Самоваров Иван : другие произведения.

Капитан Мессалина главы 8-12

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

   Глава 8
  Дочери Резвой : Алиса и Анфиса, родившиеся в 88-м году, были названы в честь невероятно популярных в те годы девушек - Алисы Селезнёвой и Анфисы Резцовой. Существует теория, что имя влияет на характер и даже на судьбу человека. Теория эта, конечно, менее убедительна, чем астрология, но в случае с близняшками Резвыми она могла праздновать победу. Алиса была, в хорошем смысле слова, фанатка разных фантастических, паранормальных вещей и в 14 лет дважды сбегала из дома искать град Китеж, а Анфиса серьезно бегала на лыжах, стреляя по дороге из винтовки. Она являлась членом юниорской сборной по биатлону и выступала за общество "Динамо", имея в академии невероятные преференции. Приезжая со сборов и соревнований Анфиса не встречала при сдаче хвостов никаких помех, а преподы относились к чемпионке благосклонно. Да и сама она не борзела и во время отсутствия на лекциях занималась самостоятельно.
  Фэнтезийные же наклонности Алисы в деловом и чисто конкретном заведении, каким являлась милицейская академия, ничуть не помогали и девушка училась как обыкновенная курсантка. Внешность, как и полагается, у девушек была схожей, но путать их никто не путал. Причиной тому был анфискин спорт. Она была чуть выше и стройнее сестры, лицо имела несколько поджарое и чётко уверенно вдетое. Алиса ей несколько проигрывала во внешности, хотя пельменем и, что называется, квашнёй не была. Даже на самый придирчивый взгляд. Обе девицы у Софьи удались на славу. Сейчас дома находилась Алиса, сестра её выступала в эти дни на юниорском чемпионате мира в Австрии. Мать с дочерью поздно обедали или же рано ужинали запечённым в фольге морским окунем.
  - Так вот, значит, мам, - увлечёно рассказывала курсантка, ловко решая при этом вопрос рыбных костей и с наслаждением расправляясь с чувством голода. - Я с нашим историком всё это дело раскопала и представляешь что?!
  - Что? - поинтересовалась Резвая и, не удержавшись от улыбки уставилась на дочь. Последним бзиком Алисы был розыск библиотеки Ивана Грозного, точнее той её части, что якобы сохранилась после пожара московского Кремля 1583 года.
  - А то, что с конца 20-х участились грабежи семейных склепов и просто могил всяких непростых личностей, масонов, сектантов...
  - Я так понимаю, библиотека была спрятана на кладбище, - перебила Софья.
  - Не утверждаю это, но скорее всего - да. - Алиса, разделавшись с окунем быстро помыла тарелку и вернулась к матери за стол. - Представляешь, мам, это более чем реально. Ты сама это сейчас поймёшь. Вот, слушай, эти все кладбищенские воры искали богатства, которые родственники, якобы, клали в гроб покойному. Делать это не в христианской традиции, но слухи о сокровищах в народной среде ходили упорные и особенно в уголовном её секторе. Россыпей бриллиантов и изумрудов никто не находил, но золотой крест или перстень добыть удавалось. А теперь главное. В 34-м году ленинградским НКВД была задержана шайка, члены которой кроме обычных краж и грабежей работали, так сказать, на кладбищах. Из показаний гражданина Парамонова, известного под кличкой Каравай, шустрили они среди покойников не по собственному почину, а по заказу некоего немца, который интересовался антиквариатом, связанным со старообрядчеством. И вот, разрыв могилу одного старообрядца, они обнаружили гроб без скелета, зато набитый старинными книгами. Староверы же книги свои передают друг другу и традиции зарывать их не имеют.
   - Революция, опасались преследования, - заметила Софья.
  - Ничего подобного, - воскликнула Алиса. - После революции преследовали православных, а оппозиционные ей течения не только не трогали, но даже поддерживали. Позже, конечно, кислород перекрыли всем. Так вот, эти самые книги находились в просмоленном гробу на старообрядческом кладбище под табличкой Кукушкин Иван Иванович, год рождения, год смерти. Не помню, но не важно, мы смотрели архивы и оказалось, что Кукушкин был никакой не старовер, а священник домовой церкви князей Юсуповых. А среди Юсуповых была куча масонов, не говоря уже о Феликсе.
  - Это тот, что Распутина убивал?
  - Точно. Ну вот, значит они эти книги немцу продали и тот больше к ним не обращался. Исчез, исчез и их главарь, бывший эсер Сергеев, в уголовном мире известный как Серёга Порох. Мы порылись и нашли, что этот Сергеев не исчез, а был в 48-м казнён как нацистский преступник и агент Абвера. Надеюсь, что это дело нам дадут. Запрос...
  - А историк этот ваш, - прервала Соня дочь, - старый, молодой?
  Алиса устало вздохнула.
  - Теперь он женщина, товарищ капитан.
  - То есть, бывший мужчина?
  Любительница таинственных изысканий прыснула.
  - Бывшая девушка. Нормальной ориентации. Гражданская. Лет 40 ей.
  - Прекрасно, - Софья встала из-за стола, - Я во всех этих историях с твоей помощью сама стала специалистом и потому можешь не продолжать. Нацисты, среди которых было много тамплиеров, экстрасенсов и искателей тайных знаний, нашли через свои мормонские каналы фрагмент уникальной библиотеки...
  - Опять ты прикалываешься! - возмутилась девушка
  - Уникальной библиотеки Ивана Васильевича, - продолжила Софья, пряча улыбку, - и пепел второго тома мёртвых душ. У тебя хвосты, Алисочка, есть?
  - Совсем чуть-чуть.
  - Сейчас чуть-чуть, завтра отдадут документы. Эх, может тебе на исторический пойти, там научные студенческие общества. Раздолье для тебя. Глядишь и впрямь Атлантиду найдёшь.
  - Нет, криминал моё призвание. Да и вон, Степашин - кандидат исторических наук.
  - Эх, Алиса. Ладно, я сейчас по делам. Так. - остановился вдруг взгляд Софьи на груди дочери. - Это что за новый фасон?
  Вопрос был продиктован видом курсантской рубашки Алисы, которая, вся голодная, не переодевшись, прямо с порога полетела на кухню. Пуговицы на груди и отверстия соответственно, были расположены на чуть большем расстоянии друг от друга, чем полагалось на строгой форменной рубашке. Фокус заключался в том, что когда Алиса чуть сводила плечи, показывался кусочек чёрного бюстгальтера и кусочек белой девичьей кожи.
  - Слушай, Алиска, ты там не очень то, а то гляди, ха-ха-ха!
  Дочь, слегка покраснев, поджала губы и молча ушла в комнату.
  - Фиска позвонит, я её целую, - громко сказала Софья, выходя за порог квартиры. - Когда буду, не знаю.
  Софьин путь лежал на 7-ю линию Васильевского, в центр современного искусства. Два часа назад позвонила Большакова и пригласила её на "минифестиваль актуального антиискусства"
  - Будут многие городские сумасшедшие, ряженые под них, - пообещала она и Резвая решила пойти. Никакой охоты идти ради общения с Большаковой не было, просто взяло верх любопытство. Лет 20 по ящику показывали разных оригиналов от культуры и полюбоваться на них вживую было бы весьма интересно. В шикарно отделанной мансарде пятого этажа, где проходил минифестиваль, было с пару сотен зрителей и Софья, несмотря на некоторую тесноту очень скоро отыскала взглядом высокую фигуру натурщицы. В расклешенных брючках и серебристой водолазке Светлана стояла возле склеенной из оргстекла огромной банки и наблюдала за происходящим за стеклом перформансом. Некий гражданин в костюме хомяка топтался и сучил руками так как это делают милые зверьки, пытаясь выбраться из стеклянной неволи. Вся эта потеха могла бы проканать за представление для детей и даже непотребная рожа актера была не помеха, этим никого не удивишь. Если бы не очевидный концептуально заряженный характер действа. Во-первых человек-хомяк время от времени присаживался на корточки и начинал тужиться, во-вторых делал он это среди рваных и мятых холстов, накиданных вместо положенной глупому грызуну бумаги, а в-третьих его периодически подтраливал ассистент в дворницкой униформе из небольшого огнетушителя. Дворник выходил из толпы зрителей, пускал небольшую струю пены и молча уходил обратно, а бедный зверёк в жутких корчах на несколько секунд околевал. Грамотные посетители минифестиваля смаковали происходящее, в то время как дилетанты, вроде Софьи, давились от смеха.
  - Светлана, добрый вечер, - Резвая коснулась плеча, стоящей к ней спиной Большаковой. Та обернулась, и явно обрадовавшись Соне, взяла её в оборот.
  Давайте, я буду Вашим Вергилием в этих богемных кругах, - сказала она, и в течение всего вечера, прекрасно выполняла взятую на себя роль. Забавного же было хоть отбавляй, сдохшего, наконец, хомяка сменяли другие перформансы, из которых Резвой больше всего понравился финальный. Назывался он "Альтер эго русской словесности". "Альтер эго" изображал голый молодой человек, одна половина которого от выбритой макушки до пятки была выкрашена в чёрный цвет. Если не считать валенка на белой половине, мужчина был в чём мать родила и в течение 15 минут своего выступления эрегирован. Чёрная его рука была в кандалах, а белая с топором. Топор был явно в деле, к лезвию прилипли чьи-то волосы и листы измятой бумаги. Альтер эго читало забойные стихи на русском и некоем дикарском языке, корчило рожи, махало топором и кандалами, а под конец показало всем задницу - это всех реально впечатлило, и какой-то академично глядевшийся старикан, стоящий возле обалдевшей Сони, веско обронил: "Это здорово продастся". Софья и Большакова уже с человека-хомяка перешедшие на "ты", шли никуда не торопясь и обсуждали нестандартно проведённый вечер. Они ничего не пили, настроение и так было подкрученным особенно у Софьи.
  - Да любого из них в жёлтый дом брать можно, - говорила она, - без анализов и всей компашкой! А этот-то чёрно-белый! Сонино лицо выразило полный восторг.
  - Это Ваня Полупушкин, писал стихи, писал, на хрен никому не был нужен. Взял вот скреативил и теперь, скорее всего, будет иметь успех.
  - Это у него от поэтического отчаяния, наверное, - Соня сделала движение, точно работала на бицепс и вся, аж, зашлась от смеха.
  - А до чего трогательно-то у поэтов получается, - сама, борясь со смехом, проговорила Большакова и, видать припомнив, весьма живо, поэта, не выдержала и убралась в покатуху.
  Двигаясь без определённого маршрута, женщины куролесили языками, не стесняясь хохотали и вдруг обнаружили, что дошли до главного здания университета. Серьезный вид каменного Ломоносова словно переключил их умонастроение на более деловую волну. Заставил переключится.
  - Уф, загуляли мы чего-то, - выдохнула Соня, обведя взглядом грандиозные виды исторического центра Питера, - двенадцатый час, блин. До Горьковской или Спортивной пойдём? К Ваське чего-то не охота возвращаться.
  - А давай до Невского, смотри как красиво, мужичков каких-нибудь подцепим и ко мне!
  Светлана игриво подмигнула и встав на носки, с плотоядным урчанием потянулась плечами. Если вчера она была в норке и при камнях, то сегодня оделась неброско : спортивный короткий пуховик, брючки, бадлон, вязаная лыжная шапочка и никаких украшений и косметики. Однако ж, это обстоятельство никоим образом не умаляло её. Большакова была из тех женщин на которых что ни надень, всё равно захочется снять. В ней было что-то от косули и афганской борзой. И было это натуральным, без всяких там привнесений.
  - Предложение хорошее, но, - Соня изобразила скептическую гримаску. - Слушай, какие мужики? Ты меня Светка удивляешь.
  - Ааа, - протянула Большакова, словно припоминая обстоятельства, которые имела в виду Соня, - знаешь как-то отвлеклась, не хочу грузиться.
  - Я тоже, но всё-таки давай о плохом. Со вчера никаких мыслей не появлялось?
  - Никаких. А если по правде, подозрительны все, кто не полуживой инвалид. А как там следственная бригада.
  - Сегодня утром подала рапорт. Ждём, - ответила Софья и достала сигареты.
  - Пойдём, ладно, а то станцию закроют. Давай до Невского, так путь безопаснее. На Дворцовом мосту Софье вдруг вспомнилась одна вещь.
  - Представь Света, случай был исторический реальный. В воспоминаниях шефа всей уголовной полиции России Петра Францевича Кошко описан. На Ваське, между прочим, - Софья указала на оставшийся позади район, - было совершено на каком-то чердаке изнасилование и убийство несовершеннолетней. Резонанс был сильный, газеты, слухи, сыщики роют землю, но результат - глухарь. И вот когда всё подзабылось на одной художественной выставке преступник нашёлся. И знаешь как? Представляешь, когда была шумиха вокруг преступления, один художник написал картину, где был чердак, тело убитой и изнасилованной девочки и сам преступник, скрывающийся оттуда. Художник изобразил его брутально, тогда вообще был в моде Ломброзо и некий усиленный образ, но в данном случае искусство не ошиблось - заросший горбун с низким покатым лбом. Портрет оказался копией оригинала. И убийца, посетивший выставку, увидел картину и упал в обморок, а придя в сознание сделал признательные показания.
  - Это как бы реально было? - спросила Большакова, заинтересованная услышанным, - если воспоминания то... А художник? Художник не мог там как-нибудь?
  - Нет, проверяли его бедного и так и сяк. Подозреваю, что и порихтовали слегка. Но никаких данных о том, что он мог знать преступника не нашли. Во время событий на чердаке он жил в Италии и про всё узнавал из газет. Там в Италии картину и написал.
  - Хм... Это интересно, - произнесла Большакова после некоторого размышления, - А что за художник?
  - Не помню, да ты поищи в библиотеке. Петр Францевич Кошко. Всё сама прочтёшь.
  
  
   Глава 9
  
  В кабинете оперуполномоченного Сламова шла оживленная беседа старых товарищей по чеченской кампании. Паша Гриценко, начальник конвоя Чугунов и сам Сламов. Обсуждали они собак и никак не могли прийти к единому мнению насчёт пород , мастей и дрессуры. Все трое секли фишку в кинологии и каждый отстаивал свою точку зрения. Гриценко превозносил бойцовых, Чугунов - служебных овчарок, а Сламов стоял за охотников.
  - Да я вот недавно со своим Птуром гулял, - басил Сламов, владелец карельской лайки, - так подбегает ротвейлер - холёный, мощный зверь, кило на пятьдесят, пасть слюной брызжет! Так мой Птур ещё когда тот приближался в стойку встал и ни звука, только шерсть на загривке дыбом. Просто встал и молчит, может там какое-то рычание и было, но я не слышал. Ротвик подскочил чуть ли не нос к носу, а мой ни звука, ни движения, только уши, да загривок торчком. Эта машина постояла, подышала, а мой чуть-чуть, значит, только оскалился, так зверь как лох на измену подсел и рысцой к хозяину.
  Сламов самодовольно прищёлкнул языком и обвел товарищей взглядом победоносным.
  - Ну, это конечно да, Птур крут, но... - начал было Чугунов, но Сламов, переполненный ощущением превосходства, не дал ему закончить.
  - Эх, Саня! Видел тут передачку. Так там одна девка владеет методом обучения собак человеческому языку. Несколько слов и вполне, знаешь, внятно.
  - Я смотрел, - подтвердил Паша, - неприятное какое-то ощущение, собака и вдруг из рычания голос, вроде замогильного.
  - Ага, вот и Пашка знает! - обратился к Чугунову Сламов и весёлые его глаза жуликовато прищурились. - Я это, Сань, к тому, что надо быв ваш служебный питомник эту деваху на мастер-класс
  Представляешь, овчарка будет говорить : "Стоять лицом к стене, вперед, руки за спину".
  - Ага, и орангутанг, чтобы наручники и замки открывал, - усмехнулся Чугунов и представить себе такую картину на галере,- расхохотался вместе с товарищами.
  - А в камерах-то, в камерах, - хохотал Сламов, - вот в шоке то будут, прикиньте, однажды утром весь конвой из зоопарка! Ха-ха-ха!
  - Прикармливать начнёт, - с улыбкой вставил Гриценко. Чугунов ТОЛЬКО УКОРИЗНЕННО ПОКАЧАЛ ГОЛОВОЙ НА ЭТОТ ГНУСНЫЙ НАМЁК.
  .- Ладно, - сказал он, вставая, - пойду народ менять. Делу время, потехе час.
  - Слушай, Серёга, - начал Паша, когда дверь за начальником конвоя закрылась, - тут тебе вчера девочку одну привезли. Татьяну Юрьевну Журавлёву. Как бы поговорить с ней?
  - Хм... Приватно хочешь?
  - Нет. Присутствуй, даже лучше будет. У тебя глаз-алмаз, просекёшь, если будет лапшу вешать.
  - Добро. Как ты говоришь её зовут?
  _ Журавлёва Татьяна Юрьевна.
  Тюремный оперативник вышел, а Паша достал из сумки пакет сока, связку бананов и холодную куру-гриль, завёрнутую в фольгу. Визит его в Кресты был неофициальным и продиктован тем чувством, что зовется внутренним убеждением. Гриценко как Володя Шарапов, сказавший: "Я, Глеб, разобраться хочу", испытывал сомнения по поводу виновности Журавлёвой. То ли Резвая, то ли интуиция были тому причиной, он и сам того не знал, но так или иначе, докладывая позавчера начальнику о проделанной работе он смолчал о ветеране на протезе.
  Не оттого, что испытывал к нему какие-то заочные симпатии, а к зарезанному бизнесмену наоборот, нет просто Паша решил, что никуда он не денется с подводной лодки. Иногда неплохо чуток подождать, дать окончательно дойти и осесть осадку, как в случае с вином. В работе сыщика найти и схватить не главное, куда важнее контролировать процесс и, что называется, разливать уже готовое, чтобы в туалет потом не бегать. У иного работника, как в погребе, бродит и бродит красное...
  Минут через 20 вернулся Сламов, и прежде, чем конвойный ввёл в кабинет Журавлёву, Павел успел кратенько рассказать товарищу, в чём, собственно, суть дела.
  - Прудников, говоришь, следователь, знаю, знаю, - Сламов как-то недобро ухмыльнулся. - Часто ходатайствует о переводе в пресс-хаты. Серьезный дядька, хотя и лох полный.
  Журавлёва была в плачевном состоянии, хоть в кабинете и не было африканской жары, но и вытрезвиловки, заставляющей девушку ёжится и дрожать не ощущалось.
  - Перепсиховала, - заключил Паша, разглядывая сидящую напротив него подозреваемую. В синем спортивном костюме, без очков и бледно-серая, она уставилась на Гриценко подслеповато моргая и нервно сглатывая.
  - Ей бы сейчас грамм 150, - подумал он, - только вот в камере потом учуют, скажут с мусорками пила. Проблемы возникнут.
  - Здравствуйте Татьяна Юрьевна, - обратился к девушке Гриценко, доброжелательно улыбаясь и открывая курицу, - Вы меня извините, ради бога, сутки не ел, бегал всё, так что я, если не возражаете...
  Таня покосилась на курицу и пошевелила губами, вероятно позволяя неизвестному мужчине откушать. Паша несколько по-раблезиански принялся уничтожать птицу во все глаза следя за выражением лица Журавлёвой. Курицу он вообще-то принёс, чтобы угостить арестантку, но видя, что та в депрессии, решил поступить по-другому.
  "Всё равно откажется, ну а если её не глобально накрыло, то жрать захочет и желудочный сок ей мозги простимулирует", - решил он, готовый держать пари, что его визави в камере ни хрена не ела. Сламов, прочухав, что Паша затеял лабораторку, заварил кофе и Доширак. Приём возымел действие, Татьяна немного разогрелась лицом, перестала нервно сглатывать и несколько раз облизнула порозовевшие губы. Дима Холодов тоже престал её донимать, она заметно расслабилась и перестала зябко дрожать.
  - Ну теперь, вроде бы, нормально, - подумал старлей, - можно и поговорить.
  - Уф, эх, - сыто вздохнул Паша и откинувшись на спинку стула принялся платком вытирать руки.
  Закончив, он поднялся и чтобы не давить на Журавлёву близким присутствием отошёл к окну.
  - Приступим, Татьяна Юрьевна. Для начала ещё раз, здравствуйте. Моё имя- Иван Сергеевич. Я из службы собственной безопасности. Слышали о такой?
  - Да, конечно, ловите оборотней.
  - Примерно так, - кивнул Гриценко. - Вопрос первый. По какой причине Вы находились в больнице, в которой Вас арестовали? Точнее, чем болели?
  Журавлёва как-то замялась с ответом, но взгляд Ивана Сергеевича, устремлённый на неё, был невероятно серьёзен и требовал не тянуть с ответом.
  - Я отравилась таблетками, - быстро сказала она, опустив глаза и отвернув голову. - Сама съела всё что было в аптечке. А потом, когда стало плохо, вызвала Скорую, открыла дверь....
  - Вас что, из реанимации забрали?
  - Да нет, как раз в палату обычную перевели, да у меня ничего страшного не было. Быстро промыли, прокапали. Следователь неправильно думает, что я наркоманка и передознулась.
  - Да нет, - подумал Гриценко, - следователь правильно думает и, главное, правильно действует. Ему живо представилась картина: "вваливается в палату наглый циничный мужик с парой сержантов и начинает безо всяких тормозов лезть, как танк на берёзку.
  - Ну, что. Красавица, животик прихватило? Убила любовников-то? Мало денег, что ли давал?
  - Нет.
  - А тогда что? Алиби на такое-то и такое-то есть?... Ага, нет. Тогда собирайся".
  Промытую и депрессивную девицу расколоть проще пареной репы, но вот вопрос - расколол её Прудников или жмурика повесил.
  - Послушайте, Татьяна Юрьевна, Вы знаете по какой статье Вам предъявлено обвинение?
  - Цифру я забыла, но название помню. Убийство в состоянии аффекта, до трёх лет, а там досрочно...
  Гриценко и Сламов переглянулись. Сламов едва заметно усмехнулся.
  - Это Вам позавчера в суде сказали, - спросил Паша, снова заняв место напротив Журавлёвой, - когда суд давал санкцию на арест и содержание Вас под стражей, статья 101, убийство в состоянии аффекта звучала?
  - Мм, наверное звучала. Мне так плохо было.
  - А Андрей говорил, что Вы человек разумный, ранимый, тонкий, но в то же время разумный.
  - Какой, извините. Андрей?
  - Да Иванов, - ответил Павел и, достав сигарету, отошёл к сейфу на котором стояла пепельница. - Он наш общий, получается, знакомый, - продолжил опер, стоя к Журавлёвой почти спиной. - Служили вместе, я его товарищ ещё по училищу. Он ко мне обратился. Всё рассказал. Гадкая история, но я постараюсь Вам помочь.
  - Хорошо, Спасибо, только что за Иванов Андрей?
  - Татьяна Юрьевна, - недоумённо пожал плечами Паша. Молча докурил сигарету и подмигнув Сламову сказал :
  - Правильно Андрюха сказал - девушка разумная, лишнего не скажет.
  - Да что за Андрей? - пискнула бывшая секретарша. Она вся как будто забеспокоилась, да и немудрено, за последние дни мозги у неё чуть не свихнулись. - Я может забыла кто это, мы рядом с военным городком жили.
  - Да ладно, расслабься, - махнул рукой Гриценко, - точнее, расслабьтесь. Перейдём к полному конкрету. Первое. Ты сидишь, можно сказать, уже сидишь и мотаешь срок по 105, часть 2. Умышленное двойное убийство. Второе. Дадут тебе лет 10. Третье. Никакого аффекта в твоих действиях и близко не лежало. Даже на сильное душевное волнение, не потянут оба преступления по мотивам личной мести. Десятка тебе, даже если суд учтёт все обстоятельства.
  - Присяжные, конечно, могут посочувствовать, - без всякой уверенности заметил Сламов, - но это, девушка, в итоге всё равно прокурором опротестуется.
  На лице Татьяны отобразилось волнение.
  - Но следователь... Я...- пролепетала она и, судя по всему поняла, что её развели. Открыв рот и моргая, она глядела то на Пашу, то на хозяина кабинета, ожидая услышать хоть что-нибудь обнадёживающее.
  - Так ты убивала или нет, - спросил, наконец Павел.
  - Нет, конечно, нет, - замотала головой Журавлева.
  - у а Иванова то Андрея. Ветерана-афганца знаешь?
  Ответ был отрицательный и сомневаться в том, что она врёт у Паши не было никаких оснований. Выслушав рассказ арестантки, который можно было озаглавить "Как трудно жить лоху" или "Не везёт лоху по жизни", опер убедился, что был прав, предполагая психологический наезд со стороны следователя. Прудников сначала унизил и раздавил уже и без того разбитую девушку, а потом, напугав стопудовым сроком, предложил сделку. Ты мне - признание, я тебе - условный или крошечный срок.
  - Я согласилась, - объяснила это Журавлёва, - потому что в эти дни столько раз мысленно их убивала, что мне показалось. Что это должно стать правдой, точнее ничего зазорного в этом не будет и никакой тюрьмы не случится. Ведь я же справедливо поступила.
  - Тюрьма и справедливость, правда и суд. Это, Татьяна, для канала "Культура", - заметил Паша.
  - Ты лучше скажи, кто из родных, близких знает, что ты тут?
  - Мм, следователь обещал, что всех оповестит.
  Паша ничего не ответил, да и не нужно было. Журавлёва и так всё поняла.
  
  Гриценко припарковался на Итальянской, близ выхода из Пассажа поставил зэ бэст оф пинк флойд и свободный от дорожных заморочек порождаемых антагонистами культурного мегаполиса, предался размышлениям на тему: фигли делать и делать ли? "Журавлёва ни при делах, это ясно, - рассуждал он, прихлёбывая из пластмассового стаканчика, взятый в ларьке с шавермой кофеёк, - Прудников на неё как дуремар на мясо прыгнул, но обломается козёл, хотя может и прокатит дельце. Признание по всей форме у него есть, а то, что девка в отказ пойдёт, так что тут странного, все почти в суде святых и невинных корчат, заурядное дело, блин. Да и не факт, что он на неё снова не накатит, так накатит, что слёзы кровавые брызнут изо всех щелей. Не в бирюльки играем, эх. Блин! - Пашу на какую-то секунду охватило неприятное чувство страха, отвращения и протеста перед чем-то загадочным. Это что-то было связано ни с Прудниковым, ни с жестокими приёмами человеческого общежития, ни с, так называемой, "системой". Это было то, что древние называли "рок фатум", но только не в представлении древнегреческого драматурга, а по-гоголевски, обутым, свихнувшимся и помершим Башмачкиным. Как пел Шнур "Путёвка в небо выдаётся очень быстро, вышел на улицу - случайный выстрел" Да уж действительно - каждому своё, хоть мы и не в фатерлянде, - невесело усмехнулся Гриценко и сделал магнитолу погромче. Под "Контрол" мысли пошли чётче и бодрее. "Значит так, если не раскопаю, то Татьяне Юрьевне вполне реальны молодые годы на нарах или под. Не хочется, чёрт, ради этого Трестова с Ивановым возится, но придётся, да и просто ради интереса. Неужели, жена? Поди докажи, ну возьму я Иванова, а он меня пошлёт, если не дурак. На него прежде накопать что-нибудь надо, хоть что-нибудь, что могло бы его связывать с убитым или с криминалом или с женой Трестовской, люди время нужны, а кто даст. Убийство раскрыто и вряд ли кто будет меня серьёзно слушать. Тебе, Паша, чего делать нечего? А грабёж в общаге, а тяжкие телесные на Лермонтовском? Работаешь? Вот иди и работай, если не идиот. Тебя, конечно, в детстве роняли, но ведь не часто?"
  - Эй, Штирлиц, - одновременно со стуком в стекло раздалось слева.
  Паша повернул голову к боковой двери, на инвалидной коляске стоял старый Пашин знакомый. Васька Петров радостно скалился.
  - Сидит как Штирлиц. Весь в дамках, - развязно сказал Васька
   , забираясь на заднее сиденье, - чё играет, Пинк Флойд? Короче. Замёрз я, - Василий захлопнул дверь и подав оперу пятерню, принялся потирать окоченевшие ладони.
  - Перчатки, хрен знает где потерял, непруха, задание выполнил, но результата никакого, облом.
  - Рапортуй. На, ещё тёплая, - Гриценко протянул Ваське шаверму и бутылку пива. Петров в конце 90-х проходил службу в роте, которой командовал Паша. Парень был, что называется, не промах. Ушёл домой старшиной и после непродолжительного гулялова, подался он на службу в МВД. Всё у него шло путём, но 2 года назад, во время проведения облавы на Северном рынке, Васька очень неудачно заехал в дыню одному кавказцу, который, прорываясь к выходу с базара, сбивал с ног мирных обывателей. Среди которых, как писал потом Петров. Были женщины и дети. Видя решившего поиграть в неположенном месте в регби, нарушителя старшина выскочил ему наперерез и провёл хук правой. Кавказец растянулся на асфальте в нокауте из которого его вывели лишь в больнице. Всё бы казалось нормально, штатная ситуация, действия сотрудника милиции были вполне положняковые, да вот только незадача - камера видеонаблюдения, установленная на одном из павильонов рынка запечатлела в кулаке милиционера маленькую гантельку и торговая закавказская мафия козырнула этим обстоятельством в ходе вечной своей игры с российской властью. Полуторакилограммовую гантельку бойкий. Но не отличающийся габаритами Васька использовал частенько и никто и не думал жаловаться, но на сей раз сногсшибательный приварок сослужил парню плохую службу. Ваську едва не закрыли, потрепали хорошенько нервы и выставили за дверь. Всё бы ничего, но беда не приходит одна. Через месяц, по пьяному делу, Скворцов угодил под трамвай и остался без правой ноги начисто, а левую удалось спасти только до колена. Оставшись в 23 года инвалидом, он начал впадать в бухнину, но в какой-то момент одумался и стал решать, что делать дальше. Всякие эрзац-фишки, предлагаемые системой реабилитации, типа танцев и бега на колясках его не прикалывали, нужны были реальные варианты жизни, а не имитация. Набрав как-то номер знакомого оперативника Скворцов сказал : - Слушай, тут передачу смотрел, христарадников показывали, непорядок чего-то у них, людей мучают, детей похищают. Если надо внедрюсь без грима.
  Предложение нашло отклик, в течение трёх месяцев Скворцов работал попрошайкой, жил в притоне, где были собраны калеки и данная им информация помогла раскрыть три убийства и кражу ребёнка. За найденного у цыган полугодовалого сына, сошедшая с ума мамаша потом искренне, от души, благодарила молодого неженатого героя аж два вечера подряд. После работы на городском дне его задействовали ещё в одной, куда более респектабельной операции. Ведя наружку за одним, достаточно крупным дилером, Рубоповцы подключили Скворцова с его инвалидной коляской для установки камеры видеонаблюдения. На перекрёстке Фонтанки и Невского, где каждый день проезжал объект, во время красного света, к тачке подкатывал Васька и стремительно вытирая стекла, прилеплял к заднему стеклу камеру. В пробке на Лиговском эту камеру отцеплял работавший как и Скворцов, оперативник. Действовали так две недели, за которые удалось прояснить контакты наркодельца, так как он в своей тачке не шифровался и разруливал свои тёмные дела по чужой, неизвестной ментам мобиле. Гриценко, который поддерживал с Васькой контакт со времени переезда из Карелии знал этот фокус и решил его провести на жене Трестова - Валерии Ивановне Журавлёвой. Чем чёрт не шутит, авось что проскочит, да и исполнителя уговаривать было не нужно. Позавчера вечером Паша заехал к бывшему сослуживцу, объяснил что к чему и вручил в качестве спецтехники телефон с видеокамерой, стёкла в "Ауди" вдовы были не тонированные. Вчера и сегодня от пл. Ломоносова до Троицкого моста все действия женщины были под контролем.
  - Ни разу телефон не взяла, на сам погляди, - Скворцов полез за мобилой в карман, - сегодня даже до Горьковской не снимали. Гришка с Троицкого звонит, говорит - "Давай, мол, снимать, тут пробка на полчаса, авось ей кто укажет, что на её тачке херня висит". Я говорю - "Действуй".
  Гришка был младшим братом Скворцова, который в образе торговца журналами сновал между машинами и снимал посаженную на липучку трубку с видеоопцией.
  - А красивая баба, - сексуально депривированный Скворцов прищёлкнул языком и сделал приличный глоток из горлышка, - балерина бывшая?
  - Ага, высот правда особых не достигла, где-то в кордебалете застряла до замужества.
  - Муж-то, упырина был? - поинтересовался Васька.
  - Похоже что да.
  На заднем сиденье с удовольствием крякнул Скворцов.
  - А слышь Богданыч, тут же на Итальянской Волочкова живёт. Давай к ней повнедряемся.
  Лицо Василия чуть ли не лопалось от позитива, и не могло не передаться старлею.
  - К Волочковой успеем, а сегодня чего-нибудь попроще придумаем. У меня тёща с тестем приехали. Могу гулять, покупай Васька презервативы.
  - Ха! Легко! - парень, если б мог, то непременно подпрыгнул бы. - Давай, хата пустая, синька моя, бабы твои.
  - Отлично, - согласился опер. - С балерины я тебя снимаю. Нечего морозится, сегодня постараюсь всё решить...
  Подкинув товарища до 10-й красноармейской, где тот жил, Паша завернул к себе в контору и прихватив толкового сержанта и ствол, направился в Пушкин.
  - Нефиг думать, да прикидывать, - говорил он себе, выжимая где только можно. Максимальную скорость. - Приеду и разберёмся. Что ты за фрукт такой, Иванов Андрей, а то, блин, никаких средств нету вдумчиво с тобой работать.
  Зная Царское Село как свои пять пальцев, он без труда отыскал дом на улице Прохорова и тормознув у подъезда, сказал сержанту.
  - Давай, Серёга, покурим на дорожку, и смотри там, хрен его знает.
  Сняв Макаровых с предохранителей они поднялись на второй этаж.
  - Ну, дай бог удачи, - пробормотал Паша и нажал кнопку звонка.
  Дверь открыл мужик в футболке и трениках. Он жевал яблоко и на вид был совершенно миролюбив. Лет ему было чуть за сорок, слегка полноват, лицо самое обыкновенное, стрижка аккуратная. Типичный обыватель, даже из квартиры пахло щами, для полноты добропорядочности не хватало только детского гомона и женского голоса, откуда-нибудь с кухни, вопрошающего "Андрюша, кто там пришёл?"
  - Андрей Васильевич Иванов? - поинтересовался у мужчины Гриценко и когда тот кивнул, открыл на секунду удостоверение и шагнул в квартиру. Хозяин беспрепятственно впустил его и сержанта и, закрыв дверь, указал на комнату.
  - Раздевайтесь, проходите, в каком звании?
  Вопрос был задан Паше, так как Серёга был в форме и без бушлата, оставленного в машине. В непонятные квартиры лучше отправляться не скованным верхней одеждой, потому как в случае потасовки, в условиях маленькой площади это будет мешать движениям, а от ножа, если только не перочинного, защита слабая.
  - Старший лейтенант Гриценко, - буркнул в ответ опер, не глядя на Иванова. Быть в его годы старлеем было просто смешно и для Паши представляться этим званием перед человеком, знающим толк в звёздных погонах, доставило неприятные ощущения. Ладно на службе все знали его злоключения, а неизвестный человек мог справедливо подумать, что перед ним реальный Даун и тормоз, типа сидящего по два года в каждом классе, дурачка.
  - Я, кстати, тоже до старлея дослужился, - сказал Иванов и улыбнулся.
  - Да хоть до генерала, - раздражённо подумал опер, - пошёл ты знаешь куда. Издевается, сто пудов.
  Отношение к Иванову сложилось с первой минуты знакомства негативное, хотя понятно, вины его в этом не было. Так бывает нередко, скажешь не то, глянешь не так и всё - враг на всю жизнь, а почему - хрен докопаешься. Особенно рискуешь так вот влететь с ментами и учителями. У них лучше вообще ничего не спрашивать, лучше обратись к соседу по парте или шконке и то в случае крайней нужды. Хата у Иванова была однокомнатная, обставленная приличной, не старой мебелью, компьютер, телевизор, муз. центр. Всё как положено. Расположившись на предложенном хозяином стуле, Паша уже было открыл рот, чтобы приступить к теме визита, но Иванов заговорил первым.
  - Знаете, мне кажется что внутри школы никто не торгует, - сказал он и заметно прихрамывая пошёл в кухню, - секундочку, газ убавлю.
  Вернувшись, он расположился в непринуждённой позе на диване и продолжил.
  - Только потребители, на мой взгляд, и самое паршивое, что по всем признакам, по поведению, знаете там, по повадкам, что-то наклёвывается с дурью в 6-м Б. Кололись там или нет, не скажу, но траву курят наверняка.
  - Что ж, спасибо за информацию, - поблагодарил Паша, - только мы не из ОБНОНА и не из комнаты для несовершеннолетних.
  - Да? - брови учителя ОБЖ на мгновение удивлённо приподнялись, - уж не по мою ли душу?
  Физиономия хозяина из спокойно-деловой стала спокойно-ироничной.
  - Я прав, за мной? - шутливо поинтересовался он у серьезно глядящего ему в глаза Гриценко.
  Тот в эти секунды был слегка сбит с толку поведением Андрей Василича.
  " Он что, у Станиславского учился. Аж лоснится весь невинностью, глаза не бегают, зрачки в норме, никакой суеты и пантомимы. Натурален, чёрт! Молодцом мужичок и щи эти... А вдруг развели меня... Урою! В Мойке утоплю!" Понимая, что анализировать сейчас кто его разводит и разводит ли. Паша, неловко кашлянув, перешёл к делу.
  - Мы, Андрей Василич, к Вам. Нехорошо, знаете ли, не своим делом заниматься.
  - Не понимаю о чём Вы, - лицо собеседника вдруг сделалось серьёзным. - Объяснитесь, пожалуйста.
  - Хм, что-ж, с удовольствием. Какого чёрта Вы с гражданкой Ивановой решили самостоятельно вести розыскные мероприятия.
  Немного помолчав, учитель внимательно посмотрел сначала на сержанта, потом на старлея, - что за мероприятия, что за Журавлёва, наконец спросил, слегка раздражённо.
  - Журавлёва Татьяна Геннадьевна и Мария Петровна Вам знакомы?
  - Нет. Хотя возможно это кто-нибудь из родителей...
  - Так, уважаемый Андрей Василич, - Паша решительно встал, - Вам следует проехать со мной. На Садовую. Если там всё прояснится в Вашу пользу, то я лично отвезу Вас обратно. Одевайтесь, берите документы.
  Иванов нахмурился и стал, не говоря ни слова, собираться. Вид его был преисполнен достоинства и сосредоточен.
  - Карточку на всякий случай медицинскую захватите, - сказал Паша, когда подозреваемый оделся, -и снимки, снимки тоже. Вон у Вас в серванте.
  "Мало ли закрывать придётся" - подумал опер - "Так он инвалид, старые раны разболятся, тут и карточка и
  рентгеновские пригодятся. А то ведь словам тюремные начальники привыкли не верить". Посадив Иванова на переднее сиденье, старлей и сержант отошли на пару шагов от автомобиля перекурить и обменятся вполголоса впечатлениями.
  - Не лоханутся бы. Серёга. Что-то больно чисто он смотрится.
  - Это да. И не моргал каждую секунду. И не играл. Хотя, знаете что? Он же в школе работает, там ученики мастера врать учителям, а те в обратку им. Может научился? У меня жена была училкой...
  - Может быть. Сейчас приедем, нужно будет бардачок на Мойке потревожить. Мне тамошние для опознания будут нужны.
  Обратно Паша гнал как на пожар. Сбил на Пулковском шоссе барбоса, а на Московском дважды проскочил на красный. Настроение было скверное, мысль что он лоханулся крепчала с каждой минутой и не находя возможности нарушить внешний железобетон, Паша нашёл успокоение в дорожном хулиганстве.
  " Ну и что будет, если проститутки узнают, он пошлёт всех нах и будет прав , тем паче дело то раскрыто и показания наркоманок никому не интересны. А что ты хотел, чтобы он пал ниц и подал уже готовую явку с повинной? Эх, хреново стартовал, ну а как иначе, иначе было нельзя".
  Кабинет Гриценко делил с капитаном Прохоровым, который в данную минуту сидел за своим столом, закопавшись в бумагах. Прохоров что-то искал и кивнув вошедшему коллеге, он буркнул : "Резвая до тебя. У Симоновой сидит". Паша указал Иванову на стул и снял трубку.
  - Аллё, Машенька, Соня у тебя? Зови.
  Через полминуты с куском торта на бумажной тарелке появилась Резвая.
  - Привет, Паш. Я тебя жду на торт, мы с Симоновой чай пьём, она меня в опера зовёт. Будешь, говорит, в засадах сидеть с пистолетом.
  Поставив тарелку и мельком взглянув на Иванова, она отозвала пальчиком Пашу к окну.
  - Слушай, Гриценко, - вполголоса сказала, - мне помощь твоя нужна. По делу, очень-очень важному. У тебя среди щипачей есть кто-нибудь?
  - Есть, - шёпотом ответил старлей. - Дама сердца, ха-ха-ха.
  -Да я серьёзно, Паш!
  - До завтра подождёт?
  - Подождёт. - кивнула Резвая, - ладно, пойду чай допивать.
  Она сделала два шага к двери. Но заметив на столе у Гриценко рентгеновские снимки, остановилась и взглядом попросила разрешения взглянуть. Опер не возражал и Софья посмотрела снимки на свет. Их было два и после внимательного их изучения, Софья перевела взгляд на Пашу. В её глазах читалось требование объяснений, что несколько удивило опера.
  - Ты что. Сонь?
  - Откуда у тебя журавлёвские кости и на хрена они тебе, скажи на милость?
  - Журавлёвские?
  - Ну не знаю, может у тебя дело в Вагановском. Если так, то не журавлёвские.
  Павел взял рентген и сам посмотрел на свет. Ничего особенного он там не увидел, стопа как стопа, но что к чему он уже понял.
  - Это что - балеринская. Точно?
  - К Елизарову не ходи. Я с мужем в конце 80-х в Тарту жила. Он там ординатуру в институте спортивной и балетной медицины проходил. Я эти классические балетные суставы прекрасно знаю. На этих же ещё типичный
  перелом кости плюсны. Где ты это откопал-то?
  - Сейчас Сонь, погоди, - махнул рукой Паша и метнулся к двери. - Иванов зайдите.
  Сесть, трепавшему ему последние два часа нервы гражданину, Паша не предложил, а торжественно произнёс.
  - Вы, Андрей Васильевич, подозреваетесь в соучастии в убийстве Трестова Виталия Петровича, совершённого его супругой Журавлёвой Марией Ивановной.
  - Слушай, старший лейтенант, - не скрывая злобы проговорил учитель, - я повторяю, что не в курсе, что это за Журавлёва такая. Познакомь меня с ней, что ли.
  - Артист вы, Андрей Иванович, ну да ничего в зоне хорошо, художественная самодеятельность поставлена.
  - Вы можете объясняться понятнее, - уже совсем невежливо выкрикнул Иванов, так что и поглощённый своими бумагами Прохоров поднял голову и изумлённо посмотрел на наглеца.
  - Не пыжьтесь, Андрей Василич. - миролюбиво попросил Гриценко и помахал рентгеновскими снимками, - откуда у Вас всё это? Это же принадлежит неизвестной Вам Марии Журавлёвой, не правда ли?
  Вместо ответа Иванов отвернул голову и на последовавшие вопросы лишь усмехался. Едко и высокомерно.
  С Марией Журавлёвой встреча оказалась гораздо содержательней. Софья и Паша уже менее чем через час после так и не развившегося допроса Иванова, были на Лесном проспекте в офисе бывшей балерины.
  - Ну, рассказывайте, - вместо приветствия сказала Софья, по-хозяйски устраиваясь в кожаном, предназначенном для релаксации кресле.
  - Я, Мария напрямик, Андрей Васильевич, ОБЖ, взят, колитесь, если не хотите испортить хорошее впечатление, которое производите.
  Зелёные глаза Резвой, точь-в-точь как у крадущейся к воробью кошки, застыли на бизнес-леди, охотничьи поблескивая.
  - Сестрицу, кузину Вашу малохольную освобождать пора, хватит ей камерой дышать.
  - Таня что в тюрьме, - изумилась Мария. - Но она же вообще не причём!
  - А кто причём? Иванов-разумник сильно при чём?
  - Это Андрей? Нет. Он совсем...
  Маша Журавлёва отодвинула лежащие перед ней накладные и оперевшись о стол локтем, принялась тереть виски. Её сухощавое, слегка подкрашенное лицо как-то покраснело, набухло. Казалось,
  Что она сейчас заплачет. Она потёрла нос и повернувшись на кресле дотянулась до тумбочки, из которой извлекла литровую бутылку "Cabana Club". Хрустнув пробкой, она плеснула себе в чашку и бросив взгляд на Гриценко накатила, не поморщившись.
  - Таня не причём и Андрей тоже. Я убила. Хочу явку написать, может сидеть придётся меньше, я долго из-за этого скота сидеть не собираюсь.
  Достав сигарету, Журавлёва быстро и чётко дала показания, уложившись в стомиллиметровую "Мальборо".
  Мотив и картина убийства были следующими...Последние полгода супружеской жизни муж вёл себя в высшей степени неприлично. Отказал жене в деньгах, которые она тратила не на себя, а на трёх одарённых девочек, что учились в интернате при Вагановском училище, которое сама Маша некогда закончила. Госфинансирование учреждения было, в последнее время, урезано до смехотворных размеров и без меценатов оно просто загнулось бы. Муж перестал давать деньги и ребята поехали обратно в какую-то провинцию, где, само собой, не было должных специалистов, способных развить их таланты. Деньги они забирали из бюджета мебельного дельца плёвые, но он встал в жлобскую позу, объяснение которой искать Маше не приходилось. Всё было на поверхности. Дело было в том, что 50-летний Трестов вдруг сошёл с накатанной лыжни сексуальной жизни и ломанулся в бурелом и чащобы всяких извращений, пытаясь увлечь за собой жену. Выбираясь из Питера в Москву или какой-нибудь придорожный мотель, он кутил задом и передом, потом живописал в пьяном виде жене, картины своих сатурналий. Связался с какой-то сектой, практикующей зоофилию, пил то женские гормоны, то колол тестостерон, завёл целую коллекцию гнусной патологически нездоровой порнухи, сошёл, короче, с ума товарищ. Плюнуть и уехать так вот сразу, Маша не могла, так как некуда было. Комнату в Великих Луках она по замужеству отдала сестре с племянниками. Находясь во взвинченном состоянии, она
  в один прекрасный вечер выпила достаточную для снятия психологических барьеров винную порцию, оделась и захватив кухонный нож, отправилась убивать мужа. Подкараулив его у выхода из известного ей заведения, Маша пустила нож в ход.
  - Я уже почти развод затеяла, чуть потерпеть надо было, да только так вдруг мерзко стало. Так, знаете, соблазнительно захотелось его убить, что не смогла я себе в этом отказать.
  Затушив в чашке окурок она собрала длинные волосы в пучок и твёрдо добавила.
  - Ничуть не жалею и совестью не мучаюсь.
  - Имеете полное право, - индифферентно заметила Софья и достала бланк, -изложите здесь только что сказанное.
  - Давайте, - кивнула Журавлёва, - только позвольте вопрос насчёт Татьяны, сестры двоюродной?
  - Трестов её домогался и... и короче всё с ней будет в порядке, - несколько скомкано ответил Гриценко и подождав пока Мария закончит писать, поинтересовался насчёт Царскосельского учителя.
  - Он ничего не знал, пока я с ним не встретилась, когда испугалась, что меня видели там, на Мойке. Мы решили что если будет опознание, то нужно будет сделать так, чтобы меня не узнали. Подкупить хотели. Я когда пальто перетряхнула, чтобы под ограбление сошло. Смотрю в двадцати метрах из подворотни девка с мужиком выходят. Мужик под фонарём ей чего-то дал и пошёл не в мою, значит, сторону, а девка отплёвываться и есть стала. Ну понятно, да? Я мимо неё прошла, а потом сказала Андрею, что среди проституток надо искать.
  - Логично, - Паша покосился на Резвую, читающую журавлёвские признания. Интересно, согласится она историю с Ивановым забыть. Под статьёй же человечек.
  - А какие у Вас отношения с ним? Это важно.
  - Сейчас никаких. С 94-го никаких, с апреля, - ответила Мария и чуть замявшись, продолжила, - мы в вВоенно-Медицинской познакомились. Я с суставами лежала, снимок показал, привычный перелом плюсны. Короче возле рентгена встретились. Андрей старым протезом дистальный эпифиз на берцовой травмировал. Ну, значит, познакомились. Мне ещё 18 не было, вторая любовь, всё такое. Месяца три мы с ним... Ну а потом, понятное дело, подружки "Шу-шу-шу, ты красавица, скоро в Большой примой возьмут", - Маша вздохнула и с улыбкой покачала головой, - ой, вспоминать смешно. Короче, подточили они мои основы. На дне рождения одном, у подружки познакомилась с парнем одним. Красивый, всё такое. А, главное бойкий очень. Выпили хорошо, он клялся в любви, все подружки подмигивают и большой палец показывают. Не заметила как в комнате с ним оказалась, на кровати, всё бы ладно, только когда я с ним это самое, Андрей позвонил. Светку-именинницу поздравил, а она его срочно пригласила к себе на праздник, а когда он приехал и букет вручил, сказала : "А Машка там где-то телевизор смотрит. Андрей дверь открыл, а я лифчик натягиваю, бельё на кровати комом, на балконе мужик курит".
  - Ничего, бывает, - заметила Софья, - одевайтесь Мария Николаевна, придётся проехать.
  - Ага, конечно, - Маша поднялась, влезла в пальто и растерянно посмотрела на милиционеров. На секунду на её лице отразился страх и какая-то беспомощность, затем она взяла себя в руки, сунула в карман сигареты, проверила, закрыт ли сейф и достала мобильник.
  - Позвонить можно?
  - Пожалуйста?
  Журавлёва связалась с главным менеджером и адвокатом, закрыла офис и уже в машине вернулась к своему рассказу.
  - Андрей после того не психовал и мы просто расстались. Он сказал, что рано или поздно ждал подобного. Я рыдала вся, а он смеялся и говорил, что здорово провёл со мной время и ему понравилось. Я тогда его даже чуточку невзлюбила за это. Ха-ха-ха! Ты что не любишь меня, что ли? Где сцены? Где Отелло? Эх, смешно вспоминать. Расстались и до недавнего только перезванивались пару раз в год. Фотку он у меня тогда в 94-м на память взял, сугубо интимную, - Маша немножко грустно улыбнулась и откинула голову на спинку сиденья.
  - Что за фотка, - полюбопытствовала сидящая на заднем сиденье Софья.
  - Да смешной снимок, рентгеновский правой стопы, больной и сломанной.
  Паша повернул голову и выразительно переглянулся с Соней. Вот, блин, бывает.
  
  
  
   Глава 10
  
  
  Софья открыла глаза и сладко, нараспев зевнув, потянулась. Ночь прошла без снов и пробуждений, легко и быстро, словно была она не сотрудницей психотравмирующей службы и не жила в многомиллионном городе. А вела жизнь какой-нибудь толстовской крестьянки, которая, как известно, после тяжёлого, органичного человеку труда, спала, как человеку спать должно, и как городские, насилующие в гордыне свою природу, спать не могут, ибо живут, не понимая, как должно.
   В славно отдохнувшей голове и теле ощущалась саккумулированная за ночь энергия, которой несомненно должно было хватить на целый день и даже может вечер. Когда вот так вот подрыхнешь и краситься не надо. Точно в бане вчера побывала. Ээуумм. Соня ещё разок зевнула и взглянула на часы. Было начало десятого и Соне надлежало сейчас сидеть у себя на Фонтанке и внимать рассказу пенсионерки Филимоновой о том как её несчастную посетили цыганки из Собеса. Отшвырнув одеяло, Резвая вскочила и бросилась собираться, так словно, в кресле развалясь сидел старшина с горящей спичкой. Опаздывать или задерживаться Софье приходилось десятки раз, это было вообще нормой службы, но сейчас этого делать было нежелательно. Пенсионерка, будучи тормозом по жизни, попав в казённое учреждение и не встретив в нём должного внимания, может проявить гиперактивность и с инвалидским или другим удостоверением наперевес. Завалится к полковнику Колобкову, чтобы затеять скандал.
  "С будильником надо сотрудничать, эх невовремя. Нельзя сейчас гусей дразнить. Ему только повод сейчас наехать нужен. Быстро одевшись она заперла дверь и, застёгивая на ходу дублёнку, понеслась вниз по лестнице. Махнув один пролёт, Софья вдруг остановилась. На каменном полу мелом был изображён силуэт человека, внутри которого были выведены буквы - С. А. Р.
  Это неожиданное художество было сделано мастерски, словно с натуры, линии повторяли не просто распластавшуюся фигуру. Нет, они очерчивали скрючившегося, с вывернутой ногой и обхватившего обеими руками голову, человека. Постояв немного над "телом", Соня вернулась к себе за фотоаппаратом. Сделав снимок, присела на корточки. Изучив, насколько это позволяло зрение, она не нашла ни малейших следов, которые мог оставить неизвестный творец. Ни окурков, ни пепла, ни отпечатков подошв, ничего. Силуэт, к тому же, сделан был, что называется, в одно касание. Линия нигде не прерывалась, подчисток, должных оставить белые разводы, не наблюдалось. Чистая работа! Чище, чем в реальном жанре человеческих катастроф, где криминалист всё-таки делает прерывы, ведя мелом по периметру тела. Софья жила на последнем этаже и на её площадке было ещё три квартиры, две из которых пустовали, так как были куплены неизвестно кем, типа для вложения бабла. В ещё одной жильцы на данный момент также отсутствовали, потому как работали проводниками поезда Петербург-Самара и находились сейчас в рейсе. Обращаться с вопросами : "Выходили ли сегодня Вы на площадку и видели ли что-нибудь или кого-нибудь там?" было не к кому.
  "Ничего опрошу весь подъезд" - решила Софья и отряхнув руки и встав с корточек стала спускаться вниз. У почтовых ящиков её ожидал новый сюрприз. К дверце с номером её квартиры жвачкой была прилеплена фотография, на которой, несмотря на то, что лицо было прожжено, Соня узнала себя. Снимок был сделан позавчера, когда Софья и Большакова прогуливалась по Васильевскому. Сама Светлана, в отличие от Резвой, была не тронута. Щёлкнули их метров с пятнадцати-двадцати, с какого места не разобрать, фоном был какой-то дом с зелёной штукатуркой. Вновь Софье пришлось подыматься к себе за полиэтиленовым пакетом и бритвенным лезвием. Без труда отколупнув фото, Софья упаковала его и сунула в сумочку. Во дворе она подошла к гуляющей с коляской мамаше.
  - Привет, Галь, ну чего, сопим? - сказала Резвая, с улыбкой посмотрев на укутанного малыша, - у ты, моська, сама б ещё родила.
  - Давай, Сарочка, как ответ правоохранительных органов на федеральное послание, - Галина, давнишняя знакомая Софьи, озорно подмигнула.
  - Легко, Галь, какие наши годы. Слушай, ты давно вышла?
  - Часа полтора. Скоро кашку есть поедем.
  - А на ящике почтовом никакой хрени не заметила, когда спускалась.
  - Да фигня какая-то была прилеплена, - кивнула соседка, - я рассматривать не стала, реклама какая-то.
  - А муж у тебя рано выходил.
  - Полседьмого, - лицо Галины приобрело тревожное выражение, - а что стряслось то?
  - Да давно дверь с домофоном надо поставить, - Софья изобразила раздражение и возмущение, - поганят подъезд, сил уже нет. Я почти вычислила кто лампочки выкручивает и всякое дерьмо лепит! Слушай, звякни Серёге на работу, может он вспомнит, было что на ящике или нет.
  В брошенном Галиной взгляде Соня прочла что-то навроде "Крыша, что ли поехала? Заработалась вижу".
  Несмотря однако на то, что поведение в целом прогрессивной подруги отдавало предмаразменным мелочным душком, мамаша выполнила просьбу.
  - Сказал, что на твоём ящике фотка висела, - сообщила она, пряча телефон в карман, - что за фотка, Сар. Признавайся. Ты что-то скрываешь, да? Что-то интимное? Бывший подлянки строит?
  Резвая, сделав загадочную мину, должную означать, что Галя на верном пути, помахала ей и открывшему глаза малышу рукой.
  - Потом расскажу. Всё, пока, Галь.
  - Было бы что рассказать, - выходя на Обводный, невесело подумала Софья и увидев такси, махнула рукой.
  - На пересечение Лермонтовского и Фонтанки, - скомандовала она шофёру и достала мобильник. - Алло, привет Илья Иваныч. Ты на минутку свободен? Тогда не в службу, а в дружбу, выгляни, у моего кабинета пожилая женщина. Если сидит, скажи ей, что следователь задерживается и что пусть идёт домой. Я, скажи, сама к ней приеду. Ну всё, Заранее благодарю.
  Мысль она как птица, а птице, известное дело, нужно куда-нибудь да сесть. Не стесняясь того, что грызёт ноготь, Софья уставилась впереди себя и постаралась найти хоть какую-нибудь опору, способную помочь дать ответ на вопрос "Что это всё означает?"Вопрос этот, впрочем, быстро трансформировался в другой "Кто? И какого рожна ему от меня надо?" Три года назад Софье угрожали и даже приставляли к голове пистолет, но тогда всё было понятно, враг известен. Звали его Витя, был он бандит и сидел за вымогательство на киче, а Резвая, ведя его дело испытывала наезды со стороны его корешей. Было страшно, даже очень, потому что Витя Агф и его шайка были из отморозков, но зато всё было Софье ясно и понятно, а главное, не стоял вопрос как быть. Софья с семьёй просто на два дня уехала в санаторий на Финский залив, а за это время оперативники переловили как мышей всю банду. Теперь всё обещало быть куда как сложней.
  "Фотография сделана после идиотского фестиваля, значит скорее всего преступник на нём присутствовал. Не скорее, а точно, стопудово. Не по улице же он прогуливался и : "О, какая встреча! Света Большакова и Соня Резвая!" Так, стоп. А откуда ему известно, кто я? Ну местожительство легко установить, дискетки с базами данных на каждом углу и в каждом доме. А имя? ФИО моё откуда выскочило. Таблички на мне не висело... Большакова! Кому-нибудь наверняка трепанулась и... Вот всё таки дура!...Хотя это даже и здорово, это облегчает поиск. Не перед конференц-залом же она засветила. И ещё хорошо, что преступник на фестивале был, там все на камеры снимали и каждого посетившего установить можно. Большакова одна только там человек двадцать при встрече чмокнула, а кто-нибудь другой ещё столько же назовёт. Люди, в принципе, одного круга, так, по цепочке и установим кто там был. Может и с улицы заглянуло левых человек 15, ну да и хрен то с ними. Тот кто мне нужен из той тусовки".
  Страх уже запустивший было свои щупальца начал отступать. Он притаился где-то там, под сердцем и затих как после таблетки. Более всего пугает полная непонятка, когда не знаешь от какой печки плясать и к чему прислониться. По Софьиному разумению расклад был целиком в её пользу - неизвестный фактически засветился, а точнее заявил, что он есть, что Соня не параноидально деформировалась за 9 лет работы следователем и нагородила ерунды, а всё так как и предполагала Резвая, только зачем он засветил своё наличие-то? Хотел бы убить пришёл бы и убил, дело нехитрое. И, главное, не в диковинку. Напугать? Поугрожать? Нет, не полный же он болван, думающий что следователь схватится за сердце и месяц не будет слезать с унитаза? Угрозы подобного рода лишь подстёгивают. Другое дело когда приходят внятные и серьёзные люди с конкретными пожеланиями и перспективами, в случае игнорирования этих пожеланий это да, это по-людски и понятно почешешь репу и, возможно, обменяешься на хату с краю, особенно если обещают доплату. С шизиками по-другому, их пытаются отловить, потому как они хуже беспредельщиков. Только вот шизик ли играется? То что человек этот не вполне уравновешен. Софья не сомневалась, но классический ли это кровожадный маньяк? Классический как убивает - бродит, будучи не в духе, по квартирам или в лесопарковой зоне и орудует для того, чтобы прийти в равновесие. Его жертвы либо просто нечаянно подвернулись, либо как-нибудь случайно спровоцировали. Но люди эти, как правило, для него случайные., хоть и объединённые по половому и возрастному признаку. "А здесь не то, - думала Софья, направляясь от Лермонтовского к своей конторе, - жертвы не только молодые женщины и связаны в той или иной степени одной системой координат, а именно творческим Вузом. Это еще ладно, вот то что и их любовники убиты, вот это не укладывается в схему классического серийника. Ещё эти видеосъёмки. На хрена козе баян? Приглянулась тебе какая-то. Карауль её в лифте или в кустах, как и полагается. Нечего пугать следствие и мудрить. Если же ты идёшь не совсем так, то почему? Например, ты дико, маниакально влюбился, утонул бредовых переживаниях, тебя охватила ревность, крыша едет. Ты нанимаешь соблазнителя, чтобы проверить любимую, получаешь доказуху неверности, крыша едет капитально, идёшь и убиваешь предмет страсти и, конечно же, любовника. И заодно актёрика, хотя нет... Актёра тебе как вычислить? Не позвонишь ведь на фирму -"Дайте адресок, так восхищён, что автограф бы". Можно, конечно, узнать от жертв как-нибудь в случае если тесно с ними общаешься. Эх, запутки, запутки... Я то вот чего тебе сдалась? Ну мент, ну и что с того? Порядок у нас в стране такой, что до меня то дое... Поугрожать или подразнить хочешь?
  Полковник Колобков внимательно выслушав Соню достал беломорину и продул мундштук.
  - Любопытно, хм... - тряхнул головой начальник отдела и смяв картонную гильзу гармошкой, прикурил от серебряной Зиппы, - вот чёрт, угораздило тебя залезать...
  - Но, Пётр Иванович, я же объясняла, - едва сдерживая раздражение, воскликнула Резвая.
  -Знаю, знаю, - примирительно поднял ладонь Колобков, - это я так, значит вот что, дознаватель из горпрокуратуры конечно будет, может сегодня, может не сегодня. Сама понимаешь, дело не госважности. Когда прибудет сразу идите ко мне, не надо знаешь, ему на меня клепать, что мол, не придал значения, то, сё... Я Софья, все придал, по крайней мере по сестрорецким убийствам у меня сразу подозрения возникли, я знаешь, тамошнюю работу знаю, у меня есть что осветить...
  - Фотографию надо на экспертизу, - заметила Софья, немного морщась от издаваемого колобковской цигарки запаха, тлеющей бумаги.
  Свои сигареты она оставила в кабинете и защитится было нечем. "Как будто мусор жгут, - с гадливостью подумала она, - хоть бы форточку открыл".
  - Экспертиза это обязательно, Софья Андреевна, - Колобков, словно читая мысли, подошёл к окну и впустил свежего мартовского воздуха, который сметал выдыхаемый Колобковым дым, как Первая Конная цыганский табор.
  - Слушай, товарищ капитан, - полковник прищурившись посмотрел на Соню, - а ты мне с этими вещами в подъезде мозги не пудришь, а? Для придания, так сказать, своеобразного точка. А?
  Видя, что подчинённая стала наливаться гневом и даже беззвучно выругалась на букву "Б", полковник свернул оглобли.
  - Да шучу, шучу, вы товарищ Резвая - сотрудник серьёзный, комар носа не подточит, особенно Вы меня поразили с этой балериной. Вот Прудников на что опытный, матёрый я бы даже сказал офицер и, к тому же, мужчина, а и то был введён в заблуждение этой истеричкой, двоюродной сестрой убийцы.
  - Хотите сказать что секретарша знала о том, кто убил и сознательно взяла всё на себя?
  - А как же, - глаза полковника недоумённо моргнули, - девица, обида, истерика, покрыла преступницу. Разберёмся как в дальнейшем квалифицировать.
  - Товарищ полковник, - прервала его Резвая и подавшись вперёд, слегка прихлопнула ладонью по столу, - квалифицируйте лучше Прудникова, вчера, как и положено, Журавлёва имела встречу с адвокатом. Человечек, как Вы выражаетесь, этот матёрый из бывших судей, он не только Журавлёву, которая убийца, но и другую, будет защищать, денег не пожалеют. Преступник и призналась то, когда узнала, что невинная родственница сидит. Адвокат же в больницу наверняка сходил, свидетелей как Прудников оказывал давление нашёл.
  - Ну уж давил, - буркнул Колобков и нахмурился. - Это разве давил. Ты не знаешь, что ли, как давят?... Ушлый, говоришь, адвокат?
  - Ха! Пробы негде ставить.
  - Вот сука. Не зря их раньше называли - купленная совесть. Я бы лучше в швейцары пошёл, чем в адвокаты, - полковник взялся за телефон, - ладно, разберёмся. Вы свободны.
  Света Большакова жила напротив станции метро Лиговский проспект в перепланированной и расселённой коммуналке на пятом этаже и с окнами на проспект. Софье, решившей для более подробного знакомства, навестить программистку-натурщицу в её же доме стало по-хорошему завидно.
  - Класс,- не без восхищения подумала она, когда хозяйка без всякого мещанского пафоса ознакомила её со своим жилищем. Было оно без наворотов, но со вкусом отделано, паркет новый, но не красного дерева, потолки не навесные, но и без трещин и серо-жёлтых тонов. Туалет, ванна в эклектичном промтоваровском молдавском исполнении. Мебель самая обычная, приобретённая, если навскидку, в прошедшие 10 лет, стояла очень удачно и мило. То что хозяйка принадлежит каким-то боком к миру художников ничто особенно не указывало, никаких холстов, палитр и отмокающих в ацетоне тысячебаксовых кистей не присутствовало, разве что картины и рисунки, коих было по 2-3 на стене, могли указать на то что здесь живёт человек не чуждый творчеству. Большакова была в тонком летнем платьице в цветочек, предназначенном, судя по перештопанности и архаизму стиля для домашней носки. Платьице было длинное, но Светлане с её ростом доходило до середины икр и фигуру, ввиду небольшой тесноты и тонкости ткани не скрывало.
  - Наверное лет в 13 в бабушки в деревне носила, - решила про себя Софья, глядя на выглядывавшие из-под подола стройные ноги и едва не расстёгивающий пуговицы бюст.
  "Хотя, ничего так сидит, развратненько и невинненько, мужичка которого нужны, в самый раз принимать".
  Света встретила Соню как подругу, а не следователя, занятого мутной распуткой. Подвинула к дивану, куда усадила гостью, столик, поставила бутылку хереса, фужеры, корзинку с фруктами. Когда Софья попросила обождать с поиском штопора и рассказала об обстоятельствах, приведших её сюда. Большакова заметно, не в пример прошлому, встревожилась.
  - Я, я, Соня, никому про тебя не..., не рассказывала, - путано пролепетала она и опустившись на ковёр по-турецки посмотрела на Софью испуганно и, как будто, виновато. Прежнего пофигизма у Большаковой не было и в помине.
  - Честно, Соня, никому вообще, - продолжила она и Резвой показалось что Светины глаза на мокром месте. Да, точно, это не свет так отражается, вон слезинка скользнула...
  - Светлана... - начала она, - Вы точно...
  - Мы точно! - воскликнула Большакова и залилась целым водопадом. - Точно, Сонечка, совершенно честное слово, - сквозь слёзы и всхлипывания принялась божиться, клясться, перебравшаяся с ковра на диван к Софье натурщица, - я ведь честно не верила, то есть не очень верила, думала накрутка, совпадение. Я же ведь ни в чём не виновата. А меня убьют! За что меня убивать!
  Из прелестных серых глаз, с жаром смотрящих на Соню, хлынул тропический ливень.
  - Не за что, не за что, - зауспокаивала обескураженная таким оборотом Резвая, - ну послушайте! Послушай, Свет, всё хорошо, чего ты вдруг соскользнула?
  Большакова не была в истерике, она скорее походила на девочку, да чего там походила! Была совершенно как малолетка, жалующаяся взрослому. Софья взяла это ходячее рыдание за плечи и чуть потрясла.
  - Перестань, перестань, кому говорю, - заглядывая в глаза расклеившейся с мягкой настойчивостью сказала она, - будешь слёзы лить - уйду, потому что надоело. Уйду и по повестке будем общаться.
  Слова возымели действие. Большакова подняла голову и пару раз сглотнув подступающий плач всхлипнула.
  - Всё, не буду, прости, пожалуйста.
  - Ну вот замечательно, теперь к делу. Давай штопор.
  Большакова угукнула и виновато улыбнулась. Она, казалось, взяла курс на нормальное русло, выпив целый фужер английского хереса, она казалось, вновь обрела былое хладнокровие. Хрустнув пол-яблока и вновь заняв место посреди ковра, она смотрелась готовой к конструктивному разговору.
  - Насколько я поняла о наших встречах ты не говорила никому?
  - Абсолютно, - помотала головой натурщица, - я даже ни с кем из богемы так называемой, не общалась в эти два дня. Я в офисе с программами возилась, а потом на Ваську на фестиваль вылезла.
  Не верить у Софьи не было никаких оснований. Если раньше Света и могла что-то скрывать, думая что всё это ерунда, то теперь напугалась до чёртиков и, вряд ли будет что скрывать из личного. Попробуем зайти снова.
  Попытка Сони не привела ни к чему определённому. Большакова совсем не запиралась, она перетрясла, ничуть не стесняясь, бельё, которого хватило бы на пару лет какому-нибудь "Калейдоскопу".Белья своему и чужого, но из того, что выслушала в течение получаса, Резвая не находила, что выкинуть. Ну что с того, если масса включенных в культурную жизнь граждан ведёт себя неадекватно. Устанавливать за ними слежку? И тех кого Большакова отвергла за последние годы посчитать пальцев не хватит. Соня, однако, всё тщательно записывала, стараясь ничего и никого не пропустить. Закончив на студенте Звенятине, который прошлой весной подкатывал к натурщице и чей отец, состоящий на учёте в ПНД преподавал теорию искусств, следователь удручённо выдохнула.
  - Фф, да, плохо когда никакой информации и когда её много. Всех их, - Соня кивнула на блокнот, - пошебуршить надо особенно твоих бывших.
  - Да их то чего. Они же своё как бы получили.
  - Девчонок убили вместе с любовниками, если преступник идёт по схеме, то остерегаться нужно не только тебе и мне. К тому же они могут что-то знать, что прольёт свет, могут подозревать кого-нибудь.
  - Ну да, ну да, - закивала Светлана. - и к тому же кто-нибудь из них может оказаться преступником. Хрен ведь поймёшь! Схемы схемами, психология психологией, а что больным движет не разобрать заочно. Это грипп и чесотку по внешним симптомам распознаёшь, в других болезнях анализ взять можно, у нас же анализы, а кто их сдал неизвестно. Имени не оставил.
  Большакова внимательно слушала Софью сидя по-турецки со вторым фужером вина. Допив, она поставила его на ковер и не расплетая скрещенных ног опёрлась ладонями позади себя и с наслаждением потянулась. Лицо от выпитого разрумянилось, а пуговицы на груди не выдержали напора и расстегнулись.
  - О, - ойкнув Света привела платье в порядок, и когда после новых потягушек грудь снова заявила о себе, натурщица перебралась на диван к своей гостье.
  - Но шизика же тоже видно, - сказала она, слегка поддато растягивая слова, - даже если он не в психозе. Глаза, например, чем-то таким налитые, не у всех, конечно, но часто.
  - Это, да, - кивнула Софья, - но мне надо не диагноз, а улики. Хорошо, что он там был. Я фестиваль имею в виду.
  - Почему он, может она? - Света налила Резвой и себе.
  - Может и она, может это дворник, который у института метёт или гардеробщица.
  - Тогда это здорово, - радостно хлопнула по коленке захмелевшая Большакова.
  - Мы тогда легко вычислили бы гардеробщика или дворничиху по видеозаписи. Ага! Ты что на тусовке для продвинутых интеллектуалов делаешь? Маньяк, что ли?
  Большакова звонко рассмеялась и в три глотка разобралась с фужером креплёного. Резвая последовала её примеру.
  - Это вряд ли, - закусив мандаринкой сказала она, - у дворника или кого ещё нет лишних денег, а затеял это всё тот, кто нормально обеспечен.
  - Это почему?
  - Заказать три порносъёмки. Это по минималке 7 тысяч баксов. Человек с деньгами. И рисовать хоть как-то, но умеет. Конечно не Рембрандт, но силуэт мелом изобразил. Хоть сама ложись!
  Софья вдруг живо представилась площадка, фигура с её инициалами и неприятное чувство липко облапало её внутри. " Нужно было сразу смыть, сфотографировать и тряпкой!" - подумала она, со страхом осознавая, что мерзкая фигура всё ещё там, что лестницу убирать будут лишь послезавтра и идти ей сегодня мимо неё, а так не хочется. Так это жутко и мерзко!
  "Остаться подольше, набухаться и будет наплевать" - решила Резвая, закуривая с особенным удовольствием от того, что выход найден и к тому же этот выход уже разлился тёплой энергичной струёй.
  Вслед выпитому хересу явился рижский бальзам, после которого какие-либо страхи смылись как мыльная пена. Женщины перешли на совершенный формат. Большакова продемонстрировав гостье альбом с фотографиями из детства достала из шкафа коробку из-под телевизора и подтолкнула её ногой к дивану.
  - Вот, смотри, тут я без мам, бабушек и это самое. Ну короче, смотри сама.
  Коробка оказалась полным полна продукции характера, что называется, фривольного. Здесь были рисунки обнажённой Светланы и здоровый альбом, где она предоставила на профессионально сделанных снимках. Либо в чём мать родила, либо в несущественном наряде навроде широкополой шляпы или оренбургского платка. Всё это неглиже было выполнено исключительно в эротических тонах, акцент делался на красоте женского тела и это самое, тело не могло не восхищать. Соня, не скрывая восхищения разглядывала альбом. Большакова по-приятельски положив ей руку на плечи комментировала.
  - Это Станкевич работал в 94-м, видишь какая я тут худая, он мне ещё перед сессией неделю жрать запретил, а это уже из последних. Это не Станкевич, он в Голландию уже уехал. Это Мезенбах. Как мы все околели у него в студии! Прошлый февраль помнишь? Ну вот, представь, у него в Репино на даче камин только фурычил, а в котле кочегарском чего-то засралось. И мы, значит, четыре голые дуры! А он, сволочь, смеётся, будут, мол, соски лучше от холода.
  От жестокого воспоминания Мезенбаха, Светлана не на шутку разозлилась. Бесцеремонно забрав у Резвой альбом, она перелистнула на то, что сама считала подходящим.
  - Вот боди-арт. Это Миллера работа, правда класс?
  - Да, - протянула восхищённая Софья, глядя на покрытое замысловатым, сочных, ярких тонов узорами тело модели на фото, - это совсем по-другому, ты даже тут на себя не похожа, хотя и на остальных ты всегда разная. Всё-таки искусство, что ни говори.
  - А, ерунда, делать было нечего, вот и позировала, - небрежно отмахнулась Света и прикусив верхнюю губку пробежалась взглядом по Соне.
   - А ты не пробовала, - кивнула она альбом, - ты очень красивая, я раздетой тебя не видела, но на мой взгляд ты очень...
  - Да нет, - махнула головой Соня, - ну если пару топлесов с мужем не считать. В Крыму лет семь назад на мыльницу щёлкнули.
  - Это ерунда, давай... Давай вот что сделаем.
  Света встала и качнувшись вышла из комнаты.
  - Сейчас будем делать боди-арт, - крикнула она из глубины квартиры и скоро появилась, держа в руках две кисти и несколько тюбиков с краской.
  - Вот, иди сюда, я покажу, - сказала она, выдвигая на середину журнальный столик и кладя на него краски с кистями.
  - Да ты что, - весело изумилась Соня, поняв что решила затеять Большакова, - ты спятила, что ли? Я не буду мазаться, конечно прикольно, но,... ха-ха-ха. Представляю себя такой, значит, размалёванной.
  Соня откинулась на спинку дивана и залилась смехом.
  - Ну и зря! - обиделась Света и Софья, не поняв серьезно она или нет обиделась, весело предположила.
  - Давай лучше я буду рисовать. Может у меня талант.
  - Ой, давай, давай, - аж подпрыгнула Света и достав из стола лист ватмана, приспособила его под палитру.
  После хереса и бальзама, идея с боди-артом показалась Соне чрезвычайно заманчивой. Чтобы не измазать одежду она разделась до нижнего белья, ничуть этого не стесняясь, потому как сама хозяйка одним движением через голову сняла платье. Смущаться чего-либо казалось глупым. Соня взяла кисть и повозив ею в выдавленной из тюбиков краске, отошла к дивану, чтобы получше оценить готовое принять её дебютный креатив полотно из крови и плоти. С минуту посозерцав высокую длинноногую натурщицу, Софья приступила к действию. Сначала она провела густую красно-жёлтую линию от Светиной шеи до низа живота, потом обошла её и вдруг кашлянув, спросила:
  - Грудь ведь тоже?
  Натурщица с того момента как Соня взяла кисть, утратившая дар речи, едва заметно кивнула, дав понять лёгкой усмешкой губ, что всякие деликатности можно оставить. Обведя сначала одну грудь, потом другую, Соня коснулась пучком волосков до соска, вымазав его бирюзовой краской. Сосок мгновенно отвердел, а Света глубоко вздохнув, отвернула шею. Резвой это показалось чрезвычайно забавным. Расписав за минуту всё тело девушки полнейшим экспрессионизмом она с непонятным волнительным наслаждением снова занялась прекрасно налитой тяжёлой, но твёрдо стоящей грудью. Поменяв кисть на более тонкую, она стала под видом смены тонов, всячески раззадоривать её, и заводясь с каждой секундой всё больше и больше. То что по всем признакам очаровательная Света была закручена до предела Сониными щекотаниями, и то, что она стоит как покорная безмолвная раба доставляло невероятное возбуждающее чувство. Света тихонько облизывала и покусывала губы. Соски стали как лесные орешки, а живот судорожно, в унисон прикосновениям кисти, втягивался. Соня совершенно сойдя с ума, опустилась перед ней на колени и едва начав ту же что и с грудью работу, услышала полувздох-полушёпот: "Ой, не могу больше, она вкусная, краска специальная". Ничего толком не понимая, Резвая как в большое яблоко впилась губами, зубами, языком в упругую кожу Светы, стягивая обеими руками с неё трусики. Светлана быстро опустившись на ковёр, ничем ей не мешала...
  -
  
  
   Глава 11
  
  Едва не брызжа на Софью слюной, нервически, одними кистями жестикулируя, злостный рецидивист-хулиган Проклин доказывал свою правду. Правда эта опасной бритвой сверкала в его выпученных глазах уже с полчаса и порядком грузила Резвую.
  - Во второй раз повторяю, гражданин уважаемый следователь, - скандировал Проклин, - я эту продавщицу хорошим манерам поучить хотел. Она будто не знает, что хамить и делать замечания покупателю нельзя, понаедут из деревень и рыло задирают.
  Арестант задрал перебинтованную башку и изобразил как плохо себя ведут понаехавшие, включив в свою пантомиму и манерные подёргивания длинных обезьяньих пальцев.
  - Нет, это у него не распальцовка, - решила про себя Софья, которая с начала допроса следила за руками Проклина. - Это с головой не лады. Классика. В любом учебнике по психиатрии о жестикуляции кистями написано. Нет, это не распальцовка. А может распальцовка есть субсоциальная сублимация патологических проявлений. Тьфу ты, на фиг. Какое-то околонаучное течение псевдонаучного ломброзианства.
  - Так, Андрей, - твёрдо сказала Резвая, - я понимаю, тюрьма, нервы, травма, всё такое, но продавщица показала, что в магазине были дети, а ты очень изысканно сквернословил.
  Проклин ухмыльнулся, будто его похвалили, при этом показав хорошие, хоть в рекламе крути, зубы.
  - Ну и чё? - осведомился он у Сони.
  - Через плечо!
  Проклин аж просиял от такого ответа.
  - Ты видел что там маленькие дети были? - продолжила Резвая, чем и обломала парню весь позитив.
  - Да зае... Да занадоела ты с этими детьми! Я опять повторяю, уважаемая гражданка следователь, она хамила мне! Хамила, уважаемая!
  -Ну а зачем пиво взял, - громко и резко поинтересовалась Софья.- Ты у меня не по бакланской статье пойдёшь, а за разбой!
  Арестант с трудом справился с желанием кинуться на эту поганую следачку, и то с каким триумфом воли это ему удалось, отразилось в хищной гримасе исказившей его лицо. Пётр Мамонов времён "Звуков Му"!
  "Ну его к чёрту, - с опаской поглядела на него Соня, - оформить его на дурдом. В принудку. Там может, заколют, а то что у него двое детсадовцев дома, так и лучше, чем в зону. Жена откажется его забирать, проплатит немножко, его и не выпишут никогда, а с зоны по звонку или, вообще, досрочно. С людьми он, вижу, не ладит. Матрос Железняк, что в активе будет, условно-досрочное легко выслужит".
  Проклин меж тем справился с распиравшими его эмоциями.
  - Уважаемая гражданка следователь, - проникновенно начал он приложил к сердцу ладонь с волнообразно гуляющими пальцами, - я это пиво купить хотел, я не грабил и не разбойничал. Я её поучить хотел, а не ограбить. Ну погромил, обос..., пописал, но мы ж с вами культурные, образованные люди. Я целый курс в институте отучился. Какой же это грабёж или, тем паче разбой, я пиво почти купил. Что ж, я злодей, убийца что ли.
  - Ты всего лишь уличный повеса, улыбающийся встречным лицам, - сказала Соня и принялась писать протокол.
  
  Выйдя за ворота, Резвая заметила знакомых ребят из Колпинского РОВД, садящихся в уазик.
  - Саш, погоди, - крикнула она и ускорила шаг, - Вы к себе?
  - Ага, по пути, садись.
  Устроившись рядом с водителем, она всю дорогу весело болтала с операми, которые приезжали возвращать в Кресты со следственного эксперимента убийцу. По её виду вряд ли можно было догадаться, что же твориться в душе капитана. А там был такой содом и Гоморра, такой экзистенциальный экзистент, что мало не покажется!
  Софья страшно и страстно переживала за случившееся вчера вечером немыслимое, невозможное. Пионерски идиотское идиотство! Сегодня в шестом часу утра она проснулась у Большаковой и с удивительно трезвой отчётливостью, от которой гулко забилось сердце, вспомнила весь свой боди-арт. Она лежала на тахте в одной из комнат квартиры Большаковой, а голова Светы покоилась чуть ниже её груди, боясь что ухающее сердце разбудит натурщицу. Соня попыталась взять себя в руки и сообразить ну хоть что-нибудь, ведь положено же в подобных ситуациях что-нибудь сделать такое, чтобы... Ну, чтобы всего происшедшего не было. Чуточку уняв свой мотор, стучавший в "милое ушко" любовницы. "А кто же она тебе теперь"? Сонечка выбралась из постели и стараясь не шуметь и не разбудить "милую кисочку" пошла искать свою одежду. Брюки и блузка нашлись в комнате где всё начиналось, а трусики и бюстгальтер она решила и не искать. Ну и хрен то с ними, ну и что, что "Дольче Габано" и впервые одеты, как нарочно! Лишь бы поскорее отсюда. Одев сапожки и пальто, Соня была уже готова улизнуть не попрощавшись, но мысль о том, что так будет ещё позорней, заставила её вернутся к порогу, за которым на тахте, свернувшись калачиком спала "милый любимый сладкий Светик".
  - Свет, - хриплым от волнения голосом позвала Соня, - я ухожу, мне надо...Закрой.
  Света проснулась и протяжно зевнув растянулась во весь свой прекрасный рост.
  - Захлопни, Сонечка... Погоди, поцелуй меня сначала.
  Резвая, стыдящаяся того, что её позор будет уличён, шагнула в комнату и мужественно выдержала французское лобызание вспорхнувшей к ней Светы. Даже аккомпанировала ей, чтобы она ничего не подумала.
  - Ну всё, иди, - оторвалась от неё Света и подтолкнула Резвую к выходу. - Иди, а то заведёмся.
  Соня с вихрем в голове, споткнувшись по дороге о начатую и раскупоренную бутылку шампанского, она чуть ли не выбежала из квартиры. Первые часы бедную Соню кидало то в жар, то в холод. Она обзывала себя то малолеткой, то извращенкой. Потом она, как будто стала успокаиваться и даже с иронией смотреть на себя и свое пикантное приключение. "Ну и что, ну и ерунда, - говорила она себе, - с кем не бывает. Это сейчас экспериментом называют и даже рекомендуют. Нет, у меня не то. У меня спонтанно, выпила, то, сё, ну и так сложилось что, ... что любая бы сбрендила. А Большакова то сука! Не сука даже, а даже сучка! Вот она то лесбиянка чистой воды, все они там извращенки, а что если она меня специально подпоила и раскрутила? Тьфу ты, позорище, все они так делают, известно. В любви объяснялась "Сонечка - любимая, Сонечка - волшебная". Резвая воскресила в памяти некоторые сцены, где она как будто тоже что-то наподобие несла, какую-то пьяную ерунду про любовь и ей стало так стыдно, что аж краской окатило. Когда же, несмотря на это, она почувствовала, что даже критический анализ живописных воспоминаний вызывает у неё известные потягивания в не менее известных областях живота, Резвая решила что нужно закрывать эту опасную тему. На время напрочь обо всём забыть. Только на время, ибо обстоятельства таковы что с Большаковой придётся встретиться и, наверное, не раз. Это Софье не нравилось, но что поделать? Ничего. Возьму жёсткий ментовской тон, будто ничего не было, а станет канючить... Ну, объяснюсь, что делать".
  Решая такие, новые для себя задачи, Резвая шла по Фонтанке на каком-то автопилоте никого не замечая и когда перед ней возникла Катька Голубева слегка вздрогнула.
  - Ой, напугала, - выдохнула она в ответ на голубевское приветствие.
  - Ага, заработалась! Вижу, идёт такая вся абстрагированная. На работу, конечно?
  - Куда же мне ещё? - вздохнула Резвая и достала сигарету. - Не спешишь? Давай покурим, поболтаем.
  - Погоди я кефира куплю, пить хочу, умираю.
  - Было что ли вчера где? - подмигнула Соня, щёлкнув зажигалкой. - Возьми мне тоже.
  Голубева взяла у Резвой две десятки и пообещав всё про вчерашнее рассказать, убежала в находящийся тут же минимаркет.
  "Я то, Катерина ничего про вчерашнее не расскажу" - подумала Софья, взглядом провожая девушку и зачем-то представляя себя обнимающей и целующей эту стройную, подвижную, большеглазую красавицу. Никаких, кроме отрицательных, отталкивающих чувств не возникло. И это чрезвычайно Соню ободрило.
  "Нет, я не латентная лесбиянка, латентная после случившегося все психологические барьеры отмела бы и дышала спокойно. На Катьку точно бы облизнулась. Нет, я вчера просто с орбиты соскочила. Бывает. Один раз не водолаз. Надо просто на постоянку завести кого-нибудь, а то заглянет разок в месяц и полетел к жене-малолетке. Возьму вот и Пашке... Соня не смогла тут же развить свою мысль, от которой Гриценко приятно бы икалось, потому что появилась Голубева с уже вымазанным кефиром ртом. Видать чрезвычайно она соскучилась по нему, так что не удержалась и приложилась сразу за кассой едва выскочил чек. Девушка эмоционально рассказала про вчерашнее празднование по поводу присуждения ей первой врачебной категории и назначения её заведующей лаборатории, взамен Рыжовой, которая уволилась и со следующей недели будет работать рядом с домом, в районной поликлинике.
  - Она с внуком хочет побольше сидеть, - пояснила Голубева, облизывая губы. - У Таньки её молока мало, так она утром и вечером грудью покормит, а сама в универ бежит. Академку не стала брать. Фу...Вроде полегчало.
  Голубева выбросила в урну пустую тару и сунув руку в карман за сигаретами тут же себя одёрнула.
  - Нет, бросаю. Уже в полпачки укладываюсь. В госпитале покурю.
  - Молодец, - похвалила Соня в очередной раз борющуюся с табаком девушку и уже собиралась попрощаться с торопящейся знакомой, как та вдруг хлопнула себя по бёдрам.
  - Слушай, Сонь! Совсем же забыла! Как тебе этот дурдом на Ваське?
  - Какой дурдом, - не поняла Резвая.
  - Да где ты с баскетболисткой какой-то была. Я не стала подходить, ты там открыв рот стояла. Не буду, думаю, мешать...
  - А ты там... Ну ты там была значит.
  - С сестрой. Она меня вытащила. Я к тебе потом планировала подойти, да мы не досмотрели до конца, у нас в "Тройке" столик на одиннадцать был заказан.
  - Альтер эго русской словесности видела?
  - Неа, - мотнула рыжей головой Катька и всё-таки закурила. По лицу её было видно, что она собирается сообщить нечто важное, а под это дело можно и понарушать...
  - Да хрен с ним, - махнула она рукой и торопливо два раза затянулась, - я кого там видела то! Эту твою маньячку.
  - Погоди, погоди. Какую ещё маньячку?
  - Ну не маньячку, а художницу про которую я тогда рассказывала, ту что мамаша через дурку стерилизовала.
  - А, поняла, - вспомнила Резвая, - ну и как она?
  - Да я к ней не подходила. На фиг надо. Мы когда заходили, она на остановке стояла, а когда выходили, была там же. Меня это напрягло даже как-то, стоит, знаешь, как-то зловеще.
  - Зловеще? - с интересом спросила Соня, - это как так?
  - Да не знаю, - отмахнулась Голубева, - просто в моём понимании если с тобой в пубертатене такое сделали, то потом вся последующая жизнь не может не быть зловещей. Я тебе ещё там хотела сказать. Слушай, Сонечка, я побегу, а? Позвоню вечерком, у меня новость одна есть, расскажу обязательно.
  - Ну давай, беги, спасибо что сказала.
  Катька полетела к маршрутке, а Соня свернула в сторону Троицкого собора, возле которого торговал одноимённый рынок и лечил головы жёлтый дом. Ходу было 10 минут, Софья достала удостоверение, чтобы показать на КПП и с удивлением обнаружила, что вход свободен всем желающим. "Это очень либерально для центра города" - подумала Резвая и спросив у девушки в белом халате где располагается кафедра профессора Войтенко, пошла в указанном направлении мимо кирпичных зданий с решётками и сетками на окнах. На кафедре. где готовили психиатров-экспертов для работы в системе медико-социальной экспертизы, Соня полчасика прождала в коридоре, слушая как за дверью идёт лекция. Профессор рассказывал о сниженной витальной составляющей у некоторых больных шизофренией.
  - Тут всё ходит одна родительница по экспертным комиссиям и пытается добиться для своего сына первой группы инвалидности, - рассказывал профессор, судя по звукам, быстро ходя перед врачами-интерами, которые сидели как мыши, так что можно было вообще подумать, что авторитетный семидесятилетний специалист находится в лектории один и просто так, как оперный певец в гримёрке распевается перед выступлением. Профессор продолжал:
  - Сын этот уже имеет вторую группу, ему 42 года. В 23 впервые был госпитализирован после суицидальной попытки...Диагноз - вялотекущая шизофрения, с тех пор нигде, даже в мастерских при больнице. Сидит дома, испытывает неопределённые фобии, асексуален, спит много, но в присутствии кого-либо из близких. Не пьёт, не курит с самого рождения, творческие начинания были, свойственные только в подростковом и молодом, так сказать периоде жизни, писал псевдоклассическую музыку, не андеграунд, не авангард, а такое, с позволения сказать, звукоманство. Особенных волнений от непризнания своих "симфоний" не испытывал. Неряшлив, не моется, не убирается, вообще к чистоте в последнее время стал относиться агрессивно, порядок в быту расценивает как вмешательство в личную жизнь. Естественные надобности справляет у себя в комнате в банке и полиэтиленовые пакеты, объясняя это нежеланием идти в туалет по пустякам. Вял, апатичен, к увещеваниям родственников равнодушен. На отделении выполняет роль пассивного гомосексуалиста с полным равнодушием и не испытывает ни сексуальных, ни личностных переживаний. Интеллект сохраняет в норме.
  "Брр, вот подарочек то" - поёжилась Соня - "такое чмо в доме иметь - повесишься".
  Она не стала слушать дальше и вышла покурить, а когда вернулась, то из аудитории уже выходили, обогащённые знанием апатоабулического синдрома, врачи. Войтенко - подвижный, сухощавый старик с умными, ироничными глазами махнул на протянутое удостоверение рукой.
  - Я Вас знаю, следователь Резвая, верно?
  - Так точно, - ответила Соня, удивляясь тому что Войтенко заочно с ней знаком. "Он хоть и консультирует МВД. Но не настолько же у меня память отшибло, чтобы не помнить, где я с ним сталкивалась. Первый раз его вижу". Узнав причину Софьиного визита, профессор обратился к молодой, несколько даже вызывающе одетой женщине-ординатору.
  - Елена Васильевна, внизу у нас история Беклемищевой ещё тут?
  - Кажется, отвезли на Пряжку.
  Елена Васильевна секунду подумала, сняла ногу с другой, поднялась со стула.
  - Пойду, узнаю, подождите.
  Виляя бёдрами в чёрных сетчатых чулках, подвязки которых были видны, пока Елена Васильевна не одёрнула чёрную же юбку. Ординатор вышла, а когда через несколько минут вернулась, то лишь развела руками. Так, словно хотела, чтобы её немаленький бюст вывалился из огромного декольте наружу.
  - Ну ничего. Идите Елена Васильевна. - Профессор повернулся к Софье, - Вам, товарищ Резвая, нужно проконсультироваться насчёт Беклемищевой? Так я её прекрасно помню, у нас есть 10 минут. Слушайте. Беклемищева, 43 года, в подростковом возрасте поставлена детская шизофрения, сделаны искусственные роды, стерилизовали, инвалид детства. Диагноз был ошибочный, но что теперь поделаешь, я с ней три года общался и хоть я не могу как моя коллега из института Сербского по запаху шизофрению распознать, - Войтенко едва заметно усмехнулся. - Но у Беклемищевой ей и не пахнет
  - Я, профессор, понимаю, что почти всякий человек при определённых условиях способен к тяжким насильственным деяниям, - начала Софья, стараясь показать себя перед Войтенко человеком грамотным хотя бы базисно, которому не нужно прежде чем сказать главное, предварительно объяснять простые вещи.
  - Но Беклемищева имеет склонность, так сказать, предрасположенность к этому?
  - Вопрос кардинальный, конечно, - психиатр взял Софью за локоть и увлёк за собой в коридор, - пойдёмте в мой кабинет покурим, Вы же курите? Вопрос кардинальный, - повторил Войтенко, засовывая сигарету в мундштук, - она произвела на меня хорошее впечатление, а точнее, не произвела, а оставила хорошее и тёплое впечатление. Но... Но после своих подростковых попаданий в больницу, которые спровоцировала или инициировала её мать, Беклемищева в 20 с чем-то лет угодила на принудительное лечение. После того как своего сожителя едва не убила, а потом сама в петлю залезла. Лет 5 провела в спецклинике.
  - А потом ещё попадала?
  - Нет. Да и с любовником недоубитым у неё был чисто бытовой конфликт, если бы не её диагноз, попала бы в простую колонию. Ну а не попади она тогда на спецлечение, то теперь ей можно было бы удачно оспорить тот давнишний диагноз.
  - Вы говорите, что то насилие было чисто бытовое?
  - Ну да, чистейшей воды, - кивнул Войтенко, - она вела маргинальную жизнь, главным образом это имело социальную подоплёку. Девочка рано созрела, а мать и бабушка гнобили, говоря по-простому. Тут, как правило,
  два варианта в результате: Либо юный человек остаётся задавленным и с ним безуспешно потом работают психологи, если он, конечно, обращается, в уже взрослом возрасте, либо протест, уход из дома и так далее. Эта её ранняя половая жизнь и связана была с не столько желанием секса, сколько с подростковым негативизмом, то бишь протестом.
  - И что, сильно контролировали?
  - Не то слово, глобально и с наслаждением. Мать и бабка по всей видимости были с какими-то сексуальными патологиями. Фригидны, предположим, ну и к тому же, примитивны настолько, что стали блюстителями нравственности. Беклемищевой с детского сада очень изысканно внушалось отвращение к мальчикам, но природа взяла своё и в 13, кажется, лет у неё случилась первая беременность, но вот первый контакт сексуальный у неё был с подружкой и после она признавалась, что у неё были контакты с женщинами. Главным образом случайные или как в спецклинике - по причине отсутствия мужчин.
  - А сейчас как? - спросила Соня, чувствуя что ей стало жарко. - Теперь, я слышала, она собралась в монастырь. Климакс ранний?
  - Да нет, просто она пришла к вере лет 5 назад, когда работала на реставрации церкви где-то в Архангельской. Сексуальные потребности она научилась подчинять воле и не скрывает, что мм... грешит. Впрочем это не для нас, она сказала, что исповедуется...
  - Может так быть, что уйдя в религию, она решила карать грешников, стать как её мать поборницей псевдочистоты, только поборницей насильственной, может она убивать?
  Профессор, прежде чем ответить, сделал три глубокие затяжки, глядя в окно.
  - Фанатизма в ней я не заметил. Хотя не скрою, что искал. При шизофрении есть такой синдром, когда человек вдруг в один миг меняет образ жизни. Вчера пил и курил, бросать не планировал, а утром проснулся и ничего прежнего ему не надо, никаких искушений. Ничего изменение личности в революционном режиме? Беклемищева боролась с вольным образом жизни и говорит, что искушаема по сей день. Затем меня очень интересовал её приход к вере. У больных это галлюцинации религиозного характера, часто апокалипсические. Таких лечится немало, потому что всё это протекает очень тяжело. Они поджигают себя, выпрыгивают из окон, им кажется, что у них выросли крылья. У Беклемищевой всего этого не было, а по своему опыту знаю, что больные с бредом и галлюцинациями религиозного толка очень тяжелы и даже, если и пытаются скрыть, им это не удаётся. Очень, знаете, это у них ярко, насыщенно.
  - А в монастырь её возьмут?
  - Да я дал заключение, что не вижу противопоказаний.
  Софья, узнав имя отчество Беклемищевой поспешила откланяться, так и не решившись спросить у Войтенко, откуда он её знает.
  "Наверное как-нибудь случайно, не под колпаком же мы у начальства". Пробив через базу адрес художницы, желающей постричься в монахини и посещающей при этом абсолютно богомерзкие мероприятия на Васильевском острове, Резвая раздумывала за кофе о том, как лучше поступить дальше.
  Несомненно, встретится с этой самой Беклемищевой, но что ей предъявишь? Чего вы стояли на остановке, близ места проведения фестиваля современного искусства? Зловеще почему стояли? Софья сделала глоток и усмехнулась над самой собой. "А ведь я так за неё схватилась потому что меня это от Светки отвлекло. Ну и что с того, что она там была? Там ползала психопатов было. Хотя, конечно, подозреваемая удобная, и что бы там Войтенко не говорил, а личность она подозрительная. То что она стала христианкой не говорит о её непогрешимости, да и вся эта история с монастырём возможно задумана лишь для отвода глаз. Разрешение ей дали 2 месяца назад, чего же она не в келье. И лесбиянка она, хм...". Софья ранее как-то на автомате считала, что преступник мужчина и версия, что всё это может совершить женщина, даже не рассматривалась. А ведь это более чем возможно.
  Теперь Резвая сложила два рабочих варианта. По первому Беклемищева была свихнувшейся фанатичкой, которая выбрала себе жертв среди особенно на её взгляд безнравственных. Большакова, например, только за роль натурщицы заслуживала кары, не говоря уж о том, что она, вообще, сосуд греха. Студентки также могли ей показаться не очень хорошими девочками, сестра погибшей в Сестрорецке что-то там обронила насчёт моральных шатаний убитой. Видео заказывала, чтобы удостоверится в греховности и одновременно как-нибудь там распалится, может секла себя при этом или ещё что-нибудь такое нездоровое делала.
  Вторая версия носила более светский характер. По ней Беклемищева как кондовая, а не случайная или вынужденная лесбиянка, мочила своих любовниц и их парней. Убитая в общаге неизвестно, а в Сестрорецке жертва скорее всего имела связь с Беклемищевой, потому она ей дверь не только открыла, она разделась перед ней или же собралась вступить в интимную связь. А убита была потому что у преступницы были доказательства её неверности. Пацанов она так же мочила, из ревности. "Выходит, что и Большакову если будут убивать, то вместе со мной. Я тогда с ней засветилась и Беклемищева, зная, что Светка не чужда любви с женщинами, решила что я её новая страсть, тьфу ты... Как это меня угораздило. Ну ничего, пустяки. Короче взревновала к Светке и... А как она узнала, что и кто я? Светка никому не говорила, тут я не сомневаюсь. Проследила? Прямо до дома? Возможно. А квартиру в которую я зашла можно со двора в окна увидеть. Так, так, так. Это реальней, чем версия с фанатичкой-изуверкой..."
   Это как-то понятней и реальней. Лесбиянка, которой за сорок мстит молодым любовницам и их мужчинам. Мне скорее всего было предупреждение сделано. Делала бы она это попонятнее, я бы может так не опозорилась.
  Всё это конечно, скорее всего фигня, но нужно эту Беклемищеву Марию Трофимовну навестить. Сейчас и сделаем это, но сначала... Нужно сначала с Большаковой пообщаться насчёт контактов с Марией Тимофеевной.
  Софья взяла было уже трубку, набрала три цифры, но не смогла пересилить себя и отложила звонок на потом. Она не представляла себе как будет разговаривать со Светой, хоть и отдавала себе отчёт в том, что сделать это рано или поздно придётся. Взяв из сейфа пистолет, Резвая заперла кабинет и вышла на набережную. Шёл четвёртый час дня, она решила ехать одна, потому как ей страшно не хотелось до поры до времени впутывать кого-нибудь в дело, ткань которого стала с минувшей ночи её личным бельём.
  
  
  
   Глава 12
  
  
  Если бы улицы имели собственные гербы или какие другие символические печати, то на табличках домов по Кондратьевскому проспекту непременно красовалась бы эмблема - земной шар без материков и океанов, но зато с 4-5 уродского вида домами. И всё это на фоне таблички автобусной остановки с выцветшими и облупившимися номерами.
  Отыскав среди рассредоточенных по огромной территории бледно-серых строений дом Беклемищевой, Софья вычислила нужные ей окна и отойдя вглубь двора стала наблюдать, не покажется ли что-нибудь говорящее о присутствии в квартире человека. Постояв минут 10 и не заметив за красными занавесками никакого движения или светового сполоха телевизора, Софья окликнула первую попавшуюся старушку, выходящую из нужного подъезда.
  - Уважаемая! Где у вас председатель сидит?
  - Первая парадная, первый этаж.
  - Прелестно, спасибо большое. - Поблагодарила Резвая бабулю, радуясь что её надежда оправдалась. Дом был кооперативным и пообщаться с председателем, прежде чем сделать визит к мутной художнице, очень хотелось. За девятилетнюю практику следственной работы Софья многократно убеждалась в том, что эти самые председатели знают о жильцах почти всё. Словно у них каждая квартира на прослушке. Будь в каждом доме по такому смотрящему, то раскрываемость сделала бы резкий скачок вверх. Безо всякого сомнения.
  Председателем ЖСК оказалась женщина не очень характерного для своей должности возраста. Должности эти обычно занимают пенсионеры. Здесь же была дама в полном расцвете лет и сил, 45-47, не больше. Соня достала удостоверение, представилась и несколько ошарашено посмотрела на стол, за которым сидела, если верить табличке не двери Житомирская Татьяна Борисовна. Перед Татьяной Борисовной лежал короткоствольный калаш. Это был не игрушечный, а натуральный, чисто конкретный, ментовской Калашников и обманутся Софья просто не могла.
  - Да жильцы осточертели, товарищ капитан, то трубы им, то ремонт, - небрежно бросила председательша и повесила автомат на стул. - А так, знаете, остерегаются заходить, - добавила она и рассмеялась, глядя на озадаченную Софью. - Да это мужа, он обедает, а дети как автомат видят - отобрать пытаются. Первый и третий класс, чего от них ещё ждать? Муж в ППС служит, сейчас придёт. Присаживайтесь.
  - Фф, - выдохнула Соня, опускаясь на стул, - Вы смотрите, не ровен час, зайдут с улицы...
  - Ничего, я начеку, - успокоила председатель, - Бог не выдаст, как говорится...
  У Резвой не было ни малейшей охоты проводить профилактическую беседу об опасности небрежного обращения с табельным оружием и потому она перешла к насущному вопросу.
  - Беклемищеву Марину из тридцатой знаете? Расскажите мне о ней, если владеете каким-нибудь материалом.
  - Да какой там материал, всё и так понятно. Не в свои сани не садись.
  - То есть? - не поняла Резвая.
  Председатель достала какой-то свой журнал, вооружилась калькулятором и принялась что-то высчитывать и сверять одновременно общаясь с властью.
  - Да то, товарищ следователь и есть, что не может кошка превратится в трепетную лань, - ответила она авторитетным тоном, - я Марину с детства знаю, она на три года всего младше. Дружить не дружили, потому что какая там дружба, мы для неё девочки-малолетки были хоть и постарше. У Марины в 12 уже третий размер был и глазки блестели. Мама не горюй. Ну да я не про это. Я про монастырь этот её. Это ж Маринке не то чтобы не под силу, а просто не по природе. Это я ей говорила как-то, а она не слушала и рукой только махала, типа я чушь какую-то несу. А по-моему она себя этими постами и воздержаниями и довела?
  - А Вы что не знаете что Маринка вчера повесилась, - председатель удивлённо подняла брови и оторвалась от своей бухгалтерии, - вчера с утра верёвку намылила и на табуреточку. Только ничего не вышло, дом то - остеопорозник, ей и повисеть то, наверное, не удалось, вместе с куском потолка на пол и грохнулась. Пол, слава богу, цел, ну и Маринка, тоже слава богу. Соседи сверху мне звонят, я прибегаю. Маринка открывает, глаза безумные, на шее след от удавки. Ну, конечно, тут без вариантов, 03 и всего делов - Пряжка.
  Председатель прищёлкнула языком и поднялась, снимая автомат навстречу вошедшему милиционеру.
  - Держи, сдаю в целости. Как, ребята поели? - муж, который был лет на 15 моложе, кивнул, повесил калаш на плечо и чмокнув супругу в щёку, вышел. Татьяна Борисовна проводила его счастливым взглядом и вернулась к прерванному разговору.
  - Увезли её, значит, я все розетки повыключала, всё скоропортящееся кошкам дворовым снесла. Я думала, что Вы в курсе.
  - Беклемищева ведь одна проживала? - Софья достала сигареты и молча протянула пачку председателю, которая, судя по пепельнице и окуркам со следами губной помады курила. - Прописана одна, это я знаю, а вот фактически, одна она жила, был сожитель или сожительница?
  - Да нет, - чуть поразмыслив ответила председатель, - года три никого не было. Два точно. Вот и свихнулась.
  - Я вот сказала: не было ли сожительницы. Вас это как будто не удивило.
  - Ну, с Маринки всё может статься. До этого её катарсиса, ну годика ещё 4 назад, видела её пару раз с нимфеточками под ручку.
  - В смысле с малолетками, - уточнила Соня.
  - Ну да, такие, знаете, сосочки. В дочери годятся, - Татьяна Борисовна как-то особенно облизнулась и на секунду опустив глаза усмехнулась.
  - Ну да ведь это у нас сейчас не возбраняется, - продолжила она с двусмысленной улыбкой, - да и раньше как-то наплевать было. Это мужикам возбранялось, а нам...
  - Ну а последние год-полгода, - перебила Соня, догадываясь, что её визави хочет свернуть с деловой дороги и залезть в малинник.
  - Да я ж говорю, что два года точно ничего, как бабка отшептала.
  - А замужем она не была?
  - Нет. Она, понимаете, не могла родить и... - Татьяна Борисовна покраснела и лицо её приняло жёсткое выражение. - Она не хотела брака без детей.
  - Другие же живут. Даже если могут родить.
  - Маринка нет. Маринка другая, - торопливо сказала Татьяна Борисовна, - я Вам тут наговорила... Можно подумать, что она шлюхой какой-то была, это ей просто не повезло с матерью и бабкой. Она бы сто лет как замуж вышла, ей многие предлагали, но как только предлагали, она гулять убегала, потому что стыдилась страшно, даже сказать боялась тем кого любила. Она и гулять бегала со всякой швалью, потому что тем можно было рассказать и там это даже приветствовалось! Понятное дело, с такой не стоит церемониться. С бесплодной как с резиновой куклой - это её слова.
   - Не соглашусь...
  Председатель нервно прикурила вторую сигарету
  - Я сама до 39 забеременеть не могла. 4 раза замужем была, теперь вот пятый и он, считаю, первый настоящий.
  - Да, это бывает, конечно, когда вот так случается, - Соня немного замялась. - Послушайте, Татьяна Борисовна, мне бы вот хотелось...
  - На квартиру взглянуть? - председатель склонив голову вбок внимательно посмотрела на Резвую.
  - Да, хотелось бы.
  - А санкции, конечно, нет.
  - Я, собственно, с хозяйкой намеревалась встретиться.
  - Да не вопрос, - председатель сняла со стенда связку ключей, - утром санкция, днём обыск. Полная ерунда. Я сама 21 год в милиции проработала. Хоть и не в офицерском звании. Пойдёмте, посмотрите. Только там такой бардак, что для обыска придётся наоборот всё по местам расставлять.
  Татьяна Борисовна оказалась права, в двушке Беклемищевой было настоящее федорино горе. Если на Лиговке у Большаковой чувствовалось, что тут полотно сама хозяйка, а квартира её рама, пусть и без медных буржуазных роскошеств, то здесь была жилая мастерская плюс куски потолка на полу первой комнаты после неудачного суицида - уютненькое местечко. Софья первое время не знала с чего начать, в шкафах были банки с красками, одежда валялась где попало. В спальной на кровати валялась тумбочка, а по полу были разбросаны картины и кисти.
  - Это она все вчера раскидала, а может так всегда и было? - спросила Соня, начиная потихоньку осваиваться и, для начала, разбирать картины и рисунки.
  - Кроме потолка, да, - ответила председатель, - видите какие квартиры строили антисуицидальные. Что-то вроде подушки безопасности. Потерял управление - раз! И на полу. Жив-здоров, везут тебя на ремонт.
  - А что за история её с матерью? Я знаю от врачей, но возможно там что-то другое было?
  - Да что там рассказывать, бабка с мамашей сбрендившие на морали были. Фарисейки, одним словом, даром что светские. Но по-моему не велика заслуга, если постишься из-за того, что у тебя язва желудка. Марина вон постилась, - Татьяна посмотрела на деревянные перекрытия над головой, - поститься со здоровым же желудком только вредить. Ей и рожать нужно было. Она на детей заточена была.
  - А у неё точно всё с головой было в порядке?- поинтересовалась Резвая, залезая под кровать и вытаскивая чемодан, - такой бедлам. Здоровый вряд ли станет так жить.
  Татьяна скептически сложила губы и равнодушно оглядела кавардак.
  - Да нет, это просто специфика занятий. Мастерской нет как у Церетели, вот и срач. Раньше в деревнях если избу новую не отстроили и жили по две-три семьи, так ещё не то было. Плуг, борона и свинья с поросятами вместе с хозяевами.
  - А всё-таки, - не отставала Соня, с помощью заколки пытаясь справиться с чемоданными замками. С одним получилось, а вот второй заклинило.
  - Вот сука, - выругалась Софья и отогнув, как только можно одну половину крышки, вытряхнула из чемодана всё содержимое. Это были какие-то письма и рисунки.
  - А всё-таки, - повторила она, - как её в первый раз забирали?
  - Да элементарно. Забеременела, домашние её на аборт. Она в отказ, они её как последнюю тварь стали чморить. Она взяла и в знак протеста налысо себя остригла. Ну вот и всё. Это же ещё при Леониде Ильиче было. Хрен с ней, с беременностью. Эти вопросы всегда в пользу малолетки решались, если она в слёзы и глухой отказ шла. Другое дело если сумасшедшая. Девочка если себя острижёт это же шиза чистой воды. Плюс протест против родителей. У шизоидов плохие отношения с ними. Короче понятно.
  - А второй раз что-ж она не шифровалась.
  - А она шифровалась. Только мать, увидев живот, не расчувствовалась как Маринка думала, а в ярость пришла. По двору её тут гоняла. Фу, вспоминать мерзко.
  - Да, это конечно жутко, - отвечала Резвая, разглядывая рисунки из секунду назад раскрытой папки и не веря своим глазам. Точнее веря. Она сама искала это. Не скелеты или арсеналы, не закованных в цепи пленников, а что-то навроде вот этих набросков. На них были изображены различные девушки, среди которых была и Большакова.
  Шёл седьмой час, когда Резвая с челночной сумкой, которую ей одолжила председательша, переступила порог своего кабинета. Включив свет, она устало опустилась на стул и закрыв глаза глубоко вздохнула. Напсиховалась будь здоров, но кажется не впустую. Расстегнув молнию сумки, она вытащила папку с интересными рисунками и две найденные потом в кладовке картины. Картины были гораздо информативней. Фигли рисунки, на них Большакова и другие неизвестные пока девушки представали в самых заманчивых, самых сладострастных позах. Раздетые и полураздетые, поодиночке и в паре с лицами неизвестными и вакханскими. Это была эротика, выполненная с чувством, с нервом, ну да и только. Другое дело картины, одна из которых, судя по свежести красок, была написана совсем недавно. На той, что постарше Большакова стояла на коленях, молитвенно сложив руки на фоне гильотины и фигуры палача. Никакой эротики, если не считать глубокого декольте и чувственно акцентированного рта здесь не было. Картина являла собой вполне узнаваемый исторический сюжет. Казнь Марии Антуанетты, не то герцогини Дюбарри. На втором холсте Света сидела на чёрно-красном фоне в ночной рубашке и выгоняла пузырьки из шприца, риски которого заканчивались цифрой 30. На голове её был не то венок, не то ещё какой убор из виноградных лоз и инжирных ветвей.
  "Вещицы то совсем не канонические, - подумала Резвая и стащила сапоги. - Странно что у неё дома никаких работ на религиозную тему не нашлось. А 30 кубов это 30 лет. Как раз столько Большаковой.
  Весёленькая картинка и гильотинка в кайф. Вряд ли Светка позировала и вряд ли у неё с этой Беклемищевой что-нибудь было. Всё перерыла, ни одной фотографии её нету, хотя снимков предостаточно. Эх, душа жаль нет, прямо сейчас бы и залезла. Кто хоть работает-то?"
  Не обуваясь, на цыпочках, Соня подошла к двери и выглянула в коридор. Из нескольких кабинетов слышались голоса, доносился смех дознавателя Петровой. Резвая подошла к столу и подняла трубку.
  - Привет, Лен. Вы там чай пьёте? Ага, не чай! Слушай, скажи, Мария Антуанетта была блондинкой? Хорошо, сейчас приду.
  Резвая сунула папку и Макаров в сейф. Картины задвинула под стол и спустилась на улицу. Купив бутылку наливки, она прежде чем возвратиться, постояла минут пять на воздухе, внутренне расслабившись и дыша полной грудью. Ехать допрашивать на Пряжку было уже поздно, хотя самоубийцы первые день-два наиболее откровенны. Это правда не всегда, но как правило.
  "Завтра, завтра, всё завтра"
  
  Как всегда когда настроение было прекрасным или же наоборот сквернословило на весь внутренний мир, Софья возвращалась с работы пешком, теплела и душой и телом от трёх выпитых чашек чая с ромом и наливкой настолько, что расстегнула пальто. И лицо, и её от бедра походка, спокойная улыбка и расправленные плечи и грудь привлекали мужчин и заставляли задуматься скукоженных, замороченных женщин о своей жизненной осанке. Софья умела идти красиво, даже если у неё была стёрта новыми туфлями пятка или же болел до жути тазобедренный сустав... Проходя мимо психбольницы, где она часов восемь назад вся на нервах внимала словам профессора Войтенко, Соня кажется даже и не вспомнила об этом. Так, профонило что-то, не успев заглушить основной ход мыслей, которые были о дочерях, возможном переезде в лучший район, о бывшем супруге. "Вернулась интересно его Леночка из своего посёлка или города, где она там живёт. Жила. Да, нужно это прекращать, хватит. Игорёк своими наездами, ни о чём, кстати, не говорящими, меня только сдерживает. Я же, хоть и не дура и всё понимаю, всё равно дура и идиотка. Я на что надеюсь? А вот Паша, например... или нет! Заведу как эта председатель молодого да прыткого. Студента-медика из группы этой Леночки. Ха-ха-ха! Сколько лет на втором курсе? Восемнадцать? Самый кайф! Ха-ха-ха!"
  На Первой Красноармейской её и впрямь попытался закадрить какой-то студент из соседней общаги и Софья не отшивала его до самого Московского, слушая всякие поддатые любезности и даже несколько кокетничая. Давненько она этого не делала, вот и захотелось. Настроение отличное! Дав ему выдуманный тут же телефон, Соня распрощалась с молодым человеком, который оказался настолько любезен, что даже не стал хватать её за руки, настаивая на продолжении знакомства в стенах общежития, где "вообще супер и никого нет".
  Когда Софья прошла метров двести по Московскому мобильник выдал "Ушаночку" и взглянув на высветившиеся цифры, Резвая слегка поморщилась. "Ну а что ты хотела. - Буркнула она себе, - не зажмуришься, большая уже". Она поднесла к уху трубку.
  - Да, здравствуй, Светлана... Я? Нет, не дома... Давай. Хорошо. Через 15 минут у Фрунзенского. Я тут недалеко. Угу, пока.
  Сунув телефон в карман, Резвая застегнула пальто и как-то вся внутренне зажмурившись, зашагала к универмагу, где Света Большакова как раз сейчас закончила совершать покупки и от нечего делать, позвонила подруге. "Вот сучка! Нарочно ведь около меня оказалась! Зачем я ей сказала где живу? Да я вообще много чего вчера наговорила, тьфу ты... Только бы она сцен не устраивала".
  
  Света стояла с роскошным букетом белых роз в распахнутой норковой шубе и сияла улыбкой подходящей Соне. В руках у неё, кроме цветов был пакет с надписью "Дольче Габано". По причёске можно было понять, что сегодня она побывала в салоне красоты. Большакова наклонилась к Резвой для светского поцелуя. Не шарахаться же, что поделаешь? Соня, готовая вот-вот покраснеть, коснулась прохладной щеки Большаковой, и чмокнула воздух с выбивающейся из причёски душистой прядкой. Губы Светланы были смелее и коснулись Сониной шеи.
  - Привет, Софочка.
  - Ну пойдём, я тебя провожу. А то тебя такую вкусную утащат по дороге.
  Света шагнула со ступенек крыльца на тротуар.
  - Тебе в какую сторону Обводного? Направо у меня знакомый живёт.
  - Слушайте, Света, я сейчас в гости, - начала, глядя в лицо, но избегая её весёлых, искрящихся глаз, - я сейчас в такой запарке, что... А, кстати, вот по этому делу. Вы такую Беклемищеву Марину не знаете? Сегодня бегала на её счёт, чуть с ума не спятила, - Резвая почувствовала, что справляется с волнением и твёрдо, хоть и часто моргая, уставилась на Большакову. Глаза в глаза.
  - Вы не помните такую?
  Света, опустившая приглашавшую идти руку с самого начала Сониной речи с минуту молчала, глядя на Резвую грустным бесцветным взглядом.
  - Нет, не знаю, - наконец сказала она и сунув шикарный букет в пакет, сделала сосредоточенное лицо.
  - Так как Вы говорите её фамилия?
  - Беклемищева Марина. Она училась на старших курсах, когда Вы стали позировать в Репина. Ей 43 года. Фото жаль нет с собой.
  - Хм, хм, - Большакова насупилась, - такую не помню. По крайней мере среди знакомых нету. Может сталкивалась. Так она маньяк? Женщина?
  - Да нет, пока только подозрения. Знаете что? Я к Вам зайду на днях на работу, принесу фото, задам некоторые вопросы. Так что...
  Резвая готова была распрощаться поскорее, но Большакова не дала ей это сделать немедленно.
  - Сонь, я не школьница, всё понимаю, - сказала она грубо и с пренебрежительной усмешкой на губах. - Ты уж не волнуйся так по пустякам. Цирк смотреть.
  Большакова бросила презрительный взгляд на Софью, которая стояла, не зная как себя вести в этой щекотливой и странной для неё ситуации. Она понимала, что её начинают, говоря по-простому, опускать и как натура твёрдая и порой даже агрессивная, хотела занять адекватную позицию. Но интуиция ей подсказывала, что ввяжись она хоть словом, то затеется свара с рукопашным боем. Прямо перед камерами видеонаблюдения Фрунзенского универмага. Вот потеха будет, если её с Большаковой при этом арестуют и Светка в соплях и слезах начнёт делиться с ментами своими обидами. Колобков умрёт от счастья, а девочкам какой позор. Лучше на взятке попасться!
  - Ладно, прости, - сказала Большакова, сменив уничтожающий лик на равнодушный, - нам ведь ещё работать, ха! Давай к делу. Помнишь ты мне рассказывала про тот случай старинный, когда художник вообразил насильника-убийцу и написал портрет реального?
  - Помню.
  - Пойдём, я хоть и фигня, а не художник, но попробую.
  Большакова кинула Резвой на вход в универмаг.
  - Пойдёмте, Софья Андреевна, найдём на чём нарисовать. Должна же я в меру своих скудных способностей хоть как-то поспособствовать следствию.
  Соня не сопротивлялась и минут 10 ходила за Светой, которая быстро сновала по отделам с видом человека, что-то или кого-то потерявшего.
  - Вот хрен! Все коробки пустые сразу выносят, - ругалась она, - обёртку, что ли купить? Так она вся цветная, не получится!
  "Психует" - решила Софья и не решаясь сказать, что можно нарисовать дома, а завтра принести, молча следовала за длинноногой красавицей, которой вздумалось понтануть своим художественным талантом.
  Наконец, Большакова купила бюстгальтер, на пачке которого ей приглянулась девушка, снятая по пояс.
  - О! Мы её сейчас видоизменим. Есть карандаш для губ, Сонь?
  Резвая достала косметичку и подала её присевшей на скамейку Большаковой.
  - Извини, милая, - сказала та девушке на упаковке, - мы из тебя сейчас преступницу сделаем.
  Через три минуты работа была закончена и вручена Софье.
  - Вот, любуйтесь. Можете её по городу развесить. Не Беклемищева?
  Соня лишь отрицательно помотала головой. На Беклемищеву Большаковская экспрессия не походила. Из милой девушки, бюст которой натурщица зачирикала, была создана мрачная личность женского пола с тёмными тенями густых бровей и намазанным чёрной помадой ртом. Света ещё как-то подретушировала глаза, отчего из легкомысленных они стали тяжёлыми и шизоидно налитыми. Прежнее лицо было трудно угадать.
  - Шиза - праматерь готов. Как? Нравится? - поинтересовалась Светлана.
  - Ты это конечно здорово загримировала, - искренне ответила Соня, - только б если всё так просто было...
  - Ничего, я верю в свой талант, - нервно привставая на носки, заявила Света. - Вы, Софья, её увидите. Ладно, не буду Вам мешать. Фотопортрет оставляю, бюстгальтер забираю - мой размер, Вам большеват. До встречи.
  Света быстро пошла к выходу и Соня без удивления увидела, что она вытирает слёзы. И люди, проходя мимо неё обращают на неё внимания. Ещё гримируя фотографию, она дрожала ресницами и тёрла нос.
  - Ох, устроит, чувствую она мне Ги де Мопассана, - невесело подумала капитан.
  Придя домой и сняв одежду она без захода на кухню и ванную, повалилась на тахту. Усталость мягким наркозом погрузила её в сон, едва она закрыла глаза.
  В знаменитой химчистке человеческих голов, что находится в Адмиралтейском районе Санкт-Петербурга на реке Пряжке, Соню ждало разочарование.
  - Побеседовать с Беклемищевой не получится, - сказал заведующий отделения, разводя руками, - Трифтазин. Курс.
  - Что совсем размазана, - слабо надеясь на отрицательный ответ, простонала Резвая, - может подбодрим?
  Пусть чифирку попьёт, а?
  Она посмотрела на психиатра.
  - Что, очень нужно, - усмехнулся тот, - идите за мной.
  Он провёл Соню на отделение с палатами без дверей и попросил подождать в столовой. Соня лет 15 назад, в студенчестве, бывала на Пряжке во время практики. С тех пор, кажется, ничего не изменилось. Те же казённые стены с трещинами, тот же линолеум катастрофических расцветок, те же лица больных, разве что одежда женщин, слоняющихся по своим делам взад вперёд, да телевизор рядом с которым сидела в белом халате Соня, были другие. Тогда всё халаты да пижамы, теперь их больничную однотонность разбавляли спортивные костюмы. Ранее чинёный-перечинёный Рубин, теперь Панасоник с сорока дюймовой диагональю. Соня ждала минут 10. В чёрном найковском костюме и шлёпанцах, растрёпанными рыжими волосами, поддерживаемая под локти врачом и санитаркой, вошла Марина Беклемищева. Лицо её было самым обыкновенным, разве что три маленьких шрамика на лбу, переносице и верхней губе могли выделить его из толпы. Соня, хоть и не боялась ничего и никого на свете, ощутила лёгкий мандраж. Беклемищева села, точнее ей помогли это сделать, за стол рядом с Резвой. Врач и санитарка отошли в коридор и встали так, чтобы не упускать из поля зрения следователя с больной.
  - Здравствуйте, Марина Тимофеевна, - Софья кашлянула, - Вы меня узнаёте?
  Та вздохнула и посмотрела на Соню таким засаженным взглядом, что стало понятно - Марина сейчас и саму себя то в зеркало не узнает.
  - Света Большакова через час должна прийти, - попробовала зайти по-другому Резвая, но не вызвала этим у Беклемищевой ни малейшей реакции. Она бессмысленными глазами водила по столовой, да позёвывала.
  "Вот, чёрт. Расплющило её как", - с досадой подумала Резвая и махнула врачу.
  - Приезжайте через три дня, - сказал он, прощаясь, - она адаптируется к лекарству и вы замечательно пообщаетесь. Не бойтесь, она в надзорной палате, не убежит, да и не в состоянии.
  Три дня так три дня, - Соня закурила и медленно пошла к маршрутке, размышляя по поводу всего имеющегося расклада.
  Подозреваемая в полной ботве, тут и дураку ясно, хотя бывают случаи, что психи очень ловко прикидываются, да и странно, что она в таком анабиозе. Ей проводят обычный курс обычных нейролептиков. Да, это конечно, поливитамины, но когда выводят из психоза, то у больных хоть и раскрыта варежка и тормозят они конкретно, но в таком суперовощном состоянии они не бывают. Некоторые так даже наоборот, только и начинают соображать после хорошего укола. За шахматы садятся. Это здоровому мозги расквасят, а Беклемищева, хоть и не шизофреничка по отзывам специалиста высокого ранга и соседки по дому, но угодила на больничную койку из петли! А если в петлю лезет здравый, условно говоря, человек, то не просто так. Значит мозги у него на тот момент вскипели и нейролептик ему в кайф. А вешалась ли она? Жаль шея у неё закрыта была. Инсценировала? Легко. Как и сейчас. Она, конечно, пришиблена, но не настолько, чтобы сидеть манекеном. Преувеличила своё состояние и взятки гладки. Такая симуляция, кажется, аггравацией называется.
  Софья, которая и так еле шла, остановилась. "Что же? Возвращаться и трясти её, пытать током и орать - "Колись, дрянь!" Нет, конечно. Да и что у меня есть? Художества? Да Светка может у ста человек ещё круче изображена! Да и откуда у бедной художницы деньги на порнуху с намеченными жертвами. Хм... Если денег нет, то и не её это рук дело. А может она не одна. И внешняя бедность не показатель. Она в реставрации работает, а там мухлёж такой, что лучше не соваться. Да и алиби по поводу новогоднего преступления у неё нет. Председатель сказала, что последние несколько лет она на зимние праздники куда-то в глухомань под Тихвин уезжает, от суеты греховной. Правильно конечно, сама бы уехала, ... эх, бригаду следственную тут надо. Чтобы всё и всех переворошить. Да и экспертиза бы хоть что-нибудь дала!"
  Но надежды на это не оправдались. Пальцев на фотографии не оказалось. Всё было стёрто, а то что было написано в заключении "Выполнено на технике фирмы Кодак" ни о чём не говорило. На вопрос же о назначении расследования по её рапорту, Соня услышала от Колобкова: "Пока не звонили. Товарищи разберутся." Отрадным было лишь то, что мошенницу, обдурившую старушку, поймали и у Резвой с этим делом поубавилось хлопот.
  Была пятница и удрав с работы пораньше, Резвая собрала сумку и поехала в Репино, где в маленьком полупустом пансионате она пробыла до раннего утра понедельника. Гуляла по сосновому лесу, слушала тишину и общалась, если не считать горничную, да буфетчицу, только по телефону. Звонила из Австрии Анфиса, порадовала победой в эстафетной гонке, обещая прилететь во вторник, звонила из какой-то компании Алиса, чтобы сказать, что всё у неё в порядке. Звонила Большакова... Первый раз в пятницу вечером, хотела разузнать как идут дела, обращалась на "Вы".
  Но Соня чувствовала, что Светлана хочет поговорить о другом. И правда, на следующий день её опасения подтвердились. Натурщица с первых же слов объяснилась Соне в любви и страстно, со слезами стала молить её, просить, уговаривать, угрожать скандалом. Несла обычную при неразделённой любви околесицу, от которой у Резвой то вяли уши, то просыпалась жалость, несмотря на которую она всё же на предложения встретится и всё обсудить, отвечала "Нет". Большакова под конец разговора стала вменяема и выслушав не менее страстное объяснение Софьи, почему она не может ответить взаимностью, пообещала, что с её стороны больше ничего подобного сегодняшнего не повториться. Тем не менее, несмотря на это обещание, Резвая после разговора твёрдо решила, что в понедельник будет просить отпуск и поедет на месяц отдыхать, хоть на твёрдую землю.
  "Вот ведь попала! - говорила она себе, - хоть бы её убили, прости меня Господи!"
  
  Когда Соня в понедельник утром подходила к зданию следственного отдела, то более всего боялась увидеть у его дверей Большакову с каким-нибудь букетом в руках. Когда она вспоминала те белые розы и Дольче Габано из Фрунзенского. Её хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть саму себя. На традиционной планёрке, во время которой Колобков читал сводку происшествий, она услышала то, что заставило её вздрогнуть.
  - Пётр Иваныч, - поднялась она взволнованно, - повторите, пожалуйста, про ограбление на Суворовском!
  Не терпевший, когда его речь на собраниях прерывают, Колобков недовольно зыркнул и прочитал вновь.
  - В воскресенье, в 23:05 совершено разбойное нападение в подъезде дома 18 по Суворовскому проспекту на гражданина Сумарокова Андрея Семёныча. Произведено два выстрела из охотничьего обреза, оставленного преступниками на месте преступления. - Полковник оторвал глаза от бумажки и с настойчивым вопросом посмотрел на подчинённую.
  - Жив? - дрожащим голосом спросила Соня.
  - Доставлен с ранениями в Мариинскую.
  - Это муж, что ли, Сонь? - сидящая рядом Петрова взяла Резвую за локоть и вывела её в коридор. У Софьи на оторопевшем лице показались ручейки слёз.
  - Ну чего ты, ну чего ты, - слегка потрясла её Лена, - давай, лети в больницу. Ну чего раскисла.
  Вышел Колобков с Софьиным пальто.
  - Едьте, Софья Андреевна, всё будет хорошо.
  Опухшая от слёз следователь Резвая пробралась в реанимацию и не обращая внимания на увещевания санитарки, обошла палату, ища Андрея среди лежащих на койках тяжёлых больных.
  - Без разрешения нельзя, - причитала санитарка, бегая за нарушительницей, - без Сергей Анатолича нельзя.
  - Не шуми. Где я тебе его возьму. Рожу, что ли.
  - Подождать надо.
  - Ладно, не ори, - Соня с каменным лицом вышла из палаты и повернулась к санитарке. - Ночью с огнестрельным доставляли. Где он? В морге?
   - Да какой морг? - махнула та рукой, - там какая ерунда. На хирургии он, часа два назад перевели. Только, - женщина замялась и с каким-то лукавым сочувствием посмотрела на Соню. - Вы жена что ли?
  - Ну да. А что?
  - Ничего, ничего. На хирургии он. Идите, не мешайте.
  Андрея, как чиновника Горздрава, положили в отдельную палату со всеми удобствами и сестринским постом у двери. Зайдя, Софья с первого взгляда поняла, что он не так плох, как рисовало ей воображение. По крайнеё мере на смертном одре, в окружении врачей и капельниц. Доктор Сумароков полулежал на высокой широкой кровати и смотрел широкоэкранный телевизор с пультом в одной и стаканом томатного сока в другой руке. Увидев бывшую супругу, он нажал кнопку пульта и с радостной физиономией сел на кровати.
  - Сарочка, привет. Что, уже сообщили? Я не хотел звонить, беспокоить по пустякам.
  Соня, подвинув к кровати новый итальянский стул, села, взяв его ладони в свои.
  - Чего у тебя, что, как?
  - Гопстоп, пустяками обошлось, - он задрал футболку, - вот, всего запеленали. Как мумию...
  Он встал и снял спортивные брюки. От подмышек до коленей он был почти полностью перебинтован.
  - Короче рассказываю. Иду вчера домой, захожу в подъезд и вдруг в этом тамбуре, между дверью на улицу и дверью на лестницу - бабах мне в корпус. Я падаю и мне второй раз уже в пах - тудух! Тут я отключился, от грохота скорее...
  - Погоди, погоди. Какое тудух? А охотничий обрез? Ты что в бронежилете ходишь?
  - Ха -ха, не мешало бы, - совершенно свободно, без гримас боли Андрей подошёл к форточке, - Давай покурим, здесь можно.
  - Я через всю Фонтанку от работы бежала, курила, кругом пробки. Давай рассказывай.
  - Да чего рассказывать, всё элементарно, бандиты никудышные оказались. Они в патроны забыли пулю или картечь забить. Холостыми засадили в упор. Одежду и мягкие ткани пороховым зарядом пробили и всё. Хотя калибр серьезный, опера час назад были, рассказывали. Бандит ствол, наверное, у деда или бати слямзил. Обкуренный холостых наделал, а когда выстрелил, то всё бросил и убежал. Грохота, скорее всего испугался. Там все тачки во дворе завыли, у меня в ушах до сих пор звенит.
  - А что, - Соня вопросительно кивнула на дверь, - врачи говорят?
  - А, - Андрей махнул рукой, - ерунда, говорят. Перевязали и лежи. На груди 18 швов и тут, - он указал на пах, - весь синий. Контузия. Ох, и не знаю даже, что делать. Гематому лучше всего массажем. Там, сама знаешь, какое кровообращение хорошее. Как в сердце.
  Доктор Сумароков щелчком отправил окурок в форточку и с блудливой улыбочкой стал приближаться к Резвой, которая вскочив со стула, загородилась им от жертвы покушения.
  - Вот дурной! Ложись! Совсем обалдел!
  - Сарочка, малинка моя, давай в виде эксперимента...
  - Ага, я горю, я вся во вкусе.... С женой будешь эксперементировать. Да не разбин.... Погоди, я жвачку выплюну...
  
  Молодой, коротко стриженый опер с приплюснутым боксерским носом и быстрыми расчётливыми глазами не стал мудрить и расспрашивать Соню о том и сём, прежде чем самому поделится имеющейся информацией
  - Ствол, обрез охотничий, 12 калибр. Принадлежал Семёну Анатольевичу Беклемищеву. Охотничий билет с 67-го года, - сказал он и достал из ящика листок с заключением эксперта.
  - Номера 7476 были сбиты, но дилетантски, криминалист легко восстановил!
  - Хозяин жив?
  - Был жив, восемь лет назад. Жил в деревне Суглинки Тихвинского района. - Опер хлопнул ладонью по листку с экспертизой и уставился на Резвую с ожиданием чего-нибудь интересного с её стороны.
  - Я с Сумароковым говорила. Версию, связанную с работой в Горздраве можете не рассматривать.
  - Он тоже сказал нам утром, но... - Сыщик скептически усмехнулся, - сами знаете как оно у нас бывает. Я, конечно, не говорю, что это штатный случай, бабло киллеру кто-то кинул. Нет. Возможно и скорее всего всё просто, кто-то хочет на его место. Сами знаете. Случаев достаточно было. Но это, конечно вариант номер два. Первый - грабёж. Ищем свидетелей, ищем наследников ствола. В Тихвин уже звонили, обещали завтра всех живых родственников этого охотника предоставить. Мёртвый охотник на мёртвых поднимет ружьё. Слышали такое?
  - Нет, не помню, - Соня встала, - поедем к наследнице ствола. Машина есть? На Пряжку надо.
  Когда Софья вместе с лейтенантом, которого звали Сергей, приехала в больницу, то она слабо надеялась, что Беклемищева ещё там. Если с принудительных отделений, где режим почти тюремный, бегут без особых проблем, то с обычного это сделать вообще элементарно. Пусть и из надзорной палаты. Опасения, однако, не подтвердились. Марина Тимофеевна никуда не делась и Соня нашла её в прежнем нечленораздельном состоянии. Врач развёл руками.
  - Это бывает. Приезжайте завтра. До завтра колоть не будем.
  На улице, когда Софья, злая как ведьма, пошла к милицейскому Уазику, Серёга остановил её.
  - Погоди, - сказал он и почесал подбородок, - она конечно в мясо, но это ж ничего не значит. Там, - он кивнул на окна с решётками, помимо легальной, всегда чёрная аптека есть. Дело сделала, вернулась - и горсть колёс для успокоения. А погулять отсюда выйти и вернутся, всё равно, что пару уроков посреди учебного дня задвинуть. Медсестра спит, санитары спят, если есть дверная ручка - иди куда хочешь. А она там есть - напрокат.
  - Ну и как узнаешь?
  - Да очень просто, - опер изумлённо посмотрел на Резвую.
  Та легонько похлопала себя по голове.
  - Совсем склероз замучил. Ну конечно. Спит и ничего не видит только медперсонал, стукачи даже если и спят... - Резвая щёлкнула языком, - к доктору пойдём, пусть поделится помощниками.
  - Да зачем? Вон на пищеблок баландёрши пошли. Их и спросим.
  За сотку одна из помогающих санитарам по столовой поведала сыщикам о том, что Маринка-Художница втихаря жрёт циклодол и феназепам. До полного умата. Покупает у Ритки-Фантомас, что же касаемо самохода, то нет - не было. Маринка-Художница почти не вылезает из астрала. К тому же в прошедшую ночь дежурила санитарка, у которой муха не пролетит.
  Для сомнений не было причин. Софья и опер решили, что лучше всего будет подождать до завтра, а там уж как получится.
  - Надо про колёса предупредить, - сказала Соня, - пусть шмон ей устроят и под контроль возьмут, а то опять овощем будет сидеть. Мы же не лох-клуб, чтобы год к ней ездить!
  Придя домой, Соня первым делом залезла в горячую ванну, куда насыпала морской соли. Сегодня она устала до чёртиков, так что болела голова, спина, ноги. В мозгах вертелись вопросы, хотелось и спать и бежать куда-то. Она прикрыла глаза и окунулась в полусон-полуявь...Вот она рисует у себя в кабинете силуэт покойника и пытается лечь так, чтобы пришлось впору, вот она стреляет в Андрея и зная, что попадает, не понимает почему он не умирает. Потом пронеслась какая-то мешанина из лиц, машин, лошадей, в конце которой она увидела себя бьющей изо всех сил топором по железным качелям во дворе, в котором был зарублен актёр Семёнов. Бам! Дзинь! Бзынь! - лупит она и чувствует как удары больно отдают в запястья. Она делает это для того, чтобы все знали, что она не при чём, что она не виновата в чьей-то смерти, что она не убивала, но спрятавшиеся за окнами люди не верят. И тогда Соня берёт кисть и идёт по снегу, ступая по чьим-то глубоким следам к кочегарке. Там она хочет написать на стене о своей невиновности. Но не знает где, на кирпичной стене нет места, всё исписано женскими именами... Соня, встряхнула головой и поморгала.
  - Нефиг расслабляться, - сказала она себе и вылезла из ванной, - так люди и тонут. Брр, бредятина какая, так скоро в жёлтый дом увезут.
  Она растёрлась полотенцем и вдруг быстро-быстро оделась, и выскочила на сцену. Поймав у дома частника, она скомандовала.
  - Угол Московского и Бассейной.
  Пока они ехали, Соня зажмуривала глаза, силясь представить стену у кочегарки, на которой она неделю назад карандашом для губ писала - "Здесь были Соня и Паша". Там, когда она это писала, было что-то ещё, какие-то женские имена. И Соне пронзительно казалось, что имена эти ей нужны позарез, что с ними всё распутается.
  "Оставила, оставила следы, - с маниакальной уверенностью твердила Резвая, - не окурок с отпечатками, а имя и весь расклад. Таня плюс Лена плюс Света? Маша, Света, Оля? Нет. Да сама сейчас увидишь, если не заштукатурили. Она, пока подкарауливала Семёнова, заскучала, ну и нашкрябала. Всё равно, хрен кто догадается".
  Она расплатилась с шофёром и быстро пошла во двор, где не так давно произошло убийство. Уже стемнело, но народу и на улице, и во дворе было порядочно. Минув арку, Софья вдруг встала как вкопанная. От пресловутой кочегарки, опустив голову и сунув руки в карманы, шёл Гриценко. Двигался он не в сторону Резвой и был при этом так сосредоточен на собственных мыслях, что её не заметил. Когда Паша скрылся за домом, Соня с замиранием от какого-то нехорошего предчувствия сердцем, добежала до нужной стены и щёлкнула зажигалкой. Один кирпич был полностью закрашен тёмным косметическим карандашом, а там, где было написано - "Здесь были Соня и Паша", имя Резвой было крест-накрест перечёркнуто красной губной помадой.
  Придя на остановку, Резвая села на скамейку и обхватила голову руками. Ещё на Пряжке, когда баландёрша заверила её, что Беклемищева не отлучалась из больницы, у неё возник вопрос - "Кто действует с ней заодно?"
  Теперь появился не менее интересный - "Откуда художница знает об Андрее?"
  Большакова с ней не знакома, да и вообще никому о Резвой не рассказывала. Откуда? Положим, она меня выследила и по базе данных через адрес пробила. Но Андрей то со мной не прописан. База старая? По фамилиям дочерей и по тому, что они Андреевны?"
  Софья решила не ломать голову и узнать всё у загадочной Марины лично.
  "Если что, если понадобится, то и со спецсредствами допрошу, - думала она, но теперь её сознание охватила какая-то параноидальная идея, какая-то бредятина, героем которой был Гриценко. - Он и меня, и мужа знает. Он на месте убийства оказался чуть ли не при тёплом трупе. А жена его сумасшедшая? С религиозным сдвигом. Она легко могла где-нибудь с Беклемищевой сойтись, а Паша узнал и покрывает! Всё зачирикал, гад!"
  Она набрала Пашу и с замиранием сердца стала прислушиваться к гудкам.
  - Да, Соня привет, - раздалось наконец в трубке.
  - Привет. Чего у тебя голос такой тревожный?
  - Да Оззи, говорят в Питер приедет.
  - Ну ясно. Слушай, я тут твою жену ищу.
  - Хм, зачем?
  - А ты не догадываешься? Слушай сюда, Паша, ты что за кочегаркой только что делал?
  Я тебя видела.
  - Оперативная работа, - немного помедлив ответил Гриценко, - понимаешь, когда Журавлёва не при делах оказалась, дело Ляндину вернулось. Там один бомж, короче видел, бабу за кочегаркой. Он спрятался там, хотел потому что не на свою территорию забрался и бабу, которая на стене рисует видел, а у ног топор. Я с этим бомжом сегодня говорил, он помойки по Первой Красноармейской держит, где позавчера в студенческой общаге пацана убили. Пацан баб выходил цеплять, ну и цапанул кого-то, найден с ножевыми и хозяйство отрезано. Бомж говорит, что видел ту бабу с топором рядом с общагой.
  У Резвой запульсировало в висках, она переложила трубку в другую руку и достала сигареты.
  - Студента не Колей звали? - глухо спросила она и попыталась сглотнуть пересохшим горлом.
  - Так точно. Николай Фомушкин. Говорят, любил женщин, как и тот актёр. Вот я и думаю...
  - Правильно думаешь, Паша, - перебила Соня. - Пашечка - ты умничка, можешь сейчас к Лиговке 107 подрулить? Нет, погоди, ты рядом, где находишься?
  - У Электросилы.
  - Стой, я через две остановки, сейчас буду.
  Они припарковались неподалёку от дома Большаковой. Паша выключил фары и свет в салоне, повернулся к сидящей на заднем сиденье Резвой:
  - Ты думаешь у неё от любви могло так переклинить, - с сомнением в голосе произнёс он.
  - Ха! Чего тут такого. Любовь вообще с дурдомом по соседству. Ты представляешь, она в меня влюбилась, пыталась соблазнить, в чувствах объяснялась, я не знала как отцепиться. Следила за мной. Я что-то такое предчувствовала, мне сон приснился. Будто бы я в чьей-то смерти виновата. В тот раз, когда ко мне студент приставал, точно следила, я с ним для смеха шла, флиртовала, телефон дала, вот она и приревновала.
   Стоп! - Соня замерла и стала всматриваться в боковое окно на Большакову, проходящую мимо них. Света была в тёмно-зелёной спортивной куртке, джинсах и вязаной шапочке с убранными под неё волосами. Когда свет фонаря упал на неё, Паша тронул и у поворота на Боровую тормознул.
  - Куда-то идёт девушка, - сообщил Павел, лежащей на сиденье Соне. - Сумки, пакета в руках нет, значит не в магазин. Куда ж Вы, красавица, идёте?
  Резвая тихонько приподнялась и выглянула в окно. Яркий фонарь освещал лицо Большаковой так, что можно было различить все его чёрточки. Софья невольно поёжилась. В семи шагах от неё проходила девушка с того фотопортрета, что скреативила ей во Фрунзенском Большакова. Те же нехорошие тяжёлые глаза, тот же тёмный, вульгарно положенный макияж, сходство было колоссальным.
  - Смотри, какая, - проговорил Гриценко азартно ёрзая, - у меня Галька так малевалась, когда у неё гуси улетели. Гляди, звонит.
  Едва он сказал последнюю фразу, в салоне раздалась "Ушаночка". От неожиданности Софья вздрогнула.
  - Давай, только спокойно, - попросил Паша, - не дёргайся.
  Софья угукнула и нажала кнопку.
  - Да, привет Света. Нет, я уже дома. Вызову тебя завтра. А ты где? Ну хорошо, до завтра.
  Паша, наблюдавший во время разговора за Большаковой вопросительно посмотрел на Соню.
  - Ну чего?
  - Спросила, где я, и нужна ли она будет завтра. Сказала, что идёт с работы.
  Опер повернулся вслед пошедшей к Обводному Большаковой.
  - Она, Сонь, мочить тебя, похоже, идёт. Вон и шаг прибавила.
  И действительно, Светлана прибавила скорости.
  - Поехали, - дрогнувшим голосом скомандовала Соня, - давай до меня. Пробки чёртовы. Может пешком обгоним!
  - Не обгоним, она по короткому пути идёт, - Гриценко дёрнул рычаг и решительно повёл машину, - видела когда-нибудь как на убийство идут?
  Резвая мотнула головой, не жива, не мертва.
  - Неа. А ты?
  - Приходилось Только не меня убивать шли. - Гриценко подмигнул, - не бойся, я с тобой. Брать прямо в подъезде буду. Ты в тачке сиди. Лады?
  Соня кивнула.
  - Ты только смотри, это самое, она кобыла здоровая!
  - Да вижу.
  Они добрались, а точнее, продрались до Сониного дома, минут за 5 до того как во двор вошла Большакова.
  - Я за ней поднимусь, она меня не знает, врасплох застану, - сказал Паша и сделав три быстрых затяжки, открыл дверь. Натурщица уже вошла в подъезд и Гриценко полубоком поспешил за ней. Соня видела как Большакова стремительно подымается и тяжело дышала.
  "Вот тебе и дрессировщик, спрятанный в тигре, - промелькнуло у неё в голове, вместе с воспоминанием о первой встрече с натурщицей, - вот, блин, и умей взглянуть правильно". Вдруг она заметила, что в её окне мелькнул и погас свет. Пулей выскочив из салона, Резвая влетела в подъезд. Светлана стояла возле её двери, а Гриценко на пролёт ниже. И тот, и другая, каждый по-своему взглянули на Софью, вид которой был диким и решительным. Паша с хмурым недовольством, Света наоборот, с явным радостным изумлением. Оно длилось несколько секунд, потом его сменило какое-то обиженно-брезгливое выражение. Большакова расстегнула куртку и не спеша стала спускаться навстречу стоящим, словно на старте милиционерам.
  За три ступеньки до площадки, она вдруг быстро шагнула по направлению к окну и упруго оттолкнувшись от каменных плит, оказалась на широком подоконнике. Ни секунды не раздумывая, она бросилась в окно, со страшным грохотом и звоном преодолевая преграду из толстых стёкол и рамы. Ни Паша, ни Соня не успели схватить её, всё произошло очень быстро и неожиданно.
  Когда во дворе с жутким стуком упало тело и завыли автосигнализации, Гриценко выругавшись побежал вниз, а Соня вся съёжившись поднялась к себе. Не снимая пальто и сапоги, она прошла на кухню и тяжело опустилась на табурет. В голове был какой-то хаос, но спокойный и тихий. Отпив из заварного чайника, она усмехнулась и вдруг услышала за стеной какие-то странные звуки. Резвая прислушалась и озабоченно насупившись, потёрла нос. В комнате шла развесёлая любовь-морковь, скрипела кровать, стонала и всхлипывала слабая половина...
  "Алиска что ли? - попробовала определить обескураженная Софья, - мамочки родные. Хрен тут разберёшь".
  Стараясь не скрипнуть паркетом, она прошла в прихожую. На вешалке висела куртка Анфисы, а рядом чья-то мужская. Вернувшись на кухню, Соня стала дожидаться, пока в комнате закончат, стараясь мурлыкать себе под нос песенки, дабы отвлечься от вакхических звуков, которые её очень смущали. Наконец прозвучал последний аккорд и через пару минут показалась Анфиска с распаренной, счастливой физиономией и в чём мать родила.
  - О! Мама, а я приехала.
  - Вижу. Привет Фисочка, с удачным выступлением.
  - А, ерунда, - самодовольно улыбнувшись отмахнулась Анфиса и спряталась за дверь в ванную.
  - Там Володя, я хотела вас познакомить, мы в Пулково прилетели, вот и приехала раньше. Думала что ты сегодня до ночи на работе задержишься.
  - Я, Анфиса, работу на дом взяла. - Софья глубоко вздохнула, - Давай не бегай, мойся иди.
  
  Они прогуливались вдоль Пряжки и Соня наконец то слушала Беклемищеву, которая говорила монотонным, равнодушным голосом. Причиной этому были, конечно, лекарства, а не эмоциональная тупость рассказчицы.
  - Мы на её вступительных познакомились. Я на третьем курсе была, комиссии помогала. Смотрю, абитуриентка в ступоре каком-то, слёзы, глаза несчастные. Я её вывела, стала успокаивать, выяснять. Оказалось, что её расстроила девушка, которая перед ней котят рисовала. Точнее, не девушка, а эти самые котята. "Они пищат, знаете как они пищат". Ну, думаю, наш клиент, хотела медсестру позвать, но она мне рассказала...
  Её, как и меня, на преждевременные роды затащили. Там, короче, как было, её родители на машине разбились, когда ей 13 было. Ни дедки, ни бабки. Не в интернат же, тем паче, что Света была из небедных, её папа цеховиком был. Удочерили её одни знакомые, ну и так вышло, что вскоре Свету сынишка их женатый, аспирант, и обрюхатил...Ещё Союз был, стали бы допытываться кто несовершеннолетнюю осчастливил. Скандал в благородном семействе
  Если я сама везде лезла, то её этот хрен задурил. Свету к знакомому абортмахеру отвезли, а сами за границу, они уже давно на чемоданах сидели. Свету, значит, выпотрошили, как селёдку. А они, с коллекцией картин, которую Светкин отец собирал, втихаря свалили. Картины они ещё заранее, со своими родственниками вывезли, а ей объяснили, что так и нужно, что скоро уедем и ты с нами.
  Она им и припрятанные камешки отдала, взяли не побрезговали. Видно, для них понятия чужого вообще не было, хозяин умер, девчонку развели и бросили... Ну да хрен с ними, с бабками, это ерунда, а вот котята эти... Они её на седьмом месяце к своему гинекологу привезли. Перед этим запугали, что родить не сможет, что умрёт. А когда на таких сроках, то часто дети пищат как котята и их по-быстрому умирать уносят. Я то знала про это, мне в палате девки говорили. Так я, кроме того, что и так заколотая была, у санитарки колёс попросила, чтобы вообще ничего не видеть и не слышать. А Свете пришлось всё это, значит, прочувствовать. Так вот, уехали её опекуны к себе за границу, Светлану в интернат. Потом, значит, со мной познакомилась. То да сё, любовь до гроба. В Мухинское она не поступила, потому что душу в творчество вложить не могла. Ей это очень больно было. Я видела её ранние работы, там даже в натюрмортах котята присутствуют... Будь она душевной эксгибиционисткой, то имела бы успех. А так она всё забросила и ушла в любовь. Увлечения, влюблённости - ерунда, но вот если она влюблялась по серьёзному, то держись. Со мной она сама порвала, ещё лет восемь назад. Мы дружили, встречались иногда. Она хорошая была, только зверела если её бросали. На неё реально накатывало, она при мне избивала людей в кровь и мебель топором крушила. Накручивала себя до галлюцинаций. Если её бросали, я была в курсе. Знала всех её пассий и вот узнаю, что обе последние убиты. Я подумала, подумала и к Свете. Она призналась, ну а я что? А я, значит, к тому времени на былую стезю слетела, захотела я снова со Светкой сойтись. В-общем, полетела в тартарары, к чертям собачьим. Вас, по её требованию, сфотографировала...Слаба оказалась.... А ружьё я ей сто лет назад подарила, она в лес стрелять ходила, а что касаемо заказа на порнуху, то это она. Чтобы лицемерных, как она говорила, сучек, изобличить. Как они её ради другого бросили и тут же с крутым парнем ей изменяют. Эта, из Сестрорецка, вообще, от тёплого отвертеться хотела. Не призналась ни в чём... Светка и сама хотела побесится под скрытую камеру, даже денег не пожалела б, да ей неинтересно так было. Она этого актёра после коньяка отшила. К тому же любопытно как цеплять её будут. Вот если б, говорила, я знала, что меня кто-нибудь подглядеть хочет, тогда. Я такой номер закатила бы, так бы искренне закрутила, эксгибиционистка
  Настоящая. Вы ей, скажем так, приглянулись. Капитан Мессалина Вас называла. Извините уж за такие откровения"...
  В первом попавшемся магазине женского белья, Софья купила бюстгальтер пятого размера и внимательно посмотрела на девушку с упаковки. Это была Большакова и сомнения быть не могло. У неё были, разве что, ярко-рыжие волосы и дурацкое выражение лица, которое фотограф посчитал наиболее удачным для рекламы.
  "Вот тебе и дрессировщик в тигре", - невесело подумала Резвая и бросила покупку в сумочку.
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"