Шарафутдинов Раиф Кашифович : другие произведения.

В мирные дни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

В МИРНЫЕ ДНИ
Роман

Светлой памяти Станислава Степановича Уваровского посвящается

Любые совпадения имен, событий, географических названий, корпоративных наименований и т. д. являются случайными.


Человек ответствен за свое прошлое.
Автор

... На войне свои законы...
Из разговора

— Говорят, в Туркмении родилась шестерня.
— Какого диаметра?
— Ха-ха, ты ещё про размер зубцов спроси!
— Это был бы следующий вопрос...
Специфический конструкторский юмор


1979. АФГАН. СПЕЦНАЗ

1

Когда Геннадий Амиров прибыл по месту назначения, прапорщик, крепыш с открытым волевым лицом по прозвищу Хайван, первым делом спросил его:
— Какая у тебя была до сих пор кликуха?
— Погоняло, что ли? — осклабился Амиров.
— Ты, вижу, битый фраер, — не ответил улыбкой на улыбку прапор. — Я, если честно, мельком заглянул в твои сопроводительные. Мне известно, например, что ты строительный техникум успел закончить, но это для нас не по профилю. Кроме этого еще кое-что знаю из твоей биографии, что у нас совсем не приветствуется. Так какая у тебя кликуха будет, молодой? Надо что-нибудь пострашнее, позабористее.
Амиров встал в полный рост, расправил плечи, сжал кулачищи. К своим двадцати годам он привык, чтобы к нему еще те отморозки на «вы» почтительно обращались. Но прапорщика, похоже, не смущало, что он разговаривает с офицером, как с последним салагой. Прапор еще помнил те времена, когда в боевом обеспечении подразделения преобладали солдаты и сержанты срочной службы и он был царем и богом над ними. Но поскольку срок их службы был недостаточен, чтобы вырастить настоящего профессионала и, кроме того, создавалась реальная угроза утечки вместе с дембелями секретов мастерства, в подразделение стали приглашать только классных спортсменов, разведчиков и контрразведчиков КГБ, офицеров Советской Армии из числа тщательно отобранных добровольцев. И это, понятно, несколько задевало прошедшего огонь, воду и медные трубы прапора.
— Давай, товарищ младший лейтенант, прямо сейчас придумаем тебе кликуху, — с едва сдерживаемым напряжением в голосе предложил Хайван. — Скажем, что ты ее с собой привез, а иначе наш народ что-нибудь остренькое непременно прилепит. Ты наверняка обучен кости пустой ладонью ломать. Значит, при твоем здоровье зваться тебе не иначе как Костоломом.
 — Ну это слишком круто. Понравится тебе, скажи навскидку, прапорщик, Металлолом? — попытался отшутиться Амиров. — Я ведь родом из Магнитогорска.
— Оставим — Лом. Коротко и ясно. Всем известно, что против лома нет приема.
— И действительно, приема нет? — продолжал играть в наивняка и недотепу Амиров.
— Давай проверим. — Хайван сдернул с противопожарного стенда ломик, бросил его Амирову: — Бей. Бей, я говорю!
Прапор встал в позицию, и Амиров ударил, не примериваясь. Он бил ломиком с размаху и колол им. Движения его становились все точнее, увереннее и сильнее, но прапору удавалось голыми руками блокировать удар за ударом.
Казалось, он не чувствует боли и способен так противостоять натиску противника вечно. Звон стоял, как будто они действовали схожими по материалу инструментами. Через минуту Амиров дал понять, что выходит из боя, и когда Хайван чуть расслабился, с оттягом плашмя обозначил удар по горлу.
— Ну ты, падла, даешь! — воскликнул прапор и сплюнул.
— А как ты хотел? Нас так учили. А у тебя руки что — железные? — спросил он.
Прапор отогнул рукав — предплечья были ничем не защищены, но оказались толстыми и огрубевшими. И сплошь синими. Амиров не хотел бы, чтобы у него были такие руки. Неужели придется смириться с этим?
Будто прочтя его мысли, прапорщик произнес назидательно:
— Пройдет время, и ты всем нашим фокусам научишься. Никогда не забывай о боевой подготовке! Задатки у тебя имеются вроде хорошие. — И добавил: — Не дрейфь, не давай слабины. Иначе в деле ты обречен. Помни: убить спецназовца можно, но победить — никогда.
Со временем выяснилось, что они оба, Амиров, и Хайван, не выносили дилетантство и некомпетентность. Поэтому повторяли, как заклинание, внушали молодым бойцам:
— Победа над врагом начинается с победы над самим собой, над своей слабостью и сомнениями. Привыкай к неожиданностям, чтобы стать сильнее собственного страха. Возможности человека безграничны, если он победит страх.
Но, с другой стороны, страх — это защитная реакция организма, это сигнал об опасности. И поэтому:
— Солдат, не испытывающий страха, для нашего дела не годен. Страх — драгоценность, если боец умеет владеть собой.
Так началась служба Амирова в подразделении ударных групп разведки, истинное наименование которого под угрозой жестокого приговора никто вслух не называл, так как среди его функций значились элементы шпионажа, терроризма и в большой степени — партизанских операций. Амиров как должное на годы принял бытие, когда неожиданность становится правилом, сюрприз — закономерностью, а внезапное изменение обстановки — обычным делом. Мозг приспособился в рефлекторном режиме формулировать и осуществлять боевые наставления и требования уставов, мыслить и действовать в определенных ситуациях в категориях духа и буквы очередного приказа. Порой и самого Амирова такой безусловный и безальтернативный автоматизм пугал и представлялся проявлением некой зомбированности, но от уровня этого автоматизма нередко зависела как его собственная жизнь, так и судьба операции.
В восьмидесятые годы теперь уже прошлого века служба Амирова проходила в основном в стране, где снежные горные перевалы свинцовым дождем встречали русских парней, где население по утрам приветствовало автоколонны шурави ясными детскими улыбками, а по ночам устанавливало на дорогах контактные мины.
В Афганистане действовали два соединения и армейская рота спецназа. Они контролировали всю территорию страны, обезвреживали караваны с оружием, наркотиками, деньгами из Пакистана. Работали в основном под крышей десантников, были одеты в их форму, поэтому и результаты относились на счет десантников. Только Амиров и кое-кто из его ведомства носили эмблемы связистов на погонах. Военная цензура постоянно напоминала, что слово «спецназ» остается тайной.
Через горнило этой необъявленной жестокой войны, о секретах которой и теперь ещё знают очень немногие и немногое, прошли около миллиона наших граждан. Наверное, и это подточило мощь Страны Советов. В 1991 году перестало существовать казавшееся незыблемым государство с гордым, названием СССР. А еще раньше, в феврале 1989 года, были выведены войска из Афганистана. Амиров в это время восстанавливался после ранения и тяжелой контузии в одной из закрытых столичных клиник.
Потом встал вопрос: что делать дальше 30-летнему мужику, умеющему все, что касается запугивания и умерщвления себе подобных. Предлагалось два пути: или продолжать учиться по военной специальности в академии, или находиться, пока держат, в резерве ВДВ, а после — в обычном пехотном резерве. Действие подписки о неразглашении навязанной ему гостайны сохранялось во всех случаях и простиралось далеко в XXI век.
Амиров выбрал второе, возвратился в родной Магнитогорск и вручил запечатанный конверт военкому. На другой же день он стал работать инструктором горкома комсомола. Работа непыльная, как раз для ветерана войны. Но через пару лет в результате известных событий комсомол перестал существовать, и Амиров через имевших вес знакомых устроился на одно из дочерних предприятий металлургического комбината инженером-конструктором.


1994. МАГНИТОГОРСК. Завод «АРЕС»

2

ММК — знамя легендарной Магнитки, первенец советских пятилеток, получивший второе дыхание с пуском в эксплуатацию комплекса кислородно-конвертерного цеха в 1990 году. Возглавлявшие и координировавшие строительство громадного и сложнейшего металлургического объекта управляющий трестом «Магнитострой» Анатолий Парфирьевич Шкарапут и директор Магнитогорского металлургического комбината Иван Харитонович Ромазан за месяц до падения режима, в июле 1991-го, за этот трудовой подвиг были удостоены звания Героя Социалистического Труда. На них список магнитогорских Героев оборвался, поскольку в стране исчезла потребность мотивировать и стимулировать социалистический труд.
Но следует, однако, заметить, что кроме собственно металлургического средоточия ММК объединил вокруг себя еще и мощный энергетический блок, коксохим, многочисленные объекты социального, спортивного и развлекательного назначения. Для сервисного обслуживания всего этого и был образован машиностроительный завод «Арес» — сеть цехов и обеспечивающих их технологические потребности всевозможных лабораторий и конструкторских бюро. «Арес» занимался изготовлением и ремонтом металлургического оборудования, больших и малых редукторов, прокатных валков, обновлением мостовых кранов, выполнением заказов кислородно-конвертерного цеха.
К лету 1994 года завод «Арес» уже пережил горячку приватизации, но люди еще не успели это осознать и перейти на капиталистические рельсы. Завод стал именоваться ЗАО «Арес», которое формально, на период отступления от социалистических принципов производства и хозяйствования, продолжало числиться в составе комбината, хотя, без сомнения, могло действовать и вполне автономно, о чем свидетельствовало появление буквально в первые дни Великой Отечественной войны мощного комплекса по производству снарядов, мин и катюш. Именно здесь, не выходя сутками из цехов, 13-15-летние мальчишки и девчонки работали на металлорежущих станках, подставив под ноги снарядные ящики, чтобы не терять из виду суппорт с резцом и без труда дотягиваться до ручек. Правда, находились скептики, которые никогда не скрывали своего мнения о том, что военное производство на комбинате наращивалось одновременно с основными мощностями, что где-то в недрах Магнитной горы плюс к тому имеются цеха, способные в любую минуту начать выпуск военной продукции, и склады стратегических запасов сырья, транспортных средств и продовольствия.
Косвенным доказательством их правоты было не-видимое для посторонних глаз существование до самой перестройки предназначенных неизвестно для каких целей так называемых цеха ремонта металлургического оборудования № 2, цеха механизации, а также расположенных в восточном торце фасонно-вальцесталелитейного цеха новотокарного и штамповочного отделений основного механического цеха и непосредственно примыкающего к ним довольно крупного конструкторского отдела механизации — чем там инженеры занимались, никто до прихода в СССР конверсии не знал.
Особенно последовательно милитаристскую доминанту в развитии предприятия обнаруживал в своих монологах на лестничной площадке, где проводились законные перекуры, конструктор с двадцатилетним стажем, выпускник Уральского политеха Евгений Кугель.


3

В общем-то, Женя не имел никакого отношения к названным выше «оборонным» подразделениям «Ареса», он трудился в противоположном, западном, торце «фасонки», где размещалось другое, совершенно открытое конструкторское бюро. Людей в нем работало раз в пять меньше, чем в КБ механизации, а курилка, прикрывала, как и во всех подобных организациях, своеобразный мужской клуб по интересам. Здесь-то регулярно общались, сходясь с хронометрической пунктуальностью, конструкторы из различных подразделений КБ — среди них Амиров, Кондратюк и Кугель. Причем тот же Кугель, как всем было известно, курил совсем немного, зато знал массу анекдотов и был неистощим на совершенно парадоксальные технические и нетехнические идеи.
— Ерундой обернулась вся эта перестройка, — сказал как-то Кугель в ходе очередной дискуссии в курилке. — Мыльный пузырь, который вскоре лопнул.
— Не скажи, — довольно резко ответил ему Амиров. — Что бы ты ни имел в виду, Горбачеву надо памятник при жизни поставить за тот же вывод советских войск из Афганистана.
 — Я говорю об открытости общества, о гласности без границ, о плюрализме мнений, провозглашенных Горбачевым. Как показало время, это, в сущности, были лишь декларации. Я сам столкнулся с проявлением этой гласности.
Он скрылся на минуту и вернулся с тонкой стопкой разрозненных листочков. Оказалось, лет пять назад, в канун полувекового юбилея Победы, Кугель на волне поиска исторической правды написал статью-исследование в местную газету. Она начиналась так: «Народы живут историческими мифами. Хорошо ли, плохо ли, но с этим фактом приходится считаться. Изучение многих аспектов военных 1941-1945 годов не представляется не то что законченным — к нему вообще всерьез не приступали.
Каждый второй танк, каждый третий снаряд изготовлены из магнитогорской стали... Незыблемые три трудовых достижения, на которых зиждется боевая слава металлургов Магнитки — прокатка броневого листа для танковой промышленности, разработка технологии выпуска спецсталей в большегрузных мартенах с основным подом, организация выпуска снарядов и мин, включая «катюши» — были с блеском осуществлены в самые короткие сроки».
— Кое-какие нестыковки смущали меня, стоило только детально вникнуть в существо вопроса, — говорил далее Кугель. — Так сложилось, что к началу войны производство легированных сталей было развито преимущественно в южных и центральных районах СССР, которые оказались под оккупацией немцев. А восточная металлургия производила, главным образом, рядовые и качественные углеродистые марки. Возникла необходимость срочно создать новую базу по производству легированного металла. Аналогичные технологические проблемы, таким образом, одновременно решались в первые недели войны на Магнитке, Кузнецком металлургическом комбинате и в Свердловской области — на заводах Нижнего Тагила.
— Во время оно тебя за твои разговорчики прямиком отправили бы на золотую речку Колыму, — Сергей Степанович Кондратюк широко улыбнулся, и в нем явственно проглянули черты партийного чиновника крупного масштаба. — Чтобы не отвлекал людей провокационными действиями от грандиозных дел.
 — Для серьезных исследователей должна быть важна истина, а не пропагандистские трюки еще сталинских времен, — отмахнулся от него Кугель. — А правда в том, что технические и технологические проблемы советские металлурги решали сообща, но каждая школа, понятно, шла своим путем. Уже 23 июня 1941 года ЦК партии и советское правительство решили отправить в тыл специалистов Ижорского завода, имевших опыт выплавки броневой стали, чтобы на металлургических заводах Востока организовать производство высококачественной броневой стали. На Ижорском заводе ее выплавляли дуплекс-процессом основная кислая мартеновские печи. 27 июня 1941 года большая группа ижорских сталеплавильщиков выехала в Москву. На другой день они прибыли в Наркомат черной металлургии, и нарком И.Ф. Тевосян тут же определил, кто в какой город поедет. Бригады, куда входили два мастера и два сталевара, отправились в Магнитогорск, Новокузнецк, Нижний Тагил.


4

— Провокатор ты и есть провокатор, — повторил Сергей Степанович Кондратюк. — Ты понимаешь, что в результате подобных развенчаний общество теряет ориентиры, а отдельному человеку вообще недолго сорваться с катушек. Вы, молодые, не помните, а мы, воспитанные, начиная с детских садов, на имени Сталина, восприняли решения XX съезда как личную трагедию.
«Потому что мы Сталина имя в сердцах своих несем», — пронеслись в голове у Амирова строчки из памятного ему «Марша нахимовцев».
— Если уж взялись делиться славою, надо обратиться к конкретным показателям, — начал горячиться Кугель, перелистывая принесенные бумаги. — Военные достижения, например, кузнечан подкреплены цифрами. По официальным данным, за годы войны советский тыл дал фронту 102,8 тысячи танков и самоходных артиллерийских установок, 112,1 тысячи самолетов, 220 миллионов снарядов. В том числе из кузнецкой брони было изготовлено 50 тысяч танков, 45 тысяч самолетов, 100 миллионов снарядов — почти половина всей военной продукции страны. Выходит, практически каждый второй танк был изготовлен из кузнецкой стали. Уже в августе 1941 года на комбинате было начато промышленное производство бро-неметалла. Историки, заметим, при этом всерьез покушаются на приоритет Магнитки, утверждая, что впервые в мире именно на КМК броневую сталь получили в большегрузных мартеновских печах, принципиально изменив сталеплавильную технологию.
— Но броневая сталь — это еще не броня. Ее нужно прокатать в лист, — продолжал Кугель. — Листовой стан на КМК для этой цели не был приспособлен. Решая эту проблему, экспериментировали круглые сутки. И броневой лист пошел. Потом уже, когда поток брони возрос, родился новый замысел — начать катать броню на рельсостане. И с этой задачей успешно справились, что, несомненно, сравнимо с подвигом механиков Магнитки, использовавших для прокатки брони блюминг.
В редакции он, оказывается, выдвигал как особо сильный аргумент в поддержку своей позиции то, что на КМК была освоена выплавка не только броневой стали, но и бронебойной, перед которой не мог устоять ни один фашистский танк. Поэтому на знамени КМК — муаровые ленты: ордена Ленина, ордена Трудового Красного Знамени, ордена Кутузова 1 степени, ордена Октябрьской Революции. На площади Победы, у здания заводоуправления КМК, на пьедестал поднят танк Т-34. Между тем ММК, несмотря на очевидные боевые заслуги, не награжден ни одним боевым орденом, — подчеркнул Кугель. — Быть может, именно в силу некоторого комплекса неполноценности Магнитогорский комбинат был и остается весьма закрытым предприятием. Только в начале 1970-х на ММК по полному производственному циклу стали обнародоваться не разы и проценты выполнения, а конкретные цифры. Однако сейчас, как и тогда, пять лет назад, Кугель увидел, что его доводы не доходят до собеседников.
— «Каждый второй танк, каждый третий снаряд...», — Кугель опять зашелестел своими шпаргалками. — «От какой печки» берет начало отсчет сему факту? На поверку оказывается, что это цитата из выступления Носова на партконференции Сталинского района 13 марта 1945 года: «В передовой «Правды», которая была передана по радио, сказано, что советские металлурги блестяще решили задачу снабжения военной промышленности танковым металлом. Я должен сказать, что лидером в этой части был коллектив Магнитогорского комбината. Такие прекрасные советские танки, которые сейчас громят и бьют смертным боем фашистские войска в Померании, сделаны целиком из стали Магнитогорского комбината. Половина танков Т-34 также сделана из стали Магнитогорского комбината. Каждый третий снаряд, выпускаемый во вражеское логово, сделан из магнитогорского металла...» Но ведь шла война, и любое откровение в печати была не информацией, а дезинформацией.


5

— На первый взгляд, никакого перевеса, если иметь в виду вклад в победу ММК и КМК, нет и не могло быть. Получается фифти-фифти. Но это только на первый взгляд, — упорствовал Кугель. — Мы еще не поговорили о вкладе моего родного города — Нижнего Тагила. До конца 1941 года на Новотагильском заводе было выплавлено 14274 тонны броневой стали и прокатано 10 тысяч тонн броневого листа. И опять же утверждается, что нижнетагильские сталеплавильщики первыми освоили выплавку этой особой стали в обычных мартеновских печах, что раньше считалось невозможным.
В общем-то, перед всеми металлургами стояли практически одинаковые, невероятно сложные задачи: наши печи и станы предназначались для производства лишь рядовых марок металла, не было ни электропечей, ни кислого пода, ни своих специалистов. Легирующих добавок, необходимых для качественной стали, тоже не было: хромистые и марганцевые руды на Урале считались бедными, и их почти не добывали. В кратчайшие сроки разработали и внедрили в производство процесс выплавки высококачественного феррохрома, протянули железнодорожные ветки.
 — Чтобы сварить броневую сталь в Нижнем Тагиле, мартеновскую печь переделали на кислую подину и варили по классической технологии — дуплекс-процессом. Параллельно с этим шло сооружение толстолистового прокатного стана, оборудование для которого привезли из Ленинграда, с Кировского завода. Построили его в пять раз быстрее самых жестких сроков мирного времени лишь благодаря чудесам технической смелости — люди проявляли их на каждом рабочем месте, — чувствовалось, что Кугель хорошо знал историю предприятия, на котором трудились его отец и мать, где он сам проходил практику. — Но дуплекс-процессом сталь плавилась медленно, а фронту не хватало металлической мощи, да и Уралвагонзавод к тому времени наладил поточный выпуск танков — только подавай броню. Тогда Наркомчермет приказал одеть Т-34 в броню такой марки, которую можно выплавлять в основных печах с минимальным количеством легирующих добавок. Это позволяло в полтора раза сократить время плавки. Прокатали новый 20-миллиметровый лист, он тут же прошел испытание на полигоне, и производство брони встало на поток. 35 тысяч «тридцать-четверок» поставили фронту тагильские танкостроители.
За труд в годы войны коллектив НТМЗ получил орден Боевого Красного Знамени, орден Отечественной войны 1-й степени, орден Трудового Красного Знамени. Напоминанием о трудовом подвиге тагильчан служит 35-тысячная «тридцать-четверка», прямо со сборочного конвейера вознесенная на пьедестал памяти у центральной проходной завода. Тагильская промышленность за военные годы дала третью часть всех танков и самоходных орудий, которые участвовали в Великой Отечественной. Помимо броневой стали для танков было налажено производство противопехотных и противотанковых гранат, холоднокатаного листа для авиабомб и первых советских штурмовиков.
Заметим, что очень схожи обстоятельства трудового пути руководителей этих предприятий. Скажем, директор КМК Роман Васильевич Белан и директор ММК Григорий Иванович Носов почти ровесники, возглавляли меткомбинаты практически в одни годы. Роман Белан, так же, как Григорий Носов, был удостоен трех орденов Ленина и ордена Трудового Красного Знамени, но к тому же, в отличие от директора Магнитки, ордена Кутузова 1-й степени и звания Героя Социалистического Труда.
— Но мне напомнили, — Кугель собрал свои записи, — что особым приказом Сталина, а это исключительный случай, имя Носова присвоено Магнитогорскому горно-металлургическому институту. Сравнение военных директоров, ковавших оружие Победы, и решило судьбу моей статьи: позже мне сообщили, что такой и подобный ему материалы не могут найти места в главной газете города.


6

— Ну, Магнитка всегда отстаивала свою исключительность, — сказал потом Сергей Степанович Кондратюк. — И у власть имущих не часто хватает мужества, чтобы покуситься на сложившиеся за десятилетия стереотипы. Мне приходилось читать, что после металлурги Магнитки передали передовую технологию своим менее расторопным нижнетагильским и кузнецким коллегам. И якобы американский журналист А. Вернер в книге «Восточный фронт» написал: «Магнитка победила Рур!» Потом эти слова стали приписываться без указания источника некоему известному американскому журналисту М. Вернеру. Между тем еще с 1960-х годов я помню утверждение, что в книге, посвященной войне с фашизмом, американский публицист Вернер писал о том, что весь мир является свидетелем драматической борьбы магнитогорского металла с металлом всей Европы, мобилизованным Гитлером для ведения войны на Востоке.
— Может, речь идет о разных источниках? — предположил Амиров.
— А был ли мальчик? Боюсь, что все это плод фантазий агитпропа, — сказал Кондратюк. — Вот уж где, на удивление, неуклюже работали.
— Еще очень интересна судьба формулировки: «Носов — король русской стали». Говорили, что впервые ее услышали в день похорон Григория Ивановича по «Голосу Америки», но, как потом оказалось, еще раньше их высказал некий руководитель военной промышленности США Д. Нельсон. — Кугель понизил голос почти до шепота и, нарочито-настороженно оглянувшись по сторонам, произнес: — А одно из местных электронных СМИ в передаче, посвященной нынешнему Дню Победы, утверждало, что эти слова принадлежат никому иному, как самому Уинстону Черчиллю! Я думаю, что самым простым и убедительным было бы обнародовать, по примеру кузнечан и нижнетагильцев, результаты производства военной продукции с 1941 по 1945 год.
И это не факт, что таким образом восстановится справедливость, подумал Амиров. Скорее всего, открытая статистика породит другие трудно решаемые проблемы. Не только магнитогорская, но советская, а ныне российская в целом системы пропаганды склонны замалчивать неудобные факты, затушевывать их. Смешивать с грязью одних, возносить до небес других. И этим пронизано общество на всех уровнях, вплоть до отдельно взятого человека.
Однако следует признать, что для Кугеля было нехарактерно — вести серьезный разговор в курилке. Скорее, Женя склонен был часами в режиме заумного стеба рассуждать на тему того же вечного двигателя. Однажды с утра он с четвертушкой ватманского листа курсировал от кульмана к кульману и настойчиво объяснял ошарашенному собеседнику нечто. Это нечто заключалось в том, что нехитрая комбинация из намеренно сильно раскрытой вагины, шапки, через блок соединенной с половым членом, плюс естественная мужская сексуальная реакция давали эффект подобия perpetuum mobile. С тех пор за ним закрепилась слава crazy, помешанного на изобретательстве.
Вообще-то каждому школьнику известно, что вечный двигатель изобрести невозможно, тем не менее профессиональные конструкторы то ли в шутку, то ли всерьез бывают подвержены этой забаве. Впрочем, чего не сделает специалист ради утренней сладкой сигареты, сопровождающей плавное вхождение в рабочий ритм?


7

Проектирование, которым сейчас занимался Амиров, абсолютно не привлекало его. Он не мог представить, что всю свою трудовую жизнь обречен просидеть за чертежной доской, правда, в ближайшие годы их КБ обещали компьютеризировать. Однако работы, вследствие застоя в российской промыш-ленности на рубеже веков, было немного для всех, поэтому Амирова вообще старались лишний раз не трогать.
Он регулярно вместе с другими выходил в курилку, иногда проводил там по полдня, разглядывая снующих с этажа на этаж женщин. Он считался красавчиком и балагуром, но, в принципе, мало кто о нем что-то знал.
А между тем который день Амиров искал и не находил опору в себе. Настороженная душа устало просила чего-то, Амиров не знал чего. Он вспоминал свою жизнь — день за днем и приходил к выводу, что прожита она зря. Дом не построен, дерево не посажено, сын не выращен. Даже у сдвинутого по фазе Кугеля и хитромудрого Сергея Степановича Кондратюка, бывшего члена ЦК Компартии Украины, судьба складывалась хоть и не без извилин, но вполне созидательно. Однако, с другой стороны, Амиров отчетливо сознавал, что иной биографии он для себя не желал бы.
Хуже всего было ночью, в не имевшей ни конца, ни края тьме становилось особенно невыносимо. Когда он, наконец, забывался, снился один и тот же сон: тяжелый опасный подъем по осклизлой жирной тропе, на которой легко оступиться, но не имеешь права оступиться. И больше всего боишься за тех, кто рядом с тобой.
Что за тропа, думал Амиров, когда приходил в себя и лежал тяжело дыша, массируя одеревеневшие холодные пальцы. Что за тропа? Он мог поклясться, что не видел ее ни в жизни, ни в кино. А может, читал про эти лесные кручи под неутихающим надоевшим дождем? И, возможно, вся жизнь — это прочитанная когда-то увлекательная книга?
Дурацкий пустой сон: вдоль тропы, за деревьями, золотились аккуратные штабеля поваленного леса — вот, укрываясь за ними, по густой высокой траве и надо было идти. Не по тропе.
Но тропа снилась почти каждую ночь, Амиров уже мог описать ее — все изгибы, повороты, неровности. Былинки под ногами, кусты и деревья вокруг. И человеческий силуэт, маячивший среди кустарника. Только было неясно, куда тропа ведет.
Он задавался этим вопросом сквозь неутихавшую тревогу, а сам энергично и торопливо, будто боялся опоздать, разминал по очереди кисти рук. Опять не дошли до цели, если бы выбрались на самый верх, можно было бы оглядеться, сориентироваться. Потому что с высоты земля выглядит как аккуратнейшим образом сработанная топографическая карта...
Днем свои пути-дороги. Лето выдалось сухим и жарким, зной выбелил даже небо. Поверить в реальность мира можно было, только глядя на изумрудную вершину дальнего холма за рекой. От вида свежей сочной зелени в этом черно-белом кино к горлу подкатывал ком, хотелось плакать от восторга, и Амиров не сводил глаз с вершины холма, лишь только она появлялась между домами.
Должно быть, на высоте дуют прохладные ветры...
Последствия тяжелых ушибов головного мозга бесследно не исчезают. Наверное, надо пройти очередное обследование на компьютерном или резонансном томографе, хотя это мало что даст: уже который день Амиров чувствовал на своем затылке когтистую жгучую лапу, забирающуюся все глубже и глубже в мозжечок. К этому ощущению трудно было привыкнуть, но Амиров старался.
Вслед за летом непременно придет осень, а там зима. Амиров очень надеялся, что будет именно так.


ПОНЕДЕЛЬНИК

8

 — Что же такое вечный двигатель? — академическим тоном вопрошал Женя Кугель, собрав вокруг себя в курилке зеленую молодежь. — Это воображаемый механизм, который безостановочно движет сам себя и, кроме того, совершает еще какую-нибудь полезную работу, например, поднимает груз или вырабатывает электроэнергию.
— Мысль о его создании существовала с очень давних времен, а описания первых таких устройств были известны еще в начале XVII века, — подхватывал тезис Евгения конструктор-танкостроитель Сергей Степанович Кондратюк.
— Однако еще раньше лучшие умы считали создание такого двигателя невозможным, — встревал в озорной диалог мэтров очкарик Митлин, вскормленный, судя по всему, какой-нибудь именной стипендией вождя. — Например, голландский физик Стевин и итальянец Леонардо да Винчи писали об этом...
 — Скажу больше, — заявлял Кугель веско, — в 1775 году Парижская академия наук сочла необходимым совсем отказаться от рассмотрения машин, выдаваемых за вечный двигатель. Но проекты продолжали поступать. И большая часть таких устройств действительно могла бы работать, если бы не существование силы трения. Любой двигатель немыслим без движущихся частей, значит, недостаточно двигателю вращать самого себя. Нужно вырабатывать ещё и избыточную энергию для преодоления силы трения, которую никак иначе не нейтрализуешь.
С этой секунды слушателям становилось скучно, лекция начинала напоминать тягомотную теоретическую механику, курс которой в любом техническом вузе ведет иссохшая мымра в черном костюме. Но если отойдешь от группы, то тебе уже в курилке вроде и делать становится нечего, а возвращаться к кульману, вспоминать напрочь забытые сопроматовские формулы ох как не хочется.
— Вот вам классический пример вечного двигателя: динамо-машина соединяется с электромотором, — между тем продолжал, все более вдохновляясь, Кугель. — Если динамо-машине дать первоначальный импульс, то порождаемый ею ток запустит электромотор, а тот, вращаясь, будет заставлять работать динамо-машину. Таким образом, машины будут двигать одна другую, пока не износятся. Такой агрегат, в сущности, представляет собой одну машину, которая сама себя приводит в движение только при полном отсутствии трения.
— При отсутствии трения агрегат двигался бы вечно, но пользы от такого движения никакой, — предрек надоедливый очкарик. — Стоит заставить двигатель совершать внешнюю работу, и он немедленно остановится. А ведь даже проводник, по которому течет ток, хоть внешне он и неподвижен, греется именно из-за наличия силы трения — в данном случае обуслов-ленной столкновениями электронов с атомами вещества, из которого сделан проводник.
— Здесь и кроется парадокс инженерного мышления, — Кугель начинал злиться, потому что опять столь бесцеремонно прервали его, не дали высказаться. А это значит, что и ему вскоре придется бросать в урну такую сладкую сигарету и идти на рабочее место. — Любопытно, что если поиски вечного двигателя всегда оказывались бесплодными, то, напротив, глубокое понимание его невозможности приводило подчас к плодотворным открытиям. Прекрасным примером тому может служить способ, с помощью которого упоминавшийся только что уважаемым коллегой, — Женя взглянул на талантливого, перспективного очкарика, — замечательный голландский ученый конца XVI и начала XVII века Симон Стевин установил закон равновесия сил на наклонной плоскости.
— Этот математик и инженер заслуживает гораздо большей известности, нежели та, какая выпала на его долю, — с вызовом, будто с ним кто-то спорил, произнес очкарик. — Он сделал много важных открытий, которыми мы теперь постоянно пользуемся: первым в Европе ввел в употребление десятичные дроби и отрицательные корни уравнений, обнаружил гидростатический закон, впоследствии вновь открытый Паскалем...


9

— Так что, этот самоуверенный пацан полагает, что я не знаком с работами Стевина? — оглянулся по сторонам, будто в поисках поддержки, Евгений Кугель. Его, по обыкновению, потянуло на подробности. — Думаю, трудно спорить с тем, что главный вклад в науку замечательного голландца — это закон равновесия сил на наклонной плоскости. Любопытно, что Стевин открыл его, не опираясь на правило параллелограмма сил, — единственно лишь с помощью чертежа, изображенного на титульном листе его книги «Математические мемуары» 1586 года. Через трехгранную призму перекинута цепь из 14 одинаковых шаров. Что произойдет с этой цепью? Нижняя часть, свисающая гирляндой, уравновешивается сама собой. Но остальные две части цепи — уравновешивают ли друг друга? Иными словами: правые два шара уравновешиваются ли левыми четырьмя? Конечно, да, иначе цепь сама собой вечно бежала бы справа налево — на место соскользнувших шаров всякий раз помещались бы другие и равновесие никогда бы не восстанавливалось. Но так как мы знаем, что перекинутая указанным образом цепь вовсе не движется сама собой, то, очевидно, два правых шара действительно уравновешиваются четырьмя левыми. Получается словно чудо: два шара тянут с такой же силой, как и четыре. Из этого мнимого чуда Стевин вывел важный закон механики.
— И все потому, что он рассуждал так: одна цепь тяжелее другой во столько же раз, во сколько раз длинная грань призмы длиннее короткой, — вторил Кондратюк. — Отсюда вытекает, что и вообще два груза, связанных шнуром, уравновешивают друг друга на наклонных плоскостях, если веса их пропорциональны длинам этих плоскостей. В частном случае, когда короткая плоскость отвесна, мы получаем известный закон механики: чтобы удержать тело на наклонной поверхности, надо действовать в направлении этой плоскости силой, которая во столько раз меньше веса тела, во сколько раз длина плоскости больше её высоты. Так, исходя из мысли о невозможности вечного двигателя, сделано было важное открытие в механике, применяемое ныне, в частности, в танкостроении.
— Любители подобных задач, подполковник Кондратюк, заняты сейчас другой проблемой — созданием так называемого дарового двигателя, — сказал незаметно присоединившийся к слушателям Александр Иванович Макаров. Все сразу насто-рожились, так как начальник был не частым гостем в курилке. — В даровых двигателях энергия не создается из ничего, она черпается извне — от энергии Солнца или перепада атмосферного давления, от инерции и тому подобного. Ведь неплохо иметь такую машину: толкнул — и она работает, скажем, лет сто. Когда остановится — не беда, опять толкнем. Чистая фантазия, конечно, но законам природы это не противоречит, а значит, может и осуществиться.
Похоже, начальнику тоже потребовалась некая гимнастика для ума накануне рабочего дня, предположил Амиров.
Макаров взглянул на собравшихся, будто пересчитывая.
— Я прошу пройти в мой кабинет Кондратюка Сергея Степановича, Кугеля и Митлина, — наконец сказал он.
— Наверное, будет накачка за то, что мы чуть не часами торчим в курилке, — вздохнул Олег Митлин.
А Кугелю подумалось, что бросивший недавно курить Макаров просто вышел втянуть вкус и запах табачного дыма. Но эту догадку старалась вытеснить очень смелая надежда на то, что начальство сумело с кем-то договориться о работе для КБ. В последнее время, как раз тогда, когда в результате хозяйственных реформ «Арес» получил правовую самостоятельность, стало совсем плохо с заказами, и приходилось, чтобы заработать деньги, хвататься за все, что предложат. Задержки с выплатой зарплаты иногда вырастали до месяца. Но перед молодым неженатым Митлиным еще не стоял так остро материальный вопрос.
— Нынешние даровые двигатели еще слишком несовершенны, — говорил он, не замедляя шага, будто в продолжение тирады шефа. — Конструкция их чересчур дорога по сравнению с доставляемой ими энергией, и они, следовательно, невыгодны. Но, во всяком случае, поиск рабочего дарового двигателя — более перспективный путь, нежели бессмысленные попытки создания perpetuum mobile.
Вот этим ты как раз и займешься, когда подрастешь, мысленно предрек Кугель.
А Амиров был рад, что его обошли вниманием и не пригласили на совещание. Он, не торопясь, докурил сигарету и направился в свой сектор по длинному коридору, уставленному вдоль стен стеллажами со старыми, уже скопированными, чертежами. Перед ним, не сбавляя шага и не убыстряя его, величественно ступала начальница соседнего сектора Галина Александровна Осинская.
Осинская была в облегающей, даже тесной серой юбке чуть выше колен. Теплая волна охватила Амирова. Он давно подумывал пригласить эту видную даму куда-нибудь. Бесшумно поравнявшись с Галиной Александровной, Амиров как бы случайно, но определенно ласково и ощутимо провел рукой по ее крутому заду. Они переглянулись и пошли каждый своей дорогой.
Галина Александровна, понятно, давно заметила симпатию этого Амирова к себе. Чем-чем, а очередным служебным романом КБ было не удивить, поэтому Галине Александровне вплоть до сегодняшнего волнующего прецедента было досадно, что этот крепкий мужик с хорошим, открытым лицом, с интеллигентной, даже, прямо скажем, аристократичной внешностью и военным прошлым почему-то не проявляет по отношению к ней, такой умнице, такой фигуристой раскрасавице, решительность и инициативу.


10

Секретарша тут же подала собравшимся чай и пепельницу.
— Господа инженеры, — сказал начальник КБ торжественно, и было видно, как ему нравится такое обращение, — я собрал вас, чтобы...
— ...сообщить пренеприятнейшее известие, — не выдержал Кугель.- К нам едет ревизор.
— Известие как раз приятное: мы получили заказ. Заказ, который может потянуть на миллионы.
— А если в у. е.? — деловито потребовал уточнения Кугель.
— Речь и идет о зелени. Дело в том, что в столице одной среднеевропейской судоходной державы, внесшей вклад в разгром фашизма, в дни торжеств по поводу 50-летия Победы у речного дебаркадера планируется установить на вечную стоянку боевой корабль. Компетентные органы условились, что это будет компактный по размерам, водоизмещению и осадке, но оснащенный солидным вооружением бронекатер серии БК. Их остались считанные единицы в Советском Союзе, но один из БК, типа 1125, имеющий, несмотря на нынешнюю бесхозность и запущенность, достаточно товарный вид, пришвартован к косе, у Центрального перехода через реку Урал в Магнитогорске. Как только до меня дошли слухи о его продаже, я не поленился и спустился под мост. Этот катер, оказывается, стоит на всеобщем обозрении у дамбы с самых послевоенных лет. Когда-то, в сталинские времена, он, похоже, нес охранные функции и имел мощное вооружение, которое после было демонтировано от греха подальше и хранится отдельно, наверное, где-то на складах.
— Насколько я помню, — встрял Кугель, — раньше корабль назывался «П. Надеждин» и на мачте его реял военно-морской флаг. Наверное, надо вопрос решать с военным ведомством, чтобы потом разговоров не было.
— А кто такой П. Надеждин? — спросил Сергей Степанович Кондратюк. — Я тоже бывал на этом корабле, но никакой надписи не заметил — ни на бортах, ни на корме, ни на рубке.
— Петр Надеждин — боевой летчик, Герой Советского Союза. Но кто обо этом сейчас помнит? — махнул рукой Кугель.
 — Не скажи, Женя, — возразил Макаров. — Именем Надеждина названы одна из наших улиц, а также медицинское училище. А с последним хозяином судна, Досааф, я о безвозмездной передаче имущества, только отягощающего баланс организации, договорился. Надо найти и вернуть на катер его вооружение, покрасить судно в соответствии со стандартами.
— А если не удастся найти и вернуть?
— Ну ты настоящая заноза, Кугель. Не удастся — придется срочно спроектировать и изготовить муляжи боевого оснащения — один к одному с оригиналами. Возьметесь вместе с Кондратюком — у него громадный опыт в этой отрасли.
— Это дело можно поручить Амирову, — предложил Кондратюк. — Сдается мне по некоторым признакам, что он неплохо знаком с бронекатером.
 — Принимаю к сведению, — сказал Макаров. — Но прежде в течение календарной недели надо решить проблему погрузки и крепления БК на железнодорожном подвижном составе. Груз надо отправить точно по графику, а иначе мы начнем терять деньги из-за штрафных санкций — со всеми вытекающими пос-ледствиями.
Макаров достал из папки и разложил на большом столе синьки еще довоенных времен. Это были листы настоящего кубового цвета, испещренные белыми линиями.
— А я недоумеваю, — наклонился Митлин к Кугелю, — почему рыжие светокопии называют синьками. Оказывается, по традиции и в силу привычки.
Кугель дернул его, чтобы молчал, за рукав. Не сказать, чтобы кто-то из конструкторов КБ специализировался на перевозках негабаритных и тяжеловесных грузов по железной дороге — комбинат осуществлял в основном типовые проекты погрузки и крепления. Но хотя бы разок подобные работы пришлось осуществлять каждому. А значит, в принципе, коллективный опыт имелся. Ну не отдавать же было такую срочную и ответственную, а значит, денежную работу конструкторскому отделу механизации, всегда занимавшемуся совсем другими делами, а сейчас погрязшему в конверсионных программах — проектировавшему чайники со свистком, на первый взгляд почти неотличимые от первого советского искусственного спутника Земли.
— Итак, ставлю боевую задачу перед всеми вами лично, — оперся обеими руками о синьки Макаров — так, как киношный маршал Жуков склонялся перед сражениями над картами. — В течение трех дней необходимо подготовить реальные предложения по проекту погрузки и крепления бронекатера водоизмещением, а значит, и массой, 29300 килограммов. Ширина БК — 3550 миллиметров. Это, выходит, негабарит 3-й степени.
— Ого! — воскликнул Кугель, который имел самый большой опыт «отгрузки» и, получалось, обладал правом первого голоса на данном совещании. — Негабаритный, да еще и длинномерный груз. А нельзя порезать катер на части?
— Нет, нельзя. Заказчик специально оговорил такой пункт, потому что до знаменательной даты осталось, в сущности, немного времени, а резка-сварка «живого» судна, как я понимаю, весьма трудоемкая операция. Тем более что мы должны поставить заказчику судно без единого отступления от его исторического облика. А ведь при постройке кораблей серии БК-1125 жизненно важные части — пост управления, машинное отделение, топливная цистерна, погреба — бронировались. Причем защищенная часть корпуса выполнялась сварной, а бронированная — клепаной.
— В Отечественную войну такие катера называли речными танками, — уточнил Сергей Степанович Кондратюк.
Кугель что-то торопливо черкал на листочке.
— А можно узнать длину груза?
— Пожалуйста — 22650 миллиметров.
Кугель присвистнул:
— Больше 22-х с половиной метров при максимальной длине железнодорожной платформы 17,65 метра!
— Ты еще спроси, какова боковая, подветренная, площадь катера, и тебе станет совсем дурно. Но вы конструкторы и обязаны решать любые технические проблемы. Разберите копии, — предложил Макаров участникам совещания.


11

Кондратюк с Кугелем отошли в угол курилки и как бы отгородились от всех. Кугель, не упустивший из внимания замечания насчет речных танков, сразу попытался побудить собеседника углубиться в тему.
— Так и ничегошеньки нельзя сделать, чтобы облегчить конструкцию груза? А может, пусть и не сократить габариты, но как-то ужать длину? Вот смотрите, — он раскрыл перед Кондратюком справочник с инструкциями, который сам давно выучил наизусть: «При перевозке длинномерных грузов выход груза за пределы концевой балки полувагонов и платформ не должен превышать 400 мм. Длинномерные грузы, т.е. грузы, выходящие за пределы концевой балки более чем на 400 мм, перевозятся на сцепках с опорой на один или два вагона».
— Можно срезать рубку, упаковать в ящики двигатели, но это в смысле снижения габаритов ничего не даст, — сказал Сергей Степанович Кондратюк.
— Но, возможно, убережет от заметного смещения центр тяжести. Ведь вот еще что оговаривается в нормативных документах: «При погрузке длинномерного груза с опорой на одну четырехосную платформу и расположении общего центра тяжести грузов (ЦТогр) в вертикальной плоскости, в которой находится поперечная ось вагона, допускается вес груза в зависимости от его длины и типа рессорного подвешивания платформ». Впрочем, так и просится груз, чтобы его разместили на сцепе из двух платформ. Но тогда неизвестно, как он себя поведет на поворотах. Не зря же и этот случай специально оговорен: «При перевозке груза на сцепе с опорой на два вагона крепление груза (растяжки, стойки, борта и др.) не должно препятствовать перемещению вагонов сцепа относительно груза при проходе кривых участков пути. Устройства, предохраняющие груз от поперечных смещений и опрокидывания, следует размещать на обоих грузонесущих вагонах в плоскости расположения
опор».
— Знаешь, нам просто повезло, что надо отгружать катер типа 1125, — сказал, чтобы быстрее закончить разговор и отправиться по каким-то своим делам, Сергей Степанович Кондратюк. — Если бы это был катер серии БК-1124, то длиной наш груз был бы свыше 25 метров при ширине четыре метра. А это четвертая степень негабарита. Тогда, возможно, проблема вообще оказалась бы нерешаемой.
— Надо как-то освободиться от этого шустрого вундеркинда Митлина. Он только мешает. И к тому же после того, как мы с вами решим проблему, он будет претендовать на долю из общего котла.
— Что касается Митлина, ты, Женя, прав на все сто процентов. Тем более что почти наверняка придется привлечь к работе Амирова. Однако не надо забывать, что Митлин — какой-то родственник Карасика.
При чем здесь Амиров, недоумевал Кугель, возвращаясь к себе в сектор. Требование сформулировано совершенно определенно: не более чем за три дня надо не только придумать, но и хотя бы вчерне набросать наиболее оптимальный вариант размещения груза. И выбрать метод его крепления. Кугель, как всегда, принимал, безусловно, на себя всю ответственность, но не был свободен от некоторой доли цинизма. Он давно осознал, что любое значимое дело у нас проходит пять обязательных стадий: шумиху, неразбериху, поиски виновного, наказание невиновного и, наконец, награждение непричастного. А Амиров и Митлин только будут путаться под ногами.
Кугель сел за свой стол, прикрепил к доске чистый лист ватмана. За двадцать лет конструкторской работы это действие превратилось в магическое действо, в некий ритуал, без которого теперь немыслимо было приступить к делу. Кугель задержался на этой мысли и вдруг сообразил, что даже внутренне произносит «тепер» — с твердым «р». Существует, оказывается, некий конструкторский сленг, переходящий из поколения в поколение. Не чертить — «рисовать». «Дирка» — отверстие в детали, обычно с резьбой. Кугель, когда начинал, застал еще довоенных конструкторов с заводов Юга, из Ленинградского Гиромеза, из Москвы, трудившихся в магнитогорских шарашках, и присоединившуюся к ним волну эвакуированных специалистов. По их проектам был построен комбинат. Наверное, сленг этот выражал бессильный протест, размышлял Кугель, выводя тонкой линией контуры платформы. Как и то, что старые инженеры, выполняя «отгрузку», говорили «НКПС» вместо МПС, чьих инструкций они должны были придерживаться в данном случае.
— Вооружаемся потихоньку, пацифист? — его размышления прервал тихий голос Амирова, из-за плеча Кугеля разглядывавшего синьку с бронекатером. — Смотрю, у тебя на столе что-то лазурное, а это чертеж с боевым кораблем. Пойдем, что ли, покурим.
Кугель взглянул на часы — да, время перекура подошло. Но он уже начал втягиваться в работу и ему не хотелось отрываться от нее. Во всяком случае, пока не будет в подробностях рассмотрена пара перспективных вариантов решения проблемы.
— Извини, у меня очень срочная работа, — сказал он.


12

Кугель, похоже, сделал страшное дело: запустил механизм технического творчества молодежи — своеобразный вечный двигатель, вся энергия которого уходит в треп. Подобие конкурса «Что? Где? Когда?», подумал Амиров. Причем присутствия Амирова, за которым прочно закрепилась репутация случайного в инженерной среде человека, никто не стеснялся.
— Уилкинс также дал первую классификацию способов построения вечных двигателей:
 — с помощью химической экстракции — эти проекты до нас не дошли;
 — с помощью свойств магнита;
 — с помощью сил тяжести.
— А гидравлические вечные двигатели он относил к третьей группе.
— Среди других гидравлических вечных двигателей следует отметить машину польского иезуита Станислава Сольского.
 — Однако гидравлические вечные двигатели системы «насос — водяное колесо» на практике не работали.
— Нужно вспомнить использование сифона.
— А вот в Ирландии недавно изобрели устройство, работа которого нарушает первое правило термодинамики, то есть закон сохранения энергии. Утверждается, что КПД установки превышает 100 процентов.
— Давайте разработаем ряд конструкций современных портативных самогонных аппаратов... Спирт — штука интересная и метод тоже. Гуляешь, а в кармане булькает. И к концу прогулки тебе совсем не кисло.
— Вот-вот: карманного типа!!!
— Сначала давайте определимся с тем, что мы конкретно делаем. Вообще суть самогонного аппарата — это перегонка, то есть берется некая жидкость или раствор, которые нагреваются до испарения, затем пар проходит через некую охлаждающую систему и конденсируется опять в жидкость. Таким образом мы повышаем концентрацию какой-то определённой жидкости, так как испаряется не вся изначальная жидкость, а лишь её часть, зависящая от условий перегонки. Поиграв с температурой, скоростными параметрами и конструкцией перегонного аппарата, можно получить разные результаты на выходе.
— В принципе, существует только один компонент изначальной жидкости с концентрацией около 98 процентов. Мы это обсуждаем?
— Кажется с водкой проблем больше нет.
— Надо ещё и со способами разделения определиться — ну, какие применять будем. Из эффективных я знаю три:
1) собственно само парообразование,
2) центробежное разделение,
3) пока плохо изученное вихревое распределение. Кстати, интересный метод, но по нему ничего толком нет, его некоторые заводы используют как изюминку, но ничего не публикуют. Кто ещё чего вспомнит из способов разделения?
— Вы случайно не физик-ядерщик, коллега? Можно попробовать сделать систему на основе установки по обогащению урана.
— Нет, к сожалению, я не ядерщик.
— Морозить еще можно, пожалуй, чище продукт будет. А еще Буденного Анатолия Павловича, изобретатель который, вспомнить можно с его двумя литрами чистого спирта в час из девайса размером со спичечный коробок.
 — При температуре замерзания вода замерзает, спирт — нет. И вся спирторастворимая дрянь при вымораживании остается в продукте.
— Но вторая возгонка при не очень высокой температуре дает классный выход. Останется только от сивухи марганцовочкой почистить. Хлопотно это, правда, но для наливок садово-огородных и лесных это отличный исходник. Только про воду не следует забывать. Водорастворимые компоненты тоже нужны.
 — Зайди к одному-другому соседу — увидишь в реале. Рекомендую модель с сухопарником — не сбардит просто так.
 — А еще Остап Ибрагимович с его табуретовкой...


13

Амиров восхитился знанием предмета выпускниками технического вуза. Кое в каких вопросах они не уступили бы и ему, Амирову.
 — Честно говоря, хочется такое, чтобы из органического мусора спирт гнать.
 — А потом пить? Во время войны один мужик делал опыт: брал органику из нужника. Потом без зубов остался и инвалидом первой группы стал. Жил, правда, долго. Что будет со сталью и силумином? Какие свойства приобретет смазка? Если просто сжигать, то сажу куда девать? Еще тот концентратик! Но самое главное — это барда! Для начала ее следует научиться нейтрализовать! Спирт — спирт! А дрянь после производства кто убирать будет? Дядя?
Что за поколение? Амиров вглядывался в лица ребят. Хоть у одного бы проявился рвотный рефлекс.
А интересно, как бы они себя показали в настоящем деле? Можно ли считать сегодняшний разговор о содержимом нужника показателем их готовности к некоторым сторонам деятельности в экстремальных условиях?
Скажем, на глазах у Лома некоторые зарекомендовавшие себя при подготовке отъявленными головорезами отказывались вспарывать животы даже небеременным кошкам и собакам. А ведь потом им нередко приходилось попадать в ситуации, когда они просто вынуждены были убивать невинных людей только за то, что они ненароком встретились им.
А убить человека, смотрящего тебе в глаза, оказывается, ох как невыносимо тяжело. Нужно переступить через какую-то черту в себе.
С ранеными товарищами разведчики стараются обращаться предельно заботливо, но почти неизбежно они превращаются в обузу для группы. И если не удается их как можно быстрее доставить в базовый лагерь, находящихся в сознании оставляют в хорошо замаскированном укрытии, окруженном минами и ловушками. Но, с учетом возможных осложнений, более чем на двое суток оставлять раненых одних нельзя, поэтому их приходится добивать. А что делать? И ни у кого не возникает сомнений, какая участь ждет их самих, если им не повезет. Но всегда остается тайная надежда на волчью справедливость — сегодня ты, а я завтра. Это жестоко, но как показал боевой опыт, еще более жестоко обрекать беспомощных товарищей на страшные муки и издевательства, коль они попадут в руки врага.
При доставке же «языка» можно не беспокоиться насчет того, удобно ли ему во время транспортировки. Лишь бы не задохнулся. Что же касается тряски, ушибов, ссадин, онемения связанных конечностей, все это не имеет значения. Ведь в большинстве случаев пленный подлежит ликвидации сразу же после форсированного допроса. Нельзя отпустить «языка», даже если ему была обещана свобода за сотрудничество. А склонить к сотрудничеству человека очень просто — пару раз чиркнул напильником по зубам или просверлил уши дрелью.
И по части еды там, где десять лет с перерывами на учебу обретался Лом, люди были непривередливы. Если кончились припасы, каждый мог добыть змею или ящерицу, личинок, головастиков. Со змеи шкура снимается, как чулок, а лягушку лучше проглотить сырой целиком.
Амиров представил этих элегантных, лощеных молодых парней — гордость семьи — в горах, песках или во льдах. А почему бы и нет, подумал он. Он мог привести десятки примеров полного преображения людей, приспособления их к обстоятельствам. Как раз среди тех, кто сумел приспособиться и в конечном итоге выжил, значительно ниже процент подверженных поствоенному синдрому. Не готовые морально к лишениям, смерти товарищей и необходимости убивать для того, чтобы не быть убитыми самим, зачастую потом становятся пациентами психушек либо попадают за преступления в зону.
Но, с другой стороны, за последнее десятилетие многие взгляды на действия разведчика в тылу противника значительно изменились. Ценность человеческой жизни заметно увеличилась. Главными теперь считаются скрытность, быстрота и внезапность — и чтобы сколько человек ушло в разведку, столько и вернулось. Количество задач, которые разведгруппа вынуждена решать исключительно своими силами и оружием, уменьшилось. Сейчас зачастую предпочтительнее обнаружить какой-либо объект и навести на него артиллерию или авиацию, а после зафиксировать результат удара. Поэтому хотя подбору и подготовке вооружения РДГ необходимо продолжать уделять очень большое внимание, в целом к его применению нужно подходить критически.


14

Никто не догадывается об истинных возможностях Геннадия Амирова. Например, вот этот БК был ему известен уже много лет. Еще когда учился в техникуме, он подрабатывал матросом в Досааф, и в его обязанности входило нести караульную вахту на корабле. Раз в год, перед Днем Военно-Морского Флота, Гена Амиров должен был обеспечить покраску судна, руководствуясь сметой и стандартом. То есть он вручал кисти своим однокашникам, и все вместе они красили БК: надводный борт корпуса, рубку, фонарь машинного отделения, крышки люков и вооружение — в шаровый; дымовые шашки, кнехты, кипы, якорное устройство и стволы пулеметов — в черный; подводную часть корпуса и половину спасательного круга — в красный; палубу — в цвет «железный сурик»; бортовой номер, ватерлинию, ноки мачты, реи — в белый цвет.
А праздничным утром бронекатер еще украшали флаги расцвечивания. Они развевались на свежем ветру, и звучала мелодия незабываемого «Марша нахимовцев» — «Простор голубой, земля за кормой!». И нарядная толпа, и танцы, и соревнования по плаванию, и гонки на шлюпках и на малых парусных судах. А потом приходила очередь судомоделистов, и в заключение — катание на бронекатере с фотографированием на фоне его грозных башен. Наверное, на многих снимках, бережно хранящихся в семейных альбомах, запечатлен и он, Амиров. Больно уж его стать, затянутая в тельняшку, а также бескозырка набекрень нравились бабушкам, приведшим на праздник внуков. Впрочем, Амиров охотно фотографировался со всеми, кто его приглашал.
А сегодня он только мельком бросил взгляд на чертеж бронекатера и тут же вспомнил его технические и боевые характеристики, которые выучил назубок позже, наряду с особенностями других видов отечественной и зарубежной военной техники. Как кинокадры перед его глазами пронеслись варианты огневого оснащения БК-1125:
— одно 76-мм орудие в башне от танка Т-35, три 12,7-мм пулемета и один штатный пулемет в башне;
— или одно 76-мм орудие в башне от танка Т-34, три 12,7-мм пулемета и один штатный пулемет в башне;
— или одно 76-мм орудие в башне от танка Т-34, два спаренных 12,7-мм пулемета и один штатный пулемет в башне;
— или одно 76-мм орудие в башне от танка Т-34, реактивная артиллерийская установка башенно-палубного типа 24-М-8 «катюша», спаренный 12,7-мм пулемет и один штатный пулемет в башне.
Итак, господа, не приходилось ли вам попадать где-нибудь в дунайских или амурских плавнях под интенсивный обстрел 76,2-миллиметровой горной пушки, спрятавшейся в башне танка? Или палила ли по вам реактивная артиллерийская установка башенно-палубного типа 24-М-8 «катюша»? Наконец, поливал ли вас прицельно свинцом спаренный 12,7-миллиметровый пулемет? Ощущение не из приятных, даже если это называется тактические учения в обстановке, приближенной к боевой. Единственное спасение — бухнуться с головой в грязную жижу лимана, стараясь не захлебнуться, или вжаться комочком в землю за первой попавшейся кочкой.
Увидев, что Кондратюка нет на месте, Амиров тоже решил под благовидным предлогом улизнуть с рабочего места пораньше. Он сказал Макарову, что ему нужно перед отпуском навестить однополчанин.


15

В общем-то в этой отговорке не было ни грана лжи. В отпуск Амиров уходил с понедельника, а Векки тоже был, как сейчас называется, воином-интернационалистом, и к тому же соратником Амировского отца. Амиров пообедал в какой-то забегаловке, а потом построил свой маршрут так, чтобы часам к пяти оказаться поближе к кварталу, где жил Векки. Две недели Амиров носил повсюду с собой туристскую схему города Реджодель-Эмилия, которую выпросил у побывавшего недавно в Италии инженера. В воскресенье Амиров улетал отдыхать на юг, и ему не хотелось откладывать встречу с Векки еще на месяц.
Он тащился в редкой тени карагачевой аллеи по крутой улице Первостроителей, чтобы выйти на перпендикулярную ей Пионерскую. Из раскрытого окна венгерская виртуальная девушка жаловалась на одиночество, выгнавшее ее на окраину города.
Зеленая вершина тщетно манила к себе. Амиров свернул в арку и вошел во двор. Первые капитальные здания Магнитогорска, солидные пятиэтажные дома, построенные для ударников стройки, когда-то гордо высились среди океана палаток, землянок и развалюх. Магнитогорск начинался отсюда, теперь это его окраина. Вспомнился низкий страстный голос девушки с диска.
Палисады под стенами зданий были засажены акацией, кусты разрослись, переплелись ветками за десятки лет. Остальное пространство двора, угодившего на пригорок, серебрилось ковылем, как и сто, и тысячу лет назад. Посередине, впрочем, возвышался фонтан с огромной диковинной бетонной рыбиной, пасть которой никогда, насколько помнил Амиров, не изрыгала потока воды. Глубокую чашу фонтана давным-давно засыпали взятой тут же, рядом, каменистой почвой осторожные родители.
По склону к арке спускался человек, похожий на Эдуарда Брюханова. Это Брюхо, убеждал себя Амиров, Эдик Брюхо и никто другой. Но ведь у него продолжается рабочий день. У меня тоже идет рабочий день, напомнил себе Амиров. Брюханов был на пару лет старше Амирова, именно у него пацаном Генка увидел впервые настоящие футбольные бутсы. Они жили в одном доме вот за этим бугром, пока после института Эдик не ушел на двухгодичную офицерскую службу.
А Амиров в семнадцать лет, по окончании строительного техникума, был распределен в Сибирь, потом служба в спецподразделениях, афганская война. Они с Брюхановым служили вместе на рубеже 1979-1980 годов, вместе брали Тадж-Бек, потом не виделись почти десятилетие, и судьбе было угодно свести их вновь сначала в московском госпитале, потом в родном городе. Эдик не успел обзавестись семьей, поэтому ему удобнее жить с отцом и матерью, чью недвижимость он в конце концов унаследует. Квартиры еще той, довоенной планировки на Пионерской были, действительно, что надо.
Как ни некогда, Амиров рассчитывал еще и увидеться с ним сегодня. И, возможно, прикинуть свои планы на отпуск.
Амиров остановился, достал сигарету, поискал спички и не нашел их. Теперь он с полным правом мог разглядывать идущего ему навстречу мужчину. Если это и не Брюхо, он не удивится той приветливости, с какой поджидал его Амиров: курильщику надо огонька. А если Эдик — тем более не удивится. К подобным уловкам Амиров догадался прибегать не так давно, когда окончательно убедился в своей неспособности разобраться в калейдоскопе знакомых и незнакомых лиц. Однако он еще не прослыл, как Брюхо, лунатиком, lunatic, и его продолжали любить женщины.


16

Это был не Эдик. Человек, давший Амирову прикурить, и не мог быть Эдиком, потому что в данный момент тот был не на работе и даже не пил пиво в ближайшем баре, а сидел в поликлинике в ожидании приема врача. Когда приземистый, внушительного вида мужчина скрылся в проеме арки, накурившийся за день до одури Амиров выбросил сигарету. Хотя с самого начала не исключалась возможность ошибки, ему стало не по себе от того, что вот опять обознался.
Он поднял голову и заметил краем глаза, как каменная рыбина пошатнулась. Только этого ему не хватало.
Он сбросил пиджак и повалился на склон, ощутил лицом упругость стеблей ковыля, всем телом почувствовал каждый камешек под собой. Пахло горячей землей, и Амиров подумал: ничто не способно так остро вызвать воспоминание о давнем, как запах. И еще мелодия. И случайно оброненное словцо. И улыбка женщины. И рукопожатие. И одиноко стоящее дерево. И луна, выглянувшая из облаков дождливой осенней холодной ночью.
...Вылезший из кустов Чечен, похожий на привидение в пятнистом комбинезоне, измученный и промокший до нитки, наспех вытирает лезвие опасно заточенного золингенского тесака пучком травы.
 — Прости, — сказал Чечен, глядя куда-то в землю, и все поняли, к кому он обращается, и дали себе слово не испытывать на себе неотвратимости приговора.
— Пошли, — приказал Чечен отрывисто. — Дома отлежимся, — и стал продираться через заросли тальника. Все встали и побрели за двужильным Чеченом, но каждый отдал бы многое за лишнюю минуту отдыха в тех кустах.
Все встали и побрели за двужильным Чеченом, но каждый отдал бы многое за лишнюю минуту отдыха в тех кустах..
Непрошеное воспоминание, которое вечно будет жить в тебе. Амирову казалось, что он помнит каждый свой день.
Он поднялся на ноги. Кисти рук опять затекли, но каменная рыба неколебимо покоилась на постаменте.
Амиров шел напрямик, стараясь не поскользнуться на жесткой полегшей траве. Если так будет дальше, думал он, я, наверное, не доживу до зимы.
Еще издали Амиров увидел людей, столпившихся у дома, где жил Векки. Был среди них и сам Кирилл Брунович, его сухонькая фигурка металась от одного к другому, будто итальянец добивался и не мог получить ответа на мучивший его вопрос. Амиров почувствовал запах дыма и, наконец, заметил реденький синеватый туман, поднимавшийся от входа в подвал в двух метрах от подъезда.
Пожар? А Векки бежал по тропинке к нему, прижав обе ладони к груди.
На секунду Амирова охватило тягостное томление. Я, как всегда, вовремя, подумал он, а сам уже несся вниз, не разбирая дороги. Сатанинский брейк, штопором вгрызшийся в череп, молнией заполнил все существо Амирова; от грохота барабанов и звона тарелок, коротких, ритмичных жестяных ударов чарльстона не было спасения.
Векки повернул назад и, когда Амиров поравнялся с ним, прохрипел:
— Ребята там... Двое.
Все собравшиеся были пожилые люди — женщины, два старика. Вокруг гомонили дети. Погасла несмелая искорка последней надежды. У самих ступеней подъезда стояло три оцинкованных ведра, полных воды. Крепкий старик в белой майке добавил сюда еще бадейку.
— Колготитесь тут, как куры, — ругался он на ходу. — Говорил же, надо построиться конвейером.
Амиров знал в лицо всех этих людей, когда-то он видел их каждый день. Он накинул пиджак на голову: — Лейте сюда.
— Одно ведро поганое, — испуганно сказал старик.
— Лей скорее, — процедил Амиров сквозь зубы. Холодная вода отозвалась в теле мгновенным ознобом.- Хорошо, что предупредил. Давай еще. И быстро: где искать детей?
Он не боялся огня, он умел побеждать его. И знал, что подвалы здесь — сущие лабиринты, занимающие весь цоколь здания. Редкий дым у входа не рождал иллюзий, где-то в глубине могло быть самое пекло.
 — Как зовут детей?
 — Шура и Марина, — вместе с всхлипом выдавила из себя женщина в завязанном вокруг головы выцветшем платке. — На минутку их оставила. — Она запричитала по-чувашски, рванулась из крепко удерживающих ее рук. — Сначала прямо, потом коридор налево, потом третий поворот направо, и по правой руке стайка открытая... Пустите меня, я пойду с ним!
— Дальше тупик, а в тупике окно? — Амиров очень рассчитывал на то, что есть тупик и есть окно.
— Да, — подтвердил Векки, и Амиров бросился по ступенькам вниз
— Стой! — кто-то дернул его за пиджак. — Вот держи, — старик в белой майке сунул ему в руку серебристый электрический фонарик. — Китайский, — добавил старик с непонятной гордостью.
Амиров зло посмотрел на старика, снова вдохнул полные легкие воздуха и вошел в дым. В последнее мгновение он увидел две машины «Скорой помощи», огибающие холм. А вслед за ними из арки показался вроде бы Эдик Брюханов...


17

Амиров шел быстро, почти бежал, всей душой надеясь, что ни камень, ни кусок проволоки, ни обломок доски не попадут ему под ноги, не подстерегут его. Деревянная стенка под левой рукой становилась все горячее, и Амиров, стараясь не потерять ее, лишь на мгновение касался досок локтем. За первым поворотом сразу пахнуло жаром. Стало совсем темно — фонарик пришлось выбросить: металл быстро нагрелся, да и в становившемся все плотнее дыму толку от него было мало. Амиров не старался считать повороты, он понимал: где огонь, там и третий поворот.
Он не мог звать детей, опасаясь даже глотка угарного газа, а надо бы крикнуть погромче, ведь они, уходя от огня, возможно, свернули в боковой коридор. У него в запасе была минута, а то и ее не было, — столько он может заставить себя не дышать.
Явственно слышался шум огня, который ни с каким другим звуком не спутаешь. Амиров снова на секунду приоткрыл глаза. Сейчас будет совсем светло, подумал он и будто столкнулся лицом к лицу с огневым смерчем. Впереди, справа, полыхала стена огня, занимался огонь и на левой стороне коридора. Охваченная пламенем дверь стайки пока не рухнула, но загораживала проход. Амиров ожидал большего, но и увиденное им впечатляло. Было жутковато.
Если бы дети догадались перейти в другой коридор! У них появился бы шанс выжить.
До приезда пожарных нужно обследовать остальные коридоры. Мне поможет Эдик. Дался тебе Эдик! Нет никакого Эдика!
«Скорая» пришла. Две машины! Ну, то «скорая». До станции триста метров. А пожарным нужно добираться через весь район. Амиров верил в четкость работы пожарной службы.
Но надо окликнуть детей, нельзя же вот так уйти. Голос застрял в пиджаке. Амиров сам себя не услышал в гуле и треске огня. Грудь и горло распирал еле сдерживаемый кашель. Зато стало яснее в голове. Не кашлять, не дышать, приказал себе Амиров. Еще раз вот так — и смерть!
Откуда ветер? Где огонь, там и ветер. Амиров отступил на шаг. Плечи и руки саднило. Он почувствовал сильный укус в ухо, хлопнул ладонью по пиджаку. Не дышать уже было невозможно. Грудь требовала воздуха. В ушах, во всей голове что-то неприятно шелестело, двигалось, пульсировало. Это кровь, подумал Амиров, шумит в голове. Ему стало страшно, что вот он сейчас не выдержит, глотнет угарного газа. И упадет в этом подвале. Он уговаривал себя не дышать.
Только вперед!
Он нагнулся, сжался и побежал. Огонь впился в шею, Амиров понял, что на пиджак упала головешка. Он сделал еще несколько шагов и сдернул пиджак — по нему струилось пламя. Сквозь дым на уровне лица бледнел квадрат подвального окошка. Два тельца забились, сцепившись в комочек, в уголок. Амиров ощутил движение прохладного воздуха, значит, где-то рядом вентиляционная шахта. Вероятно, испуганные дети инстинктивно побежали на дневной свет и нашли воздух.
— Шура, Марина! — позвал Амиров, но дети не отозвались.
Амиров обоими кулаками, завернутыми в еще тлеющий пиджак, выбил стекло. Поток воздуха одурманил его. За спиной, получив новую порцию кислорода, еще свирепее загудело пламя. Кулаком же Амуров сбил осколки, застрявшие в раме.
В окне показалось и пропало мальчишечье лицо.
— Эй, — завопил Амиров. — Помоги! Принимай детей!
Он схватил один из комочков, за ним потянулся и второй — так крепко держались друг за друга дети. Но тут же ручонки разжались, у Амирова упало сердце — наверно, опоздал.
Ребенок открыл глаза, устало посмотрел на Амирова. Положив безжизненное тельце, обернутое в лохмотья пиджака, в амбразуру окна, он протолкнул его дальше в проем.
— Принимай! — крикнул он в надежде, что белобрысый мальчишка не испугался настолько, чтобы убежать. — Не бойся, мальчик, возьми ребенка.
Он снова увидел мальчишку. Тот вытянул тельце и заглянул в подвал.
— Не загораживай окно, — сказал ему Амиров как можно спокойнее. — Отнеси ребенка в сторону и возвращайся. Да кинь сюда пиджак.
Он обернул второго ребенка и подал его мальчишке. Тот уже осмелел настолько, что протянул через раму руки.
— Еще есть? — опросил он с любопытством и готовностью помогать. Это был самый симпатичный мальчишка на свете. Чей-то сын!
— Нет, — сказал Амиров и улыбнулся.
— Ох и жарко, должно быть, там, — сказал мальчуган, морщась от дыма.
Послышались голоса, зашуршали колеса. Амиров ухватился за раму и втянул себя в амбразуру. Он освободил правую руку, нащупал край стены. Голова его была почти на улице, но плечи не проходили в окошко.
Сзади припекало.
— Давай руку, — оказал Эдик Брюхо. — Нужно было тебе самому лезть в огонь, хлопец?
— А кому? — спросил Амиров, все еще улыбаясь. — Тебя ведь рядом не было.
— Пожарникам, — сказал Брюханов.
Тут подоспел и старик в белой майке. Ужавшись, как мог, выдохнув из груди весь воздух без остатка, Амиров сумел высвободить и левую руку.
— Не разорвете меня?


18

Какая-то сила стиснула его ноги — он сопротивлялся — и толкнула вперед. Амиров вывалился на траву. Ошеломленный, увидел в окошке маску пожарного. Вот кто его толкал.
Амирова вырвало. Врач со «скорой» посмотрела Амирову глаза, отогнув веки. Потрогала пульс.
— Как вы? — спросила.
— В норме. Как дети?
— С детьми тоже ничего страшного как будто. Но все же их отправили в больницу. Помогите товарищу подняться, — оглянулась врач по сторонам.
— Я никуда не поеду, — сказал Амиров. — Я в норме.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Врач опять взяла руку Амирова. Потом чем-то помазала ему ожоги.
Подошел майор, начальник пожарного караула. Амиров как-то сталкивался с ним, но не мог вспомнить фамилию.
— Отбиваем хлеб у специалистов? — спросил майор звенящим голосом.- Благодарите бога, что все обошлось благополучно. И в другой раз не лезьте, куда не просят. — Майор повернулся на каблуках. — Сюда надо подать ствол! — приказал он кому-то.
— Не бери в голову, — сказал Эдик. Он помог Амирову встать. — Может, тебе и вправду следовало съездить на часок в больницу? Укол бы какой сделали, то да се.
Амиров усмехнулся.
Со двора на улицу выехала пожарная цистерна. Посторонним велели удалиться. Толпа отодвинулась, но никто, понятно, не расходился. Из окон, с балконов наблюдали, как пожарные, вскрыв колодец на той стороне улицы, мигом установили колонку гидранта и протянули рукав к подвальному окошку. Как для того, чтобы не останавливать движение, споро и дружно прорывали через мостовую канавку для рукава — даже майор на пару минут взялся за лом, показывал, как надо действовать.
Векки, Брюхо и Амиров втроем, обогнули дом. Теперь они опять вышли на солнцепек, и Амиров подумал, что, оказывается, прошло совсем немного времени, наверное, считанные минуты с тех пор, как он сбежал с холма, а потом вошел в подвал. Солнце, как и тогда, по-прежнему высоко висело над рыбиной.
Откуда-то из нутра, из желудка, подкатывала-катила тошнота. Амиров даже замедлил шаги. Эдик тихонько поддержал его.
— Наглотался дыму, — оказал Амиров, будто оправдываясь.
У подъезда стояло ведро с водой, и Амиров вылил ее на себя. Вода остудила опаленную кожу, намокшая ткань рубашки защитила от атаки солнечных лучей.
Во дворе была та же картина, что и на улице: урчали двигателями красные машины, через тротуар тянулись брезентовые рукава. Сновали туда-сюда пожарные, в стороне толпились люди. В отдалении, на тротуаре, притулились еще две «скорые».
— У меня, как тебя увидел, сразу от души отлегло: Амиров поможет, — говорил Векки. — Пожарную вызвали и стоим, плачем, не знаем, что делать. Одни пенсионеры собрались, молодежь на работе. У нас ведь горячей воды нет — закрыли на три недели, — спохватился он. — А тебе помыться надо.
— У людей на две недели воду закрывают для проверки системы, а в нашем квартале — на три, — пробурчал Эдик.
— Две недели протерпели и третью продержимся, —миролюбиво произнес Векки. — Пойду согрею ведро-другое. Ты сильно торопишься?
— Я ж к вам шел, — и Амиров вспомнил про план Реджо-дель-Эмилии, оставшийся в брошенном на улице пиджаке.
— А я тебя на той неделе искал, — продолжал Векки. — Звонил, и все неудачно — где-то ты бегал. У меня телевизор сгорел, а ты обещал мне его починить.
Документы, бумажник, думал Амиров. И все остальное.
— Будет сделано, Кирилл Брунович. — Он посмотрел вслед поднимающемуся по ступенькам подъезда Векки.
— Иностранец есть иностранец, — сказал Брюхо снисходительно. — Чинят обувь, а телевизоры ремонтируют.
— Я сейчас, — сказал Амиров.
Ничего не понимающий коротконогий Эдик старался поспеть за ним.


19

Остатки пиджака были мокрые и затоптанные. Амиров тряхнул тряпье, нашел связку ключей, заводской пропуск.
И на том спасибо, подумал Амиров. Не просить же рассерженного майора, чтобы отыскал где-то в подвале туристскую схему какого-то зарубежного города. И блокнот. И деньги. И кое-какие бумаги, без которых в общем-то вполне можно обойтись.
Жалко было портмоне. Его Амирову подарила на прощанье одна хорошая знакомая. Это был коричневый с матовым отливом, небольшой, но очень удобный бумажник, сработанный в Польше из ласковой на ощупь почти крокодиловой кожи. В него вмещалось все состояние, все имевшиеся у Амирова деньги — и бумажные, и металлические. На этот раз с ним было не так уж много денег, хорошо, что он не успел получить отпускные.
Буду опять рыскать по карманам в поисках нужной монеты, пока не встретится подходящий бумажник, а точно такого не найти, сколько ни ищи, подумал Амиров. Он быстро привыкал к вещам и с трудом менял свои привязанности. Он решил при встрече еще раз поблагодарить любившую его когда-то женщину за хороший, а главное, полезный подарок. Но она жила теперь далеко, за границей — в Кривом Роге, с мужем...
— Иду с работы, — рассказывал Брюханов, — смотрю, пожар у соседей. Говорят, один чудак в подвал полез. Я уж собрался следом, а тут пожарные приехали, не пустили, — Эдик казался рассерженным. — Я думал, ты ко мне шел, а ты, оказывается, к Векки.
— Я и к тебе направлялся. Намеревался позже зайти, когда домой вернешься. Собираюсь в отпуск, хотел узнать, как живешь, как твое здоровье.
— С этим все в порядке. — Брюхо привычно коснулся головы. — А вот с рукой... — он показал тыльную сторону левой кисти. Его ладонь казалась еще больше — так она отекла. — Укус неизвестного насекомого, — заметил он важно, — так мне сказали. Послали вчера на прополку, меня кто-то и тяпнул.
— Не могли кого другого послать, — Амиров знал, что Брюханов не любит, когда упоминают о его контузии. — У вас в техникуме полно молодежи.
— Весь поток на день выезжал, поэтому не хотелось отставать от коллектива. И потом, ведь никого особенно не трогает, какие у тебя могут возникнуть болячки. Не будешь же каждый раз всем свои справки показывать. Много нас таких — у того одно, у другого другое.
Это уж точно, подумал Амиров и вспомнил сегодняшний беззаботный, ни к чему не обязывающий треп молодых специалистов.
 — А у тебя, как я чую, не все ладно, — Эдик заглянул Амирову в глаза: — Беда с нашими головами, — он опять провел ладонью по своей загорелой лысине, обрамленной изрядно поседевшими волнистыми волосами. Среди редких по кромке лысины волос стала видна довольно глубокая впадинка в черепе. В ней вполне поместилось бы воронье яйцо.
— Не все, — признался Амиров.
— Давно? — спросил Эдик.
— Да уж месяц, должно быть.
— Подавленное настроение, неясная тревога, головные боли, нарушена координация движений? — спросил Брюханов скороговоркой. Он бы мог еще перечислять симптомы, он их знал наизусть.
Амиров не удивился памятливости Эдика.
— Хватит, — прервал он его.
— И этого достаточно, чтобы обеспечить себе место в психбольнице. И как ты в такую жару ходишь в пиджаке? Хорошо, что он сгорел сегодня в подвале.
— Пиджак с карманами, — хмыкнул Амиров. — Не носить же все свое хозяйство в руках. Еще шляпа была, надо найти, без нее нельзя — голову напечет.
— Шляпа... Я уже давно легкую бейсболку на голову надеваю. — Эдик снова осторожно потрогал лысину.
Они встретились глазами. Глаза Эдика безмятежно улыбались — ни тени пугающей напряженности.
— Почему не лечишься? — спросил Брюханов.
— Буду, — сказал Амиров, его раздражали непрошеные советчики, навязчивые советы. Впрочем, сейчас был другой случай.
— Да кто что понимает в наших болячках! — махнул рукой Эдик Брюханов.
— Я разыскал Ивана Федоровича, — Амиров посмотрел на Эдика. — Он сейчас работает не в Москве — в Сочи.
Эдик покачал головой.
— Сколько денег надо! Да и помнит ли он нас?
— Меня как будто вспомнил. А о тебе я ему ничего не писал.
— Мог бы привет передать. Иван Федорович тебя поставит на ноги, — Эдик был убежден во всемогуществе Ивана Федоровича. — Что говорил Иван Федорович, помнишь? Не волноваться, не принимать ничего близко к сердцу. Я, к примеру, живу и здравствую, потому что научился не особенно переживать, что бы ни случилось. Надо понять: ничто в жизни не заслуживает великой радости или печали через край.
Ну, заканчивай молоть воду в ступе, хотелось резко оборвать разговор Амирову. Сразу стало не о чем говорить. Амиров и без Брюханова знал, как ему жить.
— В огонь зачем было лезть? — не унимался Эдик. — Кто тебя заставлял? Сказал бы Векки, что болен.
— Ты и сам чуть было не сунулся в подвал с больной рукой, — напомнил Амиров.
— Пожарка тут же приехала. И без тебя детей спасли бы.
— Векки ждет, — сказал Амиров. — Продолжай жить и здравствовать, дорогой друг.
— И мне пора. — Эдик Брюханов повернулся и скрылся в подъезде.


20

Ничего страшного со старенькой ламповой «Радугой» не произошло. По тому, как Векки описывал «возгорание», Амиров решил, что придется менять трансформатор, но когда выдвинул из корпуса блок радиоканала, увидел обуглившийся выпрямитель.
— Подвал горит — Амиров, телевизор горит — опять Амиров. Так и пожарным заделаешься... — в который уж раз проворчал он машинально.
— Можно было потом посмотреть, если тебе сегодня нe xoчется, — не выдержал крутившийся тут же рядом Векки.
 — Этого дела откладывать нельзя, — Амиров понимал, что телевизор для пенсионера насущен почти как хлеб. Ему было досадно, что, не желая того, дал повод старику усомниться в своем чистосердечии.
А все потому, корил Амиров себя, что в последнее время появилась привычка повторять свою шутку или какую-либо мысль и раз, и два, когда казалось, что смысл ее плохо доходит до собеседника. Он удивлялся, ловя себя на монотонном многословии, это случалось все чаще и порождало неуверенность в себе. Прежде у него были все основания гордиться своей способностью к кратким и точным суждениям, умением больше слушать, чем говорить.
Старею, наверное, подумал он не без горечи. А вслух произнес, будто не слышал последней реплики старика:
 — Завтра я постараюсь найти запчасть и снова зайду.
— Ты запиши название детали, — настаивал Векки. — Я куплю ее в магазине и сам впаяю. Я запомнил, куда. Сниму обгорелую и поставлю новую. Это очень просто — паять я уже полста лет как умею.
— Я сам сделаю это, — без нажима настоял Амиров. — Таких запчастей уже давно не выпускают.
— Как тебя благодарить? Телевизор устарел, никто за него не берется. Ты все умеешь и ничего не боишься. Из тебя мог бы получиться космонавт.
Амиров улыбнулся:
— Это было бы замечательно.
Нагретой воды Амирову хватило. Потом они пили чай, Векки без устали сравнивал, как было и как стало.
— При коммунистах получал расчет вместе с отпускными — 300 рублей. Это были деньги. 100 оставлял дома, 100 — на дорогу, сотни хватало на все про все вместе с путевкой. Трижды отдыхал я в Сочи, однажды в Ялте. За что боролись, на то и напоролись, — повторял он понравившуюся ему, ставшую популярной в последнее время фразу.
В дверь позвонили, Векки пошел открывать.
Амиров взглянул на часы: половина шестого, время еще есть, но через час уходить ему придется, а в чем идти? Прожженные брюки и рубашка — неподходящий костюм для прогулок по городу. Одежда Векки Амирову явно не подойдет. Он вспомнил, как прохладно они разошлись с Эдиком Брюхановым. Всегда вот так. А потом встречаются, как ни в чем не бывало, обсуждают самые острые вопросы современной политической жизни, особенно в среднеазиатских республиках, где в разное время обоим довелось служить. Причем стаж службы Брюханова здесь насчитывал годы и годы.
После распада Советского Союза, который застал его в одном из самых южных гарнизонов, Эдик не воспользовался возможностью присягнуть ни одному из среднеазиатских вождей. Он знал их подноготную, и она не вызывала у него ни уважения, ни доверия. Эта когорта президентов — Акаев, Каримов, Ниязов и, наверное, Рахмонов — заняла свои кресла достаточно случайно и именно как продукт советского наследия, утверждал Брюхо. Туркменбаши выбрали и поставили во главе республики только потому, что он голимый сирота, детдомовец. Отца, попавшего в плен политрука, расстреляли оккупанты, мать и остальные ближайшие родственники погибли во время Ашхабадского землетрясения 1948 года. Рос в детдоме, высшее образование получал в Ленинграде, там же женился на полурусской, полуеврейке Музе Алексеевне. Звезд с неба не хватал, но прилежно ворошил бумажки в секторах и отделах ЦК Туркменской компартии — считался там специалистом по тяжелой промышленности: как же, целых четыре месяца проработал инженером на Безмеинской ГРЭС. Затем — партком, горком, обком, ЦК...
Почти аналогично появляется во главе узбекской парторганизации Ислам Каримов. После тотальной зачистки старых кланов в ходе хлопковых судебных процессов, к власти в Ташкенте пришли ставленники Москвы — давно находившийся на дипработе Нишанов стал 1-м секретарем ЦК, двадцать лет просидевший в лекторской группе ЦК КПСС Халмухамедов — секретарем по идеологии и т.д. Ташкентская и Ферганская группировки отошли в тень, затаились и пытались использовать фигуру Каримова в качестве тарана, призванного свалить московских нуворишей. Для этой цели и были разыграны знаменитые Ферганские события 1989 года — резня турок-месхетинцев, а затем и «Ошская» киргизо-узбекская война 1990 года. Инициировав беспорядки, старая элита недвусмысленно давала Москве понять, что управлять страной без нее невозможно. Каримов — самаркандский «ирони», а по другим сведениям метисированный бухарский еврей — идеально подходил на роль промежуточной и компромиссной фигуры, которая бы временно устраивала всех.
— А кто такие ирони? — переспросил Амиров.
— Так в Самарканде называют узбекизированных иранцев, — сказал Брюхо и продолжил: — Однако неожиданно свалившаяся в руки независимость спутала все планы. Каримов получил в свое распоряжение оружие, которого не было и не могло быть у его соперников, а также под его начало перешли силовые структуры.


21

Практически по той же схеме, со слов Брюханова, решался вопрос о президентстве во Фрунзе, теперешнем Бишкеке, где фигура главного местного академика, а немногим ранее заведующего отделом науки ЦК КП Киргизии Аскара Акаева соперничавшими кланами рассматривалась как компромиссная и сугубо временная. Но получилось иначе.
— Я считал, что Акаев — выходец из весьма знаменитого рода, — заметил Амиров.
— Он прямой потомок едва ли не самого влиятельного и известного с XIX века киргизского племенного вождя, получившего от русского правительства звание майора и медаль за активное пособничество в разгроме Кокандского ханства.
С интронизацией Рахмонова ситуация совсем комичная. В 1992 году, как известно, Таджикистан столь прочно погрузился в пучину междоусобиц, что конца им, казалось, не было видно. Предыдущий президент Рахмон Набиев вынужден был сначала под дулом автоматов отречься от власти, а потом и вовсе застрелиться.
— Я слышал, что его застрелили, — сказал Амиров.
— В любом случае, по официальной версии, он умер сам — от сердечного приступа. В столице Душанбе царил хаос, город обложили со всех сторон боевики кулябского «Народного фронта» во главе со своим вожаком Сангаком Сафаровым. В этих условиях в окрестностях Ленинабада, точнее в пригородном кишлаке Арбоб, была собрана XVI сессия Верховного Совета, на которой все тот же Сафаров выкрикнул имя нового главы государства — выдвинул никому не известного доселе Эмомали Рахмонова. К тому моменту он третьи сутки работал председателем Кулябского облисполкома. Не согласиться с этим предложением, зная крутой нрав уголовного авторитета, никто не посмел.
Когда дело было сделано, известный полевой командир Худойбердыев вспоминал в приватной беседе, как за несколько месяцев до «избрания в президенты» директор совхоза имени Ленина из Дангаринского района Рахмонов приезжал к нему в отряд. На ногах резиновые сапоги, глазки бегают. Говорит: «Сено-пено надо? Возьми, брат, дешево отдам». И вот этот «сено-пено» стал президентом страны.
— По справедливости Рахмонову надо бы отлить из чистого золота памятник Сафарову, переименовать в его честь улицы и города, — сказал Брюханов и будто подытожил: — Мало того, что эти люди не только бесконтрольны сами по себе, но еще и не в состоянии управлять ситуацией в собственных вотчинах. Всячески пытаются убедить окрестный мир в том, что держат руку на пульсе, а на самом деле только искусно имитируют государственный и законотворческий процессы.
— Считается, что Узбекистан — островок стабильности, Кыргызстан — островок демократии...
— Вопрос: в чем же эти островки плавают? — рассмеялся Брюхо. — Это государства пассивных патриотов. Пассивных — потому что вконец замученный, забитый народ уже ни на что не способен, кроме как на обреченное одобрение любых действий своего правительства. Много говорится о стабильности режимов. И это правда. Но какова цена этой стабильности? Обнищавшее вконец население, разрушенная и разворованная экономика, отсутствие институтов гражданского общества, зато наглядно наличие и возрождение традиционалистских, архаичных социальных структур. Наконец, малопредсказуемая внешняя и внутренняя политика.
— Ислам Каримов очень гордится своей политической прозорливостью, — улыбнулся каким-то своим воспоминаниям Амиров. — Считает себя редким прагматиком. Перманентно меняет внешнеполитические ориентации и симпатии в зависимости от географии поступления очередного кредитного транша.
— Да прагматизм ли это? — спросил бескомпромиссный Брюханов и сам же ответил: — Скорее, обычное и вполне понятное желание подкормиться из максимально большего количества предложенных тарелок. Между тем у политических флюгеров, как правило, плохая репутация. Можно пытаться усидеть на нескольких стульях год-два, но на длительную перспективу данная схема не работает. Пропадает доверие к партнеру.
— Причем пропадает напрочь, — согласился Амиров. — И всякие последующие политические лобзания с Каримовым уже не более чем дежурное представление перед публикой.
Правы те, думал Амиров, кто вовремя пришел к выводу о том, что за эти годы в Средней Азии коммунисты стали демократами, демократы — исламистами, враги — друзьями, друзья — врагами. Теперь непонятно, кто в какой партии состоит и какой придерживается идеи. И вообще — кто есть кто? Атеисты совершают хадж, убийцы читают лекции о гуманизме, моджахеды отдают чалму и берут взятки. Продается и покупается все: лицензии на ношение оружия и вывоз хлопка, магазин и точка на базаре, разрешение на выезд и приговор суда, «зеленый коридор» для перевозки наркотиков и заказы на теракты.


22

— Здравствуйте, — приятный звучный голос за спиной, приподнятый тон — как приглашение к разговору.
Амиров обернулся. В проема двери стояла женщина, лучи послезакатного, еще сильного солнца, бившие в комнату из кухни, пронизывали насквозь что-то розовое, надетое на ней. Господи, голая она, что ли, мелькнуло в голове у оторопевшего Амирова, он кивнул в ответ и отвернулся. Ему показалось, что женщина вложила слишком много значения в свое приветствие. Что-то в нем встрепенулось, насторожилось, как тогда, когда он увидел бегущего ему навстречу по склону Векки. Но не было ощущения близкой опасности. И чувства тревоги он не испытывал.
От тягостной бездонной опустошенности, которая не покидала весь день, от расслабленности после ведра горячей воды и неторопливого чаепития не осталось и следа. Амиров не ожидал встретить женщину у Векки.
— Входи, входи, Эрика, — сказал Векки, и по его голосу было слышно, что он залучился улыбкой.
— Входите, — пригласил Амиров не оглядываясь. — Это не важно, что я не совсем одет. Не комплексуйте, входите, я не стесняюсь.
— О вас весь дом говорит, — сказала женщина.- Целый день была на пляже, возвращаюсь, а тут такое происшествие. Мы иногда тоже говорим о вас с Кириллом Бруновичем.
— Интересно, что вы говорите? — пробормотал Амиров и тут же взялся за сигареты.
 — И часто вы так?
 — Как? — не понял Амиров.
 — Голову в пиджак и — в горящий подвал.
 — Стараюсь не упустить случая. — Амирову нравилась такая игра: вопрос — ответ, разговор, ничего не значащий и необязательный, когда не особенно заботишься о том, что спросить и что ответить. Стало весело и очень просто. Затылком он не переставал ощущать нечто розовое позади себя, но это уже не смущало его. — Такое поколение. Вымирающие динозавры.
Амиров был убежден, что в истоке любого события, счастливого или трагического, даже самого курьезного и нелепого, в самой глубине, под наслоившимися позднее пластами всегда кроется маленькое происшествие, никем в свое время не замеченное и не оцененное. Он не верил в случайность и не старался уклоняться от неожиданностей. Но он был уверен в собственном обаянии, в неотразимости широкой улыбки, в гипнотизирующей противоположный пол самоуверенности сильного человека. Каждый день сплошное приключение, с привычной гордостью подумал Амиров.
— И много среди вас таких отчаянных?
— Среди нас есть ребята и покруче, — Амирову уже жег спину этот розовый халатик.
Векки поставил на стол еще одну чашку.
— Садись, Эрика.
— Спасибо, Кирилл Брунович, — Амиров почувствовал, что женщина тоже не может сдержать улыбки. — Сегодня я столько всего попила, знаете, как на пляже...
— Не знаю, — сказал Векки сердито и убрал чашку.


23

Эрика была блондинкой лет девятнадцати-двадцати, хотя при своем модельном росте она выглядела несколько старше.
— У вас волосы опалены, — сказала она Амирову. — Вы не будете против, если я вас немножко постригу?
— Да, — сказал Амиров, — постригите, если можно. — Ему не хотелось, чтобы Эрика уходила. Но она тут же удалилась.
— Хорошая девушка, — сказал Векки. — Я ее очень люблю. И уважаю. Ее зовут Эрика Лайнер.
Лайнер, Лайнер... Эту фамилию Амиров знал с детства.
— Врач-уролог, — сказал Амиров. — Была в 70-х врач-уролог с такой фамилией.
— Она умерла двенадцать лет назад совсем еще молодой — ей шел тридцать шестой год. Только-только защитила диссертацию, даже ответа из ВАК Союза не дождалась. Ломкие сосуды. Болела, конечно, но умерла в одночасье. Девочка успела немало испытать в жизни... Это была семья моего давнего друга Вильгельма Лайнера.
Амиров знал, что Векки с Лайнером встретились в советском лагере для военнопленных, они вместе работали в Магнитогорске. Были неразлучными друзьями, позже, решив остаться на Урале, даже женились на подругах-врачах.
— Вильгельм Лайнер был лихой парень, увел Нину от живого мужа. А ведь совсем не юноша и не очень здоров.
— И где он сейчас, Вильгельм Лайнер? — спросил Амиров, уже зная ответ.
— Сгинул. Уехал в командировку и не вернулся, — коротко ответил Векки. Средиземноморские глаза его всегда были печальными, даже когда, казалось, повода для грусти не было, а сейчас повод был. — В то дьявольское время многие пропадали... Но, — Векки снова оживился, — дочку родить они успели. Ты видел, какая дочка — просто загляденье. Эрика родилась немножко раньше положенного срока нормальной, здоровой девочкой. Я как-то пошутил по этому поводу, плохо, неловко пошутил, а Вильгельм рассмеялся, мол, скоростник я, ударник. Он был быстрый малый, Вильгельм Лайнер.
— Это была командировка за рубеж? — напрямик спросил Амиров Векки.
— Да, — ответил тот. — Но этого я тебе не говорил.
Вернулась Эрика Лайнер — все так же раздетая, не без удовольствия отметил про себя Амиров.
— Кто тут стрижку заказывал? — спросила она, задорно пощелкивая ножницами. — Вам «канадскую польку» или «молодежную»?
— Разве это не одно и то же? — Амиров всегда терялся в кресле парикмахера.
— В общем — да, но есть нюансы.
— Ради бога, не разбрасывайте по комнате волосы, — испугался Векки.
На плечи Амирову легла простыня.
— Разбросаем — уберем. Правда? — Эрика наклонилась к Амирову с расческой. Ее длинная, вечно модная «колдунья» волной заслонила бирюзовый взгляд.
Первое движение души — радостно ответить согласием на вопрос красивой девушки, получить в награду улыбку как поощрение. Окунуться хоть на минуту в сладкую неволю. Но замечание Векки насторожило его: зачем создавать старику лишние хлопоты? Он пожалел, что поддался на предложение Эрики Лайнер.
— Молчание — знак согласия, — торжествующе заключила та. — И мы постараемся не сорить.
Она не умолкала ни на мгновение, говорила быстро, почти взахлеб, беспрестанно улыбаясь. И Амиров улыбался. Он не мог не улыбнуться, когда улыбалась она. Больше того, он сам старался выглядеть беззаботным и веселым, чтобы снова услышать ее смех.
И она смеялась. И Амиров смеялся, изумленно прислушиваясь к себе. И Векки смеялся, радуясь нежданным-негаданным посиделкам. Он давно не видел Амирова таким.
В разгар стрижки появился Эдик Брюханов.
— Вот, велели передать. — Он положил темно-зеленую шляпу на край стола. — Бросаешь где попало, так и пропасть может.
Большая шляпа, «шестигаллонный стетсон», распласталась на скатерти готовой вот-вот спрыгнуть лягушкой. Амиров тут же водрузил ее себе на голову, и Эдик расхохотался вместе со всеми.
 — Герой без штанов,- сказал он.
Замирая, осторожно прислушиваясь к себе, еще не вполне веря, Амиров вдруг ощутил себя очень здоровым, уверенным в себе человеком. Раскованным. Способным на многое. Его завораживало обаяние Эрики Лайнер, и он понял, что ему любой ценой хочется завоевать ее благосклонность к себе.
Амиров не без удовольствия ловил на себе недоуменные и даже, наверное, возмущенные взгляды старика Чирилло. Он считает, что Эрика слишком молода для меня?
Друзья распрощались с Векки и его гостьей в седьмом часу. На Амирове был тренировочный костюм Эрики Лайнер. Она предложила, он не отказался. Костюм был ему впору. Он обещал вернуть костюм на днях, еще до своего отъезда.


24

Солнце уже пряталось за корпусами, вечер обещал прохладу.
— Ну и штучка эта Эрика Лайнер, — сказал Эдик Брюханов, и Амиров почувствовал угрозу всему тому, что обрел сегодня.
— Ты уже сдал кандидатский минимум? — спросил он невпопад.
Эдик с сомнением посмотрел на Амирова: он, конечно, помнил, что они в свое время обстоятельно и почти ежедневно обсуждали эту тему, поскольку у воинов-афганцев тогда появилась льгота при поступлении в гражданскую аспирантуру.
— Сдал еще в прошлом году. — И не удержался: — А что толку? Как был мелкой сошкой, гастарбайтером, так им и остался. Военрук! Никому дела нет до моих проблем.
А до моих кому-то дело есть, хотелось спросить Амирову. Подчас Брюханов доставал окружающих пессимистичным взглядом и занудством, стремлением выпятить свои проблемы, но вообще-то Амиров и Эдик («Кому Эдик, а кому Эдуард Валерьевич!» — вспыливал иногда Брюханов) считались друзьями, потому что знали друг друга с детства, обоим довелось повоевать, оба были ранены, контужены, последствия чего сказывались и сегодня. Амиров ценил в Брюханове прямолинейность и надежность, умение держать данное слово.
Для того чтобы опять сменить тему разговора, пришлось, однако, снова вернуться к Эрике.
— Чем эта мадемуазель занимается? — спросил Амиров очень равнодушно — лишь бы что-то спросить.
— Ты хочешь сказать: фройляйн Ляйнер? — Было видно, что Брюханов прямо-таки смакует эти слова. — Она выучилась на медсестру, но работу по специальности не нашла. Сейчас торгует минералкой из какого-то источника, который открыли где-то здесь, рядом. Говорят, очень полезная водичка.
— Никогда не слышал, что в Магнитогорске открыт минеральный источник.
— Да вот нашли на глубине почти полкилометра. Я мало разбираюсь в этом, но кто пьет, тот хвалит.


ВТОРНИК

25

С утра ни Кугель, ни Сергей Степанович Кондратюк в курилку не выходили, а сразу прошли в кабинет Макарова, чтобы поделиться своими ночными наработками и обсудить их. Таким образом, никто не стеснял молодежь — на заданную еще вчера тему каждый высказывал то, что считал нужным:
— Я же говорю «на примере спирта» — главное не результат, главное процесс. Масса технических решений, причем таких разных, что это весьма интересно. А с результатом решим что делать: то, что пьется, выпьем, тем, что не пьется, линзы протрем.
— А с бардой что делать?
— Продадим китайцам!
— Ты ж за Землю радеешь. Чего же сейчас думать не хочешь? Куда гадость денешь? Делай безотходно, тогда и разговор можно вести. А так похоже на так называемые «развитые страны»: АЭС понастроят, а потом отходами «помогают» развивающимся странам
— Ваня! Как ты мог так подумать? Барда благодаря содержанию клетчатки, углеводов, белка и микроэлементов является вторичным сырьевым ресурсом. Она может служить сырьем для производства корма для животных, других полезных продуктов.
— Это сивушные-то масла и остальная дребедень? Да-а, не видал ты пациентов с острыми, а главное, с хроническими отравлениями. Ты у врачей-токсикологов поспрашивай, много нового узнаешь.
— Вообще-то Дмитрий Иванович Менделеев давно высчитал и продегустировал, что продукт из браги должен быть 40 градусов. 40 именно фракция на выходе из аппарата, а не так как нас травят — спирт сомнительного качества, сомнительной водой разбавляя. И, пожалуй, здесь лучше ректификационной колонны ничего не придумать и нужно, значит, говорить о колонне, что бы была она проще и лучше. Итак, 40 градусов — алкоголь. Что выше 40 градусов — к метанолам и прочим растворителям относится, что ниже — к сивушным эфирам. Значит, алкоголь в баллоны, сивуху в унитаз (кто не дурак). Что выше 40, для технических целей, или угостить врагов.
 — Вчера из Теслы по ТВ показывали пароосушитель для паровозов. Принцип действия вообще очень слабо угадывается, если не сказать вообще не понятен. Обычные пароосушители конструктивно выглядят совсем не так.
— Мужики, давайте пока оставим тему переработки отходов спиртоварения и вернемся к самим механизмам и их особенностям.
— Это и есть механизм, а вернее одна из возможных частей перегонного аппарата. Ведь что такое пароосушитель — это устройство создающее, грубо говоря, из влажного пара сухой. Вот кипит у вас чайник, а из носика его белый пар валит. Что это такое, спрошу я вас? Это влажный пар, так как при парообразовании пар уносит с собой капельки воды. Вот они-то и придают пару белый цвет, а пароосушитель их убирает. И получается сухой пар, который, вообще говоря, прозрачный.
— Еще об одном применении подобного девайса. Дело было в советские времена в одном почтовом ящике, который специализировался на ультразвуковых прибамбасах в военом деле. В качестве товара народного потребления выпускали УЗ-ингалятор. Старшие товарищи еще помнят те времена по дефициту алкашки. И вот однажды коллеги начали замечать, что сотрудники одного из отделов стали закрываться на обед, а потом появлялись в курилке очень даже пьяненькими. Но через час все быстро приходили в норму и успешно двигали дальше достижения ВПК. Оказалось, что 50 миллилитров коньяку заливалось в УЗ-ингалятор, а одна минута вдыхания мелкодисперсного алкоголя приводит организм в нирвану! Поражал КПД этой порции — хватало небольшому коллективу гениев. Дело в том, что С2Н5ОН попадал через ольвеолы легких прямиком сразу в мозг, а не разбавлялся в желудке. Еще один плюс — такое мизерное количество алкоголя так же быстро и разлагалось в организме к концу обеда.
 — Это, конечно, на любителя — кому надо дурь поймать, кому расслабиться необходимо. А для общей дезинфекции всё же нужно желудок с кишками промыть. — Один из самых простых — проверенный и достаточно эффективный аппарат из мусорного мешка:
1- привязывается верёвкой 150-200-литровый мешок для мусора к носику чайника с брагой;
2- нагревается до температуры кипения спирта;
3- на стенке надутого мешка конденсируется спирт и стекает в нижний угол;
4- делаем дырочку для стока спирта;
5- подставляем стаканчик;
6- произносим тост;
7- выпиваем;
8- доходим до кондиции;
9- при необходимости повторяем пункты 5,6,7,8.
— Слушайте мужики, а может плесень какая есть, которая органику пожирает и спиртом гадит?
Очень интересную тему подняли молодые дарования, признал Амиров. Во всяком случае, он знал людей, которые дорого бы дали за то, чтобы получить возможность часок поторчать сегодня в курилке.
Появились Кугель, Митлин и Кондратюк, а с ними Макаров. Молодые специалисты, как будто их и не прервали на полуслове, тут же стали разбредаться по секторам.


26

Амиров не счел для себя возможным вот так же поспешно ретироваться из курилки, как сделал это молодняк. Но оставаясь здесь с зажженной сигаретой, он чувствовал себя неловко, будто прикасался к чужой тайне. Однако все вели себя как будто свободно, раскованно — видно, реакция после мозговой атаки. Что-то заставило Амирова тут же прикурить следующую сигарету и вроде как принять участие в ничего не значащем разговоре.
Вдруг Кондратюк произнес, обращаясь к Амирову:
— Наверное, Гена, не отпустят тебя в отпуск, во всяком случае, в ближайшие две-три недели, — он хохотнул. — К тому же и с получением отпускных будет еще большая задержка. Так что сдавай билет.
— Да, есть приказ в отпуск никого не отпускать, пока не будет решена поставленная перед КБ задача. Сергей Степанович введет тебя в курс дела, — подтвердил Макаров.
Похоже, полоса неприятных сюрпризов начинается — Амиров ощутил это по витавшему в воздухе запаху, как волк, и почувствовал, как в полости живота на это болезненно откликается диафрагма.
— Только слепой бы не заметил суеты вокруг этого БК, — хмыкнул он.
— Когда закончишь, зайди ко мне, пожалуйста, — сказал-приказал начальник.
Амиров не заставил себя ждать и сразу выбросил сигарету в урну.
У кабинета Макаров попросил секретаршу, чтобы их не тревожили. На большом столе уже были разложены синьки, на ватмане, прикрепленном к чертежной доске, — профиль железнодорожного сцепа из трех платформ.
— Ну и что ты скажешь, Геннадий? Знаком тебе этот агрегат? Должен быть знаком, считает Сергей Степанович Кондратюк, по характеру твоей прежней деятельности. Известно, что эти катера приспособлены для перевозки железнодорожным транспортом. Но как их перевозят? Это скрыто в недрах Министерства обороны, а то и вообще считается военной тайной. В ожидании ответа на запрос уйдут месяцы.
— Я был матросом на этом катере лет восемнадцать-двадцать назад. Этим ограничивается мое знакомство с ним.
— Кондратюк говорит, что ты, похоже, служил в каких-то частях, где изучаются тонкости всех видов вооружений. Техзадание сформулировано следующим образом: необходимо обеспечить перевозку по железной дороге такого вот сложного груза. Наши вопросы: на одной или двух платформах надо осуществлять погрузку? Как оптимально разместить центр тяжести груза относительно поперечной оси подвижного состава? Что и в каком количестве лучше применить для крепления груза: растяжки, обвязки, упорные и распорные бруски или стойки, подкладки, прокладки, щиты, турникеты или другие приспособления? А может, просто стандартные крепления многократного использования — это будет дешевле. Но такое крепление по чисто эстетическим, да и технологическим причинам неприемлемо, потому что будет выглядеть слишком громоздко, неряшливо и сложно, а по весу может быть соотносимо с весом самого груза. А груз-то должен проследовать через всю Россию на цивилизованный Запад. Как известно, все гениальное просто, а значит, не может не быть каких-то совершенно простых апробированных технических решений проблемы. Так что, Амиров, не теряй шанс проявить себя гением.
— Сама тема нашего с вами разговора для меня темный лес, — у Амирова опять заныло под ложечкой. — И потом, откуда что-то знать Кондратюку — мы с ним толком и не виделись в Афгане — так, однажды лежали в одном госпитале, но в разных палатах. Не давал я ему поводов делать какие-то выводы о характере своей деятельности. Он служил при штабе, и я служил при штабе — только штабы разные.
— Смотри, Амиров, — проговорил Макаров раздумчиво. — Во-первых, у тебя есть возможность отличиться. Во-вторых, ты знаешь, какая на предприятии напряженка с «живыми» деньгами. Я обещаю тебе выдать твою часть вознаграждения вместе с отпускными сразу после того, как ты нарисуешь и передашь мне требуемую схему.
Это же надо так просто подвести человека под 64-ю статью УК — измена Родине? Была бы возможность, я бы сейчас собственноручно кончал этого подполковника, думал в гневе Амиров, выходя из кабинета начальника.
В конструкторское бюро они не без трудностей пробились осенью 1991-го — в стране тогда уже вовсю бушевал кризис, вызванный приближающимся развалом СССР и резкой сменой экономической формации; вследствие этого нарастала безработица. Кондратюк первым делом нашел, кого надо, чтобы еще раз заручиться поддержкой партайгеноссен, потом переговорил с главным инженером комбината, и когда тот познакомился с содержанием его работы в Харькове, все возникавшие в таких случаях вопросы сразу отпали. Кондратюк всю жизнь в Харьковском военном НИИ проектировал танки, имел прямое отношение к производству продукции на Харьковском машиностроительном заводе имени В. А. Малышева, в Чугуевском учебном центре участвовал в проведении испытаний боевых машин и их жизненно важных узлов, например, новой активной системы защиты танка от всех видов бронебойных снарядов.
Для проверки своих технических идей несколько раз в 1980-х в длительные командировки выезжал в Афганистан.
А у Геннадия Амирова имелось уникальное военное образование, универсальность которого, впрочем, ни в каких анкетах не отражалась. У него даже имелся некоторый послетехникумовский конструкторский опыт, но как практический инженер Амиров ни в какое сравнение с профессионалами идти не мог. Но как и Кондратюк, Амиров рассчитывал на всесилие партийного братства.
— К этим кульманам я пришел прямиком с пограничной заставы, — говаривал он подчас, заметно рисуясь.
По тому, как Амиров был информирован о ходе боевых действий на всей территории Афганистана, «пограничная застава» эта была довольно высокого ранга. Впрочем, и Кондратюк при всей его кажущейся простоватости был в свое время глубоко засекреченным специалистом.
— А почему вы, если не захотели оставаться в незалежной Украине, не поступили работать в России по профилю? Скажем, на тот же Уралвагонзавод, — спросил у него как-то бесцеремонный Кугель.
В ответ Сергей Степанович Кондратюк наплел что-то относительно сравнительной обеспеченности жильем, уровня зарплаты и перспектив служебного роста. Но на самом деле он попросту опасался, пусть и невольно, разгласить хранимые им гостайны не существовавшей еще несколько месяцев назад страны.
Разумеется, в соответствии со своими послужными списками и заслугами перед советским отечеством они оба могли занять и более высокие посты в той же комбинатской иерархии. Но Амирова, похоже, устраивали и работа, где начальство не требовало с тебя слишком много, и дружный коллектив. А Кондратюк как опытный аппаратчик пока осматривался, выбирал исходную позицию для решительного прыжка. Сейчас он больше всего мечтал о воссоединении со стремительно разваливающейся семьей, а значит, и о деньгах на ее переезд и обустройство на Урале.
Если уж быть до конца объективными, у них обоих по тем или иным причинам не сложилась личная жизнь. Оценивали они это по-разному. Кондратюк остался один уже на склоне лет, на шестом десятке. Он, казалось, был готов возложить вину за это на весь мир, стал желчным и нетерпимым. А Амиров относился к своей неудачливости на семейном фронте, можно сказать, легко — женщины приходят и уходят, как автобусы, шутил он.
У Кондратюка на Украине остались дети. Амиров был свободен как птица.


27

Он решил подождать Сергея Степановича в курилке — все равно придет рано или поздно, как слон на водопой. Ну не бить же его прямо на рабочем месте при стечении народа, в основном, женского истеричного и крикливого пола.
Кондратюк был примерно одного роста с Амировым, но имел гораздо больший вес. Амиров знал, как завалит своего визави с первого удара, а потом, когда тот попытается подняться, двинет по загривку локтем. Сергей Степанович, ядрена вошь... После потерявшее волю к сопротивлению тело можно будет пинать с двух ног совершенно безнаказанно. Жаль только, что опять высыпала эта пацанва со своим алкогольными прожектами. Не хотелось бы, чтобы они видели, как в средоточии интеллектуальных сил предприятия один солидный человек избивает до полусмерти другого солидного человека. Тогда этот инцидент сохранится в памяти поколений на века. Особенно, если к нему пришьют какую-либо романтическую основу — ведь наш народ романтику любит.
События в курилке развивались между тем по неизменному в эти дни сценарию:
— Возгонку, производите при температуре 78,8 градуса Цельсия. Запомните это, детям и внукам передайте. Тройная степень очистки: ортофосфорка, марганцовка и дисперсный активированный уголь. Ортофосфорку можно опустить. И еще, возвращаясь ко вчерашнему, для себя только урод будет делать водку из дерьма. Пшеничка, зерно — самое то.
— Спеца сразу видно. Поддерживаю. Ни в коем случае не допускайте кипения. Испортите продукт.
— Насчет марганцовки, да, рульная тема. Чистит хорошо, только сейчас напряг с марганцовкой. Типа — подпольная тема, на наркоманов списывают...
— Давайте книгу напишем о способах самогоноварения. И издадим! Вот польза-то будет для народонаселения.
 — Меня больше привлекло производство спирта из опилок. У нас этих опилок! Ведь вокруг одни пилорамы.
— Зачем из опилок производить спирт? Пусть идут на топливо, ведь надо чем-то печку топить.
 — А если б водку гнали не из опилок, чего б нам было с трех, четырех, пяти бутылок?
 — Вообще, наверное, вопрос по опилкам — это к белорусским и брянским партизанам. В брянских лесах и сейчас стоят аппараты по перегонке древесины на топливо для танков!
Надо будет свести этого молодого человека на профессиональной основе с Кондратюком, подумал Амиров. Впрочем, это не подогрело его интереса к затянувшейся дискуссии.
 — А мне же более интересно, как дома проще да качественнее сделать алкоголь. Ибо к государству и тем более к частникам нет никакого доверия, все испоганили — и вино, и водку, и даже пиво. В том году употреблял различный алкоголь в Канаде — так земля и небо, что по вкусу, что по похмельному синдрому.
— Решено: строим многоуровневый агрегат, производящий и топливо для своего нагрева, и пусть гонит водку.
 — А у кого есть рисунок ректификационной колонны? Школьных учебников не осталось, увы.
 — Может, можно по-простому, из алюминиевых пивных банок ее смастерить...
К тому времени, как в курилке появились Кугель с Митлиным и Кондратюком, гнев Амирова был уже где-то возле точки кипения, хотя внешне он держался спокойно, даже холодно. Однако Кондратюк почувствовал настроение Амирова, как только тот ласково, но цепко охватил его левое предплечье. А когда Сергей Степанович увидел выражение лица Амирова, то попросту пришел в смятение.
— Вы немножко опоздали, Кондратюк, — произнес Амиров, преодолевая сопротивление застывших в оскале мышц лица. — Только что наши отличники, — он кивнул в сторону молодых специалистов, — говорили об аппаратах по перегонке древесины на топливо для танков. Весьма познавательная лекция для профессионала. Если желаете, после работы мы могли бы встретиться и обсудить этот вопрос.
— Обсудите, обсудите, — неожиданно прервал Амирова Женя Кугель. — Я не знаю, какой специалист в проектировании танков Сергей Степанович Кондратюк, но с элементарной арифметикой он совершенно не в ладах.
— Шекель проклятый, — процедил сквозь зубы Кондратюк.


28

Итак, наступивший вторник складывался явно не в пользу Сергея Степановича Кондратюка. Прежде всего, он допустил недогляд в расчете, и центр тяжести груза уполз куда-то, стремясь за пределы платформы. Такое может случиться с любым расчетчиком, когда затерялся, скажем, какой-то нолик из громоздкого числа или в формуле по какой-то причине учтены не все исходные данные. Стоило Кондратюку, кажется, на минутку отойти от рабочего места, как его упущение быстренько заметил въедливый Кугель и тут же начал безжалостно издеваться над его харьковской подготовкой и многолетней танкостроительной практикой:
 — Вы там, в Хохляндии, жили — как сыр в масле катались. Вас сначала Хрущев, потом Брежнев опекали. Вы мышей разучились ловить, поэтому-то сейчас свалились набок как Харьковский завод имени Малышева, так и конструкторское бюро при нем. Совсем не удивительно, что после распада Советского Союза украинская оборонка оказалась не просто в кризисе, но на грани выживания!
Кугель, безусловно, сознавал, что личной вины Кондратюка во всем этом нет. Более того, он как твердый сторонник «Яблока», разумеется, понимал, что основной интерес правительственных чиновников как незалежной Украины, так либеральной России состоит лишь в том, как наворовать самые жирные куски нажитого за семьдесят лет советской власти народного достояния. И для объективности ему следовало упомянуть и о том, что одновременно, в сущности, прекратилось производство танков на Кировском заводе в Ленинграде, свелись до минимума разработки бронетехники в Ленинградском КБ «Спецмаш», в критическом положении оказались Омский «Трансмаш» и Уралвагонзавод. Но Кугель не старался быть объективным, потому что хотел набрать очки для своей решающей победы в их давнем споре — это привело бы к пересмотру взглядов на Отечественную войну 1941-1945 годов хотя бы в масштабах отдельно взятой курилки.
— Мы не любим працувати, а мы любим танцувати, — добавил он напоследок вспомнившуюся ему поговорку, чем надеялся вконец развалить защиту оппонента.
Кондратюк мог бы более активно вести спор, но опять все уперлось в проблему секретности. Ему на тот момент не было известно, остаются ли секретными разработки по замкнутому циклу в производстве бронетанковой техники в Украине и продолжает ли ввиду определенных причин руководство ГАБТУ Российской Федерации отказывать в содействии производства танковых пушек и боекомплекта для них (выпускались и разрабатывались в РСФСР — НИМИ, НИИТМ, завод №9, КБП, на прочих предприятиях и в организациях), систем управления огнем — прицельные комплексы (завод им. Зверева), средств защиты бронетехники — комплексы динамической защиты (ДЗ), комплексы активной защиты (КАЗ), комплексы оптико-электронного противодействия (КОЭП) и другие разрабатывались в России (НИИ Стали, КБП, НИИТМ и т.д.). Для осуществления замкнутого цикла производства украинские танкостроители были вынуждены пойти на создание всей цепочки изделий. Таким образом, и разработки в области систем активной и динамической защиты в России и Украине продолжались отдельно.
И если бы сейчас он начал рассуждать на эти темы, то неизбежно вошел бы в противоречие как нарушитель присяги с законами сразу двух стран. Кондратюк почувствовал себя лишним среди этих людей. И интересы их показались ему мелкими, чуждыми. Единственно, о чем жалел Кондратюк, это о том, что бросил тень на взаимоотношения с Амировым. Действительно, еще с госпитальных времен, когда все друг о друге что-нибудь говорили, Кондратюк был уверен, что Амиров имеет отношение к тем или иным спецслужбам. И сейчас, когда очень остро встал вопрос перевозки БК, он просто высказал предположение, что Амиров может знать пути решения проблемы, и предложил привлечь его к разработке проекта. Только сейчас, когда Кугель втянул его в полемику, уткнувшуюся в танковые тайны, Кондратюк сообразил, насколько прав был в своем возмущении поставленный им под удар Амиров.


29

Амиров твердо решил не вступать в проектную бригаду по организации перевозки катера. А также во что бы то ни стало уйти с понедельника в отпуск. Сегодня Амиров покинул рабочее место, как и вчера, несколько раньше положенного срока. Он считал, что Кондратюк и Макаров посягнули на его личный суверенитет, и он обязан хотя бы таким образом сигнализировать им о своем недовольстве.
Амиров не исключал и более решительных действий со своей стороны. Когда нечто подобное произошло в 1990 году, в период работы Амирова в горкоме комсомола, он просто ткнул обидчика носом в стол. Делу не дали ход только лишь потому, что как раз едва удалось загасить другой скандал: 20-летний Боря Попов занимал должность инструктора Ленинского РК ВЛКСМ, не будучи комсомольцем. Чем не ЧП районного масштаба? Но, с другой стороны, стоит ли продолжать демонстрировать свое физическое превосходство перед уже вконец запуганным Кондратюком? Правда, его самоуверенность напоказ и безапелляционность в суждениях давно уже начали безмерно раздражать Амирова. Действительно, возможно, он был непревзойденным специалистом в проектировании танков, но зачем так же прямолинейно судить о геополитических или духовных проблемах? Или высказываться по поводу прошлого, а то и будущего своего непосредственного окружения.
Амиров совершенно точно знал, что ничего определенного о своей службе никому не рассказывал. Но вдруг я, будучи в госпитале, разговаривал во сне, и вся палата слушала мой бред, подумал Амиров. Скорее всего, это и было источником какой-то информации о нем. Но каков Кондратюк! Он-то, подполковник, должен был отчетливо сознавать, что вторгается из, наверное, карьерных и меркантильных соображений в чужие секреты, в которые его никто не пускал. Секреты, за разглашение которых платят жизнью.
Однако как и чем будут объяснять драку двух бывших офицеров Советской Армии? Да ничем. Только неприязненными отношениями на фоне свалившихся бытовых неурядиц и беспробудного пьянства. Не исключено, что в результате окажешься за решеткой, а значит, не останешься сам себе хозяином. Амиров на конкретных примерах знал, как власть расправляется с бывшими интернационалистами. Афганский синдром, итиомать, подумал он. Тем не менее боевой пыл Амирова вроде как постепенно угасал. Я иду к Векки ремонтировать телевизор, убеждал себя Амиров, но безусловно ему была очевидна истинная цель визита.
Он уже приготовил обещанную деталь для «Радуги» и позвонил Векки. Амирову очень хотелось узнать, сможет ли он сегодня увидеть Эрику. Но не стал об этом спрашивать, так как сердечные отношения старика и девушки позволяли надеяться, что она непременно забежит навестить Векки. Место встречи изменить нельзя, — Амирову вспомнилось название любимого фильма.
Он пробыл у Векки часа два, но Эрика так и не появилась. Они смотрели оживший телевизор, пили чай. Амиров спрашивал Кирилла Бруновича о своем отце, с которым итальянец дружил до последнего его дня. Слово «дружил», не безосновательно считал Амиров, было эвфемизмом понятий вербовка и агент.
— А был ли среди друзей отца Вильгельм Лайнер?- спросил Амиров.
— Я не знаю, — сказал Векки. — Такие вещи не обсуждались даже в близком нашем окружении. Ты вряд ли сегодня дождешься Эрику, — Векки посмотрел Амирову прямо в глаза.
— Расскажите о ней подробнее, — попросил Амиров. — То есть как она живет, чем живет, с кем живет.
— Эрику из детдома, куда ее поместили после смерти родителей, забрала бабушка по матери, немка Поволжья. С ней она и жила, пока та не умерла. Живет одна, но мне кажется, что у нее имеется приятель. Девушка она самостоятельная, закончила медицинское училище, но не нашла работу по специальности.
— Я слышал о какой-то минеральной воде, которой она якобы стала заниматься?
— Стала заниматься — это слишком сильно сказано: у Эрики нет ни одной акции предприятия. Но она по-настоящему увлеклась этим, мечтает стать дипломированным химиком-технологом. А также о том, что когда-нибудь при источнике откроется водолечебница для инвалидов, пенсионеров и вообще для неимущих, которым сейчас не хватает средств на лекарства. Но, мне кажется, все это несбыточно: откуда у Эрики такие деньги?
— Это, по-вашему, стоящее дело?
— О том, что Урал богат полезными ископаемыми, хорошо известно. Уже в средней школе учителя всех стран рассказывают детишкам о многообразии и неисчерпаемости природных запасов здесь. И вот открыли еще и источник минеральной воды. Мне ее порекомендовала регулярно принимать Эрика. Я полгода назад начал выпивать по стакану нашей водички утром и вечером, и в результате у меня вдвое снизилось содержание сахара в крови.
А я гадаю: откуда истоки бодрости у страдавшего много лет сахарным диабетом итальянца? Думал: уж не влюбился ли на старости лет, улыбнулся про себя Амиров.
— Я хочу попытаться помочь Эрике, — Амиров понял, как сильно не желает сближения между ним и Эрикой Векки. И неожиданно даже для себя он произнес: — Она сможет выучиться на химика, не заплатив ни рубля.
— Она вряд ли пройдет конкурс в бюджетную группу, — сказал Векки печально.
— К черту конкурс, — решимость добиться своего прибавляла Амирову уверенности в себе. И потом он знал, что вряд ли сейчас кто-то при поступлении в какое-либо учебное заведение уповает только на свои знания.
— Знаешь, когда ты вернулся со службы, я стал тебя побаиваться. Прошу, не обижай девочку.
— Скажите ей, что я хочу встретиться с ней завтра. У вас.


30

У Амировского отца жизнь сложилась так, как у сотен тысяч, миллионов советских людей, ровесников Советской власти — героически, не жалея себя, воевали, героически трудились там, куда пошлет партия. Но непредсказуемость истории государства, вследствие ее непрерывного редактирования, влекла за собой непредсказуемость биографии отдельного человека. Факты, которые вчера еще выпячивались, сегодня безжалостно вымарывались из жизнеописаний. И поэтому к началу XXI века — после катаклизмов XX съезда, перестройки и Августа-91 — официальная «объективка» П. И. Амирова выглядела, как положено, идиллически.
Амиров Петр Иванович. Из спецпереселенцев. Родился в 1922 году. Воспитывался в детском доме, был «сыном полка» в Еманжелинском зерносовхозе. С октября 1941 года в Действующей армии — пулеметчик, командир отделения 156 Уральского лыжного батальона, приданного 3 ударной армии маршала Баграмяна. Участвовал в рейдах по тылам врага. Дважды, в 1942 и в 1943 годах, тяжело ранен. После войны — техник-строитель.
Награжден орденами Отечественной войны I и II степени. Лауреат Государственной премии Совета Министров СССР — за проектирование и строительство стана «2500» холодной прокатки ММК.
Ветеран Уральских лыжных батальонов. Ветеран треста «Магнитострой». Ветеран города Магнитогорска.
Но с приближением заката империи, госсекреты переставали оставаться строжайшими тайнами. Ничто уже не мешало отцу вспомнить, как он после войны руководил чуть ли не целым стройуправлением из пленных немцев. Они были захвачены в 1942-1943 годах в ходе Сталинградской битвы. Петр Иванович сменил армейские знаки различия на погоны МГБ и стал одним из руководителей Магнитогорского лагеря военнопленных.
Амиров-сын много говорил с отцом на лагерную тему, потом они иногда касались этой стороны жизни в беседах с Чирилло Бруно Веки.
— Сначала он был гражданским специалистом, — утверждал Векки. — А комендантом немецкой зоны с советской стороны был капитан МГБ товарищ Руденюк. Через некоторое время твоего отца назначили комендантом одного из секторов зоны;
— Всего в правобережной зоне находилось более 500 человек, но под началом младшего лейтенанта Амирова работали 100 человек (1 рота, 3 взвода) военнопленных — немцы, венгры, австрийцы. Все были одеты в немецкую военную форму, правда, без знаков различий. Возраст 25-50 лет, нормальной упитанности. По специальности, в основном, строители (среди них оказался один инженер-архитектор), учителя, медработники, фермеры;
— Объяснялся младший лейтенант Амиров с ними с помощью переводчиков, а впоследствии немцы пытались говорить на ломаном русском языке. Отношение военнопленных к Амирову было уважительным, доброжелательным.
— Рабочая зона представляла собой пустырь, заросший бурьяном, огражденный «колючкой» с табличками, соответствующими назначению, — рассказывал уже сам отец. — По углам — вышки с автоматчиками. Военнопленные возводили одно-двухэтажные дома, наружные стены которых с фасадов облицовывали плитняком — отсюда их несколько экзотический вид. Выполняли земляные работы, кладку фундаментов, стен, монтаж перекрытий и лестничных клеток, кладку кухонных плит и тому подобное.
Кормили военнопленных впроголодь, вопрос об уровне смертности среди них отец обычно обходил.
И далее:
— Сейчас не грех признаться, что конвой и охрана были скорее символическими, так как бежать военнопленным было некуда — все равно поймают. Военнопленные работали только в дневное время;
— Жилая зона военнопленных размещалась в районе нынешнего НИИметиза и нового онкологического диспансера. В зоне было возведено несколько шлакоблочных бараков немецкой архитектуры — с высокой крутой кровлей. Территория была огорожена глухим забором, но внутри благоустроена — со спортивными площадками, пешеходными дорожками, посыпанными боем красного кирпича. Посажены деревья, кусты. В летнее время на газонах росли цветы, был порядок;
— В строительстве в то время царил почти повсеместно тяжелый ручной труд. Башенных кранов не было, вместо них были кран-укосины с электролебедками. Горизонтальным транспортом по этажам здания были одноколесные тачки, которые катались по катальным ходам из широких досок вручную, и ленточные транспортеры;
— В лагере военнопленных были свои нормировщики, которые выписывали ежемесячные наряды на производство работ. Описания и объемы работ проверялись и подписывались десятниками и нормировщиком прорабского участка. При этом особых разногласий в описании технологии работ, их объемов практически не было вовсе;
— О так называемой педантичности немцев. Непременным условием для военнопленных было 100-процентное выполнение норм выработки — только от этого зависели их питание, бытовые условия и т.д. Так что в перевыполнении норм у них не было заинтересованности, и по этой причине они работали спокойно, размеренно, без переделок;
— Начало и конец работы, а также перерывы на обед обозначались звуковым сигналом (ударами о висячий рельс или буфер от железнодорожного вагона, подвешенного на проволоке). После подачи сигнала немцев не надо было заставлять приступать к работе, это выполнялось пунктуально. Но если сигнал на обед застанет военнопленного толкающим тачку или несущим какой-либо груз, тачка останавливалась, груз ложился не довезенным, не донесенным до места.
Однажды отец получил сверху команду перевыполнить месячный производственный план. Он собрал командиров взводов военнопленных и попросил сделать дополнительную работу. В ответ на это он услышал: «Майстер, а вам много нужно сделать или хорошо?» Отец ответил: и хорошо, и много. После чего они сказали: «Если много нужно, мы сделаем много, а если хорошо нужно, мы сделаем хорошо. А много и хорошо — найн, майстер, так не бывает». Отец потом нет-нет да и вспоминал эти слова.
Немцев отпустили домой, в Германию, в 1948 году. Отец не помнил каких-либо негативных эпизодов во взаимоотношениях с ними. И с каждым годом, казалось, этот совместный опыт оценивал все положительнее, считал работу с немецкими специалистами незабываемой трудовой школой, результаты которой несомненно сказались на его дальнейшей карьере строителя. Для него уже не было секретов в смежных для отделочника специальностях. Он все знал про разбивку осей здания, проемов окон, дверей, выноску отметок укладки перемычек для проемов и перекрытий. Научился быстро находить общий язык с любым контингентом рабочих кадров.
— У советского обывателя зачем-то упорно стараются создать мнение, будто сердобольные русские женщины прямо поверх колючей проволоки передавали еду военнопленным и таким образом подкармливали их, — сказал однажды Амиров-младший.
— Контакты с местным населением были запрещены, для пресечения их предусматривался расстрел на месте, — коротко, как отрубил, произнес отец.


31

У Геннадия Амирова взаимодействие со спецслужбами началось совсем по-другому, но отрицать сплетение судеб отца и сына невозможно. На последнем курсе техникума, в самый разгар дипломирования, его как-то вызвали к директору. Он даже несколько забеспокоился, потому что где директор, а где — учащийся. Амирову с директором техникума глаза в глаза прежде никогда встречаться не приходилось. Впрочем, и эта, первая и последняя, встреча была кратковременной. Вальяжный, всегда уверенный в себе Юрий Иванович как-то суетливо представил ему присутствовавшего здесь мужчину с неулыбчивым, внимательным взглядом и тут же вышел.
Амирову тогда едва стукнуло семнадцать лет, и, честно говоря, единственное, что он понял из разговора, это то, что у него отменная спортивная подготовка и, главное, совершенно надежная пролетарская наследственность. И что именно заложенные в нем гены позволяют органам сделать ему заманчивое предложение — поработать после окончания техникума на стройках Сибири со специфическим контингентом. Полное гособеспечение плюс очень хорошая зарплата, добавил он.
Амиров уже давно мечтал вырваться из-под родительской опеки — «Надоело говорить и спорить, и любить усталые глаза...» Появится возможность возвращаться домой хоть под утро и слушать круглые сутки битлов. Появятся своя крыша над головой и собственные деньги. Отпадет необходимость клянчить карманные из семейного бюджета — у родителей, как раз и гордящихся своим пресловутым пролетарским происхождением.
Не миновало и полгода — началась совершенно новая жизнь. В руках Амирова — сотни человеческих судеб и жизней. Непременное обращение на «вы» и «гражданин начальник». Завод как завод, только окруженный «колючкой», с охраной на вышках.
Прошли годы и годы с поры сталинских заморозков, но сибирские и северные стройки неофициально так и продолжали называть ГУЛАГом, бериевскими зонами. Шифровались они в документах номерами да почтовыми ящиками. Руководитель стройки и его заместитель — в звании генерала КГБ, начальник стройуправления — полковник. Чем ниже ранг — тем ниже звание. Погоны Амирова с ходу украсили сержантскими лычками, и он стал называться мастером-стажером, но вскоре ему присвоили звание младшего лейтенанта и перевели непосредственно на строительные работы. Бараки лагеря разбросаны по огромной территории, обнесенной высокой оградой в несколько рядов, двумя въездами со сдвоенными шлагбаумами. На сторожевых вышках — регулярно сменяющиеся автоматчики.
Амирова хвалили, ставили в пример, но он знал об одном существенном своем недостатке и изо всех сил с ним боролся — что-то не позволяло ему ударить ни в чем не повинного человека, тем более женщину. Но оказалось, что усилием воли иногда можно переломить себя, тем более если не персонифицировать отдельную фигуру, а наоборот, мысленно растворить ее в среде безликой массы.
Строили предприятия, жилые поселки, дороги прямо среди тайги. Зимой температура до 40-50 градусов опускается. Мерзлый грунт, прежде чем поставить экскаватор, следует разрыхлить мелко-шпуровыми взрывами. Зеки быстренько сооружают кострище из деревянных плах, пока автоматчики в полушубках и валенках с помощью веревки обозначали периметр строительной площадки. Приближение зека к границе этого периметра считается побегом и обязывает охрану открывать огонь на поражение.
«Бугры» награждают разморившихся у костра тумаками и пинками: пора начинать работу. Именно они ответственны и перед начальством, и перед бригадой за достигнутую ею производительность труда. Наряд должен быть всеми правдами и неправдами закрыт не ниже, чем на 121 процент, что обеспечит всей бригаде надежду на сокращение срока, усиленную пайку, некоторое пополнение лицевых счетов зеков. Многое в этом зависело непосредственно и от желания и настроений Амирова.
Тысячи заключенных — конгломерат судеб, жизненных трагедий, зла и неимоверной жестокости. Приходилось постоянно быть настороже, как говорится, держать ухо востро. Амиров сумел устоять перед подношениями, смело выдержал все угрозы и увещевания. Со временем отвешиваемые им затрещины и оплеухи стали привычной частью его бытия. Пару раз пришлось даже достаточно отчаянно отстаивать свои честь и достоинство кулаками. Впрочем, рукоприкладство не было редкостью в зонах. Рукоприкладством не брезговали даже генералы.
Внешне отношения с заключенными у Амирова были вполне нормальными, но он, оставаясь с ними наедине, поворачиваться к ним спиной опасался. С волками жить — по-волчьи выть. Амиров и сам не заметил, как стал резким с окружающими, решительным в действиях.
Досконально освоил профессии бульдозериста, шофера и взрывника. Повысил спортивные результаты в беге и по лыжам, получил разряды по стрельбе из пистолета и борьбе самбо.
Однажды они разговорились с ГБешным лейтенантом-оперативником, с которым нередко коротали время в местном заведении, именуемом рестораном и, наверное, поэтому обслуживающем почти по столичным ценам. Тот сказал:
— Молодой, красивый, сильный парень. Чего тебе по лагерям мотаться? Ведь недолго совсем озвереть на такой службе. Грамотешка у тебя какая-никакая имеется — техникумовский диплом для твоих девятнадцати — уже кое-что. Плюс опыт практической работы. Просись в контрразведку. У нас мохом не обрастешь. Потом доучишься, если придешься ко двору.
Тянулась привычная военная бюрократическая волокита. На одном из собеседований Амирова спросили, не татарин ли он. Амиров ответил, что не знает. Отец детдомовец, поэтому о своем происхождении с определенностью высказаться не мог. Хотя фамилия Амиров явно татарская.
Так он накануне афганской кампании оказался в «мусульманском» батальоне под опекой видавшего виды Хайвана.


СРЕДА

32

Утро снова началось в курилке и снова без привычно уже отсутствующих Кугеля, Кондратюка и «примкнувшего к ним Митлина», как пошутил один баскетбольного роста парень из кранового сектора. Вряд ли он знает истоки этого выражения, подумал Амиров. Он и сам его слышал от родителей. Но у них отец что-то постоянно вспоминал, он буквально жил воспоминаниями, будто его никак не отпускала давно ушедшая эпоха, полная крови, предательства и войн.
Разговор пошел по уже накатанному руслу. Чувствовалось, что кое-кто из ребят стал всерьез к нему готовиться, чтобы не оказаться в роли двоечника, боящегося, что его вызовут к доске.
— Также, есть народный способ получения глюкозы для брожения из крахмала — можно взять зерно, картошку. Так вот, проросшие зерна, то есть солод, содержат фермент, который крахмал в глюкозу дефрагментит.
— А я видел аппарат, там трубочки медные, но внутри серебром покрыты...
 — Возгонка, возгонка, а не проще выморозка? Брага по ходу имеет температуру выше среды. Вот ставим холодильник и вымораживаем, а сэкономленное тепло в дело, на привод компрессора.
— А вы, сэр, лично, вымораживали в холодильнике? Вам известно, что спирт при этом сверху остается? Мне, например, приходилось слышать от знающих людей, что в мороз на лом брагу льют, и стекает спирт, а все прочие замерзает, Правда, личного опыта в этом деле я пока не имею.
 — И я слышал, что уксус, налитый в пакет, при замерзании хорошо делится на составляющие. Нужно поэкспериментировать, тем более что у всех есть холодильники.
 — Имею вопрос, если все-таки использовать такие этапы: заморозка, возгонка, очистка. В какой последовательности нужно это делать?
 — Пришел к выводу, что в замерзшем пиве нет спирта, только цельный лед.
— Может вы замораживали безалкогольное пиво?
— То, что замерзло, оставьте на закуску, а что не замёрзло — ваше!
 — Так в том то и дело, что остается одна закуска. Если палочку вставлять, будет эскимо — пиво на палочке.
 — Пока нет кипения — без освобождения барды спиритус отходить не будет. Такая он сволочь. Поэтому лучше применять вакуумирование — меньше температура кипения и так далее.
— Давайте организуем работу поэтапно:
— кто займется биоблоком установки? — кто криоблоком?- кто термоблоком?- кто блоком переработки отходов?- кто будет трубы, патрубки, клапаны и камеры проектировать?
Кстати, что там еще может быть? А, забыл! Блок переключения режимов работы — управляющий так сказать модуль. Ну, чтобы в случае попадания соседского в один из рабочих узлов, можно было переключиться на другой тип возгонки. Давайте совместим все способы в одном суперагрегате. Главное, краны пометить: откуда пить, а откуда жечь.
— Сам я не пробовал, но, говорят, хороший отделитель сивухи получается. Делается приставка с каналами и трубками. Нужны еще две резиновые прокладки. И двумя стеклянными банками все это окружается и скрепляется резиновым кольцом, например, из автомобильной камеры. Приставка включается последовательно — парогенератор и змеевик. Находится просто в окружении воздуха помещения.
 — Вот тут кстати мысль пришла: а не прерваться ли нам и в качестве разминки перед открытием самогоностроительного кооператива «Скиф и Ко» вот такой сумбурный вопросик обкашлять: У нас имеется абстрактный конденсатор, я бы сказал некая ударная емкость. Для нее мы крутим индуктивность — тоже пока абстрактную. Теперь заставляем маятник качаться — нехай себе скачет, пока не затухнет.
Естественно, выбираем схему, которая даже при отсутствии подпитки при заданных емкости и индуктивности раскачивалась бы максимально долго. Далее берем обычный электромоторчик от детского конструктора, разбираем его, отфигачиваем обмотки и смотрим на голые тельца сердечников ротора. Думаем, как бы нам намотать, сколько и чего, да как все это соединить, чтобы у нашего маятника был этот моторчик спиногрызом-нахлебником и непременно представлял один луч ротора — индуктивность то есть. Потому что необходим такой выпендривающийся колебательный контур, который бы снимал с нашего большого маятника, когда маятник гадит в кандер — а он гадит, когда в ответ по параболе его этот наш большой маятник по яйцам лупит.
— Внешнее питание пока не берем — то есть берем, но один раз. С питанием потом разберемся, когда самогон первый получим.
 — Я вот подумал: хорошо бы каждый такой элемент ротора, как бы это сказать, ну миниТеслой сделать. Чтобы наш большой маятник — или система маятников, которую я называю большой маятник, принимал индуктивность на режиме «гадит моторчик».
— Человечище! Вот самогонный аппарат товарища Коляныча Теслы. По его выкладкам, во избежание «вредных токов», которые по-видимому представляют собой противоЭДС, нужно строить, учитывая длину провода вторички. Нехай она будет длиной в четверть волны, резонансной частоты катухи. Итак, прикинем длину провода... При частоте 9,25 мегагерца длина провода составит 8 с микрописькой метров. Осталось прикинуть габариты катухи и количество витков для 8 мегагерц, исходя из длины провода. При таком раскладе, кроме всех бонусов, Коляныч обещал, что один провод вторички будет «холодным» — минимум потенциал, а второй «горячим» — максимум. Вот и все дела.
 — Оптимальный и проверенный вариант в традиционных технологиях перегонки — поддерживать температуру выше температуры кипения-испарения спирта, но ниже температуры кипения-испарения воды. Желательно без излишней электроники и автоматики, поручив все это физике. Такому условию удовлетворяет помещение «котла» с брагой в водяную баню. Температура в котле будет самоподдерживаться на уровне нескольких градусов ниже температуры кипения воды. Испаряться будет только спирт. Добавочные вещества в виде воды в конечном продукте будут минимизированы — это облегчает транспортные расходы.
— Транспортные расходы в желудок?
— В желудок тоже. Кстати, спирт очень хорошо впитывает воду, поэтому его применяют для просушки обмоток двигателей, высоковольтной техники. К тому же известно, что профессиональные алкоголики, как и рядовые любители «огненной воды», не отличаются полнотой.
— И как ее татары пьют?.. — Расхожая застольная реплика повисла в воздухе. Ребята побросали свои окурки и разошлись по рабочим местам.


33

А Амиров, оставшись один, размышлял о том, зачем нужно этим молодым людям ежедневно и не по одному разу собираться и горячо обсуждать совершенно бесперспективные прожекты. Что это? Демонстрация друг перед другом своего интеллектуального багажа или имитация активной мозговой деятельности, чтобы от вынужденного безделья не атрофировались способность и желание искать и находить новое решение. Если бы Кугель, иуда Кондратюк и примкнувший к ним Митлин вкупе с Макаровым упражнялись таким образом, то есть смелее вторгались в смежные области знаний, они бы давно сумели прийти к оптимальному варианту транспортировки БК.
Но если в предыдущие дни Амиров посмеивался над выпендрежем еще неоперившихся инженеров, то сегодня, находясь рядом с ними, как бы отделился от высказываний и реплик глухой стеной. Ему все это перестало казаться веселым и интересным. В каких бы условиях его РДГ ни находилась, спирт при необходимости обычно добывался простым и эффективным способом. В общем-то участники дискуссии были близки к его открытию. Очень интересное предложение проскочило: отводить спирт от дрожжей во время брожения. Правда, это углекислый газ отвести легко под вытяжкой в процессе перемешивания, а вот со спиртом задача интереснее. Итак, выносится на обсуждение принцип вакуум-возгонки. Но только не нужно греть уже готовую брагу, как предлагается. Дрожжи сами в процессе брожения выделяют тепло, так что можно укутать емкость, в идеале, термос с брагой. Откачку производить из приемной емкости — если их несколько, то из последней. А окружающая температура среды будет ниже точки россы. Все гениально, дешево, вкусно.
Амиров знал и умел практически все. Специальные подразделения до последнего времени были предназначены для действий в основном на период войны. О спецназовцах многие наслышаны как о суперменах: крепкие ребята, владеют всеми видами оружия, приемами карате, прыгают с парашютом, плавают в специальном снаряжении под водой, броском ножа снимают часового, знают иностранные языки, ходят в разведку едва ли не в женском платье, а вдобавок ко всему, как оказалось, и мышей едят, а также змей. Самому Амирову довелось познакомиться с этим деликатесом, когда служил в Средней Азии. Группа забрасывалась на длительное время в тыл условного противника: оружие и боеприпасы тянут у каждого под полсотню килограммов, носимый запас продовольствия и воды, по опыту Афганистана, на 5-7 суток. Вот и приходится довольствоваться подножным кормом.
Целью таких тестов является испытание не одной только крепости желудка, но имеется и чисто психологическая сторона. Не приучившись хладнокровно потрошить всякого рода живность в период учебы, юный коммандос вряд ли сумеет переступить через себя в реальной боевой обстановке. Далеко не каждый без определенного нажима бросит нож даже в чучело, своими контурами напоминающее человека.
Но прежде всего, чтобы попасть в подразделение, нужно быть всесторонне развитой личностью, человеком широкого круга интересов, способностей и возможностей. Из 1000 претендентов, как правило, остается не более дюжины кандидатов на испытательный срок, который выдерживали лишь трое-четверо. Наиболее жесткие требования предъявляются к состоянию здоровья, психологическим качествам. Почти все офицеры действительно знали по нескольку иностранных языков, многие имели по два-три высших образования, некоторые даже окончили престижные зарубежные университеты.
В мирное время существуют картотеки типовых объектов разведки, которые всерьез изучаются — так же, как возможная местность, инфраструктура, климат, варианты действий. Разведчики должны уметь проводить допрос пленных, перебежчиков, опрос местного населения, то есть знать язык, нравы, обычаи, традиции. В случае военных действий может использоваться гражданское платье — «их», разумеется.
Психологические испытания включают в себя прохождение целого комплекса интеллектуальных и личностных тестов: миннесотский опросник, опросник Кеттела, кляксы Роршаха, ТАТ, методики Леонгарда, Равена, Векслера и другие — сотни, тысячи вопросов, задач, головоломок, а также проверку на полиграфе.
Перед каждой командировкой знающие люди с учеными степенями знакомили бойцов со страной назначения, с ее национальными и религиозными особенностями и традициями, правилами поведения, принятыми в обществе. Особенно много внимания уделялось исламским обычаям, потому что чаще всего целью поездок были мусульманские страны. Ну и, понятно, бойцы углубленно изучали историю религий СССР, потому что конфликтологи упорно предсказывали распри в союзных республиках на религиозной почве.
Какая религия самая распространенная у нас, в России? Православная. Ведь почему-то многие россияне по сей день уверены, что христианство — это только католики. А мы — православные. Но второй конфессией по численности приверженцев в России является Ислам. Наверное, поэтому последняя расхожая реплика чем-то зацепила Амирова и вернула к вчерашним размышлениям.


34

И тут Амиров сообразил, при каких обстоятельствах он дал повод Сергею Степановичу Кондратюку сделать вывод о его прежней работе в спецслужбах. На прошлой неделе здесь же, в курилке, Кондратюк стал без обиняков рассуждать об особенностях Ислама, противоречиях между суннитами и шиитами.
— Все правила мусульманской религии соединены в священной книге, которая называется Кораном, — учил Кондратюк сгрудившихся вокруг него курильщиков, искавших истоки давней борьбы между Ираком и Ираном. — Объяснения же и толкования неясных мест Корана, сделанные самим Мухаммадом, были записаны его близкими людьми и мусульманскими богословами и составили сборник преданий, известный под названием Сунна. Позднейшие мусульмане, признававшие Коран и Сунну, стали называться суннитами; не признававшие же Сунну, а лишь один Коран, получили название шиитов. Это деление существует и по настоящее время. Отсюда и конфликты, перерастающие в войны.
— Войны от политики и от политиков, — возразил ему тогда Амиров. — Никогда истинной причиной войны не были богословские разногласия. Даже истоком Крестовых походов была вовсе не проблема гроба Господня. Извините, но вы высказали только что примитивнейшее определение Сунны и противоречий между суннитами и шиитами. Сунна передавалась устно и была зафиксирована сподвижниками Мухаммада в виде хадисов у суннитов и хабаров — у шиитов. Сунна почитается всеми без исключения течениями Ислама как следующий после Корана источник религиозных знаний. Но сунниты противопоставляют себя шиитам, якобы внесшим в Ислам недозволенные новшества. Шииты же полагают, что именно они правильно следуют Сунне.
— Почему ты считаешь, что прав ты, а я не прав? — возмутился Кондратюк. — Я же опираюсь в своих рассуждениях на литературу. И ты как русский человек не можешь иметь других взглядов на чуждую религию.
— Но я же воевал в Афганистане, — напомнил Амиров. — Там глубоко и изучил религию коренного населения.
— И я воевал. Но религия — это тот же пропагандистский плацдарм, — возразил Сергей Степанович Кондратюк.
Никто не хотел противопоставить правду вымыслу. Некомпетентные журналисты распространяли выдумки о других религиях на всю страну. Молодым людям, изрядно отфильтрованным и вроде бы пригодным по всем показателям служить в спецвойсках, приходилось объяснять на занятиях по ориентированию, что алтари и часовни христианских и лютеранских церквей смотрят на восток, колокольни на запад. Опущенный край нижней перекладины креста на куполе православной церкви обращен к югу, приподнятый — к северу. Алтари католических костелов располагаются на западной стороне. Двери еврейских синагог и мусульманских мечетей открываются примерно на север, их противоположные стороны направлены: мечетей — на Мекку в Аравии, лежащую на меридиане Воронежа, а синагог — на Иерусалим в Палестине, лежащий на меридиане Днепропетровска. Кумирни, пагоды, буддийские монастыри фасадами обращены на юг. Выход из юрт обычно делают на юг. В сельских домах больше окон в жилых помещениях прорубается с южной стороны.
И в фамилиях Кондратюк совершенно не разбирается, заключил про себя Геннадий Амиров. Иначе бы непременно, не стесняясь, отметил мое татарское происхождение. Так, недавно он назвал человека с явно шляхетской фамилией Гайдуковский польским евреем, а исконного сибиряка из рода Уваровских, утратившего характерное окончание «-их», поляком.
Амиров знал свою родословную с XVI века. Амировы, как обрусевшая казанская фамилия; впервые упоминались с 1529-30 годов: Васил Амиров — дьяк Поместного приказа; Григорий Амиров — в 1620-21 годах — дозорщик дворцовых сел Казанского уезда, как и Юрий Амиров в 1617-19 годах; Маркел Амиров — подьячий в 1622-1627 годах в Арзамасе; Иван Амиров — в 1638-1676 годах — гонец в Данию, Голландию и Ливонию.
Вообще, Московская Русь в XV-XVI веках активно использует казанцев и мишарей в своей внутренней и внешней политике. В значительной степени на их основе формируется российское служилое сословие, то есть дворянство, в среде которого обнаруживаются такие фамилии: Адашевы, Дашковы, Еникеевы, Мамоновы, Турчаниновы, Салтыковы, Кушелевы, Касимовы, Якубовы и так далее. Хорошо знавшие не только русский, но и свои тюркские языки активно использовались на дипломатической и военно-фискальной службе. Из их среды сформировалось раннее российское чиновничество — дьяки и подьячие: Акишевы, Агишевы, Амиревы, Араповы, Асмановы, Арцыбашевы, Ахматовы, Байбаковы, Бахтияровы, Бурнашевы и другие. Многие из них были российскими послами в XV-XVI веках: Беклемишевы — послы в Крым (1474-1475), Карачаровы (Кара-Чура) — послы в Италию (1499), Бахтияровы — послы в Польшу, Литву (1549); Шерефетдиновы — послы в Польшу, Данию, Стокгольм; Агишевы — послы в Англию, Голландию, Крым, Турцию; Бухаровы и Шараповы — послы в Персию.
Перешедшие на службу к московскому государю тюркоязычные феодалы и их челядь были активной силой в войне против Казани. Так, в 150-тысячном войске Ивана IV, осаждавшем Казань в 1552 году, около трети были темниковские, касимовские и казанские дружины. После взятия Казани многим их предводителям были выделены угодья в завоеванных землях, остававшиеся за ними в случае их крещения. Немало их участвовало как официальные чиновники в разделе казанских земель. И позднее, при восточной экспансии, они продолжали свою чиновничью деятельность.


35

Вообще-то Геннадий Амиров привык, что его принимают за татарина. Он не обижался, но и не поддерживал игру. Однажды в Кандагаре судьба свела его с представителем прессы, контакты с которой совершенно не приветствовались амировским командованием. Но здесь был, что называется, особый случай: за журналиста хлопотали высшие партийные органы и от их имени — советское посольство.
Амиров, представленный гостю великим разведчиком и диверсантом, принял его, как приказали, по первому разряду. Со всеми предосторожностями привез на нелегальную квартиру, угостил, чем Бог послал, то есть напитками и яствами из своих личных запасов. И журналист, когда освоился с необычной, полной таинственности, обстановкой, начал расспрашивать о секретах продолжавшейся уже десятый год войны. Не кажется ли она Амирову непомерно жестокой? И можно ли ее сравнивать с войной Соединенных Штатов во Вьетнаме?
Ну разве можно было объяснить мальчику тридцати с лишним лет, что такое современная война? Жестокость была обоюдной и диктовалась не законами войны, а эмоциями. Не жалели никого, даже скотину, которая по воле случая попадала под горячую руку противоборствующих сторон. Резали, рвали, душили все, что могло передвигаться или хотя бы шевелиться.
Статистика — неумолимая вещь. Шурави потеряли на афганской войне около 15 тысяч человек погибшими и около 56 тысяч ранеными. А сколько моральных инвалидов получила Родина из более чем 500 тысяч вернувшихся домой живыми? Пока их никто так и не подсчитывал.
Афганистан пострадал еще больше. Советская военная машина также не особенно либеральничала. Вся территория Афгана была изрыта бомбовыми воронками, а города и кишлаки превращены в руины. Кроме разваленной экономики, от которой практически не осталось ничего, страна получила более миллиона убитых граждан, и это при 15-миллионной численности коренного населения — с учетом кочевых племен. О количестве раненных и покалеченных афганцев говорить вообще не приходится.
Как ни парадоксально, но моджахеды, приобретшие боевой опыт, страдали меньше всего. Основные потери несли мирные жители. Хотя на этой войне было очень трудно отличить одних от других. Пастух, мирно пасший в дневное время отару овец, ночью превращался в моджахеда-головореза.
— Прошли годы, прежде чем я уяснил, что все здесь живут и воюют по принципу: жизнь тяжела, но, к счастью, она коротка, — попытался сострить Амиров.
Журналист сказал, что ему стало известно, будто Амиров участвовал в штурме дворца Амина в декабре 1979 года в составе «мусульманского» батальона и спросил, что это за легендарное воинское подразделение.
— Я ничего не могу сказать по поводу возникновения и происхождения в военном обиходе понятия «мусульманский» батальон. Я слышал только, — продолжал Амиров предельно доверительно, — будто он был расформирован через несколько месяцев после своего образования.
— Как это понимать? — спросил журналист.
— Как хотите, так и понимайте, — поставил точку на этом эпизоде Амиров.
Помявшись, журналист спросил:
— Товарищ капитан, а вы не чувствуете, хотя бы временами, некоего душевного дискомфорта от того, что воюете, в сущности, против своих, мусульман. Вот в Югославии некоторые русские воюют на стороне православных сербов...
— Пусть вас не обманывает моя фамилия. Я русский, как все в этой стране. И я выполню любое задание моего командования.
К сказанному просилось добавить: «В любой точке земного шара». Но Амиров удержался. Как удержался от соблазна не без назидательности порассуждать на тему этнической близости славян и булгар, о чем свидетельствовали не только внешнее сходство и идентичный жизненный уклад, но и легкость, с какой осваивались языки, обычаи и традиции соседних народов, чему, безусловно, способствовали многочисленные смешанные браки.


36

— Хочу вам подарить достаточно неожиданный взгляд на проблему, которую легче замолчать, нежели искать подходы к ее решению, — предложил, что-то прикинув, Амиров. — Как известно, после вьетнамской войны американские врачи выявили серьезные психические нарушения у огромного числа воевавших там солдат. Попросту говоря, у многих ветеранов вьетнамской войны поехала крыша. Некоторые из них спились, другие угробили себя наркотиками, третьи покончили с собой. Были и такие, которые стали убивать, грабить, насиловать, находя в этих занятиях своего рода кайф. Американская пресса назвала данное явление вьетнамским синдромом.
Сейчас о схожих симптомах начали сообщать и наши СМИ. В чем причины этой патологии, и как ее избежать? Одним из главных психических качеств профессионального воина являются его эмоциональная устойчивость, хладнокровие, своего рода бес-чувственность. Между тем и во Вьетнаме воевали, и в Афганистане воюют, в основном, совсем молодые солдаты срочной службы, в большинстве своем эмоционально несдержанные, как то и свойственно молодежи. Ярость сражения, ненависть к врагам, желание отомстить за погибших друзей — все это подчас вызывает у них ощущение наслаждения от убийства противника. И чем больше они убивают, тем ненасытнее становится желание пускать кровь еще и еще. Убийство превращается в наркотик.
В ходе локальных войн к этому наркотику могут пристраститься еще очень многие, и многие. Между тем пока не видно серьезных исследований и разработок этой темы. А ведь последствия душевных и физических травм не заставят себя ждать, кошмарные сны по ночам станут среди них только цветочками, ягодки окажутся гораздо страшнее. Я считаю, что избежать последствий такого рода можно лишь одним способом — убрав эмоции, сделав свое сознание пустым. Конечно, полностью избавиться от эмоций нельзя, но уменьшить их негативное воздействие на психику до безопасного минимума вполне реально. Лучшим средством для этого являются приемы самогипноза, медитация, молитвы. В процессе медитации необходимо четко осознать, что ты убиваешь своего врага не ради собственного удовольствия, не ради кровной мести, а подчиняясь требованиям воинского долга, во имя своей Родины.
Врага нельзя жалеть, но и садизм по отношению к нему никогда никого до добра не доводил. Оптимальное состояние в бою — это безразличие и к врагу, и к себе. Жалеть себя нельзя ни в коем случае, ибо такая жалость вызывает страх за свою жизнь. А страх сковывает действия бойца. Думаю, в перестройке сознания будут полезны рукопашные схватки в полный контакт.
Основная цель контактных боев, всегда считал Амиров, — научиться переключать психику в нейтральное положение, спокойно переносить сильную боль, не обижаться на противника, если пропустишь удар — виноват ведь ты сам. Значит, недостаточно овладел приемами защиты, ухода от атак, передвижения по площадке. А некоторые, выйдя на поединок и получив болезненный удар, начинают психовать, впадают в истерику, жаждут жестоко отомстить обидчику. Все это — отличительные черты неопытного бойца, обладающего к тому же низким уровнем культуры.
Опытный рукопашник после чувствительного удара, напротив, становится более собранным, более осмотрительным. Именно к такой реакции следует себя приучать, тогда и в настоящем бою сохранишь себе жизнь, выполнишь боевую задачу.
Высаживая журналиста из машины, Амиров сказал:
— Наверное, я вас разочаровал. Вы сами понимаете, я не имею права особенно распространяться.
— Поверьте, я напишу очерк героический, но без пафоса. Его все будут с интересом читать, в том числе вы. Особенно ценной считаю заключительную часть нашей беседы.
Так оно и получилось. Амиров еще раз убедился, что профессионалы понимают друг друга с полуслова.


37

На этом прервались воспоминания Амирова, потому что в курилке появилась избранная троица, и Сергей Степанович Кондратюк как по писаному вещал на предложенную самим тему:
— Наших людей полегло во Второй мировой так много, что за шестьдесят лет мы не смогли их по-людски захоронить, но кричали: «Никто не забыт, ничто не забыто!». Всему народу, глядя в глаза, попросту врали.
Нет, не умеем мы рвать рубаху у ворота и всенародно каяться, заливаясь горючими слезами, подумал Амиров. Оказалось, свобода слова завоевана для бывших коммуняк, которые нынче смело высказывают бесспорные, проверенные временем истины, при всех режимах так нравящиеся правителям.
— До сих пор подлинной истории Великой Отечественной войны мы так и не знаем. А жаль! — продолжал спорить неизвестно с кем Кондратюк. — А надо бы. Пора. Пора знать о ней всю правду. Это нужно как ветеранам, так и молодым. Горькая правда о Великой Отечественной не умалит величие нашей Победы. Потому-то война была Великой и всенародной — Отечественной, и останется ею в веках!
— Сейчас, по всем правилам ораторского искусства, наш чичероне должен перейти к истории вопроса, — прошептал Кугель.
— Всего за 56 лет до революции высвободившиеся из оков крепостного права российские народы устремились в неизведанную вседозволяющую вольницу, — будто услышав Евгения, повысил голос Сергей Степанович Кондратюк. — Большевики разложили русскую армию, солдаты оставляли окопы и бросали оружие, не подчинялись офицерам. Был подписан постыдный Брестский мир с немцами: им без боя отдали добрую половину европейской России и всю Украину.
Новое правительство призывало народ «грабить награбленное», звало к новой пугачевщине, к бунту против всего бывшего. Были попраны общенародные веками незыблемые моральные и этические ценности, еще недавно сплачивавшие российское государство. Все это привело к революциям и Гражданской войне, в которой сгинули 19 миллионов россиян. Экстремисты пришли к власти в России. Списывая наступивший голод и разруху на царское правительство, они любыми, порой садистскими, методами удерживали власть над народом.
Господствовать имела возможность лишь одна партия...
— Какая? — с невинным видом спросил Кугель. — Уж не КПСС ли, в которой вы, Сергей Степанович, состояли четверть века и были далеко не последним человеком?
— ...а потому все остальные партии, всех инакомыслящих пустили под нож или обратили в лагерную пыль. Недовольных и несогласных безжалостно ставили к стенке, — произнес Кондратюк и со значением посмотрел в сторону Кугеля. — Сопротивляющихся продотрядам и продразверстке бунтующих крестьян и казачество подавляли силами регулярной армии. Это еще тогда, в 1920-е годы, стали брать заложников и травить непокорных газами.
Организованным голодом в 1930-е морили крестьян Украины и Поволжья. Через 12 лет борьбы с непокорным патриархальным селом порушили традиционную русскую сельскую общину. В 1929-м ликвидировали надежную трудовую прослойку на селе — кулаков и учредили колхозы, принудив оставшихся на селе трудиться «за палочки» или подаваться на стройки индустрии. Теперь хлеб «в закрома Родины» изымался централизованно и без явного насилия.
— Вы забыли о роли Сталина во всем этом безобразии, — подсказал Кугель.
— Сталин, да будет вам известно, Евгений Соломонович, одолел противников своей новой национальной политикой, порушив губернское административное деление России. Страну перекроили по национальному признаку. Ее, единую и неделимую, теперь разбили на национальные анклавы, что явно обострило национальные противоречия и различия. Теперь целые народы объявлялись «плохими и ненадежными» и их безжалостно выселяли в тмутаракань. Плоды такой национальной политики мы пожинаем и сегодня — не только в бурлящей Чечне.


38

— Теперь о православии. Как без его подпитки раскаявшемуся партфункционеру? — свистящий шепот Кугеля был слышан окружающим, но не смущал оратора.
— Традиционно в России народную духовность и душевность пестовала Церковь, — сказал, будто ожидал сигнала, Кондратюк. — Она как властительница душ мешала новой власти проводить в народные массы коммунистическую идеологию, а поэтому религия была объявлена в России вне закона. Ее атрибуты, как и самих священнослужителей, искореняли с лютой ненавистью, как и старых большевиков, офицерство, интеллигентов, понимающих, на какой изуверский и бесчеловечный путь свернула былая Россия.
Военные расходы и индустриализация требовали громадных средств, и тогда организовали массовый террор. В ходе репрессий миллионы россиян, как рабы Древнего Рима, подневольно трудились в сталинских ГУЛАГах. 19 миллионов россиян были перемолоты жерновами репрессий. Под прикрытием Сталинской Конституции 1936 года страх правил страной. Всякое инакомыслие уничтожалось немедленно и с корнем.
Как восточный деспот и тиран, Сталин безраздельно правил страной 30 лет. Мечтая стать отцом всех народов планеты, он превратил страну Советов в единый военный лагерь. И вовсе не суверенитет страны и не нерушимость границ СССР заботили вождя. Он мечтал покорить мир, «разрушить весь мир насилия» и привел его ко Второй мировой войне, в которой сгинуло около 50 миллионов ни в чем не повинных людей. Это он подтолкнул Германию к войне с Россией, это он надолго рассорил нас с Китаем и Югославией, не признавая лидерства или даже равенства с собой, Великим, какого-то Броз Тито и даже Мао.
За шесть лет до прихода Гитлера к власти в Германии мы пробовали свои силы в беззащитной Польше, но и сегодня немногие понимают, о чем это мы пели:
«Помнят псы-атаманы,
Помнят польские паны
Конармейские наши клинки...»
А наш секретный сговор с Германией от 23 августа 1939 года и последовавший затем ввод наших войск в Западную Украину, Белоруссию, Молдавию, страны Прибалтики и даже в Иран? Участие в войне в Испании, война с Финляндией, а сразу после Отечественной — помощь в войне Корее? Сегодня можно слышать, что в 1945 году Сталин мечтал о новой большой войне по переделу мира и основательно готовил к ней страну, отчего мы так бедно жили все послевоенные годы. К счастью, с его смертью новой большой мировой бойни не случилось, но и сегодня Россию не очень-то жалуют за ее советскую историческую миссию.
Такую же, мягко говоря, недружелюбную политику по отношению к народам Земли мы продолжали и в дальнейшем. Перечислить факты нашего военного участия просто не представляется возможным. Наши танки вновь вели бои на улицах Будапешта и Праги, воевали мы во Вьетнаме и в Анголе. Ракетами поддерживали Кубу и ограниченным контингентом бились в Афганистане. Но об этом лучше рассказал бы майор Амиров, он там пробыл от первого дня до последнего.
— К сожалению, Сергей Степанович, я не обладаю таким ярким даром рассказчика, — улыбнулся Амиров. — И вы подвели к совершенно справедливому выводу: жить без войн у нас как-то не получается.
— По законам жанра теперь очередь за словами примирения с прошлым и сдержанные комплименты в адрес сегодняшних властей, — сказал Кугель на ухо Амирову.
— История не имеет сослагательного наклонения, ее не перепишешь заново, — заключил Сергей Степанович Кондратюк. — Мудрость теперешнего руководства России в том, чтобы научиться жить в мире, но не поступаться при этом суверенитетом страны.
— В нашей стране выживают только тараканы и коммунисты со своими идеями, — решился высказаться достаточно определенно Амиров. — Интересно, сколько в России таких добровольных пропагандистов и агитаторов, исподволь тянущих нас назад?
— Настоящая пятая колонна. Ведь идея, овладевшая массами, становится материальной силой, как учил отец-основатель нашего государства, — близоруко улыбнулся Кугель. — Не успеешь оглянуться, а вокзалы, банки, почта, телеграф опять окажутся в их руках.
— Пойдем прогуляемся, Амиров, поговорим, как солдат с солдатом, — предложил вдруг Кондратюк.
— Давайте завтра. Сегодня у меня безотлагательное дело, — сказал Амиров.
— Завтра будет четверг, — в голосе Кондратюка почувствовалась нотка обреченности.
— Не боись, — сказал Амиров, широко улыбнувшись. — Бог не фраер.


39

Строго говоря, Кирилл Брунович не был итальянцем, а был югославом, давно забывшим свое македонское имя. В юности он много поездил по странам в поисках работы, с шахты на шахту, тогда и вступил в компартию. Во Франции как сторонник коммунистических идей попал в поле зрения агентов Коминтерна. Он уже успел наследить во всей Европе как организатор беспорядков и террорист, а в Германии, Бельгии, Франции и Испании его ждало серьезное наказание. Тут он и был приглашен в Москву — учиться коммунизму. Учебно-тренировочная база располагалась в Балашихе, в «старом городке», где, как выяснилось через десятилетия, готовились одновременно кадры для войны в Испании, диверсанты из группы П. Судоплатова и И. Старинова, в том числе легендарный Николай Кузнецов. Практические занятия мало отличались от подпольной деятельности Векки, но дело было поставлено на профессиональную основу при безусловной жесткой дисциплине.
Иностранцы жили тесной замкнутой колонией под Москвой, но иногда их организованно вывозили на Беломоро-Балтийский канал, Днепрогэс, в Магнитку или Кузнецкстрой.
— Результаты героических усилий советских людей выглядели замечательно, — говорит сегодня Векки. — Этот порыв вдохновлял. Казалось, мы близки к достижению целей многих поколений борцов за счастье человечества.
Он основательно освоил профессию сварщика и, так как в совершенстве знал итальянский, то готовился к работе в порту или на доках одной из скандинавских приморских стран, куда должен был проникнуть как житель Апеннинского полуострова. В круг его задач входило зарекомендовать себя преданным сторонником режима Муссолини и, по возможности, занять прочную, если не главную, позицию в местном отделении одной из профашистских организаций. Связей с коммунистами не искать и никоим образом не проявлять своих истинных намерений до дня «X», когда по сигналу должны заполыхать доки и взлететь на воздух корабли в гавани фьорда.
К сожалению, все получилось не так, как предполагалось. Война началась совсем не по нашему сценарию. Страна пребывания Векки сохраняла строгий нейтралитет, правда принимала в свои подводные доки израненные фашистские субмарины. Векки добросовестно прокладывал по их корпусам ровные дорожки сварных швов и ждал своего часа. В результате после войны он несколько раз счастливо избежал расстрела в СССР — чьи-то таинственные, но могучие руки отводили его от самой стенки, несмотря на тяжелые обвинения, самым мягким из которых было идеологическое сотрудничество с военно-фашистскими организациями Италии.
В вину Векки ставилось даже то, что он начинал свою революционную деятельность как македонский террорист.
— Как югослав ты должен был быть приписан к армии Тито, — говорили ему следователи Лубянки.
Биография Векки всем стала казаться сложной, запутанной, невероятной.
— Ты ведешь себя как непартийный человек, ты что-то скрываешь, — настаивали люди в погонах.
Естественно, когда его с обязанностями штатного осведомителя забросили в лагерь для военнопленных в Магнитогорске, он воспринял это как новое задание партии.
Векки был единственным итальянцем среди сотен заключенных. Он ничем не отличался от них, разве что знал все европейские языки. Но о том, что еще превосходно знает русский, мало кто догадывался даже в руководстве лагеря. Векки опять ждал — на этот раз того, на кого возложены функции связника. Связником оказался обер-лейтенант, инженер Вильгельм Лайнер, который тоже, как выяснилось, говорил по-русски. Как начальник производства он, не привлекая ничьего пристального внимания, общался с комендантом их сектора младшим лейтенантом Амировым. По прошествии некоторого времени Лайнер от имени немецкого контингента лагеря рекомендовал классного сварщика Векки в бригадиры, что, конечно же, устраивало советскую сторону. Встречи между агентами НКВД в зоне и кумом стали проводиться вполне легально.
Когда появилась возможность вернуться на родину, обзаведшиеся семьями Лайнер и Векки без объяснения причин предпочли остаться в Магнитогорске. Отставной лейтенант Амиров постарался устроить так, чтобы они жили по соседству с ним, в построенных самими же домах. Но через пару лет иностранцев опять арестовали, и Лайнер с Векки, не успевшие получить реальный срок в силу начавшейся к тому времени оттепели, старался не вспоминать о своей последней отсидке.
— Я вернулся домой как вольный ветер, — вспоминал Чирилло Векки, потому что жена, пока он мотался по пересылкам, оставила его. Его сестры, которых он отыскал через Красный Крест в Соединенных Штатах, не захотели принять красного бузотера..
Вильгельм Лайнер, разведясь и снова женившись, снова исчез где-то в середине 1970-х. Его судьба так и осталась никому неизвестной.


40

Со старым террористом и подпольщиком, который в годы перестройки позволил себе в какой-то мере забывать о данных когда-то подписках, Амиров мог без опаски говорить почти на любые темы. Они оба ощущали грань взаимной откровенности, через которую при любых обстоятельствах переступать нельзя.
Кроме того, до Векки все никак не доходило, как это сегодня деньги перекраивают судьбу человека любого ранга.
— Прежде чем обвинять бойца-спецназовца, что он служит теперь не тем людям, надо знать мотивы, почему он принял такое решение. Да и с кого можно требовать преданности, если у многих руководителей на первом плане не долг перед страной, а обеспечение собственного благополучия? — вопрошал Векки.
Против истины не попрешь. Приходилось соглашаться, что сегодня дисциплина в некоторых преступных группах выше, чем в государственных подразделениях, призванных с ними бороться. Криминальный мир теперь сам имеет все возможности подготовить себе боевиков. Раньше обучение бойца того же подразделения «Вымпел» стоило 100 тысяч советских полновесных рублей в год. Трудно поверить, что сейчас государство не может найти средств на подготовку такого отряда, и люди пристраиваются, кто куда может.
— Тебя не приглашали? — спросил Векки.
— Вообще-то приглашали, — Амиров вспомнил, как это было.
— Но ты не пошел, — уже утвердительным тоном произнес Векки.
— Я тогда работал в комсомоле. И потом, у меня была гражданская специальность. А многие из нас умеют лишь профессионально перемалывать кости.
— А в крайнем случае ты пошел бы в ОПГ?
— В крайнем случае пошел бы, — признался Амиров. — Но крайний случай, надеюсь, не наступит никогда.
— Ты мог бы мне немного поподробнее рассказать о «мусульманском» батальоне, штурмовавшем дворец Амина? Ведь, как я догадываюсь, ты служил в нем.
— Нет, Кирилл Брунович, вы же понимаете.
— Теперь наступили другие времена.
— Других времен в России как-то не случается.
В этот момент в дверь позвонили.
Эрика, подумал Амиров.
Перед тем как идти открывать, Векки, оглянувшись, посмотрел на Амирова:
— Честно говоря, мне это уже не так интересно — штурм, Амин, тем более — другие времена в России.
Из прихожей послышался звонкий смех Эрики:
— А я знала, что встречу его у вас.
— Он тебя уже битый час ждет. У него есть к тебе интересное предложение.
— Не иначе, желает пригласить меня на дискотеку в «Березку». Я бы с удовольствием с ним пошла.
— Он хочет устроить тебя учиться в колледж на бюджетное отделение.
Она вошла вся ослепительно юная и красивая, и Амиров подумал: если ее действительно повести в ресторан, то о чем с ней можно там говорить? Он не знал. Не знал он и что делать с ней позже, потому что помнил о вчерашнем предостережении Векки.
В таком сумбурном настроении он и покинул гостеприимный дом итальянца, сославшись на крайний цейтнот и проклиная сам себя. Такого с ним еще не было, чтобы вмиг потерять голову из-за сопливой девчонки. Они договорились встретиться завтра после обеда у входа в техникум. Эрика должна иметь при себе все необходимые документы. И пусть оденется не так броско.


41

Эти записи с 1991 года хранились в семейном архиве — тонкая стопка бумаги, испещренной бисерным отцовским почерком. Однажды Амиров наткнулся на них и, хотя здесь не было никакого обращения, сразу понял, что адресованы они именно ему. Он внимательно просмотрел листочки и после этого не позволял себе и тени сомнения в том, чему присягал.
«Я кратко постараюсь рассказать о своей жизни. На Кубани, в селе Петровка, в трудолюбивой семье в 1922 году родился последний сын — мальчик Петя, то есть я. Мой отец был хорошим хозяином. Дом и все постройки были покрыты красной черепицей. Для обработки земли имелся табун лошадей, да к тому же содержались коровы, свиньи, овцы и разная птица. Отцу спать было некогда — всегда в работе, в заботах.
Закупили необходимую технику, молотилку, сенокосилку, посевные и зерноуборочные машины. Поднялся сад, где росли абрикосы, виноград, прочие фрукты.
Когда я родился, отцу было 56 лет, а матери — 40. Я рос последним ребенком в семье. Детство у меня было безоблачным, счастливым.
В 1931 году в стране проходила коллективизация. Отец отказался вступать в колхоз, в результате чего моих родителей раскулачили, отобрали все, что у них было. Отца арестовали, а меня с матерью выгнали из дома на хутор. Через некоторое время, ночью, нас увезли на железнодорожную станцию, потом отца доставили туда же, всех погрузили в товарный вагон. По пути состав загружали «кулаками» (украинцами, болгарами, греками, татарами). Это было летом.
Привезли нас на Урал, на угольную шахту № 205 (ныне город Копейск Челябинской области). Разгрузили в чистом поле. Шахту только начали копать, никаких строений не было. Каждая семья построила себе шалаш, а позже, к зиме, землянки. К началу учебного года в бараке разместили школу. Я пошел учиться в 1 класс на украинском языке, учителей прислали из Полтавы.
Учился я хорошо, в 1 и 2 классах мне поручали брать на буксир отстающих учеников. В 1933 году, летом, моя мама уехала-сбежала на Кубань, там осталась ее дочь 15-ти лет, моя родная сестра. Она была больна, и мама очень страдала. Вскоре осенью мой отец заболел, и к началу зимы его не стало, он умер на моих глазах. Я остался один на Урале. В ту пору мне было 10 лет, добрые люди и комендант отвезли меня в Еткульский детский дом, недалеко от Челябинска. Там я пошел в 3 класс уже на русском языке.
В детском доме зимой учились в школе, а летом работали в подсобном хозяйстве детдома. Одно лето я ухаживал за кроликами в лесу. Нас было трое пацанов, ночью нам было страшно, но виду мы не показывали. Второе лето косили сено, выращивали овощи, картошку, все это делалось под надзором взрослых.
В 1935 году меня в группе из 10 человек взял из детского дома на воспитание Еманжелинский зерносовхоз (по типу сынов полка). Зимой мы учились в школе, летом работали — были при деле. Нас хорошо кормили, одевали, присматривали за нами. Одно лето я работал учетчиком зерна на комбайнах в поле, а потом был учеником токаря, проводником зерна при перевозке его автомашинами от комбайнов на элеватор.
В зимнее время, в период учебы, нас, мальчиков, закрепили за маленькими 2-летними жеребятами. В выходные дни мы ходили на конюшню к своим подопечным, кормили, чистили, прогуливали их. Моего жеребенка звали Звездочка (на лбу было белое пятнышко), я его очень любил.
Вспоминаю с благодарностью всех окружавших, приучивших нас к труду. На все государственные торжества и Новый год нас, детей-сирот, сынов совхоза, работники по разнарядке брали в свои семьи, где нам устраивали праздничные угощения.
В совхозе я был пионером, а потом вступил в комсомол. По окончании 7 классов я хотел поступить учиться в морполитехникум Ростова-на-Дону на штурмана дальнего плавания торгового флота, но не набрал нужных баллов. После этого я поехал учиться в Свердловск, в школу механиков звукового кино, которую окончил в 1940 году и был направлен работать в районный дом культуры села Кунашак. В те времена звуковое кино только-только зарождалось, специальность киномеханика была престижной — почти такой же, как сегодня профессия программиста-электронщика.
Мы, сыны совхоза, начитались в газете «Пионерская правда» о шпионах и диверсантах, и я написал письмо наркому Ежову с просьбой взять меня на охрану государственной границы от врагов. Получил отказ. Однако мы упорно продолжали занимались спортом: я сдал нормы БГТО (будь готов к труду и обороне), Ворошиловский стрелок (юный), БГСО (будь готов к санитарной обороне). Еще в 6-7 классах я помогал учителю физики и химии готовить лабораторные опыты, демонстрировать учебные кинофильмы на узкопленочном киноаппарате.
Но, понятно, мы не всегда были ангелами. Бывало устраивали драки с местными мальчишками, лазали по чужим огородам, отнимали лыжи, коньки и санки у сверстников-"маменькиных сынков».
В 1941 году я был допризывником, и осенью меня должны были призвать на действительную службу. В то время лозунг «Защита Отечества — священный долг каждого гражданина» звучал для нас как закон. К службе в армии юноши готовили себя, занимались спортом, укрепляли здоровье, и не дай Бог военкоматовская медкомиссия забракует тебя и признает негодным к службе. Это было бы позором, не без оснований считалось, что таких парней и девушки любить не будут.
Я был спортивным юношей, у меня был 1 разряд по лыжам, я участвовал во всех спортивных мероприятиях района.


42

22 июня 1941 года грянула Великая Отечественная война, и в начале октября меня призвали на службу в ряды Красной Армии. Меня направили в 156-й уральский лыжный батальон, расквартированный в городе Челябинске. За 2 месяца я прошел курс подготовки молодого бойца, принял военную присягу. Перед отправкой на фронт нас хорошо одели. Выдали валенки, фуфайки, шапки, ватные брюки, теплое белье, шинели, маскировочные белые халаты.
В первых числах декабря 1941 года мы ходили в драмтеатр на спектакль эвакуированного в Челябинск Московского Малого художественного театра. Названия спектакля не помню — мы были усталые и все представление проспали. Ночью по боевой тревоге батальон покинул свои казармы, прибыл на железнодорожный вокзал, погрузился в товарные вагоны, оборудованные нарами в 2 яруса по высоте и железными печками-буржуйками. Под звуки военного духового оркестра, исполнявшего марш «Прощание славянки», эшелон тронулся, и мы поехали на войну, на фронт, по северной железнодорожной ветке, через Свердловск.
Ехали быстро, остановок почти не было, нам всюду был открыт зеленый свет светофора. В городе Тутаево, что расположен невдалеке от Ярославля, мы выгрузились из вагонов, нам выдали боевое оружие и снаряжение — винтовки, пулеметы, автоматы, пистолеты, минометы и боеприпасы. Мы очистили все это от смазки, потом, выехав на лыжах в лес, на берег Волги, обстреляли.
Мне выдали ручной пулемет Дегтярева. Это было грозное, надежное оружие. Я был первым номером расчета, вторым номером был мой лучший товарищ Николай Бекарев из Тахталыма Кунашакского района.
Мы вновь погрузились в свои, ожидающие нас, вагоны, поехали через станцию Бологое на Северо-Западный фронт. Нас разгрузили, не доезжая до линии фронта 75-80 км, на станции Горовастица, которая была разрушена так, что не угадывалось никаких следов человека — не считая железнодорожных путей и землянки железнодорожников. Дул холодный ветер, мела поземка. Нас ждала неизвестность.
Еще на станции Бологое к нашему составу, к голове и хвосту, прицепили платформы с зенитными пушками для охраны поезда от налета немецкой авиации.
Мы быстро выгрузились из вагонов, ушли в ближний лес. И сразу вслед за этим на станцию налетели два немецких бомбардировщика. Спустя секунды в небе появились три краснозвездных истребителя, завязался воздушный бой при поддержке зенитных пушек, установленных на нашем поезде.
Один истребитель загорелся в воздухе, упал и взорвался один немецкий бомбардировщик. Бой шел на небольшой высоте, хорошо были видны на самолетах красные звезды и немецкие кресты. В результате немцев вынудили сбросить бомбы мимо цели — стоящего железнодорожного состава. Так впервые я стал свидетелем воздушного боя, наблюдать которые позже мне довелось много раз. Благодарю судьбу, что наш батальон своевременно выгрузился из вагонов и ушел в лес.
До передовой мы шли на лыжах, видели сожженные, разрушенные деревни. На обочинах дороги валялись убитые немцы, на открытых участках полей из снега торчали таблички: «Мины». Мы шли по льду озера Селигер, там, где начинается великая Волга. На вторые сутки пришли на передовые позиции у районного центра Малвотица Новгородской области.
Нижнее белье на нас было пропитано потом, его мы надели более двух недель назад — после бани в Челябинске, перед отправкой на фронт. На передовой нам выдали другое, постиранное, пересыпанное каким-то порошком с неприятным запахом. Тут же прошел слух, что это белье было снято с убитых.
Мой 156-й лыжный батальон был придан 27-й стрелковой бригаде 3-й ударной армии, которой командовал маршал Баграмян. Батальон численностью 600 человек, состоявший из трех лыжных рот, одной минометной роты, разведвзвода, санвзвода, хозвзвода, был сформирован из крепких спортивных юношей. Особую роль, понятно, играли лыжники. Перед нами была поставлена задача в условиях бездорожья, в любое время дня и ночи, в любую погоду совершать рейды в тыл врага, уничтожать вражеские гарнизоны, взрывать склады и т. п.
Батальон выполнял поставленные командованием задачи, участвовал в боях за овладение населенными пунктами Малвотица, Быково, Павловск, Наумово. В начале войны овладение населенным пунктом было большим успехом.
Прошло с тех пор 50 лет, но то, что пришлось пережить, забыть невозможно. Помнится, как мы шли в бой за взятие населенного пункта, откуда немцы открывали ураганный пулеметный и минометный огонь из дотов и дзотов. Мы залегали, нам не давали поднять головы, даже ночью немцы подходы освещали ракетами, подвешенными на парашютиках. Нам было лучше, мы были одеты в белые халаты, на белом снегу мы были мало заметны. А вот перед нашей атакой в бой ушла рота морских пехотинцев, одетых в черные бушлаты. Очень многие остались лежать, не вернулись. Все поле было усеяно телами морпехов. Задачу они должны были выполнить любой ценой и пали смертью храбрых.
Никогда не забудутся лыжные переходы при полном боевом снаряжении, на пределе сил. Спали стоя на лыжах, опершись на лыжные палки, или в снегу при лютых морозах, почти всегда голодные, усталые, но при этом у нас не возникало ни насморка, ни кашля, никаких болезней.
Видел, как в лесу группы по 5-10 красноармейцев сладко спали в разных позах у потухших костров. То есть усталые, измученные, голодные, они согрелись у огня и крепко заснули. Костер прогорел, и замерзшие бойцы больше не проснулись, спали вечным сном, остались молодыми навсегда.
В этих условиях мы провели зиму 1941-1942 годов. Зима была лютая, холодная, голодная и очень долгая. А как хорошо и тепло было на душе, по жилам текла горячая кровь, когда утром нам давали боевые 100 граммов водки — иногда перепадало и больше за счет не вернувшихся с поля боя.


43

Мне довелось участвовать в операции по пленению «языка». Командованию нашего батальона был дан приказ — взять «языка» до 20 февраля. Было принято решение ночью зайти в тыл к немцам, перерезать телефонные провода, идущие вдоль дороги от передовой в тыл, и ждать связистов, вышедших на поиски обрыва.
Выполнять это задание поручили пятерым лучшим лыжникам из разведвзвода, которые не однажды ходили во вражеский тыл во главе с командиром Киселевым, а для прикрытия их в случае возникновения боя назначили меня, ручного пулеметчика, и моего второго номера.
Накануне этой операции нам дали выспаться в блиндаже штаба, вечером покормили. Мы сдали в штаб свои документы и с наступлением темноты перешли линию фронта, выбрав самые труднопроходимые, заросшие лесом, бездорожные места. К середине ночи мы подошли на участок дороги, который наши разведчики определили заранее. Для транспортировки «языка» взяли с собой волокушу (фанерная легкая лодка), на которых с помощью лямок из брезента транспортировали минометы.
Мы замаскировались, ребята обрезали телефонные провода и привязали концы к соснам. Я тоже замаскировался, приготовил свой пулемет к бою метрах в 20 от места обрыва проводов. Стали ждать фрицев для пленения, приготовили автоматы, ножи-финки. Шел небольшой снег, дул пронизывающий ветер. Прошло примерно около часа, и мы увидели — идет вдоль дороги немец с карманным фонариком (к нашему счастью, он был один). Обнаружив обрыв, полез к сосне отвязывать концы проводов. В этот момент наши сзади оглушили его, связали руки, рот заткнули тряпкой, погрузили на стоящую рядом волокушу и быстро потянули в глубь леса. Выждав несколько минут, когда бойцы уйдут дальше в лес, я с пулеметом догнал их.
Мы по очереди снимали свои шинели и укутывали немца, чтобы он не замерз. Мы выполняли ответственное задание, мы обязаны были доставить «языка» живым. Нам было трудно и страшно — могло случиться всякое.
На рассвете мы доставили свой трофей в расположение части, потом на этой же волокуше его отправили в штаб 27-й стрелковой бригады для допроса. А 23 февраля 1942 года с помощью сведений, полученных от «языка», деревня Быково с боем, но с небольшими потерями с нашей стороны была освобождена.
Приведу еще один эпизод из своей жизни, продолжал читать Амиров записи отца. Буквально через неделю, 28 февраля 1942 года, мы совершали переход на другой участок передовой — как потом выяснилось, к вечеру оттуда планировалось идти в бой. На исходной позиции мы остановились на кратковременный отдых. Ребята нашли в лесу убитую лошадь, тут же с ней расправились, а моему второму номеру Николаю Бекареву достался лишь кусочек шкуры. Мы быстро ее поджарили на костре. Какая вкусная была шкура, без соли, полусырая. Как я ее грыз, кусал зубами, но через два часа грызть, кусать уже был не в силах.
После короткого отдыха нам объявили приказ: идти в бой и овладеть хорошо укрепленным пунктом — селом Наумово. В лесу батальон развернулся, подготовился к бою. Я был ручным пулеметчиком 2-й роты и на левом фланге шел на лыжах редким подлеском по глубокому снегу. Мы были уже примерно в 50-60 метрах от окраины села, когда противник открыл по нам сильный огонь из всех видов имевшегося у него оружия. Мы залегли и ответили тем же.
Отдышавшись, мы, не прекращая огня, короткими перебежками приближались к селу. Примерно в 15-20 метрах до ближайшего дома я увидел большую группу немцев в белых, но очень грязных маскхалатах, бегущих из леса в село по снеговой траншее. Я направил на них огонь своего пулемета. Они залегли, но я продолжал стрелять.
Неожиданно у меня кончаются патроны, и я кричу, не оглядываясь, Николаю, чтобы передал новый магазин. В ответ — молчание. Я оглянулся — мой друг лежит, протянув руку с магазином, а из головы ключом бьет кровь.
Перезарядил свой пулемет, продолжаю вести огонь по залегшим в траншее немцам. И вдруг у меня из глаз посыпались искры, а передо мной мгновенно возникло все, о чем я мечтал, и, как в кино, промелькнули знакомые лица. Чувствую, что умираю, а жить очень хочется. Меня тяжело ранило в лицо пулей, которая прошла через рот, перебила кость нижней челюсти, чудом не задев сонную артерию. Истекая кровью, я потерял сознание.
Пришел в сознание, когда однополчане уже ушли дальше. Я снял лыжи, простился с начавшим уже остывать моим верным другом Николаем и направился с поля боя назад, той же дорогой, какой шли в бой. Немцы из минометов продолжали обстреливать наш тыл, опасаясь атаки второго эшелона. Меня еще раз ранило в живот осколками взорвавшейся мины. К счастью, я был голоден, кишки были пустыми, а осколки большей частью попали в четыре ряда брючного и поясного ремней.


44

Подобрали меня санитары, сделали перевязку, помогли добраться до их саней, где в спальном мешке я заснул. Проснулся в медсанбате, размещенном в лесной палатке, на операционном столе. Медики вытащили осколки мины из живота, определили, что левый глаз не видит, перебита кость нижней челюсти, выбиты зубы. Трудно было мне. Очень болели раны, не мог кушать, кормили меня через резиновую трубку жидкой пищей (молотые сухари со сгущенным молоком). Не оставляла мысль: как же я буду жить с одним глазом?
Я видел смерть, знаю цену жизни, за нее надо бороться, ее надо беречь, она дана человеку один раз.
Далее госпитали городов Осташкова, Вышнего Волочка, Калинны и челюстно-лицевой госпиталь в Иваново. Лечили меня хорошо, спасибо врачам, сестрам, санитарам и санитаркам. Через два месяца, когда мои челюсти стали открываться на 15-20 мм и между ними начали проходить сухари, я был выписан для прохождения дальнейшей службы. Меня направили на пересыльный пункт в Кремль города Горького, после чего, в конце мая 1942 года, в составе группы выздоровевших ранбольных я оказался в 212-м стрелковом полку 49-й стрелковой дивизии Брянского фронта. Данная воинская часть держала оборону в районе городов Жиздра и Людинова. На эту линию немцы были отброшены в результате боев за Москву.
Передовые позиции по обе стороны фронта были хорошо укреплены, построены блиндажи, огневые точки, выкопаны окопы, ходы сообщения. Перед нашими окопами было сделано заграждение из колючей проволоки. Немецкие окопы проходили примерно в 100-120 метрах. Было слышно в тихую погоду немецкую речь, песни, игру на губных гармошках, стук колес немецкой кухни. Больших боев не было, случались отдельные перестрелки. В это время немцы все свои силы направили на Сталинград, а у нас было затишье.
После разгрома немцев под Сталинградом на наш фронт прибыло очень много живой силы и техники — танков, пушек, минометов. Это была подготовка к сражениям на Орловско-Курской дуге.
20 мая 1943 года нашему полку был дан приказ идти в разведку, с боем занять немецкие траншеи-окопы с целью выявления укреплений обороны. А может, как водится, это был и отвлекающий маневр. Накануне ночью был сделан проход в проволочном заграждении, днем нас хорошо покормили и после кратковременного отдыха мы заняли исходные позиции. Нас предупредили, что сначала немецкая оборона будет подвергнута интенсивной артиллерийской подготовке продолжительностью 10 минут, потом последуют залпы «катюш», после чего мы пойдем в атаку.
Артподготовка затихла, а залпов «катюш» все не было, и мы с криками «Ура! За Родину! За Сталина!» пошли в атаку. И тут над нами полетели ракеты «катюш». А немцы, понятно, нас встретили бешеным огнем.
Хорошо, что мы недалеко отошли от наших окопов, но все же нам предстояло проползти 100-120 метров. Я был командиром отделения, полз впереди, кричал, чтобы мои товарищи не отставали. Осталось проползти примерно метров 8-10, как я почувствовал ожог шеи, левая рука повисла плетью, потекла кровь.
Из вражеского окопа строчил пулемет. Я притворился — замер, а когда немцы отвлеклись или замешкались, бросил гранату в их окоп. При этом намеревался сам прыгнуть следом, но меня еще раз ранило осколком в грудь. Мои товарищи и я, все вместе, запрыгнули в траншею, где было много убитых немцев. Стенки окопов были разрушены, обвалены после работы нашей артиллерии.
В окопе меня встретил наш санитар, перевязал раны и сказал, что в блиндаже лежат очень много раненых солдат, но бой продолжается.
— Если немцы пойдут в контратаку вы, раненые, окажетесь в плену. Коль способен самостоятельно передвигаться — уходи, — добавил он.
Изо рта текла кровь, я кашлял: осколок проник в грудь и задел легкие. Очень, очень хотелось пить. Я из ладони немного попил воды — рядом было болото. И больше ничего не помню, потерял сознание. Позднее я узнал, что меня подобрали санитары другой воинской части, которая была во втором эшелоне на случай контратаки немцев, и меня отвезли в их медсанбат.
А в 212-м стрелковом полку меня не досчитались и решили, что я убит. Моя мама получила похоронку, отпела меня в церкви как убиенного воина.
Между тем я находился на излечении в госпиталях городов Москвы, Мурома, Ижевска. Имея специальность киномеханика, я на общественных началах демонстрировал кинофильмы для раненых больных. После залечивания ран меня оставили служить в этом же госпитале.
Для сохранения зрения в здоровом глазу врачи порекомендовали сменить профессию. Я поступил учиться на 3-й курс Ижевского строительного техникума на дневное отделение, а вечером демонстрировал кинофильмы.
В 1944 году окончил техникум, получив специальность техника-строителя. Дипломный проект здания кинотеатра на 800 мест с двумя зрительными залами выполнил и защитил с оценкой «отлично». По окончании техникума меня направили на работу в Магнитогорск, в трест «Магнитострой».
Мой отец был скромным человеком, его историю, такую же противоречивую, как жизнь его страны, так никто и не узнал, думал Амиров. Он с гордостью ощутил, что многое из самого главного перенял с генами от отца. Поэтому и их судьбы во многом схожи.


45

Что всем дался этот батальон, войско, которого уже давно нет, размышлял Амиров, сидя у светящегося экрана телевизора. Он хотел посмотреть новости, но новости были такими, как и вчера: убийства, грабежи, вылазки незаконных вооруженных формирований, массовые беспорядки. И Амиров отвлекся — будто задремал.
В этом необычном подразделении спецназа служили казахи, узбеки, таджики, туркмены, кыргызы и всего восемь человек славян. В одной из учебок на юге Советской страны бойцы секретного батальона совершенствовали навыки военного искусства — стрельбу из различных видов отечественного и зарубежного оружия, приемы рукопашного боя. Какого-либо противостояния, деления по национальному признаку внутри батальона не было. Относились друг к другу хорошо, помогали, чем могли.
В апреле 1979 года «мусульманский» батальон численностью около шестисот отлично экипированных, обученных солдат вместе с военной техникой отправился в Афганистан. Чтобы избежать международного скандала, решено было не афишировать ввод войск и сохранить присутствие батальона в глубокой тайне. Поэтому солдат переодели в серую форму военнослужащих афганской армии. О своем происхождении им категорически запретили даже вспоминать.
После высадки в аэропорту Баграм бойцам тут же пришлось вступить в бой: вертолеты без опознавательных знаков бомбили взлетно-посадочные полосы. Позже батальон, маскируясь под афганскую армию, выезжал в провинции страны — на подавление антиправительственных выступлений. Проводилась и разведдеятельность вероятного театра военных действий.
Появление «мусульманского» батальона не осталось незамеченным, западные радиостанции заголосили о высадке переодетой в афганскую форму целой дивизии уроженцев из среднеазиатских республик СССР.
В то время местное население очень тепло относилось к русским. Кто мог тогда себе представить, что пройдет всего год и в недоступных здешних краях шурави станут заклятыми врагами?
Но всех спрашивающих, понятно, интересует прежде всего одно — подробности штурма дворца Тадж-Бек. Уцелевшие после той ночи ребята договорились, что будут встречаться каждый год 27 декабря в семь часов вечера в Москве, у могилы Неизвестного солдата. Правда, Крючков запретил: мол, нечего сопли распускать... Но участники штурма находят, где встречаться, где можно пооткровенничать. И Амиров считал, что в его сознании сложилась если не совсем стройная, то довольно целостная картина боя.
В ноябре 1979 года батальон срочно отправляют на усиление охраны дворца Тадж-Бек — кабульской резиденции афганского лидера Амина. На самом деле, похоже, наверху приняли решение с помощью «мусульманского» батальона убрать Амина, который замочил находившегося прежде на этом посту своего друга Тараки и как будто бы вел закулисные переговоры со США. И якобы прошла информация, что американцы собираются 29 декабря высадиться в Кабуле. Однако, не дожидаясь прихода янки, на 27 декабря была назначена операция «Шторм-333».
«Мусульманский» батальон , находившийся по внешнему периметру дворца, в этот вечер по сигналу повернул оружие и атаковал здание. Но все же главную роль во взятии дворца Тадж-Бек сыграли две группы спецназа КГБ СССР под руководством полковника Бояринова, возглавлявшего Курсы усовершенствования офицерского состава.
В конце декабря Бояринова срочно вызывают к руководству КГБ СССР. Его приняли лично председатель КГБ Юрий Андропов и начальник внешней разведки Владимир Крючков. Уже на следующий день по приказу руководства КГБ полковник вылетел в Кабул для координации действий советских спецгрупп в Афганистане.
Полковник Бояринов сразу же включился в работу по подготовке и реализации уже разработанной представителями КГБ и ГРУ специальной чекистско-войсковой операции «Шторм-333». Он посетил посольство СССР, где встретился с руководством представительства и резидентуры КГБ. После этого его видели в различных местах расположения второго отряда «Зенит» и других спецгрупп, он посетил также авиабазу в Баграме.
На одном из самых последних совещаний руководства ГРУ ГШ СА и КГБ СССР перед полковником Бояриновым с учетом его личного боевого опыта была поставлена задача возглавить общее руководство действиями групп спецподразделений КГБ, идущих на штурм резиденции. Операцию решено было начать в 19.30. Сигналом к началу штурма должен был служить в 19.15 мощный взрыв в одном из колодцев телекоммуникационной сети Кабула.


46

Получив приказ, полковник Бояринов успел провести рекогносцировку на местности. Поднявшись на одну из близлежащих высот и оценив обстановку, он, по свидетельству очевидцев, сказал только: «Крепкий орешек». И надолго задумался. Да и было о чем — дворец Тадж-Бек представлял собой практически неприступную крепость. Вся система охраны Тадж-Бека была тщательно продумана и организована. Внутри дворца действовала личная охрана Амина — самая элитная часть службы безопасности. Она имела примерно четырехкратное превосходство над атакующими дворец спецназовцами.
Вторая линия обороны состояла из семи постов, где несли караул по четыре часовых, вооруженных пулеметами, гранатометами и автоматами. Внешнее кольцо обороны образовывали пункты дислокации бригады охраны, в состав которой входили три мотопехотных батальона и один танковый. Они располагались вокруг Тадж-Бека на небольшом удалении. На одной из господствующих высот были закопаны два танка Т-54, которые простреливали прямой наводкой из пушек и пулеметов прилегавшую к дворцу территорию. Единственная дорога, серпантином поднимавшаяся к дворцу, была как на ладони.
Таким образом, фанатично настроенная личная гвардия Амина, непосредственно несшая охрану дворца, насчитывала свыше двух тысяч человек. Кроме того, как в окрестностях, так и в самом Кабуле находились готовые подняться по тревоге другие части афганской армии.
По плану операции «Шторм-333» в штурме резиденции Амина должны были участвовать чуть более 60 бойцов спецназа. Они были разбиты на две группы — «Зенит» и «Гром». Все участники штурма прошли специальную боевую подготовку, владели всеми видами оружия и рукопашного боя, метко стреляли, были готовы действовать в условиях боевой обстановки как в одиночку, так и в составе подразделений. И самое главное — они прошли специальный тщательный отбор и были готовы выполнить любой приказ Родины. Личный состав этих групп представлял собой уникальное подразделение, вернее сказать братское содружество людей, идущих практически на верную смерть и верящих в победу.
А ничего не подозревавший Хафизулла Амин находился в эйфории от того, что удалось добиться своей цели — советские войска вошли в Афганистан. Днем 27 декабря он устроил обед, принимая в своем роскошном дворце членов Политбюро, министров с семьями. Амин торжественно говорил присутствующим:
 — Советские дивизии уже на пути сюда. Все идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы сообща обсуждаем вопрос, как лучше сформулировать для мира информацию об оказании нам советской военной помощи.
Однако все карты спутала акция, проведенная КГБ СССР. Неожиданно во время обеда генсек НДПА и многие его гости почувствовали себя плохо. Некоторые потеряли сознание. Полностью отключился и сам Амин. Его супруга немедленно вызвала командира президентской гвардии Джандада, который начал звонить в центральный военный госпиталь и в поликлинику советского посольства, чтобы вызвать помощь. Продукты и гранатовый сок были немедленно направлены на экспертизу. Повара-узбеки задержаны.


47

В середине дня полковник Колесник и командир батальона проинформировали офицеров о плане операции в части, их касающейся, и поставили боевые задачи. Затем объявили порядок действий. Когда проводили рекогносцировку, увидели в бинокли на одной из высоток Джандада с группой офицеров. Подполковник Швец пригласил всех их на обед якобы в честь дня рождения одного из офицеров батальона, но командир бригады сказал, что они проводят учение и приедут вечером. Тогда О. Швец попросил отпустить советских военных советников, которые находились в бригаде, и увез их с собой. Возможно, этим он спас многим из них жизнь.
В 15.00 из посольства передали, что время начала штурма, время «Ч», установленное на 22.00, перенесено на 21.00. Позже оно периодически уточнялось и в конечном итоге стало 19.30. Видимо, руководители операции рассчитывали, что сработает план устранения Х. Амина путем его отравления и тогда, возможно, отпадет необходимость штурмовать дворец Тадж-Бек. Но ввиду строгой секретности этого плана советские врачи не были к нему допущены и по незнанию сорвали его выполнение.
Во дворец по просьбе начальника главного политического управления М. Экбаля Вазири и по настоянию начальника политического отдела аппарата главного военного советника в ДРА генерал-майора С.П. Тутушкина прибыла группа советских врачей, находившихся тогда в Кабуле. В нее входили начальник медицинской службы, терапевт советников, командир группы хирургического усиления, врач-инфекционист из центрального военного госпиталя афганской армии, врач из поликлиники советского посольства, две женщины — врач и медсестра — диетологи, работавшие в медпункте, расположенном на первом этаже дворца Тадж-Бек. Вместе с ними был и афганский доктор подполковник Велоят.
Когда советские врачи — терапевт полковник Виктор Кузнеченков, командир группы хирургического усиления госпиталя полковник Анатолий Алексеев, другие медики примерно в два часа дня подъехали к внешнему посту охраны и, как обычно, стали сдавать оружие, их дополнительно еще и обыскали, чего раньше никогда не было. Причем обращались к ним непривычно резко. При входе во дворец тщательней, чем обычно, проверили документы и еще раз обыскали. Что-то случилось? Поняли, что именно, когда увидели в вестибюле, на ступеньках лестницы, в комнатах лежащих и сидящих в неестественных позах людей. Те, кто пришел в себя, корчились от боли. Наши врачи определили сразу: массовое отравление. Решили оказывать пострадавшим помощь, но тут к ним подбежал афганский медик подполковник Велоят и увлек их за собой — к Амину. По его словам, генсек был в тяжелейшем состоянии. Поднялись по лестнице. Хафизулла Амин лежал в одной из комнат, раздетый до трусов, с отвисшей челюстью и закатившимися глазами. Он был без сознания, в тяжелой коме. Умер? Прощупали пульс — еле уловимое биение. Умирает?
Полковники Кузнеченков и Алексеев, не догадываясь, что нарушают сверхсекретные планы, приступили к спасению главы «дружественной СССР страны». Между тем, прием был сорван, потому что вступила в действие первая фаза операции «Шторм-333» — один из внедренных в охрану советских офицеров-нелегалов для ослабления контроля над столицей и страной осуществил акцию по временному выводу из строя Амина и его соратников.
Вставили Амину на место челюсть, затем восстановили дыхание. Отнесли его в ванную, вымыли и стали делать промывание желудка, форсированный дюрез. После этого перенесли Х. Амина опять в спальню. Стали вводить лекарство. Уколы, снова уколы, капельницы, в вены обеих рук введены иглы.
Эта работа продолжалась примерно до шести часов вечера. Когда челюсть перестала отпадать и пошла моча, врачи поняли, что их усилия увенчались успехом и жизнь Амину им удалось спасти. Но, почувствовав, что назревают какие-то тревожные события, полковник Алексеев заблаговременно отправил женщин из дворца, сославшись на необходимость срочно сделать в лаборатории анализы промывных вод.
Пройдет довольно значительное время, прежде чем дрогнут веки Амина и он придет в себя, а затем удивленно спросит:
— Почему это случилось в моем доме? Кто это сделал? Происшедшее — случайность или диверсия?


48

Это происшествие не могло не встревожить и ответственных за организацию охраны председателя Ревсовета ДРА. Они выставили дополнительные, в том числе и внешние, посты из афганских военнослужащих и позвонили в танковую бригаду, чтобы там были готовы оказать помощь. Однако помощи им ждать было неоткуда, так как наши десантники уже полностью блокировали располагавшиеся в Кабуле части афганских войск. Спецгруппой КГБ был взорван узел связи. Неожиданно четыре БМД на полном ходу сбили ворота военного городка и, не снижая скорости, окружили здание штаба бригады. Из первой машины выпрыгнул советский капитан. Он вошел в здание, представился и, обращаясь к командиру бригады, заявил, что в городе неспокойно и выход бригады в город нежелателен. Командир, посоветовавшись, дал команду «отбой» первому батальону.
В начале седьмого группа захвата во главе с капитаном Сатаровым выехала на машине ГАЗ-66 в направлении высоты, где были закопаны танки. Афганские офицеры внимательно следили за приближающимися. Танки охранялись часовыми, а их экипажи находились в казарме, расположенной в 150-200 метрах от постов. Одна из рот «мусульманского» батальона залегла в указанном ей районе в готовности поддержать огнем действия группы Сатарова. Офицеры увидели, что, когда машина подъехала к расположению третьего батальона, там вдруг послышалась стрельба из стрелкового оружия, которая неожиданно усилилась. Полковник Колесник немедленно дал команды «Огонь!» и «Вперед!». Одновременно кабульское небо рассекли две красные ракеты — сигнал для солдат и офицеров «мусульманского» батальона и спецгрупп КГБ. На дворец обрушился шквал огня. Это произошло примерно в четверть восьмого вечера.
Переодетые в афганскую форму с белыми опознавательными повязками на рукавах все 60 с небольшим бойцов спецназа КГБ СССР, идущие на штурм дворца Тадж-Бек, заранее разместились в четырех БТРах — группа «Зенит» и в шести БМП — группа «Гром». Первыми двинулись по узкой горной дороге, ведущей к площадке перед дворцом Тадж-Бек, БТРы с зенитовцами, а за ними — БМП с бойцами «Грома». Из-за отсутствия у нападавших численного преимущества весь расчет строился на внезапности. Но он оказался сорванным, так как командование гвардейцев, обеспокоенное признаками отравления Амина и его соратников, предприняло меры по усилению охраны дворца и прилегающей к нему территории. В частности, были выставлены дополнительные дозоры и посты вокруг ярко освещенного прожекторами здания и на подходах к нему.
Дорога, по которой двигались боевые машины с десантом на борту, крутым серпантином взбиралась в гору. Едва первый БТР миновал поворот, за которым открывалось здание дворца Тадж-Бек, по нему сразу ударил крупнокалиберный пулемет.


49

С этого момента еще на дальних подступах к дворцу по колонне бронемашин противник повел прицельный шквальный огонь из всех видов оружия. В результате один из БТРов, второй в колонне, был подбит, перегородил собой дорогу и мешал движению остальных бронемашин.
Вдруг вновь взревели двигатели наших БТРов и БМП. Немедленно последовал приказ на десантирование. Оказалось, что БТР, подбитый гвардейцами и мешавший движению, в конце концов удалось спихнуть с дороги на обочину. Большинство бойцов спецназа вновь вскочили в машины и без потерь продвинулись ближе к дворцу.
Вот как вспоминал об этом бое Виктор Карпухин, боец группы «Гром»:
 — Мы, попав под жесточайший обстрел гвардейцев, заняли позиции и на огонь ответили огнем. Так началось кровавое столкновение профессионалов. Должен признаться, у нас не было надлежащей психологической устойчивости. Да и откуда она? Наверное, воевать можно научиться только на войне, как бы это жестоко ни звучало. А мы привыкли видеть войну в кино. «По-киношному» она и воспринималась. Но все пришлось увидеть наяву. Вот падает твой товарищ, взрывом ему отрывает руку, ногу, вот ранен сам, а надо действовать, расслабиться нельзя ни на секунду. Убьют.
В первые минуты боевого соприкосновения было очень тяжело, — продолжал вспоминать Карпухин. — Охрана резиденции — сильная, великолепно обученная, отлично вооруженная. И главное, почти в четыре раза превышающая нас в живой силе. По всем воинским наукам силы обороняющихся во столько раз могут быть меньше, но никак не наступающих. Иначе атака обречена. Выходит, опрокинули мы теорию. Помогли нам мощный напор и, как ни странно, безысходность. Нас выручить уже никто не мог, тыла никакого...
Всем и каждому в цепи наступающих было ясно, что именно от исхода штурма резиденции Амина зависит судьба операции «Шторм-333». Почему 57-летний ветеран Великой Отечественной войны полковник Бояринов, приняв на себя общее командование спецподразделениями, не остался в штабе, а сам лично возглавил атакующих, шел с ними в одном строю, как рядовой боец? А потому что он, посвятивший 40 лет воинской службе, как никто другой понимал всю сложность поставленной командованием задачи и, главное, тяжесть последствий в случае ее невыполнения.


50

Первыми по команде капитана Паутова по дворцу прямой наводкой ударили зенитные самоходные установки ЗСУ-23-4 «Шилки», обрушив на него море снарядов. Автоматические гранатометы АГС-17 работали в направлении расположения танкового батальона, не давая экипажам занять машины. Подразделения «мусульманского» батальона начали выдвижение в районы предназначения. По дороге к дворцу двинулась рота боевых машин пехоты старшего лейтенанта Шарипова.
Боевые машины сбили внешние посты охраны и устремились к Тадж-Беку. Единственная дорога взбиралась в гору с выездом на площадку перед дворцом. Она усиленно охранялась, а другие подступы были заминированы. Сначала на штурм пошли спецгруппы КГБ, за ними последовали некоторые солдаты из спецназа. Для устрашения оборонявшихся, а может, для того чтобы притупить свой страх, атакующие громко кричали, в основном, матом. «Шилки» перенесли огонь на другие объекты. БМП покинули площадку перед дворцом и заблокировали единственную дорогу.
Другая рота и два взвода АГС-17 вели огонь по танковому батальону и не дали его личному составу добраться до танков. Затем они захватили танки и одновременно разоружили личный состав строительного полка. Спецгруппа захватила вооружение зенитного полка, а личный состав взяла в плен. На этом участке руководство боевыми действиями осуществлял подполковник Швец.
Бояринов дважды вставал под жесточайшим огнем противника в полный рост, пытаясь поднять бойцов в атаку. Но шквальный, непрекращающийся огонь гвардейцев вновь и вновь заставлял залечь поднимавшихся за своим командиром спецназовцев.
Поняв, что под таким огнем лобовыми атаками ничего не добиться, Бояринов принял свое собственное решение. Как солдат, повидавший все на своем веку, он понимал, что бездействие под столь интенсивным обстрелом неминуемо приведет к большим потерям. Бояринов подполз к двум находившимся рядом спецназовцам и приказал следовать за ним.
Им втроем под сильнейшим огнем, при свете прожекторов удалось добраться до главного входа и забросать его и вестибюль первого этажа гранатами. Под их взрывы они и ворвались в здание дворца, поливая огнем из автоматов все пространство вокруг себя.
Когда дым рассеялся, их взорам представилась следующая картина: из вестибюля на второй этаж вела довольно крутая лестница. Из-за плотно закрытых дверей второго этажа раздавались выкрики на фарси и звуки стрельбы. По обе стороны вестибюля — проходы в коридоры, где также шел бой, гремели разрывы гранат и снарядов, раздавались пулеметные и автоматные очереди. Во всем здании продолжал гореть мигавший от разрывов гранат и снарядов свет.


51

Брать втроем второй этаж было чистым безумием. Поэтому перед спецназовцами совершенно неотложно встали следующие задачи: очистить от противника первый этаж, помочь своим товарищам ворваться в здание и, самое главное, уничтожить узел связи, находившийся на первом этаже. Его уничтожение, даже в случае невозможности полностью захватить дворец, лишало Амина и его окружение всех видов связи, вело к временному коллапсу в управлении страной и афганской армией.
В направлении помещения узла связи и двинулись по одному из коридоров все трое. Они пробирались от комнаты к комнате, забрасывая помещения гранатами, реагируя короткими очередями на малейшее движение. Бояринов бил из любимого им пистолета-автомата «Стечкин» только наверняка, вместе с бойцами врываясь под взрывы гранат в новые и новые комнаты. У всех троих осколками собственных гранат были посечены лица и кисти рук, кровь заливала глаза, но они продвигались по коридору все дальше и дальше.
Когда от беспрестанной стрельбы перегревались стволы автоматов, спецназовцы застывали на какое-то мгновение в каком-нибудь укрытии, вслушиваясь в грохот боя, который, казалось, шел повсюду. И снова марш-бросок в главном направлении — к помещению узла связи. Казалось, прошли часы, а на самом деле — считанные минуты, пока им удалось добраться до заветной цели и забросать помещение узла связи гранатами, а затем разбить телефонные аппараты и повыдергивать шнуры.
Выполнив задачу, бойцы вернулись обратно к главному входу, к лестнице, ведущей на второй этаж.
В это время там собралось примерно полтора десятка спецназовцев из групп «Зенит» и «Гром». Все они разными путями проникли в здание дворца — кто через окна, кто через подъезд. Это уже была сила, способная на многое. Последняя команда полковника Бояринова, которую слышали бойцы, перед тем как ворваться на второй этаж, была: «Гранаты под дверь!» Первая из гранат не взорвалась. Бросили вторую — раздался одновременный взрыв двух гранат, от которого вылетели тяжелые двери, и все бросились по лестнице вверх, стреляя на ходу.
Разгорелся жестокий бой вначале за второй этаж, а затем и за третий. Гвардейцы дрались отчаянно, даже сам Амин, находясь в полуобморочном состоянии, взял в руки автомат, но напор спецназовцев был настолько силен и мощен, что противнику ничего не оставалось, как погибнуть или сдаться в плен.


52

Советские врачи попрятались, кто куда мог. Сначала думали, что напали моджахеды, затем — сторонники Тараки. Только позднее, услышав русский мат, они поняли, что действуют советские военнослужащие.
Алексеев и Кузнеченков, которые должны были идти оказывать помощь дочери Амина с грудным ребенком, после начала штурма нашли им убежище у стойки бара. Спустя некоторое время они увидели Хафизуллу Амина, который шел по коридору весь в отблесках огня. Был он в белых трусах и майке, держа в высоко поднятых, обвитых трубками руках, словно гранаты, флаконы с физраствором. Можно было только представить, каких это усилий ему стоило и как кололи его вдетые в кубитальные вены иглы.
Анатолий Алексеев, выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, прижал пальцами вены, чтобы не сочилась кровь, а затем довел его до бара. Амин прислонился к стене, но тут послышался детский плач — откуда-то из боковой комнаты шел, размазывая кулачками слезы, пятилетний сынишка главы ДРА. Увидев отца, мальчик бросился к нему, обхватил его ноги. Амин прижал голову ребенка к себе, и они вдвоем присели у стены.
Спустя много лет после тех событий, Анатолий Алексеев рассказывал Амирову, что они не смогли больше находиться возле бара и поспешили уйти оттуда, но когда шли по коридору, то раздался взрыв и их взрывной волной отбросило к двери конференц-зала, где они и укрылись. В зале было темно и пусто. Из разбитого окна сифонило холодным воздухом и доносились звуки выстрелов. Виктор Кузнеченков стал в простенок слева от окна, Анатолий Алексеев справа. Так судьба их разделила в этой жизни.
Хафизулла Амин приказал своему адъютанту позвонить и предупредить советских военных советников о нападении на дворец. При этом он сказал: «Советские помогут». Но адъютант доложил Амину, что стреляют именно советские и никто больше. Эти слова вывели генсека из себя, он схватил пепельницу и бросил ею в адъютанта, закричав раздраженно: «Врешь, не может быть!» Затем сам попытался позвонить начальнику генерального штаба и командиру 4-й танковой бригады, но связи с ними уже не было. После чего Амин тихо проговорил: «Я об этом догадывался, все верно».
Тем временем спецгруппа КГБ прорвалась к помещению, где находился Хафизулла Амин, и в ходе перестрелки он был убит офицером этой группы. Труп главы правительства ДРА и лидера НДПА завернули в ковер. Его личная охрана была практически полностью уничтожена, взяты пленные. Тем самым основная задача, поставленная командованием перед участниками спецоперации, была выполнена.
Сотрудник бывшего Управления внешней разведки КГБ СССР, вспоминая о тех днях, рассказал:
— Нас было пятеро из ПГУ и две группы по тридцать человек, которые и осуществляли операцию. Уникальная группа «Гром», в которую входили классные спортсмены, должна была непосредственно действовать во дворце. Группа «Зенит» — обеспечить подступы к дворцу. В ней были ребята из балашихинской школы, где готовят спецназовцев. Из 60 ребят в строю остались четырнадцать.
Но противоположная сторона понесла несоизмеримые потери. В охране Амина было триста человек, половина из них сдалась в плен. Убитых не считали. Амин еще пригнал двухтысячный полк, его солдаты окопались вокруг дворца. И полк этот мы прорезали, как кинжалом. Во время штурма он как-то рассеялся. Кармаль обещал, что нас поддержат пятьсот верных ему боевиков. Мы заранее завезли для них оружие, гранаты — ждали. Но пришел — не поверите! — только один.
Была еще одна группа под началом майора КГБ. В их задачу входило доставить некоторых представителей афганского руководства для подтверждения версии о внутреннем перевороте.
Перед отлетом нам всем обещали Звезды Героев. Двое, насколько я знаю, получили, один — посмертно. Всего в КГБ было награждено за это дело четыре сотни человек, вплоть до машинисток и секретарш, — закончил свое монотонное повествование пожелавший остаться неизвестным собеседник Амирова.


53

Когда все завершилось и наступила относительная тишина, бойцы хватились своего командира. Казалось, Бояринов, разгоряченный боем, был только что вот тут, рядом, и вдруг исчез. Бросились искать Григория Ивановича по всему зданию, но нашли его снаружи, недалеко от главного входа. Он лежал навзничь на площадке перед дворцом неподалеку от одной из колонн. Ранение оказалось единственным, если не принимать во внимание порезов и ссадин от осколков гранат и гранитной крошки. Смертельная автоматная пуля ударила в верхнюю кромку бронежилета и срикошетила не наружу, а внутрь, под жилет, в самое тело, и как бурав разворотила жизненно важные органы, задев самое главное — сердце.
Что же подтолкнуло Бояринова покинуть дворец, когда еще шел бой и бойцы «мусульманского» батальона, находившиеся в оцеплении, имели приказ стрелять на поражение в каждого, кто выскочит из здания? Полковник Бояринов сам лично инструктировал спецназовцев: «Ворвавшись в здание, ни в коем случае не покидайте его до окончания боя!» По иронии судьбы из дворца вышел как раз он сам.
В это время шло жесточайшее сражение за второй и третий этажи, где враг дрался до последнего. Бояринов внутренне чувствовал ритм боя и понимал — нужно подкрепление, хоть самое небольшое, чтобы окончательно переломить ход сражения в нашу пользу.
Как рассказывал позднее один из участников этого сражения, командир подразделения «мусульманского» батальона, он и находившиеся рядом с ним в оцеплении бойцы в какой-то момент различили в темноте, под колоннами дворца, человека, размахивавшего руками и выкриками призывавшего поддержать атакующих. Потом он упал. А они поднялись и ворвались во дворец. И может быть, эти 15-20 бойцов «мусульманского» батальона и явились той каплей, что склонила чашу весов победы в пользу штурмующих дворец?


54

На двух захваченных у афганцев танках к зданию дворца прибыла группа капитана Сатарова. Он доложил Колеснику, что когда они проезжали мимо третьего батальона бригады охраны, то увидели: в батальоне объявлена тревога. Афганские солдаты получали боеприпасы. Рядом с дорогой, по которой проезжали спецназовцы, стоял командир батальона и еще два офицера.
Решение было принято молниеносно. Выскочив из машины, бойцы захватили командира афганского батальона и обоих офицеров, бросили их в люк и поехали дальше. Некоторые солдаты, успевшие получить патроны, открыли по ним огонь, а затем и весь батальон устремился в погоню — освобождать своего командира. Тогда спецназовцы начали стрелять из пулеметов по бегущей пехоте. Открыли огонь и бойцы роты, обеспечивающей действия группы Сатарова. Положили очень много солдат противника — порядка 250 человек, остальные разбежались. В это же время из снайперских винтовок сняли часовых возле танков и чуть позже захватили эти боевые машины.
Бой во дворце продолжался недолго. Вскоре все там было кончено. Командир роты старший лейтенант Шарипов доложил, что дворец захвачен. Полковник Колесник дал команду на прекращение огня и перенес свой командный пункт непосредственно в Тадж-Бек.
В тот вечер в перестрелке был убит общий руководитель спецгрупп КГБ СССР полковник Г. И. Бояринов, его заменил подполковник Э. Г. Козлов. По свидетельству участников штурма, в конференц-зале осколком гранаты был сражен полковник В. П. Кузнеченков. Однако все время находившийся рядом с ним А. В. Алексеев утверждает, что когда они вдвоем прятались в конференц-зале, какой-то автоматчик, заскочив туда, дал на всякий случай очередь в темноту. Одна из пуль попала в Кузнеченкова, он вскрикнул и сразу же умер.
Мертвого товарища полковник Алексеев взвалил на себя и вынес во двор, где положил его на бронетранспортер, который вывозил раненых.
— Мертвых не берем! — кричал какой-то автоматчик Алексееву.
— Да он еще жив, я врач, — возразил полковник. Тело Кузнеченкова отвезли в госпиталь, а Алексеев встал к операционному столу — приступил к выполнению своего профессионального долга.
Практически все спецназовцы — участники штурма дворца были ранены, семнадцать из них тяжело. Всего при штурме погибли пять спецназовцев. В «мусульманском» батальоне погибло тоже пять человек, ранено — 35. Причем 23 человека, получившие ранения, остались в строю. Остальных раненых медик батальона капитан Ибрагимов вывез на БМП в кабульский госпиталь.
В самом Кабуле благодаря смелым и решительным действиям спецназовцев из других групп отряда «Зенит» при поддержке подразделений ВДВ и пограничников были взяты все остальные объекты, намеченные к захвату планом операции «Шторм-333». Наши потери: четыре человека ранены, один убит. При взятии здания МВД погиб боец отряда «Зенит».
Амиров выключил телевизор, на экране которого решали мировые проблемы какие-то премудрые деятели, устроился на диване и всерьез решил уснуть.


55

Он с минуту посидел неподвижно, откинувшись на спинку дивана, потом не без колебания набрал найденный в телефонном справочнике номер. Он не был уверен, что попадет туда, куда ему надо. В справочнике значился лишь один абонент по фамилии Лайнер. Инициалы Н.В. Нина Васильевна, покойная мать Эрики? В телефонной книжке имена некоторых абонентов, как свет далекой звезды, — свет все идет к нам, а светило давно угасло.
Проходят годы, издаются новые справочники, и имена людей, которые уже никогда никому не позвонят, продолжают значиться в них: родственники умерших телефонных абонентов не торопятся перерегистрировать номер. Должно быть, из этических соображений. Или желая таким образом увековечить имя покойного?
Взяла трубку женщина. Амирову показалось, что он узнает голос, но он все же попросил Эрику Вильгельмовну, чтобы насладиться неотвратимостью своей удачи. Как всякий, умеющий радоваться даже самому малому, Амиров считал себя исключительно удачливым человеком.
— Это я, — сказала Эрика. — Вы желаете вернуть костюм? Только не сегодня. Это исключено.
Не придется ли ей перед кем-то объясняться по поводу неурочного звонка, подумал Амиров. Он, в сущности, ничего не знал о ней.
Он довольно неуклюже отшутился, поощряющий смешок в ответ вдохновил его. И Амиров воспарил. Он давно усвоил этот тон в разговоре с женщиной — веселый, предельно доброжелательный, в меру беспечный. Легкий, обещающий многое разговор, когда не замечаешь, как летит время.


56

Потом Эрика говорила, что не сомневалась: Амиров попытается разыскать ее очень скоро — так поглощал он ее глазами у Векки.
— Как же я должен был смотреть на женщину в прозрачном халатике не голое тело?
— Прямо-таки и на голое, — усомнилась Эрика.
— Не часто выдается такой удачный случай. Я просто не в силах был тебя не разглядывать.
— Какой ты наглый, Амиров!
Хотя это словечко и его производные были привычными в ее лексиконе, Амиров тогда ощутил в себе внутренний протест. Он не считал себя таким уж наглым, чтобы об этом можно было говорить вслух, да к тому же в глаза. Однако он понимал, что молодость всегда права и не ее вина, что отдельные представители вступающей в жизнь поросли с первым вздохом получают прививку лицемерия.
Амиров взглянул на часы. Время неудержимо летит, но он не мог прервать разговор на полуслове. Он давно и накрепко усвоил правило: надо полностью использовать возможности сюжета. И он во всем старался идти до конца.
— Вы знаете, Эрика Вильгельмовна, сколько мы разговариваем?
— Два часа! Это вы виноваты, заговорили меня.
— Грешен, люблю поболтать с хорошим собеседником. — Амиров почувствовал ломящую боль в хряще ушной раковины и отстранил трубку от уха. — Готов загладить свою вину: тут же распрощаться с вами. Итак, до встречи — завтра днем, в четырнадцать, у входа в колледж, и в 21.30 — у памятника Владимиру Ильичу.
— Меня беспокоит время встречи. Не слишком ли поздний час для первого свидания?
— Я исхожу из целесообразности. Раньше половины десятого вечера на дискотеке вообще делать нечего.
 — Я, кажется, догадываюсь, чего вы ждете от нашей встречи.
Что на это скажешь? Амиров промолчал. Не хочешь — не приходи, подумал он. Но Эрика придет, Амиров безошибочно чувствовал женский интерес к себе.
 — Почему вы молчите? Вы подтверждаете мою догадку?
— Если мои планы переменятся, я не стану скрывать этого от вас.
— Не переменятся. — Он по голосу понял, что Эрика улыбается. Ну и штучка, эта Эрика Лайнер!
В Амирове в полный голос заговорил удачливый охотник, но он твердо решил прервать разговор.
 — Завтра увидим, — сказал он деловито. — До свидания.
— Подождите минутку! — Взволнованный тон Эрики заставил Амирова снова поднести трубку к уху. — У вас есть дома телефон?
— Нет, — сказал Амиров.
— Ну скажите, — умоляюще проговорила Эрика. — Я не буду вам звонить сегодня. Даже номера спрашивать не стану.
— Номер можно найти в справочнике. Я же вас разыскал.
 — Я как раз его листаю, — Эрика помолчала. — Ага, вот нашла. Здесь три Амировых. Кто из них вы?
— Который Г. П.
— А нельзя ли подробнее?
— Геннадий Петрович.
— У меня, к сожалению, дырявая память. Я ни за что не запомню. А можно просто Гена?
— Придет время, запомните, — заверил Амиров.
— Опять вы на что-то намекаете.
— Вы же догадываетесь, чего я жду от нашей встречи. Я верно вас цитирую?
— Вы очень наглый человек, Г. П.
— Это не наглость. Это знание жизни.
— Хоть поинтересовались бы, прежде чем звонить, — вдруг я замужем? И мужу совсем не по душе ночные звонки.
— Никогда не задаю нетактичных вопросов — это мое правило. И потом, насколько помнится, проблем брака и семьи мы в разговоре не затрагивали.
— Мы иногда говорили о вас с Векки, так что я кое-что знаю о ваших необыкновенных способностях. Скажу по секрету как будущему другу: я не замужем и никогда не была.


57

Очевидно, это «никогда не была» обладало какой-то непреходящей ценностью и должно было к чему-то обязывать Амирова. Он решил прояснить ситуацию — скорее для нее, чем для себя. Амиров не считал свои притязания достойными длительного ухаживания, он избегал привязанностей.
— Но кто-то же у вас есть? — спросил он.
Эрика рассмеялась:
— А говорили, что не задаете нетактичных вопросов. Так и быть, я вам отвечу: будь даже так, это не имело бы ровно никакого значения. Или вы считаете по-другому?
Амиров по-другому, конечно же, не считал. Похоже, она намеревается перехватить инициативу. Пускай забирает, если ей без этого не уснуть.
— Хочу вас предупредить, — изрекла Эрика важно, — будьте у памятника ровно в половине десятого, ни минутой позже. Иначе меня могут перехватить.
— Да, разумеется, — почти зло сказал Амиров: слишком много возомнила о себе эта девчонка.
— Как я поняла, вы обычно очень рано просыпаетесь, — промолвила между тем Эрика. — Не могли бы завтра разбудить меня телефонным звонком без четверти восемь утра? Хочу застать утреннее солнышко, считается, оно самое полезное для загара. Я могу рассчитывать на такое одолжение?
Напрашивалась двусмысленная шутка в ответ, но Амиров сдержался: обо всем вроде договорено, пора вешать трубку.
Сон не шел, и он решил прогуляться. Ему нечего было опасаться, его внушительная фигура заставляла переходить на другую сторону улицы многих встречных. Когда-то это обижало Амирова, сейчас — нет.
Желанная прохлада, наконец, опустилась на город. На улице было людно: металлурги с ночной смены торопились домой. В популярном ресторане-дансинге «Березка» уже притушили огни, оркестр не играл, но у входа все толпилась молодежь. Нежный ветерок, тронувший кожу, напомнил ему южную ночь.
Амиров полагал, что знает женщин. Более того, умение разбираться в людях приобретено им через познание женской натуры, что приятно и полезно, потому что, как считается, без съеденного совместно пуда соли не проникнуть в душу индивидуума.
Размышляя о тайнах женского характера, Амиров вдруг понял, что очень рад тому, что они сегодня так обстоятельно поговорили с Эрикой Лайнер. Он был убежден в решающем значении первого разговора с понравившейся женщиной. Три часа телефонной болтовни, конечно, перебор, но главная цель достигнута: намечены связи, испытаны точки соприкосновения. Заложена основа для будущих, пусть непрочных, пусть мимолетных, отношений.
Такой тип людей был ему знаком еще со времен обучения в ВВУ, знаком и по-своему привлекателен. Это были легко относящиеся к жизни, казавшиеся незаурядными бесшабашные и независимые, остроумные и веселые девушки и ребята, часто из так называемых хороших семей, что заложило в них сохранившуюся до сих пор детскую уверенность в своем превосходстве над обстоятельствами. Честолюбивые и эгоистичные, старающиеся не упустить ни одной возможности, дарованной природой, обществом, молодостью и судьбой. И Амирова затянуло в этот круг.
Потом Амиров скоропалительно женился, но очень быстро понял, что быть любовниками — это одно, а супругами — совсем другое. Тип людей, к которым Амиров причислил Эрику Лайнер, как нельзя больше подходил к кратковременной, но весьма приятной связи.
Наутро в обусловленное время Амиров, естественно, позвонил Эрике. Он набрал крепко врезавшийся в память ряд цифр, но услышал короткие гудки. Не мог он ошибиться номером! Не сверяясь со справочником, он принялся накручивать диск снова. Третья попытка оказалась удачной. Эрика сразу же сняла трубку.
— Я проснулась чуть раньше вашего звонка, — похвастала она, как ребенок, ожидающий похвалы.
Вот оно что! Амиров вспомнил короткие гудки. Похоже, он выступил в роли дублера.
— До встречи, — коротко сказал он и положил трубку.
Ничто не могло поколебать его хорошего настроения. Даже то, что он два раза порезался, бреясь. Главное, ему удалось сегодня выспаться. Много ли человеку надо для полного счастья! Напевая «Кэнел-буги», или как его там, — ставший популярным «за речкой» в элитных боевых частях американский марш, Амиров стал собираться на работу.


ЧЕТВЕРГ

58

Рабочий день в курилке начался своим чередом. Обсуждалась все та же проблема.
— Кстати, а что там Задорнов рассказывал про форсунку, через которую он брагу перегонял в институте?
— Задорнов — это хохмач, а вообще если вода из-за «грамотеев-холодильщиков» попадает в круговорот в холодильнике, то сопло в морозилке забивает микрокристаллик льда. И — приехали.
— По технологии «мозгового штурма» используют алкоголь, так как он снимает зажимы, но не вызывает привыкания, как наркотики и не способствует изменению генетического аппарата.
— Я глубоко уважаю Высоцкого как человека и артиста. Но, к сожалению, он был законченным алкоголиком.
 — Некоторым, если они не знают человека, только сплетни кажутся правдоподобными. Вы заблуждаетесь, собирая ненужную инфу!
 — Один человек рассказывал, что Высоцкий в лагерь был заключен. И выглядел полным идиотом.
 — Сами вы, милостидарь, выглядите идиотом!
 — Производство наркоты проще и дешевле, чем выпуск качественного алкоголя. Любой послушный служака наркомафии не только стремится заработать на смерти детей, но еще и оболванить с помощью гашиша и прочего будущее поколение. Вот что скрывается за этой благодушной личиной якобы борца с алкоголем, а на деле борца с производителями чистого и качественного продукта. Да и утилитарный подход к сексу, а значит, к чувствам, говорит уже о зависимости к наркоте. Читайте специальную литературу, там ясно сказано, что у нариков, как правило, все что связано с сексом, притуплено донельзя. Только наркота дает острые ощущения.
 — Вопрос, поставленный ребром, был замолчен и проигнорирован, что указывает на разлом и расщепление личности. Мания к определенного вида картинкам — змеи, генетические уродства — также говорит об искаженном восприятии реальности, что в свою очередь указывает на ярко выраженные психические отклонения. Неприятие алкоголя косвенно указывает на раннее или настоящее употребление лекарственных препаратов, как правило, антидепрессантов и наркосодержащих веществ, используемых для лечения психических расстройств.
 — Кто стоит за спаиванием великого русского народа? Кто постоянно отравляет наших детей наркотиками, в том числе табаком и водкой? В чём причина, что начинают пить и курить даже младшие школьники?
— Хочу напомнить тему дискуссии, она идет про самогонный аппарат, а не о вреде алкоголя
— По поводу того, что называть наркотиком, а что нет, даже между Беларусью и Россией есть разногласия. Оказывается, препарат туссал от кашля в России считается наркотиком, а в Беларуси без рецепта продается и таковым не считается. Один россиянин попросил знакомого привезти пару пачек, белорус пошел в аптеку купил, пересек границу и попал на 15 лет. Так, может, перестанем слушать, что об этом всем говорят дяди с толстыми кошельками, а будем думать своей головой? Если бы исторически сложилось, что мафия в России выбрала кокаин, наркоши грудью бы защищали его, говорили бы, что он полезен, что хорош в меру и тому подобный бред, который сейчас поется про алкоголь.
 — Вы голову не морочьте по классификации наркотиков. Кагор, которым причащают, тоже наркотик? Я не видел, что бы косячком или уколом в вену причащали.
— И есть большая разница между причащением и питием всуе. В дохристианские времена, кстати, мужчина имел право выпить только два раза в году — по-моему отмечались дни солнцестояния. И то, если у него имелся так называемый «полный круг детей». А это — восемь детей! Только тогда он получал из рук предводителя рода, родана, чашу пития хмельного. А если он имел два круга детей — пил четыре раза в году. И напиток был не крепче пива. Женщина же вообще не имела права пить, так как яйцеклетки женщине даются с момента рождения и не возобновляются, как спермии у мужчин. Об этом говорит профессор Жданов, кому интересно.
— Качество, мера, и культура пития, это другое дело. Вот чему учить нужно. Иисус вино пил, тоже был алкоголиком и наркоманом? И его римская алкомафия спаивала?


59

Народ все продолжал подходить.
— Давайте поговорим о пользе спирта. Алкоголь поднимал боевой дух солдат в Великую Отечественную. Надо было обязательно выпить 100 граммов, иначе кто пойдет в атаку, под пули?
 — Вот поэтому мы, а не они, войну выиграли.
 — Как известно, германские летчики принимали 50 миллиграммов амфетамина для ускорения реакции, а психоаналитик Станислав Грофф проводил со своими пациентами сеансы психотерапии с использованием ЛСД. Оказывается, героином можно спастись, если тебе взрывом полноги оторвало.
— Каждый препарат полезен только в своем случае и вреден в остальных случаях. Некоторые вещества, алкоголь, например, имеют настолько много побочных действий, что его полезность под большим вопросом, а применение оправдано лишь простотой изготовления и доступностью компонентов.
 — Ну так на войне свои законы. А пить спиртное в мирное время — здоровью вредить.
— Организм кокаин не вырабатывает, а вот алкоголь — да. И умное питие, — это регулировка алкоголя в организме и мощный антиоксидант. Про красное вино вообще разговора нет, его вместо молока рекомендуется пить особенно людям, кому за сорок. И это научные данные.
 — Мы совершенно отклонились от темы. Давайте думать дальше.
— Можно отделить спирт от браги методом высаливания. На пять литров браги — одна пачка поваренной соли — лучше поташ K2CO3. Смесь хорошенько встряхивается или миксируется. Потом даем отстояться — снизу слой бурды, сверху спирт. Правда, спирт лучше дополнительно очистить активированным углем или марганцовкой.
— Вспоминаются строки Павла Глазового:
«Сусiд спитав мале дiвчатко:
— Чи самогонку варить татко?
Мала крутнула головою:
— Не варить, нi! Вiн пье сирою».
— Ага: «I на горшок потiм сiдаэт».
— А я вспомнил приведенную Хилем украинскую поговорку: «Та людина, шо не пье, либо хвора, либо пидлюка».
— Да гоните самогон по дедовским рецептам! Еще никто не отравился. В «алконавты» некоторые подались, но далеко не все. Это индивидуальная особенность организма. А если не пьешь, то шизеешь — это точно.
— Неправда. Я вот совсем не пью, но и не шизофреник. Просто нужно соблюдать меру во всем.
— Так и меру мы свою знаем, но вопрос: кто ж ее столько выпьет?
— Что русскому здорово, то немцу смерть. Коль мы замахиваемся на революционные технологии в энергетике, то неужели мы не можем аппарат нормальный сообразить? Я задачу ранее четко обозначил: нам нужен только центряк, 35-50 процентов алкоголя. Это не сорок, конечно, но типа золотая середина, все остальное яд. А он нам нужен? Мы ведь не токсикоманы.


60

— Простите, что не выдержал, но очень захотелось вставить и свою струю в общий поток любителей С2Н5ОН, — повысил голос парень, не пропустивший ни одного перекура, но и не вступавший до сегодня в дискуссию.
— Вопросы перегонки и очистки изучены вдоль, поперек и даже по диагонали. Хочу предложить страждущим напрячь извилины на втором, и самом главном аспекте получения продукта — вопросе брожения. Как известно, это длительный этап. Две недели надо, чтобы получить 11 градусов. Или томатная паста с сахаром в стиральной машине за два часа дает 6 градусов. Но мне это не подходило. Я задействовал оборудование лаборатории в институте, долго разбирался и мне удалось увеличить скорость брожения в 600-800 раз. Теоретический расчет показал, что скорость брожения можно увеличить до 3000-4000 раз. Теоретический предел примерно 5500 раз! И я начал строить реактор. Почти построил, но тут подняли зарплату, и вопрос рассосался сам собой. Некоторые части реактора до сих пор попадаются в общем хламе.
Я собирался сделать замкнутый цикл. Стеклянная труба длиной 0,8 метра, диаметром 30 мм. С одной стороны втекает 15% раствор сахара с дрожжами, с другой вытекает. Раствор сахара, примерно, 3-6% (сейчас точно не помню)+ вода+11%-й спирт+дрожжи. Продолжительность около 6 мин. Потом первая перегонка. Дрожжи по-моему выдерживают 80 градусов. После перегонки остаток вода+дрожжи+добавка сахара направляется снова на вход реактора. Получается замкнутый цикл. Расходуются вода и сахар. Очень удобная конструкция. Поскольку ускорение брожения, как выяснилось, чисто физический процесс, можете размять извилины. И если будет результат, можете сделать для дома. В чем дело, я не скажу. А кое-какие наводки дам, но не сразу. Хочется поприкалываться.
— М-да,,, Ну и аппаратик вы нагородили. Впрочем, возможно, что как раз в этом есть Великая Самогонная Правда?
— Хорош фигней заниматься! Если нужен рецепт, я вам его расскажу. Надо только захотеть...
— Оказывается, тот чудик, что затеял перестройку, подрядил несколько институтов на предмет изучения влияния алкоголя на организм человека. Выводы научных работ засекретили. Не так давно часть этих материалов озвучили. Вывод: в связи с тем, что человеческий организм плохо усваивает чистые вещества-элементы, самогон, являясь менее чистым продуктом, чем водовка, лучше усваивается и не дает такой сильной интоксикации. Отсюда и более легкий похмельный синдром — установлено, надо думать, после ну очень тщательной дегустации!
— Да и теперь, даже в научно-популярных западных журналах не стесняются более употреблять словосочетание «развал СССР» вместо «перестройка"... Эх!
— И для меня, — «перестройка» и развал СССР — одно и тоже.
— Да для всех это одно и тоже! Они своей цели добились: космос... производство... рынки... непаханая целина на пару... Русь-матушка порубленная, повязанная, на кольях прибитая... Ничего, встанем! Я верю, встанем и еще как встанем — так что никому мало не покажется!


61

Амиров, чувствовал, что его ждет приглашение к самому высокому начальству, и дождался его.
Сначала к нему вышел Сергей Степанович Кондратюк. Он начал издалека, чтобы продемонстрировать свое полное доверие к Амирову и, должно быть, свое полное презрение к гостайнам, поделился кое-какими сведениями по разработкам Харьковского завода имени Малышева.
— Насколько тебе, Геннадий, известно, украинские танкостроители продолжали нелегкую борьбу за место под рыночным солнцем, — сказал он. — На внешнем рынке основными конкурентами украинских танков прежде всего выступают примерно аналогичные им по цене и в целом по основным характеристикам российский Т-90, польский ПТ-91, китайский Тип-96.
Т-90 был создан в конце 1980-х как глубокая модернизация танка Т-72Б, объяснял Кондратюк. Так что же представляет из себя Т-90 по сравнению с украинским танком «Оплот»? В плане бронезащиты украинский танк не только значительно превосходит Т-90 с литой башней, но и новые Т-90, которые начали оснащать сварной башней. Крепкая легированная сталь, из которой изготовлена башня танка «Оплот», обеспечивает прирост стойкости на 10-15 процентов по сравнению со сварной башней из броневых сталей средней твердости, применяемой на танках Т-90С, которые были поставлены в Индию. Крыша башни украинского танка выполнена цельноштампованной, что повысило ее жесткость, обеспечены технологичность и стабильное качество в условиях серийного производства, в отличие от Т-90С, у которого крыша башни выполнена сварной из отдельных деталей, что снижает жесткость конструкции при фугасном воздействии. Также довольно странным является то, что Т-90 имеет конструктивно более низкую защиту башни по отношению к корпусу. Теоретически должно быть наоборот, подчеркнул Сергей Степанович.
В плане огневой мощи украинский и российский танки фактически равноценны, так как используют, по сути, одинаковую систему управления огнем с незначительными модификациями. В последние годы российским разработчикам удалось догнать украинский дизель по мощности, однако дальнейшее форсирование двигателя представляется малореальным. В то же время украинский дизель новейшей модификации может развивать мощность до 1500 лошадиных сил.
— Ну вот, а Кугель, хоть мало смыслит, смеет говорить, — Сергей Степанович Кондратюк покрутил пальцем у виска.


62

Они выкурили по сигарете.
— Сегодня четверг, — напомнил Сергей Степанович Кондратюк. — Одна надежда на твой опыт в этом деле. — Он помолчал: — Тебя приглашает к себе Макаров.
Амиров почувствовал себя между молотом и наковальней:
— Вы как человек военный понимаете, что как бы я в этой ситуации ни поступил, я рискую. — Амиров не стал объяснять, чем и в какой мере рискует. — И откуда вы взяли, что Амиров знает, Амиров может?
— Верь, не верь, но я видел во время пересадки на одном из наших южных железнодорожных узлов, как ты командовал погрузкой именно такого БК. Я до некоторых пор и не подозревал, что ты выходец из столь серьезной организации. На погонах-то у тебя были эмблемы войск связи.
— А я думал, что в госпитале во сне разговаривал.
— Может, и разговаривал, но я не слышал. Учти, — опять вернулся он к прежнему разговору. — Если вы с Макаровым не сумеете договориться, то тебе придется идти на беседу к самому Карасику. А он, ты знаешь, мужик крутой.
Я тоже мужик крутой, подумал Амиров и вслух сказал:
— Ну, давай, прямиком веди меня к Карасю.
Главный располагался на пригорке, между восточной оконечностью основного механического цеха и билдингом управления всего комбината, — идти пешком где-то около километра. Они шли через цех втроем: прихватили с собой Макарова. Но Амиров сразу предупредил своих спутников, что хотел бы поговорить с Карасиком с глазу на глаз. Когда секретарша пригласила их, Амиров выразительно посмотрел на Макарова и прошел в кабинет.
— Что ты выкаблучиваешься, майор, — сказал Карасик, не вставая из-за стола и не поздоровавшись. — Ты знаешь, сколько денег в твердой валюте обязуется выплатить заказчик разработчикам проекта?
— Догадываюсь, — сказал Амиров, хотя и не мог назвать не только сумму, но порядок цифр.
Четыре-пять лет назад они встречались при других обстоятельствах. Карасик обратился в городской комитет партии, чтобы его и его предприятие помогли спасти от происков рэкетиров и рейдеров, с которыми не могли или не очень-то хотели справиться официальные силовые структуры. Его прямиком направили в горком ВЛКСМ, к Амирову, — как же, недавний офицер-интернационалист, косая сажень в плечах. Тот к просьбе отнесся серьезно — как к партийному поручению. В городе его тогда почти не знали, и он, пользуясь этим, самолично находил и использовал пути для получения разведданных.
Они были неутешительными: банда областного масштаба насчитывала более сотни активных стволов. В ней состояло немало классных спортсменов, а также братьев-афганцев. Как раз в этот-то муравейник, с выработавшимися традициям и законами, Амирову влезать не хотелось бы: в свое время каждый из них торжественно поклялся перед строем ни напрямую, ни косвенно не приносить вреда товарищам.
Амиров собрал крепких ребят, закаленных в труде — в прошлом бойцов студенческих строительных отрядов и испытанных в борьбе с городской шпаной и хулиганьем комсомольцев-оперативников, которым можно было доверять на 100 процентов. И потом Амиров надеялся своим безукоризненным владением уголовно-лагерной риторикой сбить оппонентов с толку. На последний случай оставались приемы рукопашного боя.
Хотя нож в современном бою у бойца зачастую всего лишь символ, талисман, «третье» оружие, но Амиров снабдил и лично познакомил с простейшими навыками владения им каждого члена своей группы.
— Три главных принципа работы ножом, — говорил он предельно доверительно, чтобы все прониклись серьезностью предстоящей операции, — это прежде всего скорость, затем точность поражения и, наконец, простота. Только соблюдение трех «нельзя» позволяет обеспечить практически стопроцентную гарантию выживания. Нельзя запоздало реагировать на внезапное появление врага, нельзя использовать слабые или неотработанные удары, нельзя делать ставку на сложные приемы.


63

Операцию Амиров наметил на день «стрелки», которая, как стало известно, была назначена на полдень очередной субботы в Башкирии, в сорока километрах от города, в заросших густым лесом отрогах Уралтау.
Для придания видимости законности акции к ней были привлечены руководители городской милиции и прокуратуры. И еще рота автоматчиков войск МВД для внешнего кольца оцепления — всех впускать, никого не выпускать. К тому же надо было исключить прорыв кольца способом «таран», когда боевики клином таранят цепь, стреляя из всего, что у них имеется. Понятно, что накануне были приняты все меры для сохранения задуманного в тайне.
«Стрелка» собрала где-то два десятка машин — от подержанных «копеек» до солидных «лендкрузеров». Но еще с вечера Амиров замаскировал своих ребят на господствующих высотах. Они и увидели проверяющих, буквально обнюхавших каждый камень в ущелье, а потом принявшихся готовить «поляну». Когда подтянулась крутизна, Амиров понял: пора. Он знал, что в самом устье ущелья расположены «секреты» и что именно ему предстоит их нейтрализовать.
Оказывается, умения, наработанные в боях, не забываются и в мирные дни. Нападать на часового лучше всего сзади или сбоку. Подкрадываться надо с подветренной стороны или же выбрать то место, к которому он приблизится сам. Для отвлечения его внимания желательно бросить какой-либо небольшой предмет в сторону, заставляя часового обернуться на шум. Возникшую паузу следует немедленно использовать для нападения.
По сигналу ребята-добровольцы горохом скатились в ущелье, а их место тут же заняли автоматчики, сразу начавшие палить для острастки в воздух. В тот день с этой бандой было покончено, но ведь подобные ОПГ, нередко под прикрытием вполне легальных ЧОПов, существовали с начала 1990-х как сами по себе, так и почти при каждом предприятии.
Все еще до конца не успокоившийся, но получивший надежду Карасик приехал к Амирову в сопровождении свиты домой. Он нарисовал ему радужные перспективы на комсомольско-партийном поприще — ведь никому и в голову не могло прийти, что через полгода все в стране встанет с ног на голову. Предложил перейти на «ты» и дружить семьями.
Но в Амирове имелось врожденное чувство дистанции между людьми разных, так сказать, весовых категорий. Он вполне сознавал, что для кого-то и он сам, Геннадий Амиров, — настоящий пуп земли, но даже умозрительно поставить себя на одну доску с персоной, в чьих руках судьбы тысяч и тысяч людей, он, конечно, не мог. Про себя он называл такую свою особенность комплексом полковника Редля и, сознавая, что в человеческом социуме принято способным завидовать, талантливым мешать, а гениям мстить, старался быть неуязвимым, то есть снивелироваться во всех отношениях.
Сейчас он решил поставить все точки над i, несмотря на то, что именно Карасик устроил его на работу в подведомственное ему КБ.
— Я хочу половину этих денег — в СКВ, — сказал он. — Обоюдный расчет завтра в обед.


64

Не следует особенно гадать, почему Амиров решил устраивать Эрику не в свою альма-матер — строительный техникум, а в индустриальный, хотя в обоих были химико-технологические отделения. Как раз в этом учебном заведении, которое стало именоваться на западный манер — колледж, и работал военруком майор Брюханов, с которым Амирову было что вспомнить и о детстве в одном дворе, и о временах, когда одного звали Брюхо, другого — Лом.
— Дочка? — спросил Брюхо, выслушав Амирова.
— Племянница, — сказал Амиров. — И фамилии у нас почти одинаковые. Она Эрика Лайнер.
— Ты шутишь — разве бывают такие фамилии, тем более у таких симпатичных девушек? Ведь лайнер — это то, что летает. Или плавает. — Брюхо наморщил свой высокий лоб и состроил гримасу, в мгновение изменившись до неузнаваемости. В свое время у каждого из них имелись документы, выправленные на эту гримасу. В неразберихе переименования страны кое у кого такие заграничные паспорта сохранились.
— Как видишь — не только.
— Вечно ты темнишь, Амиров. Что я совсем уже? Да я уж сколько лет строю глазки этой красотке! Это же соседка Векки. Она стригла тебя на днях, сразу после пожара.
— Везет же людям: такая соседка — и не моя! — сказал Амиров, и не было понятно, к кому это относится — то ли к Векки, то ли к Эдику Брюханову-Брюхо.
 — Прямо сейчас, пока не закончился рабочий день, переговорю с заведующей учебной частью. У меня тут все схвачено, — Брюхо подмигнул Амирову. — Думаю, никаких проблем не возникнет. А ты пока зови сюда свою племянницу, должны же мы, наконец, познакомиться поближе. А то вечно только здороваемся на бегу.
— Нужно, чтобы она училась на бюджетной основе, — напомнил Амиров.
— Никаких проблем, — повторил Брюхо. — Считай, что Эрика Ляйнер уже учится без вступительных экзаменов на химика-технолога, на бюджетной основе.
Он ушел и скоро вернулся. Молча кивнул, разлил водку в три стакана.
— Ты же знаешь, что я водку стаканами не пью, — сказал Амиров.
— Один глоток ни тебе, ни новой нашей студентке по фамилии Ляйнер не повредит. — Сам он выпил и закусил шоколадом.
Эрика тоже отломила дольку от плитки.
— Почему он всегда называет меня Ляйнер? — тихонько спросила она у Амирова.
 — Демонстрирует знание языков. Почти так фамилия Лайнер звучит на вашей исторической родине.
— Но мы же не живем в Германии. Мы живем в России.
Брюханов налил себе еще. Амиров пригубил стакан. Ему очень не хотелось, чтобы Брюхо напился. Амиров вспомнил, при каких обстоятельствах Брюхо получил тяжелое ранение в голову.


65

В самом начале штурма Амирова очень нервировало то, что дорога была узка и машины могли двигаться по ней только друг за дружкой. Все придорожные склоны и подходы были заминированы афганцами. Едва первая боевая машина миновала поворот, из здания ударили крупнокалиберные пулеметы. К тому же атакующие сразу попали под сильнейший пулеметный, автоматный и гранатный обстрел противника. Казалось, что сама ночь обрушила на спецназовцев град пуль и осколков.
— Вперед и вверх! — скомандовал Амиров своим людям, зная, как непросто будет выполнить его приказ. — Члены экипажа и десант в мгновение скатились с брони машины и кто при помощи штурмовых лестниц, а кто и без них стали взбираться по почти вертикальной скале. Тут, под огнем, и был оценен смысл изнурительного начального периода в формировании «мусульманского» батальона. Особенно нелегко тогда пришлось равнинным людям на занятиях по альпинизму и скалолазанию, которыми руководил старлей Брюхо, а нещадно гонял прапор Хайван. Новые, освоенные с немеренной затратой физической энергии и волевых усилий нормы предусматривали дополнительную специальную полосу препятствий.
— Истинный зачет поставлю не я, — говаривал старлей Брюхо, просматривая результаты бойцов. — Тест зачтет свинцом противник.
И правда, уже в первые минуты боя среди бойцов батальона появились убитые и раненые. По иронии судьбы был ранен и неутомимый наставник спецназовцев старший лейтенант Брюханов.
В 19.25 согласно плану операции на дворец обрушился в прямом смысле шквал орудийного и стрелкового огня, который повели наши «Шилки» и «мусульманский» батальон, осуществлявший прикрытие штурмовавшего крепость спецназа и часто шедший в его рядах. Однако это не смогло нанести противнику потерь в живой силе и технике, разве что оказывало ощутимое моральное воздействие. Снаряды «Шилок» просто отскакивали от твердых каменных стен дворца, не пробивая их и осыпая пространство перед ним осколками стали и камней.


66

Когда вторая БМП столкнула подбитую машину с дороги и освободила путь остальным, атакующие быстро выскочили на площадку перед Тадж-Беком. Бой в самом здании сразу же принял ожесточенный и непримиримый характер. Если из помещений обороняющиеся не выходили с поднятыми руками, то выламывались двери, в комнату летели гранаты, без разбору помещение поливалось из автоматов. Амиров понял, что сегодня ему предстоит забыть о том, что основное оружие командира в спецназе — радиостанция и бинокль, не считая мозгов, конечно. Конкретная обстановка требовала демонстрации примера смелости и решительности.
Все шло как будто по плану, но случилось непредвиденное. При выдвижении подразделений батальона в район боевых действий с построенного через арык мостика свалился один бронетранспортер и перевернулся. Люки оказались закрытыми, и экипаж не мог из него выйти. Командир отделения стал требовать по рации подмогу. Он включился на передачу, безостановочно вызывая своего старшего командира. Это в самый ответственный момент парализовало радиосвязь. Пришлось командованию батальона использовать другие средства и сигналы. Хорошо еще, что они были предусмотрены заранее.
Штурм дворца продолжался каких-то 45 минут, но для его участников это была целая вечность, так тяжел и труден был этот бой, эта игра со смертью. Во дворце около 100-150 человек офицеров и солдат личной охраны Хафизуллы Амина, его телохранители сопротивлялись отчаянно, не сдаваясь в плен. «Шилки» снова перенесли огонь и стали бить по Тадж-Беку и по площадке перед ним. Заранее была сделана установка: никому из спецгрупп КГБ и спецназа на площадку из дворца не выходить, потому что никого живыми оттуда выпускать не будут. Но не все эту установку выполнили и поплатились за это жизнью.
В здании на втором этаже начался пожар. Это оказало сильное моральное воздействие на гвардейцев Амина. Однако по мере продвижения спецназа ко второму этажу Тадж-Бека стрельба и взрывы усиливались. Солдаты из охраны Амина, принявшие спецназовцев сперва за собственную мятежную часть, услышав русскую речь и мат, сдались им как высшей и справедливой силе. Как потом выяснилось, многие из них прошли обучение в десантной школе в Рязани, где, видимо, и запомнили русский мат на всю жизнь.


67

Роскошное убранство дворца было непоправимо разрушено. Пропитанные кровью ковры хлюпали под ногами.
— Вполне вероятно, что кое-кто из наших пострадал от своих же: в темноте ребята из «мусульманского» батальона и спецгруппы КГБ узнавали друг друга по белым повязкам на рукавах и мату. Но ведь все были одеты в афганскую военную форму, а вести стрельбу и бросать гранаты приходилось часто с приличного расстояния. Попробуй уследить ночью, в темноте, в такой неразберихе — у кого на рукаве повязка, а у кого ее нет? — Брюхо пьяно всхлипнул.
— Не болтай ногами, — предостерегающе бросил Амиров, показав глазами на Эрику.
— Потом всю ночь мы охраняли дворец, так как опасались, что на его штурм пойдут кабульские дивизии и танковая бригада афганцев, — будто не заметив замечания и все же несколько тише проговорил Брюхо. — Но в столице все было спокойно.
— А по-другому не могло и быть, так как к тому времени туда уже были переброшены воздушно-десантные войска, — напомнил Амиров. — К тому же спецслужбами был взорван центр управление афганскими силами.
— Да зачем ты мне рассказываешь то, что я и без тебя знаю? — вспылил Брюхо.
— Я просто уточняю, — сказал Амиров как можно спокойнее.
— Так и объясни это своей красивой племяннице. А лучше расскажи, что мы не зная действительной обстановки, всю ночь ждали нападения верных Амину войск. Появился слух, будто во дворец ведет подземный ход. Нервы у всех были на пределе. Когда из шахты лифта вроде бы послышался непонятный шорох, все, как по команде, вскочили, начали палить в глубину из автоматов и бросать гранаты...
— А оттуда выскочил обезумевший от страха кот, — закончил со смехом Амиров.
— А тебе известно, — спросил Брюхо, — что никаких подтверждений тому, будто Амин связан с американцами и мы вот-вот получим еще одного опасного соседа на юге, никогда представлено народу не было? Я все окончательно понял, когда человек, застреливший Амина, сказал мне, что был приказ: живым его не брать. Кстати, тогда в перестрелке был ранен в грудь и скончался восьмилетний сын Амина.
— Ну, довольно! — сказал Амиров. — Будем прощаться.
Спустя время не раз приходилось слышать мнение, что дворец Тадж-Бек брали спецгруппы КГБ, а армейцы только присутствовали при этом, вспоминал позже Амиров. Но существует не одно подтверждение чекистов, что им одним невозможно было бы добиться таких результатов. Конечно, по уровню личной подготовки спецназовцам трудно было тягаться с профессионалами из КГБ, но именно они обеспечивали успех при штурме Тадж-Бека.
Все участники операции получили высокие государственные боевые награды. Трое офицеров из состава спецназа КГБ СССР: полковник Григорий Бояринов (посмертно), капитан второго ранга Эвальд Козлов и майор Виктор Карпухин были удостоены звания Героя Советского Союза.
А весной 1980 года из Афганистана в одну из воинских частей, которая дислоцировалась в Узбекистане, прибыл воздушный борт. С него сошли поседевшие, загорелые до неузнаваемости солдаты. То были остатки «мусульманского» батальона, инкогнито переправленного в Афганистан несколько месяцев назад для выполнения особого задания.
Командир части со слезами на глазах поблагодарил бойцов за проявленное мужество. Но вынужден был констатировать, что «мусульманского» батальона уже нет: «Вас нет ни в каких списках...» Из шестисот военнослужащих на Родину вернулись едва ли две сотни бойцов. Точное количество потерь из их состава назвать затруднительно. Кто-то погиб, кто-то был ранен. А кто-то, как Амиров, поступил в высшее военное учебное заведение, чтобы в определенные периоды совмещать теорию с практикой в подразделениях специального назначения.
Известие, что батальон списан вместе с боевой техникой, тяжело отразилось на ребятах. Больше всего коробило, что после выполнения сложной миссии, гибели товарищей о них чуть не забыли, их расформировали.
Военные историки утверждают: бесценный опыт «мусульманского» батальона был использован в дальнейшей военной кампании. Но, честно говоря, не очень хочется окунаться в воспоминания о том странном времени...


68

Вечером они встретились несколько позже назначенного времени. Амиров опоздал и, еще подходя к месту встречи, все отчетливее сознавал всю бесперспективность своих вчерашних планов. Он не сумел пообедать днем, но голод ощутил лишь сейчас, безнадежно ожидая у памятника.
На площади было многолюдно, и Амиров окончательно убедился в том, что в опустившихся сумерках не узнает лица Эрики. Зрительная память сохранила только впечатление, волнующее и прекрасное, — так воссоздается в воображении неохватное для восприятия ночное звездное небо. Амиров вглядывался в проходивших девушек. Которая Эрика? Многие из них вполне могли оказаться ею. Его предупреждали, что опаздывать нельзя, так что винить в неудаче, кроме себя, было некого.
Какого черта я торчу здесь, думал он с досадой. А почему бы не поторчать бесцельно, не подышать свежим воздухом? Не так уж часто это тебе удается.
Эрика подошла к нему сама, он сразу увидел ее, ее взгляд, ее улыбку едва она отделилась от потока, сворачивающего к универмагу.
 — Здравствуйте, — сказала она со значением, чуточку торжественно, как диктор еще той программы «Время». — Что же вы такой мрачный? Вы, наверное, меня не узнали. Это я, Эрика Вильгельмовна Лайнер, с которой вы должны были встретиться в девять тридцать. Я видела, как вы пришли, и давно наблюдаю за вами вон оттуда — я не опоздала. Вы очень невнимательны, — глаза ее блестели, щеки залил румянец. — Вы смотрели мимо меня.
Она казалась еще моложе, чем запомнилась Амирову. В сущности, она была длинноногой девчонкой в юбке колоколом. Загар и румянец на щеках не могли скрыть, какая у нее белая-белая, чистая, нежная кожа.
— Вчера у Кирилла Бруновича вы не показались мне такой высокой, — всегда радовавшийся своему немаленькому росту сейчас пробурчал оторопевший Амиров. — Вы некоторым образом выше меня.
— Я не верзила вовсе, это каблуки. Обещаю учесть в будущем.
Если только оно возможно — общее, пусть и краткое, будущее. Последняя фраза явно рассчитана на то, чтобы приободрить его. Амиров почувствовал себя усталым, неинтересным и сильно нездоровым человеком. Ну разве он пара сегодня такой молодой красивой девушке?


69

— Какие у нас планы? — спросила Эрика.
Какие у Амирова теперь могли быть планы? Он проклял себя за свидание, инициатором которого был сам.
— Как это ни прозаично, у меня единственное, но очень сильное желание — поесть.
— О! — обрадовалась Эрика. — Мне стыдно, но я признаюсь: люблю поесть. Даже после обеда готова сесть за стол.
По фигуре Амиров ни за что не заподозрил бы в ней обжору.
— Значит, мы должны пойти в ближайшую забегаловку, — Амиров с любопытством посмотрел на нее. .
— А нас накормят в «Березке» в такой час?
Это же молодежь девяностых, напомнил себе Амиров. Для нее ресторан — не вертеп, а вполне рядовое развлечение. Тем более дискотека-дансинг с живым звуком ретро, где можно еще и поужинать. «Березка» сейчас кишмя кишит ровесниками Эрики. И не такая уж она, если принимать во внимание издержки ее профессии, недотрога — образ, который так мил Чирилло Векки. Торговля, как это ни печально, есть торговля, особенно, в нашем полубандитском рынке. Поужинаем, и пусть идет, куда заблагорассудится.
 — Попросим, и подадут, думаю, что-нибудь. Борща, конечно, не обещаю.
— Я и не хочу борща. Я вообще ничего не хочу. — Она остановилась. — Посмотрите на часы. В «Березке» нет мест. Нас попросту не пустят.
— Сходим, посмотрим. Может, пустят, — сказал Амиров примирительно.
Эрика шагала легко и стремительно, казалось, за ней не поспевали завитки на концах ее длинных волос. Чучело долговязое, обругал ее про себя Амиров. В ее облике было столько молодости, задора и обаяния, что он невольно рассмеялся своему сравнению.


70

Само собой, у «Березки» вытянулась очередь. Само собой, это не смутило Амирова:
 — Возьмите меня под руку и не обращайте внимания на то, что услышите в наш адрес.
Амиров пробился к самым дверям заведения, сделал знак швейцару за стеклом. Тот окинул его взглядом, не торопясь стал колдовать с запором.
 — Нас двое, — сложил Амиров два пальца буквой V.
Швейцар чуть-чуть приоткрыл дверь, Амиров проскользнул в щель, увлекая за собой Эрику.
— Я вижу, вы в «Березке» не посторонний человек, — заметила Эрика, когда, что-то поправив на себе перед зеркалом, она снова взяла его под руку, и они направились на второй этаж, в зал.
— Я здесь иногда ужинаю с друзьями. — Это было самое легкое объяснение непростых взаимоотношений Амирова с близлежащими точками — кроме дансинга еще двумя магазинами и крошечного кафе. Когда-то, еще работая в горкоме, Амиров не долго думая вызывал «на ковер» их руководителей и с глазу на глаз делал внушение по очередной жалобе. Ныне эти заведения перешли в собственность бывших «красных» директоров.
Эрика так и держала под руку Амирова, пока он вел переговоры с хозяином «Березки», предложившим им служебный столик, и пока они шли через переполненный зал к своему месту. Они проходили мимо эстрады, оркестр играл какой-то старый чарльстон, и Габчик, сидевший боком к залу за пианино, плавным движением оторвав правую руку от клавиш, сложил большой и средний пальцы кольцом — о'кей. Выпучив глаза, закивал, не вынимая изо рта мундштука, саксофонист Коля Пиотровский, Гроссмейстер Пецо.
— С ними вы тоже познакомились во время ваших обедов?
Дружеские отношения с известными в городе лабухами, многие из которых были лауреатами давнего, но памятного Всесоюзного телевизионного конкурса «Алло, мы ищем таланты!» — это, как понимал Амиров, стоит многого в глазах девчонки. Он почувствовал себя всемогущим и малость таинственным. Во всяком случае, соблазн казаться таким появился.


71

Вопреки опасениям Эрики, все заказанное было подано на стол.
— С тех пор, как я здесь была, порядки изменились, — заметила она.
— Закон прогресса — все меняется к лучшему. — Наверное, она не знает, что в ресторане в любой час найдется, что поесть.
Когда Амиров с друзьями в студенческие годы выбирались послушать музыку в «Атач», где вечерами играл цирковой оркестр, то на закуску на всю братву они брали несколько порций сыра. Однажды они попросили официантку, незабываемую Симу, поставить к ним на стол пару графинчиков с простой водой, «чтобы было, как у всех». Даже на полдюжины пива в тот вечер денег не хватило. Но как было весело, какая была запрещенная музыка!
Тонкая, как балерина, Эрика обладала аппетитом сталевара. Но она совсем не пила вина, только пригубила за знакомство. Когда Эрика отставила тарелку, стало скучно, да и неловко в одиночку отхлебывать из бокала. Хотя и особенно выбирать было не из чего, предложенный румынский «грюнсильванер», прозрачный и терпкий, пришелся Амирову по вкусу.
— Мы можем заказать еще что-нибудь, — он поискал взглядом официанта.
— Не надо меня соблазнять едой, — серьезно сказала Эрика. — В общем-то, при возможности я наедаюсь впрок. Но сегодня я уже сыта. Это я к тому, что благосостояние часто зависит не от увеличения доходов, а от сокращения расходов, — добавила она, подумав.
Да она попросту, случается, голодает, догадался Амиров. На трудные времена выпала молодость Эрики Лайнер. Каждый бутик забит самыми модными товарами со всего света, а зарплаты остаются мизерными. И выплачивают их нерегулярно.
Оркестр объявил перерыв, и к ним на минутку подсел Толя Габчик.
 — Как мы? — Он выбрал яблоко из вазы.
 — «Александровский рэг», — одобрительно кивнул Амиров.
 — В «Александерс регтайм», — поправил Толя, — каминхоум надо было дать вот так. — Он напел, поглядывая на Эрику. — Приходите через неделю, будет новая программа. Гитару слышали, правда, клево?
— Никогда не сомневался в гениальности Сережи Габриловского.
— Вы немного опоздали, — между тем продолжал Габчик, — а то услышали бы, как мы играем Битлов в традиционном стиле.
— Что именно? — спросил Амиров.
— «Кант бай лав», например.
— Думаю, если того стоит, не грех повторить.
— А я тебя знаю, — Толя повернулся к Эрике.
— И я тебя знаю. Когда-то мы учились в одной музыкальной школе, — объяснила она Амирову.
— Ты повзрослела, похорошела, стала похожа на супермодель, — продолжал беззастенчиво кадрить девушку Габчик. — Он потянулся к бутылке: — Можно?
Вино сухое, быстро выветрится, но уже было заметно, что Габчик навеселе. Еше пара бокалов и он станет сравнивать Эрику с интердевочкой.
Амиров знал, что родители разрешили играть Габчику в ресторане с условием не пить ни капли спиртного. Он отодвинул длинношеюю бутылку из темного зеленоватого стекла.
— Кочумай, иди к инструменту. Мы хотим танцевать.
— Помните, мы как-то говорили об одном сборнике с нотами?
— Ты получишь эту книжку, как только я вернусь из отпуска.
— Три мелодии, как всегда, в вашем вкусе, маэстро, — пообещал Габчик.


72

Эрика танцевала превосходно и оказалась, следовательно, никудышной партнершей. Ее невозможно было вести, она вся отдавалась музыке. Для нее никого и ничего не существовало вокруг. Ее взгляд был прикован к кларнету, завораживающе раскачивающемуся, независимому от воли музыканта, живущему своей жизнью, своими печальными звуками. К кларнету, ставшему еще тоньше в широких ладонях Гроссмейстера Пецо, а сам он, мучительно зажмурившийся, отрешенный, толстый и неряшливый, был похож на заклинателя змей.
Грянул рок-н-ролл, и Амиров почувствовал, как им завладевает — с каждым мгновением все больше — требовательный, настойчивый, настырный ритм. И уже не было спасения от этого плена, и подкатывал комок к горлу — хотелось хохотать и хотелось плакать под властью взбесившихся синкоп. И была Эрика в бушующей буре оглушающего прямоугольного ритма. Надо бы замереть, сосредоточиться, полюбоваться ею, ее танцем — будто дикая первобытная джига породнилась с мастерством и вдохновением профессионала.
— Вам нравится рок-н-ролл? — спросила Эрика, наверное, с любопытством, когда они присели за столик перевести дух. — Мне кажется, он несет в себе заряд оптимизма.
А мне кажется, что у меня съезжает крыша, подумал Амиров, но ничего не произнес вслух, потому что все в этом зале было по ней и для нее. Красный от напряжения Пецо, казалось, вот-вот умрет, не в силах удержать рвущийся из рук саксофон — лопнут выступившие на лбу жилы в палец каждая.
Они уже возвращались за стол, когда оркестр начал играть в фокстротной аранжировке старый немецкий марш «Эрика». До последнего времени марш был под негласным запретом, почему-то именно его мелодией озвучивали фильмы о зарождающемся германском фашизме.
Да, все в стране изменилось за последние годы. Амиров помнил времена, когда джаз в том же строительном техникуме они репетировали чуть ли не конспиративно, а имена Элвиса Пресли или Билла Хейли можно было произносить только шепотом.
На окна надвинулись сумерки, в зале зажгли свет, и стали видны под потолком грязновато-белесые полосы табачного дыма. Оркестр исполнял прощальный вальс.
Амиров наполнил бокал. На этот раз Эрика тоже подняла свой.
— Это вино, наверное, хорошее. Оно совсем не сладкое, даже, по-моему, немного горчит. И какое-то... очень свежее на вкус. Я рада, что мы пришли с вами сюда.
Ее взгляд был задумчивым. И рассеянным, будто был обращен внутрь себя.
— Спасибо за приятный вечер в вашем обществе.
Ах, как изысканно она произносила слова! Амиров, понятно, не позволил себе отстать:
 — Вы великолепно танцуете. Никогда не видел ничего подобного. Чувствуется школа.
— Я немного училась балету, — сказала она. — Но сейчас все хотят заниматься шотландскими танцами. Я тоже отдаю им много времени — они укрепляют ноги.
И Амиров вдруг понял, что его привлекло с первого взгляда в Эрике: это изящная и неповторимая линия ног, просвечивавших сквозь розовый халат.
Уже позже, когда они шли по улице, она сказала:
— Мне сначала было весело, когда мы танцевали, и все так на меня смотрели... А потом подумала: наверное, получается очень неприлично. А потом поняла, что все просто замечательно в этот вечер, и мне опять стало весело.


73

На плохо освещенной стоянке такси не было ни машин, ни людей. Здесь, поблизости от заводского пруда оказалось даже прохладно. Амиров не мог и помыслить, что доставит свою даму из ресторана домой поздним вечером иначе, чем в такси. Эрика также без слов согласилась с его невысказанным вслух намерением, прислонилась спиной к афишной тумбе у невысокого барьера, сваренного из стальных двухдюймовых труб и покрытого серебристой краской. Амиров окинул взглядом улицу, имеющую продолжением полуторакилометровый мост через реку, но огни комбината слепили, и он не смог разглядеть ни одного зеленого огонька или светящегося трафарета такси ни вблизи, ни вдали. Он повернулся к Эрике и увидел, как близко друг к другу они стоят, и отступил чуть-чуть.
— У меня была возможность научиться танцам, — говорила Эрика. — В прежние времена занятия художественной самодеятельностью — в Домах пионеров, во Дворцах культуры — даже приветствовались. Шотландскими танцами занимаюсь самостоятельно. Хотите, вас научу? Это очень просто. Я, например, несколько раз посмотрела и сразу все поняла.
Ее речь запестрела наименованиями танцев: «хайланд», «скоттиш кантри», «кейли» и названиями степов: «тройка», «семерка», «джиговый шаг». И она запрыгала, показывая.
Это талант, который не скрыть, подумал Амиров. Такая она, эта девочка, легкая, грациозная, подвижная, как ртуть. И тут он вспомнил не рок-н-ролл, а медленный фокстрот «Эрика» и упругое прикосновение ее бедра. Легкое, почти не ощутимое, но такое чудесное прикосновение, когда в одно мгновенье угадываешь в женщине все. Его опять неудержимо повлекло к ней, и он опять постарался взять себя в руки. Стоит сделать шаг, и уже трудно будет остановиться. Он знал себя. Он боялся обидеть, напугать девушку бесцеремонным натиском. И хотя он нутром чувствовал, что не мог не понравиться девчонке, он еще больше опасался выглядеть смешным.
 — В вас ощущается тренированность, — сказал он.
— Сейчас это называется тренинг, — рассмеялась Эрика и добавила: — Давайте поделим траты пополам. Я слышала, на пожаре вы потеряли деньги, а сегодня еще угощали меня.
— Если только причина в этом...- Амиров всегда старался меньше говорить о деньгах, с женщинами — тем более. — Мне нетрудно добраться до дома пешком. Я живу буквально в десяти минутах ходьбы отсюда.
— Значит, давайте я вас провожу. Имейте в виду, у меня имеется шкурный интерес, — затараторила вдруг Эрика. — Вы могли бы выполнить одну мою просьбу. Вы упомянули в разговоре с Габчиком нотный сборник. Мне хотелось бы его полистать. Вы будете в отпуске, книга вам не понадобится, и ее можно на месяц дать мне.


74

Как раз в это мгновение машина, сползшая с арки моста, в начале улицы, переключилась на ближний свет, и Амиров увидел гребень трафарета.
— Вот и машина, — сказал Амиров.
— Вы не хотите дать мне книгу?
— Книжка на английском языке, — предупредил он.
— Не зря же я учила инглиш столько лет. Договорились, мы едем к вам.
В салоне не было света, но от взгляда Амирова не ускользнули засеребрившиеся на секунду ее коленки, когда она усаживалась поудобнее на заднем сиденье.
— Книгу надо искать. — Готовясь к переезду на эту квартиру, он положил изданную в Лондоне книгу в ящик вместе со старыми бумагами, а переехав, затолкал его поглубже в нишу над кухонной дверью. Теперь вдруг книга понадобилась всем.
— Я подожду в машине.
— Книгу надо искать, — повторил он.
Ее рука чуть шевельнулась в его руке, а может, и вовсе не было этого — некий ток прошел из ладони в ладонь. Призывная труба запела крещендо. Он замер, он весь стал ожидание.
— Если не возражаете — я сама поищу. Вы только покажете, где искать.
 — Машина ждать не будет, — наугад сказал Амиров.
— Моя смена закончилась. Я не могу ждать, — подал голос водитель.
— Мне очень нужна эта книга.
 — Решайте сами, — сказал водитель.
Последний поворот. Они уже во дворе. Машина остановилась. Вдвоем поднимаются по лестнице — рука в руке. Немыслимый крик трубы в душе Амирова обрывается с щелчком замка. Оркестр тутти завершает коду.


75

Амиров жаждет деятельности. Надо быстрее искать книгу. Эрика за этим здесь, в нетерпении она переминается с ноги на ногу в прихожей. Он проходит на кухню, взгромождается на табуретку, в чем был.
— Мне нужна ваша помощь. Я вас предупреждал, что все это непросто.
— Я бы на вашем месте разулась, сняла шляпу и пиджак,- говорит она, принимая и складывая у плиты всякую мелочевку, за грудой которой скрывается искомый ящик.
И тут зазвонил телефон.
 — Оказывается, и вам звонят в первом часу, — сказала Эрика.- В это время я никогда не тороплюсь к телефону, как бы он ни надрывался. Разве кто-то стоящий будет звонить в такой час? Чаще всего ошибаются номером.
Но Амиров уже спускался с табуретки, и Эрика побежала на звонок:
— Я возьму, пока не положили. Вас, — протянула она трубку подоспевшему Амирову, будто у него дома могли спросить еще кого-то.
 — Кто это мне ответил? — спросил Женька Кугель. — Валандаешься с бабами, а я тебя с вечера разыскиваю. Вчера было решено согласиться с твоими условиями, но с маленькой поправкой. Ты получаешь десять процентов сам знаешь от чего. Поверь, игра стоит свеч. Так что провожай чувиху, готовь эскиз со всеми размерами. По мнению Кондратюка, они крепко-накрепко сидят в твоей голове. Утром передашь эскиз мне, а я к обеду представлю начальству готовый к работе чертеж. И можно начинать погрузку.
Судя по всему, Кугель, Кондратюк, Макаров и, разумеется, Карасик, сильно греют руки на этом проекте. Пять по десять — это только пятьдесят процентов. А кому и куда остальные? Но не следует дергаться, а тем более, возникать. Нужно смотреть реально на вещи: за два выходных тот же старый пройдоха Карасик поставит на ноги, не скупясь на посулы и взятки, всех мало-мальски видных специалистов страны. У кого-то из них наверняка найдется готовое решение проблемы. Так, если слишком упорно стоять на своем, можно остаться и за бортом. А Амирову стали нужны деньги. Много денег.
Время, таким образом, поджимает, и чтобы остаться в доле, конструкторы вынуждены изо всех сил рыть землю копытами. И поэтому не исключено, что собаку съевший на проектировании Женя Кугель или молодой да ранний, очень талантливый Митлин через пару дней отыщут-таки какое-то свое нестандартное решение. Надо форсировать события, подумал Амиров.
 — Ты упустил один важный момент, Женя. Когда и как планируется произвести расчет со мной?
 — Вечером. Завтра вечером до семнадцати часов. Сам знаешь, бухгалтерия, бумаги, подписи... Одним словом волокита. Но совершенно точно, как у Ильфа и Петрова: утром стулья — вечером деньги.
 — Ровно в полдень я в твоем присутствии у Карасика набрасываю эскиз, а деньги в это время в полиэтиленовом непрозрачном пакете лежат тут же, на столе.
 — Не думаю, что этот торг придется по нраву Карасику.
Амиров, не отвечая, положил трубку.
Опять зазвонил телефон.
— Похоже, связь оборвалась, а мне было показалось, что ты еще не до конца осознал всю драматичность момента.
— Осознал. Спасибо.
— Убедил, убедил, теперь я смогу спокойно заснуть, — сказал Кугель.
— Можешь позвонить Карасику, чтобы и он лишний раз не напрягался.
— Зачем беспокоить старика на ночь глядя?
— И то правда, — со смирением в голосе согласился Амиров.


76

— Неприятности? — Эрика листала какой-то журнал, который обнаружила в кипе зарубежной глянцевой макулатуры.
— Когда-нибудь Кугель доиграется со своими шутками.
— А за что же вы его благодарили? — спросила она. — Его следовало обругать крепенько, не стесняясь меня.
— Я позвоню ему попозже.
— Часа в три — самое время. Знаете, я подумала, наверное, не стоит продолжать поиски книги. В другой раз, ладно? А сейчас я полистаю вот это — и домой,.- она посмотрела на Амирова.
 — Я провожу вас.
— Вы бы хотели иметь такой автомобиль?
— У меня есть автомобиль. Он ничуть не хуже этого. Даже лучше, — Амиров не стал признаваться, что в последнее время опасается садиться за руль из-за проблем с вестибюлярным аппаратом. — Но овес нынче дорог, а моей тачке только высокооктановый бензин подавай. И в большом количестве.
— Кому сейчас легко...- тоном умудренной жизнью женщины произнесла Эрика.
— Зато выяснилось, что благосостояние зависит не от доходов, а от уровня расходов, — в тон ей ответил Амиров. И они не смогли удержаться, расхохотались.
— Я вас обязательно как-нибудь прокачу, — пообещал Амиров.
— Зачем нам показывают американские фильмы — только смущают. Один знакомый парень, он челябинец, студент ЧПИ, говорил: «С миллионом долларов я бы уехал в Штаты».
— Надо было собрать для него миллион по подписке, пусть бы ехал. Челябинцы — народ понимающий, скинулись бы по рублю.
Несколько раз принимался звонить телефон, но они, словно сговорившись, старались не обращать на него внимания. Только однажды, когда звонки были особенно настойчивыми, Эрика возмутилась:
— Какой наглый, невоспитанный человек, оказывается, этот Кугель! Ведь уже ночь!
— Пусть считает, что я уехал, — сказал Амиров.
Он оставил Эрику перебирать журналы, а сам пошел наводить порядок на кухне. «Злапал козак татажина, а татажин за лэмп тжима», — вспомнил он польскую пословицу. Когда Эрика изъявила желание ехать к нему за книгой, ему и в голову не пришло, что через некоторое время придется тащиться с ней на другой конец города, а потом возвращаться в одиночестве. Среди ночи, неизвестно каким транспортом.
Ты надеялся на что-то другое? Тогда следовало, дорогой, проявить хоть на гран инициативы. Ведь, пожалуй, это невежливо — не обнаружить мужского интереса к столь поздней гостье.
— Я помою руки, — сказала Эрика. — Вывозилась в пыли.
Например, продолжал он иронизировать над собой, очень естественно прозвучало бы предложение оказавшейся ночью вдали от дома женщине разделить кров с хозяином.


77

Он собрал с полу последнюю кипу бумаг, затолкал ее в пакет для мусора. Приготовил второй пакет и, невольно прислушиваясь к шуму воды в ванной, сходил в комнату за оставшимися там журналами.
Усталость от дневной беготни стала давать о себе знать. Ему было непривычно, что в его доме есть кто-то посторонний в столь поздний час. Надо поскорее выпроводить эту девчонку, решил он. Чем раньше я сделаю это, тем раньше вернусь домой.
Девчонка... Такая хрупкая, такая ладная, такая уверенная в себе. Он вспомнил ее совсем недетские загорелые коленки, когда она остановилась в дверях кухни. А потом, метнув юбкой, направилась в ванную.
Звон стекла, короткий вскрик. Разбила зеркало?
— Я только хотела его поправить.
Она умыта, причесана, незатененный тушью взгляд как-то по-новому осветил ее улыбку. Именно такой девушка была вчера у Векки. Наверное, дело в краске, подумал Амиров: из-за обилия косметики я не смог выделить Эрику на площади среди десятков таких же накрашенных женщин.
— Извините. — Эрика уже справилась с растерянностью и смущением.- Я сделала хуже себе: говорят, разобьешь зеркало — разобьешь свою любовь.
Ее лицо близко-близко. Ее глаза, ее улыбка. Осторожно, будто примериваясь, он прикоснулся губами к ее губам.
Может ли женщина не заметить поцелуя мужчины, каким бы мимолетным он ни был? Потом Эрика будет утверждать: именно так и было. А сейчас она говорит:
— Какое счастье, когда в доме есть горячая вода!
Амиров опять легонько-легонько проводит губами по ее губам, она отшатывается и скрывается в ванной. Щелкает шпингалет.
— Надолго вы? — бодрым голосом спрашивает Амиров.
— Я очень скоро, не сердитесь, — доносится голос Эрики сквозь шум падающей в ванну воды.
— Что вы там делаете?
— Моюсь. Я представила, что когда вернусь домой, мне первым делом придется разогревать воду. Я не могу уснуть, не ополоснувшись.
А Амиров отмывал руки от пыли, скопившейся на бумагах, на кухне. Глядя на темную воду, стекавшую с пальцев, он понял, как получилось, что он не обнял Эрику — удержался. Не поцеловал крепко-крепко, чтобы у обоих захватило дух. Он старался не прикоснуться к ней нечистыми руками. Амиров почувствовал, что ему хочется убежать из собственного дома.


78

Потом они пили чай, и Эрика то и дело бегала в прихожую к зеркалу, расчесывала волосы, чтобы высохли быстрее.
Продолжалась старая, как мир, игра, когда оба хотят одного и того же, очевидного, но пока тщательно скрывают это. Зачем?
— Вот я и готова, — сказала она. — Можно идти.
 — Куда? Первый трамвай будет через три часа.
— А такси? Надо вызвать такси!
— Не думаю, что в диспетчерской сейчас ждут не дождутся вашего вызова.
— Скажите ваш адрес, я попытаюсь позвонить.
К чему все эти фокусы: книга английская с нотами, ночной душ, заведомо обреченные на неудачу попытки вызвать такси?..
Тоже мне безгрешное дитя, случайно застрявшее ночью у мужчины. С такой фигурой ее не рискнули бы взять подставной даже в юниорскую команду, будь она спортсменкой. А ты — «девочка"...
Эрика вернулась от телефона обескураженной.
 — Если я не посплю ночью хотя бы два часа, завтра буду весь день на работе расклеенная.
Амиров повел ее назад, в комнату, развернул диван-кровать.
— Белье возьмете вот в этом ящике.
— А вы где будете?
— Не догадываетесь? На диване хватит места двоим. В годы моей юности было принято цитировать поэта: «Зачем любить, зачем страдать? Ведь все пути ведут в кровать. Не лучше ли с кровати начинать!»
 — Вы с ума сошли, — сверкнула она глазами.
— Вам никогда не приходилось ложиться в постель с мужчиной? — хмуро поинтересовался он.
— Представьте себе — это мое любимое, наилюбимейшее занятие!
Амиров плотно прикрыл за собой дверь. Еще та молодежь пошла на пороге XXI века — лед и пламень! Он твердо решил не заглядывать в комнату до утра. И не в таких условиях доводилось коротать ночь, можно подремать часок-другой и на кухонной табуретке. Надо уметь довольствоваться малым.
Для любовника на час слишком хлопотна долгая осада, но Амирову претил и ночной спектакль со скороспелой влюбленностью. Все должно быть определенно и честно. Он давно очертил для себя границы в отношениях с женщинами.
— ...Или вы думаете, что напрасно говорит Писание: «до ревности любит дух, живущий в нас»?
— Но тем большую дает благодать; посему и сказано: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать».
— Итак покоритесь Богу; противостаньте диаволу, и убежит от нас.
— Приблизьтесь к Богу, и приблизится к вам; очистите руки, грешники, исправьте сердца, двоедушные.
— Сокрушайтесь, плачьте и рыдайте: смех ваш да обратится в плач, и радость — в печаль.
— Смиритесь пред Господом, и вознесет вас...


79

Он не торопясь убрал со стола, потом долго стоял под душем.
Было жарко, но Амиров не открыл окна — на свет летели насекомые. Чай показался безвкусным, и он сварил кофе. Кофе с сигаретой вприкуску — вот напиток для тех, кто понимает! Если бы сюда еще «Караван» Эллингтона. Или пусть Джиджи Марга пела бы «Семью семь».
Он радовался ощущению свободы, движения его были целеустремленны и точны. «Мы вели машины, объезжая мины...»
Он старался считать, что и думать забыл о женщине за стеной, об ограниченном для него пространстве в собственной квартире, и упрямо заставил себя не оглянуться на нетерпеливый всхлип двери.
И высокоморальных барышень выгоняет из постели небеспредельно терпеливый мочевой пузырь, констатировал все же он, не удержался. Впрочем, совсем без раздражения, скорее, снисходительно.
Нет, не чай со смородиновым листом был, оказывается, причиной неожиданного явления:
 — Я хочу напомнить: в три часа вы намеревались позвонить своему коллеге. Сейчас половина четвертого.
Запахнувшаяся в простыню, она не решалась оторваться от косяка двери в глубине недлинного малогабаритного коридора.
— Чашечку кофе, Эрика Вильгельмовна?
— Только не зажигайте свет — на улице уже довольно светло.
Амиров не стал переносить аппарат к распахнутому настежь балкону, не отодвинул штор с окна.
— С вашего позволения. — Нет, не мог он отказаться от соблазна снова очутиться рядом с Эрикой, съежившейся под простыней, ставшей маленькой, настороженной и какой-то отчужденной в полумраке.
Амиров старательно набирал номер. Они сидели совсем не тесно, но обострившимся чутьем Амиров угадывал неспокойное биение её сердца.
— Занято.
Они молчали и слушали короткие тревожные гудки, пунктиром трассера пронизывавшие тишину.


80

— Попробуйте набрать снова, — сказала Эрика шепотом.- Я включу свет. — Она еще тщательнее подоткнула простыню под себя.
Амиров успел перехватить руку, протянувшуюся у него за спиной к торшеру. Ладошка была узкая, хрупкая, он держал ее бережно и крепко, словно пойманную птаху. Короткие частые гудки из трубки несли умиротворение, как сигналы вечности.
— Я же говорил; я не стесняюсь, — сказал Амиров как можно убедительнее. — Можно было давеча и из ванной выйти так.
Оказавшаяся на свободе птаха присела на его плечо, скользнула легкими крыльями вдоль шеи, коснулась губ, щеки, глаз, лба и, ласкаясь, заплутала было в волосах, но Амиров опять словил ее.
А потом он задохнулся в жарком трепете ее рук, и они уже сегодня не говорили друг другу «вы».
— У него есть семья? — спросила Эрика, и Амиров не смог сразу сообразить, о ком, собственно, идет речь — так ее вопрос был далек от всего, предшествовавшего ему.
— Ты не захотел их будить. Я заметила: в первый раз ты набирал номер своего телефона, во второй раз — моего. А вдруг бы кто-то ответил? Мужской голос?
— Я бы попросил не беспокоиться — Эрика Вильгельмовна находится в надежных руках, жива, здорова, утром будет дома. Думаю, это было бы гуманно.
— Надо было с самого начала сказать мне, что у него семья. Я бы не приставала с этим глупым звонком.
— Очень рад, что ты о нем напомнила. Ты, оказывается, добрая.
 — Это ты деликатный и добрый человек, но прячешь эти качества глубоко-глубоко в себе. Почему доброта должна рядиться в чужие одежды? Это хитрость нуждается в хитростях.
 — Доброе побуждение — это слишком просто, а значит, и неубедительно. Человек привык искать подоплеку всему.
Как она ошибается во мне, думал Амиров. Однако, даже учитывая все перемены в людях, окружающих меня, и издержки моей сверхболезненной подозрительности, я не испытываю недоверия к Эрике, не сомневаюсь в искренности ее намерений и планов. И не ищу меркантильной подкладки в ее надежде построить водолечебницу для бедных.
Он попросил подробнее рассказать о воде.
— Ты хочешь услышать химические формулы или рассказ о ее лечебных свойствах? — спросила она. — Если коротко, то в основе нашего источника глубоко под землей лежит линза, которую питают шесть соляных озер. Поэтому и вода уникальна, хотя и во многом идентична знаменитой трускавецкой «нафтусе» и содержит массу микроэлементов — вплоть до серебра и селена. Водичка лечит многие желудочные болезни, болезни обмена веществ, хронические заболевания печени и желчевыводящих путей. И еще десятка два недугов, — Эрика горделиво вскинула голову, — что подтверждено разного уровня исследованиями и сертификатами.
Эрике, конечно, надо помочь в овладении профессией, подумал Амиров. Он ощутил новый прилив нежности к ней, но не знал, какими словами ее выразить.
— Если бы люди не стеснялись делать добро, добра на свете было бы больше. Потому что оно заразительно, — заключил он.
— Доброта вдохновенна, сказал кто-то когда-то. А вдохновение может посетить далеко не каждого, — подхватила Эрика.
— Значит, я правильно рассчитал, позвонив одной даме среди ночи. И тронул каменное сердце. — Он привлек ее к себе: — Меня всегда подозревали в хитрости.
— Такая мысль и мне приходила в голову после нашего телефонного разговора. Этот человек чего-то от тебя хочет, говорила я себе — так прозрачны были твои намерения. — Мрак уже рассеялся настолько, что было видно, как смеются ее широко расставленные глаза. — Выходит, и в подвал за близнецами ты лез, преследуя какие-то тайные цели?
 — Откроюсь, коль ты здесь для выяснения данного обстоятельства. Я давно предполагал, что где-то поблизости от Векки живет девушка моей мечты, и единственный шанс привлечь ее внимание — залезть в дымный подвал.
— Должно быть, и подвал поджег ты сам — готовил плацдарм для подвига? — взгляд Эрики жаждал возмездия.
— Очень надеюсь, что чистосердечное признание облегчит мою участь.
— Настала очередь сделать и мне признание: после нашего трехчасового разговора у меня замолчал телефон. Так что сегодня ночью ты звонил в пустоту.


81

Он баюкал ее, как ребенка. Он понимал, что наполнявшие его чувства могут сильно осложнить их отношения, но пока ничего не мог поделать с собой. Каждая его клеточка продолжала жить Эрикой, ее нежностью, ее неподдающейся рассудку щедростью. Амиров чувствовал себя мореплавателем, прошедшим все три мировых океана.
Он открыл глаза, когда солнце заглянуло в комнату. За окном пронзительно и хлопотливо переговаривались воробьи. Он не удивился женщине рядом с собой, он ни на секунду не забывал о ней и во сне. Он только подумал в который раз о том, как женщина ночная не похожа на себя дневную. Недавно он смотрел в кино экранизацию известной сказки, в ней красота одной из героинь была красотой ночной женщины. Впрочем, зазеркальный сказочный мир не только этим тесно переплетался с реальной жизнью...
Ему захотелось прикоснуться к прозрачному профилю, ощутить мягкость и теплоту губ, гладкость щеки. Ее кожа сияла, как у только что умытого ребенка. Амиров вдруг обнаружил, что не знает, как к ней обратиться — не помнит ее имени. Было досадно, но ощущения утраты, как вчера у памятника, он не испытывал. Когда вас двое, можно обойтись и без прямого обращения, и эта юная женщина тоже еще ни разу не обратилась к нему по имени.
А так весьма мило — деточка, лапушка, ласточка, рыбонька или, просто, маленькая. Амиров улыбнулся: сущая крошка почти двухметрового роста. Наверное, ей понравилось бы, назови он ее так. Женщины умеют по достоинству оценить новизну.
Или: «Товарищ Лайнер!», «Геноссе Ляйнер!» — тоже очень свежо.
Он откинулся на подушку и прикрыл глаза, чтобы не разбудить спящую взглядом. Мысленное блуждание по святцам ничего не даст, в сознании отложатся десятки имен, и из этой путаницы ему будет не выбраться.
Он попытался заставить себя думать о чем-то, не связанном с поиском имени. Например, о предстоящем сегодня непростом и неприятном деле. Придется все же в него влезать, чем бы это ни грозило. Отступать уже поздно.
И вместе с тем — Лайнер, Лайнер... Многим, что есть в нем — и хорошего, и плохого, он, конечно же, обязан встреченным им женщинам.
Мир женщины, как новая страна, путешествие по ней захватывающе интересно. Однажды Амиров накоротке общался какое-то время с переводчицей-китаянкой, имя которой следует забыть, так же, как и страну пребывания. С тех пор Амиров знает, что вертикальная палочка — иероглиф, обозначающий человека. Кажется, он иногда передает звук «а».
Почему меня притягивает каждое неизвестное мне слово? Почему я пытаюсь на любом языке прочесть все, что даже мельком бросается мне в глаза? Потому что я так мало знаю о мире, в котором живу?


ПЯТНИЦА

82

Они проснулись одновременно. Все было, как ночью, и еще лучше.
 — Какой ты, — сказала Эрика. — Наверное, это иногда мешает жить. Ты всегда так?
 — Реже, чем хотелось бы.
— И все-таки?
— У холостого, очень занятого мужчины не может быть большой практики. Но на всякий случай съешь лимон, чтобы не выглядеть на работе такой вызывающе счастливой.
— Как жаль, что я не встретила тебя немного раньше.
— При этом пару дней мы еще бездарно потеряли.
— Но не могла же я подойти к тебе и попросить: «Поцелуй меня». Ты должен был сделать первый шаг.
— Меня сдерживала разница в возрасте, — признался Амиров. О том, что даже мысль об их сближении была неприятна старику Векки, Амиров промолчал.
Но ночное наваждение определенно прошло. Кажется, и в настроении Эрики появились перемены. Утро вечера мудренее, не зря так говорят. Что-то уж слишком задумчивое она старательно напевает в ванной.
Он не привык умываться одетым, но сейчас оделся. Он слышал, как Эрика вошла в комнату, но не оглянулся, продолжал причесываться. Он причесывался, пока было слышно шуршанье ткани за спиной.
— Красивый, красивый, — Эрика взъерошила ему волосы.
Амиров дернулcя всем телом и застыл, оцепенев, с расческой в руке.
— Что с тобой? Я только хотела пошутить — ты так сосредоточенно причесывался.
— Никогда, слышишь, никогда не трогай мою голову! — проговорил Амиров раздельно, слог за слогом. Он взял ее руку за пальцы и приложил их к своему левому виску.
— Как страшно. Это?.. — она замялась. — А внешне совсем не заметно.
— И на том спасибо, — сказал Амиров.
 — Не думай, пожалуйста, об этом, — она прильнула к спине Амирова, и он почувствовал ее дыхание, ее губы на своей шее. — Посмотри, — сказала она через мгновение, вглядываясь в зеркало, — посмотри, как мы похожи.
— Все же есть кое-какие различия.
— У нас одинаковые волосы, одного цвета глаза.
— Говорят, зеленоглазый мужчина склонен к преувеличениям. Попросту — лгун.
— А что говорят о женщине с зелеными глазами?
— Что она хороший человек, — усмехнулся Амиров.
— Ну, правда?
— Она блудня.
— Ого!
— Народная мудрость, основанная на вековых наблюдениях, — посочувствовал Амиров. — Мне пора умываться, иначе я опоздаю на работу.
— Народная мудрость — высшая мудрость, — вздохнула Эрика.- А какая была твоя жена?
 — Примерно как ты. Пока жена красилась, муж хлопотал на кухне.
 — Ну это же, как в лучших домах, — рассудительно сказала Эрика. — Я стараюсь как можно реже заглядывать на кухню, тем более в гостях.
— Зато ванную ты осваиваешь с ходу. Но у тебя есть оправдание: в твоей квартире отключена горячая вода.
— Будем считать, что я побывала в бане? — Она, не отрываясь, будто хотела запомнить, смотрела ему в глаза. — Да и было ли что-нибудь между нами?
— Могу засвидетельствовать: никакого разврата, — он говорил совсем не то и не так. — Я позвоню тебе как-нибудь, после отпуска?
— Нет. Постараемся больше, не звонить друг другу. — Она быстро сжала и отпустила его руку. — А то ведь недолго и влюбиться. Это, как я понимаю, ни к чему — ни тебе, ни мне.
— Действительно, наши телефонные разговоры приводят к довольно неожиданным результатам, — нашелся, что сказать, он.
— А вообще, какие женщины тебе нравятся? Только, пожалуйста, не говори — такие, как ты.
— Почти как ты. Красивые, умные, верные — в такой очередности характеристик.
— Прости,- сказала она, когда они шли к трамвайной остановке. — Что-то у меня с утра испортилось настроение, но ты, пожалуйста, не принимай это на свой счет, ты здесь ни при чем. Я, наверное, и вправду блудня. Я легкомысленно и очень дурно поступила по отношению к себе и еще к одному человеку.
Будь даже кто-то у меня, это не имело бы ровно никакого значения, вспомнил Амиров ее слова.
— Один раз можно позволить себе кое-какие вольности, — сказал он назидательно. — Главное, не повторять часто заблуждений легкомысленной юности.


83

Хоть Амиров и не хотел себе в этом признаться, что-то снова угнетало его, наполняло все его существо чувством некой незавершенности — будто в душе лопнула струна, и песня оборвалась посреди такта. Или вылетели из головы строчки второго куплета, и ты после осмысленных, прекрасных слов мямлишь бесплодное «ля-ля». И еще так же бывает, когда переворачиваешь страницу захватывающей книги, а дальше идет целая тетрадка лысых листов.
Необходимо что-то делать, совершать пусть и бессмысленные действия. Хотя бы петь, терзая сердце себе и людям, как та французская женщина, которая не хотела ни о чем жалеть.
Ничего я не умею, ничего не могу. Даже петь. А живут совсем рядом талантливейшие люди — такие, как Шевчук, или, скажем, Рената Литвинова... Отупевшая душа жаждала самоуничижения. Ему захотелось обрадовать Кугеля, или Кондратюка, или Карасика, который наверняка уже на работе — бдит за процессом.
Он вошел в телефонную будку у самой проходной. Прямой телефон Карасика был занят. Он постоял так с минуту, держа трубку у уха, с закрытыми глазами. Наваждение стало потихоньку спадать. Не сдаваться, скомандовал себе Амиров и поплелся прямо через заводской сквер в контору.
На лестничной площадке, в курилке, Амирова в гордом одиночестве поджидал Кугель.
— Давно обосновался? — приветствовал его фразой из популярного не только у космонавтов фильма Амиров.
— С ночи сижу, — в тон ему ответил Кугель. — Эскизы у тебя с собой?
— Мы же договорились, — напомнил Амиров, — эскизы в обмен на деньги.
— Я смотрю — ты сумку побольше прихватил. Потрудись поторопить Карасика, а он пусть заставит пошевеливаться бухгалтерию, — посоветовал Кугель.
— Мне не к спеху, — как можно равнодушнее ответил Амиров. — До обеда я могу подождать. А пока, пожалуй, схожу по своим делам. Надо кое с кем увидеться до отпуска.
— Вот этого ты не сделаешь! — прошипел Кугель и даже загородил лестничный марш своим тщедушным телом.
Амиров решил придерживаться намеченной им линии поведения: доброжелательный легкий тон, щедрость на шутку. Он понимал, что основные трудности его ждут впереди — при передаче денег и когда он с деньгами начнет выбираться с завода, потом из города. То, что сейчас Амирова никуда не выпускали, несколько осложняло задачу.
Начинался рабочий день, и в курилку потянулись молодые люди. С ними вышел Макаров, подошел к Кугелю, они перебросились парой слов. После этого Макаров ушел, даже не взглянув в сторону Амирова.
— Могу вас обескуражить, достопочтенные: после третьего замеса на пшенице выход спиритуса падает, и на четвертом замесе он меньше, чем на первом, то есть круговорот до теоретической бесконечности. Если на картошке, то она с первого раза уже в труху уходит. Вся беда самогонщиков в том и состоит — что имеют открытую систему и по запаху запросто можно их найти. Как в старом фильме «Зеленый фургон». Попробуй доказать потом, что это научный эксперимент! Поэтому приемлема только замкнутая система. Кстати, это и воду сильно экономит, если прогонять охладитель через радиатор, а сам радиатор обдувать вентилятором — сразу и тепло в комнату получаешь.
— Спиритус — это всегда рентабельно, несмотря на то, какая зарплата. Да и ни при чем зарплата, если изобретается дешевое горючее. Чиновники и менты всегда начинают хитро лыбиться, подмигивать и статью вспоминать, если идет разговор о спирте. Я вообще-то не совсем в теме, но в Киргизстане за самогонку и продажу ее на центральных рынках не гоняют, даже медицинской справки не требуют!
...- Я думал, что это электроника, и обалденно удивился, увидев трехгорлую колбу с мешалкой. Состав катализатора подбирала какая-то расчетная программа, и ребятки его держат в секрете. Химики это... ну очень упертый народ и выбить из них какую-то инфу проблематично.
— Да найдите спеца по катализаторам! — не выдержал заводной Кугель. И тут Амиров вспомнил, что именно Кугель своей страстной лекцией о perpetuum mobile положил начало недельному штурму вершин самогоноварения.
— В годы антиалкогольной кампании я поил весь УПИ качественными напитками, — сказал Кугель. — Возможно, я сейчас бы был миллионером вроде Стерлигова или Ходорковского. Или сидел бы в правительстве, как Чубайс...
Нет, ничего полезного не извлечешь сегодня из еще вчера такого доступного Жени Кугеля.
— ...Да вряд ли дрожжевые бактерии восемьдесят градусов выдержат! — опять встрял, было, Кугель. — Если память не изменяет, согласно кулинарной книге, уже при сорока градусах — смерть бациллам. Впрочем, это не факт, может, и какие-то тонкости я запамятовал — давно это было.
— А интересно, ультразвуковая стиральная машинка не пойдет? Все тогда компактно, без пыли и шуму получится.
— Дрожжам, наверное, пофиг, чем их трясти. Кенты в Афгане, — тут Амиров навострил уши. — на танке просто в огнетушителях брагу несколько часов катали по полигону. Перегонки, разумеется, не было. Вообще настоящее кино мне рассказывали: алюминий и аккумуляторы духам продали или на гашиш поменяли, а танки с толкача потом заводили. Америкосам такое в страшном сне не может присниться — торговлю и натуробмен со своими врагами устраивать.
— В зерне есть компоненты бактерий, дающих энзимы, которые сбраживают крахмал в спирт.
— Там целая цепочка химических реакций, — уточнил Кугель, пытаясь перехватить инициативу. — Если возьмете просто крахмал и бродильные вещества — дрожжи, то крахмал надо будет постоянно добавлять. К вашему сведению, брожение останавливается при крепости примерно 13 градусов. Поэтому вся пшеница у вас не тратится за один раз, и ее снова используют. Кстати, если ее концентрация слишком большая — то брожение тоже замедляется.
Далее, — продолжал свою лекцию Кугель, — в деревнях ставят молочный бидон на печку и все кипит. Вначале температура равна кипению спирта, потом она постепенно повышается. Ее ведь никто не меряет. Концентрацию спирта определяют на вкус. Если температура повысилась — прут тяжелые спирты. Для похмелья. Потом, когда на вкус пошла почти вода, останавливают процесс и все заряжают по новой.
— Мой организм не принимает самогон. Даже запах выворачивает меня наизнанку, поэтому я и придаю процессу излишнюю сложность.
— Кстати, я как-то на практике ощутил, что самый вонючий, сшибающий с ног своим отвратным запахом самогон очень даже легок и наутро голова не болит.
— Давайте уже займемся экспериментами! Руки чешутся! Трубы горят! К примеру, начнем с подсчета массы биоматериала — воды и набора необходимых микроорганизмов. Исследуем, как эти микроорганизмы в домашних условиях получить — к примеру, на хлебе, в бульоне или на сметане с лимоном и тому подобное. Далее, прикинем каково время T готовности биотоплива и сколько из него потенциально можно получить горючки. Сколько из этой горючки будет питьевой и сколько иной? Потом приступим к подетальному моделированию, не забывая принцип круговорота и взаимозаменяемости.


84

— Наблюдаю я за вашими дебатами, — произнес Кугель с плохо сдерживаемым презрением, — и возникает аналогия о спорах по достоинствам телеграфного ключа Морзе перед Wi-Fi. То, о чем вы говорите, даже не прошлый век, а позапрошлый. Вот в прошлом веке уже открыли, что дрожжи — это живые организмы, бактерии. Спирт является всего лишь отходами их жизнедеятельности, и если ваша задача получить как можно больше спирта, то не надо убивать дрожжи кипячением, а нужно удалять спирт, не нанося дрожжам вреда.
— Прошу обратить внимание на то, что вырабатывается кроме спирта. Тем более, что по стоимости оно превосходит спирт. Не надо путать цену на водку, где 99 процентов налоги, а цена спирта — около одного рубля за литр. Например, углекислый газ пищевого качества. Всего лишь один завод по производству газировки закупает в год углекислого газа примерно на один миллион долларов. Производство сжиженной или твердой углекислоты даст плюс к деньгам и тепловую энергию, достаточную для обогрева дома. Но еще большую стоимость имеют сами дрожжи как белковая масса — это порядка 30 рублей на каждый литр спирта. Например, Венгрия, первая построившая такие спиртзаводы, является крупнейшим поставщиком деликатесной свинины, откормленной на дрожжах. Три килограмма дрожжей на килограмм свинины по цене 10 долларов за килограмм. Не путайте ее со «свининой для бедных» по полдоллара, которую выращивают на химических комбикормах и которую вы видите в наших магазинах. Правда, по цене приличной свинины, но это уже другая история. Естественно, разница не только во вкусе, но и в полезности.
И сахар не самое лучшее сырье для этих целей, и не самое дешевое. Отлично перерабатываются, например, картофельные очистки. А вы где-нибудь видели, чтобы картофельные очистки не выбрасывались на помойку? А кто знает про энзимы — заменители солода для расщепления целлюлозы в сахаре? С ними можно получать спирт даже из макулатуры. Вот где пригодится дневник с двойками!
— Ты гений, старик! — вскричал Кугель, пожимая руку молодому специалисту. — Ты, должно быть, держишь букварь по физике ночью под подушкой. Но не кажется ли тебе, дорогой, что ты постучался в другую дверь? Ты работаешь на металлургическом комбинате и никакие программы диверсификации не превратят его в свиноферму, какую бы сверхприбыль она ни приносила. Пойми, металл, а не свинина — гордость магнитогорцев.
— Но, с другой стороны, сейчас, как никогда, актуально собирать информацию по алкоголеварению. Депутаты вновь воду мутить собрались — бороться с зеленым змием. Значит, у холопов вновь чубы трещать будут. Так что не корысти для, а качественное хотя бы для себя питье нужно учиться делать.
Уже несколько минут Макаров стоял и слушал. Ему явно нравились высказывания и того, и этого из оппонентов. Но все же от него требовалась правильная оценка позиций сторон.
— Как вы думаете, откуда появляется эффективный изобретатель в данной отдельной отрасли? Правильно, из самой отрасли! Он лучше инноваторов знает о специфике того или иного предприятия и ходы в это предприятие. Рассчитывать на то, что где-то в глубинке некий изобретатель принесет что-то значительное на отдаленное от него предприятие — маловероятно. Не считаю себя вправе отбирать и без того скудный хлеб у выступавших сейчас конструкторов — называть их изобретателями язык не поворачивается. Позволю себе напомнить: перед нами стоят совсем другие задачи. Поэтому с самогонщиками и свинопасами мне лично не по пути. Так что на будущее — пусть притихнут самогонщики. План поджимает, а чертежей все нет.
Лестничная площадка быстро опустела.


85

Амирова пригласили к телефону — единственному на весь сектор. Кугель пытался, было, воспрепятствовать ему, что, естественно, не удалось. Амиров без помощи рук просто толкнул Кугеля грудью, и тот скатился с лестницы.
— Ты меня убил! — воскликнул Кугель. — Разве так делают?
— В другой раз я покажу тебе нагляднее, как надо делать, — пообещал Амиров и пошел прочь.
Звонила Эрика.
— Как мы себя чувствуем? — спросил Амиров тоном детского врача.
Они обращались друг к другу на «вы», разговор протекал вяло, был скучным и необязательным. Такой разговор был Амирову в тягость, но распрощаться ни с чем было еще тяжелее.
— У вас по-прежнему нет горячей воды? — спросил он вдруг, и вопрос прозвучал как пароль.
— Наконец-то! — воскликнула Эрика. — Наконец-то, стоящая тема для светской беседы! А я собиралась было перейти к погоде и к видам на урожай.
— Можно и о погоде, — сказал Амиров благонравно.
 — А можно еще о чемпионате мира по футболу, — подхватила Эрика. — Или о политике — хоть просветите меня.
Амиров усмехнулся:
— Так дали вам горячую воду?
— Я соскучилась по тебе, — услышал он жалобный голос в ответ. — Соскучилась именно по тебе.
Совершенно, необходимое уточнение, ничего не скажешь. Не пригласить ее к себе теперь будет просто невежливо.
— Я тоже хотел бы тебя увидеть.
— Ты взволнован.
— Нисколько. — Он кашлянул — что-то, застрявшее в горле, мешало ему говорить.- Нет отбоя от девушек, мечтающих изменить жениху.
— Ты придешь ко мне? Обидно терять время, ведь ты послезавтра уезжаешь...
— Я найду тебя позже, — твердо пообещал Амиров.
Он положил трубку и поплелся назад, в курилку. Ему тоже было жалко терять время. Роскошный его «Citizen» начал отсчитывать время PM.
Имею ли я право кружить голову юной девушке, когда неизвестно, что будет со мной не только через сутки, но и через какой-то час? Он отогнал от себя мысли об Эрике — Лом ни на секунду не позволил бы дать волю чувствам.
В коридоре ему встретилась Галина Александровна Осинская. Наверное, у нее все юбки одинаковые, только цвет у них разный, отметил Амиров про себя.
— Позвоните мне вечером, — сказала она, приостановившись на мгновение.
Вот это мне сегодня совсем ни к чему, подумал Амиров, заговорщицки улыбнувшись и озорно подмигнув в ответ.
И вдруг он поймал себя на том, что действует так, будто все идет своим чередом. Пойми, убеждал он себя, что как только ты отдашь Карасику эскиз, жизнь твоя будет стоить меньше ломаного гроша — всем будет удобнее, чтобы тебя не стало. Исполнение приговора поручат твоим же братьям-спецназовцам. Скажут: нарушил клятву, продал, как Иуда, секреты спецназа за тридцать сребреников. Возмездие будет выглядеть вполне праведным, потому что об участии спецподразделений в военных операциях за рубежами СССР пока нигде официально не упоминалось. И кроме государственной присяги, между прочим, у каждого подразделения спецназа была своя, корпоративная присяга, которую тоже никто не отменял.
Кугель в той же позе стоял у перил.
— Пошли к Макарову, — сказал он. — Нас уже там ждут.


86

На столе стоял достаточно объемный и увесистый полиэтиленовый мешок. Вокруг него разместились Макаров, Кондратюк и Кугель. Карасик, похоже, не счел нужным присутствовать на церемонии прощания с Амировым — ведь очевидно, что при любом исходе дела тот в КБ уже не вернется. Да и вообще, зачем большому начальнику лишний скандал? Так что лучше без нужды не светиться, а то местные журналюги, привыкшие к запаху и вкусу жареного в годы перестройки, совсем обнаглели.
— Что там? — указал Амиров взглядом на пакет.
Макаров молча высыпал его содержимое на стол.
— Вы что, меня за лоха держите? — вспылил Амиров. — Мы же вроде как договаривались о зелени?
Он продолжал педалировать роль психа из десантуры, с тем чтобы если не запугать присутствующих, то хотя бы поставить их в позу оправдывающихся. Тем более что и в будущем, при определенном раскладе, такое его теперешнее психическое состояние может оказаться полезным..
— Мы думали...- начал Макаров.
— Плохо думали, — оборвал его Амиров. — Вот завтра буду на Шам-Элизе, и что я сделаю с вашими «деревянными»? Ну ладно, — смилостивился он, — придется идти в обменник за баксами.
— Но прежде ты должен нарисовать эскиз — вид сбоку, — напомнил Макаров. — Вот на этой миллиметровке.
Лист был прикреплен кнопками к чертежной доске. На нем уже были нанесены в масштабе контуры сцепа из трех платформ. Амиров повернул кульман так, чтобы присутствующие не видели его манипуляций.
Он вернул доску в прежнее положение буквально через минуту. Выполненный мягким карандашом профиль катера четко выделялся на фоне оранжевой сетки. Груз располагался на средней платформе. Центр тяжести его сместился не более чем на полметра. Остальные платформы сцепа никаких других функций, кроме прикрытия груза, не несли.
— А где крепление? — чуть ли не хором спросили конструкторы.
Амиров, как и подобает сказочному волшебнику, несколько секунд помолчал, пошевелил губами, будто шепча заклинание.
— Не тяни резину! — не выдержал Кугель.
Амиров пририсовал два швеллера, прижимавших катер к платформе. В спецификации указал длину балок и их гостовский номер. Здесь же, в спецификации, он обозначил четыре тяги-шпильки крупного диаметра. На свободное место эскиза вынес в масштабе узел крепления шпильки к скобе платформы, указав размеры шайб-накладок.


87

— И это все? — не выдержал Макаров. — Ты наглый аферист. Что мы, дураки по- твоему?
— Все гениальное просто, — не без нарочитой горделивости напомнил Амиров.
 — Он прав, — рассмеялся Кугель. — Мы зациклились на стяжках-растяжках и забыли про законы физики. Между тем метод, который предлагает Геннадий Петрович, вполне соответствует началам Ньютона: «Если к телу, находящемуся в соприкосновении с другим телом, приложить вдоль линии соприкосновения постепенно увеличивающуюся от нуля силу, то движения не возникает до того момента, пока действующая сила не достигнет определённого значения. Пока не началось движение, сила трения покоя равна действующей на тело силе, то есть является переменной величиной от нуля до некоторой максимальной силы трения покоя. При скольжении тел друг по другу сила трения скольжения пропорциональна силе прижимающей эти тела по нормали к поверхности соприкосновения, то есть перпендикулярно поверхности соприкосновения», — процитировал он.
— Эта прижимающая сила называется силой нормального давления, и она по третьему закону Ньютона равна силе нормальной реакции. Четыре мужика с гайковертами закрепят катер на платформе быстрее, чем я нарисовал этот чертеж. Особенно под огнем противника, — Амиров потянулся за пакетом с деньгами.
— А выдержит ли корпус судна? Не сложится под давлением, как спичечный коробок?
— Корпус рассчитан еще и не на такие нагрузки. Вы же сами называли его речным танком. Конструкция сплошь усилена мощным броневым листом.
— Ну нет, — вскричал Макаров. — За что платить деньги? Такую конструкцию мог придумать и Митлин.
— Но не придумал! И вы вынуждены были обратиться ко мне. Я не напрашивался...
— А ты, чтобы сорвать куш, нарушил клятву. И теперь тебе пощады не будет. Несмотря на то, что СССР развалился, советские военные секреты остаются в силе, а спецназ бессмертен, — неожиданно без обиняков поддержал своего непосредственного начальника Сергей Степанович Кондратюк. — И все начнется прямо здесь и сейчас, как только мы вызовем охрану.
— Подал голос тихоня, — зловеще улыбнулся Амиров и посоветовал: — Следите за своими танковыми тайнами, подполковник.
В этот момент за ширмой подал сигнал никелированный трехлитровый чайник — почти неотличимая копия первого искусственного спутника Земли, мирная продукция закрытого КБ механизации. Он был полностью герметичным, поэтому температуру кипения воды сохранял в течение нескольких часов. Сквозь рукав пиджака Амиров сжал раскалившуюся скобу чайника в руке.
— Осторожно! — крикнул Кондратюк. — Сейчас он всех нас покалечит!
— Правильно, Сергей Степанович. Вовремя вспомнили старушку Войнич: «В умелых руках и простая кочерга становится страшным оружием».


88

Амиров затолкал пакет в свою сумку, потом положил руку на плечо Кондратюка. В другой руке он держал не перестающий зло шипеть и угрожающе свистеть чайник.
— Пошли.
— Я заложник?
— Да. Выведете меня за проходную. Помните: ежели что, содержимое чайника будет вылито на вас. И вы, — обратился Амиров к Макарову с Кугелем, — сидите смирно, пока Кондратюк не вернется к вам в целости и сохранности.
— А где гарантия, что со мной ничего не случится?
— Гарантия в том, что я не заинтересован в нанесении ущерба вам лично.
Как только они вышли на улицу, Амиров отфутболил чайник от двери — так, чтобы никто не споткнулся об него. Ему не хотелось, чтобы еще кто-то поднимал совершенно неконтролируемую тревогу. Теперь с Сергеем Степановичем они шли вроде как по-приятельски перебрасываясь словами. К примеру, Амиров предупредил Кондратюка, что в случае даже намека на бунт он через мгновение будет валяться в пыли с поломанной шеей.
— В современных условиях приемы рукопашного боя в значительной мере утратили то значение, которое они имели раньше, — вразумляюще говорил Амиров. — Разве что иногда такие приемы могут пригодиться при внезапной встрече с противником вплотную ночью, в лесу, среди разрушенных строений, в подземных коммуникациях. Или на заводской территории. К счастью, я в совершенстве владею этими приемами.
— А может быть, спустимся в подземную коммуникацию? — спросил он не без издевки.
— Но мы же договорились, — недовольным тоном напомнил Кондратюк.
— Ну, тогда поехали дальше. Чтобы сломать шейные позвонки, что практически всегда влечет за собой мгновенную смерть, требуется резким сильным встречным движением рук — левая толкает затылок от себя, правая тянет подбородок на себя и вверх — свернуть противнику голову в сторону. Мы, наверное, остановимся на этом варианте, — закончил свои наставления Амиров.


89

До центральной проходной было максимум четверть часа ходьбы. Время быстро пролетело под аккомпанемент увлекательной лекции Амирова.
— Мне удобнее пройти через автомобильные ворота. Мы покинем территорию предприятия, и я вас отпущу.
— Можно задать вам вопрос? — Кондратюк впервые обратился к Амирову на «вы». — Какие у вас дальнейшие планы?
— Я завтра улетаю в Париж, — сказал Амиров.
— Вы неадекватны, вам надо лечиться.
— Прощай, подполковник! — сказал Амиров. Конечно, если бы я оставил им свои деньги, они считали бы меня вполне здоровым и здравым, подумал он.
 — Удачи тебе, майор. Береги свою буйную голову!
Амиров подождал, пока Кондратюк скроется в проходной, и тут же сел в первую свободную машину. Он доехал до Грузинской, в двухэтажных щитовых неблагоустроенных домах которой днем с огнем было не сыскать даже не уважающего себя кавказца, и здесь распрощался с водителем. У ближайшего мусорного ящика достал из кармана авторучку. Он не заботился о том, что кто-то за ним следит: сейчас многие толкутся в любое время дня и ночи у мусорных ящиков. Персональная микроукладка в авторучке уже давно хранилась у него на письменном столе среди других канцпринадлежностей.
Для ее изготовления потребовалось из корпуса ручки удалить начинку, а освободившуюся полость заполнить предметами первой необходимости — намагниченной швейной иглой с продернутой в ушко ниткой, парой мелких английских булавок, тремя метрами тоненькой лески. В колпачке — трут из скрученного, слегка обожженного кусочка ваты и, понятно, палочка-зажигалка из карандаша, где вместо грифеля вставлено несколько кремней — чтобы высечь сноп искр достаточно чиркнуть этим «карандашом» по любой шершавой поверхности. Но главное сейчас, две половинки лезвия безопасной бритвы
Он вытащил из сумки пакет с деньгами, а также прихваченную утром из дома майку. Сумку же полоснул в нескольких местах зажатым между пальцами кусочком бритвы — искусственная кожа поддавалась легко. В еще держащую форму сумку затолкал пиджак, предварительно проверив карманы, и шляпу.
Гуд бай, дорогая, сказал он ей.
Пару раз Амиров чиркнул «карандашом» о край ящика прежде чем искры упали на марлевую сорочку, которая тут же вспыхнула, будто пропитанная бензином.


90

Он снова взял машину и попросил отвезти его в Старую Магнитку, к психбольнице. Амиров старался не переигрывать, но ему хотелось, чтобы что-то в его взгляде, интонациях, координации движений выдавало безумие, и это запомнилось водителю. Итак, две цели достигнуты, думал он. Во-первых, любые преследователи его потеряют, по меньшей мере, до сегодняшнего вечера. Во-вторых, кому нужен сумасшедший, у которого на лице написано все. Следовало не позже чем через сутки исчезнуть из города, чтобы потом розыск его продолжался уже на пустом месте, а ищейки шли по ложному следу.
Но для встречи с Брюхановым его новая маска не годилась. Надо выглядеть стопроцентно здоровым, полным энергии, готовым к новым свершениям — иначе заботливый Брюхо его никуда не отпустит. Амиров опять сменил машину и на первом же развале, каких развелось множество с разрешением в стране свободной торговли, тщательно выбрав, купил себе фирменные костюм, сорочку и галстук. Тут же, увидев на стене телефон-автомат, позвонил в индустриальный колледж Эдику Брюханову, оказавшемуся, несмотря на начало уик-энда, на трудовом посту.
 — Одолжение за одолжение, — едва подняв трубку, поставил условие Брюханов. — Мы все втроем должны забыть, о чем разговаривали вчера, поскольку это чревато, — добавил он на полтона тише.
К чему относится это предостережение, было не ясно. То ли к поступлению Эрики на учебу в обход всех правил. То ли к пьяным откровенностям Брюханова. А может, к самому факту пьянки военрука на рабочем месте.
— Вот, наконец-то, я вижу прежнего старлея Амирова! — воскликнул Брюхо, едва поздоровавшись. — С тобой не страшно в огонь и в воду.
Так как у Брюханова был гость, Амиров поначалу счел это восклицание неуместным. Но потом по некоторым признакам он признал в молодом человеке коллегу.
— Николай Васильев, — представил Брюхо. — Выпускник факультета спецназа этого года. Блестяще выдержал выпускные экзамены и сразу ко мне на повышение квалификации, — он хохотнул. — Ведь именно я в свое время давал ему рекомендацию.
Чувствовалось, что далеко не в первый раз Брюханов с восторгом рассказывал об учебном заведении, которое когда-то заканчивал сам. Однако оговорился:
 — Офицеров сейчас начали готовить в Новосибирске. После перевода факультета из Рязани конкурс, оказывается, вырос в три раза. Имеется самая крупная среди военных училищ кафедра иностранных языков, выпускники получают диплом переводчика.
— Ну и по-прежнему серьезное внимание уделяется тактико-специальной, воздушно-десантной, горной, водолазной подготовке, минно-подрывному делу. В огневой — свой собственный курс стрельб, — добавил Николай Васильев.
— Тебе надо будет придумать для себя кликуху, — сказал Амиров и вспомнил Хайвана. — И не забудь прикупить две-три пары кроссовок — больше пары в год тебе с военного склада не выдадут. А удобнее и универсальнее обуви в нашем деле нет.
— В свое подразделение Николай придет как Дикобраз. А кроссовки я сам ему выбрал и подарил, — горделиво сказал Эдик Брюханов.
Амирову было досадно, что после всех мер предосторожности он был вынужден познакомиться с новым персонажем. Он поздравил Николая Васильева с окончанием вуза.
Этот парень с открытым, симпатичным лицом не забудет меня никогда, подумал Амиров. И всегда опишет любому, кто его спросит. Но он решил направить сыщиков по ложному следу.
— Я хотел уточнить, что у нас получается с Эрикой Лайнер? Я завтра уезжаю в отпуск, и не хотелось бы оставлять вопрос в подвешенном состоянии.
— Никакого подвешенного состояния, все вполне определенно. А я гляжу, на тебя очень благотворно повлияло общение с фройляйн Ляйнер. Должно быть, твое отбытие на юг на день раньше связано именно с ней? В общем-то, времени для того, чтобы отдохнуть, вам хватит с лихвой — занятия в нашем колледже начинаются только в октябре.
— Завтра я лечу в Париж, и без Эрики — это точно. Не надо заблуждаться — не в таких уж мы с ней близких отношениях. Потом, у нее имеется бойфренд, возможно, даже жених. И что уж совсем невероятно для нынешних времен, у Эрики нет заграничного паспорта!
— Ты знаешь, как женщина может по-настоящему вознаградить мужчину. Если твоя вчерашняя дама не воспользовалась такой возможностью, то она попросту неблагодарная.
Блудня, вспомнил Амиров. Блудня зеленоглазая. Посетить Эрику дома сегодня для Амирова было чистым безумием, но он фактически пообещал до отъезда встретиться с ней и не мог не выполнить обещания. К тому же он предполагал передать ей какую-то сумму денег, но главным было условиться о будущей встрече — Амиров не сомневался, что она состоится в ближайшее время, но не знал, где и при каких обстоятельствах.
— Это я перед ней в неоплатном долгу, — намекнул Амиров, сам не ведая на что. Ему не хотелось впутывать в свои дела Эрику. — Завтра с утра я должен выехать в Москву, с тем чтобы успеть на парижский авиарейс. В аэропорту меня и будет ждать дама, с которой я полечу.
Едва Николай Васильев распрощался с ними, Амиров заговорил с Брюхановым непосредственно о цели своего визита:


91

— Я как-то здесь видел целую коллекцию НВ — ножей выживания. Ты что, ездил по полкам, собирая ее?
— Это учебно-наглядные пособия, — важно пояснил Пузо. — Ты же знаешь, что официально обучения военному делу в колледже нет. Но неофициально! — он многозначительно поднял глаза к небу. — Мы не успели оглянуться, а сыновья уходят в бой! — процитировал он Высоцкого.
Взял бы и написал на досуге исследование «Россия в войнах», подумал Амиров. Да, старается майор, рвет подметки в должности военрука, а на самом деле такая штатная единица была придумана в недрах несуществующего теперь горкома специально для него.
Брюханов подвел его к стенду, где были выставлены с десяток НВ. Вот нож «Оборотень-2», оправдывающий свое название тем, что имеет две половины рукояти, которые, раскрываясь вперед, обнажают скрытую рабочую часть боевого клинка. Она снабжена крюком, пилками по дереву и металлу, шилом и отверткой-крестом, а совместно с половинками руко- яти образует инструмент для гибки и резки проволоки. Можно идти на зверя с ножом, насадив пустотелую рукоять на древко и получив таким образом копье. Этот инструмент укомплектован дополнительным метательным ножом «Оса», который вкладывается в отдельный кармашек ножен.
А нож «Катран», например, отличает оригинальная форма лезвия с волнообразной пилкой на обухе. Клинок темного цвета не дает бликов; на нем выгравирована 10-сантиметровая линейка. В рукоятке помещен герметичный пенал под аварийный запас.
Нож-мачете «Тайга-2» применяется как саперная лопатка, топорик, пила, стропорез. Имеет приспособление для гибки и ломки проволоки. Может использоваться для проделывания проходов в проволочных заграждениях, а также для других целей.
А вот нож-мачете «Бобр-1», в отличие от «Тайги», имеет заостренную переднюю часть клинка, чтобы можно было не только рубить и копать, но еще и наносить колющие удары. «Бобр» признается эффективным оружием, а также инструментом универсального назначения. Им можно колоть, резать, рубить, причем любой стороной и даже гардой, а также торцовой частью рукояти. В комплект «Бобр-1» входит метательный нож «Оса», волнообразная заточка лезвия которого позволяет наносить тяжелые ранения не только в случае прямого попадания, но и при скользящем ударе. Приложен в комплект и мини-нож «Робинзон», функции которого таковы: пила по металлу; открыватель бутылок и консервных банок; плоская отвертка; шило с ушком; гибка и ломка проволоки; 5-санти-метровая линейка; гаечный ключ; напильник; кастет для нанесения тычковых и секущих ударов; пластинка для метания (сякэн). Вес «Робинзона», как это невероятно звучит, всего 50 граммов. Сам «Бобр» весит 670 граммов.


92

Амиров несколько мгновений колебался. Честно говоря, ему больше по душе был комплект «Эльф», который состоит из ножа, ножен и носимого аварийного запаса. Клинок имеет с одной стороны лезвие, с другой — пилу и покрыт специальным составом темного цвета, предупреждающим коррозию и исключающим блики. Рукоятка снабжена упорами и рифлением для удобства в руке. Заглушка полости рукоятки образует кольцевой выступ в торцевой части. Вес ножа 350 граммов.
На дне внутренней полости рукоятки установлена витая пружина, выталкивающая упаковку НАЗ при отвинчивании заглушки. В аварийный запас входят охотничьи спички, терка, швейные иглы, булавки, рыболовные крючки, леска, таблетки марганцовки, гелиограф (гибкое зеркало). Ножны сделаны из натуральной кожи. Форма краев основания и перегородки образуют подобие катушки, где намотано пять метров капронового шнура.
Но в конце концов Амиров счел, что в качестве ножа выживания лучший для него вариант — многофункциональный «Бобр-1». Ведь неизвестно, куда судьба забросит завтра, поэтому важно, чтобы НВ умел все: исполнять функции рабочего инструмента, альпинистского крюка, столового прибора, охотничьего оружия, оружия самозащиты. А этот нож приспособлен верно служить хозяину зимой и летом, в лесу и в горах, в арктической тундре и азиатской пустыне. Его клинок сделан из высокопрочной стали, поэтому им можно резать тросы и канаты.
— Я заберу «Бобра» с собой, Эдик? — спросил разрешения Амиров.
— Конечно, — широко улыбнулся Брюхо. — Действительно, как обойтись без ножа выживания на Елисейских Полях?
На секунду Амиров прикинул, где он сможет разместить НВ — не на поясе же! Нож надо будет пристроить на плече, под коленом или, возможно, под мышкой. А пока он сунул его в пакет с деньгами.
Он поколебался, но потом все-таки спросил у Брюханова, сможет ли тот найти для него еще один полиэтиленовый пакет? Ведь если в том же трамвае порежут одинарный пакет, все его содержимое сразу же вывалится наружу. А тут твой кинжал, сказал Амиров Эдику.
И вообще Амирову было не с руки сегодня связываться с городскими воришками. Обычно, когда он входил в городской транспорт, то с первого взгляда выделял щипачей. Что мне убивать этих пацанов что ли, всегда думал он.
Эдик вышел, и Амиров сразу набрал телефон Эрики. Набрал еще раз и вспомнил, что у нее уже несколько дней нет связи. Амиров заканчивал переодеваться, когда вернулся Эдик с холщовой сумкой неопределенного цвета — это было то, что надо.


93

Им было по пути в этот вечер, и они поехали вместе на Эдикином «мерине».
— Хочу оставить ключи Векки, — объяснил Амиров Брюханову. — Пусть посмотрит за квартирой.
— Водопровод там, канализация — то да се, — понимающе кивнул Брюханов.
— Прощай, майор, — пожал Амиров руку другу и отчетливо понял, что мало встречал в своей жизни людей, на которых можно было положиться, как на него.
— Прощай, майор, — эхом откликнулся Брюхо.
Но заходить к старому итальянцу не входило в планы Амирова. Он поднялся на третий этаж, где на площадке, сразу налево, располагалась квартира Эрики.
Амиров намеренно встал напротив дверного глазка и позвонил. Постоял, вслушиваясь в тишину, и нажал на кнопку еще раз.
Почудился вроде бы неясный шепот, осторожный скрип половиц под ногами. Что это? Засада? Опытные люди не скрипели бы половицами, они в помещениях передвигались бы по стеночке.
Ах, как не ко времени сломался телефон у товарища Лайнер! И как не вовремя оказался у нее под дверью восхитительный любовник Геннадий Амиров! Прямо-таки на глазах возникает и развивается современный сюжет для бессмертного живописного полотна Репина «Не ждали». Ау, Илья Ефимович, где вы?
У Векки Амиров рассчитывал пробыть недолго, потому что забежал к нему единственно, чтобы отдышаться после болезненного щелчка по носу пролетом выше. Сказал, что улетает завтра в Париж. Как и все, старик изумился: когда ты это все успел переиграть? Ведь нужно соблюсти массу формальностей.
— Способ решения всех формальностей теперь один, — Амиров. выразительно сложил пальцы щепотью и потер их друг о друга.
— А Эрика? — спросил старик. — Ведь ты влюбил ее в себя.
— Ее, к сожалению, нет дома.
— Но ведь из Парижа ты не вернешься?
— Нет, не вернусь. А Эрике, Кирилл Брунович, передайте это, — Амиров выложил несколько пачек в банковской упаковке. — Пусть обменяет деньги на СКВ завтра же. Иначе они пропадут.
И тут раздался дверной звонок, и оба друга сразу поняли, кто так настойчиво нажимает на кнопку. Амиров досадливо поморщился: сегодня на его долю выпало уже достаточно стрессовых ситуаций и предстоящие женские слезы и истерики представлялись вопиющим перебором. Он засобирался уходить, но Эрика, буквально ухватившись за рукав, усадила его.
— Мы так и не поговорим до твоего отъезда? — спросила она.
— Нет, не поговорим, — улыбнулся Амиров.
Вопреки ожиданию, Эрика держалась достойно, однако Векки, с первых фраз уловив витавшее в воздухе напряжение, заторопился в магазин за продуктами.
— Я ничего не позволила себе предосудительного. Я люблю тебя, Гена.
Она в одну секунду обвила его всего, как умеют делать только женщины. Но Амиров оторвал ее руки и поднялся со стула.
— Я понимаю, ты прощалась с юностью. Но при этом, наверное, вовсе необязательно было держать меня, как идиота, под дверью.
— Я боялась, что сгоряча ты убьешь его. Я боялась, что ты убьешь и меня.
Да что я, стал похож на монстра, почему все так боятся меня в последние дни? — подумал Амиров, а вслух произнес:
— Мы же сразу договорились, что не следует серьезно относиться к событиям прошедшей ночи. Будь счастлива со своим мальчиком.
Тут вернулся Векки и первым делом выложил на кухонный стол бутылку водки.
— Без бутылки не разберешься в вашей ситуации. Мне так хочется, чтобы вы были вместе. Давайте выпьем за это.
— Как говорят на востоке — разбитую пиалу не склеишь, Кирилл Брунович, — стал собирать свои вещи Амиров.
Эрика тихонько, совсем по-бабьи плакала. Амиров обнял худые плечи Векки и вдруг произнес, будто вспомнил внезапно:
— Я знал Вильгельма Лайнера. Он умер на моих руках. Ему устроили темную в лагерном бараке и перемололи все кости.
— Кто устроил? — спросил Векки упавшим голосом. Он взглянул на Амирова, как на сумасшедшего.
— Следствие не пришло к единому мнению, — туманно заключил Амиров.
В его памяти отчетливо всплыл тот зимний вечер, лай собак, ярко освещенная зона. ВОХРы, возвращавшиеся со смены, набрели на присыпанное снегом безжизненное тело Лайнера. На груди его была прикреплена табличка: «Стукач». Похоже, что уже после экзекуции труп на всеобщее обозрение выволокли из барака. Понятно, решили, что это было делом рук политических. Пришлось конвою пройти по баракам и для профилактики полоснуть из автоматов крест-накрест.
Из них троих одна Эрика не понимала, о чем идет речь. Она недоуменно переводила взгляд с одного мужчины на другого.
— Ты решил окончательно сжечь мосты за собой? — начинающие выцветать, но по-прежнему темные глаза Векки, увлажнились. — А ты, Эрика, прошу, иди домой. Потом я тебе все объясню. Гена заболел, он matto.


94

Почему Вильгельм Лайнер уже во второй раз в своей жизни дал согласие сотрудничать с советской контрразведкой? Что не из эфемерных идейных соображений — это точно. Чем же зацепил его КГБ, что он не пожелал ни отказаться, ни отвертеться, не мог не задавать себе такие вопросы Векки.
Политика советского руководства по отношению даже к предполагаемым инакомыслящим была однозначной — подавление и пресечение. Использовался самый широкий выбор карательных мер, зачастую даже не имевших никакого касательства к политической деятельности диссидентов, в числе которых по определению могли значиться как Векки, так и Лайнер.
Понятно, совсем не случайно, уже с КГБ-шными погонами, Геннадия Амирова на пару месяцев командировали в мордовские лагеря. Здесь-то, просматривая картотеку, он среди сотен политических заключенных, опять же не случайно, наткнулся на недавно прибывшего этапом Вильгельма Лайнера. На эту тему Амиров не строил никаких предположений — он просто знал, что должно было сойтись именно так, а не иначе.
Когда они остались наедине, Вильгельм Лайнер поведал свою историю, ни разу не вспомнив ни жену, ни дочку. Поначалу Амирову почудилось, что Лайнер так вжился в роль диссидента и ярого антисоветчика-трибуна, что уже запутался в самоидентификации. Но все оказалоcь гораздо сложнее, если не драматичнее.
 — Меня взяли с поличным, — рассказывал он, и не было никаких причин сомневаться в его правдивости. — Я оставил чемодан с литературой в камере хранения, на вокзале. И камеру в тот самый день проверили. А, может, за мной уже давно была установлена слежка. Суд состоялся с 19 по 23 ноября в здании нарсуда Бабушкинского района Москвы, спустя пять месяцев после окончания следствия, что само по себе нарушение закона.
— Постойте, постойте, причем здесь Москва? — спросил изумленный Амиров.
— Последние несколько месяцев у меня была московская прописка, я жил и трудился в столице. Здесь же совершил свои деяния, — загадочно ответил Вильгельм Лайнер.
Надо послушать дальше, может, что-то прояснится, решил Амиров. Ну не поехала же крыша у ценного агента во время выполнения задания. Он знал, сколько внимания уделили комитетчики Вильгельму Лайнеру, не жалели ни льстивых слов, ни посулов. Его принимал заместитель Андропова, лично угощал обедом...
 — Вход, лестничные пролеты и коридоры суда были оцеплены сотрудниками КГБ. Десяток гебешников в штатском изображали «публику». В зал открытого суда кроме них не был допущен никто. Академик Сахаров трижды пытался попасть в зал заседания, но так и не смог.
Да, очень глубоко внедрился в диссидентскую среду Вильгельм Лайнер! Он даже соответствующую терминологию перенял.
Глухим простуженным голосом Лайнер рассказывал, как в феврале этого года из Лефортовской тюрьмы КГБ его отправило в Мордовский политический концлагерь. Ночью в «черном воронке» привезли с тылу на Курский вокзал и после долгого ожидания в огромной толпе заключенных, под лай собак и лязг затворов погрузили в столыпинские вагоны. Здесь уже вагонная охрана вновь подвергла обыску, отобрала все, что представляло ценность, избила старика, когда он попытался протестовать против грабежа, и как политзаключенного посадила в отдельную тесную камеру-купе.
В Потьме поезд остановился на высокой насыпи и при выгрузке охранники развлекались, пинком выбрасывая очередного заключенного из дверей вагона и хохоча, пока он катился со своим сидором вниз по насыпи.
Первый концлагерь, куда его привезли, был расположен в поселке Озерный. У Лайнера с военных пор набрался вызывающий уважение послужной список, и политзэки приняли его хорошо. Ни его возраст, ни происхождение не позволяли заподозрить в нем сексота.
Из русских здесь сидел Егоров, из украинцев Яромир Микитко, из евреев Миша Коренблит и Илья Глейзер, из прибалтов Гунар Роде, Алекс Пашилис и Братислав Вильчаускас, из молдаван Валерий Граур, из армян Сурен Меликян и другие. В концлагере было много участников национальных освободительных движений, религиозников, лиц осужденных за попытку побега из страны и измену родине, бывших полицаев.
Политзэки старались быстрее ввести Лайнера в курс всех концлагерных дел и, в свою очередь, узнать от него последние новости с воли. Работали шесть дней в неделю, шили рукавицы. Нормы для пожилых людей были трудно выполнимы, их каждый год повышали на 10 процентов. Питание, как и во всех концлагерях, недостаточное и однообразное — сечка, овес, постоянно ощущалась острая нехватка животных белков, жиров и витаминов. Но тяжелее всего политические страдали от невозможности получать хоть какую-то информацию извне.
Лагерные умельцы пытались собрать самодельный радиоприемник, но усилия не увенчались успехом из-за отсутствия деталей. Кроме того, постоянные внезапные обыски, иногда по нескольку раз в день, делали эту затею очень опасной. Волей-неволей приходилось довольствоваться официальным политчасом полуграмотных начальников отрядов, которые запинаясь читали по бумажке спущенные сверху доклады. Публично задавать им вопросы не разрешалась. Для этого надо было тайком оставаться для беседы с глазу на глаз. Но объяснить даже прочитанное они не могли и желающих политически просветиться не находилось.
Миша Корeнблит был участником знаменитого самолетного дела, когда группа евреев закупила все билеты на самолет и при помощи своего летчика намеревалась улететь в Израиль. Алекс Пашилис и Роде выступали за отделение своих оккупированных республик, а кандидата биологических наук Илью Глейзера отправили в концлагерь просто за нежелание жить в СССР.
Поразительной была судьба старообрядца священника Михаила Ершова, который так и умер здесь же, в концлагере. Лайнер не мог смириться с тем, что человек мог легко сесть только за то, что молился и организовал молельный дом.
 — Койку мне выделили рядом с Владимиром Кузюкиным, бывшим офицером советской Группы войск в Германии, работавшего на теплом месте мастера по ремонту швейных машинок, а ранее осужденного якобы за антисоветскую литературу, — продолжал свое повествование Вильгельм Лайнер. — Доверенные ему мной записи оказались в КГБ, хотя он утверждал, что сжег их. Впоследствии Кузюкин был уличен в стукачестве и, кажется, освободился досрочно.
До Амирова стало доходить: Лайнер попросту перековался и сегодня, в сущности, он двойной агент.
— Подружился я и со Славой Петровым. Он проходил по параллельному с нашим делу Георгия Давыдова в Ленинграде. Это был простой рабочий, помогавший Георгию в размножении литературы. Он получил самый маленький срок — три года. Самого Давыдова отправили в Пермский концлагерь. Слава рассказал, что к нему применяли психотропные препараты, вызывающие болтливость. Однако, судя по его приговору, много комитетчикам узнать не удалось. Возможно, многого он и не знал. Концлагерь сильно подорвал его здоровье.
Валера Граур был участником группы, требовавшей возврата Молдавии в состав Румынии. Они связались с румынским руководством. Два года там выжидали, а затем выдали мятежников советскому КГБ.
— СССР — страна допусков и посадок, — пришел к выводу инженер Лайнер, изрядно помотавшийся по пересылкам и почтовым ящиком.
То же самое Вильгельм Лайнер рассказывал Амирову о последующих лагерях.
Странный период для русской православной церкви продолжался все годы советской власти. Находясь под полным контролем КГБ и партийных органов, она как бы существовала, но ее как бы и не было. Ходить в церковь считалось неприличным, хотя за это и не наказывали — по крайней мере, людей беспартийных. Так называемый «научный атеизм» на полном серьезе проповедовал идею о происхождении всех мировых религий от империалистических идеологов. Впрочем, идиотический «научный атеизм» в вузах в конце концов заменили на не менее идиотическую «марксистско-ленинскую философию». Рассматривалось христианство, состоящее из католицизма, протестантизма и современного русского православия. Других православных церквей как будто и не существовало.
— Но я не пойму, каким образом вопросы православия коснулись Лайнера, работящего, прагматичного лютеранина? — пожал плечами Векки. — До сегодняшнего дня, Гена, я считал большим препятствием развитию ваших с Эрикой отношений исторически сложившееся ироническое отношение православного сознания к возведенной в ранг принципа педантичности и добропорядочности представителей лютеранства.


95

Ожесточенность, с какой власть боролась с проявлениями украинского национализма и сионизма, отбила охоту жить при социализме как у украинцев, так и у евреев. Широко и надолго распространилась легенда о жалкой горстке отщепенцев, проходимцев, клянчащих виски и сигареты в обмен на грязные выдумки: Амальрик — тунеядец и клеветник, Буковский — притворяющийся писателем, Кузнецов — предатель, Солженицын — внутренний эмигрант, Тарсис — шизофреник.
В целом же, несмотря на издержки агитпропа, отношение партии и правительства к инакомыслящим, что особенно ярко проявлялось в действиях КГБ, отличалось гибкостью, продуманностью. Большая роль в этом принадлежала внешнему фактору, с которым приходилось считаться руководству. Но конец 1970-х годов, который Андрей Сахаров характеризовал как упаднический, оказался очень сложным для правозащитного движения. После визита президента Никсона руководство КПСС и Советской страны еще больше обнаглело, ибо чувствовало, что идеология разрядки позволяет им игнорировать западное общественное мнение ввиду падения интереса к проблемам внутренней свободы в России.
В своей практике власти СССР использовали так называемые административные репрессии: увольнение с работы, понижение по службе, исключение из партии, осуждение общественности, анонимные угрозы по телефону, непосредственные физические расправы с целью запугивания, отключение телефонов, недоставки телеграмм и писем и тому подобное. Лайнера, разумеется, в этом плане было легко шантажировать.
Где-то наверху, похоже, сочли, что Вильгельм Лайнер в силу своего нигилизма в отношении существующих в Советском Союзе порядков, неоднозначной и очень уязвимой биографии как нельзя лучше подходит для внедрения в диссидентскую среду. К этому моменту не выдержали и расшатанные нервы бывшего военнопленного бригадира, так что возможность работать на власть он воспринял как избавление от кошмара.
— Вы ведь старый коммунист, — внушали ему на Лубянке, — и хорошо знаете, что буржуазная пропаганда пытается изобразить дело так, будто Советское государство не терпит самостоятельной мысли своих граждан, преследует любого, кто думает не так, как предписывают официальные круги. Однако наказанию подвергается человек не за свои взгляды и убеждения, а лишь за совершенное преступление. Диссиденты же оторвались от советского общества, их деятельность наносит вред народным интересам. Они активно выступают против социалистического строя, не имея опоры внутри страны, поэтому обращаются за поддержкой к империалистическим подрывным центрам.


96

— Концлагерь ЖХ-389/19 в поселке Лесном был в несколько раз больше, чем ЖХ-389/17а, — выдал очередную гостайну Вильгельм Лайнер. — В основном здесь производились деревянные корпуса для часов-ходиков образца прошлого века. Я их не видел даже в довоенной Германии и подавно не ожидал увидеть в СССР, поэтому удивлялся, кому нужны эти древности в наш электронный век.
Здесь я познакомился с такими замечательными людьми, ставшими моими друзьями, как Паруир Айрикян, Сергей Солдатов, Владимир Осипов и многие другие.
С Паруиром Айрикяном мы провели многие дни и месяцы вместе, стали большими друзьями. Он поражал меня своей стойкостью, мужеством и беззаветной любовью к Армении. Его авторитет безоговорочно признавали все политзаключенные-армяне. Этого человека не могли сломить ни пытки, ни издевательства кагебешников. Его знала вся Армения, и многие выдающиеся деятели культуры Армении, рискуя своей карьерой, писали ему письма.
Сергей Солдатов был основателем демократического движения в Эстонии в брежневские времена. Я подозреваю даже, что он был автором или соавтором «Программы Демократического Движения Советского Союза» — документа, размножение и распространение которого было вменено в вину и нашей группе. По-видимому, он был участником издания подпольного журнала «Луч Свободы», а также многих других основополагающих документов, как, например, «Меморандум Демократов Верховному Совету СССР», распространение которого фигурировало в нашем приговоре. Это был глубоко эрудированный человек, имевший обширные знания в политике и истории, идеолог по складу мышления.
Володя Осипов отбывал срок за издание журнала «Вече», размножение которого входило также и в наше обвинение. Это истинно русский, глубоко религиозный человек, отстаивавший идеи славянофилов и русского самосознания, близкий по своим убеждениям к идеям Александра Исаевича Солженицына и без страха выступавший в печати в его защиту.
В концлагере было много евреев, требовавших выезда в Израиль, например, известный писатель Михаил Хейфиц, участник ленинградского самолетного дела Лассаль Каминский, участник Демократического Движения, увезенный в другой концлагерь незадолго до моего прибытия, Кронид Любарский, о котором ходили легенды, участники освободительных движений Украины и Прибалтики, националисты почти всех республик СССР.
В политическом концлагере, как в калейдоскопе, были представлены почти все типы подпольных течений и брожений — от монархистов до «истинных коммунистов» и «коммунистов — ленинцев». Трудно даже просто перечислить имена многих прекрасных людей, с которыми пришлось встретиться. Большинство из них были ярыми противниками существующего режима. В трудных условиях концлагеря и гебешного террора люди дружили и всячески помогали друг другу, проводили совместные акции, выступали в защиту преследуемых, объявляли голодовки, когда кого-то начинали терзать особенно беспощадно.
Кроме политических в мордовских лагерях отбывали свои бесконечные сроки полицаи, сотрудничавшие с немцами во время давно прошедшей войны, и лица, обвинявшиеся в измене родине, как, к примеру, Юрий Храмцев. Дипломаты-перебежчики, такие, как Сорокин, Петров, вернувшиеся под твердое обещание советского правительства простить им отступничество. Рeлигиозники, например, Евгeний Пaшнин.
Были и уголовники, поверившие в легенду о чудесных условиях в политическом концлагере и ставшие именоваться «политическими» после того, как обматерили советскую власть, и их перевели сюда из уголовных лагерей. Многие из них быстро становились стукачами КГБ. Из политических никто с ними не общался, и единственное, что они могли доносить, кто что делает и с кем встречается. Дело доходило до того, что когда я шел ночью в туалет, то кто-то из стукачей также поднимался.
Уголовники, в одночасье получившие сан политических, быстро убеждались, что условия в политическом концлагере много хуже, чем в уголовном, поскольку он был полностью изолирован от внешнего мира и администрация настолько была запугана КГБ, что отказывалась вступать с уголовниками в обычные бытовые махинации.


97

— По многим явным и неявным признакам я скоро понял, что для шефствовавших надо мной ГБистов не представляют загадки мои маневры. Мои письма родным и друзьям стали конфисковывать как клеветнические. Я намеревался проделать эксперимент, на замысел которого натолкнул меня один наш заключенный — доктор технических наук, ракетчик. Ему в свою очередь эту идею подал также доктор наук, авиастроитель. В скудной лагерной библиотеке было полное собрание сочинений Ленина. Не открою большого секрета, если скажу, что труды Ленина даже на свободе на самом деле никто не знает и не читает, а на слуху только названия работ. Но КГБ, видно, считал, что труды создателя КПСС могли помочь политзаключенным понять как глубоко они заблуждались и как прекрасна коммунистическая власть.
Так вот, ракетчик из томов сочинений Ленина стал переписывать его письма к Горькому, Крупской, Арманд, к другим деятелям и подавать в цензуру как свои. В этих письмах не было изменено ни слова. Но ни одно из них не было пропущено, они были признаны антисоветскими, клеветническими, циничными. В итоге его потащили к психиатру, так как, по мнению КГБ, такие письма мог написать только псих. От медицинского заключения о невменяемости его спасло признание об источнике
На следующий день в присутствии надзирателей мне дали пять минут на сборы, тщательно обыскали и отправили в концлагерь Барашево. Здесь среди огромных уголовных концлагерей была небольшая политическая зона, где держали особо опасных политических преступников. Из политических зaключeнныx этого концлагеря наибольшее впечатление производил Вячеслав Черновил.
Не сосчитать сколько часов мы провели в беседах, кружа по внутреннему периметру колючей проволоки. Слава рассказал случай, когда КГБ пытался подслушать его разговоры со Стусом, который ранее также был в этой зоне. Стуса вызвали на вахту и предупредили, чтобы он готовился завтра на этап. У него отобрали телогрейку якобы для обыска, а взамен временно выдали другую. Естественно, в тот же день они стали обсуждать со Славой свои и общественные планы, передавать линии коммуникаций, договариваться о способах связи. Слава выразил удивление по поводу замены телогрейки, стал ее прощупывать и обнаружил в ней микропередатчики с горошину величиной. Они тут же их повыдирали и закопали в землю. Спустя несколько минут примчались гебешники и отобрали телогрейку.


98

Амиров спросил у Вильгельма Лайнера, почему тот с ним обсуждает вещи, о которых в его положении лучше было бы молчать. Ведь в случае чего его воспримут как изменника и та, и эта стороны. Лайнер сказал, что ему пошел 65-й год и он не хотел бы оставаться на службе у дьявола. У него была мысль отказаться от сотрудничества с КГБ еще в начале второй своей вербовки, но не хватило характера, признался он. Работу на коммунистов в период Второй мировой войны он оправдывал своим стремлением спасти от сталинской мясорубки жизни германских солдат.
В справедливости своих новых взглядов Вильгельм Лайнер убедился, когда удалось подслушать ход судебного разбирательства над двумя бывшими сотрудниками КГБ Браверманом и Пачулия. Браверман был начальником следственного отдела КГБ Ленинграда и Ленинградской области. Пачулия — начальником КГБ Абхазии. Оба являлись ближайшими сподвижниками Берии. Причем Браверман был представлен к званию генерала. Во время хрущевского разоблачения культа личности, оба были осуждены за пытки и убийства подследственных.
В концлагере оба стали стукачами и заняли теплые места. Пачулия стал библиотекарем, Браверман — служащим в конторе. Поскольку даже надсмотрщики брезговали с ними общаться, не говоря уже о политических заключенных, они вынуждены были общаться только друг с другом. И усердно строчили друг на друга доносы, утверждая, что тот, другой, неверно понимает очередное постановление ЦК КПСС.
Каптерка для кипятка, примыкавшая к бараку, где проходил суд, была отделена от зала заседаний только фанерной перегородкой, и, пробравшись туда, Лайнер мог услышать даже детали все происходящего.
— Волосы становились дыбом, когда эти бывшие стражи законности открытым текстом говорили о своих злодеяниях. Правда, судили их не за фабрикацию дел и пытки, а за жестокое обращение с подследственными. Пачулия, например, бросал людей в ямы на съедение крысам. Он оправдывался тем, что строил дорогу на дачу Сталина, на которую тот так ни разу и не приехал.
Браверману скостили срок ввиду исправления и хорошего поведения. Пачулии, несмотря на блестящие характеристики, данные ему администрацией концлагеря, уменьшить срок отказались только по личному требованию секретаря Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе, поскольку он замучил его близких родственников.
Закончив свое повествование, Вильгельм Лайнер выпрямился во весь свой немаленький рост.
— Меня сейчас не интересует суд людской, — произнес он торжественно. — Я готовлюсь к суду Божьему.
— Что, так и сказал? — выслушав Амирова, спросил Векки.- Похоже, Вильгельм предчувствовал свой конец. — Он помолчал немного и подумал вслух на давно ставшем родным итальянском: — Никогда не смогу отделаться от ощущения, что это именно ты устроил темную Лайнеру.
— Tra il dire e il fare с'? di mezzo il mare, — четко произнес в ответ Амиров.
— Оказывается, ты говоришь и по-итальянски, — нисколько не удивившись сказал Векки.
 — Come ? ?tile con?scere le lingue straniere, — ответил ему Амиров.
— Ты бы забрал назад свои деньги. Наверняка знаю, что Эрика к ним теперь не прикоснется.


99

Несколько взбудораженному после разговора с итальянцем Амирову нужно было уединение. Домой было нельзя — он вполне отчетливо понимал, что там его давно поджидает засада. И люди без сна и отдыха, без курева будут сидеть в дозоре до послезавтра, потому что любой из возможных вариантов отступления беглеца до поры до времени нельзя исключать. Амиров хотел проехаться на Банное озеро, чтобы убить время, но подумал, что есть вероятность, хотя и небольшая, что выезды из города блокированы. Он по-прежнему не сомневался, что Карасику совсем не с руки оказаться в центре скандала.
 — Se a ciasc?n l'interno affanno
si legesse in fronte scritto,
quanti allor che invidia fanno
ci far?bbero piet?, — Амиров поймал себя на том, что у него появилась потребность думать на итальянском.
Хорошо бы, размечтался он, посидеть на высоком табурете в баре или с толстой книгой в библиотеке, но ведь там наверняка — ввиду падения нравов — на каждом шагу установлены камеры слежения. И почему книга непременно должна быть толстая? Вовсе не факт, что ждать Галину Александровну придется очень долго!
Амиров купил местную газету, присел на скамейку сразу у входа в городской парк, в двух шагах от ворот центрального универмага. К нему тут же подошли парень в камуфляже и кроссовках и девушка явно спортивного вида. Вообще они вместе напоминали пару акробатов, которым вот-вот выходить на площадку.
 — Телку надо? — парень изучающее посмотрел на Амирова. — Двенадцать баксов за час. Она все умеет. Ольга, покажи.
Ольга, оставаясь на вытянутой ноге, другую подняла вверх свечкой. И плавно повернулась кругом на носке.
— Десантура? — спросил парень, и Амиров не удивился его проницательности. Он и сам легко узнавал представителей своего цеха — у кого были более жесткие условия службы, у тех более открытыми казались лица и глаза, более широкими улыбки. — Пасть-Пропасть, — представился он. — Можно просто Пасть.
— А меня звать Лом, — сказал Амиров.
— Хорошая кликуха, — одобрил Пасть-Пропасть. — Сколько «за речкой» оттрубил?
— От звонка до звонка, — сказал Амиров, а сам подумал, не слишком ли легко добивается от него откровенности этот приятный во всех отношениях Пасть.
— Что это ты так вырядился? — спросил парень, имея в виду Амировские пиджак, галстук, новенькие штиблеты.
— Работа такая, — объяснил Амиров. — А за что тебя таким прозвищем наградили?
— Мне пачка «Шипки» стоймя между челюстями входит. Но не это главное. Я могу в поединке не то что человека — собаку загрызть. На спор пробовал!
Амиров отсчитал Пасти «деревянный» эквивалент двенадцати баксов.
— Пусть Ольга слетает за горючим, только по-быстрому. А то времени у меня очень мало.
— Понял, — сказал Пасть и достал из сумки пластиковые стаканы. — А ты, вообще, чей, брат? В смысле, откуда родом?
— Я здешний. Отсюда ушел на службу, сюда и вернулся.
— А что так торопишься? — спросил Пасть.
— Что-то ты все спрашиваешь и спрашиваешь, будто мент. — Амиров взял в руку свою сумку, поднялся со скамьи. Съесть человека или собаку в самых крайних условиях он считал делом возможным, хотя и стремным.
— Не горячись ты, — сказал Пасть. — Просто видно по тебе, что ты дерганый. Вот я и подумал, что тебе, возможно, двигать надо отсюда, а ты пока не знаешь, куда. Хотел тебя пригласить с нами.
— Чтобы мы за счет Ольгиного мохнатого кооператива оба жили?
— Я ее тебе предложил, чтобы было о чем поговорить. Для затравки разговора. Так что не обращай внимания. Ольга мне жена, друг, партнерша. Мы ведь были цирковые акробаты. Были, да сплыли, — Пасть хохотнул.
— Так куда вы меня хотели с собой пригласить?
— Как куда? — удивился Пасть. — В Чечню, то есть в Ичкерию. Туда сейчас слетаются дикие гуси, солдаты удачи со всего света. Там деньги немеренные, там военная добыча, трофеи будут. Уже в открытую говорят о том, что Россией в Чечне планируется полномасштабная войсковая операция — силами нескольких дивизий, а то и армий внутренних войск. Численность группировки вроде должна достичь 60 тысяч солдат и офицеров, включая элитные воздушно-десантные войска и бывшую имени Дзержинского московскую дивизию внутренних войск.
Амиров насторожился: опять война? Он даже пожалел немного, что давно отказался читать газеты. Дискуссии же в курилке на военную тему вызывали в нем отвращение.
Между тем, Пасть продолжал, не скупясь на подробности. Федеральным властям, по его словам, противостоит созданная Дудаевым регулярная чеченская армия, называющаяся ополчением и насчитывающая до 15 тысяч человек. Она вооружена танками, бронетранспортерами, боевыми машинами пехоты, артиллерией, пулеметами и легким стрелковым оружием, оставшимися на армейских складах после вывода из Чечни российских войск в 1992 году. Часть вооружения и боеприпасов Дудаеву позднее удалось нелегально закупить в России же. Но боевой авиации у чеченцев нет. Уже нет, — уточнил Пасть-Пропасть, привычным движением ладони изобразив пикирующий для удара истребитель-бомбардировщик.
— Ты, Пасть, говорил о наемниках со всего света. Кто они, откуда?
— Ну наемники, как всегда, разные. Для большинства, понятно, главным являются бабки. Однако есть и убежденные враги русских, христиан. Тут мотивация политическая. Это, например, косовские албанцы, не простившие России сочувствия к Сербии. Большинство из них приехали в Чечню весной и летом этого года. Миллионер-миллиардер с Ближнего Востока Хаттаб наладил связи, и молодые ребята из Армии освобождения Косово добрались до Северного Кавказа, чтобы «резать русских».
Есть ненавистники всего русского из числа прибалтов. Но особняком стоят русские, состоящие на службе у Дудаева. В основном это, как пишут газеты, уголовники, скрывающиеся на неподконтрольной российским властям территории, есть и наркоманы, сидящие на чеченской игле. Но, думаю, немало и ветеранов Афганистана, не нашедших для себя места в нынешней российской действительности.
Но, как всегда, костяк наемников — законченные дилетанты и бездельники, отпетые авантюристы, — Пасть рассмеялся. — Говорят, в свое время некое формирование «уна-унсо», повоевав в Приднестровье, переместилось в Абхазию. И оказалось, что многие из его состава, подписывая контракт, руководствовались скорее жаждой пощекотать себе нервы, чем желанием заработать. Потом этот отряд хохлов, заблудившись, попал на грузинскую сторону. Там и остался.
— А ты, Пасть, под чьими знаменами собрался воевать?
— Сказать честно? — спросил парень. — К какому костру прибьет, возле него с Ольгой и обогреемся.
Амиров подумал, что Чечня оказалась, пожалуй, единственным из так называемых непризнанных государств, получившим свою квоту из вооружений СА наравне с бывшими союзными республиками. И это ни для кого не тайна, а уж тем более — для президента Ельцина и для министра обороны Грачева.
Я уже одну такую войну видал и это не по мне, подумал Амиров. Но, с другой стороны, в группе вот с такими гастролерами из города выбраться проще.
— Ждите меня через сутки на Челябинском тракте в районе Куйбаса, — несколько неожиданно даже для себя, будто на что-то решившись, произнес Амиров, вставая. — Я буду на вишневой 99-й «Ладе», моргну на дороге два раза. Подброшу вас до Моздока.
На скамейке был накрыт нехитрый ужин, разлита водка по стаканам.
— Думаю, мы с тобой скорешимся, — сказал Пасть.
Теперь остается только не дать себя загрызть, с улыбкой подумал Амиров.


100

Галина Александровна Осинская была немного старше Амирова, но смотрелась она великолепно. Не только Амиров заглядывался на ее фигуру, пытался заговорить с ней. Галина Александровна привыкла к вниманию мужчин, и ей трудно было отказаться от мелочей, сопровождающих такое внимание. Например, она отчетливо понимала, что стало движущей силой ее неожиданного взлета в застойные годы.
Три десятка конструкторов работали в ее подчинении, и они всегда худо-бедно были заняты. Она сумела так выстроить свои отношения с начальством, что игнорировать интересы сектора кандидата технических наук Осинской никто не решался, тем более что все тестирования, результаты перетарификации подтверждали ее квалификацию классного специалиста. Но, как многие слишком умные женщины, Осинская не была счастлива в личной жизни. А ее достаточно заметный пост в иерархии УГМ не позволял в партийно-советские времена включиться в активный поиск спутника жизни. Но нынче, когда шлюзы наконец-то безвозвратно отворились, для Галины Александровны стало очевидным: сейчас или никогда.
Она начала более-менее всерьез приглядываться к Амирову месяца три-четыре назад. Относительно внешности никаких вопросов не было. Галину Александровну устраивало в нем и то, что некая нарочито показная отстраненность от мира сего маскировала природную жесткость характера. Осинская, понимая, что к сейфам военкоматов ее близко не подпустят, сумела поднять картотеку бывшего комсомольского горкома. Послужной список боевого офицера, получившего при выходе в отставку звание майора, перечень наград впечатлили ее.
Но самое главное, Осинская в лице Амирова признала интеллект, равный своему — если не более высокий. Бог с ним, с внушительным названием высшего военного училища, выпускающего специалистов по самой широкой программе — не поленилась, посмотрела в Интернете. Но ведь он, оказывается, еще владел иностранными языками, чем Галина Александровна похвастать не могла. Совсем недавно на одном международном симпозиуме она пыталась втолковать двум иностранцам, вероятно, заинтересовавшимся ее яркой внешностью, откуда она родом. Ей хотелось сказать о холоде, царящем на Урале, но, растерявшись, она дальше пресловутого «айскрим», пойти не смогла. Ей было стыдно вспоминать ту конфузию, потому что она в свое время успешно сдала кандидатский минимум по языку. И она дала себе слово всерьез заняться английским, но пока руки не доходили.
Однако, несмотря на все это, Галину Александровну трудно было даже в нынешнем случае назвать сторонницей женской инициативы во взаимоотношениях полов. Сегодняшнее предложение позвонить Амиров получил исключительно благодаря курсировавшим по УГМ слухам, что вот какой-то проект стоит только из-за его упрямства. Было странно слышать это, потому что до сих пор Амирова как конструктора никто всерьез не воспринимал. Что случилось, в чем причина перемены вектора оценки специалиста? С этим надо было срочно разобраться, тем более, как выяснилось, Амиров вот-вот должен был уйти в отпуск. В КБ их достаточно долгая беседа с глазу на глаз сразу же была бы отмечена общественным мнением. Встречаться на затененной аллее им не позволял возраст. Идти вдвоем в кафе — это в глазах стороннего наблюдателя вроде как-то слишком интимно. Оставался квартирный телефон, с помощью которого можно было обсудить все вопросы.


101

Амиров позвонил довольно поздно — в десятом часу. До этого времени женщину посетили разноречивые мысли и ощущения, даже совершенно не свойственные ей. Но доминирующим было то, что впервые она почувствовала себя брошенной. В конце концов, убеждала себя истомленная Галина Александровна, у мужчины по рождению, как привилегия, имеется право выбора, которое никто отнять не в силах.
Еще она корила себя за то, что немного поторопилась с просьбой к Амирову позвонить ей. Теперь, как ни крути, у него более сильная позиция, между тем уж сколько раз твердили миру, что умение терпеть с лихвой вознаграждается.
Осинская относила себя к когорте врожденных победителей, и в ином обличии чувствовала себя неуютно.
— Вам удобно говорить? — спросил она его сразу. — Я хотела бы, чтобы вы поделились со мной кое-какими сногсшибательными новостями.
— Готов поделиться.
— Так делитесь, — сказала Галина Александровна.
— Мой месидж может затронуть интересы многих. Я звоню из телефона-автомата, вокруг полно людей. А домой я сейчас попасть не могу.
— Ключ потеряли? — посочувствовала женщина.
— Ключи потерял, — с улыбкой ответил он.
Амиров действительно звонил с улицы, и не безосновательно опасался, что его информация может стать достоянием посторонних ушей. Но прежде всего, он имел твердое намерение непременно попасть домой к Галине Александровне нынешним вечером. И не просто попасть, но под любым предлогом отсидеться у нее максимум до воскресенья, потому что начиная с понедельника милиция непременно начнет действия по его поимке. Ставку Амиров делал на то, что никому в голову не придет связывать его и Осинской имена, а значит, этот след для ищеек на первых порах будет исключаться из числа возможных.
А почему бы и не угостить чаем-кофеем неожиданного гостя, в свою очередь подумала Галина Александровна, вспомнив широкие плечи и открытое лицо Амирова, и назвала адрес. Хороших девочек принимают в раю, плохих девочек принимают везде, улыбнулась она каким-то своим воспоминаниям.
— На каком этаже вы живете? — уточнил Амиров.
Он прибыл минут через сорок с цветами, с коньяком, с шампанским, с какими-то продуктами.
— Вы совершенно беззастенчиво начинаете ухаживать за мной с самой первой минуты, — вроде как упрекнула хозяйка. Похоже, он рассчитывает на нечто большее, чем обычный обмен новостями, с некоторой растерянностью подумала она.
Амиров и вправду был намерен, не проявляя излишней щепетильности, устроиться основательно, почти что по-хозяйски. Едва перейдя порог, он окинул однокомнатную квартиру и ее содержимое оценивающим взглядом. Галине Александровне почудилось, что сейчас он подойдет к тахте и испытает ее пружины на скрипучесть. Но он передал ей одну из сумок, вторую, холщовую, пристроил на крючок в прихожей.
И сразу стал обращаться к Галине Александровне на «ты». Прошел на балкон. Далеко внизу, по проспекту Ленина, мчался неостановимый автомобильный поток. Угораздило дамочку забраться на пятнадцатый этаж семнадцатиэтажного дома. Если придется спешно уходить, дороги нет ни вверх, ни вниз. Пожарная лестница не в счет, она будет блокирована в первую очередь.
— Хорошая у тебя лоджия, главное, просторная, — похвалил он, чтобы не выдать своих мыслей.
— Если застеклить, будет еще одна комната, — вдруг сказала Галина Александровна и застеснялась: что-то ей напомнило песню Шуфутинского про ненаточенные ножи.
Видно, и Амирову пришло в голову то же самое, потому что он спросил:
— Это предложение? Надо подумать.


102

И вот Амиров сидит на той самой тахте, отхлебывает из рюмочки коньяк и объясняет Галине Александровне, почему он в одночасье творчески взлетел, а потом стал персоной нон-грата в конструкторском бюро.
— Понимаешь, Галчонок, они меня хотели использовать, а потом подставить так, чтобы я никогда не отмылся. У меня не было выбора, я был вынужден открыть им кое-какие секреты, но уверен, что после того, как в спецслужбах похозяйничал Бакатин, все это уже не имеет реального значения. Но я считаю себя виноватым перед своими друзьями в морально-этическом плане, потому что я клялся перед ними не упоминать никогда о существовании спецподразделений.
Уютно устроившаяся рядом и уже смирившаяся с «Галчонком» Галина Александровна по привычке задавать прямые вопросы поинтересовалась:
— Так много вы наследили в Афганистане, что нужно было вообще все свалить на досужие выдумки западных журналистов?
Глядя на Галину Александровну, на ее мягкие округлые телодвижения, Амиров подумал, что журналисты вообще изобретательный народ по части выдумок. Это их усилиями распространилась и закрепилась легенда о том, что мужчины прямо-таки обожают худых женщин.
Амиров умел, когда необходимо, не давать себе уснуть, но сказывались прошедшая бессонная ночь, сегодняшний беспокойный день. Поэтому сейчас он слушал Галину Александровну, преодолевая моргательный рефлекс. Когда мышцы век уставали и он на мгновение прикрывал глаза, то сразу начинал видеть сон. Почти без усилия он вновь и вновь стряхивал с себя это сумеречное состояние — он знал, что через какое-то время дремота перестанет донимать его. Надо только перетерпеть.
Галина Александровна говорила о почерпнутых из передач вражеских радиостанций фактах издевательств советских коммандос над мирным населением.
— У нас не было коммандос, — замечал Амиров. — У нас были ВДВ.
— А это не одно и то же? — спрашивала Галина Александровна
— Нет, — отвечал Амиров. Он понимал, что женщина никогда не проговорится о том, что ей этой ночью поведал Амиров. Просто ей выгоднее фактически вовсе не знать Амирова, нежели потом невпопад отвечать на наводящие вопросы следователя.


103

— Очевидно, что России необходимы законы о специальных операциях, нужно придать им статус государственной политики, — по-военному отрывисто и четко говорил Амиров. —. Их диапазон должен включать борьбу с терроризмом и наркобизнесом, разминирование территорий, где шли военные конфликты. Последнее, конечно, дело саперов, но только если они знают, где нужно разминировать. У спецподразделений же есть методика поиска минных полей.
Цели и задачи и у нас, и у западников в основном схожи, но много и отличий. В частях специального назначения США служат офицеры в звании не ниже капитана, нет рядовых солдат — только сержанты. А у нас порой не могут принять по контракту достойного человека — проблемы денег, жилья. Но военные конфликты показывают: роль специальных операций в них постоянно возрастает, объяснял Амиров. Например, в крупномасштабных боевых действиях противник для борьбы с диверсионно-разведывательными группами вынужден отвлекать до 10-15 процентов своих сил в тыловой зоне, в условиях локальной войны — до 20-30 процентов. Это по существу активно действующий фронт на территории противника.
Во время «Бури в пустыне» в Персидском заливе благодаря таким действиям американцев сдались в плен около семи тысяч иракских военнослужащих, — продолжал он.
— Я заглянула в твою учетную комсомольскую карточку, — призналась Галина Александровна, чтобы продемонстрировать, будто ей интересно существо вопроса и она готова поддерживать разговор. — Упоминается, что ты учился в том числе в Рязани. Все видные десантники — среди них Грачев и Лебедь — получили профессиональную подготовку именно там. Почему бы тебе не продолжить дело, которому отдано уже столько лет?
— Названные фамилии — исключения. Курсант-спецназовец, не наделенный особым политическим чутьем, не может мечтать не только о маршальском жезле, но и о генеральских погонах. Люди от нас подчас уходят по этой причине.
— Так ты не наделен политическим чутьем?
...Но тут Амиров утратил контроль над собой, на секунды задремал и явственно увидел себя в окрестностях Моздока. Была глубокая ночь, и будто кто-то громко шептал, как заклинание: «Там Хайван с Чеченом, там разбитые дороги. Там приключения каждый день, и завтра наверняка кто-то из них не выйдет к завтраку. Не подумайте о плохом — нынче ночью он ушел в глубокую разведку"...
— Я храпел? — спросил он.
— Ты только всхрапнул один раз тихонько и тут же открыл глаза.


СУББОТА

104

— А в рукопашных боях, ну, когда один на один, тебе часто приходилось участвовать? — спросила она, представив, как это красиво и мощно выглядит в натуре.
Амиров засмеялся:
— Когда воюющие стороны вооружены до зубов самым современным стрелковым, артиллерийским и ракетным оружием, когда с обеих сторон зверствуют снайперы, не может быть и речи о какой-то там рукопашке. Конечно, теоретически возможность таких схваток существует, но только теоретически. Ни при каких обстоятельствах ни один боец не подпустит противника вплотную к себе. И потом, надо быть абсолютным идиотом, чтобы, имея заряженный автомат или гранатомет, с голыми руками вступать в ближний бой.
— Но ведь можно надеть для защиты от пуль бронежилет?..
— Это все выдумки киношников. На деле вес отечественных бронежилетов армейского образца вполне сравним с весом кольчуги Ильи Муромца.
— Я смотрю, никакой романтики в войне больше не содержится.
— Сомневаюсь, что она когда-нибудь была.
— А как же Фанфан-Тюльпан?
— Ну, у французов, наверное, другая война, — Амиров снова улыбнулся. — А нам еще Лев Николаевич внушил, что ничего отвратительнее войны нет. И в общем-то он был прав в своих рассуждениях.
Амиров подумал еще, что невежливо оставлять без внимания пригласившую и так хорошо принявшую тебя женщину. Он знал, что их ничто не связывает и не будет связывать. И он приложил весь свой опыт и все свое воображение, чтобы оставить о себе у женщины нечаянное теплое благодарное воспоминание на всю жизнь.
— Я давно знала тебя, — говорила она потом. — Мне всегда было интересно, какой ты на самом деле. Но ты меня не замечал, будто я пустое месте.
— Это ты пустое место? — изумился Амиров, привлек ее к себе и провел рукой по спине до самых пяток. — Совсем даже наоборот.
Он чувствовал: Галина Александровна говорит серьезно, но продолжал придерживаться шутливого тона.
— Тебя невозможно не увидеть сразу даже в гуще самой большой толпы.
— Это тебя нельзя не заметить в толпе. Почему у тебя такой одинокий вид? Прямо человек-загадка. Кошачий, неслышный шаг, весь настороженный, такое ощущение, что ты видишь даже спиной. Однажды мы были с тобой на одном совещании по вопросам качества, сидели почти рядышком.
— На совещания ходят не для того, чтобы пялиться на женщин. По вопросам качества? Это было в конце февраля,. — Амиров вспомнил, как неделя за неделей его все больше сковывала гнетущая напряженность, все в нем сжалось в ожидании неотвратимого удара. Он был начеку, готовый к любой неожиданности. Это стало отпускать с приходом весны. А в феврале было морозно, и он постоянно мерз. Кошмарная была зима.
— Так бывает, когда человек не уверен в себе. Или такая поза, — заключила Галина Александровна.
Или ты расстался с любимой женщиной, дополнил ее мысленно про себя Амиров. И перед ним снова возник образ Эрики Лайнер, который, похоже, и не уходил с периферии сознания ни на секунду.
Теперь эта боль надолго, подумал он. И с этим надо бороться, помня, что клин клином вышибают.
Он понимал, что через несколько часов он сделает все, чтобы пойти на решительный разрыв и с такой милой, умной, заботливой и понимающей Галиной Александровной. И снова начнется полная опасностей скитальческая жизнь. Ему даже стало жаль себя — все люди, как люди.
— Нет, ты меня все же принимаешь за дурочку. За малень- кую глупышку. Мне уже тридцать семь, не забывай об этом. Я успела кое-что повидать в жизни. Когда мужчина остается один, в нем тут же просыпается самолюбие, он вдохновляется новой волной любви к тебе. Куда девается его великолепная самоуверенность! Он становится беспокоен, суетлив. Ничего вокруг не видит, сосредоточен на тебе одной. Смешно и жалко такого.
— Вот у меня и был не то смешной, не то жалкий вид...
Теперь пора было переходить к не совсем обычному предложению. Оно могло вызвать подозрение и внести перемены в создавшуюся дружескую атмосферу. А может, еще не пора?
А потом они уснули. Амиров проснулся первым, тихонько поднялся с тахты и прошел на кухню. Заглянул в холодильник, приготовил завтрак, на подносе подал его Галине Александровне. Для нее это было сюрпризом.
— Заметно, что ты давно холостякуешь, — сказала она. — Так хорошо ты со всем управился. Долго вы с женой прожили?
— Разошлись примерно через полгода после того, как женились.
— В каком году это было? — спросила Галина Александровна. — В то время среди студентов технических специальностей бытовала поговорка: «Сдал начерталку — можно влюбиться, сдал сопромат — можно жениться». Наверное, до сих пор существует такой обычай. Но теперь, насколько мне известно, первокурсники прежде всего знакомятся с тремя законами сопромата, — она испытующе посмотрела на Амирова: «Момент всегда найдется. Где, тонко, там и рвется. Всякое сопротивление временно».
— Чувствуется глубокое проникновение в полезную, а главное, необходимую инженеру науку. — Я считал, что я ее вел, а это она меня вела, пришел к выводу Амиров. И по-моему, эта милая дама становится довольно развязной. Еще оказывается: кроме дневной и ночной, есть еще женщина утренняя, с нежностью подумал он.


105

Но рукопашный бой всегда будет оставаться одной из основных дисциплин специальной физической подготовки как в российской армии, так и в армиях других государств, отчаянно борясь со сном, продолжал размышлять Амиров. Галина Александровна тихо посапывала у его левого уха.
Регулярные грамотные занятия рукопашным боем развивают те бойцовские качества, без которых солдату на войне делать нечего. Это сила и выносливость, ловкость и быстрота реакций, смелость и находчивость. Это высокий боевой дух, позволяющий сохранять хладнокровие в условиях смертельной опасности. Это также умение восстанавливаться после боя исключительно за счет специальных психотехник: медитация, мантры, молитвы, самогипноз — без традиционных фронтовых «ста граммов», как правило, на деле оборачивающихся литрами. Кроме того, занятия рукопашным боем сами по себе являются интересным и увлекательным времяпровождением. Да и ребятам, прошедшим армейскую службу в десанте, морской пехоте, погранвойсках, было бы стыдно не уметь постоять за себя на гражданке...
— Понимаешь, мой возраст... — сказала вдруг, прервав размышления Амирова, Галина Александровна. — Вчера еще девочка и уже благополучная во всех отношениях старая дева. Смешно, что я сегодня думаю об этом? — Она и вправду рассмеялась. — Не вчера, не позавчера, а сегодня, когда ты позвонил. И теперь у меня как будто нет более близкого человека.
Амиров слушал и ничему не удивлялся, потому что с самого своего совершеннолетия привык ощущать себя объектом пристального внимания представительниц противоположного пола и особенно их мамаш.
— Говорят, я отношусь к типу мужчин, которые не приносят любви, — сказал он.
— Не кокетничай, Амиров. Ты очень умело пользуешься своей загадочностью. Вот, например, вчера ты обманом проник в квартиру одинокой женщины, напоил коньяком, очаровал ее. Интеллигентный, харизматичный, располагающий к себе человек.
Вот этим такая персона и опасна для общества, подумал Амиров. У нас выращены поколения людей, готовых, со здравой точки зрения, к немотивированным поступкам. Для Галины же Александровны он сформулировал этот тезис, как ему показалось, помягче:
— В определенных ситуациях военнослужащие вынуждены становиться хладнокровными, беспощадными убийцами. Но совершенные нами акты имели если не политическое, то хотя бы прагматическое или этическое оправдание. И очень часто они осуществлялись в целях собственной безопасности.
— Фи, как страшно. Вот это как раз и называется демонизацией военной профессии, — произнесла Галина Александровна. — Я таких людей до сих пор не встречала. Кстати, ты говорил о какой-то сенсационной информации, а потом ушел в сторону и, таким образом, зажал ее.
Амиров не стал напоминать Галине Александровне, какое совместное с ней захватывающее занятие их тогда отвлекло.


106

— Фокус в том, что наш спецназ в Афганистане официально не присутствовал. И неофициально тоже — любое упоминание о нем устно ли, печатно ли исключалось.
Что она хочет доказать мне, эта холеная, изнеженная женщина, живущая иллюзиями, воспитанная на иллюзиях? Главное — победа. Вот и пришла очередь моего номера, настал мой час. Плохих способов побеждать не бывает. Мне нужна победа, как она будет достигнута — дело десятое, решился, наконец, Амиров.
Не было такой операции, где бы не принимали участие наши люди. Группы работали буквально на расстоянии вытянутой руки с боевиками, патрулировали районы и маршруты, упреждали провокации. Вели разведку, в том числе радио- и агентурную.
А вместе с тем, слово «спецназ» было военной тайной. Признать присутствие спецназа в Афганистане — это признать массу спецопераций, от которых решительно отрекалось Советское государство, но о которых рассказывала враждебная пресса. И вот под давлением своего гражданского руководства я должен был объявить о свое принадлежности к спецназу — а это уже предательство.
— Да, видно, отвели вы там душеньку, — не без иронии констатировала Галина Александровна.
— Мы люди военные и должны выполнять любые приказы командования. Вот и действовали в точном соответствии с приказами. Но, вместе с тем, спецназовец, застреливший Амина, позже собственными руками перевязал его дочь, раненную в ногу.
— И каким образом твое предательство осуществилось?
— Я открыл схему и инструкции, которые, возможно, никогда и не являлись особенно секретными, но мне пришлось в свое время дать соответствующую подписку. И получается, что я, пусть и косвенно, признал свою службу в спецназе. А этого нельзя допускать ни под каким предлогом, потому что, как уже говорилось, спецназа просто не существует.
— Как нетрудно догадаться, сделал ты это не совсем даром?
— На мне они заработали крупную сумму в СКВ. Поэтому было бы совсем глупо не содрать с них энный процент. Тем более что я должен как можно скорее выехать на лечение, а сейчас в нашей стране все делается исключительно за деньги.
— Что же, государство, пославшее вас на смерть, совсем не заботится о вашем лечении?
— Нет. Наоборот, при каждом удобном и неудобном случае преследует. Поэтому мне надо срочно раствориться на просторах нашей необъятной Родины со звучным названием СНГ, — Амиров говорил уверенно, со строго дозированной долей юмора. — Но домой показываться нельзя — там меня наверняка пасут убийцы, кому они служат, неважно. В связи с этим у меня есть к тебе предложение: ты мне сейчас отдаешь ключи от своей «99-й», а от меня получаешь ключи от моего «чероки». Ты его ведь видела? Хороший джип?
— Как я до него доберусь? У тебя есть с собой ключи от гаража?
— Я тебе напишу доверенность задним числом, как и ты мне — чтобы все выглядело чисто.
— Как ты себе это представляешь? Нас никогда ничто, даже формально, не связывало, и вдруг я предъявляю доверенность на твой автомобиль. Такая ниточка приведет меня, абсолютно ни в чем невиновную, прямиком в тюрьму.
— Про то, что нас, даже формально, ничто не связывало, это ты поспешно сказала. Наши гаражи находятся, мало того, что в одном кооперативе, — в сущности, по соседству. Только у меня четная сторона улицы, у тебя нечетная. Нужно немедленно, пока охота за мной идет в основном на вокзалах и в аэропортах, проселочными дорогами уходить из города. Сегодня спасение реально, завтра капкан может захлопнуться, для меня завтра вообще может не наступить никогда. Останемся друзьями и решим это дело полюбовно — как предложил я. Так что давай ключи по-хорошему.
Последние слова произносились уже криком — чтобы, с одной стороны, напугать хозяйку, с другой — дать понять, что нападающему бояться нечего.
— Я тебе дам денег — стоимость твоего автомобиля. И мой джип к тому же будет в твоем распоряжении. Спаси меня! — на его глаза навернулись слезы, губа дернулась. В разведке это называлось «игра лицом».
— Ну, разве что так, — произнесла Галина Александровна после минутного раздумья. — Сейчас ты получишь ключи.
Это игра лицом сработала? Между тем Галина Александровна взяла из вазы увесистую связку и вдруг метнулась к лоджии. Амиров в прыжке настиг ее, но ключи уже описывали параболу над балконными перилами. Отработанным движением он с силой отбросил Галину Александровну.


107

— Дура, — сказал Амиров. — Какая же ты дура.
Ладонью он ударил ее два раза по лицу — достаточно крепко, так, что голова ее мотнулась дважды влево. Одним рывком содрал с нее остатки одежды — пусть почувствует себя совершенно беззащитной. Поднявшаяся было на ноги, Галина Александровна вновь стала оседать на пол. Рассчитанным движением он пнул ее в грудь — изо рта и из носа показалась кровь.
— Ты хочешь меня убить? — скрючившись на полу, с трудом выдавила она.
— Да, — ответил он, — если не подскажешь, где спрятаны запасные ключи.
Он был тоже почти полностью голым и время от времени грубо наваливался на истерзанное тело, чтобы продемонстрировать, кто контролирует ситуацию.
— Дома ключей нет.
— Значит, продолжим. Ты ведь умненькая девочка, поэтому догадываешься, что я специалист по допросам. Кстати, как у вас со звукоизоляцией?
— Как везде, то есть плохо. Если не прекратишь свои эксперименты, скоро, думаю, соседи вызовут милицию.
— Вот в этом я сомневаюсь. Нынешней ночью, да и в течение сегодняшнего дня, соседи наслушались твоих стенаний — будто воплей счастливой мартовской кошки, — он с силой, опять же ладонью, прошелся по ее заду.
— Знаешь, о чем я подумал, впервые увидев тебя?
— Догадываюсь.
— Правильно. Оттрахать при первой возможности тебя в анал.
— Ради бога, — сказала она с вызовом. — Давно не испытывала такого удовольствия. Наверное, скажу тебе спасибо... Дубликаты ключей я храню у соседки, этажом ниже. Давай я спущусь к ней и заберу их. Или можно сходить вниз, под балкон, поискать старые ключи.
Амиров рассмеялся: нет, не утратила еще Галина Александровна веры в высшую справедливость и сохранила присутствие духа.
— Может, лучше сразу отпустить тебя на все четыре стороны?
— Хочешь, я позвоню соседке, и она принесет ключи?
— Какая соседка? Она сразу заподозрит неладное. Иди посмотрись в зеркало. На вокзале пару таких тварей можно купить за доллар... И вот, представь, я продолжаю дознание по методике, рассчитанной на то, чтобы быстренько сломить сопротивление даже здоровенного солдата НАТО. Я выдираю тебе зубки плоскогубцами — кто тебя, такую страшную, возьмет после этого замуж? А можно сорвать серьги из ушей прямо с мясом. Или тушить об тебя твои же сигареты — ты так много куришь. Или самое простое и эффективное: один электрод во влагалище, второй — в задний проход. Будешь у нас светиться, как электрическая лампочка. Больше одной секунды такой процедуры никто не выдерживает, успешно раскалывается. Но вряд ли следует доводить дело до крайностей — после этого у тебя вряд ли когда будут дети.
— Нет у меня ключей! — билась в истерике Галина Александровна.
Амирову не хотелось верить, что это тупик. Пару раз звонил телефон, но он не позволил хозяйке снимать трубку.
Когда телефон зазвонил в очередной раз, Амиров попросту грохнул его об пол.
— Аппарат чем виноват? — спросила она устало. Она сидела в кресле — избитая, голая, заплаканная, но было видно, как она хочет уснуть.


108

Амиров тоже ощутил на себе груз усталости. А ведь события только лишь входили в фазу развития. Амиров бухнулся на тахту и сразу забылся.
—...Он сказал им: когда молитесь, говорите: Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
— Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день;
— И прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
— И сказал им: положим, что кто-нибудь из вас, имея друга, придет к нему в полночь и скажет ему: «друг! Дай мне взаймы три хлеба,
— Ибо друг мой с дороги зашел ко мне, и мне нечего предложить ему»;
— А тот извнутри скажет ему в ответ: «не беспокой меня, двери уже заперты, и дети мои со мною на постели; не могу встать и дать тебе».
— Если, говорю вам, он не встанет и не даст ему по дружбе с ним, то по неотступности его, встав, даст ему, сколько просит.
— И Я скажу вам: просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите и отворят вам;
— Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.
— Какой из вас отец, когда сын попросит у него хлеба, подаст ему камень? или когда попросит рыбы, подаст ему змею вместо рыбы?
— Или, если попросит яйца, подаст ему скорпиона?
— Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святого просящим у него...
Амиров почувствовал то ли тень на лице, то ли легчайшее колыхание воздуха. Он открыл глаза, которые тут же залились кровью от тяжелого острого удара, и в следующее мгновение одним движением вскочил на ноги. Боли в голове Амиров не ощущал, но он видел, как на него наступает с тяжелым ножом для рубки костей полная решимости добить его Галина Александровна.
Амиров в обществе женщины расслабился и забыл, что у разведчика всегда должен быть наготове нож и пускать его в ход следует не задумываясь, в автоматическом режиме. Нож, висящий на поясе, плюс пара ножей в карманах, за воротником и хотя бы один в районе бедра-голени — это те предметы, которые будут эффективно использованы при появлении врага в пределах досягаемости. А если столкнешься с противником вплотную, да к тому же ты ранен, чтобы блокировать немаленький тесак, необходимо мгновенно отбиваться теми предметами, что оказались под рукой.
Душить руками целесообразнее тогда, когда хочешь взять противника живым, а не убить его. Но с Галиной Александровной, которая стала опасной, надо было как можно скорее кончать. Одним движением сломать шейные позвонки, что практически всегда влечет за собой мгновенную смерть.


109

Амиров прошел в ванную, отмыл с головы и лица кровь, обследовал глазами и пальцами рану. Его, несомненно, спасло то, что он вовремя очнулся от сна — нож в основном прошел вскользь, но в районе лба, на линии волос, рана была глубокой, где-то до полусантиметра. Возможно, новой трепанации удастся избежать, подумал Амиров, однако голова уже начала нестерпимо болеть. Но он не испытывал зла к мертвой уже Галине Александровне. Он знал, что каждая его жертва имеет и защищает свою правду.
Амиров тщательно вымылся с ног до головы, остриг ногти на руках и ногах, проследил, чтобы под ними не осталось крови.
Порылся в шифоньере, нашел запас бинтов и ваты. В кухонном шкафу была аптечка. Там же в уголке стоял большой аккумуляторный электрический фонарь. Он принял анальгетики. Несколько препаратов, как и фонарь, переложил в свою сумку.
Амиров перевязал голову, намотал вокруг нее нечто вроде крупной банданы, а скорее чалмы. В прихожей, в шкафу, отыскал кожаную сумку повместительней, переложил туда пакет с деньгами. Опять со вздохом вспомнил Галину Александровну. Написал от ее имени доверенность, сверившись с паспортом, поставил подпись. Паспорт положил на место, но пропуск в гаражный кооператив в добротной алой обложке сунул в карман.
Прикрепил НВ к голени, забросил длинные ручки сумки через плечо и вышел на площадку. Только выйдя из подъезда, в полумраке, он встретил людей, сидевших на скамеечке. Он прошел к фасаду семнадцатиэтажки, сориентировался между балконами, электрическими столбами, окружающими зданиями и деревьями, прикинул угол падения ключей и включил фонарь.
Честно говоря, он не надеялся скоро найти ключи в невысокой траве газона. Он вообще мало на что надеялся. Но ключи блеснули буквально через полминуты после начала поисков — он даже не поверил глазам.
И в эту минуту он услышал шорох шагов по траве. Его окружили трое-четверо мужчин.
— Что ты тут делаешь, мужик? — спросил один из них. — Мы народные дружинники по борьбе с терроризмом. И что у тебя в сумке? Предъяви документы.
Свихнется скоро Россия с этим терроризмом, подумал Амиров.
Он достал пропуск Галины Александровны и показал его, не давая в руки. Он никогда не давал в чужие руки, представляясь, свои документы. Да и никто из силовиков их не дает, разве что под угрозой оружия.
— Похоже, я здесь, чтобы проинспектировать именно вас. Хотел пойти искать патруль, но вы сами вышли на меня. Теперь будем работать вместе. Зовут меня Павел Иванович. Фамилия — Рукопашный.
Паша Рукопаша — смешно...


110

Он попрощался с дежурными и, пройдя через проспект Ленина, направился мимо ресторана «Джага-Джага», через парк, к гаражам. Перед ним остановился автобус, украшенный лентами, из него высыпала группа молодежи, невеста в белом платье.
Весело болтая, они стали проходить мимо Амирова, и один из парней довольно чувствительно, совершенно намеренно ткнул его в бок локтем.
— Ты что, крутой, что ли? — стал наседать на Амирова парень. — Давай зайдем в «Джагу», посмотрим, что ты за птица.
Остальные уже обступили Амирова, пытались схватить за руки. Амиров выдернул нож из ножен и ударил им — одного снизу, второго сверху, молниеносно, одним движением. И побежал в ночь, по бездорожью, не приближаясь к гаражам. Бег по пересеченной местности ему давался удачнее. Преследователи же спотыкались, падали, проклинали всех и вся. Тут-то Амиров и понял, что это не случайное столкновение. Вообще, жизнь скупа на случайности — так подсказывал опыт.
Стал накрапывать несильный теплый дождь, и дышать стало легче.
Совершенно без сил Амиров лежал на спине в придорожной канаве, держа нож клинком вверх. Он уже мало что видел, потому что в глазах мерцали разноцветные круги.
Парни, видно, уверовали в бесплодности своей попытки задержать беглеца.
— Как он наших ребят подрезал!
— Да что мы, менты, против спецназа?
— Ты видел, у него голова перевязана? Раненный, в кромешной тьме, по бездорожью. Все равно он далеко уйти не сможет.
— Хорошо, если у него не имеется какого-нибудь ПСС «Вул» под рукой. Он нас положит потихоньку, как куропаточек.
— Ну, мы тоже не лыком шиты. А сколько, по-твоему, нам достанется денег?
Сказавший это вдруг заметил лежащего Амирова, вернее его повязку и белеющее в канаве лицо. Он что-то хотел сказать, но не мог или боялся.
И все же достал ПМ и проговорил:
— Ну, вставай, дядя. Отбегался.
Второй тоже направил на Амирова свой пистолет.
Амиров без паузы метнул нож из рукава первому в шею. В отблеске дальних фонарей он увидел, что попал. Тут же бросил из неудобного положения, с левой, во второго, но тот уже открыл огонь из Макарова. Амиров бросил основной нож и попал милиционеру в глаз.
Он поднялся из канавы и почувствовал, что ранен в бок, пуля сидит где-то в районе печени. Поднял оружие и запасные обоймы от Макаровых. Снял пропитавшуюся кровью майку. Порывшись в сумке, нашел бинт, вату, насколько можно аккуратно перевязал торс. Но с внутренним кровотечением, конечно, шутки плохи, надо будет срочно показаться опытному хирургу. Значит, отъезд из города откладывается. Единственное спасенье — найти Брюханова. Старый друг и однополчанин Брюхо поможет. Последние полтора десятка лет, уже в мирные дни, при возникающих жизненных проблемах они привычно обращались друг к другу.
Сейчас надо выручить 99-ю «Ладу» и прямиком к Брюханову. У него все схвачено. Хоть он и не вполне нормальный после Афгана, lunatic, его знает и уважает весь город. Надо уметь себя поставить. Брюхо умеет себя поставить.
Чем дальше Амиров шел, глубоко припадая на правую ногу, тем тяжелее было идти. Он падал и старался подолгу не лежать, опасаясь новой погони, а еще больше — потери сознания.
Амиров без вопросов прошел через проходную кооператива, не привлек внимания охранников своим залитым кровью лицом. Лихорадочно изучая наощупь в кармане ключи от нехитрых запоров Галины Александровны, он дотащился, наконец, до нужной гаражной улицы. Гараж Галины Александровны располагался чуть дальше и наискосок от его гаража.
Когда Амиров поравнялся со своим гаражом, в тени его обозначились фигуры двух человек в камуфляжах, обутых в кроссовки. Далекий отблеск фар вырвал из темноты открытые, мужественные лица с добрыми глазами. Без предисловий неизвестные начали стрелять из бесшумных пистолетов. Затем они собрали гильзы и растворились в темноте.
Амиров одиноко лежал под звездным небом, на его лицо падали участившиеся крупные дождинки. В последнее мгновение ему привиделся знакомый опасный подъем по осклизлой жирной тропе, на которой легко оступиться. А сквозь кустарник, между деревьями и штабелями свежезаготовленного леса вроде как маячил силуэт политзека Вильгельма Лайнера.


2008

Автор выражает благодарность за консультации по специальным вопросам:
— ветерану Уральских лыжных батальонов, лауреату премии Совета Министров СССР Д.Д. Плехуну;
— организатору студенческих строительных отрядов в 1965 году, ветерану орденоносного комсомола С.С. Уваровскому (посмертно);
— второму секретарю Андижанского обкома КП Узбекистана, депутату Верховного Совета Узбекской ССР (1985-1989) и потом, до момента ликвидации КПСС в августе 1991 года, ответственному работнику аппарата ЦК КП Советского Союза и аппарата ЦК Компартии РСФСР В.А. Смеющеву. Ныне возглавляет южное Челябинское областное отделение благотворительного фонда «Будущее Отечества» имени своего друга и соратника В. П. Поляничко.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"