Шинкарёв Максим Борисович : другие произведения.

Перерождение. Часть 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Фейспалм.
  
  - Блин, ну отчего всё так плохо-то? - вопрошаю я стенку.
  
  Стенка молчит.
  
  Я вздыхаю. Мотаю текст.
  
  "Термодинамическое равновесие - состояние системы, при котором остаются неизменными по времени макроскопические величины этой системы (температура, давление, объем, энтропия) в условиях изолированности от окружающей среды. В общем, эти величины не являются постоянными, они лишь флуктуируют (колеблются) возле своих средних значений. Если равновесной системе соответствует несколько состояний, в каждом из которых система может находится неопределенно долго, то о системе говорят, что она находится в метастабильном равновесии. В состоянии равновесия в системе отсутствуют потоки материи или энергии, неравновесные потенциалы(или движущие силы), изменения количества присутствующих фаз. Отличают тепловое, механическое, радиационное(лучистое) и химическое равновесия. На практике условие изолированности означает, что процессы установления равновесия протекают гораздо быстрее, чем происходят изменения на границах системы (то есть изменения внешних по отношению к системе условий), и осуществляется обмен системы с окружением веществом и энергией. Иными словами, термодинамическое равновесие достигается..." *
  --------------------------------------------------------------------
  * http://ru.wikipedia.org/wiki/Термодинамическое_равновесие
  --------------------------------------------------------------------
  
  Я бросаю планшетку на стол, закрываю лицо руками, с силой растираю ладонями.
  Сука, как же плохо-то всё.
  Галочий профиль.
  Не открывая глаз, наклоняю голову, нащупываю виском край оконного проёма.
  Раз. Два.
  
  От ударов не становится легче, но фокус боли смещается в ушибленный висок.
  ВСД гадит. Голову ломит, словно давление низкое. Шея опять. Сосуды не работают.
  Боль в виске стихает.
  Отвратительно всё.
  Раз.
  
  - Дело, безусловно, хорошее.
  
  Вздрагиваю и открываю глаза.
  Отец стоит, оперевшись на дверной косяк. Руки на груди.
  
  - Почто ты, холоп, ведром по бревну стучишь? Какие мысли взбалтываешь?
  - Я, это... Да никакие. Физика вот завтра, термодинамику выучить не могу.
  
  Отец входит. Прикрывает дверь. Плюхается на койку.
  
  - Пи**ишь ты, парниша.
  
  Подымает палец, заставляя меня молчать.
  
  - Я тебя двадцатый год знаю, так что давай не будем делать дебила из папы. Папа обижается, а у папы характер хреновый, ему нельзя. Ему мама тогда скандалы устраивает. А маму мы любим, хотя бы за техничное приготовление борща и идеальный характер.
  
  Поправляет подушку.
  Серьёзнеет.
  
  - Никакая физика тебя не трясёт. Если у тебя болтология не врастает, ты свой шайтан-ящик включаешь и снайперскую винтовку берёшь, я сам видел.
  
  Молчу.
  
  - А раз ты решил мне на ремонте сэкономить, то что-то у тебя в другой области.
  
  Щёлкает пальцем по спинке кровати.
  Смотрит на меня.
  
  - И кажется мне, что я подозреваю, в какой.
  - Ни хрена ты не представляешь, - бурчу я в пол.
  - Момент спорный. - голос отца неуловимо меняется. - Мне тоже двадцать как-то раз было. Так что давай попроще. Без отмазок. Или ты думаешь, я тебя топтать пришёл?
  
  Вздыхаю. Молчу.
  
  - Девушка? Карты? Деньги?
  
  Угол рта подёргивается.
  Папа сидит и смотрит. Не отвечу - не уйдёт.
  
  - Первое, - глотку дерёт, в висках горячие уголья.
  
  Папа задучиво вздыхает. Подымает левую бровь.
  
  - Это хорошо.
  
  Молчу. Смотрю на него. Хочется плакать.
  Папа поясняет:
  
  - Проблема - это то, что важно. И раз проблема - девушка, значит, у меня сын не законченный м*дак.
  
  Шмыгаю носом.
  
  - И страдания твои, я так понимаю, в выборе и реализация линии поведения. В вашем возрасте я, помнится, страстно не желал облажаться. Сама мысль о сём достославном прецеденте повергала меня в мистический психоз.
  
  Папа поднимается.
  
  - С тех пор у меня есть некоторое средство. Берите на жопу спортивные штаны и пошли на турник. Я в сале прослойки мостить, ты депрессию лечить.
  
  Я потухаю.
  
  - Не хочу.
  
  Папа пожимает плечами:
  
  - Не пойдёшь - хуже будет.
  
  Неприятная угроза. Отец может быть очень суровым.
  
  - Что ты мне сделаешь?
  
  Отец хмыкает:
  
  - Самое страшное - ничего. Я оставлю тебя тут сидеть, и к ночи ты весь себя изгрызёшь, обстучишь все косяки и попадёшься на глаза матери. Она устроит тебе фактурное представление на тему твоих сурьёзных молодёжных проблем с проникновенными разговорами, а я схлопочу за то, что у меня сыну крындец, и я ничем не занимаюсь и только жру и пью. И эти песни будут продолжаться недели две, и ты будешь не рад, что у тебя не нашлось ста грамм решимости пойти со мной сейчас.
  
  Встаю.
  
  - А если пойдёшь, - отец завершает мысль - то я смогу тебе подсказать, как из таких ситуаций выбираются. Рецепта не дам, но опытом поделюсь.
  
  Отец выходит и оставляет дверь открытой.
  Где штаны?
  
  
  
  - Маэстро, - папа машет рукой на турник - вас ждут великие дела. Подтягиваться умеете?
  
  Я крякаю.
  
  - Намёк понял, - папа не удивляется - тогда подпрыгивайте, хватайтесь и висите по пять минут три подхода. Или пять по три, как угодно. Отвисите - попрошу на брусья. Сделаете брусья - поделюсь опытом.
  
  Хмыкаю. Подхожу к турнику. Подпрыгиваю и хватаюсь за перекладину.
  Папа запускает секундомер.
  
  
  
  Руки болят. Запястья, кажется, растянул. Гудят плечи.
  Сердце успокаивается. Сплёвываю железистый привкус.
  Папа сидит на лавочке рядом.
  
  - Полегчало?
  
  Я киваю.
  
  - Самая трудность в том, что вся боль ровно в твоей голове. Ты боишься оступиться, сделать неправильно, потерять своё иллюзорное обязание и непогрешимость. Фактически, тебя пугает не она, а ты.
  - Но...
  
  Папа прерывает меня.
  
  - Не спешите, месье. Абы кто такого эффекта не вызывает. Вот, например, старый алкаш из соседнего подъезда - вот ради него ты бы так не страдал. Тебе на него посрать и бумажкой не ублагородить. А девушка, ради которой тебя так корёжит, для тебя важна.
  
  Папа шмыгает носом.
  
  - То есть она - высокий твой приоритет. Это второе.
  
  Я вскидываю голову:
  
  - А первое что?
  
  Папа усмехается:
  
  - Первое - что важно это т е б е. От этого и надо плясать.
  
  У меня начинает возникать ощущение, что на турнике я висел не зря.
  Папа встаёт.
  
  - Пойдёмте-ка, коллега, в кафешку сядем. Там чай есть. А то что-то холодно тут.
  
  
  
  Дробовик ревёт, и тварь падает на землю. Я подпрыгиваю, хватаюсь за крепёжную решётку рекламного щита и лезу вверх.
  Быстро-быстро-быстро, эти суки с короткой памятью, но не надо их недооценивать.
  Вверх-вверх-вверх.
  Дробовик колотит прикладом по заднице.
  
  
  
  Высока древняя водонапорная башня. 19-й век, говорят. Красный кирпич.
  Шесть этажей.
  Приоткрытое окно. Решётка.
  Разбитое окно. Свободно.
  Я протискиваюсь в него и падаю на пол последнего этажа. Вздымается пыль.
  Закрываю глаза.
  Сердце колотится в глотке.
  Внизу визг и шум тварей, рвущих труп.
  
  
  
  Лёгкие уже не жжёт.
  Не открывая глаз, сую руку в карман.
  
  - Не двигайся!
  
  Открываю глаза.
  В лицо мне смотрит ствол.
  Отвожу голову в сторону, чтобы увидеть оружие в профиль.
  "Сайга".
  Вынимаю из кармана два патрона.
  Дозаряжаю дробовик.
  
  Роюсь в рюкзаке. Вот она.
  Вода падает в глотку. Крышка прижимается к бутылке.
  Кладу рюкзак к стене.
  Ложусь на него головой. Дробовик кладу под руку.
  Не до владелицы "сайги".
  Пусть хоть ночь так стоит.
  Сон рушится на меня как молот.
  
  
  
  - Ээй, любовничек, - меня толкает в плечо рука.
  
  Продираю глаза.
  
  - Я тебе не любовник.
  - Да ну, год назад все ноги обтоптал, а сейчас прости меня моя любовь? Козлы вы все, мужики.
  - Мы козлы, а вы козы. Чего хочешь?
  
  Пауза. Сухой смешок.
  
  - Чаю хочешь?
  - Хочу.
  
  
  
  Галочий профиль над краем чашки термоса.
  
  - Что смотришь?
  - Хочу.
  - Не слишком-то губу раскатывай.
  - А этого не хочу.
  - Ну и как ты тут очутился, нехочуха?
  
  Молчу. Глотаю зелёный чай.
  
  - Ну?
  - Ты видела. По решётке.
  - А под решёткой?
  
  Переворачиваю обрезок банки.
  
  - Благодарствую вам.
  
  
  
  Улицы города замусорены. Листва, обломанные ветки, осколки стекла из окон первых этажей. Брошенные автомобили.
  Бродящие между ними дикие.
  Труп города.
  Я выдыхаю носом.
  
  
  
  - Что вздыхаешь?
  
  Поворачиваю голову.
  
  - Надо двигать к реке.
  
  Чёрные волосы мотаются влево-вправо.
  
  - Я остаюсь здесь. Пока войска не введут.
  
  Я сплёвываю в разбитое окно.
  
  - Войска стоят с той стороны реки и никуда абсолютно не торопятся. Две недели как минимум. Ну а я тебя не тащу.
  - То есть мы что, в карантине?
  
  Я киваю.
  
  - Да, мы в карантине. Пока дикие не передохнут от голода. Это ещё месяца три-четыре.
  - Что ж, жрать друг друга они будут примерно столько.
  
  Я смотрю в окно и напеваю под нос:
  
  - "...Нас мало, но пока мы в пути
  В нас горит открытым огнем
  Rock-n-roll."
  - Отвратительно.
  - Так научи.
  - Гитары нет.
  - Дикие бы нам не простили.
  
  
  
  Я проснулся ночью.
  В разбитое окно слышно было, как внизу бродят дикие. В остальном было тихо.
  И что-то было не так.
  Что-то неслышно звенело в темноте, дрожало и билось.
  Я нащупал дробовик.
  
  - Что-то не так?
  
  Я приподнялся, вглядываясь в темноту.
  
  - Да, госпожа моя, что-то не так.
  
  Лязг снимаемого предохранителя.
  
  - Здесь?
  
  Я вслушивался.
  В здании было тихо.
  Как в склепе.
  
  - Не понимаю.
  
  Предохранитель встал на место.
  
  - Определишься, перезвони.
  - Замётано, о госпожа водонапорной башни.
  
  Где-то вовне и внутри меня неслись тонкие непонятные вибрации.
  Я слушал их.
  Слушал до утра.
  Когда рассвет потёк в окна, сон сморил меня.
  И во сне звенело и текло сквозь мир и меня что-то.
  
  
  
  - Алё, сторож-полуночник, проснись.
  
  Галочий профиль. Чёрные волосы.
  
  - Да, госпожа Иллюзия.
  - Вставай. И будем определяться.
  
  Я поморщился, сморгнул свет.
  
  - Еда заканчивается?
  - Терпение моё заканчивается.
  
  Я прищурился несфокусировашимися глазами. Прядь вороновых волос висела прямо надо мной.
  Я протянул руку и прикоснулся.
  
  - Убери ласты, психопат.
  
  Я ухмыльнулся:
  
  - А то что?
  
  Пощёчина была сладкой.
  
  
  
  Воду я пил свою.
  Настроение у меня было прекрасное. Да и подразниться хотелось.
  Я взял свою половинку консервной банки, налил в неё воду из последней бутылки своего небогатого запаса.
  И застыл.
  
  
  
  Вода звенела, вибрировала, пела.
  Я моргнул и тряхнул головой.
  Вода пела. Пел воздух. Пела кровь в моих венах.
  Пело всё.
  
  - Да что с тобой такое?
  
  Я молча поднял подрагивающие пальцы как знак помолчать.
  Вода в банке.
  Я.
  Песня.
  Вибрация.
  И я почувствовал, что пою тоже.
  Неровно, неправильно.
  Но пою.
  Почти кричу.
  Вода в жестянке помолчала и закипела.
  
  - Твою мать... - донеслось до меня.
  
  Я поднял взгляд, чувствуя, как дрожит моё лицо, подёргиваются губы. Здравый смысл отключился разом, и мои губы вытолкнули:
   - У вас пакетика чайного не будет?
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"