Шатов Артем Петрович : другие произведения.

Ратмир. Вампир Средневековья. Глава 6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Ратмир. Вампир Средневековья
  Глава 6
  
  
  
  
  Ратмир стоял посреди лесной поляны и глядел на небо. Там, далеко в вышине не было ничего кроме черноты толстых грозовых туч. Сквозь мрачную густоту не видать ни звезд, ни луны. Витязь недовольно хмыкнул, втягивая ноздрями ночной воздух.
  
  
  - Будет дождь, скорей бы добраться до ближайшего укрытия, - охотник двинулся дальше в лесную чащу.
  
  
  Прошло несколько недель, как наступил месяц червень¹, но летняя жара никак не спешила сменить весенние ливни и грозы. Весь путь от Смоленска к столице Южной Руси Ратмир преодолевал вместе с нескончаемыми потоками воды, льющейся с высоких небес. Ни единожды, хлипкие дневные убежища витязя - брошенные медвежьи берлоги, норы и пещеры затапливались студеной водой, что приносило охотнику множество неудобств.
  
  
  - Не был бы уже мертв, так совсем бы захворал, - невесело размышлял Ратмир, в очередной раз, лежа в полузатопленной норе.
  
  
  Вот и сейчас, по пути наблюдая за изменениями в небе, охотник предчувствовал очередной дождь, отчего не испытывал большой радости. Безусловно, за пару недель похода, Ратмир, после охоты за кровью животных, несколько раз разжигал в лесу небольшой костерок, чтобы хоть немного просушить вконец промокшую одежду и подумать о своей дальнейшей судьбе. Да и разжечь костер из мокрых дров также являлось занятьем не из легких. Ему, уставшему от постоянного чувства сырости, хотелось поскорей попасть в теплое сухое место и напиться свежей человеческой крови.
  
  
  Вдалеке, за верхушками могучих вековых сосен блеснула зарница. Затем еще одна. Витязь ускорил шаг и опустил голову вниз, внимательно разглядывая землю под ногами, чтобы ненароком не свалиться в поросший густой травой буерак или не споткнуться о лежащую на пути ветку.
  
  
  В лицо ударил внезапный порыв ветра. Остановившись всего на миг, Ратмир выругался и, прикрыв глаза рукой, отправился дальше. Сильно пахло дождем, а яркие сполохи зарниц все чаще освещали черное небо мертвым голубым заревом.
  
  
   Бабах! Прогремел мощный раскат грома, заставив охотника вздрогнуть.
  
  
  Нет, витязь совершенно не боялся буйства стихии. Также он не верил в россказни стариков о том, что это языческие боги, которым кое-где на Руси еще покланяются, бьют в свои гигантские барабаны и метают молнии в тех, кто отвернулся от веры своих предков. Ратмир мало верил в такие вещи, а стариков-сказателей считал блаженными глупцами, на коих не нужно держать зла за их сказки.
  
  
  - А ведь про упырей я слыхал, именно, от таких вот старцев, - внезапная мысль посетила охотника. - И многое, сказанное ими, оказалось воистину правдиво... Ах, околесица!
  
  
  Витязь усмехнулся. Ему показалось забавным сравнение историй о полулюдях, питающихся кровью своих жертв, со сказками о могучих богах, живущих где-то в небесах и барабанящих по чем зря, чтобы вызвать гром и молнию.
  
  
   Бабах! Загрохотало в вышине.
  
  
  Из черной густой массы туч сорвалась тяжелая капля и, спешно набирая скорость, полетела вниз, к земле. На ее пути встали густые, поросшие вечнозелеными иглами вершины сосен, но она, ловко проскочив между ветвями, будто преодолевая множественные преграды, плюхнулась на нос спешащему Ратмиру.
  
  
  - Тьфу ты, пакость, - недовольно проворчал охотник и вытер воду с лица рукавом, - Ох, начнется сейчас...
  
  
   Бабах! Очередной раскат грома заглушил гневную речь витязя.
  
  
  Налетел новый порыв ветра, а ночное небо, наконец, разродилось целым потоком летящей к земле воды. Где-то совсем рядом ударила молния. Ратмир поставил свой мешок из звериных шкур на голову, чтобы хоть ненадолго спрятаться от опостылевшей влаги и рванул вперед, ловко огибая толстые стволы деревьев. Ливень вкупе с ветром усиливались, грозясь перерасти в настоящий ураган.
  
  
  Где-то, позади, послышался протяжный волчий вой. Охотник, привыкший к звукам ночного леса, внезапно для себя поежился и огляделся по сторонам. Что-то тревожное улавливалось в этом зловещем зверином завывании. Шум дождя перекрыл еще один вой. В такую погоду животные обычно тихо сидят в своих норах и носа не показывают. Но этот волк-одиночка был исключением.
  
  
   Бабах! Новый удар грома совпал с очередным звериным воем, только последний, казалось, раздался уже ближе.
  
  
  - Уж не по моим ли следам идет волк? - В недоумении пробормотал витязь. - А я грешным делом думал, что ночные звери чуют меня за версту и обходят стороной.
  
  
  Меховая поклажа, пропитанная дождевой водой, стала заметно тяжелее и Ратмир вновь перекинул ее за плечи, чтобы иметь возможность беспрепятственно озираться по сторонам. На бегу, втягивая ноздрями влажный воздух, он пытался учуять волчий запах, но ветер, непрерывно бьющий охотнику в лицо, только мешал.
  
  
  Внезапно, в нескольких десятках шагов впереди небо засветилось ярчайшим голубым светом, ослепив витязя. Молния ударила в высокую сосну. Посыпались искры, и могучее дерево переломилось пополам. Моргнув несколько раз, чтобы отойти от внезапно ослепившей вспышки, Ратмир с ужасом увидел, как огромный ствол сосны падает прямо на него. Охотник бросился в сторону, но пышная хвойная волна, состоящая из сотен сосновых веток накрыла его и прижала к земле.
  
  
  - Ох..., - только и смог произнести витязь.
  
  
  Он лежал на мокрой земле, погребенный среди густых колючих ветвей совсем рядом от огромного ствола. Шевелиться совсем не хотелось. Находясь в состоянии шока, Ратмир внимательно разглядывал шершавую сосновую кору, покрывающую наполовину утопленный в земле ствол лесного гиганта.
  
  
  - Вот это удар, - прошептал охотник. - Слава Богу, я не оказался под этим бревном.
  
  
  Пошевелившись, витязь убедился, что руки и ноги целы, а значит нужно выбираться из-под упавшей макушки сосны. Он перевернулся на живот и, раздвигая руками колючие ветви, пополз к выходу из, чуть было не похоронившего его, хвойного капкана. Ратмир замер.
  
  
  Сквозь прорехи между ветвями он разглядел волка. Животное медленно вышло из чащи и остановилось всего в нескольких шагах от поваленного дерева. Зверь - размером со взрослого медведя. Его слежавшаяся, воняющая псиной, шерсть была светло серого цвета, а лапы с черными когтями оказались ничуть не меньше головы витязя. Волк затряс своим мощным торсом, стряхивая с себя воду, затем посмотрел в небо, словно ожидая окончания ливня, и несколько раз втянул ноздрями воздух. Но видимо капли дождя попали ему прямо в нос и он быстро затряс головой, пыхтя и фыркая, в попытках избавиться от ненужной влаги.
  
  
   Внезапно, зверь замер и повернул голову в сторону охотника. Ратмир почувствовал, как мокрые волосы у него на голове зашевелились. Он поспешил уткнуться лицом в грязь, только чтобы не встретиться взглядом с жутким исполином. Всего мига хватило, чтобы разглядеть страшные глаза животного. И это были не волчьи глаза. В середине бледно-желтых белков виднелись два угольно-черных зрачка.
  
  
  - Человечьи глаза, - в ужасе прошептал охотник, с насмешкой вспоминая, как он когда-то с гордостью называл себя хозяином леса.
  
  
  Истинный хозяин стоял сейчас перед ним: огромный, лютый, с глазами, светящимися разумом. На Смоленском погосте витязь убедился, что сумрачные существа бывают не только упырями, но и гнусными слабыми пожирателями мертвечины. Здесь же, в ночном лесу под шквальным ветром и сильным ливнем, он вдруг осознал, что с ним делят ночь и такие, поистине ужасные и могучие создания. Недаром волк преследовал его, чувствуя свое превосходство в силе и скорости.
  
  
  Тем временем зверь медленно повернул огромную мохнатую голову в другую сторону и неторопливо затрусил в лесную чащу. Ратмир, будто почувствовав, что опасность миновала, поднял, перепачканное грязью лицо и осторожно огляделся по сторонам. Над лесом по- прежнему раздавались мощные раскаты грома, вокруг сверкали молнии, а ливень стоял стеной.
  
  
  - Если этот лес - дом для зверя, то мне лучше убираться подобру- поздорову сейчас, под прикрытием бури, - резонно рассудил охотник и полез прочь из своего убежища.
  
  
   Оглядевшись по сторонам, витязь нашел гигантские следы животного, ведущие в чащу и что есть мочи рванул в противоположную сторону. Ратмир сердился, что ему пришлось бежать подальше от известного ориентира - реки Днепр, но здравый разум и страх перед неведомым и крайне опасным зверем подсказывали - так будет лучше.
  
  
  Несколько раз он останавливался и вслушивался в звуки ночи, силясь разобрать сквозь шум ветра и дождя, волчий вой. Но, кажется, зверь потерял след. Ближе к рассвету, воин вынужден был остановиться и подготовиться к дневке. Натаскав целую гору толстых, сломанных ураганом ветвей, хвои, сырого мха, он соорудил подобие шалаша. Затем внимательно оглядел свое убежище, законопатил крупные и мелкие щели мхом и листвой, разобрал поклажу и полез внутрь, укрывшись с головой сырой звериной шкурой.
  
  
  Сон не желал приходить. Ратмир, испытывая нервное возбуждение, не мог выбросить из головы глаза зверя. Периодически впадая в тревожную дрему, он вздрагивал, прислушиваясь к звукам леса.
  
  
  - Что если это был один из старых богов? - размышлял витязь. - Негоже было насмехаться над ними. Ливни и молнии. Ни Перун ли Громовержец приходил по мою душу? Что, если он, обратившись в волка, захотел проучить меня за дерзость?
  
  
  Ратмир резко распахнул глаза. Вокруг клубилась непроглядная тьма, в которой даже он, способный видеть ночью не хуже кошки, не смог ничего разглядеть. Наконец, проснувшись окончательно и упрекнув себя в безграничной глупости, он сбросил с головы покрывало. Мир бурно ворвался в сознание воина. Оглядев изнутри свое нехитрое убежище, он полез наружу.
  
  
  Буря закончилась днем, когда неспокойный Ратмир все же забылся тревожным сном. Лес пах сыростью и гарью. Ночные жители выползали из своих нор и дупел, чтобы наверстать пропущенный из-за непогоды вчерашний день. Гомон стоял неимоверный. Охотник с улыбкой слушал привычные и приятные уху звуки суеты зверюшек.
  
  
  - Надо идти... наугад, - опомнился он. - Рано или поздно я окажусь у селища. Но прежде нужно поохотиться. Только бы не натолкнуться на волка-Перуна.
  
  
  Две ночи спустя Ратмир вышел из леса к неведомой ему реке, на берегу которой стоял город.
  
  
  - Здесь я смогу подкрепиться и разузнать, как добраться до Киева, - обрадовался он, наконец, чувствуя некую определенность.
  
  
  Витязь вышел на большую дорогу, ведущую от речных построек к городским воротам. Тут и там, на широких, но будто брошенных полях окружающих город, чернели обгоревшие остовы крестьянских изб. И только в нескольких десятках недавно отстроенных домов, тускло поблескивали огоньки лучин, едва пробиваясь сквозь мутные пластины слюдяных окошек.
  
  
  Ратмир ускорил шаг. В его душе родилось двоякое чувство. С одной стороны он обрадовался, что выбрался к людям и нашел город. С другой - город этот находился в плачевном состоянии. Судя по внешнему виду множества сгоревших домов, здесь произошло что-то значимое. Не иначе, как битва.
  
  
  Выводы воина подтвердились, когда он подошел ближе к воротам. Одна из высоких деревянных башен оказалось разрушена и сожжена дотла. А в стенах, сооруженных из толстых неотесанных бревен, повсюду зияли прорехи. Ров, доверху заполненный черной водой, забился множеством камней и стволов поваленных деревьев.
  
  
  - Да..., - задумчиво протянул охотник. - Сей город явно брали приступом...
  
  
  Недалеко от деревянного моста, ведущего к запертым воротам, стоял очередной крестьянский дом. Его обгорелые стены и отсутствующая крыша говорили о том, что и он был разграблен, сожжен и брошен во время осады города. У одной из стен избы сидел старик.
  
  
  Ратмир медленно подошел к старцу, чтобы разглядеть его получше и узнать, что же произошло в этих местах. Незнакомец, в почерневшей от времени рваной рубахе, молча сидел на земле, опершись спиной о стену дома. Его длинная седая борода, забитая всяческим мусором, свалялась и рваными клочьями покоилась на изможденной груди старика. Круглая, лысая голова отражала лунный свет, льющийся с чистого неба.
  
  
  У старика не было глаз. Два черных пятна отчетливо виднелись на бледном сером лице незнакомца.
  
  
  - Ему выжгли глаза, - с сочувствием подумал охотник.
  
  
  Ратмир, будучи воином, повидавшим немало к своим двадцати пяти годам, не раз видел, как супостаты, вторгавшиеся в земли, принадлежащие Великому Новгороду, разоряли деревни: убивали мужчин, женщин, детей. Некоторым извергам доставляло удовольствие калечить своих пленников. Их били батогами, четвертовали, оскопляли и ослепляли.
  
  
  Не было секретом для витязя и то, что его братья - дружинники нередко сами выступали в роли мучителей, плененных ими врагов. Одним из способов изувечить человека являлось ослепление. Воин-палач клал железный прут в жаркий костер. Когда металл накалялся добела, мучитель вытаскивал прут из огня и выжигал глаза жертве. Невыносимая боль и пожизненное увечье не оставляли никаких шансов несчастному на дальнейшую нормальную жизнь.
  
  
  Охотник пыток не любил. Он не испытывал удовольствия при виде страданий побежденных врагов, предпочитая убивать их на месте во время сечи. "Пленники мне не нужны" - размышлял он. Этой ночью, глядя на изувеченного старца, Ратмиру стало жаль несчастного.
  
  
  - Похоже, я еще не совсем озверел, - усмехнулся про себя витязь, испытывая чувство сострадания. - Мне его истинно жаль...
  
  
  Бросив свою ношу на обочине дороги, охотник подошел к избе и умостился на землю рядом со стариком.
  
  
  - Здрав будь, отче! Отчего не спишь в такой поздний час?
  
  
  Старик встрепенулся. Он, погруженный в свои тяжкие думы, все-таки задремал и не расслышал, как подошел незнакомец.
  
  
  - И тебе привет, - просипел наконец старец и громко раскашлялся.
  
  
  - Ты никак захворать задумал, - ровным тоном продолжал Ратмир. - Ночи ныне сырые, а ты на голой земле сидишь. Не боишься?
  
  
  - А чего мне бояться, сердечный? - Закончив кашлять, ответил старик и вытер рот тыльной стороной ладони. - Я много повидал в своей жизни, а больше не смогу. Можно и помирать, но в родной хате.
  
  
  Воин обратил внимание, как во время кашля у старика на губах запузырилась кровавая пена.
  
  
  - А ведь его и вправду мучают сильные хвори, - подумал Ратмир, рассматривая кровавый след на руке калеки.
  
  
  Кровь старца казалась охотнику непривычно черной, словно мертвой. Такую кровь пить опасно. Кто знает, что может произойти с тем, кто ее вкусит. Не смотря на нарастающий голод, витязь решил не торопить события и как следует расспросить слепца о здешнем городе.
  
  
  - Тебя как величают, добрый старец?
  
  
  - А тебе чего? - Сердито прохрипел калека.
  
  
  - Ну, хочу разузнать у тебя, что сие за место и какая беда с ним приключилась.
  
  
  Старик повернул лицо и уставился на Ратмира пустыми глазницами, будто так смог бы выразить удивление. Внезапный приступ сильного кашля заставил согнуться калеку пополам.
  
  
  - Кузьма... кхе-кхе! - Выдавил из себя старик, превозмогая кашель. - Я крестьянин, а это моя хата... кхе-кхе! А ты, сынок, стоишь... сидишь на земле Чернигово-Северской у ворот в стольный град Чернигов.
  
  
  Охотник сосредоточенно внимал рассказу старика, терпеливо пережидая моменты, когда тот, измученный постоянным кашлем, в очередной раз прочистит горло.
  
  
  - Не так давеча, - продолжал Кузьма. - Аккурат два лета назад, подошел ко граду нашему степной пес... кхе-кхе! Хан Менгу со своими шавками. Набежало их видимо-невидимо. Много дней бились мы с ними, не пуская в город, да не выстояли стены. Кхе-кхе!
  
  
  Старик разразился громким кашлем, отплевывая черные сгустки крови.
  
  
  - Тучей рванули они в город и многих посекли, замучили, запытали... Кхе-кхе! Церкви пожгли да дома. Грабили, баб насильничали.
  
  
  Кузьма надолго замолчал.
  
  
  - Я всех сыновей своих потерял... Кхе-кхе... Четверо их у меня было.
  
  
  - А как ты живешь? Один? Здесь? - серьезно спросил Ратмир.
  
  
  - Знамо дело один, - вновь захрипел калека. - Никого не осталось. Живу вот в своей хате.
  
  
  Охотник оглядел сгоревший дом старика.
  
  
  - А хлеб насущный где берешь?
  
  
  - Ах... - Махнул рукой Кузьма. - Что Бог пошлет, или люди добрые подадут, то и ем.
  
  
  Витязь сидел в задумчивом безмолвии, но спохватившись, ринулся к своей поклаже, достал две монеты, подошел к старику и вложил деньги тому в запачканную кровью ладонь.
  
  
  - Здрав будь, отче. Бог все видит, - громко произнес Ратмир и, не оборачиваясь, зашагал к городским воротам.
  
  
  
  
  За стенами стояла глухая тишина. Осмотрев свою грязную мокрую одежду и недовольно поморщившись, воин собрался с духом и громко постучал в ворота. Ответа не последовало. Тогда он забарабанил с новой силой, но и тут его ждала неудача. Охотник прошелся взад-вперед по все еще мокрой после вчерашнего ливня дороге, решая, как поступить. Внезапно, он бросился к полуразрушенной стене и ловко вскарабкался на ее вершину.
  
  
  Внутреннюю сторону стены караулил отряд стражников, факелами освещая свой путь. У ворот воинов также было не мало, но видимо, получив приказ никому не отворять, они даже не откликались на стук. Ратмир рассердился на себя, что не смог уловить их сердцебиения сквозь створки ворот. Списав все на потрясение от рассказа старого Кузьмы, витязь тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, и сосредоточился на разведке Чернигова.
  
  
  За стенами глазу воина открылся крупный и некогда богатый город. Множество крепких добротных деревянных домов, вперемежку с мурованными церквями лежали в руинах. Старик не соврал. Орда монгол очень постаралась, чтобы не оставить и камня на камне. Но люди продолжали жить. Кое-где уже успели построить новые избы и починить старые. Возвели церкви и отремонтировали разрушенные стены черниговского детинца, глядящего на город с высокого холма.
  
  
  Охотник дождался, когда караульный отряд скроется за углом дозорной башни, спрыгнул вниз и растворился в черноте обугленных домов. Необходимо было забраться за стены детинца, где, безусловно, поселились выжившие после бойни черниговцы. Брама² оказалась открытой настежь.
  
  
  Здесь, за первой и второй линией укрепленных сооружений, на высоком холме некогда кипела жизнь. Территория черниговского детинца оказалась поистине огромной. Множественные каменные соборы, княжеские и боярские терема покрывали немалую часть крепости на холме. Хозяйственные постройки и жилые дома словно стояли друг на друге. Так их было много. Когда-то, проживая в Великом Новгороде, воин младшей княжеской дружины Ратмир искренне верил, что ни один русский город не годился в подметки его родному. А жители соседних земель сильно уступают новгородцам в трудолюбии и ратном труде. Ныне, мировоззрение воина менялось с каждой новой ночью.
  
  
  Но былая слава стремительно покидала Чернигов. Детинец оказался разрушенным не меньше, чем основная часть города. Только здесь, остатки горожан успели отстроить себе новые избы и починить церкви. При этом улицы были все еще завалены сгоревшими бревнами и битым камнем. Много лет понадобится черниговцам, чтобы восстановить свой родной город.
  
  
  Витязь медленно брел по одной из улиц детинца, внимательно глядя под ноги и старательно обходя завалы. На земле, среди осколков дерева и камня сновали юркие крысы. Их длинные розовые хвосты мелькали во всех щелях и закутках. Ратмир с отвращением сплюнул.
  
  
  Он, воин - дружинник князя Господина Великого Новгорода ненавидел крыс. Нет, он их не боялся. Эти маленькие, серые зверьки с гладкими длинными хвостами и злобными глазками-бусинками вызывали у охотника приступ тошноты. Но, конечно, никто не знал о его маленькой слабости. Даже отец и мать.
  
  
  Вдруг, чуткий нос упыря уловил знакомый запах. Ратмир ни с чем бы его не спутал. Так могла пахнуть только свежая, сладкая человеческая кровь. Желудок свело сильным спазмом, а затем воин почувствовал, будто его сердце оцарапали острым когтем. Согнувшись от боли, он приложил ладонь к груди.
  
  
  - Мне нужно поесть, - прошептал охотник.
  
  
  Глаза заволокло туманом, и он отправился на зов крови. Мир вокруг исчез. Больше не было разрушенных домов, грязных улиц, мерзких крыс. Только жертва впереди.
  
  
  Это была девочка лет десяти. Неухоженные волосы, немытое лицо, рваная рубаха и босые грязные ноги - все свидетельствовало о том, что девчонка - бродяжка. Она сидела на обугленном бревне и, морщась от боли, держалась за левую ногу. Сквозь тонкие худые пальцы сочилась кровь.
  
  
  - Что с тобой случилось? - Ратмир даже не понял, что заговорил с девочкой.
  
  
  Бродяжка подняла заплаканное чумазое лицо, перекошенное от боли.
  
  
  - Я порезалась о камень, - захныкала она.
  
  
  Охотник видел перед собой пустоту, в центре которой находился небольшой комок плоти. Девочка будто состояла только из сосудов и артерий. По ним, с шумом бурной реки, текла алая, дурманящая жидкость. Упырь подошел ближе и протянул руки к бродяжке.
  
  
  - Я тебе помогу, - прошептал он.
  
  
  Клыки вонзились в мягкую плоть, словно нож в масло. Сладкая кровь хлынула Ратмиру в рот и он, опустив веки, принялся рассматривать всплывающие образы.
  
  
  Перед глазами стоит бородатый мужчина с топором в руках. Говорит, что бояться нечего. Он и другие жители Чернигова не позволят супостату завладеть городом, но ей, Людмиле, все равно нужно сидеть дома и не выходить на улицу. Она и сидит, забившись в дальний от двери угол, и тихонько плачет. За окном слышен шум боя: предсмертные крики людей, брань, лязг оружия и ржание лошадей. Отец все не возвращается.
  
  
  Вдруг, массивная дверь слетает с петель и в дом заскакивает воин. Его черный кожаный доспех залит кровью, а в узких глазах горит бешеный огонь. Мужчина оглядывает помещение и встречается глазами с Людмилой. Девочка визжит и вскакивает на ноги. Воин бьет ее в лицо, и она падает. В дом врываются еще двое. Раздается громкий смех и разговоры на непонятном языке. Трое захватчиков, с диким ржанием склоняются над Людмилой. Двое держат ее за руки и ноги, а третий рвет на ней одежду...
  
  
  Резкая боль в правом ухе погасила видение. Ратмир, потеряв равновесие, упал на землю, больно ударившись затылком о камни. Окружающий мир стремительно врывался в сознание охотника. Он напряг глаза и увидел мужчину. Тот стоял в нескольких шагах, злобно глядя на поверженного противника.
  
  
  - Ты погубить нас хочешь, урод? - прошипел незнакомец.
  
  
  В его словах было столько лютой ненависти, что Ратмиру на миг показалось, будто изо рта у мужчины вместе со словами вытекает змеиный яд. Незнакомец сделал несколько шагов вперед и навис над охотником. Витязь смекнул - это шанс. Изловчившись, он пнул пяткой соперника под колено. Тот взвыл от боли и резко отпрыгнул назад.
  
  
  Вскочив на ноги, Ратмир ощупал ноющий затылок и посмотрел на руку, не прекращая следить за неожиданным врагом исподлобья. Ладонь была в крови.
  
  
  - Ну ничего, - подумал воин. - Сейчас мы поквитаемся.
  
  
  Он потянулся к рукояти ножа, висевшего на поясе. Незнакомец скользнул взглядом по оружию Ратмира и негромко сказал: "Нельзя убивать смертных. Другие поймут и начнут за нами охотиться".
  
  
  Витязь застыл на месте, так и не успев вытащить нож. Догадка пронзила мозг.
  
  
  - Почему он так сказал? Неужели он тоже упырь? Что он знает обо мне? - мысли закружились в гудящей голове, болью отбиваясь в разбитом затылке.
  
  
  Теперь, когда они стояли лицом к лицу, охотник мог разглядеть незнакомца. Он выглядел довольно молодо. Густые темно-русые волосы кудрями спадали до самых бровей на лбу и были стянуты кожаным шнурком на затылке. Внимательные серые глаза пристально следили за каждым движением соперника. В них не отражалось ни тени страха. На худощавом лице, заросшем аккуратной короткой бородой, выделялся крупный, горбинкой, нос.
  
  
  Ростом мужчина не отличался. Даже выпрямившись сейчас, он бы оказался ниже Ратмира на пол головы. При том, что сам витязь был среднего роста и никак не походил на великана. Широкая, некогда белая рубаха незнакомца, подпоясанная красным полотняным поясом, грязные льняные штаны и рваные лапти свидетельствовали о том, что мужчина перенес множество лишений, прежде чем столкнулся нос к носу с Ратмиром.
  
  
  - Да я и сам выгляжу не лучше,- улыбнулся в душе воин.
  
  
  - Нельзя убивать смертных, - устало повторил незнакомец, поглядывая на лежавшее рядом тело девочки. - Да и рано ей еще помирать.
  
  
  Охотнику стало стыдно. Ведь он и не хотел убивать несчастную. Точнее это не он хотел ее убить. Во всем виноват тот дикий зверь, сидящий внутри, мучимый лютым голодом. Не спуская глаз с незнакомца, Ратмир присел рядом с телом девушки, взял ее за запястье и нащупал пульс. Бедняжка была жива. Только спала.
  
  
  - Ну-ка улыбнись и покажи зубы, - поднимаясь во весь рост, скомандовал витязь.
  
  
  Мужчина расхохотался, обнажая острые, словно иглы клыки.
  
  
  - Ты все еще не уверен, что встретил такого как ты? - весело воскликнул он. - Али ты не чуешь меня? Слышишь, как бьется мое сердце?
  
  
  Ратмир мысленно обругал себя за глупость. Ведь он и правда не обратил внимания, что незнакомец совсем не дышит, а сердце его не бьется. Сквозь шум в голове, охотник слышал сердцебиение лежащей рядом девчушки и снова упрекнул себя за то, что полез проверять ее пульс, тем самым насмешив мужика.
  
  
  - Не... Не слышишь, - продолжал насмехаться незнакомец, лукаво поглядывая на Ратмира. - Больно крепко я тебе к уху приложился. Эй, глухомань!
  
  
  - Захлопни пасть! - вконец рассердился охотник.
  
  
  - Меня Микулой зовут. Я из Трубецка.
  
  
  Ратмир изумленно уставился на мужчину. Только что они готовы были убить друг друга, а теперь незнакомец пытается завязать разговор и даже спрашивает имя.
  
  
  - Ты можешь называть меня Микула Трубецкий. Меня там каждая собака знает... знала. А у тебя имя есть?
  
  
  - Есть, да не про твою честь, - огрызнулся Ратмир.
  
  
  - Ну, не серчай, - улыбнулся мужчина. - Я ведь не со зла тебя того... ударил. Ты ведь пойми, добрый человек. Коли убьешь кого раз-другой, люди-то спохватятся и пойдут тебя искать и найдут, будь уверен. Это ты под луной весь такой сильный и храбрый, а днем, да в худом укрытии ты сам жертва. Да ты уж знаешь, небось. Пей кровь, да не выпивай всю. Али ты не знал?
  
  
  Охотник сердито поглядел в задорные глаза нового знакомого.
  
  
  - Ба! Не знал... Микула хлопнул в ладоши, удивленно глядя на Ратмира. - Тебе, стало быть, науку не передавали? Ну, мать али тятя твой?
  
  
  Воин резко дернул головой.
  
  
  - Экий ты странный, парень. Ты как родился-то? Не из утробы конечно. Как ты стал таким... каким стал?
  
  
  - Упырем? - пробурчал Ратмир.
  
  
  - Ну, коли хочешь, упырем. Тебя ж кто-то покусал, да обряд провел. Они-то твои мать либо отец. Они тебя науке обучить должны были. Ты же, как птенец поначалу, покуда все азы не поймешь.
  
  
  Перед глазами охотника возник страшный образ бледного незнакомца с длинными клыками.
  
  
  - У меня один отец и он - добрый человек. И мать у меня одна. И других не будет.
  
  
  - Знаю, знаю, - отмахнулся Микула. - Но ведь кто-то же тебя таким сделал. Ну да воля твоя. Хочешь, говори, а хочешь, не говори. Но я бы убрался отсюда подобру-поздорову. Не хватало, чтобы стражники нас тут нашли подле бедолажки. Она хоть и спит, да много крови потеряла. Может и не проснуться.
  
  
  - Ее Людмилой звать. Я не дам ей помереть! - воскликнул Ратмир и бережно взял на руки тело девочки. - Есть ли тут окрест постоялый двор?
  
  
  - А я почем знаю? Я тут первую ночь. Пойдем искать.
  
  
  Витязь недоверчиво посмотрел на нового знакомого и медленно двинулся вперед. Микула зашагал следом.
  
  
  - Слышь, тебя звать-то как?
  
  
  - Ратмир, - оборвал воин.
  
  
  - Ну вот и познакомились, брат Ратмир.
  
  
  Спустя час они сидели за столом в широкой светлице постоялого двора. Места вокруг пустовали. То ли час был слишком поздний, то ли черниговцам хватало других забот. И только за столом у выхода спали двое выпивох, обложенные пустыми кружками и кувшинами из-под браги. Девочку сдали жене хозяина. Та, не теряя времени, уложила спать бедняжку наверху в одной из теплых, уютных комнат и обещала постоянно справляться о здоровье ребенка.
  
  
  Ратмир задумчиво вертел в руках полную кружку жутко воняющей браги и думал о своей жизни: отце, матери, братишках и сестренках, девочке-бродяжке, бледном упыре и новом знакомом. Витязю так хотелось найти себе подобных и узнать больше о своей природе, но, сейчас, почему-то голова была пуста. Не хотелось думать ни о чем. Радовало только то, что боль прошла, а рана на затылке чудным образом перестала беспокоить и только липкие от крови волосы вызывали раздражение.
  
  
  - Ты ее пить пробовал? - Кивая на кружку браги, спросил Микула. - После обращения, имею ввиду...
  
  
  Воин угрюмо кивнул и поднял глаза.
  
  
  - Обращения?
  
  
  - Ну, это когда тебя превратили в... ну ты уразумел... Эх, я тоже как-то попробовал. Давеча я любил пропустить кружечку с мужиками. А однажды как-то захотел вспомнить былое - чуть не околел... второй раз, - Микула захихикал. - Ты откуда, Ратмир?
  
  
  - Из Новгорода, - охотник продолжил вертеть кружку в руках.
  
  
  - Далече тебя занесло, брат. Так, значит, не обучал тебя никто?
  
  
  Ратмир пожал плечами.
  
  
  - Нелегко это, заново рождаться на свет, - протянул Трубецкий.- А сюда ты как попал?
  
  
  - Долго сказывать...
  
  
  - Долгая ночь, - не унимался Микула, вопросительно глядя на витязя.
  
  
  Охотник молчал.
  
  
  - Ну как знаешь. Я вот мастеровым был. Кому дверь да стол сколотить, баньку али избу срубить. Все умел... да и сейчас смогу. Незачем только. Так вот жил я - не тужил, по кабакам таскался, баб топтал, аки курей. В почете был. Ладный мастер везде нужен. А, однажды, к нам прибыла баба. Одна была, без мужика. Нашла меня посреди ночи и говорит: "Хочу, чтобы ты мне избу срубил, да поболе." Ну я отказываться не стал. Она ведь золотом дала.
  
  
  Микула задумчиво почесал бороду.
  
  
  - Дала, значит, деньгу и уехала. Ну, я мужиков собрал. Сделали мы ей хату как надо. У иного боярина не краше будет. А как только готово было, она тут как тут и объявляется. Говорит: "Хочу, чтобы ты мне лавки смастерил, да ставни, да все прочие безделицы. Ну, чтоб все готово было. Заходи и живи". Мы все сделали и она тут как тут. А, забыл сказать - снова ночью, впотьмах пришла. А еще она у себя в спаленке строго-настрого запретила окошки рубить. "Ни к чему это" - говорит. Ну а нам что... платит баба и ладно.
  
  
  Ратмир не заметил, как увлекся рассказом своего собеседника. Между тем, Микула продолжал.
  
  
  - Зажила она там одна, а мне предложила дом охранять. Говорит: "Ты днем избу стереги, да ко мне никого не пущай, а как стемнеет - гуляй." Ну я ей и начал служить верой и правдой. Чудна она была, конечно. Ее люди по-разному называли: чумной, блаженной, ведьмой. Да и побаивались ее. А мне она по душе была. Платила в срок, да и сама хороша собой.
  
  
  Микула мечтательно уставился в потолок, видимо, вспоминая о чем-то сокровенном.
  
  
  - Ну, не томи, - сердито проворчал охотник, возвращая Трубецкого на землю.
  
  
  - А! Хочешь знать, что дале было? -усмехнулся собеседник. - Как-то ночью загулял я в кабаке. Выпил нехило, да и уснул за столом. Тут-то ко мне и подошли боярские отроки. Дружиной зовутся.
  
  
  Ратмир улыбнулся.
  
  
  - Ага... - продолжал Микула. - Давай они надо мной потешаться. Говорят мол: " Ты, чернь! Пошел прочь из кабака, а то порубим. Рожа твоя нам не нравится". А я ведь тоже не лыком шит, да и перебрал маленько. Давай их бранить почем зря. А у них морды враз пунцовыми стали от гнева. Буянить начали, кулаками махать. Ну, я одного успел кружкой по жбану огреть, да второго помять. Но куда там. Их поболе было. Лавками меня и забили они. А потом на улицу бездыханного бросили.
  
  
  Витязь вспомнил дружинников Великого Новгорода. В бою им не было равных. Сражались, как братья. Но в кабаках, со скуки, такие побоища устраивали, что многие еле живыми уходили. Не было дисциплины положенной даже и в их рядах.
  
  
  - Значится, лежу я на дороге, - Микула заговорил почти шепотом. - Готовлюсь Богу душу отдать. Но тут, откуда ни возьмись подходит ко мне она, Глафира, - хозяйка моя. Головой покачала и на руки взяла, как пушинку. В избу снесла. А я не все помню. Шибко мне бока помяли. Думал помру. Ан нет... Поутру очнулся. Все тело ломит, но живехонек. Кое-как поднялся с лавки и к ней в светлицу. Двери заперты. Ну, я забарабанил в них, мол, пусти, расскажи, что было то. А она: "Уходи, вечером обсудим".
  
  
  Ратмир от нетерпения заерзал на лавке.
  
  
  - Как солнце зашло, она сама ко мне явилась и говорит: "Ты теперь во мне больно ну... нуждаешься, вот. Я тебе крови своей дала целебной. Так ты и выжил". А я диву даюсь и на нее гляжу: не сдурела ли девка. А ведь и вправду раны-то мои затягиваются не по дням, а по часам. И пяти дней не прошло, как на теле одни только синяки остались. Боль куда-то подевалась. Ну, я к Глафире с расспросами: "Расскажи, да расскажи". Долго ее обхаживал. Сдалась, наконец.
  
  
  - Дальше... - пробубнил витязь.
  
  
  - Ну, она и говорит мне, что, мол, она нетопырь. Кровь людскую пьет. И мне дала своей крови испить, чтобы раны затянулись. И теперь она должна меня ею подкармливать, иначе я помру. Ну, я, было дело, не поверил. Говорю ей: "Ты, голуба моя, не захворала часом?" А она осерчала, сказала мне подождать недельку. И что ты думаешь, Ратмир? Прошло несколько дней, и я будто юродивым стал. Так меня тянет ее кровушки напиться, что мочи нет. Приходит она ко мне, улыбается, спрашивает: "Невмоготу, Микулушка?" Берет руку свою и кусает прямо в запястье, да так, что кровь потекла. Подносит мне руку и говорит: "Пей".
  
  
  - А ты, что, выпил?
  
  
  - А то. Поначалу не мог даже глядеть, а потом как присосался, ну точно пиявка. Она посмеялась и сказала, что будет меня всегда кормить. А я буду крепким здоровым и долго не состарюсь. Во как!
  
  
  - Так ты выходит не упырь? - Спросил витязь.
  
  
  - Истинный упырь... но она не любила, когда я так говорил. Она называла меня сыном, братом, а всех нетопырей - родичами. Говорила, что так правильно.
  
  
  - Родичи... - словно попробовав слово на вкус, повторил Ратмир.
  
  
  - А себя она называла матушкой. Я ей говорю: "Какая же из тебя матушка? Ты же еще красна девица совсем. Ты мне женой должна быть". А она смеется и говорит: "Микула, я тебе могу не только матушкой быть, но и матушкой твоей прабабушки". Запутала она меня тогда совсем. А потом, лета три прошло, как она меня кормить начала, объявился в наших краях мужик. Росту - косая сажень. Здоров, как бык. Волосы длинные, в две косы заплетены и борода косматая. Я как-то с ним столкнулся, в глаза ему взглянул. Дикие это глаза, черные, Ратмир. Будто нечеловеческие. Лютым холодом от них повеяло.
  
  
  - И кто он был?
  
  
  - Так он меня встретил по закату у входа в кабак, дорогу загородил и спрашивает: "Не видал ли бабу Глафиру?" А я ему, мол, не знаю, не ведаю. Он меня оттолкнул да в кабак вошел. А я стрелой в избу да к Глаше. Поведал ей все, а она опечалилась. Говорит, что не человек это был, а волк-перевертень. Ну, я тут и расхрабрился. Говорю: "За тебя, голуба, с любого волка шкуру спущу, да тебе шапку сошью". А она загрустила, ведала, что не под стать мне с ним тягаться. Больно лют этот волк и огромен. Ну, я, как водится, ответил, что, коли волк огромен, так шкуры и на шубу хватит. Но не посмеялась моя Глафирушка. Туго ей было.
  
  
  - Волк, говоришь... - медленно протянул Ратмир.
  
  
  - Точно, волк. Глаша сказала, что его за ней прислали из Киева. Будто там живет много родичей: лихих и добрых. Вот ее вражины волка-то этого и подослали. Бежать, говорила надобно. Мы то и собирались. Мужик этот узнал, где мы жили, все подле избы околачивался, да в дом не ходил. Выжидал чего-то. Голуба моя говорила, что он ждет, наверное, волю своих хозяев: убить али живой привезти. Бежать надо было... Да куда там.
  
  
  - Что стряслось? - раздосадованно воскликнул охотник.
  
  
  - Пришел монгол да осадил Трубецк начисто. Не войти - не выйти. Мужик тоже отстал. Все больше в кабаке пропадал, с дружиной шептался. Говорят, помочь обещал город отбить. Да разве против такой оравы попрешь? Они ж, паскуды, что твоя саранча. Тучей налетают. Пошли приступом, окаянные. А Глаша мне говорит: "Не уберегусь, коли они до вечера город возьмут. Ты, Микулушка должен выжить да к отцу моему отправиться. Скажи, что невинна я перед ним. Правда - за мной".
  
  Ратмир посмотрел в глаза собеседнику. В них отразилась глубокая тоска.
  
  
  - Наверное, все мы обречены на лишения, - промелькнула печальная мысль. - Продолжай, Микула.
  
  
  - Она провела обряд. Обратила меня. По первой было больно. Но потом... будто сами ангелы мне пели в райских кущах. Такого блаженства я не знал никогда. А дале я очнулся на лавке в ее светлице. Глафира стояла рядом и плакала... кровью. Жуть. Собаки ворвались в Трубецк засветло и принялись грабить да насильничать. Ворвались и в наши хоромы. Тогда-то я и увидел истинную силушку. Моя Глаша - маленькая голубка крошила басурман, аки крестьянин капусту. Кровищи пролилось, что твоя река.
  
  
  Микула вздохнул.
  
  
  - А дале они дом подожгли, - растерянно пролепетал Трубецкий. - Она сказала мне, что у меня впереди три дня, а уж потом я стану как она... родичем. Глаша выскочила на улицу и заполыхала, что твой факел. Я рванул из дома и невредимый сумел добраться до леса. Знамо дело, монголы даром не сидели. Преследовали. Но где им за мной угнаться? Я ведь уже тогда чувствовал в себе силушку троих богатырей. Все ее кровь.
  
  
  Невидящим взглядом Микула уставился в бревенчатую стену постоялого двора, размышляя о чем-то своем.
  
  
  - А волк? - спросил Ратмир.
  
  
  - А? - встрепенулся рассказчик. - Какой волк? А! Волк. Не ведаю. Как сеча началась, так я его боле не видал. Сгинул поди. Он хоть и здоров был этот перевертень, да против такой тучи не попрешь.
  
  
  - М-да! - задумчиво протянул охотник. - История...
  
  
  - Не история, - отрезал Микула. - Жизнь... Что дальше думаешь?
  
  
  Витязь замешкался с ответом. Он все еще не был уверен, можно ли доверять этому беженцу из Трубецка. Ему казалось слишком подозрительно то, что Микула выложил историю всей своей жизни первому встречному, пусть и родичу.
  
  
  - В Стольный Киев Град пойду, - отчеканил Ратмир. - Город большой. Там, поди, и жизнь поинтереснее будет, да еды поболе.
  
  
  - Ну, так давай вместе.
  
  
  - Да я один пойду, привык как-то... - уклончиво пробубнил воин.
  
  
  - Не дури, брат. Вдвоем и веселей и спокойней. Сколько там всякой скверны по лесам бродит. Не счесть.
  
  
  - Это точно, - охотник поежился, вспоминая волчьи глаза. - Твоя взяла, Микула. Идем вместе.
  
  
  Переждав день в комнатах постоялого двора, заблаговременно закрыв ставни и закупорив любые щели, они спустились вниз и сели за стол.
  
  
  - Где Людмила? - Грубо поинтересовался у хозяина Ратмир. - Прогнал ее?
  
  
  - Как можно, господин? Она в опочивальне. Жена ей еды снесла. Вот, подкрепляется, - тараторил хозяин постоялого двора.
  
  
  Витязь с удовлетворением уловил лебезящие нотки в словах мужчины. Прошлой ночью, завидев двоих в грязной разодранной одежде, с попрошайкой на руках, хозяин бранью попытался выгнать их прочь. Но случилось чудо. Один из оборванцев достал из-за пазухи тугой кошель с настоящими золотыми монетами. Затем он приказал подготовить комнаты себе и своим спутникам, присмотреть за спящей девчушкой и раздобыть добротную одежду. За такие деньги, хозяин мог свернуть целые горы. Не прошло и получаса, как гости уже сидели за столом в новых чистых нарядах, попивали брагу, в то время как девочка мирно спала наверху.
  
  
  Ратмир зыркнул в ясные, искренние глаза хозяина, открыл рот, чтобы что-то сказать, но махнул рукой и направился к выходу. Микула строго глянул на жену хозяина: "За девкой следи, как надо. Приеду в Чернигов, еще золота дам".
  
  
  Хозяева усердно закивали головами. Их глаза светились алчностью. Трубецкий подмигнул им на прощание и поспешил вслед за воином. Попутчики беспрепятственно покинули детинец, преодолели основную часть города и вышли к воротам, которые стражники не успели запереть на ночь. За стенами города стояла тишина. Ясная ночь тот час накрыла путников приятной свежестью.
  
  
  - Подожди, - обратился к Микуле воин. Он рысцой отправился к одному из сгоревших домов. На земле, по-прежнему, прислонившись к уцелевшей стене избы, сидел слепой старик. Он был мертв. Изо рта калеки стекала тонкая алая струйка. Она, попадая на свалявшуюся седую бороду, впитывалась, засыхала и чернела, тем самым делая старца еще неряшливей. На земле, рядом с раскрытой ладонью левой руки лежали две монеты.
  
  
  - О, золото! - за спиной витязя раздался бодрый голос.
  
  
  - Не трогай их, Микула. Деньги принадлежат ему. - Ратмир указал на мертвого слепца. - Он достаточно повидал и умер в своем доме. Надо его похоронить.
  
  
  Трубецкий вздохнул, но смиренно согласился помочь охотнику. Спутники перетащили тело старика внутрь дома и засыпали его тяжелыми камнями. Затем, витязь достал свою поклажу, спрятанную тут же в доме, и вышел на дорогу, ведущую на юг. В Киев.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  1. Червень (славянск.) - июнь.
  2. Брама (старорусск.) - ворота.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"