Шумский Александр Владиславович : другие произведения.

Размышления о православной педагогике

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Диакон Александр Шумский

   Размышления о православной педагогике
   ("Десятина", N15-16 (26-27))
   Существует ли православная педагогика?
   На первый взгляд, кажется, что никаких сомнений в этом быть не может. Конечно, существует! Но как ни странно, есть мнение, что никакой православной педагогики не может быть, как не может быть право­славной физики, математики, химии и т.д. А есть просто педагогика. Хотелось бы сделать следующее возражение: гуманитарные науки, к коим, несомнен­но, относится педагогика, имеют существенное от­личие от наук естественных. Действительно, ни ма­тематическая формула, ни тот или иной вывод есте­ственных наук не имеют специфической религиоз­ной или национальной окраски, но с гуманитарными науками дело обстоит совсем иначе.
   Ведь они напрямую связаны с душевным и духов­ным миром людей, а совершенно очевидно, что аб­страктного "общечеловека" в природе не существу­ет. Каждый человек есть не что иное, как индивиду­альное проявление своего народа, в той или иной мере отражающее его дух. И если гуманитарные на­уки хотят иметь дело с реальностью, а не с отвлечен­ными схемами, они должны говорить не о человеке вообще, а о человеке как представителе своего куль­турно-исторического типа. Крупнейшие мыслители XIX и XX вв. (Н.Я.Данилевский, К.Н.Леонтьев, О.Шпенглер, Н.С.Трубецкой, К.Леви-Стросс, Л.Н.Гу­милев) показали, что так называемая "общечелове­ческая цивилизация" -- это либо фикция, либо под­мена понятий, когда за "общечеловеческое" выдают­ся и агрессивно навязываются в качестве единствен­ного образцы ценности западноевропейской культу­ры (или романо-германского культурного историче­ского типа, в терминологии Данилевского и Трубец­кого). Все это впрямую относится и к педагогике.
   Известно, как много сделал К.Д.Ушинский для развития народной, национальной, православной педагогики, как много времени и сил он отдавал борьбе с засильем немецкой педагогики в России. Германские теоретики утверждали, что они создали универсальную общечеловеческую педагогику. Ушинский блестяще доказал, что это ложь.
   Он в частности писал: "Как нет человека без са­молюбия, так нет человека и без любви к Отечеству, и эта любовь дает воспитанию верный ключ к сердцу человека и могущественную опору для борьбы с его дурными природными, личными, семейными и ро­довыми наклонностями. Воспитание, если оно не хочет быть бессильным, должно быть народным. Удивительно ли после этого, что воспитание, соз­данное самим народом и основанное на народных началах, имеет ту воспитательную силу, которой нет в самых лучших системах, основанных на абстракт­ных идеях или заимствованных у других народов. Народ без народности -- тело без души, которому остается только подвергнуться разложению и унич­тожиться в других телах, сохранивших свою само­бытность. Особенность идеи есть принцип жизни".
   Константин Дмитриевич блестяще сформулиро­вал два основополагающих педагогических принци­па: "1) Общей системы народного воспитания для всех народов не существует не только на практике, но и в теории, и германская педагогика не более как теория немецкого воспитания. 2) У каждого народа своя особенная национальная система воспитания, а потому заимствование одним народом у другого воспитательных систем является невозможным". Еще раз хочется выделить мысль Ушинского о пре­тензии германской педагогики быть универсальной, общечеловеческой, и оказывающейся на деле не более чем теорией немецкого воспитания. Это очень актуально для нас с той лишь разницей, что засилье германской педагогики сменило засилье американской. Но суть от этого не меняется.
   Но какова же духовная основа русской нацио­нальной педагогики? Без сомнения, это -- Право­славие и созданная им культура "византинизма" (термин историка Ф.И.Успенского), ведь именно из Восточной Римской империи (Византии) Русь полу­чила свет христианской веры.
   Византинизм есть глубочайший корень, фунда­мент всего культурного организма Юго-восточной Европы, и, прежде всего России. Этот принцип, сле­довательно, является определяющим в развитии и формировании духовно-нравственных идеалов гре­ков, большинства славян, русских. Под влиянием ви­зантинизма у этих народов веками воспитывались идеалы государственности, семьи, женщины, воина, системы образования. Таким образом, православ­ная педагогика, являясь неотделимой частью всего организма православной культуры, берет свое нача­ло в фундаментальном принципе византинизма.
   Существует общепринятое определение науки педагогики. Педагогика -- наука о воспитании че­ловека; раскрывает сущность, цели, задачи и зако­номерности воспитания, его роль в жизни общества и развития личности, процесса образования и обу­чения. Включает теорию воспитания, дидактику, школоведение. Педагогика связана с философией, историей, психологией, анатомией, физиологией, медициной. Ее отрасли: детская педагогика (пред-дошкольная, дошкольная, школьного возраста), профобразования, семейного воспитания, вузов­ская, военная, специальная педагогика, методика преподавания учебных предметов, история педаго­гики. С этим общим определением более или менее согласятся педагоги, представляющие различные системы образования. Но дальше этого их взаимо­понимание вряд ли пойдет. Здесь уместно будет об­ратиться к этимологии ключевых слов педагогики: воспитание, образование и просвещение.
   В молитве покаянного канона ко Господу нашему Иисусу Христу есть такие слова: "...возведи к пажи­ти Твоей и сопричти мя овцам избранного Твоего стада, воспитай мя с ними от злака Божественных твоих Таинств..." Воспитай, то есть напитай меня Благодатью Святого Духа. Известный дореволюци­онный педагог И.Скворцов в "Записках по педагоги­ке" говорит: "Слово "воспитание" слагается из сло­ва: "питание" (снабжение организма пищею, необ­ходимою ему для развития) и приставки "вос" (вверх, в вышину) -- пи­тание ребенка до дос­тижения им полного возраста. Так что чело­век состоит из тела и души, и последняя со­ставляет величайшую часть человеческого су­щества, то и слово "воспитание" применя­ется главным образом к духовному развитию че­ловека". Здесь нужно еще добавить, что при­ставка "вос" имеет от­ношение не только к продвижению ребенка по возрастной шкале, но и к духовной устрем­ленности -- "горе". В русской словесности есть такое замечательное выражение "обед ду­шевный". Так вот, различные системы воспитания, различные педагогики отличаются друг от друга пре­жде всего качеством этого обеда, этого питания и его направлением. Следовательно, о какой единой науке педагогике можно говорить, если то, что "хорошо для русского, для немца смерть". Очевидно, что задачи и цели воспитания, скажем, у раввина, муллы, учителя немецкой гимназии времен Третьего рейха, амери­канского проповедника ничего общего не имеют с це­лью воспитания, которую ставит перед собой право­славный батюшка. Точно так же обстоит дело с другой важнейшей категорией педагогики -- образовани­ем. Собственно говоря, образование неотделимо от воспитания, между ними есть взаимообусловлен­ность. Этимология слова образование -- от грече­ского слова икона -- образ. Таким образом, для пра­вославного человека быть образованным -- это зна­чит соответствовать образу, стремиться к святости, запечатленной в образе, иконе. Понятие образование теснейшим образом связано с богословским поняти­ем обожения. В сущности, конечной целью образова­ния, высшей его точкой, является обожение, преоб­ражение всего человеческого естества. Это цель хри­стианской жизни, а значит и сверхзадача православ­ной педагогики. Ни одна другая педагогическая сис­тема таких задач не ставила и ставить не может.
   С воспитанием и образованием теснейшим обра­зом связано понятие "просвещение", которое весь­ма часто употребляется неверно. В Евангелии от Ио­анна читаем: "Был свет истинный, Который просве­щает всякого человека, приходящего в мир". Святой праведный Иоанн Кронштадтский говорил по этому поводу: "Современное ложное просвещение удаля­ет от истинного света, а не приближает к нему. А без Христа тщетно все образование". Под просвещени­ем на Западе подразумевается прежде всего изуче­ние наук, овладение различными техническими, тех­нологическими умениями и навыками, т.е., по суще­ству, под просвещением понимается обучение, очень важная, но все же прикладная категория педа­гогики. Восточное, византийское понимание про­свещения совсем иное. В молитве Василия Велико­го ко Святому Причащению читаем: "...и да будет ми Святая сия во исцеление и очищение, и просвеще­ние, и сохранение, и спасение, и во освящение души и тела; во отогнании всякого мечтания и лукавого деяния, и действа диавольского..." Истинному про­свещению, таким образом, здесь противостоит лож­ное: всякое мечтание, лукавое деяние, дьявольское действие. В молитве св. Иоанна Златоуста сказано: "...сподоби неосужденно причаститься Пречистых, бессмертных, животворящих и страшных Христовых Таинств... во освещение и просвещение... в потреб­ление и всесовершенное погубление лукавых моих помыслов и помышлений". У св. Иоанна Дамаскина говорится: "...но приими мя, яко же оныя, и просвети моя душевные чувства..." В православной педагоги­ке, таким образом, категория обучения занимает надлежащее ей место вслед за воспитанием, образованием, просвещением. Роль обучения -- техни­ческая, обслуживающая. Поэтому вряд ли есть осно­вание говорить: просвещенная Европа; было бы правильно говорить: обученная, натасканная Европа (не случайно же на Западе так любят всякого рода тренажеры). А степень духовно-нравственной про­свещенности Запада все могли оценить совсем не­давно по "гуманитарно-санитарным" бомбежкам Ирака, Сербии и т.п. В этой связи хочется подчерк­нуть, что истинная просвещенность предполагает благородство души, не позволяющее видеть в дру­гом лишь средство для достижения своих целей и хранящее человека от низости и подлости.
   Но, конечно, самым принципиальным отличием православной педагогики от других систем воспита­ния является обращенность к сердцу человека, все­побеждающая сила любви, о которой говорит Иоанн Богослов: "Да любите друг друга". Интересно, что если латиняне приветствовали друг друга словами: привет тебе, салют, здравствуй, то греки при встре­че говорили: радуйся! И в этом "радуйся" -- обра­щенность к сердцу ближнего. Так же преп. Серафим Саровский встречал всех словами: "Радость моя!" Так в одном слове может запечатлеться духовный строй целого народа. Без стремления к этой радо­сти, любви нет никакого смысла браться за воспита­ние детей. Какова эта любовь, отчасти открывается нам через дивные слова старца Силуана Афонского: "Господь не таков, как мы. Он весьма кроток и мило­стив, и благ, когда душа узнает Его, то удивляется без конца и говорит: "Ах, какой у нас Господь". Вот к этому узнаванию Бога должен стремиться и право­славный педагог, и его воспитанники. Таким обра­зом, в православной педагогике первичной являет­ся категория воспитания, а не обучения.
   Выдающийся русский православный педагог и ученый Н.И.Пирогов пишет: "Не учивши дитя, можно вырастить круглого невежду, но если его не воспиты­вать, то оно воспитается собственными средствами. И вся разница будет заключаться в том, что оно может воспитаться дурно, тогда когда могло бы воспитаться разумно и правильно. Словом, от образования неко­торого взгляда на вещи, правильного или неправиль­ного, от основания своего рода нравственного кодек­са вы его не убережете". Лучшие русские педагоги всегда следовали апостольскому учению о "внутрен­нем человеке". Тот же Пирогов говорит: "Не спешите с вашей прикладной реальностью. Дайте созреть и окрепнуть внутреннему человеку; наружный успеет еще действовать; он, выходя позже, но управляемый внутренним, будет, может быть, не так ловок, не так сговорчив и уклончив, как воспитанник реальных школ, но зато на него можно будет вернее положить­ся: он не за свое дело не возьмется. Дайте вырабо­таться и развиться внутреннему человеку! Дайте ему время и средства подчинить себе наружного, из вас будут и негоцианты, и солдаты, и моряки, и юристы; а главное, из вас будут люди и граждане".
   Вопрос о развитии "внутреннего человека" не­разрывно связан с самым главным вопросом для православного человека -- спасением души. От то­го, как мы относимся к "внутреннему человеку", за­висит наша вечная жизнь.
   Западная педагогика никогда не делала такого ак­цента на значении "внутреннего человека" в воспи­тании. Тот факт, что отдельные мыслители, писатели и педагоги романо-германского мира правильно понимают этот вопрос, не меняют общей картины. За­падные системы воспитания, основанные на католи­цизме, протестантизме во всех их современных проявлениях и разновидностях, озабочены совсем, другим. Чем же?
   Ответ на этот вопрос нужно искать в принципи­альном различии православия и инославия. Вот что по этому поводу пишет архиепископ Сергий Страгородский в книге "Православное учение о спасе­нии": "Я стал понимать, что разность православия и инославия заключается не в каких-нибудь частных недомолвках и неточностях, а прямо в самом корне, в принципе, что православие и инославие противо­положны между собой так же, как противоположны себялюбие, жизнь по стихиям мира, ветхий человек и самоотверженная любовь, жизнь по Христу, чело­век обновленный. Предо мной встали два совершен­но отличных, не сводимых одно на другое мировоз­зрения: правовое и нравственное, христианское. Первое я назвал правовым, потому что лучшим вы­ражением этого мировоззрения служит западный правовой строй, в котором личность и ее нравствен­ное достоинство пропадают, и остаются только от­дельные правовые единицы и отношения между ни­ми... Человек представляется в его отдельности, он живет для себя и только одной внешней стороной своего бытия соприкасается с жизнью общего, -- только пользуясь этим общим; даже и Бог с точки зрения человека является только средством к дос­тижению благополучия. Началом жизни, следова­тельно, признается себялюбие, а общим признаком бытия -- взаимная отчужденность всего живущего". Очевидно, что сказанное имеет непосредствен­ное отношение и к педагогике. Главной задачей пра­вославной педагогики является воспитание нравст­венной личности внутреннего человека, а главной задачей инославной педагогики -- воспитание пра­вовой личности, внешнего человека. Утилитарный и правовой подход к воспитанию чужд православной педагогике. Поэт-сатирик XIX в. Алмазов пытался высмеять русский народ в одном из стихотворений:
   По причине прозаической
   Мы совсем не снабжены
   Здравым смыслом юридическим,
   Сим исчадьем сатаны.
   Широки натуры русские.
   Нашей правды идеал
   Не влезает в формы узкие
   Юридических начал
   Хотел высмеять, а пропел гимн Православию и русскому народу.
   Интересно здесь привести наблюдение, сделан­ное современным русским философом А.Зиновьевым в его книге "Запад". Он говорит о двух секторах образования и обучения на Западе. Он пишет: "Пер­вый (сектор) в основном детей высшего слоя... В пер­вом секторе молодым людям прививают сознание и амбиции будущих правителей, хозяев, вождей и на­ставников общества. Во втором готовят рабочую силу для предприятий и учреждений. Тут людям дают не знания, а умение работать. Их амбиции искусственно занижаются. Фактически тут производится огромная масса умеющих работать, но невежественных, идео­логически оболваненных и манипулируемых людей". Это предел утилитарности воспитания, где личность рассматривается не как цель, а как средство. Отсюда следует, что скрытой, но главной задачей западных систем воспитания явля­ется подавление внутрен­ней свободы человека и замена ее нравственной вседозволенностью. Оче­видно, что человек с та­ким пониманием свободы становится удобным объ­ектом для любых нечисто­плотных манипуляций.
   Романо-германский культурно-исторический тип выработал понимание свободы как освобожде­ния от Бога; а славянский культурный тип выработал понимание свободы, как свободы ради Бога и в Бо­ге. Для православной пе­дагогики уяснение этого различия имеет огромное значение. В этом понимании свободы кроется тайна невероятной стойкости, которые всегда вызывали удивление, непонимание и раздражение наших за­падных недругов. Они готовы были объяснять эту тер­пеливость и стойкость чем угодно, чаще всего раб­ской психологией славянина, но не внутренней сво­бодой. Им было невдомек, что такие колоссальные напряжения в своей истории русский народ всегда переносил потому, что не утрачивал идеала, не утра­чивал до конца понимания, что он живет ради Бога. И даже в годы Великой Отечественной войны, перед ко­торой коммунистической партией, казалось бы, все было сделано для того, чтобы русские забыли свои идеалы, забыли своего Бога, проявилась эта непо­стижимая для гитлеровцев внутренняя свобода рус­ского Ивана. Здесь можно привести в качестве при­мера гениальный рассказ Шолохова "Судьба челове­ка". Там есть два потрясающих момента. Один, когда пленных, раненых, измученных русских солдат фаши­сты загнали в православный храм и закрыли там. И вот одному русскому солдату-верующему стало пло­хо и ему потребовалось выйти на улицу. Немцы не вы­пускали его. Он не захотел осквернить храм Божий, стал изо всей силы стучать в дверь, и немцы, разо­злившись, расстреляли его. В не менее талантливом, чем рассказ, фильме Бондарчука "Судьба человека" показано, как серьезно и глубоко отнеслись к проис­шедшему с православным солдатом другие пленные, многие из которых были воспитаны в духе атеизма. Нет сомнения, что этот подвиг останется в их сердцах навсегда. И второй момент, когда рядовой Соколов, главный герой произведения, вступает в поистине эпический поединок с комендантом лагеря. В Соко­лове поражает сочетание удивительных качеств: му­жества, силы духа и кротости. Никаких громких слов, никаких поз, ничего специфически героического, все скромно, даже обыденно. На предложение выпить за победу фашистской Германии, Соколов отвечает тем, что без слов ставит предложенный ему комендантом полный стакан на стол. Тогда фашист предлагает вы­пить ему за свою погибель. На что Соколов отвечает, что за свою погибель, избавление от мук он выпьет с радостью. Все это он, измученный русский солдат, произносит тихо, без ненависти, но в этом и заключа­ется тайна его непобедимости. А дальше происходит невиданный, небывалый поединок двух типов, куль­тур, личностей, представляющих с одной стороны романо-германский мир, а с другой -- славянский.
   Здесь сошлись в очном поединке два архетипа. С од­ной стороны гордыня, презрение к людям второго сорта, а с другой -- смирение, тихость и несгибае­мая воля. В этой связи вспоминается еще лермонтов­ское "Бородино", где "тих был наш бивак открытый" и "слышно было до рассвета, как ликовал француз". Но как говорит Писание: "Придет гордость, придет и по­срамление". Интересно отметить, что ни история Ве­ликой Отечественной войны, ни история "доблест­ных" люфтваффе, гордости фюрера, не знают ни од­ного случая, чтобы немецкий асс пошел на таран. Так же ни один представитель высшей расы не бросался под танки, обвязанный гранатами, или на амбразуру пулемета. Наши русофобы пытались объяснить геро­изм Талалихина или Матросова чем угодно, только не глубинными действиями тех духовно-нравственных начал, которые через столетия пронес православный русский народ. Объясняли эти подвиги идеологиче­ским оболваниванием коммунистов. Но тогда возни­кает вопрос: почему гитлеровцы, которых не меньше подвергали геббельсовской обработке, внушали, что нет ничего выше, чем отдать жизнь за фюрера, не шли на ночной таран или не взрывали себя в подводной лодке, не желая сдаваться врагу.
   Откуда же бралась такая сила духа у русских лю­дей в критические моменты их истории: ответ один -- от православного понимания свободы как свобо­ды ради Бога и Родины. В этой связи следует ска­зать, что православному русскому человеку по его природе чужда оторванность от рода. Родовое нача­ло, чувство сопричастности к роду никогда полно­стью не угасало в русском человеке, хотя для этого было сделано все возможное. Это чувство присуще вообще всем восточным славянам. Поистине вели­кое значение в деле православного воспитания име­ет постижение смысла связи индивидуума с родом.
   Замечательные слова об этом находим у Велико­го князя Симеона Гордого: "Я пишу вам се слово... чтобы не перестала память родителей наших и на­ша, и свеча бы не угасла".
   На протяжении столетий наши внешние и внут­ренние враги не раз пытались погасить эту свечу, но каждый раз в самые критические моменты истории, она вдруг неожиданно вновь вспыхивала и на удив­ление всему миру рассеивала липкий бесовской ту­ман, окутывавший Родину и Церковь. Так было в пе­риод католической экспансии, когда святой благо­верный князь Александр Невский круто изменил по­литическую ситуацию и создал предпосылки для об­разования Московской Руси. Так было, когда преп. Сергий благословил русское воинство на решаю­щую битву с грозным восточным недругом. Так бы­ло, когда св. Геннадий Новгородский и преп. Иосиф Волоцкий взяли на себя тяжелейший крест борьбы со страшным внутренним врагом. Так было, когда умирающий священномученик патр. Гермоген бла­гословил русский народ на борьбу с польскими за­хватчиками. Этот перечень можно продолжать очень долго.
   В этой связи необходимо особо сказать о роли исторического предания в деле воспитания подрас­тающего поколения. Обратимся к В.О.Ключевскому, который немало внимания уделял педагогике: "Без общих понятий и целей, без разделяемых всеми или большинством чувств, интересов и стремлений лю­ди не могут составить прочного общества; чем боль­ше возникает таких связей и чем больше получают они власти над волей соединяемых ими людей, тем общество -становится прочнее. Устаиваясь и твер­дея от времени, эти связи превращаются в нравы и обычаи. В силу тех же условий общение возможно не только между отдельными лицами, но и между цельными чередующимися поколениями: это и есть историческое преемство. Оно состоит в том, что до­стояние одного поколения, материальное и духов­ное, передается другому. Средствами передачи служат наследование и воспитание. Время закреп­ляет усвояемое наследие новой нравственной свя­зью, историческим преданием, которое, действуя из поколения в поколение, претворяет наследуемые от отцов заветы и блага в наследственные свойства и наклонности потомков".
   В.Ключевский дает как бы сверхсжатую програм­му для православного педагога. Из нее вытекает, что одной из ключевых задач в деле православного вос­питания является кропотливая и сложнейшая работа по восстановлению почти разрушенного историче­ского предания. Эта работа осложняется еще и тем, что ее приходится выполнять в борьбе с сознатель­но действующим и хорошо организованным против­ником, для которого это восстановление означает гибель.
   Бывший госсекретарь США Генри Киссинджер, один из крупнейших специалистов по России, прямо заявил, что его беспокоит не возможность восстано­вления СССР сталинского типа, т.е. коммунистиче­ской державы (к этому, считает он, нет возврата), но реальная возможность восстановления на основе православия образа той страны, которая было до 1917 года. Поэтому здесь идет борьба не на жизнь, а на смерть.
   Говоря об одной из важнейших задач православ­ной педагогики -- восстановлении исторического предания, восстановлении духовно-нравственной преемственности поколений, нельзя не обратить особое внимание на язык, с помощью которого пра­вославный педагог будет решать воспитательные задачи. Проблема языка -- одна из важнейших про­блем православной педагогики. Н.В.Гоголь писал: "Обращаться со словом нужно честно. Оно есть вы­сший подарок Бога человеку".
   Нравственное здоровье народа, как и самое его су­ществование, в конечном счете во многом зависит от языковой среды, в которой этот народ пребывает. К.Д.Ушинский считал, что не нужно обладать какими-то специальными филологическими познаниями, "чтобы убедиться, что язык народа есть цельное орга­ническое его сознание, вырастающее в своих народ­ных особенностях из какого-нибудь одного, таинст­венного где-то в глубине "народного духа запрятанно­го зерна". По его мысли, язык народа несет на себе отпечаток всей его истории, народ "в сокровищницу родного слова складывает одно поколение за другим плоды глубоких сердечных движений, плоды истори­ческих событий, воззрения, следы прожитого горя и прожитой радости. Когда исчезает народный язык, -- народа нет более". Через слово входит в нашу душу любовь к Богу, ближнему, Отечеству.
   Сегодня православный учитель сталкивается с большим препятствием в воспитании детей -- страшным искажением языка, с так называемым "новоязом", когда люди говорят вроде бы на рус­ском языке, но совершенно не по-русски. Как часто сегодня приходится встречать молодых людей, которые весьма сносно изъясняются на иностранных языках, но когда начинают говорить по-русски, то в пору затыкать уши. Беда еще и в том, что мы сами в той или иной степени заражены "новоязом" и, сле­довательно, православный учитель должен внима­тельно следить за своим языком.
   В заключение хотелось бы привести строки из стихотворения К.Р. (Великого князя Константина Константиновича Романова), которые он назвал "Завещанием сыну". Его можно адресовать нашим современникам -- как педагогам, так и ученикам:
  
   Будь же ты верен преданьям
   Нашей простой старины,
   Будь же всегда упованьем
   Нашей родной стороны.
  
   С верою твердой слепою
   Честно живи ты свой век.
   Сердцем, умом и душою
   Русский ты будь человек.
  
   Пусть тебе в годы сомненья,
   В пору тревог и невзгод
   Будет примером терпенья
   Наш православный народ.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"