Сафронов Валерий Фёдорович : другие произведения.

Окончательный океан

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ОКЕАН.
  
   1
  Павел Пулей - капитан-лейтенант общественной тайной полиции пребывал в недоумении вторую неделю.
  
  Дело в том, что его назначили одним из руководителей предстоящей экспедиции на острова Окончательного океана, что находились за многие тысячи миль от города Адмиралтейска.
  
  Этому обстоятельству можно было и радоваться и огорчаться, ведь Павел прослужил в Адмиралтейске целых пятнадцать лет и понемногу привык к беспробудной тоске рек и каналов этого города, удивительным образом сочетающейся с необузданными страстями его жителей.
  
  Ох, уж эта необузданная страстность, или страстная необузданность...
  Казалось бы, водная среда располагает лишь к перманентному умиротворению и созерцательности. Однако это ни в коей мере никогда не относилось к адмиралтейцам, то тихим, бесконфликтным божьим агнцам, то, словно с цепи сорвавшимся горлопанам, пьяницам и драчунам.
  
  И это, не смотря на то, что правительство многие годы проводит реформы и ведёт непримиримую и отчаянную борьбу с такого рода национальными особенностями характера.
  
  Павел прибыл в город Адмиралтейск из Южного Захолустья ещё юнцом, одержимым единственной целью - поступлением в Морской лицей, дабы все последующие годы отдать ниве служения флоту. Но Павла, после выпуска из лицея, определили в общественную тайную полицию, поскольку военно-морской флот в Адмиралтейске приказал долго жить. Вот так наивная мечта юности не совпала с реальностью, а рутина новой службы вообще и в частности не сулила никакой дальнейшей романтики.
  
  Когда-то Павел посещал поэтический кружок при музее народных промыслов, и писал максималистские стихи отчаянного содержания.
  
  Волны гребни вздымали,
  Океан был спесив,
  Мы с тобой огибали
  Магелланов пролив.
  
  Ты стояла на вахте,
  Выбиваясь из сил.
  Я сидел на гауптвахте
  И тот шторм материл.
  
  В бом-брам-стеньге прореха,
  И форштевень в дугу.
  Мне бы лучше уехать
  На разведку в тайгу.
  
  Третий день этой качки,
  Безысходность и муть.
  Словно скумбрия в бочке
  Я прилёг отдохнуть.
  
  Буревестников стая
  Пронеслась без затей,
  Шхуна шла ковыляя
  В порт приписки своей.
  
  Телеса все отбиты,
  И мозги набекрень.
  Снились мне Апатиты,
  Уренгой и Тюмень.
  
  Я проспал и Колумба,
  И Жюль Верна проспал.
  С хризантемами клумба
  Украшала причал...
  
  Собратья по перу удивились и спросили тогда Павла, мол, откуда он взял эти неологизмы: "апатиты, уренгой и тюмень"? На что Павел простодушно ответил, что не знает, эти понятия ему просто приснились.
  
  А время, между тем, текло и текло, словно тёмно-серая водица каналов, и Павел даже не заметил, как понемногу и сам стал истинным адмиралтейцем, вдыхавшим ни с чем несравнимый, суровый аромат приморского мегаполиса. А привыкнув к заведённому здесь, раз и навсегда, общественному распорядку, ничего уже не хотел менять в своей жизни.
  
  И вот это назначение в экспедицию на острова.
  Начальник общественной тайной полиции Адмиралтейска шеф-капитан фон Косатый так и сказал Павлу: - Запомни, сынок...в жизни моряка иногда возникает момент истины, когда ему приходится в корне менять свой личный распорядок!
  
  Личный же распорядок Павла был таков, что десять суток в месяц он проводил собственно на службе, на одном из объектов слежения. Этим объектом мог быть и буксир-ледокол, в зимнее время бороздящий одну из Главных проток Адмиралтейска, или, в летнее время, какая-нибудь задрипанная самоходная баржа, неприглядная яхта, курсирующая по каналам, и развозящая заморских интуристов, коих в последнее время развелось великое множество, и даже неказистый рыболовецкий баркас.
  
  Остальные же двадцать дней, Павел проводил на берегу, где он занимался, то отчётностью о произведённых слежениях в штабе общественной тайной полиции, то отдаваясь многочисленным хобби. Ведь в 35 лет так и не обзавёлся семьёй.
  
  И вот теперь, через пару месяцев, ему предстояло плыть на какие-то таинственные и неизведанные острова, затерявшиеся на умопомрачительных просторах Окончательного океана...
  
  
   2
  В городке под названьем Северное Захолустье учителем естествознания работал человек запоминающейся внешности, пытливого ума и достойного имени - Мартин Набекреньщиков.
  
  Некоторые, правда, называли его ещё и уважительно - Мартин Митрофанович, но для необразованного большинства он так и оставался, как в детстве, - Марсик Набекрень.
  
   - Эй, гляньте, - кричала иной раз какая-нибудь неначитанная тётка,
  - Марсик-то наш, Набекрень, очки нацепил, портфелю под мышку, и гоголем, гоголем... прямо доцент-профессор, не иначе! - Бери выше, - отвечала ей немногим более образованная провинциальная дамочка, - Акадэмик Акадэмии наук!
  
  Мартин на подобные эпитеты не отвечал. Ещё чего. Как были доисторической темнотой, так темнотою и останутся, а ему надо нервы беречь.
  
  Шли годы. Менялись моды и событья. Свергались и реставрировались монархии. Появлялись новые вредные привычки, иммунодефицит и высокие технологии, зато куда-то исчезали деньги и здравый смысл.
  
  В общем, с точки зрения исторического процесса, всё было как обычно. В личной жизни тоже не происходило ничего неожиданного.
  
  Пришло время - женился Мартин. Прошло время - Мартин развёлся.
  
  Когда появилась необходимость жениться во второй раз, время как будто остановилось.
  
  Тем не менее, невесту звали Матрёной. Младшим фельдшером трудилась она в местной амбулатории.
  
  Иногда между ними происходили забавные диалоги, поскольку Матрёна Зималетова являлась девушкой диалектически развитого ума.
  
  Да и внешности была она, прямо скажем, впечатляющей.
  Представьте себе, к примеру, заморскую актрису Урну Тымру. Представили?
  Так вот, Матрёна была гораздо круче, в смысле подлинности темперамента, женственности форм и всего остального...
  
  Однажды Мартин явился домой раньше времени. Он даже не надел в прихожей тапочки, а как был в уличной обуви, так и ворвался на кухню, опрокинув по дороге два стула, кресло, и средних размеров шкаф-купе...
  
  Матрёна только взвизгнула, но, не имея привычки перечить будущему мужу по пустякам, тут же принялась исполнять супружеский долг.
  
  То есть подавать на стол борщ, котлеты с макаронами, пельмени с картошкой, блинчики с мясом, маринованные огурчики, селёдочку под шубой, водку и компот.
  
  Выпив водку, закусив огурчиком и селёдочкой, Мартин сказал:
  - Матрёна!
  - Мартин! - ответила Матрёна.
  - Матрёна!!!
  - Мартин!!!
  
  -Уезжаю я, Матрёна, в город Адмиралтейск!
  - Ой, а зачем это?
  - Дали мне путевку, Матрёна, в тамошнюю АУУ!
  - А кто она такая, эта .. м-м-м... Ау-у... санатория?
  - Нет, Матрёна, не санатория, но Акадэмия!
  Национальная, Матрёна, Акадэмия, усовершенствования учителей!
  
   - Национальная? И надолго уезжаешь, Мартин?
  - На три месяца, Матрёна. Сертификационный цикл!
  - Вот оно что... Сыр... Сар... Сра-ти-фи-ка-цион-ный?
  
  - Сейчас, Матрёна, буквально все подлежит сертификации. Ну, буквально все...
  - А что ты мне привезешь, Мартин, из города Адмиралтейска?
  
  - А что тебе хочется, Матрёна? Может быть, какую-никакую обнову? В смысле - новые туфельки?
  
  - Есть у меня: и зимние, и демисезонные, и летние, и еще одни летние, и демисезонные... и еще одни зимние. Со стельками есть ортопедическими, и с коньками фигурными, и с лыжами, и с роликами, и даже с плавательными ластами, Мартин, туфельки у меня есть...
  
  - Может быть, Матрёна, тогда цветочек аленькай? Сейчас это модно.
  
  - Не желаю. Потому что для чего он мне, цветочек твой, аленькай? На жопу, разве что, его прицепить, чтобы светился и днём и ночью?
  
  - Тогда я и не знаю уже, Матрёна, что тебе и привезти-то?
  - Белый халат медицинский, мини! Да не простой, а с надписью поперечной: "пырамэдон"!
  
  - Скажешь ведь...но где я достану с надписью поперечной?! Не выпускают теперь его, Матрёна, снят с производства пирамидон твой. Может, с надписью "корвалол", или с виагрой, на худой конец?
  
  - Не желаю с виагрой! Да еще на худой конец! А хочу с пырамэдоном!
  Видала я такой, на подиуме!
  Модница, модель то есть, соплей перешибешь, сисек нет, бёдра от ушей, а поперек сисек, которых нет, - "пы-ра-мэ-дон"!
  
  - Убиваешь ты меня, Матрёна, своими предпочтениями, прямо наповал!
  Привези, говорит, мне "сама не знаю, что"! Слушай, может быть, тебе бюстгальтер привезти?
  
  - И эти, панталоны-стринги с рюшечками и канителью!
  - А что, вроде научились делать. Сам рекламу видел: "эротическое бельё" нашей северозахолустной фабрики "Трибуна"!
  
  - Бросишь ты меня, Мартин. Ой, бросишь! - причитала Матрёна, взбивая подушки и срывая с кровати покрывало. - Ой, бросишь! Ай! А-а-а!!! - продолжала она голосить и после того, как упал на неё Мартин, и обхватила она его крепкие бёдра своими изящными загорелыми икрами.
  
  
  Короче говоря, попрощались они наскоро, раза три всего и было, да и то неполных, и уехал Мартин. Впрыгнул в последнюю каюту уходящего трёхпалубного глиссера, и был таков!
  
  
   3
  Как ни странно, к большому городу Адмиралтейску Мартин Набекреньщиков довольно быстро привык.
  
  Получив сертификат, не помчался, сломя голову, к себе в Северное Захолустье, а внимательно оглядевшись по сторонам, устроился педагогом в городскую гимназию, и, сняв комнату недалеко от работы, - на углу Знаменской протоки и Минёрного канала, у пожилой грымзы по имени Калерия Августовна Шмидт, задумался...
  
  - Раньше я полагал, что бывают только сыновья лейтенанта Шмидта, - задавался вопросом Мартин, - Но, оказывается, существуют ещё и племянницы!
  
  - Вы, молодой человек, невнимательно читали классиков! - не обижалась Калерия Августовна, - А ведь там упоминаются и дочери лейтенанта, но они - самозванки. А я - подлинная в девятом колене прапрапраправнучка прославленного героя давно минувших дней!
   "Ещё не легче", - взглянув на небо, подумал Мартин, но ничего не сказал, а лишь изобразил на лице восхищение.
  
  Конечно, маловероятно, чтобы Калерия Августовна являлась дальней родственницей лейтенанту Шмидту.
  
  Какой вообще мог быть лейтенант Шмидт в городе Адмиралтейске, в котором не то что военно-морского флота, но даже не было и армии как таковой, а из силовых подразделений существовала только общественная тайная полиция, водная конвойная служба, да ещё, пожалуй, пожарная жандармерия?!
  
  Всё это Калерии Августовне, должно быть, показалось, а вскоре выяснилось, что в молодости она работала надзирательницей в военно-морском лицее, а перед самой пенсией трудилась в сфере ритуальных услуг.
  
  Такая вот, незамысловатая карьерная траектория...
  
  Сам по себе факт не столь уж и значимый, но Мартин не знал, как к этому обстоятельству отнестись.
  Правильнее было бы сменить место жительства, однако Мартин поленился это сделать, и вскоре об этом пожалел...
  
  Гимназия, в которой начал работать Мартин, была не просто городской, а гуманитарной.
  То есть, образовательным учреждением, в котором естествознание было не главным предметом изучения, поэтому работой он перегружен не был, хотя зарплата была неплохой, но маленькой.
  
  Зато образовательное учреждение имело мобильный транспорт - два списанных по последнему слову заморской техники глиссера - для доставки горячих завтраков лицеистам и директора лицея и его зама на дачу; три гидроцикла для гостей, деревянный баркас с мачтой для паруса и сетью для ловли летнего рыбеса, четыре буера и несколько коловоротов для ловли рыбеса зимнего, а так же, пара водных велосипедов для учителей, с целью посещения учеников на дому.
  
  
  Географическое положение города Адмиралтейска было таково, что омывался он с трёх сторон Бирюзовым морем, распростиравшимся на многие-многие мили и, где-то там, совсем уж почти на пределе воображения, заканчивавшимся богатым Заморским государством, которое выходило западной своей стороною на Окончательный океан.
  
  Между Адмиралтейском и Заморским государством с давних времён существовал морской торговый путь. Раз в месяц через Бирюзовое море уходили суда на край света за товаром, и примерно с такой же частотой, в местных гаванях швартовались умопомрачительных размеров заморские быстродвижущиеся лайнеры.
  
  Говорят, что ещё в Окончательном океане находились диковинные острова, на которых существовала удивительная экзотическая жизнь, водилась редкая птица пёстрого оперения, а в тамошних водах встречались гигантские чудища - шаркодонты и валозавры.
  
  Островитяне, дескать, отличались невероятной храбростью, потому что плавали и охотились в этих водах совершенно безбоязненно.
  
  Вроде бы их промышленность давно научилась делать специальные гидрокостюмы - лёгкие и гигроскопичные, о сверхпрочную ткань которых был сломан не один клык шаркодонта, и ещё научилась она, эта промышленность, производить консервы из внутренности валозавра, отличающейся какой-то сверхъестественной питательностью и пользой...
  
  Поел таких консервов - и вперёд на подвиги. Хочешь, под воду лезь, хочешь, на пальму взбирайся. А уж если амурное дело до свойств интимных дошло, то ты вообще гигант, каких поискать, поскольку местный орех и корень северо-захолустного болотного сельдерея даже в подмётки продукту тому не годились...
  
  Конечно, консервы эти шли на экспорт, но заморские спекулянты их вначале скупали, а затем толкали по взвинченным ценам всем остальным. В результате в Адмиралтейске этот продукт стоил в сотни раз дороже, чем на островах.
  
  Казалось бы, чего проще, - снаряжай экспедицию и валяй на острова.
  
  Люди там живут добродушные, договориться с ними можно легко. Но почему-то эти дальние путешествия всё откладывались и откладывались. Смешно сказать, но в тех заповедных местах Окончательного океана в качестве туристов бывали буквально единицы. Во-первых, очень дорого, а во-вторых - небезопасно.
  
  Иногда в Бирюзовом море случались бури и горожане знали, что зарождались они за тридевять земель в глубинах грозного Окончательного океана. В такие дни люди предпочитали сидеть дома, а средства массовой информации оповещали население о поднимающемся уровне воды в каналах и реках Адмиралтейска.
  
  
  Сравнительно недалеко, в пределах тридцати морских миль, находился ещё один большой город - Портопричал.
  
  Говорят, что когда-то эти два города составляли единое целое, но однажды, во время какой-то совсем уж чудовищной бури, произошло землетрясение, в земной коре возникла огромная трещина, и большая часть суши ушла под воду, образовался пролив, который позже был назван проливом Катаклизмов.
  Народу такой эпитет пришёлся не по душе, и он стал называть его проливом Клизмы.
  
  Правительство долго думало, в конце концов, придя к решению, что пролив следует переименовать. Теперь он называется проливом Солидарности, однако народ, проявляя какое-то странное упрямство, продолжает пользоваться старым названием.
  
  Какая может быть Солидарность? Да и с кем солидарность, с самими собою?!
  Клизма, она и есть - Клизма!
  
  А ведь и, действительно, если взглянуть на пролив с высоты полёта морского аэроплана, то можно увидеть огромное водное пространство, чем-то похожее на упоминавшийся выше высокотехнологичный медицинский инструмент...
  
  Какое-то время у двух неожиданно возникших городов существовало одно правительство, но затем, оценив всю степень произошедшего неудобства, был найден консенсус, и теперь правительств - два. Как принято говорить, все сёстры получили по серьгам.
  
  Некоторые государственные и общественные деятели, которые считались явными противниками административного разъединения городов, прогнозировали в ближайшем будущем серьёзные человеческие распри и, вследствие этого, возможные правительственные противостояния, вплоть до вооружённых конфликтов.
  
  Образовались даже два политических направления, которые в не далёком будущем, неминуемо должны были преобразоваться в партии: направление эволюционеров и направление реэволюционеров.
  
  Но как-то пока всё обходилось. Жители обоих городов вовсе не собираются друг с другом конфликтовать, летом плавают на яхтах, глиссерах и многопалубных катерах друг к другу в гости, а зимою ездят по льду на заморских снегоходах и собственных буерах, вместе отмечают праздники и встречают Новый год.
  
  Многие люди говорят, что вскоре начнётся грандиозное строительство: то ли мост, то ли подземный тоннель через несколько лет соединит Адмиралтейск и Портопричал.
  
  В грядущем это обещает объединение городов и образование единого Уморского государства, в которое войдёт и провинция: Северное, Центральное и Южное захолустья, а так же ещё и Нижняя заболоть.
  
  Популярная радиостанция "Шепелявое ухо Адмиралтейска" отмечает, что для этого необходимо всего-то ничего: добрая воля и хорошее финансирование.
  
  Вообще с этим "Шепелявым ухом" действительно настоящая умора - ну нет ни одного у них диктора, который не шепелявил бы, или не картавил!
  
  Кастинг, вроде бы проходит там такой своеобразный: не имеешь дефекта дикции - в "ухо" не попадёшь. Старожилы Адмиралтейска ещё помнят, что основателем "Шепелявого уха" был журналист Кондрат Камнеглотов. Так он вообще не выговаривал ни одной согласной.
  
  В общем, планы были что надо. Ещё популярное "Ухо" говорило, что, дескать, имела место неофициальная встреча пяти правителей, якобы происходившая на дальних загонах и заводях Северного Захолустья, богатых деликатесной рыбой, дичью и всяким зверьём, где и были приняты, и в общих чертах разработаны, вышеуказанные намерения, названные впоследствии планом Шилобреева - Эклунд с поправкой Амбарцумяненко...
  
  В последнее время только и делали, что на разные лады перепевали этот план.
  И тем-то, понимаешь, он хорош, и этим. Заживём, дескать, как люди и в ближайшем будущем покатим все на экзотические острова сами добывать внутренность валозавра...
  
   4
  Калерия Августовна Шмидт являлась собственницей трёх небольших комнат в общей квартире на четвёртом этаже. Одну комнату занимал Глеб Зверозайцев - торговый представитель какой-то заморской лекарственной компании, а так же, по совместительству, стриптизёр в ночном клубе. Это, правда, выяснилось несколько позже. Дома он бывал редко, прибегал чаще всего принять душ и сменить трусы и рубашку.
  
  Мартин и познакомился-то с ним только через неделю, настолько Глеб Зверозайцев был занятым и уравновешенным молодым человеком. Понятное дело, как ему благоволила Калерия Августовна, потому что Глеб буквально олицетворял собою порядочность и прочность: вовремя вносил плату за жильё, всегда был подчёркнуто трезв, предупредителен и внимателен к окружающим.
  
  Чего абсолютно нельзя было сказать о втором её жильце - Зиновии Кантове, кандидате философских наук, неразборчивого в знакомствах, вечно фонтанирующего невероятными идеями, часами болтающего по городской телевизионной рации, и постоянно пьющего какую-то спиртосодержащую дрянь.
  
  Иногда к Зиновию приходила жена и оставалась месяца на два, затем настолько же и пропадала. Иногда и сам Зиновий куда-то исчезал.
  Вероятно, перебирался к жене.
  
  Иногда являлись пёстро разодетые дамочки в ажурных чулках, по виду - девушки лёгкого поведения, с которыми Зиновий запирался в своей комнате, загадочно при этом подмигивая: "Прошу не беспокоить. У нас - коллоквиум"...
  
  Какую философскую тему затрагивали эти коллоквиумы, сказать было сложно, вероятнее всего, включали в себя сразу несколько тем. Но когда хозяин комнаты, что называется, отрубался, его гостьи шлялись по всей квартире, порою прикрытые лишь фиговыми листками, и приставали к Мартину и Глебу Зверозайцеву, когда тот бывал дома, с нелепыми вопросами и непристойностями.
  
  Однажды случилось просто невероятное: Мартин проснулся с похмелья и обнаружил в своём кресле-кровати одну из таких дамочек. Причём на ней не было не то что верхней одежды, ажурных чулок, но даже фигового листка.
  
  - Доброе утро, дружок! - прошептала она, поворачиваясь спиною и принимая позу пантеры, изготовившуюся к прыжку, - Начнём прерванную дискуссию?
  
  Ну, Мартин и начал прерванную дискуссию, а затем ещё и продолжил. Кресло-кровать поскрипывало, дамочка, в такт поскрипыванию, хихикала и что-то лопотала про теорию "отрицание отрицания"...
  Но...надо ли передавать всю степень негодования, охватившую после всего этого Мартина, когда он дискуссию закончил, и через некоторое время пришёл в себя?!
  
  Неожиданно о коллоквиумах узнала Калерия Августовна, она внезапно вошла в квартиру в самый разгар и чуть не упала в обморок.
  
  Затем выговаривала за это Зиновию:
  
  - Что же вы, кандидат философских наук, а голые бабы у вас по всей квартире шляются...
  
  - Это не бабы, это члены студенческого научного общества, - защищался Зиновий, - Да и вообще, на дворе уже месяц май, а в квартире топят так, что не продохнуть! Имейте в виду, если не прекратите над нами эти опыты с паровым отоплением, пожалуюсь на вас в комиссию коммунального содействия.
  
  - А я на вас в общественную тайную полицию, потому что на дворе пока что февраль, а я ещё не выжила из ума! - парировала уже Калерия Августовна, - А то развели здесь, понимаешь, идеологические развраты!
  
  - Ах, вот оно что?! Политику мне хотите приписать... Не выйдет, я уже свой срок отсидел в библиотеке Академии наук!
  
  Кому принадлежали две оставшиеся комнаты, было не совсем ясно, поскольку одна никогда не открывалась, а другою - пользовались в редких случаях, когда ночевали какие-нибудь внезапные гости.
  
  Сама Калерия Августовна жила в двух остановках речного трамвая, на реке Мартовской, но на углу Знаменской и Минёрного бывала каждый день.
  Несмотря на кажущееся одряхление организма, она демонстрировала редкую смекалку и умение мгновенно решать бытовые неудобства.
  
  Перегорел свет - Калерия Августовна поменяла пробки или поставила "жучка", засорился унитаз - тут же извлекался откуда-то вантус, производилась серия энергичных, поступательных мускульных движений, раздавался интенсивный чавкающий звук и фекалии исчезали в фановой трубе.
  
  И, кроме того, она умела перекрывать воду, а так же разбирать и собирать заморский замок, чинить электрический утюг и прочищать проволокой газовые печи.
  Если же к этому прибавить недюжинное трудолюбие, а Калерия Августовна ещё и работала в трёх местах: в двух убиралась, а в третьем дежурила старшей вахтёршей, то оставалось только позавидовать этим усердию и воле.
  
   5
  В наставниках у Мартина была старший завуч-методист Акулина Аркадьевна Скороход. Сколько ей было лет, не знал никто. Вроде бы на прошлой неделе справляла что-то вроде юбилея, а на следующий день уже заявляла:
  
  - Мне, как взрослой, не побоюсь этого слова, тридцатипятилетней даме, не очень-то и приятно слышать такие слова! Женщине столько лет, насколько она выглядит!
  
  - Никогда бы не подумал, Акулина Аркадьевна, что вам уже тридцать пять! - довольно неуклюже пытался льстить Мартин, но главной цели добивался, старший методист-наставник покрывалась румянцем. Затем она стала приглашать его к себе в кабинет, а вскоре великодушно позволила два раза проводить до речного трамвая.
  
  Это уже было верхом снисходительности. Оставалось совсем чуть-чуть до грехопадения этой неприступной адмиралтейской крепости. Но вот это-то "чуть-чуть" - всё откладывалось и откладывалось.
  
  Не приглашать же было Акулину Аркадьевну, такую труднодоступную, культурную и пахнущую самыми дорогими заморскими духами, в девятиметровую каморку, где всего-то из мебели: видавшая виды тумбочка, упоминавшееся ниже сломанное кресло-кровать на силикатных кирпичах, принадлежащее, вероятно, ещё самому денщику лейтенанта Шмидта, и дряхлый шифоньер.
  
  Дополняла данный ансамбль покрытая светло-зелёной эмалью та самая статуя голой девушки с кувшином на плече, статью и формами - прямо вылитая Матрёна Зималетова.
  
  Акулина Аркадьевна трижды была замужем. Первым её избранником оказался известный шахматист, впоследствии - гроссмейстер Виктор Скороход.
  
  Вот он-то и бывал на экзотических островах, участвовал в международных турнирах, а чудодейственных консервов из мяса валозавра видимо так и не попробовал.
  
  Прожили они всего-то полтора года, потому что из лиц противоположного пола шахматист предпочитал лишь пешек, ладей и королев, да и сам, в известном смысле, напоминал слона или коня.
  
  В зависимости от обстоятельств, ходил только по диагонали или, в особых случаях, буквой "г". Но ведь Акулина Аркадьевна всегда мечтала быть только королевой, но уж никак не пешкой и не ладьёй.
  
  А тут ещё внезапно появился на горизонте знаменитый портопричальский портной Гектор Бигуди.
  
  Боже мой, Бигуди не давал ей прохода, преследовал и днём, и ночью, донимая роскошными подарками и умопомрачительными букетами роз.
  
  Однажды в лютый мороз и страшную метель свалился, как снег на голову, из Портопричала на простом снегоходе-кабриолете, а как-то раз, во время очередной надвигающейся бури, примчался на простом реактивно-турбовинтовом катамаране.
  
  Клубы, рестораны, выставки, тусовки. Всё лучшее и изысканное. Самый, что ни на есть, андеграунд. Художники, актёры и певцы. Меценаты, авангардисты, стилисты и коррелятивисты...
  
  Спустя три года Бигуди угодил в психиатрическую больницу: от хорошего питания, крепких напитков и невероятной чувствительности души у него открылись псевдогаллюцинации.
  
  Затем в одной из клиник Заморского государства ему сделали операцию: вставили в мозг дефицитный блок управления с транзистором, новую гормональную железу и переменили мужской пол на женский.
  
  Акулина Аркадьевна тогда сама чуть не рехнулась и не пошла по рукам, спасло лишь её невероятное самообладание и трезвый образ жизни. Кто-то из коллег, вроде бы кандидат философских наук Зиновий Кантов, - известный, к слову, циник, ещё смеялся: "И надо было ехать к заморским эскулапам за такой ерундой? Отсечь органы управления с не меньшим успехом могли бы и у нас!"
  
   Как бы то ни было, великосветские пьянки прекратились, псевдогаллюцинации исчезли. Сейчас его (вернее её) зовут Генриэтта Бигуди, она имеет два пошивочных салона (один в Портопричале, другой в Адмиралтейске), и они - большие подружки с Акулиной Аркадьевной.
  
  В те времена от всего пережитого Акулина Аркадьевна долго не находила себе места, но потом всё же это место нашла, встретив в своём кабинете простого и верного будущего спутника жизни - адмиралтейского скульптора Евграфа Винокурова-Подстаканникова.
  
  Он явился в лицей для того, чтобы устроить внука одного талантливого, но спившегося художника.
  Винокуров-Подстаканников был умён, хорош собой, а главное, непритязателен, не ревнив, и абсолютно финансово уравновешен.
  
  Конечно, Акулина Аркадьевна, как любая знатная дама Адмиралтейска, могла теперь официально носить полную фамилию. А именно: Акулина Сваровская-Скороход-Бигуди-Винокурова-Подстаканникова. Вот только всё это выглядело бы довольно не скромно, да и не очень удобно для высокой должности, - какую же тогда надо было иметь большую личную печать и длинную подпись?!
  
  В общем, стали Мартин с Акулиной посещать разного рода кафе. Так, ничего лишнего: чашка кофе, рюмка коньяку, и вести интеллектуальные беседы.
  
  Однажды случилось так, что Акулина Аркадьевна и Мартин выпили коньяку больше, чем следовало, а кофе, кажется, в тот вечер вообще не употребляли. И в итоге перепутали маршрут следования.
  
  Короче, Акулина Аркадьевна оказалась в том самом кресле-кровати рядом с Мартином не только без алой шляпы, клетчатой жёлтой шали и сапфирового пончо, но и безо всего остального. Вроде бы кто-то кому-то предложил сделать массаж...
  
  Оказывается, можно было вот так, запросто, трогать старшего завуча-методиста-наставника за все места, изображая заморский массаж и мягкие мануальные техники.
  
  В какой-то момент они увлеклись, и массаж вышел за классические рамки, плавно перейдя в ласки, а затем и собственно, в то, что в народе обычно называют совместным сном...
  
  Той ночью в этой древней колыбели происходило такое, что не выдержали верхние кирпичи, раздался глухой удар, произошёл крен, и стройные нижние конечности гостьи оказались на полу.
  
  Возникшая полупозиция произвела тогда невероятное впечатление на Акулину Аркадьевну.
  
  Она стала сопровождать свои движения такою вокальной партией, что на Минёрном канале завыла сигнализация какого-то глиссера, соседи снизу принялись стучать по батарее парового отопления, а Калерия Августовна, не разобравшись спросонья в сути происходящего, выговаривала потом Зиновию Кантову:
  
  - Имейте в виду, моё терпение может лопнуть! Это же чёрт знает, до какого безобразия и развратов надо дойти, чтобы вашими женскими криками включать на канале все звуковые сигнализации?!
  
  - Если на канале включают звуковые сигнализации, а в небе северные сияния, значит, это кому-нибудь нужно...- вполне философски реагировал Зиновий Кантов, не понявший сути претензий.
  
  - Вот-вот...только ваших северных сияний не хватало ещё на нашу голову! - продолжала ворчать Калерия Августовна.
  
  - Шла б ты уже, наконец, домой, Пенная Лопа! - завёлся, было, Зиновий,
  - И без тебя уже наступает такая тоска адмиралтейская, что без Портопричальского крепкого в этой жизни уже и не обойтись. Запомните: уйду на днях в круиз по волнам моей памяти. Поплачете потом!
  
  А утром, когда Акулина Аркадьевна уже уплыла на первом речном трамвае к себе домой, у Мартина опять пробудилась совесть. Причём совесть эта почему-то снова пробудилась в той самой зелёной девушке, голой, но с кувшином на плече, которая вроде бы высказалась в таком духе: "Сам, дурак, во всём и виноватый!"
  
   6
  Матрёна Зималетова сильно скучала и звонила по десять раз на день на мобильную портативную рацию Мартину. В такие моменты Мартин вытягивался в лице и переходил на волнительный полушёпот.
  
  - Да, да... Халат ещё не купил, но мой сосед Глеб Зверозайцев этим вопросом уже занимается. А я тебе говорил... я тебе говорил, что пирамидон давно уже не выпускают. А я тебе звонил... когда приеду? Месяца через полтора, не раньше. А я тебя предупреждал...если бы ты приехала? Было бы здорово...было бы прекрасно...но на дорогу уйдёт много денег. Месяца через полтора...
  
  А утром следующего дня после злосчастного коллоквиума у Мартина, наконец, пробудилась совесть. Причём эта совесть пробудилась в той самой зелёной девушке, обнажённой, но с кувшином на плече.
  Странно, но ведь девушка-статуэтка вроде бы тогда даже и произнесла: "Ой, ну и сукин ты гад!"
  
  А затем взяла и, в который уже раз, материализовалась мелодией мобильной портативной рации...
  
  А Матрёна Зималетова прямо иногда не находила себе места. Бывало, ходит и ходит, а затем сядет и сидит, а после возьмёт и ляжет на диван, но места себе никак не найдёт. Что делать, если грудью, плечами и бёдрами - ещё, куда ни шло, а с лица так исхудала, так исхудала...
  
  Мартин мог бы быть и внимательнее. Ну, куда это годится: оставил невесту совсем одну. Ладно бы ещё в большом городе. В Адмиралтейске, к примеру, не говоря уж о Портопричале, или где-нибудь ещё. Так ведь в Северном Захолустье оставил, где и домов-то не наберётся на приличный район, а всего лишь на три квартала, несколько каналов с протоками, да площадь с водокачкой и зданием бывшего захолустного совета, который гордо теперь именуется как "Муниципалитет".
  
  Иногда от тоски становилось совсем уж тошно, и тогда Матрёна, чтобы хоть как-то отвлечься, включала телевизор. В этот раз по региональной программе шёл сериал под названием "Нотариус", в котором её любимый актёр Марат Пустельга исполнял главную роль.
  
  Он бесконечное число раз выводил на чистую воду грязных риэлтеров, разоблачал чёрных маклеров, дрался с бандитами, соблазнял очаровательных клиенток и по утрам, вылезая из постели очередной любовницы, твёрдо заявлял: "Прости, я ухожу. Завтра у меня... нотариат!"
  
  Он такой был душка - этот Марат Пустельга!
  Кстати, чем-то даже напоминал ей Мартина. Правда, её Марсик был выше ростом, целых три локтя, два пальца и три вершка, а Маратик наверное едва дотягивал до трёх локтей, двух пальцев, одного вершка и одного ногтя...Зато у него был очаровательный, словно воркующий, голос и завораживающие, непонятного цвета, глаза.
  
  В этот раз нотариус Марат Пустельга выступал в суде, как свидетель. Под его страстный монолог Матрёна незаметно так задремала, что реальность пересеклась с виртуальностью.
  Ах, каким же негодяем был подкупленный адвокат!
  
  Он хотел изобличить Матрёну в преступлении. Вот только в каком преступлении, она так и не поняла. Но нотариус Марат Пустельга всех разоблачил и Матрёну освободили прямо в зале суда.
  
  Она посидела, посидела на скамье подсудимых, вроде как для приличия, затем надела на ноги трёхлитровые стеклянные банки (на набережной шёл мокрый снег) и, осторожно ступая по скользкому тротуару, ушла домой.
  
  Проснулась Матрёна от сильного сердцебиения. Какой ужас! К чему эти трёхлитровые банки? К очередному катаклизму? К войне? К болезни?! К измене?!!
  
  Ох, Мартин-Марсик...хотя, нет, постойте, какой сегодня день по лунному календарю? Двадцатое? Всё верно, пора сажать огурцы!
  
  На следующий день случилось невероятное и фантастическое событие: в амбулатории Северного Захолустья неожиданно распахнулись парадные двери, и в приёмную вошёл, кто бы вы думали?!
  
   Ни за что не догадаетесь. Вот и не верь после этого снам!
  В приёмную вошёл Марат Пустельга, собственной персоной! Матрёна прямо обомлела: к ним, в Северное захолустье, и сам Марат Пустельга! Актёр обвёл ироничным взглядом амбулаторию, затем широко улыбнулся, подмигнул, как бы подтверждая: "Да, это я, собственной персоной". После чего протянул Матрёне руку и представился:
  
  - Марат Пустельга, актёр.
  - Матрёна Зималетова, старший фельдшер, - зачем-то соврала Матрёна и покраснела. Она ведь была фельдшером младшим. Марат кашлянул, затем, пристально взглянув Матрёне в глаза, сказал:
  
  - Я у вас оказался случайно, еду рыбачить на дальние заводи, но там нет медицинской помощи, а мне ни при каких обстоятельствах нельзя прерывать курс лечения. Вот шприцы, медикаменты. Будьте так любезны, я оплачу ваш благородный труд.
  
  От таких слов Матрёна чуть не лишилась речи и чувств.
  - Какие могут быть деньги! Ой! Вы что?! Лекарства? Так: внутривенное, внутримышечное и ещё что-то, не совсем понятное...
  
  - И ещё физиотерапия.
  - УВЧ?
  - У.В.Ч! - отчеканил Марат и засмеялся. - Куда ложиться? Сюда? Или - сюда?
  
  - Вот сюда...- прошептала Матрёна и опять покраснела. Когда процедуры были закончены, Марат привёл себя в порядок и спросил:
  - Могу я посетить вас послезавтра? Мой доктор сказал, что процедуры можно делать через день.
  
  - Но до дальних заводей три десятка миль! - изумилась Матрёна, - А у вас здесь ещё пять внутримышечных и три внутривенных инъекции!
  - Какая ерунда! - опять засмеялся Марат, - Для моего алюминиевого дельфина - это сущие пустяки.
  - А можно ли вам ловить рыбу? Сырость, холод - едва ли способствуют выздоровлению?
  - У меня всего-то десять дней отпуска, поэтому будем сочетать невероятное с вероятным, а полезное с приятным. Так до послезавтра?
  - До послезавтра...
  
  Последующие два дня она находилась словно в какой-то сомнамбуле. Может быть, всё это ей приснилось, и не было и в помине знаменитого Марата? Тогда чьё направление лежит на столе? Оставалась ещё надежда на то, что он не приедет. Передумает, и не приедет.
  
  Но Марат приехал. Более того, он привёз огромный букет сирени, заморское вяленое мясо, копчёного рыбеса, корзинку с фруктами и вино.
  
  - Предлагаю поехать со мной, на пикник, - без какого-либо вступления прямо с порога выпалил Марат.
  - Ой, даже не знаю, а удобно ли?
  
  - Ещё как удобно. Вы не представляете, но я уже полностью выздоровел! Ваши золотые руки просто творят чудеса. А ваши глаза...Всего лишь одно посещение, и пациент готов, его, так сказать, можно брать и...выписывать к тяжёлому принудительному труду.
  
  Произнеся последнюю фразу, Марат схватил руку Матрёны и приблизил к губам. Именно в этот момент она и нажала случайно ту кнопку мобильной портативной рации, где у неё был закодирован Мартин.
  
   7
  Капитан-лейтенант общественной тайной полиции Павел Пулей сидел перед видеомонитором городского наблюдательного надзора третьи сутки подряд. Так случилось, что ни в первый, ни во второй раз, не пришла смена.
  
  Под "наблюдательный надзор" был замаскирован дряхлый дебаркадер, торчащий невдалеке от Новосоломенного моста не один десяток лет.
  
  Павел Пулей не имел ничего против таких дежурств. По крайней мере, за это время можно было покопаться в себе, разложить тайные мысли и помыслы, копошащиеся в закоулках сознания, по полочкам мировоззрения.
  
  А в повседневной жизни разве это сделаешь?
  
  Рядом с ним находились два его верных помощника.
  Казалось, оба мичмана - Мендельсон и Спецшнайдер, здесь были всегда. Порою создавалось впечатление, что они возникли из воздуха. Впрочем, вполне возможно, так оно и было. А чем же ещё можно было объяснить их постоянное здесь присутствие?!
  
  В городе Адмиралтейске, как обычно, ничего особенного не происходило. Так...мелькали какие-то люди на каналах. Куда-то плыли, откуда-то возвращались.
  
  Криминогенные зоны? Да, их несколько: индустриальные склады, рынок продуктов Окончательного океана, Новосоломенный мост, Кирялочная пристань, музей народных промыслов.
  
  Этот музей давно уж прозвали в народе "музэем помыслов народных". И чего только из учреждения этого не стырили. Мало того, что все экспонаты, так говорят, что стырили даже личную вешалку из гардеробной директора и основателя музея Макбета Амбарцумяненко.
  
  Стоп. Куда это, на такой скорости дует на гидропеде мужик с огромной прорезиненной кошёлкой за плечами и двумя девицами на заднем сидении? А, всё понятно, за бутылкой на Кирялочную...
  
  Нет, но куда только смотрят эти идиоты из водной конвойной службы?! Ежедневный, видите ли, сейчас у них утренний инструктаж. А скорее всего, в порядке, так сказать, инструктажа, делятся между собою заработанными за ночь грошиками...
  
  Накануне было закрытое заседание всех руководителей спецслужб. Несмотря на невысокое воинское звание (капитан-лейтенант), Павел Пулей считался руководителем среднего звена городской общественной тайной полиции.
  
  Так вот, на заседании речь шла том, что в обществе возникают нездоровые тенденции. Появились какие-то эволюционэры и реэволюционэры. Они могут в одночасье нарушить торжественную поступь нашего созидательного движения к новым рубежам достижений! Они готовы к вооружённым провокациям и организации акций террора, вплоть до использования новейших технологий в виде искусственных магнитных бурь и синтетических штормов в Бирюзовом море, и катаклизмов в проливе Солидарности.
  
  А сегодня на Кирялочной пристани какое-то странное и непонятное оживление.
  Неужели кто-то из реэволюционэров готовит акцию неповиновения?
  
  Или они собираются на митинг?
  А ведь всё началось с того, что общественные антагонисты схлестнулись как-то у музея народных промыслов.
  
  "Мы за планомерное развитие города, строительство километровой смотровой дозорной башни и реализации светлых идей Шилобреевой-Эклунд с поправкой Амбарцумяненко"! - кричали одни.
  
  "Шилобреева и Эклунд - казнокрады, а ваш Макбет Амбарцумяненко - заморский наймит! Долой марионеточный режим!" - отвечали другие.
  
  В тот раз всё обошлось, а сегодня возможны вооружённые столкновения.
  Ведь заморский враг опять не дремлет, и всё ещё крадётся...
  
   8
  А кандидат философских наук Зиновий Кантов взял и сдержал слово, данное им накануне Калерии Августовне, и ушёл всё же в круиз по волне своей памяти...
  
  Дело в том, что Зиновий Кантов в своей повседневной научной деятельности был склонен не только к организации коллоквиумов.
  
  Ещё он находился на дружеской ноге с Бахусом.
  То есть, в качестве стимулирующего средства ежедневно употреблял портопричальское крепкое, или настойку боярышника.
  
  Когда Калерия Августовна напоминала ему о том, что польза от вышеуказанного вещества сомнительна, а количество, им потребляемое, просто пагубно для здоровья, Кантов говорил:
  
  " Ваше мнение для меня безразлично. Коль скоро препарат продаётся на Кирялочной пристани, или в аптеке, следовательно, он имеет несомненную медицинскую пользу"!
  
  Когда Глеб Зверозайцев пытался ему внушить, что ежедневное пьянство ведёт к деградации личности, отвечал:
  
  " Высшее философское образование - это высшее образование вообще, то есть применительно к любой сфере человеческой деятельности, так что я грамотнее всех по определению, и шли бы вы, пожалуй, в... обратную сторону Луны!"
  
  Мартин в таких случаях, обычно ничего не говорил, потому что сказать ему было нечего.
  
  Конечно, Зиновий и раньше уходил в круиз по волнам своей памяти. А, если называть вещи своими именами, с ним случались запои.
  
  " Не прикасайтесь ко мне!" - кричал Кантов, - " Я сегодня в бочке. А потеря её целостности, сами понимаете, может быть чревата внутривидовыми славяно-скифскими осложнениями!"
  
  Затем начиналась совсем уж полная чушь: кандидат наук проводил бруском для заточки ножей, как по стиральной доске, по батарее парового отопления и гнусавым голосом объявлял:
  
  "Выступает народный артист Зиновий Кантов, тр-р-р-р, космополит и славянофил. Прелюдия называется: "Лунное затмение в городе солнца!" Музыка нечеловеческая, слова ненормативные. Ла-ла-ла-ла...тр-р-р-р...Дак сайд, вашу мать, оф зе мун...Фа диез минор"!
  
  Затем в течение трёх суток, не переставая, пела Клавдия Шульженко, знаменитая певица прошлых героических лет: "Ваша записка в несколько строчек...", - доводившая Мартина, Глеба и Калерию Августовну до исступления.
  
  К 10-12 дню наступала кульминация, и тогда Калерия Августовна убегала из квартиры к себе на улицу Мартовскую.
  
  Но при этом вызывала жену Кантова, милую и впечатлительную учительницу словесности, которая мгновенно приезжала и приглашала опытного и сертифицированного врача-нарколога из городской амбулатории.
  
  Тот ставил капельницу, назначал какие-то снадобья, получал гонорар зелёных грошиков и уезжал.
  
  В разгар процедуры всегда звонила мама философа, в прошлом социальный эпидемиолог-гигиенист. Маме, про подвиги Зиновия, как всегда уже успевала настучать Калерия Августовна
  
  - Ну что, вывели его из запоя? - слегка синкопированным меццосопрано спрашивала мама жену Кантова.
  - Нет ещё. Однако Зиновию уже лучше.
  
  - Что значит лучше?! - негодовала бывший гигиенист-эпидемиолог. - Вы что, измеряли ему артериальное давление? Или, может быть, делали электрокардиограмму?
  
  - А то и значит, что, по крайней мере, помалкивает, и не несёт всякий бред! По крайней мере, уже дремлет, и даже два раза был в уборной.
  
  - У него что, понос?! Тогда надо срочно сдать анализ кала на дизэнтэрию!
  - Мама, вы в своём уме? Я вот сейчас всё брошу и понесу сдавать его высочайшее говно в лабораторию! Да и вообще, кажется, он ходил по малой нужде. Журчало там что-то...
  
  - Так "вроде", или действительно, как вы изволили выразиться, "ходил по малой нужде"?
  - Да перестаньте, вы, мама, в самом-то деле, всё преувеличивать и придираться к словам!
  
  - Да...Зиновия давно пора серьёзно лечить...- говорила мама-эпидемиолог, - Я слышала, что в центре "Бухарев" существует высокоэффективное заморское средство: то ли в твёрдое нёбо, то ли в мягкое место, вставляют какую-то жемчужную спираль, которая окончательно отбивает все желания...
  
  - Да у него давно уж отбиты все эти желания! Ещё с позапрошлого месяца, когда последний раз в санатории делириев побывал...
  - Надо срочно вставить ему эту жемчужную спираль. Причём, не медля ни секунды!
  
  - Да, конечно...- отвечала невестка, - Только разменяю последние десять тысяч зелёных грошиков, и вставлю. И жемчужную спираль ему в задницу, и бриллиантовое ожерелье с диадемой в голову! Пирсинг, ядрёна шишка, по медицинским показаниям!
  
  - У Зиновия началось ожирение?! Я так и знала, ведь вы же совершенно не соблюдаете диету...
  
  - Да не ожирение, а ожерелье! А мне тогда только и остаётся, что пойти на панель, чтобы, наконец, увидеть небо в алмазах! И упасть уже окончательно в ваших глазах на этой самой панели!
  
  - На улице гололёд? Но мне показалось, что идёт дождь, а я собралась идти на речном трамвае в магазин, поскольку в доме закончилось растительное масло...
  - О, господи!
  
  - Имейте в виду: как только Зиновий проснётся, ему необходимо срочно сдать кровь на австралийский антиген, потому что вокруг сплошной гепатит! Да! Выходя на улицу, он должен обязательно надевать шапку, или, в крайнем случае, берет. И ещё: как только выйдет из запоя, пусть тотчас же садится за написание докторской диссертации, а то уже все сроки прошли!
  
  А заморский враг, тем временем, не дремал. Он крался, пробирался и просачивался к нашим достижениям, используя все подручные средства, новейшие технологии и тротиловый эквивалент Окончательного океана...
  
   9
  Нажав кнопку обратной связи, Мартин вначале сказал: "да, слушаю", но не получив ответа, хотел уже было дать отбой, но вдруг отчётливо расслышал хорошо поставленный мягкий баритон, который обращался явно не к нему:
  
  - Так как насчёт пикника?
  - Ой, даже и не знаю...поздно уже. Может быть в другой раз? - слегка подрагивающий, робкий контральто явно принадлежал Матрёне. - А куда вы хотите меня пригласить? На дальнюю заводь? Ой! Ай! Но ведь я даже и не одета...
  
  "Так ты ещё и не одета!!!" - Мартин сжал глиняную шею зелёной девушки-статуэтки.
  
  - У меня в глиссере всё есть: и тёплая куртка, и непромокаемые брюки, и лишние сапоги, если они, конечно, вам понадобятся. Есть даже тёплая каюта и душ...- продолжал мягкий и похотливый баритон.
  
  "Ты, мерзавец, забыл сказать про кондомаксимумы"! - стиснув зубы, прошипел Мартин.
  Так вот оно что! Будущий муж только за порог, а она, прехихе, тут же собралась на пикник, чтобы отдаться там какому-то первому попавшемуся развратному типу? Этому не бывать!
  
  - Матрёна! - что было мочи, заорал Мартин в мобильную рацию, но теперь были слышны лишь гудки отбоя. Все последующие попытки дозвониться в Северное Захолустье ни к чему не привели. "Аппарат выключен, или абонент находится в не зоны действия сети...в не зоны действия сети..." - раз за разом повторял мобильный оператор, приводя Мартина в состояние исступления.
  
  Неизвестно, чем бы всё это кончилось, но внезапно распахнулась дверь и на пороге, словно призрак, возник кандидат философских наук Зиновий Кантов, несмотря на раннее утро, бывший уже навеселе.
  
  - Предлагаю партию в шахматы! Без ферзей и королей! Выигравший получает приз: 150 и лимончик, проигравший - дует в гастроном...
  
  Всё это было так неожиданно, что Мартин только махнул рукой.
  - А...наливай!
  - Да что это вы, молодой человек, начинаете сразу с призовой? Так не полагается: вначале играем партию, затем пьём.
  
  - Не могу я играть, нет настроения, - чуть не разрыдался Мартин, - Давай завтра? А сейчас просто выпьем...
  
  - Делать нечего, портвейн он проспорил! - воскликнул Зиновий Кантов, наполняя стаканы гранатовой жидкостью. - "Портопричальское крепкое"! Рекомендуется в лечебных заведениях закрытого типа и детских дошкольных учреждениях!
  
  От выпитого стакана стало несколько легче, ошеломление отступило, на душе на какое-то время отлегло.
  
  - Хочешь, студенток-аспиранток позову? - сказал Зиновий Кантов, закуривая душистую заморскую сигарету. - А ведь будет что вспомнить. Коллоквиум назначен на среду, так мы можем его провести и в выходной.
  
  - А как же Калерия Августовна? - зачем-то спросил Мартин.
  - Какая... Калерия Августовна? - не понял Зиновий, - Старая грымза? Она-то здесь причём? Не-ет, уж её-то мы звать на коллоквиум не будем! Ещё чего, решила, видите ли, меня сдать в общественную тайную полицию! Да, за что?! За широкий фарватер моей души?!!!
  
  - Давай в другой раз, а? Сегодня не могу, - отказывался Мартин.
  - Вот тебе на! Партия в шахматы - в другой раз, философский коллоквиум - в другой раз. Интерес проявляется лишь к "Портопричальскому крепкому". Будем, в конце концов, сюрреалистами...Вы, молодой человек, часом не алкоголик?
  
  - Да ну тебя! - чуть не зарыдал Мартин и снова потянулся к бутылке.
  - Ну вот, уничтожил весь полугодовой запас! - разочарованно сказал Зиновий Кантов, переворачивая бутылку вверх дном.
  
   - Придётся вам, коллега, брать мой гидропед и дуть на Кирялочную пристань, там круглосуточный гастроном. Я, извините, - поехать не могу... поскольку неоднократно предупреждался водной конвойной службой о недопустимости появления в акватории нашего города в нетрезвом виде на личном транспорте... - кандидат философских наук сделал многозначительную паузу.
  
  Затем снял с вешалки гермошлем, комбинезон гидроциклиста и прорезиненную кошёлку таких размеров, что в её недрах, наверное, мог бы поместиться Мартин вместе с креслом-кроватью и зелёной девушкой статуэткой.
  
  - Грошики-то есть? А то могу добавить. Недавно получил гонорар за выпущенную книгу.
  Называется: "Коллоквиум вольнодумства". Каково?
  - Не извольте беспокоиться. Свои грошики ещё не перевелись. На днях получил квартальную получку.
  
  - Тогда не стесняйся, жми на гашетку, и бери полный кош. Чтобы было с запасом! А может всё же подкинуть грошиков-то?
  - Ждите нас на рассвете! - крикнул Мартин и, сделав крутой разворот, поднял небольшую быструю волну и унёсся в утренний туман под Новосоломенный мост.
  
  В столь ранний час инспекторов водной конвойной службы можно было не опасаться. Они появятся часа через два, когда пройдут ежедневный утренний инструктаж. Вот тогда берегись, всяк на гидропеде, а не дай бог на глиссере, в пьяном виде сюда входящий. Отнимут последние грошики, да ещё и в лицей сообщат.
  
  Кирялочная пристань находилась на месте впадения Знаменской протоки в Большое Нижнее течение и народный, как говорится, ручеёк никогда сюда не пересыхал...
  
  Вот и сегодня добрых три десятка гидропедов отдыхали, пришвартованные к пристани, ожидая хозяев, стоящих в очереди за "Портопричальским крепким". Вообще-то, раньше никогда такого не было. Всё происходило как-то культурнее, что ли.
  
  На пристани ставились столики, и под звуки вечерней неторопливой музыки и крики чаек можно было уже никуда не спешить, а, медленно выпивая, предаваться неге и созерцанию красот Адмиралтейска.
  
  В последнее время многое изменилось и, под видом усиления бдительности и правопорядка, ночные кафе закрылись, остались только такие вот круглосуточные гастрономы. Подкатил, пришвартовался, купил, что было душе угодно, и мягко от стеночки отвалил...
  
  Между тем, утренний туман начал рассеиваться и над водой стали проступать очертания города. Мартин вошел, было, в Большое Нижнее течение, но тут же чуть не перевернулся, получив сильный боковой удар внезапно налетевшей высокой волной. Пришлось опять возвращаться Знаменской протокой. На ней было больше светофоров, зато гораздо слабее ощущалось волнение.
  
  Зиновий Кантов встретил его на набережной. Несмотря на осеннюю утреннюю прохладу, он был в одной майке и спортивных штанах с лампасами.
  
  - Вот это по-нашему, по-адмиралтейски! - воскликнул он, запуская руку в кошёлку, наполненную долговязыми тёмными бутылками, - Чокнемся же на брудершафт и перейдём, наконец, к долгожданной философской беседе...
  
  "Этого ещё не хватало", - подумал Мартин, но, не желая обидеть соседа, сказал:
  - А что, можно и пофилософствовать. Вот только я в этом деле как-то не очень силён.
  
  - Ещё бы, - заметил Зиновий Кантов, но внезапно потерял равновесие, скакнул как-то неловко на ступеньках набережной, секунду балансируя на краю парапета, и рухнул всё же в мутные воды канала вместе с бутылкой.
  "Вот, мудак!" - хотел, было, крикнуть Мартин, но ничего не сказал, лишь приблизился к воде и протянул руку упавшему собутыльнику.
  
  - Обожаю принять с утра натуральную ванну! - Зиновий Кантов был совершенно невозмутим, - Красота...Присоединяйтесь, коллега. Сплаваем вместе, к примеру, в музэй народных промыслов...
  
  - В другой раз, господин философ. Сейчас не хочу.
  - Вот тебе на! Опять "в другой раз". У вас, молодой человек, явный упадок свойств, а это обстоятельство, сами понимаете, может привести к самым неожиданным последствиям.
  
  - Намекаете на грядущую импотенцию? - спросил Мартин, смахивая ладонью с углов рта капли портопричальского крепкого.
  - Ну, это-то вам не грозит...- Зиновий Кантов перевернулся на спину, - Пока не грозит. А вообще-то я намекаю на внутривидовые греко-римские осложнения.
  
  - Не понял? В каком смысле?
  - Да куда уж вам...
  - Не понял!
  - Шучу, шучу! Однако... что-то стало холодать...
  
  Всё было очень странно. Казалось от выпитого, Зиновий Кантов только трезвел. С некоторых пор, этот незаурядный мозг стал представляться Мартину неразрешимой загадкой природы.
  Если угодно, философским камнем.
  
  Когда они возвратились в дом, Зиновий развернул пространный монолог, в коем вскользь упомянул о единстве производительных сил и производственных отношений, затем древних скифах, теории большого взрыва с панспермией, и даже углубился в ядро атома, вынырнув из которого, плавно перешёл к защите окружающей среды и вселенском вреде от пользования контрацептивами.
  
  Всё это продолжалось полтора часа, что укладывалось ровно в два академических часа, то есть время, рассчитанное для лекции. А затем вырубился. Так же внезапно, как и появился в комнате у Мартина. Вероятно, у него израсходовался педагогический ресурс.
  
  "Ну, вот..." - подумал Мартин, - "А так всё славно начиналось... придётся, видимо, теперь в одиночестве продолжать тяжкую философскую беседу..."
  
  
   10
  Неожиданно в тесном помещении замаскированной под старый дебаркадер лаборатории громко заверещала радиостанция "Шепелявое ухо Адмиралтейска":
  
  "Ггафдане адмигалтейтфы! Не выпущкайте вафих детей ищ дому!" - кричала диктор радиостанции Галатея Айсфевер.
  
   "Щкоро ггянет бугя! Пощпефите в укгытие!"- вторил Галатее её коллега - темпераментный Володя Флегенгорн.
  
  - Что-то, типа, я не понял...- сняв наушники и прибор ночного видения, хотя за окном было уже яркое солнечное утро, сказал мичман Гюнтер Спецшнайдер, и почесал волосатую грудь, - Какая грянет буря, магнитная, морская или сухопутная?
  
  - Они опять охренели в атаке, что ли? - добавил другой мичман, Феликс Мендельсон, и вздохнул.
  
  - Видимо, буря грянет психоделическая, - задумчиво ответил Павел Пулей и налил себе кофе из термоса.
  "Скорей бы уж в экспедицию!" - подумалось вдруг Павлу, - "Пока возвратимся, глядишь, и закончатся все эти бури, а вместе с ними, нездоровые общественные тенденции..."
  
  Собственно, для экспедиции всё уже было готово. Набран штат сотрудников, погружены припасы, запасы питьевой воды и снаряжение. Оставалось лишь дождаться сигнала, и в путь.
  
  В эту же минуту знаменитый актёр Марат Пустельга мчался на вполне заурядном плазменно-турбо-реактивном двухпалубном глэссере через пролив, увозя младшего фельдшера Матрёну Зималетову к дальним заводям Нижней Заболоти, словно соревнуясь с самой судьбою, оставляя за кормой ровный, как шов швейной машинки, пенный след...
  
   конец первой части.
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"