Фирсов Сергей Юрьевич : другие произведения.

Париж - навсегда!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Чемоданные записки закоренелого графомана. Непутеводитель


ПАРИЖ -- НАВСЕГДА!

(из чемоданных записок закоренелого графомана)

  
  
  

"Париж стоит мессы"

Генрих Наваррский

   ИЗ-ЗА ТАКТА
  
   Весной, как известно, все болячки обостряются. Это закон жизни. Тата и Вахромей, например, вообще возжелали вдруг посетить столицу Франции. И чтоб без траурных последствий. Зачем умирать, если можно жить долго и счастливо? Ну хотя бы до конца света.
   Воздушная дорога в Париж неблизкая, да и перелет непростой. С некоторых пор во Францию пускают, только если отметишься в Вене. Странные, конечно, порядки, но кто их, этих французов, разберёт. Говорят, у них любимая еда -- багет и лягушки. По-вашему, это нормально?..
   Но Вахромею, разумеется, их нравы по фигу. У него благородное желание -- забраться на Эйфелеву башню в здравом уме и трезвой памяти. Вахромей даже слюны накопил. А как же... Вдруг захочется плюнуть.
   У Таты всё проще. Она о Париже мечтала с давних пор. Ещё с тех самых, когда познакомилась по книгам с Анжеликой и д'Артаньяном. Хотела их в живую лицезреть. Потому что общения с ростовскими армянами для счастья все-таки маловато. Хотя, если по совести, ещё неизвестно, кто в матери истории круче.
   Словом, мотивы у Таты и Вахромея разные, а цель одна.
   Ну и катятся они в аэропорт в один из апрельских погожих деньков. В международный сектор.
  
  
   ТАМОЖНЯ ДАЕТ ДОБРО
  
   Для порядка их, конечно, идентифицировали. Ну да Вахромей -- он и в Африке Вахромей, ни за кого другого его и не примешь. Даже если паспорт поменять. А Тата всегда одета с иголочки, какие тут ещё могут быть вопросы... Разве что немое восхищение.
   Чемодан один на двоих. Родственников за границей нет. Деньги остались на родине.
   А глаза у таможенников добрые-добрые. Всё понимающие. Глаза выходного дня. Не таможня, а сплошное разочарование. Как-то всё у них неприлично быстро. Без проволочек. Врубили зелёный свет, не вникая в суть вещей. Даже немного обидно, ей богу. А вдруг в рядах нашей парочки глубоко законспирированный террорист?
  
  
   ОБЪЯВЛЕНИЕ
  
   В зале ожидания на втором этаже одинокий бар с буфетным наполнением. К стеклянному холодильнику скотчем приклеен листок с текстом: "Запрещено провозить на борту воздушного судна напитки и жидкости ёмкостью не более 100 мл. Исключение по перевозке имеют лекарства и специальные диетические потребности". О великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!
   Вахромей достал телефон и нацелил глазок камеры на листок. Несколько раз сверкнул вспышкой. Буфетчица тут же сделала стойку и объяснила Вахромею, что съемка здесь строжайше запрещена. Решила, видимо, что его ценники интересуют. Или бутерброды с заветрившей колбасой.
  
  
   ОТОРВАВШИСЬ ОТ РОДНОЙ ЗЕМЛИ
  
   В небольшом самолётике медперсонал облачён в красную униформу. На креслах красные полотенца-подголовники. Зато все объявления -- по-немецки. Кроме первого, единственного, в котором вполне по-русски прозвучало, что, мол, не пальцем деланные, понимают, кого и куда везут. Ещё бы им не понимать, когда Вахромей свободно изъясняется на интернациональном языке жестов. Он и медсестру с беджиком "Рафаэлла Гофф" сразу предупредил:
   -- Пива и шампанского не предлагать, я от них их бин больной. А к рыбе лучше белого столового вина.
   -- Вино у нас всегда пожалуйста, -- ответила медсестра Рафаэлла. -- А вот рыбу сегодня не завезли. Экскьюзми, сэр!
   -- Ладно, -- не стал спорить Вахромей, -- сыр -- тоже неплохо. Особенно камамбер.
   Таким образом вопрос был решён. Рафаэлла упорхнула за сыром, а Вахромей с Татой пристегнулись настоящими австрийскими ремнями. На всякий случай.
   Самолет бестолково попёр вверх, и сосед слева от Вахромея размашисто перекрестился. Ну этим-то сегодня мало кого напугаешь. Вахромея уж точно не. А вот Тата явно выпала из образа. Вахромей проследил за ее взглядом и в конце прохода заметил Рафаэллу Гофф. Та и не думала нарезать сыр. Вместо этого она села на специально заготовленное место, спиной в сторону движения самолёта, а лицом к пассажирам, накинула на плечи лямки парашюта, клацнула застёжкой замка и заученно расфокусировала австрийские очи. Пришлось и Вахромею осенить себя крестным знамением. Не самая худшая превентивная мера, когда парашют предусмотрен инструкцией лишь для избранных.
   Позже Рафаэлла постаралась реабилитироваться, притащив две порции лазаньи и два странноватых десерта в треугольных контейнерах. Однако градус удовольствия оказался основательно снижен -- такую же пищу получили и остальные пассажиры. Нет, сколько наши предки немцев не учили, те все равно по русским тропам изрядно косолапят.
   Вторая медсестра -- Тамара Жирку -- и вовсе поразила воображение. Собирая грязную посуду, стала счищать с неё объедки в большой мешок. Видно, решила использовать контейнеры по второму разу. А когда самолет пошел на снижение, скользя по проходу, ткнула Вахромея пальчиком в запястье, а другим пальчиком указала на ремень: "Поработайте кулачком, мистер. Скоро будем в Вене".
  
  
   ВЕНА. ПЕРЕСАДКА
  
   Полтора часа на всё про всё. Это много или мало?
   Это как посмотреть.
   Вахромей за эти полтора часа успел сделать несколько неудачных фотографий на телефон и перещупать все бутылки в алкогольном отделе местного "дьюти фри". Тата бутылки щупать не стала, зато обнюхала длинный ряд флаконов с духами. Особенно ей понравился маленький флакончик с надписью "Campari". Побрызгать из флакончика на руку, правда, не удалось, но запах из-под пробки струился приятный, горьковатый и вкусный. Вахромей не решился ее разочаровать, тем более что флакончик Тата в конце концов уронила на пол. Прямо под бдительным оком сторожевой телекамеры. Вахромей помахал в объектив камеры растопыренной пятернёй и улыбнулся фирменной ростовской улыбкой. А хорошо всё же, что бутылки у них делают из толстого стекла.
  
  
   ARRIVAL
  
   В аэробус им предложили пройти через турникет наподобие тех, что стоят в российских метрополитенах. Только вместо карточки нужно было присоседить к сканеру билет. И никакого тебе досмотра. Полдень, XXII век, ё-моё!
   Пока летели, галантный медбрат обходил пассажиров. Предлагал на выбор: сок, орешки, соленые снэки. Вахромей взял всё. Потому что было ясно: по-настоящему кормить тут не будут. Зато медбрат попался чрезвычайно ироничный, всё время что-то мурлыкал на своем варварском языке. И, кажется, его даже кто-то понимал.
   Сухопарый г-н в кресле прямо перед Татой попросил у медбрата лёд. Тот несказанно обрадовался. "Of course, monsieur. Why not?" И от души насыпал звонких кубиков в стакан г-ну.
   Само собой, посадка была мягкой.
   Из аэропорта "Шарль де Голль" до гостиницы "Конкорд Опера" в центре Парижа такси домчало их за полчаса и шестьдесят евро. Подумаешь, могло быть и сто шестьдесят... А куда деваться, не назад же лететь.
  
  
   RECEPTION
  
   Хотя, может, и стоило.
   Язык жестов тут почти не помогает. Марс, дамы и господа. Аборигены абсолютно не знают по-русски, а все прочие принципиально не понимают ни на одном из марсианских языков цивилизованного мира. Ну просто разговор немого с глухим.
   Ладно, как-то разобрались. Цифры, слава богу, везде арабские. Да и ростовчане, как правило, с высшим образованием. Так что номер нашли. С халатами, белыми тапочками, большим телевизором и необъятной кроватью.
   Даже с учетом разницы во времени -- сгустилась ночь.
  
  
   ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!
  
   С утра нагрянуло пасхальное воскресенье. В этом году православные и католики решили объединиться. Великий праздник для всех христиан.
   А у Таты и Вахромея обзорная экскурсия по городу, которого, если верить тому же Веллеру, в природе нет и быть не может. Еще как есть! Бело-желто-кремовый город из туфа. С домами одного роста. С почти повсеместными мансардами. С окнами, забранными ажурными коваными решётками -- разнообразными, как отпечатки пальцев. С бесчисленными кафешками, ресторанчиками, закусочными, распивочными -- убийцами свободного времени. С неохватным Лувром, потрясающим Нотр-Дам де Пари, грандиозной Триумфальной аркой, тихим Люксембургским садом, Монмартром, где так же тесно, как на Старом Арбате в Москве, но ещё более прекрасно... С безумно разветвлённой системой метро и станциями чуть не в каждом квартале. С исключительно наземными переходами и бесчисленными светофорами, понатыканными через каждые два шага. С металлической Эйфелевой башней и Сеной, пронизывающей весь город насквозь. Конечно, это надо видеть. Чтобы влюбиться один раз и на всю оставшуюся жизнь. Окончательно и бесповоротно.
  
  
   НАШИ
  
   С гидом им повезло.
   Он оказался русским, внятно-толковым, но без чувства юмора. Со следами недавней депрессии в грустных бесцветных глазах. Сказал, что зовут его Владимиром, сел за руль восьмиместного "фольксвагена" и предложил занимать места. Группа подобралась послушная и небольшая. Кроме Таты и Вахромея ещё пара хохлов из Киева. Паша и Лариса. И две чудаковатые казашки с фотоаппаратом-мыльницей и флажками родного государства. Их имён ни Тата, ни Вахромей так и не узнали. Или узнали, но не запомнили. Или запомнили, но потом старательно забыли. Хотя Вахромей сначала пытался строить непринуждённое общение с попутчицами, но быстро понял, что, как к ним не обращайся, получается одно сплошное Гюльчетай, и попытки эти прекратил. Как неорганизованные.
  
  
   НА СУШЕ И НЕ ТОЛЬКО
  
   Три часа "фольксваген" кружил по городу, а Владимир своими рассказами заполнял пробелы в головах понаехавших. Вот это Вандомская площадь, а это площадь Согласия, остров Ситэ, Нотр-Дам, Консьержери, Понт-неф, башня Сен-Жак, площадь Шатле, центр Жоржа Помпиду, Лувр, оперный театр Гарнье, церковь Мадлен, улица Риволи, мост Александра III, Елисейские поля... Дворец кардинала Ришелье и дом Алена Делона. Дом Инвалидов с Собором, в котором покоятся останки Наполеона, и галерея Лафайетт, где, наоборот, все живут и здравствуют с утра до позднего вечера.
   Каша получилась преизрядная, но в душах ревели фанфары.
   Затем Владимир взял тайм-аут, а вся группа погрузилась на прогулочный речной катер "Crystal" и ушла в рейд по Сене. Утюжа речную гладь, сполна насладились видами на музей д'Орсей, Национальное собрание и Ратушу.
   Дворец Пале де Шелле и Национальная библиотека разбудили аппетит. Ели фуа-гра, запивая его анжуйским из погребов барона дю Валлона де Брасье де Пьерфона.
   Вахромей, войдя во вкус, фотографировал радостную Тату на корме катера. Хохлы тоже подтянулись, попозировали лояльному объективу и стали настойчиво хвастать красивой жизнью в Украине. Казашки трепетали на ветру и гордо размахивали флажками.
   Потом Вахромей чуть не перепрыгнул на встречный катер, прочитав на его борту заветное имя -- Isabelle Adjani. Решил, что Изабель сама стоит у штурвала. А Тата подумала, что их ненароком занесло в Америку, когда по левому борту воздвиглась Статуя Свободы. Но это была европейская свобода, похожая на американскую только формой носа и верхней одеждой. На деле же -- совершенно другая женщина. Другие масштабы. И запросы. И шарм.
  
  
  
   НА ПУТИ К МОНМАРТРУ
  
   Хмельные от вина, свежего воздуха и неожиданно близкой свободы, они вывалились на пристань. Где их поджидал голодный гид Владимир. Обуреваемый желанием скинуть потеплевшую компанию с известкового холма, он взял курс на Монмартр.
   Казашки спрятали флажки в ягдташи, но достали сотовые телефоны и стали с кем-то спешно созваниваться. Похоже было, что звонят они друг дружке, потому что всё время было занято.
   Хохлушка Лариса, желая сделать мужу приятное, ткнула в проплывающую за окном огромную надпись "PATHE": "Дывысь, Паша, твоё имя над входом в кафетерий!" -- "Без роялти до дому не пойиду!" -- выдавил уязвлённый Паша.
  
  
   В ЭПИЦЕНТРЕ
  
   Однако 130 метров над уровнем моря -- это вам не шутка. Многие теряют голову. Первым был священномученик Дионисий. Его натурально обезглавили, и он с башкой в руках шествовал чуть ли не через весь холм. Правда было это довольно давно, но факт сей бескомпромиссно увековечен в камне, что всяко убедительней любой фотографии.
   А Вахромею гораздо больше понравились две другие достопримечательности. Из бронзы. Скульптура авторства великолепного Жана Маре под названием "Человек, проходящий сквозь стену". И бюст Далиды -- той женщины, которая действительно умела петь. Неизвестно, сколько стен жанмарэшный человек сумел оставить позади, но в этой, из серого камня, застрял крепко. Наружу торчала лишь правая нога в мокасине, фрагмент грудной клетки и руки проходимца. Тата подержала "Человека..." за левую кисть и колено, а Вахромей Далиду за грудь. И оба остались абсолютно довольны собой и собственной смелостью. По всему было видно, до них тут прохаживались и держались многие -- на всех значимых поверхностях сверкала отполированная ладонями бронза.
   Побывали близ кабаре "Проворный кролик", где любили зависать Аполлинер, Пикассо и Модильяни. Оказалось вполне скромное небольшое заведение. И как только они все там помещались, в этом "кролике"?
   Площадь Тертр, зажатая в клещи сувенирными лавками, была набита творцами, как арбуз семечками.
   -- Здесь вас нарисуют быстрее, чем вы успеете произнести Тулуз-Лотрек, -- посулил Владимир. -- Здесь вам споют и покажут необычное представление. А если разинете рот, рискуете лишиться содержимого карманов.
   Круг замкнулся. Талантливые люди талантливы во всем.
   У собора Сакре-Кёр было людно.
   -- Обратите внимание, отсюда открывается изумительный вид на город. Весь Париж у ваших ног.
   На высоченном фонаре, уцепившись по-обезьяньи одной рукой, висел чернокожий подросток. Он демонстрировал чудеса ловкости, жонглируя футбольным мячом. Внизу собралась толпа зевак, синхронно ахавших в такт его движениям.
   Два шаромыжника из России пели под гитару: "Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету..." Изредка слушатели бросали им евроценты.
   А в одной из боковых улочек обнаружился скромный парк-дворик, принадлежавший некогда писателю Фредерику Дару, автору иронических детективов о комиссаре полиции Сан-Антонио. Сам литератор, к сожалению, уже покинул этот мир, а дворик и сейчас открыт для всех желающих. Внутри можно отдохнуть, поваляться на травке, напиться воды из старой железной колонки. Абсолютно бесплатно и без очереди. Чудеса да и только.
  
  
   NEXT DAY, MORNING
  
   Во время завтрака Вахромей увидел настоящего французского бомжа, или, если угодно, клошара. За окном отеля. Тот справлял малую нужду. Но как! В тонкую щель между металлическим контейнером и мощной витой сеткой-загородкой. Настолько виртуозно, что, когда он ушёл, совсем не осталось потёков. Аккуратист.
   -- Вот что значит европейская культура! -- восхитился Вахромей.
  
  
   НОТР-ДАМ ДЕ ПАРИ
  
   Отстояли сумасшедшую очередь, но вход оказался бесплатный. Пасхальный понедельник. Вахромей купил буклет, и они с Татой вошли внутрь.
   В соборе звучала проповедь, прерываемая иногда звуками органа. На лавочках сидели многочисленные прихожане. Хотелось, конечно, понять, о чём толкует божий человек, но жесты его были минимальны, он всё больше упирал на слух. Вахромей же, являясь поклонником жестикуляции, слушал рассеянно. Да и неловко было бы переспрашивать, о чём собственно идет речь.
   Строгий интерьер завораживал. Высокие своды собора выносили безжалостный приговор ничтожности мирских устремлений, подчеркивали опереточность людских лилипутских помыслов. И лишь разноцветные витражи XIII века внушали толику легкомысленного оптимизма. Непозволительно долго думая о вечном, Тата несколько раз поймала себя на мысли о возможном появлении Квазимодо. Внутренне она была вполне готова. Не повезло. Знаменитый горбун так и не вышел на поклон. Хотя, пожалуй, лучшей аудитории ему бы было не сыскать.
  
  
   ОСТРОВ СЕН-ЛУИ (КОРОВИЙ ОСТРОВ)
  
   Именно сюда привела их дорога из сумрака Нотр-Дам. Здесь, на набережной Бурбон, в особняке Жассо под номером 19 жила когда-то жутко талантливая и несчастливая Камилла Клодель. Скульптор от бога. Любовница и ученица Родена, прожившая три десятилетия в психиатрической клинике Монтедеверже и умершая в возрасте семидесяти восьми лет в полной несознанке. После громады Нотр-Дам любое жильё смотрелось бы обыденно и просто, а тут вдобавок такая незавидная судьба...
   Взгрустнулось.
   Немного исправило ситуацию знаменитое мороженое "Berthillon", слегка не дотягивавшее, впрочем, по вкусу до "пломбира" советского периода.
   Пообедали в кафе у моста и попали прямиком на уличное цирковое представление.
   Акробатика плюс клоунада на велосипедах. С обязательным вовлечением в действо случайных зрителей. В основном симпатичных молодых девушек, которым доверили держать разноцветные ленты и мило улыбаться. А ведь забавное вышло зрелище. Искромётное. Нерядовое. Когда артист взгромоздился на микро-велосипед размером чуть побольше дамского клатча и доказал его функциональность, грянул шквал аплодисментов. Монет мастеру накидали полную шапку.
   Внезапно у Таты зазвонил телефон. Вчерашние хохлы, нечувствительно прикипевшие к ростовчанам во время "сенной лихорадки", предлагали совместный штурм Эйфелевой башни.
   -- Пуркуа бы и не па, -- сказал Вахромей на чужом языке, и Тата пообещала киевлянам их возглавить.
  
  
   У ПОДНОЖИЯ БАШНИ
  
   В последний раз столько людей, стоявших в затылок друг другу и мечтавших попасть в одно место, Вахромей видел в далеком 1990-м году в Москве. Когда на Пушкинской площади открылся первый в России "МакДональдс". А до того -- в семидесятых, но уже на другой площади, на Красной. Тогда там ещё не закрылся Мавзолей. В общем, стойкое ощущение deja vu не покидало его ни на миг.
   Примерно через час все четверо оказались, наконец, у кассы, были обилечены и допущены к лифту.
   И тут выяснилось, что Паша боится высоты, а Лариса боится за Пашу. Те ещё путешественники.
   -- Лишь бы стоп-кран не рванули, -- шепнул Вахромей Тате на ухо, а украинским друзьям сказал, что высота башни со шпилем всего триста метров. -- Всего-то, -- он показал на ногте большого пальца, как это в сущности мало.
   -- Шо? -- спросил Паша, вздрогнув всем телом. -- Скильки?
   -- А без шпиля и того меньше, -- признался Вахромей.
   Похоже было, что веселье может легко закончиться, так и не начавшись.
  
  
   КРЫША МИРА ПО-ПАРИЖСКИ
  
   Рассказывают, что, когда башню возводили, у проекта было много противников. Одним из яростных сопротивленцев считался знаменитый французский писатель Гнида Мопассан. Он бил во все колокола и всячески наступал чужой песне на горло.
   Однако башню все же воткнули рядом с Марсовым полем, и вскоре журналистская братия застукала Мопассана в качестве завсегдатая башенного ресторана "Жюль Верн".
   -- Как же так? -- спросили писателя. -- Ведь вы же громче всех кричали о том, что башня изуродует облик Парижа, а теперь тут абсент кушаете каждый вечер?
   -- А вы бы чего хотели, -- нашёлся Мопассан. -- Между прочим, это единственное место, откуда я не вижу саму башню.
   Как-то незаметно, всего лишь за сто лет, башня стала одним из символов Франции.
   Одним из самых узнаваемых символов.
   -- Фигасссе! -- сказала Тата, скрупулезно обозрев доступное взгляду пространство и как бы подводя черту увиденному.
   Вахромей впервые в жизни не нашёлся, что добавить.
   В закромах обнаружилась кривая бутылка вина от Жана-Поля Шене. Выпили за всё хорошее, но охрана заметила и потребовала немедленно прекратить. Хотели налить и охране, но люди в униформе все как на подбор оказались закодированными. А может, просто не любили вино из кривых бутылок...
  
  
   ЕЛИСЕЙСКИЕ ПОЛЯ, ШОППИНГ
  
   Когда-то здесь была аллея, по которой прогуливались буржуи всех мастей. Сегодня гуляют все, кому не лень. Авеню, носящая столь странное для русского уха название, -- это нескончаемая вереница монобрэндовых магазинов, торговых центров, ресторанов фаст-фуд, кинотеатров, автосалонов. Конечно, нельзя было не засвидетельствовать.
   В магазине "Louis Vitton" Вахромея поразил столбняк. Хорошо ещё, что не обнял Кондратий и не разбил паралич. Пока Тата изучала сумочки по цене 1500-2000? и кошельки по 650?, Вахромей нервно пересчитывал бумажные купюры в карманах джинсов и мелочь на кредитных картах. Понимая, что покупка такой сумочки на ближайшие несколько лет оставит их жить во Франции. Оно, может, и неплохо, но уж больно серьёзное решение, принимать которое у прилавка с кожгалантереей, все-таки неверно.
   В салонах Toyota, Peugeot и Mercedes довелось посмотреть на стендовые модели автомобилей, не предназначенных для продажи. Технический гений впечатлял ничуть не меньше, чем кожгалантерейный. Судя по космическим формам, будущее в отдельных регионах планеты уже наступило.
   Парфюмерное царство, как и все царства в мире, на поверку оказалось весьма условным и противоречивым. На вопрос, где она может найти духи "Клайв Кристиан", Тата услышала нечто невразумительное. Продавец-консультант -- женщина бальзаковского возраста -- была явно сбита с толку.
   -- Кристиан Диор? -- спросила она на всякий случай.
   -- Клайв Кристиан, -- повторила Тата отчётливо.
   Вахромей готов был поклясться, что француженка испытывает сильнейшее желание почесать в затылке.
   -- Келвин Клайн? -- предприняла она ещё одну безнадёжную попытку.
   -- Клайв Кристиан, -- заученно сказала Тата.
   -- Экскьюзи муа, мадам, -- сказала француженка, разводя руками.
   -- Бог простит, -- сказал Вахромей, и перенаправил энергию Таты в отдел со старым добрым Диором.
   Провели пристрелку, и пошли дальше по нескончаемым рядам, заполненным разномастными флаконами счастья.
   Выяснилось, что "Chanel" -- это наше всё. Ну, Вахромей-то еще со школьной поры помнил, что все мы вышли из гоголевской шанели.
   Потом было ещё много разнообразных отделов, магазинов и магазинчиков. И не только парфюмерных. Туфли от Jimmy Choo снесли Тате башню основательно и надолго. Она даже стала чем-то похожа на Святого Дионисия. И Вахромей сделал себе зарубку: если "Chanel" -- это наше всё, то обувь Jimmy Choo -- это всё остальное. И в этом была глубокая сермяжная правда жизни.
   Но особенно понравился Вахромею доброжелательный продавец в отделе женской одежды, марку которой Вахромей тут же забыл. Парень тряс приглянувшейся Тате юбкой и что-то с жаром пытался ей втолковать сначала по-французски, а затем и по-английски. Вахромей подключился к диалогу, но всё ещё больше запуталось. Тогда парень побежал к выходу из отдела и приволок средних размеров табличку. На табличке было крупно написано "SALE 30%". И стояло завтрашнее число. Ошарашенная Тата повесила юбку обратно на вешалку и сказала, что придёт завтра.
  
  
   УЖИН
  
   Усталые, но несломленные Тата и Вахромей ползли по Rue St-Lazare.
   Хотелось есть. Очень кстати им подвернулся ресторанчик, на двери которого было написано: "Меню -- по-русски". Вот этими самыми буквами и было написано.
   -- То, что надо, -- сказал Вахромей. -- Врастаем здесь.
   Они уселись за столик. Подскочил официант, услышал русскую речь и махнул кому-то рукой.
   Приблизилась гидропиритная блондинка лет шестидесяти с густо накрашенными глазами. Просто по килограмму туши лежало у неё на веках. Никак не меньше. В СССР похожий тип женщины довольно часто можно было увидеть в овощных магазинах по ту сторону прилавка.
   Тата поздоровалась и попросила русское меню.
   -- Меню по-русски есть, -- сказала блондинка с лёгким одесским акцентом. -- Но там всё неправильно.
   -- То есть как? -- удивилась Тата.
   -- Всё-всё неправильно, -- сказала блондинка, пряча за спину коричневую книжицу. -- Цены не те. И названия тоже. А что бы вы хотели?
   -- Для начала посмотреть меню, -- сказал Вахромей.
   -- Ай, ну что там смотреть? Ну вот вам пока меню на французском. Изучайте цены.
   Книжица легла на край стола.
   -- А понту их изучать, если непонятно, что написано, -- сказал Вахромей.
   -- А что бы вы хотели?
   -- А что у вас есть?
   -- А что бы вы хотели?
   -- Мы бы хотели поужинать.
   -- Что вы предпочитаете на ужин?
   -- А что вы можете нам предложить?
   -- А что бы вы хотели?
   -- Ффух! -- выдохнул Вахромей. -- Тата, попробуй ты. Я устал ходить по кругу.
   -- Рыба у вас есть? -- спросила Тата.
   -- Какую рыбу вы предпочитаете? -- спросила блондинка и в первый раз за время разговора моргнула своими килограммами.
   -- Сёмгу, -- сказал Вахромей. -- Лосося. Запечённого в собственном соку.
   И подумал, если она щас спросит, какую сёмгу я предпочитаю, я её порву.
   Но на этот раз блондинка принялась что-то быстро писать в блокноте, словно бы извлечённом из воздуха.
   -- Гарнир? -- спросила она, переходя на телеграфный стиль.
   -- Картофель, -- сказал Вахромей. -- Отварной. И ещё каких-нибудь овощей в масле. И вино.
   -- Вино какой страны вы предпочитаете...
   -- ...в это время суток, -- закончил за неё Вахромей и решительно потряс головой, отгоняя литературных призраков. Этого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда. -- Постойте, -- сказал он. -- Не надо вина. Пиво. Два бокала. Только не очень холодное.
   -- Пиво не может быть не очень холодное, -- оживилась блондинка.
   -- Горло, -- объяснила Тата. -- Болит. Ангина.
   -- Я здесь сорок лет, -- сказала блондинка. -- Если болит горло, надо пить только холодное. Специально холодное. Это практика. Я всегда так делала, и прекрасно себя чувствую.
   -- Несите что-нибудь, -- сказал Вахромей и стал смотреть в окно. Общение с официантами, которые не понимали по-русски, нравилось ему гораздо больше.
  
  
   ЛУВР. ПРЕЛЮДИЯ
  
   Поход в Лувр совпал с днём рождения Вахромея. И это было бы даже забавно, если бы пореже звонил телефон в кармане. Сначала Вахромей отвечал на каждый вызов, но очень скоро перевёл аппарат на вибрацию и стал нажимать на кнопку только если видел знакомый номер.
   Экскурсия брала начало во дворе Лувра, у статуи Людовика XIV, в одиннадцать тридцать по полудни. Здесь витал в воздухе русский говорок, народ теснее сбивал ряды, ожидая экскурсовода.
   Вскоре он появился. Абсолютно лысый афропарижанин лет пятидесяти пяти. Невысокого роста, в бледно-голубом мятом пиджаке и чёрных вытянутых брюках, со списком экскурсантов в одной руке и пластиковым пакетом в другой.
   Первым делом он поздоровался и сразу же затеял перекличку. По-русски он говорил более чем сносно, и даже славянские фамилии произносил, почти не искажая. По списку не хватило двух человек, и решено было немного подождать.
   Афропарижанин сказал, что его зовут Оноре. И добавил, подумав:
   -- Как Бальзака.
   -- Родственник? -- спросил Вахромей настороженно.
   -- Однофамилец, -- тотчас подсказали из толпы.
   Оноре раскрыл пакет и стал раздавать слуховые аппараты, затем нацепил себе на шею микрофон, щёлкнул переключателем и спросил, все ли его хорошо слышат.
   Слышно было подозрительно хорошо.
   -- Ну, вот вам и рука Москвы, -- прокомментировал Вахромей негромко. -- Сушите сухари, господа.
   -- Скорее уж ЦРУ, -- сказал Оноре. -- Или вы убеждённый поклонник ФСБ?
   -- Пока не решил, -- признался Вахромей.
   Эрудиция Оноре поражала. Скорее всего он получил образование в Советском Союзе.
  
  
   ЛУВР. НЕМНОГО ИСТОРИИ
  
   Вообще говоря, Лувр -- это типичный долгострой. Ещё в конце XII века Филиппом-Августом была возведена оборонная крепость, занимавшая примерно ? квадратного двора современного Лувра. Здесь хранили казну, а сам король жил на другой квартире.
   В XIV веке в малгаб въехал Карл V Мудрый и сразу затеял перепланировку. И поскольку мудрость его нуждалась в постоянной подпитке, воздвиг для этой цели Библиотеку. Понятно, что несмотря на такие усилия, а может и благодаря им, резиденция сия была малопригодна для проживания правителей. Пыль, которую не могли победить тогдашние пылесосы, тараканы и запах плесени, которая так любит давно нечитанные книги, -- все это изрядно мешало комфортному времяпровождению.
   Всё же какой-то минимум удобств должен был присутствовать... Потому не прошло и ста пятидесяти лет, как Франциск I по-взрослому развез грязь, раскатал в ноль старую крепость и на обломках самовластья построил новый мир.
   Каждый из более поздних самодержцев вносил свою посильную лепту в переоборудование и укрепление этого мира. Катюша Медичи, например, отгрохала дворец Тюильри, а Генрих IV соединил его с Лувром галереей. Да такой, что не снилась даже Манилову.
   Правда во второй половине XVII века Людовик XIV, Король-Солнце, вместе со всеми своими любовницами, мамками-няньками и многочисленными прихлебателями сбежал в Версальскую новостройку, и Лувр временно пришел в запустение. Число бомжей во Франции резко сократилось, и под дырявыми крышами дворца стало постепенно зарождаться первое коммунистическое общество.
   Кто знает, до чего бы дошла История, если бы на пороге однажды не появился амбициозный недомерок Наполеон. Именно он принял волевое решение и наказал всем будущим Наполеонам строить, не покладая рук.
   Потом была Франко-прусская война, всяческие гражданские неурядицы, пожар, практически уничтоживший Тюильри, и много разных других событий.
   Уnbsp; -- Скорее уж ЦРУ, -- сказал Оноре. -- Или вы убеждённый поклонник ФСБ?
же в 1981 году Франсуа Миттеран инициировал проект Большого Лувра. Во дворе Наполеона силами китайцев за каким-то чёртом соорудили громадную стеклянную пирамиду, и ещё три таких же пирамиды, только поменьше, понавтыкали вокруг, превратив их в проходы, ведущие в три крыла музея: Сюлли, Денон и Ришелье. Лувр таким образом осовременился, и в него потекли потоки зевак, подобных Тате и Вахромею.
  
  
   ЛУВР. TETE-a-TETE
  
   Оноре повел их заповедными тропами. Через подвал, где можно было лицезреть остатки фундамента первого варианта крепости. Стены были такой толщины, что летом, в жаркую погоду, никаких кондиционеров не требовалось. На освещении французы тоже сэкономили. В особо тёмных углах Тате мерещились плачущие скелеты. До избыточного уюта обстановка явно не дотягивала.
   Парадную лестницу в крыле Денон венчала статуя Ники Самофракийской -- женщины "на ять", женщины-победы -- крылатой, целеустремлённой и без головы. Вахромей полюбовался шедевром и подумал, что большего от женщин нелепо и требовать. Оказывается, древние хорошо это понимали.
   К статуе Афродиты, более известной в миру как Венера Милосская, претензий также ни у кого не возникло. Голова, правда, на этот раз была на месте, а вот руки у девушки грустным образом отсохли. Странно, но это нисколько не повредило её чувственности. Далее Афродиты пошли косяками. Купающаяся Афродита. Отдыхающая Афродита. Голова Афродиты. Плод любви Гермеса и Афродиты. Гермафродит, по-нашему. Странное создание, дерзко совместившее в себе женские и мужские половые признаки, покоилось на надувном матрасе из мрамора, который подстелил под него скульптор Бернини в XVII веке. Видимо, решил как-то подсластить горькое, на его взгляд, существование. Дескать, мало того, что бракованный экземпляр во плоти, мало того, что голый... голая... голое... Так ещё и спит на каких-то досках. А вот мы сейчас ему -- подстилочку...
   Постепенно рождалось ощущение, что Лувр посетила Медуза Горгона. Такое количество каменных изваяний в одном месте. Это ж надо было всех сюда согнать! Мраморные фигуры теснились по одиночке и группами. Сидели, стояли, лежали. Некоторые спали или томились, охваченные любовными переживаниями. Боги соседствовали с простыми смертными.
   Экспрессивный Боргезский боец с умирающим гладиатором, Амур и Психея с рабами разной степени измотанности. Пан восседал в окружении вакханок. Меркурий в крылатых сланцах бодро гарцевал между небом и землей. Три Грации рождали в душах в три раза больше откликов, чем грации одиночные, а воздевший к солнцу руки радостный божок Эрос вообще был вне конкуренции.
   При этом совершенно ясно становилось одно -- у древних греков имелся существенный пунктик. Обнажёнка. Всеохватывающая и не оставляющая просторов домыслу. Как у смертных, так и у богов. А может в те далёкие времена просто одежды не хватало на всех?..
   Воздав должное эллинистическому периоду, Оноре с головой погрузил россиян во французскую живопись. Закружил разноцветный калейдоскоп. Замелькали разноформатные полотна, вызванные к жизни творцами прежних эпох.
   Жорж де Латур -- "Шулер". Карточные страсти на четверых. Никола Пуссен с его временами года. Портрет кардинала Ришелье работы Филиппа де Шампеня. Огромный -- почти два на три метра -- портрет Людовика XIV кисти Гиацинта Риго, написанный в 1701-м году. И ещё имена -- Франсуа Буше, Жан Оноре Фрагонар (очередной родственник экскурсовода и однофамилец знаменитой парфюмерной фабрики), Жак Луи Давид. Последний расписал коронование Наполеона в соборе Нотр Дам. Художник с длинным непроизносимым именем Жан Огюст Доминик Энгр наваял "Большую одалиску". Совершив осознанную анатомическую ошибку, добавил ей три лишних позвонка. Ходили упорные слухи, что он был первым пластическим хирургом, на досуге занимавшимся живописью.
   Романтический период, рожденный Теодором Жерико прямо у берегов Сенегала, на плоту "Медуза", был расширен и продолжен Эженом Делакруа. Его "Свобода на баррикадах" с обнажённой женской грудью и трёхцветным знаменем в руке стала воплощением брутальности и гуманизма.
   -- Господи, как же их много, -- прошептал Вахромей.
   -- О да, очень, очень много! -- восторженно подтвердил Оноре.
   От французов он перешёл к итальянцам. Работы Тициана, Лоренцо Лотто, Тинторетто, Караваджо, Веронезе просто били обухом по голове. Но бесспорным гением на их фоне был, конечно, великий Леонардо. В зале, где выставлена была его бессмертная Джоконда, толпился народ. Картина, надёжно упрятанная под стекло, манила немеркнущей улыбкой.
   -- Как видите, даже сейчас, спустя полтысячи лет после её написания, работа Леонардо продолжает привлекать взоры и будоражить умы. Это ли не признак гениальности? -- сказал Оноре. -- При создании картины Леонардо использовал свою излюбленную технику -- "сфумато".
   -- Тоже мне новость, -- сказали за плечом Вахромея. -- Да мы это "спуманте" в девяностые ящиками пили. Компот и компот. Только газированный.
   -- Сфумато означает "исчезающая дымка", -- сказал Оноре. -- Растворение форм и игра светотени.
   -- Тени были будь здоров! -- произнёс тот же голос. -- После десятой бутылки вообще вокруг сплошной мир теней...
   -- Да уберите вы его куда-нибудь! -- сказала Тата. -- Или покажите, где расположен ближайший бар-ресторан.
   Искусство художников Северной Европы осматривали почти на автопилоте. Эль Греко, Дюрер, Рубенс, Рембрандт, Вермеер сами по себе были, конечно, потрясающи. Но после Леонардо...
   -- Знакомство с шедеврами надо дозировать, -- сказал на это Вахромей.
  
  
   ОКОНЧАНИЕ ОСМОТРА И ВЫХОД ИЗ СИТУАЦИИ
  
   Перекусили в кафе "Ришелье" и в свободном полёте прочесали одноимённое крыло.
   Полюбовались покоями Наполеона III. В анфиладах комнат легко можно было заблудиться. Убранство не поддавалось осмыслению. Что и говорить, скромняга был этот Наполеон III.
   А неплохо было бы завалить к нему в гости большой компанией. Как говорится, в тесноте да не в обиде.
   Напоследок посетили двор Марли. Солнечный свет беспрепятственно проникал сквозь прозрачную стеклянную крышу. Мраморная скульптурная группа "Кони Марли" Гийома Кусту, первоначально установленная на площади Согласия ещё во времена Французской революции, была в 1984 году перенесена сюда и нисколько от этого не проиграла. А на площади установили копии. Без всяких стеклянных крыш.
   До метро добрались через галерею Карузель. На дороге им попалась ещё одна пирамида. На этот раз -- перевёрнутая вершиной вниз, но от этого ничуть не менее стеклянная. Вахромей пожелал сфотографироваться. И даже по-хозяйски ухватился за вершину пирамиды пятернёй. Тата, увидев это, замотала головой и сделала нецензурные глаза.
   -- Я так за тебя переживала, -- сказала она потом. -- Всё-таки эта штука -- китайская. Мало ли что... А мы вон даже страховку не оформили...
  
  
   ЦАРСТВО ЗАПАХОВ -- FRAGONARD
  
   Экскурсионный бизнес в Париже выстроен давно и довольно четко. Хотя и без особых затей. Перечень предлагаемых агентствами осмотров и посещений конечен. Стандартные походы в музеи разбавлены обзорными экскурсиями по городу. Поездки за пределы кольцевой дороги скомпенсированы короткими пешими прогулками. Нет, конечно, если есть горячее желание, можно заказать индивидуальную программу. Но это будет стоить очень дополнительных денег.
   Что до русских, регулярно наводняющих столицу Франции весенней порой, то они, в основном, ходят из угла в угол, сверяясь с картой в наименее людных местах. Постоянно натыкаясь на физиономии, знакомые по предыдущим экскурсиям. Теша собственное эго мнимой оригинальностью.
   Но есть места заветные, куда ведут всех. И почти никто не уклоняется.
   Парфюмерная фабрика "Фрагонар" работает с 1926 года. Создавая духи, туалетную воду, продукцию по уходу за кожей лица и тела на основе оригинальных и эксклюзивных композиций. Продает их по фабричной цене. Демпингует на рынке. Замечательные ароматы, привлекательный дизайн флаконов, неоскорбительная цена. О чём ещё мечтать туристу? При фабрике имеется собственный музей, вход в который бесплатен. Зато за каждого отоварившегося в магазине покупателя экскурсоводы получают комиссионные.
   Тата с Вахромеем от коллективного безумия уклонились. Но потом решили посетить "Фрагонар" самостоятельно.
   Переступив порог, они угодили в небольшую комнату, заполненную людьми. Причём все стояли, как та самая избушка, повернувшись к лесу передом, а к входу за...тылками.
   Вахромей пожал плечами. Ну очередь и очередь, что он очередей не видел, что ли?.. Надо было только разобраться, с какого конца разматывать этот клубок. Впрочем, разматывать ничего не пришлось. К нему тут же подошла милая девушка и, улыбаясь, прилепила ему на лацкан пиджака красный бумажный квадратик, на котором белела буковка "F", а в руки воткнула рекламный буклетик на русском языке.
   "Добро пожаловать во ФРАГОНАР!" -- прочел Вахромей.
   Однако! Фрагонар, конечно, не Арканар, но что-то тут не складывалось.
   -- Тата, -- сказал Вахромей. -- Мы, кажется, пристыковались к какой-то экскурсии. Сейчас всех посчитают, и нас с позором выведут на улицу.
   -- Стой здесь, я сейчас, -- скомандовала Тата и ринулась к пышногрудой блондинке-флагману, которая старательно прикидывалась экскурсоводом.
   Блондинка сказала, что да, это -- группа, и сейчас они идут смотреть музей парфюмерной фабрики "Фрагонар", а потом едут в Лувр, так что если хотите...
   -- Спасибо, но мы в Лувре уже были, -- сказала Тата. -- А что нам делать с этими буклетами? И буквами?
   -- Оставьте себе на память, -- сказала блондинка великодушно. -- Вы же пойдёте в магазин?
   -- Я как раз хотела спросить... -- Тата была сама обходительность. -- Я думала вход в магазин здесь...
   -- Нет-нет, -- быстро сказала блондинка. -- Это в соседнюю дверь. -- И добавила покровительственно. -- Поздравляю! Вы открыли для себя настоящую парфюмерию. Теперь вы перестанете покупать свои духи.
   Снизошла, мать её, просветила "деревенщину из провинции".
   На какой-то момент Тата просто лишилась дара речи. Затем процедила по возможности ледяным тоном:
   -- I don't understand you!
   Блондинка зарделась, пролепетала:
   -- Считайте это плохой утренней шуткой, -- и поспешно отвернулась.
   Наивная Тата даже не подозревала, что чувство юмора у соотечественников на чужбине способно принимать настолько уродливые формы.
   -- Нет, ну что за язва! -- сказала она Вахромею. -- Разве так можно?
   -- Не бери в голову, -- сказал Вахромей. -- Сейчас мы её залечим.
   Запить скопившуюся во рту горечь было нечем, и они решили её занюхать продукцией "Фрагонар". А буковки "F", налепленные на одежду, выбросили в мусорную корзину. Чтобы никто ненароком не посчитал. Потому что за хамство чаевые не положены.
  
  
   511-й
  
   Когда вовремя не убирается номер в российской гостинице, это ни у кого не вызывает удивления. Когда то же самое происходит в гостинице парижской, невольно начинаешь нервничать и искать подвох.
   На самом деле первая попытка проникнуть за дверь с цифрами 5-1-1 была предпринята молоденькой афропарижаночкой ещё утром, но Вахромей эту попытку пресёк. И попытался втолковать девушке, что наводить порядок следует чуть позднее, когда постояльцы изволят свалить по своим делам, ну, скажем, через часик-полтора. Компрене ву?
   Афропарижаночка похлопала ресницами, явно желая что-то сказать, но не сумела выйти из филологического ступора. Вполне вероятно, что эти "Crazy Russians" вызывали у нее лёгкую оторопь. Они, конечно, не кусаются, вежливы и прилагают массу усилий, чтобы казаться нормальными людьми, но любому же ежу сразу ясно, что сбежали из психушки. Растерянно улыбаясь, она покатила свою тележку по коридору. И вскоре исчезла вдали, как атомоход в тумане. И вот прошло уже полдня, но она так и не решилась совершить дубль. Не хотела искушать судьбу?
   Тата сняла трубку телефона и попросила произвести уборку. Услышала в ответ тарабарщину, из которой поняла только, что нужно набраться терпения, подождать до пяти часов, и будет вам счастье. Казалось бы, чего ещё надо?
   Но Тата была непреклонна.
   -- Now, please! -- отчеканила она, и Вахромей понял, что они приплыли, её английский становится лучше день ото дня. Скоро уже не понадобятся никакие словари.
   Прошло минут пять. Пора было спускаться на первый этаж, в холл, и тут в дверь постучали. Ах, если бы в России была хоть вполовину такая же слышимость!
  
  
   ВЕРСАЛЬ. ТУДА...
  
   На этот раз гидом оказалась женщина по имени Лидия. В её распоряжение поступили три пары -- молодожёны из Белгорода, пенсионеры из Москвы и Тата с Вахромеем (ростовское ни то, ни сё).
   Сначала Лидия немного рассказала о себе. Живёт во Франции давно, уже 28 лет, имеет два образования -- историческое, полученное на родине, и искусствоведческое, местного розлива. Работает без выходных и очень рвётся посмотреть бракосочетание принца Уильяма и его избранницы, обещанное по TV на завтра. Всё это было, конечно, безумно интересно, но актуализировались и другие темы для разговоров.
   Молодожёнами из Белгорода владела мощная надидея -- они страстно и, видимо, давно мечтали приобрести в Париже колготки. А ещё лучше -- чулки. И потому стали долго и нудно выяснять, где же можно это желание реализовать. Лидия справилась с тестом играючи.
   С московскими пенсионерами так легко было не совладать. С колготками, а тем более чулками в столице последние лет тридцать перебоев не наблюдалось. Не то, что в Белгороде. А вот еды катастрофически не хватало. Экзотической, во всяком случае. Поэтому вопросы сразу посыпались жёсткие и по существу. Где находится ресторан "Maxim's"? Сколько стоит там ужин на двоих? Принимаются ли к оплате кредитные карты?
   При одном только взгляде на Лидию сразу становилось понятно: она всю сознательную жизнь ужинает только в ресторанах фешенебельного квартала Маре, а в досужий день посещает для разнообразия "Maxim's", "Bristol" или "Espadon" в отеле "Ritz", причем повсеместно у неё зарезервирован собственный столик. А как иначе?
   Но москвичам этого оказалось мало, и разговор съехал на обочину.
   -- А как у вас обстоит дело с лягушками?
   Выяснилось, что лягушек парижане не едят уже лет сто, а скармливают их охочим до всякой дряни туристам. А вот водоросли едят. И устриц очень даже едят. "А чем их запивают?" -- "Да чем угодно". -- "Ну, например?" -- "Вином можно вполне". -- "А мы вот знаем, что их непременно нужно запивать лимонным соком. Или шампанским. Как у Диккенса". -- "Необязательно, необязательно. И кроме того там внутри всегда есть такие остатки морской водички, не всем нравятся. Если будете покупать в супермаркете сети Monoprix, имейте это в виду. Там, кстати, выгоднее всего покупать. На большую партию хорошая скидка". -- "Нет, ну, а чем же всё-таки их запивать?"
   -- Лучше всего -- марганцовкой, -- хмуро сказал молчавший до сих пор Вахромей и похоронил тему.
  
  
   ...И...
  
   На подступах к Версалю стал срываться мелкий подловатый дождик. Хотел во что бы то ни стало размочить намерения русских туристов. Не вышло. Желающие увидеть резиденцию Людовика XIV были туфоподобны и кремнестойки.
   Тем более, было на что посмотреть.
   Версальский дворец -- воплощение величия и славы короля -- строился всерьёз и надолго. Реализацию своих замыслов Людовик доверил архитектору Луи Лево, которого сменил затем Жюль Ардуэн-Мансар. Для создания парковой зоны был привлечён гений ландшафтного дизайна Андре Ленотр. И Мансар, и Ленотр знали своё дело туго и потрудились от души. Великолепие созданного ими комплекса зашкаливало все разумные пределы. Да и то сказать, восемьсот гектаров -- площадка внушительная. Было где разгуляться.
   Сфотографировавшись у главных ворот, украшенных золотым солнцем, группа проследовала во двор. С южной стороны дворца располагался Цветочный партер, или Партер Любви, или по-нашему -- розарий, спроектированный лично Марией-Антуа-неттой. Причудливый рисунок цветочных линий настраивал и внушал. По обе стороны розария тянулась живая изгородь, аккуратно и с особым тщанием постриженная. Ярусом ниже, за лестницей Ста Ступеней, раскинулся Партер королевской оранжереи. Четыре газона и круглый бассейн занимали почти три гектара расчерченной на квадраты и прямоугольники земли. Здесь катались два автопогрузчика, вывозившие из Оранжереи после зимовки растительную экзотику -- пальмы, олеандры, апельсиновые деревья, гранаты. Партер оранжереи был окаймлён дорогой, за которой сверкал голубой водой Швейцарский бассейн площадью в шестнадцать (!) гектаров.
   С западной стороны, насколько хватал глаз, местность понижалась, открывая вид на бассейн Аполлона и Большой канал. Андре Ленотр с математической точностью рассчитал обзор и перспективу. Фокус, проделанный мастером, состоял в том, что четырехкилометровая протяжённость канала не ощущалась в полной мере. Расстояние до удалённой границы словно бы скрадывалось, уменьшалось в несколько раз, подсовывая доверчивым зрителям обманку. А и понятно, с биноклями во времена Людовика была напряжёнка, приходилось идти на ухищрения.
   Кроме пространственных чудес Ленотр создал образцовый французский парк, аллеи которого оснастил сложной системой фонтанов. Увидеть их в действии возможно и сейчас, в период с мая по октябрь, по воскресеньям, когда в атмосфере прежних времен проводятся так называемые "праздники Больших фонтанов".
   Говорят, Петр I, посетив в своё время Версаль, был настолько очарован увиденным, что по его типу воссоздал Петергоф с Петродворцом.
   Жизнь в Версале всегда была подчинена строгому протоколу и этикету. Король-Солнце Людовик XIV не только воздвиг дворец, способный единовременно вместить до 10.000 гостей и подданных, он превратил этих подданных в зрителей, дворец -- в подмостки, а из всей своей жизни сотворил один грандиозный спектакль. И самым главным и блистательным актером на сцене повсеместно был он сам.
   Мир здесь вращался вокруг короля. Пробуждение, отход ко сну, прием пищи, прогулки -- всё это приравнивалось к государственным деяниям. В ежеутренний моцион входил обязательный врачебный осмотр, в том числе и содержимого туалета монарха, после чего информация о самочувствии сира доносилась до его слуг.
   -- Наверное, и пушка стреляла в ознаменование успешного опорожнения венценосного кишечника, -- робко предположил Вахромей.
   -- Нет, ну что вы! -- сказала Лидия. -- Король был чрезвычайно хорошо воспитан, и при совершении утреннего туалета никогда не издавал громких звуков.
   Покои короля и покои королевы были разнесены в пространстве, и каждый из супругов вил своё гнёздышко по собственному усмотрению. В отличие от нынешних мужчин и женщин, стремящихся любыми путями загнать друг друга на единственное двуспальное ложе, под общий балдахин.
   Гнёздышко короля включало в себя ряд салонов. Таких, как салон Геркулеса, салон Изобилия, салон Венеры, салоны Дианы и Меркурия. И конечно, салон бога Солнца -- Аполлона. Именно здесь стоял королевский трон. Покои королевы были несколько скромнее и состояли из четырех залов, в числе которых имелись спальня и зал Караула.
   -- Особого внимания заслуживает знаменитая Зеркальная галерея, -- говорила Лидия, жмурясь от удовольствия. -- Растянувшись вдоль западного фасада дворца на 73 метра, галерея имеет 17 высоких арочных окон, которые, отражаясь в зеркалах, выходят на королевские сады. Потолок расписан победами короля над Испанией и Голландией. Прямо перед окнами галереи Ленотр устроил два симметричных водоема (Водный партер), расположенные на специально созданных для этого террасах. Это начальная точка, из которой легко попасть к бассейну Аполлона.
   Галерея служила ежедневным переходом и местом встреч для придворных и гостей дворца и использовалась для церемоний лишь в исключительных случаях: бракосочетания герцога Бургундского в 1745 году или бала-маскарада в честь свадьбы Марии-Антуанетты и Людовика XVI. Здесь же 28 июня 1919 года был подписан Версальский мирный договор, завершивший Первую мировую войну.
   Король, хоть и любил купаться во всеобщем внимании, вовсе не жаждал постоянно видеть тех людей, которых он видеть не жаждал. Во дворце, забитом придворными по самую маковку, остаться в одиночестве бывало трудновато. И для уединения короля Мансар построил в парке мини-дворец из розового мрамора -- Большой Трианон. Позже, в 1769 году сын и наследник Короля-Солнце Людовик XV для встреч с мадам де Помпадур построил Малый Трианон. Так эти Трианоны и стоят по сей день, как свидетельство неистребимого мужского желания хоть иногда ходить налево.
   В день, когда группа россиян гуляла по Версальскому дворцу, там помимо местных чудес можно было увидеть и иноземные -- разнообразные троны правителей из отдаленных уголков земного шарика.
   -- Все троны в гости будут к нам, -- сказала Тата, перефразировав известные с детства строки.
   Трон Наполеона был хорош, и трон правителя Буркино-Фасо тоже вставлял не по-детски, а вот Николашкино креслице особых аплодисментов отчего-то не снискало. Какое-то оно было жалкенькое, траченое молью... Или это его большевики так обглодали в годы развитого социализма?
  
  
   ...ОБРАТНО
  
   Когда возвращались к машине, брошенной на стоянке недалеко от дворца, Лидия вдруг сказала, обращаясь персонально к москвичам:
   -- Кстати, для интересующихся... В отеле "Trianon Palace" есть замечательный ресторан под управлением британского шеф-повара Гордона Рамзи. Там подаются бресская пулярка и макароны с чёрными трюфелями, артишоками и фуа-гра, запечённые под пармезаном. Очень вкусно, хотя и недёшево. Если хотите, мы вас тут оставим, может, вам повезет и вы сумеете туда попасть. Там любят бывать Николя Саркази и Тони Блэр.
   Москвичи позорно потерялись.
   Видимо, для них это был удар ниже пояса, в самое нервное сплетение.
   Ай, да Лидия!
   Вахромей чуть было в неё не влюбился.
   Однако, пока стояли в транспортной пробке на подъездах к Парижу, выяснилась интересная деталь. Лидия ездит домой с вокзала Saint-Lazar (Французы говорят: "са-лаза"), что расположен позади гостиницы, приютившей Тату и Вахромея.
   Москвич удивился:
   -- А что, разве рядом с "Конкорд Опера" есть вокзал?
   -- Ну да, -- сказала Лидия. -- Самый старый вокзал Парижа. Его не ремонтировали 150 лет. И вот сейчас там идет ремонт, но поезда всё равно ходят.
   -- А вы живёте в пригороде?
   -- Да. Но не скажу, как он называется.
   -- Почему?
   -- Для русского уха это может быть... мм... Ну ладно, скажу. Пригород -- Уй. Так произносится, а пишется ещё сногсшибательней.
   -- Надо же! -- повторил москвич ошарашенно. -- Вокзал по-соседству. А куда же с него идут поезда?
   -- На Уй, -- сказала Лидия.
   Вахромей не знал, смеяться ему или плакать. Стоило 28 лет назад эмигрировать из СССР, чтобы во Франции вместо Парижа угодить прямиком на Уй.
   Завидная судьба.
   Чудны дела твои, господи!
  
  
   ГАЛЕРЕИ LAFAYETTE, PRINTEMPS, FNAC
  
   Шопинг в чужом городе и чужой стране -- явление закономерное, и потому неизбежное. Способное перевернуть весь отдых с ног на голову. Страсть к бесконечным походам по магазинам, так свойственная женской половине человечества, иногда проявляется и у мужчин. Как правило, в облегченном виде, в бюджетной версии. Упрощённой, но способной без труда разрастись в нечто большее. И вызвать если и не размягчение мозга, то уж основательную потерю памяти и ориентации.
   Тата не ставила себе цель обойти все магазины Парижа, но центральные многоэтажные торговые дома и галереи прочесывались достаточно подробно и методично. В какой-то момент Вахромей плюнул и пошел бродить по обширным музыкальным отделам -- лишь бы только переместить взгляд со шмотья, от которого уже рябило в глазах, на что-нибудь иное, менее вызывающее.
   И тотчас угодил в новую ловушку. На стеллажах присутствовало такое количество разнообразной музыки, что досужая рябь за короткое время стала невыносимой.
   Вахромей с юных лет знал, что хорошая музыка звучит недолго, а места в пространстве занимает столько же, сколько плохая. И потому вскоре выяснил: одним чемоданом дело не обойдётся. Пришлось спешно покупать новый "samsonite". Легче, конечно, было бы присобачить к домашнему компьютеру дополнительный hard-disc и качать контент из всемирной паутины. Но музыка, купленная в парижских медиамаркетах, словно бы обладала дополнительным французским ароматом и не грозила тотчас же выродиться в рыхлую и безвкусную, как вываренная говядина, звукомозготёрку. Да и потом, всегда же существуют исполнители, которых найти в инете затруднительно, а в Париже... как оказалось... невозможно. И сколько Вахромей не бодал продавцов настойчивыми просьбами, его так и не захлестнуло безоглядное счастье -- Saint Preux (Са Прю), даром что родом из Франции, в виде CD остался совершенно недосягаем.
   Надо было ехать в Грецию, осенило Вахромея, в Греции, говорят, всё есть.
   Они встретились с Татой на углу всех улиц и отправились на верхний этаж галереи Printemps, в крохотный ресторанчик с видами на торговый центр города. Необходимо было как-то утрясти в себе неудачу, успокоить нервы, а заодно и подкрепиться перед походом в самое известное кабаре мира.
  
  
   MOULIN ROUGE
  
   Божьи мельницы мелят медленно. В отличие от них "Мулен Руж" работает в режиме quick-non-stop. По два представления ежедневно, без выходных, семь дней в неделю.
   И при этом умудряется иметь постоянные аншлаги. Немалая заслуга в этом принадлежит туристам. Каждому хочется хотя бы раз увидеть настоящий канкан.
   И хотя до начала представления оставалось целых полчаса, у подножия Монмартра перед знаменитым светящимся ветряком жаждущих собралось на два кабаре с гаком. Тата с Вахромеем осторожно пошли вдоль очереди, надеясь отыскать ее конец, и вдруг обнаружили вчерашних белгородских молодожёнов.
   Ростовчане дружно напрягли память, восстанавливая имена недавних знакомцев.
   -- Кажется, Олег и Ольга, -- сказала Тата с сомнением и почти угадала.
   Белгородцев звали Игорь и Лена. На Лене были свежекупленные колготки. А у Таты и Вахромея имелись билеты на вечернее представление в кабаре и хорошее настроение. Правда, чуть позже выяснилось, что этого добра здесь в достатке у каждого, кто стоит в очереди. Соискатели взаимно улыбнулись и решили провести этот вечер вместе, если выдастся такая возможность.
   В 23-00 из недр кабаре повалил удовлетворенный народ. И почти сразу же начали пускать. Очень быстро, в течение каких-нибудь пятнадцати минут от очереди не осталось и следа. Шустрые молодые люди в униформе рассаживали посетителей за столики, рассчитанные на шестерых. Белгородцев и ростовчан посадили вместе -- девушек лицом к сцене, ребят -- спиной.
   Принесли две бутылки шампанского, из расчета по полбутылки на человека. Для формирования атмосферы и обеспечения душевного подъема. Места оказались более чем удачные -- почти перед самой сценой и немного слева. Вахромей и белгородский Игорь развернули стулья и стали смотреть в том же направлении, что и все остальные. За столиком оставалось ещё два свободных места, и вскоре на них усадили парочку из Италии. Девушка безостановочно щебетала на своем певучем языке, а парень сидел с выражением морды лица "глубокоуважаемый верблюд". Рашенз уже вовсю хлестали шампанское и с любопытством крутили головами, а этот патриций всё выцеливал что-то одному ему понятное поверх моря макушек. Начисто игнорируя общество. Потом щелчком подозвал одного из персонала и стал полушёпотом ему что-то объяснять. Что-то про VIP класс вероятно.
   Вскоре итальянцев увели. И больше на их место никого не посадили. Ну и правильно. Была бы честь предложена.
   -- Надо было с ними сразу выпить, -- сказал Игорь.
   Вахромей сказал про горбатых и могилу и скорее всего был не так уж не прав. В конце концов хозяевами за этим столиком были русские. Ну, хотя бы в силу численного превосходства.
   Тем временем зал заполнился до отказа. Погас верхний свет, и полыхнула музыка.
   На сцене закрутилась жизнь в полный рост.
   Девочки в основном были топлесс, а мужчины все как один галантны. Сверкали улыбками и демонстрировали невиданную гуттаперчивость. Все без исключения крутили сальто, с размаху садились на шпагаты, разыгрывали сценки из жизни разных народов, любовь-морковь, трагическое щемление. Будоражили воображение перьями и плюмажем. Кололи глаза ажурными чулками и рискованно потрясали "глазастыми доводами". Чтобы зрители окончательно не сошли с ума, немного сбили ритм, разбавив представление акробатическим этюдом, самоотверженным жонглером и артистом оригинального жанра. Последний, несмотря на языковой разнобой, окунул в действо несколько человек из зала. Было весело. Подтянули и мир животных. В огромном аквариуме отмокал толстенный удав, а удачно скроенное женское тело торпедой буравило воду в опасной близости. Провоцировало удава на необдуманные поступки. Удав лениво ускользал, предпочитая держаться вплотную к стенкам. Группа очаровательных пони, цокая коваными копытами, намекала на более чем скромный рост известного конкурента -- кабаре "Crazy Horse". И что отрадно, в результате ни одно животное не пострадало.
   Но вот подошло время, и грянул апофеоз. На сцене расплескался ослепительный канкан.
   Ожидания публики оправдались сверх всякой меры. Эротика, темпо-ритм, буйство красок и подлинное мастерство танцовщиц опрокинули зал в настоящую эйфорию. Кто бы и что не говорил, это было самое феерическое из всех шоу и самая возбуждающая из всех феерий. Невозможно было остаться равнодушным.
   Аплодисменты переросли в бурную овацию.
   -- Вот это девчонки! -- сказала Тата с чувством. -- У мужиков в зале наверняка стояки, как у оловянных солдатиков. У меня самой чуть сердце не остановилось.
   Вахромей промолчал. Сердце у него тоже бухтело с перебоями, а вот часы на запястье не выдержали сексуального напора и безнадежно встали.
  
  
   ДОЛИНА ЛУАРЫ
  
   Луара -- это река, долина которой объединяет три древние провинции: Турень, Орлеан и Анжу. Земли эти когда-то принадлежали варварам, затем последовательно Меровингам, Каролингам и не разбери поймешь кому ещё. Бесконечные распри и соперничество графьев Блуа с Анжуйскими в этой местности привели к Столетней войне. Какое такое анжуйское наследство не могли поделить два великих рода, и кому оно досталось в итоге, теперь не так уж и важно. Главное, что принцы королевских кровей и феодалы разного калибра умели не только разрушать чужие постройки, они ещё и возводили свои. За многие и многие годы в долине Луары было понастроено немалое количество замков. Попутно обживался и формировался богатейший историко-культурный край, топтать который в начале 21-го века весьма понравилось многочисленным туристическим группам.
   Тата и Вахромей тоже оказались в числе паломников, предпочитавших передвигаться на автобусе. Предполагалась долгая езда, скромный обед в придорожной едальне и знакомство с несколькими памятными местами. Просветителем выступала уже знакомая по экскурсии в Версаль Лидия.
  
  
   ЗАМКИ ДОЛИНЫ ЛУАРЫ. ШАМБОР
  
   Шамбор, несмотря на всю свою привлекательность, так и остался недоступным куском рафинада, массивно белеющим под весенним солнцем. Посещение его в план экскурсии не входило. На это не хватало времени. Лидия со скрипом отсекла двадцать минут на то, чтобы полюбоваться замком издали.
   Пленительное это было зрелище. Квадратный корпус, окружённый круглыми башнями. Имеющий традиционную форму цитадели. С математически выверенными очертаниями. При этом все три этажа замка были украшены пилястрами в итальянском духе. Над крышей вздымался сонм шпилей, труб и миниатюрных башен, добавляя строению ощутимую порцию готики.
   Начинал строительство Франциск I в далеком 1519-м году. Попав под влияние идей Леонардо да Винчи, Франциск позаботился, чтобы в Шамборе появились лестницы, конструктивно схожие с теми, что проектировал великий итальянец. Даже не имея возможности увидеть внутренние интерьеры, легко было почувствовать размах и меру вкуса создателей этого рукотворного чуда. И хотя периоды бьющей через край жизни всегда перемежались в Шамборе с периодами полного забвения и запустения, замок был любим правителями разных эпох. Короли, начиная с основателя Франциска I бывали здесь наскоками, используя замок и прилегающие угодья в основном для охотничьих утех. Но уж когда бывали, дым здесь стоял коромыслом. В 1930-м году Шамбор выкупило французское правительство и полностью его восстановило, заново нафаршировав мебелью, декором и охотничьими экспонатами. Вдохнув в древние камни новую жизнь.
   Спутники Таты и Вахромея, сделав традиционные фотографии, принялись с интересом оглядывать предместья, забитые разнофактурными автомобилями и автобусами. Активность местного населения стала проявляться еще на дальних подъездах к Шамбору, и Лидия была удивлена этим ничуть не меньше россиян.
   -- Знаете, господа, а ведь нам повезло, -- сказала она наконец. -- Мы попали на брокант.
   -- Кес кё се -- брокант? -- спросил Вахромей.
   -- Брокант -- это барахолка-праздник, -- объяснила Лидия. -- Блошиный рынок. Глобальная распродажа домашнего старья. Содержимого гаражей, чуланов и чердаков. Можно найти интересные вещи. Полюбопытствуйте.
   -- Из каких времен? -- деловито осведомилась миниатюрная брюнетка в брючном костюме.
   -- Ну, вряд ли вы сумеете найти здесь что-нибудь из эпохи Наполеоновских войн, -- улыбнулась Лидия. -- Но кто знает... А вдруг вам повезет?
   Тата, разумеется, была вовсе не прочь приобрести историческую ценность за пару-тройку евро. Да и кто бы отказался? Какую-нибудь кофемолку времен Великой Французской революции. Или, на худой конец, мини-гравюру с изображением наполеоновских солдат, ещё не познавших прелестей русской зимы.
   За двадцать минут ценность найти трудновато, но Тате почти удалось. Она ловко лавировала между рядами, заполненными настоящим хламом. Вахромей едва поспевал за ней. Здесь было всё -- начиная с садовых тачек, на которых десятилетиями возили перегной, и заканчивая стопками французских комиксов с обязательными Астериксом, Обеликсом, Пифом и котом Геркулом. Стояли и лежали на земле и столах всевозможные фарфоровые статуэтки, значки, брелки, кухонная утварь, какие-то тряпки, журналы, бутылки. В одном месте (невероятно, но факт) Вахромею посчастливилось даже увидеть настоящий русский самовар.
   Время поджимало. Наконец Тата сосредоточила свое внимание на явно старинной тарелке с изображением пейзанок в окружении удалого французского офицерья. Изображение было выполнено в синих тонах, мелким штрихом, и в целом, да, навевало...
   -- Посмотри, -- сказала Тата гордо. -- Ну разве не прелесть? И всего пятнадцать евро.
   -- Да это же почти даром! -- вскричал Вахромей, возбужденный близостью шедевра. -- Фифтин? -- спросил он у хозяина тарелки, щуплого крестьянина с пышными пшеничными усами.
   -- Уи, месье, -- радостно подтвердил тот.
   -- Наполеонз воо? -- продолжал свой допрос Вахромей.
   -- О-о, уи, месье, уи, Наполеон... Уи!
   -- Надо посмотреть внимательно, нигде не отколото, -- сказала Тата.
   Вахромей покрутил тарелку в руках. Сколов не было. Зато на обратной стороне притаилась мелкая надпись: Made in China.
   Любители шедевров переглянулись и, положив тарелку на место, молча пошли к автобусу.
  
  
   ЗАМКИ ДОЛИНЫ ЛУАРЫ. ИНТЕРЛЮДИЯ
  
   Прежде чем, взойти на холм с замком, совершили плановую парковку с кормлением. Брассерия называлась "Au Tout Va Bien". Лидия перевела это как "Мы надеемся". Группе предложили подняться по узкой лестнице в душноватый залик на втором этаже. Окна выводили на проезжий тракт. Духоту удалось побороть простым распахиванием створок. Голод отступал гораздо неохотнее, хотя салат, отбивная из хряка -- ровесника замка и фруктовый десерт старались вовсю.
   За одним столиком с Татой и Вахромеем сидел воронежский дедушка с десятилетним внуком. Мальчишка утомился в автобусе и вяло ковырял жёсткое мясо. Дедушка налегал на вино из стеклянного графина. Налил и Вахромею. Тот пригубил и решил воздержаться. По странной французской традиции вино было пополам с водой. Дедушка недоумевающе вздёрнул брови.
   -- Я запойный, -- объяснил Вахромей. -- Мне лучше кофе.
   За соседним столиком, прямо у окна кушала компания из трёх человек. Женщина с всклокоченными рыжеватыми волосами и два мужчины: один полноватый с высокими залысинами на лбу, другой, наоборот, тощий, но с оппозиционерским вялым животиком и красным, бугристым лицом. Их голоса выделялись даже среди общего гула. Вино у них закончилось практически моментально, и краснолицый, продемонстрировав официанту пустой графин, выразительно постучал по нему пальцем. Официант скатился по лестнице вниз и привел Лидию. Та попросила секунду общего внимания и сказала, что воду подают без ограничений, а вино строго дозировано и за добавку придётся заплатить.
   -- Легко, -- сказал полный с залысинами и потребовал ещё три графина.
   Со всех сторон скрежетали ножами. Кто-то попросил зубочистку. Официанты не понимали, чего хотят эти русские. Лидия, улыбаясь, перевела. Принесли баночку с деревянными шпажками и как драгоценную реликвию пустили по рядам.
   Вахромею всё это порядком надоело и, не дождавшись кофе, он стал пробираться к выходу. У лестницы он оглянулся: примерно три четверти группы сосредоточенно ковыряли в зубах деревянными шпажками. Мог бы получиться снимок века, но фотоаппарат остался в сумочке у Таты, и Вахромей разочарованно вздохнул.
  
  
   ЗАМКИ ДОЛИНЫ ЛУАРЫ. АМБУАЗ
  
   Замок Амбуаз -- первый в долине Луары памятник архитектуры в итальянском стиле Возрождения. И возведён он на стратегически важном плато ещё в XI веке одним из вассалов дома Блуа. Позднее замок был конфискован Карлом VII и многократно перестраивался и совершенствовался последующими правителями. Людовик XII остановил строительство и передал Амбуаз Франциску I и Маргарите Наваррской. Во время мятежа 1560-го года в него пытался пробраться принц Конде с целью захвата юного короля Франциска II, но заговор был раскрыт, подавлен, и все кончилось очень плохо -- четвертованием и повешеньем заговорщиков в ночь, названную Варфоломеевской.
   В начале XIX века, во времена Империи, здесь всласть покуражился сенатор Роже-Дюко, снеся примерно три четверти общего ансамбля, включая церковь Святого Флорентина, что стояла в центре замка. Испытывая трудности со стройматериалом и не имея возможности содержать масштабные строения, он направлял камень, из которого были сложены стены Амбуаза, на кладку домов для местной знати.
   В настоящие дни от замка остались лишь фрагменты внешних стен и две башни -- Миним и Юрто. А также покои Карла VIII c рядом залов -- таких, как Зал почетного караула, Зал тамбуринистов, Зал Совета, Зал виночерпия, и галерей, наиболее привлекательной из которых Тате и Вахромею показалась Галерея караульных. Из неё открывался замечательный вид на Луару.
   Слева от крытой галереи располагалась верхняя Неаполитанская терраса, на которой более пятисот лет назад садовником Доном Пачелло де Меркольяно был разбит первый в долине Луары сад в стиле Ренессанс. С открытыми перспективами и новыми для того времени культурами: дынями, артишоками, цитрусами.
   Нижняя терраса послужила местом для размещения Восточного Сада. Жасмин, лавр, кипарисы. И высоченный ливанский кедр, подпирающий кроной свод небес. А на месте церкви Святого Флорентина -- белый бюст Леонардо да Винчи.
  
  
   МОГИЛА МАСТЕРА
  
   Леонардо переехал во Францию в 1516 году по приглашению Франциска I. Ему была выделена усадьба Клу и назначено неплохое содержание. Шестьсот золотых экю. Последние годы своей жизни, а умер маэстро в 1519-м, Леонардо посвятил сочинению небывалых аттракционов для Его Королевского Величества, а также занятиям архитектурой и живописью. После него остались три картины -- "Мона Лиза", "Святая Анна" и "Иоанн Креститель". Их он привёз с собой из Италии, но над "Моной Лизой", говорят, работал чуть ли не до последнего дня. По приданию, Леонардо умер на руках у безутешного короля, и погребли его во дворе церкви Святого Флорентина. А когда церковь в XIX веке стараниями просвещённых умников была разобрана по кирпичику, останки творца перенесли в капеллу Святого Губерта, покровителя охотников.
   В строении, довольно скромном на вид, было не то, чтобы сумрачно, но как-то не очень ярко. Оно и понятно, молельня. Вахромей переступил порог капеллы и забыл, что нужно дышать.
   Здесь покоился прах одного из самых ослепительных гениев, когда-либо живших под солнцем на грешной земле. Почему-то трудно было в это поверить.
   Вахромей смотрел на мраморную прямоугольную плиту в полу, и его бил озноб. Вдоль позвоночника ползла холодная капля пота. Ему на секунду почудилось, что он прикоснулся к Вечности.
   На плите было написано одно только имя -- Leonardo Da Vinci. И больше ничего. Ни слова. Даже годы жизни отсутствовали.
  
  
   ПЛУ И СЫН
  
   В теплый весенний день ничто так не поднимает тонус и не укрепляет веру в себя, как порция доброго французского вина. Если, конечно, это не такое вино, как в придорожной брассерии "Мы надеемся".
   Из Амбуаза отправились к местным виноделам. На дегустацию.
   Свернув с тракта, автобус мягко подкатил к серой приземистой постройке с аккуратным двориком и вывеской на фасаде "Plou & Fils. LABOR OMNIA VINCIT IMPROBUS".
   Сначала их повели в хранилище, устроенное в пещере под холмом. Два обширных зала с каменными осклизлыми стенами были плотно заставлены винными бочками. Бочки стояли ровными рядами, и для целостности картине не доставало лишь коптящих факелов под потолком погреба. Впрочем, на погреб в исконно русском смысле слова, к которому привык Вахромей, это было никак не похоже, но на закрома, да, вполне тянуло.
   Лидия не стала излишне педалировать ситуацию, бодреньким пунктиром скользнула по проходу, обвела руками окрест, призывая проникнуться величием момента, и вывела народ на свежий воздух. Потому что отдельные граждане уже стали потихоньку пристраиваться к кранам на двух самых больших бочках. Не ровен час, и папаша Плу не досчитался бы сотни-другой галлонов марочной жидкости.
   Далее случилось знакомство с хозяевами винодельни.
   Старший из рода Плу был сухонький старичок невысокого роста, с совершенно седой бородой, в сером джемпере с красным галстуком и в низко надвинутой на глаза фетровой шляпе. Напоминал Индиану Джонса на пенсии. Его сын Оливье, охарактеризованный Лидией как главный наследник семейных сберкниг, выгодный жених и записной сердцеед Турени, держался как токующий глухарь.
   Оливье было лет 28-30. Он носил классические джинсы и майку-поло. Передвигался развинченной "юлбриннеровской" походкой и, судя по горделиво поднятой голове, чувствовал себя неотразимым.
   Всех желающих пригласили в торгово-дегустационный зал, где на длинном парапете, одновременно напоминающем барную стойку и магазинный прилавок, были выставлены пустые бокалы и плевательницы для сливания продегустированных вин.
   Старший "Индиана" объявлял марку вина, а Оливье, скользя вдоль стойки, плескал в бокалы на два пальца из той или иной бутылки. При этом безобразно заигрывал с Лидией, складывая губы в куриную гузку и дико вращая глазами. Лидия смущалась и шла пятнами.
   А вина, честно говоря, были так себе. Стадию пойла из "Мы надеемся" они безусловно перешагнули, но добрались в лучшем случае до стадии колодца у большой дороги. Какие-то они все были безыскусные. Невдохновляющие. Без изюма. Видно, папаша Плу не слишком гонял своего отпрыска. А может, тот предпочитал употреблять самые лучшие марки в кругу семьи...
   Когда дегустация закончилась, и всем заинтересовавшимся предложили купить то, что пришлось им по вкусу, Вахромей даже растерялся. Задание показалось совершенно невыполнимым.
   -- Надежды вьюношей питают, -- произнесла Тата задумчиво, вспомнив недавний обед.
   Вахромей поморщился и выбрал две бутылки из числа наиболее безобидных. Из тех, что не понравились меньше остальных.
   Особых восторгов в окружающих он тоже не заметил, как ни присматривался. Многие выходили из зала с пустыми руками. А вот сказочная троица, лихо опрокидывавшая графины за обедом, была на приличном взводе. Плевательница рядом с ними осталась девственно чистой. Зато по завершении представления они набрали три внушавших опасение пакета и вдобавок приобрели мощный профессиональный штопор размером с хороший альпеншток.
   Вахромей наблюдал за ними с неослабевающим интересом. Полный шёл, грузно оперевшись на руку рыжеволосой спутницы. Ему было тяжело. Пакеты тащил краснолицый, и тут сомнений не возникало, он бы легко справился ещё с дюжиной таких же.
   На вывеске над входом был начертан год основания фирмы -- 1508-й. Вахромей посмотрел на кислую физиономию Таты и сказал примирительно:
   -- А ты на что рассчитывала? Одна тысяча пятьсот восьмой год. Начало шестнадцатого века. Да за такой срок любое вино в уксус превратится.
  
  
   ЗАМКИ ДОЛИНЫ ЛУАРЫ. ШЕНОНСО
  
   -- И последним пунктом нашей сегодняшней программы станет замок Шенонсо, -- сказала Лидия. -- Это такая милая женская безделушка. Но удивительно очаровательная. Вам понравится.
   Замок построили на реке Шер в XVI веке Тома Бойе и его супруга Катрин Брисонне, использовав для этого опоры бывшей укреплённой мельницы. На квадратном фундаменте возвели павильон с коническими башенками и капеллой. Каждый этаж делился на две половины коридором, параллельным течению реки, и поэтому с одной стороны этажа всегда можно было наблюдать восход солнца, а с другой -- закат. Лестничные марши были сделаны прямыми в отличие от повсеместно применявшихся в то время винтовых, а сами лестницы двухмаршевыми. Замок получился компактным, лишённым тяжеловесности и удивительно изящным. Тома выпросил у короля разрешение на возведение моста, что было непросто, так как Шер всегда был судоходной рекой. Но завершить проект ему так и не удалось.
   Позже старший из сыновей-наследников, наделавший долгов перед короной, продал замок Франциску I, который любил приезжать сюда поохотиться. Но вскоре владелицей замка стала королевская фаворитка Диана де Пуатье. Генрих II расторг сделку между Франциском и Бойе, и Диана по документам купила замок у Бойе, на деле не заплатив ему ни сантима, а король взамен простил Бойе его долги.
   Диана разбила на правом берегу Шера фруктовые сады и на средства из королевской казны выстроила мост через реку. Но после смерти Генриха его вдова Екатерина Медичи переселила бывшую фаворитку в имение Шомон, а за переустройство Шенонсо взялась собственноручно. По ее повелению на мосту возвели двухэтажную галерею с элегантными слуховыми окнами и разбили еще один сад, гораздо более укромный и утончённый, чем сад прежней владелицы Дианы. Екатерина часто устраивала пышные торжества с театральными представлениями. Пиком этих торжеств явилась знаменитая оргия с переодеваниями для услады собственного сына и наследника престола Генриха III.
   Следующей владелицей Шенонсо стала Луиза Лотарингская, супруга Генриха III. Узнав о смерти короля и мужа, она навсегда облачилась в белый траурный цвет королев, утонула в обрушившемся на нее горе и практически заживо похоронила себя в собственных покоях.
   В дальнейшем Шенонсо еще несколько раз переходил из рук в руки, но владели им чаще всё-таки женщины. В настоящее время замок принадлежит семье Менье, которая поддерживает его в гармоничном состоянии, обеспечивая достойный присмотр и уход.
   Лидия проложила для группы маршрут через огород-цветник и примыкающую к нему ферму. Здесь можно было увидеть около ста разновидностей цветов, включая туберозы, агапантусы и амариллисы, а также штамбовые розы "Куин Элизабет". В немалой степени прелесть Шенонсо основывается на ежедневном украшении цветами каждой залы замка.
   Труднопредставимые по высоте и обхвату ливанские кедры, самшит и плющ, безраздельно царящие на территории, словно расступались, давая дорогу каждому, кто вознамерился посетить этот райский уголок. Благодаря обилию вековой зелени и полному отсутствию пыли создавалось стойкое ощущение, что воздух состоит из одного кислорода. Столбы солнечного света выбивали искры из утрамбованных мелким гравием дорожек. Непередаваемое чувство -- головокружение и невозможность надышаться вдосталь.
   Миновали башню семьи де Марк -- единственное сооружение, сохранившееся со времён укреплённой мельницы, и словно по трапу на корабль вошли внутрь замка.
   В гвардейском зале, на дубовой двери сохранился девиз Тома Бойе и Катрин Бриссоне: "S'il vient Ю point, me souviendra".
   -- Перевод приблизительный, -- сказала Лидия. -- "Если мне это удастся, меня запомнят". Люди думали о вечности.
   -- Сильные были люди, -- заметил Вахромей. -- И целеустремленные.
   Из зала вела дверь в Капеллу. В период Французской революции Капелла сохранилась только потому, что тогдашняя владелица Шенонсо мадам Дюпен превратила её в дровяной склад, скрыв настоящее назначение.
   Посмотрели спальню Дианы де Пуатье, зелёный кабинет, библиотеку. На потолках вензеля, на стенах гобелены и живопись. Мило и очень по-домашнему. Наведались в галерею. Тут уже габариты пошли вширь. Шестьдесят на шесть метров, хоть скачки устраивай.
   Экскурсанты заметно подустали, группа стала рассыпаться.
   -- Особый интерес представляет зал Франциска Первого, -- продолжала Лидия вдохновенно. -- В нём находится один из самых красивых каминов эпохи Возрождения. На стене портрет Дианы де Пуатье в образе Дианы-охотницы, написанный Франческо Приматиччо. Справа от камина "Три грации" Карла Ван Лоо. В роли трех граций мадам де Шатору, мадам де Винтимиль и мадам Майи -- три сестры Несле, одна за другой ставшие фаворитками короля Людовика XV.
   -- Три сестры? -- очнулся краснолицый герой и повторил, сомнамбулически растягивая слова -- Три-и сестры-ы.
   -- Чехов, -- подсказал ему полный друг с залысинами.
   Они явно пребывали в каком-то отдельном измерении.
   -- На втором этаже расположены спальня Екатерины Медичи, спальня пяти Королев, спальня Сезара Вандомского.
   -- А когда они не спали, они все, чем вообще занимались? -- спросила Тата.
   -- Работали на стройке. Или гуляли по саду и плутали в тисовом лабиринте, -- сказал Вахромей.
  
  
   ОТЪЕЗД
  
   Всё имеет свой конец. И даже суицидник, кинувшийся вниз с небоскреба, рано или поздно долетает до земли.
   Пришла пора выдвигаться на Родину.
   Аэропорт "Шарль де Голль" провожал путников пустыми залами. Рейс был ранний, и обслуживающий персонал сонно помаргивал, изучая российские документы. После выемки "tax free", чемоданы уехали в багажное отделение, а Тата с Вахромеем отправились в зону свободной беспошлинной торговли. Очень хотелось напоследок соблазниться парой бутылочек хорошего французского вина, заграничными сладостями и ещё чем-нибудь, за что способен зацепиться невыспавшийся глаз.
   Глаз нацеплял полных два пакета, которые продавщицы безжалостно замотали в липкий полиэтилен.
   Вскоре объявили посадку, и аэробус вознёс путешественников в неохватную синь. Вахромей принялся писать свои записки, а Тата, уронив тело в кресло, позволила себе перенестись в параллельный мир.
   На этот раз на пересадку в Вене у них было отведено всего лишь полчаса -- сильно не разгуляешься. Осмотр достопримечательностей придётся отложить до специального визита.
   Тата проснулась, когда аэробус начал плавно снижаться. В иллюминаторы уже можно было разглядеть чёткие линии Венского аэропорта, геометрически правильные очертания зеленого поля. Шасси аэробуса коснулись взлётно-посадочной полосы и в ту же секунду снова пошли в отрыв. Лайнер стал лихорадочно набирать высоту.
   Тата недоуменно посмотрела на Вахромея.
   -- Что это было?
   -- Ерунда, -- сказал Вахромей. -- Ошиблись адресом. Не тот аэропорт.
   Отрыв от земли увеличивался с каждым мгновением.
   -- Наверное, броневик с полосы не успели убрать, -- предположил довольно громко мужской голос двумя креслами впереди.
   -- Наши люди, -- обрадовался Вахромей.
   Пилот положил лайнер на правое крыло и стал неспешно разворачивать машину.
   -- Пристегнись, -- сказал Вахромей. -- Скоро Париж.
   Тата хватала ртом воздух.
   -- Только бы не терракт! Только бы не терракт!
  
  
   СНОВА ВЕНА
  
   Описав огромный круг, лайнер повторил заход на посадку.
   Ничего непоправимого, разумеется, не случилось, но на этом маневре ростовчане потеряли ценные двадцать минут. И потому, когда самолет подрулил, наконец, к месту высадки и пассажиров стали выпускать, Тате мерещился уже черно-белый вариант ночлега в Вене, а Вахромей понимал, что сейчас придется вспоминать спринтерские навыки.
   Однако неглупо у них в Европе придумано -- регистрировать вылетающих до последней минуты. В России осталось бы только сделать железной птице ручкой.
   У стойки регистрации Тата не задержалась. Проскочила под сдержанные аплодисменты молодых людей в форменных комбенизонах. А вот Вахромей запутался в дьютифришных пакетах с вином и закусками. Третьей рукой вынул из кармана паспорт и посадочный талон. Протянул регистраторше с впечатляющим тевтонским подбородком.
   -- Шопинг? -- спросила эта дура, осуждающе качая головой.
   -- Транзит! -- процедил Вахромей.
   -- From Where?
   -- From Paris.
   -- When? -- голос ее стал вкрадчивым. В нем появился знакомый гнусный подтекст.
   -- Now! -- рявкнул Вахромей. -- На родину еду, ферштейн?
   Женщина вздрогнула и поспешно вернула Вахромею паспорт.
  
  
   ПОСЛЕДНИЙ ОТРЕЗОК ПУТИ. НЕМЦЫ ИЗ ДОРТМУНДА
  
   -- Ба! -- сказал Вахромей, входя в салон самолета. -- Знакомые всё лица.
   Это он увидел Тамару Жирку. А вместо Рафаэллы Гофф была какая-то новая Лизелотта.
   Ну и со свиданьицем!
   В самолёте наблюдался явный аншлаг. Ни одного свободного места.
   В Ростов летела большая группа пенсионеров из Дортмунда. Тоже туристы, ага. Выбрали себе "Париж" по вкусу. Решили оттянуться на майские праздники. Посетить страну, победившую в давней военной кампании.
   Тамара с Лизелоттой напару вручили им аккуратные листочки бумаги. Вахромей под шумок тоже ухватил себе один такой.
   Это оказалась миграционная карта, в которой на двух языках предлагалось сообщить о себе кучу никому неинтересных подробностей. Включая не только имя, фамилию и дату рождения, но также национальность, пол, сексуальные предпочтения, номер визы, сроки пребывания, цель визита и в обязательном порядке сведения о приглашающей стороне.
   Немцы страшно оживились, стали шумно переговариваться, бродить по проходу, заглядывая друг другу в наполовину заполненные бланки. Что-то их там серьезно смутило, в этих бланках. Или озадачило. Пожилые люди устроили настоящее "Что? Где? Когда?", силясь ответить на непростые вопросы, заданные в лоб российским законодательством.
   На подступах к Ростову самолет затрясло. Россиянам, конечно, не привыкать. Их в рамках собственного государства всю жизнь потряхивает. А немцы взволновались. Пристегнулись и затянулись ремнями так, словно готовились к встрече с гаишниками. Один старичок, правда, сидевший как раз между Татой и иллюминатором, жестом попросил его выпустить и спешно скрылся в туалете. Даже после посадки он в салоне самолета не появился. Не просочился ли в канализацию? Наивный все-таки народ. Разве таким способом избежишь встречи с Донской землей?
  
  
   РОДИНА. СО СЛЕЗАМИ НА ГЛАЗАХ. ЧЕМОДАНЫ
  
   Автобус, подогнанный к трапу, наполнился раньше, чем в него сели все пассажиры прибывшего самолета. Оставшиеся за бортом немцы растерянно смотрели на двери, не желающие их принять. Потом всё же как-то утрамбовались. Ехать-то было не далеко, всего одну остановку.
   Вахромей глотал слезы радости, а Тата вовсю нажимала кнопки мобильного телефона.
   Но уже через четверть часа, когда дошло дело до получения багажа, они полностью поменялись ролями. Теперь Вахромей беспрестанно порхал пальцами по кнопкам телефона, а Тата глотала обильные слезы. И отнюдь не радости. Возвращение домой не смогло обойтись без неприятного сюрприза.
   Чемоданов не было!
  
  
   P.S.
  
   В краже чемоданов Родина, по счастью, оказалась не замешана. Поэтому чемоданы, конечно, нашлись. Собственно, их никто и не крал. Они просто не успели на пересадку. На следующий день Тата съездила в Ростовский аэропорт, и девушка в офисе "Венских авиалиний", рассыпавшись в извинениях, вернула ей заблудившийся багаж. И даже сверх того -- оплатила заправку автомобиля и обеспечила беспошлинный ввоз содержимого чемоданов на территорию РФ.
  
  
   P.P.S.
  
   А Вахромей губительно и навзничь затосковал по Парижу. Вычитал в интернете, что осень там ничуть не менее прекрасна, чем весна.
   Но Тата сказала:
   -- Не грусти. Мы туда обязательно переездим.
   И, что характерно, он ей сразу поверил.
  
  
  
  

09.05.11-07.06.11


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"