что к наличию женщин в отряде они относятся совсем иначе, чем он. И если с Милоликой, как с проводником до места назначения, они смирились, то появление её служанки вызвало волну бурного недовольства.
  Брануилу и самому не понравилась эта девица. Заявилась на их постоялый двор в мужском наряде, с длинным тонким мечом за спиной в потёртых ножнах. На кой, разрази её гром, девчонке сдался меч? Вряд ли она даже знает, какой стороной его держать. А выражение на неподвижном краснокожем лице такое надменное, будто и сам Брануил, и все его молодцы и в подмётки ей не годятся.
  В общем, девчонка прямо напрашивалась.
  Разумеется, Брануил строго-настрого запретил своим ребятам даже пальцем касаться их прелестных спутниц. Но он не обольщался, никакие самые суровые его запреты не удержат воинов от обычной грубости, от слов и жестов. Тем более что слухи о Милолике, как о чуть ли не главной блуднице Новограда, уже достигли их ушей. И если Милолику Брануил был полон решимости оградить от любых оскорблений, то этой Сече придётся самой о себе позаботиться.
  - Горен, принеси бумаги и туши! - кликнул он одного. Нужно было написать отцу.
  Дружинник бросился исполнять поручение. Вместе с ним к столу с разложенной на нём картой подошли Громмен и Вейин.
  - Значит, это - правда, господин? Вы действительно не передумали? - спросил Громмен. Остальные сразу притихли и повернули головы в сторону Брануила, готовые слушать.
  - С чего вы взяли, что я должен передумать? - сердито буркнул Брануил, обмакивая кисточку в тушь. Ему не очень хорошо давалось искусство излагать свои мысли на бумаге, поэтому необходимость писать всегда доводила до раздражения.
  - Но ведь вы сказали сначала, что мы возвращаемся домой, - возразил Громмен осторожно, зная эту его особенность. Громмен служил вместе с Брануилом ещё в дружине у дяди, учил его держать копьё и меч, давал советы и был единственным, кому Брануил дозволял оспаривать свои решения. Чем Громмен сейчас и воспользовался.
  - Обстоятельства изменились.
  Громмен смущённо пожевал губами.
  - Когда мы плыли сюда, вы сказали, что король посылает нас только поговорить с дуболянскими советниками.
  - Король послал нас разузнать как можно больше о Ледяной Царице и её присных. Поэтому мы идём в Срединное царство, там могут найтись сведения, которых здесь нет.
  На этих словах дружинники зашептались. Громмен стал жевать губами ещё более смущённо.
  - Хорошо, если так. Ребята недовольны, но коли оно нужно для дела, то мы смиримся. Позвольте только задать вопрос, господин. Правда ли это, что... - верный дружинник запнулся. - Ходят слухи, что вы подпали под чары продажной женщины
  Брануил вздрогнул. Обращение к отцу в начале письма скрылось под жирной кляксой.
  - Не смей так говорить о ней! - рявкнул он, вскакивая. Шёпот смолк. Громмен побледнел и отшатнулся, а широкий рот Вейина перекосила недобрая усмешка.
  - Вот вы и признались, ваше высочество, - пробормотал он ехидно. Брануил бросил на него свирепый взгляд, но Вейин невозмутимо поднял руки. - Заметьте, никто здесь никаких имён не называл.
  Брануил сдержал порыв ударить его, чувствуя, что коротыш прав. Действительно, имени Милолики не прозвучало, и своей вспышкой Брануил только подтвердил нелепое и оскорбительное обвинение. Он попытался взять себя в руки.
  - Во-первых, ни под чьи чары я не подпадал, - сказал он веско, обводя воинов суровым взглядом. - Во-вторых, среди моих знакомых женщин продажных нет, и если кто-нибудь ещё раз назовёт так девушку, которая попала в беду, то он за это ответит. В-третьих, мы идём в тот монастырь в Срединном царстве, потому что таково моё решение. Или кто-то хочет ослушаться?
  Ответом ему послужило угрюмое молчание. Дружинники все, как один, опустили головы, и только Громмен с Вейином встретились с ним взглядом, Громмен - почтительно, Вейин - дерзко.
  - Ни у кого из нас и в мыслях не было, - пробормотал наконец Громмен. - Я только хотел предупредить, что дорога будет дальней и трудней. И в степи, говорят, сейчас неспокойно. Не стоит пускаться в такой путь сгоряча.
  - Без тебя знаю, - отрезал Брануил.
  Громмен поклонился и отошёл, воины вернулись к прерванным занятиям, но Вейин остался. Плюхнувшись на скамью рядом с Брануилом, он по привычке положил на колени свой боевой молот и стал рассеянно его поглаживать. С этой своей игрушкой, единственным напоминанием о прошлой жизни, до встречи с Брануилом и его дружиной, Вейин не расставался.
  - Чего тебе? - спросил Брануил Вейина, комкая испорченный лист бумаги и раскатывая свежий.
  - Н злитесь, господин. Мне нет дела до вашей дамы, Громмен завёл этот разговор, не я. Я вообще собирался спросить о другом.
  - И о чём же?
  - Вы сказали, мы идём в монастырь за книгами. Значит ли это, что нам не нужно сражаться?
  Брануил задумался, пытаясь одновременно изящно построить фразу на письме и решить, что ответить Вейину.
  - Цель нашего похода не в сражении, но монастырь находится на вражеской земле, поэтому всё возможно.
  Вейин в очередной раз нежно, будто лаская женщину, провёл подушечками пальцев по затейливой резьбе, украшавшей молот, потом отставил в сторону. Брануила до сих пор удивляла сила, скрывавшаяся в этом низкорослом теле. Как-то раз Шныга с Кошем попросили у Вейина разрешения на спор помахать этой громадиной и потом целый вечер охали и ходили, скрючившись.
  - Тогда кто враги? Огнияне?
  - Да, если они верны царю Темношеру, - Брануил почесал концом занесённой кисточки щёку. - Потом люди из Западного Ройльенейго, некоторые отряды иногда разъезжают довольно далеко от столицы, поэтому первое время мы запросто можем с ними столкнуться.
  - Мы же проплывали через Западный Ройльенейго по пути сюда, - нахмурился Вейин. - Вас даже позвали во дворец к ихней ройлье.
  - Кто знает, как они поведут себя сейчас. В нашу последнюю встречу я не стал скрывать от Снегурды, что не желаю кланяться её госпоже. Ну и наконец, не стоит забывать о разбойниках, которыми всегда кишит степь.
  Вейин ухмыльнулся во всю ширину плоского рта.
  - К разбойникам мне не привыкать.
  - Хотелось бы, чтобы остальные думали так же, - сухо отозвался Брануил. Скатав кое-как законченное письмо в свиток, он приложил нагретую над свечой печать и снова подозвал Горена. - Поезжай в Кральград и передай это лично в руки его величеству. Рекой не пользуйся. Я оставлю тебе перстень, купи на него лошадь, хоть какую-нибудь клячу, если удастся. И постарайся держаться подальше от Ройльенейго.
  - Слушаюсь, господин, - отчеканил молодой боец, но лицо его ясно отразило досаду.
  Горен был самым юным в дружине, вчерашний мальчик, не старше Велесила, из дворянской семьи, его отец и сам служил воином. Поэтому, когда Брануилу пришлось решать, кого исключить из опасного похода, чтобы доставить королю необходимые объяснения, выбор естественным образом пал на него. Но сам Горен, похоже, не считал свою долю завидной. Выражение на его лице, пока он прятал письмо с перстнем в кошель на поясе, красноречиво заявляло, что он хочет отправиться с остальными и принять участие в настоящих битвах.
  Возможно, Брануил погорячился, когда после разговора с Громменом хотел уже объявить своих молодцев трусами.
  - Просто вы уже дали приказ собираться домой, вот они и настроились, - сказал Вейин, будто прочитал его мысли. Брануил вздохнул.
  - Не ожидал я, что мои бравые еличи, моя дружина, которую я так тщательно подбирал, окажется привязана к печам и бабским юбкам.
  - Конечно, привязаны, как иначе? - пожал плечами Вейин. - У Добрыни больна мать, Кош недавно завёл подружку. Но дело даже не в этом. Не стоит удивляться, если ребята жалуются, когда мы идём непонятно куда непонятно зачем, копаться в каких-то старых книжках, под руководством девчонки и дуболянского заморыша.
  - Вы идёте под моим руководством, - отрезал Брануил. Потом смерил воина пристальным взглядом. - Но тебя-то всё устраивает, я прав? Тебя не очень-то тянет вернуться домой.
  Вейин снова притянул к себе молот. Его синие глаза блеснули.
  - Вы правы, господин. Мне всё едино, что огнияне, что дуболяне, что Нагорье. Почему бы и не прогуляться?
  Другого от него Брануил и не ожидал.
  
  ***
  Ему снова снились кошмары. Запах крови, волчьи завывания, мёртвые глаза матери и холод, холод, раздирающий кожу, впивающийся острыми когтями в сердце, несущий смерть. Велесил проснулся, захлёбываясь криком.
  В комнате на постоялом дворе "Три дровосека", которую он делил со своими спутниками, Медоустом и Рыком, было темно, хотя сквозь щели в ставнях уже просачивались чахлые лучи рассвета. Влажные простыни сбились вокруг Велесила, пока он метался в беспамятстве по постели, будто птица, попавшаяся в силок. Пахло плесенью. Из темноты выплыла лысая голова Медоуста, вся в складках, и склонилась над ним.
  - Пора вставать, господин, - сказал он ласково. - Сегодня день похода. Вы же не хотите опоздать?
  Велесил немедленно вскочил и принялся впотьмах искать под кроватью сапоги. Этого дня он не пропустил бы ни за что в жизни. Он трепетал в ожидании него почти неделю, с тех пор как вызвался в доме многопочтенного Кордера сопровождать господина Остромысла с госпожой Милоликой. Жажда деятельности, жажда сражений сжигала его изнутри.
  Хоть бы на пути в монастырь им попались враги! Хоть бы парочка волчьих наездников или людей, которым хватило бесстыдства поклониться Ледяной Царице! С какой радостью он убил бы их! Сегодня впервые, после полутора долгих года, у него появилась возможность отомстить за ту роковую ночь...
  Родовые владения Буробоков, всецело принадлежавшие теперь ему одному, раскинулись по краю Мохнатого леса бейричей, довольно далеко от тех границ, которые тревожили волчьи наездники. В отличие от своих северных соседей, Буробоки не занимались оленеводством. Зимой они по старинке ходили в лес на промысел, били соболя, а летом ухаживали за пчёлами, собирали мёд и варили лучшую медовуху в округе.
  Глава рода, Веленрав Буробок, дед Велесила, был властным, но терпимым человеком. Он мягко обращался с рабами и семейными, не навязывал людям своих взглядов, если они выполняли, что должно, и не доставляли хлопот, поэтому пользовался всеобщим уважением. Сам примерный фейдуанин, он часто молился перед статуей пророка, привезённой ещё его прадедом из Приморья и водружённой в маленьком святилище возле большого дома, от которых теперь осталось одно пепелище. Но никому не запрещал он молиться и возле другой статуи.
  Та статуя, а точнее, просто деревянный столб с вырезанным наверху звериным ликом, стояла у самой кромки леса, под огромным кедром. Считалось, что лик, полустёршийся от времени и почти уже не различимый, изображает Лесного Хозяина. Охотники в семье по обычаю кланялись ему, когда шли на промысел, а молодожёны обвязывали его ленточками на любовь. Но мало кто оказывал Лесному Хозяину такое же почтение, как один из рабов, Медоуст. Два раза в год, весной и осенью, он подносил ему в дар пищу, и каждое лето увивал его венками, не забывая менять цветы. Велесила не раз удивляла такая преданность.
  - Зачем ты таскаешь ему еду, если он всё равно её не ест? - спрашивал он в детстве. Припасы, заботливо разложенные под деревянным болваном, обычно подбирали звери: мясо уносила куница, а из плошки с молоком пил ёж. Что оставалось, Медоуст собирал утром.
  - Кто знает, - отвечал старый раб, загадочно и ласково улыбаясь. - Может быть, не пристало ему самолично ходить за подношениями, вот он и посылает вместо себя животных. Или, может быть, просто прикинулся зверем, чтобы не показываться людям на глаза. Но даже если Лесной Хозяин и не ест моей еды, это не значит, что не нужно больше почитать его, потому что он всё ведает. И каждый раз, когда я делаю подношение, он вспоминает, что Медоуст - его верный сын.
  Велесил не понял тогда этих слов, понял только, что тот ёжик, которого он пнул накануне, мог быть притворившимся Лесным Хозяином, и с тех пор не осмеливался пинать ежей.
  Медоуст потерял своё имя и сделался рабом Буробоков давным-давно, ещё до его рождения. От матери с тётками, любивших посплетничать на досуге, Велесил узнал, что в молодости он был завзятым пьяницей и обожал играть в кости, но везением не отличался, поэтому постепенно проиграл всё, что имел, вплоть до своей свободы. Так он и попал в рабство. Дед Веленрав оплатил все его неимоверные долги, и с тех пор Медоуст служил Буробокам верой и правдой, сколько Велесил себя помнил.
  Так они все и жили, мирно и дружно, пока не наступила роковая ночь.
  Когда поползли первые слухи о новых набегах волчьих наездников, более жестоких и кровавых, чем прежде, об их предводительнице верхом на огромном волке и о восстании псов-хранителей, дед Веленрав не придал им значения. Отец уговаривал его взяться за оружие, не дожидаясь нападения, и вместе с соседями выступить против врага, но дед только отмахивался.
  - Пустое, - повторял он. - Пошумят, пошумят и затихнут, сам увидишь. Сколько раз они уже нападали, а наши их отгоняли!
  Но слухи не прекращались, напротив, всё усиливались. Минуло две зимы, и множество пограничных бейричских родов было вырезано, а выжившие бежали к Мохнатому лесу. Уговоры отца становились настойчивее, дед же по-прежнему стоял на своём.
  - Небось сюда не доберутся! - огрызался он сердито и в приступе раздражения распекал рабов.
  Возможно, он и чуял сердцем неладное, просто не хотел верить, так думал Велесил позднее. Не поверил он до самой роковой ночи.
  Снова наступила зима, хотя с этой облачной завесой в небе и усиливающимися холодами, она уже мало чем отличалась от весны и осени. С её приходом собаки Буробоков стали вести себя странно, все, кроме Рыка, который, как и раньше, степенно выхаживал за дедом, ожидая его приказаний. Остальные же либо беспокойно бегали по загону, либо вдруг застывали и не обращали на людей никакого внимания, даже когда те приходили их кормить. Они словно прислушивались, ожидая кого-то.
  И вот однажды мирную ночную тишину разорвал заунывный вой. Он тянулся всё выше и выше, сначала один голос, потом другой, и наконец, множество голосов сплелись в холодной волчьей песне, и эхо разнесло их по округе. Вой вторгся в сны Велесила, выдирая его из сладкого забытья, наполняя сердце безотчётным страхом. В первое мгновение Велесил растерялся. Это всего лишь бродячие волки, так убеждал он себя, содрогаясь. Нужно попытаться снова заснуть. Взрослые бейричи не бегают чуть что к маменьке, едва им померещился ночной кошмар. В то мгновение Велесил ещё не понял, что надвигается.
  Его заблуждения развеяли вспыхнувшие в доме огни и громкие голоса, а потом гулкий удар гонга. И тогда Велесил наконец догадался - стряслась беда. Он вскочил и бросился на поиски родителей. Мать, бледная и дрожащая, куталась в шерстяной платок, отец снимал со стены боевой топор. Дед, потрясая собственным топором, отдавал распоряжения, у его ног крутился верный Рык.
  - Где Медоуст? - крикнул он, когда все рабы и семейные собрались в большой горнице. Рабы переглянулись.
  - Я видел, как он побежал к лесу, когда услышал волков, - сказал один.
  - Грязный предатель! - яростно выругался отец, но дед вздёрнул руку, успокаивая его.
  - Не стоит сгоряча обвинять людей слабее тебя, - сказал он строго. - Сейчас думай только о том, как защитить семью. С теми, кто дрогнул, разберёмся после.
  Велесил восхищался и дедом, и отцом в тот миг. Спокойной уверенной силой одного и яростным огнём, кипевшим в крупном теле второго. Несмотря на страх, ему тоже хотелось сражаться, хотелось доказать, что он мужчина из рода Буробоков. Отец будто услышал его мысли.
  - Ты идёшь с нами, - велел он сыну. Мать вскрикнула.
  - С ума спятил?! Он ребёнок!
  - Ему уже четырнадцать, - возразил отец. - И я не позволю своему сыну в четырнадцать лет прятаться за материнскую юбку.
  Своего боевого топора у Велесила не было, бейричи получали их только на обряде совершеннолетия, до которого ему оставался ещё год, поэтому он подхватил лук и колчан со стрелами. Стрелять Велесил умел превосходно, со ста шагов попадал белке в глаз. Мать рыдала, целовала его и благословляла именами Незримого, пророка Фейдуана и Лесного Хозяина. Это были последние слова, которые Велесил от неё слышал.
  Когда он выбежал наружу вслед за остальными, ему показалось, будто они вдруг попали в воплотившийся ночной кошмар. Голоса волков звучали уже почти за самым частоколом, им вторили хриплые человеческие выкрики. А возле дома, окружив его кольцом, поджидали выскочившие из загона маламуты и молча щерили зубы. В жёлтых глазах, что горели в ночи зловещими огоньками, застыло выражение, какого Велесил никогда ещё в них не видел.
  А потом их верные маламуты, как один, набросились на своих хозяев. Полилась на снег первая кровь, человечья и пёсья. Засвистели стрелы, в том числе из колчана Велесила. Чувствуя, как сердце обливается кровью, Велесил убивал собственных питомцев.
  Дальнейшие воспоминания сплелись в чудовищный клубок, сгусток холода, тошнотворного запаха крови и страха. Волчьи наездники смели деревянный частокол, будто паутину, и с криками хлынули во двор, в руках - факелы, кривые мечи и уродливые палицы. Их голоса были грубыми и скрежещущими, как ржавое железо, и слова казались неразличимыми, словно они говорили на чужом наречии, но в какой-то миг Велесил стал понимать. "За Среброкосую!" - кричали они, когда погружали клинки в плоть.
  Буробоки бились отчаянно. Рык вцепился в горло одному из волков и покатился с ним клубком по снегу, а отец смахнул топором голову упавшему наезднику. Незамужние девушки и бездетные жёны, как велит обычай, сражались наравне с мужчинами, и их убивали, как мужчин, но оставшиеся в живых сражались ещё яростнее. На какую-то долю мгновения стало казаться, что род устоит.
  И тут появились эти существа. У Велесила как раз закончились стрелы. Собрать их с трупов, пока вокруг кипело побоище, было невозможно, поэтому он бросился к сторожевой вышке, где на нижнем ярусе хранились запасы оружия. В то же самое время волчьи наездники подожгли большой дом. Обернувшись, Велесил увидел, как выбегает мать, сжимая длинный нож в одной руке и удерживая его младенца-брата другой. Один из наездников обрушил ей на голову палицу. Она упала в снег прямо на ребёнка, подмяв его под себя. И тогда при свете пожарища Велесил увидел их.
  Огромные, почти вдвое выше среднего мужчины, они появились бесшумно, словно тени, только никогда ещё мир не видел теней столь ослепительной белизны. Белым было всё в них: волосы, одежда, кожа. Лишь глаза переливались синеватыми отблесками так же, как и лезвия их длинных мечей. Эти мечи крушили всё на своём пути, сами же существа казались нечувствительными к укусам стали. Когда один из воинов погрузил свой топор глубоко в пах великану, тот даже не вздрогнул и на его белом теле так и не выступила кровь.
  Отчаяние охватило Велесила. В каком-то бессмысленном онемении чувств, забыв о том, что его могут убить, он побежал туда, где лежала мать. Она была мертва, как и его маленький брат под ней. Каштановые волосы у неё на затылке, которые он унаследовал, слиплись от крови. Велесил перевернул её и бездумно стал укачивать её голову.
  Большой дом и святилище со статуей Фейдуана горели, как свечи. Снег вокруг потемнел от крови врагов и защитников, людей и животных. Баюкая голову матери, Велесил видел, как копошится в снегу отец, пытаясь удержать вываливающиеся из распоротого живота внутренности. Ближайший белый великан повернулся, посмотрел прямо в глаза Велесилу и, подняв меч, шагнул к нему.
  Страх перед смертью достиг черты, за которой перестал существовать. Велесил знал, что умрёт. Его это радовало. Ему хотелось умереть, лишь бы избавиться от мучительного ощущения страха. Он видел, как смерть приближается к нему, и она была белого цвета. Отец что-то кричал, корчась от боли, кажется, заклинал бежать, но Велесил будто окаменел. Зачем бежать? Куда? Всё равно его никто не спасёт...
  И в этот миг, когда великан уже поднял свой синевато-белый меч, созданный не из стали, что-то тёмное пронеслось мимо Велесила и врезалось в белое тело. Рёв из множества пастей поднялся где-то позади него и прокатился над головами сражающихся и телами павших, и слышалась в нём первобытная утробная ярость. Оглянувшись, Велесил приоткрыл рот в изумлении. Медведи! Их было с десяток, тёмных, ревущих, мохнатых, размером больше самого крупного волка и самого крупного маламута. И посреди них стоял беглец Медоуст.
  Прежде Велесил лишь один раз видел живого медведя, мельком, на охоте, но отец приучил его бояться их. Нет зверя страшнее в лесу, говорил он, медведь может одним прыжком покрыть расстояние в десять шагов и одним ударом лапы смахнуть человеку голову. Особенно страшны те медведи, что зимой по какой-то причине не впали в спячку и бродят злые от голода, медведи-шатуны. Встреча с ними несёт охотнику смерть.
  Однако Медоуст стоял посреди них, высоко подняв голову, словно вожак среди стаи, и они его не трогали. Их чёрные глаза следили, не отрываясь, за волчьими наездниками и белыми великанами, из пастей вырывалось сердитое рычание. Волки завыли в ответ. И не успел Велесил пошевелиться, как они набросились друг на друга. Медведи стаскивали наездников с волков, откусывали им головы, а белые великаны рубили медведей длинными мечами. Велесил смотрел и не мог пошевелиться, захваченный изумлением, зачарованный схваткой.
  Потом сильные руки потянули его наверх, отрывая от матери. Настойчивый голос зазвучал над ухом.
  - Надо бежать, юный господин, ну же.
  Это был Медоуст. Велесил нехотя поддался и позволил утянуть себя прочь от схватки, в ту сторону, откуда пришли медведи. Но не успели они отойти далеко, как отец закричал слабеющим голосом:
  - Медоуст, подожди! Возьми! Для моего сына! - он протянул рукой, свободной от кишок, свой боевой топор.
  Медоуст вернулся. Когда он принял топор, отец упал лицом в снег и больше не шевелился. А Медоуст с Велесилом побежали дальше, они бежали, не останавливаясь, пока не достигли кромки деревьев. Здесь их догнал Рык. Его морда была в крови, и выглядел он свирепо, но в его позе, когда он уселся у ног Велесила, совсем как у ног деда, чувствовалась преданность. И лишь тогда Велесил понял, что всё кончено. Дед Веленрав погиб. Так же, как и отец, и все дядья, все свободные мужчины Буробоков старше него. Теперь он, четырнадцатилетний мальчик - глава рода.
  - Нужно идти глубже в лес, юный господин, - сказал Медоуст, осторожно касаясь его плеча. - Здесь начинаются земли Лесного Хозяина. Те твари не посмеют преследовать нас.
  Велесил кивнул. Рык бежал возле его ноги, пока они шли.
  - Как ты это сделал? - спросил он, когда они, наконец, остановились. - Как привёл медведей?
  Старый раб пожал плечами.
  - Всего лишь немножко колдовства. Помните, вам нравилось слушать о нём, когда вы были маленьким?
  Да, так оно и было. В детстве Велесил постоянно таскался за Медоустом, заставлял его рассказывать колдовские сказки, собирал вместе с ним травы, плёл венки для идола Лесного Хозяина. Но с возрастом его всё больше привлекало другое: охота, учебные бои на топорах с отцом, состязания в меткости. Для сказок не оставалось места.
  Теперь он снова их вспомнил.
  - Если бы ты привёл медведей раньше, - укоризненно прошептал Велесил, и в горле защипало. - Если бы ты пришёл раньше, ничего бы не случилось. Мы бы не проиграли! Папа... мама...
  Медоуст печально покачал головой.
  - Сомневаюсь, молодой господин. Слишком мало медведей откликнулось на мой зов, и сейчас, боюсь, они уже все мертвы, убиты теми белыми тварями или сбежали в лес, как и мы. Всё, на что хватило моих сил - это задержать их, чтобы спасти вас. Но я не смог спасти остальных. Простите меня, - он покаянно опустил голову.
  Нет, подумал Велесил. Если бы не колдовство Медоуста, он бы тоже погиб. Тот белый великан снёс бы ему голову, и он остался бы лежать мёртвым в холодном снегу, и род Буробоков исчез бы с лица земли. Но пока он жив, живёт и род, и у него остаётся возможность отомстить за погибших, чтобы их души были счастливы и мирно отошли к Незримому, если он действительно принимает всех мёртвых, как утверждал пророк Фейдуан, или в блаженные охотничьи угодья, в которые верили предки.
  Велесил сжал кулаки. Он обязательно отомстит. Он клянётся в этом. Всем, кто виноват в гибели его близких. Он уничтожит их всех. И волчьих наездников, и белых великанов, и ту Среброкосую, их предводительницу верхом на громадном волке, во имя которой они убивали.
  - Я хочу, чтобы ты научил меня колдовству, - приказал он Медоусту. - Я хочу уметь призывать медведей. И всё остальное, что умеешь ты.
  - Это нелёгкий труд, юный господин, - ответил Медоуст с сомнением. - И неблагодарный. В нынешние времена бейричи смеются над колдунами.
  Велесил вздёрнул голову.
  - Я не спрашивал твоего мнения. Ты мой раб, повинуйся.
  С тех пор прошло полтора года. И Велесилу ни разу не выпала возможность исполнить клятву. Его народ не послушал его, когда он выступил перед ними весной на вече. Вместо этого они послушали Морозко, они выбрали позор и унижение, решили поклониться своим убийцам. Велесил до сих пор кипел от негодования.
  Поэтому он с такой готовностью решился идти с господином Остромыслом и госпожой Милоликой.
  Медоуст открыл ставни, и тусклый свет вырвал его из воспоминаний. Велесил потянулся, накинул рубашку. Раб поставил перед ним тазик с горячей водой для умывания.
  - Сожалею, что не могу предложить вам завтрак, юный господин.
  - Ну, ты в этом не виноват.
  В животе неприятно тянуло от голода, но Велесил терпел. Серебра, чтобы заплатить хозяину хотя бы за краюху чёрствого хлеба или миску простой пшеничной лапши, у него не было. Хорошо ещё, что хозяин вообще не вышвырнул их с Медоустом на улицу, когда полянский посол, Радогост Злаксын, уехал обратно в Раздолье.
  Именно господину Радогосту Велесил был обязан крышей над головой. Именно он отсыпал хозяину на постоялом дворе пригоршню серебра перед отъездом. Полянин вообще очень многое для него сделал. Он взял Велесила с собой, когда узнал, что тот тоже держит путь в Новоград, чтобы поговорить с Советом Сорока. Он кормил его рисовой лапшой в Раздолье, и пшеничной в Междуречье, и сладкими булочками в Торг-граде. Он платил за ночлег, где бы они ни останавливались.
  Но теперь господин Радогост уехал домой, как и остальные посланцы: из Торг-града, Приморья и Восточного Ройльенейго - все, кроме королевича Брануила. Велесил немного досадовал на то, что этот самодовольный грубиян будет его спутником, но решение королевича присоединится к походу всё же изменило Велесилово мнение о нём в лучшую сторону. И конечно, он понимал, что без елича и его дружины они с господином Остромыслом и госпожой Милоликой могли бы подвергнуться большой опасности в пути...
  Из оружия Велесил взял боевой топор, тот самый, который отец оставил ему, умирая, и боевой лук с колчаном, те самые, которые были с ним в ту роковую ночь. Медоуст подхватил дорожные узлы, собранные с вечера. Хозяин с угрюмыми поклонами проводил их до дверей. Велесил не сомневался, что, когда он вернётся, его комнаты будут уже сданы другим, более платёжеспособным, постояльцам.
  Утро стояло в разгаре, холодное, облачное, влажное, когда они с Медоустом и Рыком явились на постоялый двор, в котором проживали еличи и который был назначен местом встречи. Сам королевич, как сказал желтолицый сын хозяина, ещё не спустился, но его дружина уже собралась в общем зале. Шестнадцать человек, они сидели за длинным деревянным столом, смеялись и пили из пузатых кружек, и при виде их веселья Велесила снова охватило смущение, совсем как раньше, на Совете.
  - Да пребудет с вами благословение пророка! - сказал он громко и отчётливо, чтобы обратить на себя внимание. Собственный голос прозвучал в его ушах так напыщенно, что Велесил поморщился. Но, возможно, так даже лучше. Возможно, это заставит еличей отнестись к нему серьёзно. Как-никак все они были взрослыми мужами, закалёнными, по подозрению Велесила, не в одной битве, а он - пятнадцатилетним юнцом.
  Тут только дружинники заметили вошедших. Велесил чувствовал их взгляды, любопытные, оценивающие. Все они казались выше него.
  Все, кроме одного. Коротышка сидел в самом углу, в стороне от остальных, и задумчиво поглаживал лежавший на его коленях боевой молот, не спуская пронзительно синих глаз с Велесила. Заметив его лицо, Велесил вздрогнул, настолько оно было кривым, неправильным, будто грубая и плохо надетая человеческая маска, из-под которой вот-вот проступят звериные черты.
  - Ты тот самый бейрич? - спросил его ближайший воин, показывая в насмешке зубы. - Я Шныга.
  Велесил представил себя и своих спутников. В ответ еличи тоже представились, все пятнадцать: Громмен, Добрыня, Кош, Груд, Булыга, Белин, Мьёлен и другие - большинство их имён тут же перепуталось у Велесила в голове. Коротышку с кривым лицом звали Вейином, его Велесил сразу запомнил. Ещё бы, не запомнить парня с такой-то внешностью.
  - Когда выступаем? - спросил он самого старшего на вид, Громмена. Тот поднял глаза и посмотрел на потолок хмурым взглядом.
  - Когда королевич и женщины спустятся и когда появится дуболянин.
  Велесилу бы хотелось выступить немедленно. На постоялом дворе соблазнительно пахло горячим хлебом и грибной похлёбкой, что неизбежно вызывало воспоминания о пустом желудке, но гордость мешала ему попросить еличей заплатить за еду. Он решил и дальше терпеть, мысленно моля пророка Фейдуана и Лесного Хозяина - неважно, кто из них услышит - ускорить отбытие.
  От голодной пытки его спас верный Медоуст. Оглядевшись по сторонам с луковой полуулыбкой на губах, он неожиданно заявил:
  - У бейричей принято наливать медовухи, когда новые люди вступают в отряд. И конечно, нужно смочить начало похода. А как с этим у еличей?
  Его слова вызвали одобрительный ропот. Шныга подскочил и с размаху хлопнул Медоуста по спине ладонью.
  - А раб-то знает толк! - хмыкнул он смешливо и крикнул ближайшей девушке. - Эй, толстозадая! Что стоишь? Неси всем пива!
  Девушка, очевидно, служанка или хозяйская дочь, засуетилась. К ней тут же присоединилась вторая. Велесил завистливо вздохнул. Еличи явно не испытывали на этом постоялом дворе таких же затруднений, как и он. Конечно, какой хозяин бы осмелился отказать нагорскому королевичу?
  Кружка пива, не настолько свежего, как ему бы хотелось, но всё же с густым приятным вкусом, взбодрила его. Велесил подумал, что так ему легче будет перенести голод. Однако Медоуст ещё не закончил.
  - У еличей принято пить, не закусывая? - спросил он, сталкивая свою кружку с кружкой Шныги.
  - Ещё чего! - возмутился Шныга и снова повернулся к девушкам. - Вы заснули там что ли, коровы? Почему постояльцы пьют впустую? Где еда?
  Девушки покладисто выставили на стол ломти хлеба, плошки с овощами и зеленью, соль, вяленое мясо, щучьи котлеты. Медоуст поймал одну из них за локоть.
  - И налей, пожалуйста, гостям того чудно пахнущего варева, радость моя, - попросил он, ласково улыбаясь.
  Велесил готов был расцеловать своего раба. После длительной голодовки простая грибная похлёбка показалась ему волшебной пищей, достойной, чтобы её вкушал пророк Фейдуан или сам Незримый. Но едва он успел проглотить пару ложек горячей жижи, как в зал вошёл господин Остромысл, и почти одновременно с ним появился королевич Брануил под руку с госпожой Милоликой, а за ними - ещё одна девушка.
  Госпожа Милолика выглядела прекрасно, как и всегда, и, как и всегда, при виде неё у Велесила перехватило дыхание. Простой походный наряд шёл ей не меньше того вычурного, расшитого золотом платья, в котором Велесил увидел её в первый раз. Свои чудесные белокурые волосы она заплела в косу и обвила вокруг головы, несомненно, чтобы не мешали в походе.
  Коса второй девушки была тёмно-рыжей, а её загорелое лицо Велесил видел впервые. Волосы она закрепила так же, как госпожа Милолика, но оделась по-мужски, и за спиной у неё висел меч, один вид которого пробудил воспоминания о доме, о древних обычаях бейричей, предписывавших незамужним женщинам сражаться наравне с мужчинами. От воздействия пива ли, от присутствия ли этой девушки Велесил чувствовал, как крепнет в нём приязнь ко всем участником похода. Даже Брануил, когда он здоровался в дверях с господином Остромыслом, в кольчуге, копьё в одной руке, круглый щит на другой, меч на поясе, казался мужественным воином, а не напыщенным избалованным королевским отпрыском, каким предстал тем вечером в доме многопочтенного Кордера.
  - Кто она? - спросил Велесил, толкнув локтем Шныгу и кивком указывая на девушку с мечом.
  - А, служанка той белобрысой потаскушки, - беззаботно ответил Шныга. - Понятия не имею, зачем она так вырядилась.
  Ощущения приязни мгновенно улетучилось. Вместо неё нутро Велесила обожгла злость.
  - Не смей так называть её! - крикнул он, полыхая. Все, кто сидел или стоял рядом, удивлённо обернулись, но Шныга только гукнул.
  - Где-то я это уже слышал, - протянул он. - Что, тоже глаз положил? Я тебя понимаю, девка что надо.
  Велесилу захотелось врезать ему кулаком по ухмыляющейся роже. Он едва сдерживался. Как можно так грубо, так пошло отзываться о таком утончённом и возвышенном существе, как Милолика? Его трясло от возмущения. Несомненно, эти мерзкие еличи насквозь погрязли в чувстве превосходства. Велесилу стало досадно за то, что ещё мгновение назад они ему нравились.
  - Госпожа Милолика тебе не девка и тем более не потаскушка, - процедил он, вытаскивая топор из-за пояса. - И если не будешь говорить о ней с уважением, обещаю, ты горько пожалеешь.
  - О, - глаза Шныги угрожающе блеснули. - Не терпится, чтобы тебя отлупили, мальчик? Могу это устроить.
  Велесилу хотелось расхохотаться тому в лицо. Он прошёл через кровь, через холод, через страх смерти, он выжил в схватке со свирепыми тварями, заглянул за грань неведомого, ему ли теперь бояться людей? Но прежде чем он успел ответить Шныге со всей злостью, которую сейчас испытывал, вмешался Громмен.
  - Эй, вы двое, а ну заткнулись! - пророкотал он. - Чтоб никаких драк в отряде, ясно вам?
  Его звучный голос привлёк внимание королевича.
  - Что случилось? - спросил он строго. Велесил встретился взглядом с госпожой Милоликой и покраснел. Шныга тоже заметно стушевался.
  - Ничего серьёзного, господин. Мы просто... просто... - он беспомощно взмахнул рукой.
  - Не сошлись во мнениях, - подсказал Велесил.
  - Точно.
  Королевич фыркнул.
  - Я смотрю, ты ни с кем во мнениях не сходишься. Хотя я тебя не виню, со Шмыгой всегда трудно договориться, - в его голосе слышалась лёгкая насмешка, но не гнев. - Послушай, Велесил, мы все решили, что я предводитель отряда, так что мне устанавливать правила. И правило первое - драки в отряде запрещены.
  Велесилу как-то не припоминалось, чтобы они это решали, но он не стал возражать. Всё равно Брануил больше подходил на роль предводителя, чем кто-либо из них. Велесил признавал, что ему самому не хватает опыта, а господин Остромысл и вовсе не воин. Тем более большая часть отряда состояла из людей королевича.
  - Я понимаю, - он вежливо наклонил голову. - Драк не будет.
  - Хорошо, - королевич кивнул. - Хорошо. Тогда выступаем!
  Зазвенело оружие, загрохотали отодвигаемые лавки. Велесил с сожалением поставил на стол недоеденную миску. Его мучило неодолимое искушение сунуть кусок хлеба за пазуху перед уходом или запихнуть маленькую щучью котлету в рот, но гордость заставила сдержаться. Негоже взрослому воину-бейричу, как малому ребёнку, таскать еду.
  Во дворе ждал слуга господина Остромысла с нагруженными тюками лошадьми и дорожным мешком, перекинутым через плечо. Такой же мешок висел за спиной каждого из дружинников, и ещё они накинули пару своих тюков на вторую лошадь. Нехитрые пожитки Велесила нёс Медоуст, и служанка госпожи Милолики, та девушка с мечом, тоже держала в руках узлы. Остальные шли налегке.
  Несколько часов ушло, чтобы добраться до большой пристани в месте слияния рек Бурнопенной и Сонной, погрузиться на ладью семейства Дубовидов и переправиться через Бурнопенную. Дальше их путь лежал по степи. Как объяснил господин Остромысл, каждый из Сорока благородных родов держал у пристани собственные ладьи с собственными гребцами. Велесил подумал, что слияние двух рек - очень выгодное расположение для города. Реки издревле считались самыми надёжными торговыми путями и одновременно самой надёжной границей.
  Велесил, Остромысл, Брануил, Милолика и Рык стояли рядом на носу, глядя на приближающийся противоположный берег и беспокойные серые воды внизу. Облачная завеса в небе будто сгустилась ещё сильнее, если только это было возможно.
  - Скоро будет дождь, - сказал хмурый рулевой, катая во рту жвачку. - А потом снова пойдёт снег. Месяц, не больше, и зима вернётся.
  - Как странно, - задумчиво протянул королевич. - Дожди всё ещё идут, когда нет снега, но за последние семь лет, с тех пор как появилась эта проклятая завеса, я не видел ни одной грозы.
  Велесил сжал кулаки, повторяя про себя клятву, которую он дал полтора года назад. Он отомстит. Закончились невыносимые дни и месяцы бездействия. Мать, отец, его братья и сёстры, его дядья и тётки, его рабы - скоро все они заснут спокойно.
  А Ледяной Царице и её тварям придёт конец.
  
  Часть II
  Новые знакомства в пути
  Забавное местечко - эта степь. Вейин раньше даже не представлял себе, что земля может быть такой плоской. Повсюду, насколько хватало глаз, разбегалась трава, трава без конца и краю, тусклая и грязная, как небо над ней. Вейин родился и вырос в Нагорье, и даже когда дружину Брануила определили на постой в приграничных деревнях внизу, Золотые горы всё равно были рядом, всегда на краю зрения, они вздымались над ним, как неприступная крепость, как надёжный оплот. Теперь же Вейин оказался в совершенно чуждом ему мире. Мире, плоском, как блин.
  Тайный поход на такой местности казался безумной затеей. Прятаться Вейину было не впервой, и он отлично знал, как это делается. Знал, как раствориться среди камней или густых зарослей, как невидимо, бесшумно подняться на крутой перевал или спуститься в глубокое ущелье, как уйти от погони козьими тропами. Но здесь, в степи, почти негде было укрыться от враждебных глаз, кроме травы да редких бугров и редких рощиц.
  Всё же первые несколько дней прошли спокойно. Когда отряд углубился в степное поле, Брануил заставил их идти по ночам, держась едва различимых троп, от заката до рассвета, а днём отсыпаться, прячась в густой траве и выставив часовых. Еды, набранной дуболянами, хватало, сухой походной еды: грубых пшеничных лепёшек, вяленой рыбы, лещины. Несмотря на утренние холода и ночную тьму, огней не зажигали, опасаясь привлечь нежеланное внимания, поэтому отряд двигался улиточным шагом, чтобы не сбиться с тропы и не потеряться в травах.
  Но никаких врагов за это время им не встретилось, да и вообще ни единой живой души, если не считать птиц, иногда выныривающих из-за облаков, да юрких степных сусликов. И всё же товарищи Вейина держались настороже и даже во сне не выпускали из рук копья. Вейин знал, что ребят тяготит этот поход, цели которого они не понимали.
  В отличие от них, Вейин чувствовал себя почти счастливым. Нет, о том, зачем они идут и что они надеются найти в конце пути, он имел не более представления, чем остальные. Но для Вейина это было и не важно. Его совсем не волновали холода, и тучи над головой, и тем более волчьи наездники. Какая разница, тает ли снег, если он не мешает драться? Какая разница, светит ли солнце, если и без него не так уж темно? И какая разница, на кого там нападают волчьи наездники, эти немытые дикари, которых он в глаза не видел?
  И Вейину совсем не хотелось знать, кто эта Ледяная Царица.
  Что тяготило его, тяготило уже несколько лет, так это скука. Мирное стояние в унылой деревеньке волопасов, редкие разъезды вдоль границы, которую не тревожили никакие враги, опостылели до смерти. Каждый раз, когда Вейин бросал взгляд на свой молот, на сокровенную резьбу, покрывавшую его поверхность, он чувствовал, как свербит в душе какая-то необъяснимая мутная тоска. При свете огней на постое ему казалось, будто резьба мерцает и подмигивает, будто она говорит ему. И Вейину становилось беспокойно, он выходил из дома в ночные поля и долго смотрел на тёмную громаду гор.
  В такие мгновения он даже жалел, что принял предложение Брануила и вступил в его дружину, что стал воином на королевской службе. Прежде он был одиночкой, никому не подчинялся, и дух вольности глубоко пустил в нём корни. Несмотря на несколько лет, проведённых вместе, он так до конца и не привязался к товарищам. Они были славными ребятами, этого он не мог не признать. Они приняли его, когда он остался совсем один в этом мире. С ними приятно было выпить, перекинуться в кости, посмеяться над их глупыми выходками, но каждого и всех вместе взятых Вейин продал бы за один лишь день истинной воли.
  За танец крылатых существ в предрассветном тумане... За огненный блеск наковальни... За песнь его молота в разгар сражения...
  Сожаления уходили так же, как приходили. Если бы он тогда отказал королевичу, сейчас его бы, наверно, уже давно повесили. Вместо того же, чтобы болтаться в петле, он шёл по землям, которых раньше никогда не видел, дышал воздухом. Не такая уж гнусная жизнь.
  Только врагов ему не хватало. Вейин никому в этом не признавался, но чего бы он только ни отдал, чтобы кто-нибудь всё же заметил их крадущееся передвижение, чтобы кто-нибудь напал на них! Огнияне, ройльенейго, степные разбойники - кто угодно! Как было бы здорово, снова, совсем как раньше, взмахнуть верным молотом и снова чувствовать запах крови, чувствовать, как сминается плоть под его ударами, чувствовать, как в воздухе шелестят крылья смерти...
  Хотя, конечно, Брануил вряд ли бы погладил его по голове за такие мысли. Королевич шёл во главе отряда, как предводитель, вместе с тощим дуболянином и той белокурой девчонкой, Милоликой, которая должна была показывать дорогу. Её служанка, плоскогрудая девица с мечом, над которым потешались все товарищи Вейина, держалась за ней, как преданный хвост. К чести их обеих, Вейин отметил, что они почти не ноют в пути.
  - Вейин, как давно у тебя не было бабы? - на первую же ночь спросил из темноты шагавший рядом Шныга.
  Вейин честно попытался вспомнить и не смог. Он пожал плечами, скорее, для себя, потому что, вряд ли, Шмыга умудрился бы разглядеть его жест. Кажется, последний раз ещё год назад, когда Брануил взял свою дружину с собой в Кральград ко двору. Всю жизнь женщины боялись его кривого лица и презирали за низкий рост, поэтому единственными, кто добровольно бы согласился лечь с ним, были шлюхи.
  - Вот и у меня тоже, - протянул Шныга, не дожидаясь ответа. - Как думаешь, эти дадут?
  Вейин хмыкнул.
  - Попробуй, проверь. Только учти, если подкатишь к беленькой, королевич подвесит тебя за твоё достоинство на ближайшем дереве.
  - Где ты здесь нашёл деревья? - хихикнул Шныга. - Я тебе вот что скажу, нечего вертеть хвостом, мы мужики здоровые, у нас есть эти, как их, потребности. Что ей убудет, что ли, курве такой?
  Утром, во время привала, Вейин видел, как он, заметно повеселевший, о чём-то перешёптывается с Кошем. Когда рядом присел Громмен со своим пайком в руках, парочка мгновенно притихла.
  С самого начала ребята не одобряли присутствия женщин в отряде, но неодобрение ничуть не умаляло похоти. Хотя беленькой можно было не беспокоиться о парнях, вроде Шныги. Королевич квохтал над ней, как дурак над писаной торбой, держал при себе во время ночных переходов и укладывал на привале вместе с её служанкой в собственную палатку, а сам спал у входа, будто верный сторожевой пёс. На третий день Шныга с Кошем стали делать ставки, когда же он, наконец, отошлёт служанку, войдёт в палатку сам и возьмёт её.
  Вторая девчонка поначалу привлекала меньше внимания. В отличие от своей хозяйки, она была плоская, как степь, по которой они шли, слишком худая, с узкими бёдрами. Но постепенно, когда всем, даже самым твердолобым, стало ясно, что госпожи им не видать, как своих ушей, служанка стала казаться желанной и, главное, доступной.
  - Какой у неё ротик! - вздохнул Шныга на закате четвёртого дня, когда они сворачивали лагерь. - Слышь, Вейин, как думаешь, стоит её поучить маленько, что мечи - это не бабские игрушки?
  - Какая тебе разница, что я думаю? Спроси у Коша.
  Но ротик у неё, и правда, ничего, решил Вейин про себя. И эта её тугая тёмно-рыжая коса на макушке. И сильные ноги, обтянутые мужскими лосинами, и движения, быстрые и плавные одновременно. Сеча, так её звали. Пожалуй, она нравилась ему даже больше белянки с её пышными грудями и нежной кожей.
  Мальчишка-бейрич, Велесил, подслушал их разговор.
  - Королевич ясно сказал, чтобы вы не трогали девушек, - заявил он, неодобрительно поджимая губы, будто святоша в исповедальне.
  Мальчик был колючий, как ёж, но Вейину он в целом нравился. Брануил говорил, что он глава рода, но ни его независимые замашки, ни готовность пререкаться, ни пёс у его ног не могли скрыть того, что он ещё дитя, которое понятия не имеет, как вести себя в обществе взрослых сальных мужиков. Когда-то Вейин был таким же. Давным-давно, после того землетрясения семь лет назад, когда он остался один...
  Второй бейрич, престарелый раб Медоуст, быстро сошёлся со всеми дружинниками: он нёс караул с самим Громменом, травил байки с Добрыней и его друзьями, близнецами Грудом и Булыгой, и даже играл в кости со Шныгой и Кошем. Велесил же так с первого дня и держался неприкаянно, в стороне от остальных. Этим он очень напоминал Вейину себя.
  Были они похожи и ещё кое в чём. По тому как мальчик вглядывался во тьму, когда они шли, как опускал руку на топор при малейшем шорохе, с какой готовностью вызывался нести караул, Вейин чувствовал, что он, единственный из всего отряда, разделяет его жажду схватки. Что он хочет, чтобы их заметили, хочет, чтобы кто-нибудь напал на них, хочет вонзить этот свой топор в тело врага.
  - Королевич занят своей шалавой, он и не заметит, если с другой что случится, - отозвался Шныга.
  Мальчишка мгновенно схватился за топор.
  - Я говорил тебе, не смей так её называть! - завопил он, краснея.
  - Да? И что же ты сделаешь, если я не послушаюсь? Королевич сказал ещё с самого начала, что драки в отряде запрещены. Или побежишь жаловаться Громмену, сосунок?
  - Королевич так занят обществом госпожи Милолики, что и не заметит, если с тобой что случится, - мстительно процедил мальчик. Вейин расхохотался. Шныга бросил на него обиженный взгляд.
  - Эй, а ты чего ржёшь, баран?
  Вейин закатил глаза.
  - Собирайся лучше, Шныга, все уже давно готовы. Занят королевич или не занят своей девчонкой, он будет очень недоволен, если мы будем задерживать отряд. А ты, - он посмотрел на бейрича, когда Шныга склонился над своим мешком. - Тебе лучше не нарываться на драки.
  - Я не нарывался! - возмутился мальчик. По мнению Вейина, он всё воспринимал слишком остро. - Почему ты стоял и спокойно слушал, как этот подонок оскорбляет девушек?
  - Потому что слова - это просто слова, - добродушно ответил Вейин. - Тем более слова Шныги.
  - Но если он попытается напасть на них?
  - Вот когда попытается, тогда и посмотрим. И у меня предчувствие, что эта Сеча не так проста, как кажется. Она не даст себя в обиду.
  Мальчик посмотрел туда, где плоскогрудая девица поправляла своей госпоже растрепавшуюся косу, пока госпожа обсуждала что-то с Брануилом и тощим дуболянином Остромыслом.
  - У бейричей, если девушка носит меч, значит, она может постоять за себя, - неуверенно сказал он. Вейин улыбнулся ему.
  - Вот видишь. Просто Шныге и остальным ребятам сложно это представить. Мы не привыкли, чтобы девушки носили меч.
  Лицо Велесила тронуло доверительное выражение.
  - Но госпожа Милолика и Сеча - огниянки. Мой отец когда-то торговал с огниянами. Он рассказывал, что у них есть особые девушки, которых с детства готовят, как воинов.
  - Вполне может быть, - Вейин пожал плечами. Он ничего не знал об обычаях огниян, как и об обычаях бейричей, да и других народов за пределами Нагорья тоже. - Так что убери-ка ты этот топор, пока сам не порезался. Видишь, Брануил машет? Пора идти дальше.
  Мальчик снова покраснел и сунул топор обратно за пояс.
  И снова шли они в ночь, держась вытоптанной конскими копытами полосы. Брануил, Остромысл и Милолика с Сечей, как всегда, впереди, остальные вытянулись за ними в линию, по двое, с лошадьми в конце, которых вели на поводу Белин и слуга Остромысла, Корник. Вейин шёл рядом с Велесилом. Факелов они, как обычно, не зажигали, облачная завеса над головой скрывала луну и звёзды, и мальчик, бредущий почти вплотную к нему, казался бесплотной тенью в ночи.
  - Как думаешь, мы встретим кого-нибудь? - спросил он Вейина, когда они расположились на короткий привал, чтобы перекусить и хлебнуть пива. Выражение на его лице скрывал мрак.
  - Не знаю, - ответил Вейин и проглотил слова, готовые сорваться следом. "Хотелось бы".
  Неожиданно пёс мальчика, который только что раздирал пойманную живность - Вейин не разобрал в темноте, какую именно - застыл и с глухим рычанием оскалил зубы. Велесил сразу напрягся.
  - Что такое, Рык? - спросил он, положив ладонь псу на голову. - Господин Брануил! Рык что-то почуял!
  Отряд сгрудился в темноте вокруг Вейина, бейрича и собаки.
  - Может быть, суслик? - предположил Шныга.
  - Рык не стал бы предупреждать меня из-за какого-то суслика, - оскорблённо ответил Велесил. - Он чует опасность.
  - Смотрите! - внезапно воскликнула Сеча.
  Справа от них и немного сверху, словно бы на пригорке, замелькали огни. Один, два, пять, десять, Вейин насчитал не меньше дюжины. Кто это, друзья или недруги? Брануил говорил, что здесь, в степи, им может встретиться только второе. Их самих, если не учитывать женщин, дуболян и собаки, было девятнадцать. Вроде бы преимущество на их стороне.
  - Всем тихо, - приказал Брануил. - В такой темноте, если вы не будете шуметь, они нас не заметят.
  "Эх, вот бы они заметили!" - с тоской подумал Вейин, когда отряд замер на месте. Огни вдалеке остановились тоже. Возможно, неведомые ночные странники решили устроить собственный привал. В таком случае, ждать, пока они пройдут мимо, нет смысла, нужно двигаться дальше.
  Внезапно далёкие огни дрогнули и понеслись в их сторону, растягиваясь широкой цепью. В тот же миг испуганно закричали лошади. Их тревожное ржание далеко разнеслось по тёмной равнине. Дальше прятаться было бессмысленно. Звук не мог их не выдать.
  Брануил тоже это понял.
  - Копья наизготовку! - выкрикнул он. - Те, кто не может сражаться, назад вместе с лошадьми! Вейин, Велесил, Медоуст, защищайте их!
  Даже в темноте дружина Брануила мгновенно заняла привычный порядок полукругом, ощетинившись копьями, будто сердитый ёж. Вейин отошёл в траву позади полукруга, куда дуболяне отвели лошадей и где стояли теперь, столпившись, вместе с девушками. Велесил занял место рядом с ним, пёс, всё ещё глухо рыча, у его ног. Бейричи достали топоры, а Вейин достал свой молот и на пробу взмахнул им. Даже за несколько лет безделья руки не утратили ни силы, ни гибкости. Свист, с каким любимое оружие рассекло воздух, показался слаще всякой музыки.
  Холодное завывание и хриплые выкрики разорвали ночь. Огни приближались со скоростью ветра, и вскоре Вейин уже мог разглядеть тех, чьи руки держали их. И он мог с уверенностью заявить, что таких уродов не видел никогда в жизни, а ведь ему доводилось смотреть в зеркало. Черты, ещё более искажённые, чем у него, свалявшиеся космы на голове, грубые животные голоса и нечленораздельные возгласы. Из оружия у них были кривые мечи, булавы и палицы из дешёвой, насколько мог судить в таком освещении Вейин, стали, а ехали они верхом на волках, и эти волки совсем не походили на тощих тварей, которые иногда встречались ему на перевалах Золотых гор. Эти волки были огромные для своего вида, с крупными головами, широкой грудью и мощными лапами.
  Вейин почувствовал, как рядом с ним судорожно вздохнул Велесил.
  - Волчьи наездники? - спросил он.
  - Да, - сдавленно ответил мальчик, стискивая топор.
  Они убили его семью, вспомнил Вейин рассказ Брануила. Он хорошо понимал, каково это - остаться одному на всём белом свете, но предаваться горестным воспоминаниям было уже некогда. Самые быстрые из наездников врезались в линию обороны. Копья вонзились в плоть, человечью и волчью, кто-то из дружинников упал, и Вейин услышал долгожданный запах крови, по которому скучал все эти годы. От лихорадочного возбуждения свело все мышцы. Он взмахнул молотом.
  От ровного полукруга не осталось и следа. Волчьи наездники прорвались внутрь, один из них бросился на Вейина. Поднырнув под смертоносный размах булавы, Вейин ударил молотом по волчьей морде, сминая её. Волк упал, но его наездник соскочил, невредимый, и размахнулся снова. Вейин ударил его в грудь, и, когда враг повалился на спину, добил следующим ударом.
  Позади исступлённо ржали лошади. Рядом размахивал топором Велесил. Вейин заметил, что Брануил бьётся с одним из врагов на мечах. Враг был пешим, его волк неподвижной грудой лежал рядом, и в его шее застряло копьё Брануила. Внезапно послышался женский визг.
  - Милолика! - выкрикнул Брануил и едва не пропустил удар. Вейин рывком обернулся.
  Белянка съёжилась от страха. В пылу драки они с Брануилом оказались далеко от неё, а волчий наездник близко. Вейин дёрнулся, понимая, что не успеет. Но едва дикарь занёс свой кривой меч, как вдруг гибкая тень метнулась между ним и жертвой. Вылетел из ножен узкий клинок, чернее самой ночи. Кровь брызнула из волчьего горла, и зверь рухнул в траву, как подкошенный. Его наездник рухнул вместе с ним, перекатился, вскочил, и чёрный меч снёс ему голову, а Сеча повернулась к следующему врагу.
  Вейин застыл с распахнутым ртом.
  - Кто эта женщина? - просипел рядом с ним Брануил, когда убил, наконец, своего противника.
  - Не знаю, но она потрясающая.
  Из ступора их вывели несущиеся на них наездники. Вейин выбил меч из руки одного и проломил ему голову. Обернувшись, чтобы посмотреть, как дела у Велесила, он обнаружил, что мальчишка сражается сразу с пешим воином и с волком, защищая растянувшееся на земле тело Шныги. Вейин бросился на выручку.
  И не он один. Когда Велесил пошатнулся и упал, Вейин оказался рядом с ним одновременно с Сечей. Он отбил занесённую над мальчишкой палицу и прикончил воина, а она одним чётким выверенным движением распорола волку горло.
  - Неплохой удар, - хмыкнул Вейин.
  Сеча улыбнулась ему. На мгновение их глаза встретилось, и его ударило осознание того, что они с ней похожи, похожи даже больше, чем с Велесилом. Велесил был мальчиком, игравшим в воина, Сеча жила сражением. Как и Вейин, она мечтала, чтобы их заметили. Как и Вейин, она замирала от желания почувствовать запах крови, почувствовать, как её клинок распарывает плоть, как трепещут в воздухе крылья смерти.
  - Они убегают! - крикнул Груд, и Вейин с Сечей разорвали взгляд. Оставшиеся в живых три наездника стрелой неслись обратно к тому бугру, с которого спустились.
  - Не дайте им уйти! - крикнула Сеча. - У кого есть лук?! Стреляйте!
  Шныга кое-как умудрился подняться на ноги. Он выстрелил, но промахнулся. Сеча зашипела на него, как сердитая кошка:
  - Ну, ты мерин! Дай сюда лук!
  Не успел он и слова сказать, как она выхватила лук из его руки и три стрелы из колчана. За долю мгновения она спустила тетиву один раз, потом второй, третий. Два из трёх выстрелов попали в цель, и двое наездников упали с волков, но третья стрела просвистела на волосок мимо убегающего. Сеча сердито цыкнула.
  Но уехал дикарь недалеко. Брануил выдернул своё копьё из волчьего трупа и запустил ему в спину. Копьё пробило всадника насквозь, он мешком свалился на землю, а его волк вместе с остальными волками исчез в ночи.
  Всё было кончено. Битва осталась за ними. Вейин поднял горящий факел с земли, один из брошенных волчьими наездниками, и огляделся, пытаясь оценить нанесённый ущерб. Сеча успокаивала свою перепуганную госпожу. Остромысл трясся в траве рядом с ними, обхватив голову руками, а за его спиной тряслась лошадь. У Вейина появились нехорошие подозрения. Ни второй лошади, ни второго дуболянина видно не было.
  - Эй, ты! Где твой слуга? - крикнул он дуболянину. Советников сынок опустил руки и посмотрел вокруг потерянным взглядом.
  - Корник...
  - В чём дело? - спросил Брануил.
  - Похоже, пока мы дрались, второй дуболянин сбежал. На одной из наших лошадей.
  Брануил грязно выругался.
  Вейин снова огляделся. На востоке небо уже начинало светлеть. Во влажной утренней траве лежало тело. Громмен нагнулся над ним.
  - Кто? - окликнул Брануил.
  - Белин, - отрывисто ответил Громмен.
  - Жив?
  Громмен покачал головой.
  Вот и первая жертва. Вейин видел, что Брануил расстроен. Конечно, пока они стояли в пограничной деревеньке, каждый вечер бегали за девками и пили, никто не погибал. Скорбно кивнув, королевич побрёл туда, где его копьё свалило вражеского воина. Вейин пошёл за ним и, к его удивлению, Остромысл.
  - Кое-что меня беспокоит, - протянул дуболянин, пока царевич вытягивал копьё из трупа. - Не ожидал встретить волчьих наездников здесь.
  - И что тут такого странного? - резко отозвался Брануил. Гибель Белина явственно мучила его. - Все кругом только и талдычат, что они стали пересекать Чёрную реку.
  - Да, но эти пришли с юга. И убежали туда же.
  - И что с того?
  Однако Вейин понял.
  - Они из Западного Ройльенейго, - медленно произнёс он. Остромысл посмотрел на него.
  - Именно.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"