Фирсов Сергей Юрьевич : другие произведения.

О сомнительной пользе позитивной реморализации

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


  
  

О сомнительной пользе позитивной реморализации

  
  
   ...звёзды спокойно сияли на тёмно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!..
  
   -- Вы счастливы в игре, -- сказал я Вуличу...
   -- В первый раз отроду, -- отвечал он, самодовольно улыбаясь, -- это лучше банка и штосса.
   -- Зато немножко опаснее.
   -- А что, вы начали верить предопределению?
   -- Верю; только не понимаю теперь, отчего мне казалось, будто вы непременно должны нынче умереть...
  
   Михаил Лермонтов
  
  
  
   (информация для служебного пользования)
  
  
   ЭКРАН ПЕРВЫЙ
  
   Больше всего раздражал, конечно, свет. Его здесь было как-то непомерно много. Комната представляла собой куб с ребром в пять метров. Гладкие зеркальные стены и такие же точно пол и потолок. В центре -- открытый прямоугольный стол-стеллаж из белого пластика, заваленный книгами. И по обе стороны от стола -- две одинаковые брезентовые раскладушки. Вот, собственно, и всё.
   Темноволосый и черноглазый Балберит лежал на спине, закинув руки за голову, и тщетно пытался хоть что-нибудь вспомнить. Но, кроме имени, привычного и довольно звучного, память не выдавала никаких зацепок. На любые стандартные вопросы -- кто я? где я? как я сюда попал? -- мозг отвечал ошарашенным молчанием, и Балберит, едва сдерживая злобу, мог лишь в бессилии скрежетать зубами. Впрочем, ощутимого облегчения это ему не приносило.
   Сосед его, роскошный блондин с выцветшими бледно-голубыми глазами и не менее звучным, чем у него, именем -- Соннелон, кажется, напротив, нисколько не тяготился своим положением. Отыскав себе занятие по душе, он с невероятной скоростью читал книгу за книгой, хватая их наугад, а прочитав, бросал прямо на пол, нимало не заботясь о поддержании даже видимости порядка. В среднем на том толщиной в четыреста-пятьсот страниц у него уходило около десяти-пятнадцати минут. Соннелон работал как машина. Единообразно и монотонно. Тянул из кипы очередной том, читал, бросал. Снова тянул, читал, бросал. Между томами иногда коротко глядел в потолок.
   -- Интересно, кому это надоест раньше? -- спросил Балберит, когда количество прочитанных и разбросанных фолиантов пошло на вторую сотню.
   -- Ты придумал занятие получше? -- уронил Соннелон, не отрывая взгляда от страницы.
   -- Надо вспомнить, что с нами было до того, как мы попали в этот каземат.
   -- Я уже пробовал, -- сказал Соннелон. -- Бесполезно. Пока не лечится.
   -- И ты думаешь, чтение тебе поможет?
   -- Поможет скоротать время.
   -- Что-то подсказывает мне, что времени у нас навалом, -- сказал Балберит. -- Успеем стать философами.
   -- Я всего лишь коплю ненависть, -- сказал Соннелон. -- Некоторые тексты этому очень способствуют. А некоторые наталкивают на любопытные мысли. Вот, например, "Фаталист". Тебе видно? -- Он потряс толстой книжкой в тёмно-вишнёвом коленкоровом переплёте. -- Вещь крохотная, но проникновенная. Не желаешь ознакомиться?
   -- Не терплю стихов, -- скривился Балберит.
   -- Это не стихи.
   -- Но ведь автор -- поэт, я его, кажется, знал когда-то.
   -- Поэт. Но это не стихи. Держи!
   Балберит ловко подхватил брошенную ему книгу и провёл ногтем указательного пальца наискось по форзацу, а затем раскрыл на странице с оглавлением и невесомо скользнул тем же ногтем по строкам сверху вниз.
   -- И что? -- спросил он, хлопнув обложкой.
   -- Фатализм, -- произнёс Соннелон со значением. -- Наличие подобных воззрений доказывает существование божественной воли. А если всё предопределено заранее, и в мире нет случайностей, и кто-то последовательно воплощает в жизнь готовый план -- значит, есть и тот, кто этот план составил. Автор.
   -- Блестящая логика! -- усмехнулся Балберит. -- Бог играет костями, а не в кости. Но ведь гораздо интереснее другое. Насколько, например, прочна и незыблема связь явлений в заданных высшей волей пределах?
   -- Объясни.
   -- Изволь. Мы живём в мире, битком набитом стереотипами. Судя по этой вот книжной лабуде. И если в первом акте на сцене появляется пистолет...
   -- Во втором он непременно выстрелит.
   Балберит досадливо отмахнулся.
   -- Нет, я о другом. Насколько жёстко детерминирована связь между пистолетом и мечом, от которого гибнет несостоявшийся самоубийца?
   -- Между пистолетом и саблей, ты хочешь сказать?
   -- Саблей. Мечом. Не суть.
   -- Интересный вопрос.
   -- И чтобы найти ответ на него, необходимо замутить эксперимент.
   Соннелон сел на край раскладушки, поскрёб в затылке, потом запустил руку под брезент и неожиданно извлёк оттуда старый кремнёвый пистолет со взведённым курком.
   -- Да пожалуйста! -- Вздёрнув дуло к виску, он не колеблясь нажал на спусковой крючок.
   Грохнул выстрел. Пуля прошибла голову Соннелона навылет, унырнула в глубь стола-стеллажа и с тупым чмоком впилась в один из многочисленных томов человеческой мудрости.
   Соннелон с удивлением оглядел дымящийся пистолет у себя в руке и часто, по-лошадиному затряс головой.
   -- Щеко-отно!
   -- Идиот! -- произнёс Балберит с восхищением. -- Классический!
   Одним молниеносным движением он вскинулся на ноги. Оправил на себе дурацкий клетчатый халат, крутнулся вокруг оси и вдруг вынул из воздуха громоздкий двуручный меч с иссиня-чёрным клинком и оправленной в золото рукоятью.
   -- Ого! -- сказал Соннелон. -- Дюрандаль! Никак не меньше.
   -- Шею освободи! -- невозмутимо предложил Балберит.
   -- Ну уж нет! -- сказал Соннелон. -- От этого и развоплотиться можно. Пойдём-ка лучше наружу.
   Балберит с шипением потянул в себя воздух ноздрями и взмахнул мечом.
  
  
   ЭКРАН ВТОРОЙ
  
   -- Отменно придумано! -- похвалил Вулевич. -- Просто отменно! Ребята из группы захвата, оказывается, иногда способны и головой работать. Реморализация сущностей при помощи нестойкого воздействия сокровищами мировой литературы. Соберём выкладки -- и можно патентовать.
   -- П-повтори! -- Печёрников был несколько пьянее директора. Они отмечали нечаянную победу уже второй час и успели за это время уговорить полторы бутылки марочного коньяка.
   -- Реморализация сущностей... -- начал было Вулевич, но Печёрников обессиленно махнул рукой:
   -- А и неудивительно.
   -- Дорогой мой Олег Витальевич! Нет, ну ты скажи, пожалуйста, сколько должен прожить среднестатистический человек, чтобы начать хоть чему-нибудь удивляться? Мало тебе технологической революции? Мало тебе плоского телевизора в каждый дом? Умных пылесосов, кухонных комбайнов и всяческой околоэлектронной нечисти? Мало интернета и возможности виртуально бродить в местах, до которых не дойти и не доехать никаким транспортом? Мало телефонов, умещающихся в нагрудном кармане сорочки? Неудивительно? Ну так вот тебе открытие "м-поля"! Синтезируй реальность, если хватит воображения. Проблемы с воображением? Вот тебе ещё и побочный эффект использования вышеназванного "м-поля". "Пеленание" некротических сущностей. Выстраивай мосты в потусторонний мир! Расширяй границы познания!
   -- П-пеленали, п-пеленали и доп-пеленались! -- с трудом выговорил Печёрников и расплескал в бокалы остатки коньяка. -- Стёрли на хрен первичный слой памяти. Теперь даже не понимаем, кого удалось взять.
   -- Не волнуйся, Олег Витальевич. Реморализация своё дело сделает. Сущности себя обязательно проявят.
   -- Иван Генрихович! З-золотое человечище! Т-твоё здоровье!
   Звякнуло стекло.
   Вулевич взял из вазы зеленоватое яблоко и, откусив сразу половину, сочно захрустел. Печёрников воевал с куском суджука, пытаясь подцепить его на вилку.
   -- Руками бери, -- посоветовал Вулевич.
   Печёрников последовал совету. Ухватил пальцами и принялся вдумчиво грызть жестковатый кусок.
   -- А как ты всё-таки д-думаешь, Иван Генрихович, кто нам на этот раз достался? На обычных духов вроде не похоже.
   Вулевич картинно оттопырил нижнюю губу.
   -- Похоже... не похоже... Кто их теперь разберёт?.. Ждём, пока они все книжки перечитают и ума хоть немного наберутся. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся... -- вдруг с чувством продекламировал он и громогласно заржал.
   -- Ребятам надо бы п-премию, -- неожиданно вспомнил Печёрников. -- И сторожу, Максим Максимычу. За то, что вовремя сориентировался.
   -- Выплатим, -- сказал Вулевич. -- Само собой. А как же! -- Он прислушался к каким-то потаённым процессам внутри себя. -- Давай-ка уже, наверное, по кофейку.
   Печёрников молча кивнул.
   -- Лида! -- позвал Вулевич. -- Где ты там? -- В дверях появилась секретарша. Глазищи -- как омуты. -- Организуй нам чёрненького, -- попросил Вулевич. -- Да покрепче. И корички добавь, как Олег Витальевич любит.
   Секретарша составила на разнос пустую посуду и удалилась, эффектно подрагивая бёдрами. Печёрников проводил её замаслившимся взглядом.
   -- А что, Иван Генрихович, Лида ведь у нас, как мне помнится, без комплексов? Может, давай как в прошлый раз? Двустороннее взимо... взъ... аимо... проникновение?
   -- Да ты же уснёшь на теле, -- сказал Вулевич со смешком. -- Казанова!
   -- Она так-кая сладкая! -- произнёс Печёрников мечтательно.
   -- Диабет тебе в диагноз! -- Вулевич лениво шевельнул компьютерной мышкой, оживляя экран монитора.
   Лицо его немедленно вытянулось.
   -- Тревога! -- сказал он и сразу закричал во весь голос. -- Лида! Артур! Михалюк! Максим Максимыч! Вы что там? Уснули? Активация завесы! Быстро! Сквозной прорыв в отсеке!
   Печёрников, беспорядочно дёргая руками, стал подниматься со своего насеста. По коридору забухали тяжёлые каблуки. Где-то в недрах бункера родился противный нарастающий звук сирены, за дверью посыпалось стекло.
   -- Поздно, -- вдруг объявил Вулевич совершенно бесцветным голосом и одну за другой нажал несколько кнопок на эргономичной клавиатуре.
   Под потолком вспыхнул гигантский плазменный экран, на котором видна была часть прозрачного кубического отсека с разбросанными книгами и идущий от "смотрилки" коридор. Стенка куба была развалена надвое, словно кто-то вскрыл её гигантским консервным ножом. Сам отсек был пуст, обе сущности испарились, а перед входом в "смотрилку" бесформенной тушей лежало что-то, в чём Печёрников с ужасом узнал тело Артура.
   -- Там же поляризованный стеклогранит! Почти метр толщиной! -- сказал он с ужасом. -- Какого ч-чёрта там происходит?
   -- Это не там, -- сказал Вулевич и вытянулся во фрунт. -- Это уже здесь.
   Едва он это проговорил, дверь от чудовищного удара извне рухнула внутрь кабинета всей плоскостью, точно никогда и не знала петель, а была лишь свободно прислонена к косяку. В образовавшийся проём шагнул изловленный давеча блондин. Был он в штатном клетчатом халате и босиком. В левой руке держал архаичный кремниевый пистолет, а правой волок по полу, ухватив за волосы, упирающуюся Лидочку. Следом вошёл темноволосый. Он был в таком же точно халате и тоже босиком. А в руках у него был внушительных размеров меч с багровыми от крови долами. От меча шёл пар, как от разгорячённого тела, выбравшегося из сауны на мороз.
   -- Господа-а! -- протянул Печёрников. -- Гос...
   В лоб ему упёрлось дуло пистолета, и он замолчал, инстинктивно делая шаг назад. Лидочка чуть слышно всхлипывала, ничком распластавшись на паркете.
   А черноволосый вдруг прыгнул с места двумя ногами вперёд и оказался на столе, прямо перед Вулевичем. Иван Генрихович неловко потянул руку вверх, словно пытался заслониться от нависшей над ним угрозы, но черноволосый с молодецким хэком ударил мечом ему прямо в основание шеи, и протрезвевший за минуту до того Печёрников тряпичной куклой, с белым как мел лицом сполз по стене на пол.
   Задушенно пискнула Лидочка.
   -- Ты спрашивал о детерминизме, -- сказал блондин. -- Так вот. Я думаю, между пистолетом и мечом жёсткой детерминированной связи нет. Меч всегда сам находит подходящую шею. Ну, или хотя бы руку, которая сможет им управлять.
   -- Знать бы ещё, какая голова отдаёт приказы той руке, -- отвечал ему черноволосый и, определив меч на сгиб локтя, словно это был не меч, а новорожденный младенец, любовно покачал древнее оружие.
  
  
   ЭКРАН ТРЕТИЙ
  
   Борис потянулся к чашке и, готовясь испытать привычное наслаждение, медленно отхлебнул.
   Сморщился. Сказал капризно:
   -- Кофе опять холодный.
   -- Так ведь тебя не дозовёшься.
   -- Ленточка, но я же работаю. Ты хочешь, чтобы я всё бросал и по первому твоему зову немедленно бежал на кухню?
   -- Ага. Было бы неплохо.
   -- Извини.
   -- Борик, ну при чём тут -- извини? Я хочу, чтобы ты кушал горячую пищу. Да и что за удовольствие -- разогревать по нескольку раз?
   Он грустно покивал.
   -- Ты зовёшь, а я в этот миг далеко отсюда. Прервусь на середине фразы -- потом опять ловить ритм, растворяться в тексте. Бывает не просто некомфортно. Больно.
   -- Ну уж и больно? -- Лена недоверчиво округлила глаза.
   -- Я серьёзно. Это как тупым ножом по застарелой болячке. Я, когда пишу, всё время словно занимаюсь выдавливанием затвердевших нарывов. Потому и выматываюсь так, будто целый день лопатой махал. Вот, посмотри. -- Он придвинул к ней тонкую стопочку мелко исписанных листов и пошёл к плите -- варить себе новую порцию бодрости.
   -- И что это будет? -- спросила она, перевернув последнюю страницу. -- Роман?
   -- Вряд ли. Масштаб мелковат. Скорее всего, повесть. Или даже большой рассказ.
   Пока она читала, он не спеша цедил собственноручно сваренный кофе и исподтишка наблюдал за её реакцией.
   -- Мило, -- сказала она и отложила рукопись. -- Такое постмодернистское начало. Ни за что не угадать, что будет дальше.
   -- А ведь тебе не понравилось, -- вдруг понял он. -- Не понравилось. Что, совсем плохо?
   -- Да не то чтобы... -- Она поёжилась внутри своего халатика. -- Просто я этого не понимаю. И не верю, если честно.
   -- Ну вот, -- сразу расстроился он. -- Откуда же мне силы брать, если даже ты в меня не веришь?
   -- Да не в тебя, глупый. В героев этих не верю. В реальность такую. Демоны эти беспамятные. "М-поле" какое-то выдумал. Это ж ловцы, оперативные работники их, как ты выражаешься, "спеленали"? А где они вообще на них могли наткнуться? В засаде поджидали?
   -- Ну-у, -- протянул Борис неопределённо. -- Разве это так уж важно -- где? Демоны, они нынче повсюду.
   -- А реморализация? -- спросила Лена. -- Это вообще что за зверь?
   -- Мечта, -- вздохнул Борис. -- Скорее всего, абсолютно неосуществимая.
   -- Книжками никого перевоспитать нельзя, -- убеждённо заявила Лена.
   -- Вот тебе раз! -- сказал Борис. -- А чем же я тогда занимаюсь, по-твоему?
   -- Ты? -- Лена посмотрела на него как-то по-новому. -- Деньги зарабатываешь. Эго собственное почёсываешь. Ищешь нехоженые тропы в языке. Немножко играешь в демиурга. Ещё?
   -- Продолжай, -- сказал Борис угрюмо.
   -- Ещё меня иногда любишь, -- сказала она, кокетливо стреляя прищуренными зеркалами души.
   -- Ну это-то... -- Угрюмости Бориса как не бывало. -- Ты же моя Ленточка, -- произнёс он нежно. -- Ленточка победителя.
   Вмиг она оказалась у него на коленях и, обвивая его шею руками-прутиками и явно подражая кому-то, с аффектацией прорычала:
   -- Порви, порви меня в клочья, ковбой!
   Нет, даже когда переигрывала, она была просто прелесть! А может, она и не переигрывала вовсе?..
   От её напора Борис слегка обмяк, но руки всё-таки положил куда нужно и сразу почувствовал, насколько лишним и неуместным стал её халатик.
   -- Вечером, -- шепнул он ей прямо в ухо. -- Залюблю до смерти.
   -- Тю, офицер! -- сказала она голосом площадной шлюхи и, игриво шлёпнув его по предплечью, отстранилась. -- Стану я дожидаться вечера! У меня вона -- очередь на полгода вперёд расписана.
   Он с удовольствием поцеловал её, но не огненным поцелуем, а скорее успокаивающим. И спросил, как ребёнок, гнущий в свою сторону:
   -- А по поводу прочитанного больше ничего не скажешь?
   -- Про контору твою дурацкую?
   -- Почему это дурацкую? -- даже не обиделся, а скорее удивился Борис.
   -- Конечно, дурацкую, -- сказала Лена непримиримо. -- Куча нелепых ассоциаций. Ну, например, с "Охотниками за привидениями".
   -- Действительно? -- не поверил Борис.
   -- Сослагательно! -- передразнила она. -- Руководство -- полные дебилы. У них под носом такое творится, а они коньяк жрут ломтями. Ну вот зарубили руководителя, а дальше-то что?
   -- Посмотрим, -- сказал он. -- Есть у меня одна задумка.
   -- Ты что, обиделся?
   -- Вот ещё!
   -- Не обижайся, дяинька, -- попросила она тоненьким девчачьим голоском. -- Сам ведь хотел...
   -- Как бы тебе... Понимаешь... Там ведь пока не все линии видны, -- сказал Борис. -- С "м-полем" нет полной ясности. Они там думают, что память демонам стёрли, а это не так. Это просто совпало. Они их только поймали. Ну и упустили тоже. А память -- это совсем другая история. Памяти Балберита и Соннелона другие силы лишили. Те, которые потом оружие подкинули в нужный момент.
   -- Что же это за силы?
   -- Более могущественные.
   -- Тот, чьё имя нельзя называть? Типа Воландеморт?
   -- Ага. Почти.
   -- Ну ты смотри там, разберись с ними по-взрослому.
   -- Конечно, -- сказал Борис серьёзно. -- Они у меня знаешь где? Во-от они у меня где! -- Он потряс сжатым кулаком. -- Я им воли не дам. Пусть даже не надеются. Ты текст набрать хотя бы поможешь?
   -- Куда я денусь, -- вздохнула она, целуя его в небритую щёку.
   -- Ленточка, -- сказал он, смакуя. -- Ну всё. Я пошёл биться со своими демонами.
   -- Может, хотя бы имена поменяешь, -- предложила она. -- Есть ведь более известные. Те, что у всех на слуху. Вельзевул там. Или Левиафан.
   Борис задумался.
   -- Нет, -- сказал коротко. -- Пожалуй, нет. -- И на немой вопрос Лены ответил: -- А грыц его знает. Наверное, потому, что у каждого -- свои демоны.
  
  
   ЭКРАН ЧЕТВЁРТЫЙ
  
   Вид у Верховного Архангела был усталый и виноватый. Волосы надо лбом слиплись. Под глазами залегли серые тени. Нимб почти не светился, а крылья за спиной жалобно обвисли. Он стоял перед небесным троном понурившись, словно нерадивый ученик перед любимым, но строгим учителем.
   -- Как это прикажете понимать, Михаил? -- Судя по тону САМа, ему совсем не было жалко повинную голову. -- Что вообще происходит? Может, вы разъясните старику? Снизойдёте, так сказать...
   -- Ваше Всевластие!..
   -- Два демона из первого лика, странным образом лишённые памяти, заперты в каком-то наспех сконструированном бункере... -- напористо продолжал САМ. -- Заняты там чтением беллетристики. Вам не удивительно?.. Мне чрезвычайно удивительно. Это что, эксперимент? Каковы его цели? Кто автор? И почему при этом гибнут слабые земные создания?
   -- На самом деле там погиб только один, Ваше Всевластие! Собственно, хозяин бункера.
   -- По-вашему, этого мало?
   Михаил робко переступил с ноги на ногу.
   -- К сожалению, люди по природе своей крайне хрупки. Земное время их невелико. Харон едва успевает перевозить новичков через Стикс.
   -- Вы за Харона не переживайте! У него сейчас прекрасный паром. С завидной вместимостью. И быстроходный. В жалобной книге сплошные благодарности. Скажите лучше, как в руки херувима попал меч Роланда?
   -- Понятия не имею, Ваше Всевластие. Думаю, это всё происки Рогатого. Включая временное и частичное беспамятство Балберита и Соннелона. Интриги на нижнем этаже -- обычная история. Может, дело дошло уже до сведения счётов с ближним кругом?.. Простите, не ведаю.
   САМ побарабанил пальцами по подлокотнику трона.
   -- А эти дармоеды? Варнава и Стефан! Они ведь у нас штатные противостоятели, кажется? Они что себе думают? Шагнули в вечность, а там хоть трава не расти? Насколько я знаю, первый всё свободное время посвящает попыткам трансформировать собственные тезисы в подложное евангелие... А второй, ещё при жизни познав теофанию, занят составлением коллекции камней, которыми его побили евреи в Иерусалиме. А кто, спрашивается, будет контролировать демонов первого лика? Дураку же понятно, что весь этот мир держится на противостоянии. Так какого ж... -- Михаил предостерегающе поднял указующий перст, -- ...фера! -- выдохнул САМ. -- Если адепты Тьмы перегрызутся между собой и Свет возобладает, никому от этого легче не станет. Напротив, грянет масштабная катастрофа. Вселе-е-енского порядка! И даже я ничего не смогу сделать. Мы должны всеми силами стараться поддерживать равновесие. Существование Тьмы уже само по себе является залогом существования Света. Неужели это недоступно?
   -- Это доступно, Ваше Всевластие! Я разберусь. Виновные будут примерно наказаны.
   -- Ладно, ладно, -- сказал САМ, смягчаясь. -- Каждому по делам его!.. Но люди, люди-то, а! Каковы! Вот хоть писателишка этот! Возомнил о себе... САМ не ведает что. И не без оснований, не без оснований, если уж на то пошло. Тут вон какое миллионолетие живёшь-живёшь и никак не находишь времени толком сесть за мемуары, а этот... мотылёк... на лету практически... Но как, по каким признакам ему вообще удалось столь чётко считать хронику происходящего? Откуда это мощное творческое начало у зарывшегося в бумаги аутиста?
   -- Ну-у... Вы же лепили их по образу и подобию, Ваше Всевластие. А бумага, кстати, у большинства из них уже не в ходу. Этот писатель скорее исключение. Они теперь в основном пишут с помощью компьютеров.
   -- Это ещё что такое?
   Михаил поморщился.
   -- Переплавленная в реальность вытяжка из очищенной благодати. Точнее даже не из самой благодати, а из одной из составляющих фракций. Они называют это высокими технологиями. -- Он едва уловимо пожал плечами. -- Потихоньку тянут одеяло на себя. Вы ведь не возражаете....
   САМ недовольно покряхтел.
   -- Это не в моих правилах.
   -- Я знаю, Ваше Всевластие.
   -- Благодать, конечно, контрабандная? Или Вельзевул с Маммоной вовсю гонят ректификат?
   -- Думаю, второе. Проверить?
   САМ вздохнул.
   -- Давно надо было проверить... Михаил?
   -- Да, Ваше Всевластие!
   -- Я уже боюсь спрашивать... Такая больная тема. Насчёт перепланировки дворцовых покоев... -- Михаил счёл за лучшее промолчать. -- Левое крыло в виде туманной мыслеформы существует уже сколько лет? Напомните-ка. От сотворения Мира, полагаю? Значит, чуть менее шести тысяч лет?
   -- Меньше, Ваше Всевластие. Существенно меньше.
   -- Жизнь на чемоданах нервирует, Михаил, не находите?
   -- Вы совершенно правы.
   -- Верно говорят, если что-то хочешь сделать хорошо, лучше всего сделай это сам. Здравая мысль, как вы считаете?
   -- Чрезвычайно здравая.
   -- Порой мне кажется, что это я её высказал, Михаил. Только вот, к несчастью, забыл -- когда и по какому случаю. Зарекался ведь: записывай, а то забудешь... Ммммммм... Не бытие, а сплошное расстройство... А где позитива набраться, спрашиваю я вас? А? Может, попробовать эту... как её?.. реморализацию?.. А чего? Обложусь книжками... Стану мудрость чужую впитывать. Молчите?.. А почему молчите?.. Гляжу вот я на вас... Молодой. Энергичный. При чинах. Но мне отчего-то делается тревожно. По-настоящему тревожно, Михаил. Вас ведь что-то беспокоит?.. Я прав?
   -- Да, Ваше Всевластие! Беспокоит, с вашего позволения. Сущая малость. Это недремлющее око в небе. Оно странным образом дробит сознание, лишает сна, не даёт сосредоточиться на поставленных задачах. Нельзя ли с ним что-нибудь сделать?
   САМ удивлённо изогнул правую бровь.
   -- Раньше, насколько я помню, вам это не мешало.
   Верховный виновато развёл руками.
   -- С годами все мы хотим чуть больше личной свободы.
   -- Куда уж больше, -- проворчал САМ и, повозившись на троне, кратковременно смежил веки.
   Верховный запрокинул голову вверх. Око в небе померкло.
   -- Да, Ваше Всевластие, так гораздо лучше. Правда.
   -- Ну не могу же я бдить с закрытыми глазами! -- фыркнул САМ. -- Придётся какое-то время вам потерпеть.
   -- Разве есть что-то такое, чего вы не можете, Ваше Всевластие? -- искренне изумился Михаил.
   -- Есть, есть... на холке шерсть, -- сказал САМ, даже не пытаясь скрыть лёгкое раздражение и жестом давая Михаилу понять, что аудиенция окончена.
   Архистратиг поклонился в пол и стал медленно удаляться.
   САМ поглядел ему вслед, поднялся с трона и, воздев руки, потянулся до пограничного хруста в суставах. Затем сказал в голос, не заботясь, услышит ли его слова Михаил:
   -- А Балбериту надо всё же отдать должное... Удар у него хорошо поставлен. Ай да архивариус!
   САМ не спеша покинул открытую террасу и ступил под своды небесного дворца. Залитый ослепительно-белым светом холл был разделён строго пополам необъятным и слегка припылённым целлофановым занавесом. Одесную всё было знакомо и исхожено вдоль и поперёк. Ошуюю клубилось будущее -- нереализованные мечты, несформулированные желания, в принципе недостижимый с нынешними работничками уют.
   САМ свернул в узкую боковую дверцу и по винтовой полутёмной лестнице поднялся на чердак. Спотыкаясь о разбросанный тут и там многовековой хлам, пробрался к слуховому окну, ведущему на крышу. Подхватив мохрящийся край тоги и с трудом сохраняя равновесие, выбрался на черепичную поверхность. Солнце теперь висело значительно ниже, за границей кровли, и навстречу творцу щедро распахнулась звёздная бездна.
   САМ сделал несколько размашистых движений рукой, словно протирал запотевшее стекло. Надоевший до оскомины рисунок звёзд переменился. САМ постоял немного и снова протёр несуществующее стекло. Звёзды на этот раз стали чуть меньше и ярче, но зато среди них чётко обозначились два миндалевидных ока. Чужие жёлто-зелёные глаза, не мигая, глядели на него из головокружительного далека.
   САМ нервно покусал нижнюю губу и наморщил лоб.
   -- В молчании твоём я вижу превосходство, -- сказал он шёпотом. -- А ведь нам наверняка есть о чём поговорить с тобой... Ну, может, не сейчас... когда-нибудь...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"