Соловьев Станислав Владимирович : другие произведения.

Соцветия в грязи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Экспериментальный поэтический сборник, наполненный сюрриализмом, абсурдизмом и алитерацией.

  С.В. Соловьев
  
  СОЦВЕТИЯ В ГРЯЗИ
  
  сборник стихотворений
  
  
  ( С.В. Соловьев, 1999 г.
  Все права защищены законом. Публикация всего произведения или отдельной его части только с письменного разрешения автора.
  
  
  
   Каникулы Гефеста
  
   Красная точка на белом: капиллярия
   никому не нужной молодцеватости тела.
   Синий угольник: подбородок,
   обез-вангоген-ный динамизмом машины.
   Черные зебры: закат, отбрасываемый
   птицами-ногтями на подушечки
   хватательности и тягомотства.
   Зелень: зубные подковы боли
   съели беспроволочных телеграфов анкету.
   Мне говорили: я болен.
   Мне говорили: я болен.
   Я: чеширский кот с портрета анонима.
   Я: медузы клякс клаксона.
   Я: каникулы Гефеста.
  
   11.12.1998 г.
  
  
  
   Отражение Герострата
  
   Постепенно степи окутали тучное небо:
   Отделили углы от прямых змееносною кривою.
   Было в полночь. В пол силу жёг ячменные зёрна
   Обгоревшей и плачущей смолью рукою.
  
   Предвещая всхлипы хлипкого, резкого неба,
   Я отхаркивал боль кислотно-ржавеющим боло,
   И снимал перевязи тугие колчаны безстрелья,
   Оставался средь инея ив кожно-голым.
  
   Постовой почтовой, козырнувший мятою ложью,
   Предложил мне вина перебродивших словесных уродцев.
   Я отверг его ласки. Покинул дома плоскостопья равнин.
   И взбираясь на горб, искривил позвоночники горцев.
  
   Было утро. Нутро переполнено свежею светлою сажей.
   Кольцеваньем червей у обглоданных ночью корок
   Я вытряхивал день из дырявости тухлого неба.
   Падал молнии волос и перхоть снегов из проклятия порок.
  
   Исказил мне черты в смоль чернеющий Сет,
   Обелил мои пальцы капиллярной блажи бинтами,
   И читая искусанной нижней губою изжогу газет,
   Поднимал моль молений пестротою, слепыми винтами.
  
   Я раскручивал день. Змей воздушный залег
   Между выменем облака и сосками сока заката.
   Исказил мне черты в смоль чернеющий бог:
   Брод в бреду - отражения муть Герострата.
  
   28.12.1998
  
  
  
   * * *
   Лепестками крыльев обмакивал воздуха дух
   Низко ждущий рассветных часов, испражнения ночи,
   Пробирался задворками при дворе королевы Артур,
   Обрывая остро пахучие слезы у ивовых почек.
  
   Шаманея в глазах пасть зевающих львов,
   Пал песочным отсчётом. Бил в истерику счётчик.
   И увязнув в песках у изломанных ложию лип,
   Был избит водопадом обид, суть сутуля у винных бочек,
  
   Он искал блохи смысла в шерсти ощетинившихся гениталий,
   Он скорбел скальпелем дня над кишками раскрытой постели.
   Он ломался шипами, читая затасканный шлюхой розарий,
   Стих стихал. Немую стихию суда погребли надгробные песни метели.
  
   Лепестками крыльев обмакивал воздуха дух
   Низко ждущий рассветных часов, испражнения ночи,
   Пробирался задворками при дворе королевы Артур,
   Обрывая остро пахучие слезы у ивовых почек.
  
   Сад садистских растений он вырубил желчь-топором,
   Испоганил окно языками огня в поклонении древу,
   Из обрубков ветра ветвей выпятил груди курганов,
   На раскрытой могиле пропахшей любви чревоточил деву.
  
   Сны снегов покрывали остывшим бельем ячменеющий круп,
   В ухищрениях скорых хищений кусающей ласки,
   Распознал соли боль - драконеющий зуб
   На воротах в преддверии скользкости сказки.
  
   Лепестками крыльев обмакивал воздуха дух
   Низко ждущий рассветных часов, испражнения ночи,
   Пробирался задворками при дворе королевы Артур,
   Обрывая остро пахучие слезы у ивовых почек...
  
   28.12.1998
  
  
  
   * * *
   Паучьи лапки хризантемы
   Спину лизали росчерком кривым.
   И жаждя кислый привкус перемены,
   Был жалок желоб, ждущий Рим.
  
   От каждого до каждого мимозы
   Изъяли плоть бессмысленным шипом.
   Шипы надождевали мелко грозы,
   И скручивались струи, жня серпом
  
   Неметаллическим, как прежде.
   Унылы совы в час закатный.
   Несмело львы шерстят одежды
   Желтков железно мнущих плато.
  
   Истоки Истра мнут искрою
   Телеса Пенелопы-Мельпомены.
   Идут стада фарфоровой толпою,
   Возжаждав кислый привкус перемены.
  
   Паучьи лапки хризантемы
   Спину лизали лиловеющим подтеком.
   Был жалок желоб, отрыжка перемены,
   Играя "мессершмидтом" с водостоком.
  
   29.12.1998
  
  
  
   * * *
   Меж весточкой весталки и прямым изгибом
   Колоны из колоний африканских,
   Бессребною игривою монетой
   Сочился соком дух из щёк испанских.
  
   Сочился соком дух, теряя капли трансциденций,
   Сочился спермой вглубь мечтаний голубиных,
   Сочился лужею фекалий в вагине венеций,
   Обмакивая воздух в пальцах длинных.
  
   Меж весточкой весталки и слоном барокко,
   Бароном гельветических точённых стоек,
   Сочился дух шипуче-кислым соком,
   Тем сатурналея Исиду в праздник соек.
  
   Сочился соком дух, давя укропный запах
   Из стен картонной карты мирозданья,
   И лев из бронзы мял борзую в лапах,
   Не обращая стыло холодящего вниманья
  
   На нас, что жались в "жмурки" у подъездов,
   Что ели ягоды прошловесенних настроений,
   Разбрызгивая сахар светом лезвий,
   Тем разбавляя соль сухих поэзий лени...
  
   29.12.1998
  
  
  
   * * *
   Раздраженье сухарей суховей полночный
   Накурганил простынь ослепшим уродом,
   Желтеющая плоть плотиной полномочной
   Держала возрыданий потных воды
  
   У самой кромки кроманьонских белых складок.
   Крадучись крабом месяц дико заменялся
   Окном блудливым. Свет медово сладок
   Вливался в груду грубой кости: он смеялся,
  
   Смеялся ловко раздвижными челюстями,
   Эсминцем носа нависая над кишками ложа,
   Как вспарывая ткань рассвета новостями,
   Волною волновался отупевший ночью ножик:
  
   Куски теней раскидывал несмело быстро,
   Углы обгладывал у шкафа слюдяной заплатой,
   Накручивал круги у циферблатного регистра,
   Что разгребал сугробы гробовые винтовой лопатой.
  
   Раздраженье сухарей суховей полночный,
   Остеклянил зрачок пустынеющей щелью.
   Желтеющая плоть плотиной полномочной
   Стенала звонкой медью в затемнении метели...
  
   29.12.1998
  
  
  
   Соцветия в грязи
  
   Грея кисти рук, бахрома одиночеств,
   На холодном стекольнике битого часа,
   На вскипевшем игольчатом теле бронзы,
   Зашторивал материю вечерней сказки глаза.
  
   Нет ни пощады площадной битой балерины,
   Ни супных истин, что слежались в пухе книги,
   Начиненной червивым мясом страниц-павлинов,
   Переваривших азбукою смыслосахаристость фиги.
  
   Где междометий пограничных павшие закладки?
   Где кости дней, проросшие в грязи?
   Соцветия в грязи, заброшенные небом
   На дервенеющие щёки хамовитой кадки.
  
   Соцветия в грязи плюются жёлтым снегом,
   Играют выпью выпитого сухожилья,
   Встревают проходящей маской в разговоры
   И растлевают сновиденческие крылья.
  
   Соцветия в грязи. Вас вывалял посланник
   Портовой давки дачник незадачный,
   Огранки плоской ощетинив зубы
   На хрустали песка, - многоогранник.
  
   Соцветия в грязи. Мы плачем розгами из розы.
   Соцветия в грязи. Мы фонареем в темноте квартала.
   Соцветия в грязи. Вступающие влажью в сон портала,
   Который допускает онемевших суток злые слезы
  
   На нашу тень, что кобылеет под лунною щекою,
   На нашу наготу, загроможденную одеждой скопческого фавна,
   На нашу ложь, что так раскинулась на ложе
   Уютным мертвецом - зелёным в синеве забавной.
  
   Соцветия в грязи. Мы гнали вас ветвями
   Из плоскостопья вязких маревообразных линий,
   Насчитывали мягкость у слепого днями камня,
   Насчитывали хнойность у стыдливо-гнойных лилий.
  
   Соцветия в грязи. Созвездия бредовых стадных отпечатков.
   Соцветия в грязи. Нет славы у слонов, застывших в детстве.
   Соцветия в грязи. Над сливочным бортом былых остатков
   Пускаем кровь-смолу на свежесть рассветающей невесты...
  
   декабрь 1998 г.
  
  
  
   Каннибализм белого цвета
  
   Я съем твою правду, не смотря на твёрдые кости.
   Я съем твою ложь, пускай она покрыта гноем.
   Я съем твою грудь, питающую платья запахом яда.
   Я съем твою страсть и выплюну объедки разговора.
  
   Я съем твою губу выцветшей гардиной.
   Я съем твою судьбу кровоиспусканьем клумбы в полдень.
   Я съем твою безмозглость одутловатой стороны ладони.
   Я съем твою морщину на мясной подушке.
  
   Я съем твою ресницу гнутой и немного жидкой паутины.
   Я съем твою пустую окольцованную влагу.
   Я съем твою искристую свободу тупых ножей и гнутых ложек.
   Я съем и вываренную в сапоге утлую голень, черепок коленки.
  
   Я съем мешки тоски под слизистыми ягодами ночи.
   Я съем сумятицы цветок, расплющенный широкою щекою.
   Я съем тебя, я съем тебя, я съем тебя такою
   Какой ты кулинаришься в безмозглье каннибалья...
  
   Меня стошнит крикливым воплем идиота
   На скользком развороте собственного трупа.
  
   31.12.1998
  
  
  
   От страха до потопа
  
   Ах, белые хлопки, малинового цвет притопа
   Вытаскивал мне жилу из крученной меди,
   Вытаскивал мне песню из порядков грубых,
   Набедокуренная страсть - от страха до потопа
  
   Всего чуть-чуть: на толщину щекастых птиц,
   Сияющих как выпь на дне востока,
   Блеснувших перемноженным на стоны волка,
   Ударно-многих кисло-мертвых единиц.
  
   Ах, белые хлопки, малинового цвет притопа
   Выуживал белья цветущую сирень лохани,
   На междометьях боли и гниющей дряни
   Триножье суеты - стрелой у быстрой антилопы,
  
   Что возломала сны у льдистых кромок мха
   Величественной лжи и самой сладкой боли,
   Что разлимонила меня до тонких корок воя
   И выпала сквозь пойло глаз как мелкая, но быстрая строка.
  
   Ах, белые хлопки, малинового цвет притопа
   Вытаскивал мне жилу из крученной меди,
   Вытаскивал мне песню из порядков грубых,
   Набедокуренная страсть - от страха до потопа...
  
   5.01.1999
  
  
  
   Па Даль
  
   Силился вымучить муть из мракобесия жёлтой пыли,
   Силился вымяучить кошек из собаковидности психик,
   На перестученной крышке рояля медали поплыли
   И я очутился во чреве горестной стойки. Гитик.
  
   Ах, довелось мне водить кораблик,
   Стылый кораблик кишкообразных строчек.
   Я карандашил часы временеющей саблей,
   Я кровоточил в посредственность точек.
  
   И заступал капитан пивоваренных башен,
   Службу служил луженою лужей,
   Мозг продувал мне горячею стужей,
   Ласков, уныл был, неможечко страшен.
  
   Ах, довелось мне отхаркивать веной,
   Сыпать обрезками хрипы в ладони,
   И улыбаться синеюще нежною болью
   У дверей испоганенных дней обмена.
  
   Силился вымучить мучной привкус победы,
   Сплюнуть гарью минутной услады.
   Били в лады откупорены вены.
   Вязнул язык в середине жидкой беседы.
  
   Ах, довелось мне танцы водить с червями,
   Оды исторгнуть жалкого мёртвого мима.
   Люди все посторонний-лись рядом, но мимо -
   Черепа груши, откозырявшей в прошлом тузами.
  
   Силился вставить вставок немую розетку
   Для протрапезных букв между соснами криков...
   Падала падаль яркою снежностью липкой
   На трафарет ошпаренной месяцем ветки.
  
   5.01.1999
  
  
  
   * * *
   М-мм. Слушай. Капельки пота
   Истыкали бисером бруклинский мост.
   Мещанских угодников злая работа
   Черникой чернила желтеющий рост.
  
   М-мм. Слушай. Вот дно Арарата
   Щербетом щербатую косит луну.
   Сифония цифер омылка-приклада
   Лилеет солдата в гвоздику-войну.
  
   М-мм. Слушай. Посеребрянность торий
   Сквозит бетонеющим жезлом скалу.
   На бледно-песчаных усах рыбы-моря
   Желчь солнца просолит немую волну.
  
   М-мм. Слушай. Где-то над солнцем
   Плюгавит лукавое пугало дней
   И стыло стыдиться инеющим горцем
   Игрушка ветров в лоне ярких теней.
  
   М-мм. Слушай. Оперенье стихии
   Стихи не стигийские жало пчелой.
   Понурившись ослы Буридана босые
   Граффити чертили небесной золой...
  
   7.01.1999
  
  
  
   * * *
   В столице столешниц и сутолок потолочных
   Внебрачных детей штамповали нам стёкла,
   Вненошных кишок полусладкую ношу
   Носили вожатые в стык вагонеток,
  
   И было нам время на стенах из воска:
   Смеялись зубами без лиц зиккурата,
   Ложили на небо кирпичные ставни,
   Играли степенно с степною гитарой,
  
   Клювастые руки мозолили воздух,
   Отдышкою делали отдохновенье,
   И сим, предостаточный, камень измены
   Нам огороды подменивал стоном
  
   Увядших русалок улитки скворечник,
   В нём - свёрла, вершащие удочки дело...
   В столице столешниц и сутолок потолочных
   Внебрачных детей штамповали нам стёкла...
  
   8.01.1999
  
  
  
   Как сладко
  
   Как сладко вспарывать
   синеющие вен полоски
   и наблюдать - неровные края порезов
   сначала розовеют, а затем вспухают кровью
   бутонами цветов на мраморной долине
   всех пальцев и запястий.
   Как сладко, боже мой, как сладко...
  
   Как сладко подавлять позывы тонкой рвоты,
   глотая через силу вяжущую горечь
   того, что было в разноцветице обёрток,
   того, что было в пластике "того, что было".
   Как сладко, боже мой, как сладко...
  
   Как сладко мне засовывать в шершавость рта
   продолговатый перст металла,
   набрякший старой смазкой,
   и нажимать на имитацию сустава,
   уже не видя феерии серовато-красной.
   Как сладко, боже мой, как сладко...
  
   Как сладко умирать, переставая навсегда
   в спирали скручиваться жёстким звуком,
   уподобляясь часовому механизму,
   секундами-шприцами измучав вечность.
   Как сладко, боже мой, как сладко...
  
   Как сладко, боже мой, как сладко
   мне покидать обитель отупевающих мгновений,
   жилище боли, гаражи бессмысленного стада,
   что растоптало мои мысли и мои морщины
   подошвами, облепленными таявшею грязью,
   похожею немного на сахара кристаллы
   после прозрачных чая искажений
   в сосуде тела...
  
   Как сладко, боже мой, как сладко.
  
   10.01.1999
  
  
  
   Стены
  
   Пространства сдавливают шейность позвонка и кости
   кидает тело на железо. И звучность музыкальных
   порывов ветра проникает в колбы мозговых моделей
   и там ярится солнечным угаром.
   Сиденье. Шерстяные заросли оглобли
   шевелятся личинками личин на теле суток.
   Вот, я прижмусь щекастым воем к спинам проходящим
   тупых до тусклости животных,
   до скрипа обнажающих ножи равнения раненье.
   И что не спросят у моих игривых судорг,
   я не отвечу дерганьем державным
   ярма яремной вены.
   Эти стены.
  
   10.01.1999
  
  
  
   Пуская пену
  
   Куринных философий ячменное пиво,
   выжатое из лимонов Лимы, выжатое бао-бабой,
   скользкое, пошло без зелени.
   В тенях тенет тонет кораблик:
   носом жуёт простынь волны, пуская пену.
  
   Пузырящееся, зрящее сточным зевом зевса,
   лысое, в сое, всуе, в всхрипе перий
   куриных философий протухшее пиво,
   выжатое из лимонов Лимы, выжатое бао-бабой.
   В тенях тенет тонет кораблик:
   носом жуёт простынь волны, пуская пену.
  
   Скользкое, колею вызывающее на дует дуэли,
   колесом пропахивающее чернозём вопросов
   куринных философий бодрящее пиво,
   выжатое из лимонов Лимы, выжатое бао-бабой.
   В тенях тенет тонет кораблик:
   носом жуёт простынь волны, пуская пену...
  
   10.01.1999
  
  
  
   Садовник запаса
  
   Простоту кретинов уныло наблюдаю,
   тихо затаившись
   в аквариуме запахов и звуков.
   Стеклянная поверхность неба:
   измятость простыни из снега,
   абстракции на тему голых спичек.
   Окаменевших облаков
   бетонность мышцы:
   зажатость вязкого призыва -
   Пол-Пятого-Конец-Работы.
   Седеющая вязь
   кристаллом без глазницы
   всё ткёт и ткётся кружево вечерья.
   На западных путях
   слоны, задравши хобот,
   пускают филигранные этюды
   о тысячах пустой породы.
   Я вызываю духа
   из затишья мелких комнат
   и раздеваю тело в тихий шорох.
   И на забытых мной портретах,
   мхом укрытых,
   не замечаю у будущего
   никаких побегов.
   "У будущего никаких побегов" -
   шепчу разбитыми
   в осколки сна губами,
   садовник в ожидании отставки,
   беззубый офицер запаса...
  
   12.01.1999
  
  
  
   * * *
   Меж черточек четыре протыкали небо.
   Антенной ели серость пирамиды-зиккураты.
   Росли года по направленью к солнцу.
   Старели плоские фигуры на пороге старта,
   всё заносили ноги в записные книжки,
   размахивая ртом из прорезиненного неба,
   пуская каждый раз шутихи карнавала
   слюной верблюжьей - караван картавых.
  
   Меж черточек четыре протыкали небо.
   Слепые спелися кальмаром белых пальцев,
   подманивали манихейства злую рыбу
   и брали на слово снующих языками -
   безумной смесью замочного металла
   и жала насекомого-змеи.
  
   Меж черточек четыре протыкали небо.
   Антенной ели праздновали сон свободы,
   развесив шишки на манер серёжки.
   Росли года по направленью к злобным рыбам,
   что развели кальмаров по карманам,
  
   убрали записи подошв из мятых книжек,
   изъяли каждодневность слова языками,
   закрыли рот из прорезиненного неба
   и караван картавых отогнали на пустырь железа.
   Старели плоские фигуры на пороге ночи.
   Меж черточек четыре протыкали небо...
  
   12.01.1999
  
  
  
   * * *
   Опадает листва на мою синеву,
   Сыпью сыпет болей болиды
   В час рассечённой тенью молвы.
   Иды безумной Изиды...
  
   Где-то на древе раной горит
   Горная горечь унылой сирены,
   Племя оранжево-шумных Изид
   Топит в степях безобразные стены.
  
   Острые осы мёдом сквозят
   Ткань кобылеющих сумерков-страхов,
   Томно-подвижные рты говорят
   Литой листвой альманахов.
  
   Опадает листва на мою синеву,
   Сыпью сыпет болей болиды
   В час рассечённой тенью молвы.
   Иды безумной Изиды...
  
   Солнца кирпич. Скрипкою вяз.
   Разрешает вопрос решета орешки,
   Падает даром осколочным вниз
   Жалкое жало желудочной спешки,
  
   Падает вниз, кочегаром горя,
   Синюю книгу читая немытостью милой,
   Мелко горошит, не в такт говоря,
   Губ обцелованных только вполсилы.
  
   Столько кидали стылых обид
   Красочной пылью фанфары фарфора,
   Календарём - смелой ломкой Изид
   В качестве сытого приговора.
  
   Опадает листва на мою синеву,
   Сыпью сыпет болей болиды
   В час рассечённой тенью молвы.
   Иды безумной Изиды...
  
   26.01.1999
  
  
  
   T.Х.О
  
   Кусая.
   Куусанненом кривобоким.
   Укушенный криво
   восседает седалища светлого час.
   И игривость павлина
   тараторит татарином беглым сутуло,
   и слепо
   тощий кобылиный оскал всё острит
   на слепок
   трех искрящихся хрящиков дев, что
   глотали победу:
   гуталином тропических африк
   спаниели по следу.
   Крик, запёкшейся пиццей
   в разорванной пасти:
   пикассо из чугунного мела
   и брызнувшей пасты.
   Рук кустарник топоршащий шип из
   сложных пижонов:
   симфонеющий оркестрант на костях
   дирижеров...
   Маяковского маятник мягко мяукал,
   трубенея и воя
   сердце серое небо возило по полостям рта
   слюдяного прибоя.
   Я, укушенный криво, разложился
   гниющим остатком:
   затуплённые дурой-лопатою магний
   и железо лопаток.
  
   14.03.1999
  
  
  
   Anti-K.
  
   Средоточие редких до резвости резких средних:
   Маны шаманят, шамкая омассовлённым масоном
   там и здесь,
   там и здесь,
   там и здесь -
   кривобокая крайность запредельного края -
   желчь труда плюс жестокость желез мегафона.
  
   Масса глаз, выакуленных прыткою рыбой
   уличной улитковатостью стойких строений -
   перекати-поле,
   перекати-поле,
   перекати-поле -
   мягкотелая стела буравит уравнением бурю -
   ломоть лома минус тело простых предложений.
  
   16.04.1999
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"