Шинко Борис Германович : другие произведения.

Приключения одессита в Карпатах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда одессит, снег, лыжи и горы встречаются, вот тогда это и может называться приключениями одессита зимой в Карпатах

  Приключения одессита в Карпатах.
  Карпаты - это красиво и зимой, и летом. А одессит в Карпатах, да еще зимой... Но не будем забегать вперед. Тем более, что зима в Карпатах всегда ассоциируется с катанием на лыжах с гор. А когда одессит, снег, лыжи и горы встречаются, вот тогда это и может называться приключениями одессита зимой в Карпатах.
  1. Сборы были недолги.
  Долгие сборы не нужны никому. Они истощают организм того, кто собирается и подрывает нервную систему членов его семьи. Поэтому мои сборы в ту зиму в Карпаты были не долгими.
  Что нужно человеку для полного счастья зимой в Карпатах? А если он еще и называет себя, извините за интимность, альпинистом? Рюкзак, ботинки системы "Вибрам" и лыжи. Если вы не знаете, что такое система "Вибрам", то и не надо. В рюкзак складываются личные вещи, в Вибрамах можно ходить всюду, даже на танцы. На танцы еще лучше. А лыжи - этот такое приспособление, что если их одеть на ноги... Но не будем торопиться.
  - Лыжи - это очень просто, - сказал Виталик, чудик лет двадцати, рост метр девяносто, манеры беспорядочные, образование неоконченное высшее, что ему абсолютно не мешает. Альпинист с двухлетним стажем. - Лыжи мы в Львове возьмем. Дешево и сердито.
  Если бы я тогда мог знать, как Виталик был прав, особенно в отношении "сердито". Но не будем спешить.
  Рюкзак надо наполнить личными вещами. Если кто-то думает, что это просто, предлагаю ему попробовать самому, а потом мы поговорим на эту тему.
  Дама сдавала в багаж: диван, чемодан, саквояж, картину, корзину, картонку и перед этим она же все упаковала дома.
  - Бери только самое необходимое, - сказал мне Виталик.
  Я так и поступил. Получилось на три рюкзака вещей. Провел утруску и усушку. Отпало половина рюкзака. Но два с половиной остались. Сел и задумался: что же мне делать? И тут в голову пришла гениальная мысль: ведь все это мне нести собственном горбу! Не зря же кто-то так остроумно приспособил к рюкзаку лямки. Это нарочно, что я его мог одеть на плечи. И вот здесь в свои права вступила теория Дарвина о естественном отборе, спасибо тебе Дарвин. И я легко уложил рюкзак.
  Вибрамы мы пошли торжественно покупать с Виталиком вместе. Он сказал, что не может мне, салаге, доверить такое важное дело, как покупку обуви. Потому что для альпиниста обувь - это второе лицо.
  Как Виталик выбирает вибрамы надо писать отдельно и не здесь. Мы провели в магазине ровно сорок четыре минуты по моим часам. Мы пересмотрели все ботинки, до которых только смогла дотянуться симпатичная девушка-продавец. А купили именно те первые, которые осматривали, как только вошли в магазин.
  Трагедия родителей, отпускающих свое чадо, которое учится на первом курсе института, среди зимней вьюги в Карпаты, описанию поддается с трудом. В зимнюю стужу в Карпаты! Есть у нас такие слова, умеем мы их употреблять, но не хватает гражданского мужества, чтобы расставить их в нужном порядке на листе бумаги.
  2. Вокзал.
  Поезда приходят и уходят, а вокзалы остаются. И это не удивляет никого. Как не удивляет и массовое скопление народа на платформах. Неужели так тяжело прийти на вокзал за пятнадцать минут до отхода поезда и занять свое место в вагоне? Неужели так вот необходимо жить сутками на полу в зале ожидания и питаться тем, чем в развитых станах травят вредителей сельского хозяйства. Тогда становится понятным, почему у них растут урожаи, а у нас падает рождаемость. Загадочная русская душа. Загадочная украинская душа. Загадочная еврейская душа. Нужное подчеркнуть.
  Пирамида Хеопса сложена из наших рюкзаков прямо на асфальте перрона, около рюкзаков стоим мы в полуспортивной одежде. Мы - это альпинисты в ожидании поезда на Львов. И в ожидании Босса. А Босс, как истинный Босс, прибудет на вокзал за двадцать минут до отхода поезда. Пересчитает нас и даст команду на посадку в вагон.
  Если вы читали про монголо-татарское нашествие на нашу землю, то это детский лепет по сравнению с тем, что мы им устроим, когда пойдем.
  Явление Босса народу. Элегантный мужчина лет семидесяти шести, абсолютно седые аккуратно зачесанные на косой пробор волосы, абсолютно импортная штормовка, абсолютно иностранные, чуть ли не финские, лыжи. Босс подошел к нам. Рюкзак и лыжи за ним несли его оруженосцы. Еще бы Босс сам носил свои рюкзаки! Босс свои рюкзаки уже относил.
  Босс внимательно, с ленинским прищуром, осмотрел нашу толпу, которая притихла при его приближении.
  - Я не вижу Виталика, - сказал Босс, закончив осмотр контингента.
  - А он, как всегда, - хохотнула Светка, чудачка лет восемнадцати-девятнадцати в желтой вязаной шапочке, - будет прыгать в последний вагон.
  - Понятно, - кивнул Босс. - Ну, мы его ждать не будем. - Он повернулся к одному из своих оруженосцев и сказал, - Вадик, командуй посадку.
  Значит в этом походе у нас главный Вадик. Вадик - оруженосец, с двумя рюкзаками, по одному на каждом плече. Он бы и еще пару штук мог на себя взять, но не надо было сейчас этого от него. Вадик скомандовал нам посадку, и мы им ее устроили.
  Билеты, конечно же, у нас были. В плацкартный вагон. Босс ехал в купейном. На то он и Босс. А мы - в плацкартном. Во-первых, так дешевле. И во-вторых, можно не брать постель. В самом деле, на фига постель, если у каждого есть спальный мешок. Правда, это может не очень понравиться проводникам. Но кого волнует чужое горе?
  Вагон мы брали приступом через двери и окна, не смотря на зиму и холода. Пятьдесят человек не то, чтобы молча, но стиснув зубы, и неся рюкзаки впереди себя смели со своего пути всех, кто попытался воспротивиться. Штурм был скорым и беспощадным, как тайфуны Японии.
  3. Дорога во Львов.
  Колеса стучат на стыках рельсов - это и есть романтика. За окном - однообразие меняющегося пейзажа - и в этом есть романтика. На столе в нашем купе лежат вареные в крутую яйца, вареная колбаса, голландский сыр и жареная курица. А в бутылке - водка. И в этом тоже есть романтика. А все вместе - дорога.
  После того, как поезд отошел от перрона вокзала, Босс зашел в наш вагон. Он внимательно осмотрел территорию и контингент и сказал Вадику:
  - Чтобы был порядок.
  И ушел в свой купейный вагон. Барин сел в карету и уехал в Питер.
  После ухода Босса, мы путем несложных комбинаций выжили из вагона всех не наших, и остались хозяевами положения. То есть зажили в вагоне своей дружной альпинистской семьей.
  Минут через пятнадцать после отхода поезда в нашем вагоне появился Виталик. Шапка набекрень, лицо лоснится от пота. И сияет улыбкой.
  - Всем привет, - весело крикнул он на весь вагон. - И вот я снова с вами.
  - Пробирайся к нам, - крикнула ему Светка, - мы тебе место держим.
  - Значит ты в меня верила, раз место и после отхода поезда держала, - сказал Виталик, когда пробрался в наше купе. - Это радует.
  - Продолжайте, - поощрил я Виталика.
  - Ты о чем? - не понял он.
  - Как посадка? Мягкая? - подсказала тему Светка.
  - Еле успел, - кивнул нам Виталик.
  - Не может быть, - всплеснула руками Светка.
  - Представь себе. Догонял последний вагон.
  - Какой ужас! И догнал?
  И мы втроем дружно засмеялись.
  Дорога - это, в первую очередь, еда и выпивка.
  Стол сервировали вместе. И получилось довольно неплохо. Жареные пончики от Светки, жареная курица от Виталика, вареная колбаса от меня. Хлеб, сыр, мясо, вареные в крутую яйца, и бутылка водки. Выпьем для запаха, а дури у нас своей хватит. Да и Босс сказал: чтобы был порядок! То есть, все можно, если осторожно.
  Под стук вагонных колес играет гитара, и поются песни. А что еще нам делать? До города Львова дорога далека. Впереди еще весь вечер и вся ночь. Надо же чем-то занять наши молодые организмы. Направить энергию в мирных целях. Например, песни попеть под гитару.
  А за окном вагона уже темная ночь, только поезд свистит по степи, если мне будет позволена такая метафора. То есть наступает то время, когда все благонамеренные альпинисты отходят ко сну. Мы достаем из своих рюкзаков спальные мешки и укладываемся прямо на голые полки вагонов. Это, естественно, не нравится нашим проводникам. Но что они могут сделать? Нас много, а их всего двое во вражеском лагере альпинистов. А нас только тронь! Нет, нас лучше не трогать.
  Мы укладываемся спать с надеждой на светлое будущее. Завтра - Львов. А это означает, что сказка с приключениями в горах начинается.
  4. Львов - туда.
  В Львове гор нет. Я это понял в тот самый момент, как наш локомотив причалил на перроне Львовского вокзала. Об этом самом нам сказал и Босс, когда мы бойко выгрузились из вагона на асфальт Львовского вокзала. Вся орава с рюкзаками, с шумом и гамом поперла прямо в зал ожидания, и распугав порядочных граждан, если таковые имеются в залах ожидания наших вокзалов, обосновалась прямо на полу, давно не мытом. Но это нас не смущало. Такой возраст, когда вообще мало что смущает.
  - Поезд до станции Зимир отходит в двенадцать тридцать, - сообщил нам Босс. - Не надо на него опаздывать. Не надо прыгать в него на ходу, в последний вагон. Впрочем, Виталику можно.
  И все рассмеялись.
  За что поляки не полюбили Ивана Сусанина? За то же самое и я Виталика повел не туда, вы помните?
  - Мы лыжи в Львове возьмем на прокат.
  Это сказал мне Виталик в Одессе. И я наивно решил: раз он так уверено говорит, значит что-то знает. Дулю он что-то знает! Он даже Львова как следует, не знает. А до поезда еще три часа. И за это время мы с Виталиком должны успеть выучить Львов, найти пункт проката лыж и потом не заблудиться на обратном пути.
  Как оказалось, это нам по плечу. Правда, лыжи мы нашли в четвертом по счету пункте проката, спасибо, что их в Львове оказалось так много. Мог ли я себе представить, что зимой в Львове лыжи будут так популярны? И когда мы совсем потеряли надежду найти лыжи, мы их таки нашли. Такое незаметное здание в центре старого города. За простым ободранным письменным столом сидит тетка в телогрейке. И на наш вопрос есть ли у нее лыжи, она улыбается и отвечает: есть.
  Я выбрал для себя лыжи системы "Турист" с металлической окантовкой. На мой немой вопрос, Виталик деловито сказал:
  - Чудак, во время спуска с горы будешь ребром лыжи цепляться за спуск.
  Это же надо! А я как-то не ассоциировал до сих пор себя, лыжи и спуск с горы, как что-то единое целое, как некий ансамбль. А это видимо неотвратимо и надвигается, как по реке ледоход.
  Сдал паспорт, взял лыжи, и мы пошли на вокзал. Пошли пешком по красивому древнему городу здесь улочки такие узкие, что если кто-то чихнул в людном окне, через дорогу пожелают не болеть. То есть эту улицу переплюнуть легко. А в это время из-за крутого поворота с визгом и звоном вываливается трамвай. Скрежет колес о рельсы и трезвон звонка, мол, разбегайтесь все! Успевай уворачиваться. Европа! В центре города указатель: сколько километров до Варшавы. На польском языке. Ну?
  А кладбище? Правда, с лыжами по нему ходить не очень удобно. Зато, какая красота! Архитектура. Склепы, статуи. Вокруг мрамор и вечный покой. Умиротворяет. Аккуратные дорожки, ухоженные участки. Достопримечательность.
  Но времени у нас мало. Надо уже идти на вокзал. Поезд Львов - Рахов, общий вагон, нас ждут. Потому что нам надо ехать в горы. Потому что в Львове гор нет.
  5. Поездка на станцию Зимир.
  Станция Зимир, где это? На какой карте можно ее увидеть? Это где-то в Карпатских горах.
  Как и на вокзале в Одессе, в Львове штурм поезда был скор и беспощаден. Результат: в вагоне только мы и прочка ни на что реагирующих местных. Проводники тоже по началу затаились, но потом, увидев, что мы мирные люди, только очень шумные, и они приступили к исполнению своих обязанностей. Хотя, какие там у них обязанности? Но выползли из своего купе на волю.
  Вы уже знаете, с чего начинается поездка в поезде? Правильно, с еды. Расстелили газетку, разложили колбасу, сыр, хлеб, остатки курицы, вареные яйца. Джентельменский набор путешетвенника.
  Народ разбился на кучки по интересам и припасам. И аппетиту. Я, Светка и Виталик удовлетворяли свой аппетит вместе. Удовлетворили и стали смотреть в окошко поезда. Пейзаж однообразен и в этом его притягательность и сила.
  - Играем в карты? - предложил Виталик.
  - А есть? - переспросила Светка.
  - Есть.
  - Играем, - кивнула Светка.
  - В дурака? - уточнил я.
  - Нет, - засмеялась Светка, - в умного.
  - Вот и проверим, - добавил Виталик, - кто у нас есть кто.
  Виталик сдал на троих. Светка выиграла, я проиграл. Неправильно. Сыграли еще раз. Светка выиграла, я проиграл. Неправильно. Сыграли еще раз. Светка выиграла, я проиграл.
  - Не отчаивайся, - сказал мне Виталик, - повезет в любви.
  Интересно, а на что он намекает?
  Остановка поезда, маленькая станция. Несколько домов деревня. Лес. Вдали уже видны горы.
  - Потянуло горным воздухом, - сказал Виталик, шумно втягивая ноздрями протухший от пота воздуха вагона.
  Мы со Светкой смеемся.
  - Сдавай, эксперт по горному воздуху, дай отыграться, - сказал я сквозь смех.
  - Дурак и сдает, - отпарировал Виталик.
  - А дураку закон не писан, - в оборотку ответил я.
  - Ничего, - успокоил меня опять Виталик, - повезет в любви.
  Интересно, а на что он постоянно намекает? Как бы ему потом об этом не пожалеть. Но не будем торопить события.
  Снова остановка поезда. Снова маленькая станция. Опять деревня в несколько домов, снова горы вдалеке. Поезд тронулся, в купе вошла чудачка с лыжами в руках. Она была высокого роста, крепкая с обветренным широким лицом. И говорила с украинским акцентом. Одета чудачка была в синие спортивные брюки и короткую теплую куртку.
  - Можно? - спросила она нас и положила лыжи на третью полку, не дожидаясь ответа.
  - Пожалуйста, - поторопился Виталик, подскочил с сидения и дал ей место. Девушка оказалась по диагонали напротив меня.
  - Валя, - сказала девушка, усаживаясь.
  Мы тоже ей представились.
  - А зачем вам лыжи? - очень вежливо поинтересовался я.
  - А вам для чего?- ответила она вопросом на вопрос.
  - А вы что с Одессы? - снова вежливо поинтересовался я.
  - Я? А почему вы так решили?
  - А вы вопросом на вопрос, это только у нас так делают.
  - Значит вы из Одессы?
  - Конечно, - кивнул Виталик. - Еще как из Одессы. Альпинисты мы. Едем кататься на лыжах с гор.
  - В Ворохту?
  - Почему именно в Ворохту? Станция Зимир, - сказал Виталик.
  - А, - засмеялась Валя, - Говерла, Петрас. Ну, ну.
  - И все-таки, а вам зачем лыжи? - не выдержала Светка Виталикиных заходов.
  Валя внимательно посмотрела на Светку и медленно сказала:
  - А я лыжница-гонщица. Еду в Ворохту на сборы.
  - Да, - сказал Виталик, - я заметил, у вас хорошие лыжи.
  Светка недобро стрельнула в Вталика глазами. Валя заметила и улыбнулась одними губами.
  - Дрова, - сказала Валя. - На один раз. Мы их выкидываем после гонки. В карты играете? Можно с вами?
  - Конечно можно, - закивал Виталик.
  - Как играем? - сказала Валя, - на пары?
  - На пары, - кивнула Светка.
  - Значит я с этим молодым человеком, - сказала Валя и показала пальцем на меня.
  Валя по-хозяйски взяла у Виталика колоду и стала ее тасовать.
  - Что тебе сдать? - спросила меня Валя, не переставая тасовать карты.
  Я от неожиданности замер. Валя перестала тасовать колоду, посмотрела на меня и повторила еще раз:
  - Так что же тебе сдать? Говори, не задерживай игру.
  - Конечно козыри, - спохватился я.
  - Принято, - деловым тоном сказала Валя и начала сдавать карты.
  При сдаче я получил все шесть карт козырными сверху вниз.
  - А как это? - удивленно спросил я.
  - А, на сборах практикуемся, - улыбнулась Валя.
  Не смотря на такие хорошие карты, которые мне сдала Валя, мы проиграли. И все из-за меня. Я потянулся к колоде сдавать.
  - Дай-ка лучше я сдам, - сказала Валя и отобрала у меня колоду. - Что тебе?
  - Тузы и короли, - понял я ее сразу.
  И получил четыре туза и два короля, пиковый и червовый.
  - Нормально? - просто для проформы переспросила меня Валя, когда я раскрыл свои карты.
  - Нормально, - кивнул я ей.
  Жаль, что Валя ехала только до Ворохты. Иначе мы бы с ней, в конце-концов сыгрались и показали этим противным Светке и Виталику. Правда проигрышы Валя переносила стоически и ни разу меня ни в чем не упрекнула, хотя и я ошибался направо и налево. Когда в окгне вагона показалась станция Ворохта, Валя поднялась со скамейки. Виталик тот час же подскочил, помог даме надеть курточку и достал с третьей полки ей лыжи. И все это под скептическим взглядом Светки.
  - Даму надо проводить, - не сдержался я и сказал Виталику.
  - Не стоит даму провожать, - засмеялась Валя, - тут недалеко.
  И она растворилась в вагонной суете.
  Темнело. За окном давно уже был горный пейзаж. Склоны в снегу и в елях. Но до станции Зимир мы еще не доехали, и по всему видно, что не скоро доедем. Наверное эта железнодорожная станция на какой-то иной планете. Карты надоели. Да после Вали в них стало не интресно играть. Поезд надоел. Говорить надоело. И пейзаж за окном тоже надоел. Надоело все. Хочется, чтобы сейчас же, немедленно была станция Зимир.
  Хочется? Получите!
  - Станция Зимир! - оруженосец Вадик шел по вагону и верещал, как зарезанный. - Приготовиться к высадке.
  Где он увидел станцию Зимир в этой кромешной тьме? И даже поезд еще не остановился. И тем не менее. И поезд остановился, и какая-то станция за окном образовалась. А раз Вадик сказал Зимир, значит Зимир. Выгружаемся. И мы прыгаем из вагона куда-то в темноту на железнодорожную насыпь. Потом ловим рюкзаки, потом ловим своих девочек. А Вадик все надрывается:
  - Быстрее! Поезд стоит всего две минуты.
  Какие две минуты? Он будет стоять столько, сколько нам надо, чтобы нормально выыгрузиться. Это же ясно. Начальник!
  После выгрузки нас построили в колонну по одному и три раза пересчитали в полной темноте, потому что на этой долбаной станции никто не имел никакого понятия об электричестве. Эдиссон до них не докатился.
  Потом нас куда-то вели в темноте. Сначала по насыпи железной дороги. Потом через рельсы. Потом по улице села, если это можно так назвать, чтобы никого не обидеть. И привели в большую хату, в болшой пустой дом, в огромную пустую комнату в нем. И Вадик торжественно произнес:
  - Ночуем сегодня здесь.
  Мы вынули из рюкзаков спальники и разбили бивак. До утра.
  6. Дорога в горы.
  Утро красит нежно Свету. Это точно. Люблю девушек, по утрам выползающих из спальиков. В этом есть что-то интимное.
  Большой и пустой дом. Огромная комната в нем. Тоже пустая. Беленые стены и потолок. Свежевыкрашенный пол. На полу лежат в живописном беспорядке спальные мешки альпинистов. А у входа в дом, прямо в снег вокнуты наши лыжи.
  Дежурные, слава Богу это не я, уже встали как положенно раньше всех часа на два, и приготовили завтрак. Некоторые придурки, типа Виталика, умываются снегом, и при этом весело пофыркивают, мол, хорошо то как, Господи! По пояс голым! Да я бы удавился, но ни за что не стал так издеваться над своим организмом. Даже ради того, чтобы перед девочками весело пофыркать.
  После водных процедур - завтрак. Позавтракали. Перед самым концом завтрака оруженосец Вадик объявил:
  - В девять часов построение. Босс будет говорить.
  Девять часов. Строимся. Босс выходит к народу. Осматривает личный состав. Могу себе представить, что он при этом думает, но вслух говорить не решаюсь.
  Цель построения - организационная. Вадика Босс назначает командиром отряда. Так теперь называется наша неорганизованная масса. А Вадик-то дослужился! После этого Вадик разбил нас на отделения. В отделении десять человек. Во главе отделения - командир. Армия, а не отдых, елки-моталки. Я конечно попал в одно отделение с Виталиком и Светкой. Кто-то постарался. Наверное Виталик. Потому что его-то и назначают командиром нашего отделения. А что? Боссу виднее. На то он и Босс.
  Когда публика перестроилась согласно вновь обретенных отделений, и отряд принял хоть какие-то организованные формы, Босс внимательно посмотрел на творение своих рук, помолчал, осмысливая произошедшее и то, что еще должно произойти, и сказал, после паузы:
  - Завтра в девять часов утра выход в колыбы под Говерлу. Ночевка в этих колыбах и утром - на восхождение на Говерлу. Вторая ночевка в колыбах и на следующее утро возвращаемся. Но не сюда, а в Депо. В Депо ночевка и день отдыха. На следующее утро после дня отдыха восхождение на Петрас прямо из Депо. Там вас ждет море удовольствий: серпантин, катание с гор, - при слове "серпантин", те, кто знал, заулыбались и загоготали, - Спокойно, не надо пугать новичков, - прервал их Босс, помолчал и проджолжил, - возвращаемся и ночуем в Депо. На следующий день возвращаемся на базу, то есть сюда. День отдыха и по домам. Ясна программа?
  - Ясна, - дружно ответили мы.
  Что и говорить, программа прекрасная. На дворе минус пятнадцатьи судя по всему потепления не ожидается. Правда ни ветерка. Правда ели утопают в снегу, горные красавицы. И мы утопаем в снегу. Зимняя сказка! Снежные равнины, горы в снегу. Дома карпатских лесорубов, или кто они там, тоже в снегу.
  Хотя и минус пятнадцать, но, правда, не холодно. Это потому что ветра нет. Игорная речка вдали, за огородом нашего дома, которая называется Черная Тиса. Вода в речке не замерзла, потому что речка горная.
  До обеда далеко, обед в два часа. Ужин в семь часов. Что делать? Свободное же время перед выходом, который завтра. Надо что-то делать. Пошли прогулялись на железнодорожную станцию. Прошлись по селу до околицы. Но не далеко. Взяли лыжи, покатались с окресных гор. Вымазались в снегу по уши. Но не сильно, потому что все еще впереди. Во-первых, катание на лыжах - это отдельная тема. Здесь мы просто кувыркались с небольшой горки. Больше пяти метров с первого раза проехать не удалось.
  Вернулись на базу, стали готовиться на завтра. Конструировали бахилы. Это такие штуки от снега. Прибор для борьбы со снегом. Проще говоря, мешки с завязочками для одевания на ноги. Поверх вибрам. И завязываешь вверху. Вот снег и не попадает во внутрь. Самые качественые бахилы и з материи. Но можно использовать и полиэтиленовые мешочки. Правда в них потеют ноги. Но кто же их будет нюхать на таком морозе?
  Процедура одевания на выход простая: на голые пятки натягиваются простые нитяные носки от пота. Поверх них - шерстяные носки для тепла. Поверх шерстяных носок - эластичные, чтобы шерстяные не протирались. На все это дело одваешь ботинки. И только на ботинки надеваешь бахилы. Ноги готовы к борьбе с дорогой.
  На себя надеваешь три пары штанов и четыре рубашки, включая свитер и штормовку. И ты готов к штурму неприступных вершин Говерлы и Петраса. Об их неприступности - в своем месте.
  На следующее утро Вадик построил нас в девять утра после сытного завтрака и строем, по отделениям, повел.
  Идем колонной по одному. За плечами рюкзаки. На плечах - лыжи. В рюкзаках лежат личные вещи и общественный груз: кастрюли и продукты. И пока не мы на лыжах едем, а они на нас.
  - Не тушуйся, - сказал Виталик,- это не надолго. Вот только войдем в лес и сразу наденем лыжи. И на лыжах пойдем прямо до самых колыб.
  Мы шли по хорошо укатанной и плотно утрамбованной дороге. По обе стороны дороги идут заборы из двух брусьев параллельно земле. За заборами - редкие дома. И еще дальше - лес и склоны Карпатских гор. Идиллия. Швейцария.
  Минут через тридцать-сорок пути, а может быть и через час, это смотря, как идти, то есть с какой скоростью, справа по ходу, показалась усадьба горного помещика.
  - Это Депо, - сказал мне Виталик.
  Идем дальше. Через часа полтора пути дорога начинает понемногу подниматься вверх. И еще через час мы пришли на опушку елового леса.
  Ели в снегу - красота!
  - Надеть лыжи! - командует Вадик.
  Надеваем.
  - Вперед! - командует Вадик.
  В лесу лыжня только наша. Снега - по пояс, по колено. Без лыж идти просто невозможно. Поэтому иду на лыжах. Лыжи длинные, ими трудно шевелить. А надо. Попеременно левой, правой, левой, правой. И при этом еще надо успевать помогать себе лыжными палками. Только я очень сомневаюсь, что палки - это большая помощь. Левой, правой, левой, правой. Это же так просто. Конечно для того, кто умеет. А для меня? Я сразу отстал от отряда. Греет только одно, я не одинок. Хочу догнать тех, кто идет чуть впереди меня. Набираю хороший ход. Не замечаю пенек под ногами. Очнулся в снегу.
  Встаю. Отряхиваю с одежды снег. И снова вперед. Надо догонять тех, кто ушел вперед. Вы думаете, что на моей дороге опять стал пенек? Нет, это крутой поворот вправо. Падаю на повороте. Встаю. Отряхиваю снег. Этот снег у меня уже везде. И не смотря на бахилы и внутри ботинок тоже.
  В лесу еще не темно. Но скоро уже стемнеет. Вперед меня ведет лыжня, проложенная по снежной целине моими товарищами по походу. С пути сбиться невозможно. И надо догонять своих. Набираю крейсерскую скорость и теряю контроль над лыжами. Это не я еду на лыжах, это они на мне едут. А вот сейчас эти лыжи отказываются меня вести. И я падаю.
  Встаю и отряхиваюсь от снега. Проклинаю лыжи, снег, лыжню и Карпаты. Будь проклят тот день, когда я решился ехать в горы. Зимний отдых!
  После сто двадцать восьмого падения на последних ста двадцати восьми метрах пути по снежной целине, я отстегиваю лыжи, кладу их на плечо и несу их на своем горбу. Как Амундсен к южному полюсу, по пояс проваливаясь в снег. Но зато я уже больше не падаю с лыж.
  Я иду последним. Все - далеко впереди. Лес прямо по курсу начинает редеть. Значит, как учит учебник, скоро опушка. Мне навстречу едет какой-то лыжник. Ба! Да это же Вадик.
  - Идешь пешком, - спокойно констатирует Вадик.
  - Иду, - зло отвечаю ему.
  - А на лыжах не пробовал?
  - Пробовал.
  - И что?
  - И ничего! И так дойду.
  - Ну, ну. Счастливого пути. Не далеко осталось.
  И Вадик укатил от меня на лыжах в ту же сторону, откуда прикатил.
  И остались: я и снег, я и белое безмолвие, я и лес в снегу..
  Наконец выхожу на опушку леса. Вдалеке, рукой подать, метрах в пятистах, стоят домики, штуки три. Вокруг домиков суетятся люди. И дым костра вьется над домиками. Тот самый дым костра, который создает уют. А у меня просто дольше нет сил. Просто нет больше сил идти. И я падаю прямо в снег.
  7. С лыжами надо дружить.
  Нет я сознания не потерял. Я просто остался лежать на снегу без сил и все. И вижу цель своего пути, и не могу двинуться с места. До костра и до людей подать рукой, а я, как мешок, лежу на снегу и мне все равно, что со мной будет дальше. У меня просто не сил ни на что: ни на движение вперед, ни на эмоции, по поводу того, что у меня нет сил для движения вперед.
  Подобрали, обогрели. Подошел Вадик, внимательно на меня посмотрел.
  - Не хочешь ты с лыжами дружить, - только он и сказал.
  - Сгинь! - тихо, но внушительно сказала ему Светка и протянула мне кружку с горячим чаем.
  А потом был костер. И ужин у костра. И песни под гитару у этого же костра. И едкий дым, который почему-то создает уют. И я размяк и пришел в себя.
  Блики от пламени костра на лицах ребят.
  - Света, пошли погуляем, - это мой голос произнес.
  - На лыжах, - встрепенулась она.
  - На санках, - не сдержался и нагрубил я девушке.
  - Пошли, - согласилась Светка.
  Мы встали и пошли в сторону противоположную от той откуда я сегодня пришел. В сторону Говерлы.
  Должен вам сказать, что на морозе целоваться нельзя. Но если очень хочется, то можно. И тогда температура окружающей среды значения не имеет. А у Светы было плотно сбитое сильное тело и полные мягкие губы. А вокруг наблюдались Смерички и снег. И где-то там, за поворотом, была Румыния. Или Венгрия. Для нас это сейчас никакого значения не имело. Романтика, чтоб я сдох!
  Назад мы возвращали на свет костра. И когда пришли, оказалось, что вся публика уже устраивается на ночлег. Один Виталик сидит у костра и грустит.
  - Пришли? - он вопросительно посмотрел на Светку.
  - Пришли, - сказал я.
  - Я тебе, Света, занял место, - не реагируя на меня, сказал Виталик.
  - А мне? - поинтересовался я.
  Виталик внимательно посмотрел на меня. Но ничего не сказал.
  Мы втроем немного посидели, посмотрели, как догорает костер.. сидели молча, потому что костер не очень располагает к болтовне. Потом Светка встала и сказала:
  - Пора спать. Завтра восхождение.
  Колыбы - это такое архитектурное сооружение. Как вам попроще объяснить. Летняя хижина пастуха в горах. Но нам надо было в колыбах ночевать зимой при минус двадцать в тени. А что? Домик как домик. Да стены есть, только все в дырах. Да, крыша есть, только она тоже дырявая. Зато сквозь нее можно смотреть на звезды, если тебе нечего делать, или не хочется спать. Двери, кстати, тоже есть. Правда без коробки. Но на фига нам коробка? Вы мне не скажете?
  Мне досталось спальное место под нарами в углу. И я, как Матросов, закрывал своим телом амбразуру в стене.
  - А не будешь керосинить, - злорадно сказал Виталик.
  Завидует.
  Кстати о "керосинить". Это есть такая легенда, что однажды группа альпинистов пошла в поход. И у них как-то резко закончился бензин для примусов. Надо было сбегать в базовый лагерь за бензином. Вызвался сбегать один парень. А чтобы ему не было скучно, его вызвалась провожать девица. Договорились, что группа подождет их сутки. За это время налегке можно было сбегать в лагерь три раза туда и обратно. Но прошло трое суток, а парочки нет. Тогда командир решил, что надо идти их искать. Пошли и нашли. В пещере. Занимаются любовью. Керосинят.
  Утро. Встаем. Завтракаем, тем, что нам приготовили дежурные. Вадик строит нас в колонну по одному, одеваем лыжи - моя любовь - и вперед на покорение горной вершины по фамилии Говерла. Самая высокая точка на Карпатах. Чуть больше двух километров в вышину.
  В отличие от вчерашнего дня, сегодня небо затянуто тучами. И солнца не наблюдается даже в проекте. Мы идем на лыжах. Чуть вверх и наискосок, чтобы не в лоб. Разгоняться не получается. Это меня и спасает. Я могу держаться в группе. Но все равно надо себя постоянно контролировать, чтобы лыжи работали как надо попеременно. И чтобы я неожиданно не уехал назад. Иногда, чтобы не уехать, приходится переходить на елочку. Никогда бы не подумал, что мне это доступно. Периодически строй альпинистов объезжает Вадик. Проезжая мимо меня он обязательно притормаживает, качает головой и говорит:
  - Не любишь ты лыжи.
  Ну и что? А они меня любят? Так почему же я должен их любить? Логично?а если я умнее?
  Странная закономерность, чем мы ближе подходим к вершине, тем погода становится хуже.
  Вадик командует остановку. Останавливаемся. Снимем лыжи. Вадик вещает:
  - Перед нами Говерла, - как он ее увидел в этом тумане и снегу, - предвершинный гребень. Идем без лыж. Для страховки каждый берет по лыжной палке в руку. Для сведения, восхождение на Говерлу зимой оценивается в "один б" категорию сложности.
  Вадик снова строит нас в колону по одному и мы идем вперед, если ему верить, то по предвершинному гребню. Дует ветер, срывая снежную пыль и бросая ее нам в лицо. Не спасают и капюшоны штормовок. Однако не холодно. Просто тяжело и противно. И ничего не видно на четыре шага вперед. Вот таким макаром мы и пришли к небольшому каменному обелиску.
  - Поздравляю, - сказал Вадик, когда мы сгрудились вокруг памятника, - мы взошли на вершину. К сожалению, я не смогу сделать для вас обзор горного района, просто потому что ни хрена не видно. Просто мы сейчас снимем записку. И взамен положим свою. Прошу запомнить, что восхождение на вершине не заканчивается. Восхождение заканчивается после того, как вы спустились в лагерь.
  Вот же нудник этот Вадик. Вадик. Амбал, четыре меня, а все Вадик. А мне -то что. Он согласен, мы его так и называем.
  Положили записку и назад. Туда, где мы оставили свои лыжи. Назад почему-то идти всегда быстрее. Путь знаком. И потом, это же домой. И ветер в спину, в отличие от пути туда. Поэтому до лыж мы добираемся довольно быстро и просто. Одеваем лыжи на ноги и - вперед и вниз с горы домой. При помощи лыж и пятой точки. У кого, что легче получается.
  И что удивительно - распогодилось. Солнышко как-то незаметно вылезло из-за тяжелых и неповоротливых туч. И разогнало наше пасмурное настроение.
  Не скажу, что я подружился с лыжами. Далеко нет. Скажем так, лыжи просто стали меня реже отвергать. И мне за один раз иногда удавалось проехать целых пятьдесят восемь метров. Это для меня было достижением.
  В принципе, горный ландшафт располагает к катанию на лыжах. Особенно, если уметь это делать. Но и так неплохо. Поэтому разойдись сосны, усните птицы, на лыжах едут одесситы! А это всегда сюрприз. Или неожиданность. Как кому легче воспринимать.
  Орда спускается по снежному склону. Татаро-монголы на лыжах. Вы когда-нибудь такое видели? Тогда вы не были зимой в Карпатах . я был. И видел. Что там видел, я сам в этом участвовал. Незабываемое зрелище, чтоб я сдох. Сносим все сосны на своем пути. Кроме тех, что сносят нас. Снежная целина исчерчена неправильными зигзагами лыжни. Мелкий кустарник пропал безвозвратно. Все лыжники одинаково белого цвета. И это, не смотря на разноцветную одежду в начале пути.
  Снег. Он во мне везде. И на мне везде. И вокруг меня везде. Потому что я на лыжах спускаюсь с Карпатских гор. Вот впереди две елки. Они успели перебежать мне дорогу. А третья - не успела. Я не буду тормозить.
  Светка раскраснелась ее личико стало одного цвета с помпончиком на ее шапочке. Весело. И если бы не Вадик с его сакраментальным:
  - Не дружишь ты с лыжами, - можно было бы неплохо...
  но каждой бочке необходима своя ложка дегтя. Хотя, если разобраться по большому счету, то с лыжами, конечно же, дружить надо.
  Минус восемнадцать, а нам не холодно. И даже где-то, в каких-то местах, жарко. Ни ветерка. Небо ясное, солнышко яркое, снег искрится на солнышке. И чуть внизу и влево - родные колыбы. В количестве трех. И дым от костра вьется прямо в безоблачное небо. А это может означать только одно: обед готовится. Значит, жизнь продолжается.
  Ботинки не любят, когда их сушат у костра. Они от этого коробятся, а иногда и горят. А если ботинок сгорел, то, хотя он и сухой, его на ногу уже не наденешь. Уголек. А если ботинок покоробился, то есть согнулся в дугу, он тоже сухой, но его опять же не наденешь на ногу. По двум причинам. Во-первых, я же не йог, чтобы вот таким колесом делать свою стопу каждый раз при одевании ботинка. Не говоря уже о том, что за счет изгиба ботинок теряет пару номером из своей номинальной длины. А это - во-вторых. И если, к примеру, до потери девственности, ботинок был сорок второго размера, то после дефлорации он вполне может стать тридцать девятого. Сие зависит от продолжительности сушки.
  По этим причинам ботинки лучше всего сушить на себе. Впрочем, как остальные вещи. Носки рекомендуется сушить на голом животе. Это только первые пять минут неприятно, потом все равно. Зато на утро вы имеете совершенно сухой продукт. Остальные рекомендуется сушить на тех местах, которые принадлежат им по праву рождения.
  А все вместе это называется холодной ночевкой. Нас приучают к тому, что в горах нет отелей. Вернее, они есть, но не для нас. Для нас - холодные ночевки. Снег, мороз, скалы и лед. Это идея Босса - две холодные ночевки в колыбах под Говерлой.
  Причем Вадик демонстрирует чудеса закаливания. Я вам это точно говорю. Я видел все своими глазами. Я с ним спал две ночи под одними нарами. На нарах спали наши девочки. А мы с Вадиком закрывали своими телами амбразуры в стенах колыбы. Причем, он добровольно, как командир. А я по недоразумению и собственной нерасторопности. От этого, правда, мне теплее не становилось.
  Перед тем, как залезть в спальник, Вадик раздевался до нательного белья. И на мой удивленный взгляд пояснял:
  - Так теплее.
  - Что главное в холодной ночевке, - поучал меня Вадик, раздеваясь, - не спать на спине. Замерзнешь. Спи на боку - не замерзнешь.
  Не спать на спине - это мне доступно. А вот раздеться до нательного белья при минус двадцати - нет. И я не вижу в природе такую силу, которая бы смогла меня заставить это сделать. Наоборот, я надеваю на себя все, что у меня есть, чтобы я еще мог поместиться в спальный мешок. После этого вползаю в спальник и пытаюсь застегнуть молнию. Иногда это удается, но не с первой попытки. Потом я ложусь на левый бок, спиной к амбразуре, и закрываю глаза. Будь что будет. Не проснусь утром, так не проснусь.
  Но сон не идет. Потому что не прямой уверенности, утро завтрашнего дня для меня настанет. Но потом все равно засыпаю. И, как это ни странно, на утро просыпаюсь совершенно живой и абсолютно выспавшийся.
  8. Глинтвейн, как средство борьбы за здоровье.
  Из лагеря в колыбах мы вышли часов в двенадцать. А куда спешить? Сегодня и завтра - отдых. Лыжи одели прямо у колыб. А снимем их уже в Депо. Мы совершаем лыжный марш-бросок, как выразился Вадик на пред матчевой пресс-конференции.
  Вадик махнул рукой и мы пошли вперед, то есть в Депо, место нашей двух дневной стоянки. Но я уже почти не отставал от своих. Все-таки третий день на лыжах. Но это по лесу. Там, между соснами не разгонишься. А вот когда мы вышли из лесу на просторы карпатских дорог... Мы из лесу вышли, был сильный мороз. Да еще и гололед на дороге, которая вела в Депо. То есть лыжни никакой. Только скользкий глянец укатанного машинами снега.
  Каких-то два с половиною часа, и я доскребся до Депо. Без слез вспоминать невозможно. Помещичья усадьба на опушке соснового леса.
  Но две холодные ночевки нам даром не прошли. В народе появился насморк и другие простудные заболевания. Но не сильные, а так. Но, все равно, лечиться-то надо и даже просто необходимо.
  - Сдавайте по рублю, - распорядился Вадик.
  - Это еще зачем? - поинтересовалась Светка.
  - Пятьдесят человек по одному рублю - это сумасшедшие деньги, - поддержал ее Виталик.
  - Простуду будем лечить, - ответил им Вадик. - На лекарство собираю.
  И тайфун унес из буфета Депо весь трехмесячный запас Портвейна красного.
  - Чернила! - заявил Виталик.
  - А чернила не могут быть лекарством, - категорически высказался я. - Им травят тараканов.
  - Увидите, - не стал с нами спорить Вадик.
  В Депо было две комнаты: побольше и поменьше.между комнатами небольшая прихожая. В ней мы оставили свои лыжи. В комнате побольше была печка с плитой. А в меньшей комнате - просто груба. За домом - поленница дров и еще не разрубленные колоды для любителей рубки дров. Таких у нас было достаточно. Это же раздеться до пояса на морозе рубить эти самые дрова, и красоваться этим самым перед девочками! Что может быть приятнее для одесского альпиниста.
  Нарубили, растопили, разогрелись. Пришел Вадик с большим ведром. За ним три оруженосца несли бутылки с вином. Много. Одни открывают бутылки. Другие выливают их содержимое в ведро, третьи относят пустую тару обратно в буфет. Наполнили ведро вином, добавили туда сахару и каких-то специй.
  - Глинтвейн будет, - сказал Вадик и поставил ведро с вином на плиту.
  И напиток начал вариться. От этого по всей комнате пошел такой запах! Словами этого не передать да и не надо. Кому интересно - сварите сами. Понюхаете. Мало не покажется.
  Когда напиток сварился. Определял этот момент Вадик после неоднократных проб. Когда напиток сварился, народ выстроился перед плитой с кружками в руках - под раздачу. Вадик разливал по кружкам горячее вино и его душистый запах заполонил вс комнату. Мы пили глинтвейн. Он был необычайно вкусен. Наверное это от неудобства походной жизни, я знаю. Но из чернил получилось неплохое вино с сахаром. Хай выйдет нечиста сила, останется чистый спирт. Это про глинтвейн. Из него вся гадость улетучилась при варке. И он стал необычайно вкусен. Или нам это только так казалось. Но напиток приятно согревал внутренности, заставляя организм потеть. И в самом деле - лекарство от простуды.
  И еще один побочный эффект от принятия глинтвейна во внутрь организма. Легкое и поэтому приятное опьянение. На той стадии, когда становятся вечными друзьями все, кто вместе пьет. То есть до следующего сеанса глинтвейна.
  Я посмотрел на Свету и глупо улыбнулся. Она кивнула мне и встала со своего места. Я подошел.
  - Не плохо бы ознакомиться с окрестностями, - предложил я ей.
  Не плохо бы, - согласилась со мной Света.
  Как приятно целоваться на морозе после трудового дня! А после порции глинтвейна! Я вам говорю. Не пробовали? Мне вас искренне жаль. Этот фон Карпатских гор. Этот белый снег. Этот мороз, в конце концов. Не говоря уже о Свете, потому что без нее и ее полных мягких губ мне не нужен был бы ни этот мороз, ни этот снег, ни этот фон Карпатских гор. Карпаты, зимняя сказка.
  И в этот момент Светка оторвала губы от моих и сказала:
  - Тройка б.
  - Что? - я немного ошалел от перехода.
  Светка засмеялась и повернула рукой мою голову по направлению к опушке леса в дальнем конце двора:
  - Дорога на Шхельду.
  Я посмотрел туда, куда меня повернули. Дворовой туалет стоял на небольшом возвышении. Подъем к нему заледенел, что, естественно, затрудняло восхождение, особенно если особенно.
  - Нет, - я не имел права соглашаться со Светой сразу, - это минимум маршрут пятой б категории сложности.
  И мы с ней засмеялись.
  - Зависит от того, прижало уже или еще нет, - смеясь сказала Света.
  На сленге альпинистов Шхельда - это туалет. Бывает мужская Шхельда, бывает женская. А вообще-то это красивейшая вершина на Кавказе. Сам видел.
  На следующий день - отдых. Но Вадик же не может этот процесс пустить на самотек. С нами только пусти хоть что-то на самотек, потом контингент не соберешь. Поэтому он придумал лыжный кросс. Участвуют все. Щас я ему буду участвовать в лыжном кроссе. Я этих лыж наелся по самое некуда. Я Вадику так и сказал. Может через чур откровенно? Может. Зато правда.
  - Не дружишь ты с лыжами, - в ответ мне сказал Вадик, махнул рукой и отвернулся.
  Обидно, конечно, честное слово.
  Сразу после завтрака - прокладка трассы. Старт в центре двора. И в лес. Потом петляем по лесу между сосен. Представляю то удовольствие, которое получат кроссмены и кроссвумены, петляя между сосен и елок. Так им и надо. Ведь они же с лыжами дружат. А я за них поболею. Кстати, не один я решил не совершать подвиги на лыжне. А еще говорят, что умных мало. Потом трасса выходит из лесу. Я из лесу вышла. И как раз у дворового туалета. То есть кто уписался во время проезда по лесу, не далеко. И спуск во двор. Финиш на месте старта.
  Длина трассы километра четыре. Так нам сказал Вадик. Знаю я его четыре километра. Минимум шесть. Да мне-то что, я ведь не бегу. Я болею за бегущих Светка бежит. Она у нас спортсменка. И Виталик бежит. Он собирается выигрывать. Палки ему в руки.
  В два часа дня старт. И где Вадик оторвал кусок красного материала, чтобы сделать флажок, это его тайна. Руководитель имеет право на свои маленькие хитрости. Вадик - главный судья соревнований. Его оруженосцы - судейская коллегия. Самые умные - болельщик. Нас человек двадцать. Остальные - соискатели наград соревнований. Первый приз - буханка хлеба. Второй и третий банка сгущенки. Нормально при нашем житие.
  А что? Погода хорошая, снег искрится под ногами и лыжами. Что еще надо для кросса по неизведанным просторам Карпатских гор? Только молодость и дурь в наших головах. А этого хватало.
  Вадик выстроил всех соискателей призов на линии старта. Старт смешанный, а зачет раздельный. То есть мены и вумены бегут вместе, а призы получают отдельно. Так всегда. Как что-то делать, то вместе, а как отвечать, так отдельно.
  Вадик взмахнул красным флажком и включил секундомер, где он только его взял. И нестройные ряды лыжников рванули со старта. Болельщики побежали рядом с ними по параллельной лыжне. Пелетон втянулся в лес. И свитера замелькали между елками. И скрылись в глубине, ведомые лыжней.
  И вот на спуске возле дворового туалета показались первые лыжники. Впереди лихо размахивая палками, бежал Виталик. Он шагал широко и почти красиво. Пересек линию финиши и остановился, тяжело дыша., опираясь на палки и наваливаясь всем телом вниз. Победы легко не даются. У дам победу одержала Люда из второго отделения. Высокая, гибкая и сильная, она пробежала дистанцию быстрее половины ребят.
  - Конечно, - зло сказала Светка после своего финиша где-то в конце, в предпоследних номерах, - она из Белоруссии и там занималась лыжным спортом.
  Конечно. Победители получили заслуженные призы.
  А вечером снова глинтвейн, как средство борьбы с простудными заболеваниями. И опять легкое опьянение от этого лекарства. И от Светки. И секс со Светкой в маленькой комнатке у теплой грубы, пока все остальные допивают в большой глинтвейн и поют под гитару разные песни. Славка Пархоменко дает на спор концерт. Условие: он поет четыре часа без перерыва и ни разу не повторится. Глоток глинтвейна между песнями перерывом решено не считать.
  Часы показывали уже тридцать минут сверх установленного срока, а Славик и не думал останавливаться. Его, как говорится, понесло. И он пел. А пел он хорошо, кто же спорит. И поэтому никто не возражал. Пусть поет, сколько может. Это наверняка вдохновение. А может и глинтвейн. Кто разберет, где кончается одно и начинается другое.
  Лыжи у печки стоят,
  Гаснет закат за горой,
  Месяц кончается март,
  Скоро нам ехать домой.
  А у нас на дворе - январь. И домой нам ехать еще не скоро. Мы еще сбегаем на Петрас. Это тоже гора. Она находится возле Говерлы. Между ними даже есть перемычка. Но мы на Петрас пойдем с другой стороны, по серпантину.
  9. Серпантин - это что-то.
  На утро подъем в шесть, завтрак в половину седьмого и выход в семь часов. Та же дорога, укатанная какими-то машинами, которых мы за все время пребывания в Карпатах, не видели ни одной. Идем в кромешной тьме. Лыжи тащим на своем горбу. Это такая традиция в Карпатах. И я уже не знаю, что же лучше, ехать на этих лыжах, или тащить их на своем горбу. Приятно и то, и другое.
  Подходим к развилке. На развилке стоит домик лесника. Прямо мы уже ходили, это дорога к колыбам под Говерлой. Теперь мы идем направо. это дорога на серпантин. Серпантин ведет к Петрасу.
  Серпантин он и есть серпантин. Дорога вьется змейкой вверх. Топаем молча. А о чем говорить? Что надоело, что эти лыжи ездят на тебе? Если я озвучу это соображение - засмеют. Поэтому я молчу. Почему молчат все остальные не знаю.
  Наконец, небо над нами начинает сереть. Рассвет уже все заметнее. Лес тоже начинает редеть. Опушка близко. И когда окончательно рассвело, мы вышли из лесу и сошли с серпантина. И по длинному пологому и широкому подъему - лесной просеке шириной метров сто-сто пятьдесят, пошли вверх. По центру этой просеке у самого ее подножия, где мы вышли из лесу, стоит телеграфный столб без проводов. Но не будем забегать вперед.
  По подъему мы поднимаемся не очень долго и выходим к перемычке между Петрасом и Говерлой. И вот она, цель нашего сегодняшнего восхождения. Пуп посреди вселенной. Крутой и длинный склон - это наш путь вверх. Вадик собрал около себя контингент. И вещает:
  - Лыжи и рюкзаки оставляем здесь, у подножия горы. Каждый берет по одной лыжной палке для страховки вместо ледорубов. Вершину берем в лоб. Идем след в след. Первым идет отделение Виталика. Вы, ребята, бьете ступени. Остальные идут аккуратно, чтобы не рушить готовые ступени. Склон не подрезать. Понятно?
  Виталик обвел народ командирским взглядом. Все молчали, сосредоточенные перед решительным штурмом.
  - Тогда вперед, - скомандовал Вадик.
  И мы пошли вверх. В смысле вперед. Мы топчем ступени, ни шагу назад. То есть собственно ступени топчет Виталик. Мы же стараемся их портить как можно меньше. На нашем языке это называется улучшать.
  Светит приветливое Карпатское солнышко, сияет приветливое Карпатское голубое небо. Погода совсем не такая, как при восхождении на Говерлу. И это вдохновляет нас на подвиги. Нет, серьезно, просто приятнее идти, когда природа вокруг шепчет приятные слова.
  Мы упрямо топаем вверх, к вершине. Примерно на половине пути - скалы. Они прорвали снег и вылезают из белого покрывала черными гранитными боками.
  - Когда будем спускаться, - говорит Вадик, - внимательно мимо скал. Можно побиться.
  То есть мы должны понимать, что восхождение - это дело серьезное.
  А так как сегодня нам с погодой повезло больше, чем тогда на Говерле, то чем выше мы поднимаемся, тем красивее панорама открывается перед нами. Слева - Румыния, справа - Украина. Посередине мы. Красота! Наконец мы поднялись на вершину. Она оказалась довольно плоской. И на ней лежит желтая табличка "Остановка автобуса Љ5". Вот так. Называется пришли. А мы-то думали, что штурмовали гору. А пришли на автобусную остановку. Вот и все.
  Красивый вид открывается с вершины Петраса. Вершины Карпат покрытые снегом и лесом. Мы расселись на плоских камнях на вершине, чтобы отдохнуть перед спуском. В это время Вадим снял записку из тура. Взамен положил нашу. Зафиксировал факт взятия горы отрядом одесских альпинистов. Потом попросил нас подойти к нему поближе. Он не упускал момента почитать нотацию контингенту. То есть именно в этом он понимал свою роль руководителя. И попробуй ему скажи, что он не прав. Я не хочу даже и пробовать.
  Когда публика сгрудилась вокруг вождя, Вадим повел рукой вокруг горизонта и сказал:
  - Посмотрите, какая красота. Вот тут, за моей спиной - Румыния. Впереди гора Говерла, на которой мы были с вами недавно. Вот эта гора Поп Иван. Ну, и так далее. Теперь о главном. Нам с вами предстоит спуск. Восхождение заканчивается только после окончательного спуска с горы. Запомнили?
  Запомнили. Надоел.
  - Хорошо. Спускаемся по пути подъема. Очень прошу не глиссировать. Спускаться осторожно. Особенно возле тех скальных выходов. После спуска надеваем лыжи и едем на базу, в депо. Ясно? Тогда вперед.
  Вперед это значит вниз. Глиссировать - это означает изображать горного лыжника без лыж. Их обычно заменяет пятая точка, хотя по правилам глиссировать надо на ногах. Две ноги и третья - лыжная палка вот, как надо глиссировать. Щас! Он нас просит не глиссировать. Щас я ему буду топтать этот снег тупо и противно. Я буду глиссировать по двум причинам. Во-первых, это веселее. И во-вторых, это гораздо быстрее.
  Конечно первые пару десятков метров мы глиссируем как положено. Не очень разгоняемся, рулим лыжной палкой, притормаживаем. Но потом жизнь входит в свои права. Садишься на пятую точку и отдаешься во власть удачи и скорости. Не надо заботиться о равновесии. Знай себе скользи.
  Веселое это занятие - скольжение с горы на пятой точке! С шумом и криками, задрав ноги в голубое небо, презрев все правила глиссирования, мы летим по склону вниз. Нельзя на пятой точке! Да, на пятой точке гораздо проще и веселее. И безопаснее. И быстрее. Так и влетаем в кусты, которые растут у подножия горы Петрас. И где мы оставили свои лыжи перед началом восхождения. Мы тормозим в кустах и встаем на ноги. Восхождение окончено.
  Нет, Вадик же сказал, что восхождение завершается только после окончательного спуска с горы. То есть в Депо.
  - Надеваем лыжи, - командует Вадик, - выход по готовности. Да тем, кто с лыжами не дружит, - добавляет Вадик и ехидно смотрит на меня.
  Пусть смотрит. Я все равно надеваю лыжи. Я не Амундсен и даже не Нансен, чтобы переть по снежному полю по пояс в снегу. Я буду идти на лыжах назло им всем.
  Выход по готовности. То есть, кто первый надел лыжи, тот первый и вышел. Сначала немного по перемычке между Говерлой и Петрасом. А потом резко вниз, по просеке. Вперед и вниз, в Депо, где нас ждет глинтвейн и отдых.
  И солнышко светит, и снежок белый-белый. И орава лыжников рвет девственную белизну снега рваными полосами лыжни. Этот тот самый спуск, который для нас был подъемом еще три часа назад, когда мы вышли из серпантина. Та же самая широкая просека в лесу. Это у его подножия сиротливо стоит телеграфный столб без проводов. Какая судьба его закинула в эти Карпатские леса? Кому он тут нужен без проводов? А ведь стоит. И стоит в самом низу длинного, почти в километр спуска. Или мне так только казалось, что спуск длиной почти в километр. Поскольку не было такого метра, чтобы я не упал в снег.
  И стоит этот столб в самом низу посередине широкого спуска. И что интересно и удивительно, как бы ты ни ехал: слева, справа, посередине, - какую бы ты замысловатую траекторию не выбирал, все равно твой финиш у подножия этого столба. Он - энергетический центр в этом месте Карпатских гор. Вы думаете, что это только я такой бестолковый? Ошибаетесь. Все сто процентов спускавшихся лыжников так или иначе заканчивали свою лыжню у этого столба.
  Да. И тут уж все зависело от квалификации. Я имею в виду способ остановки. Если ты крутой лыжник, значит делаешь плавный вираж и останавливаешься у этого столба и просто обнимаешь его руками. А если такой как я и хоть чуть-чуть лучше, у тебя выбора нет. Хотя нет, выбор всегда есть. Но упасть придется. Потому что иначе не затормозишь. Ведь скорость со спуска ты уже набрал приличную. Даже я. Выбор заключается в том, как упасть: на правый бок, на левый бок или еще как-нибудь. Зависит от фантазии лыжника.
  Этот столб просто Великая Китайская стена на нашем пути в Депо. И меня радовало, что я был не одинок. Это Вадик с его горнолыжными замашками оказался одиноким. Основная масса, не решаясь испытывать судьбу, кулем валилась в снег у подножия столба.
  Волшебные силовые линии этого спуска вели к телеграфному столбу. Зато весело. И куча мала под столбом.
  Но в нашей жизни так не бывает, чтобы только весело. Поэтому альпинизм - спорт мужественных людей. Так нас учит книжка. Я это понял, когда, отряхнувшись от снега, после приземления под столбом, вышел на серпантин, чтобы ехать вниз в Депо.
  Серпантин - это когда много поворотов под прямыми и острыми углами. То есть только-только ты разогнался, и радуешься жизни и своему умению ехать на этих строптивых лыжах, как под тебя подкатывается поворот. И надо делать вираж. А сам серпантин довольно крутой спуск вниз. Так что к повороту ты успеваешь хорошо разогнаться. Да и сам поворот чуть ли не путь обратно. Тут уж как повезет. Либо ты вписываешься в поворот, либо не вписываешься.
  Мне лично чаще не везло. Вставал, ставил лыжи поперек склона, чтобы не уехать несанкционированно. И делал акробатический этюд. Впрыгивание на лыжню с одновременным удержанием равновесия. Тут уж как повезет либо удается либо не удается с первого раза. И чем дальше, тем реже мне удавалось это с первого раза. Вы меня понимаете. Я мог на одном повороте упасть и два, и три, и четыре раза. Прелесть.
  Но это еще не вся прелесть. Главное заключалось в том, что на дворе был мороз. Когда по земле пройдет небольшая оттепель, а потом ударит мороз, то снег почему-то замерзает именно в том виде, в котором его подготовили к замерзанию во время оттепели. И еще и покрывается железобетонной корочкой льда. И по всему серпантину шла обледеневшая лыжня. А это не то же самое. Что автомобильная колея на бездорожье. Это гораздо хуже. И мои лыжи ни за что не хотели держаться в этой лыжной колее. Ну, не хотели и все.
  И, конечно, Вадик, проезжая мимо меня, лежащего, не преминул сказать:
  - Нет, не дружишь ты с лыжами.
  Да. Нет, не дружу я с лыжами. И не дружил я с ними никогда. И не собираюсь я с ними дружить. Есть у меня другие интересы. Но другого пути, кроме как на лыжах, в Депо у меня нет. Поэтому я падаю, встаю, опять падаю и снова встаю.
  10. Возвращение на базу.
  Депо - родной дом. Здесь наверное за много лет не выпивали столько портвейна, сколько выпили мы за несколько дней пребывания в Депо. Мы истощили их запасы портвейна до того, что нам самим еле хватило на лекарство.
  Лес, зима, Карпаты, лунная ночь. Глинтвейн. Что еще надо для любви? Одиночество. Но это в лесу. А в Депо нет и не может быть одиночества. В Депо есть коллектив. А глинтвейн так вставляет, что тянет к общению, к гитаре у теплой печки вместо костра. А репертуар народу известен. И это только помогает исполнителям. А за сезон появляется одна, максимум две новые песни. Их все быстро выучивают.
  И мы пьем глинтвейн, сушимся у печки и поем. Кто-то играет на гитаре. У всех сосредоточенные лица, разгоряченные выпитым и обстановкой. Публика старательно поет, стараясь попасть в ноты или в то, что они под этим понимают. По силе возможности, конечно.
  Сижу на полу и рассматриваю комнату. Все стараются устроиться поближе к печке. У всех лица серьезные, как во время выполнения ответственной работы. Потому что песню портить нельзя. Поэтому и Виталик так старается. И Света старается. Но почувствовала на себе мой взгляд и вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул и встал. Вышел из дома во двор. На улице мороз. Под ногами скрипит снег. Безветренно. И звезды как глаза у маленьких детей большие и яркие. Ко мне подходит Света.
  И эти ели, высоченные, до самого неба. И этот снег, и горы вокруг. И Света, пахнущая собой и глинтвейном, дымом костра у колыб. Мы целуемся, потом идем в маленькую комнату, пока все заняты вокалом. Я закрываю дверь на задвижку и растворяюсь в ней.
  Потом мы со Светой долго гуляем по морозу. И целуемся. Потом возвращаемся в коллектив и поем вместе со всеми.
  А на утро - выход. Возвращение на базу. Вадик объявляет построение на девять утра. В половину десятого выходим. Идти недалеко. Чуть более часа. Рюкзаки за плечами, лыжи на горбу. Идем в колонну по одному. Наше отделение замыкает шествие. Впереди Света, за ней я. За мной идет Виталик. Идем быстро. Солнце светит ярко. Мороз стоит хороший. Ели стоят в снегу. Впрочем, как и горы.
  Приходим мы в тот же самый дом, из которого неделю назад ушли в горы. Расположились. Дежурные сварили обед. И мы поели.
  После обеда пришел Вадик и чтобы вы думали? Объявил построение. Куда деваться, построились. Такая радость, пришел Босс. Встретиться с опытными альпинистами, прошедшими две вершины и две холодные ночевки. Выпившие море глинтвейна и покорившие один серпантин. Босс со станции никуда не уходил. Он жил рядом с железнодорожной станцией в небольшом домике. И с ним было несколько его верных оруженосцев.
  Пока мы ходили на Говерлу и Петрас, Босс отдыха и катался на лыжах. А так же обеспечивал экспедицию всем необходимым.
  Босс обошел строй и внимательно всех осмотрел. Да, за неделю жизни в горах мы изменились. Пропахли дымом костра. Пообносились, позарастали щетиной ребята. Понатирали ноги, пообмораживали пальцы на ногах. Все нормально.
  - Значит так, - сказал Босс, закончив осмотр личного состава, - поздравляю всех с двумя горами. Молодцы. Разбор похода проведем в Одессе. И по поводу глинтвейна тоже, - Босс посмотрел на Вадика, лицо у Вадика стало морковного цвета, - отъезд сегодня вечером. Вернее сказать завтра. Поезд в половину первого ночи. Построение в половину двенадцатого. Есть просьба не опаздывать и не прыгать на ходу в последний вагон. - Босс посмотрел на Виталика. - Ясно?
  - Ясно, - прогудела толпа.
  Босс еще раз посмотрел на нас, повернулся и пошел к себе в домик. Наверное собираться в дорогу. А Вадик, подождав пока Босс не скроется за поворотом, вышел вперед строя и сквозь зубы произнес:
  - Узнаю, кто заложил, разберусь! Ясно!
  А мы молчим. Кто же заложит такое! И в самом деле, а как же Бос узнал про глинтвейн?
  - Мало ли откуда он узнал, - встрепенулась Светка.
  - А ты помолчи, всеобщая защитница, - оборвал ее Вадик. - Сделай им приятное на свою голову. Так, все. Сейчас два часа дня. Свободное время до десяти вечера. И чтобы я никого не искал перед построением. Если кого не найду в десять вечера, в Одессе уши оборву! Ясно?
  Ясно. Что делать с двух до десяти, или до двенадцати ночи?
  - У меня есть предложение, - встрепенулся Виталик.
  Ох, как я боюсь его внезапных предложений. И это у меня чисто интуитивное и основанное на небольшом опыте общения с Виталиком.
  - На лыжах кататься я не пойду, - сказал я на всякий случай.
  Светка рассмеялась.
  - Успокойся, - махнул рукой Виталик, - у меня совсем другое предложение.
  - И что же это за предложение? - вежливо поинтересовалась Светка.
  -Хорошее предложение.
  - Виталик, не тяни, - попросил я, - я же не железный.
  - Тут недалеко, километров пять, Яблонецкий перевал.
  - И что?
  - Вот бы сходить и посмотреть.
  - Что там смотреть, - мне было не понятно.
  - Ты странный, - засмеялась Светка, - сказано же - перевал. А перевал это когда между двумя горами. Усек?
  - Усек.
  - Там красиво, - сказал Виталик, - там гостиница.
  - Зачем нам смотреть на гостиницу? - снова не понял я.
  - А поезд в двенадцать часов ночи, - напомнила Светка.
  - Вот я и говорю, - оживился Виталик. - Время убить надо? Надо. Пойдем на Яблонецкий перевал, посмотрим на эту гостиницу. Погода на дворе хорошая. Сидеть тут и киснуть?
  Очень длинный монолог, как для Виталика. И это подействовало. Что же, и в самом деле, сидеть тут, на станции Зимир, и киснуть до отхода поезда? Лучше уж пройтись по зимней дороге. Хотя, знаю я эти пять километров Виталика. Минимум шесть-семь. Чистое здоровье.
  - Принимается, - сказал я.
  - Тогда иди к Вадику и получи увольнительную на берег.
  - Почему я? Почему все время я? Ты командир отделения, ты и иди получать увольнительную у Вадика.
  - По двум причинам, - вздохнув, сказал Вадик, - во-первых он тебя любит.
  - Особенно на лыжах, - вставилась Светка.
  Но успела увернуться. Выучка альпинистки помогла.
  - А во-вторых? - спросил я угрожающим тоном.
  - Во-вторых, все знают мою способность приходить к поезду вовремя. В последний вагон. Он мне просто не разрешит.
  - Ладно, - изобразив размышление, согласился я после паузы. - Света пошли.
  - А Света тебе зачем? - удивился Виталик.
  - Для поддержки. Моральной, - добавил я, подумав.
  - Ах, моральной, - кивнула Светка. - Ну разве что моральной. Хотя морали у меня на вас обоих хватит. И еще останется.
  - А никто и не сомневался никогда, - как бы про себя сказал я и тут же получил по затылку.
  Вадик стоял как всегда в окружении публики. И народ с открытым ртом слушал как он что-то красиво рассказывал про Кавказ. Ну, положено стоять и слушать инструктора с открытым ртом. Это признак хорошего тона в альпинизме. Иначе ты невоспитанный баран. Мы со Светкой подошли и стали так, чтобы броситься ему в глаза.
  - Чего вам, гвардейцы.
  Хорошее настроение. Это нам на руку.
  - Мы это, - сказал я.
  - Он хочет сказать, - засмеялась Светка, - что мы втроем хотим сходить на Яблонецкий перевал.
  - И зачем же, интересно?
  - Посмотреть, - сказал я.
  - Что посмотреть?
  - Там красиво, - ушел я от прямого ответа.
  - Исчерпывающе, - усмехнулся Вадик. - И кто же третий?
  - Виталик, - сказала Светка.
  - Ой, Света, а я чего-то боюсь.
  - Не бойся, - засмеялась Света, - я за ним присмотрю.
  - Но чтобы в одиннадцать ноль-ноль были на базе, - сдался Виталик. - Ясно?
  - Ясно, - ответил я.
  Сначала мы шли по селу. Потом по дороге. Потом еще по одному селу. Потом снова по дороге. И все время вдоль неширокой. Но очень быстрой горной речки. Даже в этот мороз речка не замерзла, такое быстрое течение. И приятный, успокаивающий шум воды. Черная Тиса.
  Однообразие пейзажа Карпатских гор, который не может надоесть. Лес и горы в лесу и снеге. Лента дороги наутюженная до глянца. Заборы из двух параллельных земле брусьев. За заборами редко дома и стога сена, накрытые крышей, которая перемещается на четырех врытых в землю столбах. Защита от дождя. И чем больше сена в стогу, тем выше крыша у этого домика. Вот такая архитектура малых форм.
  Часа через полтора довольно бодрой ходьбы впереди, за перегибом дороги, показалась черепичная крыша. Двускатная русская изба из сказки. Которая на курьих ножках. Скаты крыши доходят до самой земли. И над входом горит неоновая вывеска: ресторан "Беркут".
  - Прошу, - Виталик сделал рукой приглашающий жест, - ресторан "Беркут", Яблонецкий перевал пере вами.
  - И что же мы с вами сможем тут увидеть, в кромешной темноте? - поинтересовался я в пространство.
  - Вот, - Виталик повел рукой в сторону, - ресторан.
  - Какая красота! - сказала Светка.
  И в самом деле, необычная архитектура, удачное расположение. Очень красиво.
  - Деточка, - сказал я Свете, - на ресторан нужны деньги.
  И это было моей ошибкой. Иначе им бы такое в голову никогда не смогло прийти.
  - А у меня есть деньги, - сказала Светка и полезла в карман штормовки.
  Когда ей было нужно, Света умела быть предельно непосредственной особой. И маленькая крепенькая ручка извлекла из кармана штормовки мелочь на сумму сорок восемь копеек медью и серебром.
  - У меня тоже есть деньги, - вдруг завелся и Виталик.
  И он вынул из кармана своей штормовки сумму в пятьдесят шесть копеек медью и серебром. Уж от него я такого не ожидал.
  - Рубль уже есть, - весело сказала Светка.
  - Рубль и четыре копейки, - поправил Светку Виталик.
  - Что вы имеете в виду? - я еще пытался как-то спасти ситуацию. - Так, спокойно. Что вы хотите от меня? Не дам!
  - Дашь, - вежливо, но с металлом в голосе сказала Светка.
  - Не дам.
  - Виталик, подержи его, - индифферентно произнесла Светка.
  Такого предательства я от нее не ожидал и поэтому зазевался. Виталик обхватил меня за плечи своими медвежьими лапами. А Светка деловито полезла в мои карманы.
  - Есть, - сказала она, выгребая из кармана штормовки мелочь. - Шестьдесят пять копеек!
  - Куркуль! - сказал Виталик, отпуская меня из дружеских объятий.
  - Итого, - подбила баланс Светка, - один рубль шестьдесят девять копеек.
  - На троих, - удовлетворенно сказал Виталик.
  Обобранный, но не побежденный, я смотрел на них с презрением.
  - И что вы собираетесь делать на эти деньги?
  - Мы, - отрезала Светка.
  - Что "мы"? - не понял я ее.
  - Мы собираемся, - она сделала ударение на "мы".
  - Вы, - не согласился я.
  Светка внимательно посмотрела на меня, вздохнула и просительно сказала:
  - Виталик...
  - Мы, - поспешил согласиться я.
  - Вот видишь, как хорошо, - успокоительным тоном сказала Светка.
  - Подчиняюсь насилию! - заявил я.
  - Подчиняйся, подчиняйся, - кивнула Светка.
  - Мы идем в ресторан, - сказал Виталик. - Эту красоту надо увидеть изнутри.
  - Пионер, помни, - назидательным тоном сказал я, - вечером в ресторан без галстука не пускают.
  - Тебя пустят, - сказала Светка, отметая последние попытки сопротивления.
  - Как?
  - А я скажу, что ты со мной, - ответила Светка.
  И мы пошли к входу в шикарный ресторан "Беркут".
  - Это со мной, - небрежно бросила Светка швейцару на входе в ресторан.
  Ветеран боев за свободные столики ошалело на нее посмотрел, но возразить не успел, потому что скорость проникновения на закрытый объект была стремительной.
  Швейцар огорошено смотрел на троицу вошедших. В штормовках и вязаных шапочках, в грязных вибрамах, в пропахших костром брюках. А руки, которые неделю не видели мыла и воды. А лица, которые неделю не знали бритвы.
  Мы остановились у входа в зал, чтобы оценить ситуацию. Ситуация развивалась нормально. Мы выбрали столик у стены и сели. Зал ресторана был великолепен. Ради такого ресторанного зала стоило пройти пешком то, что мы прошли. Карпатские мотивы. Отделка деревом. Я не знаю, может быть и ценными породами дерева. Не уверен. Но выглядело все именно так. Резьба по дереву. Карпатские рушники развешены по стенам в художественном порядке. Скатерти, стилизованные под карпатскую культуру, если таковая есть, на столах. И зал ресторана наполовину пуст. То есть сплошной комфорт. Плюс тихая ненавязчивая музыка. Не мешает отдыхать. Сидим минут двадцать и осматриваемся. Подходит официант.
  - Что будем заказывать?
  - Шеф, нам бутылку минеральной воды, печенье и пока все, - сказал ему Виталик с таким видом, как будто он всю жизнь заказывает в ресторанах только минералку и печенье.
  Официант кивнул и ушел чуть пошатываясь от неожиданности нахлынувших впечатлений. А мы трое продолжали созерцать интерьер. Псевдокарпатские мотивы радовали глаз и какая-то неземная, почти интуристовская, благодать снизошла на нас. И наши, обветренные на Говерле и Петрасе, души разомлели до неприличности и растеклись от блаженства.
  Официант принес заказ минут через двадцать видимо это у них был стандартный срок выдержки посетителей. Виталик разлил минеральную воду по красивым бокалам из тонкого стекла и, пригубив напиток, повел неторопливую светскую беседу со Светой.
  11. Львов, обратно.
  "Беркут", зимняя сказка. И как всякая сказка, и эта, рано или поздно, должна была закончиться. И она закончилась. Минеральную воду мы допили. Все печенье доели. Посидели немного для приличия. Потом Виталик подозвал официанта.
  - Сколько с нас? - спросил он официанта, когда тот подошел к нашему столику.
  - Один рубль сорок восемь копеек, - сказал официант строго официантским голосом и глядя поверх наших голов.
  - Сдачи не надо, - сказал Виталик и отдал официанту вся нашу наличность.
  Правда звучит шикарно: сдачи не надо.
  Назад идти всегда проще и быстрее. И не только потому, что дорога известна. Просто почему-то обратная дорога кажется короче. Как в старом анекдоте. Экскурсия по зоопарку. Экскурсовод говорит:
  - Перед вами крокодил-аллигатор. От головы до хвоста шесть метров, от хвоста до головы один метр.
  - Почему?
  - Почему, почему. От понедельника до субботы шесть дней. А от субботы до понедельника? Один.
  А если прибавить сюда еще и эйфорию от только что проведенных полутора часов в средоточии комфорта и уюта. А организмы, отдохнувшие в цивилизованных условиях. А эмоциональное воздействие псевдокарпатских мотивов. По всем этим причинам на обратном пути нам шагалось легко и весело. И непринужденно.
  Как все таки хорошо. Из пучины горных высей низринуться в объятия цивилизации. Немного там посидеть и назад.
  Поэтому мы шли по дороге и в сиянии звезд и луны на абсолютно безоблачном небе горланили разнообразные песни. Для чего, как известно, голос и слух совершенно необязательны. А важен психологический настрой. Пели мы в основном наш, альпинистский репертуар. И даже хит нынешнего сезона:
  Увяли розы,
  Уходят грезы.
  И мать -старушка
  Сына бедного ждет.
  Программа, надо прямо сказать, неплохая. И пришли на базу даже на пол часа раньше назначенного срока. И этим ужасно удивили Вадика.
  И сразу попали в предотъездную суету. Лагерь сворачивается в одиннадцать, построение отряда в половину двенадцатого. Поезд в половину первого ночи. Стоянка поезда - одна минута. То есть пока последний пассажир не впрыгнет в вагон.
  А насыпь от нижней ступеньки вагона на уровне моей груди. О Свете я вообще молчу. Ступенька почти в ее рост.
  - Восхождение на поезд, - сказал я.
  - Веревку вешать? - поинтересовался Виталик, подтягиваясь на руках на поручнях вагонной двери.
  - Ты у нас будешь вместо веревки, - сказала Света.
  - Тогда давайте свои вещи, - согласился Виталик.
  И мы начали забрасывать ему наши рюкзаки, а он передавал их дальше в вагон, ребятам. Потом мы галантно помогли нашим девочкам взобраться в поезд. Потом, с грехом пополам взобрались и сами. Потом Вадик нас три раза пересчитал, потому что цифры не сходились. А какой смысл в этом пересчете, если поезд давно отошел от станции Зимир? Но такова жизнь руководителя. С четвертого раза цифры сошлись и Вадик успокоился. Мы разошлись по своим местам.
  Вагон, в который мы попали, оказался сидячим. Кресла как в самолете. Можно спинку кресла отрегулировать как угодно вашему измученному альпинизмом телу. Я сел рядом со Светкой. Колеса однообразно перестукиваются на стыках рельсов, свет в вагоне тактично приглушен до полутьмы. Так что мы могли целоваться без помех. И мы целовались и перемежали поцелуи дремотой. Так в полусне и поцелуях мы и приехали рано утром в город Львов.
  Прыгать никуда вниз уже не надо было, потому что перрон был на одном уровне с подножкой вагона. После выгрузки народа из поезда, нас собрал Босс. Он сказал:
  - Поезд на Одессу отходит в шесть часов вечера. Поэтому до пяти все свободны. Личное время.
  Прекрасно. Личное время. А куда его девать. И на что оно нам нужно?
  - Ясно? Разойдись, - скомандовал Вадик.
  - Хотел бы я разойтись, - пробурчал я себе под нос.
  - Так в чем же дело? - с искорками в глазах поинтересовалась Светка.
  - Заратустра не позволяет, - отбрыкнулся я.
  - А-а-а! - протяжно пропела Светка.
  И в этот момент нарисовался Виталик. Как он умел во время нарисовываться. Это особенная способность мальчика Виталика меня начинала утомлять. Но не долго осталось терпеть.
  - У меня деловое предложение, - сказал Виталик в ответ на наши со Светкой вопросительные взгляды.
  - Предлагай, - разрешила Светка.
  - Есть свежее предложение. Экскурсия по городу.
  - Чего? - я оторопело посмотрел на Виталика.
  - Ну, к примеру, Высокий Замок.
  - А что это? - поинтересовалась Светка.
  - Колхоз не асфальтированный, это гора такая. Прямо в городе Львове.
  - Ну, конечно, что же мы будем за альпинисты, если во Львове не найдем хоть какой-то горы. И не сделаем ее.
  Кстати, альпинисты горы делают. Точно так же, как корабли по морю ходят.
  - Ты прав, как всегда, - не могла промолчать Светка.
  Радовало хотя бы то, что и во Львове есть горы, или хотя бы одна гора. Вот на нее мы и пошли. Может быть вам интересно, как мы искали эту гору Высокий Замок? Очень просто. На ее вершине стоит их телебашня. Просто смотришь на телебашню и идешь. По азимуту, если вас не напрягает такая терминология. Меня напрягает.
  Когда мы, наконец, после долгого блуждания по кривым Львовским улицам, подобрались к подножию Высокого Замка, то перед нами возникла простая, как жизнь проблема: как на гору идти? Проблема во всей своей альпинистской непосредственности. То есть нам предстояло обсудить маршрут восхождения.
  - По шоссе, - предложил я, - и чище, и проще.
  Светка ехидно посмотрела на меня и сказала:
  - И какими же мы будем после этого альпинистами? Мы просто обязаны делать эту гору в лоб.
  - Безусловно в лоб, - согласно закивал головой Виталик.
  - Тебе бы только в лоб, - недовольно буркнул я, но не мог не признать справедливость Светкиных слов.
  А попробовал бы не признать. С женщиной только свяжись.
  - Нет никакого сомнения, что в лоб, - засмеялась Светка, перескочила через невысокий каменный заборчик и пошла вверх по склону.
  А мы оба за ней.
  Шли мы долго, скользя по грязи и обледенелым травянистым склонам. Преодолевали невысокие каменные бордюрчики и ленту шоссейной дороги несколько раз. Так как это шоссе, петляя и извиваясь вело прямо на самый верх горы. И в конце концов уперлись в высокий каменный забор стиля социалистического барокко. Забор, за которым было видно подножие телебашни. То есть цель достигнута.
  - Вот и пришли, - сказал я, констатируя свершившийся факт.
  - Обзор горного района, - сказал Виталик, - я вам делать не буду.
  - Потому что ты не знаешь этого горного района, - не мог я промолчать.
  А пускай не подставляется.
  Но вид с горы открывался прекрасный. Львов с высоты птичьего полета. С высоты горы Высокий Замок. Я вам говорю: это красиво. Не красивее, чем Одесса, но тоже ничего.
  И спуск по пути подъема с применением навыков, только что полученных в горах Карпат.
  А потом коротание времени в зале ожидания вокзала. Запахи вокзала: чуть бомжеватые, немного криминальные, впитавшие в себя пот сотен тысяч пассажиров, так называются обыкновенные люди, попавшие на вокзал. Запахи, несущие в себе перегар, безденежье, голод и неустроенность, тоску и радость, любовь и ненависть, встречи и, простите, разлуки.
  А что такое? Это же вокзал. И ему так положено. Отсюда уезжают и сюда приезжают. И все, что с этим связано. Здесь ожидают поезда. И все, что с этим связано. Это ворота. В куда это ворота? В туда, в куда кому надо или хочется. Лично для меня сегодня это ворота домой. Поэтому и тоска на сердце. Поэтому и грусть в глазах.
  Зимняя сказка - прощай.
  Оглохшие от ожидания времени отправления поезда, идем, наконец, на посадку. Садимся в вагон. Мы суровы и молчаливы. Мы обветрены горными ветрами и ими же обморожены. У нас суровый и мужественный вид, которым мы гордимся, и, может быть не без основания. Очень хочется в это верить. Наверное, поэтому проводники нас не трогают. Они вдыхают запах костра, который исходит от нашей одежды и прячутся по своим норам.
  А мы, солидные и усталые от преодоленного, идем походкой первопроходимцев по вагону к своим местам. И устраиваемся на бивак. Потом едим то, что еще осталось, раскладываем на полках спальные мешки и ложимся поскорее спать. Скорее ляжешь, скорее приедешь. Пускай поскорее наступит утро и Одесса. Если уж чему-то суждено закончиться, пусть это закончится поскорее.
  Утро. Вокзал. Одесса. Расставание. Но не навсегда. А как поется в одной альпинистской песенке:
  До после восхождения,
  До будущей горы.
  До будущей горы...
  Прощайте вы прощайте,
  Писать не обещайте,
  А обещайте помнить
  И не гасить костры,
  До после восхождения,
  До будущей горы.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"