Шляхов Анатолий Анатольевич : другие произведения.

Террор

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

   Террор.
  
   Была ранняя полярная весна.
   Лёд на многочисленных и от этого диаметрально небольших тундровых озерках плато Путорана,
   после двухнедельного вспучивания, ушёл на метр под воду.
  
   Анатолий Шляхов, молодой, тупой; тупой от молодости, но уже художник, первый раз был на охоте.
   Его,
   не возражал взять с собой,
   свежа представленный первый тесть.
  
   Не возражал провести по слежавшимся, спрессованным за длинную колючую, зимнюю полярную ночь, снегам.
   По трудно проходимым, заснеженным охотничьим угодьям, недалече от шахтёрского города-спутника Талнах;
   показав, свою, специальную свою, разработанную годами, охоту на ондатр.
  
   Ондатра - водяная крыса,
   завезённая к чёрту на кулички, на край крайнего севера тундры.
  
   Кто, с какими целями осуществлял такую ссылку без вины виноватого, неведомо.
   Не по Сталинскому распоряжению.
  
   Но осуществил, сын такой-то.
   В году так, одна тысяча девятьсот пятидесятом.
  
   Безобидный для людей зверёк, неожиданно согласилась жить, там, где не живут.
   Причём согласился, приспособится к тому, к чему приспособиться нельзя: голоду и холоду.
  
   Шкура у потомства...
   У потомства, потомства.
   У потомства, потомства, потомства стала крепче да толще. Мех теплее, жёстче.
  
   В благодарность за согласие приспособится.
   За новый мех.
   На него. На неё.
   Когда можно добраться,
   однако.
   Стали охотится, разные всякие алчные.
  
   Шапки, воротники, шубы. Мясо дрянь.
  
   Мех же, чуть ли не единственный водоотталкивающий, не слипающийся после сдирания с несчастной,
   да выделки скребками, да квасцами.
  
   Вообщем ворс ондатровых ворсинок редкий, ценный, недешёвый.
   Приспособленный.
  
   Приспособлен, стал к заполярью.
   К заполярью даже подводному, хотя такого не бывает наверно.
  
   Заиндевев, после трёхнедельной неудачной охоты.
   Лежание сутками, в пространстве без суток, на снегу, в засадах.
   Принесли урожай неурожайный.
   Пять подранков ушло в подводные ходы к невидимым, неизвестным домам.
   Два других, "замоченных" мной, Анатолием, да два тестем.
   Ободранные;
   только шкурки.
  
   По возвращении,
   болтались у него на выбеленном солнечными годами, армейском рюкзаке сзади.
  
   Сзади, метрах в ста.
   Ста пятидесяти.
   За узкоплечей спиной.
  
   Я, же забрёл вперёд.
   Теплом, вспоминая теплую белую эмалированную ванну, белую тёплую жену с белым тёплым полотенцем.
   После охотничьего балка окаянного, да буржуйки по-чёрному.
  
   Бредя, в направлении к дому, к хлорным дымам,
   в зелёно-коричневых, болотных, спец водолазных штанах, на широченных лямках, перекинутых поверх
   чёрного,
   спец армейского северного бушлата.
  
   Брёл бродом, по многочисленным небольшим озёрам,
   с появляющимся и ломающимся, и вновь появляющимся и таящим мелким инеем.
   На проросшей кругом рта мужской грязной двадцати пяти дневной щетине, в кругу одежд зимних.
  
   Двухметровый снег тундровых возвышений и возвышенностей, прежде твёрдый, как панцирь краснухой черепахи, стал рыхлым. Идти по нему не представлялось для меня, сто килограммового натощак,
   никакой возможности.
  
   Доходя до берега очередного озера, я клал перед собой широкий, в чехле, импортный, американский этюдник, наш бы кокнулся.
   Ложился на него грудью и ползком, гребя руками, ногами, остальным.
   Полз до следующей воды, следующего озера.
   Иногда..
   Кажется чаще, чем иногда,
   проваливался в желтеющий снег.
   Иногда, под снег.
   Обнаруживая, что внутри он не бел, как думалось, как хотелось, а какой-то серо - чахлый.
  
   Но, благо озёр на пути возвращения, синело от высокого неба, больше, чем искрило непроходимыми старыми снегами суши.
   И шансы не меркли.
   Хотя призрачно прозрачный пар изо рта продолжал парить.
   По-прежнему обеляя изморосью края бушлата поверху, шапки ушанки понизу.
   Напоминая:
   заполярье не курорт.
  
   Солнце уже преодолело половину положенного пути.
  
   Выбиваясь из сил,
   уже было перекурено два привала.
   Третий, даже с легкой дремотой.
   Но темноты нужно было не опасаться.
   Так, как суток у суток не было.
   Начинался полярный день, который не двенадцать часов,
   не двадцать четыре часа, не сорок восемь.
  
   Прохладный заполярный денёк, длится всего две тысячи сто шестьдесят часиков. В среднем конечно.
  
   Вдруг, прямо перед моим,
   возвышающимся из ледовой, водянисто - снежной кашицы торсом,
   появляется
   она.
   Вожделенная,
   случайная, беззащитная, недалёкая, недальновидная, золотисто - рыжеватая ондатра.
   Видимо, как-то спугнул её волнами,
   скрежетом спец обмундирования о плавающий снег со скрипучими искристыми корочками льда.
   Бултыхающимися.
   Переливавшимися.
  
   А, может она умная.
   Отвлекала меня глупого, молодого,
   от своего дома, со своими детишками, или...
   Не,
   это ж братья меньшие.
   Братья наши неграмотные.
   Да.
   Малые, безграмотные.
   Дук, вдобавок слабые.
   Практически беззащитные.
   Панически беззащитные.
   Глупые.
  
   Высшей математики, верняк. Теорий, теорем вероятности точно не знают.
  
   Вообщем, передо мной красивая водяная крыса,
   прекрасных размеров, в мой локоть,
   прекрасной расцветки.
   Деваться, нырнуть, уйти; ей некуда.
  
   Некуда,
   это я потом понял.
  
   Вначале улепётывала она спокойно.
   Быстро гребя лапами, профессионально помогая хвостом.
   Но водянисто - клейкая ледяная кашица данного очередного озерка, не давала ей возможности манёвра.
   Возможность ускорения, в такой кисельной тягомотине также не представлялась возможной.
   Уныривать знамо было некуда.
   А ондатра почему-то не волновалась.
  
   Не переживала. Не выказывая видимое волнение.
   Неграмотная потому что.
   Хотя торопилась.
   Да.
   Всё-таки торопилась.
  
   Поторапливалась.
  
   Я, будучи кровь с молоком, с парным молоком;
   стал отрезать ей путь спасения, загораживая его собой.
   Ондатра слегка за нервничала.
  
   Ага.
   Ага, ликовал я.
   Ага.
   У обоих раздувались ноздри, от торопливо выходящих парений.
   Колотун, легкий.
   Пару, тройку раз, мы истерично встречались взглядами.
   Она - напряжённо - изучающе.
   Я - возбуждённо радуясь.
   Чуть ура не закричал.
   Вдруг,
   словно очнувшись, одёрнул себя.
   Сосредоточившись строго и нервно, на охоте.
   Охота.
   Охота.
   Она прекрасно поняла: сзади неё, молодой, здоровый обалдуй, готовый застрелить её, а за ради интереса.
  
   Плывя в жиже, неся над ней только нос, глаза и ушки, она гребла
   от охотника.
   Я же, возвышался, над ситуацией, как пить дать, так на метр десять.
   И, по сему,
   первому увидеть, что ондатра попадает в смертельный капкан, представилось судьбой мне.
  
   Сзади, я.
   Впереди прибрежная расщелина.
   Лёд, на ледовом дне, под мёрзло - кисельной водой, стал слегка загибаться вверх, ближе к берегу.
   Она вплыла в смерть.
   Не подозревая о страшной.
  
   Водная кашица хлюпала уже в районе моих гениталий, а не по пояс, как прежде.
  
   Тогда дёрнул, сдирая с зимнего плеча заряженное ружьё.
  
   Ондатра почувствовала.
   Затем поняла.
   Тоже поняла - плывёт в западню.
   В смерть.
   Вот она.
   Вот.
  
   Вот она царапнула передними, когтистыми лапами о рыхлый прибрежный снег расщелины.
   Замерла.
   Секунды.
   Перевернулась на спину, сложив на белом животе передние когтистые.
   Булькнув, развернулась.
   Изготавливаясь к встрече.
   Смерть.
   Смерть.
   Повернула опять глаза в мою сторону.
   Чёрные блёстки.
  
   Снова сомкнулись наши взгляды.
   Шансов нет.
   Нет!
   Она - малое земное существо. Любой половозрелый одуванчик выше.
   Он - художник. Метр семьдесят восемь без каблуков, в армейской спец амуниции, со здоровенным новеньким, центрального боя, ружьём.
   Заряженным кучной дробью.
   Мотнула головой.
   Влево.
   Вправо.
   Везде берег.
  
   Дёргались длинные усы.
  
   Я,
   злорадно приближался.
   Отрезая водную жижу.
   Ондатра смотрела мне прямо в глаза.
   Одновременно,
   спустя годы, знаю, точно, что так.
  
   Одновременно,
   от её периферийного зрения, не ускользало ни малейшее движение окружающей воды, пространства;
   ни моих членов.
   Просчитывалось даже будущие движения всего.
   Движения моих членов, ледяной жизни, ледяной жижи.
   Мгновенно,
   в её крохотном мозгу.
   Что?
   Что
   происходило мгновенно, в её крохотном мозгу?
   Какое количество мгновенных исчислений, вычислений, мгновенно происходило
   там.
   В её крохотном мозгу!
   Боже.
   Ведь она не знает цифр!
   Как
   там можно считать.
   Считать, не зная цифр.
   Счёт без цифр?!
   Совершенно без цифр.
   В её крохотном мозгу!
  
   Сегодня уверен, она чудесно читала мои мысли, как по писанному.
   Прекрасно понимала: вылезти сейчас на рыхлый снег берега.
   Значит.
   Значит, подставится под неминуемый выстрел двустволки всем телом.
   Но больше никакого пути нет.
   Другого.
   Другого пути нет.
   Наступаю я, предуготовляясь к выстрелу.
   И другого пути нет.
   Нет!
   Есть.
  
   Я, уж совсем близко.
   Не промахнёшься.
   Вскидываю ружьё, прикладываясь щекой к цевью, взглядом правого глаза ищу мушки, собирая их на голове зверька.
  
   Задерживаю дыхание.
   Чтобы наверняка.
   Наверняка.
   Наверняка в голову.
   Чтобы шкурка цела осталась.
   Невредима.
   Сохранилась.
  
   Есть!
  
   Вдруг происходит невероятное.
   Она отталкивается.
   Отталкивается от этой жижи.
   От этой жизни.
   От воды!
   Как?
  
   В воздухе, подобно сжитой пружине, делает ещё два каких то рывка.
   И.
   Извиваясь.
   И.
   И её зубы, лязгают, щёлкая, замыкаясь. В десяти сантиметрах от моего носа.
  
   Там ротик та.
   Там зубки то.
   Не сравнить даже с моими.
   Леопард?
   Крокодил засушенный.
  
   Пролетела метра три?
   Три с половиной.
   Два с половиной.
   Да по восходящей.
   Лязгнули зубки так жёстко.
   Жестковато.
   Что шарахнулся я.
   Отшатнулся,
   а спина вздрогнула меж лопаток, и прилипла чёрная цифра один на майке, аккурат к позвоночнику.
  
   Выстрел первого заряда, гремит.
   Бездымный порох, дымит.
   Гремит
   естественно в молоко.
   В снежное молоко.
   Резко, чуть не поскользнувшись, под водой, выгибаюсь вбок.
   От зубов.
   От зубов.
   Неприятно. Десять сантиметров всё-таки. От носа.
   Моего носа.
   Что ж уж ближе.
   Роднее.
  
   Она тоже.
   Прыгнула ведь к единственному открытому месту. Лицу с глазами.
   Всё остальное под зимне-водолазной одеждой.
   Даже рукавицы меховые кожаные трёхпалые, специально для стрельбы.
   Не до кусаешься.
  
   Соображает.
   Соображает.
   Брат меньший.
  
   Машу руками, сохраняя равновесие.
   Ондатра шлёпается в водную жижу, возле моей левый ноги.
   Но нога та там.
   Под водой.
   Глубоко.
   Усиленно, пытаясь обойти меня, плывет, загребая, выгребая слева.
  
   Восстановив впопыхах равновесие.
   Развернувшись.
   Перехватываю ружьё и замахиваюсь на неё прикладом.
   Изгибаюсь.
   Бью.
   Промахиваюсь.
   Во все стороны летят брызги с ошмётками льдинок.
  
   Бью, скорее от испуга.
   Злости. Неожиданности.
   Ошарашенности.
  
   Теперь ружьё неудобное.
   Слишком близко.
   Неудобно.
  
   Не развернуться.
  
   Второй прыжок.
   И зверёк, перекувыркнувшись несколько раз, перелетает через ружьё.
   Уже без рекордного расстояния.
   Но.
   Но опять, возле моего носа.
   Хотя и дальше десяти сантиметров.
   Да.
   Теперь, дальше. Дальше десяти сантиметров.
   Вынужден изворачиваться. Выворачиваясь уже от второй атаки.
   Опять страшась зубов.
  
   Снова машу руками.
   Обошла.
   Она меня обошла.
   Не оглядываясь, улепетывает зигзагами.
   Зигзагами.
   Зигзагами.
   Ледяная жижа редеет.
   Вода.
   Вот и открытая вода.
   Редеет.
   Вот она
   Стреляю на в скид, перевернув стволы в её сторону, вторым зарядом.
  
   Грохот.
   Ондатра ныряет.
   Больше мы не виделись.
  
   На берегу.
   Не разобрать, слева, справа, появляется тесть.
   - Что случилось?
   - Террор.
   Чуть носа не лишился.
   Хрипло отзываюсь на крик.
  
   Вторя.
  
   - Носа чуть не лишился.
  
   - Как это?
   Докатилось справа.
  
   - Да загнал дуру.
   Перевожу дух.
  
   Дуру - выдру в демократию.
   Как прыгнет.
   Ужас.
   Терроризм чистоганом.
   Галимый.
   Чуть носа не лишился.
  
   Звероферму надо.
   Тогда
   И демократия.
   И мех.
   И нос.
  
   Экстремизм.
  
   Каждая
   попытка откусить нос.
   Должна жестоко караться.
  
   Политкорректность...
   Твою мать.
   Будет жестоко караться.
  
   - Чего!
   Чего бормочешь?
  
   Чего бормочешь.
   Запыхавшись, отозвался недалече тесть.
   - На звероферме; мех никуда
   негодный.
  
   Не нагулять.
  
   www.auau.tv
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"