Саяпин А.В. : другие произведения.

Ожидание (концепция альбома [изоморфизм])

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Она -- просто девушка с раком лёгкого, давно смирившаяся с неизбежностью смерти. Он -- просто музыкант, потерявший всё, кроме тяги к творчеству.

  Запах палаты раздражал её. Не каждый даже побывавший в больнице мог понять её чувства к этому непередаваемому амбре, в который вплетались нотки пота, обезболивающих, хлора, и - как последний аккорд мучительно долгого и надрывного пассажа, - смерти.
  Именно поэтому, приметив рядом с забором пачку сигарет, она как можно естественнее двинулась в ту сторону, нервно теребя зажигалку в кармане - почти бессмысленный подарок брата, впрочем, бывший необходимым, пока не кончился блок сигарет, переданный вместе с ней.
  Больше всего её удивило даже не то, что на территории онкодиспансера валяется пачка сигарет - мало ли, кто мог выкинуть, у молодёжи так вообще никакого уважения к умирающим в последнее время, - а то, что дворник, не пропускавший ни соринки и державший двор при больнице в почти стерильной чистоте, пропустил столь очевидно запрещённую в этой обители ходячих мертвых вещь.
  Вот и забор, наконец - она нагнулась, прикинувшись, что уронила заколку, незаметно подняла пачку и уже положив в карман, проверила содержимое. Впрочем, ошибки и так быть не могло - уже по весу было ясно, что её ждёт несколько жадных затяжек и снова - месяцы тоскливого ожидания.
  Но - курево есть курево. Когда все вокруг считают, что пресная, подобная старому желе, каша - лучшее питание, а стерильный воздух, настолько прозрачный, что даже слабый свет режет глаз,- единственное, чем можно дышать, глоток ядовитого дыма прекраснее любых блюд мира.
  Долгие месяцы в больнице под неусыпным надзором врачей научили её курить быстро и жадно. Резкое движение руки, сигарета медленно тлеет, разгораясь от каждой затяжки, дым клубами окутывает её, забираясь под косынку и халат, оставляя невидимую печать на коже - метка для врачей, почти смертельная для неё опасность.
  Но что может пугать, когда каждое утро видишь чью-то смерть?
  Из-за забора высовывается парень. Она долго смотрит на него, пытаясь понять, на самом деле возможно в этот момент присутствие в полуметре от неё парня в круглых очках, шляпе, алкоголичке и шортах, или она всё-таки начала галлюцинировать. Размышления так и продолжались бы, если бы он не заговорил - голосом почти детским, и от того создающим диссонанс между первым и вторым впечатлением:
  -И насколько жизнь оказалась несправедливой к тебе?
  Она некоторое время смотрит на него, в отличие от него - его взгляд, судя по очкам, обращён к окнам первого этажа - неужто следит, чтобы сестра не вышла? Лёгкий ветер треплет поля шляпы, и, сама не понимая, от чего, она начинает смеяться, как очень давно не смеялась - звонко, взахлёб, забыв обо всём. Наконец, она успокаивается и замечает своё отражение в чёрных стёклах его очков. Улыбаясь, она прищуривается на правый глаз и отвечает:
  -И часто вы наряжаетесь, подобно коту Базилио после недельного запоя, и подбрасываете сигариллы больным раком?
  Парень сдвигает очки на кончик носа, представляя её взору глаза с неестественно узкими зрачками:
  -Достаточно редко. Первый раз, если быть точным. А вот на мой вопрос Вы не ответили.
  -Ну, раз уж Вы спасли меня от весьма незавидной участи в виде смерти от никотинового голодания - то можно и на ты перейти. Если это гарантирует мне мою дозу табака.
  На лице парня появляется улыбка - а зрачки расширяются.
  -Так насколько же ты обижена на жизнь?
  Девушка замечает торчащую из кармана шорт пачку сигарет. Бросив быстрый взгляд через плечо и убедившись, что пока никто не собрался вызволять её из цепких лап никотиновой зависимости, она, подмигивая, достаёт пару сигарет и закуривает одну.
  -Я-то? Я не обижена. Всё в порядке вещей.
  -Ты так спокойно относишься к тому, что умрёшь?
  Девушка смеётся: -А что, ты открыл способ стать бессмертным? Хотя,- она глубоко затягивается, выдыхая через нос,- мне это всё равно ни к чему.
  -Когда же ты приняла такое положение?
  Девушка пристально смотрит на парня - прямо в черноту его зрачков, успевших занять почти три четверти радужки. Молчание длится минуту, две, три, когда девушка неожиданно срывает с парня очки и отпрыгивает от забора на метр. Парень даже не шелохнулся.
  Девушка примеряет очки: -Должна признать, в них мир не настолько отвратительно ярок. Как Вас зовут, о благородный рыцарь, уже дважды спасший меня за сегодня?
  Парень медленно стягивает шляпу и передаёт через прутья: -Теперь - трижды. Не думаю, что Вы меня с кем-то спутаете, леди. - Парень салютует, спрыгивает с забора, девушка, примеряя шляпу, подходит к забору и видит удаляющегося в клубах сизого дыма совсем молодого парня в синей алкоголичке и джинсовых шортах...
  
  Как оказалось, одна из сестёр всё-таки заметила её общающейся с незнакомцем. Ей удалось кое-как убедить сестру, что курила не она, не смотря на стойкий запах табака пополам с вишней, но от вызова на разговор к врачу это её не спасло.
  Лечащий врач говорил затёртые до дыр прописные истины - де она больная, что рак лёгкого с осложнениями она получила именно из-за своего нездорового пристрастия к курению, что она разлагает и без того хилый моральный дух соседей по палате... Ему ли не знать, чем эти самые соседи занимаются после последнего обхода, что прячут в матрасах, почему иногда подолгу задерживаются в душевых - но он, видимо, из тех, кто хочет счастья всем и каждому, не особо-то стараясь разобраться, а кто как это самое счастье видит.
  Ужин она пропустила, что её только обрадовало - уж лучше голодать, чем питаться тем, что здесь называют едой. Вернувшись в палату, она обнаружила двух соседок играющими в преферанс - очередная забава, которой хватит едва ли на неделю, но это лучше, чем ничего. Заметив под мышкой шляпу и уловив тонкий аромат вишни, соседки покосились на неё, добавив для убедительности хитрые улыбки и молчаливо призывая поделиться сплетней о таинственном незнакомце. Лишь взглянув на её лицо и заметив тень блаженной улыбки, соседки поняли, что добиться и слова от неё будет задачей непосильной.
  
  Следующие четыре дня тянулись так долго, как только могут тянуться 96 часов - хотя она могла бы поспорить и с такой оценкой, колеблясь между "вечностью" и "беременной черепахой после бутыли пиратского рома". Солнце больше не резало глаз, не пекло голову, но что толку, если каждое утро начиналось с едва ощутимого аромата вишни, стремительно ускользающего в открытое окно, к забору, где никого не было?
  На город опускалась июньская жара, ветра заносили двор пылью, солнце жгло кожу, отвыкшую за долгую зиму от яркого света, но что было для неё куда менее понятно - она внезапно перестала относиться ко всему этому со своим привычным и почти неизничтожимым флегматизмом. Пыль мешала дышать, жара давила, а солнечный свет неприятно обжигал. Ранее безразличная к окружающему миру, теперь она полюбила тень, холод капель росы на коже поутру, дуновения ветра, выбивающегося из раскидистых крон вековых дубов, окружавших больницу.
  Ей было, кого ждать.
  И вот однажды, сидя в раскладном кресле под деревом, она заметила краем глаза движение. Повернувшись, она пару минут не верила, что действительно видит её - пачку сигарет в полуметре от забора.
  Быстрые шаги, хоть она и старалась, чтобы всё выглядело естественно, упавшая заколка и снова пачка с парой сигарет в кармане, растворяющееся в воздухе облако сизого дыма, аромат вишни и табака - но в этот раз рядом. Она почти не могла в это поверить.
  -Ну надо же. Сработало.- парень высунулся из-за забора и прижался к прутьям, хитро улыбаясь и глядя ей в глаза.- У меня подарок для Вас, миледи, но при условии, что Вы выполните несколько моих просьб.
  -С каких пор джентельмены так себя ведут? - она изобразила возмущения, едва сдерживая смех.- Негоже заставлять леди ждать так долго!
  -Ох, я надеюсь, вы простите меня - ведь я просто готовил для вас небольшой сюрприз,- с этими словами парень высунул свёрток из-за спины, от которого ощутимо пахло специями.
  -Что здесь? - Девушка явно была заинтересована.
  -Была небольшая проблемка с мясом, но в конце концов всё довольно неплохо разрешилось. Лазанья по своему рецепту,- парень выжидающе на неё смотрел.
  Она не знала, что и сказать. Романтик заявит, что на второе свидание нести лазанью вместо красиво оформленного букета роз из Голландии - пошло и цинично, но она в тот момент чуть не прыгала от радости - она вновь могла прикоснуться к миру снаружи. Он протянул ей руку и вытаскивал из могилы.
  Парень вдруг схватил её за ворот и притянул к себе, шепча: -А это спрячь. Мой друг хорошо постарался, не пускай его работу коту под хвост.
  Ей в руку скользнул крошечный свёрток. Когда она поглядела на него, рука парня разжалась, послышался шорох кед, скребущих по камню фундамента забора, ветер взметнул небольшой вихрь пыли, и от парня остались только клубы сигаретного дыма.
  Она держала в руке записку, в которую был завёрнут ключ, подозрительно похожий на тот, которым сёстры открывали решётки на окнах. В записке было два слова: "Этой ночью".
  
  Соседок по комнате поверг в шок её вид - она как будто светилась изнутри, когда вернулась в палату. Впрочем, лазанья, поделенная на троих, избавила её от вопросов, оставив соседок в тихом экстазе до самого отбоя.
  Она достала зеркальце - строго запрещённый здесь предмет - и стянула косынку. Волосы стремительно редели, местами виднелись кровавые полосы - последствия стресса и привычки расчёсывать кожу до крови. Под ногтями уже давно не было привычной кровяной корочки - после того, как врачи прописали ей депрессанты - но организм был слишком слаб, чтобы быстро заживлять даже маленькие ранки.
  Она провела рукой по голове, взглянула на прядки, оставшиеся на ладони, бросила короткий взгляд на своё отражение. Выпавшие волосы отправились в корзинку у входа, а она повязала косынку и прислонилась к холодному стеклу, высматривая в темноте очертания того парня.
  
  Её разбудил тихий стук в окно. Она вздрогнула, взглянула - и увидела парня с фонариком, светящим в землю и немного в окно, пальцем указывающего на замок. Она нашарила в кармане халата ключ, открыла окна, подложила подушку, чтобы окно не закрылось, передала ключ парню, тот быстро и неожиданно ловко открыл решётку, протянул ей руку - она робко подала свою и с его помощью выбралась из палаты.
  -Поздравляю - ты на воле. Но ровно до утра. Потом карета превратится в тыкву, а я - в твоего лечащего врача.
  -Значит, нам нужно торопиться? - Девушке явно не терпелось убежать подальше.
  -Подожди. Я передам тебе одежду на выход и телефон при одном условии. Ты же помнишь, я говорил о нескольких просьбах?
  Девушка заметно напряглась: -Да, помню. Что ты хочешь от меня?
  Парень улыбнулся: -Расскажешь мне свою историю?
  
  Он сложил руки в замок, помогая ей подтянуться до окна. Когда она уселась на подоконник, передал ей сумку и подмигнул.
  Он видел в её глазах отголоски той боли, которую она по его просьбе пережила ещё раз - и чувствовал свою вину, хоть и знал, что иначе правдивого рассказа не получится. Она смотрела в его глаза и видела вину и отголосок её боли, о которой она говорила этой ночью, и понимала, что хочет ему помочь - ведь иначе её смерть окажется бессмысленной.
  Иначе эти два дня и одна ночь окажутся лишь глупым никому не нужным миражом. А такого она допустить не могла.
  Решётка закрылась, парень спрыгнул, шепнул что-то и, воровато оглядываясь, побежал к забору, в пару резких движений преодолел преграду и слетел вниз, в тишину перед рассветом.
  Пока не проснулись соседки, она решила быстро посмотреть содержимое сумки - и сильно удивилась, обнаружив там помимо джинс и майки альбом для рисования и полный пенал остро заточенных карандашей. По замёрзшей щеке скатилась робкая слеза и капнула на бумагу, оставив крошечную кляксу, быстро пропитавшуюся чернилами. Открыв альбом, она увидела, что на первой странице сделан небольшой эскиз перьевой ручкой - ночной причал с привязанной лодкой, река, лунная дорожка на воде - хотя рисунок был скудным и большую часть добавило её воображение.
  Она выглянула в окно. Горизонт медленно розовел, облака вдалеке уже покрылись багрянцем. Скоро взойдёт солнце, но она надеялась, что успеет запечатлеть этот предрассветный миг.
  
  Дни тянулись долго. Каждое утро солнце будило его потоком ослепительного света в глаза, и не позволяло сомкнуть глаз до самого заката. Его силы иссякали быстрее, чем он хотел, но делать было нечего - он сам поклялся себе закончить эту работу.
  Периодически он говорил себе, что его идеи как минимум глупы и совершенно бездарны, но если он сможет донести песнь её отчаяния до других - разве это будет плохо? Кто-то утопит в ней свою боль, для кого-то это станет напоминанием о своих близких, которые оказались незаслуженно забыты, а кто-то задумается - что уже будет прогрессом.
  Но как же болит голова...
  Он на ватных ногах прошёл на маленькую холостяцкую кухню, в очередной раз задел ногой снятую с шкафчика дверь, в очередной же раз пообещал себе повесить её завтра, когда он будет лучше соображать, достал кофеварку и кофемолку, высыпал остатки перемолотой арабики, залил водой из под крана, в очередной раз пообещав себе приготовить на завтра кипячёной воды, и поставил турку на огонь. Пока вода медленно закипала, парень достал из потрёпанной сумки диктофон, подключил к компьютеру и запустил копирование вчерашней записи. Посмотрев на длительность - четыре с половиной часа - он только тяжело вздохнул, представив объёмы работы. Обругав себя за попытку дать обещание сесть завтра за лексический анализатор, парень достал из пепельницы в изголовье кровати погасшую сигарету и раскурил её, попутно осознав, что закончился второй блок за неполную неделю.
  Шипение воды из кухни возвестило о готовности кофе и парень лениво поплёлся выключать газ, по пути открыв окно и впустив в комнату шум близлежащей стройки и запах цементной пыли, дыма дизелей, горящего ацетилена.
  Проветрив жилище - если называть это проветриванием,- парень вылил до боли горячий кофе в неделю не мытую чашку, высыпал пару чайных ложек сухих сливок, успев подумать, как низко пали его вкусы, размешал и выпил варево в два глотка, обильно матерясь и отдуваясь.
  Когда через несколько минут его мысли прояснились, он решил вспомнить, чего же ради он всё это начал, ибо в который раз засомневался в правильности своих действий. Бросив взгляд на полную пепельницу и стоявший рядом пластиковый пакетик, до отказа забитый окурками, парню пришла в голову мысль прогуляться до табачного магазина, а дорогу употребить на попытки вспомнить изначальную цель всей своей затеи и доказательства самому себе, что он хотя бы не неправ.
  Выходя из квартиры, парень на лестничной клетке столкнулся со старушкой, жившей этажом выше. Та презрительно поморщилась, пробормотав себе под нос что-то, похожее на "Развелось наркоманов проклятых, продоху от вас нету". Парень с усмешкой бросил ей вдогонку: -Ну что Вы, бабушка, я просто алкаш!
  Та решила не отвечать на неумную выходку и продолжила спуск по лестнице. Парень, заперев квартиру, спустился на пролёт и выглянул в окно. Солнце слепило, что в отсутствие любимых очков с поляризующими стёклами несколько раздражало, но, вероятно, ей они нужнее, да и как-то неудобно забирать их назад.
  Спустившись на два этажа вниз, парень навалился на дверь, та послушно отворилась, и он вышел в очередной день.
  
  Бутылка стремительно пустела, золотистого цвета пойло причудливыми интерференционными картинами окрашивало белую заляпанную жиром от бекона и соевым соусом скатерть, его друг задумчиво размешивал палочками васаби, кажется, пытаясь создать какой-то узор, а парень лениво макал ролл собственного приготовления в мисочку с соевым соусом. Друг внезапно отвлёкся, взглянул на рюмки, крякнул, открыл бутылку и разлил по рюмкам ром, приговаривая: -А ведь я говорил, что Дядюшка не обманет, что достанет-таки нефильтрованного!
  Содержимое рюмок отправилось вниз по пищеводам под сказанный парнем тост "За альбом", полуразвалившийся ролл отправился вслед за ромом в желудок парня, по пути успев испачкать падающими каплями соуса и без того грязную майку, когда таймер на духовке неожиданно зазвенел. Друг поднялся со стула, открыл дверцу, поморщился от потока горячего воздуха, потыкал блюдо ножом, проверяя готовность, удовлетворённо кивнул, достал форму и поставил на конфорку электрической плиты, накрыв влажным полотенцем.
  -Ну как? Идёт процесс? - друг прислонился к шкафчику без дверцы, чуть не обрушив на себя лавину из баночек со специями, бутылки винного уксуса и пакетиков кофе.
  -Идёт. Только не туда, похоже. Готов спорить, эта дура чуть не влюбилась,- парень сидел, скрестив руки на столе и подавленно-злобно оглядывая свою кухню.
  -Сам дурак. Говорил я тебе, приди официально, возьми интервью, оставь врачу бутылку коньяка, а человеку - блок сигарилл - и было бы всё спокойно! Но нет, тебе надо ломать комедию, подбрасывать пачки с одной сигаретой на газон, бегать по ночам и отдавать ей шляпу! Клоун!
  -Заткнись, без тебя тошно,- парень явно был не в настроении слушать нравоучения.
  -Перебьёшься. Очки-то ты на кой чёрт ей отдал? Забыл, как приятно с минус восемь ходить, придурок?
  -Сама забрала. И пусть.
  -Пусть, пусть... Как был идиотом, так и не изменился. Ты вообще понимаешь, чего она от тебя ждёт?
  -Да. И не язви, действительно знаю. Слушал сегодня запись, всё вполне определённо.
  -И что, не отступишься?
  Парень поднял голову и взглянул в глаза другу: -Нет, не отступлюсь. Поздно пятиться.
  Остатки рома из бутылки перешли в рюмки, бутылка по крутой дуге отправилась в ведро с мусором, а содержимое рюмок - в который раз - в пищеводы парней.
  -Ключ хоть подошёл? - Друг искоса взглянул на парня.
  -А я и не сомневался. У тебя ещё ни разу плохого ключа не вышло.
  -Мастерство не пропьёшь. Хотя глядя на тебя, я начинаю сомневаться, что через хотя бы пару лет всё ещё буду в состоянии работать с отмычками.
  -Я же не настолько алкаш, в самом-то деле.
  -Тебя носом ткнуть или сам вспомнишь, сколько пойла за эту неделю перевёл?
  -Да иди ты,- парень усмехнулся, и, макнув ролл в васаби, проглотил, запив соевым соусом.
  
  Рассвет нового дня застал парней на кухне, с гитарами и нотной тетрадью. На скатерти добавилось кругов от чая, жирных пятен - на этот раз от блинов, кое-где она была прожжена вываливающимися из переполненной пепельницы окурками.
  Партитура в тетради была похожа на исступленные метания по нотному стану в поисках нужной ноты, до которой всегда оставалось то полтона, то тон, поля были густо исписаны примечаниями, периодически встречались длинные кривые линии, пересекавшие лист - следы усталости и опьянения,- и везде было полно исправлений. Заметно было, что несмотря на противоречивость результата, работа спорилась, и им нравилось то, что выходит.
  Резкий звон ударил по ушам, маленький блик пролетел невдалеке от носа парня, и тот выматерился, глядя на капли крови, стекающие с ладони.
  -Струну порвал.
  -Ну молодец, блин. Где ты сейчас струны возьмёшь?
  -А, да и хрен с ней, - парень отмахнулся.- На пока песня завершена, дальше на компе накидаю.
  -Ну смотри.
  Они оба подошли к окну. Кроны лесопосадки невдалеке колебались под порывами ветра. Стройка молчала, и казалось, что мир ненадолго решил остановиться, чтобы подарить им несколько минут спокойствия - как отдохновение от последних месяцев.
  -Мы вообще туда идём? - Друг шептал, как будто боясь нарушить тишину момента.
  -Да. Будь уверен, всё будет именно так, как мы хотели. - Парень поправил кольцо на правой руке. - Всё будет так, как мы хотели.
  Они замолчали, вглядываясь, наблюдая, как медленно, плавно, в неуловимом танце колеблется листва. Солнце медленно поднималось над горизонтом, заливая ландшафт до боли ярким светом.
  -Пойдёшь сегодня?
  -Да. Как раз передам пирог.
  Друг потянулся за сигаретой, закурил, тяжело выдохнул клуб дыма и задумчиво спросил:
  -Где грань между ошибкой, которую необходимо исправить, и ошибкой, которую исправлять нельзя?
  
  Аккуратный бросок и ожидание. Если она на улице - должна заметить, но кто знает, куда обращён её взгляд - кто знает, на улице ли она вообще.
  Парень присел под забором, вслушиваясь в шелест листвы, надеясь уловить где-то на грани восприятия лёгкое шуршание её подошв о траву. Голова болела, ноги устали, тело ломило, но у него ещё будет немного времени поспать, если принять таблетки, выписанные ему врачом полгода назад и которые он должен был прикончить за две недели.
  Всё пустое. Какой смысл пить таблетки, если единственное, что его ждёт при любом исходе - это смерть?
  Лёгкие шаги. Если не прислушиваться, и не заметишь их, но его слух ждал этого звука. Парень подтянулся и прижался к забору, глядя, как она легко, как будто и не касаясь земли, плывёт в его сторону. Глядя на неё, и не догадаешься поначалу, что ей осталось всего-то около полугода - чуть ли не меньше, чем ему.
  Она подошла почти вплотную к забору и, рассмеявшись, сделала танцевальное па, обращённое к нему. Он засмеялся, она рассмеялась в ответ, как вдруг она замолчала и взглянула ему в глаза:
  -А я тебе нарисовала кое-что позавчера. - С этими словами она протянула сложенный вчетверо листок. На нём был вид из её окна, несколько приукрашенный фантасмагорическими всполохами протуберанцев на солнце, занимавшем половину неба. Он сложил листок и, улыбаясь, положил к себе в сумку.
  -Курево принёс? - Она смотрела почти осуждающе.
  -Принёс, принёс, не волнуйся,- с этими словами он достал пачку крепких сигарилл из кармана и протянул ей вместе с зажигалкой.
  Она почти разорвала крышку пачки, резко достала сигарету и скурила её за четыре затяжки, окутав себя почти непроницаемым для света облаком, сплетённым из запаха табака и шоколада.
  -У меня, кстати, ещё один сюрприз,- он достал из сумки пирог и протянул ей. Она радостно взвизгнула и прижала пирог к груди: -Спасибо, спасибо, спасибо! Вот соседки обрадуются!
  Лицо парня растянулось в улыбке, совершенно не затронув глаза.
  -У меня дела, извини. Не засыпай вечером.
  -Тогда до встречи. Буду ждать,- она подмигнула.
  Он спрыгнул, в полёте повернувшись спиной к забору, готовясь к боли в вывихнутой стопе. Приземлившись, он пару секунд не мог пошевелить стопой от боли, и только вспомнив, что она скорее всего ещё не ушла, встал и пошёл от больницы к велосипеду, оставленному метрах в пятидесяти от забора под старой ветвью дуба, упавшей лет десять назад. У него было часов восемь на путь до дома и обратно и короткий сон.
  
  Его тело разваливалось на части. Ноги шли сами по себе, руки отдельно от сознания перебирали чётки в кармане - старый подарок,- а сознание старалось вести тело и не позволять ему свалиться посреди улицы.
  Силы иссякали быстрее, чем он рассчитывал - он уже не чувствовал стоп, хотя готов был поклясться, что прошёл сегодня даже меньше, чем вчера, а ночь пустил на сон. Судя по всему, болезнь прогрессировала.
  ...Педали велосипеда мерно крутились под движениями ног, вводя его в транс, из которого он периодически выбирался, чтобы убедиться, что дорога пуста и ему не нужно следить, чтобы не сбить зазевавшегося пешехода или самому не оказаться сбитым бесчувственным холодом капота чьего-нибудь автомобиля. Шины оставляли в пыли петляющий след, который он мог бы принять на волне своих мыслей на спираль ДНК неизвестного существа - но он был слишком увлечён вращением педалей, чтобы обращать внимание ещё и на след.
  У подъезда сидела всё та же старушка, что встретилась ему с утра. Бросив на неё быстрый взгляд и морально приготовившись к фразам вида "Опять наркотой своей обкололся, хамло!", поднял велосипед и зашёл в прохладу подъезда. После дневной жары прохладный полумрак почти вселял надежду на то, что что-то ещё может быть хорошо.
  Подойдя к двери, он заметил, что та не закрыта. Не имея сил удивляться или хотя бы насторожиться, он просто с грохотом ввалился в квартиру, поприветствовав неведомого незваного гостя витиеватой конструкцией, состоявшей из упоминаний родственников гостя до седьмого колена, вшивых псов и математических функций.
  Вышедшая из комнаты мать парня выглядела ничуть не удивлённой, напротив - она как будто ждала более хитрую словесную конструкцию, что выразилось в некотором подобии тени разочарования на её лице.
  -Чем обязан, матушка? - Парень всем своим видом пытался показать, что её присутствие нежелательно и её уход он расценит, как подарок судьбы. Мать осталась глуха к невысказанной мольбе.
  -Слыхала я, ты тут алкоголиком заделался. Правду говорят?
  -Правду. Кто говорит?
  -Давно по шее не получал, придурок? Мало тебе, что отец и дед спились до инсульта, сам хочешь в могилу сойти? А кто сидеть с тобой будет, если инсульт тебя хватит? Кто? Друзья твои? Да больно ты им нужен, идиот! Девушка? Да последняя от тебя сбежала четыре года назад, и я её прекрасно понимаю! Может, я? А братьев твоих на кого оставить? Может, на бабушку, которая шесть инфарктов за два года получила благодаря тебе, неблагодарный козёл?
  -Успокоишься или мне под твои крики уснуть?
  -Не хами мне, козёл! Что папаша твой, что ты - два сапога пара! Запомни, мы тебе итак услугу оказали, купив тебе квартиру, и за эту услугу ты ещё ничем не отплатил, музыкант хренов! Так что не смей тут мне выделываться! Будешь продолжать пить - заберу своё заявление из лечебницы, и заберут тебя, как миленького!
  -Успокойся, для начала.
  -Сам успокойся! Ты как с матерью разговариваешь?
  Парень устало потёр лоб: -Как с человеком, который когда-то умел слушать.
  -Нет, ну не хам ли? Постыдился бы!
  -Мне всё равно не так долго осталось, и ты прекрасно об этом знаешь. Если будет инсульт, я не выживу. Так что не беспокойся, никому из вас не придётся обо мне заботиться, уж я постараюсь.
  -Идиот! Хренов идиот!
  -Вопрос решён? Да. Теперь иди, пожалуйста, мне нужно выспаться, и сейчас я приму таблетки, а дверь подопру чем-нибудь потяжелее.
  Мать взглянула на него, как будто желая что-то ещё сказать, но просто махнула рукой:
  -Живи как знаешь. Я умываю руки.
  -Вот и ладненько,- парень устало улыбнулся.- Передавай привет братьям.
  -Сам передашь, не переломишься.
  Мать подняла сумку с пола, надела широкополую шляпу, обула туфли и перед выходом повернулась к парню: -Знаешь, они сильно скучают.
  -Это пройдёт со временем,- парень говорил с заметной хрипотцой.- Пока.
  -Пока.
  Хлопнула дверь. Послышалось отдаляющееся цоканье каблуков, ветерок от закрывающейся двери ещё пару секунд колебал отклеившуюся полоску обоев.
  Парень некоторое время смотрел вслед матери, думая о братьях, которых оставил, когда узнал, сколько ему осталось. Он помнил безмолвный вопрос младшего брата, сидевшего на руках среднего, когда парень повернулся в дверном проёме, чтобы попрощаться. Парень так и не ответил на него.
  До сих пор.
  Быстро покидав в сумку всё необходимое для вечерней прогулки, парень отсыпал из банки снотворного три таблетки, растолок, отделил примерно три четверти, кинул в стакан чая и выпил в один глоток.
  Оставалось надеяться, что он проснётся вовремя. Если вообще проснётся.
  
  Пробуждение встретило его болью в голове и спине. Потянувшись за таблетками и сбив по пути на пол пепельницу и две пустые бутылки из-под водки, парень обнаружил, что обезболивающее кончилось.
  Не найдя решения лучшего, чем воспользоваться старыми запасами, которые он называл отложенными на чёрный день, парень полез под кровать, достал шприц и ампулу морфия, силясь отогнать мысли о развивающейся зависимости, в основном напоминая себе, что оставшиеся полгода он волен провести на любой дряни, которую только можно достать или изготовить.
  Боль в бедре постепенно утихала - этакая маленькая плата за избавление от боли, которую он не мог терпеть. Он с трудом поднялся с кровати, кое-как добрался до ванны и сунул голову под поток холодной воды, пахнувшей хлором и ржавчиной.
  С потоками воды, льющимися с длинных секущихся волос, он выбрался из обшарпанной ванной, оставляя за собой мокрый скользкий след, растворявший верхний из слоёв грязи, накопившихся за полтора года без единой нормальной уборки. Взгляни на это его мать - он не избежал бы длинной лекции на тему гигиены и поддержания чистоты в жилище. Но даже та нить, что связывала его с его единственным из живых прямых родственников, постепенно истончалась, превращаясь больше в дань памяти, нежели какую-то действительно существующую привязанность.
  Полотенце быстро промокло, добавив к уже устойчивому запаху табака и алкоголя запах хлора. Открыв окна,- видимо, решив, что это поможет волосам просохнуть быстрее,- парень принялся искать более или менее приличные вещи в той горе, что когда-то вытащил из своего шкафа, заявив о своём решении покинуть отчий дом. Поиски осложнялись тем, что одежда, которую он одевал обычно, могла быть не стирана месяцами, а на встречу нужно было найти что-то, хотя бы отдалённо напоминающее чистое.
  Тиканье часов отмеряло секунды, бесконечно долгие, но столь скоротечные, когда начинаешь задумываться о том, сколько их тебе осталось. Мысли уплывали за багровеющий горизонт, сплетаясь с лучами закатывающегося солнца в причудливом танце, оставляя тело механически перебирать грязные майки и рубашки.
  Найдя наконец что-то, что можно было на определённых условиях назвать приличным, он быстро оделся, подхватил запылившийся велосипед и вышел из квартиры.
  Предстояла долгая дорога.
  
  Низкие облака на горизонте медленно наливались багрянцем. Кроны вековых дубов заслоняли горизонт, скрывая от неё закатывающееся солнце. Лёгкий ветер трепал ветви росшего недалеко тополя, заставляя отстукивать по стёклам причудливые ритмы.
  Он сказал, что придёт вечером, и она была рада этому ещё днём - а потом внезапная боль в груди вынудила её обратиться к врачу. Её отправили на обследование - и обнаружили, что опухоль дала метастазы и медленно подбирается к сердцу. Так неожиданно начавшаяся светлая полоса закончилась для неё слишком быстро, гораздо раньше, чем она успела вновь почувствовать вкус жизни - жизни нормальной, обычной, какой у неё никогда не было.
  Теперь она знала, что ответить на его самый первый вопрос. Жизнь отвратительно несправедлива к ней. Куда более, чем она может выдержать сейчас.
  Близилась ночь. Она обессиленно прислонилась к холодному стеклу. В палате никого не было, и она старалась дышать как можно тише, чтобы не спугнуть призрак спокойствия, которого ей так не хватало последнее время, которого так не хватало ей всю жизнь. Она не знала, сможет ли выйти, когда он придёт, и что скажет, если ей станет хуже. Поймёт ли он её? Что подумает?
  В коридоре послышались приближающиеся шаги. Нервным резким движением она утёрла слёзы и обратила взгляд к двери. Дверь отворилась, заглянула сестра, спросила одну из соседок, она ответила, что все ушли в комнату отдыха, и сестра удалилась, бросив на прощание несколько недоумённый взгляд.
  Она достала из тумбочки альбом, огрызок карандаша - за эти несколько дней она усиленно восстанавливала навыки рисования, отвлекаясь только на сон и периодические выходы во двор - проверить, не упала ли на газон неведомо откуда очередная полупустая пачка сигарет.
  Карандаш вывалился из пальцев и с сухим щелчком упал на плитку. Она согнулась от резкой боли в груди и сползла с подоконника на кровать, ударившись головой о железное изголовье. К острой колющей боли добавилась тупая ноющая в районе виска. Тихий стон сорвался с её губ в слабой надежде, что её зов будет услышан - но сил не хватало, и она понимала, что слишком вероятно, что ей придётся дождаться пока боль пройдёт и она сможет дойти до дежурной сестры.
  В голове вспыхнула мысль - он мог предусмотреть такой вариант. Чуть не крича, она достала сумку из изголовья и раскрыла её, почти разорвав молнию. На кровать вывалилась одежда и сотовый, а на них, шурша фольгой, приземлилась пластинка кеторола. Трясущимися пальцами выдавив таблетку, она проглотила её и потянулась за кувшином с водой. Пальцы соскользнули с гладкой ручки и кувшин полетел на пол, со стеклянным звоном, отдавшимся гулким эхом в голове, разбившись на десятки осколков.
  Она сорвала косынку с головы и бросила в лужу на полу. Когда та впитала в себя немного воды, она выжала косынку, жадно глотая жалкие капли грязной воды.
  Она обессиленно упала на кровать, не успев спрятать контрабанду, когда вбежала дежурная сестра. Увидев лужу, присыпанную битым стеклом, она позвала уборщицу, а сама подошла к ней и присела на край кровати. Увидев одежду на краю кровати, она вопросительно взглянула на лежавшую на кровати девушку. Не дождавшись реакции, она решила озвучить вопрос:
  -И откуда у тебя это всё?
  -Брат принёс,- пробурчала девушка.
  -Что случилось?
  -Ничего. Всё уже в порядке.
  -Я позову врача? - Похоже, сестра понимала, что это далеко не то, что сейчас хотела бы девушка, но не могла не предложить.
  -Нет, спасибо, сестра. Всё в порядке. Я просто полежу, отдохну.
  Сестра кивнула и вышла из палаты, на ходу бурча себе под нос что-то о кнопках вызова в палату, главвраче и пожертвованиях на лечебницу. Девушка повернулась набок, кое-как затолкала одежду в сумку и снова спрятала её в изголовье.
  "Если повезёт, - думалось ей,- до его прихода боль пройдёт. А потом, если потребуется, приму ещё, он и не заметит."
  
  Тихий стук в окно вырвал её из полудрёмы. Приподнявшись на локтях, она увидела его, светящего на неё телефоном. Приглядевшись, она заметила, что он сфотографировал её спящей. Более глупого выражения лица она не видела, и осознание того, что на фото она, отчего-то сильно её рассмешило.
  Быстро переодевшись в обычную одежду, она открыла окно, несколько неловко сняла замок решётки, чуть не выронив ключ, когда в первый раз пыталась вставить его в скважину замка, и распахнула решётку. Парень протянул руку и помог ей спрыгнуть.
  Приземлившись, она огляделась. Полная луна серебрила внутренний двор лечебницы, отражалась в чёрных окнах палат, напоминая ей о днях, когда она каждую ночь гуляла по полю недалеко от старого дома. Три месяца назад брат передал ей, что её семья переехала в квартиру в недавно отстроенном районе, а дом выкупила компания-застройщик, пустившая пустырь под очередной торговый центр - и её память стала единственным, что связывало её с жизнью до лечебницы.
  Он взял её за руку и повёл к воротам больницы:
  -Нас ждут. Не против съездить в гости к одном моему другу?
  -Конечно, не против, если там разрешено курить,- девушка хитро подмигнула.
  Парень улыбнулся в ответ: -Тебе там можно всё, что только угодно. Кроме, пожалуй, кошек - он их ненавидит.
  Девушка рассмеялась звонким, заливистым смехом: -А я обожаю! У меня когда-то было два перса, один рыжий, а другой тёмный с белым пятном на груди! Господи, как я их обожала!
  -Если моя ещё не сбежала из квартиры, можно будет привезти к тебе. Если захочешь, конечно.
  -Конечно, захочу! Что за вопрос! - Девушка повернулась к парню и посмотрела ему в глаза. - Это будет просто волшебно,- с последним словом она взяла его руку, покружилась под ней и встала вплотную к нему, как будто приготовившись к танцу.
  -Кстати, ты напомнила мне важную вещь,- сказал он с улыбкой,- через неделю будет бал - один мой знакомый уже десять лет организует для любителей вальса и прочей дряни. Думаю, ты не откажешься от приглашения?
  Девушка радостно взвизгнула и прыгнула парню на шею, обняв его так крепко, что у него на пару секунд сбилось дыхание. Он положил руку ей на макушку и прижал её голову к своему плечу. Она расслабилась и обмякла у него на плече: -Ты тёплый. А у нас в палате постоянно прохладно.
  -Так может, это ты холодная? - Парень усмехнулся.
  -Я? Да ни в жизнь! Это всё ты. И вообще, отныне ты будешь Грелкой! - девушка хихикнула своей шутке и прищурившись уставилась на парня, ожидая реакции на свою выходку.
  Парень взял её за плечи и посмотрел в глаза: -Значит, отныне я буду тебя греть! - и с этими словами подхватил её на руки и под её визг понёс её к машине.
  
  Квартира Дениса - друга парня - встретила их плотными облаками кальянного дыма, плававшими по квартире по странным кривым, громким обволакивающим басом даба его же сочинения, и запахом специй, наполнявшим каждый глоток воздуха.
  -С Денисом мы познакомились года два назад в пабе - он тогда знатно набрался, а я, от нечего делать, оттащил его до дома. Когда я обнаружил в углу гитару, решил задержаться. Утром он еле выгнал меня - а через неделю мы снова встретились в том же пабе. После я узнал, что он собирает смеси для кальяна, пишет даб и эмбиент - довольно депрессивный,- и на досуге экспериментирует с мясными блюдами - по его словам, ищет идеальный соус и идеальное сочетание специй. В своих изысканиях он зашёл довольно далеко, и должен признать - его блюда настолько же безумны, насколько гениально вкусны.
  -Он не ждал нас? - Девушка была удивлена атмосферой, хотя, кажется, ей нравилась обстановка, составленная из стопок книг по пояс, шкафа с электроникой и целой стены, заставленной сувенирами из поездки по Африке.
  -В том-то и дело, что ждал. У него странное представление о настоящем гостеприимстве. Но должен признать, он умеет погрузить в ощущение уюта - если ему позволить.
  Из комнаты вышел толстеющий парень с волосами до плеч и недельной небритостью в одних шортах с кальяном в руках. Выпустив облачко дыма, присоединившееся к доморощенному циклончику, гулявшему по полу, он отвесил поклон и представился:
  -Доброго вечера, прекрасная леди. Искренне надеюсь, что Вы простите мне мою фамильярность и насладитесь сегодняшним визитом. Какими судьбами в наших краях?
  -Заткнись уже, позёр,- парень смеялся.- Знакомьтесь - Денис, музыкант, повар, пропойца, и Вероника, художница, неисправимая оптимистка и столь же неисправимая курильщица.
  -Весьма польщён, сударыня. Не изволите ли...
  -Да ты задрал, Денис! Не восемнадцатый век! - Воскликнул парень с улыбкой.
  -И то верно. Пошли на кухню, я мяса нахерачил, сегодня по новому рецепту,- мигом потеряв всю напускную напыщенность, Денис размашистыми шагами ушёл куда вглубь квартиры. Уже из кухни донёсся его крик: -Тапки в комоде, босиком не советую, я забыл убраться.
  -И сколько на этот раз забываешь? - Усмехнулся парень. Ему, как показалось девушке, вообще хочется засмеяться в голос, но что-то сдерживало его.
  -Ну, когда последний раз ты напомнил, тогда и убирался,- Денис флегматично прошёл мимо них, неся гитары в одной руке и тетрадь в другой.
  -То есть два месяца назад,- парень повернулся к девушке.- Не советую разуваться.
  -Тоже вариант, кстати,- Денис снова подошёл к ним. На этот раз в руках он держал две дарбуки и флейту кена.
  -Медитировать собрался? - Парень взял дарбуку, зажал ногами и сыграл быстрый пассаж.
  -Агась. Умеешь на кене, Ник?
  Девушка взяла флейту, сложила губы в узкую щель, подула на амбюшюр и извлекла несколько низких нот. Отдав флейту, она с немалой долей удивления произнесла:
  -Надо же, ещё не разучилась. Даже дыхания хватает.
  -А где научилась? - Полюбопытствовал Денис.
  -Да в своё время играла с авангардистами на духовых. Пока была возможность - закупалась народными флейтами, экспериментировала со звуком. А потом ушла вокалистка, мы некоторое время пытались записать готовый материал, потом была масштабная ссора и мы распались.
  -А как вас звали? И есть хоть какие-нибудь записи?
  -"Труп Мопассана". Правда, весело? И есть концертная запись с авангардного фестиваля четыре года назад, надо спросить у контрбасиста.
  -Контрбасист? Случаем не Лобачёв?
  -Лобачёв, да. Знаешь его?
  Парень засмеялся: -Он, я и Денис сейчас играем вместе. Даб, джаз и деткор. Мир отвратительно тесен.
  Девушка явно заинтересовалась: -А название? А есть записи?
  -"Циркумфлекс", сейчас как раз набираем материал на демо-запись. Денис недавно спаял звуковую карту, так что большая часть проблем с записью исключается. Ну, если соседей не учитывать.
  Все засмеялись. Из кухни донёсся запах корицы.
  -Корица? Во славу богов, ты же не добавлял её в мясо?
  -Нет,- Денис засмеялся,- я ещё не совсем свихнулся. Пирог яблочный попробовал приготовить, сейчас и попробуете.
  Все прошли в кухню, обстановка которой на несколько минут повергла девушку в шок - всё было заставлено самыми разнообразными травами, со шкафчиков были сняты дверцы, везде виднелись склянки, баночки, солонки и перечницы, у окна стояло два духовых шкафа, один из которых был включен, а посередине всего это безобразия стоял стол, сервированный на троих и больше смотревшийся бы на месте в дорогом фешенебельном ресторане.
  Денис отодвинул стул от стола, приглашая Веронику сесть, парень в это время успел проверить готовность мяса, огласив, что мастерство Дениса в своё время сконцентрировалось именно на запечённом мясе, на что Денис добавил, что это совершенная форма готовности мясного блюда.
  Вероника, улыбнувшись, не дожидаясь, пока Денис отрежет ей пирога, воткнула в него вилку, отделила большой кусок и положила себе. Денис безмолвно глядя на такое святотатство по отношению к его блюду, медленно менялся в лице, пока Вероника, явно наслаждаясь, смаковала каждый кусочек, едва сдерживаясь, чтобы не положить в рот сразу весь кусок. Доев, наконец, и взглянув на Дениса, чей взгляд к тому моменту мог бы испепелять цивилизации, Вероника удивлённо взглянула на него и вопрошающе протянула:
  -Что-о?
  -Ты! Ты!! Да как так можно! До основного! Десерт! Сладкий десерт! Вилкой! Варвар!
  -Успокойся,- парень, наблюдая за этой картиной, явно едва сдерживался, чтобы не расхохотаться,- ничего страшного не случилось. Она же не знала, что ты кухонный фашист.
  -Я? Я - творческая личность, натура тонкая, и меня, художника, этой самой вилкой - и в сердце!
  -Ну прости, Денис. Пирог так восхитительно пах, что я не смогла удержаться,- наигранно-смущённо извинилась Вероника.
  Денис взглянул на неё исподлобья, немного, впрочем, умерив огневую мощь взгляда - теперь его хватало только на популяцию отдельно взятого мегаполиса: -Могла бы и подождать.
  -Но он был тако-ой божественно вку-усный! - Растягивая гласные подлизывалась Вероника.
  Похоже, она нашла слабое места Дениса - тот моментально оттаял: -Надеюсь, мясо ты дождёшься, дурёха.
  
  Вероника сидела на диване с кеной, у неё головой на коленях лежал Денис и играл на дарбуке, парень сидел на подоконнике и курил кальян, лениво солируя на второй дарбуке. Время как будто остановилось, одарило их бесценной возможностью побыть вместе и забыть о всём вокруг, о том, что придёт утро со своими обязательствами, о том, что нужно будет куда-то бежать, торопиться...
  Вероника зашлась тяжёлым, грудным кашлем. Денис буквально вскочил с её колен, отбросив дарбуку, парень соскочил с подоконника и подбежал к Веронике, взглянул в глаза, увидел в них отражение своего страха, смешанное с её болью и чем-то, что можно было бы назвать стыдом за такое нарушение медитации, спросил: "Дым?", та утвердительно кивнула, парень резко распахнул окна, Денис убежал в другую комнату, послышался щелчок и облака дыма стали медленно выплывать на улицу. В комнате становилось всё светлее, пока, наконец, весь дым не выветрился.
  Денис с парнем переглянулись, и последний сказал, что они пойдут приготовят какой-нибудь отвар для Вероники. Та слабо кивнула и упала на диван.
  Оказавшись на кухне, Денис повернулся и резким шёпотом спросил:
  -Ты идиот?
  -Умолкни.
  -Нет уж, Влад, ответь мне - ты идиот или только прикидываешься? Сколько уже?
  -Года полтора.
  -Полтора года, и ты тащишь её сюда?
  -Ей недолго осталось в любом случае. Пусть порадуется.
  -Порадуется? Так ты это называешь? Я посмотрел бы на тебя после пары дней без кеторола, посмотрел бы, как ты радуешься.
  Денис отвернулся, достал какую-то смесь трав из шкафчика и поставил чайник на огонь. Потушив спичку, он бросил через плечо: -Идиот.
  -Она сама этому рада, поверь.
  Денис повернулся, взглянул исподлобья на Влада, достал самокрутку, закурил и тяжело выдохнул: -Я не раз видел смерть - в том числе и близких мне людей. Если ты думаешь, что я не знаю, что ты будешь делать, когда она умрёт - ты глубоко ошибаешься. И если ты думаешь, что примешь смерть так же радостно, как и она - ты ошибся уже дважды за минуту, что на тебя, в общем-то, не сильно похоже.
  Денис положил портсигар в протянутую руку Влада, тот достал самокрутку и закурил. Клуб дыма медленно растворился в приглушённом свете люстры.
  -Я надеюсь, что ей будет хорошо эти последние дни. Искренне надеюсь.
  -Считаешь, что делаешь доброе дело?
  Влад глубоко затянулся и выпустил дым через ноздри. Взглянул на Дениса - в его взгляде читалось отчаяние, желание попросить помощи - и страх.
  -Нет, Денис. Я просто хочу рассказать об этом. И надеюсь, что меня услышат.
  Дым расползался клубами по кухне. Чайник вскипел, Денис налил кипяток в стакан, дождался, пока сбор заварится и пошёл в зал к Веронике. Выходя из кухни, он остановился, глубоко выдохнул, опустив голову, и, повернувшись в пол-оборота, сказал:
  -Береги её. Это меньшее, что ты можешь для неё сделать.
  
  Вероника сидела на диване, подоткнув под себя ноги, и пила горячий сбор, прихлёбывая и время от времени сдувая пар. Влад сидел на кресле, медитириуя с дарбукой, пока Денис вёл допрос с пристрастием - сколько лет у неё опухоль, были ли метастазы и прочее. Прислушиваясь вполуха к их диалогу, Влад открыл для себя, что Денис получал второе высшее в медицинской академии на лечебном факультете. Вероника сперва отвечала неохотно, судя по всему, видя в его вопросах отражение вопросов, которые ей наверняка в своё время задавал её лечащий врач, но потом, похоже, привыкла к Денису - или поддалась его шарму толстячка - и перестала закрываться.
  Время близилось к утру. Денис заметил, что побег пациента нормален для обычных больниц, но не для онкологических лечебниц. Вероника засмущалась, начала извиняться, на что Денис молча и с улыбкой взял кусок пирога и положил ей в открытый рот. Влад рассмеялся, Денис с хулиганским прищуром заявил: "Жуй тщательнее", а Вероника, сперва ошеломлённая, улыбнулась и принялась пережёвывать кусок пирога.
  Влад нашёл свою сумку, бросил туда дарбуку с фразой "Ты же не против, Денис?", тот молчаливо отмахнулся, подтверждая своё согласие, достал откуда-то пальто и протянул Веронике со словами:
  -Когда-то это пальто согревало одного очень хорошего человека. Надеюсь, вы не откажете мне в чести, миледи, принять его.
  Вероника, явно ошарашенная, тем не менее поклонилась и поблагодарила Дениса, позволяя ему помочь ей его одеть.
  Денис стоит на пороге, глядя, как Вероника, как будто воспрявшая духом, царственно вышагивает, и вся светится, и как за ней следует Влад, стараясь не показывать беспокойства и напряжённости, стараясь скрыть, о чём он на самом деле сейчас думает.
  -До встречи, Денис. Надеюсь, как-нибудь ещё наведаюсь в гости,- Вероника беспечно улыбалась. Денис смотрел и думал о том, сколько ещё боли ей предстоит вытерпеть, когда вдруг осознал, что нужно ответить:
  -Да, конечно, Ник. Всегда буду рад тебя видеть в своём доме.
  Влад повернулся и кивнул на прощание, Денис кивнул в ответ, коротко бросив: -Помни,- на что Влад кивнул ещё раз.
  Дверь закрылась за ними, и они спустились в предрассветный мрак и прохладу.
  
  Она наступила голой ногой на замок из его холодных рук, подтянулась, открыла решётку и окна и залезла в палату. Вслед за ней полетела сумка и ключ. Поймав и то, и другое, она взглянула на Влада ещё раз и подмигнула ему. Тот улыбнулся, махнул рукой, повернулся и медленно пошёл к забору.
  Светало. Облака, лениво плывшие по небу, медленно наливались предрассветным багрянцем. Ветер трепал кроны деревьев, и доносившийся шелест вплетался в звучавшие в её мыслях отголоски медитации в гостях у Дениса. Вероника достала из кармана пальто флейту, грустно улыбнулась и сыграла короткий низкий пассаж.
  Влад подошёл к забору, повернулся в три четверти, вскинул руку и перемахнул через забор, чёрной тенью скрывшись с её глаз.
  Она глядела на деревья, сжимая в руках флейту, прислонившись к оконному стеклу, пока солнце не выглянуло из-за горизонта и не залило палату светом. Через полчаса пришла сестра и объявила о начале нового дня.
  
  Он тихо стонал, прижавшись лбом к колену. Последний раз такую же гамму эмоций он испытывал после столкновения лоб в лоб с иномаркой четыре года назад. По словам врачей, ему повезло, что он пошёл на поводу у своей глупости и не пристегнулся - водителю повезло куда меньше: его голову нашли позже, когда решили поискать в кустах у обочины.
  Впрочем, даже глупость не спасла его от почти раздробленной коленной чашечки. И всё бы ничего - за два года она срослась и почти перестала о себе напоминать, вот только прыжки для него теперь были под запретом. О чём он нередко забывал.
  Боль омывала разум горячими волнами, растворяя ощущение времени, смывая мысли, оставляя лишь бьющийся подобно птице в клетке крик в голове.
  ...Он не знал, прошло пять минут или пятьдесят - последние часы, подаренные ему год назад на день рождения, разбились от сильного удара о стену, начавшегося как полёт, вызванный нервным срывом в связи с самоубийством сестры, других же хронометров у него принципиально не было - даже на телефоне часы были сбиты, а дата выставлена неправильно. В итоге время текло для него по-особенному - он уходил в недельные запои и считал, что от начала до конца прошёл едва ли день, и, по воспоминаниям, из дома он ушёл едва ли два месяца назад, хотя его братья не слышали от него вестей почти три года.
  Ветер шептал на ухо, требуя подняться и идти - ему ещё предстояло вернуть Денису машину, после чего - увлекательнейшая поездка домой на велосипеде, вместе с перспективой рефлексии, тихого мата в сторону колена и обильных потоков оскорблений от автомобилистов и пешеходов.
  
  Солнце нещадно пекло ему спину и затылок. Кровь стучала в висках подобно молоту кузнеца, раз за разом опускаясь на наковальню, в роли которой был его мозг. Он не мог сфокусировать взгляд, картинка расплывалась, подскочившее давление добавляло к изображению фосфены, превращая дорогу в клетчатый коридор, тянущийся куда-то к горизонту и дальше.
  Шаги звонким эхом отдавались у него в ушах, а сердце каждый раз подпрыгивало к самой глотке, сбивая дыхание, заставляя глотать воздух подобно рыбе, выброшенной на иссушенный безветрием горячий песок. Изредка налетавший ветер, сухой и колючий, трепал ему волосы, заставляя их лезть ему в глаза, нос, рот, и он чувствовал на губах солёный привкус пота, катившегося по его шее и спине.
  Его мысли были сосредоточены на доме, на расстоянии до него, на чём угодно, кроме беспощадного солнца на небе и подкатывающего к горлу комка, предвещавшего очередной приступ. Он вспоминал первые дни после переезда, ругань бабки-соседки на его полуденные тренировки за ударной установкой, постепенно чернеющий от пепла и окурков пол у окна на кухне, расползающиеся островки хаоса вокруг кровати, оставшийся после очередной пьянки с гитаристом ящик из-под водки, быстро превращённый в мусорку для регулярно появлявшихся бутылок из-под крепкого алкоголя. Он вспоминал, как поднимал ламинат в зале и сооружал тайничок с лекарствами - "на крайний случай", "чёрный день", хоть и сам понимал, что дней чернее не будет для его тела. Вспоминал бесчисленные посиделки под тусклым светом дышащей на ладан шестидесятиваттной лампочки на кухне, обязательно в компании гитары, грязного черновика для нот и спиртного. Вспомнил одну случайную знакомую - как же её звали? Аня? Алина? - которую однажды обнаружил спящей у себя на груди, и которая уже через полчаса смущенно причёсывалась, глядя в немытое зеркало, стараясь собираться как можно быстрее, стараясь убежать от вопросов, которые он ей так и не задал, и унести надежды, разбитые и истоптанные, подальше, чтобы вновь склеить и перемотать кое-как скотчем...
  -Влад! - громкий крик разнёсся эхом по пустой улочке, заставив парня оглянуться и пару секунд пытаться сфокусироваться на ком-то, кто быстрым шагом двигался в его сторону и, судя по всему, и был источником звука.
  В секундах, тёкших подобно часам, растворялись шаги, отделявшие кричавшего от Влада. Когда расстояние сократилось метров до десяти, Влад всё-таки смог приглядеться и узнать лицо спешившего к нему человека. Лицо его младшего брата, Николая.
  Между ними оставалось два метра. Николай остановился, застыв в готовности шагнуть вперёд к брату. Влад стоял и смотрел на него, пытаясь унять дрожь в правой руке. Поняв, что долго у него всё равно не получится бороться с тремором, он достал сигарету, закурил и жадно затянулся.
  -Будешь?- Влад взглядом указал Николаю на сигарету в руке.
  -Нет, я бросаю,- Николай усмехнулся - кажется, его забавлял факт, что в неполные шестнадцать лет, по прикидкам Влада, он уже бросает.
  -Ну...- Влад не знал, что и сказать. Мысли роились, перемешивались, сбивались в кучу; при попытке выцепить хоть какую-то идею, остальные сплетались в вихрь и мешали думать. Наконец, он решил сказать самое банальное, что только смог придумать: -Как дела?
  -Да ничего, потихоньку, вот из колледжа иду. А у тебя?
  -Из колледжа? Лето ведь, пары уже кончились.
  -Насчёт практики договаривался. Так как дела-то у тебя?
  Влад глубоко затянулся. Выпустив клуб дыма, он с хрипотцой произнёс: -Сколько же тебе лет, Коля?
  Его брат взглянул на него с внезапно накатившей грустью, с тенью осознания, что он оказался забыт, почти не нужен. Отведя взгляд в сторону и глубоко выдохнув, Николай взглянул прямо в глаза Владу и тихо проговорил: -Завтра восемнадцать исполняется. Я думал, ты не забыл.
  Сигарета в трясущихся мелкой дрожью пальцах Влада медленно тлела, опутывая его кисть тонкой закручивающейся в воздухе нитью дыма, пока огонёк не дошёл до фильтра. Влад ругнулся, бросил окурок и, достав новую сигарету, обратился к брату: -Если есть время, можно зайти ко мне. Поговорить в обстановке поспокойнее.
  Николай невесело усмехнулся: -Пошли.
  
  По квартире разливался аромат винного уксуса и прованских трав, смешиваясь с пропитавшим самые стены запахом вина и табака, создавая подобную отпечатку пальца неповторимую, уникальную для каждого жилища смесь запахов, позволявшую некоторым безошибочно определять род занятий хозяина дома, его пристрастия и привычки.
  Николай сидел на кухне на табурете, подоткнув под себя ноги на манер позы лотоса, стараясь как можно меньше контактировать с окружающим его хаосом, и медленно, смакуя, ел омлет, приготовленный Владом из всего, что было найдено в холодильнике, прямо из сковороды, не утруждаясь перекладыванием кусков в специально вымытую для него тарелку. Влад спокойно смотрел на брата и потягивал холодное молоко из высокого стакана с полустёртой эмблемой бельгийской пивоварни - бокал был настолько старый, что даже Влад забыл, что же когда-то было написано на нём.
  Николай протянул руку к пачке сигарет, лежавшей на столе. Влад вопросительно взглянул на брата.
  -Да, я бросаю. Просто... Ты три года назад ушёл. Три года. Я почти успел забыть, как ты выглядишь.
  Спичка полетела в сторону мусорного ведра, табак медленно тлел, вплетаясь грубыми европейскими нотками в дым кальяна. Влад отпил молока, поставил бокал на заляпанный стол и медленно почти шёпотом сказал:
  -А чего ты хотел? Чтобы я остался?
  -Да.- В голосе Николая чувствовалась почти фанатичная уверенность - ответом ему стала грустная усмешка.
  -У меня опухоль в бошке. Неоперабельная. Размером с твой кулак. Меня может хватить инсульт от малейшего беспокойства. Ты думаешь, такой участи я вам хотел?
  -А что ты хотел? Счастья для нас, и чтобы никто не остался в обиде? Да кому ты лжёшь, Влад...
  -Вам плохо без меня? Думаешь, с моей музыкой вам было бы легче?
  -Мать сама не своя была первые полгода. Постоянно нервничала, срывалась по поводу и без, её чуть не уволили, если бы не родственники, давно осталась бы без работы. Легко отделалась, можно сказать - понизили... Отчим начал пить, когда мать стала ему каждый вечер истерики из-за тебя закатывать - получил осложнения на гастрит свой, сейчас уволился с работы, лежит в больнице. Хорошо нам, по-твоему?
  -Отчим задолго до этого пить начал, ты сам прекрасно знаешь. Я тебе лет шесть назад говорил, к чему его регулярные возлияния приведут.
  -А мать?- Николай взглянул исподлобья на Влада. Тот молчал, не зная что и ответить.
  -Брат по тебе скучает,- продолжил Николай.- Ты даже не представляешь, как сильно. Недавно в школе дали задание нарисовать семью, так он и тебя нарисовал - каким запомнил: длинные волосы, гитара, над глазами закорючки - я и не думал, что он запомнил твои пирсинги.
  -Три года прошло. Он скоро забудет, свыкнется...
  -Не обманывай хотя бы себя.
  Влад тяжело выдохнул - облачко дыма медленно растворилось в воздухе, оставив лёгкий аромат мяты.
  -Мне становится хуже. Не нужно, чтобы вы это видели. За мной есть кому приглядеть.
  -Не дури,- Николай придвинулся к столу.- Ты прекрасно понимаешь, даже отчим примет твой возврат. Всё ещё можно вернуть, ещё может всё быть, как раньше...
  -Мне полгода от силы осталось. Шесть месяцев. Ни днём больше. Я не хочу умирать у вас на руках.
  -Да какая смерть, мать твою?- Николай вспылил.- Совсем крыша поехала? Какие полгода? Что ты городишь?
  Влад встал, подошёл к брату и обнял его сидящего, пока тот распалялся и сотрясал воздух убеждениями, что всё ещё будет хорошо. В голосе Николая постепенно добавлялось истерических ноток, и через некоторое время Влад почувствовал влагу на рукаве не стиранной две недели рубашки. Николай бессильно бил его кулаками всюду, куда попадал, а Влад с печальной улыбкой просто прижимал брата к себе. Наконец, когда Николай успокоился и опустил руки со сжатыми кулаками, Влад прошептал:
  -Плохой у меня подарок для тебя вышел, но ты уж прости меня. И не злись, и не отчаивайся - просто я чуть раньше уйду, чем, возможно, должен был, но если так выходит - значит, так и было задумано. Прими это как данность, всё равно сделать ничего нельзя - операция на опухоли меня гарантированно прикончит.
  -Так нельзя! Это неправильно! Нечестно!
  -А честность - для дураков и слабых, Коля, и никак иначе. Либо ты смиришься, либо перекроишь мир под себя, и третьего не дано, а если и дано - то явно не честность это самое третье. Именно сейчас выход один - смириться. Что я тебе и советую, и о чём и прошу тебя.
  -Как ты можешь так спокойно рассуждать, что мне делать, а что - нет, так спокойно требовать принять это всё? Как ты можешь этого требовать от тех, кто заботился о тебе, любил тебя как брата и сына все эти годы? Откуда тебе знать, что больше нет выходов? Что ты на это скажешь?
  -А ничего,- Влад рассмеялся.- Я даже и не подумаю отвечать. Когда однажды утром тебе улыбнётся смерть, ты сам всё поймёшь. Да и с чего мне цепляться за жизнь? Мой opus magnum почти завершён, если повезёт - даже записать успеем, и если хоть один, услышав это, откроет для себя что-то новое - то уже можно будет сказать, что всё это было не зря.
  -А мы? Нам ты что скажешь? Посоветуешь отпустить и забыть?
  -В общем и целом, да.
  Николай взглянул на Влада, шмыгнул носом и тихо проговорил:
  -Будь я проклят, если когда-нибудь тебя забуду. Будь я проклят.
  
  Влад стоял у открытого окна и медленно потягивал горячий чай с лимоном. Встреча с братом располагала к принятию чего-то покрепче, чему, однако мешали два немаловажных фактора: отсутствие алкоголя и внезапно проснувшаяся совесть.
  Он думал. Вспоминал четыре года, проведённые под одной крышей с отчимом. Беременность матери, роды, первые три года жизни младшего брата. Ссоры, скандалы, уходы из дома и требования уйти. Превратившаяся в своеобразную традицию вечерняя бутылка-другая пива отчима. Его пьяные сцены и угрозы в адрес среднего брата, просто не понимавшего, чего от него хотят.
  Влад наконец-то, впервые за прошедшие три года набрался смелости признаться себе в том, что сбежал. Что опухоль стала просто удобным поводом, лазейкой, позволившей собрать вещи и исчезнуть из дома, который перестал быть крепостью для него.
  Гораздо удобнее было думать, что его выжили из дома - такой линии придерживались все родственники матери. Ему, как непосредственному участнику событий, прекрасно было видно - он сам выжился из дома, когда не пошёл на контакт. Родственники матери ругали её за то, что она выскочила замуж без их согласия,- Влад повторял, что если они хотят быть счастливыми, то пусть строят счастье, и если он - помеха, то просто уйдет.
  Он не верил в их слова. Семья раскололась ещё тогда, когда мать приняла решение выйти замуж за отца; вся остальная демагогия была лишь пляской на костях когда-то крепкой и дружной семьи и преследовала единственную цель - выгородить себя, прокричать как можно громче о своей невиновности, лицемерно обвинить кого угодно, лишь бы никто не говорил о нём самом плохо - единственный страх, в котором воспитывалось поколение за поколением этой фамилии, превратившийся в догму.
  Голос где-то на краю сознания пытался возражать, мол, они - семья, растили, кормили и одевали, заботились о тебе. Влад нетерпеливо отмахнулся, как от назойливого комара, совершенно забыв, что отмахивается от внутреннего голоса, и возразил, что желай они проявить любовь - они сразу дали бы ему возможность выбирать из двух зол то, которое меньшее для него.
  Усмехнувшись, Влад поставил кружку с выжатым лимоном и пригрошней размякших чайных листьев на дне на подоконник и задумался, как же глубоко засели детские обиды, если даже сейчас, будучи одной ногой в могиле, он всё равно не может их отпустить.
  Близился закат. Вспышки ацетилена изредка освещали бетонные плиты мертвенно-бледным светом, растворявшимся в клубах цементной и глиняной пыли, вздымавшейся порывами ветра до третьего этажа, и разносимой от стройки по всему двору старой пятиэтажки, заставляя старушек бросать так ими любимые посиделки на лавочке у подъезда и укрываться в духоте своих квартир, одинаково безвкусно и пошло заставленных горшками с геранью или лимонным деревом, фотографиями внуков на одних и тех же фонах, повторяющихся из года в год, да тридцатилетними шкафами с лакированными дверцами, в которых когда-то можно было увидеть своё отражение, а сейчас не увидишь и блика от лампочки.
  Влад достал снотворное, поймав себя на мысли, что всё-таки начал его употреблять, растолок три таблетки, смешал с молоком и выпил залпом. Постепенно погружаясь в сон, он на ватных ногах дошёл до помятой постели, не менявшейся уже примерно полгода, сбросил шорты и отправил по пологой дуге к куче более чистой(или менее грязной) одежды, без сил упал на подушку и забылся тревожным сном.
  
  -Когда до смерти остаётся меньше полугода, ты начинаешь замечать неожиданно очевидные вещи. Ты вдруг осознаёшь, что не бывает двух одинаковых рассветов, что у ветра свой, совершенно ни на что не похожий запах, что слишком много смотришь себе под ноги, вместо того, чтобы увидеть, что по небу плывёт целая флотилия воздушных замков. Как омерзительно пошло это звучит - всё, что нужно, чтобы порадоваться и перестать быть таким угнетённым, мы не замечаем в погоне за чем-то масштабным, крупным, не сознавая, что большое складывается из маленького, а долгосрочное - из повседневного.
  Влад вырвал лист из тетради, поперёк нотного стана большими буквами написал "Человек! Посмотри на небо, погуляй под дождём без зонта, засни на траве!", свернул в трубку и не без труда засунул в бутылку из под рома, закрутил крышку потуже и кинул в реку.
  -Пока не ткнёшь человека носом в то, что он погряз в рутине - он будет считать, что всё идёт так, как и должно. Он будет тратить жизнь на поиски счастья, и это при том, что он даже не может остановиться и полюбоваться рассветом.
  Денис выпустил клуб дыма, пахнущего шоколадом: -И ты избрал миссией донести это послание до всех вокруг?
  -Да нет,- Влад затушил окурок о подошву кеда и бросил бычок в пакет из-под чипсов.- Моя миссия - донести до них последний вздох боли и отчаяния смертельно больного человека. И я искренне надеюсь быть услышанным.
  Денис улёгся на траву и выпустил кольцо дыма. Где-то вдалеке щебетали птицы, вторя шуму листвы, кроны дубов мерно покачивались, изгибаясь вслед за движениями ветра, по небу ползло одинокое облачко, отбившееся от вчерашних грозовых туч, обошедших стороной город и пролившихся дождём в паре километров к югу, вода в реке мерно шумела, разбиваясь о небольшие порожки, и сливалась с шелестом ветра, путавшегося в кронах. Влад откинулся назад, оперевшись на локти, лениво стянул потрёпанные кеды и скрестил ноги, закрыл глаза и глубоко вдохнул.
  -Всё это лживо,- внезапно начал Влад, окончательно улёгшись на траву и вытянув руки.- Эта миссия, музыка, эти встречи с Никой, ночные вылазки... Череда взаимных обманов, искусно запутанные лабиринты подтекстов, пляски вокруг да около, и чего ради? Чтобы не дать совести себя загрызть, чтобы не видеть своего истинного лица, не видеть того, что тобой движет? К чему вся ложная доброта, напускная понятливость и смирение, для чего? Она всё прекрасно понимает, как и я, и оба мы знаем, что всё слишком близко к своему завершению,- и тем не менее, она верит мне, а я верю ей, и оба мы верим очевидной и неприкрытой лжи.
  Денис затянулся, выдохнул и протяжно ответил: -Ты сам же и ответил себе. Не от того ли вы оба друг другу верите, что финал приближается слишком уж быстро?
  Влад отщипнул кусочек мякиша от булки хлеба, лежавшей в корзинке неподалёку, подцепил ломтик сыра, задумчиво прожевал и проговорил: -Что-то в этом есть, хоть и глупо всё это до боли. Но я не могу быть с ней честным до конца сейчас.
  -Почему? Не хочешь причинять ей боль, да? Это ты себе думаешь?
  -Да,- тяжело выдохнул Влад.- Да, ты прав, я просто не хочу делать ей больнее, чем уже есть. Не хочу делать ещё хуже. Ей и так не повезло.
  -А твою голову не посещала мысль, что ты перед ней в долгу за то, что она рассказала? Она дала тебе больше, чем достаточно, чтобы посвящение ей было живым. И подумай, каково ей будет, если во время очередной вашей встречи тебя хватит удар, а она мало того, что даже не будет знать, что делать, но и не сможет хотя бы у меня совета спросить. Приятно будет ей смотреть, как ты бьёщься в судорогах, не будучи способной помочь хоть чем-то?
  Тяжёлая тишина повисла над берегом. Денис достал сигарету, закурил и нервно выдохнул. Влад поднялся и сел в неполную позу лотоса.
  -Надо бы быть честным с ней, знаю, только знал бы ты, как порой тяжело смотреть ей в глаза, понимая, что нельзя ей врать.- Влад взял сигарету, трясущимися пальцами зажёг спичку и прикурил. Дым медленно расплывался тонкой вуалью, пропитывая едва уловимым ароматом шоколада прилипшую к телу Дениса рубашку.
  Тень постепенно отступала из-под дуба, оставляя парней лежать под палящим солнцем, изредка скрывавшемся за рваными облаками. Парни лениво перекатились по траве поближе к дереву, щурясь от яркого света. Оказавшись вновь в тени, Влад первым делом посмотрел на время и проговорил:
  -Пора. Надо ещё домой забежать, а там и к Нике поеду. Передашь ей что-нибудь?
  -Разве что пламенный привет. Ну и поцелуй - если хочешь.
  Влад рассмеялся: -Передам, будь уверен.
  С грязной мятой майки Влада упало несколько листиков, когда он отряхивался, с трудом встав на ноги. Мерные, спокойные движения его рук на секунду заворожили Дениса, и он уже понёсся на волне своих мыслей в день, когда они сплавлялись по реке, празднуя школьный выпускной, когда его выдернули из раздумий:
  -Ты здесь останешься? Нас могут подбросить.
  -Кто?
  -Зависит от наглости. Можно растормошить друга одного, он тут в десятке километров живёт, либо сымитировать криз для скорой, а потом придумывать, как от них отвязаться.
  -Твоя невероятная наглость ещё не раз меня удивит, чувствую,- подметил Денис.- Ты, надеюсь, не используешь врачей в качестве такси, когда нужно проехаться за куревом?
  -Отличная идея, хотя долго работать не будет. А что до твоего выпада - помнится, года два назад на спор проехал на скорой до больницы и отвязался от них.
  -И что тебе за это было?
  -Штраф и ящик рома. Штраф, кстати, так и не оплатил.
  Денис покачал головой: -Я работал в бригаде скорой года четыре. Попадись ты мне - огрёб бы по самое не балуйся.
  Влад усмехнулся: -В Питере дело было. Тогда как раз первый состав развалился.
  -Плодотворный у тебя тогда был год.
  Влад закинул лёгкую сумку на плечо: -Ну так ты пойдёшь?
  -Нет, останусь. Давно не выбирался на природу, в квартире тошно уже.
  -Дома будешь - отзвони. Я тут недавно тему интересную придумал, надо к ней бас нарисовать.
  -Будет, старик. До связи.
  Влад отсалютовал и двинулся прочь от реки широкими размеренными шагами, то и дело закидывая сумку подальше на плечо. Ветер трепал поля шляпы, одолжённой у знакомого, заставляя парня придерживать её свободной рукой.
  Выйдя через полчаса на трассу, Влад вскинул руку повыше, прося его подбросить, а ещё через пять минут уже ехал в сторону города с компанией студентов, возвращавшихся с гулянки по поводу закрытия сессии.
  
  Квартира встретила Влада неприветливо по его меркам, а именно - запахом чая с лимоном. Пожалуй, хуже для него мог быть только запах чистящего средства.
  Заподозрив неладное, парень прошёл на кухню, по пути скинув незашнурованные кроссовки и натянув ветхие тапочки. По пути он успел приметить очевидно женский рюкзак, висящий на крючке в прихожей, пакет с логотипом сети продуктовых магазинов и подозрительно знакомые очки на тумбочке рядом с вешалкой.
  Приготовившись к худшему - ну, или одному из худших вариантов - Влад зашёл в кухню и увидел девушку, сидящую за столом, пьющую чай и подозрительно похожую на ту, с которой он расстался через пару недель после известия об опухоли.
  Девушка подняла голову: -Здравствуй, Влад.
  
  Парень теребил кольцо на пальце, глядя, как водоворот в чашке медленно утягивает за собой ложку. На столе успели появиться печенье и банка джема сомнительной свежести, что, впрочем, ещё ни разу парня не остановило, хотя иногда и доставляло хлопот впоследствии. Девушка что-то говорила, но у него не хватало сил сконцентрироваться на её голосе - мысли уплывали, несли к моменту, когда он вернулся домой и застал её так же, за кухонным столом, с письмом из клиники с результатами анализов. Он тогда всеми силами старался сохранить оптимизм - а она не выдержала своего беспокойства и ушла, считая, что со временем сможет относиться к этому хотя бы спокойно.
  Пересилив себя, Влад всё-таки прислушался к тому, что говорила Алина - это оказался рассказ о последних годах с её точки зрения. Судя по всему, в повествовании она приближалась к настоящему времени, а значит, скоро ему придётся что-то сказать по этому поводу. Голова отчаянно отказывалась соображать, требуя если не недельной сиесты, то хотя бы короткого освежающего сна. Ни того, однако, ни другого, Влад себе позволить не мог - единственным предложением для организма у него был крепкий кофе с лимоном. Не имея возможности выбирать, организм решил согласиться на имеющееся. Плохо слушающимися пальцами Влад кое-как ухватил ручку чашки и поднес её ко рту.
  Девушка умолкла. Влад, глотнув кофе и добавив к немаленькому списку раздражителей ещё и обожжённый кончик языка, тихо спросил:
  -Зачем ты пришла?
  -Я слышала, тебе становится хуже.
  -И какая дрянь тебе это сказала?
  -Денис. Я даже удивилась, что ты делишься с ним таким.
  -Не делюсь. Этого гадёныша хрен обманешь. Часто общаетесь?
  -Время от времени. Он не очень-то горит желанием, особенно после... Ну ты понимаешь.
  Влад успел удивиться тому, что она всё ещё переживает по поводу расставания, когда резко зазвонивший телефон заставил его вздрогнуть, от чего Влад опрокинул себе на колени чашку. Резкая боль заставила его вскрикнуть и сдавленно выматериться, прежде чем позволила вспомнить о телефоне.
  Как оказалось, звонила Ника. Удивившись такому повороту событий, Влад извинился и перешёл в зал.
  -Привет. Как дела? - Голос на другом конце трубки искрился оптимизмом и скрытой надеждой.
  -Ну, по крайней мере весело.
  -Поделишься?
  -Чем? Пролитым на колени кофе? О, лимончик,- с этими словами Влад отлепил от штанины прилипший выжатый лимон и сжевал вместе с цедрой, на миг поморщившись.
  -Как умудрился? - Ника усмехнулась.
  -При встрече расскажу. Ты там как?
  -Да ничего, сегодня братишка приходил, книг принёс моих старых. Сейчас сидела, читала, и вдруг о тебе вспомнила.
  -Ну, вот вечером приду - покажешь, что это за книги такие загадочные ты читаешь,- на лице Влада расползлась усталая улыбка.
  -Ну, тогда до встречи. Буду ждать.
  Послышались гудки. Влад положил телефон в карман и прошёл обратно на кухню. Девушка сидела, опустив взгляд, и теребила в руках серебряное кольцо.
  -Ты нашёл другую, да? Она, наверное, спокойно приняла твою опухоль, хотя зная тебя, готова спорить, ты не говорил ей, да и вряд ли скажешь.
  Влад тяжело выдохнул.
  -Я тебя понимаю,- продолжила девушка.- Тяжело, наверное, одному, да ещё и с болью постоянной. Глупо было надеяться, что что-то ещё можно вернуть.
  -Алин...
  -Всё в порядке. Я так и не сказала, да. У меня свадьба через неделю. Я безумно боюсь. Он хороший, правда, но... Я не знаю. Не знаю, как объяснить. Наверное, я хотела сбежать с тобой из-под венца в последний момент. Но, похоже, не удастся. Так даже лучше, наверное...
  Влад тяжело сел на хлипкую табуретку. Достал сигарету и затянулся, оставив от четверти сигареты лишь столбик пепла, тут же осыпавшийся ему на ноги. Дым, выпущенный из ноздрей, медленно расползался вокруг него.
  -Возьми. Не выкидывать же. А мне теперь его хранить не стоит.- С этими словами Алина протянула кольцо - его подарок на помолвку. Влад не глядя протянул руку и сгрёб холод металла с её ладони.
  Алина поднялась, оправила юбку, прошла в прихожую, обулась, собрала вещи и, уже выходя, обернулась: -Я продуктов немного принесла. Приготовь себе что-нибудь покушать, ну или Дениса попроси. Не ходи голодный, Владь.
  Влад задумчиво хмыкнул, выпуская облачко дыма. Алина грустно опустила взгляд, повернулась и вышла, негромко хлопнув дверью. Послышалось удаляющееся цоканье каблуков. Скуренный до фильтра бычок по пологой дуге отправился в приоткрытое окно, впускавшее в квартиру мерный шелест листвы, почти заглушавший шум стройки.
  
  За час до заката кучевые облака начали медленно затягивать небо; налитые багрянцем, величественные, они размеренно скрывали солнце, пряча от него город. Воздух наполнился ожиданием грозы и дождя.
  Педали велосипеда неохотно крутились, в такт мыслям Влада. Изредка он смотрел под ноги, на след шин, оставляемый им в пыли, и представлял себя букашкой, ползающей там, внизу, среди фантастической формы барханов, даже не подозревающей, что скоро с небес польётся живительная влага - отдохновение после недели огненной ярости светила, заставлявшей людей ползать по улицам подобно пришибленным мухам, оставляя за собой в воздухе шлейф из капелек пота, смахнутых небрежным от усталости движением со лба и висков.
  Улицы были необычно пустынны - даже слишком для вечера выходного дня. Жара сделала почти невозможное - даже отъявленные любители прогулок решили остаться дома и понежиться под кондиционерами вместо того, чтобы измождать себя под порывами резкого, сухого, колючего ветра, приносившего пыль, заползавшую под одежду, очки, ногти, въедавшуюся в кожу, мешающую дышать.
  Въезд в рощу. Едва уловимый аромат хвои усилился, обволакивая Влада, впитываясь через поры. Глубокий вдох, секунд десять оглушающей тишины и выдох - Влад готов был поклясться, что даже едва заметный тремор прошёл, едва он глотнул этого воздуха.
  Метрах в двухста от въезда стояло дерево с обломившейся ветвью, ставшее удобным для сокрытия велосипеда от любопытных - известное только заядлым любителям погулять в роще, совершенно не интересное случайным прохожим, оно было почти идеальным. Добравшись дотуда, Влад быстро закидал велосипед листвой, не убиравшейся оттуда испокон веков, да ветками, и бодро двинулся в сторону онкодиспансера.
  Забор. Влад подтягивается, вглядывается, пытаясь разглядеть в окне сторожки силуэт охранника, а когда уверяется, что никого нет, аккуратно перелезает через забор и крадётся к зданию. Сквозь тонкую подошву старых кед ощущается мягкий жар нагретой за день земли, трава пружинит под медленными шагами, и растущий соблазн улечься, сбросить обувь и расслабиться разбивается только о перспективу встречи с Никой.
  Подтянуться до окна, легонько постучать и дождаться, пока она проснётся, взглянет в окно, улыбнётся и протянет ключ или откроет решётку сама. Влад прогонял в мыслях эту последовательность, как мантру, приближаясь к стене корпуса. Изредка проскальзывали мысли "А что, если её нет в палате?" или "А вдруг ей слишком плохо?", но Влад старался отгонять их - нечего разводить панику раньше времени.
  И вот - он у нужного окна, подтягивается и стучится, ожидая, когда ему откроют, пока не замечает лицо Ники за стеклом; спрыгивает, ждёт, пока откроется решётка, чтобы помочь ей спуститься, подаёт руку, они смеются и крадутся к забору.
  Выбравшись, Влад заговаривает:
  -Сегодня, миледи, всё весьма прозаично - поедем на велосипеде. Вы же не против?
  Ника улыбается и вешается Владу на шею: -Ну, теперь точно рыцарь. Да ещё и на железном коне.
  Влад чмокает её в щёку: -Забыл совсем. Это тебе привет от Дениса.
  Ника смущается и отходит. Влад смеётся. Ника смотрит на него через плечо, фыркает и начинает смеяться вместе с ним.
  
  Буквально через полчаса после того, как Ника и Влад выехали из рощи, начался дождь. Крупные холодные капли в почти полном безветрии падали в пыль, стучали по навесам и крышам, оставляли причудливые узоры на грязных стёклах. Влад было ускорился, когда Вероника похлопала его по плечу и прошептала на ухо:
  -Остановись. Давай прогуляемся.
  Влад затормозил, и, повернувшись, сказал:
  -Если ехать быстро, успеем до Дениса и даже не особо сильно промокнем.
  -А плевать. Я так давно не промокала под настоящим дождём.
  -Простудишься ведь. А ко мне лучше не заходить.
  -Невеста?- Ника взглядом указала на кольцо.
  Парень смущённо сунул руку в карман шорт: -Мы расстались, и давно.
  -Тогда в чём дело?
  -Бардак. Я не убирался примерно с переезда в квартиру.
  Ника рассмеялась: -Дурак ты, Влад. Давай гулять. А потом пойдём к тебе и будем пить горячий чай, завернувшись в одеяла и полотенца, и слушать шум дождя за окном.
  Девушка выжидающе глядела на Влада. Тот, усмехнувшись, покачал головой, быстрым движением оказался рядом с ней, подхватил на руки и закружился. Ника завизжала, визг перешёл в хохот, его подхватил Влад, Ника раскинула руки, с которых срывались капли воды, оставляя в воздухе спиральный след, пока Влад не остановился и не проговорил, хитро глядя прямо ей в глаза:
  -А давай.
  
  Придя домой, Влад даже удивился тому, что никого не было. Два незваных и один совершенно неожиданный гость за неполную неделю - тенденция явно нездоровая.
  -Да, да, бардак страшный, потому-то и не хотел, чтобы ты сегодня заходила. Извини.
  -Да всё в порядке,- Ника улыбнулась.- Ты мою старую квартиру после записи демки не видел. Твоя по сравнению с ней в некотором роде даже прилично выглядит.
  Влад усмехнулся: -Что ж вы там творили?
  -Ну, достаточно сказать, что вторую часть альбома мы записывали будучи пьяными, а последние две песни - вообще под травкой. Первое воспоминание после записи - меня тормошит ударник, завёрнутый в одеяло, и спрашивает: "Где мой шмот? У меня самолёт через полтора часа!"
  -Успел хоть?
  -Успел. За пять минут до конца регистрации.
  Влад засмеялся: -Ну, хотя бы так.
  Взяв у Ники плащ, он ушёл на балкон и развесил часть вещей на вбитые под разными углами в стену гвозди,- подарок от бывших владельцев квартиры, так и оставшийся без какого-либо постоянного применения, кроме сушилки для мокрых вещей. Ника в это время разглядывала содержимое книжной полки, периодически аккуратно подцепляя книгу и просматривая оглавление или аннотацию. Добравшись до сборника старой американской фантастики, она случайно раскрыла её на развороте с иллюстрацией. Когда Влад вернулся, он увидел Нику, завороженно вглядывающуюся в нагромождение образов, переплетающихся радужными нитями между собой, и рефлекторно поглаживающую корешок книги.
  -Возьми почитать. Думаю, тебе понравится,- Влад улыбался, глядя ей в глаза.
  Ника рассыпалась в благодарностях и побежала в зал, где, судя по звукам, уселась на диван и принялась за чтение. Взяв из ванной полотенце, он протянул его Нике, добавив:
  -В той куче шмот поприличнее найди да переоденься, а я твои вещи сушиться повешу. Сейчас чай будет.
  Девушка кивнула и совершенно беззастенчиво прямо при нём начала раздеваться. Парень, несколько смутившись, резво ретировался на кухню. Выругавшись в адрес своей забывчивости, набрал воды из-под крана, косясь на пустую девятнадцатилитровую бутыль из-под питьевой воды, поставил чайник на огонь, парой резких движений протёр стол и приготовил необходимое для чаепития.
  Вернувшись в зал, он обнаружил Нику завернувшейся в одеяло чуть ли не с головой, сидящей перед его включенным ноутбуком и читающей один из рассказов для альбома. Судя по взгляду, она была так этим поглощена, что даже не думала замечать, что хозяин компьютера стоит в опасной близости и думает, как намекнуть, что приличные гости так себя не ведут.
  На каком-то моменте девушка вдруг покраснела, опустила взгляд и наконец заметила Влада. Тот подошёл, прочитал фрагмент, кивнул и с усмешкой спросил:
  -И чего смутилась?
  -Я не думала, что это так со стороны всё выглядит. Я как-то даже и без задней мысли, а оно так, оказывается, всё...
  -Дурёха,- Влад обнял её, погладил волосы и, приподняв за подбородок опущенную голову. взглянул ей в глаза.- Какая разница, как всё выглядит? Ты разве думаешь о других, об их мнении, когда кружишься под дождём? Когда рисуешь свои фантасмагории? Когда куришь исподтишка в общем душе?
  -Ну, когда курю - думаю. Думаю о том, что нужно проветрить, чтобы не почуяли запаха. - Ника хитро подмигнула.
  Послышался свист чайника.
  -Пойдём. Сама хотела сидеть на кухне, завернувшись в одеяло, и пить чай с лимоном.
  
  Облачка дыма расплывались по кухне, преломляя свет и создавая приятный полумрак, который старая лампочка не в силах была разогнать и в более чистом воздухе. Ника играла восточные мотивы на флейте, Влад флегматично наигрывал ломаные ритмы на дарбуке. Периодически он тянулся к корзинке со сладостями, сгребал в ладонь два-три печенья, и, не прекращая игры, съедал одно за другим, медленно раскачиваясь на табуретке. Ника приспособила нашедшуюся в шкафу Влада микрофонную стойку как подставку для трубки кальяна и время от времени втягивала дым носом, выдыхая через флейту - ноты в такие моменты получались мягче, звучали бархатисто и навевали мысли о восточном базаре ранним утром.
  Близился рассвет. Небо постепенно розовело, воздух наполнялся далёким шумом людей, спешащих на работу, машин и автобусов, детей, идущих в школу. Ника отпила остывшего чая из кружки и спросила:
  -Пошли спать? Я так устала.
  -Тебя хватятся в лечебнице.
  -Уже хватились. Сейчас наверняка звонят брату, если он оставил им номер.
  -А если нет?
  -Ну, заявление рано подавать в милицию. Думаю, до вечера они подождут. А там видно будет.
  -Ладно, привезём тебя вечером. А лучше после отбоя, чтобы не заметили. Главное, чтобы проблем не было.
  -Ну, кроме очередного выговора от лечащего, ничего страшного не произойдёт. А к выговорам уже привыкла. Не привязывать же меня, в самом деле.
  -Да кто их знает,- усмехнулся Влад, уходя в зал. Судя по звукам, он решил сменить постельное бельё.
  Ника прошла в комнату. Диван был разобран и застелен, на полу валялась простыня, свёрнутая в комок, и старый плед.
  -Ну, думаю, очевидно, что диван для тебя застелен?- Влад с улыбкой смотрел на Нику.
  -А ты?
  -А что я? Бывало и веселее. После одной пьянки я вообще в ванне заснул. Проснулся от того, что какая-то дрянь, не заметив меня, решила принять ледяной душ, хотя, если честно, я до сих пор не понимаю, насколько надо быть пьяным, чтобы спокойно принимать душ с кем-то, в нём спящим.
  Ника рассмеялась и, успокоившись, заявила: -Вообще, мы и вдвоём на диване уместимся. Я не толстая,- она улыбнулась.
  -Зато я массой не обделён. Ничего, на полу посплю.
  Влад вышел на балкон, закрыл жалюзи, открыл форточку на кухне, снял майку и улёгся на пол, растянулся, зевнул и уставился в потолок. Ника оставила на теле майку Влада, завернулась в одеяло и улеглась.
  -Сладких снов,- пробормотала Ника. Вскоре послышалось её мерное сопение.
  Влад повернулся на бок и смотрел на спящую Веронику, пока не провалился в беспокойный сон.
  
  Проснувшись, он почувствовал её руку, поглаживающую его по голове. Шеей он чувствовал холод её ног, её вторая рука придерживала ему голову.
  -Проснулся? Ты говорил во сне, я волновалась.
  -Что говорил? - тяжело выдохнув, спросил Влад.
  -В основном, бормотал что-то неразличимое.
  -Ну, бывает. Давно проснулась?
  -Часа два как. Я покушать приготовила, из того, что нашла. Там пакет стоял с продуктами, в нём записка от Алины. Она раскрытая лежала, честно, я не хотела читать.
  -Ну, прочла так прочла, чёрт с ней. Пошли кушать.
  На столе в кухне стояла тарелка с сырниками и сковорода с омлетом. Чувствовался запах грибов и винного уксуса. Влад уселся за стол, пока Ника разливала чай по стаканам, и принялся за омлет.
  Ника стояла спиной к нему с двумя чашками, когда он услышал её вопрос:
  -Сколько тебе осталось?
  Влад, не поднимая взгляда, сипло проговорил:
  -Алина, дура такая, так и не научилась информацию скрывать.
  Ника повернулась и посмотрела на Влада. Тот заметил в уголках глаз слёзы.
  -Присядь и покушай. Всё равно очевидно, что сейчас придётся всё тебе рассказать.
  
  -Почему ты сразу не сказал?- Ника пыталась говорить спокойно,но её голос всё равно дрожал.
  -Как-то не поднималась такая тема. Да и не хотелось тебя расстраивать. Да и что изменилось от того, что ты всё узнала?
  Вероника молчала. Влад медленно пил остывший чай, периодически заедая печеньем.
  -Забавно выходит. Два ходячих мертвеца встретили друг друга. Да ещё и умрут примерно в один день.
  Слеза упала из глаза Вероники на скатерть. Девушка поспешно вытерла глаза.
  -Ник, ну что ты...- С этими словами Влад подошёл к ней и обнял. Она попыталась было вырваться, но хватка парня была слишком крепкой - он лишь прижал её к себе, поглаживая по волосам.- Уж не думала ли ты, что я буду жить вечно? Так мне тоже такого не надо. Я и так счастлив.
  Ника не ответила. Повисло напряжённое молчание.
  Он глядел в окно, машинально гладя волосы Ники. Она сидела, обмякнув в его объятиях и прижавшись к слегка пахнущему алкоголем, табаком и таблетками телу.
  Он думал, как близко вновь оказался к тому, чтобы всё разрушить. Она думала о том, что всё сошлось.
  Она вспоминала его первый вопрос и свой первый ответ. Нет, жизнь не может быть несправедливой.
  Никак не может. Она всегда будет настолько жестока, насколько ты можешь выдержать.
  Она не знала, что делать. Силы оставили её, мысли крутились вокруг одной фразы - "Он умрёт,"- а руки сминали низ его майки. Вероятно, стоило что-то сказать ей, но тяжёлая, подобная смоле, тишина, сковала грязную кухню, и нарушалась лишь мерным шумом стройки, как будто записанным и проигрываемым снова и снова, пока измученное повторами сознание не заявит, что не верит ни во что, кроме того, что всё это - лишь затянувшийся плохой сон.
  -...Ник?
  Она не знала, сколько прошло времени. Часы на стене застыли, минутная стрелка указывала на пришпиленную бумажку с одним словом - "Наташа",- солнца не было видно, и лишь блики в окнах новостроек неподалёку указывали, что близится закат.
  Он успел сесть на табуретку - "видимо, пододвинул ногой,"- подумалось ей. Она не помнила, как это произошло - как будто разум отключился на миг, минуту, час, чтобы лечь на волны мыслей и прийти хоть к какому-то для себя решению. Сейчас она видела, как Влад смотрит на неё, чувствовала холод его пальцев, поправляющих её волосы, чувствовала усилившийся запах таблеток.
  -Да, Владь?- Её голос был слабым, и ей казалось, что она едва ли прошептала свой вопрос.
  Он улыбнулся, подбирая слова. Наконец, тихим, в тон ей, голосом, он сказал:
  -Всё будет хорошо.
  Она устало улыбнулась. Глаза выдавали её желание упасть ему в объятья, довериться, забыть обо всём, что происходило в последние годы, действительно поверить, что всё будет хорошо, даже тогда, когда само это слово постепенно теряет смысл,- и её страх.
  -Да. Всё будет хорошо. И никак иначе.
  Он чмокнул её в лоб. Она чувствовала, что слова силятся сорваться с его языка, но он сдерживается, видимо, не желая произнести глупость или расстроить её. Она хихикнула, с покалыванием в затёкшей ноге встала, набрала воды из-под крана в чайник и поставила на огонь.
  Под тихое шипение газовой плиты она взяла флейту и сыграла несколько длинных низких нот. Дерево в её руках откликнулось протяжным бархатистым пением, приправленным ароматами Востока. Влад прислонился к стене, закинул голову, закрыл глаза, его грудь медленно поднималась и опускалась с каждым вдохом и выдохом, пока Ника меланхолично перебирала звуки, далёкие и близкие одновременно, как крик погонщика каравана в пустыне.
  Вскипел чайник. Ника отложила флейту, Влад медленно выбрался из транса, почистил чашу кальяна и набил табаком, а пока Ника разливала чай, успел поджечь уголь и раскурить кальян. Дым медленно пропитывал воздух, смешиваясь с запахом трав, добавленных в кружки, свет тускнел, и кухня вместе с её обитателями уносилась куда-то на Восток, дальше и дальше, к забытому богами оазису с одинокой пальмой, заслонявшей от солнца маленький родник.
  -А знаешь, хрен с ней, с лечебницей,- вдруг заявил Влад.- К чёрту всё. Оставайся у меня.
  -А если искать будут?
  -Убежим. Поедем, не знаю, в Питер, или вообще за границу.
  Ника рассмеялась. Влад подхватил её смех.
  -Ну и дурак же ты,- выпуская клуб дыма и хитро улыбаясь, проговорила Ника.- Ну как с таким не сбежать?
  
  Они не заметили, как подкрался рассвет, и лишь услышав характерный протяжный гудок троллейбуса с улицы догадались, что несколько засиделись.
  Покачиваясь от усталости, сонно улыбаясь, они перешли в зал. Ника в пару движений стянула с себя майку и лениво бросила в сторону столика с ноутбуком, сама в это время приземлившись на так и не собранный диван и укрывшись простынёй. Влад, оставив на себе из одежды только шорты до колена, встряхнул плед, улёгся на пол, укрылся ниже пояса и потянулся.
  -Тебе же неудобно на полу, Влад,- сонно протянула Ника с едва заметной капризной ноткой в голосе.
  -Не уместимся вдвоём, пробовал уже,- Влад усмехнулся и повернулся не бок.
  -Это с кем это?
  Влад замешкался. Наконец, он проговорил почти шёпотом:- Да так, была одна девушка. Ничего особенного.
  -Какой же она была, что вы не поместились вдвоём?
  -Немногим полнее тебя. И вообще, молчи уже и спи. Итак второй день до утра засиживаемся.
  Ника протяжно зевнула и пожелала Владу спокойной ночи. Вскоре послышалось размеренное сопение.
  Влад смотрел в потолок и думал, чем обернётся такое импровизированное похищение. Мысли приходили далеко не самые оптимистичные, а тонкие полоски света на потолке, пробивавшиеся из-за жалюзи, резали глаза, провоцируя пульсирующую боль в районе висков.
  Полоски становились всё уже, двигались всё дальше от окна, пока, наконец, не исчезли вовсе. Обессиленный от боли, Влад закрыл глаза и вскоре провалился в неглубокий беспокойный сон, время от времени просыпаясь и снова забываясь через несколько секунд.
  
  Пробуждение встретило его доносившимися с кухни голосами. В воздухе разливался запах корицы, перца и чего-то терпкого и трудноуловимого. Из-за закрытых жалюзи в комнате царил полумрак, но даже в нём были заметны нити кальянного дыма, медленно растворявшегося под потолком.
  Заинтригованный, Влад прошёл на кухню, где прежде, чем успел хоть что-то сказать, врезался в широкую спину, укрытую длинными волосами и майкой с отпечатанным рисунком - логотипом группы "Циркумфлекс" - хаотичный узор, напоминающей то ли контрабас, то ли лист каннабиса, укрытый сверху скрещенными палочками. Хозяин спины повернулся и был опознан как Денис, что, впрочем, было почти ожиданно - учитывая сочетание запахов.
  -Ты говнюк, Влад. Сколько раз я тебе говорил телефон не отключать?
  Влад вспомнил, что так и не поставил аппарат на зарядку, а в последний его визит в лечебницу он уже разряжался.
  -Ну, забыл, что такого-то?
  -То, что ты придурок. И судя по тому, как Ника радовалась сумке с продуктами, ещё и голодающий придурок.
  Ника смущённо опустила взгляд, проговорив: -Ну, у тебя и правда продуктов не очень-то много... А денег просить как-то стесняюсь, да и в магазин предложить сходить... Ну, не знаю...
  -Не стыдно? Воруешь девушку, моришь её голодом, да ещё и дрыхнешь втрое больше, чем она!
  Влад переводил взгляд с девушки на парня и обратно, глядя, как один пытается взглядом заставить его прочувствовать всю глубину предполагаемого стыда, а другая, как нашкодивший котёнок, отводит взгляд. Он громко рассмеялся, обнял Дениса и, хлопнув его по спине, сказал:
  -Спасибо, что пришёл, старик. Я уж хотел сам к тебе завалиться.
  -И весьма правильно хотел - у меня на гидропоне базилик наконец-то вырос, так что сегодня мясо особенное получилось. Ну и друг вина привёз с поездки во Францию.
  -Да мы сегодня аристократы - французское вино пьём! - усмехнулся Влад.
  Денис фыркнул: -Этот нищеброд в duty-free отоваривался. Так что вино австралийское. Но если хочешь, одень фрак, я не против.
  -У тебя есть фрак?- Глаза Ники округлились.
  Парни одновременно повернулись в её сторону.
  -Ты ещё не рассказывал?- Денис взглянул на Влада.
  -Не успел.- Повернувшись к Нике, он произнёс,- История долгая и, в общем-то, скучная. И да, у меня и правда есть фрак.
  Зазвеневший таймер оборвал не самую удобную для Влада тему для разговора. Денис прошёл к духовке, открыл дверцу и, даже не поморщившись от жара, голой рукой выдвинул решётку с формой для запекания. Взяв со стола нож, он потыкал пирог, убедился, что тот готов, и вытащил его из духовки.
  -Ну, в этот-то раз дождёшься, пока я тебе пирог отрежу?- Денис с усмешкой взглянул на Нику.
  Та улыбнулась, подошла к нему и шёпотом проговорила: -Конечно же... Нет!- И с этими словами вырвала кусок пирога размером с половину ладони и целиком затолкала себе в рот.
  
  Солнце давно успело скрыться за горизонтом, позолотив на прощание верхушки деревьев в посадке неподалёку, и даже луна уже успела серебристым сиянием отразиться в лужах после недавнего ливня, а по кухне Влада всё расплывался дым, смешиваясь с ещё ощутимым, но весьма ослабшим ароматом специй.
  Ника сидела в неполной позе лотоса на табуретке, раскачиваясь взад-вперёд и играя на флейте, пока Денис, смеясь и выдыхая облачка дыма, рассказывал Владу какую-то шутку. Влад сидел отрешенно и пытался подыгрывать Нике - не очень успешно, из-за чего постоянно останавливался, отпивал глоток-другой из кружки с остывшим чаем, и напряжённо прислушивался, пытаясь поймать ритм.
  Идиллия была резко прервана тяжёлым грудным кашлем Ники. Когда она убрала руку ото рта, парни увидели на ребре ладони капли крови. Ника подняла голову и виновато взглянула на них.
  -Химия... Без неё мне обещали пару-тройку недель. Год назад.
  -Да мать твою, Ника! За три дня без химии такого не происходит!
  -Поразительная проницательность. Я перестала принимать таблетки две недели назад.
  Влад тяжело выдохнул: -Почему, если не секрет?
  -Устала. Просто устала. Ты не представляешь, что это такое - два года в диспансере.
  -С каких пор это стало поводом?
  Ника отвела взгляд. Послышался её голос: -Я не хотела видеть, как ты уходишь, получив то, что нужно.
  Денис затянулся и взглянул на Влада, выпуская клуб дыма. Тихим, низким с хрипотцой голосом он произнёс:
  -Ну что, Влад? Что ты на это скажешь?
  Ника вопросительно взглянула на парней. Её руки тряслись, сжимая колени.
  Влад кашлянул и заговорил:
  -Я знал, Денис. Знал, что так будет. Не тебе, но я говорил, что всё вполне определённо.- Он повернулся к Нике.- Ты ведь прекратила в тот день, когда мы в первый раз выбрались из диспансера?
  -Да. Как ты узнал?
  -Ты не видела, но я вёл запись нашего разговора на диктофон. Память в последнее время подводит меня, так что я предпочитаю пользоваться техникой в таких случаях. Переслушивая позже запись, нетрудно было заметить, что ты испытываешь ко мне.
  Ника потупила взгляд, сложила руки в замок и положила их на колени.
  Денис затянулся под мерное бульканье воды в колбе кальяна, выпустил клуб дыма, расплетающийся на нити под светом слабой лампочки, и взглянул на Влада. Тот отрешённо глядел на плавающий в своём стакане ломтик лимона. Не дождавшись реакции, он огласил мысль:
  -Принеси свою аптечку, придурок.
  -Нет у меня аптечки, ты сам это прекрасно знаешь.
  -Я про ту, что ты прячешь под диваном.
  Влад удивлённо взглянул на Дениса и спросил: -Давно нашёл?
  -Примерно тогда же, когда догадался, что колешь себе морфий.
  -И ничего с ней не сделал? И даже не сказал мне ничего по этому поводу?
  Денис отвёл взгляд, постукивая по столу трубкой кальяна. По его глазам было видно, что он сильно нервничает.
  -Ладно, ладно, иду,- Влад оторвался от табуретки и исчез в дверном проёме.
  Денис обратил взгляд на Веронику:
  -Сейчас сделаю укол, и полегчает. А завтра отвезём тебя обратно в лечебницу.
  -И зачем?- В глазах у неё стояли слёзы.- Зачем, Денис? Чтобы снова просыпаться от яркого до боли в глазах света каждое утро, давиться безвкусной кашей, ходить подобно призраку по коридорам, полным таких же ходячих мертвецов, как и я? Сбежать оттуда, прикоснуться к жизни, чтобы вернуться? Тебе ли этого не понимать?
  В комнату вошёл Влад. Денис взял у него из рук грязноватый свёрток, выудил из мешанины ампул нужную, достал шприц и спирт, быстро подготовился к уколу и ввёл Нике обезболивающее. Та немного поморщилась, когда игла входила в вену, и тяжело выдохнула, когда Денис вытащил шприц.
  -Минут через пять начнёт становиться полегче.- Денис распрямился, взял с плиты чайник и подошёл к раковине, включил воду и начал набирать воду.
  Влад подошёл к Нике, обнял сзади и спросил шёпотом: -Как себя чувствуешь?
  -Как человек, который чуть не увидел на столе перед собой свои лёгкие.- Ника усмехнулась.
  Денис поставил чайник на огонь. Мерное тихое шипение газа наполнило кухню.
  Ника взяла со стола полотенце и вытерла кровь с ладони. Увидев пятна, она смущённо опустила взгляд и прошептала:
  -Извини. Я пойду застираю.
  Влад забрал у неё из рук полотенце и, смеясь, выкинул из кухни, заявив:
  -К чертям всё. Будем веселиться.
  
  Они разгоняли мрак слабым светом старой лампочки, тут же скрывая его за густой пеленой ароматного дыма; тишина отступала от их песен, в которых сквозила обречённость; они гнали сон прочь, не желая давать Танату, притаившемуся, ждущему, когда они отвлекутся, ни единого шанса.
  Ближе к утру Денис собрался и поехал домой, заявив, что впереди у него рабочий день. Рассвет неясно брезжил на горизонте. Улицы медленно наполнялись людьми, их шум проникал в открытые окна, пытаясь наполнить Влада и Нику беспокойством и спешкой.
  Влад закрыл окна. Повернувшись к Веронике, он спросил, глядя, как она пытается зевнуть, не открывая рта: -Может, поспим?
  Она согласно покивала и прошла в зал. Влад, перед тем, как пройти за ней, залез в холодильник и допил молоко из пакета.
  Зайдя в комнату, он увидел, что девушка лежит на полу на месте, где он спал последние два дня, и, завернувшись в плед, хитро улыбаясь смотрит на него.
  -Думаешь, если ты тут улеглась, я покорно полезу на диван?- Влад усмехнулся, скинул с дивана подушку и лёг рядом.
  Девушка повернулась на бок и взглянула ему в глаза.
  -Спокойной ночи, Ника.
  Она улыбнулась: -Спокойной, Влад.
  Она закрыла глаза и уснула, с той же спокойной улыбкой на лице.
  
  Пробуждение встретило его холодом смятого пледа, тишиной и еле уловимым запахом кеторола.
  Его не оставляло тревожное чувство, пока он шёл на кухню, и, как выяснилось, он оказался прав - на столе, прижатая тарелкой с давно остывшими оладьями, лежала записка.
  "Спасибо за чудесные дни, Влад, но, боюсь, мне нужно уйти." Через несколько перечёркнутых строк, в которых угадывались слова "хуже", "скоро", "не хочу", было написано: "Прости, и постарайся прожить жизнь счастливо. Я была рада познакомиться с тобой." Размашистая неразборчивая подпись завершала записку.
  Влад тяжело опустился на пол и прислонился к стенке. Руки тряслись мелкой дрожью. Он сидел обессиленный, думая, почему она даже не сказала, что уходит, почему не сказала, куда, и почему вообще ушла. Он не хотел мириться с фактом, что она приняла неизбежное и сейчас готовится умереть.
  Он не хотел принять то, что она оградила его от собственной смерти. Но выхода не было.
  С трудом встав, он прошёл в зал, достал из дивана кипу нотных тетрадей, положил на стол, и отправил Денису короткое сообщение: "Пора записывать материал."
  
  Ей повезло - дверь в подъезд была открыта - и она спокойно поднялась на десятый этаж. Пройдя к крайней двери справа, он дважды нажала на звонок и прислонилась к стене в ожидании.
  Действие обезболивающего заканчивалось. Она не могла поставить себе укол из боязни иголок, а приём слишком большого количества кеторола хоть и гарантировал облегчение на долгое время, но мог спровоцировать язвы. Приходилось терпеть ноющую боль в груди, усиливающуюся с каждой минутой.
  Послышался скрежет ключа в замке, щелчок, дверь открылась, и она увидела на пороге своего брата - растрёпанного, в одном халате, сонного и постепенно осознающего, кто же к нему пришёл.
  -Ника? Какого дьявола ты здесь делаешь?
  -Привет, братик. Как дела?
  До него, наконец, дошёл весь абсурд ситуации.
  -Какого чёрта ты не в диспансере? Что на тебе за вещи? Почему от тебя несёт табаком и таблетками?
  -А пустить голодную сестру в дом - не барское дело?
  Брат отошёл в сторону от проёма, не переставая спрашивать о причинах её появления у него на пороге. Ника, разувшись, почти не слушая брата прошла на кухню и включила электрический чайник. Брат, пройдя за ней и увидев её невозмутимое лицо, лишь тяжело выдохнул и после паузы спросил:
  -Как ты себя чувствуешь?
  -Хороший вопрос. А вот самочувствие хреновое. Помираю я, солнце моё.
  -И ты решила... Что?- Он явно не понимал её мотивов.
  -И я решила прийти к тебе, урегулировать определённые вопросы, связанные с моими похоронами, пока они не наступили, и спокойно отойти.
  -Если ты сбежала, то почему не осталась у того, кто тебе помог?
  -Никто мне не помогал. Кроме моей чертовской обаятельности.
  -Я не дурак, Ника. Хоть и младше тебя почти на восемь лет. Ты не смогла бы сбежать одна, да и не пахло бы от тебя кальяном, не имей ты места, где могла бы задержаться достаточно надолго для такого дела.
  Ника села на стул. Вздохнув, она заговорила:
  -Ладно, прости, Миш. Много времени прошло, мне стоило бы привыкнуть, что ты вырос. А что до того человека... Я не могла у него остаться. Не могла и всё. Он сделал для меня чуть ли не слишком много хорошего. И у него есть дело, которое он должен закончить.
  -Ты влюбилась?
  Ника отвела взгляд. Слеза, сорвавшаяся с её ресниц, отразила свет люстры.
  -Да. И не могла заставить его видеть всё это.
  -Если он помог тебе, то, наверное, не оставил бы тебя и в твои последние часы.
  -Ему и так плохо. Я не хочу делать хуже,- прошептала она, не поднимая головы.
  Михаил прошёл к кухонному шкафу, достал две чашки, поставил на стол и заварил чай. Поставив дымящуюся чашку перед сестрой, он сел рядом и насыпал себе две ложки сахара.
  -Кстати, а где родители?- Спросила Ника, отправляя в свою чашку пятую ложку сахара и неторопливо размешивая.
  -Отец на вахте. Завтра после обеда приедет.
  -А мать?
  Миша взглянул на неё непонимающим взглядом и через несколько секунд, будто вспомнив что-то, добавил:
  -Да, я ж не говорил, как-то не до того было. Она умерла.
  Ника сглотнула горячий чай, обожглась и высунула язык со стоном боли. Когда язык болел уже не так сильно, она посмотрела на брата полными слёз глазами и дрожащим голосом спросила:
  -Как так? Когда? Почему ты не сказал?
  -Не хотел, чтобы ты волновалась. Месяца полтора назад, от инфаркта миокарда. Скорая не успела приехать - пробки.
  -А отец?
  -А что он? Почти год назад он ушёл из семьи. Переводит немного денег каждый месяц, а сам у любовницы живёт. Когда мать умерла - отправил венок на могилу курьером. Сам даже не пришёл.
  Ника уткнулась взглядом в чашку и молчала. Её тело сотрясала мелкая дрожь.
  -Если он на вахте, откуда ты знаешь, когда он приедет?
  -Договорились о встрече. Передам ему его подарки матери на годовщину, а он уже что хочет, то пусть и делает. Видеть их дома не могу.
  Ника снова опустила взгляд. Надежды встретить конец с родными стремительно таяли.
  -Пей чай, сестрёнка. И успокойся. Он сам сделал выбор, и достаточно старается, чтобы последствия его решения для нас были не такими тяжёлыми. Так что просто прими это.
  -Я просто хотела увидеть их в последний раз...- Из глаз Ники покатились слёзы.
  Михаил обнял её и притянул к себе: -Ну, ну, тише, Ник, тише. Пей чай, потом поспишь, а завтра придумаем что-нибудь.
  Ника плакала, уткнувшись в плечо брату, время от времени шмыгая носом и всхлипывая. Чуть успокоившись, она, не поднимая головы, тихо прошептала:
  -Я так хотела увидеть их в последний раз, помириться... Мы же так ни разу нормально и не поговорили с восьми лет, а теперь и не поговорим никогда.
  -Ну, сестрёнка, не надо так говорить. Ещё можно встретиться с отцом, если хочешь. А послезавтра можно съездить на могилу матери, или даже завтра.
  Девушка выпрямилась, утёрла слёзы, кивнула и, сглотнув, произнесла: -Хорошо. Так и сделаем. А теперь можно я пойду спать?
  
  А потом всё пошло наперекосяк. Проснувшись, Ника, сославшись на усталость, отказалась поехать на встречу с отцом, а когда брат уехал, сложилась пополам от боли в груди, упала на пол, и бессильно лежала, пытаясь справиться с болью и добраться до сумки, где ещё оставалось немного обезболивающего. Руки отказывались слушаться, пальцы дрожали, и когда она всё-таки сумела выудить пластинку кеторола из сумки, молния была безнадёжно разорвана. Кое-как выдавив таблетку, она положила её в рот и сглотнула, надеясь, что сможет хотя бы доползти до кухни и набрать себе воды.
  Запив таблетку, она неосторожно опустила руку на кафельный пол и расколола чашку. Осколки каплями яркого света рассыпались, царапая ей ладонь и предплечье. Она тихо стонала от боли, надеясь, что приступ пройдёт до прихода её брата - когда она зашлась тяжёлым грудным кашлем. Капли крови, смешиваясь с воздухом, алой вуалью оседали ей на лицо, оставляли паутину из кровавых нитей на ладони, которой она прикрывала рот; мелкая сетка трещин, покрывавших её губы, заполнилась кровью, смешанной со слюной. Надрывный кашель отдавался болью в прессе, и откашляв очередную порцию крови, она бессильно расслабила шею, с размаху отпустив голову на кафель пола. Боль пронзила сознание молнией, и Ника потеряла сознание.
  Первое, что она ощутила, пробудившись - холод влажного полотенца на лбу и огненно-горячие ладони брата, придерживающие её голову. Не в силах ничего сказать или сделать, она позволила перенести её на кровать, раздеть и укрыть одеялом.
  То и дело проваливаясь в неглубокую беспокойную дрёму, она видела сны о своём детстве и юности. Она заново переживала всё, о чём так хотела забыть - ссоры отца и матери, непременно заканчивающиеся упрёками в её адрес; учащающиеся опоздания отца домой, его нелепые и глупые отговорки, череда лжи, открывшаяся, когда мать, в порыве ревности, просмотрела записную книжку и нашла номер без какой бы то ни было заметки; депрессия матери, два нервных срыва, принудительное лечение в стационаре, таблетки, первый инфаркт, полгода в больнице, в которые отец и не думал появляться дома, фактически оставив брата с сестрой выживать; сказанная сгоряча в очередной ссоре фраза, что Ника никогда не была желанным ребёнком; череда её пьянок, никотиновая зависимость, улетавшие в никуда тысячи сигарет - в спокойный день она могла выкурить четыре пачки за день, нервничая, ей могло не хватить и блока на шесть-восемь часов. Просыпаясь, она вспоминала, что всё это осталось в прошлом, и уже никогда не повторится - и отец, и мать навсегда оставили их жизни в покое.
  Михаил ни на шаг не отходил от сестры, стараясь предугадать, что ей может понадобиться, опередить её просьбы. Моменты, когда она засыпала, становились для него мимолётной возможностью отдохнуть, настолько, впрочем, редкой, что в сутки едва ли удавалось урвать час сна.
  Ника угасала. Дыхание её наполнилось хрипами, стало тяжёлым, одеяло давило, без него она стремительно замерзала; всё чаще она откашливалась кровью, оставляя багровые пятна на коже и постели; её сил едва хватало, чтобы проснувшись, проглотить пару ложек куриного бульона вместе с обезболивающим. Всё чаще она бредила и кричала во сне, и с каждым новым пробуждением она ослабевала всё больше. Смерть крепко взяла её за горло и не собиралась отпускать.
  Прошла неделя, слившаяся в один день, бесконечно долгий и изматывающий. Михаил стоял на кухне и мыл посуду, когда услышал, как сестра слабым голосом зовёт его. Выключив воду, он стянул с плеча полотенце, и вытирая руки на ходу, прошёл в комнату.
  Ника лежала на полу, откинув одеяло, и держалась за грудь. Михаил подбежал к ней и упал рядом на колени. Положив к себе на колени её голову, он услышал, как она шепчет, будто в трансе:
  -Время пришло, Миша, время пришло...
  Он хотел было пойти за обезболивающим, но её рука крепко вцепилась в ворот его рубашки, и она слабеющим голосом произнесла:
  -Останься здесь, не уходи никуда. Просто побудь со мной.
  Она улыбнулась - уголки губ приподнялись, глаза увлажнились. Она потянулась к карману халата и достала телефон, переданный ей в своё время Владом. Экран светился, был виден какой-то текст. Ника проговорила:
  -Считай это последней просьбой, братик. Прощай.
  Хватка тонких пальцев ослабла. Телефон выпал из её руки в его ладонь. Глаза закрылись, а грудь в последний раз опустилась, выпуская воздух из лёгких.
  
  Влад сидел на кухне, глядя в одну точку, машинально потирая место укола, когда у него зазвонил телефон.
  -У аппарата,- хриплым голосом ответил парень.
  -Владислав?
  -Есть такое. Чем обязан?
  -Я Михаил, брат Вероники. Она сказала, что Вы не должны были её забыть.
  Влад аж подскочил со стула и прокричал в трубку:
  -Где она? Что с ней? Я выеду прямо сейчас!
  -Не нужно, Владислав. Она мертва,- в бесцветном голосе собеседника чувствовалось отчаяние, с которым велась не слишком успешная борьба.
  Тяжелый выдох Влада аккомпанировал его падению на колени. Прислонившись к стене, он спросил:
  -Когда?
  -Шесть часов назад.
  Влад не знал, что сказать, и тяжело дышал в трубку. Наконец, собравшись с мыслями, он выдавил:
  -Я... Соболезную, Михаил. Вы не будете возражать, если я явлюсь на похороны?
  Шум воздуха в трубке сопровождал покачивания головой Михаила: -Нет, не буду.
  -Если нужна какая-то помощь, я готов...
  -Не стоит, Владислав. Я сам управлюсь. Чуть позже сообщу время и место. Всего доброго.
  -До встречи, Михаил.
  Собеседник замолчал. Послышались гудки.
  
  Капли дождя забирались под майку, заставляя Влада стучать зубами от холода. Потрёпанные кеды увязали в грязи. Спутанные, немытые волосы, промокнув, прилипали к коже.
  Влад встретился взглядом с Михаилом. Тот выглядел уставшим. В руках он сжимал четыре цветка, то и дело отрывая листок, теребя его в трясущихся пальцах, и, истерзав, бросал его на землю.
  Гроб опустили в землю. Рабочие отошли на несколько метров, дав пришедшим время попрощаться, прежде чем начать засыпать могилу.
  ...Михаил подошёл к краю могилы и, присев, бросил на крышку гроба четыре розы. Поднимаясь, он увидел, как к краю подходит Влад и, шепча что-то, бросает в могилу небольшой мешочек, на вид из холщовой ткани. Послышался глухой стук о крышку гроба, за которым последовала фраза: "Счастливого пути, Ника."
  
  Разложенный диван был окружён пустыми литровыми бутылками из-под крепкого алкоголя. Дым дрянных сигарет медленно расползался по комнате.
  Влад приложился к бутылке, слизал жалкие капли с горлышка и отбросил пустую бутылку. Послышался стеклянный звон.
  Он не помнил, сколько времени он уже пил. Мысли разбегались, взгляд не мог сфокусироваться ни на чём, пальцы тряслись. Голова болела не переставая, но достаточно слабо, чтобы не обращать на неё внимания.
  Пошарив по постели и не обнаружив новой бутылки, Влад решил пройти на кухню и поискать её в холодильнике. Закурив очередную сигарету, он опустил ноги на пол, усеянный бычками, встал - и тут же упал, застонав от боли в протезе. В падении он задел столик, уронил несколько бутылок и упал прямиком на них.
  Битое стекло врезалось в кожу, пока Влад пытался перевернуться и встать. Изрезав руки и окропляя кровью всё, к чему он прикасался, Влад всё-таки дотянулся до мешочка с таблетками. Не найдя ампул с морфием, он вытащил пластинку, попытался приглядеться, и, так и не разобрав надписи, просто выдавил все таблетки - два десятка - в ладонь, прополз на кухню, матерясь от боли и оставляя кровавые следы, сорвал крышку с бутылки водки, стоявшей рядом с холодильником. Закинув в рот таблетки, он приложился к горлышку, морщась от вкуса тёплого алкоголя.
  Тело отказывалось слушаться. Силы утекали, подобно песку сквозь пальцы. Влад упал на пол, закрыл глаза.
  Последней его мыслью стал вопрос: "Проснусь или нет?"
  
  Денис знал, что бесполезно стучаться. Ровно настолько же бесполезно, насколько пытаться дозвониться, или ждать ответа на сообщение.
  Влад и до смерти Ники не особо-то любил держать при себе телефон. Если он отвечал на звонок - можно было спрашивать, что у него стряслось.
  Сейчас же... Последнее, что услышал от него Денис, было предложение пойти выпить. Из-за работы Денис не мог согласиться, но обещал зайти попозже.
  И зашёл. Но слишком поздно, чтобы что-то изменить.
  Он увидел Влада лежащим в луже крови, сжимающим в руке бутылку из под водки. Сама водка вытекла и давно испарилась, оставив разводы в местах, где смешивалась с кровью. В проходе в зал, отсвечивая фольгой, лежала пустая пластинка из-под антидепрессантов. Рядом валялся его мешочек с таблетками, полный таких же пустых пластинок. Пол в зале был завален разбитыми бутылками, бычками, кое-где виднелись шприцы и открытые ампулы из-под морфия.
  Ноутбук на столике помигивал кнопкой питания, сообщая о том, что ещё не успел отключиться. Пошевелив мышью, Денис увидел окно музыкального редактора с открытой песней - она так и не была окончена. То, что было, являлось мешаниной звуков, рваной, исступленно мечущейся от пассажа к пассажу.
  Выключив воспроизведение, Денис прошёл на кухню, сел на табурет, закурил и позвонил в скорую.
  
  Помимо Дениса, никто не пришёл на похороны Влада.
  Парень стоял недалеко от могилы и курил самокрутку. Он вспоминал, с какой самоотдачей Влад работал в последние дни. Когда Денис, записав свои партии, отправлялся спать, он видел, как Влад, закуривая очередную сигарету, переходит от записи ударных к вокалу, от вокала к гитаре, от гитары к духовым. Он так торопился закончить работу - и не выдержал напряжения. Сочетание алкоголя и антидепрессантов спровоцировало инсульт, а слабые сосуды не выдержали высокого давления и обеспечили потерю двух литров крови за полтора часа.
  Клуб дыма вуалью расползался вокруг головы Дениса. Рабочие закончили засыпать гроб землёй, поставили надгробие и собирали инструмент.
  Дождавшись, пока все ушли, Денис достал из сумки бутылку чёрного рома, подошёл к могиле, скрутил крышку, сделал глоток и перевернул бутылку над землёй. Ром падал чёрными каплями на свежезакопанную могилу, впитываясь в сырую землю. Когда последняя капля достигла земли, Денис убрал в сумку бутылку, закурил и прошептал: -Прощай, старик.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"