Одинец Илья : другие произведения.

Иллория: спасти королевство (общий файл)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    Написано 3/4


Часть 1

Иллория

  

Глава 1

Сын разбойника

  
   В разбойничьем замке было холодно. Да и замок-то назывался замком только потому, что так его нарек прапрадед, нашедший в лесу подходящее место и повелевший выстроить жилье. На самом деле замок представлял собой довольно неуклюжее, хотя и прочное, сооружение из обтесанных каменных блоков. Оно состояло из пяти комнат, двух больших помещений, служивших одновременно спальнями, столовыми и залами для собраний, и обширной кладовой, где хранилось оружие и запасы еды.
   Высотой прибежище разбойников не превышало высоту деревьев, чтобы посторонние не могли его найти, а вот в глубину уходило довольно далеко. По слухам, под замком находился лабиринт, в одном из тупиков которого прапрадед прятал самые дорогие и изящные вещи. Доподлинно это было известно только отцу, да рыжему Лытке - его ближайшему помощнику, но отец, как главарь, на эту тему не говорил, проход в лабиринт скрывал, а Лытка молчал по иной причине - не хотел повторить участь строителей замка.
   Прапрадед не зря получил прозвище "Добрейший": без нужды людей не резал, нищих не трогал, пленников, когда это было возможно, не убивал. Но иногда его доброта оказывалась сродни жестокости. Чтобы сохранить тайну, перед началом строительства подземного лабиринта прапрадед лично вырезал языки всем строителям, а после окончания - выколол глаза и отрезал уши.
   Отец поступил бы точно также, если бы кто-то вздумал проболтаться, вот Лытка и молчал. Но Бьорн и без Лытки знал, что легенда никакая не легенда, а абсолютная правда. В детстве он нашел тайную комнату и до ночи играл с блестящими драгоценными камнями, толстыми кожаными кошелями, серебряными мечами и злотыми монетами. На его беду, второй раз отыскать тайник не получилось, и сейчас даже под пытками Бьорн не сумел бы припомнить, как пройти к хранилищу.
   Место для замка прапрадед выбрал и правда подходящее: вдали от крестьянских троп и лесных духов, но достаточно близко к главной торговой дороге. Старый лес надежно скрывал разбойничье логово, выставив на охрану замка самые большие и старые деревья, непроходимый валежник, густые заросли ежевики и самых преданных слуг: волков, медведей и бешеных лисиц. Найти заветное место было затруднительно, разве что какой-нибудь заблудший путник случайно наткнется на логово разбойников, но таких в замке не боялись.
   В замке прапрадед предусмотрел практически все, но не подумало холоде. Каменные стены нагревались очень медленно и совсем не хранили тепло, мох между блоками требовал замены, и тут и там образовывались щели, сквозь которые в замок влетали колючий ветер и снег. Наверное поэтому в замке все время горели свечи и масляные лампы, будто своим тусклым светом пытались прогнать холод, но это не помогало.
   Сколько себя помнил, Бьорн все время мерз. Мать то и дело выпрашивала у отца теплое одеяло или шубу, а отец смеялся:
   - Он будто и не мой вовсе. Разве мог у главаря шайки разбойников вырасти этакий цветочек? Мой сын должен быть сильным и крепким, как камень, его же не зря Бьорном назвали. А он мерзнет. Гляньте, ему и впрямь холодно!
   И разбойники смеялись вместе с отцом. И от этого мальчику становилось еще холоднее.
   Но Бьорн был не виноват в том, что замерзал. Зимой в замке было так холодно, что при дыхании изо рта вылетали облачка пара, а у него не было ни кожаной куртки, ни теплых штанов, ни нормальной обуви - что поделать, через лес редко проходили дети. Одежду ему шила мать, но портниха из нее была неважная. Нормальную одежду Бьорн получил только когда подрос, но и по сей день ночами он вздрагивал от холода, потому что у отца так и не нашлось времени заменить старый мох в стенах.
   Сегодня было особенно холодно, но причиной тому являлся вовсе не свежий мартовский ветер, проникающий в щели стен замка. Сегодня Бьорну исполнялось восемнадцать. Днем будет пир, а вечером решится судьба его и его матери.
   Он знал, что рано или поздно его спокойная и безбедная жизнь претерпит существенные изменения: хочешь или не хочешь, а ему придется ходить с отцом на грабежи, подстерегать на лесных дорогах случайных путников, уводить лошадей и груз торговых караванов и даже убивать людей. Ничего из перечисленного Бьорна не прельщало, хотя он без возражений принял покровительство Лытки, который в свободное от грабежей время, учил сына вожака всему, что умел сам: драться на кулаках, незаметно подкрадываться, убивать оленей голыми руками, различать следы животных и на глаз определять, стоит ли связываться с торговым караваном, или добыча не окупит усилий. Молодой человек хотел быть сильным и ловким, как отец, но не желал становиться разбойником, и не понимал, почему могучий, смелый и здоровый мужчина выбрал такую гнусную профессию. И боялся того дня, когда начнется его превращение в копию отца - дня своего совершеннолетия.
   Все знают: если чего-то боишься, это обязательно случится. Так и вышло. Вчера Бьорн подслушал разговор матери и отца, и понял, что его жизнь вот-вот изменится.
  
   Главный зал замка чаще всего использовался как столовая. Посреди большого пустого помещения с неровными стенами, стоял дубовый стол, на обоих концах которого разместились толстые восковые свечи, под потолком в специальных углублениях чадили масляные лампы, отбрасывающие на пол неровные пляшущие тени.
   В неярком свете полутемного помещения сидящие за столом люди казались картонными человечками - гротескными, неуместными пародиями на людей. На первый взгляд они ничем не отличались от дровосеков или торговцев с рынка, были одеты небогато, но прилично: большинство носило добротные сапоги из воловьей кожи, широкие штаны из плотного сукна, подпоясанные кожаными ремнями, и свободные рубахи, поверх которых надевались либо жилеты, либо куртки. Но если приглядеться, можно заметить спрятанное за поясом оружие и особое выражение глаз, какое бывает у хищника перед нападением.
   В зале было достаточно шумно. Мужчины, как обычно, пили пиво, ссорились, орали песни и обсуждали удачную ходку. Кто-то кому-то проигрывал последнюю пару обуви, кто-то примерял снятую с последней жертвы рубашку.
   Бьорн тоже сидел за столом, в противоположном от отца конце. Впрочем, отец не смотрел в его сторону и вряд ли вообще заметил сына, все его внимание было сосредоточено на огромном глиняном кувшине с пивом. Высокий, темноволосый, плечистый, с небритой физиономией и заплывшим глазом, он угрюмо смотрел на сидящего рядом Лытку и едва заметно покачивался. Он был изрядно пьян. Об этом говорили не только несфокусированный взгляд и неловкость движений, но и то, как покраснел шрам, проходящий через всю левую щеку. Отец получил его лет пять назад, впрочем, шрамы были практически у каждого члена шайки - у большинства на теле, у некоторых, как и у отца, на лице.
   Сколько себя помнил Бьорн, отец все время находился под хмельком, однако когда нужно собирался, брал в кулак железную волю, прогонял из карих, почти черных глаз, поволоку и преображался. Превращался в волка: хмель моментально испарялся из его тела, движения становились резкими, скупыми, уверенными, а речь отрывистой. Он молниеносно принимал решения и не боялся первым броситься в драку. Возможно, именно поэтому после смерти деда никто не стал оспаривать его превосходство.
   Мать появилась незаметно, Бьорн даже не понял, из какой комнаты она вышла, подошла к столу и робко встала сбоку. Маленькая худенькая темноволосая сероглазая женщина с решительным лицом на фоне громил-разбойников казалась почти ребенком, а простое темно-серое платье и вовсе делало ее похожей на призрака. Отец не обратил на мать внимания, а рыжий Лытка напротив, поднялся, понял, что нужно уйти и не мешать разговору.
   - Сядь, - приказал отец.
   Он произнес это таким тоном, что любому стало бы понятно: ослушание приведет к суровому наказанию. Отец не хотел говорить с матерью. Они вообще редко разговаривали. За последние три года едва перемолвились парой фраз, потому что отец не любил мать. Она жила в замке только потому, что кому-то нужно было заботиться о сыне. Бьорн понимал это и с ужасом ждал дня, когда отец решит, что сын стал достаточно взрослым, и прогонит женщину. А у матери никого не было, только сын, которого она, будучи пленницей, родила главарю шайки разбойников.
   Бьорн встал, подошел ближе и спрятался за выступом в стене, где ни отец, ни Лытка не могли бы его увидеть, но откуда ему самому была видна мать.
   - Если есть, что сказать, говори, а нет, так ступай к сыну, - хмуро произнес главарь.
   Мать в последний раз бросила умоляющий взгляд в сторону Лытки, но тот не мог противиться прямому приказу, и остался на месте.
   - Ты знаешь, какой завтра день? - спросила мать.
   - Знаю, - коротко ответил отец. - День, когда ты, наконец, покинешь замок. Живой или мертвой.
   Бьорн вздрогнул, а женщина, казалось, не испугалась и не удивилась, лишь спокойно спросила:
   - Нужно ли напоминать тебе о традиции?
   - Не нужно.
   - Ты все приготовил?
   Бьорн понял, о чем речь.
   Среди разбойников не были приняты нежности, а празднование дней рождения именно к нежностям и слабостям и относилось, а слабости отец не выносил. Но завтра - особенный день. Единственный раз в жизни разбойник удостаивается чести находиться в центре внимания - в день совершеннолетия.
   Этот день не только знаменовал превращение мальчика в мужчину, но и давал право обратиться к лесным духам за предсказанием, а праздник должен был задобрить духов, чтобы предсказание было хорошим. И чем богаче стол, чем больше вина и громче песни, тем счастливее окажется будущее именинника.
   Мать, без сомнений, говорила именно о приготовлениях к празднику, она желала сыну только добра. Тем не менее, простой вопрос вывел отца из себя:
   - Уйди в свой угол, женщина! - крикнул он. - И не смей появляться мне на глаза, если не хочешь, чтобы твой сын всю жизнь маялся!
   - Но он и твой сын!
   - Мой сын, - у отца только что пар из ноздрей не шел, - мой сын должен был вырасти сильным, здоровым, ловким и смелым, а не затюканным плаксой!
   - Он не плакса, и он очень сильный мальчик. Он любит тебя и старается на тебя походить.
   - Старается? Походить? Черных волос и широких плеч недостаточно, чтобы называться моим сыном! Он отсиживается в замке, как последний трус! Или, может, он участвует в ходках? Помню, как впервые взял его на дело, так его потом неделю рвало!
   - Ему было семь лет, а ты на его глазах перерезал человеку горло.
   - Надо было и ему перерезать. Убирайся, я сказал! Живо!
   Бьорн вжал голову в плечи. Крик отца слышали все, кто находился в большом зале, а, возможно, и те, кто отдыхал в соседней комнате.
   - Ну? Чего стоишь?
   Главарь резко поднялся, но внезапно Лытка схватил его за руку.
   - Слышь, Взметень. Баба-то твоя права. Негоже пацану жизнь портить. Устрой праздник, пусть ему хорошее предсказание выпадет, да и народ погулять будет рад. А? Чем не лишний повод напиться?
   Лытка Бьорну никогда не нравился, но в тот момент он был готов крепко пожать ему руку. Отец на секунду замер, а потом медленно опустился обратно на скамью.
   - Иди, - уже спокойно сказал он матери. - Будет ему праздник. А сейчас всем спать!
  
   Ночью Бьорн так и не заснул. Прислушивался в темноте к спокойному дыханию матери и представлял завтрашний день. В его сердце боролись два сильных чувства: ожидание чуда и страх. Первое было связано с предсказанием, а второе с матерью.
   Взметень привык выполнять свои обещания, и если сказал при свидетелях, что мать покинет замок, значит, так оно и будет. Но с другой стороны, может, Бьорну удастся повлиять на отца? Может, завтра, в день совершеннолетия сына, Взметень прислушается к зову крови и выполнит единственную просьбу своего отпрыска, и не прогонит мать из замка? Бьорн будет заботиться о ней, как когда-то она заботилась о маленьком мальчике. Он пообещает отцу, что женщина не будет попадаться ему на глаза, что не станет бродить по замку призраком, не станет ни с кем разговаривать и почти исчезнет. Взамен он будет ходить с шайкой на сходки и делать все, что только ни попросят.
   Страх за мать перемежался с волнением за собственное будущее. После праздника ему предстоит отправиться в лес и получить предсказание. Бьорн надеялся, что предсказание, которое в дальнейшем повлияет на всю его жизнь, окажется радостным или хотя бы не страшным, ведь лесные духи справедливы и добры. Но он родился сыном разбойника, внуком разбойника и правнуком разбойника, а это не давало ему права рассчитывать на счастье. Максимум, что могут посулить духи, так это быструю и безболезненную смерть от руки ловкого купчишки, на караван которого вздумает напасть Взметень.
   Бьорн проворочался на подстилке из примятой соломы всю ночь, а как только рассвело, вышел из замка и отправился к лесному ручью. Это было его тайное место. Прозрачная идеально чистая вода не замерзала даже зимой, а весной вдоль ручья быстрее, чем в других местах леса, появлялись проталины и зеленая трава. Здесь, вдали от шайки, он мог спокойно подумать, потренироваться в метании ножей и полюбоваться своими сокровищами.
   Под корнями большого старого пня Бьорн устроил тайник, где хранил две единственных дорогих сердцу вещи: кинжал с голубым лезвием и книгу. Оба подарка он получил от матери, когда ему исполнилось восемь, именно тогда тайком от отца он начал учиться читать. К совершеннолетию лезвие от частых заточек уменьшилось на толщину большого пальца, книга была заучена наизусть, но Бьорну нравилось держать эти вещи в своих руках, нравилось вспоминать детство, когда не нужно было беспокоиться о будущем.
   В лесу было холодно. Мартовскому солнцу не хватало силы прогреть морозный воздух и растопить снег, оно лишь показывало, что скоро зима окончательно уступит место весне, дни станут длиннее, лес сочнее и ярче, а воздух наполнится ароматами жизни. Пока же лес, как и сердце Бьорна, сковала ледяная королева смерти.
   - Так и знала, что найду тебя здесь.
   Бьорн слышал скрип снега под ногами матери, и узнал походку, поэтому не вздрогнул, когда она встала за его спиной.
   - У меня для тебя подарок.
   Бьорн обернулся.
   - Не нужно было.
   - Нужно. Ты слышал мой вчерашний разговор с отцом?
   - Его слышал весь замок.
   - И знаешь, что он прогонит меня.
   - Я тебя не брошу.
   - Бьорн! - в голосе матери слышалась печаль, но за печалью угадывалась стальная, как у отца, воля. - Ты должен остаться. Ты сам знаешь, что должен. Он не отпустит тебя, ты его наследник.
   - Он не любит меня и никогда не любил.
   - Не говори так, - женщина подошла к сыну и положила теплую ладонь на его плечо. - Он сложный человек. Вот, возьми. Хочу, чтобы у тебя осталось что-нибудь на память о матери.
   Женщина протянула сыну красивый нежно-голубой платок из тонкой, почти невесомой материи. Бьорн осторожно взял его в руки и прижал к сердцу.
   - Ты прощаешься со мной?
   Вместо ответа мать обняла его, но Бьорну и не требовался ответ.
   - Я сделаю все, что смогу, чтобы оставить тебя в замке, - пообещал он.
   - Я знаю. Поэтому прошу тебя не говорить с отцом. Не нужно начинать новую жизнь с ссоры.
   - Я сделаю, - стиснув зубы, повторил Бьорн. - А с остальным как-нибудь справлюсь.
   Они помолчали, прислушиваясь к сердцебиению друг друга. Бьорн чувствовал, что мать изо всех сил пытается не расплакаться, да и сам он с трудом сдерживал слезы. Если ему не удастся уговорить отца, это объятье может оказаться последним... поэтому он едва не вскрикнул, когда мать отстранилась.
   - Пойдем в замок. Там уже все готово для праздника.
  

* * *

  
   Что ни говори, праздник удался на славу. А как могло быть иначе, если разбойничий народ веселый и до выпивки охочий? Да и жизнь Взметеня удалась на славу: почет, уважение и власть всегда шли об его руку, словно заботливый провожатый, предупреждая, вот, мол, впереди канава, не сверзнись, или вот, обрыв, свороти. И Взметень слушал провожатого и слушался, выполнял команды, и сам был командиром. Поэтому жилось ему легко да привольно.
   Лес, большой и страшный, был надежным домом, шайка, смелая и ловкая, - крепкой опорой, тракт торговый - верным источником денег. Королю до его произвола дела не было, да и он особо не зверствовал, чтобы внимания не привлекать, трупы на деревьях не развешивал, а по канавам да болотам закапывал, девок, если попадутся, не уродовал, а аккуратно пользовал и отпускал, купцов тоже не сильно зажимал: коли бедны, заплатят мзду, да дальше едут, а уж коли богаты, останутся без товара и портков, зато живые. Хорошо жилось Взметеню, только вот сознавал он, что счастья так и не увидел.
   Что человеку для счастья надо? Здоровье? Этого, слава лесным духам, было у главаря в избытке. Не зря с малолетства отец приучал его к холоду, к длительным пробежкам и дракам. Любовь? Так в распоряжении Взметеня любая дева, что свернет с торгового тракта, а коли донесут други любезные об особо большой добыче, так любая, что окажется на тракте в намеченной карете, будь то королева заморская, али дочь купеческая. Семья? Так вот его семья, на скамье сидит, песни бахвальные распевает, пьет, ржет и обливается дармовой выпивкой. Верные друзья? Что ж, есть и такие. А вот счастливым Взметень себя не чувствовал, потому что не хватало главарю разбойников двух простых вещей: денег и сына.
   Самое странное, что на первый взгляд главарь и сыном и деньгами обладал. Сын вон он, сидит на другом конце стола, мясо жует, да мать под локоток поддерживает. Подойди, да тресни по макушке. И деньги вот они, под ногами схоронены, откопай, да забери. Только вот денег прапрадедовских Взметень никогда не видел - не нашел, сколько ни искал, а сына никогда не бил, потому что не считал нужным. Мать его испортила, вот пусть теперь и нянчится с ним, а главарю с трусом делать нечего. Тот даже на грабеж не выходит, а значит, не годен ни на что.
   Не таким должен был его сын вырасти, не маменькиным сынком, а крепким, уверенным в себе, деловым и жестким, как отец. Чтобы и порядок в замке поддержать мог, и людей, если что, приструнить, и вне замка, на ходках, отцу помочь. А от этого никакой пользы. За человека его никто не держит, сам он уважение заслужить и не пытался, так, живет, будто приживалка какая. Да по глазам видно, что это за человек и чего стоит.
   Вот у него, Взметня, глаза серьезные, грозные, карие, а когда сердится он или в ярость впадает, и вовсе чернеют. Сразу видно, настоящий зверь. У Лытки-рыжего глаза иные - холодные, голубые, коварные, как весенний лед. Ступишь на такой неосторожно, да потонешь. А у сына не глаза а водичка болотная - зеленые, словно ряска. Посмотришь, и топиться побежишь, до того тошно становится. От кого у него такие глаза, неведомо, может, от деда с материной стороны, потому что у матери тоже глаза водянистые - серые, будто тучка дождевая, еще чуть-чуть, и дождик польется. В нее, видать, сынок пошел. Размазня.
   Взметень вздохнул и влил в себя очередную кружку пива.
   - Ты, Взметень, на пиво не налегай, - шепнул ему сидящий по правую руку Лытка. - Тебе еще сына к месту вести. Помнишь? Нельзя ему без провожатого. Пропадет.
   - Сам знаю, что нельзя. Ты с ним пойдешь.
   - Я?
   - Ты моя правая рука, вот и сводишь. И обратно в целости приведешь, понял? Хочу знать, что ему там духи наобещают.
   Взметень говорил негромко, потому что не хотел привлекать внимание, а Лытка так и вовсе почти шептал, благо ближайший к нему балагур сидел достаточно далеко.
   - А чего сам не хочешь? - спросил Лытка.
   - Ишь, смелый. На трусость мою намекаешь? Да я, если хочешь, духов этих на ладонь вот так посажу, а потом подотрусь.
   Лытка заозирался, пригнулся к столу и сунул нос в кружку.
   - Не боись. Не подслушают, - хохотнул Взметень.
   - А ты почем знаешь? Они по всему лесу летают, может, и к нашему замку близко.
   - Им до нас и дела нет. Иначе давно бы выселили.
   - Это как это?
   - А вот так. Страхи стали бы насылать. Спишь ты, к примеру, а просыпаешься оттого, что на груди твоей рука мертвая лежит - страшная, холодная, в язвах - и пальцами к горлу пробирается. Не захочешь, а сбежишь куда подальше.
   Лытка закашлялся.
   - Не боись, - Взметень хорошенько ударил товарища по спине. - Тем, кто предсказание слушать идет, они ничего не сделают. Только обратно, в оба смотри. Ни на какие огоньки не отвлекайся и голосов не слушай.
   Лытка сглотнул и кивнул. Понял, зараза, что лучше самовольно к духам отправиться, чем главаря ослушаться.
   Взметень удовлетворенно кивнул и налил из кувшина еще одну кружку пива. На Лытку он мог положиться, впрочем, как и на любого другого из своей шайки. Взять хотя бы Слепня. Молодой еще, двадцати нет, а смелый, как черт, ничего не боится, и за любую работу первей других хватается, и не подводит никогда. Скажет, двоих уложит, и уложит, пообещает несговорчивого купчину разговорить, и разговорит. Любое дело спорится, даром, что не видит дальше вытянутой руки. Вот если бы сын у него такой был, не нужно стало бы Взметеню прапрадедовское сокровище, они бы таких дел наворотили... все королевство на уши поставили бы. А так...
   Главарь посмотрел на Бьорна и вздохнул.
   Ну на что годится такой разбойник, который все время за материнскую руку держится? И глаза вон на мокром месте, и не от дыма небось, и не от пива - кружка нетронутая рядом стоит.
   И не пьет, и не курит, и девки ему без надобности - ничем Взметень не сумел сына к сходкам привлечь. Ничего, получит предсказаие, станет настоящим мужиком, а завтра им можно будет как следует заняться. Мать выкинуть лесным духам на потеху, чтобы не появлялось на лице Бьорна жалостливое выражение, а самого выдрать хорошенько, чтоб понял, кто тут главный и кого слушаться надо. Да не при всех выдрать, а в лабиринт увести, чтобы последние крохи уважения команды не потерял. Люди-то его жесткие, слабака слушаться не станут, а коли Взметень при них сына пороть станет, и вовсе мальца за человека считать не будут. Потом на дело его поведет. На самое кровавое, чтобы одним махом всю дурь из башки выбить, чтобы крепим духом стал.
   Так уговаривал себя вожак, а сердце подсказывало, что ничего из задуманного у него не выйдет. Бьорн не зря его сыном называется - силу характера не спрячешь, вон как волчонком смотрит, кабы мать кто не обидел. Такой коли себе в голову чего вобьет, так не всяким ремнем выбьешь.
   - Ну и на кой мне такой сын? - едва слышно прошептал Взметень и плеснул себе еще пива.
   - А действительно, на кой? - Лытка, после получения задания, пить перестал, потому что к духам надо с трезвой головой идти, и теперь смотрел на главаря с беспокойством. - Действительно, на кой? Отпустил бы ты его восвояси, он, гляди, и человеком стал бы. До столицы дошел бы, может, профессии какой обучился. Всяко лучше, чем тут без дела сидеть.
   - Не пущу, - стукнул кружкой по столу Взметень.
   - Сам же говорил, - увещевал Лытка, - не годен он ни к чему. Воровать не ворует, бить, не бьет, убивать не станет, а что до девок дармовых, так прости, Взметень, но кажись, он не по ентой части.
   - Это на что ты намекаешь?!
   - Ну, знамо на что. В прошлый раз, вспомни, как привез ты ему деву чудную. Раскрасавицу, каких я отродясь не видал - статная, черноокая, длинноволосая, и все округлости при ней. От такой бабы любой мужик ума лишится, а этот ничего. Ты вспомни, чем дело-то закончилось, вспомни.
   Историю это Взметеню вспоминать не хотелось, потому что не история случилась, а стыдоба. Бьорн как девку увидел, за руку ее схватил, да в хоромы подальше от людских глаз потащил. Взметень, как дурак, и обрадовался, а когда через пять минут к сыну заглянул, полюбоваться, так увидел, что ни сына, ни девки нет. Увел он ее в лес, объяснил, как до тракта добраться, да отпустил. Вышло, что и сам не попользовался, и другим не дал. Очень Взметень тогда на сына орал, даже ударить хотел, но передумал. Чего с слабака взять? А шайка его долго тогда над пацаном ржала, Слепень даже поздатыльник мальцу отвесил, правда от Взметеня за то получил - нечего сына вожака бить.
   Выходит, вон они как про Бьорна с тех пор думают. Лытка попусту трепать не станет. Что ж, тем хуже для Бьорна, сам виноват, что сплоховал. Вот если бы девку оприходовал, сразу поднялся бы в глазах товарищей и отца. Сразу бы понятно стало, что не безнадежный человек, можно его к делу пристроить, а оно вон как вышло.
   Взметень влил в себя еще одну кружку пива, и понял, что переборщил. В глазах стало двоиться, язык превратился в тяжелый и неповоротливый комок, а руки стали как соломенные тюфяки - ни опереться на них нельзя, ни ударить по столу хорошенько.
   - Не отпущу я его, - произнес вожак. - А ты, Лытка, не болтай зазря, языка лишишься. Лучше еще плесни.
   - Так я не болтаю, - Лытка подвинул к главарю второй кувшин. - Я просто не пойму, зачем ты его при себе держишь? Лишняя обуза: он, да мамаша его, прости, Взметень. Наукам, какие знал, я его обучил, так что не пропадет. Отпусти его. Али боишься, что чужих приведет? Так не приведет, не станет родному отцу вредить.
   - Не станет, - согласился Взметень. - Только и я не отпущу. Пророчество мне было про сына. Нужен он мне очень.
   - Пророчество? - Рыжеволосый Лытка открыл рот и подвинулся ближе к вожаку. - Что за пророчество? Хорошее иль плохое?
   - Хорошее, - усмехнулся Взметень и обдал Лытку сильным пивным запахом. - Богатство мне через сына придет. Невиданное. Неслыханное. Буду в золоте купаться, с золота щи хлебать, да сребротканые рубашки носить. Будет у меня сила великая, могущество, какого ни у кого из моего рода до сего дня не бывало, да власть над людьми.
   - И все от сына?
   Взметень кивнул.
   - Только учти, Лытка. Если скажешь кому, отрезанным языком не отделаешься. На кусочки тебя порежу и волкам скормлю. Или духам на потеху отдам. Ты же знаешь, что они с подарками делают? Так что язык проглоти, да из головы выкинь, что я тебе сказал.
   - Выпил ты, Взметень, вот и рассказываешь небылицы всякие.
   - Вот это правильно. Это по-нашему. Налей мне еще, Лытка, да забирай мальца. Пора уже. Ступайте за пророчеством. Да смотри, слово в слово все запомни.
   - Запомню. - Лытка сглотнул и поднялся. - Только ты, Взметень, уж не забудь эту мою услугу, как время придет.
   - Не боись. Я слов на ветер не бросаю.
   - То-то и оно.
   Лытка подтянул штаны и пошел к противоположному концу стола, где, держа мать за руку, сидел Бьорн.
  

* * *

  
   По зимнему лесу идти страшно, но все же не так страшно, как по летнему - снег делает краски ярче, немного разгоняет тьму. Поэтому Бьорн считал, что ему повезло родиться, когда снег еще не растаял, не обнажил черную землю, а отражал лунный свет и делал непроглядную тьму чуть светлее. Родись он летом, шел бы сейчас и дрожал от страха, потому что в полной темноте в лесу жутко, а чем ближе к духам, тем страшнее и опаснее. Сейчас Бьорн не боялся костлявых силуэтов деревьев, да и сухие кусты валежника не казались неведомыми монстрами, готовыми схватить путника за ногу и утащить под землю. Света Луны вполне хватало и чтобы разглядеть сидящего на ветке филина и не испугаться его уханья, и чтобы обернуться и посмотреть, не отстал ли провожатый.
   Они брели через валежник вдвоем: Бьорн впереди, рыжеволосый Лытка позади. Сегодня его должен был сопровождать отец, но молодой человек и не надеялся на такой подарок судьбы, ему вполне хватило первого помощника, правда вот оказалось, что Лытка ужасно боится этих самых лесных духов и поминутно вздрагивает, вскрикивает и хватает Бьорна за руку.
   - Ничего они тебе не сделают, - попытался он успокоить Лытку. - Ты же со мной идешь. Не боись.
   - "Не боись", - передразнил Лытка. - Как отец говоришь, только толку нет. А вдруг духи вздумают страх наслать?
   - Да ты сам на себя страх насылаешь. Тени собственной пугаешься. Иди спокойно, недалеко уже осталось.
   - А ты почем знаешь? Когда Слепень за предсказанием ходил, до утра по лесу прошатался, пока не позвали.
   - Дурак твой Слепень. И трепло. Все знают, что надо в самую чащу идти. Как близко подойдешь, духи сами тебя в нужную сторону толкнут. А ты сам за предсказанием не ходил что ли?
   - Не ходил.
   - Испугался?
   - Сам ты испугался! Провожатого не нашлось, а без провожатого нельзя.
   Бьорн кивнул и замолчал, а вот Лытка напротив, стал не в меру болтлив. То ли решил, что разговор отпугнет лесных духов, то ли наоборот предупредит об их приближении, а следовательно не напугает, а следовательно у духов не будет причин для агрессии.
   - А ты какое предсказание получить хотел бы?
   - Какое хотел бы, такое точно не получу, - вздохнул Бьорн. - Сам понимаешь, какая судьба у сына разбойника.
   - Это-то понятно, но духи, говорят, далеко видят, много чего сказать могут, о многом предупредить. Слыхал, находились смельчаки, которые даже вопросы задавали, и духи им отвечали. Так от многих бед уберечься можно. Спросишь, скажем, какой смертью умрешь, они ответят, мол, потонешь, вот и станешь от воды подальше держаться. А скажут, сгоришь, так в кузницу помощником не пойдешь, да в лесу костры жечь не станешь.
   - Тогда, получается, и не умрешь никогда?
   - Почему не умрешь? Умрешь. Только нескоро.
   - Нет уж, про смерть я спрашивать не стану.
   - Чего так?
   - Тебе бы было приятно каждый день в страхе жить? Туда не ходи, этого не делай, тут поберегись, там будь аккуратнее. Это не жизнь, а мучение получится.
   - Верно говоришь. Тогда про жену спроси. Иль тебе жена без надобности?
   - У меня поважнее есть о чем спросить.
   - Это о матери что ли?
   - И о матери, - кивнул Бьорн. - Ты не отставай. Кажется, уже скоро.
   Молодой человек поежился. Хоть в ночном весеннем лесу и было холодно, морозец был не причем - Бьорн внезапно почувствовал, будто кто-то легонько коснулся его левой щеки. Духи это, или нет, но ощущения обострились до предела, теперь сын разбойника слышал то, что не слышал раньше, видел то, что до сего момента скрывалось во мраке, а по сердцу разлилось странное нехорошее предчувствие.
   - Мы почти пришли, - сказал он, и звук собственного голоса показался Бьорну громче самого сильного раската грома.
   Снег под ногами хрустел, словно он шел по стеклу, ветер сделался необычайно острым и колючим, зато деревья расступились, и путникам уже не нужно было продираться сквозь спутанные ветви. Сменился и запах. Если раньше Бьорн чувствовал только прохладу и едва уловимый запах снега, то теперь явственно ощутил аромат костра.
   Внезапно снег под ногами исчез, и они вышли на большую поляну.
   - Жди здесь, - приказал Бьорн и испугался. Несомненно, это сказал он, но голос был не его - грубый, жесткий, с хрипотцой, да и говорить подобные слова он не хотел, просто вдруг пришло озарение, и он приказал сопровождающему остановиться.
   Лытка тоже испугался, хрюкнул и замер, прижавшись к стволу высокого дуба.
   - Ты только быстрее давай, - просипел он.
   Бьорн обернулся, и с удивлением и ужасом понял, что в полумраке видит не только испуганные глаза первого помощника отца, но и каждую складочку, каждую морщиночку на его лице. В один миг молодой человек разглядел то, на что раньше не обращал внимания. Оказывается, Лытка не так уж и молод, как казалось, и глаза у него немного косят, а вокруг рта наметились тонкие, как осенняя паутина, морщинки. Старый шрам зажил не до конца, и у виска виднелась тонкая белесая кривая полоса.
   Духи вели Бьорна вперед. Он чувствовал это, как попавший под дождь человек чувствует влагу, холодными струйками стекающую за воротник. Запах костра становился сильнее, спустя некоторое время к нему примешался аромат сухой травы, а потом что-то сладкое, щекочущее ноздри и небо. Голова Бьорна закружилась, деревья стали двоиться, будто он выпил сразу двадцать кружек крепчайшего пива на пустой желудок, рассудок затуманился.
   Словно во сне шел он между голыми деревьями, пока не услышал в собственной голове страшный свистящий голос:
   Ос-с-тановись.
   Бьорн замер.
   С-с-сядь.
   Бьорн послушно опустился на холодную землю.
   Закрой глаз-з-за.
   Молодой человек выполнил команду и в тот же момент понял, что вокруг него находятся люди. Или, может, не люди. Конечно, не люди, откуда в лесу ночью столько народа? Это лесные духи стоят вокруг него, а может, летают, или сидят рядышком, положив прохладные руки с длинными пальцами на узловатые колени.
   Кто-о-о ты?
   "Бьорн", - хотел было ответить молодой человек, но понял, что язык его не слушается, да и не ждали духи устного ответа, достаточно было подумать, и Бьорн подумал. Ничто не нарушило тишину мартовского леса, но духи услышали.
   Мы вс-с-се о тебе знаем, - прошептали Бьорну в самое ухо.
   Молодой человек вздрогнул, и словно по волшебству перед внутренним взором стали мелькать кадры из его жизни.
   Вот ему три года. Он на руках матери, прижимается к ее груди и со страхом смотрит на взбешенного Взметеня - он только что пролил похлебку на новый камзол отца. Матери тоже страшно, но она с вызовом смотрит на здоровенного мужчину, готовая до последнего вздоха защищать своего ребенка.
   Вот ему четыре года. С открытым ртом наблюдает он, как Лытка ловко разделывает медвежью тушу. Страшный оскал пасти и пустые глазницы зверя потом долго снились Бьорну, но заворожила его вовсе не голова медведя, а его безвольное тело. Выходит, смерть, это не очень хорошо и приятно, и тебя могут вот также разложить на ветках можжевельника и взрезать ножом внутренности. Он с ревом кидается к отцу, но Взметень брезгливо отшвыривает его, и мальчик едва не падает в разожженный костер.
   Вот ему семь лет. Он впервые на сходке, так называют разбойники свое ремесло. Притаился вместе с Лыткой в кустах и смотрит, как отец избивает купца - краснолицего толстопуза в вышитом золотыми нитями кафтане. Вот в руке Взметеня появляется нож, он что-то угрожающе говорит пузану, но тот лишь пучит глаза пытаясь вдохнуть - сильная рука главаря бандитов больно сдавила его шею. Взметень не терпит промедления. Резкое движение, и на дорогу выплескивается алый фонтан. Бьорн не мигая смотрит на судорожные попытки жертвы остановить кровотечение, затолкать все, что вылилось, обратно в горло, а потом падает. Бьорна рвет.
   Вот ему двенадцать лет. Он стоит за толстым вязом на большой поляне и наблюдает, как отец что-то делает с девушкой. Он раздет и пытается раздеть незнакомку, одной рукой держа ее тонкие запястья, другой разрывая шелковую блузу. Отец пыхтит, а девушка едва слышно скулит. Она сопротивляется, но сил достает. Вот она уже раздета. Движения отца становятся резкими, ритмичными, и девушка издает страшный утробный вой.
   Не открывая глаз и не сознавая, что делает, Бьорн вторит незнакомой девушке и не слышит собственного голоса. Сердце словно бешеный кузнечик колотится о ребра, сбивая дыхание, и молодой человек чувствует, как необъяснимый страх волнами нахлестывает на него, грозя затопить, залить легкие, не дать дышать.
   Ты готов ус-с-слышать предс-с-сказание? - раздался в его голове тот же свистящий голос.
   - Готов, - шепнул Бьорн и изо всех сил постарался не упасть, потому что даже с закрытыми глазами ему показалось, что все вокруг него завертелось, закружилось, начало подскакивать и вращаться. Тело немедленно откликнулось на круговерть и попыталась удержаться на месте единственным доступным образом - упасть на надежную землю, прижаться и не шевелиться, но внутренний голос подсказывал Бьорну, что падать ни в коем случае нельзя. И молодой человек схватился за землю, вонзился коротко стрижеными ногтями в сырую холодную твердь и почувствовал облегчение.
   В твоей жизни были только с-с-страдания и с-с-страх, - засвистел голос в самое ухо.
   Ты никогда не видел радос-с-сти, не знал с-с-счастья.
   Но каким-то непостижимым образом с-с-сумел взрастить в своем сердце добро.
   Удержать равновес-с-сие, остаться на стороне добра и справедливос-с-сти.
   Вокруг тебя происходили грабежи, убийства, насилие, а ты сумел не запачкаться.
   Но ты никогда не пытался изменить с-с-ситуацию.
   Не пытлс-с-ся.
   Это твоя самая большая ошибка, Бьорн.
   И ты поплатишься.
   Ты будешь с-с-страдать, ты будешь болеть, ты будешь рыдать на могиле отца, потому что собственными руками убьешь его...
   И будешь долго смотреть в его немигающие с-с-стеклянные глаза, а потом отвернешьс-с-ся и уйдешь. И никогда об этом не пожалеешь!
   "Нет! - мысленно крикнул Бьорн. - Нет! Нет!"
   Пальцы его все еще сжимали землю, но только теперь он почувствовал ее фактуру и холод. Его тело начало возвращаться из небытия, куда погрузили его духи леса, стало сопротивляться наваждению.
   - Нет! - снова повторил Бьорн, и на сей раз услышал собственный голос.
   Он открыл глаза, медленно поднялся на ноги, развернулся и, пошатываясь, отправился прочь от опасной поляны. Чувствовал он себя отвратительно, будто только что очнулся от тяжелого длинного кошмарного сна и до сих пор не может сообразить, спит он или бодрствует.
   - Лытка! - крикнул Бьорн. - Выводи меня отсюда!
   Сил почти не осталось, тело истратило все, до последней крохи, на борьбу с наваждением, и все же молодой человек заставил себя передвигать ноги. Медленно, сначала левую, потом правую, потом перерыв, и снова левую, и опять правую, левую... правую...
   Провожатый нужен именно для этого: вывести говорящего с духами из лесу, потому что общение с лесными созданиями отнимает у человека все силы, и самостоятельно уйти он не может. А если не уйдешь, станешь легкой добычей, и все, кто решался получать предсказание без провожатого, оставались в лесу навечно.
   Бьорн думал, что не сможет даже подняться, однако шел, переступая ватными ногами, с трудом вдыхая вязкий холодный воздух, и собирал силы для нового крика.
   - Лытка! Ты где?
   Но помощник отца не отзывался. Доковыляв до старого дуба, где Бьорн приказал Лытке остановиться, молодой человек со спокойным сердцем констатировал, что Лытка исчез. Сбежал. Он снова позвал его, но никто не откликнулся, лишь в голове снова зазвучал страшный свистящий голос:
   Беги! С-с-скрывайс-с-ся! Иначе тебе не сдобровать!
   Никто не с-с-смеет насмехаться над духами леса!
   Ос-с-ставь своего товарища, или сам ос-с-станешься с нами. Навс-с-сегда...
   "Он у них, - понял Бьорн. - Из-за того, что я сопротивляюсь, они забрали его себе. Да и не сбежал бы он. Хоть какие страхи нагоняй, а гнев отца, который велел присматривать за мной, гнев главаря разбойничьей банды во сто крат хуже призрачных голосов и кровавых видений. Нет, Лытка никогда бы меня здесь не бросил".
   Бьорн прислонился спиной к дубу и закрыл глаза.
   И как такая простая и очевидная мысль не пришла ему в голову сразу? Неужели духи постарались? Неужели снова влезли в его голову, несмотря на то, что он покинул поляну? Неважно. Он справится, если понадобиться, перестанет думать, чтобы не слышать голосов, но сейчас ему нужно отдохнуть. Просто немного отдохнуть и набраться сил. А потом вернуться в замок.
   Взметень наверняка захочет узнать, какое предсказание получил его сын, но Бьорн даже под пытками не расскажет отцу правду. Тот, конечно, будет взбешен, возможно, даже поколотит его или выгонит из замка, но Бьорну теперь все равно. Его жизнь, которая могла начаться с обещания приобрести в будущем хорошую профессию, или верных друзей, или красавицы-жены, или даже любых других радостных изменений, не началась, а закончилась.
   Он никогда никого не убьет, это Бьорн решил точно: ни случайного путника, ни того, кого ему придется грабить, если отец согласиться оставить в замке мать в обмен на то, чтобы его сын ходил на разбойничьи сходки, ни, тем более, отца. Особенно отца.
   Хоть лесные духи и напомнили Бьорну о самом плохом, что случалось в его жизни, они не стали показывать, как отец учил его находить рыбные места, отличать съедобные грибы от несъедобных, быстро залезать на любое, даже гладкоствольное, дерево. А ведь это сложно назвать плохими воспоминаниями. Отец, пусть это было в далеком детстве, все-таки любил его, и изменился лишь после случая с толстопузым купчиной, от воспоминания о крови которого маленького Бьорна рвало целую неделю.
   Бьорн придумает какую-нибудь ерунду и скажет Взметеню, к примеру, будто ему предсказали найти клад прапрадеда. Отец поверит, да и у Бьорна имеется возможность доказать правдивость собственных слов, ведь находил же он клад в далеком детстве, найдет и теперь, стоит только хорошенько поискать. Может быть тогда отец перестанет считать его ни на что негодным.
   У старого дуба дышалось свободнее, и воздух больше не впивался острыми кинжалами в легкие. Бьорн почувствовал, что отдохнул достаточно, пора возвращаться в замок и говорить с отцом. Молодой человек сделал несколько шагов, прислушиваясь к тишине леса, а потом внезапно остановился и хлопнул себя по лбу.
   "Вот дубина! Обещал же не думать! Это снова духи! Они хотят, чтобы я ушел и оставил им Лытку. Ну уж нет. Обойдетесь".
   Бьорн резко развернулся, неожиданно почувствовав необъяснимый прилив сил, и быстрым шагом направился обратно к поляне.
   - Лытка! - крикнул он, вглядываясь в темноту леса. - Ты меня слышишь?
   Убирайс-с-ся! - засвистело возле уха.
   - Лытка! Ответь!
   Возвращайс-с-ся домой!
   Бьорн отмахнулся от страшного голоса, словно это был не лесной дух, а надоедливый комар, и прибавил шагу.
   Вот она поляна - круглая, шагов сто в поперечнике. Ни одного деревца, ни травинки, ни снежинки, просто голая пустая земля.
   Бьорн дошел до центра и увидел свежие следы. Здесь его пальцы впивались в землю, стараясь сохранить связь с реальностью. А вот здесь его отпечатки ног, когда он брел к дубу после предсказания. А здесь еще следы. Чуть меньше, чем его собственные.
   Молодой человек присел и пощупал холодную почву.
   - Сапоги. Значит, это не духи. Лесным духам сапоги ни к чему. Лытка! - снова крикнул он. - Ты здесь?
   - По-мо-ги..., - голос слабый, шепчущий, задыхающийся, совсем не похожий на насмешливый говор рыжеволосого болтуна. Тем не менее, Бьорн побежал в сторону, откуда услышал зов о помощи.
   Лытка лежал на самом краю поляны за кустом дикого шиповника. Лицо его было бледнее снега, пальцы скрючены, словно кто-то специально их выламывал. Разбойник не мог пошевелиться.
   - Давай, обопрись об меня. Надо выбираться отсюда.
   Бьорн обхватил Лытку за плечи, но безвольные руки болтались, словно белье, вывешенное сушиться на двор, да и все тело первого помощника напоминало тюфяк. Помощи от такого не дождешься. Бьорн взвалил Лытку на плечи и, пошатываясь, побрел в лес.
   Ос-с-ставь его! - приказал голос, но молодой человек уже научился не обращать на него внимания.
   - Ты как? - спросил он Лытку, удобнее перехватывая тело.
   - Нормально, - прохрипел разбойник. - Я теперь тебе по гроб жизни обязан. Ты меня от смерти спас.
   - Ладно, - Бьорн оглянулся, пытаясь увидеть в темноте следы. - Ты не помнишь, какой дорогой мы сюда пришли?
   - Налево, - Лытка поднял голову. - Я еще чуток на тебе полежу, а потом своими ногами пойду.
   - Хорошо. Только дорогу смотри, у меня до сих пор в глазах двоится.
  

* * *

  
   - Ты, Взметень, теперь мне по гроб жизни обязан, - Лытка тяжело опустился на скамью и сцепил пальцы в замок.
   Взметень не спал, сидел за столом и угрюмо смотрел в полупустую кружку. Полночи ждал, когда вернется Бьорн.
   - Рассказывай, а потом поглядим, по гроб или не по гроб.
   Лытка кивнул и налил себе пива.
   - Выпью только. Ты, Взметень, знаешь, что я не робкого десятка, но страху натерпелся превеликого. Очухаться надо бы.
   - Ну, чухайся. Только быстрее.
   Взметень смотрел, как дергается кадык Лытки во время питья, и ждал рассказа. А рассказать Лытке, судя по усталой роже и мокрой одежде, было что.
   Они вернулись тихо, молча разошлись - Бьорн к себе в комнату, где, не смыкая глаз, ждала сына мать, а Лытка в общую, будто бы спать, а на самом деле переждать, когда Бьорн закончит утешать взволнованную и расплакавшуюся от облегчения женщину. И теперь вот он, сидит перед Взметенем и дует пиво. Знает, зараза, что настал его звездный час, что выпал ему счастливый миг хоть на секундочку возвыситься над главарем. Соображает, рыжая харя, что сейчас Взметень ни бить его не станет, ни прерывать, ни торопить, ни командовать - заинтересован вожак в рассказе. Больше, чем в поучении помощника.
   - Ну, стало быть, так.
   Лытка отставил от себя пустую кружку, не рискнув налить вторую, за что Взметень мысленно похвалил первого помощника. Не зарывается, знает меру, понимает, что нельзя с делом затягивать и вожака ждать заставлять.
   Взметень улыбнулся, мысленно отметив, как дернулась щека Лытки, и сообразил, что улыбка его всегда походила на волчий оскал. Да сейчас он и чувствовал себя волком. Волком, бредущим по следу жирной сладкой добычи.
   - Что ему сказали духи?
   Лытка оглянулся, проверяя, не подслушивает ли важный разговор какой-нибудь не вовремя проснувшийся товарищ, а потом наклонился ближе к Взметеню и быстро зашептал:
   - Шли мы по лесу не слишком долго. Бьорн, оказывается, малый не трус, впереди шагал, а как до поляны дошли, так приказал на месте оставаться, а сам в центр пошел. Темно было, плохо его видел, но слышал, как он там хрипит. Духи, значит, лесные его обступили. Их самих я не разглядел, видел только, как воздух шевелится. Но вот они с ним разговаривать стали. Я знаю, что он им отвечает чего-то, а понять не могу. Будто наваждение какое - голосов не слышно, но понятно, что разговор идет. Дай, думаю, посмотрю. Пошел ближе, но не через поляну в самый центр к духам чертовым, а по краю. Обогнул, а ближе подступить боязно. Ты, Взметень, там не был, не знаешь, какой страх на человека насылают, так что забоялся я не по своей воле.
   Взметень кивнул, продолжай, мол, а сам подумал, что ни за что не поверил бы Лытке, если б тот в страхе своем не признался. А он признался, только на духов все свалил, зараза. Ну да это ничего. Главное, в важном не соврет и ничего не утаит.
   - Ну, стало быть, забоялся я, сел прям на землю за кустом каким-то, из-за веток выглядываю, наблюдаю. Бьорн в центре сидит, шатается, лицо странное делает, рот кривит, да вдруг как завизжит, истинно девка. Вот честно, Взметень, крика этого я больше чем духов лесных испугался. Это уж не насланный страх был, а самый что ни на есть настоящий, ибо голос не Бьорна был, и вообще не мужской, а бабский. Визг типа или всхлипывание какое. Ну, я уши ладонями зажал, зажмурился, ожидая, когда пацан твой заткнется, и, не поверишь, прямо возле уха голос услыхал. Тонкий такой, писклявый. Уходи, мол, оставь Бьорна нам на потеху. И второй, знакомый, твой, Взметень, голос. Не слушай их, Лытка, - говоришь, - Заманят они тебя в чащу, да защекочут до смерти.
   Взметень усмехнулся, а у самого по спине мурашки побежали. Страшно, наверное, ночью в глухом темном лесу одному под кустом сидеть, да слушать, как духи лесные тебе проваливать приказывают. Он бы, конечно, не испугался, а вот Лытка наверняка штаны намочил.
   - Зажмурился я еще сильнее, да уши плотнее заткнул, и слышу голос. Еще страшнее. Покойницкий. Духи так разговаривают, самые настоящие. И говорит этот голос Бьорну: молодец, мол, Бьорн, не поддался на уговоры отца, не стал людей резать да грабить. Только вот дело до конца не довел, не пресек творящиеся на твоих глазах безобразия, не взбунтовался, и за то наказание тебе будет. Убьешь, мол, ты своего папаню и никогда об том не пожалеешь. Вот и все предсказание.
   - Что?! - Взметень заорал во весь голос, забыв о том, что в соседних помещениях спят люди. - Родного отца?! Убить?! А ну, подайте его сюда!
   Взметень поднялся так стремительно, что едва не опрокинул лавочку вместе с сидящим на ней Лыткой.
   - Отца, значит убить должен?!
   - Погодь, Взметень, не лютуй! - Лытка схватил главаря за рукав, но мужчина дернулся, да так сильно, что рыжеволосый разбойник все-таки свалился с лавки. - Погодь, я сказал! Сядь, чего еще скажу.
   - Да чего ты мне скажешь?!
   - Сядь, Взметень. Никого твой Бьорн убивать не собирается, а уж тебя тем более. Ты чего, сына своего не знаешь? Лопух он, размазня редкая, как баба, ей-ей. Сопельки мамочка ему вытерла, поди, да растолковала, что такое хорошо, а за что можно и жизни лишиться. Да он и сам не дурак. Понимает, что не следует кусать руку с подачкой. Ты ж его на всем готовом держишь, к сходкам не принуждаешь. Не станет он об тебя руки марать.
   Взметень задышал тяжело. Где-то на заднем плане мелькнула трезвая мысль о том, что неверные слова Лытка для утешения подобрал, да поздно. Застила глаза пелена ярости, сердце едва только ребра не ломает, так просит отмщения.
   Взметень Бьорна зачал, Взметень Бьорна растил, Взметень Бьорна мужчиной сделать хотел, а он вон как отцу родному отвечает. И духи хороши. Его, выходит, обманули? Он через сына не смерть принять должен, а богатство невиданное, почет неслыханный, уважение превеликое да власть, какой ни у кого из рода никогда не бывало.
   Но в одном Лытка прав: не станет Бьорн никого убивать, хоть режь его самого. Не способен мальчишка ни на что, кроме как ножички в дерево бросать, да девок из плена уводить. И обманывать не станет - разревется, расплачется, да расскажет, как есть.
   Взметень быстрым шагом отправился в комнату сыну.
   - Открой! - стукнул он кулачищем в деревянную дверь. - Разговор есть.
   Бьорн уже спал - когда приоткрыл дверь, на нем была только льняная нижняя рубаха.
   - Может, завтра поговорим? - предложил он.
   "Знает, зараза, о чем речь пойдет", - подумал Взметень.
   Вдруг он стал абсолютно спокоен, будто не крушил все подряд секундой раньше, будто не желал собственными руками свернуть гаденышу шею, а сидел спокойно да в карты играл. Но спокойствие это обманчиво. Понимал разбойник, что самое затишье как раз перед грозой и наступает.
   - Чего тебе духи сказали?
   Бьорн обернулся, видимо, проверяя, спит ли мать, и вышел к отцу. Дверь за собой закрыл плотно, оперся спиной о стену, скрестил руки на груди и честно так в глаза посмотрел.
   - Сердиться не будешь?
   - Не буду, - пообещал Взметень и мысленно выдохнул.
   Вот оно, маменькино воспитание. Сопливцем у него сын вырос. Ни к чему негодным слабаком.
   - Я должен найти сокровище, - ответил Бьорн. - То, что прапрадед в лабиринте зарыл.
   В первый момент Взметень не мог даже вздохнуть. В голове молниями одна мысль проносилась за другой. Не верить Лытке причин не было, а вот сына своего, оказывается, он знал не так хорошо, как думал.
   "Вот, значит, как. Обманывать стал. Может, и убить меня хочешь"?
   - Посмеяться надо мной вздумал?! - взревел Взметень и схватил наглеца за шиворот. - Сокровище?! Ну, иди, ищи мое сокровище!
   Бьорн опешил и потерял контроль над ситуацией. Взметень тащил его за шкирку, словно нашкодившего пса, через зал, нимало не заботясь о производимом шуме.
   - Взметень, ты чего делаешь?
   Оказывается, Лытка стоял неподалеку и видел все происходящее, но главарю сейчас не было дела до помощника, он тащил вырывающегося гаденыша к дальней стене, к своей комнате, где спрятанная под массивным гардеробом, находилась потайная дверь в прапрадедов лабиринт.
   - Сокровище, значит! А убить ты никого не хочешь?
   Бьорн задыхался. Взметень сознавал, что держит сына чересчур сильно и грубо, но ничего не мог с собой поделать - щенок должен быть наказан за плохое поведение. Похоже, он взрастил волка и сам того не ведая, каждый раз подставлял под его зубы незащищенное горло.
   - Я же тебе жизнь спас, - прохрипел Бьорн, протягивая руку в сторону Лытки.
   Лытка потупился и отступил за спину Взметеня.
   - Сидеть! - взревел главарь.
   Пинком распахнул дверь, швырнул Бьорна на кровать и навалился на шкаф.
   Силой с Взметенем мало кто мог помериться, это разбойник знал, поэтому и шкаф у него был особенный: тяжелый, что три тучных буйвола, да массивный, чтобы кроме него ни у кого силы отодвинуть не нашлось. Да стоял шкаф в углу, где даже вдвоем развернуться было невозможно. Вот и не знал никто о тайном проходе, а кто знал, никак в него проникнуть не мог.
   Сам Взметень редко под шкаф заглядывал. Поначалу, когда сокровища искал, так по целым суткам наружу не вылезал, а потом, когда понял, что бесполезное это занятие, раз в неделю в лабиринт ходил, а позже совсем забросил. Но шкаф поставил, чтобы кроме него по тайным проходам никто бродить не мог. При отцовской шайке любой сопливец в лаз проникнуть мог, а отец сквозь пальцы смотрел, не верил, что сокровище найдется. Взметень в этом плане был предусмотрительнее - шайку потихоньку поменял, людей новых набрал, да про лабиринт ни гу-гу. Лытка только знает, но он человек надежный, зазря болтать не станет.
   Теперь вот пришло время снова шкаф отодвинуть.
   Духи лесные про сокровище не говорили, значит, кто-то другой проболтался, значит, была у Бьорна возможность по лабиринту побродить. Может, и нашел когда-то прапрадедовские деньги. Вот теперь, коли заикнулся о них, пускай снова поищет.
   Шкаф, оглушительно скрежеща по каменному полу массивными дубовыми ножками, отъехал в сторону. Под шкафом обнаружилась довольно большая, сколоченная из деревянных рей, крышка люка. Взметень откинул крышку, вытер со лба пот, подскочил к не успевшему опомнится Бьорну и толкнул его в лабиринт. Молодому человеку ничего не оставалось, как спуститься по наклонному полу вниз.
   - Ищи там мое сокровище! - приказал главарь. - А не найдешь, самолично кишки выпущу, за то, что отцу родному соврал!
   Взметень устало опустился на кровать. Бьорн выглядывал из-под пола, не решаясь сдвинуться с места, и молча смотрел на отца.
   - Чего вылупился? Топай за сокровищем. Исполняй предсказание!
   Бьорн не шелохнулся.
   - Иди, я сказал!
   Взметень молниеносно выхватил из-за пояса кинжал, с которым не расставался даже ночью, и метнул его в сына. Бьорн едва успел отшатнуться - острие пролетело там, где мгновением раньше находилось его сердце.
   - Прости, - сказал Бьорн. Поднял оружие и скрылся в лабиринте.
   - Да за что мне сын-то такой! - взвыл Взметень. - Сил моих больше нет! Сам его убью, чтоб не мучиться больше!
   Разбойник вскочил с кровати, замахнулся и ударил кулаком по шкафу. Дубовая толщиной с кулак, дверца не выдержала и треснула. Лытка побледнел, а со стороны двери донесся тихий вздох.
   Когда Взметень обернулся, увидел лишь подол платья, но и без того было понятно, кто мог так жалобно всхлипнуть.
  

* * *

  
   Бьорн знал, что нужно делать, но возможности сделать это у него не было.
   Он сидел на камне за первым поворотом главного коридора лабиринта, не решаясь отойти далеко от открытой двери в комнату Взметеня, и думал.
   Он понимал отца, понимал, что на сей раз тот не просто разочаровался в нем, а посмотрел на него иными глазами. Теперь Взметень видел в Бьорне не маменькиного сынка, а взрослого мужчину, сильного (раз сумел дотащить околдованного Лытку почти до самого замка), смелого (раз не испугался идти ночью в лес к духам) и со своим предназначением. Страшным предназначением, несущим смерть.
   Лесные духи никогда не ошибаются и люди, получив предсказание, волей или не волей исполняют его, и Взметень, узнав о предназначении сына, конечно, испугался. Бьорн понял это по тому, как расширились зрачки отцовских глаз, как побагровел шрам на левой щеке, как он едва держал себя в руках, как нелогично действовал, не зная, что предпринять. И сейчас, отправив сына в лабиринт, Взметень наверняка сомневается, правильно ли поступил, не зря же он вышел из комнаты, заперев дверь, но задвигать шкаф и отрезать Бьорну выход не стал.
   О чувствах Лытки молодой человек предпочитал не думать. Теперь стало понятно, почему рыжий предатель ушел от дуба, где ему было велено дожидаться возвращения сына главаря. Знал Бьорн и кто именно приказал Лытке подслушать его разговор с духами, только вот каким волшебным образом тот обо всем узнал, оставалось загадкой. Видимо, с духами можно общаться не только в день совершеннолетия.
   Теперь у Бьорна не осталось выбора действий, нужно бежать из замка, пока не случилось нечто непоправимое, но бежать было некуда: комната отца заперта, а уйти в лабиринт, чтобы заблудиться и погибнуть от голода, не выход. Но бежать обязательно надо, потому что с предсказанием ничего не сделаешь, а так можно хотя бы отодвинуть его исполнение, и если убежать подальше, у отца будет шанс не дождаться возвращения сына и умереть своей смертью, ведь жизнь разбойника полна опасностей.
   Но бежать Бьорн хотел не только из-за предсказания. Духи сделали очень важный вывод относительно него. Сын разбойника хоть и сумел не запачкаться ни грабежами, ни убийствами, ни иными непотребствами, ничего не сделал, чтобы воспрепятствовать творимому отцом и его шайкой злу. Бьорн ни разу не взбунтовался, ни разу не попытался сорвать очередное нападение на торговый караван и даже ни разу не поговорил со Взметенем. Причин тому было две, но ни одна из них больше не казалась молодому человеку значимой. Во-первых, его и мать могли выгнать из замка, а во-вторых, его все равно никто не стал бы слушать.
   Видимо, отец прав, и он действительно слабак, но Бьорн все равно не смог бы ничего изменить. Его род жил грабежами и разбоем испокон веков, и от увещеваний молодого человека ничего не изменилось бы.
   - Бьорн, ты где?
   - Я тут!
   Бьорн узнал голос матери и вышел к главному коридору. В правой руке женщина держала масляную лампу из комнаты Взметеня, а в левой какие-то вещи.
   - Принесла тебе еду и одежду.
   - Спасибо.
   Бьорн подбежал к матери, поспешно надел штаны, широкую льняную рубашку с длинными рукавами, кожаную куртку и обулся, и только после этого спросил:
   - Как ты сюда попала?
   - Вытащила из кармана Взметеня ключ. Он был в бешенстве, крушил все подряд, бил бочки с вином, испортил почти все продовольствие в кладовой. Утихомирили его с большим трудом с помощью трех бочонков пива. Теперь спит. А я пришла. Вот, держи, - она протянула сыну суконную сумку и небольшой кожаный мешочек на пояс. - Здесь пища и немного денег. Ты подобрал кинжал Взметеня?
   Бьорн утвердительно кивнул.
   - Хорошо. Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя нет выбора. Тебе нужно бежать. - мать говорила спокойно, но Бьорн чувствовал, какой ценой ей давалось это спокойствие. - Если идти отсюда все время вправо, а у развилки, где четыре тропы, свернуть налево, и снова идти все время по правой стороне, выйдешь к ручью.
   - Откуда ты знаешь?
   - Я нашла эту дорогу случайно и пользовалась ей, чтобы прятать в лабиринте одежду и деньги. Я ведь хотела сбежать из замка и взять тебя с собой, как только ты подрастешь настолько, чтобы выдержать дорогу через лес. Только вот нечасто мне удавалось украсть у кого-то деньги. Здесь все, что я накопила на сегодня. Беги сейчас же.
   - А ты?
   - А я приду позже, когда все заснут, иначе Взметень о чем-нибудь догадается. Так пусть лучше думают, что ты навсегда потерялся в прапрадедовском лабиринте. Возьми лампу и жди меня у своего пня, где тайник, до ночи, а если не приду, уходи.
   Мать быстро поцеловала Бьорна, сунула ему в руки лампу со стола Взметеня и толкнула его в лабиринт.
   - Все время направо, у четырех троп налево, и снова все время направо.
   - Я помню.
   - Не потеряйся.
   Бьорн в последний раз оглянулся на мать, успел заметить, как она поднимается по покатому полу к комнате отца, и отправился к свободе.
  
   Идти по лабиринту оказалось тяжело. Абсолютная темнота земляных стен, пола и потолка с трудом расступалась перед тусклым светом лампы. Бьорн не знал, как долго ему придется пробираться к выходу, и надеялся, что масло не успеет догореть.
   Ходы были неровными. Стены местами сужались настолько, что приходилось передвигаться боком, вытягивая руки в стороны; потолок иногда уходил в высоту на два человеческих роста, а иногда снижался так резко, что Бьорн сильно ударялся об него лбом, пол был землистый, неровный и тоже все время то поднимался, то опускался. Без лампы молодому человеку пришлось бы нелегко.
   Он шел, стараясь ни о чем не думать, а между тем впереди его ждала новая жизнь, и какой она будет, неизвестно. Хорошо бы добраться до столицы, там возможностей больше, к тому же ко времени, когда они с матерью туда придут, начнется ежегодный отбор в Большой Совет, а это значит, у Бьорна будет возможность претендовать на самую желанную и высокооплачиваемую должность королевства.
   Если же до столицы они добраться не успеют, можно поискать приличное место в каком-нибудь небольшом торговом городке. Мать легко устроится посудомойщицей, а он наймется охранником к купцам. Он знает, как и когда нападает его шайка, и проведет караван безопасным путем. После этого слава о провожатом распространится среди других торговцев, и он сможет неплохо зарабатывать.
   Задумавшись, Бьорн едва не пропустил нужную развилку, свернул, по привычке, в правый коридор, и опомнился только когда в очередной раз стукнулся головой о низкий потолок. Пришлось вернуться, убедиться, что развилка действительно ведет в четыре стороны и повернуть налево.
   От развилки Бьорн шел недолго. После очередного поворота в лабиринте стало заметно светлее, вскоре к аромату земли прибавился запах дикого зверя, и молодой человек увидел впереди небольшой лаз.
   Чтобы выбраться из лабиринта, пришлось лечь на живот, и когда Бьорн очутился на свободе, стало понятно, почему вход в прапрадедовский лабиринт никто не нашел: располагался он не на какой-нибудь поляне и даже не у корней огромного двухсотлетнего дуба, а в берлоге медведя. К счастью, заброшенной. Вот и объяснился звериный запах и таинственность места.
   Бьорн вышел из берлоги, осмотрелся и сообразил, что находится достаточно далеко от замка. Половчее перехватив вещевой мешок, он направился к своему "тайному месту". Бродил по лесу недолго, потому что журчанье незамерзающего ручья было слышно издали.
   Корявый пень хранил для Бьорна кинжал, книгу и платок матери, эти вещи молодой человек обязательно забрал бы с собой даже если бы ушел один.
   Умывшись ледяной водой из ручья, Бьорн положил сумку и сел на пень.
   Время тянулось медленно. Так всегда бывает, когда чего-то ждешь. Внутренние часы подсказывали, что полночь давно миновала, и мать должна придти с минуты на минуту. Взметень не проснется до полудня, а шайке нет нужды бодрствовать, когда вожак спит, тем более после пьянки, которую отец устроил по поводу его совершеннолетия.
   Вдруг за спиной заскрипел снег. Бьорн поднялся и на всякий случай вытащил из-за пояса отцовский кинжал.
   - Бьорн, это я.
   Кинжал не пригодился. Лытку он удушит голыми руками.
   Бьорн подскочил к предателю, повалил его на снег, сел сверху и сцепил руки на его шее.
   - Да погодь ты! - прохрипел Лытка. - Я с добром к тебе!
   - Ага. И отцу про духов тоже от доброты душевной наболтал. Откуда знал, что я тут? Зачем пришел?
   - Отпусти!
   - Говори! За мной идут?
   - Нет, - Лытка судорожно хватал ртом воздух. - И мать не придет. У...уходи.
   Бьорн замер и на секунду ослабил хватку. Разбойник воспользовался этим и отнял руки молодого человека от своей шеи.
   - Откуда ты знаешь про мать? Давай, рассказывай по порядку, иначе задушу.
   - Да погодь ты! - Лытка закашлялся, - Дай воздуху вдохнуть.
   Бьорн поднялся, но помощнику Взметеня подняться не дал - угрожающе качнул головой, и Лытка остался лежать на холодном снегу. Но он и не возражал.
   - Как ты меня нашел?
   - Ха! Думаешь, от меня скроешь чего? Да я про пенек твой ненаглядный с самого начала знаю. Еще пацаненком тебя выследил.
   - Тогда почему отцу не выдал?
   - А чего выдавать? Книжку паршивую? Кинжал? Игрался мальчонка, и что с того?
   - Сейчас почему не выдал?
   - Спас ты меня от духов потому что. Ты, Бьорн, меня прости, что Взметеню про предсказание растрепал. Приказ такой был, сам знаешь: ослушаешься, будешь с пола кишки собирать. Но не думай, что я такой свинья неблагодарный. Сваливать тебе надо, пока не рассвело. Не придет мать.
   - А ты откуда знаешь?
   - Оттуда и знаю.
   Лытка снова закашлялся, но натужно, ненатурально и Бьорн, опустившись на колени, снова взял его за горло.
   - Без матери никуда не уйду.
   - Ну и зря. Взметень тебя под этим пнем и закопает. Убил он мамку твою, а коли тебя сыщет, так и тебя вместе с ней положит. Там знаешь, чего сейчас творится? Взметень рвет и мечет. Встал он, в комнату к себе заглянул, а тебя и нету. Скрылся ты в лабиринте, пропал на веки вечные. Вот и разъярился. Убью, орет, если увижу. Но люк не прикрыл и шкаф на место не поставил - караулит, когда ты появишься. А у самого топор под кроватью. Так что уходи, Бьорн, и не возвращайся сюда никогда. Пусть Взметень думает, что потерялся ты в лабиринте. Сгинул. И предназначение свое никогда уже не выполнишь.
   Бьорн медленно поднялся.
   - Он... убил мою мать?
   - Ага. Как шандарахнет кулачищем по лбу, она, болезная, об стену и ударилась. С концами. Приду, во дворе закопаю.
   Лытка, поняв, что опасность ему больше не грозит, поднялся с земли, отряхнулся от снега и посоветовал:
   - Тебе лучше прямо сейчас уйти. Мало ли кто утром по моим следам придет, я ведь не через пещеру к тебе добирался.
   Бьорн молча кивнул.
   - Ну, - Лытка потоптался на месте, похлопал себя руками по бокам, подвигал рыжими бровями и неловко улыбнулся. - Пойду я. Удачи тебе, и, эта, не держи уж на меня зла.
   Бьорн не ответил. Он отвернулся и направился к пню. Позади заскрипел снег - это Лытка отправился обратно в разбойничий замок.
   - Спасибо, - негромко произнес молодой человек. Но Лытка услышал.
   - Да ладно уж. Бывай!
   Шаги стихли, и ночной лес погрузился в тишину, только где-то вдали громко ухал филин.
   Бьорн закрыл лицо руками и долго стоял возле пня, не шевелясь.
   Больше у него никого не было. Отец убил единственного родного человека, который по-настоящему его любил.
   Он нагнулся, открыл сумку и едва не заплакал, увидев, с какой любовью мать завернула еду в белые хлопчатые тряпицы. Погладил пальцем кожаный ремешок сумки и заглянул в кошель. Денег было мало.
   - Она и не собиралась приходить, - прошептал Бьорн, высыпав на ладонь мелочь. - Здесь едва хватит на три дня.
   Он поднялся, пошарил под корнями пня, вытащил оттуда кинжал с голубым лезвием и последний подарок матери - шелковый платок, повязал его на шею, подхватил сумку с продовольствием и отправился вглубь леса.
  

Глава 2

Первый министр короля

  
   Тяжело управлять Иллорией - самым счастливым и процветающим королевством на свете. Первый министр короля восьмидесятилетний Лоддин знал это лучше любого другого первого министра короля любого другого королевства. Знание это произрастало из двух простых вещей, первая из которых называлась совесть, а вторая обозначалась сложной аббревиатурой ИСБС-НГК, или, коротко, ГЗ, что расшифровывалось как "глупая затея".
   Совесть - неотъемлемый атрибут внутреннего мира настоящего Человека - у Лоддина была всегда. Сколько он себя помнил, с самого детства жил Правильно. Говорил "спасибо", когда за обедом ему передавали хлеб, извинялся, нечаянно звякнув вилкой о тарелку, никогда не брал чужого, почтительно относился к старшим и сильно переживал любой промах. Принимал близко к сердцу, как говорила его мать.
   В первые годы жизни благовоспитанный маленький мальчик вызывал у окружающих умиление. "Надо же, такой кроха, а как учтиво поклонился", - говорили о Лоддине. "Совсем карапуз, а от конфетки отказался, да еще так вежливо поблагодарил", - тоже относилось к нему. "Какой миленький усипусечка, а ведет себя словно маленький принц", - тоже произносилось в его адрес. Эти и еще десятки похожих выражений с самого раннего детства звучали вокруг Лоддина, и когда он подрос, восхищение приятными манерами, честностью и предупредительностью молодого человека ничуть не ослабли.
   На улице, где жил Лоддин, только он один мог помочь пожилой нищенке донести тяжелые сумки до рынка и ничего не взять взамен. Только он один, подобрав на улице кошель, искал его владельца. Только он один, готовясь к экзаменам, не писал на руках алхимические формулы, и всегда получал высшие баллы. Лоддин никогда не воровал мелкие сладости с лотков торговцев, не рвал яблоки из садов соседей, не обманывал, не предавал, не шалил и не хулиганил, потому что он руководствовался Совестью и всегда старался все делать правильно.
   Родители с самого начала развивали в Лоддине честность, с самого начала привили знания о справедливости и доброте и научили жить, опираясь на два простых принципа: поступать с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой, и ставить общественное превыше личного.
   Отец и мать не просто хотели сделать из сына хорошего человека, но обеспечить ему будущее, прекрасный и стремительный взлет к счастью. Именно поэтому Лоддин учился в самом престижном учебном заведении Иллории - "Кливрском университете важнейших наук", и, конечно, получал от учителей лишь одни похвалы.
   Окончив университет с отличием, и обладая повышенной чувствительностью к справедливости, Лоддин некоторое время пытался искать себя в государственной деятельности, а именно, записался в помощники к судье. Однако проработал на этом посту недолго, ибо судья, как оказалось, руководствовался вовсе не справедливостью, а толщиной кошелька пришедших за разбирательством, и присуждал штраф не провинившемуся, а более бедному, за что получал от более богатого энное вознаграждение.
   Лоддин вмешался и судья, сморщив нос, выгнал помощника на улицу, а вместе с тем внес его имя в список неблагонадежных.
   Три долгих года Лоддин пытался работать то у одного судьи, то у другого, но все заканчивалось одинаково: шумным выговором и внесением имени в очередной черный список.
   Лоддин проклинал себя за то, что не может закрыть глаза на несправедливость, что не может быть как все: брать взятки, заискивающе улыбаться не достойному, но богаче одетому, оценивать людей не по поступкам, а по положению, и поступаться собственными принципами. Он не понимал, почему умный и честный человек в самом преуспевающем, богатом и счастливом королевстве мира вынужден влачить жалкое существование, оказывая соседям мелкие услуги по составлению завещаний и разрешению споров. Неужели во всей Иллории для него не найдется честной и ответственной работы?
   Лоддин чувствовал в себе желание и силы изменить мир к лучшему, но приложить усилия в нужном направлении не мог - не было полномочий. Если бы он обладал хоть малой толикой власти, он снял бы всех судей или приставил к ним честных и порядочных наблюдателей, а за взятки и подкуп немилосердно отправлял бы на рудники.
   - Куда смотрит король? - спрашивал себя Лоддин. - Неужели не видит, творящихся в столице безобразий?
   И он решил узнать, что именно знает король о народе, что предпринимает и предпринимает ли что-нибудь вообще, и отправился во дворец.
   Таким образом совестливый и живущий ради торжества справедливости Лоддин попал в первые министры Короля. Иллория не зря считалась величайшим королевством мира - правил им умнейший и предусмотрительнейший король Власт, который сразу разглядел в невзрачном молодом человеке с картофелеобразным носом великую силу и подспорье в трудном деле управления государством.
   Родители не ошиблись в выборе тактики воспитания. Лоддин вырос настоящим Человеком: вежливым, честным, сочувствующим, ставящим общественное выше личного. Именно эти качества разглядел в будущем министре Власт и именно поэтому Лоддин каждый месяц ходил на могилу родителей и произносил краткую, но прочувствованную благодарственную речь.
   Надо ли говорить, что работал он на совесть, к своим обязанностям относился ответственно и изо всех сил старался сделать Иллорию еще более процветающим и счастливым королевством. А это, без сомнений, большой труд. Несоизмеримо больший, чем быть просто первым министром короля любого другого королевства в мире. Ведь действовать по совести много сложнее, чем абы как.
   Второй причиной сложности управления Иллорией являлась уже упомянутая ИСБС-НГК, которую Лоддин считал ГЗ - глупой затеей. Расшифровывалось ИСБС-НГК просто: "Идея с Большим Советом - на грани катастрофы".
   Идея эта пришла в голову королю при обстоятельствах, о которых Лоддин старался не думать, потому что чувствовал свою вину и одновременно осознавал, что по-иному поступить бы не смог - не позволила бы советь.
   ИСБС казалась Власту единственным выходом из сложившейся ситуации, а приставку НГК придумал Лоддин, который считал Большой Совет первым шагом к катастрофе. Увы, альтернативы министр предложить не смог, поэтому согласился с королем, и ИСБС получила право на жизнь.
   Дело в том, что править королевством Власт мог только с середины марта по конец октября, а оставшиеся четыре с половиной месяца он вынужденно проводил взаперти в специально построенной для этого башне. В это время к Власту никто не подпускался: ни личный повар, ни главный казначей, ни посланники соседних королевств. Единственным человеком, которому было разрешено видеть короля в это время, был Лоддин. А еще точнее, Лоддин был обязан постоянно находиться рядом с королем. Поэтому с ноября по середину марта королевство фактически оставалось без правителя. Тут и пришла на выручку идея с Большим Советом.
   Во время отсутствия монарха и его первого министра страной управлял так называемый Большой Совет. Начиналось все в июне, когда Лоддин объявлял о начале испытаний и лично выбирал пять Советников из умнейших и достойнейших, на его взгляд, жителей королевства.
   Счастливчики проходили специальный ускоренный курс обучения управления королевством, получали четкие инструкции на случай самых разных ситуаций и длинный список с правилами поведения. Советникам, например, запрещалось принимать финансовые решения, не проконсультировавшись предварительно с главным казначеем, и объявлять войну соседним королевствам.
   Вообще же основной задачей Большого Совета считалась задача "Оставить все, как есть", "Не сделать хуже" или, иными словами, постараться не ухудшить ситуацию в Иллории и оттянуть решение важных задач до середины марта, когда король Власт вернется к исполнению своих обязанностей.
   На первый взгляд задачи, стоящие перед Большим Советом, были не слишком сложными, однако даже поддержание достойного уровня Иллории было делом нелегким. В безвыходных ситуациях Большому Совету дозволялось позвонить в специальный серебряный колокольчик, висящий над троном, и вызвать первого министра. Но мера эта считалась крайней, и Лоддин строго-настрого запрещал вызывать себя по вопросам покупки продовольствия, решения споров по делам торговцев и всему, что касалось болезней, зараженной воды или неурожая овощей. С первым следовало обращаться к главному казначею, со вторым - к главному судье, а с третьим - к главному мгу королевства.
   Распределив таким образом обязанности, Лоддин с тяжелым сердцем запирался в башне вместе с королем и ждал весны.
   Безусловно, вокруг этого события ходило множество слухов. Кто-то говорил, что зимой король впадает в спячку, как медведь, кто-то считал, что у его величества начинается зимняя лихорадка, и он становится безумным и теряет память, а кто-то думал, что на четыре с половиной месяца Власт превращается в чудовище - дракона или оборотня, и первый министр нужен ему для контроля, чтобы не съесть никого из народа и не разрушить дворец.
   Лоддин с болью в сердце узнавал все новые и новые слухи о его короле, но ни подтверждать, ни опровергать их не хотел.
   Вот и сегодня до него дошла очередная сплетня: оказывается, король вовсе не запирается в башне, как все думают, а уезжает в соседнюю Траксталию, где отдыхает и купается в молочных реках. Первый министр же остается к Иллории, но тоже отдыхает, а заодно прикрывает отсутствие короля.
   - Какой уж тут отдых, - вздохнул Лоддин, глядя в окно высокой башни.
   Город под ним казался игрушечным, с нарисованными дорогами, домиками из деревянных палочек и глиняными жителями, которых некий могущественный волшебник наделил способностью ходить и разговаривать. Воистину Иллория - самое процветающее и красивое королевство мира. Даже самое грязное место столицы - рынок - выглядит, словно на лубочной картинке. Цвета сочные, яркие, улицы мощеные, чистые, крестьяне опрятные, шумные и разговорчивые, ряды ровные, ломящиеся от множества товаров. Да и весь город был, словно картинка в детской книжке: аккуратный, уютный, с растущими повсюду яблонями и кустами сирени, правда сейчас деревья стояли голые, а на крышах лежал снег, но даже это не портило яркость и радостность столицы.
   - Какой уж тут отдых, - снова вздохнул Лоддин и повернулся к окну спиной.
   В правом боку покалывало с самого утра, ныли кости, хрустели суставы. В восемьдесят лет выполнять свои обязанности аккуратно, внимательно и быстро было неимоверно сложно, но Лоддин старался. Морщил и без того морщинистый лоб, прищуривал подслеповатые глаза и старался быстрее перебирать ногами, хотя его уже лет десять мучила одышка. Но мыслил он ясно и четко, а опыта было столько, что хватило бы на десятерых, поэтому Лоддин держался.
   Он внимательно осмотрел комнату, проверяя, не нужно ли навести порядок.
   Это была самая странная комната во дворце, а, возможно, и во всем королевстве.
   Она располагалась на самом верху круглой башни рядом с дворцом и выходила окнами на все четыре стороны. Окна были непростые: на них яркой мозаикой были изображены времена года: на северном - зима, на южном - лето, на западном - осень, на восточном - весна. Больше всего Лоддину нравилось северное окно, но не потому, что через него было лучше всего видно, а потому, что выходило оно прямиком на реку, к пристани, где швартовались торговые лодки и небольшие парусные суда соседних королевств. Наблюдать за суетой крохотных портовых служащих было интересно, и в свободное от своих обязанностей время Лоддин любил смотреть в это окно. К несчастью, свободного времени у первого министра короля было очень мало.
   Второе и, пожалуй, самое странное в круглой комнате было наличие трех кроватей. Первая была совсем маленькой, выструганной искусным резчиком по дереву из цельного ствола ясеня, с шелковыми белыми простынями и кружевными подушечками. Уместиться в такой крохотной кроватке мог только младенец. Вторая кровать предназначалась для ребенка постарше. Крепкая, с массивными дубовыми ножками и высокой спинкой, она годилась для десятилетнего мальчика. Покрывало здесь было темно-синее, пуховое, вышитое корабликами и лошадками. Третья кровать представляла собой вершину мастерства мебельных дел мастера. Это было огромное ложе с бархатным малиновым балдахином, искусной резьбой и витыми столбиками.
   Рядом с каждой кроватью стоял массивный гардероб. Первый - из белого ясеня, второй из дуба, а третий из красного дерева. В каждом из них хранился целый арсенал одежды, но самое главное одеяние лежало отдельно - в небольшом сундуке, стоящем возле западного окна. Лоддин открывал его раз в год, но каждый раз не мог сдержать слез.
   Кроме трех кроватей и шкафов с одеждой имелся в комнате небольшой топчан, на котором спал первый министр, перегородка, за которой находилась небольшая комната, служившая столовой, и огромный письменный стол с кучей бумаг, книг, гусиных перьев и разнообразных свитков.
   Вопреки последней сплетне Лоддин не отдыхал в странной комнате, а усиленно трудился.
   Над письменным столом висел маленький серебряный колокольчик - точная копия того, что висел во дворце над троном. И звонил он с ним в одно и то же время. Если Лоддин когда-то понадобится Большому Совету, серебряное треньканье оповестит его об этом, но пока, к счастью, колокольчик молчал, а это значило, что можно спокойно заниматься своими делами.
   Лоддин оглянулся на перегородку.
   - С вашего позволения я ненадолго отлучусь.
   Ответа не последовало. Лоддин воздохнул и подошел к стене между южным и восточным окнами. Там в полу виднелся деревянный люк с большим металлическим кольцом вместо ручки. Первый министр открыл люк, под которым обнаружились каменные ступени, еще раз оглянулся на перегородку и стал спускаться.
  

* * *

  
   На первом этаже башни Лоддин устроил нечто вроде личного кабинета, который одновременно служил приемной: поставил стол, несколько стульев, большой дубовый шкаф с книгами, постелил на пол медвежью шкуру и повсюду, где только смог, разместил масляные лампы. Первый министр короля не выносил полумрака, потому что из-за недостаточного освещения ему становилось сложно читать, да и вообще смотреть. А посмотреть было на что.
   - Добрый день, Лоддин.
   Девушка, пришедшая к министру, была настоящей красавицей: с длинными светлыми, практически белыми волосами, бледной чистой кожей, голубыми, словно мечта, глазами. Ее звали Вереей, и была она лучшей в столице травницей. При виде министра Верея поднялась со стула и, следуя этикету, поклонилась.
   - Сколько раз я просил тебя отбросить формальности, - пожурил Лоддин. - Как же ты выросла. Я помню тебя еще вот такой, - министр нагнулся и дотронулся ладонью до колена. - Шалунья была, но уже тогда всем стало ясно - настоящая красавица растет. Жениха не нашла еще?
   - Нет.
   Травница улыбнулась, и Лоддин подумал, что если бы в свое время встретил девушку, хотя бы отдаленно похожую на Верею, непременно женился бы. Ради такой красавицы он, не раздумывая, поступился бы всеми своими принципами, потому что красота достойна богатства, а его принципы с богатством не стыковались.
   Не должна была фея родиться в семье простых крестьян, ее с детства должны были окружать роскошь и великолепие. Носила бы она атласные сарафаны да сафьяновые сапожки и выглядела бы королевной, а в своем простеньком белом платье Верея больше походила на уточку. Прекрасную белую уточку.
   - Принесла ли траву? - поинтересовался Лоддин.
   - Принесла, - Верея нагнулась и подняла с пола небольшую корзинку, накрытую клетчатым платком. - Здесь все, что я сумела найти.
   - Мало, - Лоддин качнул головой и приоткрыл платок. - Очень мало.
   - Я ничего не могу поделать. Жив-корень встречается редко и отрастает медленно. Там, где сегодня сорвала, новый побег лишь через два года появится. Да и сплевня почти не осталось.
   - Новые места искать надо.
   - Надо.
   Верея посмотрела на Лоддина, и министр почувствовал, что сейчас травница скажет нечто очень неприятное.
   - Ничего никогда у тебя не просила, но на сей раз молю: дай мне помощника. Сопровождающего. Боюсь я в дальний лес идти, разбойники там шастают. Как бы беды не вышло.
   Лоддин вздохнул. Он понимал страхи девушки, но ничего поделать не мог.
   - Прости, Верея. Не могу я выделить тебе помощника. Сама знаешь: о травах этих, о том, что ты собираешь их для меня, знать никто не должен.
   - А ты неболтливого парня найди! Того, кому доверяешь!
   "Никому я не доверяю", - хотел было ответить Лоддин, но промолчал.
   - Пожалуйста!
   Травница умоляюще посмотрела на первого министра. В ее глазах было столько тоски, что Лоддин не выдержал. Сдался.
   - Хорошо. Будет тебе сопровождающий. Ведь это для королевства нужно. Пропадешь ты в лесах или к разбойникам угодишь, где я вторую такую травницу найду? Мать твоя стара уже, плохо видит, да и спиной мучается... будет тебе помощник.
   - Спасибо!
   Верея подбежала к первому министру, звонко чмокнула того в щеку и немедленно покраснела.
   Лоддин улыбнулся.
   - Ступай. Пришлю тебе кого-нибудь. Но ты уж тогда не подведи, и корзинку побольше бери.
   Верея кивнула. В этот момент в дверь тихонько постучали.
   - Кого еще нелегкая принесла? - пробормотал Лоддин и поспешно поставил корзинку с травами за шкаф. - Войдите!
   В дверь протиснулась лопоухая голова с косыми глазами.
   - Дня добрейшего вашей светлости. Разговорчик имеется. Позволите?
   - Позволю, - кивнул Лоддин. - А ты, - наказал он Верее, - ступай. Да матушке передай пожелания здравия.
   Верея поклонилась и вышла. Лопоухая голова с косыми глазами на минуту исчезла за дверью, пропуская девушку, а потом снова появилась в приемной, только не одна, а вместе с шеей и остальным туловищем.
   Посетителем оказался низенький щупленький субъект приблизительно тридцати лет, одетый в просторную серую рубаху с алой шелковой оторочкой, полосатые штаны с красным кантом и скрипучие сапоги. Субъект поклонился до самого пола, едва не коснувшись лохматыми светлыми волосами медвежьей шкуры, и, не разгибаясь, произнес:
   - Не посмели мы, ваша светлость, в колокольчик позвонить, потому как подумали, проблемка не слишком большая для срочного вызова, но дело отлагательств не терпящее. Хотелось бы с вами посоветоваться.
   Лоддин махнул рукой, позволяя гостю разогнуться, вздохнул, опустился на стул за столом и приготовился слушать.
   Стоящий перед ним субъект был ему хорошо знаком. Звали субъекта Голиком, числился он при дворе писарем, а в этом году за большие старания был введен в Большой Совет вместо не ко времени скончавшегося Добровия.
   Лоддину Голик никогда не нравился, но обязанности тот исполнял честно, был знаком с дворцовыми порядками и мог оказаться Большому Совету полезным. Его кандидатуру предложил сам Власт, и первый министр не смог отказать, хотя он с удовольствием выставил бы Голика из Совета. Слишком уж возгордился писарь, стал рубашки дорогие носить, да сапоги со скрипом, от которых у Лоддина болела голова, да слишком уж фальшивым был - перед ним заискивал, называл не иначе, как "вашей светлостью", а с равными себе держался командиром.
   - Ну, рассказывай, раз пришел, - Лоддин указал глазами на стул, показывая, что Голик может сесть.
   От такой чести писарь надул щеки и растянул губы едва не до самых ушей.
   - Дело ведь какое, ваша светлость, снова мы во мнениях не сошлись. Уж спорили, спорили, а к согласию не пришли. Мелена откупиться предлагала, Колвыван послать куда подальше, Тейт посланника в темницу заточить и вовсе ничего не отвечать, ну а Ероха меня к вам отправил, значит.
   - Так что за дело-то? Не тяни, объясняй.
   - Посол, ваша светлость.
   - И что? К Власту едва не каждую неделю послов по пять штук приезжают.
   - А этот приехал не ко времени, сами понимаете, дельце деликатнейшее: короля на месте нет, Совет всем заправляет.
   - Не болтай, рассказывай. Из какого королевства посол?
   - Э-э-э, затрудняюсь ответить, ваша светлость.
   - Это как?
   - Запамятовал.
   - Ну, хоть во что одет был, опиши.
   - Одет... это можно. Значит так. Сапогов, как у посла, я никогда раньше ни на ком не видел: высокие, до колена, мехом обшитые. Попервой показалось, будто у него ноги такие мохнатые. Ан нет, пригляделся, сапоги. Штаны, значит, обычные, коричневые, а вот камзол - загляденье. Бархатный, зеленый, весь в ниточках блестящих, рукава вот такие широченные. Поверх ворот соболий. Мне бы, ваша светлость, тоже камзольчик такой справить. А?
   Лоддин схватился за голову.
   - Шапка на нем была?
   - Не было. Он ее в руках держал.
   - Меховая шапка?
   - Меховая.
   - Так что же ты, Голик, голову мне морочишь? Были у нас уже послы из Северной Рандории, знаешь ты их. Или кафтан понравился?
   Голик смутился, ладони между коленями зажал, глаза опустил.
   - Ладно. И что тому послу надобно? О чем просил?
   - Письмецо передал, ваша светлость. Рудники наши хотят.
   - Это как, "хотят"? Рудники? Зачем народу, основное занятие которого скотоводство, рудники? Письмо с тобой?
   - Нет, ваша светлость. Желательно бы чтобы вы его не тут прочли, а вместе с Советом обсудили. Очень уж спор вышел жаркий, да с послом не определились. В темнице пока сидит.
   - В темнице?! - Лоддин почувствовал, как к щекам приливает кровь. - Выпустить немедленно! Поселить в лучшей комнате дворца! Дать денег, чтобы забыл ваше невежество и глупость! Кто так с послами поступает?!
   - Дикий он очень, ваша светлость, - потупился Голик. - На Тейта бросился.
   - А хоть бы и так! Мы-то не дикие! Выпустить немедленно! И пусть его в Совет приведут.
  

* * *

  
   По традиции Большой Совет заседал в тронном зале дворца. Трон, как ему и положено, стоял на возвышении, и, как ему не было положено, пустовал. Перед троном первый министр распорядился установить длинный стол, за которым и сидели Советники.
   Избранных было пятеро.
   Это число король Власт выбрал намеренно. Единица исключалась, так как король не искал себе замену, и не хотел передавать всю полноту власти в руки одного человека. Два советника никогда не смогли бы договориться. То же относится и к трем, ибо в этом случае возникала опасность подкупа. Четыре человека могли поделиться на два равных по численности лагеря и тоже не придти к консенсусу, а вот пять - идеальное число. Не слишком большое, чтобы вызвать бесконечные споры, и не слишком маленькое, чтобы не исключить возможность дискуссии.
   В этом отношении Лоддин был согласен с королем и не считал необходимым увеличивать или уменьшать число Советников, ведь для решения любой проблемы есть, по меньшей мере, два варианта, редко - три. И пятеро человек превосходно с этим справятся.
   Каждый год Лоддин занимался подбором Советников, и делал это столь умело, что до сего дня его ни разу не вызывали для решения каких-либо вопросов. Большой Совет справлялся своими силами, и в этом Лоддин видел свою заслугу.
   Во-первых, он выбирал умнейших людей королевства, тех, кто достиг чего-то своим умом, сноровкой и сообразительностью. Во-вторых, Лоддин не обращал внимания на происхождение человека, потому что смекалка от дороговизны одежды не зависит. В-третьих, первый министр подбирал людей разных по характеру и интересам, чтобы они смогли рассмотреть каждую проблему с максимально разных позиций. Именно поэтому публика, сидящая за длинным столом перед троном, была такой... странной.
   Ближе всех к трону сидел Ероха - здоровенный парень лет двадцати с массивными плечами, гигантскими ручищами и маленькой вечно лохматой головой. По жизни Ероха ничего не делал и ничего не умел - лежал на печи, да читал книжки. От этого считался едва ли не самым умным лентяем королевства. Лоддин взял его в Большой Совет из-за начитанности, и потому, что тот знал три языка ближайших соседних королевств, мог рассказать об обычаях иноземцев и с первого взгляда определить, опасный человек, или лапоть.
   Сам Ероха, несомненно, был лаптем, этаким рубахой-парнем: доверчивым, наивным и, несмотря на свои внушительные размеры, вполне безобидным. Крестьянское происхождение не наложило на него сколь-нибудь заметного отпечатка - говорил он правильно, умел произвести впечатление, однако одевался просто: в лапти, растянутые на коленях штаны да самую простую рубаху с завязочками вместо ворота.
   Напротив Ерохи сидел не менее внушительных размеров Колыван. По профессии этот сурового вида мужчина был кузнецом, но в последние годы выполнял обязанности старосты деревни, слыл человеком мудрым, рассудительным и хозяйственным. Лоддин взял кузнеца в Большой Совет отчасти потому, что тот, невзирая на почетную должность, привык решать проблемы одним махом.
   Лоддин задумывал, что молодой Ероха и опытный кузнец будут противостоять друг другу, но, к его большому удивлению, мужчины частенько приходили к согласию. Темноволосый мохнатый Колыван считал плечистого Ероху чуть ли не сыном, мог дать подзатыльник, но к мнению парня прислушивался.
   Рядом с Колываном сидел среднего роста мужчина с курчавой бородой в парчовом жилете поверх ярко-алой рубахи. Звали мужчину Тейтом, он был представителем купцов и очень гордился тем, что попал в Большой Совет. Польза от его присутствия была несомненной - Тейт был достаточно богат, всю жизнь торговал, общался с людьми, совершал сделки, знал к кому с какой стороны подойти, и в вопросах переговоров разбирался просто отлично.
   Последним Советником, сидящим за столом, была женщина приблизительно сорока лет. Светлые волосы, забранные в тугой пучок, кое-где были тронуты сединой, вокруг глаз виднелись тонкие морщинки, светло-серые глаза смотрели спокойно и доброжелательно, и вся она производила впечатление рассудительной и спокойной женщины. Звали Советницу Меленой, она попала в Совет по настоянию короля Власта, который решил, что в этом году среди пятерых избранных обязательно должна числиться женщина.
   Особого выбора у Лоддина не было, женщины Иллории не горели желанием провести четыре с половиной месяца в душных, но холодных помещениях дворца, к тому же у большинства из них были дети, которых ни одна здравомыслящая мать оставить на попечение вечно пьяного или вечно отсутствующего дома отца не могла.
   Мелена была незамужней и бездетной дамой, искусной вышивальщицей и владелицей небольшого фруктового сада. Она должна была вносить посильный вклад в обсуждение и рассматривать вопросы с точки зрения банальной практичности. Стоит ли отодвигать пастбища ради того, чтобы на поле выстроить новый базар, будет ли рациональным основать еще одну школу, стоит ли ужесточать меру наказания для малолетних детей и нужно ли рубить женщинам-воровкам правую руку.
   Последним представителем Большого Совета был Голик, он вошел следом за Лоддином и примостился на краю стола.
   - Значит так, - произнес первый министр, усаживаясь во главе стола. - Посла из темницы сейчас выпустят, накормят и приведут сюда. А пока отвечайте, кому из вас пришла в голову светлая идея посадить королевского посланца соседнего государства в тюрьму?
   Советники переглянулись. Тейт покраснел, Ероха повел массивными плечами, словно разминался перед дракой, а Колыван сцепил руки в замок.
   - Общее решение это было, - негромко ответила Мелена. - Вы, как его увидите, сами поймете, что не было у нас никакой возможности держать его во дворце.
   - Дикарь, ваша светлость, - подал голос Голик. - Как я и говорил.
   - Ладно, разберемся. А что ему нужно? Где письмо?
   - Вот, - Мелена протянула первому министру свиток. - Только тут не по-нашенски написано. Ничего не разобрать.
   - Так откуда ж вы знаете, что он рудники требовал?
   - Ероха перевел.
   - Давай, Ероха, переведи письмо еще раз. Для меня. Подробно переводи, понял?
   Парень кивнул, и Лоддин передал ему свиток.
   - Ну, сначала тут написано, "Здравствовать желаю доброму соседу великому властителю Иллории королю Власту". Далее неразборчиво. Почерк уж очень кривой.
   - Ты давай, читай, что разобрал.
   - Ну, опосля здесь говорится, что они хотят выкупить у нас рудники.
   - Выкупить? Так и написано?
   - Ну, да. Купить. Взамен предлагают две сотни возов леса и озеро Мхетт с серебристым сигом.
   - Хорошо. Дальше.
   - Ну, дальше тут снова неразборчиво, а потом приписка. Если всемилостивый добрейший и предусмотрительнейший сосед Власт не согласится на их предложение, они пойдут на нас войной.
   Лоддин нахмурился.
   - Сделка хорошая, - произнес Тейт. - Озеро это я прошлым летом видел, как раз когда в Северную Рандорию ткани возил. Огромное, что твой дворец, чистое-пречистое, аж до самого донышка видать, и рыбы там видимо-невидимо. А сиг серебряный сейчас очень ценится. Мясо у него вкусное, для пищеварения полезное, костей мало совсем, да экземпляры в пол человека попадаются. Да земли вокруг озера хорошие, плодородные. Брать надо, пока отдают.
   - И что нам твой сиг? - поинтересовался Ероха. - Ну озеро, ну рыба. А лес нам к чему, коли своего завались? Это что, получается, цельный рудник на озеро с мальками менять? Не согласный я.
   - Войной ведь тогда пойдут, - воздохнула Мелена.
   - А ты ихнюю брехню не слухай. Пойдут, али не пойдут, еще видно будет, - вступился Колыван. - Может, испужаются. А вот рудник негоже отдавать. Знаешь, сколь там богатств понапрятано? Не знаешь. Мы за те камушки у Рандории не томко озерце с рыбешкой купим, а все ихнее королевстство.
   - Правильно, - поддержал кузнеца Ероха. - Вот если бы они нам, скажем, свою каменоломню отдали, можно было еще подумать. Там малахит очень уж хорош.
   - Далеко каменоломня, - качнул головой Колыван. - Тут и разговору нет. Не могем на ихнее предложение согласиться. Так, Голик, и пиши. Пущай теперь они наш ответ переводют.
   - Напишу. Но только то, что мне его светлость сказать изволит.
   Советники, как один, повернули головы к Лоддину, но ответить тот не успел - в дверь заглянул стражник - большеголовый великан в красном камзоле.
   - Пленный, - доложил он, и открыл дверь.
   В тронный зал в сопровождении еще двух стражников вошел высокий худой бледный мужчина со светлыми, практически белыми глазами. Одет он был точно так, как описывал Голик, только богатый кафтан от сидения в темнице немного испачкался. Посол метнул на Советников полный ненависти взгляд, остановился глазами на Лоддине и чинно поклонился.
   Лоддин поспешно поднялся.
   - Ероха, переводи, чего говорить буду. Здравствуйте, уважаемый посол. Простите моих помощников...
   - Не надо перевод, - с трудом выговаривая слова, произнес посол. - Я немного понимать и говорить.
   Лоддин кивнул и радушно улыбнулся.
   - Простите моих помощников за...
   - Не надо прощения. Я понимать. Король нет, в королевство бардак.
   - Вовсе не бардак. Я первый министр короля Власта. Сейчас он действительно не может вас принять...
   - Завтра мочь?
   - Э-э-э, боюсь, что нет.
   - В середине месяца? - многозначительно поднял брови бледнолицый субъект.
   - Может, чуть раньше, - насторожился Власт.
   - Я так и знать, - оскалился посланник. Оказалось, что зубы у него много длиннее, чем у здорового Колывана, и белее снега, что сейчас лежит на крышах домов. - Ответ готов?
   - Пока нет. Предложение его величества короля Северной Рандонии Ольгеста требует основательного обдумывания... а пока мы поселим вас в лучшей комнате дворца. И еще раз просим прощения за недоразумение.
   Посланник поклонился.
   - Че-т я не пойму, - произнес Колыван. - С нами дикарь дикарем, а посейчас приличный человек. Отчегой-то такая перемена?
   - Я тоже просить прощения. Не понять, что вы уполномочены решить королевский вопрос.
   - Они не уполномочены, - нахмурился министр. - Сегодня же ваше послание будет передано королю лично в руки.
   - Я мочь рассчитывать на быстрый ответ?
   - На самый быстрый из возможных, - наклонил голову Лоддин. - Надеюсь, вы не откажетесь отобедать с моими помощниками? - министр многозначительно посмотрел на Ероху, и сметливый парень понимающе кивнул. - А пока вас проводят и покажут местные достопримечательности. Ероха, проводи.
   Посол поклонился и удалился.
   - Значит так, - опустился на стул Лоддин. - Посланника ублажим, как сможем, но на предложение ответим отказом. Вежливым, но не терпящим возражений. Рудники - главный источник богатства Иллории, и отдавать их или обменивать никак нельзя. Колыван сказал правильно: за камни, которые там добываются, мы можем всю Северную Рандорию купить вместе с ее лесами и озерами. К тому же не стоит забывать о людях. На рудниках живут и работают люди: преступники, разбойники и пленные, которых придется где-то разместить и придумать для них иное наказание.
   - Пущай в тюрьме сидят, - пробасил Колыван. - Или вон лес рубить идут.
   - В лес нельзя, - качнула головой Мелена. - Знаю я мужиков. Соберутся и убегут к разбойникам.
   - Верная мысль, - Тейт погладил бороду. - Только вот польза от такого обмена все-таки есть. Сами посудите, сколько рук для работы освободится. Вот ежели всех воров да конокрадов на обустройство города направить, пользы будет превеликое множество.
   - А следить за ними как собираешься? - подал голос Голик. - Это лишние люди, ничем, по сути, не занятые. Правильно ведь, ваша светлость?
   - Правильно, - вздохнул Лоддин. - Но еще раз повторю, что рудники мы никому отдавать не станем. Нам предлагают откупиться от войны. Дорогой ценой откупиться. И последствия для Иллории предвидятся самые печальные. Отдадим мы рудник, останемся без казны. Не отдадим - ввяжемся в войну. Но лучше война, чем полное разорение.
   - Война, ох как нехорошо, - Мелена подперла щеку рукой. - Может, подумаете еще?
   - И думать нечего, - отрезал Лоддин. - Вы карту смотрели? Где рудники находятся? На северо-западе, где горы. А Северная Рандория? Правильно, на севере. Если рудники отойдут к соседям, они отхватят от Иллории приличный кусок, а мы, к тому же, больше не сможем защищаться с северо-запада.
   - Приходи, кто хошь, бери, что хошь, - подытожил Колыван. - Пральна. Давайте отказ писать.
   - Голик, неси прибор, - повелел Лоддин.
   Приказал это Лоддин с тяжелым сердцем. Он долго ждал, когда слухи о ежегодном отсутствии короля пересекут границы Иллории, вот и дождался. Узнали соседние королевства о периоде безвластья, поддались искушению, потребовали несметные богатства, а для верности пригрозили войной. И самое страшное, что на самом деле война - это не угроза, а предупреждение. Если в Северной Рандории знают, что Власт вернется на трон только к середине марта, то знают и когда он оставит трон, а значит, войной придут не раньше, чем в ноябре. Подождут, когда Иллория останется без правителя, и нанесут удар.
   Короля нужно вернуть. И как можно скорее.
  

* * *

  
   После Большого Совета Лоддин отправился в библиотеку. Долго листал пыльные тома в поисках ответов на вопросы, но по большей части просто бродил между высоченными шкафами и размышлял.
   Мыслей преимущественно было две: можно ли вернуть короля на две недели раньше срока, и насколько сильно Лоддин должен чувствовать себя виноватым в произошедшем. Ответов ни на первый, ни на второй вопрос не было.
   Заветная крозиночка с травами так и осталась стоять в приемной, и Лоддин порывался сходить за ней, но почему-то откладывал, будто сомневался в правильности решения. Между тем, действовать следовало незамедлительно.
   С чувством вины тоже выходило нехорошо. Без сомнений, в том, что происходит каждый год с королем, виноват именно он - первый министр короля Лоддин. Но сожаления и желания вернуть прошлое, чтобы его изменить, не было. Даже если бы время повернулось вспять, Лоддин все сделал бы точно так же, как тогда: лишил Власта возможности править королевством на четыре с половиной месяца каждый год. Ведь Лоддин поступил так не из прихоти или собственных желаний, он заботился об Иллории, о благополучии ее граждан, о процветании королевства, в конце концов, о его существовании.
   Пальцы Лоддина, не советуясь с головой, самостоятельно достали с полки большую потертую книгу со стершимся названием. Ее обложка когда-то была украшена драгоценными камнями, но прежние владельцы книги не постеснялись выколупать все, что можно было продать. Однако даже в столь жалком виде книга стоила во стократ дороже украшавших ее когда-то драгоценностей. В книге хранились предсказания.
   Лоддин поежился, когда понял, какую именно книгу достали с полки его руки, но не стал открывать пыльные страницы. Последнее предсказание он помнил дословно.
   Прапрадед Власта в свое время заключил договор с лесными духами, отдав им чуть ли не половину лесов Иллории в обмен на эту книгу. Обмен получился выгодным. Прапрадед неукоснительно следовал указаниям духов, расшифровывая расплывчатые намеки и читая подтексты, и королевство процветало. Предсказывали духи великий голод, прапрадед закупал продовольствие в соседних королевствах, и голод был не таким уж великим. Прочили лесные духи падеж домашнего скота, прапрадед обустраивал скотомогильники и специальным указом запрещал есть мясо умерших домашних животных, и люди не болели.
   Только не все предсказания поддавались расшифровке, значение многих становилось ясно лишь позднее. Так, например, отец Власта, король Гретир не смог понять, что значит "прожорливая тля", "скакун с пустыми глазницами" и "блестящий хлеб". Лишь когда на Иллорию напали, Гретир догадался, что тля - это вражье войско, скакун - он сам, а пустые глазницы - разоренная казна. Только после этого пришло озарение о "блестящем хлебе", который должен был всех спасти. Именно тогда Гретир выковырял из обложки книги драгоценные камни и откупился ими от захватчиков.
   Теперь пришла очередь Власта разгадывать загадки. К сожалению, договор с лесными духами заключался на вечность, а книга, как и все земное, имела свое окончание. Настал черед последнего, самого страшного предсказания. И разгадать его смысл предстояло королю Власту. Ну и конечно, его первому министру.
   Лоддин поставил книгу лесных духов обратно в шкаф, но страшные слова пророчества звучали в его голове:
   Пастух венценосный пасет свое стадо на сытных зеленых лугах,
   Не ведает страха, но если погибнет, все стадо утонет в слезах.
   И вечность не вечность, и руку не сдержит родство - и погибнет пастух.
   На смену объявится волчье отродье и выбор несчастья из двух.
   Общий смысл предсказания был ясен, а вот важные для понимания мелочи оставались загадкой. Ни Власт, ни Лоддин, ни даже главный королевский маг не могли расшифровать предсказание, и оттого делалось страшно. Король погибнет, погибнет и королевство, а на смену умершему монарху придет "волчье отродье" и погрузит страну в хаос. Вот и получалось, что для спасения Иллории нужно спасти короля от смерти...
   - Ваша светлость! Ваша светлость! - В библиотеку, не постучав, заглянул Голик, и, увидев Лоддина, облегченно выдохнул. - Как хорошо, что я вас нашел!
   - В чем дело?
   Лоддин был недоволен. Обычно Большой совет прибегал к его помощи не чаще одного раза, а в этом году его беспокоят уже второй раз, и все в один день.
   Писарь приложил ладонь к сердцу и, отдышавшись, низко поклонился.
   - Посол сбежал.
   Первый министр прикрыл глаза.
   - Зачем беспокоите меня по пустякам? Сбежал, так прибежит. И вообще, с чего вы взяли, что он сбежал? Просто вышел прогуляться. На заднем дворе смотрели? В садах?
   - Тут, ваша светлость, дельце особенное, - Голик снова поклонился и, не разгибаясь, добавил: - Голодный он. В город помчался.
   - И что? - Лоддину не терпелось вновь остаться наедине со своими мыслями. - Накормить надо было. А по городу пусть погуляет.
   - Так вы не поняли, ваша светлость. Он за обедом ничего не ел. Мы ему щец налили, сметанки положили, капутски квашеной, осетра маринованного, картошечки с маслицем и укропчиком, вина поставили самолучшего, - Голик сглотнул. - А он побледнел еще больше обыкновенного, на Ероху так странно глянул и в окошко выпрыгнул.
   - Посол? В окно?
   - Точно так.
   - И побледнел?
   - Точно так.
   - И в город?
   - Ага.
   Лоддин замер и подумал, что сейчас его лицо наверняка стало бледнее лица посла.
   - Срочно искать, пока он никого не покусал! Быстро! Пошел!
   Голик бросился обратно к двери.
   - И кровь приготовьте! Свиную! Побольше!
   Писарь выскочил за дверь и Лоддин тяжело вздохнул.
   Вот как бывает. Посол оказался вампиром, а он и не заметил. И ни бледность гостя, ни вытянутые зубы, ни светлые, почти бесцветные глаза ни о чем ему не сказали.
   - Старею. Ох, старею.
   Но и Советники хороши. Уж Ероха-то вампира от прочих отличить смог бы, зря что ли книжки читал? Видимо, зря. А ведь могли неладное почуять, когда он в первый раз на них бросился. Не от злости ведь, а по незнанию и от голода - шутка ли, от самой Северной Рандории ехать. В пути наверняка голодал, все больше мелочью питался: зайцами, лисами, а то и мышами, ведь селенья попадаются редко, а пасущиеся стада и того реже.
   - Ну, ничего, - Лоддин направился к двери. - Сейчас его поймают, накормят и спать уложат, и все будет хорошо. Только бы не покусал никого.
   Первый министр прошел полутемным коридором к внутренним помещениям дворца, вошел в личный кабинет, закрыл его на ключ и отправился к винтовой лестнице, которая вела в комнату на самой верхушке башни.
   Подниматься по ступеням Лоддину было тяжело, сказывался возраст, больные суставы и вечные сквозняки. В замке было холодно, а осознание безвыходности ситуации, в которой оказалось королевство, только добавляло внутреннего холода. Войны, видимо, избежать не удастся.
   Поднявшись наверх, первый министр с удивлением обнаружил, что люк открыт.
   - Я, вроде бы, его закрывал, - пробормотал Лоддин, поднимаясь в комнату. - Ваше величество, с вами все в порядке?
   В комнате никого не было, тишину нарушало лишь жужжание мухи, пытающейся вылететь наружу сквозь стекло.
   - Ваше величество!
   Сердце Лоддина замерло. Он быстро прошел через все помещение и заглянул за ширму. Там стоял письменный стол, на котором в беспорядке лежали бумаги, стояла нетронутая тарелка каши, письменный прибор и миниатюрная копия замка.
   - Старый дурак!
   Первый министр хлопнул себя по лбу и побежал обратно к лестнице. Короля следовало найти как можно быстрее, ведь сегодня на улице можно повстречаться не только с вором или разбойником, но и с самым настоящим вампиром!
  

* * *

  
   Рынок - самое интересное место для мальчишки. Хоть у кого спроси. Чего здесь только нет: и сладкие петушки на палочках, и крупные, с два кулака, яблоки, и бублики, и глиняные горшки, стукнув по которым можно услышать почти что колокольный звон. И овцы с кудрявой шерстью, и лошади, и кони, и цыплята в плетеных крозинках. А как пахнет! Навозом, парным молоком, квашеной капустой, горячими пирожками с вареньем! А какой народ ходит! Самый разный, и смотреть на всех очень интересно.
   Вон тот мужик, например, в крайнем ряду. Очень загадочный субъект. Стоит себе, теребит здоровенной рукой черную, как уголь, бороду, от морозца ежится. На нем одна рубашка, да плохонькая телогрейка, зато штаны хороши, да шапка. А все одно - холодно. Перед ним, прямо у ног, короб стоит, шалью цветастой накрытый. В коробе шевелится кто-то, а кто, не понять.
   А ну, посмотреть?
   - Дяденька, чего продаете?
   - Поди, поди, постреленок. Покупателей спугнешь.
   - А вам срочно продать надо? А сколько стоит?
   - Сколько надо, столько и стоит. У тебя такого не водится.
   Грубый дяденька. Вздохнуть, да отойти подальше. Но все равно интересно, что у него в коробе. Вряд ли куры - было бы слышно квохтанье. Цыплята? Пищали бы. Собачка? Ах, как хочется на собачку посмотреть!
   - Дяденька, покажи собачку!
   - Какую еще собачку? Нет у меня никакой собачки. Иди, куда шел.
   Замахнулся. Ишь, какой неразговорчивый. Ну и ладно, а мы в сторонке постоим. Придет покупатель, вот тогда ему наверняка придется платочек-то приоткрыть, и в тот момент не зевать - подскочить, да заглянуть. А что кулаком грозит, так то не страшно. Не догонит.
   Приглядеться получше, так, кажется странный дяденька. Очень странный. Не кричит, как другие торговцы, не зазывает, товар не расхваливает, стоит себе, в бороду фыркает. Знать, не всякому товар подойдет, а только тому, кто сам заинтересуется. Значит, не собачка вовсе в коробе-то?
   Отойти подальше. Вдруг, гадюку какую в лесу поймал. Ну его, странного этого, на рынке и поинтереснее есть чего посмотреть.
   Вон тетка баранками торгует. Знатные баранки, пузатые, маком обсыпанные, поджарые, румяные, а уж вкусные наверняка...
   - Тетенька, а дай бараночку!
   - Ишь, чего захотел! Ступай отсюда, не мешай торговле. Кому баранки медовые! Сахарные! С маком!
   - Теть, ну дай одну, а?
   - А денюшка у тебя есть?
   Откуда у него денюжка? Не положено. Ему всегда все сами покупали, да готовое приносили, а денег давать не додумывались.
   - Нету.
   - Ну, раз нет, топай отсюда, барчук.
   - Я не барчук.
   - Барчук. Вон одежа какая! Одна шапка как вся связка баранок, да корова в придачу.
   - Мне корова без надобности.
   - А что, меняться будешь ли? Я тебе баранки, ты мне - шапку.
   - Буду.
   Поменялись.
   Ах! Хороши бараночки! Жаль, много не съесть - обедал недавно совсем. Но на шею повесить - ух, хорошо! Словно съедобный воротник - иди, да кусай, а руки в карманы, чтобы не мерзли.
   А там чего народ собрался? И музыка развеселая играет. Пойти посмотреть. Между плотно сомкнутыми боками не протиснутся, а вот между ног пробраться можно. Только баранки придержать, чтобы в снег не упали.
   Ух ты! Представление! Скоморохи приехали! Красота! Особенно вон тот, самый высоченный, и в кого только таким дылдой уродился? В нем же два взрослых поместятся. Ах вон что! У него ноги деревянные! Ходули! Эх, распотеха! Да как же он на ногах этаких стоит? Подойти толкнуть - удержится ли? Нет, потом не убежишь через такую толпу, поймают, подзатыльников надают, или, того хуже, побьют. Ишь, прыгает как. Ему, небось, с высоты далеко видать.
   А жонглер до чего хорош! Как ловко факелы горящие бросает, и не смотрит совсем, куда руку подставлять.
   А вон и танцовщица с бубнами. Красивая девушка, платье пестрое, в цветах все, да в горошках, и как без шубки не холодно?
   А энто кто, с шапкой идет? А! Представление закончилось, монетки собирают. Оп! Толпа поредела, не хотят платить, жмоты. А у меня только баранки. Ну, пусть баранками угостятся.
   - Ты чего, малец? Сам свои баранки кушай. Понравилось представление?
   - Ага.
   - А хочешь на живого дракона посмотреть?
   - Ух ты! А у вас есть?
   - Есть. Пойдем.
   Пойдем. А как не пойти, коли там живой дракон? И где они его держат? В той палатке? Мала больно. Драконы, они, с сарай величиной. Или даже с дом. А палатка, тьфу, мелочь.
   Нет, точно в палатку идем.
   - Вот, гляди.
   Ящик уж больно маленький. Ба! Да это тот самый короб, что мужик с бородой продавал! Значит, у него там дракон был! Чудеса! Драконом на рынке торговать!
   Ой, какой малюсенький! Ему же, бедняжке, холодно, наверное! А какой красивый! Зеленый-презеленый, как травка. И с крылышками.
   - Хочешь подержать?
   - Хочу!
   Теплый. И сердечко трепещется, как у птички.
   - Ай!
   - Правильно. Не дави сильно, и кусать не будет.
   - А чем вы его кормите?
   - Знамо чем: мясом сырым, яйцами, да листьями для пищеварения.
   - И много ли ест?
   - Не больше щенка, но как подрастет, боюсь, не прокормим. Ну до этого дожить нужно. Драконы медленно растут, и живут по триста лет. А мы пока в Северную Рандорию отправимся. Они там драконов отродясь не видели. Много денег дадут.
   - Дяденька, а можно мне дракончика взять? Я за ним хорошо смотреть буду! Честное слово!
   - Куда тебе, малец, дракон? Нам он для дела нужен. Будем за денюжку показывать.
   - Ну дайте! А я вам баранок!
   - Ты ж баранки за так отдать хотел.
   Усмехается. Не отдаст, стало быть, дракончика. Ах, как хочется!
   - Не хотите баранок, так вот, шубку возьмите!
   - Знатная шубка. А ты, малец, чей будешь? Где родители?
   - Родители? - что бы такое придумать? - Коня покупают. А вот к шубке в придачу не хотите ли?
   Где-то в кармане была золотая печатка. Жаль отдавать, уж очень на солнце красиво блестит, да дракоша получше печатки будет.
   - А ну, дай посмотреть... И где, малец, ты этакую драгоценность взял?
   - Ай, дяденька, пусти!
   За ухо схватил. Больно!
   - Украл? Королевская печатка-то. Уж я в энтом разбираюсь! Признавайся, а то к городской страже отведу!
   - Не надо стражи! Не крал, честное слово! Моя это!
   - Твоя?
   Ай, ухо! Ухо!
   - А чем докажешь, малец?
   - Пойдем к Лоддину, он подтвердит!
   - Кто такой твой Лоддин? Папаша?
   - Он министр.
   - Королевский министр? Это он тебе печатку дал?
   Отпустил, наконец. Бедное мое ухо. Теперь краснее, чем замерзший нос. У, вреднющий!
   - А ты, значит, дворцовый мальчик?
   - Дворцовый.
   - Так чего ж раньше не сказал? Тогда давай меняться.
   - Правда?
   Глаз не щурит, рот не кривит, не отворачивается. Не врет, вроде.
   - Правда. Забирай. Вместе с коробом. И платок возьми, завернуть. А мне печатку. Шубу, уж так и быть, себе оставь, чтобы не мерзнуть.
   - Вот здорово!
   А короб-то тяжелым оказался, ну ничего, донесу уж как-нибудь.
   - На вот, дракоша, баранками угостись.
   В короб положить, чтобы нести удобнее. Не хочет баранок, отворачивается. Оно и понятно, мясо-то вкуснее.
   Ничего, скоро покормлю. Идти недалеко - через рынок, потом по мосту, по главной улице, да направо. Или лучше подлиннее путь выбрать, но такой, чтоб никто не видел? Вернется Лоддин, а у меня такой сюрприз! Да, лучше подлиннее.
   Вот тут проулочек очень даже удобный.
   - Мальчик! Леденец хотеть?
   - Нет, дяденька, я баранок накушался.
   Красивый камзол у дяденьки, никогда такого не видел. И сапоги из меха - чудеса! Но дракошу надо скорее домой доставить.
   - А собака смотреть хотеть? Большой собака! Злой!
   - Злой? Нет, дяденька, мне злые собачки без надобности.
   Вот привязался! Уйти поскорее.
   - Эй! Не спешить! Камни драгоценные смотреть хотеть? У меня на камзоле блестят! Красота!
   - Хотеть.
   Камни блестящие - это завсегда интересно. И сапоги еще желательно бы пощупать, из настоящего ли меха, или привиделось?
   Мех настоящий.
   А дядька-то ничего. Добрый оказался. Сапоги позволил погладить, да камушки на камзоле посмотреть. Бледный только он чегой-то.
   - Ты б, дяденька, на солнышко вышел. Солнышко, он полезное, а в теньке холодно.
   Не отвечает. Нагнулся только, смотрит странно.
   - Дядь, ты чего?
   Короб схватить, да бежать.
   - Ай!
   Не успел! Больно уж ноша тяжела. За воротник схватил, подтянул к себе, за живот.
   - Отпусти!
   Лягнуть его хорошенько, да сапоги меховые смягчают.
   - Помогите!
   Завопить хорошенько.
   - Помоги-и-ите!
   Ох, отпустил. Странно.
   А, вона в чем дело. Лоддин прибежал, да дядку за шею схватил. А чего у него в руках? Никак склянка какая-то с чем-то красным.
   Страшный дядька в камзоле склянку ту увидал, на министра посмотрел, да присмирел.
   - Пойдемте во дворец, - Лоддин, вроде, и не сердится вовсе, только грустный, да волосы вокруг лысины топорщатся, словно бежал очень быстро. - Вы уж простите, что не догадались, - дядьке говорит. - Но и вы могли бы предупредить.
   Дядька не ответил. Невежливый. Министру отвечать положено, коли ответ требуется. Ну да ладно, без меня разберутся. Короб Лоддину отдать, пускай поможет донести.
   Теперь уж быстро доберемся.
  

* * *

  
   - Ни день, а кошмар какой-то, - пробормотал Лоддин, поднимаясь по лестнице в комнату на вершине башни. - Вы уже легли, ваше величество?
   Власт действительно лег - самостоятельно разделся и нырнул под темно-синее пуховое одеяло, вышитое корабликами и лошадками.
   - Я вами очень недоволен, ваше величество. Вы же знаете, что ради вашей безопасности вы не можете покидать эту комнату.
   - Но ведь ничего не случилось!
   - Не случилось! Едва не случилось самое страшное! Ну, почти самое страшное.
   - Подумаешь! Ну, дядька, ну, бородатый...
   - Ну, хотел шею свернуть, - продолжил за Власта Лоддин. - А если точнее, то не свернуть, а укусить.
   - За что же меня за шею кусать? - мальчик обхватил ладонями шею. - Я ведь только сапоги его пощупал.
   - Эх, ваше величество, - Лоддин тяжело опустился на скамеечку рядом с кроватью короля. - Зря, книжку не захватил, но и так расскажу. Вам в том мужчине ничего странным не показалось?
   - Не-а.
   - А если подумать?
   - Бледный он был очень. Прям как снег.
   - Правильно! А еще, если присмотреться, глаза у него светлые, почти белые, и зубы большие. Длинные.
   - Это чтобы за шею кусать?
   - Именно. Вампир он.
   - Из сказок! - ахнул маленький Власт.
   - Почти. Неизвестно, откуда вампиры взялись, только вот появились. Родился ребенок, который ни днем, ни ночью не спит, и молоко не ест, потом другой, а когда выяснили в чем дело, уже поздно стало. Кровь им вместо каши и варенья, а без пищи, известно, жить нельзя. Поначалу вампиров боялись, гнали в леса, забивали острогами, а потом поняли, что им не обязательно человеческая кровь требуется. Стали они жить с людьми, землю пахать, письма писать, да послами заделались. И самыми лучшими работниками стали, потому что им ни сна, ни отдыха не требуется - кровь им огромную энергию дает.
   - Значит, этак любой вампиром оказаться может?
   - Любой. Только если их не бояться и правильный подход найти, ничего они тебе не сделают. Им ведь и самим противно человеческую кровь пить. Коровья и свиная вкуснее.
   - Ну, если они не кусаются, тогда ладно.
   Лоддин улыбнулся. Ему нужно было с самого начала рассказать ребенку о вампирах, но кто же знал, что один из них появится в Иллории? В самом Кливре?
   Первый министр погладил мальчика по светлым волосам. Надо было отругать пацана за то, что самовольно из убежал башни, но Лоддин не мог. Не полагалось по статусу, все же Власт - король, а он всего лишь его временный наставник, да и если бы полагалось, не стал бы Лоддин ругать мальчонку - и так все понимает, смышленый, да и его, первого министра, здесь вина. Если бы он, уходя, запер за собой дверь, никуда его величество не убежал бы.
   - Лоддин, - сказал вдруг маленький Власт. - А где мой короб? Куда ты его дел?
   - А вон, за шкаф поставил. Что там?
   - Там дракон! - Мальчик откинул одеяло, спрыгнул с кровати и подбежал к шкафу.- Принеси мне мяса сырого, яйцо и травки какой-нибудь.
   - Зачем? - Лоддин насторожился. - Там что, правда, дракон? Не может быть!
   Первый министр, несмотря на ломоту в костях, быстро поднялся и едва ли не подскочил к коробу.
   - Не подходите близко, ваше величество! Они могут быть очень опасны.
   - Да ладно! Он еще маленький и кусается несильно.
   - Он вас укусил? Позвольте посмотреть. Рану нужно срочно обработать! Ох, грехи мои тяжкие.
   Лоддин осмотрел укушенный палец и покачал головой. Ранка оказалась небольшой, но ее действительно нужно было промыть. Только чем? Вот еще и один повод сходить к Селемиру. Да и корзину с травами отнести, пока не забыл.
   - Отойдите подальше, ваше величество, я загляну.
   Первый министр нагнулся над коробом, откинул платок и замер. В коробе действительно сидел дракон, и довольно противный. Размером он был вряд ли больше щенка, но походил на крысу: такой же лысый, гладкий и противный. Только зеленый и с крыльями.
   - Где вы его взяли, ваше величество?
   Лоддин поспешил накинуть на короб платок, чтобы тварь не попыталась вырваться из заточения.
   - Обменял.
   - На что? На шапку?
   - Не. Шапку я на баранки сменял. На печатку.
   - На печатку? - Лоддин едва не поперхнулся собственным языком. - На королевскую печатку? Да где же вы ее взяли?
   - В столе. Она так красиво блестела...
   Лоддин схватился за голову. Этого ему еще не хватало! Сначала посол Северной Рандории с отвратительным по содержанию письмом, потом Совет, с его неспособностью решить вопрос, затем снова посол, который по совместительству оказался вампиром. После этого маленький мальчик, королевского происхождения, свободно гуляющий по городу, следом неизвестно какие, но наверняка небезопасные, приключения его величества на рынке, затем смертельная опасность быть укушенным вампиром, в завершение - дракон, похожий на крысу, а теперь еще и печатка. Не слишком ли много для одного дня?
   - Ложитесь спать, ваше величество. Завтра нам предстоит серьезный разговор, и я хочу, чтобы вы хорошенько выспались.
   - Но я хочу покормить дракошу!
   - Завтра покормите, а пока я определю его в королевскую конюшню. До тех пор, пока он не станет облизываться на лошадей. И тогда уж вы сами решите, что с ним делать.
   Лоддин отвел мальчика к кровати, уложил и накрыл одеялом.
   - Дайте слово, что без моего разрешения никуда из этой комнаты уходить не будете.
   - Даю. А ты разрешаешь?
   - Не разрешаю. Спите, ваше величество. Утро вечера мудренее, а у меня еще полно дел.
   Лоддин не без опаски взял в руки короб с драконом и отправился вниз по лестнице. Дракон сидел тихо, слышалось лишь негромкое сопенье, наверное, пригрелся и теперь спит.
   Раздумывать над судьбой опасной твари первый министр не стал. Когда король снова будет способен править королевством, сам разберется, нужен ли ему в конюшне потенциальный пожиратель лошадей, или лучше продать его какому-нибудь заезжему магу. А вот о корзине с травами стоило задуматься.
   Отделавшись от дракона, Лоддин вернулся в кабинет, взял принесенное Вереей, и пошел к Селемиру - величайшему магу в Иллории, состоящему на службе при короле.
   Селемир был особенным человеком. Во-первых, никто не зал, сколько ему лет. Он жил во дворце, казалось, всегда, и на памяти Лоддина, ни разу не выходил из своих покоев. Во-вторых, Селемир был очень капризным и требовательным, и как только Лоддин стал первым министром, незамедлительно был вызван к главному королевскому магу и получил целый список требований и условий. В-третьих, Селемир не любил людей: не любил общаться с ними, не любил, когда его тревожили, и самой частой фразой, которую когда-либо произносили его уста, была фраза "Оставьте меня в покое!". Возможно, этим и объяснялось его затворничество.
   Но Селемиру можно было простить все вышеперечисленное и еще с десяток капризов, потому что он был настоящим магом. Обычно гордое звание королевского мага при дворцах носили либо шарлатаны-гадатели, либо толкователи снов, либо предсказатели погоды, а Селемир умел все это и еще многое, о чем иные "маги" и не догадывались. Например, он знал обо всем на свете и готовил чудесные снадобья.
   Жил Селемир не в башне, как ему полагалось по статусу, а в самой дальней комнате дворца. Обычно туда не ходили даже слуги - Селемиру не требовалась уборка, он подметал полы и наводил порядок одним взмахом руки и несложным заклинанием, Селемиру не нужна была еда - все доставлялось по воздуху прямо из кухни. Лоддин сам несколько раз видел парящие над землей чугунок борща и крынку молока. Таким образом, маг мог вовсе не покидать своей комнаты, ни в чем не нуждался, кроме как в том, чтобы его оставили в покое. И это был единственный каприз, который оставался неудовлетворенным.
   Королевский маг должен работать, и Селемир работал. Ворчал, ругался, плевался, но работал. И сейчас Лоддину предстояло пережить несколько неприятных минут, пока гнев и раздражение потревоженного мага сойдут на нет.
   Лоддин приблизился к дубовой двери, на которой ножом было вырезано: "Не беспокоить! Прокляну!", и тихонько постучал.
   Ответа не последовало.
   Лоддин постучал снова, на сей раз сильнее.
   - Оставьте меня в покое! - послышалось из-за двери.
   Лодинн выдохнул. Судя по интонации, у Селемира сегодня хорошее настроение. И первый министр постучал в третий раз.
   В комнате мага что-то грохнуло, и дверь едва не слетела с петель, обдав незваного гостя брызгами щепок. Лоддин невозмутимо стряхнул мусор с плеч и стукнул снова - магическими штучками его не удивить.
   Дверь, толкаемая невидимой рукой, медленно отворилась, приглашая войти, и первый министр не замедлил воспользоваться приглашением.
   Сколько он ни ходил к Селемиру, а все никак не мог привыкнуть к постоянной изменчивости его комнаты. Одно время каменные стены помещения покрывались инеем, в другой раз их увивал ядовитый плющ, в третий их вообще не было видно, потому как комната придворного мага превращалась в некое подобие аквариума с прозрачными стенами, и тогда справа виднелись длинные, уходящие в темноту, ряды бочек с вином, слева - пыльный чулан, где хранились сломанные вещи, а сквозь стену, выходящую во двор, - конюшня.
   Лоддин понимал мага - если все время сидеть в одной и той же комнате с одной и той же обстановкой, обязательно сойдешь с ума. Даже в королевском дворце иногда переставляли мебель, а уж король далеко не всегда сидел на одном месте. Видимо, меняя облик комнаты, Селемир как бы путешествовал, и настоящие прогулки ему были не нужны.
   Но сегодня комната мага поразила министра своей обыденностью. Не было ни таинственных приборов непонятного назначения, ни кучи баночек с разноцветными жидкостями, ни трав, ни даже книг. Комнату очистили от всего лишнего, оставили только большую кровать, сундук, письменный стол, на котором не было ни пылинки, и вешалку для одежды. О том, что в комнате кто-то живет, говорили лишь мягкие домашние туфли с длинными носами, выглядывающие из-под кровати.
   - Я же просил оставить меня в покое!
   Лоддин улыбнулся и слегка наклонил голову в знак приветствия. По своему обыкновению Селемир сидел на подоконнике в позе человека, в любой момент готового выпрыгнуть в окно. Одет он был в теплый домашний халат из неизвестного в Иллории материала, который менял цвет вместе с настроением хозяина. Сейчас халат был нейтрального темно-серого цвета. Первому министру стало смешно, потому что вел себя Селемир, как маленький мальчик, а на его голове красовалась огромная, с суповую тарелку, лысина, да и лицо было сплошь испещрено морщинами.
   - И тебе здравствовать.
   Лоддин подошел ближе и поставил на пустой стол корзинку Вереи.
   - Разве уже время? - спросил Селемир, и его халат изменил окраску на заинтересованную голубую. - Если не ошибаюсь, еще две недели.
   - Не ошибаешься, но на сей раз обстоятельства...
   - Ты хочешь сказать, что с чем-то не справился? Тогда тебе пора на покой. И не тревожь меня в следующий раз по пустякам.
   Придворный маг взмахнул рукавом, и Лоддин почувствовал, что его мягко, но уверенно подталкивают к двери.
   - Селемир! Короля нужно вернуть и срочно. Нам грозят войной.
   - С войной как-нибудь справимся. Не завтра же к нам придут. И даже если завтра, - халат мага снова изменил цвет, превратившись, на сей раз, в равнодушно оранжевый. - Иди спать. Нет таких вопросов, какие нельзя было бы решить утром. Или лучше в обед. И не завтра, а через две недели.
   - Ты не боишься войны? Ты же лучше других знаешь предсказание!
   Невидимая рука исчезла, но лишь затем, чтобы подвинуть к Лоддину табурет.
   - Дорогой Лоддин, - с расстановкой произнес маг. - Раз уж без этого нельзя, то я, так уж и быть, напрягу голосовые связки и растолкую тебе элементарные вещи, которые твоя умная министерская голова понять не в состоянии.
   Первый министр сел и скрестил руки на груди, показывая, что уйдет не скоро.
   - Начну с того, что выучил последнее предсказание, когда тебя еще и в проекте не было. Я прекрасно помню, что сказали лесные духи, и приблизительно представляю, что это значит. Одно мы можем сказать со стопроцентной уверенностью: когда умрет король Власт, Иллория прекратит свое существование. Из богатой и процветающей страны она превратится в нищее, ни на что не годное королевство оборванцев. Так предначертано, и так случится. Но одному умнику взбрела в голову шальная мысль поспорить с предназначением. Обмануть судьбу. И он решил, что если нельзя спасти королевство после смерти короля, нужно спасти короля. Ты понимаешь, к чему я клоню?
   Лоддин угрюмо кивнул.
   - И этот умник пришел к главному королевскому магу и три дня и три ночи надоедал ему, доказывая недоказуемое и прося сделать невозможное. В результате маг принял игру и превзошел сам себя, выдумывая сложнейшую формулу, которая позволила бы сделать человека бессмертным. А ты же знаешь, что это невозможно.
   Лоддин снова кивнул.
   - И тогда маг призвал на помощь все высшие и низшие силы, дабы послали они ему прозрение, и пообещал отдать взамен... ну, дальше неинтересно, - Селемир кашлянул. - И выход нашелся. Человеческую жизнь нельзя сделать бесконечной, но ее можно сделать повторяемой. Это как цветок, что каждую весну распускает бутоны, наполняя сад ароматом меда, а осенью засыхает, чтобы следующей весной возродиться вновь. Но человек не так прост, как цветок. В своем развитии он проходит длинный путь. В утробе матери из ничего превращается в маленького мальчика всего лишь за девять месяцев. Потом за три года овладевает такими сложными навыками, как речь и прямохождение, у него появляется самосознание и возможность творить. Далее природа берет паузу, но лишь затем, чтобы превратить мальчика в мужчину. Это гигантский скачок, сопоставимый с тем, что происходит в материнской утробе. После чего развитие замедляется, и человек медленно, но неотвратимо движется к смерти.
   Селемир замер, прислушиваясь к собственным мыслям, а потом продолжил.
   - Человек - не цветок, и хоть придворный маг и составил сложнейшее зелье и прибегнул к магии, с которой никто никогда не рисковал связываться, он смог добиться ежегодного повторения цикла. Вместо одной единственной смерти и одного единственно рождения его величество ежегодно проходит весь цикл человеческой жизни. Но и этого нашему умнику было мало. Он хотел не просто вечного короля, но вечно правящего короля! А это невозможно! Человек не рождается сразу взрослым и не умирает в расцвете сил. Период детства и старости никуда не деть! И маг, подчиняясь, уж не знаю какой бредовой идее, составил новое зелье, которое позволяло ускорить процесс взросления и замедлить процесс старения. В результате ежегодно король теряет не шесть, а четыре с половиной месяца. И что наш умник? Снова недоволен.
   Лоддин вздрогнул, заметив, что халат придворного мага снова изменил цвет. На сей раз материя полыхала огненно-оранжевым.
   - Ты, Лоддин. Это ты один во всем виноват. Это ты заварил эту кашу с ежегодным воскрешением, будто Власт не человек, а птица феникс. А теперь, поняв, что не справляешься с тем, что сам на себя же и взвалил, просишь помощи.
   Морщинистое лицо Селемира на миг очистилось от морщин, будто это были не морщины, а тени, и старик просто шагнул на свет.
   - Ты поплатишься за все, что сделал. Но я на твоем месте сделал бы все точно так же. Будет тебе к утру зелье.
   Селемир спрыгнул с подоконника и взял со стола корзину. Лоддин поднялся, поняв, что аудиенция закончена, и вышел.
   Король вернется на две недели раньше срока.
  

Глава 3

Подкидыш

  
   Жизнь подкидыша горька, но Ивор считал, что ему крупно повезло. Мать оставила его не под забором и не в выгребной яме, а на пороге монастыря святого Палтуса - самого большого монастыря столицы Иллории Кливра. Монастырь был богатым и с удовольствием предоставлял кров несчастным сироткам или нежеланным детям, а взамен требовал от них лишь послушания и выполнения всех требований наставников.
   Детям полагалось вставать в половине пятого утра и выполнять множество самой грязной и тяжелой работы. Работы было много, хватало даже самым маленьким, тем, кто, казалось, ничему в своей жизни научиться еще не успел. Дети подметали дорожки или, в зимнее время, разгребали снег, прибирались в помещениях, собирали мусор, ухаживали за обширным садом, следили за огородом, мыли посуду, прислуживали на монастырской кухне, запасались дровами и хворостом и делали многое-многое другое.
   Дети использовались как дешевая рабочая сила, и эта сила действительно была дешевой.
   В монастыре дети содержались лишь до совершеннолетия, я потом отпускались на все четыре стороны. Умений и опыта, приобретенных за годы вынужденного затворничества, им хватало, чтобы устроиться посудомойкой или подсобным рабочим, но до того каждому подкидышу предстояло отработать деньги, которые были потрачены на него монастырем. А именно, заплатить за питание (не слишком, к слову, хорошее), за одежду (обыкновенно это были старые рубахи и штаны, которые крестьяне жертвовали бедным сироткам) и за место сна (обычные ничем не примечательные сараи с соломенными лежаками). На счету Ивора же числился еще один должок: ему нужно было расплатиться за все нервные срывы отца Богуна. Но молодой человек точно знал, что даже если будет работать круглосуточно и круглогодично, не отработает этот долг до самой смерти, а потому не слишком усердствовал.
   Весна в этом году удалась. Ивор чувствовал это каждой клеточкой кожи: солнце светило весело, словно сулило некие чудесные перемены, трава на огороде вылезла до срока, будто своей изумрудной зеленью обещала необыкновенные приключения, да и птицы уже начали вить первые гнезда, намекая Ивору, что и у него когда-нибудь тоже появится свой дом. И Ивор всем сердцем верил, что так оно и будет, ведь через три дня ему исполнится восемнадцать, а значит, он сможет уйти из монастыря и отправиться на поиски собственной, настоящей жизни. Омрачало радость только одно: ему придется расстаться с Ирией, которой восемнадцать исполнится только в следующем году. Именно поэтому в последние месяцы он старался как можно больше времени проводить со своей подругой.
   Солнце взошло недавно, и мартовский воздух не успел прогреться. Резкие порывы колючего ветра грозили заморозить молодых людей, сидящих на пороге монастырского коровника, но Ивор упорно сидел рядом с Ирией и не собирался уходить отсюда, пока его не прогонят.
   - Тебе не холодно? - спросил он и придвинулся вплотную к девушке.
   Обнял ее одной рукой за талию, пытаясь согреть теплом собственного тела.
   - Может, куртку мою возьмешь?
   Ирия улыбнулась и качнула головой.
   - Я же вижу, тебе холодно. Давай войдем внутрь.
   Девушка снова качнула головой, а потом сжала ладонь в кулачок, легонько стукнула им в грудь, потом разжала и поцеловала.
   - Мне тоже очень хорошо с тобой.
   Ирия положила голову ему на плечо, и Ивор вздохнул.
   Говорят, они красивая пара - оба молодые, светловолосые, миловидные, похожие друг на друга, словно брат и сестра. Только у Ивора глаза голубые, дерзкие, а у Ирии серебряные и очень печальные. И по характеру они очень разные. Тихая и послушная Ирия тенью следовала за отцом Богуном, выполняя его поручения, а Ивор напротив, старался делать все, чтобы ничего не делать. Он не был лентяем, просто не хотел, чтобы им пользовались. К тому же, он не стеснялся говорить то, что думает, а вот у Ирии с этим были проблемы - девушка родилась немой.
   - Сегодня Богун приказал мне убирать в храме, - шепнул Ивор в маленькое, розовое от мороза ухо девушки. - Вот пускай побегает, поищет. Представляешь, какое у него будет лицо, когда он меня найдет? Весь покраснеет, раздуется, словно шарик, глаза выпучит, и завопит: "Что ты здесь делаешь, негодник! А ну шагом марш на службу!" Будто святой Палтус запрещает ему подыскать для меня более крепкое словцо. Я бы на его месте обязательно подыскал.
   Девушка беззвучно рассмеялась.
   - Да, я знаю, что удачно его передразнил. Может, убежишь со мной? Что тебе делать здесь еще целый год? Ты ведь давным-давно отработала и пищу, и кров, более того, они, неплохо нажились на твоем таланте. Да и на моем. Да и вообще на талантах всех сирот. Дня не проходит, чтобы отец Богун не принес в церковь полное ведро медяков. Народ Кливрский добрый, сироток жалеет и подает хорошо, а священник этим пользуется. Неужели ты хочешь, чтобы тобой пользовались?
   Ирия опустила уголки губ и качнула головой.
   - Понимаю, мне нечего тебе предложить... но ведь через год тебе все равно придется уйти отсюда, и ты будешь совсем одна, тебя некому будет защитить! Пойдем со мной!
   - Что ты здесь делаешь, негодник! А ну, отойди от нее!
   Резкий противный голос отца Богуна заставил Ивора подскочить.
   - Ничего я не делаю. - Он поднялся и открыто посмотрел на священника. - Ничего.
   Отец Богун, как это часто бывало при встрече с Ивором, покраснел, надулся и выпучил глаза, отчего стал похож на камбалу в коричневом балахоне.
   - Ничего не делаешь?! - возмутился Богун. - А должен был убираться в храме. А ну, ступай работать, негодник! И чтобы я больше здесь тебя не видел!
   Ивор в последний раз умоляюще посмотрел на Ирию. Она поймет, что значит этот взгляд - он снова просит ее хорошенько подумать о том, чтобы уйти из монастыря вместе. Ирия всегда все понимает без слов, будто в ее мире речь - не обязательный атрибут общения.
   - Топай! Живо!
   Отец Богун двинулся было в сторону Ивора, но запутался в чересчур длинных полах одеяния и едва не свалился. Ирия подскочила к священнику и подставила руку.
   Ивор отвернулся и нарочито медленно пошел к храму.
   Монастырь святого Палтуса находился на окраине города и занимал площадь едва ли не большую, чем дворец короля с задним двором. На территории монастыря располагались главный храм, трапезная, баня, большой скотный двор, огороды, фруктовый сад, три цветника, библиотека и множество других служебных построек.
   Больше всего Ивору не нравилось работать именно в храме. Он терпеть не мог это полутемное, освещенное лишь свечами, помещение, удушающий запах мира и воска, суровое лицо святого Палтуса, взирающего с огромной иконы на главной стене, и угнетающую атмосферу. Храм ощутимо давил на прихожан своим весом и угрюмостью. Говорить в помещении следовало только шепотом, ходить полагалось медленно, смиренно опустив голову, также обязательно нужно было часто прикладывать ладони ко лбу в знак веры и смирения. А Ивор терпеть не мог смирения. Весь его организм протестовал против тишины и покорности, и храм ассоциировался с болотом, трясиной: зазеваешься, затянет.
   Отец Богун чаще всего направлял Ивора именно в храм. Но не потому, что молодой человек выполнял храмовые обязанности лучше прочих или был неспособен работать в других местах, а потому, что священник знал о неприязни Ивора к святому Палтусу и всему, что с ним связано.
   Ивор вошел в храм через специальный вход. Там, слева, располагалась каморка с хозяйственным инвентарем. Молодой человек взял ведро, метлу, тряпки и отправился на уборку.
   В большом полутемном зале было темно, перед алтарем догорали остатки свечей, по углам чадили тусклые светильники, две бабули в черных одеяниях мерно стучали лбами в пол, вымаливая у святого милость и прощение грехов.
   Не стесняясь, Ивор бухнул жестяное ведро об пол. Оглушающий грохот, усиленный сводчатым потолком храма, заставил одну из старушек прижаться к грязному полу, а вторую испуганно завопить.
   - Аудиенция окончена, - произнес Ивор. - Святой Палтус велел передать, что утренний улов его полностью удовлетворил, а посему ступайте с миром. И не забудьте свою мелочь, она ему сегодня без надобности.
   - Хулиган, - старушка, которая от испуга прижалась к полу, поднялась и погрозила Ивору сморщенным кулачком.
   Ивор равнодушно отвернулся. Почему-то все, кто приходят в храм, хотят быть обманутыми. Хотят верить, что жалкие монетки, брошенные в банку для пожертвований, обеспечат прощение мелких прегрешений, а выстоянная от начала до конца служба - прощение более крупных грехов. Также прихожане безоговорочно верят тому, что говорит им отец Богун и храмовые служки, будто они не люди и не могут лгать. Еще верящие в могущество святого Палтуса жаждут чудес и не видят обмана. А в этом храме нет ничего, кроме обмана. Все так называемые "чудеса" лишь хорошо продуманные представления. Раньше Ивор и сам в них участвовал, пока не понял, что его используют.
   Уборка заняла не так много времени, как хотелось бы отцу Богуну - Ивор прошелся по храму, подобрал оброненный кем-то платок и несколько бумажек, а потом сходил к колодцу, принес воды и вылил все прямо на пол. Развести влагу метлой по всему помещению не составило труда, и большую часть времени Ивор провел, сидя на лавочке, перед алтарем. Уйти было нельзя, поэтому пришлось лишний час вдыхать противный запах свечей, разбавленный запахом влажного каменного пола.
   Отец Богун явился в храм, когда большая часть луж уже высохла, а оставшиеся явственно говорили, что над полом потрудились на славу.
   - Ты закончил? - спросил священник и придирчиво осмотрел пол. - Надо же. Ну, хорошо. Теперь ступай к отцу Зевону и принеси свечей.
   Это поручение Ивор выполнил с удовольствием. Ему нравился отец Зевон, но навещать его удавалось редко - жил он затворником в самом дальнем конце монастыря в отдельно построенном домишке, и делал для монастыря свечи.
   Если придерживаться правил, его не следовало называть "отцом", потому что священником он никогда не был и до того, как ослеп, слыл искуснейшим кузнецом столицы. Теперь Зевон называл себя отшельником и папой всех сирот. В монастыре все давно к нему привыкли, малышня от отца Зевона была в восторге, а послушники только радовались, когда бывшему кузнецу удавалось на два часа занять беспокойных детей сказками. Ивор вырос на этих сказках, возможно, именно из-за них в его душе поселилось жгучее желание совершить нечто героическое или просто путешествовать. Именно отец Зевон научил Ивора отличать добро от зла и подлость от великодушия, именно благодаря его влиянию молодой человек научился смотреть в корень вещей, видеть суть и остро реагировать на малейшую несправедливость.
   - Добрый день, Зевон, - произнес Ивор, входя в маленькую душную комнату, где проживал отшельник.
   Несмотря на то, что и храм, и жилище отца Зевона освещали одни и те же свечи, полумрак комнаты был особенным, сказочным, добрым и теплым. По каморке будто разливалось невидимое сияние, исходящее от морщинистого лица слепого старика. Да и весь старик был добрым, теплым и мягким. Особенно руки с сильными мозолистыми пальцами, которыми он зарабатывал себе на хлеб.
   - Ивор! Рад тебя слышать. Давненько не заглядывал. Ты за свечками? Погоди, сейчас я тебе их достану.
   - Я помогу.
   Ивор опередил старика, первый подошел к полкам у дальней стены и достал с самой верхней большую корзину, полную толстых свечей.
   - Праздник сегодня, - отец Зевон зевнул. - Поди, снова кучу денег соберут. А еще при храме живут. Постыдились бы.
   Ивор кивнул, а потом, сообразив, что отшельник не увидел его жеста, произнес:
   - Вы же знаете, каждый год одно и то же.
   - Кого выбрали на сей раз?
   - Ирию, - неохотно ответил Ивор. - В прошлом году взяли маленького Янека, но он не справился.
   - Слишком мал, чтобы обманывать, - вздохнул Зевон. - Да-да, и у обмана есть градации. Только с возрастом учишься лгать по-крупному.
   Ивор помолчал. Ему много о чем хотелось бы поговорить с отшельником, только не позволяло время, поэтому молодой человек поспешил попрощаться.
   - Ты ведь еще зайдешь к старому Зевону? Не уходи из монастыря, не попрощавшись.
   - Зайду, - пообещал Ивор. - Может быть, завтра. Или послезавтра. У меня еще три дня.
   - Тогда до встречи.
   - До встречи.
   Ивор с тяжелым сердцем вышел из каморки отшельника и понес свечи к храму. Там уже собрался народ.
  

* * *

  
   Настоятель монастыря святого Палтуса отец Богун был доволен своей судьбой и тем, как сложилась его жизнь. Он был почти королем и получил все, что хотел: деньги, неограниченную власть над людьми и возможность ежедневного удовлетворения самолюбия. Единственное, что портило ему настроение - присутствие в монастыре этого негодного Ивора. Мальчишка никогда не слушался его, норовил увильнуть от своих обязанностей и частенько доставлял священнику неприятности, за некоторые из которых отец Богун давно бы его выгнал. Но выгнать негодника было никак невозможно. Ивор - его проклятье, наказание за сладкую и сытную жизнь.
   Впрочем, с таким наказанием можно смириться, ибо платили за его проживание в монастыре большие деньги, да и самого мальчишку можно было на целый день отослать чистить кастрюли или ухаживать за больными. Наказание отца Богуна было многим меньше, чем он заслуживал, священник это понимал, и не роптал. Вот и сейчас он отправил мальчишку к Зевону, зная, что тот обязательно задержится там, чтобы поболтать со слепым отшельником, и время, оставшееся до праздника, можно провести с большой пользой.
   - Проводи меня, - приказал Богун Ирии, и отправился в сторону сарая, где жили девочки.
   Ирия - еще одна головная боль. Девчонка давно созрела и была самой красивой из сироток. Именно поэтому Богун выбрал ее на главную роль самого большого праздника в году и именно поэтому давно мечтал очутиться с ней в одной постели. Только вот у девчонки был покровитель - Ивор тенью ходил за своей подружкой, но священник знал, что рано или поздно добьется своего. И скорее это произойдет рано, чем поздно. У него было преимущество - Ирия не могла говорить и, значит, не могла кричать.
   Священник наступил на длинный подол одеяния, и нежные ручки ангелочка тотчас его поддержали. Богун улыбнулся и вошел в сарай.
   Иное название для места, где проживали девочки-сироты, просто не подошло бы. Помещение было большим, но тесным из-за рядов стоящих практически впритык друг к другу лежанок. Кроме большого общего шкафа для одежды и ведер в углу, больше в сарае ничего не было.
   Жили здесь исключительно девочки. В дальнем от входа углу стояли люльки с младенцами, ближе к двери располагались места для вновь прибывших. Самые старшие девочки обычно выбирали лежанки в центре - подальше от дверей, чтобы не дуло, и от криков младенцев, хотя последних было одинаково хорошо слышно везде.
   Сейчас барак пустовал. У большинства воспитанников монастыря было много дел, а те, кому удалось улучить свободную минутку, предпочитали провести ее подальше от жилища, чтобы наставники не могли их найти и дать новую работу. Однако девочкам все-таки приходилось бывать в общем доме, потому что требовалось починить порванную одежду, перекусить, если удавалось спрятать от скудного ужина лишний ломоть хлеба, или просто поспать. Вот и сейчас в сарае находилось пять или шесть человек.
   При виде священника девочки побросали свои дела и замерли.
   - Золька, Пания, Охра и ты, забыл, как тебя. Переоденьтесь в чистое и приходите в баню.
   Девочки переглянулись. Отец Богун бросил последний взгляд на Ирию и вышел.
   Как хороший наставник он был обязан знать обо всем, что происходит в монастыре, да и перед началом праздника не мешало убедиться, что ничто не сорвет намеченное мероприятие, поэтому священник отправился по монастырю с небольшим обходом.
   В огороде снег уже сошел, но земля еще не годилась для посева, однако Богун распорядился, чтобы уже сейчас приготовили грядки. Мерзлая земля была вскопана, и священник довольно прищурился. Здесь хорошо потрудились.
   На кухне также все было в порядке - котлы и чугунки вычищены, печь растоплена, дрова заготовлены, ржаные лепешки к празднику готовы.
   Возле монастырских ворот, как и полагалось, стоял мальчик, лет пяти или шести, и собирал подаяния.
   Богун прикрикнул на него, чтобы плакал пожалостливее, и пошел в баню.
   Девочки уже были там.
   Две - шестилетние Золька и Пания - белокурые, синеглазые, но некрасивые, с длинными носами и узкими подбородками - были сестрами. Сирот принесла в приют родная бабка, которая ухаживала за ними пару месяцев после их рождения и гибели их матери, но чувствовала скорую смерть и понимала, что иной судьбы у сестренок быть не может.
   Семилетняя Охра попала в монастырь иным путем - сбежала от пьяницы-отца, который каждый день избивал ее и дважды чуть не изнасиловал. Охра была похожа на обезьянку: темненькая, с черными коротко стрижеными волосиками, колючими глазами и тонкими губами. Ей редко подавали, так как считали замарашкой, но у нее был большой талант - она очень красиво пела.
   Последняя девочка, имя которой Богун не помнил, жила в монастыре с четырех лет - ее на улице подобрал один из монахов и привел в монастырь. Она ничем не отличалась от других сирот, разве что вела себя тихо, и тем напоминала священнику послушную Ирию.
   Отец Богун опустился на широкую скамью и махнул девочкам рукой. Они знали, что нужно делать.
   Все четверо быстро выстроились в ряд, переглянулись и запели. Жалобно затянули бесконечную просьбу помочь несчастным сироткам. Лучше всех пела Охра. Отец Богун даже прослезился оттого, что этому зверенышу так мало подают. Вот если бы белокурые сестренки пели так же чисто и звонко, был другой разговор. Увы, Золька и Пания годились лишь для того, чтобы держаться за руки и трогательно заглядывать в глаза прохожих. Девочка, имени которой священник не помнил, пела неплохо, но не так, как Охра.
   - Замолчите все, а ты продолжай, - приказал он.
   Да, девочка действительно неплохо пела и выглядела прилично.
   - Достаточно. Пойдешь завтра на главную площадь. И пой пожалостливее. И волосы распусти. Ясно? Теперь вы двое, попросите у меня денег.
   Сестрички мгновенно преобразились. Пания хлюпнула носом, глаза ее повлажнели, нос сморщился, будто она вот-вот расплачется. Золька напротив, сдвинула брови и сжала губы, словно изо всех сил старалась выглядеть взрослой.
   - Дяденька, подайте сестричкам на пропитание! Кушать хочется! - Золька просительно протянула руку, а Пания хлюпнула носом. - Сестричка болеет, а мамка пьяная под лавкой валяется. Подайте копеечку!
   - Неплохо, - одобрил Богун. - Завтра будете на рынке работать. И чем больше принесете, тем для вас лучше. Понятно?
   Сестрички послушно кивнули головами.
   - А с тобой что делать, звереныш? Поешь ты хорошо, а вот выглядишь не очень. Не будут тебе подавать. Пожалуй, мы вот что сделаем, - отец Богун задумчиво посмотрел на девочек и махнул рукой: - Пошли вон отсюда, а ты, Охра, останься.
   Сестрички выбежали из библиотеки, девочка без имени тоже поспешила уйти, и никто из них на подругу даже не оглянулся.
   Охра настороженно смотрела на священника.
   - Не бойся, - улыбнулся отец Богун и поднялся со скамьи. - Ну-ка, ляг сюда. На спину ложись. Да не бойся, кому говорю!
   Девочка легла на скамью, где минутой раньше сидел наставник.
   - Теперь пой. Хочу посмотреть, сможешь ли ты петь лежа. И глаза закрой.
   Охра запела.
   - Громче, чтобы все слышали! И глаза не открывай!
   Девочка запела громче. Священник некоторое время смотрел на ее худую костлявую фигурку, потом отошел к печке и достал из-за нее тяжелый металлический прут.
   - Громче пой! - приказал он.
   Поднял прут над головой, примерился и изо всех сил опустил его на ноги несчастной.
   Песня мгновенно перешла в крик. Девочка завизжала, схватилась руками за раздробленные ноги и свалилась со скамьи.
   - Я пришлю кого-нибудь.
   Отец Богун убрал прут обратно за печку и вышел из бани. Теперь у Охры будет такое лицо, какое надо - плаксивое и обиженное, а вкупе с изуродованными ногами и красивым голосом она станет настоящим золотым источником. А теперь следовало позаботиться о главном событии года.
   Священник подозвал проходившего мимо послушника, шепнул ему пару слов, и тот побежал в баню, а сам отец Богун вполне довольный своей находчивостью, направился к главному храму.
  

* * *

  
   Когда Ивор принес свечки отца Зевона, возле храма уже толпился народ. Служба началась и те, кто не уместился в главном зале, стояли у дверей, стараясь взглянуть внутрь. Молодой человек обошел прихожан и вошел в храм с заднего входа. Оставил корзину со свечами в подсобном помещении, а сам отправился в главный зал.
   - ... и те, кто говорит, что не верит в чудо, сегодня сам убедится в своей слепоте, - вещал отец Богун с возвышения перед алтарем. Полный зал народу слушал его так внимательно, будто от этого зависела жизнь. - Каждый год мы празднуем день рождения святого Палтуса, и каждый год он являет нам свои чудеса. Поднимите руки те, кто лично видел творимые им дела!
   Ивор остановился за колонной, но из любопытства выглянул, чтобы увидеть, сколько несчастных верит в чудеса святого Палтуса. Несчастным оказался почти весь зал, количество поднятых рук Ивор не сосчитал бы и за час. Вот он, масштаб обмана во всей красе. Те, кто в прошлом году имел счастье лицезреть чудо, в этом году явились снова в надежде, что чудо произойдет с ними. Но они не знали, что "чудо" - тщательно спланированный и отрепетированный спектакль.
   Молодой человек осмотрел зал и увидел Ирию. Девушка сидела на первой от отца Богуна скамье, под которой, как знал Ивор, лежали приготовленные для спектакля клюшки - Ирия будет изображать калеку. На девушке было надето свободное белое платье, подпоясанное тонким кожаным пояском, длинные светлые волосы распущены, на лице выражение спокойствия и радости. Сейчас она была похожа на ребенка, на маленького наивного и очень чистого ребенка, ребенка, который никогда не станет лгать.
   Со своего места Ивор рассмотрел, что Ирия не обута. Она старалась не ставить ноги на холодный каменный пол и поджимала пальцы. Сердце у Ивора кольнуло - не нужно было лить столько воды. Зря он не подумал об этом, когда решил облегчить себе задачу и вымыть пол, просто вылив на него воду.
   - Видите! Нас много! Свидетелей чуда много! И чудо может произойти в любой момент с любым из вас! Давайте же поблагодарим за это святого Палтуса!
   Отец Богун был в ударе, говорил жарко, то и тело воздевал руки к сводчатому потолку, даже вставал на цыпочки, чтобы казаться выше, а наивные зрители лишь открывали рот и кивали в такт его словам.
   Священник сделал знак и из-за соседней с Ивором колонны вышел мальчик, лет шести, с плоским деревянным ящиком, обитым желтым бархатом. Он пошел вдоль рядов, и каждый прихожанин счел своим долгом положить в ящик хотя бы одну монету.
   - Возблагодарим святого Палтуса за чудеса! - надрывался отец Богун, а когда увидел, что коробка наполнилась до краев, снова обратился к прихожанам с вопросом: - Поднимите руки те из вас, у кого имеется какая-либо неизлечимая хворь!
   Под потолок взметнулись множество рук, никак не меньше пятидесяти. Хворые и больные специально вылезли из своих нор, чтобы излечиться за монетку.
   - Очень плохо, - продолжал Богун. - Очень плохо, что среди нас есть несчастные, но очень хорошо, что они сегодня здесь, ибо все верящие святому Палтусу в конце концов излечатся от своих болезней.
   - Если не помрут раньше, - негромко произнес Ивор, но его никто не услышал.
   - А тот, кто сомневается, потерпит неудачу, и будет опозорен до конца дней своих! Уповайте на святого Палтуса, да воздастся вам!
   С этим утверждением Ивор был готов поспорить. Он принимал на веру только то, что видел или то, что видели другие. Он знал о существовании лесных духов, верил в магию, подозревал, что на свете есть много чудесного и необъяснимого, но святого Палтуса нет, и никогда не было. Лесные духи существовали, об этом говорят десятки, если не сотни очевидцев по всей Илории, а вот о существовании святого Палтуса свидетельств нет. Его никто не видел, его никто не слышал, не ощущал, более того, все чудеса, творимые от его имени, на самом деле чудесами не были.
   - Вот ты! Ты, девочка! Выйди сюда! Вижу в твоих глазах боль и страдание!
   Ивор снова высунулся из-за колонны. Ирия наклонилась, чтобы достать из-под скамьи палки, а потом, хромая сразу на обе ноги, вышла к алтарю.
   - Посмотрите на сию несчастную! Она больна с самого рождения! Не может ходить! Святой Палтус, помоги этому ребенку!
   - Помоги! - произнес зал дружным хором.
   - Помоги! - Богун молитвенно приложил ладони ко лбу, а сам между тем внимательно смотрел на девушку.
   - Помоги! - снова откликнулся зал.
   - Отпусти свои клюшки, дитя, и доверься святому Палтусу!
   По мановению руки отца Богуна палки, на которые опиралась девушка, поднялись в воздух. Зал ахнул. Этот нехитрый трюк срабатывал второй год подряд и, судя по довольной улыбке настоятеля монастыря, будет срабатывать и дальше.
   - Видим чудо твое, святой Палтус! Иди, дитя мое! Святой Палтус разрешает тебе ходить!
   Ирия несмело улыбнулась и сделала неуверенный шаг. Ей было холодно, а создавалось ощущение, что она просто не может поверить в происходящее.
   - Это чудо! - взвыл отец Богун. - Она может ходить!
   - Конечно, она может ходить. Она ходит с девяти месяцев. А вот говорить святой Палтус ей не позволил, - громко произнес Ивор, выходя из-за колонны.
   Ему надоело смотреть на этот цирк. У Ирии никогда не хватало смелости сказать Богуну "нет", и теперь он был намерен это исправить.
   - Эта несчастная может ходить, но она не может говорить. Ну-ка, отец Богун, помолитесь своему святому, пусть он вернет ей дар речи, и тогда я буду первый, кто скажет вам спасибо.
   Богун побагровел.
   Краем глаза Ивор заметил, как к нему приближается один из послушников. С другой стороны наверняка заходил еще один. Он быстро подхватил девушку на руки и пошел прямо через толпу.
   Народ расступался, пропуская возмутителя спокойствия. Ивор знал, что Богун не допустит, чтобы ситуация усугубилась еще больше, поэтому у него было около пяти минут прежде, чем на него набросятся.
   - Мы стали свидетелями чуда, - вновь завыл Богус. - Немощная исцелилась, но ее безумный брат до сих пор болен. Помолимся же святому Палтусу, чтобы он послал ему выздоровление!
   Ивор крепче прижал к себе легкое тело Ирии, и как мог быстро пошел прочь.
   - Я буду у Зевона, а ночью приду к тебе за ответом. Если и дальше хочешь оставаться в этом храме обмана, я тебя с собой тащить не буду, но если решишься идти со мной, я буду счастлив.
   Молодой человек донес Ирию до дома, где спали девушки, и поставил на землю. Посмотрел в последний раз в ее большие серебряные глаза и тихонько коснулся губами ее лба. В глубине души он знал, что Ирия не захочет нарушить монастырские правила, но хотел верить в обратное.
  

* * *

  
   Отец Богун был в ярости. Он раздраженно ходил взад-вперед по своему личному кабинету и то и дело наступал на длинные полы одеяния, отчего злился еще больше.
   Мальчишка! Щенок! Наглец! Да как он посмел сорвать главное представление года! Конечно, священнику удалось убедить прихожан в умственной неполноценности негодника, но выручка оказалась гораздо меньшей, чем ожидалось.
   - Ты мне за это поплатишься! Да сколько же можно терпеть!
   Перед мысленным взором настоятеля монастыря одна сладкая картина мести сменялась другой. Вот Ивор сидит в душном темном подвале, руки и ноги его связаны, лицо в кровоподтеках, он кричит и просит о помощи. А вот он в бане, обнаженный по пояс привязан к широкой скамье, он без сознания, а кожа его вдоль и поперек исполосована кровавыми рубцами. Или еще проще - Ивор лежит мертвый, с рассеченной мощным ударом металлического прута головой.
   - А что? И никто не узнает, - захихикал отец Богун, но тут же себя одернул. Убивать мальчишку было нельзя, это не просто какой-то бездомный оборванец, сирота, никому не нужный ублюдок, это...
   Нет, убить Ивора нельзя и калечить крайне нежелательно, а вот запереть в подвал на пару месяцев очень даже можно. И доставить пару неприятных минут, из-за которых мальчишка будет мучиться всю свою жизнь, тоже очень даже запросто. Достаточно пригласить его свидетелем на свидание его ненаглядной и отца Богуна. Свидания, после которого на нежном белом теле ангелочка останутся уродливые шрамы.
   Богун остановился в центре комнаты и огляделся. Дверь заперта, ставни плотно закрытыт и за суровыми массивными книжными шкафами никто не прячется, только предыдущий настоятель монастыря отец Андриян сурово смотрит со старинного портрета.
   Священник подошел к портрету и снял его с гвоздя. За портретом обнаружилось большое, три ладони в ширину и четыре в высоту, углубление, внутри которого находилась дверца с тяжелым замком. Ключ отец Богун всегда носил на шее и никогда с ним не расставался, даже когда мылся.
   Замок негромко скрипнул, и священник вытащил его из петель. Открыл дверцу и довольно зачмокал губами. Две полки из трех были забиты деньгами, да не просто монетками, а самыми настоящими купюрами с королевской печаткой. Одной такой бумажки достаточно, чтобы купить корову или лошадь, а на общую сумму можно выстроить три монастыря. Богун любил любоваться своими сокровищами, но сейчас открыл тайный шкафчик не для этого.
   Рука потянулась к нижней полке, где лежало всего несколько бумаг. Отец Богун отложил в стороны свитки и вытащил небольшой конверт из плотной белой бумаги.
   Этот конверт он доставал каждый раз, когда Ивора хотелось придушить за очередные доставленные им неприятности. Содержание конверта позволяло отбросить пустой гнев и по-новому взглянуть на ситуацию. Сейчас отцу Богуну как никогда требовалось успокоение, потому что сегодня Ивор превзошел самого себя. Если раньше он ограничивался испорченным супом на хозяйской кухне, битыми стеклами, путаницей с порядком дежурств по монастырю и другими мелкими пакостями, то теперь перешел всякие границы.
   Отец Богун погладил конверт указательным пальцем, понюхал и неспеша достал оттуда тисненую бумагу.
   "Этого мальчика берегите, как собственный кошелек, и кошелек ваш никогда не опустеет, - было написано в письме. - Пусть живет в монастыре с остальными детьми на общих основаниях до тех пор, пока не придет время его у вас забрать.
   Каждый год вы будете получать вдвое больше того, что сейчас лежит в конверте, взамен вы назовете мальчика Ивором и никогда не скажете ему об этом письме.
   Я буду следить за его судьбой.
   Первый министр его величества короля Иллории и прилегающих водных территорий, Лоддин".
   В день, когда Богун обнаружил на крыльце монастыря очередную корзинку с очередным подкидышем, а рядом этот самый конверт, в конверте лежала целая стопка бумажек с личной печаткой короля. И министр не обманул, ежегодно выплачивал священнику оговоренную сумму и изредка делал щедрые пожертвования, которые, естественно, тоже отправлялись в потайной шкафчик отца Богуна.
   Священник не сомневался, что подкидыш - ни кто иной, как сынок первого министра, именно поэтому Лоддин не просто ограничился деньгами, но и представился. Чтобы у настоятеля монастыря святого Палтуса не возникло сомнений в том, что за мальчиком нужно ухаживать. К счастью, за сыном министра ухаживать не пришлось, он был способен сам о себе позаботиться и быстро нашел любимое занятие: доставлять неприятности.
   Богун терпел, сколько мог, но сегодняшнее происшествие выходило за все рамки. Ивор будет строго наказан, но самое главное, поймать паршивца, пока тот не сбежал. Священник не успел поговорить с ним о том, что он останется в монастыре и после наступления совершеннолетия, а точнее, сам откладывал разговор, потому что для разговора с Ивором требовались стальная выдержка. И в результате паршивец скрылся где-то между коровниками или же у отца Зевона. Но рано или поздно он попадется, ведь без своей ненаглядной Ирии он никуда не уйдет.
   Отец Богун положил письмо обратно в конверт, а конверт - на нижнюю полку потайного шкафчика. Запер дверцу, вернул портрет отца Андрияна на место и отправился к Ирии. Ивор сам придет к нему в руки.
  

* * *

  
   - Зевон, можно войти?
   Ивор пришел к отшельнику не сразу после того, как попрощался с Ирией, а спустя час, когда на улице совсем стемнело, - не хотел, чтобы у старика были неприятности.
   - Ты уже вошел. Вон, и дверь закрыл. Чтобы не дуло? Или чтобы никто не увидел?
   - К вам приходили?
   - Приходили. Искали тебя.
   Зевон не спал, сидел на маленькой скамеечке возле стола, подперев щеку рукой. В его каморке было темно, но Ивор не стал зажигать свечи, просто подошел ближе.
   - Я пойму, если вы не захотите мне помочь.
   - Не захочу? - улыбнулся старик. - Если ты так думаешь, значит, совсем не знаешь ни меня, ни себя. Мы ведь с тобой одной породы.
   Ивор мотнул головой.
   - До встречи с вами я был как все - нем, глух и слеп. Это вы вылепили из меня настоящего человека.
   - Ты всегда был бунтарем, я лишь показал тебе самого себя и научил слушать сердце. Я тебя не выдам и даже помогу кое с чем.
   - Спасибо, Зевон. Я знал, что на вас можно положиться. Теперь мне в монастырь путь заказан - Богун не отпустит меня, пока я не отработаю сегодняшний провал, да и денег на дорогу не даст.
   - А он и так бы их не дал. Никому не дает.
   - То есть как?
   - А ты больше сплетни слушай. Еще ни разу на моей памяти Богун никому ничего не давал, если это не сулило ему выгоды. И уж конечно уходят отсюда не с полной сумой звенящих монет. Если бы ты подождал три дня, сам в этом убедился бы. Он прочитал бы тебе длинное наставление, смысл которого сводится к твоей бесталанности и бесполезности. Ты - обуза для монастыря и они кормили тебя восемнадцать лет, не вернув даже малой толики того, что потратили. Он бы и цифры привел. Очень убедительные. Только фальшивые. Он на сиротах неплохо наживается, а расходов на самом деле почти что и нет.
   - Но как же уходить с пустыми руками?
   - А кто сказал, что они уходят с пустыми руками? Загляни в тот угол. Там половица отодвигается. Достань оттуда мешочек.
   Ивор выполнил просьбу Зевона. В мешочке оказались деньги. Много денег.
   - Это мое жалование за свечки, - объяснил отшельник. - За все годы, что я тут живу. Платят мне, конечно, гроши, поэтому кажется, что денег много. На самом деле не так уж и много.
   - Неужели вы тратите свои деньги, раздавая их тем, кто уходит из монастыря?
   - А что делать? Не бросать же детей? Вы ведь мне все, как родные.
   - Зевон, - Ивор не знал, что сказать. - Спасибо. Деньги мне пригодятся, но взять у вас их я не могу.
   - А я тебе их и не предлагаю. Для тебя у меня другой подарок есть. Особенный. Вот, держи, - отшельник достал из кармана небольшой ключ. - Догадываешься, какой замок он отпирает?
   - Нет.
   - Тогда я расскажу тебе сказку. Давным-давно жил в Кливре кузнец. Был он высок, статен и силен и слыл самым искусным кузнецом Иллории. Из грубого безжизненного металла выковывал он чудесные вещи: каминные решетки с головами львов, подсвечники в форме драконов, узорчатые подковы с именами владельцев коня и все, кто заказывал у кузнеца какую-либо вещь, уходили довольные. И вот однажды заметил кузнец, что зрение стало его подводить. Были ли в этом виноваты раскаленные брызги металла, горячий воздух или полумрак, неизвестно, но с каждым днем кузнец видел все хуже и хуже. Денег за свою жизнь он скопил немного, а семьи у него не было и некому было о нем позаботиться, если он полностью ослепнет, поэтому он принял тяжелое решение: продать кузницу и уйти в монастырь, но перед этим выполнить последний заказ.
   Ивор слушал, не перебивая, потому что понял, старик рассказывает о самом себе, это он раньше был кузнецом.
   - И вот пришел к полуослепшему кузнецу один священник и попросил выковать особенный замок, который никто не сможет открыть. Взялся за этот заказ кузнец, и столько сил и времени в него вложил, что к концу работы ослеп окончательно, однако замок выковал и сделал к нему два ключа. Когда заказчик пришел и увидел, что кузнец слеп, выхватил из его рук замок и ключ и ушел, не заплатив, второй же ключ остался у кузнеца.
   - Продолжение этой сказки мне известно, - произнес Ивор. - Но как вы поняли, что заказчиком был отец Богун? Ведь когда вы пришли в монастырь, уже ничего не видели.
   - Я узнал его по голосу, - ответил Зевон. - А он меня не узнал. Когда тебя кто-то сильно обижает, ты навсегда запоминаешь не только обиду, но и обидчика. А вот обидчик своих "жертв" не помнит, потому что их слишком много. Этот замок Богун делал для своего кабинета, я уверен. Там наверняка хранится нечто ценное, например, деньги, полученные от прихожан, возможно, даже золото.
   Отшельник схватил молодого человека за руки и крепко их сжал.
   - Я знаю, что могу на тебя рассчитывать. Отомсти ему за меня, за себя, за сирот и за всех обманутых.
   Ивор взял ключ из сухой руки старика.
   - А как же вы?
   - Не помру, - хитро прищурился Зевон. - Я ведь не только для монастыря свечи делаю, и другие мои покупатели платят куда как больше отца Богуна. Ну, ты обо мне не думай, а подумай лучше о себе.
   - Со мной все ясно. Если Богуну попадусь, запрет меня в подвале, заставит веревки плести или другую работу даст, и не выпустит, пока злость из него не выйдет. А до этого дня я рискую не дожить - слишком уж много от меня неприятностей было. Все припомнит. Значит, нужно уходить. Только вот без Ирии я уйти не могу. А раз вы сказали, что Богун даже монетку на дорогу не дает, обязательно должен ее с собой забрать. Только вот не согласится она.
   - Да, Ирия девочка сложная. Но ты поговори с ней, объясни все. А если не получится, приходи за ней через год.
   - Приду, - пообещал Ивор. - Спасибо, Зевон. Никогда вас не забуду.
   Молодой человек обнял отшельника и покинул его жилище теперь уже навсегда.
  

* * *

  
   В храме было тихо и пусто, только перед алтарем горела маленькая лампадка, освещающая угрюмое лицо святого Палтуса. Ивор не задержался в главном зале, здесь свое представление он уже отыграл, прошел темными коридорами мимо внутренних комнат и направился к самому дальнему помещению храма. Именно там находились личные покои отца Богуна.
   Странно, но священник не предусмотрел охраны и возле его кабинета, да и во всем храме Ивору не встретился ни один человек - ни монах, ни послушник, ни служка. Либо священник думает, что Ивор уже убежал из монастыря, либо что-то задумал, но в любом случае о самом главном он не догадался. Богун никак не ожидал, что в его покои могут нагрянуть с обыском.
   Ивор подошел к двери настоятеля монастыря и неожиданно понял, что ключ не подходит - скважина замка была намного больше ключа.
   - Неужели у тебя есть еще один кабинет? - пробормотал молодой человек и сам же себе ответил: - Нет. Не такой ты человек, чтобы держать яйца в разных корзинах. Все здесь, а раз ключ не подходит к этому замку, значит, за этим замком есть другой замок.
   Ивор огляделся в поисках какого-нибудь инструмента, который помог бы ему открыть дверь, но ничего не увидел. Альтернативное решение нашлось быстро. Ивор вышел в коридор и спустя минуту был в саду. Взломать деревянные ставни проще, чем бесшумно своротить огромный амбарный замок. Да и подходящий инвентарь имелся - с карманным ножом, который Ивор однажды стащил на кухне, он не расставался.
   Окна кабинета располагались чуть выше человеческого роста, но с детства привыкшему к лазанию по деревьям и заборам Ивору они хлопот не доставили. Молодой человек взял нож в зубы, поставил ногу на выпирающий из стены камень, подпрыгнул, зацепился карниз, нашел опору для обеих ног и просунул лезвие в щель между ставнями. Поводил ножом вверх-вниз, нашел крючок, резкое движение, и ставни открыты.
   С окном Ивор решил не церемониться - снял куртку, обернул кулак и резко ударил. Звона получилось не так уж и много. Молодой человек не сомневался, что его никто не услышал - в этой части храма редко кто бывал - отец Богун запрещал даже ходить рядом со своим логовом, но вот беда, не подумал, что его могут обворовать таким наглым способом.
   Очутившись в кабинете, Ивор плотно закрыл за собой ставни и нащупал на столе масляную лампу. Теперь можно было зажечь свет и посмотреть, чем на самом деле богат настоятель и каков размах его обмана.
   Обстановка комнаты молодому человеку не понравилась. Может быть оттого, что все здесь было некрасивым и угловатым, а может быть оттого, что каждая вещица напоминала о своем хозяине.
   Бегло осмотрев книжный шкаф, Ивор перешел к письменному столу, а потом к большому сундуку с какими-то тряпками. В шкафу обнаружились рукописные "Деяния святого Палтуса" и куча другой религиозной литературы; в письменном столе лежали лишь расписки об оплате дров, расходные книги, да куча сломанных перьев и засохшая чернильница. Даже в сундуке, на который Ивор возлагал особые надежды, не было ничего интересного - ни денег, ни каких-либо намеков на грешки отца Богуна, о которых следовал бы знать его обманутым прихожанам, только старая одежда, сумка, да куча изношенных перчаток для работы в саду. Как будто священник когда-либо работал в саду.
   И заветного замка, ключ от которого дал ему отец Зевон, Ивор не нашел. Зато его внимание привлек портрет седовласого священника в точно такой же, как у отца Богуна, рясе. Видимо, художник запечатлел предыдущего настоятеля монастыря. И этот предыдущий, судя по одутловатой физиономии и наглым глазам, ничем не отличался от своего приемника.
   Ивор подошел к картине и снял ее со стены. Хотел изрезать ножом, даже занес руку, но замер - за картиной обнаружилась потайная дверца, запертая на замок.
   Ключ слепого кузнеца подошел к замку, и едва слышно скрипнув, дверца открыла свой секрет.
   - Не слабо! - присвистнул Ивор, оглядывая полки, битком набитые деньгами. - И все с печатками?! На такую сумму даже я не рассчитывал.
   Молодой человек оглянулся в поисках чего-нибудь, во что можно положить деньги, и вспомнил, что в сундуке видел холщовую сумку.
   Она очень пригодилась - не глядя, Ивор свалил туда все деньги и все бумаги, которые нашлись на нижней полке сейфа. Позже он обязательно их прочтет, но сейчас ему нужно уходить. Сначала к Ирии, а потом... а потом будет видно. Главное, подальше от этого храма лжи и обмана.
   Ивор закрыл потайную дверцу, повесил замок, закрыл портретом и погасил лампу. Богун не сразу поймет, что его обворовали, но когда поймет, конечно, догадается, кто это сделал. А может, и не догадается, ведь он не знает про второй ключ.
   По-хорошему, Зевону тоже нужно уходить из монастыря, но старик не захочет бросить сироток. Он - единственное их утешение.
   Ивор в последний раз оглядел помещение и вылез в окно.
  

* * *

  
   От храма до спальни девочек было довольно далеко, но Ивор спешил. Его подгоняла мысль о том, что ему обязательно нужно уговорить Ирию сбежать, и если он не сделает этого прямо сейчас, завтра уже может быть поздно. Ему не продержаться на территории монастыря днем, когда повсюду ходят послушники, бегают дети и рыскают монахи. Он не мог спрятаться даже на дереве, потому что его вычислят по следам на не до конца растаявшем снегу, и увидит всякий, кто задерет голову - до появления листвы еще целый месяц. У Зевона он отсиживаться не мог, а в другом укромном месте долго бы не высидел - мороз заставит его двигаться. Поэтому, либо сейчас, либо никогда.
   Ивор двигался перебежками, стараясь ходить только по дорожкам, но это было не всегда возможно - дорожки проходили мимо окон, откуда в любой момент мог выглянуть не спящий монах, а уж о том, что Ивора разыскивают, теперь знает даже самый маленький из обитателей монастыря. Поэтому молодой человек был вынужден передвигаться зизгазами, обходя опасно людные места и открытые площадки.
   Тусклый свет в окнах женского дома он заметил сразу, и сразу понял, что что-то случилось. Обычно девочки, да и мальчики, засыпали сразу, как только ложились - тяжелый труд и ранний подъем изматывали, а сейчас уже далеко за полночь, а дети еще не спят. Неужели Ирия решила уйти?
   Ивор огляделся по сторонам, надеясь, что в тени заборов и колодца никто не прячется, потом осторожно подошел к дому и заглянул в окно.
   Его никто не ждал, никто не подкарауливал, в доме вообще не было посторонних, только девочки. Некоторые лежали на тюфяках, до подбородка укрытые покрывалами, некоторые сидели, но никто не спал, и Ивор понял, почему. У правой от входа стены на одной из кроватей лежала коротко стриженная темноволосая и темноглазая девочка. Она негромко плакала и вскрикивала, когда неосторожно шевелилась или когда ее лежанку задевали. Девочки по очереди подходили к ней, поправляли покрывало и что-то говорили. Ирию молодой человек не увидел.
   Он отошел от окна и негромко стукнул в дверь, предупреждая, что собирается войти.
   - Где Ирия, - прямо с порога спросил он.
   В первый момент девочки застыли, а потом занялись тем же, чем занимались до его прихода. Светловолосые сестрички Золька и Пания подбежали к Ивору и взяли его за руки.
   - Ты не посмотришь Охру?
   - Может, у тебя есть лекарства?
   - Ты умеешь лечить?
   Ивор шагнул к плачущей девочке, которую сестры назвали Охрой, и спросил:
   - Эй, что случилось? Что у тебя болит?
   - Ноги, - всхлипнул Охра.
   Молодой человек осторожно откинул покрывало и отпрянул. Ноги ниже колен были темно-синими, если не черными, и изогнуты под странным углом.
   - Кто это с тобой сделал?
   - Никто, - Охра опустила глаза. - Я упала с дерева.
   - Неправда, - шепнула Золька. - Это он ей сделал.
   - Богун?
   Девочки не ответили, но Ивор и так все понял.
   - За что? - коротко спросил он.
   - Я хорошо пою, но мне никто не подает, - едва слышно ответила Охра. - Меня напоили отваром, но ноги все равно болят.
   Ивор отвернулся. Судя по тому, что он увидел, девочка больше никогда не сможет ходить. Скорее всего, она будет передвигаться на коленях или с помощью клюшек, но никогда не сможет наперегонки добежать до речки.
   - Где Ирия? - отрывисто спросил молодой человек. - Это он ее забрал?
   - Она в бане, - произнесла Золька. - Только ты туда не ходи. Там за печью железный прут.
   - Я пришлю к вам доктора, - пообещал Ивор. - А вы постарайтесь ее не трогать, - он повернулся к Охре и осторожно коснулся рукой ее щеки. - Потерпи. Скоро о тебе позаботятся. И постарайся не шевелиться.
   Молодой человек вышел на улицу. В сердце его кипела ярость, но мысли были четкими. Он знал, что нужно делать дальше.
  

* * *

  
   Отец Богун улыбался. Он все рассчитал верно, и теперь наслаждался, разглядывая Ирию, и предвкушал приятную ночку.
   Они находились в бане: отец Богун, Ирия и Дрот - самый сильный и высокий монах монастыря в длинной черной рясе с веревкой на поясе. Настоятель сидел на широкой скамье, Ирия в одном легком платье зябко ежилась под его взглядом, а массивный Дрот, скрестив руки на груди, стоял рядом с дверью. Его задачей было схватить мальчишку, как только тот появится в бане. А Ивор обязательно здесь появится, в этом отец Богун не сомневался.
   - Мерзнешь? Ну, ничего, скоро я тебя согрею, - ухмыльнулся священник. Поднялся, подошел к девушке и проверил, не развязались ли веревки - ангелочка он счел должным привязать к тяжелой широкой скамье за щиколотки, и строго смотрел, чтобы та не смела наклоняться и трогать узлы.
   Ирия отвернулась, когда Богун подошел к ней, но он взял девушку за подбородок и заставил посмотреть на себя.
   - Допрыгался твой дружок. Ну, ничего, скоро мы его проучим. Ты и я. Вместе. Чтобы ему неповадно было срывать главное предприятие года и лишать монастырь и сироток куска хлеба.
   Он по глазам видел, что хотела бы сказать ему Ирия, но лишь усмехнулся. Он ждал другого разговора, разговора железного прута, который стоял за печью. Он сам проучит мальчишку и заставит его пожалеть обо всем, что тот успел натворить в своей короткой жизни. Ах, если бы он был обычным подкидышем! Давным-давно ходил бы, опустив глаза в пол, и выполнял все, что прикажут!
   Священник вернулся на скамью. По его подсчетам полночь уже миновала, и Ивор должен вот-вот появиться.
   - Кажись, идет, - шепнул Дрот и закатал длинные рукава черной монашеской рясы.
   Дверь распахнулась, и на пороге появился Ивор. Он стоял, не шевелясь, словно ожидая чего-то.
   - Ну, проходи, - сладко улыбнулся отец Богун. - А что без вещей? Я думал, ты уже и вещи ее собрал.
   - Успеется, - ухмыльнулся наглец.
   И эта ухмылка вывела священника из себя.
   - Взять его! - крикнул он.
   Дрота не нужно было просить дважды - он выскочил из-за двери и схватил молодого человека, словно барашка, прижал к животу и скрутил руки. Ивор не сопротивлялся. Это неприятно удивило Богуна. Он рассчитывал на ожесточенную драку с криками, синяками и брызгами крови, а малец просто позволил себя схватить, будто знал, на что идет.
   - Вяжи его, - приказал священник.
   Дрот толкнул Ивора вперед, снял с пояса веревку и крепко связал тому руки за спиной.
   - Что, убивать меня уже раздумали? - поинтересовался Ивор.
   Дрот понял отца Богуна без слов - размахнулся и ударил мальчишку по лицу.
   А вот и долгожданные брызги крови. Священник хотел было улыбнуться, но понял, что происходящее почему-то не доставляет ему того удовольствия, которое должно было доставлять. Мальчишка ведет себя так, будто это он, а не отец Богун, хозяин положения. Но это легко исправить.
   - Привяжи его к скамье и выйди, - приказал священник.
   Вот теперь в глазах наглеца появилось беспокойство. Дрот толкнул Ивора на скамью, а тот, вместо того, чтобы молить о пощаде, вдруг спросил:
   - А давно ли вы, отец, заглядывали в свой кабинет?
   Священник похолодел.
   - Вот вы сидели здесь, меня караулили, а я, может, тем временем, в кабинет к вам залез.
   - Брешет, - успокоил отца Богуна Дрот и принялся привязывать ноги Ивора к скамье.
   - Уверен?
   Что-то в голосе мальчишки священнику не понравилось. Не таким тоном лгут, слишком уж парень самоуверен. Но выдавать свои чувства было бы преждевременно, и священник промолчал. Если мальчишке есть, что сказать, он обязательно скажет.
   - В стол, например, давно не заглядывали? - неспешно и вроде бы равнодушно продолжил молодой человек. - В сундук с тряпьем. В книжный шкаф с книгами о деяниях святого Палтуса?
   Вот теперь отец Богун начал нервничать. Подкидыши не допускались в его кабинет. Откуда он знает, что там находится? Заглянул в окно? А откуда узнал, что в сундуке старая одежда?
   Священник поднялся, подошел к Дроту и перехватил его руку, уже занесенную для удара.
   - В окошко подсмотрел? Шустрый малый. И когда же успел? Там ставни. А я всегда закрываю ставни, когда выхожу из кабинета. Неужто увидел, когда я там был? Ну и что с того? Подумаешь, сундук с тряпьем.
   Ивор криво ухмыльнулся. На измазанном кровью лице его читалось выражение не страха, а превосходства.
   - А за портрет вашего предшественника давно заглядывали? Есть там такая дверца с большим замком...
   - Молчать! - крикнул священник. - Значит, ты подглядывал, когда я...
   - Не такой у вас характер, отец Богун. Вы же никогда не открывали потайной шкаф, не закрыв предварительно ставни и не заперев дверь на ключ. Я угадал? Конечно угадал, ведь вам есть, что скрывать. Например, три полочки в потайном шкафу за портретом. Рассказать, что там лежит?
   Отец Богун почувствовал, как кровь приливает к лицу.
   - Быстро! - приказал он Дроту. - Беги ко мне в кабинет, сними со стены картину и посмотри, все ли там в порядке.
   Дрот рванул к выходу, но священник его вернул:
   - Ключ! Ключ от кабинета возьми!
   Когда Дрот выскочил за дверь, отец Богун подошел к сидящему на скамье Ивору, наклонился над ним и прошипел:
   - Если там что-то не в порядке, ты сильно пожалеешь.
   Ивор дернулся, но его руки были связаны за спиной. Священник улыбнулся.
   - Ну, а теперь пришло время повеселиться.
   Он закрыл дверь бани на щеколду и подошел к Ирии, схватил девушку за плечи и рывком заставил ее подняться.
   - Смотри, - бросил он через плечо Ивору. - Как мы тебя сейчас накажем.
   Богун погладил Ирию по лицу, потом по шее, по плечу, спускаясь по руке. Девушка дернулась.
   - Не бойся, тебе понравится. А если не понравится, так отделаю, что будешь добавки просить!
   Ирия задрожала, и эта дрожь передалась отцу Богуну, как будто они были одним организмом. Скоро они таковым и будут.
   Богун прижал девушку к себе, медленно ощупывая один позвонок за другим, пока не спустился туда, где начиналось мягкое.
   Ивор за спиной застонал.
   - Нра-а-авится? - промурлыкал Богун, обращаясь одновременно и к Ирии, и к ее дружку. - А теперь мы снимем одежду.
   Отец Богун отстранился от девушки, схватил платье за рукава и сильно рванул. Ткань затрещала. Ирия отшатнулась, прикрывая обнажившуюся грудь руками, и упала на скамью, к которой была привязана за щиколотки.
   Больше священник себя не сдерживал - набросился на ангелочка, впился губами в шею, стал спускаться ниже и вдруг почувствовал, как его сильно рванули назад за волосы.
   - Дрянь! - завопил распалившийся священник. - Надо было тебе руки связать!
   Он размахнулся, но девчонка увернулась, и отец Богун сильно ударился рукой о деревянную скамью.
   - Дрянь! Ну, я тебе...
   Внезапно сильные руки схватили его сзади за шею, рванули и поставили на ноги, и что-то острое больно впилось под ключицу. Священник захрипел, и боль сразу же стала сильнее.
   - Не шевелись, скотина, - приказал голос Ивора. - Иначе я тебе горло перережу.
   - Давай поговорим! - отец Богун произнес это, и почувствовал, как острие проникает под кожу.
   - Мне не о чем с тобой говорить. Ирия, подай, пожалуйста веревку.
   Священник сглотнул. Девушка наклонилась, но развязать ножные путы не смогла - отец Богун сильно затянул узлы. Губы священника невольно раздвинулись в улыбке. Видимо, это было ошибкой, потому что ангелок заметила его довольное выражение лица, а уже по ее лицу об улыбке Богуна догадался и Ивор.
   Мальчишка потащил его к двери, ближе к печке, чем-то загромыхал за его спиной, а потом в одно мгновение отец Богун провалился в небытие.
  

* * *

  
   Ивор с отвращением отбросил железный прут. Отец Богун мешком упал на пол, но молодой человек на него даже не взглянул, он подошел к Ирии и снял куртку.
   - Оденься, ты, наверное, замерзла.
   Взгляд, полный благодарности был ему наградой.
   Молодой человек присел и тем же ножом, которым разрезал собственные веревки, разрезал путы, сковывающие лодыжки девушки.
   - Я подготовился, - ободряюще улыбнулся он подруге. - Не зря его тогда с кухни стащил.
   Ирия прижалась к своему спасителю, и он обнял ее.
   - Теперь ты пойдешь со мной?
   Ответ девушки он понял без слов.
   - Беги к себе и собирай вещи. К тому времени, как тот здоровяк сбегает в кабинет Богуна и вернется, нам надо уйти отсюда.
   Ирия кивнула и пошла к двери. Проходя мимо священника, она на миг остановилась, и Ивору показалось, что она сейчас ударит его, но девушка лишь покачала головой и выбежала в ночь.
   Ивор закрыл за ней дверь на щеколду, чтобы в баню никто не смог войти, поднял с пола веревки, которыми Дрот так и не успел привязать его к скамье, и крепко связал руки и ноги отца Богуна. В его рот он засунул остатки веревок Ирии, а когда убедился, что священник никуда не денется, крепко ударил его по лицу.
   Отец Богун медленно открыл глаза, и зрачки его испуганно расширились.
   Ивор знал, что сейчас видит священник, и понимал, почему тому так страшно. Перед его лицом находилось острие ножа. Недлинное, но очень острое. И перекошенное яростью лицо злейшего врага. Отец Богун наверняка ненавидел его, но только в этот момент понял, что совершил большую ошибку, недооценив противника.
   - А-э-о-а, - священник дернул головой.
   Ивор прижал указательный палец левой руки к губам, а правую, с ножом, поднес к переносице отца Богуна.
   - Говорю только я, - сказал он, - а ты, сволочь, лежишь, и не шевелишься. Один звук, и я удовлетворю твое желание поговорить - у твоего горла появится дополнительный рот. Моргни, если понял.
   Священник быстро замигал, и Ивор кивнул.
   - Хорошо. Вы, святой отец, очень плохой человек и не достойны жизни, но я, так и быть, позволю вам подышать весенним воздухом еще некоторое время. Когда придет ваш пособник, я освобожу вам рот, и вы скажете ему, чтобы он проваливал и не появлялся здесь до утра. Произнесете все четко и правдоподобно, чтобы никто ни о чем не догадался. Если сделаете хоть один лишний выдох, раздумывать не стану.
   Ивор надавил ножом на переносицу священника. Кожа разъехалась, появилась кровь. Отец Богун замычал.
   - Молчать и не дергаться. Вы все поняли, святой отец? Рявкните на него, чтобы убирался. Не хочу, чтобы нам мешали. Если попытаетесь позвать на помощь, я вас зарежу, как жертвенного барашка. Может, ваш Дрот меня когда-нибудь и поймает, но вам это уже будет все равно. Вам ясно? Моргните, если поняли.
   Священник послушно моргнул. В его левый глаз уже стекла капля крови с переносицы, и он закрыл его, и смотрел на мучителя лишь одним глазом.
   - Вот и хорошо. А теперь ждем.
   Пока ждали Дрота, Ивор успел подумать о многом. Он ненавидел лежащего перед ним человека, но не мог заставить себя его избить. Удар железным прутом по голове вышел сильным, но и тогда Ивор сдержал силу, чтобы не убить подонка. Не ему было судить Богуна. Все-таки, несмотря на все подлости и гнусности, творимые в монастыре, он дал приют сиротам, вырастил многих детей и пусть отпускал их с пустыми руками и наживался на их способностях, но давал им возможность выжить.
   За дверью загрохотали шаги. Ивор поднес нож к горлу священника и вытащил из его рта веревки.
   - Святой отец, вы там? - спросил Дрот из-за двери.
   - Да. Уходи.
   - С вашим кабинетом все в порядке. За картиной дверца, на дверце замок. Абсолютно целый. Его никто не ломал.
   - Хорошо. Можешь идти! - голос священника сорвался, и Ивор надавил острием ножа на шею Богуна. - Я сам тут разберусь, - уже громче крикнул святой отец. - И не появляйся здесь до утра!
   Шаги удалились.
   - Так, про шкафчик, блеф? - успел спросить Богун прежде чем Ивор затолкал в его рот веревки.
   - Не блеф, - ответил молодой человек. - Три полки. Две верхние забиты деньгами, а на нижних куча каких-то конвертов и свитков. Я положил все в сумку, а сумку спрятал.
   Даже в свете свечи было видно, как побледнел священник. Ивор довольно хмыкнул.
   - Эти деньги я изъял, как плату за все, что вы сделали. Нет, я не вор, я верну их тем, у кого вы их выманили обманом. С конвертами разберусь позже. Если это расписки, верну должникам, а если найду что-то особенно интересное, добьюсь, чтобы монастырь закрыли и переоборудовали в настоящий приют. Хватит уже людям головы морочить подставными "чудесно выздоровевшими". Полежите тут до утра, мне хватит времени, чтобы уйти отсюда подальше. А если вздумаете меня искать, - Ивор вытер лезвие ножа о сутану священника, - сильно пожалеете.
   - Э-о-а-а! Е-у-а-и!
   - Я все сказал. И мне безразличны ваши слова. Они ничего никогда не изменят.
   Ивор поднялся, бросил последний взгляд на отца Богуна, и вышел на улицу.
   А рано утром прихожане церкви святого Палтуса нашли на пороге своих жилищ по три купюры с личной печаткой короля.
  

Глава 4

Планы и благие намерения

  
   Король вернулся.
   Лоддин с немалой долей беспокойства наблюдал за тем, как его величество поднимается с кровати и идет к тазу с водой. Выглядел Власт неплохо, в пространстве сориентировался, прошел прямо, руки-ноги не тряслись, глаза в разные стороны не разбегались, подбородок и губы не дрожали. Вроде, на первый взгляд с его величеством все в порядке.
   Министр отвесил глубокий поклон и наклонил над тазом кувшин с водой. Власт подставил руки, умылся, потом намочил полотенце и слегка обтерся влажной тканью.
   Лоддин позволил себе испытать небольшую толику облегчения. Он всерьез опасался, что с королем что-то будет не так, ведь его вернули на целых две недели раньше положенного срока, а это очень опасно. Неизвестно, какие физические и умственные перемены не успели произойти с его величеством перед тем, как тот принял снадобье Селемира и окончательно повзрослел.
   Министр подал Власту сухое полотенце. Король вытерся и подошел к шкафу, стоящему рядом с третьей кроватью - шикарным ложем под бархатным бордовым балдахином. Пришло время одеваться.
   Лоддин подал его величеству белые чулки с шелковыми завязками, потом протянул короткие, до колен, узкие штаны темно-фиолетового цвета и туфли с большими пряжками, украшенными аметистами. После этого король надел шелковую рубашку с длинными кружевными рукавами, поверх - богатый фиолетовый кафтан, по вороту и бортам обшитый золотыми нитями и жемчужинами, и подпоясался широким кружевным шарфом. Довершила наряд изящная корона из белого золота, усыпанная редкими фиолетовыми рубинами.
   Когда с приготовлениями было покончено, его величество повернулся к министру:
   - Ну, рассказывай, что я пропустил.
   Лоддин снова поклонился и постарался остаться в согнутом положении как можно дольше. Ему не хотелось смотреть в яркие зеленые глаза Власта, не хотелось видеть, как изменится выражение его лица, когда он узнает, что его вернули раньше срока, и почему именного его вернули. Однако тянуть с признанием было нельзя, и министр выдохнул:
   - Простите меня, ваше величество, я вернул вас раньше на две недели. Нам грозят войной. Посол намекнул, что в Северной Рандории знают, хм, о вашем отсутствии. И знают, что это происходит ежегодно с ноября по середину марта.
   - Что ж, - Власт отвернулся к северному окну и задумчиво посмотрел сквозь белый стеклянный пейзаж на реку. - Ты правильно сделал. Риск того, что со мной что-то будет не так, не так уж велик и не может перевесить риск возникновения войны. Теперь посол убедится, что король на месте, и об этом станет известно в Северной Рандории. Может быть, они усомнятся в правдивости слухов и в сроках моего отсутствия.
   Лоддин снова поклонился. Теперь он испытал облегчение в полной мере - король не только сохранил ясность ума, но и не стал злиться на министра из-за раннего "пробуждения".
   - Пойдем, нужно поговорить с послом. Вы уже предприняли какие-то меры?
   - Поселили его в лучшей комнате, - стал перечислять Лоддин, открывая крышку люка и пропуская его величество вперед. - Обеспечили самым необходимым и пообещали личную встречу с вами.
   - Что насчет требований?
   - Письмо составлено в ультимативной форме. Ероха сумел перевести, но не полностью. Они требуют шахты в обмен на озеро и лес. Предварительный текст ответа составлен. Вы успеете прочесть его перед встречей. И, должен предупредить вас, ваше величество, посланник - вампир.
   - Что ж. Это все равно. Главное, внушить ему, что слухи о моем четырехмесячном отсутствии, всего лишь слухи, и ответить так, чтобы все поняли - Власт не намерен уступить ни пяди своих земель, а тем более рудники.
   Спустившись по лестнице, король и министр очутились в кабинете последнего. Лоддин, соблюдая все предосторожности, проверил, чтобы их никто не увидел, и проводил его величество в тронный зал.
   Оставалось самое малое: собрать Совет, а потом привести посла.
   Лоддин оставил его величество в одиночестве, и отправился завершать начатое. Он снял с себя большую часть бремени, но невольно чувствовал вину. Королевский маг Селемир однозначно предупреждал, что четыре с половиной месяца - минимум, необходимый Власту для завершения полного цикла. В этом году срок сократился до четырех месяцев, и никто не знал, к каким последствиям это приведет, и будут ли эти последствия распространяться только на этот год, или же затронут и все последующие.
   Министр мучился, сознавая, что снова повторил одну и ту же глупость, однако, как и в первый раз, считал, что по-другому поступить он не смог бы. Власт должен появиться перед послом Северной Рандории, должен посмотреть на него своими зелеными глазами, должен внушить ему страх и благоговение, чтобы рандорцы сто раз подумали, прежде чем снова присылать угрозы или идти на Иллорию войной.
   Сбор Большого Совета не занял много времени. Ероха, Колвыан и Тейт жили в одной комнате, а Мелена рядом, в соседней. Советники спали, потому что было еще слишком рано для ведения дел, однако Лоддин разбудил их и объявил, что король вернулся и просит всех собраться в тронном зале.
   Еще никогда в марте во дворце не собиралось сразу столько людей, наделенных властью. Формально Большой Совет продолжал действовать, хотя в его услугах больше не нуждались. Лоддин стоял по правую руку от сидящего на троне Власта, и наблюдал за Советниками.
   В этом году он остался доволен своим выбором, но даже в таком маленьком стаде нашлась паршивая овца - Голика он счел нужным еще вчера отослать к травнице-Верее. Девушке требовалась защита, а сегодня Лоддин не смог бы выносить бесконечные "ваше сиятельство" и подобострастные взгляды.
   Советники поклонились королю, и тот позволил им сесть на место - за большой стол, что было знаком высочайшей милости - сидеть в присутствии короля могли только особо приближенные и люди, чей ранг был не ниже королевского советника, а таких во дворце было немного.
   - Значится, в наших услугах нужны больше нету? - спросил Колыван, открыто глядя Власту в глаза.
   - Конечно нет, - Мелена пихнула здоровяка в бок. - Король и без нас справится.
   - А жаль. Был бы король, а при нем Совет.
   Лоддин заметил, что Власт улыбнулся, но улыбка эта была грустной.
   - Может статься, что вскоре страной будет править только Совет, - шепнул он министру. - Наследника нет, достойной кандидатуры я не вижу, ты, друг мой, слишком стар. Вот и получается, что Совет - не такой уж и плохой выбор.
   - Не говорите так, ваше величество. Вы найдете себе замену.
   Король усмехнулся.
   - Так, что у нас с письмом?
   Лоддин поспешно подал монарху свиток, и тот углубился в чтение. Советники молча смотрели на короля и ждали. Министр же в этот момент счел нужным распорядиться о том, чтобы посла накормили и привели в тронную залу, а также он быстро проинструктировал Советников:
   - При после рта не открывать, сидеть важно и кивать головой. Если его величество к кому-то из вас обратится, ответить вежливо и весомо. Всем ясно?
   - А ежели посол спросит? - засомневался Колыван. - Ему надо отвечать?
   - Только если разрешит его величество. И на меня не забывайте поглядывать, я подскажу, что делать.
   Власт закончил чтение и подозвал министра.
   - Слишком мягко, - тихо произнес он. - Я бы лучше написал.
   - Как вам будет угодно.
   - Писарь присутствует?
   - Он отлучился, ваше величество. По неотложному делу. Я сам буду записывать за вами.
   - Не стоит. Мы оставим твой ответ, он очень дипломатичен и нейтрален. Я бы этому Ольгесту... впрочем, ладно. Зовите вашего посла. Он понимает наш язык?
   - Да. И неплохо говорит.
   Лоддин сделал знак охране, и спустя мгновение в дверях появился рандорец.
   Министр с нескрываемым удовольствием отметил, как побледнело и без того бледное лицо посла. Мужчина, несомненно, понял, кто перед ним, и застыл в дверях. Опомнившись, он прошел в центр зала и низко поклонился.
   - Рад вас видеть, - кивнул Власт. - Но не рад письму, которое вы принесли.
   Рандорец поклонился еще ниже.
   - Ваш король, мой многоуважаемый сосед Ольгест, возомнил, что может предлагать нам невыгодное партнерство, недвусмысленно намекая, что в случае отказа, пойдет на нас войной. Так вот мы со своей стороны заявляем, что сделка не состоится.
   - Чем вы мотивировать отказ?
   - Двумя простыми вещами, - Власт насупился, и Лоддин подумал, что если бы не дипломатическая миссия посла, сидеть бы ему в том самом подвале, куда изначально его поместили Советники. - Первое, это крайняя невежливость и даже грубость. Никогда еще Северная Рандория и Иллория не враждовали и не выказывали друг другу неуважения. Мы, хоть и находимся на приличном расстоянии друг от друга, но считаемся соседями. Добрыми соседями. А шантаж, вымогательство и угрозы - это не по-соседски. Вторая причина еще проще. Не люблю, когда меня считают дураком.
   Рандорец вздрогнул.
   - Разве процветание Иллории не лучшее доказательство моей мудрости? Между тем Ольгест предлагает такие условия, на которые согласится разве что полный идиот.
   Посол снова вздрогнул, но тут же взял себя в руки.
   - Его величество король Ольгест полагать, что вы быть заинтересованы в озере Мхетт. Там есть много серебристый сиг.
   - И двести возов леса в придачу.
   Власт скрестил руки на груди, и Лоддин понял, что его величество категорически не согласен с послом и ни при каких условия не примет его предложение и даже не постарается понять его точку зрения. Посол тоже это понял и снова поклонился.
   - Что бы вы ответили, если бы мы предложили вам обменять у вас вашу одежду на накладные волосы?
   Рандорец покраснел.
   - Вы бы отказались. Парик вам не нужен, вашим волосам может позавидовать любой, даже мой первый министр, а без одежды вы не обойдетесь. Поэтому наш ответ - отказ.
   Его величество показал рандорцу письмо, написанное Лоддином, поставил внизу свою подпись и протянул руку ладонью вверх.
   Лоддин покраснел. Он понял, что требовал король, но не мог удовлетворить его просьбу.
   - Ваше величество, - шепнул он. - Королевская печатка пропала.
   Власт медленно повернулся к министру и требовательно на него посмотрел.
   - Когда вам было примерно шесть лет, вы сбежали из башни и отправились на рынок.
   Брови короля поползли вверх, а на лице отразилось выражение понимания.
   - И обменяли печатку на дракона. Я временно поселил животное в конюшне и позже вам будет нужно решить, как с ним поступить. А печатки больше нет.
   Власт опустил руку, невозмутимо скрутил свиток в тугую трубочку и передал его министру. Лоддин, словно всегда только и делал, что запечатывал письма, поклонился, подошел к столику писаря и залепил письмо восковой печатью. Потом тоже с поклоном передал письмо рандорцу.
   - Король не настоящий! - вдруг громко на весь зал произнес посол и попятился к дверям. - Обман! Подлог!
   - Стоять! - рявкнул Власт. - Что еще за новости? Или не узнаешь профиль?
   Он повернул голову к окну, и посол замер.
   - Похож, - признал рандорец, но тут же потряс королевским свитокм. - А где есть королевская печатка? Нет печатка, нет король!
   Власт был так возмущен, что поднялся с трона. Лоддин понял, что нужно вмешаться. Он успокаивающе положил ладонь на плечо его величества и спустился к послу.
   - Как вы можете так себя вести? - негромко произнес он. - Его величество очень недоволен и очень обижен. Конечно, король настоящий. У нас один король - Власт, и он сейчас перед вами. А слухи... я знаю, что ходят слухи, будто он отсутствует до середины марта... но вы сами видите, вот он, сидит на троне. А печатка испортилась. Это моя вина, я нечаянно пролил на нее кислоту. Мы сделаем новую и отправим вам список с свитка, уже с оттиском печатки, а пока отвезите ответ его величества Власта его величеству Ольгесту. И передавайте наше глубокое недовольство его предложением и необоснованными подозрениями.
   Подобный ответ, казалось, удовлетворил посла, но в его взгляде все еще читалось недоверие.
   - Я передать ваш ответ, ваше величество, - поклонился он. - И со своей стороны добавить, что Ольгест будет опечален моим рассказом. Я рисковать появиться во дворце без оттиска печатки, мне не верить, будто я быть в Иллории.
   - На этот счет можете не волноваться, - поспешил успокоить посла Лоддин. - Мы передадим его величеству Ольгесту подарок, и он не станет сомневаться в вашем рассказе.
   Министр заметил, как поморщился Власт, но сделать ничего не мог. С послами иноземных держав нужно быть очень осторожными, а они допустили столько оплошностей! Воистину, следовало бы задобрить подарком не только короля, но и его посла, однако, это было бы слишком - рандрец мог подумать, что его пытаются купить, или, что хуже, купить его молчание, а это свело бы на нет все попытки Лоддина уверить соседей, что король на месте и никогда никуда не исчезал.
   Посол снова поклонился и вышел. Лоддин махнул рукой Совету, показывая, что они могут быть свободны, и подошел к Власту.
   - Он тебе не поверил, - произнес король, когда они остались одни.
   - Я знаю. Но это все, что можно было сделать в данной ситуации.
   Его величество прикрыл глаза и тяжело вздохнул.
   - Иди, Лоддин. Ты хорошо потрудился в этом году и я благодарен за все, что ты делаешь для меня и для Иллории.
   Первый министр поклонился и тихо покинул тронный зал. Королю нужно отдохнуть. Прошлой ночью он прошел через сложное превращение, его тело требует отдыха и восстановления сил, а ему пришлось решать неприятные вопросы с рандорцем.
   Лоддин прикрыл за собой дверь и тихонько шепнул, ни к кому, в сущности, не обращаясь:
   - Да хранят тебя духи. Сегодня был тяжелый день, но дальше, чует мое сердце, будет только хуже. Нужно готовиться к войне. И найти наследника.
  

* * *

  
   Верея любила лес. Любила в любое время года. Осенью ей нравилось великолепие ярких красок, богатство ягод и грибов, терпкие запахи смолы и суетливая возня муравьев, готовящихся к зимовке. Зимой - тишина и ледяное безмолвие, заячьи следы и застывшая грация деревьев-великанов. Летом - свежий воздух, зелень травы, тихий шепот листвы, звонкое щебетание птиц, таинственное уханье совы и потерянная песня кукушки. Весной - запах мерзлой хвои и ледяной земли, потрескивание подтаявшего снега под ногами, темные сонные деревья, внутри которых, если приложить ухо к коре, можно услышать медленное движение сока, и уверенно тянущую к солнцу побеги траву.
   В лесу Верея чувствовала необыкновенную силу, все ее тело словно пронизывали невидимые лучи природной мощи, отчего на душе становилось радостно и спокойно. Она была счастлива, что могла целыми днями бродить по лесам, занимаясь любимым делом, и получать за это деньги. Матушка не зря обучила ее премудростям сложной профессии "травница", и теперь Верея повторяла ее науку и добилась почти таких же успехов, как она - стала лучшей травницей Кливра, если не всей Иллории.
   Девушке нравилось общаться с лесом и его обитателями, здесь все было ей знакомо и понятно. Она знала каждую травинку, каждый цветок, куст или дерево, знала, где растет дикая малина, в каких деревьях можно обнаружить гнездо пчел, где можно встретить зайцев, а где - медведей, и куда ни в коем случае нельзя ходить. Лес был ей домом, и она не мыслила жизни без его успокаивающего могущества. Только с сегодняшнего дня ей приходилось терпеть еще одного, невольного, обитателя леса - худощавого королевского писаря Голика.
   Как и было обещано, министр выделил ей сопровождающего, но, к большому сожалению, это оказался не молчаливый великан с топором, а всего лишь тощий светловолосый мужичок приблизительно тридцати лет. К еще большему сожалению, рот у Голика не закрывался ни на минуту, и толку от него не было никакого.
   Они шли по лесу - Верея впереди, Голик позади и чуть справа, и разговаривали. Конечно, Верея предпочла бы помолчать, но воспитание не позволяло ей попросить писаря заткнуться, поэтому она слушала и даже иногда отвечала на вопросы.
   Голик то и дело спотыкался о корни деревьев и неприлично ругался, а Верея напротив, улыбалась чему-то своему и шла легко и быстро, словно под ногами у нее была не покрытая снегом ловушка, где на каждом шагу то яма, то сучок, а добротная мощеная булыжником дорога. Девушка держала в руке корзину, в которой лежал железный совочек и острый нож с широким лезвием, и внимательно смотрела по сторонам. Она примечала самые высокие и толстые деревья, чтобы не заблудиться, и в то же время высматривала тонкие осинки, рядом с которыми мог расти сплевень.
   - Ты не можешь идти помедленнее? - попросил Голик. - Это ты по лесу шастать привычная, а я совсем из сил выбился.
   - Хорошо, - Верея замедлила шаг и королевский писарь, наконец, сумел ее догнать. - Ты недоволен, что тебя приставили присматривать за мной?
   - Да нет, отчего же. Я к любой работе способен, да и в радость услужить его величеству.
   - А разве тебя не министр прислал?
   - Министр. Но если министру угождать будешь, глядишь, он об этом королю скажет, а это очень даже для службы полезно.
   - По-моему, тебе в замке сидеть, да пером по бумаге скрипеть легче, чем по лесу ходить.
   - Оно-то конечно, но коли министр велел, отчего бы по лесу не погулять? Да в такой компании!
   Верея дернула плечом и внезапно остановилась.
   - Ты чего? Обиделась?
   - Нет. Но ты ко мне лучше не приставай.
   - А чего замерла?
   - Травку вон ту видишь?
   - Отчего ж не видеть, она во всем лесу одна, небось, из-под снега показалась. Ты ее что ли собираешь?
   - Нет, не ее, но рядом может расти жив-корень, а вот он-то мне и нужен.
   Верея подошла к траве, присела на корточки, достала из корзинки совочек и освободила от снега небольшой островок земли. Присмотрелась к корням и травам и копнула глубже.
   - Нет здесь ничего, - вздохнула она спустя полминуты. - Дальше пошли.
   - А какую траву ты ищешь? - спросил Голик.
   - Разную. Сплевень, жив-корень, голубой сотол, сальвию...
   - Погоди. Я в растениях не разбираюсь, но разве можно сейчас что-то найти?
   - Можно, - улыбнулась Верея. - Вот, смотри, - она указала рукой на высокий старый дуб. - Сплевень обычно рядом со старыми деревьями растет. Если снег копнуть, можно его корешки увидеть. Голубой сотол в болотистой местности искать нужно, а сальвия в любом месте встретиться может.
   - А сейчас-то чего искать? Снег еще не стаял, травы почти что и нет.
   - Растения можно круглый год искать. Главное, знать, что где растет. А мне сейчас жив-корень нужен. Он редко встречается, а новые места лучше в марте искать, пока трава не выросла.
   - А зачем тебе жив-корень? Колдуешь? Известно ведь, колдовская травка. В полнолуние ее голышом собирают.
   - Глупости, - рассмеялась Верея. - Сплетням никогда верить нельзя. Обычная травка, только очень сильная и очень редкая.
   Голик задумался.
   - Ты, небось, тоже поручение министра выполняешь? Значит, для короля травку-то ищешь?
   Верея вздрогнула, но не ответила.
   - Значит, для его величества. Я так и думал. А не знаешь, случаем, чего он каждый год исчезает? Говорят, в оборотня превращается.
   - Ничего не превращается. Оборотни от луны зависят, а она каждый месяц сменяется.
   - Ну, раз не в оборотня, то в вампира.
   - Глупости. Вампиром родиться нужно.
   - Тогда куда же король девается?
   - Я думала, ты знаешь. Это ты, вроде, у нас в Большом Совете.
   Голик горделиво выпятил грудь и шмыгнул носом.
   - В Совете. Только вот его сиятельство первый министр нам не докладывается. А только он один знает, что с королем каждый год случается. Может, заболел чем, или околдовал кто. Травки-то неспроста ему нужны. Ясное дело, не просто так.
   Верея сделала вид, что не расслышала. Она увидела большую старую сосну, рядом с которой мог расти жив-корень, и стала раскапывать снег.
   - Чем болтать, ты лучше помоги, - попросила она. - Пройдись немного, посмотри, где старые деревья, и где травка из-под снега вылезла, та, которую тебе показывала.
   - Ну ладно. Только все равно, кажется мне, знаешь ты больше, чем простым людям положено. Не колдунья часом?
   Верея бросила в писаря снегом, и тот поспешил отойти.
   - Ладно, я ж пошутил. Гляну травку твою. Ты только это, далеко не уходи, чтобы я тебя видел.
   - За меня боишься или самому страшно? - усмехнулась девушка.
   Вместо ответа Голик нагнулся, зачерпнул снега и бросил в Верею. Девушка смеясь отклонилась, и неловко слепленный снежок рассыпался где-то за ее спиной.
   Королевский писарь отошел в сторону, и Верея, наконец, смогла насладиться тишиной. Она встала, прислонилась спиной к толстой сосне, и закрыла глаза.
   Лес сразу проник в нее, как проникал каждый раз, когда она приходила к нему в гости. И пусть сейчас это был чужой и незнакомый лес, совсем не тот, к которому она привыкла с рождения, он казался ей близким и родным. Тихий скрип качающихся на ветру стволов, едва различимое шуршание мышей под снегом, шелест крыльев редких птиц, запах свободы и счастья.
   "И чего я так боялась? - спросила девушка сама себя. - Лес, как лес. Разбойники наверняка стараются держаться ближе к тракту, ближе к добыче, и встретить их здесь, в глухой чаще практически невозможно. Лес просто огромный. Да и что им здесь делать? Бродить в поисках заблудившихся бедняков, собирающих хворост? Отошлю-ка я этого Голика обратно во дворец. Пусть и дальше пером скрипит. Толку от него нет, зато мешает здорово".
   Верея улыбнулась и открыла глаза. Мартовский день короток, солнце уже клонилось к закату, и тени деревьев растянулись по земле, словно укладывались спать на ночь. Голик ушел довольно далеко, девушка с трудом различала его фигуру среди деревьев. Она положила нож в корзину и отправилась за своим провожатым.
   Неожиданно ее уши, привыкшие к лесному шепоту, различили чужие шаги. Судя по скрипу снега, незнакомцев было двое, причем один шел где-то впереди, а другой находился правее.
   - Оп-па! Какие люди! А ну, стоять! - раздался впереди мужской голос.
   Верея прижалась к стволу дерева, который было чуть толще, чем ее стан, и замерла.
   - Куда?! А ну, стой!
   - А-а-а! - заорал Голик.
   Верея зажмурилась, но благодаря хорошему слуху и живому воображению представила происходящее так ярко, будто наблюдала со стороны, а не стояла, зажмурившись, вжавшись в ствол старой сосны, и молясь, чтобы ее не заметили.
   Голик попался. Судя по звукам, мужчина, чьи шаги раздавались впереди, поймал королевского писаря и повалил его на снег. Некоторое время они боролись, и не нужно было быть предсказателем, чтобы понять, на чьей стороне осталась победа.
   - Так, и кто же ты таков? Не богат, смотрю, но кафтан приличный. И сапоги хорошие. Деньги есть? Нету. Так чего ж ты в лесу забыл? А? Отвечай, чего тут потерял?
   Верея зажмурилась. Сейчас Голик ее выдаст!
   - Я... я... гулял, - прохрипел писарь.
   - Гулял, значит? Просто так? Не, брат. Не верю. Кто тут с тобой?
   Девушка зажмурилась еще сильнее, но вдруг перед ее мысленным взором возникла корзина с ножом - она уронила ее, и теперь берестяная посудина может выдать ее разбойнику!
   - Н-н-никого нет, - снова подал голос Голик. - Один я.
   - Ой не ври мне! Кафтан хороший, значит, не бедняк, не за хворостом пришел, да и вязанки не видать. Чего таращишься? По роже захотел?
   Верея осторожно выглянула из-за дерева, и увидела, что Голик лежит на спине, а на нем сидит рыжий мужчина в синей рубахе и теплом меховом жилете. Левой рукой он держит королевского писаря за шею, а второй приставил к его носу длинный острый нож.
   Девушка ахнула и снова спряталась за ствол. Корзина лежала рядом, если сделать маленький шажок влево и присесть, можно быстро схватить ее, и тогда, если Голик не выдаст, можно будет остаться незамеченной.
   Верея снова выглянула из-за ствола. Сердце стучало так, что разговор рыжего разбойника и Голика едва различался.
   - Куда, глупая? Жить надоело? - неожиданно зашипели прямо в ухо девушки.
   Кто-то сильный схватил Верею за талию, и зажал рот ладонью. Ловкое движение, и теперь травница оказалась прижата спиной не к твердому и безопасному стволу сосны, а к живому человеку.
   - Молчи, - снова зашипели в ухо.
   Девушка замерла и тоскливо покосилась на лежащую в двух шагах корзинку.
   Видимо, незнакомец понял, куда она смотрит, и зашептал:
   - Не бойся меня. Если будешь вести себя тихо, все обойдется.
   Верея кивнула. Она уже поняла, что незнакомец - не разбойник и не собирается делать ничего дурного, поэтому, когда рука, зажимавшая ей рот, исчезла, она не закричала и не отпрянула, а осторожно оглянулась. Однако рассмотреть незнакомца ей не удалось, он тенью скользнул к подножью соседнего дерева, быстро нагнулся, схватил корзину и выпрямился. Теперь Верее оставалось надеяться только на молчание Голика.
   Незнакомец же на достигнутом не остановился. Нагнулся, подобрал с земли замерзшую сосновую шишку, размахнулся и с силой запустил в разбойника. По крайней мере, Верее так показалось, а спустя секунду ее догадка подтвердилась яростным:
   - Эй! Кто там?! А ну, выходи!
   Девушка вжалась спиной в сосну, но глазами следила за незнакомцем. Тот так и не повернулся к ней лицом, но Верея догадалась, что это совсем молодой парень, может быть на пару лет старше ее. Больше он не стал наклоняться - понял, что за ним наблюдают пристальные глаза разбойника, который, без сомнений, вычислил, с какой стороны прилетела шишка. Вместо этого вытащил из-за пояса нож и медленно выглянул из-за своего укрытия.
   Верея моргнула и пропустила момент, незнакомец бросил нож, просто зафиксировала: вот он с ножом, а вот уже без ножа.
   - А-а-ах! - донеслось со стороны плененного Голика.
   Верея не смогла определить, кто издал этот вздох - ее невезучий спутник или напавший. Просто услышала неясную возню, а через мгновение - хруст снега под ногами убегающих.
   Девушка вышла на открытое место. Рыжий разбойник улепетывал в одну сторону, а немного отставший от него Голик - в другую.
   - Голик! Вернись! - крикнула Верея, и ее спаситель тут же зажал ей ладонью рот.
   - С ума сошла? Хочешь, чтобы сюда толпа разбойников прибежала? Хорошо, мне его напугать удалось.
   Верея сердито оттолкнула незнакомца и снова закричала:
   - Голик!
   - Да не ори ты! Зараза!
   Незнакомец попытался схватить девушку, но та была наготове - отскочила, развернулась, готовясь дать отпор, и, наконец, смогла рассмотреть своего спасителя.
   На вид ему было вряд ли больше двадцати лет. Рослый, широкоплечий, черноволосый с удивительно не шедшими к смуглой коже и грубым чертам лица яркими зелеными глазами. Одет он был небогато, в простом, местами заштопанном, но вполне приличном камзоле. Вроде не богач, но и не разбойник, что готов снять одежду с трупа.
   Незнакомец протянул Верее корзину.
   - Ты чего в лесу делаешь? За грибами что ли ходила?
   - За травами, - хмуро ответила девушка.
   Голик сбежал, и теперь ей придется либо искать его по лесу, рискуя набрести на разбойников, либо возвращаться домой одной.
   - А разве сейчас сезон?
   - Сезон.
   Верее было обидно, что к ней отнеслись, как к маленькой девочке. Незнакомец совсем ее не знал, но заранее считал слабой и беззащитной, а она таковой не являлась. Поэтому травница отвернулась от молодого человека и отправилась в сторону, куда побежал Голик. Нужно найти писаря, пока он снова не попал в руки разбойников или не заблудился.
   - Эй! Ты куда? Тракт в другой стороне!
   -Я знаю, - Верея дернула плечом, показывая, что не нуждается в наставлениях, но незнакомец не отстал, догнал ее и пошел рядом.
   - Проводить?
   - Справлюсь.
   - Ты чего какая бука?
   - Того. Слушай, иди своей дорогой! Чего пристал?
   - Я не пристал. Просто в этом лесу очень опасно, а ты как раз направляешься в сторону, куда лучше не ходить.
   - Это еще почему?
   - Там живут лесные духи. Даже разбойники туда не ходят - боятся.
   - А ты откуда знаешь? - Верея с любопытством посмотрела на спутника. - Сам разбойник?
   - Нет, - молодой человек отвел взгляд. - Просто... разбойники же не дураки. Чего им к духам соваться?
   - А Голик сунулся. Надо его найти, пока не заблудился. - И Верея снова набрала воздуха в грудь. - Го-оли-ик!
   - Тише ты!
   - Да чего ты ко мне пристал?!
   - Того. Жалко тебя, дуру. Чего ты в этом лесу забыла? И ведь в самую чащу пришла!
   - Сказала же, за травой.
   - Да какая, к лешему трава, когда снег еще не сошел!
   - Обыкновенная.
   Верея огляделась в поисках следов Голика, и уверенно двинулась налево.
   - Да чего ж ты упрямая такая? Говорят же, духи там!
   - А я не боюсь.
   - "Не боюсь", - передразнил молодой человек. - Ну ладно, смотри. Я тебя предупредил.
   Он замедлил шаг и через какое-то время отстал.
   Верея с облегчением вздохнула. Мало ей было болтливого королевского писаря, так теперь привязался этот... не пойми кто. И, главное, зачем привязался? И чего ему мимо не шлось?
   Верея шла быстро, стараясь идти след в след с Голиком, но скоро устала и перестала стараться наступать на его следы. Уже заметно стемнело, и девушке стало ясно, что если она сейчас же не повернет назад, рискует остаться в лесу на ночь.
   - Го-оли-ик! - снова крикнула она, но без особой надежды на ответ.
   Судя по следам, королевский писарь несся, сломя голову и не разбирая дороги, дважды падал и снова поднимался, а потом снова бежал. Видимо, сильно его напугал тот рыжий головорез с ножом.
   Девушка понимала Голика и была ему благодарна за то, что тот не выдал ее разбойнику, но нисколько ему не сочувствовала. Все-таки писарь сбежал, бросив ее в лесу, а, следовательно, она со спокойной совестью могла бы поступить точно так же, но она не могла. Какая-то упрямая сила вопреки здравому смыслу толкала ее вперед, не давала развернуться и отправиться домой. И Верея подчинилась этой силе, и все шла и шла по следам королевского писаря, пока не пришла к большой абсолютно круглой поляне.
   В один момент деревья расступились перед ней, и Верея впервые с осени ступила на настоящую, не покрытую снегом землю. Может быть, здесь и правда обитали лесные духи, но девушке совсем не было страшно, напротив, в сердце поселилась уверенность, что именно здесь она найдет королевского писаря или кого-то другого, но тоже очень важного.
   Верея пошла к центру поляны. В лесу стемнело настолько, что она земля казалась абсолютно черной, тем не менее, девушка отчетливо видела каждый сучок, каждую лежащую на земле веточку.
   "Здесь обязательно должен быть жив-корень", - пронеслось в ее голове.
   Травница опустилась на землю, вытащила из корзины нож и вонзила его в мерзлую землю. В этот момент в голове ее зазвучали голоса. Тихие, но настойчивые, они приказывали опустить руки, бросить нож и забыть все, что было до сего момента.
   Сейчас существует только нас-с-стоящее!
   Верея хотела подняться, но поняла, что не может даже пошевелиться. Она бессильно опустила руки, голова ее упала на грудь, глаза закрылись.
   С-с-слушай нас! И останься с-с-с нами!
   Земля куда-то исчезла, и девушке показалось, будто она парит в воздухе. Стало так легко, что захотелось петь и смеяться, но сил не было. Верея отдалась приятному шепоту и погрузилась в мир грез.
  

* * *

  
   Бьорн шел по лесу весь день и старался ни о чем не думать, но получалось плохо.
   Он всю жизнь пытался убежать от судьбы, спорить с предназначением и не стать таким, как отец, не перенять у него жестокость, грубость, агрессию, а взять силу, смелость и предусмотрительность. Пытался спорить с судьбой и логикой, потому что не хотел, чтобы сын разбойника, как ему полагалось по рождению, стал разбойником.
   Но выходило, что с судьбой не очень-то поспоришь. Лесные духи сказали свое слово, и теперь Бьорн всерьез думал, что раз ему суждено убить отца, так и случится. Раньше у сына разбойника не было ни единого повода для подобного поступка, а сейчас появился, и не просто повод, а мотив. Цель. Месть. Взметень убил его мать. И теперь он должен отомстить.
   И уж понятное дело, что совершив убийство, Бьорн станет не просто разбойником, а преступником.
   Ниже пасть просто некуда.
   Вот тебе и поспорил с судьбой.
   Снег под ногами хрустел яростно, свирепо, будто при каждом шаге Бьорн давил больших черепах. Панцири лопались, и под сапогами ледяной водой разливалась невидимая кровь.
   Он шел долго и уже подумал, что заблудился, как услышал неподалеку чьи-то шаги. Спрятавшись за деревом, Бьорн подождал, пока человек пройдет мимо, и осторожно выглянул из-за толстого ствола. Рыжую шевелюру Лытки он узнал сразу. Что разбойник забыл в этой части леса?
   Стараясь держаться левее, Бьорн отправился дальше, пытаясь по солнцу определить верное направление. Он хотел выйти к тракту, чтобы отправиться в столицу или ближайший торговый городок, и наняться провожатым торгового каравана. Но для этого нужно было выбраться из леса.
   Вдруг справа Бьорн услышал возню и крики. Лытка набрел на путника и теперь не отпустит его, пока не обчистит карманы. Или вообще не отпустит. Молодой человек качнул головой, но вмешиваться не стал. Не его это дело. Лытка ему помог, предупредил о Взметене, рассказал, что случилось с матерью, и позволил уйти, и теперь Бьорн не считал возможным мешать первому помощнику главаря разбойников вершить свое темное дело. И молодой человек отправился дальше.
   Вдруг его внимание привлекло движение. Он остановился, пригляделся и сумел заметить прижавшуюся к стволу толстой сосны девушку. Она явно была напугана - голубые глаза широко распахнуты, грудь взволнованно вздымается, облака пара изо рта вылетают очень уж часто.
   Девушка была красивой, но Бьорн подумал не об этом - он заметил лежащую на земле корзину. Лытка, поваливший свою жертву на снег, в любой момент мог ее увидеть, и тогда девушка обречена.
   Молодой человек знал, что бывает с девушками, когда они попадают к разбойникам, и не мог допустить, чтобы эта несчастная повторила судьбу его матери или той, что часто снилась Бьорну в тревожных снах, той, что кричала под яростным натиском тяжелого тела его отца.
   Перебираясь от дерева к дереву и стараясь не наступать на снег или ломкие сучья деревьев, Бьорн вплотную приблизился к девушке. Со своей позиции она плохо видела происходящее, но заметила корзину и была намерена ее схватить. А Лытка как раз смотрел в сторону незнакомки.
   Молодой человек подобрал с земли камень и швырнул в кусты. Рыжеволосый разбойник обернулся на звук, и Бьорн подскочил к девчонке и зажал ей рот ладонью.
   Дальше было делом техники.
   Девушка оказалась сообразительной и не стала кричать. Бьорн приказал ей замереть и не двигаться и сам достал корзину.
   Судя по всему, эта девушка и тот, кто попался в лапы Лытке, шли по лесу вместе. И раз уж он спас одного из них, придется спасти и другого.
   "Извини, Лытка, - подумал Бьорн, - но сегодня ты уйдешь в замок один. Без пленника".
   Молодой человек подобрал в снегу сосновую шишку и запустил в разбойника.
   Снаряд попал в цель. Лытка заозирался и крикнул:
   - Эй! Кто там?! А ну, выходи!
   Поднять вторую шишку возможности не было, да и не подействовала бы на Лытку такая "угроза". Скорее всего, разбойник отследил, откуда прилетел "снаряд" и теперь раздумывает, стоит ли игнорировать обстрел или все-таки связать жертву и пойти посмотреть на обидчика. Поэтому Бьорну ничего не оставалось, как вытащить из-за пояса нож с голубым лезвием, который когда-то подарила ему мать.
   Короткий взмах, бросок, и нож словно стрела полетел к рыжему. Лытка схватился за плечо.
   - А-а-ах!
   Бьорн спрятался за ствол дерева. Если разбойник узнает нож, то поймет, кто его ранил и, может, даже передумает помогать или уходить, а подойдет и прирежет, как пойманного зайца. А если не узнает...
   Но додумать Бьорн не успел. Послышались звуки борьбы, и спустя мгновение, когда молодой человек выглянул из-за укрытия, увидел лишь убегающего Лытку. Его жертва мчался в другую сторону.
   В этот момент над его ухом раздался женский крик:
   - Голик! Вернись!
   Бьорн схватил ненормальную, которая решила выдать себя, а заодно и его, Лытке, и зажал ей рот ладонью.
   - С ума сошла? Хочешь, чтобы сюда толпа разбойников прибежала? Хорошо, мне его напугать удалось.
   Девушка оказалась сильной. Она сердито оттолкнула Бьорна и закричала снова:
   - Голик!
   - Да не ори ты! Зараза!
   Молодой человек дернулся, чтобы схватить глупую девку, но та увернулась, каким-то немыслимо ловким движением избежала его пальцев и замерла, выставив вперед руки.
   Она была красивой. Теперь Бьорн подумал именно об этом. Ему понравилось, как разметались ее светлые волосы, румянец на щеках и горящие синим пламенем глаза. Она была ему ровесницей или, может быть, на пару лет младше.
   Бьорн протянул девушке корзину и неловко улыбнулся.
   - Ты чего в лесу делаешь? За грибами что ли ходила?
   - За травами.
   - А разве сейчас сезон?
   - Сезон.
   Девушка была обижена, но Бьорн так и не понял почему и попытался продолжить разговор, однако в планы незнакомки это явно не входило. Она развернулась и направилась в лес.
   - Эй! Ты куда? - крикнул Бьорн. - Тракт в другой стороне!
   -Я знаю.
   Молодой человек догнал девушку и пошел рядом. Отчего-то ему не хотелось оставлять ее одну в лесу. Конечно, у нее уже был спутник, но он сбежал, и теперь ее некому было защитить.
   - Проводить?
   - Справлюсь.
   - Ты чего какая бука?
   - Того. Слушай, иди своей дорогой! Чего пристал?
   - Я не пристал. Просто в этом лесу очень опасно, а ты как раз направляешься в сторону, куда лучше не ходить.
   - Это еще почему?
   - Там живут лесные духи. Даже разбойники туда не ходят - боятся.
   - А ты откуда знаешь? - Девушка любопытством посмотрела на Бьорна. - Сам разбойник?
   - Нет, - Бьорн смутился. Он не хотел лгать, но и правду сказать не мог. - Просто... разбойники же не дураки. Чего им к духам соваться?
   - А Голик сунулся. Надо его найти, пока не заблудился.
   И девушка снова закричала:
   - Го-оли-ик!
   Бьорн разозлился. Неужели она не понимает, что в лесу полно разбойников, и они уж точно примчатся на протяжный женский крик, словно собака, которую поманили мозговой косточкой.
   - Тише ты!
   Молодой человек захотел объяснить это незнакомке, но та не стала слушать и досадливо спросила:
   - Да чего ты ко мне пристал?!
   - Того, - теперь Борн не стремился говорить вежливо и любезно. Может быть, такой язык она поймет скорее. - Жалко тебя, дуру. Чего ты в этом лесу забыла? И ведь в самую чащу пришла!
   - Сказала же, за травой.
   - Да какая, к лешему трава, когда снег еще не сошел!
   - Обыкновенная.
   Девушка посмотрела под ноги, поискала следы своего спутника и двинулась влево.
   - Да чего ж ты упрямая такая? Говорят же, духи там! - снова предостерег ее Бьорн.
   - А я не боюсь.
   - "Не боюсь", - передразнил молодой человек. - Ну ладно, смотри. Я тебя предупредил.
   Он замедлил шаг, и через какое-то время девушка скрылась за деревьями.
   Но, конечно, бросить ее просто так в лесу Бьорн не мог. Ее провожатый сбежал, рядом поляна, где он не так давно получил страшное предсказание, плюс дикие звери и разбойники, которых стоит бояться пуще голодных волков. Нет, он никак не мог ее бросить.
   Бьорн обошел девушку широкой по дуге и пристроился чуть позади, на таком расстоянии, чтобы она случайно его не заметила.
   Шли достаточно долго. В лесу стемнело, и стало понятно, что ночевать придется прямо здесь, под каким-нибудь упавшим деревом. Бьорн мысленно выругался. Если бы девчонка его послушалась, сейчас они были бы уже не так далеко от тракта, и спали бы не на снегу, а в придорожной гостинице. Если, конечно, им хватило бы денег.
   Девушка пристально всматривалась в землю. Видимо, искала следы своего сбежавшего спутника, а заодно то, зачем пришла в этот лес - травки и корешки. Дважды она наклонялась и копала снег, трижды "сходила с дороги" и копошилась в корнях деревьев, а потом возвращалась к следам.
   Худшие ожидания Бьорна оправдались. Видимо, провожатого девушки действительно схватили лесные духи, потому что следы вывели незнакомку к круглой поляне. Бьорн не стал подходить близко, прислонился спиной к одному из деревьев и стал наблюдать.
   Лесные духи опасные создания, это скажет любой, кто хоть раз гулял по лесу в одиночестве. Независимо от того, мужчина ты или женщина, богач или бедняк, сильный или слабый, смелый или трусливый, духи находили подход к любому и каждого заблудшего приводили на такие вот поляны, которых, Бьорн был в этом почти уверен, в лесах было несколько десятков. Одурманив человека сказочными видениями, они забирали несчастного с собой, и он никогда не возвращался домой, а если к тому же чем-то духам не нравился, погибал в страшных мучениях.
   В мучениях Бьорн знал толк. Ему не раз приходилось слушать рассказы разбойников об исчезнувших в лесах товарищах, и о том, что Лытка и Взметень дважды находили останки пропавших в таком виде, что лучше не думать, каким образом духи сотворили подобное с теми несчастными.
   Теперь к духам попала и травница.
   Бьорн видел, как изменилась походка незнакомки - шаги стали легче, невесомее, словно девушка разом сбросила с себя тяжесть земного тела. В то же время она шла неуверенно, будто сомневалась в правильности направления; молодой человек догадался, что ее разум сопротивляется влиянию лесных духов, однако вскоре сопротивление исчезло. Травница вышла в середину поляны и опустилась на землю. Она сидела к Бьорну спиной, поэтому он подошел ближе.
   Неожиданно девушка обмякла, но не упала, а поднялась в воздух.
   Молодой человек открыл рот.
   Травница медленно кружилась вокруг своей оси на высоте в половину человеческого роста. Ее голова запрокинулась, а в рот начала вливаться непонятная полупрозрачная сверкающая субстанция, которая образовывалась прямо из воздуха возле ее лица.
   - Так не пойдет, - сказал себе Бьорн и решительно шагнул на поляну.
   Воздух вокруг него сразу уплотнился, словно он попал в воду, которой можно дышать. Это духи окружили его, стараясь помешать приблизиться к травнице.
   - А ну, прочь отсюда! - решительно сказал молодой человек и рубанул рукой воздух.
   Это не помогло, зато в его голове мгновенно возникли голоса.
   Ос-с-ставь ее.
   Ос-с-станься с нами.
   Вы вечно будете вмес-с-сте.
   Бьорн почувствовал, как его решимость слабеет, но взял себя в руки и сделал еще несколько шагов.
   До травницы уже можно было дотянуться, но руки почему-то не шевелились. И вот тут молодой человек впервые испугался. Что, если ему не удастся не только спасти девушку, но и самому выбраться из заколдованного круга? Что, если ему придется навечно остаться в лесу? Превратиться в лесного духа и невидимым ветром летать между деревьев в поисках того, кто заменит его на страшном посту?
   "Нет", - Борн понял, что произнес слово не вслух, а мысленно, и от того, что язык, как и руки, тоже отказался его слушаться, страх стал практически неуправляемым. Бьорн резко рванулся и сдвинулся с места еще на полшага. Неимоверным усилием воли он заставил правую руку подняться и дотронулся до запястья травницы.
   Рука девушки была холодной, словно она только что лежала под толстым слоем снега или купалась в холодном горном озере.
   Ос-с-станься с нами!
   Бьорн набрал полную грудь ледяного воздуха и изо всех сил крикнул:
   - Нет!
   Из его рта вырвался едва слышный шепот. Но и этого оказалось достаточно, чтобы воздух вокруг молодого человека стал прозрачнее и легче. Руки освободились от невидимых оков. Он потянулся к девушке, и она подплыла к нему, словно облачко.
   Не с-с-смей!
   Но Бьорн уже понял, что победил.
   Он тянул девушку за собой, подальше от страшной поляны. И едва он переступил с мерзлой земли на снег, невидимые руки перестали поддерживать травницу в воздухе, и девушка упала. Бьорн едва успел поймать ее, но не удержался и упал в снег.
   - Очнись. Эй, очнись! Как тебя зовут?
   - Верея, - тихо произнесла девушка, не открывая глаз.
   - А я Бьорн.
   Травница посмотрела на своего спасителя и поспешно поднялась с земли.
   - Что случилось?
   - Ничего особенного. Просто ты едва не угодила в лапы к лесным духам.
   Верея посмотрела на поляну, потом на Бьорна и решительно протянула ему руку.
   - Вставай. Нужно уходить отсюда.
   - Другой разговор, - улыбнулся сын разбойника и поднялся, но до руки девушки не дотронулся. - Надеюсь, ты не станешь возвращаться за корзиной?
   - Нет. Пусть лежит, где лежит.
   - А за спутником? За Голиком?
   - С ним ничего плохого не случится.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю. - Верея поежилась. - В какой стороне тракт?
   - К западу. Нужно идти в сторону заката.
   Травница кивнула и пошла вперед.
   - Теперь мы вместе, - не оборачиваясь, сказала она Бьорну. - Только, пожалуйста, не позволяй себе ничего, за что я могла бы тебя побить.
   - Даже так, - улыбнулся молодой человек. - А почему мы вместе? Это тебе духи сказали? Что они тебе показали? Будущее? Или прошлое?
   - Много чего. - Верея ускорила шаг. - Не отставай.
   Бьорн снова улыбнулся. Такой расклад ему нравился. Им придется идти по лесу всю ночь, но компания подобралась неплохая, да и Луна выглянула из-за туч и посеребрила снег, отчего лес стал похожим на светящуюся плошку.
   На сердце стало теплее. Может быть, ему было суждено встретить эту девушку, суждено было спасти ее, и суждено идти рядом с ней и тайно любоваться красивым профилем.
   - Не пялься, - Верея повернулась к спутнику. - Мы все равно не будем вместе.
   - Почему?
   - Потому, - девушка вздохнула. - Ну, давай, поднажми. Нам нужно встретить еще одного человека.
   Бьорн послушно ускорил шаг и решил больше ни о чем не спрашивать. Даже если духи показали Верее будущее, он не хотел знать, когда умрет или с кем ему придется сражаться. Или на самом ли деле он убьет своего отца.
   - Так-то лучше, сын разбойника, - улыбнулась Верея.
   И Бьорн испуганно вздрогнул.
  

* * *

  
   Оставшись в одиночестве, Власт подошел к окну и вгляделся в собственное отражение. Светлые волосы, зеленые глаза, прямой нос, красиво очерченный рот, широкие скулы - все принадлежало молодому мужчине в возрасте тридцати лет, но чувствовал себя король на все триста. Он необыкновенно устал и ни с кем не мог поговорить о своей усталости, а между тем, поговорить было о чем.
   В этом году ему исполнится сто два года. Давным-давно нужно было передать трон наследнику и отправиться в иной мир, но Власт обречен жить вечно. Он не может умереть просто потому, что не может бросить Иллорию. Королевство погибнет вместе со своим королем, а этого Власт допустить не мог.
   Ровно тридцать пять лет назад он выпил волшебное зелье, именно тогда он и умер по-настоящему. Состарился, как это положено, и тихо отошел в мир иной. Только вот на следующий же день вернулся, и с тех пор ежегодно рождается, взрослеет, проходит весь жизненный цикл и умирает. Умирает тяжело, сознавая, что это далеко не последняя его смерть и не последняя его жизнь.
   Сколько еще можно выдерживать подобное мучение? Сколько можно обманывать судьбу? Власт искренне надеялся, что когда-нибудь найдется способ спасти королевство, чтобы пришел его черед умереть. Умереть окончательно и сбросить с плеч бремя власти, и не думать о том, что с его смертью Иллория прекратит свое существование. А пока он продолжал мучиться и слушать сплетни о собственных исчезновениях. О, если бы они знали, чем жертвует король ради королевства! Тогда не говорили бы об оборотнях и заклятьях. Король проклят. Король обречен. Король обречен жить вечно.
   Но, к сожалению, это не относилось к людям, которые его окружают. Первой умерла Альвин. Умерла, оставив на память лишь одну-единственную вещь, которую Власт не сумел сохранить. Затем погиб Крон - главный советник и ближайший друг. После него - Жемчужина - любимая кобыла его величества. А уж сколько подданных сменилось со времени начала своего правления, Власт не считал, просто принимал, как должное, что иногда ему приходится знакомиться с новым писарем или поваром или постельничим. Король жил в потерях и среди потерь, и ему приходилось с этим смириться.
   И Власт нашел способ, он закалил свое сердце. Заморозил, чтобы сохранить себя и не сойти с ума. Он старался никого не любить и ни к кому не привязываться, чтобы раз за разом не познавать боль новых потерь. Единственным исключением был Лоддин, и грядущая потеря огорчала Власта и заставляла завидовать министру.
   Пока Лоддин еще держится, но ему уже около восьмидесяти, хотя выглядит он шестидесятилетним, и движения его еще быстры и ловки, и мыслит он правильно, только надолго ли его хватит? Сколько лет он будет с Властом? Сколько сможет помогать ему, заботиться о нем и королевстве, пока король будет неспособен позаботиться даже о самом себе? И что будет с Властом после смерти Лоддина? Не пора ли задуматься о новом министре? Найти человека, которому можно доверить тайну и обучить его всему, что умеет Лоддин?
   Голова короля просто разрывалась от обилия неразрешимых вопросов, требующих его внимания, но больше всего мучений ему доставляли воспоминания. В голове Власта теснились истории тридцати пяти жизней - от рождения до смерти и все они путались, заставляя его нервничать и чувствовать себя беспомощным.
   Так, например, эта история с печаткой. Власт смутно помнил, что украл ее из ящика стола в комнате на самом верху башни и обменял на рынке на дракона. Но король не мог со сто процентной уверенностью сказать, было это в этой жизни, в прошлой, или история с кражей всего лишь выдумка уставшего мозга. Оказалось, печатка исчезла на самом деле, и произошло это в этой жизни, более того, в этом месяце, на этой неделе, буквально позавчера! А его величеству чудилось, будто это случилось давным-давно.
   История с пропавшей печаткой добавляла к существующим еще две большие проблемы: сама пропажа и появление того, из-за чего печатка исчезла - дракона.
   В висках кольнуло, Власт схватился за голову и едва не застонал - такой сильной оказалась боль. Это его наказание за бессмертие - терпеть бесконечные головные боли, мозг не справлялся с огромным количеством информации и периодически проводил "чистку". Иногда Власт обнаруживал, что забыл простейшие вещи, но был этому только рад. Если бы король никогда ничего не забывал, вскоре жизнь могла бы ему наскучить, ведь жизнь - это бесконечная смена ощущений, новые знания и опыт, а когда ты все испытал и обо всем знаешь, жизнь превращается в существование. А бесконечного существования Власт не выдержал бы.
   Однако, несмотря на головную боль, печатку предстояло найти, а также предстояло разобраться с драконом.
   Для начала его величество решил заняться меньшим злом и покинул тронный зал. Он отправился на конюшню, где, по словам Лоддина, и поселилась огнедышащая тварь.
   На заднем дворе пахло лошадьми и навозом, но Власту стало гораздо лучше. От свежего морозного воздуха голова прошла, и мучительные боли исчезли.
   Скользнув глазами по стойлам, Власт вздохнул. Его любимая кобыла Жемчужина умерла три или четыре жизни назад, и теперь ее стойло пустовало.
   Хотя, нет. Не пустовало.
   Власт подошел к деревянной перегородке и присмотрелся к полумраку. В глубине стойла в куче сена лежал маленький, величиной с небольшую собачку, зеленый дракон. Зверь мирно спал, а из его ноздрей тонкими струйками поднимались к потолку черные ниточки дыма.
   - Может, отдать его кому-нибудь? - спросил Лоддин, неслышно подошедший к королю.
   Власт не обернулся к министру, но обрадовался, что тот нашел его.
   - Нет. Пусть пока останется у нас. Чем-то же он меня привлек.
   - Вам было всего шесть лет!
   - Мне было сто один год.
   - Это теоретически. Практически же вы обладали умом и телом шестилетнего ребенка. А это значит, что ничего особенного в этом драконе нет. Нам немного не повезло с животным, лучше бы вы взяли щенка или барашка, тогда, по крайней мере, мы бы не ломали голову, что с ними делать.
   - Так ты хочешь избавиться от дракона?
   - Со всем к вам уважением, ваше величество, да. Советую его кому-нибудь... подарить. Как знак глубочайшего уважения.
   - Я понял, на что ты намекаешь, но послу Северной Рандории я предложил бриллиантовую шкатулку. А дракона мы все-таки оставим.
   - Тогда следует позаботиться о том, чтобы рядом постоянно находился человек с ведром воды.
   - Зачем? Драконы много пьют?
   - Пьют они немного, но когда у малыша из пасти станет вырываться огонь, рискуют сгореть не только лошади.
   - Верно. Тогда позаботься об этом. А еще лучше, пусть для дракона построят специальный загон из камня и насыплют вокруг побольше песка. И чтобы подальше от деревянных построек и зевак. И вот еще что.
   Лоддин поклонился в знак того, что понял поручение и готов слушать дальше.
   - Мне нужен сыщик.
   - Сыщик? - брови первого министра поползли вверх, но спустя секунду на его лице появилось понимающее выражение. - Вы собираетесь искать печатку.
   Власт не стал подтверждать догадку министра, но тот и без подтверждения догадался, что его предположение верно.
   - Найди человека, которому мы могли бы доверить столь деликатное дело. Он должен быть честен, неболтлив и умен. У тебя есть такие люди на примете?
   - Найду.
   - Вот и славно. Только займись, пожалуйста, этим прямо сейчас. Дело важное. Сам знаешь, если кто-то узнает, что печатка исчезла...
   - Толпа невежественна, ваше величество.
   - Да. Они думают, будто королевская печатка делает человека королем, а если печатка исчезла, то король уже не король.
   Власт усмехнулся. Лоддин тоже улыбнулся, но в голосе его слышалось беспокойство:
   - В печатке, ваше величество, действительно заложена большая волшебная сила. Королем она, конечно, никого не сделает, но...
   - Поэтому я и говорю, что ее нужно найти как можно быстрее. Изготовить дубликат мы не сможем. - Власт бросил на спящего дракона последний взгляд и направился к дворцу, - И подумай, пожалуйста, насчет своего заместителя. Ты, к моему глубокому сожалению, не вечен.
   Королю не нужно было видеть лица Лоддина, чтобы понять его чувства, но он ничего не мог поделать - проблемы следовало решать, пока не стало слишком поздно. И впереди у него целый ворох задач, с которыми нужно разобраться. И не в последнюю очередь подумать над тем, кто придет на смену самому Власту. Он очень устал. Устал править и жить. Ведь это огромнейший труд - жить вечно.
  

* * *

  
   Отец Богун был в ярости. Такой ярости он не испытывал никогда. Ему казалось, что если он не найдет для нее выход, она поглотит его, испепелит, расплавит, и священник превратиться в лужу кипящего яда, которая вечно будет пузыриться и брызгать на любого, кто пройдет мимо, смертоносными каплями.
   Он просидел в бане связанный с кляпом во рту всю ночь, пока сквозь щели в ставнях не начал проникать солнечный свет и звуки проснувшегося монастыря. Где-то кричали петухи, слышался звон колокола и скрип снега, голодный священник учуял запах горячей похлебки, и его желудок требовательно заурчал.
   Кроме Дрота никто не знал, что отец Богун провел ночь вне своей кровати, а Дрот, хоть и был старательным и исполнительным, особой сообразительностью не отличался. Монах не понял, что отец Богун попал в беду и не спешил на выручку. Правда, о местонахождении священника могли догадываться девочки, ведь он не скрывал, куда направляется, когда пришел за Ирией, но они не могли предположить, что настоятель монастыря останется в бане связанный и беспомощный. И священник лежал на полу, проклиная день, когда подобрал на пороге корзинку и назвал мальчишку Ивором.
   Тело затекло, он не чувствовал рук, а ноги наоборот при каждом движении взрывались сотней иголок. От веревок во рту образовался нехороший привкус, и Богун подозревал, что теперь этот привкус будет появляться каждый раз, когда он будет вспоминать своего мучителя. Нет, положительно надо найти мальчишку и отомстить. Эти мысли согревали священника всю ночь, и к тому времени, когда Дрот постучал в дверь бани, план уже был готов.
   - Отец Богун, вы там?
   Священник напряг голосовые связки, но из его рта вырвалось только слабое:
   - Мы-ы-о!
   Этот звук вряд ли будет слышен за прочной тяжелой дверью бани, а Дрот, конечно, не догадается сразу взломать дверь, он наверняка уйдет по своим делам и вернется только когда обнаружит, что священник не присутствовал на утренней службе.
   У отца Богуна оставался только один выход. Он извернулся и с силой толкнул тяжелую банную скамью. Его план не сработал - скамья оказалась не просто тяжелой, а очень тяжелой, массивной, сделанной на совесть, вырезанной из цельного ствола огромного дуба, как, впрочем, большинство мебели монастыря святого Палтуса. Поэтому от всех потуг замерзшего и обессиленного священника, она не упала, а едва сдвинулась с места.
   Отец Богун застонал.
   Однако Дрот не ушел. Он снова постучал в дверь и уже громче спросил:
   - Отец Богун, вы там?
   "Ну конечно, здесь, - мысленно завопил священник. - Сам подумай, дубина! Дверь изнутри заперта!"
   И, словно услышав беззвучную мольбу о помощи, дверь затрещала.
   Мощному Дроту понадобилось немного времени, чтобы снести дверь с петель. Он вошел в баню и сразу же увидел лежащего на полу священника.
   - Что с вами случилось? - и он бросился развязывать отца Богуна.
   Когда священник избавился от кляпа, стал сильно кашлять и отплевываться, а первое, что сказал, были не слова благодарности, а вопрос:
   - Тебя кто-нибудь видел? - спросил Богун.
   - Нет. Я же помню, вы велели все делать тайно.
   Священник кивнул и уже самостоятельно освободил ноги. Дрот помог ему подняться и практически донес до монастыря, потому что ноги отца Богуна не желали слушаться и отказывались ходить.
   - Неси меня в мой кабинет, - приказал священник, уже зная, какую картину там увидит.
   Дрот выполнил просьбу и прислонил отца Дрота к косяку, а сам принялся возиться с замком.
   - Дай сюда, - раздраженно повелел Богун и вырвал из рук громилы ключ. - Стой здесь, жди, пока позову.
   Замок щелкнул, и священник вошел в кабинет.
   Ноги все еще плохо его слушались, но он силой воли заставил их двигаться. Первым делом подошел к столу. Мешочек с мелочью, который он обычно носил на поясе, лежал на своем месте - в верхнем ящике. Сундук с ветошью тоже стоял не тронутый.
   В душе Богуна появилась слабая искра надежды на то, что сопляк просто обманул его. Он обернулся к портрету отца Андрияна и сердце его резко опустилось куда-то к желудку. Портрет висел криво. А священник всегда следил, чтобы картина висела идеально ровно, чтобы постороннему взгляду было не за что зацепиться, и чтобы никто не подумал, что за картиной находится потайной шкафчик.
   - Это Дрот, - попытался успокоить себя Богун, хотя внутренний голос подсказывал ему, что Ивор не лгал. - Это Дрот сдвинул картину, когда проверял, все ли в порядке.
   Священник сорвал портрет со стены и почувствовал, что искра надежды стала немного ярче - тайный шкафчик был закрыт на замок.
   Для полного успокоения следовало убедиться, что и внутри такой же порядок, как снаружи, поэтому отец Богун снял с шеи веревку, на которой висел ключ, и открыл замок.
   На него смотрели абсолютно пустые полки.
   На них не было ни единой бумажки, ни единого конверта, ни даже тени денег.
   Отец Богун опустился на пол, схватил себя за жидкие стриженные волосы и завыл.
   - С вами все в порядке?
   В дверь зяглянул Дрот, и священник схватил первое, что попалось под руку - тяжелый подсвечник - и швырнул его в помощника.
   - Сгинь!
   Удивленная и испуганная физиономия Дрота тут же скрылась за дверью.
   Богун поднял голову, снова посмотрел на пустой потайной шкафчик, и завыл еще громче и отчаяннее. А потом вскочил и принялся крушить все подряд: сбрасывал с полок шкафа писания святых и деяния святого Палтуса, опрокинул письменный прибор, сломал стул, сбросил все, что находилось на столе, а портрет своего предшественника растоптал ногами. Раз он не смог защитить то, что ему было положено защищать, в печь его! В камин!
   Отец Богун швырнул растерзанный холст в камин и забросал его дровами, но когда потянулся за кочергой, внезапно замер.
   Приступ бешенства прошел так же внезапно, как начался, и теперь священник не только контролировал свое тело и эмоции, но и обрел возможность мыслить ясно и четко.
   Его обворовали. Это плохо. Украли все, что ему удалось получить от первого министра и религиозных простаков, и теперь, с исчезновением Ивора, денежный поток от Лоддина иссякнет, и может даже первый министр сделает ему, не сумевшему сохранить минстрского сынка Богуну, какую-нибудь гадость. Но было кое-что похуже, а именно: исчезновение конвертов и свитков и, главное, пропажа того самого письма, которое, если его прочитает Ивор, откроет правду о его происхождении. А этого допустить было нельзя. Нужно вернуть мальчишку и заставить заплатить за все, что тот сделал, но сначала показать его Лоддину, чтобы получить оговоренную сумму.
   - Дрот! - крикнул Богун. - Дрот!
   Монах осторожно приоткрыл дверь и просунул в щель нос и один глаз.
   - Зайди. У меня для тебя особенное задание. Если справишься, прощу все твои прегрешения и глупость, и то, что ты позволил мальчишке сбежать.
   Дрот вошел в кабинет священника и плотно закрыл за собой дверь. На беспорядок внимания не обратил, просто переступил через разбросанные книги, и приготовился слушать.
   - Отыщи его, Дрот. Найди, побей хорошенько и приведи сюда. Живого. И забери у него все бумаги и деньги. Это нужно сделать срочно, Дрот. Ты понял? Срочно. Чем скорее, тем лучше. Он не должен встретиться с министром, не должен попасть во дворец, а он обязательно попытается туда проникнуть. Ему нужно будет поговорить с Лоддином, но этого разговора не должно случиться. Ты меня понял?
   Дрот дважды кивнул.
   - Если понадобится, опроси всех, кто живет вокруг монастыря, узнай, куда он отправился. Прочеши весь город, каждую канаву, каждый придорожный трактир, каждую забегаловку, где вкусно кормят, каждый дом, где он мог остановиться на ночь. Если быстро найти не получится, карауль у замка. Стереги каждый вход, каждый выход, но не дай ему встретиться с министром. Твоя задача поймать его и привести ко мне. Ступай.
   Монах снова кивнул и отправился к двери.
   - И вот еще что.
   Дрот обернулся.
   - С ним наверняка будет девчонка. Ее можешь забрать себе.
   Монах оскалился и вышел.
   Отец Богун не сомневался, что скоро, очень скоро Ивор будет валяться в его ногах и молить не убивать его.
   А священник его не послушает.
  

Глава 5

Проблемы, требующие решения

  
   В разбойничьем замке было тихо. Так тихо, как бывает только в могиле или в сгоревшем доме. Взметень, набычившись, сидел в своей комнате и тоскливо смотрел на лаз в прапрадедовский лабиринт, а разбойники не пили, не шумели, а ходили тенями и старались пореже попадаться главарю на глаза. Буря прошла, наступило затишье, но все понимали, что в любой момент могла разыграться вторая серия великой драмы под названием "Куда делся этот сопливец?"
   Взметень вздохнул. Он, конечно, погорячился. Погорячился, когда набросился на парня и загнал того в лабиринт, и теперь пожинал плоды поспешности принятого решения. Пацан оказался себе на уме. Может, духовы предсказания на него подействовали, а может отец плохо знал собственного отпрыска, но Бьорн ушел. Ушел в лабиринт. Кто знает, зачем? Найти прапрадедовское сокровище и доказать отцу, что духи предсказали ему сделать папаню невозможно богатым и влиятельным? Или просто сбежать подальше от взбешенного главаря разбойничьей шайки?
   Ответов не было, но сердце подсказывало, что больше Взметень своего сына не увидит. Тот либо заблудился в подземелье окончательно, либо каким-то чудом вместо того, чтобы помереть с голоду, найдет выход и сбежит из разбойничьего замка.
   - Взметень, а Взметень, - донеслось от двери.
   Главарь не обернулся.
   - Чего тебе, Слепень.
   - Лытка пленного привел.
   - Ну и ладно. Сами разберитесь. Что, в первый раз что ли?
   - Так важная птица, судя по всему.
   Взметень начал выходить из себя, но все равно не обернулся и не пошевелился. Ему не было дело ни до чего, кроме как до своих мыслей.
   - А мне-то что? Пусть Лытка сам с ним пошепчется. Отстань!
   - Важное дело, Взметень. Ты хоть глянь на него.
   - Да что мне на него смотреть! - Взметень вскочил, схватил с кровати одну из подушек и запустил в Слепня. - Пшел прочь!
   Слепень скрылся за дверью, а главарь вновь опустился на кровать. Но его не захотели оставить в покое - в дверях появился Лытка.
   - Слышь, Взметень, ты бы глянул, что я за птицу привел.
   - С купцом-богатеем сам разберешься, а королевских прынцев в наших лесах не водится.
   - Зато водятся королевские писари и члены Большого Совета.
   - Правда что ли? - Взметень качнул головой. - Ну, тогда показывай свою птицу.
   Королевский писарь Взметеня не впечатлил - худющий, с растрепанными волосами, царапиной на вздернутом носу и синяком под глазом. А вот Взметень, судя по всему, на королевского писаря произвел большое впечатление - тот съежился, хотя росточка и без того был небольшого, втянул голову в плечи, чуть не расплакался. Сразу ясно: сопливец. А меж тем кафтан на нем знатный - с блестящей вышивкой и сверкающими пуговицами, сапоги добротные, штаны щегольские, с красными полосами, да и ручки тонкие, холеные, словно у бабы. По всему видно, что не простой барин.
   Взметень прошелся рядом со связанным писарем, оглядел его внимательно с ног до головы, а сам задумался, какую тактику общения с этим "прынцем" выбрать: запугать хорошенько или задобрить. Или сначала запугать, а потом по головке погладить? Пожалуй, что так. На сопливцев это лучше всего действует. Поэтому Взметень нахмурил лохматые брови и упер руки в боки.
   - И чего это ты, Лытка, мне этакую шваль припер?! Чего с него окромя кафтана взять? И ведь теперь, сволочуга, дорогу к замку знает! А как стражников приведет? Али охрану? Что с ним делать станем? А с тобой?
   Лытка сразу смекнул, что к чему, и подыграл: бухнулся на колени, морду в пол опустил, а сам себя за волосы рыжие дергать стал:
   - Не казни, Взметень! Не подумавши я! Не убивай!
   - Не подумавши! - закричал Взметень, да так грозно, что писарь и вовсе зажмурился и дышать перестал. - Не подумавши! Вот повешу тебя на суку вместе с шпионом твоим! И кафтан тебе не понадобится!
   - Не губи!
   - "Не губи", - передразнил Взметень. - А чего мне с вами делать? Ну, ты, допустим, разбойник проверенный и глупость твою тебе прощу. А этого повесить.
   Писарь, как про "повесить" услыхал, глазки сразу приоткрыл и заныл:
   - Не вешайте меня, ваша светлость. Уж я человек, может, и небогатый, зато важный! Я вам пригожусь! И про замок ваш, честное слово, никому никогда не скажу!
   - Не скажешь? - Взметень прищурился и наклонил голову на бок.
   - Честное слово, ваша светлость!
   - Ну, допустим. А какой нам прок тебя в живых оставлять? Ты что, за меня перед королем словечко замолвить можешь?
   - Могу! - оживился писарь. - Могу замолвить! Члена Большого Совета король завсегда послушает!
   - Ну, коли так... - Взметень сделал вид, будто задумался, а потом цокнул языком. - Нет. Не пойдет. Не верю я тебе, писарь. Мы тебя отпустим, а ты сбежишь и про обещание свое забудешь.
   - Не забуду, ваша светлость! Честное слово! Самое пречестное!
   - Не, - Взметень снова цокнул языком. - Вот коли сейчас бумажку напишешь, какую надиктую, тогда поверю.
   - Напишу! Напишу, чего скажете, ваша светлость!
   - Развяжите его, - приказал Взметень. - И поищите бумагу. А ты садись, диктовать буду.
   Главарь кивнул на скамью возле длинного обеденного стола, и сам сел напротив.
   - Нет бумаги, Взметень, - сказал Лытка. - Да и писать нечем. К чему нам писать-то? Мы ж не счетоводы какие.
   Услышав про отсутствие бумаги, писарь испугался, что его снова свяжут и поведут вешать. Он вскочил со скамьи и бухнулся на пол.
   - Честное слово никому не скажу, и перед королем за вас заступлюсь, ежели чего! Не убивайте, ваша светлость! Я вам в залог, хотите, кафтан оставлю!
   - Кафтан, - криво усмехнулся Взметень. - Ну, оставишь ты кафтан, а как время придет, скажешь, будто ограбили тебя, да кафтан украли. А вот ежели руку в залог оставишь...
   - Руку? - писарь побледнел. - Руку не могу. Чем же я писать буду?
   - И то верно. Тогда палец. Это будет нашим с тобой, писарь, договором. И палец ты добровольно отдашь и поклянешься страшной клятвой, что поможешь мне, если в том появится нужда. И перед королем слово замолвишь, и перед министром, и перед главным королевским магом и перед духами лесными, ежели я попрошу.
   Писарь побледнел еще больше, по лицу пошли красные пятна, стал он губы кусать, да дрожать. Взметень подождал ответа, и махнул Лытке:
   - Ну, тогда ведите его на двор. Да потом тело закопайте подальше. Негоже нам тут диких волков свежим мясом приваживать.
   - Согласный я! - завопил писарь. - Согласный! Рубите палец! Все сделаю!
   Взметень оскалился и склонился к пленнику.
   - Ежели обманешь, - спокойно произнес он. - Самолично из тебя кишки вытяну и жрать заставлю.
   Писарь съежился, скрючился и тихо завыл. Изо рта слюни потекли, из глаз слезы, Взметеню аж противно стало. Сопливец он сопливец и есть. Ну, авось действительно когда сгодится. Ежели поймают Взметеня да казнить вздумают, будет у него в запасе поручительство члена Большого Совета.
   А Лытка молодец, знатную птицу поймал. Полезную.
   Взметень бросил на писаря последний взгляд и отправился к себе. В нем еще жила надежда на то, что Бьорн все-таки вылезет из лабиринта. Что потом с сыном делать, разбойник не знал, но твердо решил, что больше эмоциям победить над разумом не позволит. Слишком дорогой ценой победа достается.
  

* * *

  
   С возвращением короля хлопот у первого министра меньше не стало. Лоддин внезапно понял, что в этом году ему предстоит разобраться сразу со всеми вопросами, решение которых он откладывал год за годом, слабодушно надеясь, что решать их не придется никогда. И вот, как всегда, навалилось сразу все: требовалось срочно найти себе замену, разобраться с надвигающейся военной угрозой, определиться с вопросом престолонаследия, а ко всему прочему как-то найти королевскую печатку, которую маленький Власт так опрометчиво обменял на дракона.
   Кстати, дракон в этой истории оказался едва ли не единственным, с кем не возникло никаких проблем. Тварь мирно сидела в конюшне, ожидая, когда для нее выстроят индивидуальные каменные палаты, дышала дымом, пищала и почти ничего не ела. Последним Лоддин был немного обеспокоен, потому как подозревал, что для роста дракону требуется не одна корова в день, а их зеленая крыса от мяса отказывалась вовсе. Впрочем, у министра были дела важнее несварения желудка дракона.
   Для начала Лоддин разделил проблемы на две группы: срочные, и не очень срочные. К последним он отнес военную угрозу, потому что рандорцы придут в Иллорию никак не раньше ноября, а до того времени нужно еще дожить; а также собственного преемника, потому что чувствовал в себе достаточно сил прожить еще пару лет. К срочным проблемам относились поиски печатки и наследника, причем и с первым и со вторым нужно было определиться как можно скорее.
   Расставив приоритеты, первый министр наметил приблизительные пути решения каждой проблемы. Военный вопрос решится военными сборами, остальное находилось вне компетенции Лоддина. Собственная замена отыщется точно так же, как каждый год отыскивались кандидатуры в Большой Совет - путем кропотливого подбора людей, разговоров, испытаний и испытательного срока. Относительно наследника престола у Лоддина имелась одна мысль, осуществлением которой он займется сразу, как только решит вопрос с печаткой, и получилось, что первоочередной и почему-то самой сложной задачей оказались именно поиски маленького сделанного из золота предмета - символа королевской власти.
   Королевская печатка - вещь особенная. Не только потому, что ею скрепляют все письма, подписанные королем, и она должна украшать своим оттиском каждый королевский указ, но и потому, что о ее волшебных свойствах в народе ходят легенды. Лоддин не знал, откуда пошли слухи, но народ считал, будто печатка обладает особенной силой и властью, будто тот, к кому она попадет, обязательно станет королем, а король без печатки уже не король.
   Конечно, это было одной большой глупостью. Печатка обладала волшебной силой, но выражалась она всего лишь в особенной связи с королем, не более. Кусок золота, пусть даже и заколдованный, никого королем сделать, конечно, не мог, и король без печатки обладал все той же силой и властью. Но слухи не искоренить, а посему пропажа печатки становилась вдвойне опасной. Мало ли к кому попадет печатка и что ему может придти в голову? Вздумает поднять народ на бунт и свергнуть Власта, чтобы самому усесться на трон. Тут уж и без смерти Власта Иллория превратится в руины, потому королем быть очень сложно, и его работа заключается не в том, чтобы сидеть на троне, есть с золотых блюд, да приказывать, а в том, чтобы править, чтобы решать проблемы, заботиться о стране и подданных. А это, увы, далеко не каждому по плечу.
   Поэтому печатку следовало найти как можно скорее, и человек, который должен будет заняться поисками, должен обладать умом, сообразительностью, быть честным, нежадным, уметь хранить секреты и не слушать сплетен. Такие люди - большая редкость (особенно это касается последнего требования относительно неверия сплетням), и у Лоддина на примете не было ни одного человека, которому он не побоялся бы доверить эту сложную и ответственную миссию.
   Первый министр долго перебирал придворных и знакомых и даже думал обратиться за помощью к кому-нибудь из Большого Совета, но потом передумал - слишком уж важной была задача, чтобы поручать поиски тому же Тейту или Ерохе, но выход был. Существовал человек, который мог подсказать Лоддину, кого именно следует отправить в погоню за печаткой, и сейчас министр стоял перед массивной дубовой дверью, на которой ножом была нацарапана короткая надпись: "Не беспокоить! Прокляну!"
   Лоддин вздохнул и постучал.
   - Оставьте меня в покое! - тут же донесся из-за двери голос королевского мага.
   Судя по интонации, Селемир находился в дурном расположении духа, но выхода не было, и министр снова стукнул в дубовую дверь.
   - Я же сказал!
   Дверь содрогнулась от оглушительного удара, распахнулась, и министра окутало облако вонючего зеленого дыма. Лоддин закашлялся, и облако тотчас исчезло.
   - А, это ты. Ну, заходи.
   Министр вошел в комнату королевского мага и услышал, как за ним захлопнулась дверь. Сегодня покои Селемира представляли собой большой шатер из ослепительно-белого шелка. В воздухе витал аромат спелой земляники и мяты, пол был устлан разноцветными полосатыми тюфяками и матрасами, повсюду лежали подушки между которыми попадались крохотные, размером с большой арбуз, круглые столики, не достающие Лоддину и до колена. На столиках стояли изящные фарфоровые чайнички и вазы с фруктами и сладостями. Сам Селемир сидел в центре этого сладко-мягкого безобразия на внушительного вида зеленой перине в желтую полоску, и неспеша потягивал чай. На нем был надет цветастый халат и остроносые туфли, а лысину прикрывала полосатая желто-красная чалма.
   - Садись.
   Королевский маг указал глазами на лежащую напротив него подушку, и Лоддин тяжело опустился на пол.
   - Сегодня я к тебе за советом.
   - Ага, - Селемир отхлебнул из чашки и прикрыл глаза. - Как король?
   - В порядке. Но нам нужно отыскать королевскую печатку. Его величество обменял ее...
   - Знаю, - махнул рукой королевский маг. - Оттого с самого утра не в духе. Ну как ты не доглядел?!
   - Не доглядел. Теперь вот думаю, что делать. Нужно отправить кого-нибудь на поиски, но вот кого? Печатка - вещь особенная...
   Селемир открыл глаза, и Лоддин почувствовал, что ему за шиворот что-то капает. Маг действительно был не в духе - сотворил над головой министра тучу, из которой полился крупный, с вишню, дождь.
   - Прекрати! - рассердился министр.
   - А ты прекрати пересказывать то, что я и так знаю.
   - Тогда подскажи, что делать.
   Туча исчезла, но бязевая рубашка Лоддина так и осталась мокрой.
   - Доверься судьбе, - ответил Селемир и снова отпил из чашки.
   - Это как? Пойти на улицу, схватить первого встречного за руку и отправить его на ответственное задание?
   - Зачем же? Устрой лотерею. Пусть на поиски отправляется тот, кто вытащит счастливый билет.
   Лоддин скептически покачал головой.
   - Какой дурак станет участвовать в лотерее, если победителя пошлют туда, не знаю куда за тем, не знаю, за чем.
   - Мне тебя всему учить что ли? - рассердился Селемир? - Пусть будет нормальная лотерея. С призами и победителями. И народ привалит, и нужного человека найдешь.
   Министр задумался, но ничего надумать не успел - подушка, на которой он сидел, неожиданно поднялась в воздух и плавно, но решительно, выплыла в коридор прямо сквозь дверь, которая при приближении Лоддина сделалась дымчатой и полупрозрачной.
   Когда министр пролетел сквозь дверь, та с глухим щелчком снова стала вполне твердой и осязаемой, а подушка, словно потеряв связь с волшебными чарами, под тяжестью тела Лоддина упала на каменный пол.
   - Тебя самого впору проклясть! - буркнул Лоддин, потирая ушибленный бок. Но в целом он остался доволен выходом, который подсказал ему Селемир. Лотерея может помочь, если, конечно, он решится довериться судьбе.
   С судьбой у первого королевского министра были сложные отношения, но он решил, что вполне доверяет той, которая ни разу его не подводила, и отправился в Большой Совет, чтобы те подготовили лотерейные билеты.
  

* * *

  
   Ивор устал и хотел спать. С тех пор, как они с Ирией ушли из монастыря, он ни разу нормально не выспался и не отдохнул. Они все шли и шли, боясь задерживаться на одном месте. После случившегося Ивор не сомневался, что за ними будет погоня. Отец Богун не успокоится, пока не вернет свои деньги и не поймает вора. Хотя Ивор вором не был - он лишь забрал то, что священнику не принадлежало, и раздал тому, кому эти деньги нужнее, чем настоятелю монастыря. Они с Ирией трудились целую ночь, раскладывая купюры у чужих порогов, и очень устали. А утром пошли дальше.
   - Жалко, что у меня в городе нет знакомых, - Ивор вертел головой по сторонам с таким усердием, что казалось, еще немного, и она отвалится. - Как думаешь, в каком доме может жить врач? Вот и я не знаю. Хорошо бы спросить у кого-нибудь, но еще слишком рано.
   Ирия дотронулась до руки спутника, привлекая к себе внимание, а когда тот посмотрел на нее, подняла брови и наклонила голову.
   - Зачем нам врач? Для Охры. Ты, наверное, видела ее, когда собирала вещи.
   Девушка сделала знак рукой и прикрыла глаза.
   - Ах, уже все спали... Отец Богун избил бедняжку, сломал ей ноги. Боюсь, она уже не сможет ходить. Ей было очень больно, когда я видел ее. Я обещал прислать помощь.
   Охра качнула головой.
   - Не веришь? Ну, при тебе она, может быть, и заснула... А! Ты не веришь, что это Богун с ней сделал? Увы, Ирия. Твой обожаемый святоша не так уж свят.
   И Ивор снова стал оглядываться, размышляя о том, в котором из домов может проживать врач. Но ни надписи, ни знака, ни эмблемы, ни других указаний на нужный дом молодой человек не увидел. Все дома выглядели одинаковыми, только одни были чуть богаче, другие чуть беднее.
   Через час, когда на улице появились первые прохожие - крестьяне, несущие на рынок корзины с товаром, у Ивора заурчало в животе, а заплечная сумка и мешок Ирии стали казаться тяжелыми, хотя там практически ничего не было.
   - Нам нужно отдохнуть, - предложил молодой человек. - Кажется, та гостиница подойдет.
   Трактир "Путник" был самым обычным постоялым двором, какие встречаются на подходе к столице десятками. Большая двухэтажная изба, коновязь, задний двор с нужником, колодец, небольшой огород, который весной засеют луком, петрушкой и мятой, и запах горячих щей.
   У Ивора в холщовой сумке, которую он извлек из сундука в кабинете отца Богуна, еще оставалось немного денег, поэтому молодой человек взял спутницу за руку, и они вошли в полутемное помещение "Путника".
   Хозяйка - дородная краснощекая женщина в белом переднике - бросила на вновь прибывших внимательный взгляд, определяя, сколько денег может быть у них в карманах, не затеют ли они драку и не убегут ли, не заплатив. Результатами осмотра толстуха осталась недовольна - не подошла к клиентам, не усадила за стол, не спросила, что подать, а равнодушно отвернулась и встала за стойкой.
   Ивор и Ирия сами заняли столик у окна, выходящего на задний двор, и положили сумки рядом с собой.
   - А что, - громко спросил Ивор, обращаясь к хозяйке, - разве здесь не трактир?
   - Трактир, - ответила женщина недобро. - Но не про вашу честь. Я рвань с одного взгляда определяю. Топайте отсюда, пока ребят не позвала.
   Ирия потянулась к сумкам, но Ивор остановил девушку.
   - Мадам. Видимо, у вас что-то с глазами. Где вы видите рвань?
   И он достал из сумки деньги - не те бумажные с личной печаткой короля, а обычных, медные и серебряные монеты, на которые можно купить еду, не привлекая к себе ненужного внимания. Хозяйка вмиг подобрела, взяла из-за стойки полотенце, подошла к столику, за которым расположились дорогие гости, и смахнула с него крошки.
   - Что есть будете?
   - Все, что вкусно пахнет.
   Женщина улыбнулась. Такой разговор ее устраивал.
   - А комнату снять не желаете? Вижу, издалека идете, обмоетесь, отдохнете, выспитесь...
   - Что скажешь? - шепнул Ивор подруге. - Не хочешь немного отдохнуть?
   Ирия виновато опустила глаза.
   - Я тоже устал. Что ж, - обратился он к толстухе, - если договоримся о цене, пожалуй, и комнату снимем.
   - О цене договоримся, - успокоила хозяйка и крикнула, повернувшись к стойке, рядом с которой виднелась дверь во внутренние помещения. - Палашка! Комнату готовь!
   Поели вкусно и сытно. Трактирщица не зря была такой толстой - готовила она превосходно и наверняка сама любила свою стряпню. Впрочем, Ивор ничуть ее в том не винил. Они с Ирией съели по огромной тарелке жареного с луком картофеля, тушеную в подливе свинину, запеченных на углях карпов и выпили вкуснейшего кваса, от которого ударило в голову ничуть не хуже пива.
   Наевшись, молодые люди заплатили за завтрак и комнату, и поднялись на второй этаж. "Путник" и здесь их порадовал: комната оказалась хоть и небольшой, но теплой и уютной, правда вместо двух здесь стояла одна большую кровать.
   - Ложись, - предложил Ивор Ирии, и хотя у него самого закрывались глаза, разместился не на кровати, а в кресле, застеленном поеденной молью медвежьей шкурой. - А я пока посмотрю, что за конверты прятал в потайном шкафчике наш святоша.
   Ирия зевнула, сбросила с ног сапожки, повесила на спинку кровати куртку и легла. Молодой человек тем временем вытряхнул на колени свитки и конверты отца Богуна и погрузился в чтение.
   - Здесь нет ничего интересного, - произнес он спустя некоторое время, - обыкновенные долговые расписки. Даже дочитывать не хочется.
   Он свалил конверты обратно в сумку и свернулся в кресле калачиком.
   Ирия некоторое время наблюдала за ним, а потом похлопала рукой по одеялу, приглашая молодого человека лечь на кровать. Она сделала рукой жест, который Ивор растолковал как "здесь удобнее, чем там". Не согласиться было сложно, и он, разувшись и сняв куртку, вытянулся поверх одеяла.
   - Спи, - улыбнулся он девушке, и сам закрыл глаза.
   Ему казалось, что уснет сразу, как только голова коснется подушки, но сон не шел. Сначала он прислушивался к дыханию девушки, потом начал считать от ста в обратном порядке, потом думать о том, что им с Ирией теперь делать. Куда идти? Где остановиться? Чем заняться? Как жить? Вопросов было много, но ответы прятались за сизой туманной дымкой, и Ивор никак не мог ее разогнать. Он и дул, и махал руками, и прыгал, но только еще больше устал, а туман ничуть не развеялся.
   Вдруг он почувствовал, что кто-то его дотронулся до его плеча, и понял, что проснулся.
   Ирия выглядела отдохнувшей, но взволнованной. Одной рукой она тормошила Ивора, а в другой руке держала какую-то бумагу.
   - Что? В чем дело?
   Ирия замахала руками, стала что-то лихорадочно показывать, но спросонья Ивор ничего не понял. Он взял из рук девушки бумагу и прочел:
   "Этого мальчика берегите, как собственный кошелек, и кошелек ваш никогда не опустеет. Пусть живет в монастыре с остальными детьми на общих основаниях до тех пор, пока не придет время его у вас забрать.
   Каждый год вы будете получать вдвое больше того, что сейчас лежит в конверте, взамен вы назовете мальчика Ивором и никогда не скажете ему об этом письме.
   Я буду следить за его судьбой.
   Первый министр его величества короля Иллории и прилегающих водных территорий, Лоддин".
   Ивор протер глаза, прочитал бумагу еще раз и непонимающе уставился на Ирию.
   - Я что, сын министра?
   Девушка улыбнулась, замотала головой и снова начала что-то показывать. Ивор смотрел на спутницу, а потом неожиданно схватил ее за руки, останавливая бесконечный поток информации.
   - Мне нужно подумать.
   Ирия обиженно надула губы.
   - Мне нужно подумать, - твердо повторил Ивор. - Я не собираюсь все бросить и идти к этому Лоддину. Да, он мой отец. И что? Он оставил меня в приюте!
   Девушка освободила руки и снова начала "говорить", но Ивор закрывал глаза и мотал головой:
   - Он оставил меня! Бросил! Подумаешь, хотел забрать, когда придет время. Я, выходит, ему нужен! Понимаешь? Нужен. Как вещь. Как мне нужна холщовая сумка. Именно! Как холщовая сумка! До поры до времени она валялась в сундуке с тряпьем в кабинете отца Богуна, я и про нее знать не знал, думать не думал, а как время пришло, я ее забрал. Не потому что люблю или не потому, что привязан к ней, или, допустим, что мы сделаны из одного материала, просто в ней удобно носить вещи. Я попользуюсь ею, а потом выброшу. Или верну обратно священнику.
   Ирия взяла лицо молодого человека в ладони и заставила того смотреть на нее. Она долго объясняла ему что-то, что Ивор предпочел бы не слушать, и уговорила.
   - Ладно, - вздохнул Ивор. - Но только ради тебя. В конце концов, я теперь за тебя в ответе, и нам нужно где-то жить и что-то есть, а денег священника надолго не хватит. Но я пойду во дворец не для того, чтобы заявить свои права, а для того, чтобы мне дали работу. И тебе. Если у них найдется.
   Ирия улыбнулась и поцеловала молодого человека в щеку.
   - Ладно. Тогда собирайся. До дворца путь неблизкий. К тому же, нам надо еще найти врача для Охры.
   Они перекусили тем, что осталось с завтрака, собрали вещи и спустились.
   - Уже уходите? - трактирщица обслуживала клиента, но ради дорогих гостей, которые не только поели, но и сняли комнату, пусть даже всего на полдня, оторвалась от стойки и подошла к молодым людям. Вам все понравилось?
   - Да. Спасибо, - поблагодарил трактирщицу Ивор. - Не подскажите, как пройти к королевскому замку?
   - Это просто. Прямо по главной улице, никуда не сворачивайте. Как дойдете до рынка, обогните его по правой стороне, а там уж недалеко.
   - Ясно. А может, вы подскажете, где мы можем найти доктора?
   - Это совсем просто, - улыбнулась женщина. - Я доктор.
   - То есть как? Вы ведь...
   - Ну да, трактирщица. А еще я лекарь. Хворь почти любую могу вылечить, боль заговаривать умею, в травках кой-чего понимаю. Все соседи ко мне ходят. Только вот трактир больше денег приносит.
   - Ясно. - Ивор задумался, а потом достал из сумки три купюры с личной печаткой короля и зажал их в кулаке. - Я вижу, вы женщина честная, поэтому прошу вашей помощи. Вы знаете, где монастырь святого Палтуса?
   - Палтуса? Знаю. У меня сестра там в храме по полдня сидит, грехи вымаливает. Денег отдала... вся в долгах. А священник ей знай над ухом зудит: "больше клади, больше". Она и кладет, глупая. А чего в монастыре?
   - Там в бараке для девочек больная. У нее сломаны ноги. Ей очень плохо. Сможете помочь?
   - Ну, коли сильно сломаны, не смогу, а боль уберу, да вправлю так, чтобы срослось хорошо. Ежели не слишком серьезные переломы.
   - Я буду вам очень благодарен. - Ивор протянул женщине деньги. - А сестру из того храма забирайте. Нет там никаких чудес, сплошной обман.
   Трактирщица увидела деньги и открыла рот. Но спросить ничего не успела - Ивор взял Ирию за руку, и они вышли на улицу.
   День был чудесный - теплый, солнечный, по-апрельскому сырой, с лужами и капелью, однако дорога еще не успела оттаять и превратиться в грязное месиво, поэтому идти было легко.
   Ивор согласился на авантюру исключительно ради Ирии, сам он не хотел не только представать перед министром, но и вообще приближаться к королевскому дворцу, будто это здание представляло собой средоточие всего того, чего он ненавидел: лжи и предательства. Ведь вся его жизнь именно из этого и складывалась, и предал его ни кто иной, как родной отец.
   Будь его воля, Ивор сбежал бы из города, чтобы оказаться как можно дальше не только от монастыря, где прошло его детство, но и от дворца, где оно должно было пройти, ведь детство сына первого королевского министра - мечта любого подкидыша. Каждый маленький мальчик и каждая маленькая девочка, у которых нет родителей, представляют себе, что однажды на пороге монастыря появятся родители и заберут их из храма, и окажутся они красивыми, умными, добрыми и богатыми. Может быть даже королями или королевскими министрами. Эта надежда помогает сиротам, но никогда не осуществляется.
   Ивор никогда ни о чем подобном не мечтал, потому что знал - кем бы ни оказались его родители, они бросили его, отдали в монастырь, лишили счастливого детства, любви, материнской ласки и отцовского тепла. И будь они хоть королем и королевой, Ивор знал, что никогда не сможет простить их за то, что они с ним сделали.
   Ирия же напротив, казалась счастливой. В мечтах она наверняка всегда была принцессой или купеческой дочкой, и так как была доброй девушкой, искренне обрадовалась за товарища, и не понимала, почему он не разделяет ее чувств. А Ивор просто не мог. Он угрюмо шагал по дороге и намеренно не смотрел на свою спутницу.
   К рынку подошли, когда уже стемнело.
   - Переночуем где-нибудь? - предложил Ивор только для того, чтобы оттянуть момент, но Ирия отрицательно качнула головой - они выспались днем, и теперь могли идти хоть всю ночь.
   Молодой человек вздохнул.
   - Может, тебе лучше подождать меня здесь? Кто знает, как министр отнесется к тому, что я заявилюсь к нему без приглашения. Он же четко написал в письме, что я ему не нужен, а как понадоблюсь, он сам придет в монастырь.
   Ирия беззвучно рассмеялась, и Ивор невольно почувствовал себя трусом. Ну какой глупец побоится идти к собственному отцу? Не казнит же его министр, в самом деле. Пусть даже не примет, но работу Ивор у него выпросит. И хорошо бы не при дворце.
   - Ладно, пойдем.
   Рынок постепенно пустел, да и на улицах встречалось все меньше и меньше прохожих, а между тем дворец уже был виден. Они шли по пустынным улицам, и когда до моста через реку, отделяющую замок от жилых массивов, оставалось несколько сотен шагов, на их пути внезапно выросла массивная фигура человека в черной рясе.
   - Попался!
   Дрот потянулся к Ивору, но тот отскочил, увлекая за собой девушку.
   - Бежим! - крикнул он.
   И они побежали. Бежали так, как не бегали никогда до этого - быстро, почти не разбирая дороги, лишь углом глаза замечая препятствия, и не оглядываясь.
   Дрот не отставал. Он хоть и был массивнее, но ноги у него были длиннее, шаги больше и благодаря этому он ничуть не уступал молодым людям в скорости.
   - Туда!
   Ивор свернул с главной улицы, увидел темный проулок и нырнул между домами. Ирия неслась следом.
   - Скорее!
   Они обогнули еще один дом, забежали на чей-то двор и помчались по огородам.
   Маневренности Дроту недоставало. Он сильно снижал темп, когда приходилось резко поворачивать. Именно благодаря этому Ивору и Ирии удалось от него сбежать.
   - Не наступай на снег! Не оставляй следов!
   Молодые люди пробежали еще через две улицы, свернули за очередной угол и оказались в тупике - задний двор был обнесен высоким забором, а спрятаться можно было только за колодцем либо в сарае.
   - Сюда!
   Сарай оказался хранилищем дров. Поленья тремя длинными рядами уходили в темноту и не могли служить надежной защитой, однако выбора не было - Дрот был где-то рядом и в любой момент мог забежать в этот двор.
   Они вбежали в сарай, забились в самый дальний угол, присели и обнялись.
   - Откуда он узнал, что мы здесь? - шепнул Ивор.
   Ирия пожала плечами, а потом показала рукой на живот.
   - Точно! Мы же спрашивали у хозяйки трактира, в какой стороне находится дворец. Нам нужно уходить из города, Ирия. Надеюсь, ты это понимаешь. Видимо, я наступил Богуну не просто на мозоль, а на любимую мозоль, и он ни перед чем не остановиться, лишь бы поймать меня и тебя заодно, и вернуть свои деньги. За нами охотятся. И, кто знает, сколько человек. Дрота я знаю, а остальные? Сколько людей мог выделить Богун для нашей поимки?
   Ирия дрожала. Она все еще не могла придти в себя после встречи с Дротом.
   - Понимаю, ты скажешь, что министр нас защитит, но ты ошибаешься. Ни я, ни, тем более, ты, ему не нужна. Да к тому же Богун наверняка расставил своих людей повсюду вокруг дворца. Он ведь подозревает, что мы прочли письмо и обо всем догадались. Пусть он караулит нас у замка, а мы тем временем уйдем из города. Недалеко. И ненадолго. Просто для того, чтобы переждать.
   Неожиданно Ивор осекся. Он почувствовал, как напряглась Ирия, и увидел огромную лохматую тень мужчины в балахоне. Только монахи могли носить подобное одеяние. Значит, Дрот догнал их и теперь стоит рядом с их убежищем и освещает углы факелом.
   Молодой человек старался не дышать, зато дыхание преследователя слышал очень хорошо. Дрот втягивал в себя воздух, словно хищник, старался учуять запах добычи. Он медленно поворачивал голову из стороны в сторону и прислушивался. А потом также медленно повернулся и вышел.
   Ивор подождал, пока монах отойдет подальше, и выдохнул.
   - Значит, решено. Нам пора уходить. А к министру пойдем, когда Богун прекратит нас разыскивать.
   Ирия кивнула. Она была здорово напугана, да и сам Ивор едва сдерживался, чтобы не ударить кулаком бревенчатую стену сарая - он был испуган и зол на себя за то, что не подумал о преследователях раньше. А еще за то, что так легко согласился отправиться к министру. Ему не нужен отец. Ему никто, кроме Ирии, не нужен.
  

* * *

  
   Бьорн и Верея пришли в Кливр когда солнце стояло уже высоко над землей.
   - И где человек, которого мы должны встретить? - в который раз допытывался у девушки сын разбойника. - Это хоть мужчина или женщина? Старый или молодой?
   - Не знаю, - отмахивалась Верея.
   - Как же мы тогда поймем, что нам нужен именно этот человек, а не кто-то другой?
   - Поймем.
   Односложные ответы девушки и ее нежелание разговаривать начали надоедать Бьорну. Он рассчитывал на приятную беседу, но за всю ночь, пока шли по лесу, за все утро и большую часть дня травница лишь отмахивалась от своего спутника, словно от надоедливой мошки, и знай себе, топала вперед.
   - Нам надо в столицу? - удивился Бьорн.
   - Да.
   - Почему?
   - Потому что я там живу, и потому что именно там мы встретим нужного человека. Не думал же ты, что мы найдем его в лесу?
   - Честно говоря, я думал, этим нужным человеком окажется твой Голик.
   - Во-первых, он не мой, а во-вторых, я тебе уже говорила, что ничего страшного с ним не случится. Жив останется, выйдет из лесу, да к службе вернется.
   - Больно ты умной стала, как погляжу, как с духами пообщалась.
   - Я и была умной, - парировала девушка. - А тебя просто задевает, что я знаю о тебе больше, чем ты обо мне.
   - Ничего ты не знаешь, - обиделся Бьорн. - Ты обычная травница и ничего из себя не представляешь.
   - А ты сын разбойника, и представляешь собой еще меньше, чем я, хотя возомнил себя не знаю кем.
   - Ничего я не возомнил.
   Верея промолчала, только фыркнула, а Бьорн обиделся. Пусть Верея и разговаривала с лесными духами, и они рассказали ей, кто он, но она не знает о нем по сути ничего важного и никак не может утверждать, что он ничего из себя не представляет. Он представляет. У него есть предназначение, и предназначение это однозначно говорит, что он человек незаурядный. Разве это Верее предсказано убить главаря шайки разбойников? Убить Взметеня - это тебе не травку по лесам собирать, да с птичками разговаривать.
   Бьорн прикусил губу и решил с девушкой не говорить. По крайней мере, до тех пор, пока не разрешится загадка с непонятным человеком, которого они должны встретить и который, судя по поведению Вереи, очень много значит. Но девушка, видимо, почувствовала обиду спутника и ободряюще тому улыбнулась.
   - Не дуйся. Становишься на девчонку похож.
   "Вот еще новости! На девчонку! Разве у девчонок бывают такие плечи и мускулы? Ничего ты в мужчинах не понимаешь, девочка!"
   Бьорн сделал вид, что не расслышал и немного отстал. Пусть уж лучше впереди идет и молчит.
   Сын разбойника никогда не был в Кливре, хотя много о нем слышал, и теперь с удивлением и радостью рассматривал все, мимо чего они проходили. И все, что Бьорн видел, ему нравилось: выложенная булыжником главная дорога, аккуратные домики, деловитые крестьяне, бодро шагающие к центральной площади, телеги, запряженные настоящими лошадьми, все было ему в диковинку, особенно лошади. В лесу у Взметеня лошадей не водилось, и когда отец грабил торговые караваны, животных либо отпускал, либо резал на шкуры. А здесь, в столице, вот они рядом - живые, теплые, фыркающие, пахнущие навозом и сахаром.
   - Не отставай, - бросила через плечо Верея. - Уже скоро.
   Чем ближе они подходили к центру города, тем меньше снега было на улицах и тем больше шума производили люди, да и людей становилось все больше и больше. Кто-то громко расхваливал свой товар, кто-то понукал лошадь, кто-то ругался с соседом, кто-то смеялся.
   Вскоре они дошли до рынка - большой круглой площади с торговыми палатками. Здесь и вовсе было не протолкнуться, но зато отсюда можно было увидеть королевский замок.
   Он находился на острове, отделенном от остального города рекой. Лытка рассказывал, что раньше река текла по иному руслу и не отделяла королевские территории от города, а всего лишь огибала дворец, вместо реки замок от города отделяла высокая каменная стена. Но отец нынешнего короля, король Гретир повелел снести стену, а вместо нее выкопать ров с таким расчетом, чтобы река окружила замок со всех сторон. Таким образом стена больше не мешала обзору и не портила вид на королевские башни и призамковые постройки от центра города - с той самой рыночной площади, где сейчас находились Верея и Бьорн.
   Замок был красивым - аккуратным, со стрельчатыми окнами, некоторые из которых украшала мозаика, с балконами и растущими под крышами вечнозелеными растениями. Верея наверняка знала, как они называются, но Бьорн не стал спрашивать. Его внимание привлекла самая высокая башня с островерхой крышей, над которой развевался белый с золотым солнцем флаг Иллории.
   - Вот бы посмотреть оттуда вниз, - улыбнулся Бьорн.
   - Кто знает, - ответила травница. - Может, тебе и представится такая возможность. - Кстати, мы уже пришли.
   Рыночная площадь была полна народа, но не так, как обычно это бывало в торговый день, и не так, как это бывало в день открытия ярмарки, а так, как не было никогда. Народа было столько, что казалось, если в центр толпы попытается протиснутся еще хотя бы один человек, кого-то точно раздавят. Люди стояли вплотную друг к другу, упирались друг в друга плечами, спинами и локтями, толкались, ругались, кричали и, что самое удивительное, двигались. Бьорн пригляделся, и заметил, что точка, к которой стремилась толпа, находится напротив, на противоположном конце рынка, народ медленно, но верно продвигается туда, а побывавшие там продираясь через ту же толпу, спешат вырваться из давки.
   - Нам туда, - сказал Верея, и стала протискиваться сквозь толпу. Но далеко продвинуться ей не удалось.
   - Ты что, с ума сошла? Раздавят!
   Бьорн влез между двумя внушительного вида мужчинами, поднырнул под локоть толстой торговки, и оказался рядом с травницей.
   - Нечего там делать.
   - Правильно! Валите отсюда, не мешайте! - толстуха отпихнула Бьорна и продвинулась вперед на полкорпуса.
   - А что здесь происходит? - поинтересовалась у нее Верея.
   - Чего происходит, то и происходит. Нет, ну что за люди: лезут в толпу и не знают, зачем. Лотерея здесь происходит, не понятно что ли? Призы раздают.
   - Призы? Это интересно. И что, всем желающим?
   - Каждому по одному.
   - И хорошие ли призы?
   - Хорошие, - толстуха толкнула локтем лысого мужичонку и вновь продвинулась вперед. - Кому овцу, кому лошадь, кому шаль, разные призы. Никто обиженным не ушел.
   - Тоже мне, лотерея, - Бьорн изо всех сил старался не отстать от Вереи и толстухи, и заметно вспотел. - Просто дают каждому желающему по подарку. Понятно теперь, почему такой ажиотаж.
   - Эх, - вступил в разговор лысый мужичонка, которого отпихнула толстуха, - вот в Северной Рандории, слыхал, так каждый год делают. Оттого у них и нищих почти нет. Томко они не подарки раздают, а скот. Каждому по телку али молодой буренке. Вот бы и у нас каждый месяц так делать стали.
   - Не станут, - отрезала толстуха. - Говорят, они лотерею не просто так затеяли. Говорят, коли кто вытащит красный билетик, тому голову отрубят.
   - Это зачем же? - ахнул лысый.
   - А затем. Говорят, какого-то преступника ищут. Убивца. И найти никак не могут. Вот королевский маг, значит, и посоветовал - лотерею провести, да красный билетик положить. Кто вытащит - тот и убивец.
   - Ну вас! - махнул рукой лысый. - Сплетни-то слушать!
   - Не сплетни энто. Как ближе подойдем, сам увидишь, там уж и министр наготове стоит. Как кто красный билетик вытащит, так он того под белы рученьки в темницу и уведет. А потом голову отрубит.
   - А чего ж толпа такая?
   - Так подарок всем хочется получить - лошадь, к примеру, даром нигде не найдешь. А красный билетик... так он один всего, а билетов там целый мешок. Авось пронесет. К тому ж, королевский маг сказал, что красный билетик только преступник вытащит, вот никто и не боится.
   Бьорн с тревогой посмотрел на Верею, но девушка, казалось, не слышала разговора, она пробиралась все дальше и дальше, и сыну разбойника пришлось приложить некоторые усилия, чтобы поравняться с ней.
   - А ну, признавайся, чего тебе духи сказали? Я должен тот красный билетик вытащить?
   - Ну чего ты пристал? Сплетен испугался? Так не слушай никого. Обычная лотерея это. Из Северной Рандории посол недавно приезжал, рассказал об этом обычае, вот король и решил опыт перенять. Чего бояться? Да ты не стой! Двигайся! А то билетов не достанется.
   - Ну, смотри. Если меня по твоей милости жизни лишат...
   Бьорн остановился и присел:
   - На шею мне садись, так быстрее получится.
   Верея улыбнулась, и в глазах ее сверкнули живые искорки. Она положила ладони на голову молодого человека, наступила ему на бедро и спустя мгновение уже сидела на плечах сына разбойника.
   - Держись крепче. Только постарайся не сделать меня лысым.
   Бьорн, придерживая Верею за щиколотки, стал пробираться через толпу.
   - Пропустите! Дорогу! Дорогу! - кричал он и шел вперед.
   - Левее, - командовала сверху травница. - Вон того рыжего обойди. Так. Еще немного. Еще чуть-чуть!
   Бьорн сделал последнее усилие и оказался перед небольшим деревянным помостом на котором стоял молодцеватый усатый человек в ярко-красном кафтане с золотыми пуговицами. Рядом с человеком стояли две огромные дубовые бочки. В боку одной было проделано круглое отверстие, а вторая была целой, только без крышки. Правой рукой краснокафтанный отпихивал от себя желающих достать из бочки лишний билетик, а в левой держал гусиное перо. Этим пером он делал отметки на лбах тех, кто вытаскивал из бочки бумажку, чтобы они не могли получить выигрыш дважды.
   - Куды прешь! - периодически кричал он. - А ну в очередь! Ты! Чего лоб платком прикрыл, а ну снимай! Ах, паскуда! Ты уже получил свое! Пшел вон! Гоните этого в синем!
   И толпа выталкивала обманщика наружу.
   Чуть в стороне на том же помосте было установлено кресло, в нем сидел седовласый старик в богатых одеждах. Уголки рта его были опущены, и сам он выглядел усталым и грустным, однако глаза его сверкали совсем как у молодого человека. Он внимательно следил за происходящим, но не вмешивался.
   - Это министр, - шепнула Бьорну Верея. - Опусти меня.
   Бьорн присел, и травница спустилась на землю.
   Перед ней из бочки вытащил билет темноволосый мальчишка, лет десяти. Некоторое время он непонимающе смотрел на бумажку, потом передал ее краснокафтанному.
   - Петух, - прочитал тот, разорвал бумажку на две части и бросил в бочку без крышки. Потом потянулся к мальчишке и написал на его лбу наименование приза.
   - Несмываемые чернила, - предупредил он. - Сами исчезнут, когда петуха получишь.
   Мальчишка обнажил щербатый рот и, насвистывая, стал протискиваться сквозь толпу.
   - А где выигрыш-то дают? - полюбопытствовала толстуха.
   Оказывается все это время она шла за Бьорном и теперь оказалась прямо позади него.
   - На площади завтра выдавать будут, - краснокафтанный кивнул Верее. - Ну, чего замерла? Тяни!
   Верея вытащила из бочки "билет" и развернула. Бьорн увидел, как дрожат пальцы девушки и немало удивился.
   - Ты боишься? - шепнул он ей на ухо.
   Верея дернула плечом и развернула бумажку.
   - Походная сумка, - произнесла она.
   Краснокафтанный потянулся гусиным пером ко лбу Верее, но та неожиданно присела и толкнула Бьорна вперед.
   - Тяни! - велела она.
   - Кто без пометки, ничего не получит! - прокричал распорядитель лотереи, но Верея, поднявшись, встала за спиной молодого человека и явно не торопилась получить свой выигрыш.
   Бьорн протянул руку к бочке и вытащил оттуда бумажку. Он развернул ее и не сразу понял, что произошло - прямо из бумажки неожиданно полетели красные искры. Они взлетели высоко в небо и там взорвались огромными огненными цветами.
   Толпа пришла в движение, послышались вздохи, крики, одни явно выражали довольство тем, что красная бумажка обнаружена и им больше ничто не угрожает, другие сочувственно вздыхали, глядя на молодого парня, которому так не повезло.
   Министр поднялся со своего кресла и быстро подошел к краю помоста.
   - Пойдем со мной, - велел он таким тоном, что Бьорн даже не подумал ослушаться. Он просто оглянулся на Верею, которая виновато смотрела на него из толпы, и покачал головой.
  

* * *

  
   Верея чувствовала себя виноватой перед Бьорном. Если бы тогда, в лесу, она послушалась его, бросила бы Голика, отправилась бы с молодым человеком к тракту, а не пошла по следам труса-писаря, то сейчас уже была бы дома вместе со старушкой-матерью и младшей сестрой, а Бьорн ушел бы в город и спокойно занялся своим делом. Если у него были в городе какие-то дела. И возможно, они стали бы друзьями. Теперь же он бросил на нее такой взгляд, что она сразу перестала сомневаться в том, что узнала от лесных духов: на нее смотрел не спаситель, а сын разбойника. И теперь они уже никогда не будут друзьями.
   Тем не менее, Верея понимала, что ей не за что себя винить. Она не виновна в том, что случилось то, чему суждено было случиться, она всего лишь исполняла роль слепой проводницы. Бьорн не должен сердиться на нее, потому что она и сама пострадала от того, что не послушалась сына разбойника. Ей суждено было разделить с Бьорном его судьбу, сопровождать его, куда бы тот ни отправился. Духи не прямо об этом сказали, но Верея поняла их намеки, а когда вытащила из бочки билетик, на котором было написано "дорожная сумка", только убедилась в правильности собственной догадки. Она пойдет с Бьорном. И она пошла. Не знала зачем, но понимала, что так нужно.
   Лоддин провел их через мост, потом через главные ворота замка, они прошли уже знакомой Верее дорогой в кабинет первого министра. Девушка не знала, что будет дальше, не знала, зачем Лоддину понадобилось устраивать лотерею, и причем здесь Бьорн, однако она с облегчением вздохнула, оказавшись в уже знакомой ей обстановке.
   - Садитесь, - министр кивнул на скамью, а сам сел в кресло, отдаленно напоминающее трон, стоящее за большим письменным столом. - Я рад, Верея, твоему приходу.
   Девушка опустила глаза.
   - Я не нашла травы, которую искала, а Голик...
   - Это неважно.
   Министр с любопытством смотрел на Бьорна, ему не было дела до травницы, хотя он, несомненно, был рад ее увидеть, на лице старика даже отразилось некоторое облегчение, которому Верея так и не смогла придумать объяснения.
   - Надеюсь, вы не поверили слухам, будто мы ищем преступника? - с лукавой улыбкой спросил старик.
   Верея улыбнулась и усмехнулась, услышав вздох облегчения, вырвавшийся из груди сына разбойника.
   - Тогда к чему этот спектакль?
   - Дело очень деликатное, чтобы рассказать о нем в двух словах, - ответил министр, - поэтому для начала я хочу с вами познакомиться.
   - Меня зовут Бьорн, - ответил молодой человек. - Я сирота. Мы с родителями продали хозяйство и ехали по дороге, когда на нас напали разбойники.
   Верея заметила, что молодой человек смотрит на нее, но не произнесла ни слова. Не ей было выдавать сына разбойника министру. Пусть говорит, что хочет.
   - Родителей убили, а я убежал.
   - Да-а-а, - потянул Лоддин. - Значит, это судьба. Вам, юноша, видимо, на роду написаны приключения. Могу ли я вам верить?
   Бьорн вздрогнул.
   - Могу ли надеяться, что вы выполните возложенную на вас миссию честно? Дело, молодой человек, государственной важности, и доверить его я могу лишь человеку, которому посчастливилось вытащить из бочки красный билетик.
   - Так суждено?
   Министр медленно кивнул и начал рассказ:
   - Дело, которое я хочу поручить тебе, Бьорн, очень серьезное и очень ответственное, требующее недюжинной смелости и отваги. Тебе придется отправиться в погоню за людьми, к которым случайно попало нечто очень важное. Догнать их и каким-то образом взять эту вещь у них и вернуть мне, принести сюда, во дворец.
   - Это разбойники?
   Верея заметила, как побледнел молодой человек, задавая этот вопрос, но она поняла, что бледность вызвана не страхом, а опасением. Он ведь сын разбойника, и если уж сбежал от своей шайки, теперь ему ни в коем случае нельзя попадаться им на глаза. Бьорн явно не хотел видеть ни друзей по бандитскому ремеслу, ни отца. Девушка поежилась, вспомнив единственное мгновение на поляне, когда духи показали ей высокого черноволосого и черноглазого мужчину со шрамом на левой щеке. От него веяло такой злобой, что травница ночью в темном лесу предпочла бы встретиться не с ним, а со стаей волков.
   - Нет, это не разбойники. Это бродячие артисты.
   - Артисты? Они у вас что-то украли?
   - Нет. Это был честный обмен. Ну, почти честный, если не считать, что они обменивались с шестилетним ребенком.
   Верея хотела было спросить, что такого могло быть у маленького мальчика, чему позавидовали бы бродячие артисты, но Бьорн ее опередил:
   - Что мне нужно найти?
   - Королевскую печатку, - вздохнул Лоддин. - Надеюсь, вы представляете себе, как она выглядит?
   Сын разбойника медленно кивнул и непонимающе посмотрел Верею, а потом перевел взгляд обратно на первого министра.
   - Понимаю, вам сложно понять... я вам все расскажу.
   И Лоддин рассказал. Про то, как сын одного из придворных пробрался в королевские покои, как стащил из стола реликвию и обменял ее у бродячих артистов на дракона. Бьорну предстояло найти этих самых артистов и забрать у них золотую печатку
   - Теперь ты понимаешь, какое важное и срочное дело я тебе поручаю?
   Молодой человек кивнул.
   - Само собой разумеется, за выполнение этого задания тебя щедро наградят. Получишь все, что только пожелаешь. В пределах разумного, конечно. А если не справишься...
   Министр кашлянул и замолчал.
   - Как я понимаю, у меня нет выбора? - спросил Бьорн.
   - Я бы не стал выражаться так категорично, но мне просто не к кому обратиться. Селемир подсказал отличный выход. Тебя выбрала судьба.
   - И я должен подчиниться?
   - А что ты теряешь? - Лоддин наклонился вперед. - Семьи у тебя больше нет, денег, как я погляжу, тоже. Да и делать что-то нужно, торговать или сливу выращивать, или кур разводить...
   - Соглашайся, - Верея подала голос впервые с тех пор, как Лоддин привел их в свой кабинет. - И меня с собой возьми.
   - А какой это стати?
   - А с такой. Забыл, что мы с тобой теперь связаны?
   Бьорн замолчал. Верея понимала, что молодому человеку нужно время, чтобы подумать, но по ее мнению, думать было нечего. По мнению Лоддина, тоже. Он кашлянул, открыл выдвижной ящик стола, достал оттуда кожаный кошель с завязками, украшенными золотыми нитями, и подвинул к Бьорну.
   - Этого хватит на три месяца. Но я надеюсь, что вы справитесь быстрее. Верея, девочка, а ты не передумаешь? С кем останется твоя мать?
   - Не передумаю, - ответила травница. - За матерю сестренка присмотрит, а я, пока за артистами идти будем, травку вашу поищу. И провожатого лучше Бьорна мне не найти.
   Молодой человек как-то странно посмотрел на Верею, а потом взял кошель.
   - Мы отправляемся завтра на рассвете. Надеюсь, вы приютите нас на ночь?
   Лоддин улыбнулся и развел руками:
   - Весь дворец в вашем распоряжении.
   Верея тоже улыбнулась. Отчего-то ей казалось, что с этого момента в ее жизни многое изменится в лучшую сторону.
  

* * *

  
   - Ваше величество, у меня к вам серьезный разговор, - сказал Лоддин и тут же мысленно усмехнулся - фраза, которую произнесли его уста, звучала так, будто он обрался к маленькому мальчику, который плохо себя вел и нуждался в воспитательной беседе, но никак не к взрослому мужчине, и уж тем более не к королю.
   Тем не менее, Власт не рассердился, он слишком уважал министра и был слишком многим ему обязан, к тому же знал, что если уж Лоддин обращается к нему подобным образом, значит, на то имеются веские причины.
   - Входи.
   Лоддин поклонился и вошел в покои его величества.
   Королевская спальня дворца разительно отличалась от комнаты наверху башни. Прежде всего тем, что здесь была только одна кровать и один шкаф для одежды, а еще тем, что комната меньше всего походила на королевские покои. Власт не любил роскоши, излишества и разного рода украшательств, а потому мебель в его спальне была добротной, но самой простой. Единственное, что говорило о знатном происхождении хозяина комнаты - вырезанное на каждой плоской поверхности маленькое солнце. Это "клеймо" - крохотное, с кулачок младенца, повторяло своими очертаниями главный символ Иллории, изображенный и на флаге, и на пропавшей печатке, и на всех монетах.
   Его величество уже проснулся, но еще не встал с кровати, ждал, пока слуги принесут горячую воду для умывания. Лоддин присел на стул возле окна и приготовился к тяжелому разговору. В который раз во всем важном, что происходило в королевстве, был виноват именно он. А вина, в которой он решился признаться сегодня, давила не его сердце тяжелым камнем целых восемнадцать лет.
   - Что-то случилось? - король приподнялся на подушках и сел в кровати. - У тебя такое выражение лица, будто ты сейчас скажешь, что у тебя две новости: одна хорошая, другая плохая. Плохая новость состоит в том, что все жители Кливра заболели неизвестной, очень опасной и очень заразной болезнью, а хорошая в том, что они быстро умирают и не успевают заразить больше десяти человек. Что случилось, Лоддин? Почему ты пришел ко мне в такую рань и даже не предупредил?
   - Простите, ваше величество. Ничего плохого не случилось, и я пришел к вам так рано лишь потому, что все важные вопросы лучше решать с утра, чтобы было больше времени на их обдумывание.
   - Нам снова угрожают войной? Явился еще один гонец, но теперь не с севера, а с юга?
   - Нет, ничего такого, ваше величество. Но я, право, не знаю, как начать, потому что то, что хочу сказать вам... боюсь, вы не дослушаете и прикажете отрубить мне голову. Или дослушаете, но потом все равно прикажете.
   - Да в чем дело?! Не тяни!
   - Тогда позвольте начать с хорошей новости.
   - Ага, значит, я угадал, и есть плохая?
   - Нет, плохих новостей нет. Есть проблема, в появлении которой виноват ваш покорный слуга, но эта проблема может помочь нам решить другую проблему, в появлении которой тоже виноват я.
   - Лоддин, - нахмурился Власт. - Если не перестанешь говорить загадками, прикажу отрубить тебе голову.
   Первый министр улыбнулся попытке его величества немного подбодрить его, но дело, с которым он пришел к королю, было слишком важным, жизненно важным, жизненно важным для целого королевства, чтобы Лоддина могла развеселить какая-то шутка.
   - Хорошая новость состоит в том, что сегодня на поиски печатки отправились два доверенных человека.
   - Как быстро они справятся с заданием?
   - Не уверен, что быстро. На сегодняшний момент артисты, у которых теперь находится наша печатка, наверняка ушли довольно далеко.
   - Но бродячие артисты довольно заметные фигуры.
   - Я на это надеюсь.
   - А теперь выкладывай плохую новость. То есть проблему, которая может помочь нам решить другую проблему.
   Лоддин кивнул, но вместо ответа спросил:
   - Помните ли вы Альвин, ваше величество?
   - Альвин, - на лице Власта появилась грустная улыбка. - Конечно, помню. Как я мог забыть ту, которую любил больше всего на свете?
   - А помните ли вы ребенка, которого она вам родила?
   Его величество нахмурился.
   - К чему все эти воспоминания? Конечно, я помню своего сына. Он у меня один был. И он умер вместе с матерью. А если бы не умер, я сам бы его убил за то, что он лишил меня единственной радости в жизни.
   - Помните, ваше величество, недавно мы говорили с вами о вашем преемнике, о человеке, который сможет занять трон после вашей смерти?
   - К чему ты ведешь?
   - Были бы вы рады, если бы нам удалось оживить вашего сына? Чтобы королевством правил человек, в жилах которого течет королевская кровь? Ваша кровь? Конечно, нам нужно было бы многому его научить, но...
   - Хватит, - прервал министра Власт и поднялся с постели. - Он умер.
   - А если бы ожил? Пожалуйста, ваше величество, неужели вы до сих пор вините младенца в том, что его мать отдала ради него жизнь? Неужели ваше горе не притупилось за восемнадцать лет и в вашем сердце до сих пор живут необоснованные злость и ярость? Неужели вы...
   - Лоддин, - король подошел к министру, положил ладони на его плечи и заглянул в глаза. - Ты хочешь сказать, что тогда, в ночь, когда скончалась моя Альвин, ребенок не умер?
   Министр медленно закрыл лицо ладонями.
   - Простите старого болвана, ваше величество. Я помню все, что тогда происходило, как будто это было вчера. Будто моя память перестала слушаться времени и решила остановиться именно на том дне, будто время, прошедшее со смерти Альвин, это мгновения, секунды, дни, но никак не месяцы и годы. А ведь я всего лишь министр, не король, не муж, не человек, который любил Альвин больше жизни, я не имею права на такую память. Представляю, каково вам жить с этими воспоминаниями.
   Лоддин почувствовал, что Власт убрал руки с его плеч, но не ушел, а напротив, опустился рядом с министром на колени.
   - Мне не так повезло, как тебе, - прошептал он. - Моя память подобна засохшему цветку - крошится от малейшего дуновения ветра. Расскажи мне все. Дай вспомнить!
   Первый министр открыл глаза, вздохнул, погружаясь в воспоминания, и негромко заговорил:
   - Когда Альвин появилась во дворце, о ней заговорили все. Казалось, в Кливре не было человека, который ни разу не слышал бы историю о девушке, приехавшей в замок на осле, вся одежда которой состояла только из старый рыбацкой сети. Говорили о ее смелости, уме и красоте. Ей было не более двадцати. Благодаря смуглой коже, оливковым глазам и темным тяжелым волосам она казалась амазонкой - очень красивой, очень смелой и очень свободной.
   Своим видом Альвин хотела привлечь внимание к проблемам рыбаков приморских городков, налоги для которых были непомерно большими и не зависели от улова. А ведь улов случался не каждый день, а хороший улов - не каждую неделю, а подати приходилось платить такие, будто рыбаки вытаскивали из моря одну полную сеть за другой.
   Помните, ваше величество, мое изумление, когда я рассказывал вам о смелой девушке? Она добилась высочайшей аудиенции, и вы пообещали ей решить проблему в ближайшее время, и потребовали, чтобы девушка осталась в замке, дабы она смогла передать рыбакам ваш ответ. И юная красавица осталась. Стоит ли говорить, что вы полюбили Альвин с первого взгляда, и она ответила вам взаимностью.
   Свадьбу праздновали всей столицей. Праздник в замке длился целую неделю, но не забыли и простой люд. Помните, как Альвин упросила вас выставить на рынке фонтан с пивом? Вы были категорически против, ведь под хмельком народ мог начать буйствовать, но Альвин умела настоять на своем, и фонтан установили в самом центре главной площади, правда, торговые ряды пришлось убрать...
   Вашему счастью завидовали многие, а король Пристлии даже не прислал поздравления - так его задела ваша свадьба, ведь он рассчитывал выдать за вас свою дочь, дабы соединить два королевства.
   Но счастье не бывает бесконечным. В то время вы уже находились под действием снадобья Селемира, и вам пришлось выдержать тяжелый разговор и объяснить супруге, что происходит с вами каждый год и сколько на самом деле вам лет. Альвия к тому времени уже ждала наследника. Она испугалась, что это может повлиять на ребенка и в глубокой печали заперлась в одной из башен. И вы так и не смогли заставить ее оттуда выйти, и увиделись только в день вашей смерти.
   Помню, как она плакала и гладила вас по седым волосам, морщинистым щекам, высохшим пальцам, как рыдала, когда я вытащил из сундука белый саван и уложил вас на кровать под малиновым балдахином, как выла, когда из вашей груди вырвался последний вздох... Альвия боялась. Боялась, что вы больше не проснетесь, и что ее ребенок унаследует это ваше проклятье.
   Но все обошлось. Вы очнулись, и у Альвии появился младший братишка. Она нянчилась с вами, ваше величество, пока вы были совсем маленьким, и когда подросли. Она купала вас в ванночке, кормила кашей, читала на ночь сказки. А время родов неумолимо приближалось.
   И вот в одну мартовскую ночь у королевы начались схватки. Никогда не забуду, как она мучилась, и благодарю небо за то, что вы этого не видели. Я думал, она не выдержит боли и умрет раньше, чем появится ребенок, но Альвин не умирала, и ребенок не спешил на свет, будто она изо всех сил старалась задержать роды до вашего возвращения. А до вашего возвращения оставались ровно одни сутки.
   В ночь, когда вы выпили зелье для ускорения взросления, Альвин уже не могла терпеть, ее тело ослабело и она едва дышала. Ребенок родился. Несмотря на тяжелые роды, он был сильным, крепким и здоровым, словно мать отдала ему все силы, что у нее еще оставались.
   Я боялся, что она умрет, и вы не успеете попрощаться, но вы успели. Как только превращение завершилось, вы поспешили в комнату своей любимой и успели услышать ее последний вздох. Она просила назвать сына Ивором.
   Лоддин замолчал, переживая то, что пережил в ту ночь. Молчал и Власт. Он тоже переживал и ждал продолжения, ведь дальше начиналась та часть истории, что была ему неизвестна.
   - В ту ночь вы были в ярости. Потеря любимой сломила вашу волю, вы ослепли, оглохли и потеряли способность разумно мыслить. Вы метались по замку, разрушая все, что попадалось под руку, избили повитуху, которая не смогла спасти Альвин, и кричали, что убьете всех, кто повинен в смерти королевы. А в смерти королевы был повинен ребенок и вы, ваше величество.
   Король опустил голову, но Лоддин неумолимо продолжал:
   - Вы знали, что виноваты, но ничего не могли с этим сделать, поэтому решили отыграться на несчастном малютке.
   - И ты сказал, что он умер.
   - Сказал. И сказал, что позабочусь об их телах - Альвин и маленького Ивора. Но вы не позволили хоронить сына в могильном склепе, и никогда не спрашивали, где я похоронил его.
   - А ты его не похоронил?
   - Он жив, ваше величество. Ивор жив. В ту ночь я отнес его в монастырь святого Палтуса - самый лучший монастырь столицы. Я позаботился о том, чтобы к мальчику хорошо относились.
   - И я могу увидеть его?
   - Не только увидеть, но и забрать в замок. К тому времени, как вы обучите его всему, что умеете сами, мы найдем способ избавить Иллорию от гибели вместе со своим королем и вы, наконец, сможете уйти на покой.
   Власт помолчал, а потом вздохнул:
   - Я не буду рубить тебе голову, Лоддин. Хотя ты заслуживаешь хорошей порки за то, что не рассказал обо всем раньше. Мой сын должен был расти во дворце.
   - Прежде всего, ваш сын должен был выжить и не погибнуть от рук сошедшего с ума от горя короля.
   Лоддин поднялся и направился к двери. Королю нужно было о многом подумать, а ему кое-куда съездить.
  

* * *

  
   Отец Богун всегда знал: появление у стен монастыря королевской кареты с золотыми солнцами на дверцах - плохой знак, а уж в сложившихся обстоятельствах это сомнений не вызывало. Будто святой Палтус ополчился на своего верного слугу за сорванное торжество и решил наказать по полной программе.
   Священник стоял в дверях храма, не решаясь выйти к гостю. Он знал, кто приехал, но был удивлен тем, что на сей раз первый министр не стал прятаться и скрываться, а прибыл открыто, в королевской карете.
   - Добрый день, Богун, - поздоровался Лоддин, слезая с подножки.
   - Добрый день, министр. - Настоятель монастыря слегка поклонился и указал на церковь. - Прошу.
   Лоддин неспешно отправился знакомым ему маршрутом, а отец Богун тем временем подозвал одного из ребятишек и распорядился, чтобы приготовили чай и самое лучшее угощение, какое найдется на кухне.
   Богун провел гостя в свой кабинет, где на месте портрета отца Андрияна висел невыразительный пейзаж, изображающий половодье, и предложил кресло.
   - Чай сейчас принесут.
   - Не стоит беспокоиться, - улыбнулся первый министр, - я приехал не для того, чтобы доставлять вам хлопоты, а чтобы от них избавить.
   В животе отца Богуна что-то перевернулось, сердце дернулось от нехорошего предчувствия.
   - Разве вы приехали не затем, чтобы внести плату за очередной год?
   - Нет. Сегодня я заберу у вас то, что оставил восемнадцать лет назад.
   Богун закашлялся, поперхнувшись собственным языком.
   - Понимаете, Ивора сейчас нет. Я... отослал его в город. Нам нужны свечи... да, нам нужно много свечей, чтобы освещать храм. И масло.
   - Ничего, - Лоддин откинулся на спинку кресла. - Я подожду, пока он вернется.
   - Он может задержаться в городе. Он всегда задерживается, а иногда даже не приходит ночевать, потому что мы не разрешаем воспитанникам бродить по опасным городским улицам в темноте.
   - И где же ночуют ваши воспитанники? Не в поле же. Я поеду туда, и заберу его.
   Отец Богун почувствовал, что вспотел. Руки стали липкими и горячими, по лбу стекла жирная капля пота и повисла на кончике носа. Он смахнул ее, сделав вид, будто обмахивается рукавом от жары, хотя в кабинете было не жарко.
   - Боюсь, это невозможно, - промямлил священник. - Понимаете, Ивор очень своенравный ребенок. Не хочу сказать о нем ничего плохого, но он может переночевать в любом месте, где захочет...
   Священник не знал, что еще придумать, а под вопросительным и пронзительным взглядом первого министра потерялся и сам слышал, как неправдоподобно звучат его слова.
   - Где он, Богун? Где Ивор?
   - Он, - священник снова смахнул с носа каплю, - он гуляет. Но вернется не скоро. Не сегодня. Может быть, завтра. Или послезавтра. А скорее всего на следующей неделе. Но как только он появится, я обязательно пришлю к вам человека, чтобы сообщить...
   - Богун, где он?!
   В голосе министра послышалась сталь. Сталь прочная, закаленная, из которой делают лучшие мечи и ножи. Эта сталь могла ранить, а могла даже убить.
   Богун сглотнул и удивился, как осип его голос:
   - Он сбежал.
   - Сбежал? - Лоддин вскочил с кресла, едва не опрокинув столик, подготовленный для чаепития. - Сбежал?! Куда? Когда? Почему?
   Священник сложил руки на груди и тоже встал с кресла.
   - Мы его найдем, - быстро произнес он. - Мальчишка не успел далеко уйти.
   - Почему он сбежал? - практически закричал министр. - Что ему здесь не нравилось?
   Лоддин замер на полуслове и медленно опустился в кресло. В нем что-то изменилось, отец Богун это понял, но не разобрал что именно, однако старик вдруг перестал казаться добрым и безобидным, теперь напротив священника лениво расположился лев. Он, может, и был стар, но еще мог рыкнуть так, что сердце уйдет в пятки, махнуть лапой и превратить одежду в кучу лохмотьев, вгрызться острыми зубами в плоть, разорвать, лишить жизни...
   - Так ты с ним плохо обращался, - медленно и тихо произнес первый министр. - Так здесь ему было плохо. И ты довел мальчика до того, чтобы тот сбежал. Значит, бродить по дорогам и зарабатывать на хлеб случайной работой для него лучше, чем жить здесь.
   Богун медленно втянул голову в плечи. Пожалуй, впервые в жизни ему стало страшно. Сидящий перед ним старик мог не только закрыть монастырь, выгнать его на улицу, но и посадить в темницу и даже казнить. А он, Богун, не мог ничего, кроме как снова пообещать:
   - Я найду его, Лоддин. Он из баловства сбежал. С девушкой.
   - С девушкой?
   - Ну да, - Богун услышал в голосе министра заинтересованность и тут же схватился за спасительную мысль. - Ей исполнилось восемнадцать, и она решила уйти из монастыря. А мальчишка, хоть я и пытался его уговорить остаться, меня не послушал. Сбежал тайком за своей невестой. Мы найдем его, я обещаю.
   Лоддин тяжело поднялся с кресла и направился к дверям.
   - Ты пожалеешь, Богун, если в ближайшие дни Ивор не появится во дворце. Сильно пожалеешь.
   - С вашим сыном все будет в порядке, - заверил священник.
   - С моим сыном? Кто сказал, что он мой сын?
   Лоддин произнес это спокойно и уверенно и в то же время удивленно, и священник сразу ему поверил.
   - Мы найдем его. Мы уже его ищем.
   Министр кивнул и вышел за дверь. А священник задумался. Если Ивор не сын министра, но за ним присматривает, значит, Ивор сын... кого-то повыше, чем министр? Но кто может быть выше статусом? Только король.
   Отец Богун медленно опустился в кресло. Ему предстояло о многом подумать.
  

* * *

  
   В дорогу отправились рано утром. Бьорн все еще сомневался, стоит ли ему брать с собой Верею, но девушка оказалась упрямой и настойчивой, и объявила, что если Бьорн ей откажет, она расскажет министру правду о сыне разбойника, и его не только никуда не отпустят, но и посадят в темницу.
   - За то, что я родился в разбойничьем замке, в тюрьму не посадят, - отрезал Бьорн. - Я не разбойник и никого не грабил и не убивал. А если ты вздумала шантажировать меня, так мне тоже есть, что рассказать министру. Например, о твоем Голике. Бросила его лесным духам на потеху и даже не вспомнила ни разу.
   - С Голиком все будет хорошо, - рассердилась девушка. - И прекрати называть его "моим"!
   - Я же о тебе беспокоюсь, дурочка. Мало ли что в дороге случиться может! Сиди дома, ухаживай за старушкой матерью, травки собирай...
   Договорить Бьорн не успел - получил довольно ощутимый удар кулаком в живот.
   - Еще одно слово, и я покажу тебе, кто здесь дурочка.
   Молодой человек отдышался.
   - Не слабо дерешься.
   - Я еще и не то могу. Ну, берешь меня с собой?
   - Ну что с тобой сделаешь? Беру.
   - Вот и ладно. Только прежде мне надо домой зайти, попрощаться.
   Жила Верея в старом бревенчатом доме недалеко от рынка. Бьорн подождал снаружи, пока девушка попрощается и соберет вещи. Он приготовился к долгому ожиданию, но Верея вышла довольно скоро. Она переоделась, и теперь на ней были кожаные ботиночки, коричневые штаны, подпоясанные широким ремнем, с которого свисал небольшой кошель, коричневая рубаха с длинным рукавом и кожаный жилет с двумя нагрудными карманами. Волосы девушка завязала узлом и перетянула тонкой коричневой лентой. В руках травница держала небольшой мешок на завязках.
   Бьорн невольно улыбнулся. В таком наряде она походила на настоящего маленького разбойника. И где только нашла такие штаны и жилет?
   - Куда сначала? - спросила девушка.
   - Сначала на рынок. Нужно узнать, в какую сторону ушли артисты и куда отправились. - Бьорн скептически качнул головой. - Может, мешок мне отдашь? Тебе, наверное, тяжело его нести.
   - Не отдам. Во-первых, мало ли что случится - отберут у тебя мешок, а там все наши вещи. А во-вторых, он совсем не тяжелый.
   - И что у тебя в мешке? Травки?
   - Может, и травки. Ты топай, не разговаривай. Болтун.
   Бьорн улыбнулся и пошел в сторону рынка. В его дорожной сумке лежала сменная одежда, кремень для разжигания огня, металлический котелок, запас вяленой рыбы, немного сушеного мяса, пара свечей, веревка и завернутый в тряпицу отцовский кинжал. Нож с голубым лезвием, который когда-то подарила ему мать, был спрятан за поясом. Он предполагал, что путешествие окажется недлинным, но в пути может случиться всякое, и лучше взять с собой что-то лишнее, чем в критический момент чего-то не досчитаться.
   Опрос на рынке ни к чему не привел. Артистов видели многие, но никто не знал, куда они ушли.
   - Туда куда-то, - махали люди рукой, указывая в совершенно противоположные стороны.
   - Что делать будем? - спросил Бьорн.
   - Спрашивать дальше.
   - Но никто не знает!
   - Ты просто не умеешь разговаривать с людьми. На тебя смотрят, как на бродягу, дай я попробую.
   - Ну попробуй, - улыбнулся Бьорн.
   Молодой человек был уверен, что Верея, которая тоже, между прочим, выглядела как бродяга, не добьется успеха. Вот если бы на ней было длинное платье, а не штаны, и в руках она держала корзину с травами, а не дорожный мешок, с ней наверняка говорили бы охотнее, чем с Бьорном, но теперь они были на равных.
   Но Верея его удивила. Она вернулась раньше, чем он предполагал, и, улыбаясь, сказала:
   - Кажется, они отправились в Северную Рандорию.
   - Кажется, или они действительно отправились в Северную Рандорию?
   - Кажется. Но это наверняка. Мне показали дорогу, а насколько я знаю, это дорога именно в Северную Рандорию и ведет. Там есть пересечение с торговым трактом, но не думаю, что артисты отправятся по деревням. В любом случае, нам известно направление. Как дойдем до развилки, будем думать дальше. Ну что, правильно сделал, что меня с собой взял?
   Бьорн показал все тридцать два зуба и повесил дорожную сумку на плечо.
   - Пошли уже.
   - Значит, доволен, - констатировала травница. - Отсутствие ответа, это тоже ответ. Но давай сначала купим лошадей. Не пешком же идти.
   И они отправились на рынок.
  

* * *

  
   Ночевали Ивор и Ирия в том же самом дровяном сарае, где нашли спасение от Дрота. Было холодно и жестко, но все лучше, чем вернуться в монастырь, где отец Богун спустит с них три шкуры.
   - Не пожалела, что ушла со мной? - спросил Ивор утром, когда они, позавтракав сухарями, вышли из сарая и отправились по дороге к лесу.
   Ирия качнула головой и показала сложный жест, который молодой человек истолковал как "слишком много глупых вопросов". Больше вопросов Ивор не задавал.
   Они шли сначала между маленьких домов бедняков, окруженных огородами, потом вышли на широкую улицу, выложенную булыжником, и направились подальше от центра. Ивор затруднялся объяснить, куда именно вели его ноги, но они определенно вели подальше от монастыря святого Палтуса и замка, где их караулил Дрот и, может быть, другие монахи, подосланные отцом Богуном.
   Для себя Ивор решил уйти из Кливра навсегда и никогда не возвращаться в столицу. Он хотел поселиться в какой-нибудь милой деревушке, где они с Ирией могли бы заняться хозяйством. Но девушке об этом он решил пока не говорить. Пусть она думает, что они ищут себе не постоянное, а временное пристанище. Ему не хотелось "выслушивать" очередную проповедь о том, что он сын королевского министра и достоин лучшего. Ивор не думал, что чего-то достоин. Раз отцу было угодно сделать его подкидышем, сиротой, таковым он и останется. У него нет отца. И никогда не будет.
   Булыжная мостовая постепенно сужалась, дома становились все беднее и беднее, сильнее пахло навозом, по всему становилось понятно, что молодые люди отдалились от центра.
   - Ну, куда теперь? Направо? Налево? - спросил Ивор, когда они подошли к развилке на самом краю города.
   Ирия пожала плечами. Молодому человеку тоже было безразлично, куда идти. Географию он не знал, о ближайших селениях и городах никогда не слышал, и единственное правило, которому он собирался следовать - держаться подальше от леса и разбойников. У них было нечего взять, но и терять то, что имелось, было нежелательно, ведь им предстояло построить новую жизнь лишь с тем, что лежало в их дорожных сумках.
   Дорога слева уходила в степь. Там вдали виднелся лес, и Ивор не мог бы поручиться, что тропинка проходит от него на достаточном расстоянии. Дорога справа сворачивала за небольшой холм.
   - Поднимемся? - предложил молодой человек.
   Ирия согласно кивнула, и направление было определено.
   За холмом начинались дикие поля. Раньше их засеивали пшеницей, ячменем или брюквой, но забросили, и теперь они постепенно зарастали кустарником и березой. Молодые деревца окружали дорогу со всех сторон, и впереди практически ничего, кроме голых деревьев, видно не было. Снега здесь было больше, чем в городе, но солнце припекало сильнее, и идти было довольно легко. Дорога постепенно сузилась, но все же это была дорога, и к закату молодые люди вышли из заросших полей. Перед ними простиралось озеро, дорога огибала его справа и скрывалась в лесу.
   - Не хочется через лес идти, - Ивор вздохнул. - Но другого выхода нет. Не возвращаться же? К тому же там тоже лес. Пошли. Авось обойдется.
   Ивор подмигнул девушке, а сам незаметно вытащил из-за пояса нож, который когда-то украл на монастырской кухне и который пригодился ему, когда отец Богун вздумал проучить воспитанника. Исключать возможность встречи с разбойниками не стоило.
   Они обогнули озеро и остановились на поляне.
   - Знаешь, - молодой человек развязал свой мешок и достал оттуда штаны. - Переоденься. И волосы спрячь. Где-то у меня был платок... Если встретимся с кем-нибудь...
   Договаривать не пришлось, Ирия все поняла без слов. Она сняла юбку, натянула штаны, которые оказались ей широки и длинны, и повязала на голову шарф, спрятав длинные светлые волосы.
   - Уже лучше. Только ты слишком чистенькая.
   Ирия, беззвучно смеясь, наклонилась и зачерпнула с дороги немного пыли. Втерла ее в щеки, измазала лоб и провела ладонью по лицу спутника.
   - Да, - улыбнулся Ивор. - Я тоже был слишком чистый. Теперь мы простые крестьяне, пришедшие в дальний лес за хворостом. Идем.
   В лесу оказалось гораздо темнее, чем у озера. Исполинские деревья вытягивали голые ветви к небу, словно умоляли солнце поскорее прислать тепло и настоящую весну. Между тем весна уже вовсю хозяйствовала везде, куда ни посмотри. Дорога оттаяла полностью, и им не приходилось пробираться через сугробы, сугробов почти не осталось, а снег скуксился, съежился, будто лес простыл и вот-вот оглушительно чихнет. Вокруг деревьев образовались впадины - нагреваясь, стволы растапливали снег, а под некоторыми образовались небольшие круги черной, пахнущей прошлогодней хвоей, земли.
   Внезапно Ирия остановилась.
   - В чем дело?
   Девушка показала на ухо, потом куда-то в сторону. Ивор понял, что она что-то услышала и замер, потом присел и потянул спутницу за штанину.
   - Тс-с-с! - произнес он, будто Ирия могла нарушить тишину разговором.
   По лесу кто-то шел. Теперь Ивор и сам услышал треск сучьев и скрип снега. Судя по всему, это были всадники, а лошадей вряд ли было больше двух, незнакомцы не скрывались и не старались соблюдать тишину. Молодой человек крепче сжал нож, готовый в любой момент броситься на обидчиков, хотя понимал, что против всадников у него шансов нет. К счастью, незнакомцы так и не появились в поле зрения, зато Ивор отчетливо услышал мужской голос, спросивший:
   - Да где ж тут эта чертова дорога?
   Ивор подождал, пока скрип снега стихнет, и незнакомцы отъедут подальше, и помог Ирии подняться.
   - Испугалась? Я тоже немного испугался. Подумал разбойники. Но это точно не разбойники, у них нет лошадей - по лесу не очень-то поскачешь. И сама подумай, что им здесь сейчас делать? Они ведь не могут целый день сидеть в кустах и караулить случайных путников, у них наверняка есть сведения, когда именно и где поедет торговый караван.
   Ирия согласно кивнула, и молодые люди отправились дальше.
   Внезапно тишину леса нарушил протяжный женский визг и громкое конское ржание.
   Ивор вздрогнул.
   - Стой здесь! - приказал он Ирии, а сам, не очень-то и раздумывая, бросился в сторону, откуда донесся шум.
   Еще не приблизившись на достаточное расстояние, чтобы что-то разглядеть за деревьями, Ивор услышал звуки борьбы. Он замедлил ход и стал держаться ближе к стволам - прежде чем вмешиваться, стоило убедиться, что от его вмешательства что-то будет зависеть.
   Недалеко от дороги рослый плечистый молодой человек дрался с двумя мужчинами бандитского вида. Рыжий свалил парня на снег и сам повалился рядом, чернобородый пытался поймать ноги лежащего, но тот не давался - изо всех сил сопротивлялся и нанес несколько ударов в живот чернобородому. Недалеко от дерущихся стояла девушка в мужской одежде, она не знала, что делать, и искала вокруг что-нибудь, что могло бы ей помочь. Одна лошадь лежала на земле, снег вокруг ее шеи окрасился красным, а вторая животина, абсолютно черная, испуганно прядала ушами и была готова в любой момент ускакать в лес.
   Больше Ивор не колебался ни секунды. Подскочил к чернобородому и с силой огрел его дорожной сумкой. Правда, ничего особенно тяжелого в сумке не было, но и этого купе с неожиданным нападением оказалось достаточно, чтобы бородач охнул и сел на снег. В это время девушка, наконец, нашла, что искала - увесистый сук - и изо всех сил ударила разбойника по макушке. Тот охнул и обмяк.
   Ивор бросился к рыжеволосому. Тот уселся на парня верхом и молотил его кулаками, а парень извивался, одновременно пытаясь спихнуть с себя напавшего и защититься от ударов. Ивор замахнулся и всадил нож рыжему в плечо. Он не хотел никого убивать, но рана должна была оказаться достаточно тяжелой, чтобы рыжий не смог ответить. Разбойник охнул, схватил Ивора за рукав и повалился в снег. Рыжий хоть и казался щуплым, на деле оказался достаточно тяжелым - молодой человек не удержался на ногах и они упали на землю..
   Неожиданно над ухом снова раздался женский визг, и Ивор, на миг замерев, получил сильный удар в переносицу. Перед глазами потемнело, но тело неожиданно почувствовало облегчение - рыжего оттащили в сторону.
   Ивор сел, зажмурился и хорошенько тряхнул головой, прогоняя искры, а когда открыл глаза, увидел, что рыжий, держась за раненное плечо, быстро убегает вглубь леса, а чернобородого Ирия очень ловко привязывала к стволу старой осины.
   - Спасибо, - широкоплечий парень протянул Ивору руку и помог встать. - Ты очень вовремя.
   - Значит, - в голове Ивора до сих пор шумело, - это вас мы слышали?
   - Нас. И видимо, не вы одни, - парень кивнул в сторону бородача. - Меня Бьрном зовут, а это Верея.
   - Ивор.
   Молодые люди пожали друг другу руки.
   - Девушка с тобой? - спросил Бьорн, обернувшись к Ирии. - Как тебя зовут?
   - Она со мной. Ее зовут Ирия. Значит, наш маскарад не слишком удался?
   - Не слишком. На парня ты совсем не похожа.
   Ирия улыбнулась и сделала сложный знак рукой.
   - Она немая, - пояснил Ивор. - И говорит, что ей приятно встретить в лесу кого-то кроме разбойников.
   Бьорн слегка поклонился и поднял с земли мешок с вещами девушки.
   - Положим на коня, ты не против?
   Ирия отрицательно качнула головой, и повеселевший Бьорн перекинул мешок через седло. Ивор поморщился, подобрал оброненную дорожную сумку и кивнул Верее.
   - Судя по всему, нам по пути. Давайте держаться вместе.
   - Да уж, - Бьорн оглянулся в сторону, куда убежал рыжеволосый, и повел плечами. - Может, я бы с ним справился, но ты здорово помог. Однако его не следовало бы отпускать. Нужно было привязать к дереву, как вон того. А то ведь приведет подмогу.
   - Тогда нам нужно уходить.
   - И как можно скорее, - Верея многозначительно посмотрела на Бьорна, и тот сразу погрустнел.
   - Возможно, нам лучше держаться порознь. Ради вашей же безопасности.
   - Глупости, - отмахнулся Ивор. - Поодиночке нас скорее переловят, а среди нас две женщины. Вы куда направлялись?
   - В Северную Рандорию, - ответила за Бьорна Верея. - Но по пути можем передумать.
   - Значит, цели никакой? У нас тоже. А не знаете, есть ли по пути какая-нибудь деревушка?
   - Найдется.
   Верея тем временем подошла к лежащей на земле лошади и качнула головой:
   - Не дышит. Я так испугалась, когда они выскочили и напали...
   Ирия взяла под уздцы вторую лошадь.
   Бьорн отошел в сторону, туда, где разбойники повалили его на снег, и что-то подобрал с земли. Ивор заметил, как это "что-то" слабо блеснуло, и вспомнил про собственный нож, который обронил в пылу схватки.
   - Твоего нет, - констатировал Бьорн. - Вот, можешь мой взять. У меня два.
   Он порылся в сумке и вытащил кинжал с красивой серебряной рукояткой. Ивор с благодарностью принял подарок.
   - Красивый. А почему именно его? Твой нож, как я погляжу, совершенно обычный, простой, только сталь хорошая, лезвие, кажется, даже голубым отсвечивает.
   - Это память, - Бьорн засунул нож за пояс.
   - А Верее почему оружие не дал, раз у тебя два было? - поинтересовался Ивор.
   - Потому что от женщины с ножом никакого проку. Ну дал бы я ей нож, а его отобрали и использовали бы против меня.
   Ивор согласно кивнул головой, а Верея, подбоченясь, заявила:
   - Я, между прочим, и без ножа хорошо обошлась. А ваши подарки мне ни к чему. У меня свое оружие есть.
   - Ну да, - усмехнулся Бьорн. - Красивые глаза.
   Ивор посмотрел на девушку и с удовольствием отметил, что глаза у той действительно очень красивые - синие, будто кусочки неба.
   - Не сердись, - сказал он Верее. - Но ты действительно очень красивая.
   Девушка улыбнулась и подала руку Ирии.
   - Пойдем. Пусть эти остолопы побеседуют. А нам тоже есть о чем посекретничать.
   Они взялись за руки и прошли вперед по дороге.
   - Быстро сдружились, - улыбнулся Бьорн и взял лошадь за узду. - Хотя женщины всегда так. А мужская дружба требует проверки.
   - Ага, - кивнул Ивор. - Например, драки с разбойниками.
   - Это точно.
   Молодые люди переглянулись, рассмеялись и отправились вслед за девушками.
   Путь предстоял неблизкий.
  

Часть 2

Северная Рандория

Глава 1

Повар и принцесса

  
   Самая сложная и ответственная работа при дворце короля - это работа главного королевского повара, считал главный королевский повар Кусус-Вкусус-Закусус. Ведь обслуживать королевскую семью, многочисленных гостей, и организовывать пиры на высочайшем уровне - это необыкновенно сложно. Требуются не только недюжинная выносливость, чтобы круглосуточно следить за процессом приготовления пищи и подчиненными, но и внимательность, дабы не упустить ничего важного, изобретательность, чтобы удивлять его величество новыми вкусами, и отличные организаторские способности, а также хорошая память, способность по запаху отличить конскую кровь от бараньей, изобретательность и предусмотрительность. Ведь накормить целый дворец вампиров - это тебе салат нарезать.
   Кусус-Вкусус-Закусус был готов прочесть целую лекцию о том, какими качествами должен обладать королевский повар, но ему катастрофически не хватало времени ни на что, кроме готовки. Особенно много дел было сегодня, в день знакомства ее высочества принцессы Лияны с ее будущем супругом наследным принцем одного из восточных королевств. И дело было не только в том, что за столом кроме его величества, ее величества, ее высочества и полусотни высокопоставленных придворных будут присутствовать представители заморской державы, но в том, что эти представители не являются вампирами, а это значит, что у повара прибавится хлопот, ведь в королевстве, где живут исключительно вампиры, готовят в основном мясо, а пьют либо охлажденное вино, либо подогретую кровь, а ни первое, ни последнее заморскому принцу явно не придется по вкусу.
   Сегодня перед главным королевским поваром стояла глобальная задача и от того, как он с ней справится, будет зависеть не только первое впечатление гостя о Северной Рандории и ее народе, но и мир между двумя державами. На Кусусе-Вкусусе лежала огромная ответственность: не пересолить, не переперчить, не испугать и угодить, то есть поставить на стол те блюда, которые заморские гости сочтут не просто приемлемыми для собственного желудка, но очень вкусными. А сырое мясо, подогретую кровь, бараньи сердца, телячьи почки и куриные лапки в маринаде можно поставить на дальний от гостей конец стола.
   Именно поэтому первым делом Кусусу требовалось составить меню. Этим он занимался всю прошлую ночь, и выдумал такой стол, который удивит не только заморского гостя, но и повидавшего виды короля Ольгеста, которого удивить чем бы то ни было чрезвычайно тяжело. В меню войдут не только традиционные рандорские блюда из сырого мяса и коровья кровь, но и такие блюда, как "салат", "печеный картофель" и "овощное рагу". Последнее Кусус готовил лишь дважды в жизни, когда к Ольгесту приезжала делегация купцов из Иллории, и когда самому стало любопытно попробовать сие оригинальное варево. Купцам рагу понравилось, а Кусус, привыкший к жареному мясу, блюда по достоинству не оценил.
   Второе, чем занялся повар, отыскал в саду своего непутевого сына Раймира и отправил его на поиски особых ингредиентов, чтобы пополнить запасы для приготовления главных блюд, потому что в кладовой некоторые запасы подходили к концу.
   К выполнению третьей части плана по организации обеда на высочайшем уровне Кусус-Вкусус подошел серьезно: провел инструктаж поваров, мальчиков на побегушках и снабженцев. Главный повар выстроил всех в три ряда и долго рассказывал, какой важной работой им придется заняться. Младшим поварам он зачитал перечень блюд. Между мальчиками на побегушках распределил обязанности по поддержанию кухни в порядке и бесперебойной циркуляции чистой посуды, а также сделал строгое внушение, чтобы те были как можно более незаметными и не путались под ногами поваров. Со снабженцами главный королевский повар говорил отдельно: он подсчитал количество мяса, сыра, вина, бараньих почек, капусты, овощей и, самое главное, сорта и типы крови, и строго наказал придерживаться оговоренного списка. В прошлом месяце из-за того, что кто-то самовольно заменил баранью кровь на овечью, получился большой конфуз, и Кусус не хотел повторения.
   В самую последнюю очередь Кусус-Вкусус-Закусус приказал принести из прачечной выстиранные и выглаженные передники, колпаки и полотенца. Он следил за чистотой в кухне и гордился тем, что на подведомственной ему территории можно было буквально есть с пола - так все блестело и сверкало.
   Сама кухня заслуживала отдельного упоминания. Королевский повар гордился тем, что ему довелось работать в таком великолепном месте, и создал целый свод законов, которым должен подчиняться каждый, кто ступает на чистый, идеально отшлифованный каменный пол кухни, и который длинным списком висел слева от входной двери.
   Королевская кухня была огромной и состояла из пяти смежных комнат, каждая из которых своими размерами могла сравниться с тронным залом или залом для танцев. В первой комнате хранился запас продовольствия, того, что могло храниться долго: некоторые овощи, фрукты, сыры, закопченное мясо, вяленая рыба, сушеные грибы, специи и множество того, чему средний повар никогда не подобрал бы названия, а Кусус знал наизусть. Вторая комната была отведена под вино. Конечно, для хранения алкоголя в замке существовал погреб, но некоторые бутылки хранились именно здесь - они были предназначены не для подачи к столу, а для приготовления блюд, и если бы хранились в подвале, то это могло бы повредить другие, более изысканные вина, ведь в подвал постоянно кто-то ходил бы, открывал дверь, нарушал прохладу, тьму и покой, а это пагубно сказывается на винах, особенно на тех, в которые добавлялась кровь.
   Третья комната напоминала огромный посудный шкаф и состояла из множества полок, шкафчиков и этажерок, на которых строгими рядами располагались кастрюли, дуршлаги, котелки, тарелки, вилки, ножи, хрустальные и серебряные бокалы, кубки, подносы, поддоны, розетки, конфетницы и еще с десяток наименований орудий труда повара. За этой комнатой Кусус следил особо - здесь не только должна была царить чистота, но и перемещаться среди рядов с посудой требовалось аккуратно, а если что-то разбивалось, на место утраченной вещи тотчас должна была встать точно такая же, но целая. Для этих целей королевский повар в свое время нашел превосходного горшечника, который делал не только глиняные горшки, но и умел работать со стеклом.
   Две последние комнаты использовались по прямому назначению: в четвертой готовили горячие блюда, а в пятой - закуски и десерты. И Кусус ни секунду не сидел на месте: бегал от одного помощника к другому, из четвертой комнаты в пятую и следил, чтобы все шло по разработанному им плану.
   - Пошевеливайтесь! Быстрее! Скорее! - покрикивал главный королевский повар на носящихся туда-сюда поварят. - Куда бульон понес? Левее, на тот стол поставь, и не забудь добавить базилик! А ты чего творишь? Вдоль надо резать! Вдоль, а не поперек! Тонкими полосками! Да откуда у тебя руки растут? Дай я сам.
   И Кусус-Вкусус приступил к делу и сожалел о том, что у него не триста рук! О, если бы у него было триста рук, можно было бы уволить всех никчемных помощников и творить самому, ибо главный королевский повар считал, что только блюда, вышедшие из под его ловких пальцев, достойны стоять на королевском столе, и никто лучше него не сделает его работу.
   Кусус закончил нарезать овощи для "рагу" и бросился в соседнюю комнату, увиливая от поварят, несущих горячие котлы, проскальзывая между работающими младшими поварами. В четвертой комнате работа кипела в прямом смысле - супы были практически готовы.
   - Подносы! Подносы несите! И супницы! Да не эти, болван! Фарфоровые! И разливайте скорее, а я посмотрю, не пора ли подавать на стол.
   Кусус-Вкусус снял с головы колпак, повесил фартук на специальный крючок и вышел из кухонного царства. Дворец короля Ольгеста был огромным лабиринтом, но за тридцать лет работы главный повар нашел несколько коротких путей, и быстро дошел до комнаты, смежной с залом для приема почетных гостей. Эта комната использовалась только теми, чье положение при дворе позволяло входить в зал для приема почетных гостей без стука, то есть главным поваром, ее величеством королевой Сельгией, королевским шутом Польхестом и казначеем. И конечно, все эти люди обладали достаточным тактом, чтобы прежде чем войти, осторожно заглянуть в специальное наблюдательное отверстие в двери, дабы не помешать важной беседе или серьезному разговору.
   Главный повар осторожно подошел к двери и отодвинул дощечку, скрывающую наблюдательное отверстие. В зале пока никого не было, если не считать шута. Одетый в свой лучший наряд: ярко-желтые, обтягивающие тощие ноги, штаны и ярко-красный клетчатый свитер, а также длинноносые туфли с бубенцами и нелепую шляпу с колокольцами, Польхест сидел на троне, закинув одну ногу на другую, и думал. Глаза его были закрыты, бледная, отливающая синевой кожа, от яркого наряда казалась еще бледнее, тонкие узловатые пальцы нервно дергались.
   Кусус-Вкусус открыл дверь и заглянул в зал.
   - Скоро ли подавать? - спросил он Польхеста.
   - Уже можно, - не открывая глаз, ответил шут.
   Приход Кусуса не напугал его и не заставил вскочить с места, где мог сидеть только король Ольгест, потому что в придворной иерархии Польхест стоял выше главного королевского повара, и даже выше главного королевского советника, ведь всем ясно, что чаще, чем совет, королю требуется только расслабление - управление королевстом непростое дело. И работа у королевского шута была потяжелее, чем у королевского повара и королевского советника вместе взятых.
   Кусус-Вкусус поклонился и исчез за дверью, чтобы снова появиться в кухонном царстве.
   - Живее! - крикнул он. - Уже можно подавать!
   Зазвенели столовые приборы, загрохотали крышки, суета усилилась, хотя казалось, что дальше уже некуда.
   - Живей! Живей! - крикнул главный повар. - Сегодня особенный обед!
   Для него каждый обед был особенным, но из всех особенных обедов сегодня был самый особенный. Кусус скрестил руки на груди и скептически смотрел, как мимо него стройными рядами потянулись к выходу поварята, каждый из которых в руках нес огромный поднос с одним из блюд.
   - Смотрите под ноги! Не оступитесь! Вторая партия готова?
   Главный королевский повар проводил взглядом поварят и прошел в комнату, отведенную для хранения продовольствия. Здесь давно нужно было провести инвентаризацию, но Кусус и без этого знал, что некоторые особо ценные ингредиенты подходят к концу. Вся надежда на Раймира, а тот только и знает, что сидеть в саду. Позор. Сын главного королевского повара мечтает стать садовником!
   Кусус-Вкусус вздохнул и на секунду прикрыл глаза. С мальчишкой следовало серьезно поговорить, но приготовление пищи отнимало столько времени, что спал Кусус иногда только по три часа в день, прямо здесь на полу кладовой. Так что ему было не до разговоров.
   Повар оглянулся на дверь и прошел в дальний конец залы. Там за стойкой, уставленной кувшинами с овечьим жиром, стоял большой шкаф. Кусус снял с шеи кожаный шнурок, на котором висел серебряный ключик, и открыл дверцу. Достал с верхней полки красную коробку и вытащил оттуда большую кисточку из конских волос и баночку с белой пудрой. Снова оглянувшись на дверь, он обмакнул кисточку в пудру и провел по носу и щекам. Посмотрелся в зеркало, висящее на внутренней стороне дверцы шкафа, и остался доволен увиденным: его кожа приобрела характерную для вампиров бледность. При работе у плиты пудра быстро исчезала, отчего лицо Кусуса становилось нормальным - светло-розовым, здоровым, с ярким румянцем на щеках, таким, каким никогда не бывает у вампиров. И главному королевскому повару требовалось срочно бежать в кладовую, доставать красную коробочку и запудривать свое невампирское происхождение. Что поделать, людей в Северной Рандории за вампиров не считали.
  

* * *

  
   Человеку среди вампиров тяжело - эту простую истину Раймир усвоил, когда был совсем маленьким. В его окружении все были вампирами: бледнолицыми, светлоглазыми, беловолосыми бледными немочами, а мальчик отличался завидным здоровьем и красотой. По простым человеческим меркам, конечно, потому что вампиры считали его уродом. Не таким, как все. А потому избегали и дразнили.
   У Раймира были длинные светло-русые волосы, удлиненное лицо, на котором выделялись яркие синие глаза, и узкие плечи, и сам он был узким, высоким и стройным, потому что его рацион в основном состоял из овощей и фруктов. Мясо он ел редко, а от вида крови его подташнивало. Тошнило Раймира и сейчас. Он изо всех сил старался не дать желудку выплеснуть свое содержимое наружу, но то, чем он занимался, было действительно пакостно.
   Раймир находился на болоте, сидел на одной из кочек на корточках и в свете заходящего солнца ножом разрезал брюхо болотной вряжки. Вряжка была отвратительным существом - уродливой помесью кошки и рака. Туловище сверху и с боков закрывал прочный панцирь, а брюшко было мягким и податливым. Обитала вряжка в болоте, питалась перегноем и мелкими насекомыми, однако имела пару клешней, которыми оборонялась от своих сородичей. Вампиры очень ценили ее печень и сердце, и Раймир ковырялся окровавленным ножом во внутренностях, стараясь отделить нужные органы от кишок.
   - Гадость! - поежился он и вытер руки о сухую прошлогоднюю траву.
   В его корзинке набралось с десяток сердец, но он только сейчас вспомнил, что отец наказал принести и пару панцирей. Высушенные и измельченные панцири болотной вряжки использовались как специи. Сам Раймир их никогда не пробовал, потому что предпочитал готовить для себя сам. В свое время отец научил его основам кулинарного дела в надежде, что сын пойдет по его стопам и со временем заменит его на посту главного королевского повара, но молодой человек не проявлял к приготовлению пищи должного интереса. От вампирских блюд его тошнило, а запах свежей горячей крови опустошал желудок не смотря на все потуги удержать содержимое внутри себя.
   - Буду садовником, - заявил Раймир, и отец смирился.
   Молодой человек подозревал, что смирение это временное, и тот просто ищет подходящий момент, чтобы "вправить сыну мозги", но подходящий момент все не наступал - у главного королевского повара было слишком много дел, ведь вампиры практически не спят, а вот его отцу, как и любому другому человеку, требовался отдых. Поэтому Раймир пользовался относительной свободой и проводил время не в кухне, а в королевском саду, а чтобы отец не слишком сердился, взял на себя обязанность пополнять запасы продовольствия в кладовой.
   Между тем, в саду Раймир бродил не просто так. На самом деле ему не было дела ни до полива редких цветущих растений, ни до оформления клумб, ни до стрижки газонов, ни до вообще профессии садовника. Находясь в саду, он преследовал совсем иную цель, и цель эту звали Лияной...
   - Гадость, - поморщился молодой человек.
   Его нож никак не хотел разрезать упругие мышцы вряжки, а без этого отделить панцирь было невозможно. Пришлось достать из корзины второй нож - маленький с острым кривым лезвием, и уже им подлезть под панцирь. Мышцы мертвого животного противно чмокнули, и панцирь едва не скатился в мутную болотную воду.
   - Ну уж нет.
   Раймир ловко поймал ускользающую добычу, ополоснул ее в ледяной воде и положил в корзину.
   Пожалуй, на сегодня с вряжками он закончил. Если повезет, поймает по дороге пару змей, если не повезет, вернется за ними завтра. Солнце уже садится, а ему обязательно нужно быть в саду этим вечером, чтобы встретиться с ее высочеством, которая для него просто Лияна. Девушка будет ждать его в обычном месте - в старой заброшенной полуразвалившейся беседке в дальнем углу сада, куда приходит только старый садовник, и то лишь затем, чтобы постоять рядом, поцокать языком и еще раз напомнить себе выклянчить у королевского казначея деньги на ремонт.
   Бросив ножи в корзину, Раймир вымыл руки и отправился в дворцовую кухню.
   - Принес? - строго спросил отец.
   - Принес.
   Раймир протянул Кусусу корзину и поспешил уйти, но отец его остановил:
   - Мало принес.
   - Уже темно, завтра я еще схожу.
   - А ну, постой. Куда направляешься?
   - В сад, - честно ответил молодой человек. - Хочу посмотреть, как цветет рапский дульвейс. Он распускается только вечером и цветет ровно три дня. А я никак не могу застать этот момент.
   - Ну, иди, - вздохнул отец и тут же обернулся к проскочившему мимо него поваренку: - Отчего подбородок грязный? Опять блюда без позволения пробовал, паскудник? А ну быстро умываться! И чтобы это было в последний раз! Правило номер пятьдесят четыре! Не есть с хозяйского стола!
   Раймир выскочил на улицу и отправился в королевский сад.
   Пересекая дорогу, ведущую к главному входу во дворец, молодой человек заметил, что гости уже приехали: кучер возился с чужими лошадьми, а его помощник отгонял кареты на задний двор. Неужели он опоздал и Лияна не выйдет?
   Раймир чуть ли не бегом бросился через сад.
   - Наконец-то, - принцесса ждала своего любимого в беседке. - Я уже замерзла.
   Молодой человек поцеловал девушку в бледно-розовые губы. Сегодня она казалась ему необыкновенно красивой и не такой бледной, как обычно, а вот одета она была довольно легко - в сапожки, красивое зеленое парчовое платье с золотой вышивкой и шапку; ни шубы, ни даже меховой накидки у нее не было.
   - Извини. Задержался. Отец велел поймать десяток болотных вряжек...
   - Давай без подробностей.
   - Хорошо, - Раймир расстегнул куртку, чтобы отдать ее Лияне, но та засмеялась.
   - Не стоит. Мне не очень холодно, да и не думаешь же ты, что я надену твою куртку на это платье! И ты, ты сам останешься в одной рубахе. Нет уж, оставь себе. Просто обними меня, и будет теплее.
   Раймир так и сделал.
   - Ты знаешь, кто сегодня приезжает? - спросила Лияна.
   - От отца слышал. Тебя действительно хотят выдать за него замуж?
   - Ага.
   Молодой человек не ответил, но почувствовал, как его толкнул в бок острый девичий локоть.
   - Ты чего? Не думаешь же ты, что я действительно выйду за этого заморского принца?
   - Думаю, - вздохнул Раймир. - Ты же принцесса, тебе положено выйти замуж за принца.
   - Ага. И не положено болтать в саду с каким-то жалким сыном повара. И уж тем более не положено с ним целоваться.
   Раймир грустно улыбнулся.
   - Что поделать, такова судьба. Жалкий сын повара, как бы ни сопротивлялся, станет жалким главным королевским поваром, а принцесса выйдет замуж за принца. С судьбой не поспоришь.
   - Поспоришь! Еще как поспоришь! Вот, смотри!
   Лияна отстранилась от молодого человека и сняла шапку. Раймир открыл рот. Длинные белые волосы девушки, которые он так любил гладить и сравнивать с лунным светом, исчезли. Принцесса была подстрижена налысо.
   - Нравится? - улыбнулась Лияна. - Уверена, что нет. Вот и принцу не понравится. Уедет в свое заморское королевство, а волосы отрастут.
   - Ну, ты даешь! - Раймир не знал, что сказать, - Это нечто! Неужели ты решилась на такое ради меня?!
   - Не только ради тебя, - принцесса надела шапку и прижалась к молодому человеку. - И ради себя. Думаешь, мне хочется всю жизнь прожить с каким-то заморышем?
   - Он не заморыш, а заморский принц. Заморыш здесь я.
   - Ты не заморыш. - Лияна потянулась к молодому человеку и поцеловала его. - И я тебя люблю.
   - Я тебя тоже. Так сильно, что иногда становится страшно. Знаешь, я благодарен судьбе за то, что ты появилась в моей жизни. Пусть ненадолго, но это настоящее счастье!
   - То есть как, ненадолго? Ты что, не намерен на мне жениться?
   - Если бы это было возможно!..
   - С таким настроением иди-ка ты на кухню. Выпотроши парочку болотных вряжек, разделай барана...
   - Лияна! Я тебя люблю! Очень-очень! Но ты же сама знаешь, что это невозможно! Наша свадьба состоится... никогда. Твой отец не позволит тебе выйти за меня.
   - Это еще почему? Потому что ты жалкий поваренок?
   - И поэтому тоже. Но главная причина в том, что я не вампир.
   - Подумаешь, - фыркнула девушка. - Принц, который сегодня приезжает, тоже не вампир. И я ему еще устрою!
   Раймир, как ему ни было грустно, рассмеялся, представив обед, уж он-то получше других знал, на что способна его любимая.
   - Так-то лучше! Не вешай нос! Все обойдется, я уверена.
   Лияна еще раз поцеловала молодого человека и поднялась со скамьи.
   - Я пойду, а то меня, наверное, уже ищут, а мне нужно продумать выход.
   - Мы еще увидимся?
   - Даже не сомневайся. Завтра в это же время. Только не опаздывай.
   - Не опоздаю, - пообещал Раймир.
   Лияна ушла, а сердце молодого человека тревожно сжалось, словно он видел девушку в последний раз в жизни. Он тяжело поднялся и отправился на кухню. До ночи ему нужно было вымыть сердца и печень болотных вряжек и разложить их сушиться.
  

* * *

  
   Лияна пробралась в свою комнату и закрыла дверь за ключ. Ее никто не должен видеть до того момента, как она спустится к ужину, ведь ее новая прическа должна стать сюрпризом не только для "жениха", но и для родителей, иначе отец что-нибудь обязательно придумает. Например, заставит выпить какое-нибудь снадобье, и волосы отрастут в считанные секунды, или, в крайнем случае, прикажет надеть на голову шляпку. А принцесса намеревалась произвести на заморского принца по истине неизгладимое впечатление.
   Первым делом, одежда.
   Лияна хитро улыбнулась. По ее комнате - всей в розовых оборочках и кружевах - никто бы никогда не сказал, что в ее гардеробе может найтись нечто подобное. Принцесса вытащила из самого нижнего ящика комода черные туфли с алыми пряжками, черные чулки, широкую длинную черную юбку с красными воланами по подолу и черную блузу. Этот наряд оттенит бледность ее кожи, а уж о том, чтобы "жених" провел параллель между красными элементами ее одежды и кровью, она позаботится.
   Нарядившись, Лияна внимательно осмотрела себя в зеркало. Потом взяла в руки гусиное перо, чернильницу и аккуратно провела под глазами тонкие черные полукружья. Немного подумав, добавила узорчатую линию, плавно спускающуюся от макушки к переносице, а над правым уголком рта нарисовала маленького, но очень противного паука.
   В дверь постучали.
   - Иду! - крикнула принцесса, и вставила в уши рубиновые серьги.
   Подбоченилась, повернулась вокруг своей оси, рассматривая себя со всех сторон, и прыснула: маман и папан будут в шоке. Но не в таком, как ее "суженый".
   Осторожно выглянув за дверь и убедившись в том, что ее никто не видит, Лияна спустилась на первый этаж в столовую. Оттуда доносились приглушенные голоса - гость уже прибыл и папан развлекал его байками о местном драконе. Подобрав юбку, Лияна пинком распахнула дверь так, что та оглушительно стукнула о косяк, и вошла в залу.
   За длинным обеденным столом сидели: маман, наряженная в лучшее батистовое платье с высоким воротником и пышными рукавами (при виде дочери она открыла рот, да так и застыла, не в силах произнести ни слова), папан, привычно одетый в темно-синее (при виде дочери он проглотил все, что собирался сказать), придворные в самых разных, но очень богатых костюмах (при виде ее высочества они на мгновение застыли, но тотчас "отмерли", будто ничего экстраординарного не случилось) и заморские гости. Им Лияна ослепительно улыбнулась, показывая красивые белоснежные клыки, и прошла к столу.
   - Продолжайте, прошу вас, - произнесла она лучшим из своих медовых голосов и села по левую руку короля.
   Заморских гостей было трое: пожилой мужчина с аккуратно подстриженной бородой, молодой человек необъятной толщины в дорогом зеленом кафтане, украшенном крупными изумрудами, и сухощавая дама с выпуклыми глазами и впалой грудью. Лияна поморщилась. Она сразу поняла, кто из троих претендует на ее руку и сердце.
   Толстяк смотрел через стол на принцессу, не отрываясь, а та, как ни в чем не бывало, потянулась за бокалом.
   - Продолжим, - произнес папан, и Лияна едва не прыснула - голос отца был до того сиплым и натужным, будто он пытается не продолжить рассказ, а вытащить ноги из болотной трясины - так впечатлил его облик дочери.
   "Я настоящая вампирша, - довольно подумала про себя девушка. - Вы продолжайте, продолжайте. Надейтесь, будто на этом спектакль закончился, а я пока подожду".
   Ее высочество осмотрела стол и нашла, что сегодня Кусус-Вкусус-Закусус постарался на славу. Ничто не напоминало о том, что за столом собрались по большей части вампиры. Кровь, чтобы не смущать гостей, была налита в непрозрачные кувшины, а вино напротив - весело искрилось в хрустальных бутылках, в центре вместо обычной сырой свинины и говядины красовались груды жареного мяса, лишь на противоположном конце стола, где не могли видеть заморские гости, лежало блюдо с аккуратными красными кубиками. Лияна облизнулась и взяла тарелку себе на заметку.
   - Драконы - редкий вид, - произнес король Ольгест, обращая на себя внимание гостей, - но к счастью, в наших горах один живет. Если пожелаете, завтра мы устроим небольшую экскурсию. А сейчас позвольте представить вам мою дочь принцессу Лияну.
   Гости, как один, поднялись со скамьи и поклонились.
   - Не стукнитесь лбом о стол, - посоветовала Лияна. - А то кровь появится, - и медленно облизнула губы.
   Король Ольгест побледнел, ее величество королева Сельгия покраснела, придворные снова сделали вид, что ничего необычного не произошло, и после секундной заминки продолжили негромко переговариваться.
   Толстяк, к его чести, проигнорировал выходку принцессы, но Лияна нисколько не расстроилась. Самое интересное впереди.
   - Наследный принц Зандии, Морыш, - представился молодой человек.
   Девушка прыснула. Морыш - заморыш - заморский принц заморыш. И пусть на нем богатый кафтан и сам он весь такой-растакой, для нее он будет Заморышем. И с Раймиром ему никогда не сравниться ни силой, ни красотой.
   Ее высочество поднялась с места и протянула толстяку руку. Тот в порыве галантности заключил девичью ладошку в свои тестообразные ладони с сосискообразными пальцами и уже потянулся через стол, чтобы поцеловать, но Лияна его опередила - потянула пухлую руку Морыша к себе и стала с интересом ее разглядывать, поворачивая и поглаживая длинными пальцами.
   - Отличная рука. Такая сочная, полнокровная...
   Тут уж Морыш не выдержал - некрасиво выдернул руку из ладоней принцессы и плюхнулся на место.
   - Я вижу, - нехорошо усмехнулась девушка, - вы не знакомы с обычаями вампиров? Знаете, каким образом мы пьем на брудершафт? Позвольте, я покажу.
   - Лияна! - зашипел папан и незаметно дернул ее высочество за рукав.
   - Что? - невинным голоском спросила принцесса. - У вас, как я погляжу, разговор не клеится, так позволь мне немного развлечь его заморышное высочество.
   Толстяк покраснел, а Лияна повернулась к тому концу стола, где заметила тарелку с сырым мясом.
   - Почему мое любимое блюдо стоит так далеко? Передайте сюда! И тот кувшин тоже!
   Отказать принцессе не мог ни один придворный, и огромная тарелка с аккуратными кубиками сырой говядины по рукам пошла над столом и опустилась перед ее высочеством. Лияна взяла вилку, задумчиво повертела ее в пальцах, а потом отбросила.
   - К черту формальности, - объявила она и подмигнула Морышу. - Мы ведь будем мужем и женой? - и взяла один из кубиков большим и указательным пальцами.
   Откинула голову, открыла рот так, чтобы толстячок во всех подробностях разглядел ее длинные сверкающие клыки, и опустила сырое мясо в рот.
   - М-м-м! Вкусно!
   Лияна прожевала мясо, облизала пальчики и потянулась за вторым куском.
   - Что? Не нравится? Привыкай! Мы все питаемся именно так. Кстати, тебе повезло, что я из королевской семьи и приучена есть нарезанное мясо. Иначе я бы предпочла по-простому: вышла бы на пастбище, выбрала корову покрупнее и впилась бы в ее яремную вену! М-м-м! Знали бы вы, какая вкусная у них кровь, и какое это удовольствие пить теплую, пульсирующую густую жидкость!
   Она на миг прикрыла глаза, а когда открыла, подумала, что Заморыш не так уж и отличается от вампиров, по крайней мере, цвет кожи у него весьма и весьма бледный.
   Сидящая по правую руку от толстяка дама и вовсе позеленела, но не позволила себе даже шевельнуться, а бородач, хоть и тоже не проронил ни слова, склонился низко над столом и производил странные сглатывающие звуки.
   - Его сейчас вырвет! - объявила Лияна. - Проводите его на задний двор! Пусть подышит. Только эй, мил человек, слышишь, далеко не отходи. Мало ли кто по двору ночью шляется. Ведь коровья-то кровь, может, и вкусная, но с человечьей никогда не сравнится.
   Бородач не выдержал, вскочил и выбежал за дверь.
   Принцесса мило улыбнулась Морышу и налила в свой хрустальный бокал из глиняного кувшина свиной крови.
   - Еще несколько минут, - томно произнесла она, - и мы останемся одни.
   Медленно поднесла бокал к губам и сделала большой глоток. При этом она постаралась, чтобы струйка крови как бы нечаянно стекла с ее губ на подбородок.
   Это было последней каплей, Лияна поняла это сразу. Папан больше не стеснялся ни гостей, ни придворных, он вскочил, схватил ее высочество под локоть и зашипел:
   - Ты позоришь нас перед гостями! Что ты себе позволяешь? Что на тебе надето? Что ты с собой сделала? А ну, пошли!
   И он выдернул Лияну из-за стола, словно она была маленькой девочкой, и потащил ее прочь.
   - Ничего такого я себе не позволила! - крикнула девушка. - Просто показала, кто мы такие!
   - Но мы не такие!
   - Такие! Все только и делают, что притворяются воспитанными и совершенно не кровожадными! А мы звери! Мы дикие! Нам нужна человечья кровь!
   - Замолчи!
   Отец тащил ее по темным коридорам дворца, и девушка физически чувствовала исходящую от него ярость.
   - Что бы ты ни придумала, ты все равно выйдешь за него!
   - Не выйду!
   - Выйдешь.
   - Не выйду! И не смей меня принуждать! Я не товар и не средство обмена! А вы обращаетесь со мной так, будто у меня нет собственного мнения! Нет чувств!
   - Знаем мы про твои чувства! Влюбилась, как дура, в простого поваренка, да к тому же невампира...
   Лияна замерла от неожиданности и едва не упала, потому что король Ольгест продолжать тащить ее по коридору.
   - Откуда ты знаешь? - только и смогла произнести девушка.
   - Да уж трудно не заметить! Шевели ногами!
   Принцесса послушалась. Теперь ситуация изменилась, она это понимала. Раз отец в курсе ее отношений с Раймиром, он в любой момент может выгнать парня из дворца, или и того хуже - бросит в тюрьму или вовсе голову отрубит. Просто для того, чтобы Лияна его послушалась.
   - Ты же ничего ему не сделаешь? Да?
   Король не ответил.
   - Пообещай, что ничего ему не сделаешь!
   - С чего мне давать тебе такие обещания? Вот если ты пообещаешь вести себя, как подобает принцессе, так, чтобы мне не было за тебя стыдно, вот тогда я подумаю.
   Лияна насупилась.
   - И нечего дуться. Топай!
   Ольгест привел дочь к крутой винтовой лестнице и отпустил.
   - Поднимайся, - приказал он.
   - Зачем?
   - Будешь сидеть в башне, пока не одумаешься.
   - Ты запрешь собственную дочь в башне?
   - Не только запру, но и хорошенько выпорю, если ты сейчас же не станешь подниматься по лестнице!
   Лияна топнула ногой, бросила на короля испепеляющий взгляд, подобрала юбку и отправилась наверх. Она знала, что находится на верху башни - дважды залезала на самый верх ради любопытства, но никогда не думала, что ей придется провести там некоторое время взаперти, без возможности выйти на улицу. Там стояла лишь старая кровать, да сундук. Негде было даже присесть или поесть.
   - Живей.
   Башня была высокой, точной высоты Лияна не знала, но люди, если посмотреть из окна вниз, казались размером не больше указательного пальца. Когда отец и дочь поднялись наверх, девушка изрядно запыхалась.
   Ольгест открыл тяжелую дверь, сделанную из цельной сосны, и втолкнул девушку внутрь.
   - Сиди там, - приказал он. - И если через три дня, когда я тебя выпущу, ты не извинишься перед наследным принцем Зандии, просидишь тут до свадьбы. А поваренка твоего я повешу на первом же суку.
   Дверь захлопнулась, послышался шум задвигаемой щеколды, и Лияна осталась одна.
   Вот так.
   Еще утром она думала, что напугает Заморыша маскарадом и демонстрацией своей сущности, немного ее окравожадив, и принц покинет Северную Рандорию к утру. Тогда она смогла бы поговорить с матерью насчет свадьбы с человеком, которого она любит. Отец бы не понял, а мать, возможно, удалось бы склонить на свою сторону, и у принцессы появилась бы надежда на счастье. А теперь все изменилось. Ее спектакль вряд ли помешает Ольгесту выдать ее за Морыша. Видимо, здесь замешаны деньги, ведь все грязные дела всегда связаны с деньгами, а выдавать дочь замуж за незнакомца, да еще зная, что она любит другого, - самое грязное дело.
   Неприятным сюрпризом оказалось то, что ее тайная любовь оказалась никакой не тайной. Отец откуда-то прознал про Раймира и теперь ни мать, ни кто-либо другой и сумеет склонить его на сторону дочери. Мало того, молодому человеку грозит серьезная опасность! Если Ольгест разозлился на дочь серьезно, то поймает ничего не подозревающего молодого человека и... Его нужно срочно предупредить.
   Лияна бросилась к единственному окну, с силой рванула защелку и распахнула раму.
   - Я все равно выйду за человека, которого люблю! - изо всех сил крикнула она.
   Девушка надеялась, что ее крик услышит как можно больше народу и, возможно, среди них окажется Раймир. Тогда он поймет, что ему лучше бежать, пока его не схватили.
   Лияна отошла от окна, села на кровать и расплакалась.
  

* * *

  
   - Значит, вот каким садовником ты хочешь стать!
   Кусус-Вкусус-Закусус ходил вокруг сидящего на полу комнаты сына, и причитал.
   - Я ведь верил тебе! А ты! Родного отца обманывал! И ради чего? Ради несбыточно мечты! О чем ты думал?! Неужели не понимал, что у вас нет будущего?! Что своим поведением ты не только позоришь меня, как отца, но и ставишь под угрозу мою работу, не говоря уж о собственной жизни!
   - Прости. - Раймир обхватил голову руками и зажмурился. - Я, правда, не хотел тебя обманывать, но и ты пойми! Я люблю Лияну, а она любит меня!
   - Она для тебя не Лияна, а ее высочество!
   Раймир не обратил внимания на замечание отца.
   - Я знал, что ты сказал бы мне, если бы я признался, что встречаюсь с королевской дочкой. Поэтому молчал. Потому что люблю ее и не хочу потерять.
   - Ты уже потерял ее. Да что там, - Кусус-Вкусус махнул пухлой рукой. - Она никогда тебе не принадлежала. Она принцесса! А ты повар. Нет, хуже! Ты на целую ступень ниже повара! Ты не вампир!
   - Ты тоже не вампир, но справляешься. Пудришься, суетишься, приплачиваешь кое-кому за молчание, уж я-то знаю.
   - Это другое! Мне можно быть человеком, хотя и нежелательно, а жениху ее высочества нужно быть не только и не просто вампиром, но высокопоставленным вампиром!
   - Ты же сам знаешь, что это чепуха, - Раймир посмотрел на отца. - Ты же сам для них готовил. Принц такой же человек, как я, только ему повезло родиться в королевской семье. Ах! Ну почему я не на его месте!
   Где-то в глубине души Кусус-Вкусус понимал сына. Дурачок влюбился не в ту девушку, вкусил первые плоды удовольствия и теперь страдает, мечтая о несбыточном. Но он понимал и себя! Как главному королевскому повару, ему не хотелось остаться без работы из-за прихотей сына, как отцу ему не хотелось признавать, что он мало уделял внимания ребенку и не научил того, что можно делать, а что нельзя. Но самое страшное, как человеку ему не хотелось расстаться с жизнью и не хотелось, чтобы с жизнью расстался его единственный отпрыск.
   Его величество король Ольгест вызвал Кусуса-Вкусуса на разговор и сделал строгое внушение, чтобы Раймир больше не появлялся на территории дворца. Повар понимал, к чему приведет ослушание и неповиновение прямому королевскому приказу, потому что таким разгневанным мужчина короля еще никогда не видел. И теперь сам пытался сделать внушение Раймиру, ведь от того, послушает ли его сын, зависит не только работа Кусуса-Вкусуса, но и жизнь самого Раймира. А тот ничего не хотел слушать, сидел в центре комнаты, обхватив голову руками, и спорил.
   - Да пойми ты, я желаю тебе только добра! Если б я только мог что-нибудь сделать для собственного сына, неужели не сделал бы?! Но я не могу. В моих силах только предостеречь тебя от возможных ошибок. Ты ведь не отступишься от нее?
   Раймир качнул головой.
   - Вот именно, - Кусус-Вкусус тяжело вздохнул. - Поэтому мне ничего не остается, кроме как запереть тебя, пока Лияну не выдадут замуж.
   - Что? - Раймир вскочил. - Ты не можешь так со мной поступить!
   - Очень даже могу, - повару было невыносимо жаль своего сына, а еще он боялся, что тот натворит глупостей, именно поэтому он решился на крайние меры. - Вас нужно разлучить. Вы не пара. И не смотри на меня так. В глубине души ты и сам это знаешь.
  

* * *

  
   Да, в глубине души Раймир и сам думал, что он не пара ее высочеству, слишком уж велика сословная разница. Он так и сказал Лияне, но отцу об этом говорить не стал. Потому что хотел попробовать побороться с судьбой. Не смотря ни на что.
   В день, когда во дворце принимали заморских гостей, Раймир весь вечер и большую часть ночи провел, бродя по огромному королевскому парку, смотрел на светящиеся окна и пытался отгадать, в котором из них может появиться силуэт ее высочества. Но Лияна не появилась, а когда он собрался идти домой, услышал отчаянный крик девушки: "Я все равно выйду за человека, которого люблю!". Так Раймир понял, что с принцессой что-то случилось. Но это был не просто крик о помощи, а предупреждение - они не увидятся следующим вечером, а может быть, не увидятся больше никогда.
  
   Утром отца вызвали к королю, и молодой человек понял, что это каким-то образом связано с ним. Нужно действовать незамедлительно.
   Раймир вышел в сад и нашел королевского садовника - Вильта - пожилого вампира с подслеповатыми глазами, человека неглупого, но охочего до сплетен. Он подметал главную дорожку.
   - Вчера вечером я слышал женский крик. Кажется, кричала ее высочество.
   - Она, - Вильт перестал размахивать метлой и прищурился. - А ты еще не в курсе? Король запер принцессу в башне. Вон ее окошко. Она, видите ли, не хочет выходить замуж.
   Сердце Раймира подпрыгнуло от радости - Лияна любит его и не променяет даже на заморского принца - но тут же застучало тревожно и взволнованно.
   - То есть как, запер?
   - А вот так. Отвел наверх, да закрыл дверь. Будет сидеть теперь, бедняжка, до самой свадьбы.
   - Ее выдадут замуж насильно?
   - Обычное дело для принцесс, - пожал плечами Вильт. - Мы судьбу не выбираем. Родилась принцессой, так получи красивые наряды, богатые комнаты да сытную еду на золотых блюдах. Только изволь долг выполнить. Ее долг - подчиняться отцу в государственных интересах.
   - Да уж, - Раймир вздохнул и сделал вид, что эта тема его больше не интересует.
   - А что прием? Как вчера послов встретили?
   - Его величество, говорят, был на высоте, но принцесса устроила настоящий скандал. Потому ее в башне и заперли. А чего Кусуса-Вкусуса к королю вызвали?
   - Не знаю, - солгал Раймир. - Наверное, что-то пересолил.
   Вильт кивнул и подозрительно посмотрел на молодого человека, но он выяснил все, что хотел, и отправился домой. Ему предстояло выслушать нотации отца, которому, если все действительно серьезно, Ольгест обязательно расскажет о его связи с Лияной, и что-то решить с башней. Девушку нужно спасать, а пока кое-что приготовить.
  
   Теперь, когда разговор с отцом остался позади, и Раймир оказался заперт в собственной комнате, молодой человек понял, что у него только один выход: похитить Лияну и сбежать из страны. К счастью, все, что могло ему для этого понадобиться, находилось сздесь же, в маленькой комнате в скромном домике недалеко от замка.
   Запоры были самыми простыми - Раймир справился с ними за полминуты, но прежде чем выйти, собрал вещи: запасную одежду, деньги, веревку, нож и все, что лежало в тайнике - под третьей половицей справа от кровати. Записку отцу писать не стал. Кусус-Вкусус догадается, куда исчез его сын и поймет, что у Раймира не было другого выбора.
   Молодой человек перебросил вещевой мешок через плечо и вышел на улицу.
   Башня, в которой заперли Лияну, можно увидеть из любой точки города, потому что она была самым высоким строением. В идеале, нужно добраться до главных ворот, пройти через парк, миновать ворота и потихоньку проскользнуть во дворец через один из входов для прислуги, однако в осуществлении этого плана Раймир сомневался. Еще вчера он был сыном главного королевского повара, для которого открывались все двери, а сейчас его персона числилась среди "нежелательных", и если он появится рядом с королевским замком, его не просто прогонят, но схватят, причем схватят "свои" - те, с кем он еще вчера вел ни к чему не обязывающие беседы. Максимум, на что он мог рассчитывать - тайно перебраться через высоченную стену, окружающую королевский сад и приблизиться к башне, чтобы посмотреть, не сможет ли он забраться на нее по стене.
   Детство Раймир провел на улице и прекрасно лазил не только по деревьям, но и мог перебраться через упомянутую стену, потому что в королевском саду росли чудесные вишни и яблоки, а для простого человеческого ребенка нет ничего вкуснее запретного плода. И хотя ему не обязательно было перелезать через стену, ведь сына главного королевского повара пропускали и через ворота, он все же пользовался этим "ходом". Из-за друзей - соседских детей, которые видели в маленьком человечке слабака. И раз за разом Раймир доказывал, что он не слабак - при помощи одной веревки и силы собственных рук поднимался на стену высотой в три человеческих роста.
   Теперь Раймиру предстояло вспомнить старую науку - через ворота его никто не пустит.
   Молодой человек подобрал увесистый камень, привязал его к концу веревки и подошел к забору там, где перелазил через него в далеком детстве. По ту сторону каменной стены в три человеческих роста рос старый платан. Одна из толстых веток росла очень удачно. Раймир раскрутил камень и бросил его в сторону ветки. Веревка обмоталась вокруг ветки, образовав достаточную опору, чтобы выдержать вес человека.
   Сумку пришлось оставить, Раймир взял с собой лишь второй кусок веревки - перевесил его через плечо - и нож. Больше ему ничего не понадобится.
   Молодой человек дернул веревку, проверяя прочность крепления, и с ловкостью мальчишки вскарабкался на самый верх.
   Осмотрелся.
   Пусто, если не считать горластых павлинов у пруда.
   Спрыгнул.
   Снова осмотрелся и, крадучись, направился к башне.
   Королевский замок строили на совесть и взобраться по стене, сложенной из крупных каменных блоков мог бы разве что паук, но не простой сын повара. Единственное окно, за которым находилась комната, где король Ольгест запер Лияну, находилось на приличной высоте, Раймир прикинул, что даже если свяжет две веревки вместе, этого едва хватит.
   - Лияна! - громким шепотом позвал Раймир. - Лияна!
   Девушка не слышала - в саду кричали павлины, шелестела листва, над головой летали крикливые чайки, да и ветер не улучшал слышимости.
   Молодой человек побродил рядом с башней в поисках камня, которым мог бы запустить в окно ее высочества, но ничего не нашел, зато нашел другое - довольно большой осколок синего стекла, из какого мастера делают витражи. Наверное, во дворце разбилось одно из окон, и мастера не слишком усердно собрали мусор.
   Раймир подобрал его и повертел в руках, пытаясь отразить стеклом солнечный луч. Ничего не получалось - стекло совсем не отражало света, оно пропускало его сквозь себя, окрашивая ладонь молодого человека в голубой цвет.
   - Лияна! - снова позвал Раймир.
   Отступил подальше, примерился и швырнул осколок как можно выше, с таким расчетом, чтобы тот, ударившись о каменную стену в конце своего полета, разбился и привлек внимание принцессы.
   Так и получилось.
   Лияна выглянула в окно и обрадовано ахнула, но тут же прижала палец к губам и распахнула окно.
   Раймир показал ее высочеству веревку и жестами спросил, сможет ли девушка найти еще один кусок.
   Лияна отрицательно качнула головой. У нее не было веревки. Молодой человек понял, что ему придется уйти и вернуться позже, но он не мог сдвинуться с места, не насмотревшись на лицо любимой девушки. На миг ему показалось, что он видит его в последний раз, и этот раз во что бы то ни стало следовало продлить, чтобы навсегда запомнить светящиеся, словно лунный свет, волосы, красивый овал лица, бледно-голубые, словно весенний лед, глаза, удивленно приоткрытые губы...
   - Беги! - неожиданно крикнула принцесса.
   Раймир обернулся, но понял, что не успеет - в двух шагах за его спиной из-за кустов выросли два высоких худых стражника в красной форме с алебардами наперевес.
   - Ты арестован, - произнес тот, что повыше. - Следуй за нами.
   - И не пытайся бежать, - предупредил второй. - Нам разрешено применение оружия.
   Лезвия алебард хищно сверкнули на солнце.
   Раймир поднял голову, чтобы еще раз увидеть девушку.
   - Мы все равно будем вместе! - крикнул он, хотя больше в это не верил.
  

* * *

  
   Вчетвером идти было гораздо веселее. Бьорн не ожидал, что ему так понравятся его новые спутники, а особенно Ирия. Он шел, ведя под уздцы черного, словно уголь, коня, которого они с Вереей купили для путешествия, и тайно любовался профилем немой девушки. В ней ему нравилось буквально все: невысокий рост, яркие серые глаза, нежная кожа, розовые губы, маленький подбородок, то, как она двигалась, как легким движением плеча отбрасывала за спину длинные светлые волосы, растрепавшиеся от ветра. Даже мешковатые штаны не делали ее некрасивой или смешной.
   Она не говорила, но участвовала в общем разговоре - Ивор понимал ее с полувзгляда, полужеста и переводил, и Бьорну казалось, что он и сам начинает понимать все, что пытается сказать девушка. Он буквально не сводил с нее взгляда, но очень старался, чтобы этого не заметили ни Ирия, ни Верея, ни Ивор. Он не хотел, чтобы над его чувствами смеялись, и не хотел мешать чувствам Ивора, потому что видел - тот очень любит Ирию, и она отвечает ему взаимностью. В их отношении друг к другу было столько нежности и тепла, что Бьорну становилось мучительно больно, и он отворачивался каждый раз, когда Ивор дотрагивался до руки спутницы или заботливо помогал ей перебраться через лужу.
   Они шли по дороге, ведущей на север третий день. Ночевали прямо в лесу, по очереди дежурили, прислушиваясь к ночным звукам, стараясь угадать, догоняют ли их разбойники, или решили оставить их в покое, потом завтракали тем, что взяли с собой, и шли дальше.
   - Похоже, от нас отстали, - сказал Ивор после очередной ночи, прошедшей без происшествий.
   - Хотелось бы верить, - вздохнула Верея и внимательно посмотрела на Бьорна, словно спрашивая, что он думает.
   Сын разбойника понял это взгляд. Тогда, три дня назад на них напали не просто разбойники, а Лытка и Парша. Последний никогда не любил Бьорна, а первый, вероятно, понял, кто ранил его в плечо, бросив из-за дерева нож, и лишив законной добычи. Теперь, когда Лытка и Бьорн встали по разные стороны, разбойник наверняка рассказал Взметеню о том, что видел его сына в лесу, и теперь за ними наверняка устроят настоящую погоню. Между тем, молодой человек до сих пор не рассказал Ивору и Ирии, кто он такой, но и врать не стал, сказал полуправду:
   - Я сирота. Мою мать убили разбойники, а я сбежал.
   Ирия понимающе и в то же время ободряюще на него посмотрела.
   - Спасибо, - ответил Бьорн. - Мне приятно твое сочувствие.
   Девушка улыбнулась и сделала какой-то сложный жест.
   - Мы тоже сироты, - перевел Ивор. - Бежали из монастыря святого Палтуса. Слышал о таком?
   - Нет.
   - А я слышала. Говорят, там каждый год происходят чудеса: больные выздоравливают, хромые начинают ходить...
   - Глупости, - буркнул Ивор. - Никаких чудес там нет, сплошной обман. Мы с Ирией и сами участвовали в нем до поры до времени, поэтому прямо скажу: чудес не бывает. Ничего сверхъестественного случиться не может.
   - Может, - парировал Бьорн. - О лесных духах слышал? Вон, Верея подтвердит, что чудеса очень даже возможны.
   - Возможны, - подтвердила травница и выразительно посмотрела на Бьорна. - И порой чудеса происходят с близкими тебе людьми. Вдруг оказывается, что они не те, кем казались.
   Сын разбойника покраснел, но с удивлением заметил, что цвет лица Ивора тоже изменился.
   - Тебе есть, что скрывать? - поинтересовался Бьорн.
   За Ивора ответила Ирия. Она начала объяснять что-то жестами, что-то очень длинное и сложное, и изо всей "речи" молодой человек понял лишь то, что Ивор очень богат. Однако сам Ивор не перевел ни слова, будто и не видел, что его спутница пытается раскрыть его секрет.
   Бьорн пожал плечами.
   - Ну, расскажешь, когда придет время. Мы ведь тоже не все вам рассказали. Нет, не подумайте, будто мы что-то скрываем, просто дело очень деликатное.
   Ивор кивнул и тут же получил от Ирии кулаком в бок.
   - Вы прямо как муж и жена, - горько пошутил Бьорн.
   - Скорее, как брат и сестра, - ответил Ивор и потрепал Ирию по светлым волосам, за что незамедлительно получил еще один удар. - Я очень люблю ее. Как сестру. Мы ведь вместе выросли в монастыре, и я с самого детства заботился о ней. А она обо мне. Без поддержки друг друга нам пришлось бы тяжко.
   Ирия улыбнулась, подошла к Ивору и обняла его, положив голову ему на плечо. Еще пару минут назад от этой картины Бьорну стало бы тошно, но теперь он посмотрел на Ивора совсем другими глазами.
   - Я всегда мечтал иметь брата, - признался он. - Любимую девушку, ту, с которой мне захочется провести всю жизнь, я еще найду, - он запнулся, - а вот брата у меня уже никогда не будет.
   - Мы все братья и сестры, - улыбнулся Ивор. - Так говорил отец Богун, когда пытался заставить меня убирать в храме. Я делал вид, что верю, а сам выливал ведро воды, разбрызгивал там и сям, и убегал на озеро.
   - Я думала, в монастырях более строгие порядки, - произнесла Верея.
   Ивор смутился.
   - Просто ко мне всегда относились не так, как к другим. Я думал, это потому, что только у меня хватает смелости перечить отцу Богуну, а оказалось, что я просто... за меня хорошо платили.
   - Как это? - не понял Бьорн.
   "Он сын богатого и влиятельного человека" - показала Ирия, и эту фразу Бьорн отлично понял. Ивор тоже понял немую девушку, но пояснять не стал.
   Сын разбойника понимающе кивнул.
   - Можешь не говорить. В конце концов, мы ведь ненадолго вместе, правда? Развилка уже скоро, как нам с Вереей объяснили, идти до нее как раз около трех дней, а с нашим темпом мы дойдем до нее к обеду.
   - И куда отправитесь потом? - поинтересовался Ивор.
   - Не знаю. Это зависит от того, попадется ли нам на пути кто-нибудь, кто бы мог дать ответ на важный вопрос. Если никого не встретим, пойдем в ближайшую деревню, а там нам наверняка скажут, куда отправляться дальше.
   - А что за вопрос? - перевел Ивор Ирию.
   - Мы ищем бродячих артистов, - ответила Верея.
   - Хотите вступить в труппу?
   - Они кое-что у кое-кого забрали, и нам поручено это вернуть.
   - Сплошные тайны, - улыбнулся Ивор. - А у нас все просто. Посмотрим, что за деревня и попробуем найти там жилье и работу.
   Обсуждая планы, четверо молодых людей дошли до развилки к обеду.
   - Отсюда совсем недалеко до деревни, - сказала Верея.
   - А я предлагаю отдохнуть и перекусить, - парировал Ивор. - Ирия устала.
   - Пусть сядет на коня.
   - Коню тоже нужно отдохнуть и напиться, а здесь и ручей рядом.
   - Ну ладно, - Верея вздохнула. - Вы пока доставайте, что у нас там осталось, а я за хворостом.
   - Я с тобой, - вызвался Ивор. - Помогу. Надо побольше веток найти и хорошенько согреться. Сегодня слишком уж морозит.
   - Идите, - кивнул Бьорн.
   Он был рад остаться с Ирией наедине, так он, по крайней мере, мог, не скрываясь, любоваться девушкой, но любоваться не пришлось. Ирия знаками попросила сына разбойника отвернуться и десять минут чем-то шелестела. Зато когда девушка разрешила Бьорну смотреть, он был поражен. Молодой человек еще не видел Ирию в платье, а теперь она переоделась и выглядела как лесная нимфа. Бьорн никогда не встречал лесных нимф, но мать рассказывала, что они очень красивые, такие, что даже не верится, что подобная красота может существовать. Тогда молодой человек не слишком поверил в рассказы о лесных нимфах, а теперь был склонен считать, что необыкновенно красивые девушки все же встречаются.
   "Закрой рот" - засмеялась Ирия.
   Бьорн опомнился и принялся вытаскивать из своей сумки и сумки Ивора остатки еды.
   Верея и Ивор принесли достаточно хвороста, и костер получился достаточно большим и жарким. Молодые люди прикатили к костру большой ствол упавшего дерева, постелили на него куртки, и сели, тесно прижавшись друг к другу.
   - Можно и я к вам? - неожиданно раздался за их спинами дребезжащий голос.
   Бьорн вскочил, готовый броситься на разбойника, но это был не разбойник, а всего лишь бедно одетый старик с седыми волосами и редкой седой бороденкой.
   - Садитесь, - Верея подвинулась. - Погрейтесь. Только вот угостить нам вас нечем.
   - Ну да ничего. Авось в моей котомке чего найдется.
   Старик кашлянул, развязал тесемку пыльной дорожной сумки, сшитой из цветных лоскутков, и достал оттуда большое зеленое яблоко и маленький перочинный нож.
   - Куда путь держите? - спросил он, отрезав от яблока маленький кусочек. - В Северную Рандорию? Али к Явору?
   - Кто такой Явор? - спросил Ивор.
   - Как, не слышали про Явора? Это самый великий маг на свете. Могучий волшебник. Все, что пожелаешь, исполнить может.
   - Прямо все?
   - Все.
   - И что, просто так?
   - Ну почему же просто так, - улыбнулся старик. - Не просто так. Просто так сейчас можно только синяк получить.
   Старик положил в рот кусочек яблока и отрезал еще один.
   - Стало быть, вы не к Явору, а в Рандорию направляетесь. Ну а там-то чего забыли?
   - Ищем кое-кого, - ответил Бьорн. - Вы, случайно, по дороге бродячих артистов не встречали?
   - Встречал, - кивнул старик, дожевав яблоко. - Буквально три дня тому назад.
   Бьорн и Верея обрадовано переглянулись.
   - Значит, догоним. Они ведь в Рандорию отправились?
   - Туда, - старик снова отрезал от яблока. - Только вряд ли вы их догоните. А вернее, никогда не догоните. Что у вас? Лошадь? Одна на четверых? Да даже если бы было у каждого по лучшему скакуну, вы все равно отстали от их месяца на два.
   - На два месяца? - Бьорн открыл рот. - Как это? Вы ведь видели их три дня назад!
   - Правильно.
   - И они отправились в Северную Рандорию?
   - Правильно.
   - Значит, мы их догоним.
   - Неправильно.
   Старик крякнул и бросил в рот еще один кусок яблока. Неспеша прожевал, проглотил и пояснил:
   - Они ведь не напрямик в Рандорию отправились. Напрямик, поди, месяца два как раз и топать. А то и три, с эдаким обозом. А сейчас они наверняка уже на месте. Когда я с ними разговаривал, с бородатой женщиной, если точнее, они к Явору как раз и шли. Чтобы он их побыстрее в Рандорию переправил. Так что ежели хотите артистов догнать, прямая дорога вам вон туда, - старик махнул рукой в сторону холмов. - К закату почитай и дойдете.
   - Сомнительно как-то, - пожал плечами Ивор. - Не верю я в подобные чудеса.
   - Ну, дело твое. Только Явор он еще и не то умеет. Мне вот, яблоко чудесное дал - сколько от него не отрезай, все одно целым будет. Гляди.
   Старик подбросил яблоко, оно перевернулось в воздухе и упало в сухую старческую руку абсолютно целым, будто его никто и никогда не кромсал ножом.
   - Так и живу. Когда есть нечего, яблоком перебиваюсь, только вот зубов почти не осталось, приходится ножом его резать. Ну, погрелся я, спасибочки за гостеприимство, пойду.
   - А вы куда?
   - В Иллорию. Родственники у меня там, да говорят, лотерея какая-то идет, всем желающим подарки дают.
   Бьорн посмотрел на Верею, и девушка едва заметно кивнула.
   - Лотерея закончилась, - произнес Бьорн, - и боюсь, по моей вине, но вы не огорчайтесь, возьмите нашего коня.
   - Коня?! - ахнул старик. - А вы-то как?
   - Ну... один конь на четверых немногим больше, чем ни одного, к тому же, раз Явор смог переместить в Рандорию артистов, то наверняка сможет переместить и нас, так что конь нам не понадобиться.
   - Вот спасибочки, - старик подошел к привязанному к дереву животному и ласково погладил его черную морду. - За доброту вашу, подскажу, как с Явором говорить. Деньги он за свои услуги не берет, а требует выполнить просьбу. Так вот, когда спросит, что вы выбираете: воду или огонь, выбирайте огонь. Так оно вернее получится.
   Бьорн поблагодарил старика, помог тому взобраться в седло и отвязал коня.
   - Ну, с миром.
   Старик тронул поводья, и животное медленно отправилось в сторону дома, в сторону Иллории.
   - Зачем ты ему лошадь отдал? - прошипел Ивор. - Может, тот Явор с вас как раз лошадь и потребует.
   - Зачем величайшему магу лошадь? Он ведь может сотворить ее из воздуха, - отмахнулся Бьорн. - Ты же слышал, ему не нужны деньги, он хочет, чтобы ему сделали одолжение.
   - И вы поверили этому шарлатану? Да его яблоко - просто ловкий трюк. Навешал лапши на уши, и уехал на лошади.
   Ирия положила на плечо молодого человека ладонь и укоризненно покачала головой.
   - Я не думаю о людях плохо, - парировал Ивор. - Просто я предусматриваю худший из вариантов.
   - Теперь уж поздно, - Верея поднялась с бревна и стала забрасывать костер снегом. - Если поторопимся, придем к этому Явору дотемна.
   - Вот и получилось, что нам с вами опять по пути, - улыбнулся Бьорн и посмотрел на Ирию.
   Девушка ответила ему лучезарной улыбкой, и сын разбойника окончательно уверился, что поступил правильно, когда отдал старику лошадь.
  

* * *

  
   - Никогда бы не подумал, что величайший волшебник всех времен и народов может жить в такой дыре, - присвистнул Ивор.
   Деревенька и впрямь была бедной: избы старые, неухоженные, с покосившимися трубами и редкозубыми заборами, сады маленькие, чахлые, дорожки узкие, и хоть трава еще не вылезла, было понятно, что каждое лето все вокруг зарастает сорняками. Казалось, в деревне жили беднейшие из бедных и ленивейшие из ленивых. Даже колодец, на который они наткнулись по дороге, был без цепи, с треснутым барабаном и сломанной крышкой.
   - Некоторые дома кажутся заброшенными, - произнес Бьорн. - Здесь вы сможете найти жилье.
   - Если не погибнем под упавшей крышей, - хмыкнул Ивор. - Тут ведь одни развалины! Им никакой ремонт не поможет! Все под снос! К тому же, чем мы будем заниматься? Здесь даже рынка нет!
   - Можно выращивать овощи, - подсказала Верея.
   - И куда их потом девать? Пищей мы себя как-нибудь обеспечим, - Ивор посмотрел на Ирию, ища ее поддержки и одобрения, - а одеваться как? А если понадобится что-то купить? Корову, или саженцы, или даже молоток? Чувствую, денег здесь отродясь не видели. Давайте зайдем к кому-нибудь, увидите, какая там нищета. Сильно удивлюсь, если у них есть посуда. И что Явор забыл в такой дыре?
   Ивор чувствовал, что деревенька не понравилась не только ему. Верея брезгливо морщилась, глядя на древние дома, а Бьорн держал руку на поясе, там, где у него был приторочен нож. Не показывала своих чувств только Ирия, но молодой человек был уверен, что сумеет уговорить ее...
   Про себя он уже решил, что ни за что здесь не останется. Дело не только в том, что деревенька была практически заброшенной, но и в том, что в воздухе витало нечто такое, чему Ивор никак не мог подобрать определение. Ему чудилось, будто за ними наблюдают чьи-то недобрые глаза, причем глаза не разбойников и не диких зверей, а кого-то гораздо страшнее. Остаться в таком месте было бы безумием.
   Ко всему прочему, Ивор ни на йоту не поверил старику, которому добряк Бьорн подарил лошадь. Всем известно, что волшебников не бывает, а если они и существуют, то уж точно не поселятся в подобной дыре.
   Они прошли всю деревню от одного края до другого не более чем за полчаса.
   - Я же говорил! - торжествующе подвел итог Ивор. - Надул вас тот старик. Никакого волшебника здесь нет.
   - Похоже на то, - вздохнула Верея. - Все дома одинаковые и ни один не походит на жилище вменяемого человека.
   - А кто сказал, что волшебник обязательно должен быть нормальным? - удивился Бьорн. Похоже, он был единственным, кто верил в то, что не зря расстался с лошадью. - Давайте постучим к кому-нибудь и спросим.
   И, не дожидаясь ответа, он направился к ближайшему дому, окно которого тускло освещалось огарком свечи, стоящем на подоконнике.
   - Кого еще черти принесли? - донесся из-за двери ворчливый старческий голос.
   Дверь с оглушительным скрипом открылась и в щель между дверью и косяком высунулась голова подслеповато щурившегося дедка.
   - Ась? Кому чего понадобилось?
   - Простите, вы не подскажете, где живет Явор?
   - Явор, Явор, - буркнул старик. - Всем только его и подавай. Не принимает он сегодня. Сколько человек?
   Ивор подошел к Бьорну и полюбопытствовал:
   - Значит, Явор действительно существует и действительно живет в этом отстойнике?
   - Я те дам, отстойник, - рассердился дедок. - Сколь человек-то вас, спрашиваю, аль глухие?
   - Четверо, - поспешно ответил Бьорн.
   - И все к Явору?
   - Не все.
   - Все, - вмешался Ивор. - Если он вас в Рандорию переправит, то пусть и нас с Ирией туда же доставит. Что мы в этой дыре забыли? Правда ведь, Ирия?
   Молодой человек обернулся. Девушка кивнула, но она явно была недовольна тем, что ее мнения не спросили.
   - Ну, коли все к Явору, заходьте.
   И старик посторонился, пропуская молодых людей внутрь избы.
   Как Ивор и предполагал, внутри дом был ничуть не чище и ничуть не новее, чем снаружи. На темных закопченных стенах криво и косо были прибиты полки, на которых стояли потрескавшиеся глиняные горшки, а всю обстановку составляла давно не чищеная печь, с которой свисало заштопанное в нескольких местах одеяло, колченогий стол, да маленькая скамеечка, на которую старик вставал, когда забирался на печь.
   Ивор торжествующе посмотрел на Бьорна, а потом на Верею и поднял брови, показывая: "Что, убедились? Нечего нам здесь делать". Тем не менее, он был удивлен, что Явор все-таки жил в этой деревне. Но, может, он просто не такой уж и великий волшебник, как говорят?
   Молодые люди столпились у дверей, заполнив практически все свободное пространство избы. Старик закрыл дверь на щеколду и, ахая и охая, забрался на печку.
   - Рассказывайте, какое у вас к Явору дело, - зевнул он.
   - Может, уйдем? - шепнула Ивору Верея. - Странный какой-то. Да и что нам тут делать? Всю ночь у дверей стоять? Здесь даже присесть негде, не говоря уже о том, чтобы прилечь.
   Ивор согласно кивнул и посмотрел на Бьорна, но тот уже набрал в грудь воздуха:
   - Нам нужно попасть в Северную Рандорию.
   - Шустрые, - крякнул дед с печки. - А чего там понадобилось?
   - Секрет, - ответила Верея и потихоньку потянула Бьорна к выходу.
   - Ну, раз секрет, тогда, конечно, лучше промолчать, - дед снова зевнул. - Тогда сказку мне, что ли, на ночь расскажите, чтобы спалось хорошо.
   Ивор едва не рассмеялся и протянул руку к щеколде. Но как только он до нее дотронулся, щеколда вдруг превратилась в толстую змею, чешуя которой была не черной, и не зеленой, а цвета щеколды, цвета дерева, и если приглядеться, на теле змеи можно было заметить годовые кольца. Деревянная гадюка зашипела, раскрыла клыкастую пасть и высунула длинный раздвоенный язык.
   Верея завизжала и отпрыгнула в сторону, Ивор отшатнулся, наступив на ногу стоящему позади него Бьорну, Ирия в ужасе прижала руки к груди.
   - Не слышу, - требовательно произнес старик. - Где моя сказка?
   Змея, видя, что ее больше не трогают, вновь стала щеколдой.
   - Значит, - спросил Ивор. - Вы и есть, Явор?
   - Так. Сказки, видимо, я сегодня не услышу, - старик сел на печи и свесил вниз босые ноги. - Да, я Явор. Но я сегодня не принимаю. Поздно уже.
   - Тогда, - растерялся Бьорн, - почему не велели нам придти завтра?
   - Потому что вам, обормотам, негде ночевать.
   Ивор с сомнением посмотрел на тесную грязную комнатушку и подумал, что оттого, что они находятся в доме, спальных мест как не было, так и нет.
   Словно в ответ на его мысли комната стала расширяться. Стены раздвинулись, полки, кое-как прибитые к стенам, накренились еще сильнее, упал и разбился один из глиняных горшков. Колченогий стол исчез и на его месте образовались четыре широкие резные скамьи с матрасами, подушками и одеялами.
   - Спать, - приказал Явор и хлопнул в ладоши.
   Свеча, стоявшая на подоконнике, погасла, и дом погрузился в темноту.
   Не произнеся ни слова, друзья разошлись каждый к своей скамье и легли.
  

* * *

  
   Ночью Верея проснулась оттого, что кто-то стоял рядом с ней и дышал. Дышал шумно, с присвистом, наклонившись почти к самому ее лицу.
   - Что вам нужно? - спросила девушка шепотом.
   - Ничего, - ответил Явор. - Судьба у тебя интересная. Вот, разглядываю.
   Верея опасливо подтянула одеяло до самого подбородка.
   - Вы и правда ее видите?
   Она не рассмотрела, как волшебник кивнул, просто почувствовала движение воздуха.
   - И что... все плохо?
   - Почему же, - улыбнулся Явор. - Не все. Ну ты спи, спи.
   И Верея заснула.
   - Подъем! - разбудил ее бодрый голос старика. - Хватит дрыхнуть, сони!
   Девушка открыла глаза и быстро поднялась. Волшебник, одетый белые холщовые штаны и такую же рубаху, босиком стоял на холодном деревянном полу и улыбался, ощерив все свои три зуба.
   Верея поежилась, вспомнив то, что произошло ночью. Бьорн и Ивор вставать не торопились. Они с трудом разлепили глаза, зевали и потягивались. Ирия, казалось, не ложилась вовсе - она сидела на скамье полностью одетая с дорожным мешком на коленях, в котором, судя по его толщине, практически ничего не осталось.
   - Подъем! - топнул ногой старик.
   И в то же мгновение скамьи, на которых молодые люди провели ночь, исчезли, словно их никогда не было.
   Бьорн и Ивор с грохотом упали на пол. А вот скамья Ирии не исчезла - она медленно начала растворяться в воздухе. Девушка поспешно поднялась и несмело улыбнулась Явору, который своей проделкой остался очень доволен.
   - Так, все встали. Теперь завтрак. Ты, блондин, топай к колодцу, да принеси ведро воды. Ты, чернявый с рожей разбойника, топай на другой конец деревни, к мельнику, да попроси у него берестяной короб.
   - Я думал, - сказал Ивор, поднимаясь с пола, - завтрак вы сотворите так же, как спальные места, из ничего.
   - Из ничего ничего не бывает, - ответил Явор. - Только синяки.
   Молодые люди переглянулись и вышли.
   - Ведро слева! - крикнул вдогонку старик. - Ну, девушки, а вы давайте, занимайтесь готовкой.
   Верея не успела и глазом моргнуть, как в центре комнаты появился длинный стол, сплошь уставленный тарелками с овощами, яйцами, мукой, зеленью, мясом и прочими ингредиентами из которых можно составить превосходное меню.
   - Вперед! - усмехнулся Явор и растворился в воздухе.
   Появился волшебник только спустя два часа, когда юноши вернулись в избу, а девушки успели приготовить такой обед, что у Явора довольно громко заурчало в животе.
   - Чего ждете? - спросил он. - Налегайте. Кто знает, когда вы в следующий раз так позавтракаете.
   И сам присоединился к трапезе.
   Верея ела с удовольствием. Неизвестно почему, но Явор ей понравился. Несмотря на его бурчание и мелкие пакости, вроде той, с деревянной змеей и исчезнувшими скамейками, он был веселым и не злым. Но все равно, великого волшебника она представляла себе не так.
   Когда с завтраком было покончено, Явор хлопнул в ладоши, и изба приняла свой изначальный вид: стены вернулись на место, на подоконнике появилась новая свеча, колченогий стол вернулся на свое место, а сам старик очутился на печке.
   - Пришло время перейти к делу, - произнес Явор. - Как я понимаю, вас всех нужно переправить в Северную Рандорию?
   - А вы, правда, это можете? - спросил Бьорн.
   - А ты еще не понял? Могу. Я, между прочим, все могу. Ну, за редким исключением. Так что любовное зелье у меня не просить, дворцы и замки тоже, а коли пропало у вас чего, обратитесь к местному магу.
   - А вы можете лечить? - спросил Ивор.
   - Болячки - это не ко мне. Слишком просто.
   - Я не про болячки. Вот ее, - Ивор слегка подтолкнул Ирию к печке, - вылечить сможете?
   Старик наклонился, прищурился и вздохнул.
   - С рождения немая? Могу. Но стоить это вам будет ой как дорого.
   - У нас есть немного денег, но не думаю, что этого хватит.
   - А кто сказал, что я про деньги? Деньги мне без надобности. Я предлагаю обмен. Я вам услугу и вы мне услугу. Согласны?
   - А что за услуга? - насторожилась Верея.
   Внезапно Явор перестал ей нравиться, в глазах старика появились недобрые искры, уголки рта опустились и морщины на лице, казалось, переместились: если раньше они располагались на лбу и в уголках глаз, что свидетельствовало о веселом нраве, то теперь большая часть съехала на щеки.
   - Непростая услуга, - сразу признался Явор. - Но иначе нельзя. Коли стану просто так волшебство направо налево раздавать, ко мне целые толпы выстроятся. А так, стоит кому пропасть или погибнуть, поток желающих резко сокращается. Так что думайте. Опасное это занятие.
   - Я на все готов, - твердо ответил Ивор. - Если вылечите Ирию.
   - Вылечу, - пообещал Явор. - И в Рандорию вас переправлю. Коли согласитесь. Ну?
   - Я согласен, - кивнул Бьорн.
   - Я тоже, - ответила Верея.
   Ирия кивнула и прижалась к Ивору.
   - Ну, коли так, тогда выбирайте, огонь или вода. И запомните, обратного пути не будет.
   - Огнь! - тут же произнес Бьорн.
   - Вода, - качнул головой Ивор. - Мы с Ирией выбираем воду.
   - Нет, так не пойдет. Вы уж определитесь.
   Верея поняла, что молодые люди никогда не договорятся, и подала голос:
   - Огонь, - сказала она и обернулась к Ивору. - Тот старик нам все верно сказал, так почему бы не последовать его совету?
   Ивор вздохнул и махнул рукой.
   - Вот и славно.
   Явор потер руки, разогревая ладони, и стал чертить в воздухе знаки. Морщины на его лице пришли в движение, будто это были не морщины, а нарисованные линии, которые по воле мага свободно перемещались туда, куда им прикажут, губы задрожали, и старик стал бормотать себе под нос странные слова.
   Некоторое время ничего не происходило, а потом Верея неожиданно почувствовала острую боль в груди. Она буквально сложилась пополам, схватившись за грудь, и не сразу заметила, что с остальными происходит то же самое. Ивор застонал, а Бьорн стащил с себя рубашку и все увидели, что на его груди ярко-красным горит силуэт дракона. Верея осторожно развязала тесемки на блузе, посмотрела на свою грудь и вскрикнула. У них у всех было одно и то же: выжженный на коже красный дракон с собранным в кольца хвостом.
   - Это напоминание о нашем договоре, - произнес Явор. - Я отправлю вас в Северную Рандорию и верну обратно, в этот самый дом, ровно через пять месяцев. Верну, где бы вы ни находились. Если к тому времени вы не выполните задание, которое я вам дам, дракон на вашей груди вонзит зубы в ваше сердца, и вы умрете.
   Верея ахнула.
   - Вы должны добыть для меня печень дракона, - продолжил старик. Он живет в горах и слишком умен и стар, чтобы попасться мне в руки, однако против натиска юности не выдержит.
   Старик отвернулся к дальней стене печи, покопался в одеяле и вытащил длинную, с локоть, серебряную иглу.
   - Это особенная игла. Идеальное оружие. Разрушает любую магию, даже драконью, а давно известно, что у драконов самая сильная магия.
   Старик протянул иглу Ивору.
   - Ты просил вылечить свою подругу, вот ты дракона и убьешь. Воткнешь в его сердце эту иглу, только смотри, сам не уколись, помрешь в момент.
   Верея наблюдала, как Ивор, словно завороженный, берет иглу и осторожно проводит по ней пальцем.
   - Ну, теперь берите свои вещички, буду вас перемещать.
   Явор вновь превратился в добродушного старичка, но больше Верею лукавые морщины обмануть не могли. Она знала, что старый сошедший с ума волшебник убьет их, если через пять месяцев они не принесут ему печень дракона.
   Девушка прижала к себе дорожную сумку и зажмурилась. Она не хотела видеть ни торжествующий взгляд великого волшебника, ни испуганные глаза Ирии, ни сурового Бьорна, ни завороженного серебряной иглой Ивора. Она хотела заснуть и проснуться в своем доме, чтобы ей снова нужно было идти в лес за травами, ухаживать за матерью и беседовать с белками и проклевывающейся из-под снега молодой травой. Но все это осталось в прошлом. Духи предсказали ей большое путешествие и большие опасности, и она понимала, что избежать этого не сможет. Поэтому зажмурилась, ожидая самого худшего.
   Земля из-под ее ног внезапно исчезла, словно девушку толкнули, и она не удержала равновесия, и упала, но падение не закончилось, тело не встретилось с землей, его закрутило и подбросило вверх. Верея едва не задохнулась от неожиданной нехватки воздуха, но глаза не открыла, побоялась, что увидит летящей себя на высоте птичьего полета, запаникует, и упадет на землю.
   Кружение закончилось так же быстро, как началось. Вот Верею бросало из стороны в сторону на невероятной высоте, а вот она уже снова стоит на земле, и пахнет вокруг очень приятно - свежей травой и молодой листвой.
   Травница открыла глаза и прижала руки к груди. Она стояла на опушке леса, а вокруг все было зеленым, словно из ранней весны она попала в лето.
   Ивор, Ирия и Бьорн стояли рядом такие же удивленные и немного испуганные.
   - Вот это да! - выдохнул Бьорн.
   А Ирия неожиданно толкнула Ивора в бок и произнесла:
   - Больше никогда не смей решать за меня! Я бы сразу выбрала огонь!
  

Глава 2

Дракон

  
   Каждый день дракон облетал подведомственные ему территории. Конечно, официально они ему не принадлежали, но ему нравилось считать, будто все людишки, что суетливо носятся по городу, что весь скот, заполонивший большую часть полей, все деревеньки, дороги, торговые тракты, поля, леса и горы принадлежат ему. Он чувствовал свою власть над всем, что проносилось под его крыльями, потому что его могущество было практически безгранично.
   В один момент дракон мог растоптать, разорвать, спалить все, что ему не понравится. Любой стог сена, любое строение, любого человека, любую деревню, и даже всю столицу махом. Стоило только снизиться, набрать в грудь побольше воздуха и выдохнуть.
   Люди боялись этого больше всего на свете, и дракон этим пользовался. Ведь им, несчастным, и в голову не могло придти, что на самом-то деле он никогда так не сделает, потому что драконы - мудрая раса, появившаяся на земле гораздо раньше человеческой, и потому успевшая набраться опыта и поумнеть. А люди так и остались глупыми никчемными паразитами, все помыслы которых занимает лишь борьба за выживание и процветание. Они только и делают, что воюют друг с другом за территории и богатства - цветные минералы, которые подчас ставят выше собственной жизни. А ведь это всего лишь камни: рубины, алмазы, сапфиры, изумруды, опалы, почти то же самое, что гранит, медь, алюминий, графит и кварц, только красивее. И это снова подтверждает превосходство драконов над людьми, потому что драконам не нужны драгоценные камни, единственное, что они ценят: жизнь и свободу. А это поважнее любых блестяшек.
   Тем не менее, драгоценные камни у дракона все же были. И в огромном количестве. Столько, что если бы эту "коллекцию" увидел какой-нибудь человек, тотчас сошел бы с ума от жадности, зависти и желания обладать ею. Поэтому дракон никому свою "коллекцию" не показывал, но все знали, что она у него есть. Это было частью Плана.
   Дракон снизился над полем и, разинув пасть, понесся прямо к пастуху, пасшему овец. Человечишка увидел приближающуюся к нему зверюгу и замер, закрыл глаза руками, но не убежал, даже не позвал на помощь, зато намочил штаны. Резкий запах ударил в ноздри дракону, когда он пролетел над пастухом.
   Дракон взмыл в небо, смеясь и кашляя дымом. Ему было весело. Ему нравилось пугать людишек и ощущать собственную власть над ними, собственное превосходство, собственный ум и свободу. А они этого не понимали, считали его чудовищем - глупым, злым и очень опасным, поэтому боялись, но не трогали - знали, что не справятся. Когда дракон только поселился в горах Северной Рандории, король тотчас направил против него целую армию в надежде если не убить, то прогнать злобную тварь. Это было веселое время. Дракон и сейчас смеялся, вспоминая произошедшее.
  
   Место, которое он мог бы назвать домом, дракон выбирал тщательно и придирчиво. Ему была нужна особая гора: достаточно высокая, чтобы нависающие облака скрывали его от обитателей земли, и достаточно пологая, чтобы можно было вытянуться на вершине в полный рост. Дополнительными критериями для отбора стали наличие крутых обрывов в нижней половине и пещеры, где дракон мог бы хранить драгоценные камни. Главное же состояло в том, чтобы до логова никто не мог добраться - ни конный, ни пеший, ни любитель природы, ни охотник за драконами. Особенно охотник за драконами. И после долгих поисков, он нашел то, что искал.
   Обычно он спал до обеда, когда солнце поднималось в высшую точку горизонта и будило его теплом, проникающим сквозь чешую. Тогда он открывал глаза, потягивался, разминая каждую мышцу, и летел на поиски пищи. В то время пищей ему служил случайный скот с человеческих пастбищ. Пары коров было достаточно, чтобы поддерживать нужную температуру тела и не набирать лишний вес. Он не разбойничал и не разгонял скот намеренно, просто пытался не умереть с голоду. Пастухи же посчитали, что две коровы в день - слишком большая потеря, и пожаловались королю.
   И вот однажды, проснувшись как обычно в обед, дракон заметил между горами подозрительное шевеление. Снизившись, он увидел королевскую армию: сотни, если не тысячи людишек, штурмовавших неприступные скалы. Они старались производить как можно больше шума: бряцали медными щитами, топали ногами, ударяли друг о друга металлические шлемы. Кое у кого дракон разглядел даже бубны и кастрюли с поварешками. Людишки старались шуметь как можно громче и явно считали дракона идиотом. И дракон разозлился. Это понятно - никому не нравится, когда его считают идиотом.
   Он выдохнул на них дым и полетел на поиски пищи.
   Когда сытый и оттого довольный, дракон вернулся домой, то обнаружил, что дым нисколько не напугал мелких тварей, они упорно ползли по скалам, хотя наверняка понимали, что далеко им не уползти.
   Тогда дракон решил устроить показательное представление: выломал из скалы два небольших камня и пустил их, как лавину прямо рядом с людишками. И со смехом смотрел, как они удирают, скатываясь вниз на пятой точке.
   Чтобы окончательно напугать вредителей, дракон сел неподалеку и выпустил из себя огненный шторм второй категории. Этого оказалось достаточно, чтобы армия разбежалась в разные стороны.
   Дракон долго смеялся, глядя на мельтешение и панику, кружил над убегающими, а когда они выбрались из гористой местности и побежали по лугам, полетел над ними так низко, что ветер, понимающийся от движений его крыльев, сбил несколько людишек с ног.
   Тогда-то и родился План. И именно тогда он сделал первый шаг к его осуществлению.
   Дракону было понятно, что просто так его в покое не оставят. Если не получилось взять грубой силой, значит, стоит сменить тактику, и логическим продолжением армии стали бы смельчаки-одиночки, карабкающиеся по горам и мешающие спать, а также отравленные чучела коров, которые глупый дракон сослепу будет считать настоящим животным. Конечно, до всего этого людишки могли и не додуматься, но он предпочитал переоценить противника и приготовиться к худшему. Это лучше, чем однажды проснуться с копьем в глазу или действительно съесть отравленную корову.
   Поэтому он стал кружить над убегающей армией, выискивая главного. Лучше бы конечно поговорить с самым главным, то есть королем, но король в замке, а рушить замок ради того, чтобы договориться о мире - не самое мирное решение. Поэтому дракону пришлось довольствоваться генералом.
   Генерал бежал одним из последних. Не потому что был героем и не потому, что беспокоился об отставших, просто бежать быстрее ему не позволяла комплекция. Он был таким толстым, что дракон подивился, как тот вообще может бежать. Прикинув рост этого высокопоставленного человечишки и вес, вычислив коэффициент массы тела, помножив его на собственную длину, дракон задумчиво прикрыл глаза - в подобной ситуации он бы никогда не смог взлететь. А этот бежит. Видимо, дракон сильно его испугал.
   Это стало еще одним поводом для смеха и гордости, но на смех времени не было, следовало позаботиться о собственной безопасности.
   Дракон прицелился, как делал это во время охоты, рассчитал расстояние до генерала, скорость его бега, собственную скорость и зашел на посадочный круг.
   В целом получилось даже эффектнее, чем задумывалось: дракон приземлился перед генералом так стремительно, что тот едва успел остановиться. Человечишка понял, что находится в досягаемости не только смертельно опасного огненного дыхания, но и в поле досягаемости удара хвостом, и замер. Как можно медленнее, чтобы не нервировать трусоватого генерала, дракон опустил голову и как можно дружелюбнее произнес:
   - Я буду говорить, а ты будешь меня слушать.
   Эти слова дались дракону с большим трудом, потому что хоть он и выучил варварский язык людишек, язык его был предназначен для других звуков. Тем не менее, генерал прекрасно его понял, но реакция человека дракона поразила: вместо того, чтобы кивнуть, человечишка заголосил, будто его режут, и бросился бежать.
   - Я хочу поговорить! - уже громче добавил дракон и схватил толстяка правой передней лапой.
   - Помогите! Спасите! Дракон! - голосил толстяк.
   Войско, частично сбежавшее, частично остановившееся на порядочном от дракона расстоянии, надо отдать ему должное, не растерялось. Люди начали подтягиваться, и в дракона полетели стрелы.
   - Не стреляйте, - произнес дракон. - Я ничего плохого не сделаю. Я хочу поговорить.
   Но стрел меньше не стало, и толстяк все также орал и дергался.
   Тогда дракон расправил крылья и взлетел.
   - Не хочешь по-хорошему, - сказал он генералу, - будет как получится. Заткнись уже, а?
   Дракон отнес человека домой, на вершину горы. Поставил на землю, а сам лег, свернувшись полукольцом. Генералишка перестал вопить и орать, потому что понял - здесь его никто не спасет. Он попятился, но дракон положил хвост, преграждая все пути для отступления, да и отступать было некуда.
   - Ч-ч-чего тебе надо? - спросил генерал дрожащим голосом.
   - Мне, - улыбнулся дракон. - Много чего. Но в первую очередь, спокойствия. Мне, видишь ли, не очень понравилось сегодняшнее представление, и хотелось бы получить гарантии, что подобного больше не повториться. Ни в каких масштабах: ни в масштабах армии, ни в масштабах одинокого охотника на драконов. Ты можешь мне это гарантировать?
   - Н-н-не могу, - пролепетал генерал. - Я - птица подневольная, что скажут, то и делаю. И солдаты у меня такие же.
   - Значит, - выдохнул дракон, - надо было с королем разговаривать... а ты можешь передать ему мои слова?
   - М-м-могу.
   - Тогда жди.
   Дракон поднялся и соскочил со скалы на нижний уступ, взмахнул крыльями и оказался рядом с пещерой. Влез в узкий неудобный лаз, прополз немного на брюхе и попал в просторный каменный зал, где хранил свои сокровища. Сгреб лапой, сколько получилось, и вернулся на скалу.
   - Вот, - он высыпал драгоценности перед генералом.
   Вспоминая этот эпизод позже, дракон не мог удержаться от смеха - до того изменился человечишка. Из дрожащей, словно земля под ногами приземлившегося дракона, твари, он превратился в жаднейшего из жаднейших - глаза его загорелись, словно звезды самой темной ночью, рот открылся, колени подогнулись, и он буквально упал на гору блестяшек.
   Дракон подождал, пока генерал насладится видом, а потом поднял его к глазам и выдохнул немного дыма, чтобы тот пришел в себя.
   - Слушай внимательно, человек, дважды повторять не стану. Все, что я скажу, передашь королю слово в слово. Понял?
   - Понял.
   - Первое. Эта гора и все окрестные горы - мои. Сюда никто не должен приходить. Это ясно?
   Генерал кивнул.
   - Второе. Чтобы мы с вами жили мирно, организуйте мне личное стадо коров и овец, чтобы я мог прилетать, когда мне надо, и брать столько, сколько сочту необходимым. Тогда другие ваши стада я трогать не буду, и повод для конфликтов исчезнет. Сможешь сделать?
   Человечишка обернулся на гору минералов и сглотнул.
   - Сможешь. Очень хорошо. Теперь третье. Сокровища, которые ты видишь, лишь малая часть того, что у меня есть. Но, как я уже упоминал, никто не должен приближаться к моим горам. А чтобы не было соблазна, поясню: добраться до сокровищ все равно никто, кроме меня, не сможет, потому как вы, людишки, не умеете летать. А если кому-то придет в голову искать их в моих горах, - дракон выдохнул дым и коротко подытожил: - съем и не поморщусь.
   Генералишка снова задрожал, и дракон уже миролюбивее продолжил:
   - Какое там по счету? Неважно. Я не хочу видеть в моих горах не только охотников за сокровищами, но и охотников на драконов, и спокойствие это обеспечите мне вы. За каждого приведенного ко мне на съедение охотника на драконов, буду давать так любимые вам драгоценные камни. Ясно? Чем больше охотников приведете, тем больше камней получите. Запомнил? А теперь давай, рассовывай по карманам камушки, а остальное, так и быть, донесу прямо до дворца. Передашь королю. И камни и слова. Все ясно? И если вы мое предложение не примете, прилечу прямо в столицу и спалю все и вся. Потому как это моя территория, а если соседи мне будут мешать и не захотят договариваться, то от них проще избавиться, чем терпеть.
  
   Дракон и сейчас улыбался, вспоминая, как на следующий день, пролетая над владениями, на отдаленном лугу заметил стадо коров, между которыми паслись и овцы. Пастух - дрожащий тощий паренек - держал над головой огромный (по человеческим меркам, по драконьим - просто малюсенький) плакат с неуклюжим изображением дракона.
   Сейчас плакат уже убрали, потому что дракон привык прилетать на один и тот же луг к своему стаду и чужих коров не трогал. Тем не менее, он не перестал развлекаться - иногда пугал пастухов и стада, иногда приземлялся посреди какой-нибудь деревеньки и выпускал из ноздрей дым, отчего людишки впадали в панику, а иногда просто бросал тут и там несколько драгоценных камней и наблюдал, как человечишки награждают друг друга тумаками. Больше развлечений у дракона не было, а потому с каждым годом ему становилось все тоскливее и тоскливее. Но он не терял надежду, что когда-нибудь появятся люди, которые не будут его бояться и с которыми можно будет поговорить. Драконий ум нуждался в тренировках, а ничто не тренирует лучше, чем беседа с умным драконом или, на худой конец, человеком.
   Дракон взмыл в небо и полетел над торговым трактом, высматривая, не появился ли на горизонте тот, кто хотя бы на время скрасит его одиночество.
  

* * *

  
   Заперев дочь в башне, Ольгест поспешно спустился вниз и вернулся к гостям. Ему было необыкновенно стыдно за поведение Лияны, а еще он сильно разозлился. Он потакал всем прихотям девчонки, полагая, что в свое время она подчинится ему из благодарности и потому, что она все же была хорошей девушкой. Однако получилось иначе. Лияну избаловали, не нужно было позволять ей встречаться с сыном Кусуса-Вкусуса.
   Ольгест нацепил на лицо дружелюбную улыбку, стараясь не слишком сильно обнажать зубы, чтобы не нервировать и без того нервничающих гостей, и сел на место.
   Наследный принц Зандии был взволнован. Он, несомненно, понимал, что произошло, и теперь наверняка что-то для себя решил. Его наставник пришел в себя, и его лицо приняло прежний цвет, а дама, Ольгест не обратил внимания на ее чин и имя, все так же неподвижно сидела по левую руку от Морыша.
   - Прошу простить меня и мою дочь, - развел руками король. - Ее высочество перенервничала и повела себя как капризная девчонка. Уверяю вас, это не от плохого воспитания. Молодость.
   Его величество развел руками, приглашая гостей улыбнуться, но реакции не последовало.
   - Что ж, теперь перейти делу, - сухо с небольшим акцентом произнес бородач. - Мы взрослые люди и называть вещи своим имя. У вас товар, у нас купец, у вас огромный территория, который вы использовать под пастбища, у нас катастрофический нехватка земли, у вас любовь к драгоценные камни, у нас деньги...
   Ольгест позволил себе легкую улыбку. Наставник наследного принца Зандии имел неплохое представление о положении Северной Радории и не только пересказал все очень точно и очень кратно, но и тактически очень верно для того, кто приехал на переговоры. Были озвучены сильные и слабые стороны обоих королевств, таким образом Рандория и Зандия как бы уравновесились в правах. Но Ольгесту все равно было немного обидно, что заморские гости считают все всего лишь равноценным обменом, а это было не так. Ведь у Рандории есть преимущество.
   - Насчет драгоценностей, - кашлянул Ольгест. - Мы любим камни, это верно, но в ваших деньгах не нуждаемся. К концу года у нас будут собственные рудники.
   Это заявление стало для бородача неприятным сюрпризом, а вот наследный принц не повел и бровью, будто это не его сейчас пытались продать под видом свадьбы.
   - Вы хотеть сказать, - произнес бородач, покосившись поочередно на королеву и занятых негромким разговором первых людей королевства, сидящих за столом, - что свадьба вам не выгодна?
   - Выгодна, - успокоил гостя его величество. - Но на наших условиях.
   - Вы диктовать условий? Я думать, это будет честный свадьба. Вы нам земли, мы вам деньги на драгоценный камни.
   - Ваше высочество, - обратился Ольгест к Морышу. - Вы ведь планировали увести невесту в Зандию?
   Толстяк важно кивнул.
   - С расчетом в будущем?..
   - Пока мы не иметь расчета.
   - Пока?
   Морыш снова кивнул и с не менее важным видом ответил:
   - Не думать же вы, будто мы не получить от этого союза выгода? Как приданое вы давать часть земель.
   - Обязательно, - кивнул Ольгест. - Только вот с учетом того, что теперь ваши деньги нам не нужны, предлагаю вам переехать в Зандию и править моим королевством. Лияна - моя единственная наследница и выдать ее замуж на сторону все равно, что лишить Рандорию короля.
   Вот теперь принц побледнел. С минуту он не произносил ни слова, а потом покачал головой:
   - Ваша дочь есть не подарок. Она питаться кровью. Есть опасность для жизни.
   - Она пошутила, - настойчиво произнес Ольгест. - Мы очень терпимо относимся к людям, да и сами не так уж от них отличаемся.
   - А потомство? Каким стать наши дети?
   - Пятьдесят на пятьдесят. Может родиться человек, а может вампир. Вас это не должно волновать.
   - Да, но если я жить здесь... тут всюду вампир! Мы будем думать над ваше предложение. Сильно думать.
   - Думайте, - вздохнул Ольгест.
   Гости поднялись из-за стола. Его величество и ее величество тоже встали, за ними поднялись и все присутствующие.
   - Вас проводят, - Ольгест сделал знак. - Отдыхайте.
   Как только широкая спина Морыша скрылась за дверью, его величество тяжело опустился на скамью. Королева Сельгия положила руку на плечо мужа и тихонько шепнула:
   - Не переживай. Они согласятся.
   - Переживаю. Не согласятся. А если не согласятся, если не поверили в то, что нам нечего терять и их деньги нас не интересуют, значит, мы будем вынуждены согласиться на их условия. Мы не можем упустить удобный момент и не захватить Иллорские рудники, а значит, к осени нужно собрать армию, и только Зандия сможет обеспечить нас оружием. И если Морыш ответит отказом...
   - Мы можем найти другого мужа для дочери.
   - Другого? Кого? Принцев не так уж и много, да и из тех, что есть, мало кто согласится жениться на вампирше...
   Сельгия вздохнула.
   - Морыш - наш единственный вариант, - Ольгест понизил голос, чтобы не услышали придворные. - Или, может, ты предлагаешь выдать ее за поваренка?
   Женщина опустила глаза.
   - Тогда, по крайней мере, она осталась бы дома.
   - И королевством будет править повар! Ты сошла с ума?! Никто, кроме Морыша, ей не подходит. Они уедут в Зандию, но я позабочусь о том, чтобы трон не остался без правителя.
   - Как?
   - Если мы захватим Иллорию, у нас будет достаточно сил, чтобы справиться и с Зандией.
   Сельгия прикрыла глаза.
   - Понимаю, тебе эти вопросы непонятны и не интересны. Но поверь, я знаю, что делаю. А ты поговори с Лияной. Попытайся убедить ее в том, что Морыш - лучшая партия. А не получится, объясни, что я убью ее поваренка.
   Ольгест поднялся из-за стола и отправился в свои покои.
   Он был прирожденным королем: жестким, предусмотрительным, сильным, готовым пожертвовать всем, ради блага королевства. И Ольгесту было обидно, что его собственная дочь этого не понимала и ставила палки ему в колеса, а ведь она должна была пойти в него, стать такой же сильной и дальновидной. Обхаживала бы Морыша, ведя свою линию, убеждала бы его во взаимной выгоде их союза и, глядишь, сумела бы найти слабую струнку его высочества. И тогда Ольгест получил бы все, о чем мечтал.
   Но пока у него были лишь заботы: трон, дочь и война.
  

* * *

  
   Наверное впервые в жизни Ивор чувствовал себя абсолютно счастливым: они находились далеко от монастыря святого Палтуса, далеко от королевского замка, далеко от Кливра, далеко от Иллории и были в относительной безопасности. Рядом с ними были друзья, но самое главное Ирия полностью и абсолютно выздоровела, избавилась от недуга и теперь могла говорить.
   При первых словах, произнесенных девушкой, Ивор замер, а потом бросился обниматься, на что тут же получил резонный ответ:
   - Может хватит уже вести себя как девчонка? Куда пойдем?
   Старый Явор перенес Ивора, Ирию, Бьорна и Верею в Северную Рандорию, и хоть никто из них до сего дня не был нигде, кроме Иллории, у них не возникло и тени сомнения, что они находятся очень и очень далеко от дома.
   - Смотрите, здесь все совсем по-другому! И трава уже вылезла, и листья на деревьях, и, кажется, я вижу цветущий плавник!
   Верея бросилась к траве, а Бьорн предупредил:
   - Давайте не будем разделяться. Мы ведь не знаем, кто здесь живет.
   Ивор улыбался. Может, оттого, что он был счастлив, все здесь казалось ему сказочным и прекрасным: и высокие деревья, и трава, и цветы, и пыльная дорога, ведущая вдоль леса, и домики с соломенными крышами в отдалении.
   - Либо здесь теплее, - Бьорн снял куртку, - либо путешествие длилось дольше, чем нам показалось. Если бы мы были в Иллории, я бы сказал, что сейчас май, но никак не март. А Рандория не южнее, а севернее Иллории.
   - Надо обязательно выяснить, какой сейчас месяц, - согласилась Ирия. - Ведь волшебник дал нам срок до сентября, а за это время нам нужно найти и убить дракона...
   - И найти печатку, - кивнул Бьорн. - Мы идем за бродячими артистами. Если не заберем у них королевскую печатку, значит, наше путешествие сюда бесполезно.
   - Ты хочешь сказать, мы разделимся? - спросил Ивор.
   - Нет! Ни в коем случае! - топнула ногой Ирия. - Мы поможем вам найти печатку, а вы поможете нам убить дракона.
   - Мы и не думали отлынивать от работы, - вступилась за Бьорна Верея. - Половина дракона наша, если вы понимаете, о чем я. Нам нужно было в Рандорию, вот мы сюда и попали, поэтому ничуть не меньше вашего обязаны Явору.
   - И повязаны договором, - Ивор снял рубашку и посмотрел на дракона на груди при свете дня.
   На солнце он уже не казался таким уж красным, но четко выделялся на коже, как комариный укус, если бы молодого человека покусали комары-художники, нарисовавшие на его груди очертания дикого зверя.
   - Злой, - поежилась Верея.
   - Но нам придется его убить, - кивнула Ирия, - хотим мы этого или нет. Ивор, где твоя игла?
   Только сейчас Ивор вспомнил, что сумасшедший волшебник дал ему серебряную иглу, с помощью которой и нужно было убить дракона. Он осторожно открыл сумку и заглянул внутрь.
   - Пожалуй, я вырежу для нее деревянный чехол. Как ножны, только для иглы. Тогда ее можно будет нести, не опасаясь умереть от нечаянного укола.
   - Тебе подойдет липа, - посоветовала Верея. - У нее самая мягкая древесина. Я срежу тебе подходящую ветку.
   - Спасибо.
   Ивор улыбнулся травнице и, прищурившись, посмотрел в сторону домиков.
   - Пойдем в деревню? Спросим, не проходили ли мимо них бродячие артисты. А когда покончим с поисками и заберем вашу печатку, займемся драконом.
   - Давайте, - согласился Бьорн. - Заодно в деревне можно и про дракона узнать.
   Итак, все разрешилось быстро и легко. Вчетвером они бодро шагали по дороге вдоль леса и переговаривались. Верея не уставала восхищаться травой, что в изобилии росла повсюду, изредка она ненадолго отставала, заинтересовавшись очередным цветком, а потом догоняла остальных и рассказывала, что здесь попадаются такие растения, какие в Иллории никогда не росли.
   Ирия шла рядом с Бьорном и рассказывала о монастыре. Ивор видел, какими глазами молодой человек смотрит на Ирию и немного ревновал. Раньше все внимание девушки доставалось только ему, а теперь у него появился "соперник", и хоть намерения у него, судя по всему, были самые добрые, иногда Ивору становилось не по себе. Но он не собирался вмешиваться.
   Внезапно Ирия остановилась:
   - Я что-то слышу. Здесь, рядом кто-то есть.
   Ивор достал из-за пояса кинжал, который ему подарил Бьорн, и увидел, что молодой человек тоже вооружился - тем самым ножом с голубым лезвием, который для него оказался дороже кинжала с серебряной рукоятью.
   Ивор прижал палец к губам, пригнулся и направился в лес.
   - Левее, - шепнула Ирия.
   Бьорн шел рядом.
   - Вот он! Хватай!
   В двадцати шагах от них в кустах притаился незнакомец - худощавый блондинистый бледный мужичок с хищным блеском в светлых, почти белых глазах. В руках он держал небольшой самодельный лук.
   Ивор бросился на незнакомца и повалил на землю, но почувствовал, что его "жертва" сдаваться не собирается - незнакомец оказался довольно сильным. Он выбил кинжал, сжал руки на горле Ивора и сдавил.
   Бьорн поспешил на помощь, но тоже лишился оружия - блондин очень ловко орудовал не только руками, но и ногами. Оставшись без ножа, Бьорн не растерялся - схватил незнакомца за руки. Блондин ослабил хватку, и Ивор смог вдохнуть. Мужик между тем перекатился на живот, придавив Ивора к земле, и замахнулся. Бьорн прыгнул на незнакомца, и все трое покатились по траве.
   Незнакомец оказался сильнее Ивора, и если бы не помощь Бьорна, молодому человеку пришлось бы туго. Блондин ударил его по лицу и разбил бровь, а когда красная капля попала ему на лицо, странно улыбнулся и облизал губы. И Ивор едва не перестал бороться - так его поразили длинные белые зубы мужчины.
   - Вампир, - выдохнул он и, собрав силы, поймал обе руки незнакомца.
   Бьорн тем временем пытался совладать с ногами бледнолицего.
   Схватка закончилась неожиданно: Верея подобрала нож Бьорна, обошла дерущихся и приставила лезвие к горлу незнакомца.
   - Не шевелись, - посоветовала она негромко, и блондин ее понял.
   Вампир перестал сопротивляться, и Ивор с Бьорном связали его по рукам и ногам.
   - Может, и рот ему чем-нибудь заткнуть? - с сомнением спросил Ивор, глядя на блондина.
   - Зачем? - удивилась Верея. - Не подходи, он и не укусит.
   - Да не собирался я никого кусать, - неожиданно произнес незнакомец. - Сидел себе в кустах, куропатку караулил, а тут вы с ножами.
   - Так ты не собирался на нас нападать? - спросил Бьорн и обернулся к Верее. - Почему мы его понимаем? Он ведь не по-нашему говорит? Или по-нашему?
   - По-вашему, это как? Вы откуда? Издалека? Я и смотрю, что не вампиры.
   - Мы из Иллории, - пояснила Ирия.
   - Зачем ты с ним говоришь? - Ивор поискал в траве кинжал и пристроил его на поясе.
   - А что, раз я вампир, то и поговорить со мной нельзя? Между прочим, это вы здесь чужаки, а я как раз свой. Так что вам повезло, что меня встретили. Может, развяжите?
   - И не подумаем, - холодно ответил Бьорн.
   - Да я не кусаюсь! Честно!
   Вампир улыбнулся, видимо, демонстрируя дружелюбие, но Ивора передернуло от вида длинных острых зубов.
   - Не развяжем, - отрезал он.
   - А что? Что я вам такого сделал? Бровь тебе разбил? Так ты сам виноват! Нечего было нападать!
   - Нечего было в кустах прятаться.
   - Да говорю же, я куропатку выслеживал, а тут вы как наброситесь! Что мне оставалось делать, по-твоему?
   - Может, действительно его развязать? - предложила Ирия.
   - Я против, - качнул головой Ивор.
   - Я тоже, - поддержала верея. - Бьорн?
   Но Бьорн не ответил, он задумчиво смотрел на вампира, а потом присел рядом.
   - Что значит "вы здесь чужаки, а я свой"? Ты ведь вампир. А значит, такой же чужак, как мы. Я же знаю, как к вампирам относятся. Однажды отец поймал такого... - молодой человек запнулся и вопросительно поднял брови.
   Незнакомец неожиданно запрокинул голову и раскатисто рассмеялся.
   - Вы что, ничего про Северную Рандорию не слышали? Здесь же одни вампиры и живут!
   - Что?
   - Как?
   - Почему вампиры?
   Для друзей это стало не просто неприятным сюрпризом, но практически крушением всех надежд на приятное путешествие. А незнакомец, отсмеявшись, выдохнул и с улыбкой, которую можно с легкостью принять за оскал, пояснил:
   - Здесь всегда жили только вампиры. Люди, конечно, тоже, но, по понятным причинам, их становилось все меньше, пока не остались единицы. Так что вы зря сюда пришли. Чужаков мы за версту чуем. Да вы не тряситесь. Не так уж в Рандории и страшно. У нас к людям неплохо относятся, и иногда даже смешанные браки случаются. Мы этого не одобряем, конечно, но и не зверствуем. Так что никто на вас набрасываться не станет. Если повода не давать. Эй, может, развяжите меня? Я провожу вас до деревни и расскажу, как себя вести.
   - Может, развяжем его? - снова предложила Ирия.
   Верея с сомнением покачала головой, а Ивор неожиданно согласился:
   - А что, пусть проводит и расскажет, что к чему. А если снова напасть вздумает, так вдвоем мы его быстро свяжем, да, Бьорн?
   Бьорн кивнул, а незнакомец возмутился:
   - Да не нападал я на вас! Даже не собирался!
   - А я считаю, нечего его развязывать, - упрямо повторила Верея. - Он мне не нравится.
   - Мало ли кому что не нравится, - парировал вампир. - Мне вот твоя одежда не нравится. У нас женщины в мужское платье не рядятся и штанов не носят.
   Верея отвернулась и отошла, а Ивор потянулся за кинжалом.
   - Ну, смотри, если чего...
   И разрезал веревки.
   - Наконец-то! - выдохнул вампир и принялся потирать запястья. - По вашей милости без обеда остался!
   - Скажи спасибо, что жив, - буркнула Верея. - Бьорн, я нашла твой нож.
   - Рассказывай, - попросил Ивор. - Что у вас тут за порядки?
   Вампир поднялся и поискал глазами в траве:
   - Мой лук где-то валялся.
   - Обойдешься.
   - Так я что, пленник?
   - Типа того, - ответил Бьорн. - Извини, но мы пока тебе не доверяем.
   - Ну и ладно, - в голосе вампира звучала обида. - Меня, между прочим, Владом зовут. А вас?
   - Ивор, - представился молодой человек. - Это Ирия, Верея и Бьорн.
   Влад кивнул.
   - Ладно, провожу вас до деревни. Вы вообще в Рандорию зачем приехали?
   - По делу, - кратко ответила Верея. - Ты, случайно, бродячих артистов тут не видел?
   - Видел. Они в нашей деревне не останавливались, только спросили, как до столицы добраться.
   - И давно это было? - поинтересовался Бьорн.
   - Недавно. Но они уже до столицы всяко добрались, так что если вы за ними идете, то вам вон в ту сторону, а в деревню заходить не надо.
   - Тогда так и поступим. А ты показывай дорогу и пока на порядочное расстояние от деревни не отойдем, тебя не отпустим.
   - Боитесь, я подмогу приведу? - обиделся Влад. - Да я... да я с лучшими намерениями! А вы!..
   - Зря вы так, мальчики, - вступилась за вампира Ирия. - Видите, как он расстроился. Он ведь нам ничего плохого не сделал.
   Блондин согласно кивнул.
   - Можно, я рядом с тобой пойду?
   Ирия кивнула, а Ивор угрожающе показал кинжал.
   - Я следом за вами. Если что, больше кулаками махать не стану, сразу этой штукой воспользуюсь.
   Вампир вздохнул и покачал головой:
   - Зря вы так к людям, то есть к вампирам, с недоверием. Мы ведь чужакам тоже не очень-то и верим. В Северную Рандорию ведь просто так никто не приезжает, все с корыстными целями. А если цель корыстная, значит, хотят денег получить, камней драгоценных или иных выгод, а это значит, пришельцы становятся богаче, а мы беднее. А королевство наше и так не слишком богатое.
   - Мы не разорять вас приехали, - уверила Верея. - Можешь не волноваться.
   Влад с сомнением посмотрел на травницу, но промолчал.
  

* * *

  
   Четверо молодых людей и вампир шли по широкой дороге вдоль леса. Дорога, видимо, часто использовалась, причем не только пешими, но и конными, и телегами и целыми обозами и караванами - она не просто была широкой, но и ровной, плотно утоптанной, почти гладкой. Так и должно было быть, ведь эта дорога соединяет Северную Рандорию с Иллорией, а может, с еще несколькими королевствами, и пользовались ей довольно часто.
   Вскоре село с домиками с соломенными крышами осталось позади и они отошли достаточно далеко, чтобы можно было отпустить вампира, но тот, вроде, и не собирался возвращаться домой - шагал, как ни в чем не бывало, и насвистывал.
   - Ну, пора прощаться, - произнес Бьорн. - Куда нам дальше идти? В какой стороне находится столица?
   - Туда, - махнул рукой Влад. - Но я вас еще немного провожу, там место такое... просто так и не объяснишь.
   - Развилка что ли?
   - Нет. Дорога одна, но я покажу, как срезать. Она через горы идет и можно запросто заблудиться.
   Впереди слева и правда были горы. Высокие, обрывистые, настоящие великаны, носящие вместо шляп облака. Справа же шла степь.
   - А нельзя горы по степи обойти? - спросила Верея.
   - Можно, но это лишняя неделя получится. Идемте-идемте, я покажу, как срезать.
   - Ишь, добрый какой, - пробормотала Верея.
   Она явно не верила ни единому слову бледнокожего блондина, а Бьорн был склонен доверять вампиру. Не то, чтобы он полностью ему поверил, но тот не проявлял агрессии, добровольно вызвался показать им дорогу через горы, хотя мог легко бросить их и уйти домой. Поэтому он шагал по широкой грунтовой дороге и ни о чем не беспокоился.
   Неожиданно вампир, бодро топавший впереди группы, остановился.
   - Перерыв, - объявил он.
   - Зачем? Мы еще не устали.
   - Знаю я, "не устали". Вам в горах силы понадобятся.
   Бьорн посмотрел на девушек, поднял брови, глядя на Ивора, и тот пожал плечами.
   - Идем дальше, - решил Бьорн.
   - Вам нужно отдохнуть!
   - В горах отдыхать ничем не хуже, чем посреди степи. Идем.
   - Тогда, - вампир посмотрел куда-то вправо и тут же отвернулся, - пойдемте сразу напрямик.
   И он сошел с дороги и зашагал прямо по траве, то и дело спотыкаясь о муравейники и запутываясь в стеблях ковыля.
   - Идемте! - крикнул он.
   И путникам ничего не оставалось делать, как последовать за провожатым.
   Идти по траве было тяжелее - ноги цеплялись за траву, штаны облепляли "кошки" и репей, а Ирия вслух пожаловалась, что зря сменила штаны Ивора на платье.
   - Ничего, - ободрил Влад. - Сейчас уже дорога будет.
   Вскоре они и впрямь оказались на дороге, только это был не широкий тракт, а узкая, едва заметная тропинка.
   - А ну, стой! - крикнула Верея, догнала вампира и схватила его за руку. - Куда ты нас ведешь?
   - В Рандорию, - не моргнув глазом, ответил тот.
   - В Рандорию? Это ловушка! Это не тракт и даже не дорога, а тропинка! Как часто и как много здесь ходят, а? И обоз ни один не проехал, потому что слишком узко и следов нет! Отвечай, куда нас ведешь!
   Влад резко дернул руку и освободился от цепкой хватки травницы и отбежал в сторону.
   - Верея! - крикнул он, сделал сложный знак руками, и переместился правее: - Бьорн! - и обежал вокруг друзей: - Ирия! Ивор! Теперь вы повязаны и привязаны.
   И сел прямо на траву.
   Бьорн шагнул было к Владу, но понял, что что-то его не пускает, будто вокруг нее вдруг образовалась невидимая упругая стена, которая прогибалась до определенного момента, а потом делалась прочной, как камень, и не пускала.
   - Он нас заколдовал!
   Верея, Ивор и Ирия также попытались разорвать путы, не пускающие их дальше пяти или шести шагов, но безуспешно.
   - Никуда вы теперь не денетесь, - сплюнул Влад и обратился к травнице: - Слишком умная, да? Шла бы себе спокойно, так нет, нужно было все испортить.
   Вампир поднялся, отряхнул штаны и по широкой дуге обошел пленников.
   - Топайте за мной и не отставайте. Колдовство, которое вас держит, простое, но мощное, так что если упадете, оно вас по земле потащит.
   И, сунув руки в карманы, Влад отправился по тропинке.
   Бьорн не сдвинулся с места, так он был изумлен и поражен тем, но спустя несколько секунд почувствовал, что что-то тянет его вперед, точнее, что-то толкает сзади - невидимая стенка, окружившая друзей, двигалась по тропинке вслед за вампиром.
   - Я же говорила, не нужно было его развязывать, - укоризненно сказала Верея.
   Сын разбойника чувствовал свою вину в случившемся, ведь он, как и Ивор, пусть не до конца, но поверил вампиру, а теперь тот вел их неизвестно куда и неизвестно зачем, и понятно, что ничего хорошего впереди их не ждет.
   - Эй, ты, - крикнула Верея. - А тракт-то все же, в какой стороне?
   - Ты что, - не оборачиваясь, ответил вампир, - вернуться планируешь? Нет уж, не выйдет. Тут вы с жизнью своей попрощаетесь, так что тракт вам не понадобится.
   Ивор взял Ирию за руку и ободряюще сжал, но Бьорн видел, что молодому человеку и самому не по себе.
   Они долго шли по тропинке, и скалы медленно приближались к ним, с каждым шагом увеличиваясь в размерах. Они казались все больше, все опаснее, все угрюмее и страшнее, но как молодые люди ни пытались, из заколдованного круга выбраться не могли. И догнать Влада, чтобы заставить его убрать волшебство, тоже не могли - не пускала все та же стена, которая держалась от вампира на порядочном расстоянии. А Влад шагал себе по тропинке и не оглядывался.
   Бьорн понял бесполезность попыток преодолеть волшебство, но в голову ему пришла чудесная спасительная мысль: если он не может пройти сквозь защитную стену, может, ее сможет преодолеть нож, который ему подарила мать? Если запустить его с нужной силой и в нужном направлении, можно убить вампира, а со смертью мага, как известно, его волшебство теряет силу.
   Сын разбойника осторожно достал нож, прижал палец к губам, показывая, чтобы спутники ни о чем его не спрашивали, прицелился, размахнулся и... кинжал ударился о стену и упал в пыль.
   - Не сработало? - не оборачиваясь, усмехнулся вампир. - А вы наивные. И жить хотите.
   - Жить все хотят, - угрюмо ответил Бьорн, подбирая нож. - Но ты, если в руки попадешься, можешь о такой милости даже не мечтать. Больше нас не обманешь.
   - А я против вас ничего не имею, - ответил Влад. - Честное слово. На вашем месте мог оказаться любой другой. А я просто жить хочу. И жить хорошо. Вот и приходится путников в горы водить.
   - Зачем?
   - Чтобы хорошо жить.
   Более подробного или внятного ответа от него не добились.
   Бьорн чувствовал себя отвратительно - попался в примитивную ловушку, как последний идиот. А ведь знал, как зубы заговаривать, Лытка в свое время научил его этой нехитрой науке, и вот теперь сын разбойника почувствовал на себе, каково это, быть обманутым, хотя раньше считал, что уж его-то обмануть не сможет никто.
   - Ты ведь не на куропатку охотился? - спросил он вампира.
   Тот не ответил, но ответ и не требовался. Влад наверняка притаился в кустах, выслеживая одиноких путников, а луком вооружился на случай нападения. Только вот зачем ему это? Чтобы выпить кровь? Наверняка. Путешественников никто не хватится, а если и хватится, искать не будут, потому что поиски ничем не закончатся - слишком далеко от дома ушли, и неизвестно на каком отрезке маршрута пропали. Вампир же получит возможность напиться человеческой крови, ведь в Рандории все вампиры, а значит, в стране наверняка запрещено пить людскую кровь - чтобы не пугать гостей, торговцев и не портить отношения с соседними королевствами. Вот и приходится притворяться добрым малым, чтобы затащить путников в горы, где их обескровленные тела съедят шакалы и вороны.
   Идти между скалами и нагромождениями камней было трудно, не только потому, что приходилось преодолевать препятствия, но и потому, что невидимая стена не давала растянуться в шеренгу по одному. Друзьям пришлось идти парами: Бьорн шел с Ирией впереди, а Ивор с Вереей позади. Легко перебирался через каменные завалы только Влад, из чего следовало, что вампир был здесь не один, и даже не два раза.
   - Ну, все, пришли.
   Влад провел пленников узкой тропой между огромными валунами, и они вышли на довольно большую, окруженную горами, площадку. Он выбрал камень и сел.
   - Теперь ждем.
   - Чего?
   - Не "чего", а "кого". Сами увидите.
   Влад улыбался. Клыки его сверкали на солнце, словно недавно выпавший снег, а сам он выглядел вполне довольным жизнью.
   Друзья переглянулись и присели на камни, больше им ничего не оставалось. Он - пленники, и ничего не могли сделать. Ну, или почти ничего.
   Краем глаза Бьорн заметил, как Ивор открыл сумку и вытащил оттуда длинную серебряную иглу.
   - Она ведь любое волшебство убивает, - улыбнулся молодой человек.
   Он поднялся и подошел к "границе". Игла действительно легко преодолела "заколдованный круг", но рука Ивора так и осталась внутри.
   Ивор погрустнел.
   - Может, бросить в него? - спросил он у Бьорна. - Даже если поцарапает, Влад покойник.
   - Вряд ли она улетит так далеко, - качнула головой Верея, - слишком легкая. Лучше спрячь, не хватало нам еще иглу потерять. Как тогда дракона убивать будем?
   Ивор вздохнул, убрал иглу обратно в сумку и сел на камень.
   Ждать долго не пришлось. Неожиданно поднялся ветер, солнце скрылось за тучами, и с неба донесся громкий голос:
   - Охотники?
   - Охотники! - крикнул Влад. - Четверо!
   Бьорн поднял голову, но увидел только смутную тень, которая исчезла также внезапно, как и появилась.
   Вампир между тем поднялся и стал ходить взад-вперед.
   - Вы уж меня простите, - улыбнулся он. - Против вас я, правда, ничего не имею. Без обид?
   - Ну, ты и наглый, - возмутился Ивор. - Навешал нам лапши на уши, связал, привел в горы непонятно зачем, но ясно, что ни за чем хорошим, а теперь еще и издеваешься.
   - Я не издеваюсь. Мне так для сердца спокойнее.
   - Если мы тебя простим? - Ивор присвистнул. - Да ты, погляжу, прям как Богун. Вы бы с ним спелись.
   - Как кто? А, ладно, неважно, - вампир задрал голову. - Ну, все, ребята, скоро я вас покину, а вы в недолгие минуты жизни, что вам остались, не поминайте лихом.
   Бьорн, Ивор, Ирия и Верея тоже посмотрели в небо и дружно ахнули.
   Тень, которая накрыла скалы, была вовсе не говорящей тучей и не божественным провидением, а огромным зеленым драконом. Тварь сделала над скалами круг, снижаясь, и приземлилась неподалеку от Влада.
   Дракон был большим, больше дома, но меньше, чем королевский дворец, прикинул Бьорн. Человек легко поместился бы в его лапе. Зеленая роговая чешуя надежно защищала вытянутое тело, заканчивающееся длинным хвостом, только в районе брюха чешуя была мельче и не казалась непробиваемой. Бьорн никогда раньше не видел драконов, поэтому не рискнул бы предположить, что этот дракон уязвим где бы то ни было. Чешуя была всюду, и никакое человеческое оружие не смогло бы ее проткнуть.
   Подняв голову, сын разбойника рассмотрел голову. Драконья пасть с острыми длинными зубами казалась просто ужасной, а воняло от нее так, что кружилась голова. Но именно голова показалась Бьорну уязвимой, и в первую очередь глаза.
   - Ты чего? - шепнула Верея, толкнув молодого человека в бок.
   - В смысле?
   Только сейчас Бьорн понял, что улыбается и думает об исполинском чудовище не как об убийце, который раздавит их одним движением мощного хвоста, но как о потенциальной добыче.
   - Нам же нужно убить его, - так же тихо ответил сын разбойника.
   Верея не успела ответить, потому что в этот момент дракон обернулся к пленникам и пристально на них посмотрел.
   - Годится, - произнес он и протянул к Владу кулак.
   Бьорн с ужасом подумал, что сейчас зеленая тварь опустит его на голову вампира и раздавит, но лапа застыла в воздухе и разжалась, и на землю с приятным звуком посыпались драгоценные камни.
   Бьорн только раз видел такое богатство - в детстве, когда случайно наткнулся в лабиринте на прапрадедов тайник. Именно так блестело и переливалось сокровище: алмазы, рубины, изумруды...
   Влад улыбнулся и стал быстро рассовывать камни по карманам, но их было так много, что он, почесав затылок, снял рубаху и сделал из нее нечто вроде мешка. Дракон невозмутимо наблюдал за вампиром.
   - Эй! - крикнула Ирия. - Ты что, привел нас к дракону?! Ты продал нас этой зверюге?!
   Влад не ответил, зато заговорил дракон:
   - Во-первых, милая леди, я не зверюга. Зверюга здесь один, тот, кто продает человеческие жизни. Во-вторых, зря вы с ним разговариваете. Это самое паршивое создание, какое я встречал в своей жизни.
   - Но-но! Я же к тебе охотников привожу! - заявил вампир, взваливая на плечи рубаху, набитую драгоценными камнями. - Будешь обзываться, останешься без пищи.
   - Видите. Он к тому же еще и глупый. Неужели ты и правда думаешь, что я смогу наесться этими костлявыми созданиями? Зачем они мне? Зубы ломать? У меня под горой целое стадо пасется.
   - Ну подумаешь, - Влад уже пробирался через каменные завалы обратно в степь. - Не съешь, так раздавишь. Ты ж за свою шкуру боишься. Так что мне все равно.
   - Не кипятись, - примирительно сказал дракон и выдохнул из ноздрей черный дым.
   Пленники закашлялись, а когда дым рассеялся, Бьорн заметил, что вампир остановился и стал размахивать руками.
   - Я их связал, - пояснил он дракону, - так что не убегут. А от себя открепил.
   Он перебросил рубаху с драгоценностями на другое плечо и скрылся из виду.
   Они остались с драконом наедине.
  

* * *

  
   Верея никогда раньше не видела драконов, но много о них слышала, и то, что она слышала, ее не радовало. Драконов считали глупыми злобными вечно голодными тварями, которые не мыслят жизнь без того, чтобы напакостить людям. Они поселяются вблизи крупных городов, конечно там, где есть горы, и портят жизнь окружающим: пугают пасущиеся на лугах стада так, что пастухам приходится по целым дням искать заблудившихся и испуганных животных, нападают на скот, сжигают стога сена, иногда поджигают целые деревни, разоряют сады, похищают прекрасных принцесс и убивают всех, кто попытается освободить пленниц.
   Дракон, к которому их привел Влад, вовсе не выглядел ни кровожадным, ни тем более глупым. Он умел говорить, к тому же говорил как образованный и начитанный человек, поэтому Верея ничуть его не испугалась, даже когда он лег рядом и положил огромную голову на ближайший каменный утес. Кажется, он не собирался их есть.
   - Сколько вам лет? - крикнула Верея.
   Дракон скосил глаза и, Верея не поверила своим глазам, улыбнулся. Его улыбка была настоящей улыбкой, не оскалом, как у вампира, не обнажением клыков, как делают дикие звери, прежде чем напасть, а самой обычной улыбкой - уголки рта дракона поднялись вверх, глаза прищурились, на лбу образовалась неглубокая складка.
   - Много, девочка, - ответил дракон. - Очень много. Так много, что иногда я и сам не верю, что память меня не подводит, и я не ошибаюсь насчет даты рождения. А почему ты спросила?
   - Потому что вы говорите, словно древний мудрец.
   - Я и есть древний мудрец, - снова улыбнулся дракон и приподнялся. - А ты, я вижу, не глупая девочка. И совсем меня не боишься?
   Верея оглянулась на оторопевших друзей и отрицательно покачала головой.
   - Удивительно, - дракон снова опустил голову на камни. - На моей памяти ты всего лишь пятая, кто стал со мной разговаривать. Откуда ты?
   - Из Иллории.
   - Хорошая страна, - одобрил дракон. - Сам бы там поселился, да горы неподходящие - низкие и гладкие. По таким не то что случайный путник без труда пройдет, но целая армия протопает, нигде не застряв.
   - А вам нужно одиночество?
   - Мне нужно спокойствие. Тебе бы понравилось, если бы по твоему дому шастали вооруженные бандиты или охотники за твоей шкурой, сердцем или головой?
   - Нет.
   - Вот и мне не нравится.
   - А почему Влад назвал нас охотниками? - подал голос Ивор.
   - Потому, - ответил дракон, явно довольный тем, что к разговору присоединился еще один человек, - что в Рандорию приезжают либо послы соседних держав, чтобы договориться об очередной сделке с его величеством Ольгестом, либо охотники на драконов. Мы ведь редкий вид. Не в каждом королевстве встречаемся. А получить голову дракона любому королю лестно, да и для ваших магов полезно. Магия ведь у них слабенькая, не чета нашей, вот и посылают желающих разбогатеть за сердцем, печенью, глазами, когтями... тьфу, нечисть.
   - Значит, нас приняли за охотников на драконов?
   - На посолов иностранных держав вы уж никак не смахиваете, - ответил дракон, и в голосе его явственно слышалась насмешка.
   - Так что, вы нас... съедите?
   - Тьфу, глупый, - расстроился дракон. - Ты что, не слышал, о чем мы с твоим мучителем говорили? Кости в вас одни, никакого удовольствия, и пахните дымом. А я люблю, когда мясо пахнет свободой: лугами, ветром и травой. К тому же из вас охотники, как из меня... полевая мышь.
   - Тогда отпустите нас.
   - Ишь, хитрюга. Нет, пока не отпущу. Скучно мне тут, побеседовать не с кем. Вы хоть о себе расскажите. Зачем в Рандорию пожаловали?
   - Мы ищем бродячих артистов.
   - А, знаю таких. Пролетал над их обозом. Они в столицу шли.
   Путники переглянулись.
   - Что, вам тоже в столицу? Ладно, отвезу, если не побоитесь.
   - Не побоимся, - ответила Верея. - А вы и вправду не такой злой, как о вас говорят. То есть не конкретно о вас, а о драконах вообще.
   - Люди - чрезвычайно глупые существа, - парировал дракон. - Я это не конкретно о вас, а о людях вообще. Выдумывают небылицы и сами в них верят. А что, если не секрет, о нас говорят?
   - Что вы разоряете стада, поджигаете деревни и похищаете принцесс.
   - Тоже мне, - хмыкнул дракон. - Стада мы не разоряем, просто берем то, что нужно. Надо ведь нам как-то жить. Или прикажете, свое стадо завести, да пастухом заделаться? Деревни жечь нам без надобности, да и принцессы тоже не нужны. Какой от них прок? Только головная боль. Их ведь содержать где-то нужно, кормить, одевать, а какие они капризные... просто жуть. Да к тому же за ними всегда приходит целая армия. Нам что, делать нечего, кроме как добровольно в войну ввязываться?
   - А что вам делать?
   Дракон не ответил, лишь загадочно прикрыл глаза.
   - Мы умная раса. И главное, что нам требуется, это покой.
   - Поэтому вы даете награду за охотников на драконов?
   - Угу. Чем меньше охотников, чем мне спокойнее. Правда, охотников поохотиться на меня, практически не осталось. Подозреваю, что скоро под видом охотников будут приводить всех, кого не жалко убить: чужеземцев, преступников... будто я совсем глупый.
   - Значит, Влад знал, на что идет и специально нас выслеживал? Чтобы получить от вас вознаграждение?
   - Угу.
   - Но ведь мы не охотники, - Верея произнесла это и запнулась.
   Она не хотела обманывать дракона и не обманывала - они приехали в Рандорию не за сердцем дракона, а за королевской печаткой. И все же ее слова сложно было назвать истиной. Им требовалась драконья печень. И девушка знала, что они обязательно попытаются ее достать.
   - Вы не охотники, - согласился дракон.
   - Тогда зачем вы заплатили за нас?
   - Чтобы было, с кем поговорить.
   - Но вы же сказали, что я всего лишь пятая, кто захотел с вами разговаривать! Что вы сделали с остальными?
   - Настоящих охотников убил, - ответил дракон и открыл один глаз. - А ненастоящих заколдовал и отпустил. Чтобы не рассказывали никому, что мы не кровожадные и беспощадные глупые твари, а умные и общительные существа.
   - Так значит, вам выгодно, чтобы о вас плохо думали? Но зачем?
   - Затем, что мы любим тишину и свободу. А если узнают, что человечина нам не по вкусу, так сразу туристы потянутся, художники, пожелающие нарисовать нас с натуры, а то и просто любители поглазеть.
   Дракон выдохнул дым и прикрыл глаза.
   - Вы погуляйте пока, разомнитесь, а я вздремну.
   - Но мы не можем!
   - Можете. Чары, которые на вас наложили, я снял, так что поищите пока чем перекусить.
   - А если мы сбежим?
   - Ну и сбегайте, - обиделся дракон. - Вы не пленники. Но вы не сбежите. Вам же нужно в столицу, а без меня вы туда будете неделю добираться. Или больше. Ведь у вас, как я погляжу, даже коней нет. А если все-таки сбежите, так я вас догоню. И съем.
   Друзья переглянулись. Было непонятно, шутит дракон, или говорит серьезно, поэтому Бьорн озвучил общее мнение:
   - Мы поищем что-нибудь съестное, скоро вернемся.
   - Вот и ладно. А я...
   И дракон захрапел.
   Верея едва не упала - так задрожала вдруг земля.
   - Пошли! - крикнул Ивор, зажимая уши. - Здесь нам не место.
  

* * *

  
   Выбравшись обратно на тропинку, друзья отправились к лесу. Им нужно было добыть еду, потому что в дорожных сумках практически ничего не осталось.
   - Вот и пригодится лук этого предателя, - сказал Бьорн. - По-хорошему, надо бы догнать его и самого скормить дракону. Он ведь нас на смерть вел!
   Ивор согласно кивнул.
   - Нельзя нам на него время тратить, - грустно сказала Верея. - Судя по траве, по шиповнику и грибам, сейчас далеко не март и даже не апрель, а конец июня.
   - Как это? - растерялся Бьорн. - Получается...
   - У нас не так уж много времени, чтобы найти артистов и... разобраться с драконом, поэтому тратить время на постороннее не стоит.
   - Неприятный сюрприз. Но, может, ты ошиблась?
   - Если я и ошиблась, то максимум на неделю или две, учитывая, что Рандория все-таки севернее Иллории, так что в любом случае нам нужно узнать число и месяц.
   - С артистами мы как-нибудь разберемся, - вздохнула Ирия. - А что делать с драконом? Жалко его убивать. Мне он показался таким милым...
   - Милым?! - Ивор едва не задохнулся от возмущения. - Может он и не чудовище, но никакой он не милый. Эта тварь считает себя умнее других, откровенно издевается над нами. Отпустил, видите ли, погулять. Мы, видите ли, не пленники. А сам пригрозил догнать и съесть.
   - Он пошутил.
   - Ты уверена?
   Ирия промолчала.
   - Что будем делать? - спросил Бьорн. - Сбежим? В лесу он нас не найдет.
   - Ага, - парировал Ивор. - Как дунет, и нет ни леса, ни нас. Мне как-то не хочется сгореть заживо.
   - Тогда по горам.
   - Это сработает только в том случае, если горы будут расти так же часто, как деревья, чтобы злобная тварь с крыльями не пролезла.
   - Неужели мы в безвыходной ситуации?
   - Я не понимаю, - Ирия вопросительно посмотрела сначала на Ивора, а потом на Бьорна. - Чего вы его так боитесь? Он очень милый дракон. Умный и совсем не злобный. Он просто одинокий и давно ни с кем не общался.
   - С Владом, как я мог заметить, - парировал Ивор, - он общался просто превосходно. И даже подарил ему целый мешок драгоценных камней.
   - Ты завидуешь?
   - Нет. Мешок денег мне бы не помешал, а камни сначала продать надо.
   - Камни прямо так можно обменять. На лошадь, например.
   - От дракона на лошади не ускачешь.
   - Что делать-то будем?
   - Сейчас убивать его нельзя, - рассудительно произнес Бьорн, - просто потому, что нам и со своими делами разобраться надо, и дождаться, пока придет время и Явор вернет нас в Иллорию. А к тому времени пропажу дракона обязательно обнаружат и отправятся на поиски мертвого тела. За теми же сердцем и печенью. А если и не отправятся, то все съедят дикие звери. Да и просто протухнут внутренности. Дракон - в последнюю очередь, к тому же нам не придется его искать, мы знаем, где он живет.
   - Так ты предлагаешь сейчас сбежать, а после вернуться? Тогда он нас точно съест. Или раздавит.
   - Не могу вас слушать, - вмешалась Верея. - Он же разумный! Это вам не корову зарезать. Он говорит, размышляет... это все равно, что обсуждать убийство... меня. Вам меня не жалко?
   - Вот именно, - поддержала травницу Ирия. - Мне его жалко.
   - А себя вам не жалко? - поинтересовался Ивор. - Про Явора забыли?
   - Явора можно обмануть, - Ирия вопросительно посмотрела на Верею, и девушка согласно кивнула.
   - Я тоже так думаю.
   - С ума сошли? Он же волшебник!
   - Но он не может знать все.
   - Откуда ты знаешь?
   - Я просто предложила. Ивор, а ты как думаешь?
   Друзья дошли до леса, но так ничего и не решили.
   - Предлагаю вернуться к этому вопросу после обеда, - сказала Верея. - Вы, мальчики, ступайте на охоту, а я за грибами. Если не подстрелите ни зверя, ни птицу, хоть грибной суп сварим.
   - С травой? - сморщился Бьорн. - Сразу предупреждаю, я такую бурду есть не стану.
   - Ну, ходи голодный. Или стреляй лучше. Ирия, ты со мной?
   - Да, - девушка поежилась. - Лучше уж по лесу ходить, чем смотреть на горы и ждать, когда там появится дракон. Он хоть и милый, но ужасно большой.
   - Далеко не отходите и если что, сразу кричите.
   - Мы сможем за себя постоять, - Верея улыбнулась и взяла Ирию под руку. - Идите, а мы за грибами.
   Бьорн и Ивор отправились на охоту.
   - Честно говоря, кроме кур я ни на кого никогда не охотился, - смущенно признался Ивор.
   - Значит, добытчиком буду я, - кивнул Бьорн. - Я все в лесу знаю: как следы звериные различать, где кабанов искать, где зайцев, а где медведей, как капканы ставить, силки для птиц.
   - Откуда?
   - Я вырос в лесу, - признался Бьорн.
   - Ты говорил, что...
   - Да. Мою мать убили разбойники. Мой отец.
   - Твой отец убил твою мать? И... ты, выходит, сын разбойника?
   Бьорн невесело кивнул.
   - Но как тебе доверили поиски королевской печатки? И как она вообще пропала?
   - Позже расскажу. Пригнись и замолкни. Рядом добыча.
  
   На завтрак, который по времени логичнее было бы назвать обедом, ели жареных куропаток. Бьорн подстрелил двух крупных птиц, а Верея с Ирией принесли остро пахнущие травки, и немного грибов. Блюдо получилось на славу.
   - Вернемся в горы? - спросила Ирия, когда с завтраком-обедом было покончено.
   - Вернемся, - кивнул Бьорн. - Нам нужно в Рандорию, а раз эта тварь обещала нас довезти...
   - Не называй его так, - Верея укоризненно посмотрела на спутника.
   - Ладно-ладно, защитница природы. Но скажи, когда мы разберемся с печаткой, ты будешь протестовать против убийства?
   - Вот, ты же сам сказал, что это убийство. Дракон - разумное существо.
   - Ага. Ну, так договорись с ним по-хорошему. Пускай добровольно бросится с высоты на скалы и завещает нам свою печень.
   Верея не ответила и молча начала собирать вещи.
  

* * *

  
   Солнце припекало совсем по-летнему, и Бьорн убрал куртку в дорожную сумку, оставшись в одной рубахе, а Ивор нес не только свою одежду, но и одежду Ирии, которой сейчас завидовали все - в легком платье ей было не жарко.
   Они дошли до входа в ущелье, но от разогретых на солнце камней так и парило.
   - Уф, - Бьорн снял рубашку и перебросил ее через плечо, - ну и жара! Надеюсь, в горах будет прохладнее.
   Друзья прошли между двумя большими валунами, и вышли к той самой площадке, куда утром их привел Влад. Дракон уже проснулся и куда-то улетел.
   - Давайте отойдем к тем скалам, - предложил Бьорн. - Там тень и должно быть прохладнее.
   Ирия села в тень, Верея нашла удобный камень и забралась на него с ногами, Ивор примостился рядом, а Бьорн выбрал огромный обломок скалы рядом с Ирией, постелил на него рубаху, положил под голову дорожную сумку и лег.
   - Не засни, - улыбнулась Ирия, и Бьорн улыбнулся ей в ответ.
   За время путешествия он привязался к девушке и она, похоже, отвечала ему взаимностью. Может, это было проявление дружеского участия, но сыну разбойника хотелось верить, что за улыбками и взглядами таилось нечто большее.
   - Смотрите, кажется, там пещера, - Ивор указал рукой куда-то вправо, и Бьорн привстал.
   - Да, ты прав. Сходим, посмотрим?
   Но в этот момент в ущелье потемнело - дракон закрыл крыльями солнце.
   - Вернулись? - спросил он и, замедлив полет, спустился на землю. Продолжим разговор.
   Судя по всему, настроение у дракона было хорошее. Возможно, он недавно поел, ведь, как известно, сытый дракон добрее голодного, а возможно предвкушал приятную беседу. Он сложил крылья, дважды моргнул и уставился на друзей.
   Вдруг настроение его кардинально изменилось.
   - Охотники! - недобро произнес он и выдохнул черное облако вонючего дыма.
   Друзья закашлялись. Свет неожиданно исчез, и они потеряли друг друга из вида. Бьорн не смог разглядеть ничего, что находилось дальше пяти шагов.
   - Обманули! Солгали! Вы связаны! - яростно выкрикнул дракон, и Бьорн почувствовал, как задрожала земля.
   Ему стало страшно. Огромная хищная зверюга наступала на них, и в ее намерения беседа уже не входила.
   - Бежим! - крикнул он, схватил рубашку и сумку и спрыгнул с каменной плиты.
   - Обманщики!
   В дыму сын разбойника увидел, как огромная лапа пронеслась по воздуху там, где секундой раньше лежал он. Длинные когти царапнули камень, высекая искры.
   Сын разбойника отскочил вправо и внезапно увидел Ирию - девушка присела, испуганно прижав сумку к груди, и не двигалась.
   Бьорн взял Ирию за руку, обернулся в сторону, где по его прикидкам должны были находиться Ивор и Верея, и крикнул:
   - В пещеру! Быстро!
   И побежал, потянув за собой Ирию.
   Дракон понял свою ошибку - в дыму ему было плохо видно добычу - он поднялся в воздух и стал махать крыльями, стараясь разогнать тьму.
   Бьорна едва не сносило, но он крепко держал худую руку девушки.
   - Скорей!
   Они мчались к пещере, той, которую заметил Ивор, спотыкались, едва не падали. Сквозь дым было видно только то, что находилось в непосредственной близости, а остальное по мере отдаления скрывалось в черноте.
   - Растопчу! Задавлю! Сожгу! - рычал с неба дракон.
   Бьорн голой спиной почувствовал жар - зверь сдержал слово и выдохнул пламя. Ирия завизжала. Откуда-то слева и сзади донесся крик Вереи.
   - Быстро, в пещеру! - Бьорн буквально втащил девушку под каменные своды. - Сиди здесь, - приказал он, бросил сумку и побежал обратно в дым.
   - Ивор! - крикнул он. - Верея!
   - Мы здесь!
   Чернота потихоньку рассеивалась, и сын разбойника понял, что еще мгновение, и дракон снова выпустит огненную струю. Он бросился туда, откуда услышал голос друзей и увидел, что молодые люди попали в ловушку: Верея, чуть не плача, держалась за ногу, Ивор пытался ее тащить, но силы у молодого человека недоставало - они застряли между валунами и с ужасом смотрели в небо, где уже можно было рассмотреть силуэт дракона.
   - Быстро, залезай на меня, - Бьорн повернулся спиной к Верее.
   Девушка обхватила его за шею и обняла его талию ногами.
   - Двигаем!
   В этот момент дракон снова выпустил струю пламени. Огненная буря пронеслась недалеко от них, расплавляя песок, превращая его в стекло. Дракон вычислил, где находятся пленники, и кружил прямо над ними.
   - Я его отвлеку! - Ивор нырнул в дым в противоположную сторону от пещеры, - Бегите!
   И Бьорн побежал, точнее, попытался, потому что перебираться через камни, неся на спине дополнительный груз, гораздо сложнее, чем без оного. Но сын разбойника спешил, как мог.
   - Эй, зверюга! Я здесь! - крикнул Ивор из черного тумана. - Поймай меня!
   - Лжецы! - взвыл дракон и снова выпустил огненный поток.
   Бьорн вспотел, перебираясь через камни, а когда вышел на относительно ровный участок, побежал. У пещеры их ждала взволнованная Ирия.
   - Где Ивор? - крикнула она, как только заметила Бьорна, тащившего на себе Верею.
   - Не волнуйся, - выдохнул Бьорн. - Он сейчас придет.
   Молодой человек опустил Верею на землю и сам сел рядом. Ему нужно было хотя бы минуту, чтобы отдышаться, чтобы снова выйти под огненный поток, если к тому времени Ивор не появится.
   - Где Ивор? - требовательно повторила Ирия, и голос ее дрогнул.
   Верея виновато посмотрела на девушку и отвернулась.
   - Я подвернула ногу. Он тащил меня, а потом появился Бьорн. Ивор побежал отвлекать дракона.
   - Отвлекает?! Тогда почему не слышно, как он кричит? Ведь он должен кричать, чтобы дракон знал, где он и не искал вас!
   Ирия шагнула к выходу, и Бьорн поймал ее за подол платья.
   - Ты куда?
   - Искать его.
   - Не ходи, - молодой человек поднялся и взял девушку за руку. - Это слишком опасно. Дым уже почти рассеялся, теперь дракон все видит.
   - А мне все равно.
   Ирия рванулась, но Бьорн обхватил ее за талию.
   - Он вернется, - пообещал он. - Он тебя никогда не бросит.
   - Лжецы! - вновь завопил с неба дракон. - Сожгу всех! Никуда вам от меня не деться!
   Чернота практически исчезла, и Бьорн сумел рассмотреть не только взбешенного зверя, но и ущелье. Среди нагромождения камней он искал тонкую подтянутую фигурку светловолосого молодого человека.
   - Я его не вижу! - выкрикнула Ирия и рванулась к выходу.
   - Ага! - дракон выдохнул, и пламя пронеслось в двух шагах от входа в пещеру. - Вот вы где!
   - Пусти, - вырывалась Ирия.
   - Куда? В пасть дракона?
   Бьорн крепко держал девушку, а сердце его разрывалось. Он был готов сам отправиться на поиски Ивора, но понимал, что если того не видно, значит, молодой человек, скорее всего, погиб, и теперь его обгоревшее тело лежит где-нибудь между камнями.
   Дракон, между тем, приземлился. Бьорн видел его хвост, раздраженно бьющий по камням.
   - Отходим, - приказал он. - Верея, встать можешь?
   - Могу, - девушка поднялась, опираясь о каменный свод пещеры, и встала на одну ногу. - Как-нибудь допрыгаю.
   - Отойдем подальше от входа, - предложил Бьорн. - Боюсь, как бы эта тварь не додумалась пустить огонь прямо сюда.
   Ирия больше не сопротивлялась, она обмякла и позволила отвести себя вглубь пещеры. Все трое опустились на камни, надеясь, что дракон, если заглянет внутрь, их не увидит.
   - И чего он вообще на нас взъелся, - вздохнул Бьорн. - Все же нормально было.
   - Ты на грудь свою посмотри.
   Бьорн опустил глаза, и только тогда вспомнил о красном силуэте дракона.
   - Черт, - он надел рубашку и виновато вздохнул. - Это из-за меня.
   - Из-за тебя, - безжизненно повторила Ирия. - А еще из-за нее. Если бы она ногу не подвернула, Ивор сейчас сидел бы рядом.
   Бьорн почувствовал, что в горле образовался горький комок. Он сглотнул, но комок никуда не исчез.
   - Она не виновата, - он придвинулся к девушке и осторожно погладил ее по светлым волосам. - Просто, так получилось. Это, наверное, судьба.
   Ирия не ответила. Она смахнула руку молодого человека, встала и отошла в дальний угол, в темноту. Там она расплакалась. Бьорн слышал тихие всхлипы, но поделать ничего не мог.
   - Пусть поплачет, - шепнула Верея, двигаясь ближе к сыну разбойника. - А мы что делать будем?
   Словно в ответ на ее вопрос, снаружи раздался голос дракона:
   - Я знаю, что вы где-то здесь. Чувствую ваш запах и страх! Буду караулить, пока вы либо не выйдете ко мне, либо не погибните от голода и жажды! Никуда вам не деться!
   Бьорн увидел, как Ирия побежала к выходу. Он вскочил и бросился за девушкой.
   - Получи, сволочь! - Ирия размахнулась и изо всех сил бросила в хвост дракона довольно увесистый камень, который подобрала в пещере. - Это тебе за Ивора!
   - Ты что?! - Бьорн схватил девушку за руку.
   В это время дракон обернулся. Вход в пещеру потемнел - огромная голова закрыла практически весь свет.
   - Ага! - обрадовался дракон. - Попались!
   - Бежим! - Бьорн потянул Ирию за собой. - Быстрее! Верея!
   Травница встала, но тут же опустилась обратно на камень.
   - Я не могу! - крикнула она.
   Сын разбойника толкнул Ирию в темноту пещеры, подскочил к Верее, подхватил ее на руки и побежал. В темноте он видел только белый силуэт платья Ирии, которая бежала впереди, но вдруг он исчез.
   Бьорн понял, что девушка нашла углубление в стене или даже поворот, и поспешил в укрытие. Он успел в самый последний момент - дракон засмеялся, и пещера осветилась огненным красно-желтым светом.
   Сын разбойника опустил Верею на землю и выдохнул.
   - Кажется, нам конец. Теперь он будет караулить нас сутками. Все целы?
   Ирия не ответила, но Бьорн и так знал, что с ней все в порядке, в данный момент его больше беспокоила Верея.
   - Не волнуйся, - сын разбойника понял, что травница улыбается. - У меня с собой есть пара баночек с мазями. Сейчас намажу, и все пройдет.
   Глаза Бьорна постепенно привыкали к темноте, и он сумел разглядеть, как девушка достала из дорожной сумки небольшую баночку, и тут же в воздухе запахло чем-то приторно-сладким.
   - Эй! Вы еще там?! - крикнул дракон в пещеру, и Бьорн зажал уши руками.
   Эхо прокатилось по ним и не стихало очень долго, словно пещера не заканчивалась тупиком, а уходила дальше в гору.
   - Кажется, здесь есть другой выход, - Бьорн присмотрелся к темноте. - Слышали?
   - И ты рискнешь пойти туда в полной темноте?
   - Ну, допустим, не в темноте, - Бьорн достал из сумки кремень. - А если у тебя есть другие предложения, как нам выбраться отсюда, я внимательно их послушаю.
   - Давай отдадим ее дракону, - негромко произнесла Ирия.
   - Я же сказала, что не виновата! - Верея сделала резкое движение и сморщилась от боли.
   - Я пошутила, - все так же грустно ответила Ирия. - Пойдемте. Нечего здесь сидеть. У меня от его голоса... сердце замирает.
   Бьорн помог травнице подняться.
   - Идти сможешь?
   - Смогу. Минут через тридцать. А пока, пожалуйста, обними меня.
   Сын разбойника подставил плечо, и Верея обняла его за шею одной рукой. Она все еще не могла наступать на обе ноги. Бьорн поддержал травницу за талию, а второй рукой чиркнул кремнем о камень и высек искру, чтобы хотя бы на мгновение увидеть, куда идти. Искра осветила пещеру, и молодой человек рассмотрел не только проход, но и грустное и немного злое лицо Ирии. Девушка резко отвернулась от Бьорна и пошла вперед.
   В этот момент сын разбойника отдал бы все, лишь бы на месте Вереи оказалась Ирия, но бросить травницу не мог.
   - Не торопись! - посоветовал он девушке. - Иди медленно, чтобы не споткнуться!
   Но Ирия не послушалась совета. Бьорн видел, что белое платье удаляется чересчур быстро и через несколько секунд исчезло - впереди снова был поворот.
   - Держись, - Бьорн отпустил Верею и побежал вперед, надеясь, что потолок не опустится слишком резко, и он не стукнется об него лбом.
   Свернув за поворот, Бьорн снова увидел Ирию.
   - Подожди! - крикнул он.
   Но девушка не ответила. Неожиданно ее белое платье исчезло - провалилось под землю вместе со своей обладательницей.
   Бьорн бросился вперед, краем уха отметив, что где-то неподалеку течет подземный ручей.
   - Ирия! - крикнул он.
   - Ирия! - позвала Верея откуда-то сзади.
   Девушка не ответила.
   Неожиданно Бьорн споткнулся, по инерции пролетел вперед, однако на землю не упал - он падал куда-то вниз, туда, куда минутой раньше упала Ирия.
   Бьорн зажмурился.
   И с громким всплеском погрузился в ледяную воду.
  
  
   Продолжение следует...
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"