Самарина Ольга Борисовна : другие произведения.

Золотые люстры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Выгодно приобретенные люстры" - это лишь повод ринуться так далеко (проехать всю Европу из Петербурга и обратно), так надолго, повод увидеть мир и, в какой-то степени, испытать себя. Испытать не только как путешественника, справляющегося с автомобилем, с неожиданностями в дороге, с непредсказуемостью маршрута. Но и испытать себя как напарника. В дайвинге существует очень хорошее понятие дайв-бадди, т.е. друг во время погружения - тот, на кого ты обязательно надеешься в трудную минуту. Моими бадди были Лида и Ася - такие разные и такие любимые. Но, самое интересное, что я - одна и та же я - была абсолютно разным бадди для каждой из них!

  Часть I (Путь туда)
  
   Посвящается сестре
  
  
  Предыстория
  
  Сегодня мы с сыном победили ёлку. Обтрясли это адово количество иголок, извозившись до бровей в смоле (хорошая была ёлочка!), распилили ее на две части, обмотали полиэтиленом и поместили в 120-литровый мусорный пакет. Получилось почти стерильно: таскай в лифт и из лифта, сколько хочешь - ни иголочки не проронишь на общественную территорию. Ненавижу этот этап нового года, связанный с ёлочной расчлененкой! И всегда мучительно колет совесть и нагоняет печаль Окуджавская песня про Ель:
  ...Но начинается вновь суета,
  Время по-своему судит,
  И в суете тебя сняли с креста,
  И Воскресенья не будет...
  
  Но, несмотря на вышесказанное, я - фанат Нового года, ёлки и ёлочных украшений. Началась эта страсть давно. В детстве на нашей домашней ёлке было много игрушек - сказочных персонажей. И вот, я начала играть в сказки. Мои добрые герои путешествовали по ветвям ёлки, скрывались от злодейской погони, набредали в чаще леса на спасительные избушки, добывали сокровища (благо, ёлочные шарики отлично подходили на роль кладов!) и всегда пользовались помощью и поддержкой Деда Мороза (сурового, бровастого, с косматой бородой - из советских времен, а не этого перестроечного толстяка Санты Клауса). Как же это было интересно: фантазировать! Ведь ни одна фабрика по производству картонных домиков для детей не сможет выполнить заказ на изготовление тех волшебных замков и чертогов, что мне мерещились в свете ёлочной гирлянды!
  Потом я заразила этими придуманными ёлочными сказками свою младшую сестру Лиду. Лида пошла дальше: уже взрослая, она стала собирать Снегурочек, делать новогодние игрушки, напоминающие ей человечков с ёлки нашего детства, писать новогодние сказки... Пару лет назад, после прогулки с Лидой по следам щедрого снегопада, превратившего за пару часов парк в волшебный лес, я даже сочинила стихотворение про всю эту нашу с ней тайную новогоднюю жизнь.
  
  
  Снегом заметённые аллеи.
  Венценосные деревья - в ряд.
  Чем-то грустным, детским я болею,
  Когда рядом чувствую тебя.
  
  Куколка в твоих озябших пальцах
  Швом "назад иголкой" вышивает
  Память, защемлённую на пяльцах,
  Прошлого узоры создавая.
  
  И запахло почему-то ёлкой,
  И в окне далеком вспыхнул свет.
  К сердцу пришивает нам иголка
  Детство, проступившее сквозь снег.
  
  Меркнет парк, теряются аллеи,
  Отступает медленно закат.
  Девочки средь леса Берендея,
  Всё забыв, притихшие стоят.
  
  Луч последний трогательно тлеет,
  По стволам заснеженным скользя.
  Девочки из царства Берендея -
  Рядом... но вернуться к ним нельзя!..
  
  Дааа, вот поэтому-то я всегда наряжаю живую высокую ёлку с множеством прекрасных игрушек. И поэтому же так не люблю с ней расставаться! Но... дело сделано... Из перечня дел вычеркнут ненавистный пункт "убрать елку", налит в чашку свежий чай и стул у окна - к моим услугам. Ночь незаметно выпроводила и посадила в лифт засидевшегося гостя по имени "ВЕЧЕРПОЛНЫЙЗАБОТ!". Мысли о детстве расплодились в еще витающем смолистом запахе елочной хвои и ни за что не хотели исчезать, наоборот - они потянули за собой размышления о Лиде...
  Странно - такой молочной ночью (смотришь в окно - оно словно запотело, но это туманом опускается сверху мельчайшая снежная пелена) - очень странно было вдруг вспомнить эту нашу с Лидой яркую весеннюю, выполосканную в солнце, поездку. Поездку через всю Европу - от Финляндии до Испании. Поездку в такое сумасшедшее время, когда миром правит май, небо заполняет симфонический птичий щебет, а на земле происходит цветение всего, что не шевелится. Когда медвяный запах носится в воздухе, словно он и есть - ветер, переливаясь разными оттенками ароматов всех этих пестиков и тычинок... И, надо же было так тогда случиться, что мотивом пропасть почти на месяц в этом романтическом весеннем хороводе природы послужило отнюдь не романтическое обстоятельство. Мотив мой был самый низменный: жажда материальных благ, причем с выгодой.
  
  Вот с чего все началось. Мы с мужем задумали строить дом. Впервые в нашей жизни! Надо знать меня: когда я решаю как-то приукрасить окружающее пространство, я заболеваю болезнью под названием "Жажда Абсолютной Красоты". Моя личная жизнь, спокойный сон, внимание к своей внешности и даже к чистоте (например, волос!) - все катится в тартарары, потому что я начинаю ястребом кружить вокруг отделочных материалов, всяких штучек для декорирования и провожу ночи напролет в интерьерном наваждении!.. Понятно, что этот строящийся большой дом стал для меня чем-то вроде опиумной курильни - в смысле ухода от реальности.
  Однажды я нахожу заграничный сайт с прекрасными люстрами для большого дома, не имеющими ничего общего с теми золотыми дворцовыми сооружениями, что обычно привозят к нам в Россию. Выясняется, что люстры испанские, и что магазин - аутлет (из-за скидок люстры выходят в сущие копейки, по сравнению с российскими ценами). К тому же, не будем забывать про возврат налога. Я же говорила - материальная выгода! Плюс будущая красота, что еще важнее! И вот, оказавшись в Испании, я не гнушаюсь расстоянием в 250 км и лечу на прокатной машине в этот магазин. И обмираю. И начинаю трепетать, потому что передо мной забрезжили признаки абсолютной гармонии. И, трепеща, я накупаю этих люстр во все комнаты, комнатки, комнатюльки, собачьи будки и скворечники (кредитка свыше нам дана - замена счастию она!). И все это добро прибывает со мной на машине к мужу, который отдыхает себе, гуляет по морскому бережку, считает себя абсолютно резистентным к моему люстричному бреду и никаких подлян подобных от жизни не ожидает. И он видит эту гору... Из коробок с надписями "MUY FRAGIL" ("очень хрупко", если хоть кому-то интересен перевод).
  Вот он только что видел, а уже сейчас - ни фига не видит, потому что в глазах у него потемнело. Кровь отлила отовсюду и прилила в одно место: в глаза. И, если бы сейчас его видел испанский бык на испанской корриде - он бы посторонился... вежливо... А я вот осталась стоять. Соляным столбом, как Лотова жена, ибо спустилось и на меня прозрение при виде этой содомо-гоморрно-коробочной кучи. Кровь у мужа отлила от глаз к горлу: "Т...т...т...тыыы... ты ддумаешь, что ты дделаешь?! Как мы ЭТО ВСЁ попрём?!"
  "Милый, дорогой, любимый, единственный!" - я не сказала, но показала лицом, что подразумеваю именно это. И умильно-елейно-примирительно: "да не волнуйся, привезем... как-нибудь...". Как-нибудь, как-нибудь... хм... как ни будешь стараться - а в чемодан это добро не запихнуть!...
  Эврика! Решение пришло быстро: "Я! я - сама(!) привезу ЭТО ВСЁ на своей машине, приехав из Питера!" - "Как ты поедешь-то одна, ты в своем уме?!" - слабо протестовал муж с уже померкшими глазами и тряпично-вялым горлом. "Да ладно, доеду, возьму Асю или Лиду в попутчики. Мы же с Асей на пару Америку пересекли, шесть с половиной тысяч миль отмотали, а тут - до Испании добраться, подумаешь - подвиг!" Муж предпочел стаканчик рому этим героическим (или идиотским?...) планам и удалился в шезлонг.
  На самом деле, я немного влипла: кто это согласится потратить свой отпуск и деньги на мотанье в автомобиле по автобанам еврозоны? А одной ехать неприятно. А с мужем выйдет еще неприятнее, ибо - что приятного в ежедневных ссорах?! И без ссор не получится никак: мы друг друга за рулем раздражаем. Вот я и кинулась к сестре: то да сё - поехали, тебе незатратно выйдет, я же в поездке заинтересована, мне так и так на проживание тратиться - вот и буду отели оплачивать!
  Но, надо знать мою сестру. Неспешная, полная, обстоятельная - она первым делом оценивает не интерес к затее, не предстоящие приключения, не затраты даже! Первым делом Лида оценивает комфорт. Сколько времени она проведет, "трясясь!", в дороге? Где будет ночлег? Сможет ли она разместить в багаже свою любимую гречишную подушку? Каков баланс прогулок на природе и в городах? Влезут ли в машину такие вещи "на всякий случай", как дождевик (от дождя в поле), зонт (от дождя в городе), тулуп (в горах может быть прохладно), резиновые сапоги (а вдруг в траве - змея?) и т.д., и т.п. Про лекарства и перевязочный материал я не говорю (аптека возле ее дома получит квартальную премию за объем продаж, если Лида согласится ехать). С одной стороны, такой попутчик - это находка: у нее всегда есть ВСЁ, от пинцета для бровей до зубочисток. С другой стороны - сборы... Это невыносимо, когда при ежедневной смене мест ночлега моя тщательная и очень аккуратная сестра пакует чемодан.
  Как, например, вы упаковываете две чайные ложки? Лично я беру пакетик, кладу ложки по его разным сторонам и сворачиваю навстречу друг другу (это, когда у меня упаковочное рвение). Если рвения нет, я сую их куда попало. А что делает с ложками Лида, знаете? Ээээ, вообще-то это длинный рассказ... но, так и быть! Она первую ложку обертывает салфеткой, заматывает в пакетик и накручивает сверху резиночку (чтобы не размоталось). Потом со второй ложкой делает то же самое. Дальше она вкладывает одну замотанную ложку в другую замотанную ложку, потом берет... вы догадались - третий пакетик (!), оборачивает им сложенные ложки, плотно закручивает и... резиночкой закрепляет! А?!... Никогда у нее ничего не звякает и не промокает! Но, надо же иметь нервы - все это наблюдать!
  Последние несколько лет наших совместных путешествий я пытаюсь ее перевоспитывать, как дембель новобранца. У меня почти получилось (во-первых, она младше меня, во-вторых, она априори в подчиненном положении, т.к. ездит в моей машине, и, в-третьих, она специально мною изматывается в ситуации экшен-поездок, когда вертеть рулончиками ложки с пакетиками времени просто не остается). Зато, какие у нее остаются впечатления! Если честно, я думала, что сестра уже достигла кондиции нормального энергичного туриста и подпрыгнет от счастья после моего предложения пролететь на авто по Европе. Но... ее патологическое стремление к комфорту не позволило принцессе по праву рождения обходиться без перины!
  - Я не смогу по шесть часов находиться в дороге - это невыносимо! - капризничала Лида, выторговывая себе комфортное путешествие - Давай поедем медленно и будем наслаждаться путешествием? - мечтательно разворачивала она свой план, позабыв о том, кто платит за отели.
  - Но у тебя всего две недели, как же мы обернемся туда-обратно? - пыталась я вернуть ее в суровую реальность.
  - Тогда я не поеду, увы... - обреченно вздыхала сестра.
  Странное дело: Лида вроде бы транслирует беспомощность, тревожность (вечные опасения по любому поводу), хрестоматийную женскую слабость и изнеженность, но на деле в нашем частом противостоянии, где моя обычная роль выглядит никак не слабее Чингисхана на коне - на деле она оказывается почему-то сильнее, так как всё всегда оборачивается в ее пользу.
   Я отношу такой расклад к нашим детским ролям: старшая и младшая. Я - старшая: все решаю, за все отвечаю, балую младшенькую, но и командую. Она - младшая, хочет жить, ни за что не отвечая, капризничать и перечить старшим (т.е. мне). И кто тут скажет, что быть старшей - это хорошо?! Быть старшей ужасно! Родители вечно ищут в тебе опору, при этом они прощают младшим любые слабости (неплохой контраст, если вы с сестрой обе уже давно не девочки, и это - мягко говоря). А ты стремишься подражать родителям (ведь взрослость - это твой единственный козырь в соперничестве с тех самых далеких детских времен), и вместе с "подражанием взрослым", в запале, неожиданно для себя перенимаешь извечную родительскую сердобольность к заскокам младших. И как бы вступаешь в лагерь против... себя самого! Так всё сложно выходит... А обиды... детские обиды плюс обиды нынешние (как результат твоего одинокого старшинства в решении всяких семейных проблем сегодняшней взрослой жизни) - обиды только растут, потому что ты, как взрослая и как старшая, миришься с этой странной "детской" беспомощностью...
  И в этот раз я тоже сдалась. Пришлось придумать хитрую схему: едем с сестрой "туда" в более-менее спокойном ритме. Потом я высаживаю ее в Барселоне, и она улетает домой самолетом (этот пункт отнял у меня примерно три дня на уговоры: "летать одной не страшно", "таксист точно довезет в нужный терминал", "не потеряешься - это же прямой рейс!", "я научу ориентироваться в аэропорту"). А в Испании меня уже будет поджидать Ася с моим мужем (и одновременно ее братом). Мы несколько дней отдохнем все вместе, собираясь с силами. Затем мы с Асей отвезем мужа в аэропорт (от греха подальше) и на следующий день потихоньку стартуем в обратный путь. С Асей (уф!) все просто, понятно и незаморочно, за что я ее несказанно люблю. Но и Лиду я люблю никак не меньше, хотя в эту любовь явно примешиваются какие-то бессознательные родительские инстинкты, недаром в быстрой эмоциональной речи я часто по ошибке называю сестру то именем дочки, то именем сына, а иногда и именем собаки! (видимо по аналогии с братьями нашими меньшими).
  
  
  
  Старт
  
   Чтобы не рисковать и не нарваться на задержки, было решено пройти финскую границу накануне отплытия парома из Хельсинки (мы с сестрой решили попасть в Германию на пароме). Как всегда, к пропускному пункту подъехали почти ночью. Пройдя границу, остановились в небольшом отельчике с бассейном в приграничном финском городке. Отельчик оказался неординарным: кроме привычной финской аккуратности и улыбчивости, там была внедрена программа по интеграции инвалидов в обычное общество. В ресторане официантами работали молодые люди с синдромом Дауна и другими психическими или умственными особенностями. Они держались очень приветливо и уверенно. Было видно, что эта программа - не эксперимент, не проформа, не для галки - а реально работающая история. Нам с Лидой (мы это обсудили) было абсолютно комфортно в таком ресторанчике пребывать, вот только я не уверена, что точно так же я себя чувствовала бы и в России. Наверное, у нас невозможна настолько органичная атмосфера всеобщего дружелюбия и принятия этих людей. И с воспитанием наших граждан... пока проблемно... Так и слышатся смешки и комментарии соотечественников в подобном случае. Европа - совсем другое дело.
  Помню, как в Риме, на вилле Боргезе в кафе при зоопарке сидела влюбленная парочка молодых людей с синдромом Дауна. Он был в форме служителя зоопарка, она - в модной молодежной одежде. Они были без провожатых, сами за себя расплачивались, сидели - пили кофе, болтали. Обычные люди. Я тогда попыталась вспомнить, как бывает у нас в России. И, кроме жалкой пары: пожилой, измученной обстоятельствами мамаши, ведущей за руку великовозрастного рыхлого сына-дауна (как у нас их называют) в кроликовой шапке-ушанке с опущенными ушами, в старомодном пальто и детским шарфиком под подбородком - никакой другой картины припомнить не смогла. Все-таки воспитанное с детства дружелюбие к окружающим творит чудеса!
  Утром поплавали в бассейне и - в путь, в Хельсинки на паром. Перед поворотом в порт решаю залить бензин и на кассе понимаю, что у меня нет кошелька. А в кошельке - куча наличности (путешествие ведь на три недели растянется). И в кошельке - три тысячи евро для дочки (она в Голландии живет, я заехать к ней собиралась). И еще в кошельке - мои банковские карточки... И я понимаю, что ехать нам, в общем-то, уже никуда не надо. Мы, собственно, уже приехали... Можно, конечно, доплыть паромом до Травемюнде (билеты - вот они!), и у Лиды хватит, наверное, денег на обратные билеты на паром. Но что-то я не припомню, чтобы мне хоть когда-либо в жизни мечталось просто так взглянуть на Травемюнде. Машину мы прошарили за пять минут - нет кошелька! Ноги ватные, в глазах плывет, в голове отматывается сегодняшний день вспять. Ну, да! Я в холле гостиницы стала с чемоданом возиться, кошелек был в руках, мешался, положила его на диван, управилась, подхватила сумку с чемоданом, да и вышла себе, а кошелечек мой родной на самом видном месте, на диване лежать остался! А диван стоит прямо у входной двери, одиноко и довольно далеко от стойки ресепшен. Теперь нельзя употреблять матерные слова. Вам придется самостоятельно повставлять их за меня, поэтому советую не стеснятся и чувствовать себя, как минимум - сапожником: .....................!!!.............................................!!!!.................................!!......................................!!!!!!!!!
  На сестре лица не было (для нее это крах отпуска, а отпуск бывает лишь раз в долгом и нудном рабочем году!). Ну, а для меня - это просто КРАХ... Крах, крёх, КРик и АХ!... странное несмешное слово, даже на слух - угрожающее. Мучаю сотрудника заправки, выясняю телефон отеля, блею в телефон про "май воллет" (надо же, как кошелек по-английски не забыла!) и, не веря ушам, узнаю, что приберегли они там мой кошелечек - ай, да финны! А ведь могли спокойно типа не заметить и прибрать, без всякой опасности быть заподозренными в краже (там народу всякого туда-сюда ходящего полно). О, счастливчик! (это я).
  Но паром - под парами! Если обратно 150 км ехать - не успеем. Опять мучаю приветливую финку из отеля, чтобы выслали нам навстречу таксиста с кошельком (идея приободрившейся сестры). Таксист не находится, объяснение по-английски мучительно, стоимость переговоров опорожняет добрую часть еще неполученного назад кошелька. Наконец, какой-то родственник финки соглашается потратить свой субботний денек на подвоз кошелька для ненормальной русской (75 км туда, 75 км обратно). Приехал. Встретились! Толстенький добродушный финн вышел из машины, сошедший с конвейера в эпоху Горбачева, ведя за руку маленькую девочку: "Ну чтоо же выы, Оллгаа - ай-ай!" - погрозил он мне пальцем и протянул кошелек. "Вы по-русски говорите?" - "Мы живеом ряаадоом с границеэй, мноогииэ говоряаат", - улыбнулся он в ответ и стал энергично отнекиваться от протянутых мною денег. "Спасибо вам, спасибо, а это - дочке на шоколад, пусть у нее будет много-много шоколада!" - сунула я ему деньги, и мы, счастливые, понеслись на паром. Но, черт возьми, как же приятно, когда встречаешь хороших людей!
  
  
  
  Паром
  
  Когда-то давно, еще в конце 80-х, первый паром в моей жизни запомнился мне величавым шиком своих лакированных внутренностей и надменностью к встречным судам. Нам - комсомольцам проектного НИИ - было позволено проехать из тогда еще Ленинграда до Хельсинки и обратно на незабвенной и теперь уже почившей "Анне Каренине" (вот не надо называть суда именами людей, плохо кончивших!). Как я попала тогда в эту поездку - не понимаю! Наверное, комсомольские вожди нашего НИИ возжелали сделать свои гешефты (тогда финны раскупали нашу водку по астрономическим ценам, но об этом я узнала только из поездки). И, наверное, они не посмели так уж открыто потратить профсоюзные деньги исключительно на себя. Поэтому они придумали эту комсомольскую поездку. Комсомольцев на нашей работе было мало - для профсоюза незатратно, а для комсоргов - все же прикрытие.
  Денег нам менять не разрешили ни копейки, мол, на пароме будете сыты, и достаточно. Тут мне Таня, одна из активных девочек, по секрету говорит: купи водки, сколько можешь. Зачем? - идиотски спрашиваю я. А Таня хорошая была, сердечная (потом за финна замуж вышла) и, несмотря на изумление по поводу моей дремучей наивности, обещала потом все растолковать и помочь.
  Тогда в стране были талоны - перестройка же. У нас с мужем в комсомольском возрасте уже завелось двое детей, а на детей государство тоже выдавало талоны на водку. Видимо, так государство стремилось влиять на рождаемость. А что такое водка в то время? Водка - это врачи, запчасти, лекарства, сантехник вовремя, что-то с работы поиметь ценное - охранник отгрузит (не все же в НИИ работали, как я, были у людей и серьезные места работы: кафель, краска, нержавейка...), опять же - электроника всякая ДОСТАВАЛАСЬ, и тоже не без водки. Однажды в походе чужие люди нам отдали свою лодку на три дня - пошариться среди островов Вуоксы - за бутылку водки, и паспорт не спросили: вот это валюта! Теперь понятно, что наша молодая, двудетная семья могла себе кое-что позволить, и в поездку я припасла три бутылки "Пшеничной". Почему-то знающие люди посоветовали мне покупать бутылки с завинчивающимися пробками, а не "бескозырки" (т.е. отрывные пробки с хвостиком). Погрузились мы все с водочной поклажей на этот колосс на плаву и замерли в ожидании заграницы, по крайней мере, я. Паром, отдав швартовы, устремился в ледяную облачную зыбь Балтики (дело было в феврале), не подозревая о том, что для меня он стал воротами в непостижимый и недостижимый доселе буржуазный мир.
  Все впервые: тонкие, шоколадного цвета, изящные сигареты "MORE", неведомый ментоловый вкус сигарет "SALEM", кока-кола и пиво в железных баночках, смешно сказать - первый йогурт(!) - несъеденный, прибереженный для детей (говорили, он не портится, а он взял и испортился без холодильника), морские стюарты в безукоризненной форме, сервировка в ресторане, дискотеки под западную музыку - и всё это под аккомпанемент нашего молодого комсомольского задора и изумлённо-счастливого хихиканья - по любому поводу!
  Не надо забывать, что в это самое время вся остальная страна жила по талонам и стояла в очередях. Например, в нашей кондитерской на углу единственным товаром были сушки. Вспоминаю свою тоску, когда, глядя на эти прозрачные секционные контейнеры-прилавки из оргстекла, некогда пестрящие разноцветными конфетами, причудливыми печеньями, вафлями в расписных пачках, пирожными (помните: нелюбимые никем песочные полоски, ароматные кремовые корзиночки, картошка, эклеры, трубочки, и, иногда - вожделенные буше), я видела лишь небрежные завалы сушек. В каждом отсеке - только сушки. Ничего не имею против сушек, но тогда они вызывали во мне какое-то унизительное чувство.
  Вообще унижения было предостаточно: граждане с физиологическим удовлетворением в глазах и "бусами" на шее из рулонов туалетной бумаги, нанизанных на веревку; коллеги по работе, урвавшие накануне в хозяйственном магазине подле нашего НИИ "по два флакона в одни руки" заграничные пластиковые бутылки с лимоном на этикетке и обменивающиеся на утро впечатлениями от применения их в быту: белье стирали, голову мыли, рот полоскали, оказалось - средство для мытья посуды (у кого-то родственник разобрал инструкцию, написанную на турецком); номера очереди за сапогами, нанесенные активистами на кожу руки особым химическим карандашом (можно из очереди с коляской отойти - покормить ребенка и вернуться снова стоять за сапогами: один раз, за особо модными сапогами, мне пришлось 3 раза отходить... кормить... хотелось же сапог... особенно, "особо модных"...). О, времена, о, нравы!...
  Однако о чем это я: ведь, если подумать, нам (поколению) досталось не самое худшее время - ни войны, ни лагерей. И, если родители и бабушки с дедушками мечтали просто о "сапогах", мы уже бессовестно мечтали об "особо модных сапогах". Как ни крути, страна куда-то все же шла, и наши дети стали мечтать о "брендовых сапогах", чтобы поставить их первыми во внушительном ряду особо модных. Но что-то важное мы все же упустили... Почему-то "мечта о сапогах" в результате эволюции победила другие, весьма значимые, сферы жизни. И сапоги начали вытаптывать в наших душах нежную поросль человеческого товарищества, любви к поэзии, романтику и сентиментальность, наши "идеальные идеологические идеалы" - без возможности дать что-то взамен, кроме сапог... Видимо, людям вредно долгими веками и многими поколениями ходить без сапог - босоногими...
  Вернемся к парому. Этот рассадник западных искушений, паром "Анна Каренина", швартуется в Хельсинкском морском порту. Наши граждане потирают руки в расчете на скорую наживу от сбыта водки. Но, не тут-то было! Как-то, непонятным образом (или наоборот, чересчур понятным), финны прознали про водочный "десант" из России. Было объявлено, что выход пассажиров с территории порта охраняется самым строгим образом, пассажиры досматриваются и, при подозрении, обыскиваются. Пришвартованная "Анна Каренина", бесстыдно побулькивая, вызывающе тяжело покачивается у причала. Это мы, простые комсомольцы, допущенные комсоргами к бесплатному пирогу, везем с собой по две-три бутылочки. А комсорги везут ящиками. А экипаж парома - трюмами. Этим людям было что терять! Испуганные советские граждане, не спеша на берег, свесились с бортов и сканируют ситуацию у проходной. Некоторые отчаявшиеся начинают переводить добро на себя, раскрашивая звонким, веселым чоканием однообразие звуков порта (тугие, басовитые пароходные гудки, резкие голоса катеров, далекий гул погрузочных механизмов, да низкое по тембру рокотание судовых двигателей). Чокайся, сколько хочешь, пока не сошел на берег: паром - это российская территория. Но нам всем надо сойти. И пронести главное достояние страны Советов, гордость народную и славу - водочку-слезу. Порадовать финнов и себя. Короче, мы были за дружбу между народами!
  Народы растерялись ненадолго. Дальше началось настоящее сафари: люди сходили "с товаром" и, "гуляя" по территории порта, закапывали водку в снег в укромных углах в надежде к вечеру, когда бдительность таможни сойдет на нет, переправить бутылки через забор. Охрана, почуяв недоброе, повскакала в полицейские машины и начала охоту на контрабандистов. А контрабандисты (граждане) стали играть в следопытов: слушали шум моторов приближающихся полицейских, делали друг другу знаки, помечали схроны в снегу, планировали трафик по передаче бутылок через ограду порта, прятались за ангарами, в общем, азарт обуял обе стороны. В этом боевике наяву у полиции пропал интерес к таким мелким спекулянтам, какими были мы. Но и мы вошли в раж, и болели за наших.
  И тут я, будучи, наверное, самой наивной среди братьев-комсомольцев, вдруг подала креативную мысль. Стояла зима, одежда у всех была объемная - бутылка свободно помещалась в рукаве. Моя гениальная идея заключалась в том, что я предложила прятать бутылки в рукава и крепить их к рукам резинками для волос. Две руки - две бутылки. Идти мимо охраны, улыбаясь, возмущаться, когда нас начинают подозревать, через силу позволять им рыться в карманах и сумках. А сумки-то - пустые! "И нас пропустят!" - заключила я уверенно. И была права. Под шумок мы вынесли "наше всё". Как оказалось, можно легко втянуть примерного индивидуума в нехорошее дело, если возбудить его эмоции обстановкой захватывающего экшена и поддуть немного патриотизма ("наши" = мы, пассажиры советского судна и "чужие" = они, полицейские капиталистической страны). И моя неспокойная совесть быстро сменилась на "заслуженную" гордость.
  [Думаю, что именно эта схема влияния на народонаселение недавно была применена государственной пропагандой в связи с присоединением Крыма. Экшен - это военные сводки с педалируемыми "ужасами", а патриотизм - это извечная наша мечта о "великой России". Странно, но мы никогда не мечтаем о чистой России, о технически современной России, о заботливой России в отношении своих граждан или об экологически безупречной России. О честной России, в конце концов! Нет, нам нужна "великая" Россия, на меньшее мы не согласны. Может, все-таки с малого начать?! Так, глядишь, потихоньку и начнем в великие продвигаться...]
  После успешной операции по выносу наших бутылок бывалая Таня привела меня в какой-то цветочный магазин. Немолодая финка, услышав от Тани про водку, закивала головой, ухватила бутылку "Пшеничной", отвинтила пробку, попробовала и, удовлетворившись качеством, завинтила обратно и быстро отсчитала мне деньги (вот для чего, оказывается, было необходимо брать бутылки с завинчивающимися пробками). Три бутылки водки в эквиваленте на товары, купленные за вырученные деньги, равнялись: рубашке для мужа, игрушечной машине для сына, китайской кукле Барби для дочки и умопомрачительно модному костюму для меня (юбка-брюки тогда встречалась в Союзе не чаще штуки на миллион советских женщин), мелочи-подарочки родным даже не считаю. Неплохой гешефт для новичка! Не знаю, кем бы я сейчас была, если бы комсомольцев не смела волна Перестройки. Вполне вероятно, что я закончила бы идеологическим и моральным падением, т.к. задатки беспринципности во мне проглядывались с очевидностью!
  Последующие паромы в моей жизни запомнились бесконечной едой, этими ужинами а ля "шведский стол", когда прилавки с разнообразными блюдами соперничают по размерам с автомобильной палубой. Да еще паромы-карапузы в Норвегии, переправляющие через фьорды или доставляющие вас на острова и не имеющие ничего общего с понятиями шик, масштаб и сервис.
  
  Наш с Лидой нынешний паром был плавучим сооружением среднего класса: вместительный, но без апломба. Каюту купили с окном: во-первых, для сестры за окном все в новинку, а во-вторых, мне не слишком нравится состояние, когда я не могу соотнести себя окружающим миром. Это не клаустрофобия, конечно, но что-то из этой серии: проплыть - проплыву, но без удовольствия. Однажды мне пришлось ночевать у подруги, живущей в мансарде. Очень славная квартира с окнами в крыше. Лежа в кровати, можно любоваться звездами - мечта! Но мне было немного не по себе: не хватало окна на улицу, чтобы видеть движение жизни вокруг.
  Итак, каюта радовала. Не без помощи пары бокалов вина постепенно улегся стресс от пропажи кошелька, поиска нужного причала, парковочных переговоров на автомобильной палубе с здоровенными, чумазыми матросами в усах и лапландских косах. Сестра по-домашнему достала ночнушку, халат, удобные тапочки, развернула из пакетиков ложечки с кружечками и заботливо продезинфицировала стульчак туалета настойкой календулы. Путешествие за люстрами началось с несомненным комфортом!
  
  
  
  Трассы и тропы Германии
  
  Германия находилась в полном смятении по поводу разгулявшегося братца-месяца Мая. Какие-то бескрайние, желтые от мелких душистых цветов, поля, сравнимые по масштабам со сказочными маковыми полями, усыпляющими путников из "Волшебника Изумрудного города", тянулись через страну. Только эти не усыпляли, а дразнили и бередили - приходилось останавливать машину, опускать стекла и вдыхать, вдыхать этот веселящий дурман, который тут же заполнял каждый уголок внутри машины! А неведомые деревья в цвету валились на дорогу из каждого деревенского палисадника. Да! Я с самого начала дала слабину: съехала с трассы на просёлок и запетляла между деревень. О, их красота стоила того! Лида знала, чем меня зацепить, уговаривая не мчаться, а наслаждаться - та еще гедонистка!
  
  Мы с сестрой в глубине души тревожились за предстоящие впечатления от Германии. Побаивались плотного потока немецкой речи: нам казалось, что она будет терзать слух, досаждать нам отталкивающими ассоциациями с фильмами войне, на которых выросло наше поколение. Настрой на воспоминания о войне сопутствовал нам в этой поездке еще и потому, что папа попросил нас заехать в Веймар, где погиб его старший брат, и отыскать его могилу. Однако, несмотря на негативные предубеждения, Германия, наоборот, дарила лишь светлые впечатления. Все эти деревенские пряничные домики отсылали в детство, к братьям Гримм, к сказкам. Весна восхищала. Немецкий язык в обычной жизни, без военных команд и окриков, оказался очень красивым и мелодичным. Вместо ожидаемой густой застройки и перенаселенности в этой развитой европейской стране, мы ехали по нескончаемым полям и лесам с пронзительно чистым воздухом. А крупные города мы объезжали.
  Конечно, мы ехали не только проселками, но и знаменитыми немецкими скоростными магистралями. Я очень люблю быстро ездить. У меня мощная турбированная машина. Но, когда в разрешенном месте я разогналась и помчала со скоростью 220 км в час, местные ребята на своих местных ауди делали меня, как заяц черепаху! Вот ты гордо летишь в левом ряду, восхищаешься своей наглой скоростью, и в это время сзади на тебя в одно мгновение наезжает безбашенный абориген и начинает мигать тебе фарами! Знаете, когда в Питере на КАДе тебе на хвост садится какая-нибудь редкая истеричная бээмвэшка и требует сойти с левого ряда, я легко это делаю, потому что скорость в этом случае не больше 150. Но когда ты едешь со скоростью 220, и тебе трассируют в спину дальним светом каждые пять минут, поверьте, перестраиваться не так уж и легко, и чувство у тебя при этом пренеприятное! В общем, я бесславно сошла с левого ряда, поехала себе скромненько 190, а мимо, как самолеты, пролетали законопослушные и добропорядочные немцы. И вот о чем я подумала: видимо, такой адреналин просто необходим этим слишком правильным немецким гражданам - все-таки разрядка! Аналогично обстоит дело с разрядкой у чопорных англичан: по субботам они позволяют себе напиваться в пабах до состояния, которое иногда тоже может выглядеть чопорным, но на самом деле человек просто плотно держит рот закрытым, чтобы не блевануть (сорри!). Также, я замечаю, что сдержанные в обычной жизни люди (как, например, я), предпочитают быструю езду. А люди эмоциональные, взрывные (как, например, мой муж) ездят аккуратно и не спеша. Похоже, в той или иной манере езды отражается ежедневное эмоциональное опустошение или голодание.
  
  У нас была не музейная поездка, надо было поспешать: звон люстр "стучал в мое сердце". Поэтому, приехав в Веймар, мы оставили в покое тени Гете, Шиллера, Баха и Ницше (а неплохой там вызрел коллектив знаменитостей, жаль, что пришлось торопиться!) и занялись главным делом: поиском могилы папиного брата. Папа рассказывал, что наша бабушка (их мать) раньше истово верила в Бога, несмотря на все запреты советской власти. У нее умер маленький ребенок, потом война, муж пропал без вести, и она осталась с тремя сыновьями одна. Страшная колхозная пахота того времени: ни денег, ни паспортов (без паспорта не уедешь из деревни), ни мужчин, которые могли бы взять на себя хоть часть тяжелого крестьянского труда. Только три сына. Старший был основным добытчиком, ибо сумел еще мальчишкой устроиться на работу кочегаром за деньги, а не за трудодни. Средний, наш отец, практически ребенком ходил один в лес на охоту, рыбачил, работал на своем огороде - тоже кормил семью. А мать изматывалась на колхозных полях и просила у Бога милости.
  В сорок девятом старшего призвали в армию и отправили служить в Германию, в Веймар. Там было чем заняться: после войны на месте Бухенвальда сделали лагерь НКВД для интернированных. И вот, мать получает из военкомата похоронку: ее старший сын, ее надежда и опора, ее жалость и любовь - погиб в Германии, погиб через пять лет после окончания войны! Три дня, страшные три дня, она голосила, была как безумная. Она сорвала со стены старую семейную, намоленную не одним поколением, икону. С тех пор икону никто не видел, а наша бабушка больше никогда не молилась и не ходила в церковь - не могла простить Богу, что позволил убить ее сына... после войны... И она никогда так и не смогла побывать на могиле сына, хотя прожила долгую жизнь. И никто из семьи не смог. Теперь же, мы, две племянницы, неведомые нашему дяде при его жизни, оказались единственными из семьи, кто добрался до города, в котором где-то была его могила.
  Что значит - избирательное восприятие! Цель нашего приезда в Веймар предопределила наши впечатления от этого города. Уже с момента начала знакомства, только развернув карту Веймара, я изумилась местным раскидистым кладбищам и подробной информации о них. Да, кладбища старые, да, именитые могилы: да, Гете и прочие великие... Но, мало ли захоронено великих в других городах?! Нигде я не подмечала представления кладбищ как основных городских достопримечательностей. Приехав вечером, мы пошли прогуляться. В глаза то и дело бросались витрины с элегантными туалетами для похоронных церемоний: дамские траурные шляпы с черными вуалями, безукоризненные скорбные костюмы, черные галстуки и перчатки. Видимо, кладбища Веймара имели популярность, и похороны тут отличались особым шиком! Или это призрак Мефистофеля не покидает этих мест с тех пор, как Гете написал своего Фауста, и вселяет в местную публику трепет по отношению к атрибутам проводов на тот свет?... Что бы то ни было, но городок не отличался безмятежностью. Под суровыми взорами статуй двух великих поэтов, призывающих тебя обратить свои мысли к вечности, мы - присмиревшие - вернулись в отель.
  Утром, быстро обойдя территорию самого знаменитого кладбища Веймара, мы сориентировались, что это не то место, где хоронили советских солдат. В папиной записке значилось: Бельведер, старое гарнизонное кладбище, ряд..., номер... Смотрю в карту: бульвар Бельведер недалеко. Бульваром назывался целый парк, вытянутый вдоль улицы. Парк источал всевозможные цветочные ароматы с многочисленных клумб и качал кронами старинных и очень красивых деревьев. Люди (пожилые, конечно, молодые только пожимали плечами) указали нам дорогу к советским военным захоронениям. Они находились в парке за оградой, но калитка была не заперта.
  Ограда чем-то напоминала супрематические фигуры русского авангарда, правда, без разгула цвета: черные, с красными звездами. Попробую описать: безжалостные, схематичные, очень геометричные штыки по краям, дальше, на больших воротах - к ощерившейся красной звезде, как к вершине, сходились не то штыки, не то пароходные лопасти, не то острые длинные плечи какой-то адской зубчатой передачи. Калитка декорировалась серпом и молотом, которые смотрелись не столько сельхозинвентарем, сколько страшным холодным оружием: какими-то секирами... И была во всей этой графичной композиции очень сильная энергия, чуть ли не энергия музыки "Время вперед!", нет, скорее, даже не энергия, а агрессия - вот что это было! И первое мое чувство - это желание откреститься от этих символов, от этой страны, так все это диссонировало с красотой и умиротворенностью старого парка!
  Но вот мы зашли за ограду, и эмоции вмиг перевернулись. Душу защемила память о войне, жалость к погибшим солдатам, к "нашим"... Мы стали искать могилу дяди. Памятные вертикальные плиты были однотипные, под каждой плитой покоилось по шесть солдат. Некоторые надписи не имели фамилий или фамилии путались с отчеством, припоминаю что-то, вроде "Ивановна Таня". Возможно, учет вели уже немцы, или наши солдаты из каких-нибудь далеких национальных республик. У краткой надписи "Наденька" сами собой полились слезы. И даты смерти: сорок пятый, сорок пятый, сорок пятый... Наш дядя погиб в пятидесятом... Мы обошли и осмотрели каждую надгробную плиту, но знакомой фамилии не нашли. Какая чертовская несправедливость: несмотря на прошедшие шестьдесят пять лет все-таки добраться, оказаться здесь и ничего не найти! Мы почувствовали отчаянную беспомощность, поникли духом и вышли, затворив за собой калитку. Группа японцев, хохоча о чем-то своем, целилась ультрасовременными фотогаджетами в надгробия ушедшей навсегда, страшной, беспощадной к своим, натерпевшейся и настрадавшейся страны СССР...
  Все-таки я снова просканировала карту и увидела, что на окраине города находился некий дворец "Бельведер", а рядом, как водится в Веймаре, протянулось большое старое кладбище. Никогда бы не подумала, что известие о возможности посетить еще одно кладбище так обрадует!.. Пошел дождь. Вот и пригодились многочисленные зонты и куртки моей сестры. Мы нашли нужный ряд, господи, это целая улица очень, очень старых могил. Ничего похожего на военные захоронения... Дождь превратился в ливень. Все измокшие, блуждая в траве, мы понимали, что ищем не там. Ливень превратился в водяное светопреставление. Пришлось бежать к машине. Окна машины запотели через несколько секунд так, будто лобовое стекло замазали белилами. Еще несколько заездов и заходов с разных сторон кладбища ничего не принесли. И никого нет вокруг, в течение всех этих часов - никого!
  Вдруг мы видим мужчину, подкатывающего к своей машине пожилую даму в инвалидной коляске. Я бросилась к нему с нашей проблемой. Он, было, стал пожимать плечами, но женщина из своего кресла что-то ему сказала. Мужчина закивал и перевел нам, что советское военное кладбище находится возле самого дворца, но найти его нам будет непросто, и они готовы нас проводить. Я поблагодарила и побежала к машине. Такая готовность помочь... Что это? Частая история, что русские разыскивают свои могилы? И вина перед ними, пострадавшими в войне? Просто хорошее воспитание? Человечность? Что бы то ни было, но опять нам повезло с хорошими людьми. Если подумать, сколько рубцов - больных и горьких - еще таит в себе память о войне?! Вспомнились автобусы с финнами, приезжающими на Карельский перешеек побыть в местах своего детства, постоять и поплакать возле полуразвалившихся, вросших в землю и покрытых мхом фундаментов их бывших родных домов...
  Оказывается, это военное кладбище расположено прямо на территории дворцового парка. Странно, наверное, тогда во дворце размещалась какая-нибудь комендатура. Всех завоевателей - и немецких, и наших - тянуло почему-то во дворцы. Вскоре видим знакомые авангардистские ворота, надо же, Веймарский советский гарнизон выдержал свои захоронения в едином стиле. Дождь исчез - как не бывало. Солнце, майская нежная зелень, птицы... Мы уже не идем, а бежим к воротам. Опять целое поле вертикально стоящих надгробий. Опять под каждым - по шесть солдат. Непонятно, где у них тут ряды, а уж о номерах могил и речи нет. Имена и фамилии выбиты камнетесами на каменных плитах. Время их уже изрядно поистерло. Приходилось вчитываться. Мы кружим и кружим, ни одну не пропуская. "Нашла!" - кричит мне Лида. Я подбегаю: да! Да, все верно:
  
  САДОВНИКОВ ВЛАДИМИР ДЕМЬЯНОВИЧ
  1929 - 1950
  
  Вот и всё, свершилось. Это наш дядя Вова, которого мы не знали, и никогда не узнаем. Которому был двадцать один год. Всего... А нам уже... уже даже и не в два раза больше, чем ему. Он еще живет в памяти папы и его младшего брата. А больше ни в чьей памяти его уже нет. Но он дождался родных, через столько лет - дождался нас, что пришли поклониться его могиле. Я сорвала несколько полевых цветков и положила у надгробия, уже не вытирая слез.
  ...Папа, мы его нашли!...
  Родня... Кажется все просто, но через это слово ты, правда, чувствуешь себя листком на ветке огромного старого кряжистого дерева. И не сорванным листком, а растущим и смело трепещущим на ветру Времени...
  
  Покинув Веймар, мы помчали в забронированную гостиницу, в какую-то частную маленькую гостиницу, бог знает в каком задрипанном городке, главное, что нам по пути. Уже очень поздно, с частными отелями поздний чек-инн это всегда проблема: хозяева себе спать ложатся и не тратятся на ночных портье - поди-ка, добудись их по телефону! Навигатор нас привел на нужную улицу к нужному дому без помех, одна беда - там, отродясь, не было никогда никакого отеля. И темнота. И тишина. И мертвые с косами стоят! Ндааа... Безлюдью темных улиц придал окончательный сюрреалистический лоск вопль городского сумасшедшего: старый, косматый, он грозил кулаками из открытого окна и страшно взвизгивал. До холода по спине. Поехали искать ночлег. Масштаб городка - чуть больше нашего гипермаркета О"Кей. В пять минут стало понятно, что отели здесь вымерли, как класс (чувствуете, в эпитетах какой закос получился странный: "мертвые с косами", "вымершие отели", "холод по спине" - не иначе, как это тянется еще за нами шлейф кладбищенского Веймара).
  Было принято решение: пролететь по автобану сто пятьдесят километров до Франкфурта. Город большой, с отелями проблем не будет. К Франфуркту мы подъезжали уже глубокой ночью. Первым перед нами вырос отель Хилтон. Мы не стали привередничать и припарковали нашу запыленную машину с коростой от разбившейся мошкары на лобовом стекле и парой джинсов, красующихся на просушке после дождя в стекле заднем. Выгрузка-разгрузка заняла, наверное, полчаса, на диво швейцару. Грязные, усталые, с красными глазами от ночных плутаний по дорогам, в разбитой обуви от хождения по мокрой траве - мы приготовились совершить в Хилтоне полный апгрейд. Цена номера была за гранью добра и зла, и мы решили взять от этого номера ВСЁ: и помыться, и простирнуть всякое... , и переложить уйму сумок, повыбрасывать лишнее, и поесть на завтраке от души.
  А теперь картина маслом. Изысканный холл отеля. Две дамы в коктейльных платьях стучат каблучками по зеркально отполированному полу в направлении туалетной комнаты. Холеные мужчины в брендовой одежде попивают свой виски у стойки бара. Пара богатых китайцев с ребенком, кинув ключи от своего Бентли парковщику, а группу луивиттоновских чемоданов носильщику, внезапно застывает на пути к лифту... У лифта... у лифта, да - мы! С рюкзаками, чемоданами и легионом полиэтиленовых пакетов, украшенных разноцветными надписями на кириллице: "Полушка", "Пятерочка", "О"Kей", "Лента", "Максидом"... Пакеты поистрепались. Из них выглядывают разнообразные пожитки. Громоздится отдельная авоська с обувью. Но, что поделать, аккуратистка-Лида любит формировать багаж изолированно, по зонам-пакетам. Не будем забывать про замявшуюся и завялившуюся дорожную еду, плюс все нажитое за долгий путь, сувениры... В общем, вид не для слабонервных. Но мы же переформировывать идем, сокращать количество пакетов! А китайцам - просто немного не повезло.
  Наутро после трехчасового, многокомпонентного, крайне питательного завтрака мы продефилировали мимо ресепшен умытые, причесанные и с облегченным вариантом пакетированного багажа - жаль китайцы не повстречались! Набравшись снобистских замашек у господ-постояльцев отеля Хилтон, мы не спеша покатили в аристократичный город Баден-Баден - этот символ богатства, неги и оздоровительных процедур. Он запомнился мне восхитительным парком, частными мостиками через ручей, ведущими из парка к оградам красивых особняков, увитых глицинией, и людьми в очень элегантной и очень дорогой одежде. Помню глубокого старика с тростью, замшево-лайково-кашемирового, просто чудесного старика! Наверное, так люди выглядели здесь в девятнадцатом веке. Может, он долгожитель?! Мы не стали тратить деньги на ночлег в таком недешевом месте и поехали вечером дальше. Впереди нас ждала Франция.
  
  
  
  От Эльзаса до Прованса
  
  Аисты - вот что вас ожидает в Эльзасе. Умопомрачительную готику Страсбургского собора перебивают аисты, приветливо машущие вам крылом с его крыши и со всей этой уймы сувенирных вещиц: от чугунка для тушения мяса до чехла на айфон. Аист, по преданию, приносит в семьи детей. Мы с Лидой ничего не имели бы против появления внуков, поэтому накупили порядком всякой чепухи с главной эльзаской символикой. Мне помогло (вот пишу и качаю внучку), а к сестре ее аист еще летит: видимо у него есть дела по дороге. У аистов, и правда, полно дел! Во-первых, гнезда: попробуйте на голом высоченном столбе с прибитым на него колесом соорудить апартаменты для высиживания птенцов диаметром с кухню хрущевских времен (для юных справка: хрущевские дома славились малогабаритными квартирами, где на кухню отводилось четыре с половиной квадратных метра). Во-вторых, птенцы: они крупные и прожорливые, и аисты, как заведенные, летают на своих огромных, почти орлиных крыльях, взад-вперед целыми днями. В некоторых мелких тихих городишках аисты полностью оккупируют гнездами местную церковь, и она высится, как авианосец посреди океана в разгар лётных учений.
  Еще в Эльзасе вас ожидает (и этого надо бояться!) эльзасская кухня: сытная, жирная, натуральная, по-деревенски простая, но очень вкусная еда. Недельный отпуск на этой пище - и гардероб придется менять!
  Но самое приятное в Эльзасе - это местный рислинг. Мммм, что за чудо, это вино, купленное на деревенской винодельне!... Мы, конечно же, опять съехали с трассы и петляли между славных деревушек, в которых основным промыслом является производство вина. Главное наше изумление - это отсутствие там новых, современных построек. Такая, законсервированная с незапамятных времен, деревня, будто декорация к историческому фильму. При этом дороги заасфальтированы, размечены, дворы все вымощены брусчаткой, у ворот стоят хорошие новые машины. А фахверковые дома своими старинными деревянными балками, прошивающими стены, доказывают возраст этих жилищ, исчисляемый не десятками, а сотнями лет. Мы видели домик 1794 года, да и соседи его из тех же времен! В этих крепких деревенских особнячках живут люди, а то, что их дома нетронуты современными строительными технологиями, означает, что дом, скорее всего, не продавался, не бросался на годы, а наследовался. Похвально! Наши крестьянские хозяйства, увы, не могут похвастаться приверженностью каждого последующего поколения своей родной земле. Что ж, сами виноваты, измотали народ бездумной сельскохозяйственной политикой...
  Так я о рислинге. Соблазнившись перспективой купить вино у здешних виноделов, я позвонила в звонок на воротах одного дома. Тут же из окна наверху высунулась девочка лет семи. Бонжур! - говорю - Ай вонт ту бай сам ботелз оф вайн, из ит поссибл? - продолжаю по-английски. Девочка скрылась, но через минуту из окна на меня с любопытством и немного застенчивыми улыбками поглядывало уже две девочки, второй - около девяти. Бонжур! - здороваюсь я снова - и повторяю свой вопрос о желании купить несколько бутылок вина. Девочки, как по команде, исчезают вдвоем и потом, уже почти ожидаемо, появляются в окне в компании с третьей девочкой. Она постарше, и чувствуется, что оставлена в доме за главную. Волнуясь и перевирая английские слова (Эх, и как же иногда приятно узнать, что кто-то знает английский еще хуже, чем ты, даже, если это ребенок! Минутное и страшно редкое торжество!...) старшая девочка сообщает нам, что их папа работает, но она ему сейчас позвонит, и он приедет через десять минут. Ну вот, переполошили всю семью... Ладно, говорю, дождемся вашего папу.
   Папа, очень молодой, на вид - не больше тридцати, примчался на мини-тракторе, зарулил во двор, в секунду - одним движением молнии - скинул с себя пыльный комбинезон, сбросил резиновые сапоги, сунул ноги в башмаки, стоящие прямо в тракторе, и только тогда вступил на двор. Он приветливо пригласил меня в специально отведенное помещение для дегустации вина. Я призналась, что в вине не разбираюсь и буду полагаться на его рекомендации. Он рассказал, что виноделию его учила бабушка (вот оно: наследуемое дело, дом, поля!), а потом он еще учился и сам, в Бургундии - это было произнесено с большой важностью и гордостью. И он стал рекомендовать мне вина, и давать пробовать, предлагая заедать каждую пробу соленым сухариком. Для меня все это было в большую диковинку.
  Внутри копошились сомнения человека, выросшего с таким часто применяемым в нашей стране для алкоголя эпитетом, как "палёный": водка палёная, спирт палёный, вино палёное... Нам ли не знать все эти выражения! Один мой знакомый имел родственницу, работающую на крупном ликеро-водочном заводе. Так он прямо так и объявлял всем друзьям: вышла новая партия водки под названием "N...", берите, качество отличное, идет прикорм покупателей, потом, когда популярность появится, я сообщу - тогда брать уже не стоит: подпалят! Папа этот пробовать дает из открытой бутылки, а куплю-то я закрытую, вдруг палёное вино подсунет! А папа пробовать дает что-то совершенно божественное! Но это дорогое, пино-нуар, говорит, его дорогие рестораны у меня для себя заказывают. На сколько дорогое, спрашиваю? И прикидываю, что в нашем О"кее в винном шкафу стоят, конечно бутылочки по три-четыре тысячи рублей. То есть, по восемьдесят-сто евро (речь идет о славных досанкционных временах). Папа посмотрел немного строго и отчеканил: двадцать два евро! Господи, да для такой нирваны - вообще не цена, даже если он и подразбавит то, что продаст - плохим его вино просто быть не может! Беру по бутылке: нам с мужем, сыну и дочке (зять наш - большой ценитель). И задаю вопрос про рислинг. Папа стал очень сокрушаться: если бы он знал, что меня интересует рислинг, он бы начал дегустацию с него, а теперь я не смогу оценить весь букет вина, т.к. рислинг имеет более кисловатый вкус, чем пино-нуар, и более холодным подается, и ему очень жаль... И т.д.... Я пойму - заверила я папу, и, спустя две недели вся наша семья убедилась, что поняла я правильно, и что папа не зря учился в Бургундии, ой, не зря! А еще у меня почему-то появилась уверенность, что одна из этих милых дочек папы когда-нибудь станет делать прекрасное вино - не хуже папиного!
  
  Наше направление - юг. Где-то там, по пути был Париж. Я понимала сестру, понимала, КАК ей хочется побывать в Париже. Но я там была, и поэтому отлично знала, что запросто покружить на машине по Парижу абсолютно не реально: куча народу, непонятные и дорогие парковки, отели без собственных паркингов (куда машину с вещами девать?) и... цены! Я сразу предупредила Лиду, что мы проедем мимо Парижа. Лида отреагировала молча и с недовольным лицом. Удивляюсь я ей иногда: человек прямо тебе объясняет, что выполнение твоей, пусть и голубой, мечты будет для него непосильной задачей, очень утомит и вымотает все нервы. На мой характер, я бы на ее месте, тут же осеклась в мечтах и сказала бы, мол, да ладно, бог с ним, с Парижем, поехали так, как тебе проще будет - тебе ведь еще до Испании пилить. А она - недовольна! И даже не пытается это скрывать! И ведет себя примерно так, как ведут себя дети, если им не купили желанную игрушку. А детей в такой ситуации жалко. И мне тоже становится жалко сестру.
  Сколько раз на волне этой неожиданной своей жалости к сестре я махала рукой: эх, черт с тобой, ладно, поехали в твой... (в какой-нибудь городок или к какой-нибудь достопримечательности, или в какой-нибудь музей). И мы ехали, а потом я злилась, что мы припозднились, что приходится возвращаться ночью, ехать в темноте, или стоять в атомной очереди на границе из-за задержки по милости Лиды. Такое впечатление, что я раз и навсегда признала и добровольно согласилась с тем, что я ее личный "человек-Праздник", что я обязана думать и заботиться о ее удовольствиях в наших совместных путешествиях! "Признала добровольно"... "Согласилась, что обязана"... Вот они, ключевые фразы! Мы сами надеваем на себя ношу, и сами же злимся на тех, кого в этот момент несем. А злиться надо на себя. Потому что мы в таких случаях посягаем на право быть сильнее другого, "быть САМЫМ": самым хорошим, самым порядочным, самым заботливым, самым выносливым... Похоже, мое хобби в этом ряду - "быть самой доброй сестрой"! В религии это называется гордыней...
  Вот, думаю, что и моя дочка недалеко от яблоньки упала. Сейчас она - молодая мама трехнедельного младенца. И она очень хочет быть не просто мамой, а САМОЙ хорошей мамой, ИДЕАЛЬНОЙ МАМОЙ, поэтому изнуряет себя всем этим требовательным и безжалостным к матерям протоколом, предписанным брошюрами по уходу за новорожденными, ни за что не позволяя себе оставить ребеночка (который, заметим, не плачет!) в мокром памперсе на лишние полчаса, чтобы и самой поспать. Нет! Она методично меняет памперс, а ребенок, понятно, просыпается. Плохо держать детей в мокрых подгузниках - это да! Но иногда - можно ведь...
  Я сказала ей, что если, несмотря на эту, захлестывающую ее, любовь к своей малышке, несмотря на ее самые прекрасные побуждения, она не научится легче смотреть на многие вещи, забивать время от времени на все эти ПРАВИЛА и ПОЗВОЛЯТЬ себе маленькие вольности и послабления, то такая ее самоотдача может в какой-то момент привести к тому, что ей захочется ребенком ударить об стену... Как ни страшно это звучит для моей дочки! Захочется - это не значит ударить, но захочется - точно. Это сказала ей я - такая же долбаная идеалистка-мать в прошлом, знающая, о чем говорю... ну... может и не об стену дитя... но... по заднице дддать дитю руки чесались - до локтей!... А все потому, что "Признала добровольно" и "Согласилась, что обязана"... Вот опять, в связи с мыслями о Лиде, "вдруг" пришла эта материнская ассоциация... А я Лиде - сестра! Не мать! И нечего мне посягать на роль матери! И я не идеальная сестра, а самая обыкновенная! Короче: "Не поедем мы в Париж, хочешь - обижайся, хочешь - нет!"
  Однако, у меня в глубине души еще есть маленькое, торжествующее существо под названием "СТАРШАЯ сестра", обожающее командовать и верховодить. Успех отказа в посещении Парижа, видимо, требовал закрепления (все эти сестринские или братнинские ситуации с победами и поражениями, конечно же, не осознаваемы нами в конкретный момент "схватки"). "Старшая сестра" во мне принялась вовсю теснить "Самую добрую сестру". Случай представился вскоре. Мы, посетив пряничный, нарядный - будто там каждый божий день в году воскресная ярмарка - городок Кольмар, кружили по природному парку Баллон-де-Вож, объезжая невысокие горы Вогезы. "Баллон" - потому что горы напоминают своей округлостью воздушные шары.
  Долины сменяются холмами, признаки современной цивилизации, как это часто встречаешь во Франции, исчезают из поля зрения и прячутся за прелестными старыми домиками и церквушками, колоритное местное население по вечерам стекается в домашние ресторанчики, и с удивлением пялится на нас - невесть откуда взявшихся чужаков. А мы на них не пялимся, нам некогда: мы за обе щеки трескаем эту, с детства забытую, вкусную домашнюю еду без красителей и ароматизаторов. Вспомнился фильм "Суп из капусты" с Луи де Фюнесом: такая же наивная сельская жизнь на натуральных продуктах и добром домашнем вине, не признающая плодов глобализации.
  Петляя меж этих Вогезов, мы стремимся к автобану: вечереет, и нам пора причаливать к отелю, до которого еще пилить и пилить. Подъезжаем к развилке: "Налево пойдешь - коня потеряешь (т.е. самая длинная дорожка к автобану), направо пойдешь - жизнь потеряешь (дорога в тупик), прямо пойдешь - жив будешь, да себя позабудешь (короткая дорога к автобану, но через горы)". Лида умоляюще заголосила: только не через горы, не выдумывай через горы ехать! А я смотрю на эти горы - так, холмишки, лесом поросшие, и дорога по полосе в каждую сторону (бывают же совсем страшные - однополосные дороги с разъездами). Вообще-то я горок всяких побаиваюсь, чтобы не сказать еще честнее - боюсь. Но, "старшая сестра" во мне уже расправила плечи, а голос обогатился командными нотами: "Поедем, я решила! Не тебе же рулить!"
  [Большинство "старших" меня поймет. Мне кажется, что, командуя (или "решая"), старшие, сами того не замечая, берут реванш за ущемление своих прав на родительскую любовь в детстве. Вот вам одна из подобных историй из жизни старших и младших. Однажды (лет в семь) я отщипнула крошечный кусочек от испеченного мамой коржа для торта и тут же получила от мамы подзатыльник с окриком ("бессовестная, ты же торт испортила!"). Через пять минут на кухню вкатилась счастливая годовалая Лида с этим же коржом в обеих руках. Корж был в пол Лиды, тем не менее, она умудрилась выесть в нем дыру размером с апельсин. Мама с бабушкой почему-то отнюдь не разгневались, наоборот! Они расхохотались на эту картину и засюсюкали с Лидой медовыми голосками ("ах, ты наша детонька, ути наша умница, надо же, как это ты смекнула, до стола научилась добираться!.." и дальше в том же духе...). А меня за щипок наказали... Так в семь лет я познала несправедливость этого мира по отношению к старшим детям в семье. Впоследствии, когда мы подросли, мне часто попадало от мамы за то, что я пугаю Лиду разными страшными историями или привидениями (я, и правда, любила напяливать на себя старую занавеску и разыгрывать привидение или панночку из Вия под визги Лиды и ее подружек). Видимо, так я заставляла бедную, ни в чем не повинную Лиду расплачиваться за съеденный когда-то корж торта, вернее, за то, что тогда мамина любовь досталась Лиде, а не мне.]
  Ну а сейчас мы, по моей милости, поехали через горы. Тот, кто прокладывал эту дорогу, видать, работал в прошлом винторезом: бессчетное количество радиусов свело с ума уже через полчаса. Неожиданно мы въехали в облако. Ощущение, будто машина лобовым стеклом снесла белую простыню, сушившуюся на веревке. Вот видимость была, а вот уже - нет. И откуда здесь эти облака, ведь самая высокая горка 1500м?! А сбоку-то пропасти тянутся, не переставая! Лида глаза зажмурила и разговаривать со мной перестала. Ну не ехать же назад: столько уже промучились! Пыхтя на первой скорости, миновали эту гадскую тучу при такой хорошей погоде там, внизу... "Ну послушай, ну зачем нам это наказанье, ну поехали обратно", - снова заголосила сестра. А я уже и не представляю, как на таком уклоне и узком полотне можно развернуться. Ну должен же этот ад кончиться когда-нибудь, должен же показаться перевал! Нет, говорю, будем вперед продвигаться. Вернее, вверх. И мы опять продвинулись в... облако! Когда мы заползли выше облака, деревьев уже не было (видимо, на этой высоте они не растут), лысоватые склоны были украшены белыми крапинками овец и далекими, тонкими - что комариная ножка - палочками подъемника. "Старшая сестра" внутри меня уже сама себя поставила в угол и нашлепала по попе, но делать-то что?!
  И вдруг за поворотом мы увидели... настоящее горное шале! Такой стильный охотничий домик. С парковкой! С рестораном! Со свежезаваренным кофе! С забористым егермейстером в изящных стопочках, который был тут же и заказан. А что вы хотите: в горах сумасшедшая холодина, и егермейстер один мог спасти положение! Там даже были постояльцы. Что они тут делали - непонятно, может, даже, что и охотились на кого-нибудь. Комната была сплошь украшена всякими отрубленными головами бедных убиенных животных: кто в клыках, кто в рогах, а кто и в таких зубах, что мама дорогая!.. Хозяин за стойкой оказался неумолимо глух к нашим вопросам по-английски. Эти французы просто иногда доводят до бешенства своей принципиальностью в нежелании понимать английскую речь! Обычно, по совету из путеводителя Дмитрия Крылова, в общении с французами помогает начало разговора с приветствия по-французски "Бонжур!", потом обаятельная улыбка, потом растерянное: "Пардон, но парле франсе", и с надеждой в горящих глазах: "Хэлп ми, плиз!", и дальше спокойно на английском, который они почти поголовно, на самом деле, понимают, излагаешь свою проблему. И тебе помогают в 90% случаев. Но этот упрямый хозяин, этот горный камнеголов был непробиваем! Хотя, странным образом, он умудрялся разгадывать наши пожелания на английском купить егермейстер, кофе и сувенирные безделицы, но только дело доходило до вопросов о дороге, он начинал играть в памятник: раскладывал надменные щеки по воротнику, молчал и головой не качал.
  Нас спасли постояльцы, видя наше неистовство. Выйдя с нами на дорогу и поняв, с какой стороны мы приехали, эти добрые люди разубедили нас ехать вперед. Однозначно разубедили. Типа, если жизнью дорожите... И была тепрь у нас одна единственная дорожка - винтить себе назад: там, за облаками, там, за облакааамиии, там, там-та-рам, там-та-рам... Вот уж точно мы проиллюстрировали предсказание: "прямо пойдешь - жив будешь, но себя позабудешь"... А потом нам, позабывшим себя без шуток, еще придется встать на ту лыжню, про которую сказано, что коня потеряешь... И только потом - автобан. И уж только после многих километров пути по автобану - отель. Моя внутренняя "старшая сестра" ретировалась окончательно. Мы с Лидой купили в шале сувенирные колокольчики - такие, которые надевают овцам на шею (их фирменный сувенир во всех мыслимых размерах, от наперсточного, до ведерного) - на память о страхе в этих горах, которого мы тут натерпелись. Одинакового размера - без деления на старших и младших! И дружно поехали обратно.
  
  Не трудно догадаться, что к отелю мы подруливали поздно ночью. На беду отель был частный, так называемый гэст хаус, т.е. гостевой дом. Я ужасно не люблю останавливаться в частных гостиницах: при вполне милом, псевдоуютном интерьере очень часто там тебя ожидает скупость хозяев. Ну, не скупость, пусть - бережливость, если чье-то ухо было задето "скупостью". Например, что вы скажете о хозяевах отеля, если на завтраке, чтобы заполучить сосиску, нужно открыть трудно открываемую банку с затейливой крышкой?! Для такой операции нужно использовать две руки, но в одной руке тарелка, тарелку некуда поставить, а банку из-за этой чертовой сосиски нужно снова закрыть, а сосисок там всего три, а за тобой четыре человека в очереди, и две сосиски, пусть и величиной с детский мизинец, взять уже неудобно... Иллюстративная картинка! Или постельное белье: чаще всего в этих отелях белье цветное, а полотенца темных цветов, чтобы плохо отстиранные или просто старенькие, они не выдавали гостям секрет хозяев в экономии порошка. Еще, обычно, это отели семейные, и, если на ресепшен тебя встречает вполне приветливый и расторопный человек, то на уборку комнат семья ставит самого нерадивого и бестолкового своего члена. И этот член, в силу своей нерадивости и бестолковости, отвратительно убирается, особенно в ванных. Большие сетевые отели дрючат-учат своих уборщиц, высчитывают у них из зарплаты за нерадивость, а в семейных отелях таким способом пристраивают бедных родственников, чтобы им не подавать на бедность. Но самое ужасное для меня во всех этих гэст хаусах - это отсутствие ночных портье (на них попросту экономят). Тебе дается телефон, по которому надо звонить в случае позднего чек-ина и поднимать хозяев из теплой постельки, чтобы открыть тебе (бессовестной такой, шляющейся неведомо где, полуночнице!) дверь. Понятно, что звонить им хочется, как умереть! А иногда, варвары (!), они вообще на тебя плюют и объявляют, что заселение возможно лишь до девяти вечера: с закатом солнца двери муравейника закрываются, не успел муравьишка вовремя добежать - ку-ку, Гриня, сиди себе на улице и о денежках не вспоминай! Хотя в таких гостиницах, порой, встречаются, конечно же, симпатичные хозяева, фанаты своего дела (или семейного ярма). Но и среди этих милых, гостеприимных хозяев можно нарваться на слишком милых и слишком гостеприимных, которые тебя замучают миллионом сладких улыбок, триллионом вопросов "а хорошо ли тебе спалось? а из какого ты города? ах да, знаю, Петербург - это в России! в России холодно и все пьют водку, не так ли?" И, дебильный смех шутника от пошученной шутки... И ведь на всё это надо как-то реагировать!... На английском, которого ты не знаешь ни черта...
  Вот к такому отелю мы и подруливали. И уже подняли кого-то с постели. И запутались в дорогах, поэтому перезванивали-переспрашивали. И этот кто-то с постели стоял с зонтом под проливным дождем в кромешной темноте, чтобы открыть нам свой гэст хаус посреди ночи, а завтра ему спозаранок уже на ресепшен стоять и улыбаться всем подряд... Ндааа, хочется сквозь землю провалиться, и от этого чувства я еще больше начинаю ненавидеть гэст хаусы!
  Приплелись в комнату промокшие, с лишними, схваченными в спешке вещами. Все как всегда: отвратительный дешевый интернет, запах плохо проветриваемого помещения, цветное постельное белье, маскирующее невыполосканные волосы прежних постояльцев, утлая ванная с грустно поникшим допотопным душем, бюджетным шампунем и озверевшим от голодухи пауком в углу. На этом этапе нашего путешествия Лида уже перестала дезинфицировать стульчаки в туалетах настойкой календулы, но все еще пыталась протирать их влажной туалетной бумагой, что, конечно, огорчало, но, ничего не поделаешь: гонка и ночевки каждый раз в новом месте сделали свою грязную работу! Даже такая аккуратистка, как моя сестра, в конце концов, поступилась принципами гигиены в угоду экономии физических сил. В этот раз Лида провела в ванной каких-то пятнадцать минут против обыкновенных сорока (с постирушками). "Стульчак-то протерла?" - съязвила я. "Не-е-ет!" - взревела Лида и пала в кровать бездыханной.
  Добрейшей души человек - наш хозяин - гонялся за нами пол утра, пытаясь на хорошем английском поведать нам о достопримечательностях, которые мы не собирались посещать, о видах и ландшафтах в округе отеля, которые нас не интересовали, и о преимуществах своего гэст хауса над другими, навеки запечатленных в его драгоценной гостевой книге, которую мы не имели ни малейшего желания пополнять еще и нашим отзывом. Еле-еле от него отбились и с наслаждением забронировали следующую ночевку в сетевом отеле Ибис. (К слову: как это прекрасно - приехать посреди ночи в Ибис, перекинуться парой слов с ночным портье, всегда ждущем любых припозднившихся путников на своем посту, повалиться в постель с белым, хорошо выстиранным бельем, исключающим приветы от предыдущих постояльцев, и позавтракать не бог весть какими яствами, но которые всегда на виду и всегда в избытке, без препятствий в виде сложно закрывающихся банок!).
  
  Вот и на Лидиной улице настал праздник: посещаем крупные города Бон и Лион. Они по пути, пусть не Париж, но все-таки! Бон, не слишком большой, но все же - столица Бургундии. Он напичкан винными лавками, где вина за 100 евро - это так, для разгону напитки, и где любой сувенир связан с виноделием (вспомним "папу" из Эльзаса, который учился в Бургундии и гордо нес эту свою привилегию, причем, не без основания!). Этот Бон запомнился атомными ценами на вино (пару бутылок я все же купила, но жизнь показала, что у "папы" вино во сто крат лучше!), а также своими старинными зданиями. Входные двери - с массивными кольцами для стука, истертыми бронзовыми ручками в виде животных и решеточками для выглядывания на крыльцо - были сохранены во всех домах! Исторические улочки будили воображение. Несмотря на то, что мы находились не в Париже, госпожа Бонасье, прошмыгнувшая в старую дверь какого-нибудь монументального флигеля, а также, господин Д"Артаньян верхом, скрипящий потертым седлом и покачивающий перьями на шляпе - виделись, как живые. (Эх, куда нас с Лидой, к черту, занесло?!)
  Лион оказался красивым (смесь Рима и Парижа в более скромном масштабе). Мосты через Рону и Сону, фонтан Бартольди - напоминают о Риме, а бесчисленные кафешки и своды соборов и церквей - о Париже. Но поездка в Лион, в который раз, убедила меня в правильности принципа: не соваться в большие незнакомые города на машине. Вот пример одной такой нервной ситуации. Навигатор чудит и тащит тебя прямехонько в пешеходную зону. Ты потеешь от усилий развернуться на узкой улочке с крутым уклоном, заставленной машинами. И тут, откуда ни возьмись, на твою голову еще сваливается легион парней на мотороллерах, которые с гиканьем и залихватскими зигзагами мечутся вокруг твоей приметной машины (машина, и правда - лимитированной серии, с шильдами от лаборатории Субару STI, с золотыми колесами и российскими номерами в придачу!). Эти демоны в шлемах с глухими черными забралами, оседлавшие свои взвывающие и вскакивающие на дыбы тарахтелки, просто доводят тебя до полуобморока - калаш бы в руки! Всё! Это последний крупный город за нашу поездку, можешь обижаться на меня, Лида, сколько хочешь! "Ладно, ладно..." - невнятно частит Лида и доканывает меня сто первым призывом снять ее на фоне "вот этого памятника (фонтана, собора, моста, заката...)".
  
  А вот и долгожданный Прованс! Я не знаю, почему я так стремилась его увидеть. Про сестру - знаю: она с трепетом ждала посещения города Арля - ждала встречи с местами, где работал Ван Гог, один из ее любимейших художников. А я, наверное, хотела увидеть ту уютную деревенскую простоту, которую демонстрирует нам стиль Прованс, причем, увидеть в антураже настоящей южной природы. Я мечтала насытиться здешней здоровой жизнью, которую нам обещают все эти петушки, корзиночки в салфеточках и прочие горшочки с букетами лаванды. Я, конечно же, купилась на их идиллическую рекламную картинку и жаждала прильнуть иссохшими, жадными губами замордованного, вечно спешащего горожанина к тихим сельским пасторалям. Франция - страна, достаточно деревенская. Если взглянуть на нее из окна самолета, можно тут же в этом убедиться: все пространство между сверкающими лужицами крупных городов забрызгано крошечными капельками - деревеньками в 10-20 домов. Но почему мне вздумалось, что именно в Провансе я приобщусь к незамысловатой сельской жизни - мне не ведомо!
  Мы снова ехали неприметными дорожками среди полей и виноградников, и снова нам стали встречаться то тут, то там, какие-то старинные виноградные прессы, чаны, бочки и давильни, преобразованные в рекламные сооружения, возвещающие о том, что тут продается вино. Мы заехали в один из дворов, и я позвонила по телефону, что значился на вывеске. Вскоре к нам вышла довольно молодая женщина - вылитая Жюльет Бинош. Было видно, что мы оторвали ее от работы: в резиновых сапогах, джинсах и клетчатой рубашке, она извинилась, снимая резиновые перчатки, и отошла вымыть руки. По-английски она говорила прекрасно. Потом она пригласила нас в отдельное строение, как и у "папы" в Эльзасе, которое можно было назвать дегустационным залом. Женщина позвала немного застенчивого сына лет двенадцати. Я стала с ней советоваться, а она просила принести сына то один, то другой вид вина. Было видно, что мальчик хорошо разбирается в ассортименте, пусть и небольшом, частном, но важном для этого винного дома. Попутно, женщина объясняла сыну - как проводить дегустацию. Когда я выбрала вино, я была поражена ценой: биологическое натуральное вино (т.е. без химии) стоило около семи евро за бутылку. Потом я подарила это вино дочке (это было розе, которое дочка очень любит). Впоследствии, когда дочка попробовала это вино, она сказала, что ничего прекрасней, легче и ароматней в своей жизни она не пробовала. Это было мнение очевидного ценителя розе... К чему это я?... Я к тому, что наблюдая воочию преемственность в семейном бизнесе, захватившем многие поколения, наблюдая эту передачу знаний от родителей к детям, мы поняли - как это важно. И как это идет на пользу дела!
  На подъезде к Арлю Лида почти ополоумела от восторга: смотри, это и впрямь настоящие вангоговские облака! А это просто его поле с кипарисами! Ирисы, как на картине, ты только вглядись! Оливковые деревья, виноградники! И она снимала и снимала - всё вокруг, а я снимала и снимала Лиду на фоне "всего вокруг". По ее просьбе. И, помню, я тогда подумала, что вообще-то мне ничего не жалко: ни времени, ни денег, ни сил в этом не слишком легком путешествии - если в результате человек может испытать столько счастья... И еще я подумала, что к этому времени наших странствий я уже совсем забыла про люстры - про главную цель...
  Когда мы вывалились из припаркованной машины в центре Арля, как всегда, несвежие и голодные, мы изумились большому количеству народа в нарядных исторических костюмах. Женщины были в длинных юбках, с особенной высокой прической, где узел волос украшен вышитой манжеткой. На шее у всех красовалась черная бархатная ленточка с католическим крестиком в ямке между ключиц. Декольтированные узкие блузки были дополнены главным достоянием арлезианских красавиц: кружевной косынкой, спускающейся углом сзади к поясу юбки, а концами обнимающей открытые плечи и закрепленной спереди у пряжки пояса. Безумно женственный образ! Мужчины тоже были разодеты во что-то такое торжественное, в шляпы, но они терялись на фоне этих красавиц. И только мы повернули к улице, с которой доносилась музыка, как навстречу нам повалило праздничное шествие: царственные белые кони, стражники, красавицы и городская толпа, сплошь разодетая, не исключая трехлетних девочек!
  И тут не знаешь, что лучше: запечатлевать-фотографировать или послать все к черту и просто любоваться?! Обычно я не могу справиться с этим зудящим желанием увековечить момент, потом спохватываюсь, забрасываю камеру обратно в сумку, начинаю наслаждаться зрелищем. Но целостность картины теряется... И суета с фотоаппаратом уже отвлекла тебя от настоящего переживания, сбила прелесть момента, разрушила изумление... Сколько раз я давала себе слово не дергаться, а просто проживать подобные встреченные картины, но, увы! Желание поделиться потом с родными и друзьями всем увиденным - вновь, и вновь увлекает тебя в это бесполезное мельтешение с камерой. Бесполезное, потому что ты - не фотограф, и фотоаппарат у тебя слабенький, и снимки в суматохе (когда ты не готов к увиденному) получаются обычно плохими, да и родные с друзьями, как правило, особого интереса к твоему репортажу не выказывают... Так стоит ли лишать себя прелести просто внимать эту внезапно открывшуюся красоту? Пусть и единолично, эгоистически?! Буду себя перевоспитывать! Ну а в тот раз - да, как всегда: ни толковых снимков, ни полного впечатления!
  Когда проскакала кавалькада, народ бросился в рестораны, ибо праздник, похоже, подошел к концу. Мы были готовы броситься в рестораны с самого начала, ибо не ели целый день. Одурманенные историческим флером, мы размечтались об аутентичной кухне. Рисовался арлезианский дом с простым столом, заваленным только с огня, дымящейся, натуральной, смачной и жирной, издающей ароматы провансальских трав, едой! Едва успевая сглатывать слюни, мы засеменили вверх по улице. Ресторанов было немало, но все они предлагали что-то обычное: стейки, лосось, дорада... А нам - кухню Прованса подайте, и всё тут! И вот мы совершаем типичную ошибку типичных туристов в типичном туристическом городе: мы покупаемся на вывеску типа "национальная кухня Прованса" и заныриваем в ресторан у порога которого стоит манекен прекрасной арлезианки в описанном выше костюме. Ресторан кишит иностранцами (сразу бы надо было бежать), в меню (как водится, блюда перечислены только на французском языке, после чего законно хочется обозвать французов даже пожестче, чем лягушатниками!), в меню - всего два комплексных национальных обеда. Грубая баба-официантка (понятно, в национальном костюме) отказывается перевести хоть что-то, кроме: "это рыба, а это мясо". Но интерьер исторический, стол простой, как мечтали, голод недетский... эх, давайте, несите нам ваш национальный обед! Махнули мы рукой и стали обсуждать наше с Лидой удивительное везение всегда попадать на разные национальные праздники. В какой-нибудь Приозерск случайно заедешь - а там чуть ли не восьмисотлетний юбилей города! Уж, какой праздник может быть в Лодейном поле? И то умудрились проездом попасть на какие-то исторические даты! Олонец, Псков - где мы только не побывали, обязательно ухитряемся на днях города побывать. Ну, а в Арле, оказывается, был день выборов королевы Арля, которая выбирается один раз в три (!) года - вот это везение! Вообще, по-моему, замечательный праздник: весь город к нему три года готовится.
  Тем временем, к нам приплыло первое блюдо из "аутентичной кухни". В тарелках плескалась бурая лужа с непонятными и редко встречающимися ошметками. С голодухи мы попробовали ЭТО есть... Удивительным образом возникла мечта о хотя бы вареных бычьих хвостах, или уж, на худой конец, копытах... Но нет! Жители Прованса, видимо, из века в век почему-то предпочитали есть на первое эти отвратительные пленки-перепонки, добытые из неизвестных частей, принадлежащих неизвестным животным. Второе блюдо могло смело претендовать на место в меню для новобранцев пехотных частей нашей доблестной российской армии: концентрация пленок и мослов несколько взросла, появился пикантный запах непромытых потрохов. Возможно, баланда концлагеря даже бы проиграла этому кушанью по количеству животного белка. Но только не по запаху! Заплатив кучу евро за эту помойку "в настоящем арлезианском доме с простым столом", мы, злые и голодные, выкатились на улицы Арля.
  В Арле со всех магнитиков, керамических горшков и календарей вместо эльзасских аистов на вас пронзительно смотрит Винсент Ван Гог, украшенный ирисами, подсолнухами, красными виноградниками и кипарисами. Наши сувенирные запасы (уже начинающие соперничать с объемом люстр), понятно, пополнились множеством его шедевров, нанесенных на тарелочки и прихватки, не считая огромного кулька со всевозможными продуктами гигиены на основе лаванды. А как же без лаванды?! Мы ведь в Провансе! Гвоздем нашей прогулочной программы было посещение знаменитого "Ночного кафе". Картина ночной террасы кафе очень любима Лидой: она даже повесила ее копию у себя в спальне. Это место встретило нас настоящей вангоговской аурой: та же ночь, темнота с бликами звезд в просвете между домами, желтый безжалостный свет заливает опустевшие столики, напоминая об одиночестве... И, чем ближе ты подходишь, тем яснее понимаешь, что мир, со времен кончины бедного Винсента, ничуть не поменялся: он пожирает тебя вместе с твоей туристической доверчивостью, он безжалостно и с выгодой для себя играет на твоем чувстве прекрасного, он продает тебе сомнительное наслаждение выпить бокл-другой в стенах, что притягивали и одновременно так пугали художника. Пугали ложным искушением: "войди, и ты будешь уже не один!"... Один! Ты всегда будешь один, сколько бы посетителей не сидело вокруг. Вот - правда, которая прописалась в этих стенах, пропечаталась на обоях, глядела из глаз равнодушных, подсчитывающих в уме сегодняшний барыш, официантов. Все на продажу, даже беспокойная, не знающая компромиссов, израненная душа великого художника...
  Однако, господа, не будем забывать, что на душу его ведь есть же... спрос! Иначе, что же мы тут с Лидой сейчас делаем?!
  
  
  
  Испания. Конец дороги "туда"
  
  
  Вот ты и осталась позади, такая большая страна - Франция! Перед нами распахнула свои объятия жизнерадостная и немного бесшабашная Испания. Здесь и вправду почти всё население не знает английского языка, но, в отличие от мнимо непонимающих тебя французов, никто не надует щек и не обойдет молчанием твой вопрос на английском. Наоборот, начнут тараторить по-испански, как из пулемета, с горячностью и бурной мимикой, чтобы ты, бедный, понял, наконец, их ответ.
  С изумлением вспоминался снег на гранитных скалах вдоль дорог в Финляндии: тут вовсю царило настоящее лето! Муж с Асей уже нежились в шезлонгах на пляже, поджидая меня, и писали мне вопросительные эсэмэски. А мне еще надо было добраться до Барселоны, отправить Лиду домой и только тогда встать на финишную прямую к ним длиной в 550 км. К этому моменту я уже очень устала и мечтала о нескольких днях отдыха вместе с ними, без какого-либо упоминания о вождении машины. Поэтому Лидин стон о том, что мы проезжаем мимо Фигераса ("там же музей Сальвадора Дали, когда еще мы там сможем побывать, а тут - мимо же едем?!") я проигнорировала. Этот вечерний заезд в Фигерас, когда музей уже закрыт, мог обернуться потерей целого дня для моего короткого отдыха (Асин-то отпуск тоже лимитирован!). Едем-летим в Барселону без остановок! "Смотри!.." - печально и восторженно показывала сестра на небо - "...это же загадочные сигарообразные облака с полотен Дали: так он их, оказывается, не выдумал!.. Эх, как бы я хотела побывать в его музее!.."
  Я предвкушала Лидино восхищение красотой Барселоны. Наш папа полжизни проплавал: был моряком загранфлота. Когда мы в далекие советские времена, без какой-либо надежды увидеть другие страны, спрашивали его, какой город мира ему понравился больше всего, он, мечтательно улыбаясь, называл два города: Барселона и Буэнос-Айрес. Буэнос-Айреса я не видела, а вот Барселона, и впрямь - красавица!
  Мы въехали в Барселону вечером, уже в темноте. Гостиница была зарезервирована в самом тусовочном месте, на Рамбле, т.к. там я уже не раз останавливалась и всё знала. Это было важно, потому что я собиралась утром сориентировать Лиду в пространстве, посадить её на экскурсионный автобус и уехать к мужу и Асе. Рамбла - это прекрасно, но взамен мне пришлось порулить в море гудящих машин и развеселых людей. Не могу сказать, что это меня осчастливило: каждые сто метров давались не меньше, чем за пятнадцать минут, плюс вспотевшие руки на руле, занемевшая нога на тормозе и охрипшее горло от ругательств на всю эту подвыпившую молодежь, зачем-то кидающуюся мне под колеса. В-о-о-о-т он, отельчик наш, а встать-то негде! Пришлось проехать до городского паркинга, а потом тащиться в отель пешком с чемоданами.
  Известие, что завтра я оставлю Лиду в Барселоне одну до ее отлета вечером в Петербург, а сама уеду к мужу, чтобы выиграть день, ввергло её в тоскливую тревогу. Лида еще никогда не летала одна. А вдруг она потеряется на маршруте экскурсионного автобуса? А что она скажет таксисту, чтобы попасть в аэропорт? А если отложат рейс, что ей делать? А вдруг таксист привезет не в тот терминал? Все эти ужасы, теснящиеся в ее голове, накрепко закрыли тот человеческий канал, при помощи которого люди воспринимают красоту вокруг себя. Ничто уже не имело значения! Никакой Гауди не мог вытеснить Лидиных опасений: сестра загоревала не на шутку!...
  Я, конечно же, все предусмотрела: поговорила на ресепшен в отеле и заранее оплатила номер, попросила их вызвать такси к определенному времени, объяснила им, что сестра не знает языка и очень волнуется, написала на испанском для таксиста слова "аэропорт, терминал Љ1", дала ей денег на непредвиденный случай, купила билет на весь день на экскурсионный автобус, который можно покидать на любой остановке, и на любой же остановке садиться (автобус идет по кольцу и будет возвращаться к отелю), но почему-то начала тревожиться за Лиду и стала смотреть на город уже её глазами. А город на улице Ла Рамбла неистовствовал! Люди шли навстречу непроходимой стеной, кругом орала музыка; внезапно на тебя кидались разрисованные актеры, только что в оцепенении изображавшие замершие статуи; продавцы каких-то китайских светящихся летающих игрушек то тут, то там запускали их в небо; спотыкаясь, то и дело, на тебя валились довольно пьяные люди; всюду тявкали электронные игрушечные собачки; и кругом гудели озверевшие таксисты. Прекрасная Барселона, неожиданно для меня самой, стала терять свою прелесть и на глазах превращаться из породистой красавицы в подвыпившую дурнушку. Что значит - идентификация со значимым для тебя индивидом! Лида упрашивала меня остаться и довезти ее в аэропорт на нашей машине. Кроме потерянного дня (в час ее отлета я уже планировала доехать до мужа, а в случае проводов, мне бы пришлось ночевать и приехать на сутки позже), это грозило мне еще и кучей неприятностей с поиском парковки, терминала, въездов-выездов, и изрядной нервотрепкой при возвращении на гудящую Рамблу.
  Настал час прощания. Я провожала Лиду до автобуса. В свою очередь, Лида провожала меня взглядом приговоренного к смертной казни. На душе у меня скребли кошки... Но, в конце-то концов (!) еще совсем недавно я тоже только начинала познавать мир Европы, тоже без языка и, между прочим, без сестры, которая загодя уже решила все возможные проблемы. Надо же когда-то начинать быть самостоятельной, учить язык, становиться по-настоящему взрослой - твердила я себе. Неожиданно, большая, немного неуклюжая Лида остановилась и сказала: "Знаешь, кого я сейчас себе напоминаю? Пастора Шлага. Помнишь, когда Штирлиц переправлял его через границу: он посмотрел пастору вслед, и у Штирлица защемило сердце - пастор совсем не умел ходить на лыжах...". Лида как-то по-детски беззащитно улыбнулась и вдруг заплакала... Потом она села в экскурсионный автобус и долго махала мне рукой, сжимавшей мокрый платочек. Я помахала ей в ответ. И ушла. В отель. За вещами.
  Господи, да что же это такое! Ну почему мне её так жалко?! Помнится, в фильме Штирлиц в конце концов подумал про пастора, что "ничего, идти недалеко - дойдет!". Я тоже подумала что-то в этом роде, но вот почувствовала себя никак не Штирлицем, а, по меньшей мере - Геббельсом... Почему Лида способствует появлению во мне этого отвратительного чувства, что я предала маленького ребенка?! Одновременно с жалостью во мне начинала разыгрываться злость. С какой стати я должна с ней так нянчиться, а взамен еще и чувствовать себя последней мачехой?! О, только не это: опять я лезу на родительское место в наших отношениях!.. Спокойно! Ты - только сестра, всего лишь сестра, и у тебя есть куча своих собственных проблем! А ее проблемы она должна преодолевать сама!
  Придя в отель, я написала Лиде убедительно-убеждающее письмо о необходимости, наконец-то, стать взрослой, финальной строкой которого была патетическая фраза: "всё, что нас не убивает, делает нас только сильнее!", и решительно вышла из номера.
  
  Так непривычно было сесть в машину одной. Под конец нашего путешествия мы с Лидой идеально отработали наше взаимодействие на маршруте: Лида сопоставляла реальную дорогу с картой навигатора на планшете, считала съезды кругового движения, заранее предупреждала о камерах и давала отмашку на повороты, чтобы мне не отвлекаться на экран планшета. Я двинула из Барселоны на юг. Впереди был круг, по меньшей мере, с восемью съездами. Город, движение быстрое, я просчиталась со съездом. Новая попытка, и снова не туда. Опять кружу по кругу, въезжаю в какой-то карман: неудача! Делаю очередной заход... Заколдованный круг - никак не выехать, не отпускает меня Барселона. Или Лида?.. Чуть не заехала на паромную переправу с невозможностью разворота, какое-то наваждение!.. Я съехала в тень и стала сличать карту со схемой в навигаторе. Неожиданно мне очень захотелось, чтобы Лида была рядом. Пусть - беспомощная, по-детски наивная, излишне подробная, медленно собирающаяся и до боли зубовной аккуратно пакующая вещи! Такая родная Лида...
  
  Я подъезжала к дому, где меня уже заждались муж и Ася, почти ночью. Глаза покраснели от рулёжки в темноте и слипались сами собой. Было страшно, что могу уснуть за рулем. Лида успешно добралась до аэропорта, села в самолет и уже улетела в Питер. Всё это, слава Богу, её не убило, и она, естественно, стала сильнее. А я ехала и думала, что, наверное, это навсегда останется так: я буду вечно старшая, решительная, стойкая. И я всегда буду мстить Лиде за тот надкусанный корж различными пугалками, вроде поездки в горы. И всегда у меня будет сжиматься сердце, если я потребую от нее взрослости, потому что я не смогу избавиться от мысли, что она, как пастор Шлаг - "совсем не умеет ходить на лыжах"...
  
  Позже выяснилось, что от расстройства и тревоги Лида не разглядела главную морскую достопримечательность Барселоны, о которой твердил нам папа - памятник Колумбу, хотя Колумб стоял себе преспокойно прямо на маршруте ее экскурсионного автобуса. Видимо, Барселона, так не хотевшая меня отпускать, надеется, что однажды мы с Лидой туда вернемся.
  ***
  
  
  
  
  
  
  Часть II (Путь обратно)
   Посвящается Асе
  
  Сборы
  К ночи, обессилевшая и почти ослепшая от встречных фар и дорожных огней, я доехала до дома и почти рухнула за стол. Стол мог сойти за кровать, причем двуспальную: его весь день для меня готовили муж с Асей, а так как ожидание затянулось, приготовленного хватило бы для сицилийской свадьбы среднего размера (число приглашенных родственников ограничивается пятиюродными кузенами с женами, родителями и детьми). Эх, как же приятно сменить декорации, и, вместо вечно озабоченной старшей сестры, превратиться в беспомощную уставшую женщину, требующую внимания, попечения и кормления вкусненьким.
  
  Три дня нирваны: солнце, бесконечные прибрежные дюны и прохладное майское море.
  Вечером перед своим отъездом муж погрузил в машину огромную коробищу с поджидавшими меня люстрами. Чтобы сэкономить место, мы напихали в коробку с основной большой люстрой всяких мелких плафонов и бра, поэтому тяжести она была необыкновенной! Потом я отвезла мужа в аэропорт, а мы с Асей поплелись собираться в неблизкий обратный путь: из нашего города на юге Испании до Питера все-таки четыре с половиной тысячи километров.
  Наутро меня охватила ожидаемая паника: скарбу не было видно конца. К люстрам прибавилось изрядное количество всяких симпатичных вазочек и полочек, прикупленных мною по дороге "сюда", что требовало от моего бедного Субарика чуда: ну, например, как в книжке про "Алису", ему надо было бы дать покушать волшебного гриба, и он бы подрос до размера нормальной многотоннажной фуры. Тогда бы все поместилось. Но, автомобили Субару не кушают грибов - вот в чем проблема! И мы с Асей занялись распихиванием пожитков во все свободные миллиметры автомобильной площади. Через несколько часов коллективного упорства между крышей авто и резной винтажной полкой для хранения винных бутылок, водруженной на коробищу с люстрами, прошло бы бритвенное лезвие. Но только лезвие. Без бумажного чехла! Туфли парами не влезали, поэтому их пришлось поодиночке трамбовать в лакуны и неровности багажа. На выступающие части полок мы скотчем примотали всякие мелочи, а бутылки с водой и бутерброды закатили под сиденья. Негигиенично, скажете? Ну, да! Негигиенично. Зато не без еды-воды поедем. Про себя я посмеивалась, представляя, как ужаснулась бы моя сестра Лида, отчаянная поборница чистоты и любительница комфорта, если бы ей пришлось вышаривать свой бутерброд из-под сиденья. А Ася - спартанец, походница с младых лет - просто внимания не обратила на такое неудобство. Ручаюсь, что даже слово "неудобство" в ее мозгу по этому поводу не возникло!
  Тем временем утро превратилось в неутро. И даже не в день. Надо срочно срываться и ехать, но мы устали, и есть хочется. Пока поели, пока "вспыхнули" (как говорит моя мама про краткий отдых после долгого физического напряжения) - дело к закату. Обратный путь я наметила по западному краю Франции: захотелось посмотреть Бретань, да и к дочери в Голландию надо было заехать. К тому же, всегда интереснее возвращаться другой, новой дорогой. Было решено держать путь на Сарагосу, сколько хватит сил, ибо ночь подступила не шутя. И мы двинули.
  
  
  Тарасона
  
  Уж мы пилили-пилили, рулили-рулили... В кромешной темноте. К счастью, о том, что дорога по большей части пролегала в горах (это всегда тревожно), можно было догадываться лишь по снижению температуры за бортом, по уклону дорожного полотна в свете фар и по радиусам бесконечных поворотов. Ни пропастей, ни обрывов мы просто не увидели, аллилуйя!
  Мы так примерно пилили-рулили, что бодро пролетели мимо Сарагосы и припарковались у какого-то придорожного отеля в городке Тарасона. Два часа ночи; конечно же, нас никто и не думает ждать; приходится трезвонить и объясняться при помощи тех жалких пяти слов на испанском, которые мне чудом известны. Потому что испанцы, как и россияне, ни фига не учат иностранные языки, даже работающий в гостиницах персонал! Наконец, мы завладели ключом от номера и упали, как подкошенные, в свои кровати.
  А какой, зато, в этом провинциальном городке нас ждал завтрак!... Мммм... Гора креветок, мидий и кальмаров, объединенная с горой свежих овощей! Щедрая порция (подойдет для пары работящих мужиков)! Настоящий "кафэ кон лече": очень-очень крепкий добротный кофе с цельным горячим молоком, и без всяких там капучинистых пенок, пахнущих детским садом. В больших городах так тебя никто не накормит! Официант за стойкой: в черной рубашке, громогласный, позитивный, священнодействующий над старым шумным кофейным аппаратом, успевающий перекидываться шутками со всеми окружающими посетителями. И люд, разнообразный местный испанский люд: от дальнобойщиков до коммивояжеров, галдящий, жестикулирующий, отчаянно и немодно курящий. Такие сцены из нетуристической испанской жизни - награда за наши изнурительные поездки на большие расстояния.
  Трасона - очень старый и вполне себе провинциальный городок, обволакивающий вас прелестью аутентичной исторической глуши. Ты бродишь по улочкам и площадям и радуешь свой глаз то мостовой из уложенных в определенном порядке длинных гладких камушков-голышей, то величавостью старинных кафедральных стен, то искусными барельефами со всякими мифологическими персонажами атлетического вида (римлян в эпоху империи никто в Тарасоне не отменял!). Опять же, аисты, утопающие в коронах своих размашистых гнезд на крышах соборов, и утки, разгуливающие вброд по руслу местной реки (надо понимать, что серьезное слово "река" в случае Тарасоны означает, что воды в реке - уткам по щиколотку, поэтому утки не плавают, а ходят). Все эти орнитологические представители придают городу уютный домашний вид.
  Самое интересное в Тарасоне - Худерия, еврейский квартал с висячими домами. Прямо из скалы восходят к небу стены домов, а к ним приторочены маленькие флигеля на верхотуре. Старые балки, отслужившие не один век, подпирают эти апартаменты, соседствующие с гнездами ласточек. Непостижимым образом консолями служат конструкции из кирпича, сложенные по принципу "лесенки наоборот". Т.е. нависающую часть дома во всю глубину навеса подпирает широкая ступенька, под ней - менее широкая, под той - ещё уже, и так далее - пока лесенка не дойдет до ступени в один кирпич... И вроде бы как он-то, этот маленький кирпичик, всё это хозяйство на себе и держит! Но абсолютно непонятно - как?!
  Кроме того, в этих старинных висячих домах из раннего средневековья уже угадываются те одесские галереи, огражденные балюстрадой, какие до сих пор можно встретить в старых двориках Одессы-мамы вдоль верхних этажей. И запросто там можно представить испанскую "тетю Соню", зовущую "кушать" расшалившегося "Мойшу". И запах жареной рыбы ударит вам в нос. И из соседнего окна сефардская волоокая Мойшина сестрица будет украдкой поглядывать на сына местного судьи. Да-да, уже тогда среди евреев были юристы. И был даже один, который стал не общинным судьей, а общегородским. Впрочем, такое могло быть только до 1492 года, до того страшного указа, положившего конец мирному соседству мусульман, христиан и евреев, и обязавшего всех иудеев покинуть Испанию в течение месяца....
  Но, пора... пора в дорогу - времени у нас в обрез.
  
  
  И снова здравствуй, Франция!
  
  Опять мы с Асей сделали героический рывок: неслись, побрякивая непомерным скарбом, побулькивая перекатывающимися под сидениями бутылками, покрякивая и растирая затекшие наши спины на коротких остановках, под проливными дождями. И опять на заправках нашу золотоколесную машину окружали зеваки - все-таки она приметная, плюс российские номера, а Россия находится отсюда далековато. У Субару оппозитный двигатель с горизонтально расположенными цилиндрами, жрущий масло за четверых (если брать обычные моторы). И производитель нещадно пугает владельцев Субару, что если они недокормят маслом своего быстроногого конька - жди серьезных неприятностей. Поэтому на больших перегонах меня охватывает масляная паранойя: я постоянно залезаю под капот и проверяю уровень масла. У владельцев машин с обычными моторами это зрелище вызывает недоумение, т.к. они не знают - что такое подлив масла, и маслом там занимаются техники на СТО по случаю очередного срока техобслуживания. Для таких водителей мои женские аккуратистские манипуляции с масляным щупом (достанешь, протрешь белоснежной салфеточкой, опустишь, вынешь, сличишь уровень с дырочками, снова двумя ручками, придерживая, опустишь в трубочку, салфеточку, держа двумя пальчиками, выбросишь в урну) выглядели весьма экзотично. У нас с Асей даже сложилось развлечение: приезжаем на бензозаправку, заливаем бензин, откатываем машину, проверяем уровень масла (см. выше в скобках) и идем платить. И смотрим в окна на столпившихся водителей. О чем говорят - не слышно, но пальцами колоритно тычут и руками жестикулируют - представление! Насмотримся и выходим гордо.
  Поздним вечером мы приехали в городок Жонзак (к северу от Бордо). Жонзак - это старинный замок, Жонзак - это площадь возле старинного замка, Жонзак - это виды со старинным замком в объективе. В общем, это... и всё про Жонзак. Пишут, правда, ещё про здешнюю термальную лечебницу, но к нашему делу это не относится. Замок, словно замок Маркиза Карабаса из сказки Шарля Перро, был прекрасен, конечно, но,... пора бы и поесть! Идем в ресторан на площади. Чёрт, опять этот французский комплекс неполноценности, замаскированный под национальную гордость: всё меню на французском языке (в туристском-то месте)! В который раз! Как же это бесит! Не выдерживаю и начинаю отчитывать самого возрастного официанта, тем более, что он держится особенно нагло. Прошу меню на английском. Он надменно поджимает губы в отказе. Я требую перевода. Нехотя он начинает бормотать что-то очень общее и советует нам учить французский язык. Возмущаясь, начинаю спрашивать его, что бы он делал, если бы приехал к нам в Петербург, а ему бы подали меню на русском: "Вы что - учили бы русский?! Нет, правда, почему бы вам тогда не выучить русский, ведь, по-вашему, это так просто: выучить язык абсолютно другой языковой группы, с другим алфавитом?! Я немного знаю английский, но для меня было бы очень трудно выучить еще и французский!" - кипела я по-английски, заменяя свой слабый лексикон сильными эмоциями. Официант посмотрел на меня с интересом: "Я сам - русский. Моя фамилия - Медведев. Мой дед жил в Петербурге и покинул Россию, отплыв на корабле из Крыма в 1917 году. Я немного говорю по-русски. Это мой ресторан, и, знаете, вы меня убедили. Я подумаю и, наверное, сделаю меню на английском языке". Вот это оборот! Интересно! И здорово, что нам удалось пробить французское самодовольство в этом аристократическом потомке русских эмигрантов!
  Он попросил сделать заказ. Напротив сидели две девочки и уплетали какие-то аппетитные котлетки в сливочном соусе. Мы были так голодны, что просто указали на них пальцами и сказали: мы хотим то же, что едят эти девочки. Он расхохотался: это мои дочки, хороший выбор! А потом указал на красивую женщину за стойкой бара: а это моя жена. Красивая - похвалили мы. Исчезла надменность, растворилось в воздухе возмущение, с обеих сторон заструилась симпатия. Как мало надо для взаимопонимания: немного прислушаться к "другому", попробовать поставить себя на его место и суметь объясниться хотя бы и очень примитивно! И хотя бы на нежелательном английском. Ведь если бы меня не понесло с моей обличительной английской тирадой, иностранные посетители этого ресторана многие годы бы мучились с французским меню. А так - намучилась только я, потому что котлетки оказались морскими гребешками - свежими, умопомрачительно вкусными (как сказала Ася), однако, я гребешки терпеть не могу, поэтому мне пришлось довольствоваться луком-пореем, тушеным в сливках. Я и Асин лук весь съела, потому что она - съела мои гребешки.
  
  
  Бретань
  
  Я давно хотела побывать в Бретани. Конечно же, я начиталась о независимых и гордых бретонцах, о потрясающей суровой морской природе тех мест. Меня всегда почему-то тянет на пустынные морские берега. Может быть, сказывается зов юности: в шестнадцать лет, наслушавшись папиных рассказов о море, прямо на следующее утро я приехала в яхт-клуб, записалась и стала заниматься парусным спортом. Спорт - это слишком сильное высказывание относительно того, чем я занималась. Меня взяли матросом на крейсерскую яхту, где в команде были здоровенные мужики - они-то и ходили на настоящие парусные соревнования, такие, например, как кубок Балтики. Меня, видимо, взяли по двум причинам. Во-первых, смею думать, я была приписана к этой лодке (яхтсмены часто называют яхты лодками) как украшение команды (капитан был пожилой эстет, профессор истории в ЛГУ, читающий в подлиннике книги на французском и английском языках, при этом обожающий побеседовать со мной в стиле "милое дитя, а знаете ли Вы, что...", т.е. покрасоваться и поумничать рядом с хорошенькой девушкой, какой я тогда, несомненно, была). А во-вторых (и тут приходится забыть о красоте!...), должен же кто-то эту яхту красить, шкурить и шпаклевать - в этом случае лишние руки никогда не помешают! Зато, наградой мне за малярные труды и ангельское терпение в беседах с капитаном были парусные походы. То на выходные дни, а то и на несколько недель.
  Помню свой первый выход в море. Из женщин на лодке были только я и какая-то, довольно унылая, капитанская пассия с мнительным выражением лица. Дамы такого вида обычно преподавали марксистско-ленинское учение или обществоведение. Судя по предупредительному кудахтанью капитана вокруг нее, они пребывали в романтическом конфето-букете. Важно отметить, что крейсерские яхты того поколения не имели туалетов. Всё совершалось с помощью свешивания голого зада с кормы, держась руками за леера или релинги (т.е. ограждение). И вот, на беду, даме приспичило в открытом море. Капитан деликатно намекнул мужчинам, чтобы они спустились внутрь яхты. Проверил курс, подозвал меня и попросил удерживать румпель в одном положении. Сам тоже целомудренно покинул палубу. Дама с опаской ухватилась за релинг и приготовилась низвергать отходы своей жизнедеятельности в морские буруны за кормой. Вдруг гик (горизонтальная подвижная тяжелая балка с пазом, в который заведена нижняя часть основного паруса) пролетел над моей головой и поехал в противоположную сторону. Паруса заполоскали. Раздался вопль капитана "Поворот!", мужики тотчас повыскакивали наверх, а дама едва успела вернуть на место приспущенное белье. Все шкоты были перезаложены, яхта встала на курс, капитан строго вручил мне румпель, и мужское население лодки вновь скрылось внизу. Дама заняла исходную позицию. Я чувствовала перед ней свою вину и мертво вцепилась в румпель, не желая опять опростоволоситься. В это время волшебным образом гик-предатель снова перемахнул на другой борт. Капитан взревел "Поворот!", наверх повыскакивали ржущие дядьки, я виновато отцепилась от румпеля, а бедняжка на корме со стоном вышла из пике над водой. На страшном суде мне это припомнится, я знаю. Даму я "динамила" еще пару раз. Экипаж валялся по палубе от смеха. Бедная женщина, видимо тоже на смертном одре будет вспоминать этот романтический морской поход. Но, люди добрые, я ведь не со зла, я ведь только вчера записалась в яхтсмены - так пусть меня науча-а-ат! Через год я поступила в институт и ушла в институтский яхт-клуб в студенческую команду, где молодые весельчаки на глазах у немногочисленных девиц с рассвета до заката упражнялись в остроумии. Они и научили меня азам управления лодкой. Мне кажется, что это было самое беззаботное, самое смешное, самое безмятежное время в моей жизни!
  Да, так я, собственно, вот о чем хотела сказать: когда ты идешь на яхте без мотора, только под парусом, идешь вдали от берегов, вне шумов земли, и слышишь только шипение воды, разрезаемой корпусом летящей сквозь волны лодки, ты становишься частью этого пейзажа. Ты подхвачен силой ветра, превращен в подобие паруса: твои волосы развеваются синхронно с вымпелом на мачте, они скользят по лицу и оставляют солоноватый вкус на губах, так как пропитаны морским воздухом. Этот морской воздух ни с чем несравним: гигантское количество кубометров чистого, не тронутого адом цивилизации, воздушного пространства, восхитительно пахнущего морем. Мне всегда становится хорошо на душе, когда я чувствую запах моря... Но самое потрясающее ощущение охватывает тебя ночью, когда "звезды становятся ближе", когда вся команда спит, а ты несешь волчью вахту - с нуля до четырех утра - крошечный неспящий человек между небом и землей, увлекаемый ветром сквозь волны под оком непостижимой и прекрасной Вселенной, переливающейся мириадами огней... В такие минуты ты реально постигаешь мировую Гармонию...
  /Всё вышесказанное я написала вчера вечером, а сегодня утром, начав читать одну статью, я эхом получила отклик на только что описанные переживания: "Триединство Неба-Человека-Земли - сквозная идея китайских учений. Лишь человек способен развить свой дух до такой степени, что становится равновеликим Небу и Земле. Оттого его и называют "душой вещей", "сердцем Неба и Земли", призванным воплотить небесный замысел, привести всё к единой Гармонии" (Григорьева Т. Дао - путь к человеку. Журнал "Человек" 2003, Љ6)
  Все так! И даже этот удивительный повтор темы родом из того же Пространства.../
  
  Словом, когда я оказываюсь на пустынных морских берегах, зов юности пробуждает меня от урбанистической апатии: что-то начинает вибрировать у меня внутри, куда-то звать, обещать открытия, переживания, приключения и дарить ощущение полноты мира...
  Бретань позволила включиться всем этим моим "морским" рецепторам на 100%.
  
  Но, кроме моря, в наших планах, также, были Карнакские камни. Дело в том, что в бретонском городке Карнак и близ него сохранились доисторические каменные скопления - местный Стоунхэндж. Однако тут мегалитические сооружения не водят хороводы кругами, тут менгиры (вертикальные громадные камни, напоминающие обелиски; с бретонского: men - камень, hir - длинный) разбегаются в длинные прямые многорядные аллеи. Есть еще долмены - сооружения из неповоротливых огромных глыб по типу: по бокам что-то вроде колонн, а сверху крыша из перекладин. Только колонны и перекладины - все те же здоровенные менгиры. Я прочитала такую оригинальную версию назначения всех этих сооружений: их воздвигали в предельно неустойчивом положении (вертикально торчащий камень-обелиск скорее упадет, чем горизонтально лежащий), чтобы они служили сейсмографами. Якобы, в тех краях в доисторические времена сейсмоактивность была весьма высокой. Малейший толчок - и глыба навернется, причем - с шумом и пылью! И людишки будут предупреждены о надвигающемся землетрясении. Но, рассуждая логически, скажите мне на милость: зачем засевать этими каменюками бескрайние поля?! Разве недостаточно бы было пары-тройки штук?!
  Так что я склоняюсь к мнению других ученых, что гектары менгиров появились в связи с культовыми обрядами друидов. А по сему - всегда приятно поверить в то, что вот этот вот гигант, самый выдающийся менгир, наделен целебной силой, крепчавшей в течение нескольких тысячелетий. И прижимаешься к нему, и говоришь с ним, и просишь, и надеешься... и так хорошо и легко потом на душе становится!...
  
  Зачарованно пробродили мы меж каменюк весь день. Впечатлившись, я решила купить какой-нибудь бретонский сувенир. Бретонские женщины славятся своей независимостью и абсолютно фриковыми национальными шапочками. Бретань не слишком велика, но почти каждая деревня придумала себе свой собственный тип головного убора. Однако, хитом сувенирной продукции стала шапочка... эээ... как бы описать поприличней... нууу представьте себе тридцати-сорока сантиметровый кабачок, сделанный из белого крахмального кружева и водруженный вертикально на голову бретонки. Держится на завязочках под подбородком! А в Бретани всё - ветра, ветра... И шапочка, наверное - дрожит, раскачивается, полощет... Смешная картина, я думаю. Мы с Асей всё мечтали такую бабушку повстречать. Говорят, сильно пожилые и национально гордые дамы еще носят. Но, нам не повезло. Поэтому мы накинулись на сувениры с шапочками. Гляжу - стоит огромное блюдо в виде рыбы, а на нем вручную расписан восхитительный деревенский сюжет: селянка и селянин в национальных бретонских костюмах смотрят друг на друга ласково, корзины там, цветы, колосья - красота какая! И на селянке - шапочка-кабачок. И стоит недорого: 25 с чем-то евро, пустяки для ручной-то работы! Ася мне так вкрадчиво говорит: "А класть-то прелесть эту куда ты собираешься?" Прелесть, и правда, внушительная: сантиметров 80 на 40, не меньше. Но уж больно хороша, и главное, в цветах орнамента на кафеле в моей кухне! (А мы помним, что вся поездка задумана под эгидой создания интерьера в новом доме: люстры, и еще миллион всякой интерьерной фигни! И, типа, всё задешево: без наших адских ценников на импортный товар.) Упакуем, говорю, и пошла платить безмятежно. Безмятежно, потому что: купив "прелесть", чудом утрамбовав её в свой чемоданище, отъехав на добрых тридцать километров,... я внезапно обнаружила новенькую смс из банка, сообщившую мне об истинной стоимости прекрасного. Оказалось, цена "прелести" отнюдь не двадцать пять "с чем-то"... а тоже "с чем-то", но только - двести пятьдесят! Двести пятьдесят евро за рыбо-тарелку, пусть и ручного раскраса - это как-то за гранью!... Но, не ехать же обратно (магазин закрылся), не терять же целый день. Вот, думаю, тебе милушка, наказанье за "лень достать очки из сумочки"...
  Ох, уж эти мне кредитки! Помню, однажды летела я со товарищи из дальнего и долгого путешествия. Всем подарки куплены, а дочке - ничего. Вот, в аэропорту, решила купить ей сумку (дочка у меня умница, университет закончила, отчего бы не порадовать?!). Нам предстояла пересадка на самолет в Питер, времени было в обрез, товарищи мои истериковали. Главным образом, истериковал самый важный товарищ - муж дорогой, прямо совсем заходился. Посему, чтобы не будить лихо, я влетела в какой-то сумочный бутик, как наскипидаренная и в смятенном сознании. Гляжу - так себе сумочка, но зато приличной марки - ESCADA, и по сходной цене - 150 евро. Заверните, говорю. Кредиточка моя - ррраз - пролетела через считыватель, и готово! Уф, думаю, успела. Но враг народа, продавщица-любезница, всё стрекочет и стрекочет, аксессуары предлагает, сумку чертову в бумажки красивые заворачивает и в мешочки бархатистые (много чести для стапятидесятиевровой сумки!) кладет в темпе балетного адажио. Вскинет руки с оберткой, застынет, постоит и только потом зашуршит... Потом склонит головку и ручкой изящно гладит кармашек на сумке... (черт, черт, черт!!!) Ай донт хэв эни тайм! - ору ей в лицо, а она (зараза такая!) лучезарно улыбается и, как фея Драже из Щелкунчика - легка и грациозна, пакетик фирменный, не торопясь, разлепляет... Ааааа!!!! Хватаю, несусь в эпицентр урагана (в мужнино негодование), но - успели - долетели - доехали. Вручаю дочери пакетик. Дочка ахает, дивится и, между прочим, проявляет чудеса добродетели и благопристойного воспитания. А что это Вы, мама, (говорит мне дочка) вдруг вздумали меня полуторатысячной сумкой баловать?! Может, Вы, мама, чего попутали? Может, Вам, мама, её себе забрать, от греха?! - Каааак, спрашиваю, полторы тысячи?! Она же сто пятьдесят стоит!... Нешуточное сердечное биенье пустилось в унисон с досадным стенаньем, да поздно... Зато потом я у дочки сумку взаймы брала: на переговоры с важными клиентами ездить, для презентабельности.
  Очки, господа! Не ленитесь доставать очки!...
  С другой стороны, знаете ли, какое же все-таки потрясающее блюдо у меня на кухне красуется - в виде рыбы расписано, и с колоритными бретонскими селянами в центре!... Все, кто ни приди, заглядываются: изюминка кухонного интерьера! Спасибо кредитке и лени надеть очки!...
  Понятно, что к месту очередной ночевки в Бретани мы с Асей подъехали в с-и-и-и-льном вечеру. Это был городок Пенмарш. Пока сходили в ресторан (сплошь - морепродуктовый: лобстеры, устрицы, крабы, креветки и фиш, фиш, фиш - без конца и края, поэтому, можно догадаться, что быстро мы оттуда не вышли), стемнело. Но, не сидеть же в номере. Решили идти к морю. Через пару улиц мы вышли на берег. Там гулял умопомрачительный океанский ветер. Кроме ветра, больше никого не было. Ни души! По счастью, каждая из нас прихватила шарф, и мы замотались в свои шарфы, как пленные французы в восемьсот двенадцатом году. Мы застегнулись на все молнии, подняли воротники, но ветер пробивал все защиты и сносил наши головы с плеч. Вдалеке космическим светом сигналил маяк. Его можно было принять за гигантского инопланетянина. Мы пошли к нему по прибрежной дороге, порой по песчаной отмели, пригибаясь, почти не слыша друг друга, а ветер, как автомобильный дворник, веером сносил капли по обеим сторонам наших слезящихся глаз.
  Скоро мы стали различать еще одно сооружение - какую-то старинную церковь. Мы шли сквозь ветер в темноте одни-одинёшеньки, как бабочки, которые летят на огонь. Нашими огнями были маяк и красиво подсвеченный собор. И еще над нами стояла полная луна, высокая и льдисто-голубая. Когда я была маленькой, меня водили на балет "Жизель", где мое воображение поразили виллисы - призрачные девы из потустороннего мира, завлекающие людей в свой хоровод, в свой демонический вальс, откуда уже не вырвешься, не остановишься, пока не погибнешь. Свет на сцене был холодный, неживой, почти как от кварцевой лампы. Выход виллис ознаменовывался голубоватыми мерцающими огоньками. Луна над нами сияла в точности, как голубой огонек, предвещавший появление виллис, и обдавала весь берег некоторой жутью...
  Когда мы приблизились к собору, стало понятно, насколько он стар: каменная кладка была выветрена и изъедена временем. Это был настоящий морской собор: на самом берегу, строгий, просоленный штормами, с колокольней, обращенной к океану. Стена под колокольней оказалась абсолютно слепой: ни окна, ни дверцы. Наверное, так бретонцы берегли тепло внутри собора и спасались от ветра.
  Мы стали обходить церковь, завернули за угол и увидели высоченный крест с фигурами святых на перекладинах. Их лица, подернутые тленом времени, голубели в лунном свете и вызывали мурашки. Подсветка собора осуществлялась снизу и выхватывала из ночного неба суровую колокольню. Когда мы встали напротив лучей прожектора, наши гигантские тени возвысились над собором: крыша церкви доходила нам до пояса, а наши головы терялись в черноте неба. Какое-то непередаваемое ощущение всевластия захлестнуло нас: великанские, мы размахивали бескрайними руками и играли в "зацепи небо" и в "подопри тучу", вход в церковь умещался между наших лодыжек, а вскинутая нога спорила с колокольней. В нас - мелких людишках, стоящих на земле - колотились тревога и страх, а в них - наших громадных тенях, плясавших на соборе - сосредоточились сила и вседозволенность. "Что хочууу - то и ворочууу, и всё на свете затопчууу!..."
  Это было настоящее раздвоение сознания, вызванное то ли неистовым океанским ветром... то ли вековой аурой собора... то ли... светом виллисы-луны, повисшей над всеми нами...
  
  Иногда я думаю: вот мы, совы и копуши (ну, ладно-ладно, Ася, хорошо - сова и копуша только я, а ты - исключительно сова, без "копуши"!), мы так гордимся этими особенными ночными переживаниями, недоступными многим людям в силу их психофизики (им просто необходимо лечь спать с заходом солнца). Мы, правда, можем в ночной тиши переживать, порой, незабываемые моменты, требующие некой отстраненности от суеты, от толпы, от диктата условностей и правил. С другой стороны, зарываясь в горделивом самолюбовании, мы забываем, что и раннее утро весьма малолюдно, что переход из ночи в утро тоже может принести упоительные минуты и удивительные впечатления абсолютно непонятным для меня людям, которые зовутся жаворонками. Я за свою жизнь видела восход солнца раза три: когда в детстве меня потащили затемно за грибами (мне было реально плохо, до тошноты, и восход, торжественно провозглашенный моей мамой, не заставил дрогнуть ни единый "фибр" моей души), когда я готовилась к экзаменам в институте (восход был мною встречен, как катастрофа ввиду недоученного материала) и, когда мы однажды приехали в Крым ночным поездом (солнце встало из-за горы довольно торжественно, и я реально полюбовалась им из окна такси). Вот и все. А сколько всего интересного наблюдают жаворонки, и пропустили мы?... В общем, Мир (или Бог?), воздает нам всем, всех нас тешит и балует, в зависимости от наших возможностей...
  
  И вот вам утро (не раннее!), здрассьте: солнце бьет в глаза, сверкает на всем, на чем может; свежий весёлый ветер гонит по морю стадо своих барашков-волн и не имеет никакого отношения к вчерашнему инфернальному свистодую; океанский отлив щедрым прилавком раскинул перед нами богатства морского дна - копошение крабиков, колонии мидий, растрепанные бороды водорослей, да мало ли еще чего?! Идем исследовать радостно. Это - дно. Оно - живое. И при этом - без воды. Забавно!
  Данное место славится у всевозможных сёрферов. Сюда целыми машинами, и даже автобусами прибывают веселые компании молодых, и не очень, людей. Они-то и задают тон в местных кабачках: во-первых - гогочущий, во-вторых - распивающий, в-третьих - очень, и очень неформальный. Они все знакомы с хозяевами заведений, сидят - перекидываются с ними разными разговорами, да и хозяева сами очень смахивают на сёрферов. Про увлечение сёрфингом с юмором написала неведомая мне Евгения Ефимова: "Только прежде чем купить доску и броситься в омут серферской жизни, подумайте, выдержите ли вы это испытание. И серфинг, и виндсерфинг, и кайтсерфинг - настолько захватывающие виды спорта, что, раз попробовав, бросить это занятие не удается никому. И тогда, к сожалению, неизбежны драматические последствия: натренированные мышцы будут требовать продолжения банкета, на ваше стройное тело будут заглядываться прекрасные девушки, загар начнет вызывать зависть у лучших друзей... Нужно ли вам это?" И это правда: заходя в такой кабачок, где галдят загорелые белозубые молодые люди в небрежных свитерах и ярких флисках, невольно начинаешь чувствовать подъем настроения.
  Но, у нас был повод и слегка опечалиться: вот сейчас мы побродим по берегу еще немного, потом сядем в машину и поедем в Голландию. И покинем Бретань, быть может, навсегда. И так и не попробуем их знаменитых гречишных блинов с начинкой из сырого яйца, разбитого прямо в блин и приготовленного уже там, внутри блинчика-конвертика. Зачем-то Дмитрий Крылов в своем путеводителе по Франции сделал акцент на этих бретонских национальных блинах, и нам очень захотелось их попробовать! Вообще Крылов отличается тем, что умеет так заманчиво описывать и расхваливать что-то, что усидеть невозможно: тянет! Однажды мы с сестрой Лидой пропахали пол Финляндии, чтобы увидеть "одно из самых красивых мест" по Крылову. И что? А ничего. Примерно как у нас на даче в Сосново... Ну а на блины надежд не было никаких: где их искать, кого спрашивать, на каком языке?... Возиться с переводами и гуглить кормовые заведения при нашем интенсиве прогулок и впечатлений не было никаких сил. Поэтому мы горестно отправились на ланч в последнюю бретонскую едальню на нашем пути (дальше поесть удастся только на заправках и, видимо, уже бельгийских).
  Однако, это кафе на берегу (тоже заполненное сёрферами) преподнесло нам сюрприз. Симпатичный пожилой бородач-хозяин, приняв заказ (эх, что может быть скучнее яичницы-глазуньи, но ничего интереснее в этот час у них не предполагалось), пустился в разговоры. Как приятно поговорить с человеком, у которого английский язык такой же скверный и примитивный, как у тебя! Какой же нешуточной симпатией ты к нему проникаешься!... Ты прощаешь ему всё, даже глазунью! Он протащил нас по всему ресторанчику и остановился возле каждой фотографии. Фотографии были семейные, очень старые. Вот его прабабушка в подвенечном платье, а вот ниже, в витрине под стеклом - её бретонская кружевная "шапочка", конец XIX века... Дальше следует рассказ о бабушке... Так, в самом милейшем разговоре мы скоротали время, пока стряпался наш заказ. Наконец, хозяин пригласил нас усесться за наш столик. И тут мы обомлели: глазунья была подана по-бретонски - яйцо было вбито в гречишный блин и там, в конвертике, приготовилось! Желания сбываются посредством передачи мыслей, это точно. Привет Дмитрию Крылову - вкуснотища!
  
  Ну, а мы, соблазнившись еще на пару сельских дорожек и прогуляв по ним добрых несколько часов, наконец, сели в машину, чтобы уже исключительно мчать. Ночью мы доберемся до так любимого мною отеля Ибиц, где в любой час тебя всегда ждут, и там окажется последний свободный номер - для нас. Дней у нас осталось всего ничего, и, чтобы успеть на паром в Финляндию, нам надо торопиться. Поэтому городу Руану мы просто машем рукой и мчим дальше.
  
  
  Мимолетные Нидеры
  
  Я всегда недоумевала, почему у голландцев частенько проскальзывают шуточки про бельгийцев, пока мы не оказались в Бельгии. И оказались-то проездом, с трассы никуда не сворачивали, заехали лишь на пару заправок. Но, разница с другими европейскими государствами как-то сразу бросилась в глаза. Какая-то ерунда с туалетами (платными!): жетоны, автоматические вертушки, очереди и туда и сюда. Какие-то навороты с оплатой, уже и не вспомню, но квинтэссенция моего впечатления от Бельгии, это их стремление важничать, в частности, и от всяких технических новшеств. При этом наблюдается полная их ненужность на деле. И персонал на заправках заметно тупит, хотя, не буду зря наговаривать - могло ведь просто совпасть?...
  
  А вот Голландия (или Нидеры, как удачно сокращает одна моя подруга) уже стала для меня родной. Я влюбилась в эту страну с первого своего приезда. Начиная с премилого пса, обитателя жилой баржи на канале в Амстердаме, и заканчивая парадоксальной роттердамской архитектурой. (Роттердам концептуален от макушки до пяток: будучи разбомбленным до основания во вторую мировую, городские власти пришли к мысли сделать Роттердам не просто современным городом, но городом-экспериментом, городом, полным авангардистского скульптурного юмора, городом поднятого из подвалов художественного андеграунда; я бы сказала про Роттердам: Энди Уорхол отдыхает!). Сами же голландцы невероятно позитивны. Эти люди не знают слова "справка", они верят вам на слово! Они не знают страха быть не как все, наоборот, они принимают своеобразие в любых его формах и ценят индивидуальность. Они посвистывают и напевают, мчась на своих вечных велосипедах - и в костюмах от Армани, и в шортах. Они сидят в ресторанах и кафе со своими собаками всех размеров и мастей, и никому не приходит в голову их выгонять. Им неведомо, по-моему, понятие "ненависть", и они с одинаковой готовностью будут помогать найти адрес и английскому лорду, и беженцу-сирийцу. И еще... они хорошо воспитаны, даже студенты, которые перед началом учебного года напиваются и орут ночи напролет, не давая тебе спать, все равно - они всегда готовы прийти тебе на помощь. Моя дочь живет в Голландии, и меня это радует. Здесь легко дышится, здесь нет угрюмых людей и, самое главное, здесь нет, и не может быть, этого тупого и унылого мракобесия, которое, как плесень, затягивает нашу страну в последние несколько лет, не давая дышать ничему новому, свежему, необычному...
  В Роттердаме я порадовала своего голландского зятя вином с тех прекрасных частных виноделен, в которые мы заезжали с Лидой, и вручила ему и дочке полотенце из Эльзаса с аистами для скорейшего произведения потомства (помните - помогло!). А также с трепетом выдала дочери те деньги, которые удалось сохранить и привезти благодаря честности финнов, не прикарманивших мой забытый в отеле кошелек!
  Деликатная Ася старалась максимально испаряться, чтобы мы с дочкой смогли наговориться после разлуки. Настолько максимально, что мы даже испытывали некоторые моральные терзания. Извиняли нас неумолимые сроки, отпущенные на обратное путешествие, а значит, и на нашу с дочкой короткую встречу. Наконец, закупившись голландским сыром, засунутым на место вынутого вина в наше раздутое сооружение, некогда именуемое автомобилем Субару, мы с Асей взяли курс на Германию.
  
  
  
  Финишная прямая
  
  А что нам, собственно, осталось? Заехать к родственникам в маленький немецкий городок Вупперталь, да обратный путь на пароме в Хельсинки, вот, считай, и дома. Домой мне ужасно хочется - уже больше трех недель путешествую. К тому же, чувствую, что муж какой-то грустный, что-то неладное с ним происходит, но он тихарится, молчит. (Когда домой приехала, стало ясно: он уже неделю как в больнице прописался - кардиологической! Ужас...)
  Германия пронеслась за окном, паром удивил количеством нетрезвых людей, а Хельсинки всегда остаются "Хельсинками", и мы поехали от "них" прочь, в отчизну. Но перед отчизной нас поджидала финская таможня, которая легко могла изумиться количеству барахла и принять искусственно состаренные канделябры за антиквариат. А это уже, извините - арест имущества...
  У нас с Асей есть небогатый, но яркий опыт общения со скандинавской таможней. Это случилось в уже упоминаемой в одном из моих рассказов нашей поездке в Норвегию, в 2006: совсем без английского, без особых денег, с консервами, пакетированными супами и кемпинговой газовой плиткой в багажнике. Там нас, видимо, заподозрили в контрабанде. Что они искали, осталось невыясненным, т.к. объяснялись мы, зачастую, при помощи пантомимы. Это был наш первый самостоятельный выезд заграницу на машине. Он характеризовался щенячьим восторгом в совершенно исключительной степени (больше не помню такого), ибо даже многие наши знакомцы-мужчины-ровесники еще не решались в те времена покинуть пределы родины, чтобы попутешествовать дикарями. А мы решились! И мы тормозили у каждой сосны возле озера, чтобы полюбоваться видом! И при этом нам не от кого было услышать это, знакомое всем женщинам, командно-прагматично-логичное-мужское: "Ну, всё, хватит, поехали! Больше ни одной остановки до самой гостиницы!" И гостиница в таких случаях бывает не ближе пятисот километров - вот тоска, так тоска... А здесь у нас - СВОБОДА!
  Граница между Финляндией и Швецией была ознаменована запертой избушкой с флагом и изменением дорожной разметки на желтый цвет. Мы приободрились: как же просто границу проходить в шенгенской зоне - красота! Однако, на норвежской границе стоял одинокий кобуроносец (сомневаюсь, что в кобуре было оружие, позволявшее бы назвать его оруженосцем). Кобуроносец очевидно скучал, причем - не первый год... Места там дикие, глубокое заполярье, на широте нашего Гаджиева расположены. Из ближайших людей "поговорить" только местный саам, торгующий оленьими шкурами за погранпунктом. Но ведь и местный саам со шкурами тоже не первый год здесь в безделье цепенеет. А тут - мы, две счастливые ЖЭНШЫНЫ на гоночной Субару (я тогда на Импрезе ездила, эээ, пардон: не ездила - летала! Маленькая ремарка: когда после этого путешествия Ася пересела в свой фольксваген, она поехала прямиком на СТО, т.к. решила, что ее машина барахлит. Механики, проверив, сказали, что машина в полном порядке. "Но она еле ездит!?" - возразила Ася. Механики поинтересовались, чем рулила Ася прежде и, услышав про Импрезу, расхохотались: "теперь мы просто уверены, что всё с вашей машиной хорошо!"). Думаю, такую пару из России пограничник (он же таможенник) впервые повстречал. Сначала он ошалел от машины.
  - Вы что, говорит, прямо на ЭТОЙ машине из России приехали?!
  - Ну да, отвечаем, не пешком же, в самом-то деле.
  Таможенник минуты за две провернул в мозгу свою небыструю червячную передачу, и его осенило:
  - А, так вы из Мурманска, наверное?
  - Нет, говорим, из Петербурга.
  Кобуроносец опять застыл в размышлении, а потом решил открыть нам, несмышленым бабам, глаза:
  - Это НЕэкономичная машина (важно стал объяснять), она ест ОЧЕНЬ МНОГО БЕНЗИНА - и приглашающе так смотрит, мол: ну, поняли вы, дуры, наконец, какую глупость сделали, что на этой машине приехали?!
  - Мы знаем, говорим, что неэкономичная - другой у нас нет.
  Лицо служивого стало серьезным, он решил устроить нам допрос: кем, говорит, вы в России работаете? (Строго спросил!)
  Отвечаем, что, мол, я - владелица рекрутингового агентства, а Ася - директор по маркетингу строительной компании. Я вообще-то была СО-владелица начинающего агентства, а Ася - начальник ОТДЕЛА маркетинга, но как эти тонкости по-английски донести, мы тогда не знали, ибо, как почти все люди, закончившие в СССР не языковую школу, знали английский примерно так же, как квантовую механику. Вы, конечно, можете себе представить уровень зарплат у владельца рекрутинговой компании и у директора по маркетингу в... Норвегии?! И вы, конечно, сейчас пожалеете кобуроносца, потому что он тупо уставился на Асины кроссовки и начал терять рассудок от несоответствия вводных данных. Потому что Ася была в кроссовках своей мамы-пенсионерки.
  Мама-пенсионерка, естественно, берегла свои кроссовки и первые лет десять ходила в них исключительно в музЭи, чтобы ноги не уставали. Это потом уже кроссовки прослужили маме многие годы для прогулок в парке, и лишь в последние лет пять этим кроссовкам досталась невесёлая участь стать обувью... для работы на грядках. И маркетинговый директор Ася стояла сейчас пред таможенником в этих кроссовках, не смущенная их видом ни на секунду. (На самом деле Ася поехала в наше путешествие со сломанным пальцем на ноге. Нога была стянута пластиковой лангеткой и не влезала ни в одну пару Асиной обуви! Пришлось наспех всунуться в мамины доисторические кроссовки.)
  Норвег-таможенник устал. Он не привык к таким мыслительным усилиям. Он понимал, что дело не чисто, и что его водят за нос. "Заезжайте вон в тот бокс" - сухо приказал он нам. Мы заехали. "Все вещи из машины - на этот стол, откройте ВСЕ сумки и чемоданы!" Хорошо, говорим, нам не жалко и мы никуда не торопимся. А скарба у нас... гора! Одежды полно для заполярья, и всё сплошь дачное, малость заношенное. Еды пакетированной - море, чтобы не тратиться в дорогой стране Норвегии. Даром, что едут директора и владельцы бизнеса!
  Кроме супов и растворимого кофе, мы, естественно, везли алкоголь - в разрешенных объемах, но крепкий (на север же едем!). В дютифришном магазине мы купили коньяк (водку дамам пить - в отпуске, да без всякого застолья - фи!). Коньяк пришлось купить дорогой, но, в конце-то концов, мы - на отдыхе! "Это же очень ДОРОГОЙ алкоголь!", говорит кобуроносец и на директора в чувяках глаз косит, а потом - на владельца бизнеса в поношенной куртке. Мы любим хороший коньяк - отвечаем.
  Бедный, он не знал, что и думать, и решил, что мы контрабандистки. "Заезжайте на смотровую яму!" - простонал норвег. Полез с фонарем - ничего! "Опустите стекла в машине!" - орет. Парень вошел в азарт. Прошелся с фонариком по всем стеклам, прошуровал под коврами на брюхе, взмыл снова к развалам на столе и приказал нам вынуть из своих чемоданов и торб ВСЁ. Наконец, он нашел лишний блок сигарет. Лишний блок, конечно, не наркотик, поэтому он не объяснял ему нашего барства: пить "очень дорогие" коньяки и разъезжать на "неэкономичных" машинах, но все же - хоть за что-то ему удалось зацепиться! "Зачем везете так много сигарет, это нельзя!" - застрожил он нас.
   Понимаете, говорю я находчиво, мы в Норвегии будем сидеть, курить и смотреть на фьорды! Ю андестенд? Мы очень любим курить и смотреть на фьорды. Много курить и долго смотреть.
  Норвег растерялся. Он чего-то все-таки радикально не понимал, но т.к. мыслительная перегрузка стала шкалить, он плюнул и смягчился. " Хорошо", - решился он - "я вас отпущу, и даже не отниму у вас сигареты, хотя и могу потерять эту работу, если узнают. Но, скажите же мне, в конце концов, объясните мне, я очень хочу понять: ЗАЧЕМ вы приехали СЮДА????!!! (читай: в эту нашу наижопскую дыру?!)".
  "Курить и смотреть на фьорды" - ответили мы. И самое главное, что наш ответ был чистой правдой.
  
  Теперь, приближаясь к финской границе, я немного тревожилась. С английским стало получше, но все же скарба у нас - до бесстыдного много. Я тщательно собирала чеки на люстры, но в последние дни один знающий приятель отсоветовал давать таможенникам чеки: "Люстры твои, хоть и не из золота, но денег стоят, и количества немалого, поэтому пошлины будут высокие, и с чеками обдерут тебя, как липку. Говори, что нету чеков, цены не помнишь, покупала в комиссионке - пусть ищут в каталогах, мучаются, глядишь - и отпустят". И приятель заронил в меня зерно экономии: я вспомнила всю эту бесконечную дорогу за люстрами - туда и обратно - со всеми затратами на отели, еду и бензин... Получалось, что люстры мои, как раз таки - золотые! Я уже и так повысила уровень жизни европейцев, оставляя им деньги на каждом километре пути, поэтому пошлины высокие мне были, ну совсем, ни к чему!
  Согласитесь, это ведь типично наше, российское: потратить кучу денег на доставку этих "выгодно купленных" люстр, устроить себе из этого потрясающее путешествие вместо экономичной, скорой и короткой поездки, и потом встать намертво в намерении не платить пошлины за товар. И я даже знаю, почему это так. Смотрите: все предыдущие затраты касались меня, они пошли на украшение моей жизни. А пошлины - пошлины идут на "украшение" государства. А государство - оно само себя денно и нощно украшает, нас не спрашивая. И совсем не хочется ему лишнего ничего давать, особенно давать ему в лице таможенников или гаишников, или всяких там чиновников. Сказывается классовая борьба: они нас, а мы их! Потому что отечество напрочь утратило все, хоть сколько-нибудь, отеческое. Наше государство для нас не отец, а злой отчим. Приходится с ним жить, но в то же время казать ему - фигу! Но самое странное, что такое отношение к государству мы привносим в любые, даже самые благополучные страны мира. Такова уж судьба голодного пасынка: всюду стараться объегорить ненавистного отчима.
  
  На таможне финны почему-то индифферентно отнеслись к Субару-тяжеловозу и, посчитав нас ошибкой природы, пропустили. Иное дело - наши таможенники. Они плотоядно оживились. "Уж что-что, а в такой куче барахла всяко найдется нарушеньице: по весу, по количеству, по стоимости, да мало ли..." - мечтательно замурлыкали они про себя и поспешили навстречу.
  Настал наш с Асей выход. Надо сказать, что это даже интересно: помериться силами с "отчимом". Тяжба "кто - кого" будоражит нервы и высвобождает адреналин.
  - Тааак, что у вас там? - с фээсбэшным холодком в голосе поинтересовался молодой, но отнюдь не зеленый таможенный инспектор.
  - Да так, всякие мелочи для дома - стараюсь хранить безразличие я.
  - Что-то немелкие мелочи - скаламбурил алчный служивый и к самой большой коробке потянулся - Что это за коробка? Открывайте!
  - Это люстра, говорю. (А там, вместе с большой люстрой, еще четыре бра подпихнуты, и очень бы не хотелось пускаться в объяснения "почему четыре", "где чеки", "кому везете" и т.п.)
  - Открывайте, открывайте! И сколько стоит эта ваша люстра, предъявите товарные документы.
  - Знаете, - вдруг вдохновенно начинаю я врать - у меня нет никаких документов. Просто одна моя подруга замужем за богатым испанцем, они сейчас дом меняют, и все, что им ненужно, она... подарила мне! Просто отдала.
  Таможенник раздраженно зыркнул на коробку и отошел посоветоваться со старшей по званию. Она издали нас откровенно разглядывала. Вид мы имели поношенный и замученный, но взгляд имитировали приветливый.
  - Так, всё из машины вынимайте, - отдал нам таможенник полученное распоряжение.
  И началооось... ВСЕ ЭТО пришлось вынимать, вытаскивать, выковыривать, вы... черт еще знает что! Скоро помещение для досмотра превратилось в блошиный рынок средней величины. А мы с Асей, покрасневшие от натуги и потные, приступили к попыткам сдвинуть главную люстровую коробку. Наш инспектор был здоровым парнем: плечистым, с бычьей шеей. Интересно, думаю, проснется у тебя совесть нам, двум немолодым женщинам, помочь? Он, как услышал: нехотя, но помог. Подошла старшая таможенница. Мы стояли вчетвером, лицезрели вещевые просторы и потрясенно молчали. У меня в голове пронеслась страшная мысль: "Если нам "все это" отдадут, мы же и за сутки не сможем сами его обратно запихать!..."
  - На весы! - бодро скомандовала старшая.
  Выйдя из оцепенения, мы с Асей муравьишками перетаскали "все это" на весы. Оказалось, что груз был пухлый, но не очень тяжелый. За время досмотра мы с таможенниками прониклись друг к другу даже некоторой симпатией, не иначе - сработал стокгольмский синдром. Они нам сочувствовали:
  - Ладно, так и быть, оформим вам небольшой перевес, пойдете в кассу и оплатите три тысячи. И радуйтесь, что мы не стали смотреть стоимость ваших люстр.
  Обрадованные победой над отчимом, мы - с непонятно откуда взявшейся энергией - искусно утрамбовали развалы обратно в машину и нажали на газ: всё, теперь - домой!
  
  Чем, в конце концов, оказалась для меня эта поездка? Ну ведь правда, она же совсем не про люстры! "Выгодно приобретенные люстры" - это лишь повод ринуться так далеко и так надолго, повод увидеть мир и, в какой-то степени, испытать себя. Испытать не только как путешественника, справляющегося с автомобилем, с неожиданностями в дороге, с непредсказуемостью маршрута (что в моем случае происходит очень часто). Но и испытать себя как напарника. В дайвинге существует очень хорошее понятие дайв-бадди, т.е. друг во время погружения - тот, на кого ты обязательно надеешься в трудную минуту. Моими бадди были Лида и Ася - такие разные и такие любимые.
  Но, самое интересное, что я - одна и та же я - была абсолютно разным бадди для каждой из них! Для Лиды я была опытным и строгим инструктором, для Аси - бесшабашным соблазнителем на экстремальные вылазки. Лида, хотя и находилась в статусе младшего по званию напарника, все же умела меня отрезвить в моих авантюрных заскоках и олицетворяла собой предсказуемость, заботу и комфорт. Что до Аси, то ее зеркальный отклик на дорожные вызовы - это как приобретение мной в дороге близнеца. Такая податливость, пластичность, готовность к новому - по-моему, прекрасный, но столь редкий человеческий дар! Мне повезло.
  Да, я ехала и думала о том, как мне повезло с ними обеими, позволившими и мне ощутить себя разноликой, неожиданной, многогранной. Путь ТУДА и путь ОБРАТНО - два абсолютно непохожих приключения, которые мне удалось пережить, проезжая одно и то же расстояние по одним и тем же странам в одной и той же машине - одной и той же мне...
  
  .........................................................
  
  Господи, сколько же я тут просидела со своими воспоминаниями! Снег давно прекратился. Внизу за окном тянулись неправдоподобно пустые, белым-белые, не тронутые ни одним колесом, ни одним следом, улицы: без единого пешехода. Ночные светофоры перекликались бессмысленными желтыми всполохами. Из коробки с мишурой на меня внимательно смотрел винтажный Дед Мороз, времён нашего с Лидой детства. Вдруг мне привиделось, что он весело мне подмигнул. Всё! Пора идти спать: через час наступит утро...
  ***
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"