Сорокоумовский Иван : другие произведения.

Culture, Crime, and Cultural Criminology

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Culture, Crime, and Cultural Criminology by Jeff Ferrell Мое небольшое переводческое вступление. Джефф Феррелл рассказывает, как ученые понимают особый вид «преступности», тесную связь в современном «постмодернистком» обществе культуры и преступления. Личность ученого чрезвычайно интересная: он основоположник особого подхода к осмыслению «субкультур». И безусловно, Джефф Феррелл очень много напрямую заимствует у легендарного представителя неомарксизма Дика Хэбдиджа. Вероятно, на перевод этой по своему замечательной работы меня сподвигла переписка с социологом Андреем Игнатьевым. К слову сказать, замечательный ученый из РГГУ написал несколько книг о рок-музыке. В частности, см. Андрей Игнатьев, Владимир Марочкин, «Хроноскоп русского рока 1953-2004». В беседах с Андреем Андреевичем я предположил, что только в русле «традиционного» осмысления искусства невозможно оценить то или иное «культурное событие» современности; что культурология или искусствоведение пасуют перед «современной» культурой в том смысле, что «методы» культурологии не синтетические, отрицается потенциально «криминальный» характер современного искусства. Наоборот, правовая оценка исключает искусствоведческую экспертизу в полном объеме. Будучи основателем «cultural criminology», или по крайней мере, ярким пропагандистом, Джефф Феррелл предлагает более широко рассматривать «культурное событие» - в тесной связи с правовыми традициями и политической организацией общества. Ученый показывает, что образы плохого, преступного, девиантного, морального или одобряемого, хорошего формируются многими социальными группами, что речь идет об особой важности «стилистического» для современного общества. Стиль не только подчеркивает «моральность» или «аморальность» участника того или иного события, определяет событие, но также «стилистическое» само по себе остается полем борьбы за власть. (Между прочим, здесь видна прямая связь с творчеством замечательного ученика Соссюра. Шарль Балли, один из основателей Женевской лингвистической школы, в своих работах подчеркивал, что «стилистическое» превратится для 20 века в тему, достойную глубокого раскрытия) Перевод сокращенный.

  Journal of Criminal Justice and Popular Culture
  Culture, Crime, and Cultural Criminology by Jeff Ferrell
  Regis University, Department of Sociology
  В этом эссе исследуются точки соприкосновения между культурными и
  криминальными практиками в современном обществе; то есть, точки
  соприкосновения между коллективным поведением, поддерживающим
  определенные образы, стиль, символические смыслы и правовыми,
  политическими структурами. Как мы увидим в дальнейшем, всевозможные пересечения между миром культуры и миром преступным в прошлом и настоящем определили
  направление общественных споров, сформировали опыт и восприятие
  «преступления» в повседневной жизни.
  «Zoot suiters» (здесь «zoot suit» как прикид и субкультура, собственно,
  популярный, например, у этнических мексиканских хулиганов костюм) и «gangbangers», рэп-музыка, «mediated muggings» (здесь как термин -
  «опосредованное хулиганство»), фотографические работы Роберта
  Мэпплторпа, телевизионные кампании по борьбе с преступностью - все это свидетельствует о том, что культурные и криминальные процессы постоянно переплетаются на виду у всех вдоль континуума маргинальности, «незаконности».
  Разумеется, ученым требуется осмыслить эти явления:
  современное слияние культуры и «криминального мира» заставляет
  пересмотреть традиционно дискретные и не связанные в прошлом категории «культура» и «преступление».
  Многие социальные группы и мероприятия традиционно понимаются как «преступные», но на самом деле более уместно определять эти явления, организации как субкультурные по смыслу и стилю.
  В то же время различные группы и события, обыкновенно определяемые как «культурные», регулярно демонстрируют ярко выраженную «криминальность» из-за поведения предпринимателей, властей, иных участников действия.
  Кроме того, происходит криминализация кампаний против различных
  субкультур или кампаний за негативную оценку субкультурной деятельности; подобные кампании проводятся не только с помощью построения особого правового поля, но и с постоянной отсылкой к мощным культурным традициям.
  Для объяснения культуры и субкультуры преступности, криминализации культурных и субкультурных проявлений нам следует двигаться в сторону осмысления интеграции культуры в «криминальное поле». То есть, понимать явления в рамках «культурной криминологии».
  Преступность как культура
  ...Что сказать, во всяком случае, я попал в большие неприятности с
  полицией из-за общения с байкерами и тусованием в бандах ....
  Люди, которые интересовали меня, были настоящие и
  закоренелые преступники, они всегда тянули меня к беде. Но у них был
  стиль.
  Художник Robt. Williams
  «Уголовное поведение» - это чаще всего субкультурное поведение.
  Еще со времен возникновения «интеракционистской криминологии»,
  Чикагской школы, социологии Эдвина Сазерленда и субкультурных теорий Коэна, Олина и др. криминалистов принято считать, что преступные действия, образы, как правило, генерируются в пределах девиантного поведения, в рамках уголовных субкультур. В этом смысле многое из того, что мы принимаем за преступление, оказывается «по существу» коллективным поведением.
  Также преступные действия часто проводятся в рамках философии особых субкультур, провоцируются субкультурными группами.
  Но границы субкультур могут оставаться неопределенными, а членство в таких субкультурах не накладывать обязательств.
  Байкер, вор-карманник, сутенер и проститутка - это все названия не
  столько субкультур, сколько характеристика отдельных субъектов.
  Исследования Сазерленда, Чикагской школы уже полвека назад подтвердили, что уголовная субкультура включает в себя гораздо больше, нежели «просто совместное сосуществование людей».
  Криминальная субкультура не только объединение людей, но и создает особый мир символов, смыслов, знаний. Члены криминальных субкультур также учатся, умеют вести переговоры, у них существуют мотивации, рационализации, иные сложные отношения;
  происходит создание сложных языковых конвенций, презентации внешнего вида, в большей или меньшей мере субкультура есть коллективный образ жизни.
  Большая часть субкультурных смыслов, действий, «идентичностей» и
  статуса организована вокруг стиля - то есть, вокруг общих эстетических предпочтений членов субкультуры.
  Ранее исследователи пришли к выводу, что тонкости понимания
  коллективного стиля во многом определяют значение субкультуры для
  участника такой группы. Если мы хотим понять привлекательность
  террористов, скинхедов, bloods & crips (crips, c англ."калеки",
  уличная банда, преступное сообщество в США, состоящее преимущественно из афроамериканцев), художников граффити, Zoot suiters, «грубых мальчиков» (rude boys - грубиян, молодёжная субкультура руди, rudie), наркоманов и других, нам следует обратить внимание не только на преступления, совершаемые этими людьми, но также на коллективную эстетику.
  Исследования Каца, например, показывают связь преступных деяний и
  эстетики, наличие символических значений, которые возникают в
  повседневной жизни криминальных субкультур.
  Обращая внимание на темные очки и белые майки, даже походку, Кац
  говорит об «альтернативных девиантных культурах», наличие «когерентного девиантного эстетического», в котором определяют себя badasses, cholos, панки, члены молодежных банд . И в этих случаях смысл преступности возникает и существует в русле коллективной эстетики.
  «Ритуально реконструированные» мотоциклы байкеров, спортивный стиль одежды членов банды, татуировки, таинственные образы художников граффити, провокационная музыка скинхедов - все эти явления служат для создания субкультурой идентичности.
  Итак, участие в криминальной субкультуре, или в «культуре
  преступления», означает принятие символического мира, стиля,
  коллективной эстетики определенной среды.
  Работы британских ученых, других современных криминалистов показывают, что возникновение особого стиля, символизма уголовных субкультур невозможно без тесной связи с более широкими явлениями: криминальные субкультуры связаны с классом, возрастом, полом; их определяет этническая принадлежность или правовое неравенство. И уголовные субкультуры по своему противостоят этим социальным линиям разлома общества.
  Поэтому мы должны постоянно помнить о «классичекой» трактовке Беккера: уголовные субкультуры невозможно рассматривать вне связи с правовыми аспектами, политическими событиями, с реакцией властей - потому что именно вышеперечисленное определяет эти субкультуры как преступные.
  Иными словами, общество всегда смотрит на то, как власть реагирует на субкультурные стили, на то, какие символические и стилистические
  стратегии используются властью против субкультур.
  Агитации, общественная поддержка, деятельность «моральных
  предпринимателей» и юридические толкования специалистов - все это
  определяет восприятие субкультур в обществе.
  Чтобы понять реальность преступности, «культурная
  криминология» должны учитывать не только динамику уголовной
  субкультуры, но также динамику средств массовой информации.
  И нам следует помнить, что конструирование преступности основано на предыдущих имиджах преступности.
  Криминализация марихуаны в США полвека назад была основана на «усилиях, чтобы пробудить общественность, показать опасность марихуаны при помощи образовательных кампаний». Агрессивному поведению толпы и полиции по отношению к Zoot suiters в 1940 году предшествовала разработка однозначно неблагоприятных символов и образов в газетах Лос-Анджелеса.
  В середине 1960-х годов на подобных символических представлениях
  основывалась правовая кампания против «Ангелов Ада», и почти в то же время «правовые» нападения на британских модов и рокеров оказались узаконены через создание средствами массовой информации особых «эмоциональные символов».
  В 1970-х годах взаимодействие между британскими СМИ и системой
  уголовного правосудия привело к возникновению «мнения», будто
  ограбление «это новый и пугающий штамм преступления».
  И в 1980-х и начале 1990-х годов, с помощью «страшилок», были узаконены войны с наркотиками, с членами банд и художниками
  граффити в Соединенных Штатах; возникла «моральная паника» из-за
  жестокого обращения с детьми и «осознания» наличия в обществе детской порнографии.
  Как видим, криминологические исследования, анализ должны
  проводиться с пониманием языка средств массовой информации, символики, стиля. Проще говоря: осмысление преступности означает изучение культуры.
  Культура как преступность
  ...Говорят, спорные работы Мэпплторпа 1976 года изображают обнаженного ребенка «в таком же стиле, как и ранее, фотограф ничего нового не изобрел»; и фотография рекламирует возможность фотографического нападения на одного конкретного ребенка, изнасилования, но как следствие, допускает такие же действия по отношению ко всем детям.
  Ричард Болтон, вольная цитата из Washington Times.
  Социальные мероприятия, организованные вокруг
  искусства, музыки и моды регулярно «переделывают» преступления.
  Мир искусства оказывается постоянно «втянутым» в
  споры о «хорошем вкусе», общественной нравственности, а также
  предполагаемого влияния поп-культуры на умы населения.
  В некоторых случаях «производители» искусства или музыки сами разжигают всевозможные споры в целях стимулирования потребления их культурных товаров; в других случаях консервативные члены общества, религиозные фундаменталисты, иные заинтересованные лица поощряют подобные культурные конфликты в своих целях.
  Зачастую мы также наблюдаем, как противоположные силы сливаются в единое на почве этих общественных диалогов.
  Вероятно, подобные конфликты способствуют не только возникновению общественных споров, но и способны реконструировать культурное производство.
  Недавняя история западной популярной музыки дает нам множество
  любопытных примеров.
  Скажем, во время появления панк-музыки в Великобритании в 1970-х годах велись горячие дискуссии: способствует ли музыка поддержке и развитию в обществе преступных сообществ.
  Когда лондонский «подпольный» дизайнер, владелец магазина, Малкольм Макларен заинтересовался работами певца Джона Лайдона (Джонни Роттена), помог продвинуть панк-группу Sex Pistols, в это же время намеренно использовались нонконформистские, тревожные идеи.
  Возможно, Макларен, Лайдон и члены Sex Pistols знали о вполне
  предсказуемой реакции общества на пугающие образы садомазохизма,
  фашизма и анархии.
  Британские СМИ осудили группу и даже панк-движение в целом; в газетах бушевали страсти против предполагаемой угрозы для общественного порядка и нравственности.
  В итоге Sex Pistols попали под сильный прессинг, им угрожали, пугали
  убийствами, избиением, они были вынуждены нанять телохранителей, играть в клубах под вымышленными именами.
  Британские власти запрещали рекламу группы как непристойную, местные власти преследовали владельцев музыкальных
  магазинов, суд штрафовал руководство звукозаписывающей компании.
  Впоследствии американские таможенники не разрешили гастроли группы по США, якобы из-за судимостей музыкантов; а в восьмидесятых годах британская полиция совершила рейды по музыкальным магазинам, конфисковала «непристойные» записи панк-группы.
  Современные споры о популярной музыке в США также отражают исторический опыт английского панка.
  В начале 1990-х годов, например, губернатор Флориды призвал
  предъявить обвинения «черной» рэп-группе «2 Live Crew» в рэкете.
  Местный шериф подал иск в гражданский суд по
  обвинению в непристойности, а в конечном итоге был арестован владелец магазина, по тому же обвинению. (Владелец магазина, Freeman, был впоследствии осужден за непристойность судом белых присяжных.)
  Тем временем в Соединенном Королевстве правоохранительные органы конфисковали 24000 копий альбома рэп-группы NWA; в США, штат Небраска, власти запрещают деятельность пяти предприятий, продающих записи рэп-музыкантов.
  Государственные и национальные ассоциации полицейских
  офицеров - при поддержке тогдашнего вице-президента Дэна Куэйла -
  делают попытку запретить выступление коллектива «Ice-T» из-за песни «Cop Killer» («Убийца копа»); в СМИ утверждалось, что «распространение столь мерзкого мусора проникает в сознание, эта песни ничего не делают, разве что вызывает страсти у преступных элементов...»
  Власти Вирджинии арестовали лишь одного владельца музыкального
  магазина, но остальные музыкальные магазины удалили альбом со своих полок.
  Итак, «низкая» культура панка и рэпа не избежала уголовной
  ответственности. Однако представители «высокой культуры» также
  постоянно оказываются втянутыми в подобные конфликты.
  В 1990 году в Сан-Франциско полиция и ФБР провели обыск студии Джока Стерджеса, фотографа, чьи работы висят во многих музеях.
  Так как полиция нашла у Стерджеса и его знакомых фотографии, сделанные на нудистском пляже во Франции, федеральные прокуроры обвинили мужчин в причастности к детской порнографии.
  В Цинциннати Центр современного искусства (CAC) сталкивается с
  аналогичными юридическими проблемами в связи с выставкой работ гей-фотографа Роберта Мэпплторпа.
  Предвидя юридические проблемы, CAC добровольно ограничил экспозицию, а также подал упреждающий иск с просьбой о правовой защите. Тем не менее, местное жюри предъявило CAC и его
  директору Деннису Барри обвинение в «непристойности и потворствованию распространению фотографий несовершеннолетних в материалах, связанных с обнаженной натурой».
  Хотя позже присяжные окружного суда оправдали Барри и CAC, аналогичные случаи возникали достаточно часто за последние несколько лет. Мы видим, что панк и рэп, даже художественная фотография демонстрируют нам случаи криминализации массовой культуры, а также политики культуры, самой динамики средств массовой информации.
  Важно отметить, что криминализация массовой культуры является и
  политизированным нападением на конкретные формы средств массовой информации.
  Огромную роль в этих кампаниях играет «опосредованная мораль», для создания и распространения которой проводится мощная мобилизация культурных ресурсов.
  Когда Джесси Хелмс и Патрик Бьюкенен публично заявляют о «культурной войне» искусству геев и лесбиянок, когда Tipper Gore или Дональд Уилдмон (Donald Wildmon) и его American Family Association (AFA) осуждают возможные криминальные последствия из-за воздействия «непристойных» слов и образов, когда граждане Цинциннати взывают к общественным ценностям, а местные шерифы и политики делают попытки запретить альтернативных художников и музыку - все эти люди используют политические и медийные сети для распространения своих образов и культурных отсылок.
  В этом новом культурном контексте популярная музыка становится
  непристойным и крамольным катализатором преступности для молодых людей, призывает к неповиновению, вызывает социальный распад, превращается в особое преступление, своего рода «особую порнографию».
  Ассоциация Уилдмона (AFA) используют годовой бюджет в 5 миллионов долларов, чтобы пробивать в печати на правах рекламы статьи, где утверждается о «криминальном» воздействии популярной музыки и телевидения на население.
  Аудитория этой кампании насчитывает около 400.000 читателей и зрителей, что абсолютно непропорционально количеству геев, лесбиянок и прочих этнических меньшинств и аутсайдеров.
  Безусловно, нельзя считать случайными случаи подобных масштабных
  кампаний, когда поклонников марихуаны или байкеров, радикальных панков, представителей сексуальных меньшинств «вставляли» в фокус
  информационных кампаний, агрессивно определяя как преступников.
  И во всех этих случаях, маргинальность этих групп определяется через
  дерзкий стиль, через который они угрожают правовым институтам.
  Ясно, что «производство» искусства и музыки есть
  опосредованный ответ на культурное производство юридических и моральных авторитетов, включая текущую политику определения преступности. И в этом случае, если мы хотим понять эти процессы, исследования в области искусства, музыки и культуры должно включать критическое понимание опосредованных кампаний криминализации.
  Проще говоря: осмысление культуры означает, что мы должны обращать внимание на созданные образы преступности и кампании по криминализации.
  Столкновения культуры и преступности: на пути к культурному
  криминологии
  До сих пор мы рассмотрели три широкие категории
  социального и культурного: «уголовные» идентичность и события,
  «криминализация» культуры и опосредованные процессы, через
  которые субкультуры и популярные культуры «вписываются» в правовое поле как криминальные.
  Но где именно находятся границы между этими категориями
  повседневной жизни?
  Как нам определить, преступники ли латинос, байкеры, молодые люди,
  подражающие манерам хулиганов сороковых годов, иные группы.
  Или это проявления этнического наследия и этнического неравенства, или они вписаны в культурное пространство общества? Кто такие Sex Pistols? Преступники или передовые музыканты, может быть, поставщики непристойности?
  Ответы на эти вопросы, конечно, неоднозначны, как и границы между
  культурой и преступлением - границы, которые формируется и размыты властями и авторитетом участников.
  Когда Верховный суд США постановил в 1991 году запретить
  обнаженные танцы в барах, то этот же суд подчеркнул, что обнаженные
  танцы в других культурных контекстах - например, в постановках
  Линкольн-центра - не будут запрещены, но будут охраняться
  как искусство.
  Такого рода путаница между культурой и преступлением пронизывает
  современную социальную жизнь, и тем самым показывает нам необходимость создания критической культурной криминологии.
  Если мы, криминалисты, хотим разобраться в своих переживаниях, то нам следует выйти за пределы четко очерченных границ «культуры» и
  «преступление». Мы должны изучить способы, приемы, с помощью которых культура и мир преступного не только постоянно сталкиваются, но совместно сосуществуют и производят артефакты искусства. Конечно, мы должны подчеркнуть важную роль средств массовой информации в формировании «пересечений» между культурой и преступностью.
  Во-первых, СМИ освещают уголовные события, из материалов СМИ уголовные субкультуры строят свой коллективный стиль.
  Хорошо это или плохо, но постмодернистское общество существует далеко за пределами дискретных, линейных схем действий и реакций.
  Криминальный мир, субкультуры живут своей жизнью в
  медиа-насыщенной среде.
  Существование коллективных образов и коллективного производства
  символики, значений указывает на вторую важную тему культурной
  криминологии - стиль.
  Художники и музыканты создают «непристойное», полицейские придираются к провисшим брюкам или бритым головам членов банд.
  Все вместе эти люди участвуют в «преступлениях стиля» - преступлениях, которые демонстрируют нам не только важность стиля для преступника, но и границы социального контроля.
  Когда правоохранительные органы или моральные крестоносцы настаивают на новых правовых санкциях и более агрессивных способах борьбы против «стилевой идентичности», то они также руководствуются своими стилистическими императивами.
  Здесь «право» и «мораль» действуют в рамках «эстетики власти», которая определяет красоту и целесообразность «приличного» искусства: что следует смотреть и читать детям, как реагировать на уличные граффити, существование бездомных и т.д.
  И власти делают это не только потому, что существование «преступного стиля» угрожает обществу, но и потому, что противоположная эстетика подрывает уверенность в стилистическом и эстетическом единстве.
  В этом процессе осуждения и криминализации, как мы видели, власти
  мобилизуют свои мощные стилистические ресурсы.
  В этом смысле стиль можно определить как питательную почву, на которой панки, уличные хулиганы, альтернативные художники, полицейские и борцы с непристойность ведут постоянную борьбу и переговоры за право определить границы культуры. Конечно, нам, «культурным криминалистам», необходимо заявлять, что эти споры между «культурой» и «преступностью» возникают из-за социального неравенства.
  Мощные политико-экономические, правовые, религиозные институты,
  средства массовой информации формируют кампании против «посторонних»: будь то члены банды, панк-музыканты, художники или
  владельцы галерей. Эти действия обеспечивают коллективную идентичность и демонстрируют устойчивость той или иной политической группы. Эти же силы во многих случаях создают сами понятия «культура» или «преступление».
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"