Шустерман Леонид : другие произведения.

Интеллектуальное тэквандо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Корейцы всегда занимали меня. То есть японцы, может быть, интересны мне еще больше, но с ними практически невозможно сблизиться. Впрочем, с корейцами тоже сойтись было непросто, тем более что я столкнулся с ними отнюдь не как друг. Я был конкурентом в бизнесе, а для корейцев бизнес - это вид военных действий.


   Кореец - это упрощенный японец. Недаром Япония всё время стремилась овладеть Кореей - есть много общего между этими народами. Но корейцы проще. Сию мысль не стоит, конечно, спешить доводить до их сведения. Корейцы из кожи вон лезут, чтобы доказать человечеству и самим себе в первую очередь, что они превосходят японцев во всех отношениях. Япония для корейцев - одновременно и источник вселенского зла, и объект для подражания, и некий рубеж, который нужно сначала достичь, а потом оставить позади. Корейцы мечтают догнать и перегнать Японию еще больше, чем Хрущев жаждал догнать и перегнать США.
  
   Во многих аспектах им это удалось - их промышленность успешно конкурирует с японской. Они даже продают в Стране восходящего солнца кое-какую электронику - достижение, которое трудно переоценить. Но утонченная эстетика, присущая всему, что делают японцы, остается недосягаемой ни для корейцев, ни для других народов.
  
   Японское стремление к эстетике берет начало, видимо, в национальной религии, предполагающей наличие души у каждого живого существа и даже у неживых предметов. Поэтому любое изделие, любое творение рук японца призвано не только выполнять свои прямые функции, но и радовать глаз. В противном случае, можно оскорбить душу изделия, и оно будет плохо работать.
  
   В Японии красота повсюду. Чтобы убедиться в этом, пройдитесь по улицам Токио. Прогуляйтесь по тенистым террасам вблизи торговых центров. Обратите внимание, как интригующе подстрижены кроны деревьев. Погуляйте по миниатюрным садам камней, на которые иногда можно наткнуться на перекрестьях городских улиц. Посмотрите на сверкающие огнями стены домов на Takashimaya Time Square. По размерам рекламных видеоэкранов и насыщенности светом в ночное время эта площадь оставляет далеко позади свою нью-йоркскую тезку. Загляните, наконец, в ресторан и закажите какой-нибудь традиционный деликатес. Не правда ли, вы не решаетесь сразу приступить к ужину - жалко разрушать экзотическую эстетику поданного вам блюда. Но отбросьте сомнения: красота этого блюда соперничает с его вкусом, но всё же уступает ему!
  
   А теперь возьмите билет на самолет и перенеситесь в Сеул. Если вы прибудете вечером, вас встретит мрачный город, освещенный лишь минимально необходимым количеством огней. Рекламные неоны встречаются гораздо реже и кажутся куда менее яркими, чем в Токио. Днем ряды одинаковых многоэтажек выглядят, как батальоны солдат-исполинов, застывших неподвижно во время строевого смотра. Всё в городе кажется строго функциональным. Деревьев мало, и их кроны знать не знают о существовании тонкого искусства садоводства. Корейская традиционная еда глаз не радует, да и вкусом особенным не отличается. На шумных улицах Сеула нет ничего такого, что могло бы вас поразить, восхитить и даже просто привлечь внимание. Подобно монаху, кореец бежит излишеств или хотя бы стесняется выставлять их напоказ.
  
   Корейцы, как и японцы, при встрече кланяются друг другу. Но японский поклон - это целая наука, на овладение которой необходимо потратить немало времени. Поэтому потомки самураев вовсе не приветствуют попытки иностранцев раскланяться с ними по-японски. А вот корейский поклон - просто поклон, в нём нет никаких малозаметных, но наполненных важным смыслом движений. Поэтому корейцы с удовольствием принимают поклоны от иностранцев. Важно лишь соблюдать одно правило: старший по возрасту и положению не должен кланяться первым. Нарушение этого правила может быть воспринято как насмешка.
  
   Корейцы всегда занимали меня. То есть японцы, может быть, интересны мне еще больше, но с ними практически невозможно сблизиться. Впрочем, с корейцами тоже сойтись было непросто, тем более что я столкнулся с ними отнюдь не как друг. Я был конкурентом в бизнесе, а для корейцев бизнес - это вид военных действий.
  
   Впрочем, не только для них. Международные комитеты по техническим стандартам - это арены бескомпромиссной конкурентной борьбы между лидерами индустрии. Компании посылают на комитеты инженеров, дабы те правдами и неправдами сумели убедить весь мир избрать именно ту технологию, в которой их фирма разбирается лучше всего. Поэтому конференц-залы часто становятся полями словесных баталий, где атмосфера накаляется до предела, и в ней плавают готовые взорваться шаровые молнии сгущенных эмоций. Ничего удивительного - ведь от принятых решений, в конце концов, может зависеть судьба сотен миллионов долларов. При этом никаких объективных причин предпочитать одну технологию другой нет - обычно любую проблему можно решить множеством способов.
  
   Корейцы вступают в эту битву умов, как военное подразделение, часть большой армии. Как и водится на войне, стратегический план известен только высшему командованию, а солдаты на поле боя знают лишь локальную тактическую задачу. Военный летчик не подвергает сомнению мудрость генштаба, выбравшего для него именно эти цели, и не размышляет о том, можно ли добиться победы, разбомбив какие-нибудь другие объекты. Так и корейский инженер полон решимости внедрить в международный стандарт именно этот и только этот алгоритм, вовсе не потому, что не существует приемлемых альтернатив, а от того, что этот вариант был утвержден высшим начальством. Летчик знает, что за ним стоит пославшая его страна, а за корейский специалистом стоит его фирма, вполне напоминающая небольшую державу.
  
   Так, сомкнутыми рядами, продвигаются корейцы к поставленной цели, сокрушая по пути сопротивление других "держав", то бишь корпораций. Но вот на их пути встают израильтяне, и корейская боевая машина начинает давать сбои, ибо она натыкается на не менее агрессивный, хотя и совершенно иной способ ведения борьбы.
  
   Израильские компании, подобно их стране, чрезвычайно малы и воинственны. Этакие моськи, готовые в любой момент не только облаять, но и искусать иного слона. Оружие моськи - быстрота и точность. Двинув ногой, слон запросто может раздавить вцепившуюся в неё наглую собачонку. Да вот беда: пока сигнал добежит по нервам от ноги слона к его мозгу и обратно, моська успевает перекинуться на другую конечность. Наконец, устав дрыгать окровавленными ногами, удрученный слон соглашается на мирные переговоры.
  
   Я и играл роль израильской "моськи", неустанно атакующей корейского "слона". Я метался из одного конференц-зала в другой, чтобы оспорить любые выступления моих противников. Я выражал сомнения в осуществимости предложенных решений или драматично указывал на их чрезмерную сложность и высокую стоимость. За кулисами я встречался с представителями других фирм, которых пытался убедить, что предложения корейского гиганта однозначно вредны для их интересов. Одновременно я расхваливал на все лады решения, представленные моей компанией.
  
   Мое преимущество - в гибкости и быстроте. Я - технический эксперт, этакий гуру, единственный в моей фирме, кто разбирается в сути обсуждаемых на комитете вопросов. Поэтому организация доверяет мне всецело, и моя свобода в принятии решений мало чем ограничена. Если же и возникает необходимость утрясти некоторые вопросы с начальством, я практически в любой момент могу вызвонить замдиректора, а то и самого директора.
  
   Если я обнаруживаю, что предложение оппонентов обладает преимуществами в некоторых аспектах, которые моя фирма упустила из виду, я могу доработать наше решение этой же ночью и утром представить модифицированный вариант. Противник же лишен такой возможности, ибо любое изменение ранее согласованного варианта требует длительных переговоров с начальниками и экспертами в Сеуле.
  
   Кроме того, я сам - автор представляемых моей компанией инициатив. Меня можно поймать на ошибке, но никогда - на незнании деталей. У оппонентов же и анализ проблемы, и выработка решения осуществляются коллективно. Причем только некоторые из авторов присутствуют на конференции, другие же остались дома. Поэтому мне довольно часто удается атаковать корейских инженеров вопросами, для ответов на которые они должны связаться со специалистами, оставшимися в Сеуле. На это тратится время, и члены комитета начинают терять терпение.
  
   Разумеется, комитет не проголосует за моё предложение. Для этого у моей фирмы слишком мало веса. Но и принять корейский вариант тоже как-то боязно: уж слишком много потенциальных "блох" я там нашел. Наконец, всё отчетливее начинают звучать голоса, требующие от наших компаний "гармонизировать" предложения, то есть пойти на обоюдный компромисс и выработать совместное решение, которое и станет "единственно правильным", ибо его критиковать будет некому. Так я добиваюсь своего: слон отказывается от дальнейшей борьбы и приглашает моську за стол переговоров.
  
   Приглашение доставила девушка со звонким именем Джи Юн. Вообще-то, по традициям дальневосточных народов, её следовало бы называть по фамилии: "госпожа Чон". Но на международных комитетах царит американский дух, поэтому всех называют по именам. Да и не вяжется как-то с ней титул "госпожа" - худенькая, хрупкая и застенчивая, она напоминает старшеклассницу. И лишь присмотревшись, можно заметить предательские морщинки в уголках глаз и на шее и понять, что она, видимо, не так уж и молода.
  
   Когда она подошла, я вскочил с кресла, ибо, по внушенным мне в детстве правилам, джентльмен не должен сидеть, если дама стоит. Надо сказать, что эти мои воззрения несколько устарели: западные леди эпохи развитого феминизма считают своим долгом оскорбляться в таких случаях. Мужчина, мол, проявляя заботу о женщине, подчеркивает тем самым свое (мнимое, разумеется) превосходство.
  
   Но Джи Юн не оскорбилась. Oна заметно смутилась и, запинаясь, передала мне просьбу корейской делегации явиться вечером в лобби гостиницы, чтобы обсудить условия мира между нами. Я уже давно ждал этого предложения, и потому немедленно согласился. На радостях я отвесил ей поклон, стараясь подражать движениям корейцев. Это смутило её окончательно, и она, нервно хихикнув, стремительным движением поклонилась в мою сторону, а затем столь же быстро покинула меня.
  
   В назначенное время, преисполненный боевого духа, я спустился в лобби, где и обнаружил корейскую делегацию в полном составе. Я огляделся в поисках свободного кресла, но все места были заняты.
  
   - Минуточку, - сказал я, - сейчас, только стул добуду и начнем.
  
   Услышав мою реплику, Джи Юн вскочила со своего кресла и воскликнула:
  
   - Садитесь сюда, пожалуйста!
  
   - Нет, нет, что вы! - запротестовал я, не в силах оставить свои интеллигентские замашки. - Сидите, ради Бога, я найду себе табуретку!
  
   - Пожалуйста, садитесь, - настаивала девушка. - Вы должны сесть посередине, чтобы все могли с вами разговаривать. Я найду себе стул.
  
   Её слова были очень разумны - действительно, мне следовало усесться в самой середине их компании. Странным оставалось лишь то, что место мне уступила именно она, а не кто-либо из присутствующих мужчин.
  
   Оставив пререкания, я в легком смущении сел на освободившееся место. Джи Юн, однако, не стала искать себе табуретки, а присела на корточки рядом с моим креслом, повергнув меня в еще большее замешательство. Впрочем, времени рефлексировать не было - мы приступили к переговорам.
  
   Мудрость ближневосточного базара предполагает, что продавец должен запрашивать в несколько раз больше, чем он надеется выручить, а покупатель должен предлагать в несколько раз меньше, чем он готов заплатить. Процесс сближения позиций цикличен и включает в себя многочисленные повторения разнообразного блефа, демонстративных уходов и возвращений "в последний раз", отказов "даже разговаривать о такой цене" и так далее. Попробуйте сторговать что-нибудь у синайского бедуина, и вы получите представление об этом процессе. Если вы всё сделаете правильно, то сумеете купить некую вещицу за цену втрое меньшую, чем заплатит ваш сосед, менее искушенный в тонкостях бедуинской торговли.
  
   Многие владеют сим искусством в совершенстве и применяют его не только на базаре, но и везде, где требуется вести переговоры. Есть у этого метода и недостатки: никогда не известно заранее, какие требования раздуты, а какие действительно важны для противной стороны. Если на базаре эту границу можно найти в течение часа, то в других ситуациях её обнаружение занимает значительное время. Не в этом ли причина постоянных провалов арабо-израильских мирных переговоров, длящихся уже десятилетиями?
  
   Так или иначе, но это не мой метод. Я вообще не умею торговаться и ненавижу блефовать. Я прямиком выкладываю корейцам нашу позицию. Наша фирма, в силу своего небольшого размера, вовсе не собирается оспаривать технологическое лидерство их огромной корпорации. Нам лишь необходимо, чтобы принятый комитетом стандарт позволял компаниям такого размера, как наша, вписаться в структуру бизнеса и производить те части общего решения, которые мы умеем создавать лучше других. Для этого нужно внести в их предложение лишь пару-тройку небольших, но принципиальных изменений. Если это будет сделано, наша фирма прекратит борьбу.
  
   Моя откровенность обескураживает оппонентов. Несмотря на то, что всё в мире бизнеса движется интересами, говорить о них считается не совсем приличным. В конце концов, наш комитет существует для того, чтобы вырабатывать наилучшие технические решения на благо всей индустрии, и интересы отдельных компаний не должны играть решающую роль. В принципе, они не должны даже упоминаться. Так и политик, мечтающий о соблазнительном посте в правительстве должен объяснять свои действия исключительно заботой о всенародном благе.
  
   Возражения моих противников изобилуют техническими терминами: предложенные изменения замедлят и усложнят некоторые процессы. Но я непреклонен: повышение эффективности обмена сигналами за счёт потенциальной потери рынка моей компанией не кажется мне таким уж соблазнительным решением. К тому же, эффективность - понятие относительное. У меня есть достаточно аргументов, чтобы заставить комитет обратить внимание на слабые стороны их решения, и они знают это.
  
   Большую часть технической дискуссии я веду с Джи Юн, которая по-прежнему сидит на корточках возле моего кресла. Время от времени она обменивается фразами на родном языке с докторами Кимом и Паком, сидящими напротив меня. Плотный атлет, д-р Ким - глава делегации. Должность д-ра Пака, я так до конца и не выяснил. Этот высокий худощавый молодой человек с цепким взглядом и гоголевским носом исполняет, видимо, роль научного консультанта. Очевидно, однако, что Джи Юн вовсе не нуждается в консультациях д-ра Пака - она прекрасно разбирается во всех аспектах проблемы. Остальные члены делегации, молодые инженеры, ни разу не проронили ни одного слова по-английски и лишь изредка вставляли короткие предложения по-корейски.
  
   Дискуссия затягивается за полночь. В конце концов, лёд трогается: корейцы начинают звонить в Сеул, где сейчас середина дня, и ведут какие-то возбужденные разговоры. Примерно через полчаса мне сообщают, что окончательное решение будет объявлено завтра утром.
  
   В назначенный срок мы встречаемся вновь, и мне сообщают, что в течение ночи было получено принципиальное согласие из Сеула. Корейская корпорация внесет требуемые изменения. Наша же фирма в моем лице должна стать соавтором предложения. С этого момента я должен буду употребить всю свою энергию на продвижение нашего общего предложения, а не на сопротивление ему. Я соглашаюсь - вряд ли я мог бы добиться большего. Мое начальство в Тель-Авиве, которому я тут же докладываю ситуацию по телефону, тоже удовлетворено результатом переговоров.
  
   Итак, соглашение достигнуто. Ответственным за наше общее решение назначается худосочный юноша по имени Мэн Хо. Я становлюсь его соавтором и консультантом. Другим консультантом назначена Джи Юн, ибо Мэн Хо, как выясняется, очень плохо понимает и практически не говорит по-английски.
  
   С этого момента начинается моя дружба с корейцами. Еще недавно, проходя мимо них, я ощущал на себе взгляды, подобные тем, которыми сенаторы, вероятно, одаривали Цезаря накануне Мартовских Ид. Теперь же мы с удовольствием раскланиваемся друг перед другом, курим вместе, шутим, насколько позволяет языковой барьер.
  
   Д-р Ким кланяется несколько ниже, чем следовало бы. В его поклонах сквозит ирония. Видимо он хочет подчеркнуть, что, несмотря на наши партнерские отношения, его статус всё же выше моего. Формально так оно и есть - он ведь начальник довольно высокого ранга, а я - всего лишь эксперт, технический специалист. Так как я не выказываю ему особого почтения, он это компенсирует подчеркнуто ироничным отношением ко мне.
  
   Д-р Пак, напротив, искренне дружелюбен. У него очень неплохой английский язык, и мне нравится с ним беседовать. В наших разговорах мы редко касаемся технологий и бизнеса. Такое впечатление, что они не очень-то интересуют доктора. Его более занимают гуманитарные темы - история, литература. Тема, которую он не устает муссировать, - монголы времен Чингисхана и сам великий вождь кочевников. Д-р Пак превозносит стратегическую прозорливость монголов, преимущества их организации. Неожиданно он заявляет, что израильтяне напоминают ему монголов.
  
   - Но ведь мы не собираемся завоевывать весь мир! - протестую я, опасаясь в глубине души, что разговор может перейти на обсуждение жидомасонского заговора, что меня обычно нервирует.
  
   Но мои опасения напрасны. Д-р Пак, при всей его образованности, похоже, ничего не знает о происках жидомасонов. Сходство израильтян с монголами он усматривает в высокой степени самостоятельности, которой пользуются израильские эксперты и менеджеры нижнего и среднего уровней. По его мнению, такая организация следует основным принципам устройства средневековой монгольской армии.
  
   - Жаль, в Корее возобладали китайские и японские традиции управления, - сокрушается доктор, - а следовало бы ориентироваться на монголов.
  
   Мне этот вывод кажется несколько спорным: ведь период монгольского преуспеяния закончился, как и начался, в средние века. Но я не стал возражать, дабы не огорчать симпатичного д-ра Пака.
  
   К сожалению, мне почти не удается общаться со своим основным партнером - Мэн Хо. Он ведь практически не говорит по-английски и для общения с иностранцами нуждается в помощи Джи Юн. Та опекает юношу подобно старшей сестре. А может, она ему и в матери годится? Её возраст остается загадкой - годы почти не меняют азиаток. Но эти морщинки в уголках глаз и на шее... Нет, Джи Юн совсем не молода, хотя по поведению она мало отличается от только что закончившего университет Мэн Хо.
  
   Между тем, английский язык молодого инженера становится серьезной проблемой - он должен представлять наше общее решение комитету. По корейским правилам, это должен сделать именно он - ведь высшее начальство назначило его ответственным. Английский необходимо выучить, но незнание языка, по корейской логике, вовсе не освобождает Мэн Хо от необходимости выступать публично. Джи Юн говорила мне, что молодой человек усилено изучает английский язык, но пока количество не спешило переходить в качество.
  
   Его первое выступление закончилось плачевно. Заняв свое место на трибуне, он сумел выдавить из себя только "good morning" и не произнес больше ни слова. Воцарилось напряженное молчание. Члены комитета заворожено глядели на Мэн Хо, словно мертвая тишина должна была как-то помочь ему заговорить. Но он молчал. На лице молодого человека не отражалось никаких эмоций, но, зная его, я не сомневался, что он глубоко страдает. Время от времени он открывал рот и делал попытку что-то сказать, но слова застревали у него в горле, и он не издавал ни звука.
  
   Жалок артист, вышедший на сцену произнести важный и возвышенный монолог и вдруг напрочь забывший слова. В отчаянии оглядывается он по сторонам и бросает полные умоляющего призыва взгляды на будку суфлера - единственную его надежду. Но что, если забыт не текст, а сам язык? Кто тогда поможет несчастному? Разве что суфлер покинет свою будку и сам прочитает монолог.
  
   Что-то подобное происходит и тут: после минуты тишины Джи Юн невесомыми шагами устремляется к трибуне и делает доклад вместо Мэн Хо. Парень при этом стоит рядом, и ни один мускул лица не выдает его душевного состояния.
  
   Второе выступление Мэн Хо в точности повторило первое - опять минута напряженного молчания, после чего Джи Юн снова пришла на помощь. В третий раз наметились определенные сдвиги - видимо, сказывался интенсивный курс обучения. Затем с каждым разом дела заметно улучшались - Мэн Хо всё реже нуждался в посторонней помощи. Еще несколько съездов комитета - и молодой инженер заговорил на уровне, достаточном для понимания излагаемых технических идей.
  
   А потом Джи Юн перестала приезжать на заседания. Д-р Ким в ответ на мой вопрос сказал, что её перевели на другую работу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   7
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"