Строева Виктория Андреевна : другие произведения.

Мнимая единица. Части 1-3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Молодой физик вместе со своими друзьями, зачисленными в экипаж первого Нуль-корабля,отправляются в путешествие по неизведанным просторам галактики и... падают на космическую свалку...

  Первый прыжок.
  
  Что-то не связывалось. Филипп был уверен, что ничего серьезного не было. Или быть может? Нет! Только не сейчас! И очень уж нереальной казалась ему опасность. К тому же он давно зарекся что-либо делать для неизвестно откуда взявшихся обаятельных и благообразных на вид незнакомцев, что в благодарность за труды готовы платить сверх меры. Пять лет назад он чуть не поплатился за свое легкомыслие! Хотя... подробностей того случая он не помнил. Вот и сейчас, нечто зыбкое затянуло туманом нахлынувшие на него образы, и он тут же забыл о них.
  Филипп сидел в обшарпанном номере старой Московской гостиницы в ожидании своего звездного часа. Ему позарез нужно было выспаться. Но этот дурацкий сон, назойливо снившийся ему с раннего детства опять вверг его в состояние, определения которому не было. В первые, он увидел его около шести лет. Он проснулся от неприятного ощущения, и, сообразив, отчего оно, перепугался. Огромная буква "i" стремительно разрасталась в его груди, и мешала подняться с постели. Пришедшее к нему понимание, чем именно он скован, мучило его. Переход от сна в состояние бодрствования оказался настолько незаметным, что он продолжал беспомощно лежать в кровати, уверовав в то, что уже никогда не сможет уйти с этого места. Филипп пошарил рукой на столике, и щелкнул в темноте выключателем. Неяркий свет очертил круг, за которым мир показался ему нереальным и злым. Старая настольная лампа замигала, угрожая погаснуть. Филипп привычным движением подкрутил плафон, и взглянул на часы. Тусклые цифры под треснувшим стеклом высвечивали три сорок пять.
  - Отчего же ты снова меня мучаешь, мнимая едини... - он не договорил, и невидящим взглядом уставился в пол, на котором играли причудливые тени, отбрасываемые дырявым плафоном покачивающейся лампы. Филипп порывисто встал, и мягкой кошачьей походкой прошелся по номеру. Добрых полчаса он простоял у окна, глядя на черное, усыпанное тусклыми звездами небо. Наконец отвернувшись от зияющей черноты оконного проема, за которым едва угадывались очертания его любимого города, скомандовал себе густым басом:
  - В девять начинается конференция, ложись ка спать!
  Он снова лег, долго ворочался, но уснуть так и не смог. Отчаявшись, он с раздражением сорвал с себя одеяло, встал, и сел перед компьютером. Просмотрев почту, Филипп улыбнулся. На его e-mail поступило сообщение от его лучшего друга Валентина Быстрова, в котором тот проинформировал его, что собирается в Москву на игру "Го".
  - Теперь он играет в "Го". Этот Валька - совершенно несносен! - Филипп взглянул на посеревшее утреннее небо. - Но приезжает он кстати! - снова вслух поговорил он. - Пора ему увидеть, как исчезает масса.
  Он представил себе, как будет рассказывать о своем открытии на конференции. О! Он удивит всех! Впрочем, его открытие было и для него полнейшей неожиданностью... Как-то, уже будучи без пяти минут магистром, он дописал свою программу, и при первом же ее запуске с ним случилось невероятное: у него на глазах растаяла его авторучка. Просто растворилась в воздухе и все. Филипп не поверил своим глазам, решил, что переутомился, и что у него была галлюцинация. Поэтому, вернувшись из командировки, он ни чуть не удивился, когда увидел ту самую ручку, лежащей на рабочем столе матери.
  - Я становлюсь патологически рассеянным! Хотел взять эту ручку с собой, она для меня - счастливый талисман.
  - А что касается меня, то я отлично помню, как собственными руками в последний момент сунула твой талисман в твою дорожную сумку, - эмоционально ответила мать. - И вдруг два дня тому назад обнаруживаю ее у себя на столе! Чудеса, да и только!
  Вспомнив эти последние слова матери, Филипп рассмеялся. Никаких галлюцинаций или чудес! Авторучка действительно лежала тогда перед ним на столе у системного блока, а затем оказалась у матери. Невероятная случайность, что ее перебросило на стол его матери, а не в любое другое место бесконечной этой Вселенной, заставила его, молодого физика, понять суть собственных экспериментов.
  
  Наступило утро. Филипп сделал зарядку, освежился под душем, и сел завтракать. Разделавшись с оставшимися от ужина бутербродами, он надел свой лучший костюм, и покинул гостиницу. Улица встретила его грохотом. Машины с ревом пролетали по шоссе мимо него, и тут же исчезали из вида, сливаясь с общим потоком. Он немного постоял у самой обочины, такси решил не брать, и неспешным шагом побрел к конференц-залу. Его выступление было отнесено на вторую половину дня. Но он не смог усидеть, и пошел к началу.
  С утра на конференции рассматривались вопросы, связанные с увеличением радиоактивного фона на территории крупных мегаполисов, что объяснилось, по-видимому, тем обстоятельством, что последние десять лет в строительстве жилых домов активно использовался новый, обладающий совершенно фантастической прочностью, пластик. Положение катастрофическим не было, но вредоносное излучение постепенно становилось все интенсивнее, а достоверных прогнозов на будущее никто пока не давал. Зал гудел. В атмосфере конференц-зала чувствовалось напряжение. На высокой сцене Алексей Журавлев, коллега и друг Филиппа Ветрова, пытался перекричать орущих в портере.
  - Любая доза радиации выше фоновой оказывает вредное воздействие на наш организм! - воззвал он к залу. - Мы должны запретить продажу!
  Но ему возражали, что, с помощью вырученных денег от продажи отходов, из коих и производят пластик, решатся задачи, связанные с экологией. Но главное, будут деньги на создание специального покрытия, которое, нейтрализуя излучение пресловутого сверхпрочного пластика, преобразует его в энергию для тех же самых домов.
  За окном потемнело, хлынул дождь.
  "Маловато данных... - помыслил Ветров, вслушиваясь, как крупные капли дождя, барабанят по ржавому карнизу. Он шумно выдохнул. - Кто поручится, что изолирующий материал будет достаточно эффективен? Если будет, я - за него. Избавиться от такого количества радиоактивного пластика ой как непросто. Нейтрализовать воздействие материала разумнее, с какой стороны не рассматривай. И крыша над головой, и энергия... Но реально ли это?" - Ветров грузно откинулся на спинку своего скрипучего кресла, и продолжил свой мысленный монолог: - "Проворонили же, что пластик со временем проявит губительные для жизни свойства. Страдают пока жильцы экспериментальных домов. Но пройдет время, и излучение начнет свое разрушительное шествие, влияя на все население планеты, пусть где-то в большей, а где-то в меньшей степени. В кого превратятся люди поколений через пять, если мы ничего не предпримем? Насколько увеличится частота мутаций в человеческой популяции?" - Ветров сосредоточился на носке правого ботинка, который оказался почему-то гораздо чище левого, усмехнулся. - "А мое открытие не ко времени, несмотря на всю его важность для науки и освоения космоса. Хотя на это можно посмотреть и иначе. Если мы окончательно загубим природу Земли, а пока человечество занимается именно этим, то будем вынуждены перебраться в другие миры. Размечтался! Люди еще не выбрались за пределы Солнечной системы, а я уже подумываю об открытии планет, которые окажутся для нас подходящими!"
  Его тронули за плечо. Ветров, очнувшись от глубокой задумчивости, обернулся. Суматоха зала оглушила его, как будто он был вынесен вихрем в бушующее море из своего доброго привычного мира через эфемерные изгибы пространства. Ветров поморщился, очень уж необычный образ пришел на ум ему. Кажется, после бессонной ночи, он все еще чувствовал в себе "единицу".
  - Мне думается, что собрание пока не готово принять решение в этом жизненно важном вопросе... - проговорил научный руководитель Филиппа Ветрова, Владимир Трастов. Голос его звучал гнусаво. Он был простужен, как и многие в зале. Дождь лишь с небольшими перерывами лил уже неделю и как из ведра. - Филипп... - громко высморкавшись в свой обширный платок, прогнусил Трастов, - пока эти горячие головы не обессилили от споров, хочу объявить твое выступление.
  Он низко склонился над Ветровым, привычно раскачиваясь на носках.
  - Я и сам думал об этом, Владимир Андреевич, - сказал Филипп, удивляясь, что его мысли опять идут в одном направлении с мыслями Трастова.
  - Добро, - сухо отреагировал Трастов. - Иду объявить.
  Худая, высокая фигура Трастова в сером, цвета мыши, костюме, оборотившись к залу, стояла на низенькой сцене рядом со старенькой деревянной кафедрой, давно отслужившей свой век. Кафедра была ветхой и шаткой, краска на ней облупилась, и стоять за ней давно никто не решался, но избавиться от нее не хватило бы духу даже Филиппу Ветрову, всегда скорого на решения. Сия кафедра служила традиции, и была дорога всякому, кто сидел на этой конференции. Трастов бережно и с осторожностью оперся на нее, и, призывая к тишине, застыл, высоко поднимая руку. Зал подчинился, однако речь пошла не о том, что можно было ожидать в разгаре этого спора. Его даже сначала не поняли, но когда осознали, что вместо продолжения прений, объявлено выступление молодого физика, поднялся невероятный шум, который плавно перешел в еле слышный ропот неодобрения. И Трастов, возвысив голос, огласил тему. И вот тут повисла тишина. Объявление об исчезновении неких таинственных масс показалось участникам конференции до странности нелепейшим и совершеннейшим образом неуместным. "Выскочка!" - было на напряженных лицах, обращенных к Филиппу. Но он сидел с закрытыми глазами, наслаждаясь внезапной тишиной, и не видел этого.
  Молодой физик почувствовал, что час его пробил. Он легко поднялся с кресла, упрямо тряхнул бородой, и пошел своей кошачьей походкой к возвышению, на котором стояла старенькая и любимая всеми кафедра. Пока он преодолевал расстояние до сцены, зал снова загудел, обсуждая целесообразность продажи пресловутого пластика.
  "Все равно заставлю их слушать! Согласен, деньги - нужны, пусть даже они срань сатаны. Но куда важнее сама жизнь! Жизнь - вот главная ценность..."
  Поднявшись на сцену, Ветров поднял руку, как это делал до него Трастов, но так и, не добившись тишины в зале, решился начать:
  - Господа! Демонстрации опытов я не планировал, в настоящем докладе я собираюсь коснуться только теоретических принципов. Но уверяю вас, что масса действительно исчезает... естественно с точки зрения наблюдателя. Но ее можно вернуть, если поставить задачу.
  В зале воцарилась тишина. Он сумел добиться внимания.
   "Вот и дождь перестал. Эффектное начало у меня получается... " - Филипп оглядел аудиторию. Она ерзала на своих сидениях, приготовляясь слушать. Реакция на его слова была не одинаковой. Одни смотрели на него недоверчиво или скептически, другие - заранее готовились выплеснуть из себя всю накопившуюся с утра желчь. А кто-то просто ждал предстоящего шоу, ибо объявленная тема, не внушая доверия, казалась скорее забавной, и не могла претендовать на научную.
  - Я прошу, - твердо сказал Филипп, - не перебивать меня. На ваши вопросы я отвечу после доклада. Я понимаю, что прошу следовать стандартному регламенту, но зал возбужден.
  И зал загудел снова. Но Филипп, уже не призывая к тишине, заговорил.
  И вот они слушают и молчат. Созданная молодым физиком (пусть даже и выскочкой) новая теория нулевого поля оказалась не фикцией. За окном опять барабанил дождь, по залу тянуло сырым сквозняком, но на него не обращали внимания. А Филипп уже ставил последний символ в своих выкладках на доске. Чуть помедлив, он обернулся, и жадно вгляделся в зал. Самым первым очнулся Владимир Трастов. С теорией нулевого поля Филипп не знакомил его (они так договорились специально). Полный самых невероятных мыслей он механически произнес:
  - Вопросы?
  - Хотелось бы увидеть демонстрацию, - произнес кто-то из первого ряда, и зал буквально взорвался.
  - Весьма многообещающе!
  - В каких пределах Вы перебрасывали массу? - голос кандидата наук Алексея Журавлева с трудом прорвался сквозь ученый гвалт.
  - На шестьсот километров, - ответил Ветров громовым басом.
  Зал сразу притих.
  - Ого! - в повисшей тишине все тот же голос из первого ряда прозвучал неожиданно громко.
  Филипп улыбнулся. Потому что почувствовал, что зал пульсирует теперь к нему приязнью.
  - Вы должны понять, что в моем распоряжении лишь небольшая мощность, - сказал он. - Но уже пришло время испытать работу системы передачи на астрономические расстояния. Поэтому в программе, что я изложил вам, желательно участие американцев, с их системой космических станций в районе Юпитера. Они самые дальние от Земли. - Филипп помолчал, глядя на старую кафедру, и тихо, как бы стесняясь, добавил: - Сначала поработаем с массой вещества, потом - с живым материалом.
  - Фантастика! - крикнули из заднего ряда, выражая общее мнение. - Предлагаю создать спецгруппу... э...
  - Согласен! - перебил Филипп крикуна, опасаясь, что у него перехватит инициативу, что естественно в планы его не входило. - Человечество на пороге нового рывка вперед. Открытие сулит положительные перемены не только в освоении космоса, но и в жизни планеты. Придет время, и проблемы, связанные с транспортировкой грузов, останутся в прошлом. - Филипп откашлялся в кулак, и произнес доверительно: - Нам следует поторопиться с официальным признанием открытия: нас могут опередить.
  Снова гул.
  - У меня просьба к уважаемому залу: спецгруппу, которая будет работать по этой теме, я подберу сам. Думаю, я имею на это право.
  Это было позволено с непривычной уступчивостью.
  
  Переговоры между государствами об их совместном участии в дорогостоящем проекте русских несколько затянулись, но даже когда стороны пришли к согласию, денежные средства продолжали поступать на счет исследовательской группы Ветрова все так же нерегулярно. Но несмотря на обычно сопутствующие любому начинанию трудности Ветров упорно продолжал работать над своей темой, ставшей с той памятной конференции самой приоритетной в Российской Академии Наук, и через полтора года с блеском защитил докторскую диссертацию.
  Прошло пять лет, и космический корабль новой серии за считанные секунды был переброшен на границу Солнечной Системы вместе со своим экипажем. Через неделю, он прыгнул опять, проявившись на околопланетной орбите Земли. Вдохновленные успехом русские приступили к подготовке прыжка к Центру Галактики. Предстояло проникнуть в дальние глубины космоса, о которых человечеству, ютящемуся на маленькой планете вдали от центрального скопления звезд, известно немного. Перемещение к Центру Галактики планировалось в два этапа. Сначала к периферии ядра Галактики. Потом предстояло выбрать конечную цель полета, и вынырнуть где-нибудь в центре ядра. Корабль мог вместить в себя топлива только на три перехода. Это означало, что третий прыжок экипаж должен использовать для переброски корабля к Земле. Все это требовало совершенной навигационной системы и навигатора, который обладал бы развитой интуицией.
  Среди друзей Ветрова был такой человек.
  Вечером того самого знаменательного дня, в утренние часы которого открытие Ветрова получило единодушное одобрение коллег, в гостиницу, где он жил, заглянул Валентин Быстров. Быстров был весьма примечательным человеком. Его недюжинный ум великолепно уживался с эксцентричным характером, неряшливая шевелюра с утонченностью стиля в одежде, он был нетороплив, но действовал всегда рисково и быстро. Филипп очень ему обрадовался, напоил чаем, и, не утерпев, выложил ему все, что знал о "нуле", и что было на конференции. Быстров внимательно выслушал его, помолчал немного, переваривая услышанное, потом устремил глаза к потолку, и открыл рот, с намерением возвести хвалу другу, но его взгляд уперся в дурно замазанные дыры. И он сразу забыл о планируемом панегирике.
  - Опасная затея, - только и сказал Быстров, рассеянным взглядом скользнув по лицу Филиппа.
  - Да, выход из нульпространства сопровождается риском, можно оказаться в плотной материи, да мало ли что еще... Тщательная подготовка специалистов-навигаторов - важная задача, я бы сказал даже жизненно важная. Высочайший уровень знаний в области физики, математики, астрономии... плюс особый склад ума! - Ветров выжидательно уставился на Быстрова.
  - Нужна новая школа... - вяло произнес тот, и занялся своими ногтями. (Валентин начал скучать).
  - Не хочешь ее возглавить?
  Быстров отрицательно покачал головой, и вдруг, оживившись, начал рассказывать Филиппу о "Го".
  Валентин Быстров обладал талантами во многих направлениях человеческой деятельности. Увлекшись чем-либо, он быстро и с легкостью достигал в этом успеха. Талантливый музыкант, и математик, прекрасный спортсмен, большой любитель игры "Го". Но! Была в нем одна черта, которая портило все. Быстров был непоследователен. Ему надоедали все его увлечения. Он бросал их одно за другим. И именно в тот момент, когда начинал проявлять мастерство. То-то и было странным, что он терял интерес к делу, когда становился в нем мастером. Естественно, Ветрову было известно о непостоянстве Быстрова, но потенциал его говорил в пользу него. И физик надеялся, что Валентин когда-нибудь увлечется его идеей. И сделает все, как должно, лишь бы потом не остыл.
  Филипп не ошибся. Через четыре месяца Быстров сам попросился в группу. И сразу наградил ее прозвищем - "группа нулевиков".
  В группу нулевиков вместе с Быстровым пришли еще два лицейских товарища Филиппа Ветрова. Один из них был Всеволод Игнатьев, замечательный биолог, веселый легкий человек. Другой - Сергей Кравцов, гениальнейший из программистов, считался отшельником, ибо на люди показывался редко, предпочитая работу всему. Прослыв фанатиком своего дела, он получил прозвище маньяка-программиста, и, по всей видимости, весьма дорожил им.
  В первом прыжке через нульпространство с живым экипажем на борту принимали участие все четверо.
  И вот однажды во время тренировок закоренелый холостяк Ветров познакомился с миловидной девушкой Машей, оказавшейся в его группе уже после прыжка к границе Солнечной Системы, причем оказавшейся не понятно каким образом. Он просто вдруг обнаружил ее однажды у тренажера. Ветров решил не высказываться по поводу того, что она в зале, списав отсутствие сведений о ней на свою рассеянность. На вид девушка была очень хрупкой, но в последствии оказалась жутко упрямой, что резко контрастировало с ее маленькой точеной фигуркой и по-детски нежным лицом. С завидным постоянством она ввязывалась в бесконечные споры со всеми и по любому поводу. От нее доставалось даже Филиппу. Филиппу неуживчивость девушки не понравилась. На частые стычки с Марией он реагировал, как на ненужную трату своей душевной энергии. Он подумывал выгнать ее из группы. Но шло время, к бурным спорам с девушкой он попривык, а потом пристрастился. И вдруг, однажды, бородатый физик увидел ее пронзительную беззащитность перед ним, и ее особую женскую власть. Он был так очарован этим, что пустился во все тяжкие. И за полгода до прыжка к Центру Галактики женился.
  . . .
  
  В ночь перед стартом Ветров увидел свой старый сон. Как всегда, он был нем и телом и языком, когда ощутил в груди уже ненавистную ему единицу. Но привычный сценарий, по которому всегда развивались события, вдруг изменился. Мнимая единица заговорила с ним. Но зазвенел будильник, и он проснулся, не разобрав сказанного. Филипп с досадой сорвал с себя одеяло.
  Мария подскочила на постели, ее черные пышные волосы разметались по хрупким плечам.
  - Что? Что случилось?
  - Прости, я напугал тебя, - извинился Филипп. - Просто сон один... один и тот же с самого детства...
  - Он так тревожит тебя?
  - Глупости. Я просто не досмотрел его до конца, а жаль...
  - Не отчаивайся. Вернешься - досмотришь.
  Маша улыбнулась одними губами.
  - Если повезет... - пробормотал Филипп, глядя в ее испуганные глаза, но, уразумев, что могут означать его слова, поспешно добавил: - и он снова приснится мне.
  Смутное предчувствие, что возникло у Филиппа в момент пробуждения, не предвещало хорошего. Чтобы не обнаружить его перед Марией он скрылся в ванной, где перед зеркалом отругал себя за суеверие.
  . . .
  
  Благополучно преодолев притяжение Земли, нуль-корабль взял курс на расчетную исходную точку, готовясь к первому прыжку. Все шло, как нельзя лучше. И все же утреннее предчувствие Ветрова не обмануло. Буквально перед самым прыжком Мария, шепнула ему на ухо, что ждет ребенка. Филипп так и застыл в своем кресле. Потом вылетел из него свечкой, схватил жену за руку, и оттащил подальше от остальных, чтобы... вот только он не знал, что! Не знал, радоваться ему или гневаться. Он был обязан наказать члена экипажа за сокрытие важной информации о своем состоянии, но, как будущий отец, не мог на это отважиться, ибо был счастлив.
  - Как тебе удалось провести медицинскую комиссию? - это все что он придумал сказать.
  - Я меняла файлы свежих медицинских проверок на старые. - Мария скромно опустила ресницы. - Я подсмотрела, как ты вводил свой код, запомнила его, проникла в базу данных, и потом это происходило уже без меня...
  У Ветрова открылся рот.
  - Скажите, пожалуйста! Моя жена - честный хакер! - Он хотел сказать это с возмущением, но у него вышло, словно он похвалил ее. - Почему раньше не сказала о беременности? Мне, отцу?
  - Но ты бы тогда отстранил меня от полета.
  - И был бы прав! - отчеканил Филипп голосом, ставшим еще басовитее.
  - Поэтому и не сказала, - отрезала Маша. - Мне не пережить разлуки с тобой... - ее голосок дрогнул.
  - Глупышка, что ты наделала! Мало того, что лгала мне, обвела вокруг пальцев медиков, да еще подсматривала, когда я вводил личный код. А ты не подумала о том, что это преступление? При чем преступление, бросающее тень не только на тебя и меня?
  Из глаз жены брызнули слезы.
  - Ты все рассказала?
  - От меня тебе не избавиться! - вдруг выпалила Мария. - Этот полет - дело всей моей жизни! Как и для тебя, понимаешь?
  Филипп развел руками. Потом заключил жену в кольцо своих рук. Ощущение было пронзительным: беззащитность маленькой женщины перед бесконечностью холодного равнодушного космоса.
  - Сумасшедшая! Что ты наделала! - с болью произнес он. - Но я не могу и... не хочу отменять полета. Отложим наш разговор на потом. Но не рассчитывай на послабление женщина! Я сердит на тебя!
  Мария заглядывала в его чуть растерянные глаза, не понимая, что ждет ее.
  - Я не отправлю тебя на Землю. Не оставаться же нам без челнока. Ты не волнуйся, родная, наш малыш выдержит нуль... Ведь вы тренировались с ним вместе.
  Мария всхлипнула, оттого что вдруг поняла, что их ребенок подвергался огромному риску, испытывая на стенде те же перегрузки, что и она. А теперь предстоял нуль.
  - Какой ты еще ребенок Мария! - нежно сказал Филипп, неожиданно точно угадав ее мысли.
  
  Он поплыл к своему командирскому креслу, привычно нырнул в него отточенным филигранным движением, и отрывисто рявкнул:
  - Все по местам! - и не смог удержаться, позволил себе еще раз взглянуть на Марию, блеснул ей белозубой улыбкой, и двумя скупыми движениями активировал систему перемещения. Нуль-корабль завибрировал. Необычайный тягучий звук заставил вздрогнуть от тоски весь его экипаж. Но в следующее мгновение появилось уже знакомое ощущение зависания. В небытии...
  . . .
  
  Слабая вспышка озарила экраны мониторов, когда корабль погрузился в "нуль".
  - Странно... - Трастов покачался на носках. - Похоже на выброс энергии. Раньше этого не было.
  - Думаете, что-то не так? - спросил Трастова главный конструктор.
  - Не знаю. Корабль впервые прыгнул на безумное расстояние. И может быть след на экране - следствие этого.
  - Теперь они не досягаемы, и мы... - конструктор замолчал.
  - Не досягаемы... - медленно повторил за ним Трастов.
  
  
  
  
  
  
  
  Ловушка.
  
  Извиваясь, кружась, пространство выплясывало вокруг корабля в немыслимом бешеном танце.
  - Что за карусель? Ветров... что происхо... - Игнатьев смолк. Столкнувшись с безумием, бесконечно сменяющих друг друга форм немыслимых и невероятно сложных, его сознание начало угасать.
  - Ничего не вижу! - теперь кричал Валентин, его голос с трудом прорывался сквозь натужный рев двигателей.
  "Это счастье, что он ничего не видит", - подумал Ветров.
  - Мы на что-то падаем... - негромко проговорил он.
  - Куда? - Голос Валентина сорвался на визг. - Здесь пустота! Приборы не фиксируют массу...
  "Что-то все-таки видит!"
  Ветров с трудом повернул к навигатору голову, удивляясь, что тот слышит его. Он постарался перекричать грохот своим громовым басом:
  - На звезду, которой не существует...
  Но команда его уже не слышала. И он не слышал собственного голоса, хоть и кричал во всю мощь своей луженой глотки. Страх затопил сознание Филиппа. Ибо мгновение назад безумный рев двигателей сменился полным безмолвием. Царствовало абсолютное беззвучие, где даже воздух не колебался, чтобы передавать звук.
  "Или это кажется мне?.." - мелькнуло в его голове.
  Затерявшийся в бездне корабль куда-то падал... А бортовой компьютер молчал, будто переживал смятение, из-за которого полностью лишился способности выполнять возложенные на него функции. Надежная отлаженная система управления кораблем отказалась служить людям сразу, как только они вынырнули из нульпространства. Но экипаж так и не сумел этого понять, их мозг после прыжка не воспринимал мир, как есть.
  Сознание Ветрова угасало медленнее, чем у остальных, и он успел подумать, что их корабль продолжает затягивать неодолимая сила, название которой безвременье...
  
  Филипп очнулся. Попробовал пошевелиться, или ему показалось, что он попробовал. Чувствуя себя бесформенным сгустком материи, растекшимся по плоскости, он подумал, что по нему должно быть проехал бетоноукладчик. Неуверенным взглядом он зацепился за мигающие лампы какой-то частью своего существа, а вокруг продолжала царствовать жуткая черная бездна. Он знал, что накал в лампах остается ярким, однако глаза его видели лишь робкое мерцание тусклого света, сосредоточенного вокруг поверхности ламп, мигающих с назойливой настойчивостью и терпением бесконечности.
  "Я ослеп?" - глупо подумал Филипп.
  С большим трудом он поднес руку к глазам, но не увидел ее. Тогда он опустил ее на лицо. Выждал, потом провел рукой ото лба к заросшему бородой подбородку. Филипп с отвращением отдернул руку. Его лицо показалось ему чужим и уродливым.
  Ветров позвал: - Валентин? - Он не услышал своего голоса. - Я погубил экипаж...
  Он попробовал определить, как долго продолжается этот кошмар. Но время, как будто застыло, и превратилось в желе. И он застыл вместе с ним в ощущении своей вины, как в вечности...
  Филипп решился заговорить. Было уже не так тихо. Где-то стрекотало, скулило, пищало...
  - Кто-нибудь жив? Эй! - долетел до него собственный голос.
  В следующее мгновение он ощутил свое тело. Оно было будто налитое свинцом. После неуклюжей возни, Ветров встал на четвереньки, передохнул немного, сел. Пошарив перед собой, он нащупал кнопку на пульте управления. Ему показалось, что она хихикает под его пальцами.
  "Галлюцинации... " - подумал Филипп.
  - Командир? - позвал его еле узнаваемый голос.
  Филипп рефлекторно прижал руки к ушам, голос Валентина прогремел прямо в его голове. Звук, и расстояние до его источника мозгом интерпретировались искаженно. Ветров отозвался:
  - Я здесь!
  Чуть мерцающее безобразное тело Быстрова судорожно дернулось.
  В голове Ветрова как будто что-то щелкнуло, и мгновение спустя к нему вернулась способность целенаправленно мыслить.
  - Потерпи Валя! Ты скоро придешь в норму. - Ветров замолчал, давая другу передохнуть, считая, что его голос должен звучать еще ужаснее, ведь у него густой бас.
  - Ты выглядишь безобразно, но я уверен, что это ты - Филипп, - пролаял Быстров, дико уставясь на друга. Вскоре его взгляд прояснился. - Активируй обзорный экран, сможешь? - спросил он, почти беззвучно шевеля губами
  Кнопки снова захихикали под пальцами Филиппа, но аппаратура команде подчинилась, и экран замерцал.
  Вокруг корабля беспорядочно роились какие-то обломки. Что-то из этой массы они никогда не видели, а что-то было вполне человеческим. Мимо проплыла даже кукла.
  - Где мы?
  - В местной лавке, торгующей подержанным товаром. Не хочешь подобрать сувенир?
  - Филипп, убавь звук!
  Ветров молча кивнул. Окунувшись в тишину, Валентин с наслаждением откинулся на спинку своего кресла, в котором в отличие от других сумел остаться. Он закрыл глаза, давая себе передышку.
  
  Космонавты начали подавать признаки жизни, болезненно переживая первые моменты полной дезориентации, вызывая своими страданиями сочувствие у командира и навигатора, физически выносливее других. Казалось, прошла пропасть времени, когда они смогли, наконец, услышать команду командира: оставаться на своих местах до полной адаптации.
  -Ух... Вот это вынырнули, так вынырнули... - вырвалось у Игнатьева. - Какое счастье! Друзья вернули себе свой облик. Но отчего раньше мы не испытывали такого стресса?
  - Дело в том, что мы оказались не там, - прогрохотал Ветров.
  - То есть? - не понял Игнатьев.
  Командир корабля перевел взгляд на Быстрова.
  - Интересно, что думает о случившемся наш навигатор?
  - Он думает, что сразу после падения в это жуткое сюда мы выглядели реальнее, чем теперь. А наш мозг, чтобы избавить нас от шока вернулся к привычному видению окружающего мира, - ответил Валентин, с любопытством наблюдая за реакцией Всеволода.
  - Негусто, - заметил Филипп.
  - Пусть мой мозг и лжет мне... но меня больше устраивает мое привычное мироощущение, - ответил биолог.
  - Прошу прощения, что прерываю ученую дискуссию! Но давайте решать, что делать.
  Кравцов проблем не столько не любил, сколько боялся.
  Ветров привычным движением огладил бороду, торчащую теперь на особенный манер, будто вся растительность на его лице встала не как-нибудь дыбом, а каждый волосок параллельно своему собрату.
  - Сначала проверим исправность работы всех систем корабля, а потом начнем предпринимать вылазки наружу. - Он пожевал губами. - У меня сложилось впечатление, что мы на космической свалке. - Легкая улыбка тронула его губы. - Это шутка, конечно, однако кто знает...
  - Космическая свалка... Неожиданное завершение первого прыжка к Центру Галактики! - навигатор даже присвистнул. Послышался нестройный смех, тут же увядший. Энтузиазм Валентина Быстрова тоже иссяк, когда он взглянул на приунывших товарищей. - Как думаете, запись параметров полета сохранилась?
  - Займись расчетами, и доложи, где мы находимся. По форме доложи! - вдруг рявкнул Ветров. Экипаж в замешательстве смотрел на командира, такие интонации Ветров себе не позволял. Он бывал с ними строг, но не подавлял.
  - Есть! - Быстров, уткнувшись в экран, начал считывать ползущие по нему цифры.
  - Нет! - отважно вмешалась Ольга.
  Ветров уставился на нее таким взглядом, что она дрогнула, но все же не уступила.
  - Мы испытали шок. И как врач, я настаиваю, чтобы каждый из нас принял витаминный коктейль.
  - Она права, - согласился Филипп нехотя. Ему было жаль тратить время на витамины. Его интуиция подсказывала, что времени у них в обрез. Морщась, как будто у него во рту кислющий лимон, он подал пример команде, проковыляв к контейнеру с припасами, что хранились в рубке для несущих вахту. За командиром двинулся Быстров, скупым движением руки маня за собой остальных. Команда столпилась вокруг контейнера. Никто из них не заметил, что они невольно жмутся друг к другу. Мозг, органы чувств у людей уже работали в привычном режиме. Только функционирование сетчатки глаз стабилизировалось не вполне. Зрение людей не реагировало на изменение яркости света. Вокруг словно вечно царили сумерки. Однако тусклое освещение, которым им приходилось довольствоваться, позволяло видеть очертания предметов отчетливо и ясно.
  Закончив с витаминами, экипаж занялся проверкой исправности систем корабля. Дела обстояли неплохо. Обнаружились лишь небольшие неполадки в одном из двигателей, и механики-электронщики Борис и Михаил, братья Штерки, облачившись в скафандры, ушли в прилегающий к двигателям отсек.
  Кравцов забылся, глядя в экран своего монитора. Маньяка-программиста не трогали. По мнению Ветрова в пространственно-временных характеристиках этого уголка Вселенной было что-то до несуразности странное. Им было страшно здесь. К тому же Ветров ни от кого не скрывал, что он уверен: если не разгадать загадку, которую с такой завидной щедростью подкинула им Вселенная, придется их Нуль-кораблю навечно застрять на свалке. Поэтому все готовы были ходить вокруг Кравцова на цыпочках, а вдруг он придумает что-нибудь. С Кравцовым такое случалось.
  - Валентин, что у тебя? - в голосе Филиппа все еще слышалось плохо скрываемое раздражение.
  Навигатор метнул быстрый взгляд в сторону командира, и тот, устыдившись своей несдержанности, пообещал себе, что больше не обнаружит перед командой своих эмоций, которые атаковали его в такой неподходящий момент. Он принял невозмутимый вид, и повторил:
  - Что у тебя?
  - Записи - неполные, - осторожно отвечал Валентин, опасаясь навлечь на себя гнев командира снова. - Наше местоположение неизвестно. - (Ветров молча ожидал продолжения.) - Видимо что-то разладилось в бортовых системах корабля, когда мы вынырнули из нульпространства. - Уже увереннее продолжал навигатор. - Мы не можем воссоздать траекторию полета от выхода из нуля до этого злополучного места.
  - Мы... - начал Филипп, и осекся, ибо вспомнил, что минуту назад дал себе слово быть сдержаннее.
  - Здесь даже звезд не видно, судя по обрывкам съемки. Я не знаю, я не понимаю, где мы. - Валентин смотрел на бороду Ветрова, ожидая взбучки.
  - Скорее всего, в преисподней! - страшным басом произнес командир. Он весьма удивился, когда увидел какое впечатление произвел на свой экипаж. Фантазия у людей разыгралась не на шутку. Только Быстров выбивался из общего настроения. Он корчился от смеха.
  - Пора посмотреть, что там снаружи. Валентин! - Всхлипывая от смеха, навигатор снова сосредоточился на кудрявой бороде начальства. - Пойдешь с Всеволодом. - Быстров посерьезнел, кивнул. Ветров, уверенный, что с Валентином теперь порядок, оглянулся на Игнатьева. - Можешь идти во вне?
  - Конечно. - Игнатьев встал с кресла.
  Навигатор с биологом отправились надевать скафандры.
  Взгляд Ветрова упал на Марию. Он устыдился, в суматохе он совсем позабыл о ней. Ветров ласково улыбнулся, вспомнив, о чем она рассказала ему перед полетом.
  - Как ты? Извини, что не спросил тебя раньше.
  - Мы выберемся? - голос Марии чуть дрогнул.
  Он не ответил.
  - А я ведь сразу узнала тебя. - Мария спуталась. Потом оживилась и произнесла с легкой улыбкой. - Как бы странно ты не выглядел, ты для меня всегда красивейший из смертных!
  "Смертных..." - мысленно повторил за женой Филипп. Он вгляделся в нее, то, что она сказала ему сейчас, было на нее непохоже. Филиппу пришла в голову мысль, что это место настолько враждебно человеку, что оно разрушает его личность. Или меняет ее, центрируя на чем-то совершенно непредсказуемом. Что по сути одно и тоже. Он очнулся от задумчивости и, не желая обидеть жену тем, что все еще не ответил ей, сказал первое, что пришло в голову:
  - Удивительно, что мы узнавали друг друга.
  Юлия украдкой наблюдала за Марией, на ее взгляд адаптация женщины шла медленнее, чем у других. Она шепнула об этом Филиппу.
  - После. Сейчас главное - поднять корабль... - Он повернул голову к экрану. - Валентин на связи!
  На экране приемника сигналов видиосканера маячило обескураженное, но улыбающееся лицо Валентина.
  - Что там?
  - Это действительно похоже на свалку! Но лучше ее увидеть собственными глазами... - пустился в рассуждения Быстров.
  - Говори по существу, - с раздражением перебил командир корабля.
  - Мы на вершине колонны, она кажется отсюда бесконечной, - сказал Быстров. - Похоже, что колонна сложена из космических аппаратов. А вокруг нее беспорядочно двигаются обломки всякой всячины...
  - Ощущается слабая гравитация! - раздался голос Игнатьева, он был где-то ниже, и поэтому не виден на обзорном экране.
  - Чувствуем.
  - Это очень оживленный перекресток Галактики! С таким интенсивным движением я не сталкивался даже в Пекине, - Быстров подмигнул им с экрана.
  "Шут!" - чуть не вырвалось у Ветрова. Вслух он сказал:
  - Раз есть гравитация, те, что внизу, раздавлены. Раз мы не первые, значит и не последние. И если мы задержимся здесь, то нас когда-нибудь тоже раздавит!
  - Значит надо срочно делать отсюда ноги, - вставил Кравцов.
  "До одного, наконец, дошло... "
  На экране появилось лицо Игнатьева.
  - Как дела у маньяка? - спросил он. - Что говорит?
  - Ты только что слышал, - ответил Ветров. Потом полюбопытствовал: - Как выглядят корабли чужаков?
  - У корабля под нами сферическая форма. Он пустой, и, похоже, давно. А что ниже не знаю. Очертания колонны становятся размытыми уже через десять метров.
  - Может, нам спуститься вниз по колонне? Вдруг кто-то живой... - глаза Валентина вопросительно смотрели с экрана.
  - Валяйте, только не лезьте внутрь без подкрепления.
  Мужчины, сделав артистичный жест рукой, исчезли из обзора видиосканера. Ветров посмотрел на Сергея. Его пальцы летали по клавиатуре. Маньяк - программист тяжело дышал.
  "Экспериментирует..." - Ветров переключился на механиков-электронщиков.
  В отсеке, прилегающем к двигателям, дела шли неплохо, помощь была не нужна.
  
  Небольшая гравитация, которую создавала масса колонны вместе с силою притяжения, направленной к ее основанию, заставляла двух космонавтов двигаться под углом к ее вертикальной оси. Они обогнули звездолет, на котором лежал их корабль, и ахнули от удивления. Следующий был похож на юлу, и, если приглядеться внимательнее, можно было заметить несколько тусклых полосок, разбегающихся по его корпусу от центральной массивной части к вершинам. Он был земной детской игрушкой, отличавшейся от нее лишь гигантским размером. Звездолет оказался закрытым наглухо. И им почудилось, что внутри кто-то есть. Они с азартом начали топать ногами по его разноцветному корпусу. Попав в ловушку, которая всосала их корабль, как пылесос мусор, особо не стоило надеяться на чью-то помощь: опытные космические путешественники вряд ли бы угодили в нее, но... если объединить усилия с другими такими же "счастливчиками", может что-нибудь и получится... Они отплясывали, пока не выбились из сил. Много времени на это не понадобилось, даром, что навигатор был силен, как бык, и вынослив. Они легли на "юлу", чтобы прижаться к корпусу шлемом. Побарабанив кулаками, прислушались. Никто не отзывался на их призывы. Осмотрев поверхность чужого корабля еще раз, и не обнаружив на нем ни единого намека на возможность проникнуть внутрь, Быстров сообщил Филиппу, что корабль-юла оказался недоступен, и что наладить контакт с представителями инопланетной цивилизаций они с Игнатьевым не смогли. Ветров вспылил. (На взгляд экипажа он делал это на свалке чаще, чем требовали обстоятельства). Он отвечал Быстрову, что будет безопасней для всего экипажа, если они вместе с Игнатьевым вернутся на борт корабля; вооружатся пространственным сканером который, который к стати сказать, они не потрудились с собой захватить, (Ветрова меньше всего интересовало, что и он был виной тому), и изучат содержимого инопланетного звездолета с помощью сканера, а не с помощью кирки, и...
  Он остановился, решив сформулировать мысль иначе, чтобы не показывать дурной пример экипажу, и договорил уже спокойнее:
  - Отставить безответственно простукивать поверхность чужого корабля случайно попавшимися под руку предметами, тем более, что их назначение вам неизвестно. Ибо неровен час, - нарветесь на неприятности, проковыряв дыру в его корпусе, или, что еще хуже, подорветесь на какой-нибудь космической мине вместе с чужим кораблем. И тем, кто сейчас на Нуль-корабле, очень повезет, если при этом не пострадает и наш аппарат. Правда повреждение нашего "Нуля", будет уже несущественной деталью, ибо вряд ли кому захочется идти по космосу без навигатора. Все же на этой свалке климат получше, чем в жаркой звезде, в которую мы рискуем угодить после прыжка без его "гениальной" интуиции.
  В то время как командир корабля упражнялся в ораторском искусстве, явно издеваясь над ними, удивленный Быстров, словно нашкодивший мальчишка отпрянул от юлы-корабля. Он был поражен и восхищен прозорливостью Ветрова, который не мог видеть, чем они занимались с Игнатьевым. А они развлекались тем, что оба барабанили по корпусу чужака какими-то ухватистыми штуками.
  - Возвращайтесь на корабль! - послышался в наушниках безапелляционный приказ. Ветров как будто пролаял его.
  Когда Валентин с Всеволодом предстали пред очи начальства, двигатели корабля и системы управления были налажены. Братья Штерки вернулись в рубку. И Кравцов присоединился к остальным.
  - Есть идея? - Ветров посмотрел на программиста. - Ты можешь объяснить, что случилось на выходе?
  - Пока нечего сказать, - Сергей махнул рукой.
  Ветров повернулся к Юлии. Они негромко переговорили между собой.
  - Ситуация такова, что опасность угрожает всем в равной мере. Какие могут быть секреты от экипажа у командира и бортового врача? - спросил Всеволод.
  Биолог выдержал взгляд Ветрова. Тот, неожиданно смягчившись, тихо проговорил:
  - Это - личное, касается только меня и Марии.
  - Тогда я понимаю, о чем идет речь. Только не нахожу объяснения, почему она с нами.
  - В таком состоянии отважиться на гиперскачок! - подхватила Юлия. - Впрочем, что толку теперь говорить...
  - Ты права. Эта тема закрыта.
  Легкая улыбка тронула губы Ветрова. Экипаж молча ждал, что он скажет по поводу их положения. Нехорошо ждал. На пределе.
  - Знаю, что не скажу ничего нового, если напомню, что сейчас наша жизнь особенно зависит от выдержки и умения каждого из нас, - медленно начал он, взвешивая каждое слово. - Странно здесь ведет себя свет. Возможно, нас затянуло на границу с другим измерением, но вы понимаете, что это предположение можно принять лишь, как гипотезу, которая, кстати сказать, пока ничем не подтверждается, и поэтому помочь нам не может. Да и выглядит она псевдонаучной, из области фантастики...
  Глаза маньяка-программиста оживились.
  - О чем ты подумал?
  - Мне всегда нравились фантастические идеи...
  Ветров задумчиво глядел на экипаж. Они все были какими-то белесыми. Однако по здоровому блеску глаз можно было констатировать, что экипаж, несмотря на пережитый шок, был дееспособен.
  - Всем отдыхать три часа, - неожиданно распорядился Ветров. - Для дежурства оставим двоих. - Он молча ткнул пальцем в грудь близстоящих к нему. - Ты и ты. Жду всех в командном отсеке через три часа пятнадцать минут. Отдохнувшими... Мы попробуем поднять корабль со свалки.
  
  Ветров проснулся от сигнала, идущего из командной рубки. Он взглянул на часы. И сразу понял: что-то стряслось, его разбудили на час раньше. Заставив себя сесть, он активировал внутреннюю видеосвязь. Странно, но кнопка снова захихикала под его пальцами.
  Экран замерцал, на нем возник Олег Мятежный. Его лицо было неестественно бесстрастным.
  - Что случилось? - сонно спросил Филипп.
  - У нас гости, командир.
  - Кто?
  - Гости, - терпеливо повторил Мятежный. - Стучат по корпусу, слышите?
  Видимо Мятежный добавил громкость. Звук прорвался сквозь звуковую изоляцию кают-компании Филиппа.
  - Ты их видел?
  - Мельком. Очень маленькие. В скафандрах, похожих на наши. В руках держат подобие молотка.
  - Ну, молотком-то они обшивку не продырявят. Хотя... кто знает, из какого вещества они сделали свой молоток!
  Ветров неожиданно расхохотался.
  "Как-то неуклюже все. И манеры у гостей самые вульгарные".
  Он посмотрел на Мятежного.
  - Выходите наружу. Остановить их. И... полегче там!
  - Мы будем увещевать их... - пообещал Мятежный голосом Быстрого.
  Лицо Мятежного исчезло с экрана. И Ветров, не задумываясь, разбудил Быстрова, как самого выносливого из экипажа. Через пять минут оба они уже были в командном отсеке. Их сил хватило лишь на то, чтобы плюхнуться в кресло, и застыть в нем, уставясь в серый экран.
  Наконец, на нем показались лица, прикрытые прозрачным пластиком скафандров.
  - Мы их очень удивили командир. Видимо они считали, что сюда прибило пустой корабль.
  - Они хоть представились? - спросил навигатор.
  Мятежный опешил.
  - Наверное, нет.
  - Вот невежи...
  Ветров махнул рукой, призывая острослова к молчанию.
  - Кто они? - вопрос был глупый, физик не ожидал, что он сорвется у него с языка. - "Еще спросил бы пацаки или четлане?" - подумал он.
  - Откуда мы знаем? - вдруг ощетинился Мятежный. Он осекся, сбавил тон. - Мы общаемся с ними только на языке жестов. Берем их с Николаем за плечи и оттягиваем от корпуса. Ребята оказались понятливые, киркой больше не машут.
  - Дайте посмотреть на них.
  Николай и Олег придвинули ближе к видиосканеру двух упирающихся гуманоидов.
  - Умилительно, - не удержался Ветров от ненужного замечания.
  - Удрать пытаются, - констатировал Быстров.
  - Проворные чертяки, даром, что малы! - От усилий удержать их Олег запыхался. - Куда их, на корабль?
  Валентин вопросительно взглянул на командира. Ветров пожал плечами:
  - А если они опасны нам? Какими-нибудь едкими испарениями? Карантин нужен... Взаимная проверка.
  - Что, просто отпустить их? А вдруг они больше не явятся?
  - Они пришли потрошить наш корабль. Что означает: у них дефицит жизненных ресурсов! И если я прав, отпустив их, мы можем смело ждать, что они вернуться сюда с подкреплением. Тащите их внутрь, в отсек, расположенный рядом с двигателями, там вакуум. Подождите нас там.
  Экран опустел. Друзья помедлили, потом заставили себя подняться. Адское место вызывало у людей физическую слабость, и это мешало им, ничуть не меньше, чем заторможенность рефлексов.
  
  Земляне с любопытством смотрели на двух, смиренно стоявших перед ними, миниатюрных инопланетян. Пленники явно трусили. А хозяева положения пытались придумать способ, как с этими штуковинами объясняться. Например, хотелось бы узнать, зачем им понадобилось махать киркой? Или что это за место, на которое их угораздило свалиться, и есть ли способ отсюда выбраться. Оказавшись носом к носу с гуманоидами, с обличьем которых, как это ни странно, они были знакомы из дешевых газетенок Земли, пестрящих лживыми дешевыми сенсациями, (кстати, не такими и лживыми), они не нашли ничего лучше кроме испытанного временем способа - заставить их подчиняться с помощью силы.
  - Нужен опытный межгалактический лингвист.
  Ветрову голос Валентина показался неестественным, и потому отвратительным. Но от резкого замечания он воздержался.
  - Почему они молчат? Они должны быть опытнее нас, - сказал Филипп, глядя в глаза коротышек. Двое гуманоидов, окруженными четырьмя великанами рассматривали бородатого Ветрова, безошибочно угадав в нем старшего. Ветров решил попробовать представиться: - Филипп. Я - Филипп, - он указал пальцем в направлении своего сердца.
  Гуманоиды переглянулись. И земляне уловили мимолетную улыбку на их землистых губах.
  - Я - Валентин, - последовал примеру Ветрова навигатор.
  Гуманоиды перевели взгляд на тех двух, что притащили их на корабль, и молча ждали.
  - Может быть, они слышат как-то иначе? - засомневался в целесообразности этого диалога Олег.
  - Что мне делать? - растерянно спросил Николай, и представился: - Я - Николай.
  Гуманоиды с явным уважением смотрели на Олега. Затем они церемонно поклонились, и каждый из них по очереди произнес:
  - Рассэ Тренд Сузал Навлаб Цепс Дуробо.
  - Нассин Аремла Сузал Лкирп Рассел.
  - Ого, - широко раскрыл глаза Валентин.
  - Кажется, получается, - выдохнул Олег.
  - А я не уверен, что у нас получается, - с сомнением произнес Ветров. - Дальше то что? Лично - я, ни черта не понял. Но может среди нас есть телепат?
  - С этим дефицит, - сказал Николай.
  - Дефицит, - повторил один из гуманоидов, отрывисто выговаривая слово.
  Космонавты многозначительно переглянулись, малыши оказались гораздо восприимчивей к чужому языку, чем они. Впрочем, они на это и надеялись.
  - Они назвали свои имена, - сказал Валентин.
  - Они произнесли по целому предложению. Я думаю, это приветствие, - не согласился Филипп.
  - Они оба сказали Сузал, - заметил Валя.
  Услышав это, гуманоиды развернулись к Валентину и отвесили ему церемонный поклон.
  - Что я сказал? Кто-нибудь мне объяснит?
  - Вы сказали Сузал, - произнес гуманоид.
  Земляне чуть не подскочили на месте.
  - Вы понимаете наш язык? Но как это возможно? - Валентин, забавно тараща глаза, переглянулся с Ветровым.
  Гуманоиды молчали, они как будто ждали, что люди скажут им что-то еще. Ростом, они были не больше метра, а на их лицах тускло светились выразительные печальные глаза.
  Молчание затянулось.
  - Гости! - не выдержал один из гуманоидов.
  - Конечно, Вы - наши гости, - у Ветрова появилась надежда, что они все сделали правильно.
  - Филипп - гости, Слышат как-то иначе - гости.
  - Это они нас приглашают в гости, - сказал Олег. И оказался прав, в следующее мгновение они услышали:
  - Гости! Идемте.
  - Они намекают, что гости здесь - мы...
  Ветров сделал жест, выражающий согласие, и увидел, что гуманоиды поняли его.
  - Смышленые ребята! Я думаю, надо принять приглашение, - деловито произнес он, глядя на выступающую часть двигателя, заполнявшую собою практически весь отсек.
  - Это может оказаться опасным... - предупредил Валентин.
  - Мы будем держать связь.
  - Если попадем в переделку, связь нам ничем не поможет.
  - Нам? С чего ты взял, что я возьму тебя с собой? Не-ет! Я больше не стану рисковать навигатором.
  Быстров хотел возразить, но Филипп перебил его:
  - Пойду я и Олег. Они смотрят на Мятежного с уважением. - Филипп с любопытством взглянул на Олега. - Как вы думаете, отчего они так прикипели к нему?
  - Филипп, лучше идти всем четверым.
  - Я не стану тобой рисковать, - повторил Филипп, - ты - лучший навигатор из всего экипажа.
  - Какой им смысл вредить нам? - Валентин уже забыл, что минуту назад сам отговаривал командира принять приглашение.
  Ветров принялся рассуждать, рассматривая варианты:
  - Выбраться у нас мало шансов раз под нами такая огромная колонна кораблей, но эти двое гуманоидов могут нам что-нибудь подсказать или объяснить. Ведь как-то они приспособились здесь!
  - Они могли попасть сюда лишь несколько дней назад. Может, загадочная юла - это их корабль.
  - Возможно. Тогда надо попытаться объединить наши усилия.
  Гуманоиды испуганно переминались с ноги на ногу, но земляне, не обращая внимания, продолжали совещаться.
  - Отказываться от их приглашения не стоит! Объединившись с гуманоидами, мы увеличиваем шансы на спасение... Они уже могли разобраться, как нужно действовать, чтобы освободиться из пут того, что затягивает сюда корабли. Но к этому времени их уже придавило...
  Валентин кивнул, соглашаясь с Филиппом.
  - А если они здешние? - спросил Олег.
  - То или помогут нам покинуть этот престранный уголок Вселенной... Зачем им чужаки? Или, если они не знают, как это делается, хотя конечно вряд ли, однако лучше рассмотреть сразу и наихудший вариант, подскажут нам, как вести себя, чтобы стать для них хорошими соседями, пока мы сами не придумаем способа подняться с колонны.
  - И пока мы будем думать, на нас что-нибудь свалится...
  - Поэтому чем быстрее мы узнаем, где, почему мы застряли, и как, тем лучше.
  Ветров окинул взглядом товарищей, и выразил вслух уже сложившееся единодушное мнение:
  - Мы принимаем приглашение! Со мной идут Сева, я думаю, он уже выспался, и... ладно пойдешь и ты, - Ветров незаметно для себя перешел с официального тона на дружеский. - А вы будете следить за каждым нашим шагом.
  - Меня тоже пригласили! И мой авторитет... - напомнил Олег. - Если я не пойду с вами, это могут расценить, как пренебрежение.
  - Вполне может быть... - Ветров хотел погладить свою курчавую бороду, но его рука уперлась в шлем. - Значит, и ты прогуляешься. Николай, побудь пока с нашими новыми друзьями, - слово "друзья" он произнес с подчеркнутой учтивостью, - а мы пойдем, подготовимся к выходу во вне.
  - Есть, командир, - без энтузиазма отвечал Николай.
  
  Облачившись в скафандр быстрее других, Ветров поглядел на время, и разбудил остальных. Когда его подопечные, еще сонные, собрались в командной рубке, он рассказал им, что произошло, пока они спали. Ветров не поскупился на краски, когда описывал попытки, объясниться с представителями инопланетного разума. Его неожиданный артистизм вызвал оживление среди экипажа. Когда он сообщил о принятом приглашении, команда притихла.
  - Нам лучше держаться вместе, - сказал Борис Штерк. - Согласитесь, гуманоиды ведут себя непоследовательно. Сначала пытаются скрыться, а потом приглашают в гости!
  - Непоследовательно, - согласился Филипп, - но придется рискнуть и принять приглашение. Если нам не спешить, то шансы на наше спасение сведутся к нулю. В любой момент наш корабль может придавить следующий, ведь как заметил наш навигатор, это весьма бойкое место в нашей Галактике. Расспросив гуманоидов, мы узнаем, где мы находимся. - Ветров говорил сухо, давая понять, что возражения Штерка отнимают лишь время.
  - Но ведь мы хотели попробовать поднять корабль.
  - А если он сожрет топливо и только?
  Штерку возразить было нечем. Ветров окинул взглядом команду, потом, чеканя каждое слово, проговорил:
  - Так уж случилось, что вверенный мне экипаж оказался на краю... - он хотел, было, смягчить то, что собирался сказать, но передумал, и закончил, не церемонясь, - оказался на краю гибели. Поэтому риск, на который мы идем, не просто оправдан, он жизненно необходим.
  В рубке была тишина.
  - То-то... - резюмировал он, и объявил, что, пока его не будет на корабле, за командира остается Борис Штерк.
  Ветров в сопровождении Быстрого, Игнатьева, Мятежного, и двух гуманоидов покинул корабль. С уходом Ветрова корабль будто осиротел. Чтобы команда окончательно не деморализовалась, Штерк занял ее тяжелой работой. Николая, несмотря на все его возражения, отправил спать.
  
  Стараясь не делать резких движений, небольшой отряд, в авангарде которого шествовали два гуманоида, медленно продвигался по космической рухляди вдоль кажущейся бесконечною колонны. Большинство космических аппаратов были открыты и покорежены, но попадались, и не потерявшие целостности. В тех, что были запертыми, было что-то зловещее.
  Прошло четверть часа, они остановились у конструкции, напоминающей легкий подвесной мостик. Гуманоиды оглянулись и жестом пригласили землян следовать за ними. Шаткий мостик доверия не внушал, он изгибался почти под прямым углом, не имел видимой опоры, и убегал куда-то в темноту от колонны. Помедлив, люди с опаской ступили на поверхность моста. Он оказался жесткой конструкцией, и не раскачивался, как ожидали земляне. И все-таки идти по нему было жутко, казалось, под мостом царит абсолютная пустота, будто он весит в небытии.
  - Адское местечко... - зябко поежился Ветров.
  - Неуютно, - согласился Игнатьев.
  Они шли по мосту около часа, и чем дальше удалялись от корабля, тем становились уязвимее. Ибо теперь не могли рассчитывать на помощь своего экипажа. Плотность беспорядочно роящейся в пространстве и разнообразнейшей по форме и составу всякой всячины вдали от колонны стала намного меньшей, а вскоре мусора и вовсе не стало.
  Гуманоиды остановились в месте, где мост обрывался. Люди испытали потрясение. Подвешенный в небытии, оказалось, что он еще и шел в "никуда".
  - Это ловушка, - тихо прошептал Олег.
   Гуманоиды проделали какие-то манипуляции, и космонавты ощутили, что их субъективные ощущения пространства начинают искажаться. На мгновение, они уловили что-то вроде упругих канатов, или переплетающихся вокруг них линий. Когда чувство это исчезло, вся группа оказалась у входа в комнату, где с освещением было много лучше, чем на их корабле. Гуманоиды поманили их рукой, и они вошли в небольшое помещение, в котором увидели разных, и, часто, весьма необычных на взгляд землянина представителей инопланетных рас. В центре среди всей этой разношерстной компании, видимо недурно уживающейся друг с другом, на возвышении восседали существа, ничем не отличающиеся от своих гостей. Это были старцы, они с наслаждением пили какое-то дымящееся зелье, и тихо переговариваясь между собой, не обращали внимания на то, что происходило вокруг занятого ими возвышения. Гости ахнули. Старцы настолько походили на смуглых представителей жаркого Востока, получающих удовольствие от чая в чайхане, что на землян напал приступ безудержного смеха. Пьющие зелье рассеянно взглянули на вошедших.
  - Все поначалу смеются, - на какой-то тарабарщине произнес сидящий в центре старец. - Мы подождем, пока вы успокоитесь, ведь мы никуда не торопимся. Наше время стремится к вечности.
  Его последняя фраза отбила у землян охоту смеяться.
  - Вот, вы и успокоились. Садитесь. И да поможет вам Всевышний!
  Делегация пришла в волнение, несмотря на учтивый тон старика, в его последних словах прозвучала угроза. Но отступать резона не было. Гости выразили хозяевам космической общины благодарность за гостеприимство, и расселись на бесформенных выступах, от коих шло приятное тепло.
  Они с любопытством осмотрелись. При более внимательном осмотре, комната оказалась куда более скудной, чем показалась на первый взгляд. Обшарпанные стены, потолок, пол, соединяющиеся между собою не под прямыми, а под самыми разными углами, как будто тому, кто здесь обустраивался, пришло в голову проявить разнообразие хотя бы в этом. Все остальное здесь было безликим, нелепым, неопределенного грязного цвета. Ветхое. Древнее. В углу валялось тряпье такое же грязное и почти такое же древнее, как и само помещение, по-видимому, оно служило постелью обитателям этого странного и неуютного мирка. Кое-как к одной из стен было прибито несколько полок, на которых не стояла, а скорее валялась нехитрая кухонная утварь. Пол был до абсурда неровным, похоже, по нему прошло несчетное количество ног, намеренно истирая его, чтобы оставить следы от подошв. Что-то вроде памяти о себе тем, кто придет вслед за ними.
  Из задумчивости землян вывел вежливый голос:
  - Здесь есть кислород. Можете снять шлемы, если не боитесь инфекции.
  Земляне не пошевелились.
  - Мы понимаем вас. Почему? - обратился к старикам Валентин Быстров.
  - Я вижу, у вас нет опыта в межрасовых контактах. Я не прав?
  Земляне промолчали.
  - Вы во многом не дотягиваете до стандартов Галактического этикета. Что говорит об общей отсталости вашей цивилизации.
  Земляне переглянулись, заявление старца показалось им несерьезным. А тот продолжал:
  - У нас было достаточно времени, чтобы изучить вас. Для нас не секрет, что ваши технологии неэффективны.
  Он повернулся к гуманоидам и приказал представить гостей по всем правилам. Те церемонно поклонились, выражая свое согласие, вышли вперед и, встав по обеим сторонам землян, приступили к оглашению имен. Они выкрикивали имена такими пронзительными голосами, что гости болезненно морщились, но, когда очередь дошла до представления Олега Мятежного, они покатились со смеху. А за ними и старцы. Смеялись они тоненькими голосками, забавно похрюкивая. Тупость гуманоидов старцев ободрила.
  - Для их расы длинное имя означает высокое общественное положение, - успокоившись, объяснил старец. - А неплохое имя - "Слышат как-то иначе". Я бы на Вашем месте отнесся к нему с всею серьезностью. Имена подбираются соответственно личностным качествам субъектов... - старец вдруг замолчал, воззрившись на бороду Ветрова. Он забормотал в сторону своего соседа что-то невнятное.
  Возникла пауза. Филипп Ветров решил поддержать разговор.
  - Наши имена даются родителями в соответствии с их представлением об их благозвучности. Имена даются так же в чью-то честь. Поэтому они могут быть одинаковыми у людей, совершенно отличных друг от друга. - Он произнес все это с подчеркнутой учтивостью в голосе.
  Друзья, слушая его, ерзали от нетерпения, на их взгляд информация, которой Ветров делился со старцами, была не существенной. Но это оказалось не так. Старцы отреагировали на нее с чувством.
  - У вас не только примитивные технологии, но и примитивное социальное устройство.
  - Вы хотите сказать... - вступил в разговор Быстров, но его бесцеремонно перебили.
  - Мы хотим сказать вам, что наши имена не повторяются.
  - Именно это мы и хотели узнать... - Быстров еле удержался от смеха.
  - Традиция принятия имен не может служить критерием степени развития социального устройства, - возразил Ветров старцу.
  - А как вы судите о том, с кем имеете дело? - с любопытством поинтересовался самый древний.
  - Во взаимоотношениях между землянами главное - не то, как зовут человека, а то - можно ли ему доверять. Мы подчиняемся определенным нормам морали, - ответил Олег Мятежный.
  - Вы берете новое имя?
  - Благодарю за проявленное участие, но я привык к своему, - ответил Олег. Он улыбался, и Ветров порадовался его выдержке.
  - Как Вы далеки от начал! Руководителем жизни является не разум, привычка! - забрюзжал самый старый, оглядываясь на своих. - Четвертый представьтесь нам.
  - Олег Мятежный.
  - Да будет так! - в голосе старца звучало сочувствие, граничащее с презрением. - Кто из вас старший?
  - Я - командир Нуль-корабля, прибывшего с планеты Земля, - Ветров склонил голову.
  Его слова вызвали новый приступ веселья. Удивленные земляне переглянулись. Им не нравилось поведение старцев.
  А те исподтишка следили за своими гостями. В психофизической ауре которых они заметили нетерпение, которое в любой момент могло перерасти в гнев. Пришельцы становились опасными. И все-таки, желание продемонстрировать свое превосходство одержало верх.
  - Ваши традиции понуждают ум полагать, что будущее равно прошлому.
  Глаза старцев сузились. Они ждали реакцию на оскорбление, которое бросили землянам в лицо, но вместо этого они услышали вопрос, которого старательно избегали с самого начала:
  - Что это за место? - Ветров, казалось, не заметил их замешательства. - Нас интересует пространство, в котором находится наш корабль. Здесь целая колонна из старых звездолетов. Мы прибыли...
  Ветрова прервали.
  - Сюда не пребывают, сюда попадают по утвержденному списку, или падают случайно. Когда примитивная цивилизация отправляется в вояж по Вселенной, ей и заблудиться недолго...
  Их оскорбили. Ветров решился сдать сдачи:
  - Список говоришь... Значит и у вас будущее равно прошлому!
  Он попал в яблочко, ибо смертельно обидел своих собеседников. Чувствуя, что перестарался, он поспешил сгладить неприятное впечатление, которое вызвал последним вопросом:
  - Мы не знаем местных традиций. Если я был невежлив, извините меня.
  - Ну, если вы хотите загладить вину перед нами... У нас есть дефицит. Помогите нам.
  Ветров осторожно пообещал:
  - Что в наших силах...
  - Это в ваших силах. Нам нужно топливо. Вы можете обменять его на информацию, которой мы располагаем. Сделка честная.
  Просьба старца застала землян врасплох. Топлива у них было в обрез.
  - Сколько вам нужно?
  - Галлон.
  - Это очень много, у нас нет лишнего галлона, - сказал физик.
  - Сколько вы можете продать топлива исходя из ваших реалий?
  - Прежде всего, это зависит от качества располагаемой вами информации, - вмешался Быстров.
  Противная сторона посмотрела на него с уважением.
  - Тогда такое предложение, - выждав паузу, начал инопланетянин, - все, что мы знаем, на половину ваших запасов.
  - Мы подумаем, - сказал Ветров. "Вымогатель!.. " - мысленно окрестил он старца.
  Ветров уловил неодобрительную реакцию со стороны сидящего против него инопланетянина.
  "Неужели он прочитал мою мысль? Телепат?"
  Ветров отбросил мысль о телепатах сразу. Чтобы сделать этот вывод, он не располагал достаточным количеством фактов, а поддаваться разыгравшемуся воображению посчитал глупостью.
  "А ведь старая история! Неопытные новички оказались в сетях мафии. Но мы еще посмотрим, кто кого!"
  - Я думаю, мы сможем договориться, - небрежным тоном бросил Филипп, - но, сначала информация, потом топливо.
  - Обмен одновременный, - сухо ответил старик.
  - Такое огромное количество топлива доставить непросто, - бородатый землянин развел руками. - Понадобится время...
  - Мы не спешим, - послышалось в ответ равнодушное.
  - Было бы глупо погибнуть вот так...
  На него посмотрели с опаской.
  - Здесь пока еще никто не погибал... - вкрадчиво произнес старец слева, не понимая, к чему клонит их гость. - И куда вам спешить?
  - У нас своя программа, - ответил Ветров. - Сведения о ней можно купить.
  - Будет такое предложение, - облизав губы, проговорил самый старший из старцев. Ему стало любопытно. - Вы доставляете сюда груз, мы делаем вам сообщение, а потом вы решайте, следует отдавать нам дефицит или нет. А потом дело дойдет и до вашей программы.
  "Простые ребята", - подумал Быстров.
  - В простоте красота, - произнес самый старый.
  У Быстрова дрогнуло лицо, он наклонился к Ветрову, и прошептал:
  - Старый черт прочитал мои мысли, как пить дать.
  Ветров чуть заметно кивнул, и исподлобья взглянул на того, кто держался лидером среди обитателей белесой комнаты.
  - Я не совсем представляю, каким образом можно осуществить доставку такого огромного количества топлива в ваши пенаты.
  - Единственный способ доставки - нести его вручную, воспользовавшись мостком, - отвечал старик. - Сила тяжести здесь небольшая.
  - А как мы проникнем к вам в помещение? - вмешался Игнатьев.
  Старец недовольно поморщился. Он ответил, глядя на Ветрова, желая подчеркнуть этим, что Всеволод ему неинтересен:
  - Вам нужно добраться до места, где мост заканчивается. И мы откроем вам.
  - Считайте, что мы договорились, - вставая, сказал Филипп.
  Гости поднялись с теплых топчанов, и начали прощаться со старцами.
  - Не отведаете ли нашего варева? - неожиданно спросил у них старец.
  - Угощаете? - уточнил Валентин.
  - Здесь не угощают! - последовал безапелляционный ответ.
  - Спасибо, что предупредили... - Игнатьев ухмыльнулся.
  Земляне успели заметить, как огорчился старец.
  В следующее мгновение их окружила зыбкая мгла. Они были на мостике.
  
  - Зря мы их отпустили! - забеспокоился гуманоид.
  - Они вернутся! Им больше некуда податься... - сказал старший, его маленькие глазки смотрели на гуманоида жестко.
  
  Осторожно ступая по подвесному мостику, они пробирались к своему кораблю. Ничего дельного аборигены им не сказали. Единственное, что удалось узнать: здесь можно было как-то устроиться, если суметь договориться. На голодную местная публика не походила.
  - Почему они клянчат топливо? - спросил Быстров. - Когда за углом красуется колонна из топливных баков!
  - Не всякое топливо подходит для двигателей. Видимо наше - им в самый раз, иначе бы его не просили, - сказал Филипп.
  - Прибавим шагу! - поторопил их Олег.
  . . .
  
  Борис Штерк сидел в командирском кресле, и наблюдал за тем, как небольшой отряд во главе с миниатюрными гуманоидами удаляется от корабля. Вскоре изображение шествия стало расплывчатым, потом исчезло совсем. Мощности видиосканера было недостаточно, чтобы различать в сероватой мгле удаляющееся объекты. Штерк перешел на обычную звуковую связь. Он слышал прерывистое дыхание космонавтов, перебрасывающихся между собою короткими фразами, которые заставляли его волноваться. Теперь отряд шел по подвесному мосту. Штерк решил, что мост - это хороший знак. Здесь должна быть Цивилизация. Иначе, зачем было бы строить мост в безвоздушном пространстве? Борис продолжал болезненно прислушиваться к каждому звуку, идущему извне. Вскоре из-за помех звуковая связь стала неважной. Наравне с голосами спутников Ветрова и самого физика, в наушниках что-то визжало, всхлипывало, щелкало, изредка перекрываясь вязким тягучим басом, вырывающимся явно не из глотки Ветрова. Эти звуки Штерку были внове. Помехи ни на что, слышанное им раньше, не походили. Визгливая какофония, вперемешку с неземными басами, выталкивали Штерка из реальности, которую он с таким трудом обрел после последнего прыжка через "нуль". Это заставляло его трепетать, как это было с ним во время его первого свидания с девушкой, в которую он был влюблен, казалось уже сто лет назад. Штерк вздохнул, переменил позу, и проанализировал свои чувства. Скорее дело не в помехах, он сам взвинчивал себя, боясь упустить важное. Он не вправе был упускать: знак среди прочих сигналов, какой-нибудь намек от Ветрова, чтобы он, Штерк, не мешкая, высылал им на подмогу. И то, что они не условились с Филиппом о таком сигнале заранее, он не мог простить ни себе, ни физику. Штерк на всякий случай включил запись, чтобы потом попробовать расшифровать звуки эфира, которые могли оказаться чьими-либо сигналами. Потом увеличил громкость, чтобы слушала вся команда, и, сложив руки на груди, предельно сосредоточился. Прошло что-то около получаса и всем показалось, что делегация вроде повернула обратно. Еще через полчаса они появились на экране видиосканера. Гуманоидов с ними естественно не было.
  - Есть! Вот они! - Штерк от радости чуть не выпрыгнул из командирского кресла. Почти вся команда столпилась за его спиной. - Инопланетяне либо остались в своей резиденции, либо бежали, - предположил Штерк.
  - Скорее, бежали, - сказал Кравцов. Он избегал лишних движений, и поэтому остался сидеть в своем кресле.
  - Вполне может быть. Выглядят они удрученными, - заметила Юлия.
   Экипаж терялся в догадках, сколько бы они не вызывали Ветрова, тот только кисло улыбался и ничего не отвечал. Минут через пятнадцать они появились в командной рубке уже без скафандров.
  - Что за странная идея не отвечать нам? - не выдержал Штерк.
  - Мы не отключались, так что у вас полный репортаж о нашей вылазке. - Ветров критическим взглядом оглядел команду, находя ее в неплохом состоянии. Он перевел взгляд на Штерка. - Надеюсь, вы внимательно слушали все.
  Борис нервно улыбнулся.
  - Занятное путешествие было...
  Ветров нетерпеливо перебил его:
  - Лучше включи запись. Нам надо разобраться в их психологии.
  Штерк смешался, потом натренированным движением включил запись.
  Ветров прокрутил до места, где они оказались у обрыва подвесного моста. Терпеливо подождал, когда эфирные помехи закончатся, и услышал Быстровское:
  "Почему они клянчат топливо?"
  Он еще раз проверил. То же.
  - Они заблокировали передачу. Ловко! Помехи длились минут пять, а в "чайхане" мы пробыли не менее часа, - Ветров недоумевал. - Как они это сделали? Не управляют же они нашей аппаратурой на расстоянии!
  - Не зря они глумились: "Ваши технологии неэффективны...", - подражая голосу старца, сказал Быстров.
  - В чайхане? - Штерк не понимал. Экипаж тоже.
  - Филипп, ради бога объясни, о какой чайхане идет речь? - попросила Мария.
  Филипп уселся в своем кресле, развернул его так, чтобы быть лицом к экипажу, и подробно рассказал о встрече со старцами.
  - Это вымогатели, - резюмировал он.
  - Космические вымогатели, - поправил его Быстров.
  - И наглость их то же космическая! - добавил Игнатьев.
  - Нам на половине топлива отсюда не выбраться! - предупредил Кравцов. - Нам предстоит два перехода. Не зная координат исходной точки прыжка, нам не выстрелить отсюда к Земле. Я вообще против того, чтобы делиться топливом с кем бы то ни было.
  - А мы и не собираемся делиться, мы лишь сделаем вид! - Ветров устало встал с кресла. - Пойдут те же, вооруженными...
  - Нам могут не поверить. Старец читает мысли, - напомнил Быстров.
  - Чтобы не выдать себя, сосредоточимся на чем-нибудь не относящемся к делу, - Филипп улыбнулся, обнажив белые ровные зубы. - Валентин, по-моему, ты понравился старикам. Тебе придется взять их на себя. А мы с ребятами проверим с помощью сканера, нет ли других помещений, примыкающих к пещере старцев. Скажем... продовольственного склада, или гостиницы с другими разумными существами, лояльно настроенными к пришельцам из космоса. Может компания во главе со старцами - местная мафия, которая мешает пройти на станцию хорошим этичным космическим расам, попадающим сюда по какому-то списку.
  - Вполне может быть, - согласился Быстров.
  - А если удастся найти интересную аппаратуру, - продолжал Филипп, - или оборудование, полезное для нас, будет тоже неплохо!
  - Что нам даст чужая аппаратура? Думаешь, мы сможем в ней разобраться? - спросил Сергей, уверенный, что разумнее всего было бы вообще ни во что не ввязываться.
  - Ты можешь объяснить, что произошло с кораблем?
  - Нет, - честно ответил Сергей.
  - Наши двигатели не смогли сопротивляться силе, которая вопреки всякой логике воздействовала на массу нашего корабля. На этой свалке не ходить, а летать можно, гравитация еле ощущается. - Он пристально посмотрел на Кравцова. - Звучит нелепо, правда? У тебя есть соображение по поводу природы этой силы, и как с ней справиться?
  - Нет, - признал Сергей.
  Ветров помолчал, покрутил в руке портативный сканер, и изложил свой план:
  - Со мной пойдут те же. Я возьму сканер, чтобы прощупать пространство вокруг стен "чайханы". Остальные возьмут оружие и емкости, половину из которых заполним топливом, чтобы нас не раскусили, а оставшуюся часть - чем-нибудь хмельным. Юлия?
  - Найдется.
  - Отлично! - Филипп улыбнулся в бороду. - Олег с Севой будут присматривать за емкостями. Валентин берет своим обаянием старцев, а я тем временем просканирую пространство, чтобы составить план помещений, куда мы в последствии наведаемся. Может, у них где-то стоит корабль, приспособленный к условиям свалки, и им не хватает лишь топлива.
  - Я должен идти вместе с вами, - неожиданно заявил Сергей, демонстрируя самообладание, которого от него не ожидали.
  - Нет! - отверг предложение программиста Филипп. - Ты останешься на корабле. Думай! Дипломат из тебя никакой, так что будешь полезнее здесь.
  - Филипп, Олег Мятежный еще не отдыхал, - напомнила Юлия.
  - Если мы найдем готовый к старту корабль, быть может, фанатично преданный маньяк-программист тебе пригодится в попутчики?
  - Хорошо, - неожиданно быстро сдался Ветров, - пойдешь, вместо Мятежного.
  Борис Штерк вспомнил, что так и не рассказал самого главного:
  - Где-то за двадцать минут до вашего возвращения у нас снова были гости, и снова с киркой.
  - Те же? - Ветров нечаянно вырвал волосок из своей бороды.
  - Нет, другие. Они ростом с нас. Очень проворные.
  Ветров усмехнулся, реплика Бориса сказала ему о многом.
  - Вы не задержали их. Верно?
  - Когда ребята вышли из люка, чужаки тут же оставили намерение поковыряться в нашей обшивке. К себе они не подпускали, держали дистанцию. Применять парализующий луч я не решился. Насилие не лучший способ... знакомства. Они часто повторяли слово шрус, - вспомнил Штерк.
  - Они приторговывают запчастями для подержанных автомобилей? - Валентин почесал косматую голову. - А мы бы смотрелись в помятом джипе, разъезжая по ржавой колонне!
  - Прибереги свое остроумие для аборигенов, - устало сказал Филипп.
  
  Через два часа нагруженные емкостями с топливом и изготовленным на скорую руку хмельным, четверо мужчин, вооруженные парализующими бластерами, стояли на мосту в том самом месте, где он нелогично обрывался. В следующее мгновение они уже были перед знакомой дверью.
  - Сработало! - ухмыльнулся Быстров, вид у него был самый довольный.
  - А вот и наши земляне! - тоненько произнес старец, когда они шагнули через порог. На его физиономии было ликование. Он жадно впился глазами в емкости. Нет. Нюх его не подвел - в емкостях было топливо.
  
  В дальнем углу шла игра. Возня, которая царила вокруг старого неказистого столика, кое-как держащегося на своих колченогих ногах, горестные восклицания проигравших, торжествующие рыки победителей, все это забавно диссонировало с благообразными ликами старцев, решившихся принять в ней участие. Между тем старцы, демонстрировали в игре такой азарт, что впору было завидовать даже Валентину Быстрову, большому поклоннику игры "Го". Самый старейший, в коем чувствовалась та особая властность, которая свойственна признанному вождю, сидел на возвышении один, и, по-видимому, ждал их.
  Сдержанно приветствовав древнего старца, земляне неторопливо расселись.
  - Вас нельзя обвинить в проволочке, - заметил старец, пряча свой хитрый взгляд под густыми седыми бровями.
  Ветров, не церемонясь, отвечал:
  - Вы ведете себя вероломно!
  Старец погладил свою жиденькую бородку, глянул с завистью на роскошную бороду Ветрова, и процедил:
  - Выражайтесь яснее...
  - У нашего корабля снова бесчинствовали мародеры.
  - Мы ни кого не посылали к вам, - старец беспокойно заерзал на своем возвышении.
  - Отпираться нет смысла, - тихо проговорил Ветров.
  - Соблаговолите объясниться... - ответил старец противным брюзжащим голосом.
  Быстров присвистнул. Старец употребил полузабытое среди его сверстников выражение. Откуда он взял его? Подобными оборотами баловался среди них один Ветров, да и то, лишь под настроение. А нынешняя ситуация вряд ли способствовала, чтобы Филипп мысленно произнес нечто подобное.
  Ветров поймал его взгляд, и улыбнулся в свою черную бороду.
  Старик с интересом наблюдал за Ветровым. Смена эмоций у землян была слишком быстра. Если бы подобное случилось с его подопечными, он решил бы, что у них психофизические отклонения. Пока старец оценивал степень опасности своих гостей, Ветров проговорил:
  - Уже два раза кто-то пытался повредить корпус нашего корабля! И кто знает, может быть прямо сейчас пытается в третий.
  Старец бросил тревожный взгляд на игравших в углу. Прикинул что-то в уме, но беспокоить игроков и не решился.
  - Мы не имеем к этому отношения, - заверил он, в его голосе прозвучали заискивающие нотки.
  - Тогда подскажите нам, кто это был! - наседал на старца Ветров, изображая на лице добродушие.
  - Какие-то мародеры. Не знаю...
  - А что Вы скажете на счет шруса?
  Старец напрягся, потом медленно выдавил из себя:
  - Шрус... это часть машины, которая используется в простейших системах... У нас нет их в наличии.
  Терпение Ветрова было на исходе.
  - Ваши мародеры искали шрус, - сказал он.
  Маленькие глазки старца в испуге забегали.
  - Мы не можем нести ответственность за чужое вероломство! - Он посмотрел алчным взглядом на Ветрова, и проговорил вкрадчиво, уставясь на емкость. - Но можем обеспечить над вероломными контроль. Это будет стоить, - старец прищурился, будто бы прикидывая что-то в уме, - не менее половины запаса вашего топлива. Ведь осталось еще половина, не правда ли?
  - Гений математики, бьюсь об заклад, - небрежно бросил Игнатьев.
  - Доходяга предлагает нам крышу, - шепнул Быстров, склонившись к самому уху Ветрова. - Подсылает к нам своих подельников, чтобы ограбить нас, а потом предлагает защиту...
  Старец прервал их:
  - Крыша у вас есть и своя. Мы не предлагаем селиться с нами, - он прочистил горло. - Не пора ли приступить к честному обмену?
  Еле заметным движением Ветров приказал Быстрову, чтобы тот продолжал переговоры один. Навигатор сделал вид, что обдумывает некую глубокую мысль, затем, выдержав солидную паузу, изрек:
  - Согласен, этика в торговле - это один из самых важных аспектов для...
  Старик отхлебнул из своего бокала что-то дымящееся, и хищно уставился на емкости. Он не слушал Быстрова. Товар по первой сделке был уже на месте, и ему не терпелось засунуть в них свой крючковатый нос.
  - ...на Земле перед совершением сделки принято поинтересоваться делами партнера, его досугом...
  Старец подозрительно поглядел на него испод седых бровей.
  - Хорошая традиция...
  - Что это за игра? - кивнул Быстров в сторону азартных игроков.
  - В этой игре стремятся взять над противником полный контроль, - уклончиво отвечал старец, считая опасным посвящать в суть игры таких нестабильных существ, какими ему представлялись земляне. Старец продолжал вести свою политику жестко, он старательно охранял своих подопечных от дурного влияния неизвестно откуда взявшихся на его территории новичков.
  - Это цель?
  - Да.
  - А каковы ее правила?
  - Они проистекают из способности игрока определять действия своего противника.
  - Мудро, - польстил Валентин старику, - но и мудрено. Ваше объяснение понять непросто.
  - Слова, что я использовал в своем объяснении, взяты из лексических схем речевого центра вашего мозга. Наше устройство не ошибается, поэтому не ошибся и я. И так, вам известны слова, следовательно, должна быть понятна и суть объяснения.
  Игнатьев с Кравцовым многозначительно переглянулись. "Непрост старик!"
  - Вы можете помочь мне понять, как правила проистекают из способности влиять на действия противника? - зачем-то елейный голосом попросил навигатор.
  - Представьте, что Вы играете в "Го", - старец вдруг оживился. - Если играть с сильнейшим, чем Вы, противником, то Вы будете вынуждены сосредоточиваться больше всего на том, чтобы контролировать собственные действия, организуя свою защиту, чем на том, чтобы влиять на игру противной стороны. Ведь как только вы попробуете подействовать на того, кто играет против Вас, он тут же воспользуется каким-нибудь Вашим промахом, и устроит ловушку, ведь он сильнейший в вашем тандеме. Или возьмем другую крайность: Вы играете один с обеих сторон доски. Теперь Вы будете контролировать абсолютно все, в том числе и действия противной стороны, которой являетесь сами. - Старик с важностью откашлялся, обтер рукавом губы, и продолжил. - Ничего, однако, не изменится, когда против Вас другой игрок, и Вы полностью его контролируете. Он настолько слаб в игре в сравнении с Вами, что он полностью оказывается в вашей власти. И Вы будете думать за него и с помощью ловушек побуждать действовать так, как Вы уже заранее за него решили, и вот он превращается в Ваше продолжение. И Вы играете за него и за себя. Теперь контроль абсолютный! И так Вы побеждаете. В этой игре победа остается за тем игроком, который первым достигнет того состояния, что я описал, состояния, когда Вы играете с обеих сторон доски.
  - Хм... Не означает ли это следующее: человек достигает состояния, когда он начинает играть сам с собою, то есть с обеих сторон доски. Иначе выражаясь, - заговариваться. И это и есть самый высокий уровень контроля?
  - Нет! Когда сущность заговаривается, это свидетельствует о низком уровне ее организации. - Старик запутался. Он отчаянно забубнил: - Цель игры достичь высокого уровня контроля, в соответствии с силой сущности. И это приводит к снижению уровня ее способностей? Как же распутать это?
  
  Ветров обнаружил пустоту, расположенную чуть правее от входной двери. Он подал знак Всеволоду с Сергеем, чтобы те прикрыли его, если кто-нибудь вздумает ему помешать, поднялся со своего выступа, и медленно пошел в ее направлении. Земляне перевели дух, никто из хозяев не обратил на это внимания. Ветров приблизился к стене, провел рукой по ее шершавой поверхности, пытаясь найти потаенную дверь. Его ладонь ощутила что-то. Это было похоже на еле уловимые колебания не того, что находилось в пространстве, а самого - пространства.
  "Что за чертовщина?"
  Он обнаружил, что в определенном направлении колебания усиливаются. Чуть подавшись вперед, он ощутил, что его куда-то затягивает. Ветров отпрянул, бросил взгляд на Валентина, тот был поглощен разговором со старцем, посмотрел на Всеволода с Сергеем, те внимательно следили за обстановкой в комнате, готовые к действию в любой момент. И Филипп, решившись, шагнул в неизвестность. Мгновение, и он увидел себя стоящим в небольшой ярко освещенной зале, в углу которой на просторном ложе возлежало существо совершенно фантастической внешности.
  . . .
  
  - Добрался таки до меня, - томно удивился лежащий.
  Филипп буквально застыл.
  - Правда, я этому слегка поспособствовал... а... а... - пропело существо несколько жеманно.
  "Женщина?"
  Филипп, с трудом справился с шоком, в который ввергла его невероятная внешность более чем странного незнакомца.
  - Прошу прощения, что явился без стука...
  - Первым делом приветствие! - брюзгливо произнесло существо. - Претензии предъявлять следует после.
  - Приветствую Вас! - с церемонной вежливостью произнес физик, и с завидным изяществом склонил голову.
  - Уже лучше! - похвалил незнакомец. И что-то в нем насмешливо усмехнулось.
   Филипп, подавив, отвращение, сделал еще один шаг. Он вытаращил глаза: размеры существа увеличились до невероятных размеров. Это заставило его отпрянуть. Он тут же устыдился собственной слабости, которую обнаружил перед неизвестным ему существом... Его тело пронзило болью.
  А существо издало вполне мелодичный звук, и небрежно бросило:
  - Не бойся, адаптация будет недолгой, я помогу тебе.
  Вскоре внешность существа стала проще, и... приветливее.
  "Он смеется?"
  - Меня зовут Филиппом Ветровым. - Гость перевел дух. - Я - командир экипажа космического корабля, который свалился на вашу колонну последним...
  Человек остановился, ожидая, что над ним будут смеяться. Он ошибся, существо лишь невозмутимо сопело. Ветров воспринял это, как добрый знак, и, имея намерение продемонстрировать штуковине, что и человеку не чуждо терпение и терпимость, решил подождать, когда существо назовется само. Он украдкой разглядывал замысловатые многочисленные соединения частей его сложной фигуры. Загадочное существо являло собою забавную смесь из птицы, дракона и человека. Сюда было примешано и что-то от земляного червя... Ветров тряхнул головой, надеясь рассеять видение. Тщетно, его собеседник выглядел также.
  Переведя в вертикальное положение (если так можно выразиться в отношении аборигена) свое громоздкое сложносоставное тело, существо гнусаво произнесло:
  - Шрус.
  - Вас тоже интересует шрус...
  - Больше всего! - кивнуло в ответ "нечто". - Но это самое трудное.
  - Дефицит? - поинтересовался физик, не любопытствуя, а из вежливости.
  - Нет, это - цель, - возразил хозяин, испытывая недоумение.
  - Мне трудно понять Вас, - признался Филипп.
  - А как на счет самого себя? Понимаете?
  - К чему этот вопрос? - Разговор, который навязывался Ветрову, был ему неинтересен и не нужен ему. Поэтому он отрезал: - Я не склонен к самоанализу.
  - И Вы считаете отсутствие упомянутой Вами склонности, признаком душевного здоровья... - сложносоставное тело на глазах Филиппа повернулось в вертикальной плоскости на девяносто градусов. - Скажите, как интересно!
  - Вы женщина?
  - Ты женат?
  - Да.
  - Нет.
  - Что нет?
  - Я - не женщина. Но какая, в сущности, разница... Если проявить фантазию, то о-го-го...
  Филиппа чуть не стошнило.
  - Я не собираюсь посягать на твою невинность...
  Очертания существа на мгновение стали расплывчатыми.
  - Что самое трудное? - было задано с неожиданной жесткостью.
  Ветров пожал плечами, ситуация, в которой оказался его экипаж, была слишком опасна, чтобы он позволил себе тратить время на пустопорожние разговоры.
  - Познать самого себя! - отвечал за него хозяин. Он узнал, что его неожиданный гость совсем не прост, раз не стал отвечать ему, несмотря на всю силу, с которою он спрашивал.
  Филипп, наконец, открыл рот.
  - А что легко? - вежливо спросил Филипп, чтобы просто поддержать разговор.
  - Давать советы!
  Ответ физику понравился. И он улыбнулся. Потом ему показалось, что все это он где-то уже слышал.
  "На лекциях! В Университете, точно! Ну вот... и эта "птица-дракон" выуживает знания из закоулков моей памяти, и потом выдает за свои".
  - Значит, шрус - ваша цель, - проговорил Филипп раскатистым басом, - А... имя? Вы мне все еще не представились.
  - Шрус! Однако какие вы земляне непонятливые!
  Ветров растерялся. Шрус - было имя сложности, что сидела сейчас перед ним, и целью ему служило - познание самого себя.
  Шрус одобрительно рассмеялся. И Филипп осмелел.
  - Мы попали в беду.
  - С самого рождения...
  Филипп удержался от вопроса, готового сорваться с его языка. Он спросил о другом:
  - Вы можете помочь нам?
  - Но о чем Вы меня просите? - вежливо уточнил Шрус.
  - Хотелось бы выбраться из ловушки.
  - То есть освободиться... Понимаю. Это заложено в нас Создателем. Только как я помогу вам, если не знаю, что вы под этим подразумеваете? Сначала потрудитесь сформулировать собственное определение свободы.
  Ветров ответил, как мог.
  - Это отсутствие барьеров.
  - И все? - что-то наподобие бровей поползло вверх.
  Ветров озадаченно поскреб затылок.
  - Ну, например, в древности земной философ Периандр Коринфский определял свободу, как чистую совесть, - человеку пришлось, основательно покопаться в памяти, чтобы выудить это.
  Он не зря старался, Шрус задумался.
  - Как коротко, и как близко к истине... Сядьте подле меня.
  Шрус указал Филиппу на пол.
  - Другого ложа здесь нет, да и удобнее смотреть на собеседника сверху.
  - Уж не гордыня ли обуяла Вас Ваше Многосложие?
  Шрус промолчал.
  Поколебавшись, мало ли что на уме у Шруса, Филипп сел на пол. Но его так и подмывало забиться в какую-нибудь щель подальше от разумного чудовища. Хозяин, казалось, не замечал, что землянин в смятении. Он разглядывал его со всех сторон, охватив живой полусферой. Ему не удалось разве что заглянуть землянину в зад. Впрочем, и с этим можно было поспорить, был момент, когда Ветров ощутил некое движение внутри своего тела. Ощущение было мимолетным, но он успел уловить, что в нем копался чужой. Филипп окинул взглядом дракона, задержавшись на сегментах червя. Не позавтракать ли им собираются? Телодвижения Шруса чем-то смахивали на приготовления к трапезе, в меню которого мог оказаться он.
  - Я за здоровое питание, - голос был женским.
  Они замолчали, каждый, вперив свой взгляд в другого. Филипп первым прервал молчание.
  - Что это за место?
  - Граница.
  - С чем?
  - За ней другой пространственно-временной континуум, - отвечал Шрус, - измерение с большим количеством степеней свободы, как сказали бы вы. Сложное измерение... да и свобода иная.
  - А как определяют свободу там? - с любопытством спросил физик.
  - Узнать это можно, лишь находясь там. - Шрус ворчал, но казался довольным.
  - Ну и Бог с ней! Это беда для нас оказаться на свалке, - вдруг пожаловался Филипп.
  - Ваша беда лишь в том, что вы оказались не в то время и не в том месте. - Хозяин как бы "кивнул". - Впрочем, для вас это обычное дело, - добавил он голосом, прозвучавшим особенно гнусаво. И Шрус раскатисто рассмеялся басом Ветрова.
  Ветров вспылил. Шрус над ним издевался. Впрочем, он заслуживал это! Ибо подозревал Шруса в самом, что ни на есть, непотребстве: в неуемном сексуальном аппетите в отношении чужих, и в гастрономической неразборчивости - поедании братьев по разуму.
  - Много о себе понимаете... - прошипел Шрус.
  Теперь землянин был окончательно зол и на себя, и на Шруса.
  - То, что Вы говорите мне, ничего не объясняет. Ваши ответы не содержит ответов.
  Шрус захлопал глазами. Последние слова землянина его позабавили, но... теперь он не мог не ответить ему.
  - Здесь несколько переходов, - сказал он серьезно.
  - Каких переходов?
  - Временных.
  - В переходах искажается время?
  - Прежде чем надеяться получить ответ на вопрос, - наставительно произнес Шрус, - сперва научись задавать его.
  - О каких переходах идет речь? - Филипп не собирался сдаваться. - Меняются ли произвольные параметры временной протяженности относительно точки отсчета, условно принятой разумом?
  Шрус даже крякнул от удовольствия.
  - Уже ближе к ответу. Пройдя несколько переходов, - монотонно забубнил он бархатным голосом, - можно попасть во Вселенную, которая насчитывает большее количество измерений, чем ваше привычное пространство-время. Что касается самих переходов, то тут есть тонкость... Сейчас ваши друзья переживают короткие мгновения, тогда как Вы, командир местных землян, - при слове "местных" Шрус препротивно хихикнул, - находитесь в одном со мною пространстве уже довольно продолжительное время. Если пойти по переходам дальше, то наступит момент, когда ускорение течения времени достигнет своего пика, и начнет затухать, чтобы стать, наконец, отрицательным, и время через энное количество переходов снова потечет медленно, даже медленнее чем здесь. Надо признать, что флуктуации времени в переходах довольно непредсказуемы, но так сохраняется общее равновесие, или возможно, что просто так угодно Создателю Ри... - Шрус неожиданно смолк.
  - И наше время на свалке сжалось в мгновение относительно времени, которое течет в чайхане... Старцы не блокировали запись.
  Шрус встрепенулся.
  - Старцы? Они не представились вам?
  Физик все еще сидел под живой Шрусовой полусферой в неудобной позе и на холодном полу. Он мечтал встать, чтобы размять затекшие ноги. И ему было безразлично, как зовут старцев.
  - Это - дурной знак. - Шрус для пущей важности поцокал языком. - Они попытаются отнять у вас топливо. Назвавшись, они не посмели бы... - он освободил Филиппа молниеносным движением, и застыл, ровно по середине ложа. - Топливо им не поможет, но они опять и опять пускаются во все тяжкие...
  Филипп был обескуражен скоростью, с которой двигалось сложное тело Шруса. Его кадык дернулся, прежде чем он выдавил из себя:
  - Можно ли выбраться отсюда?
  - Из моих апартаментов? Хоть сейчас... - отвечал Шрус. Однако он тут же снова оказался рядом с землянином, словно испугался, что тот ускользнет от него.
  - Я спрашиваю, есть ли возможность вернуться туда, где мы существовали с рождения? - спросил Филипп, который снова почувствовал себя мышью в захлопнувшейся мышеловке.
  Многосоставное тело Шруса вдруг затрепыхалось, потом уменьшилось и затихло.
  - На сей раз это не иллюзия в твоем несовершенном мозгу. Мое тело на самом деле уменьшилось. Или ты сомневаешься?
  - Верю.
  Шрус тяжко и как-то по бабьи вздохнул.
  - Хорошо, я отвечу тебе. - Снова бабий вздох. - Чтобы вернуться, надо обладать определенными ресурсами. У вас их нет.
  Ветров вгляделся в огромные дышащие зрачки неземного создания.
  - У меня тоже их нет, - тихо подтвердил Шрус, - не ищите их и у старцев.
  Растерянный Филипп молчал. Шрус тоже. Инопланетянин из деликатности не мешал человеку, свыкнуться со своей неизбежной судьбой. Но Филипп неожиданно воспрянул духом, и, почесав затылок жестом мыслителя, напомнил Шрусу о начале их разговора.
  - Не вернуться ли нам к претензиям...
  - Да, мои ребята стучали по корпусу вашего корабля, - прогнусавил Шрус, явно собираясь оправдываться перед Филиппом. - Но для вас это не имеет значения. Одной дыркой больше, одной меньше... Какая разница? Ведь вы здесь зависли навечно! - Шрус пожал псевдо плечами.
  - Ну, это мы еще посмотрим, навечно мы здесь или нет, - не поверил Шрусу Филипп.
  А тот продолжал:
  - Мы лишь хотели проверить, есть ли на корабле кто-нибудь живой, и признаюсь, что... нам тоже интересно заполучить ваше топливо.
  Землянин совсем осел на полу.
  Шрус приподнял его и легонько встряхнул, стараясь не повредить скафандра.
  - Это не повторится, - пообещал он.
  Физик устало спросил:
  - От скольких еще охотников до чужого топлива, придется нам отбиваться?
  - Охотников больше не будет. Шрус здесь я.
  - Что-то не пойму я Вас. Шрус это ваше имя или должность?
  - Прежде всего, это имя, но это и должность.
  Филипп взглянул на своего необычного собеседника. Правила должны быть едины для всех. Шрус назвал свое имя, а это значит, что он не лгал ему. Значит, и о ресурсах не лгал.
  - Вы сказали свое имя, это означает, что я могу довериться Вам?
  - Доверять можете, - проговорил Шрус, намеренно растягивая каждое слово, - но не довериться. Только самому Господу Богу можно доверяться, да и то не советовал бы...
  Филипп опешил, Шрус уже казался ему самым ревностным почитателем Всевышнего, и вдруг такое вольнодумное заявление.
  - Кто такие старцы? - полюбопытствовал он.
  - Как бы объяснить тебе, человек... ну, скажем, мои папараце...
  
  Филипп переварил информацию, а Шрус удивлялся сам себе, он чувствовал к Филиппу симпатию и сродство. Немудрено. Землянин знал, что есть ответственность и честь. Но его человеческая склонность к излишней эмоциональности, особенно к худшим из ее проявлений - гневливости, перерастающей в тотальную агрессию, к страху, растерянности. Он хохотнул, осознав некоторые аспекты духовного пути человечества: ратуя за смирение, борются с гордыней, тогда как для жизни души вреднее страха не найти не просто. Его братья-близнецы - духовная слабость, предательство...
  - Хотите со мной остаться? - спросил Шрус у Филиппа, не без удовольствия прерывая свои рассуждения. Они отчего-то ему не нравились.
  - Это честь для меня, - отвечал человек, - но я не могу бросить своего экипажа.
  Существо задумчиво кивнуло одной из своих голов.
  - Тогда предложу иное: остаться со мной на время. Я кое-чему научу Вас, землянин. Хотите?
  Ветров не знал, как поступить.
  - Я помогу Вам адаптироваться к нашим условиям. Ваши друзья не заметят отсутствия своего командира, так же как и оставшийся на корабле экипаж не замечает беседы со "старцами".
  У человека появилось чувство, что, если он не согласится на предложение этого факира, то сделает ошибку, которая окажется для всех роковой. Ветров бросил испытующий взгляд на своего собеседника. Тот, как ни в чем не бывало, продолжал нависать над ним всей своей мощью. Он терпеливо ждал решения. И больше не подталкивал, зная наперед, что Ветров останется.
  - Что ж, сейчас мы нуждаемся в любой помощи!
  - Филипп, уверяю Вас - не в любой.
  Ветров осознал, что Шрус впервые обратился к нему по имени. И как он это сделал!
  Имя - Филипп звучало значимо.
  
  Он остался. Шрус выделил ему в апартаментах (так он называл свой сарай) противоположный угол, в котором тут же обозначилось, а потом и материализовалось просторное удобное ложе. В обязанности ученику вменялось проводить тщательнейшим образом ежедневную дезинфицирующую обработку с помощью специальных лучей всего, что было в апартаментах, в том числе, и самого себя. К счастью, тело Шруса обработке не подлежало, и Ветров был искренне этому рад, ибо такое многосложие было бы обработать весьма затруднительно. Скафандр Филипп снял через час, после того как остался у Шруса, и теперь по-настоящему блаженствовал, ощущая свежесть и прохладу. Немного мешала маленькая трубка, подающая в легкие дополнительный кислород, но вскоре он ее перестал замечать.
  Договоренность меж ними была такова - Ветрову следовало во всем потакать своему учителю. А Шрус был несносен. Он лез человеку под кожу, оскорблял его, старательно унижал. Ветров стоически переносил все, понимая, что особого выбора у него нет, и что строптивец Шрус, показавшийся ему в начале даже угодно вежливым, единственный из здешней публики, кто не отказывал в помощи, правда, исходя из неизвестных ему соображений... Человек не понимал, почему он так всецело доверяет несносному строптивцу, но видно тому способствовало еще и то обстоятельство: что стоило ему на мгновение заглянуть в веселые зеленоватые глаза Шруса, как он тут же забывал о своих "почему". Шрус лишь хитро посмеивался, и снова пускался во все тяжкие.
  И так Шрус забавлялся. Человек терпел.
  Их занятия разнообразием не отличались. Каждый сидел в своем углу. Без движений. Лишь изредка позволяя себе небольшие (не более получаса) прогулки по комнате, чтобы размять затекшие мышцы. Вскоре Ветрову наскучило. И он посетовал на монотонность, заранее ожидая заслуженной взбучки.
  Но Шрус ответил ученику неожиданно дружелюбно.
  - Придется это переждать, мой мальчик.
  - Что именно? - Филипп остановился перед ложем учителя. Его глаза были на одном уровне с круглыми глазами сидящего против него Шруса.
  - Когда улягутся твои эмоции, - губы Шруса почти не шевелились.
  - Хорошо, поиграю в эту игру еще.
  Абориген кивнул. А Филипп посмотрел в дышащие зрачки учителя каким-то странным тягучим взглядом, как будто он вознамерился вывернуть душу своего визави наизнанку. Сегменты червя сложного существа покрылись испариной.
  "Ого!" - Шрус встревожился не на шутку.
  Они отсидели без движений положенный час.
  - Ты все время в этих стенах? - поинтересовался Филипп, когда Шрус разрешил ему послоняться по комнате.
  - И да, и нет. Скорее да.
  - И ты доволен жизнью? - спросил учителя ученик, вдруг перейдя на "ты".
  - Я выполняю работу по своему выбору, - сдержанно отвечал Шрус. Слова человека задели его, вызвав неожиданный укор совести.
  - А вдруг ты ошибся?
  - Это невозможно, - возразил Шрус, он снова был спокоен, как сфинкс. - Мы решаем, что для нас важно, иначе, чем люди.
  - Все время пока я здесь, ты сидишь, подавляя естественное стремление своего организма к движению.
  Шрус горделиво хрюкнул, и у Филиппа вырвалось:
  - Неужели так прошла вся твоя жизнь?
  Вместо ответа, который не сулил ученику ничего, кроме взбучки, Шрус предложил ему подкрепиться. Человек поплелся к циновке, служившей одновременно и кухней, и столом, и принялся колдовать над кастрюлей. Он налил в нее воду, высыпал содержимое пакета, и хорошенько все размешал. У него получилась остро пахнущая густая смесь, которую предстояло кушать обоим.
  - Эта тюря поддерживает силы отменно, - с кислым видом признал Ветров, усаживаясь вслед за учителем, (ученик не имел права садиться первым), - однако я предпочел бы самую распоследнюю земную бурду, лишь бы не класть в рот эту дрянь. Ваше "съестное" смахивает на опрелые опилки, покрытые плесенью.
  - Ты брал в рот опрелые опилки?
  - Не доводилось.
  - Тогда твое сравнение бессмысленно.
  - Почему? Возникает ассоциация, она будит фантазию, и даже если не знать...
  - Знание, фантазия, и ассоциации - разные вещи, - перебил его Шрус.
  - Человек бы понял меня.
  - Я - не человек. Я предпочитаю знать наверняка. А ассоциативное сравнение, с тем, что тебе неизвестно - это лишь мастурбация. Для человека - умственная, надеюсь!
  Шрус начал почесывать один из сегментов своего громоздкого тела, совсем не заботясь о том, что часть его чешуи попадает в миску с едой. Человек помалкивал, изредка взглядывая на учителя. Потом он не выдержал:
  - Я ем дерьмо! И слушаю дерьмо...
  - Человек может взять дерьмо в рот? Как же вы не разборчивы!
  Физик вспылил.
  - Перестань сыпать в еду всякую гадость!
  Шрус шумно рыгнул. Потянуло сквозняком, его чешуя поднялась в воздух и осела на одежде Филиппа. Даже на лице. Человек начал брезгливо отряхиваться.
  - Еще один день и я свихнусь здесь с тобой!
  Чтобы не слушать жалоб ученика, учитель громко зачавкал.
  "Что я здесь делаю?"
  "Говоришь со мной о свободе. Чтобы выжить на свалке, надо пользоваться правилами игры на свалке, а не предписанием, как быть правильным мальчиком на Земле".
   Голос звучал внутри Ветрова. Он с подозрением глянул на своего соседа, который в этот момент с безучастным видом заползал на свое ложе, и сыто икал.
  "Я сам подумал об игре?"
  "Ты слышишь только то, что тебе хочется слышать... и думать только о том, чему научили тебя взрослые".
  Шрус открыл глаза и вопросительно посмотрел на Филиппа.
  - Кажется, я говорю сам с собою, - проговорил тот.
  - Как собеседник?
  - Обаятельный, неглупый... - Филипп шутил через силу.
  Шрус в ответ многозначительно хмыкнул.
  А человек с задумчивым видом принялся расхаживать из в угла в угол. Вскоре он почувствовал стыд за себя.
  "Обаятельный и неглупый! Да я - настоящий глупец, что согласился на издевательства Шруса".
  "Не глупец - тупица..." - само собою пронеслось в его голове.
  Филипп почувствовал себя непроходимым тупицей. И теперь ему стало по-настоящему плохо. Он попытался проанализировать, с чего бы ему так убиваться?
  Он прислушался. Тишина. Ему никто не мешал.
  Оставшись в кажущемся одиночестве, Филипп задумался, почему в присутствии Шруса оказалось нескромным сказать о себе даже в шутку, что он - обаятелен и неглуп?
  "Кто мне говорил о нескромности?"
  На лице Шруса появилось выражение удовольствия.
  "Что я здесь делаю? - ругал себя Филипп. - Что пытаюсь постичь? Не гоняюсь ли я за химерами, как в детстве? Когда я охотно верил в то, чего не было..."
  Филиппу вдруг вспомнилось, что однажды в детстве он сумел убедить себя, что собрал свою любимую игрушку сам, когда на самом деле это сделал за него дед. "Чушь какая-то!" Но он понял, отчего ему плохо.
  "Сколько же я навязывал себе потом, и что навязывал!.." - Он схватился за голову. Оказывается, в какой-то мере он все еще был тем ребенком.
  "Неплохо!" - прозвучало в его голове.
  Ветров отмахнулся отчего-то чужого. И его понесло по лабиринтам памяти дальше.
  ...Муки совести, неуважения к себе, страх, что он не видит настоящего, подлинного... прячет от себя правду. Свое первое недетское горе Ветров переживал снова. И как он не старался сдержать слез, они текли по его щекам. Но плакал он не от стыда, которое пережил в детстве, а от бессилия, что обнажил перед Шрусом свою детскую ранимость, которая до сих пор жила в нем.
  "Как это по-человечески!"
  ...Не показывать слабости другим, надевать на себя маску сильного человека, великая привилегия человеческого бытия, не давала ему лазейки рядом с его учителем! А он предпочел бы бороться со своей слабостью без зрителя... Он был уязвлен, что его душа стала зрелищем для чужака. У Филиппа больше не было сил знать об этом. Он рухнул на свой топчан, уже безразличный ко всему, еще не осознавая, что оказался в ловко расставленном для него капкане.
  Но некая сила удержала его от саморазрушения.
  Ветров оглянулся на Шруса. Он готов был поклясться, что видел хитрую улыбку на этом чудном и подчеркнуто серьезном лице. Тщательно замаскированная улыбка Шруса подействовала на человека, как успокоительное.
  - Ну что посидим? - сказал абориген. - Пора бы уже...
  Ветров спорить не стал.
  - Попробуй не шевелиться, как я, - мягко посоветовал Шрус.
  Человек проявил упрямство, и просидел, не шевелясь, около часа. Потом еще час, и еще... и оказалось, что пребывание в полной неподвижности дело пустяковое и, что всего нелогичнее, - интересное.
  Прошли сутки. Филиппу было легко и весело...
  ...Но все началось снова. Филиппа опять мучил зуд, мышцы сводило судорогой, кружилась голова. Ему снова хотелось бежать из отвратительной и обшарпанной залы, чтобы оказаться подальше от несносного Шруса, и от этой злополучной Вселенной.
  Он решил, что ему больше не выдержать посиделок, и что он умрет прямо сейчас. Кто-то будто специально мучил его... Неожиданно сознание Филиппа стало меняться. И он увидел, что перед ним марширует прелюбопытнейшая коллекция, состоящая из барьеров. Барьеров его собственной, а потому очень надежной, выделки. Он увидел себя в совершенно иной манере. В центре - он сам, его "Я" - не тревожное и почти безучастно наблюдающее за всем, что происходит вокруг. Подальше от центра - панорамная картина, на которой собственно все и происходит. А между его "Я" и этой картиной, как грозди винограда, повисли барьеры его личности. Они казались удобными и неудобными одновременно. Одни барьеры мешали действовать рационально и правильно, другие наоборот услужливо ему помогали, но... обычно тогда, когда не было желания брать ответственность за созидание, каким бы оно ни было. Он перевел свое внимание на изображение Вселенной, и увидел, как играют в ней свои роли существа и объекты, как они двигаются, шумят, суетятся... Просто "играют", осознал уже по-другому смысл этого слова Филипп. Он больше не нуждался в словах, чтобы выражать намерения и мысли, и это его ничуть не шокировало. К нему пришло ощущение полной отстраненности от этого огромного бесконечного материального мира. Человек стал статичен, у него не было желания двигаться, действовать, и даже привычка думать оставила его...
  "Сколько прошло времени? Может Вечность, а может одно Мгновение", - подумал человек сквозь пустоту.
  К нему кто-то потянулся.
  "Ты забегаешь вперед", - повторилось несколько раз на разные голоса.
  Эти слова буквально вынули Филиппа из статичности небытия. Но из-за нелепости, с которой прозвучали мысли, оформленные в слова, когда он вернулся из "ниоткуда" считая, что дух в словах не нуждается, он так расхохотался, что Шрус не смог устоять перед его тотальной веселостью.
  - Давно я так не смеялся! - сотрясаясь своим громоздким телом, изрек учитель Филиппа. - Представление было, что надо!
  - Шрус, в этом проклятом месте чистой совести мало, надо уметь осознавать...
  - Что? - учитель выглядел заинтересованным.
  - Передачу.
  - Передача может быть разной... - кажется, Шрус снова пытался напустить тумана.
  - Что научился воспринимать, то и воспринимаю? - физик улыбнулся.
  - Это все еще относится к твоей привычной Вселенной, - пробасил Шрус голосом физика. - Для вашего человеческого бытия воспринимать то, что научили тебя воспринимать, вполне достаточно, чтобы выполнять поставленную задачу. Но этого мало. Дальше... - поторопил ученика Шрус.
  - Я привык считать, что чистая совесть - главное.
  Шрус помолчал немного, потом произнес назидательным тоном:
  - Большинство из многообразия разумных существ во Вселенной подчиняются не разуму, а привычке. Ты - не оригинален.
  Филипп растянулся на кровати. Странное существо, флуктуации времени, собственное бытие ощущалось как должное и вызывало чувство эстетики. Филипп поймал на себе одобрительный взгляд Шруса. Теперь два совершенно разных существа смотрели друг на друга с пониманием, непривычной для Филиппа категории.
  - Филипп?! - сказал ему Шрус.
  - Здравствуй Шрус! - отвечал человек.
   И этого было достаточно.
  - Твое имя содержит в себе определение свободы... Свобода - твое главное мастерство, которое ты умеешь передать ищущему.
  - Ты смог... Тебе надо готовиться к следующему этапу. Но это уже без меня. Я только походатайствую.
  Человек Филипп Ветров испытал странную ностальгию, по отношению к возможному будущему.
  - Это будет новая переплавка. Но я не обещаю, что ты перенесешь ее также просто, как первую.
  - Просто? Но это не так!
  - В сравнении с другими моими учениками, ты просто размялся.
  У Филиппа вырвалось невольное восклицание.
  - Как ты поступишь? - поинтересовался учитель.
  - Я так хочу этого, как будто это дорога домой.
  - Если выражаться фигурально, так оно и есть. Тебе придется преодолеть еще один временной переход, и ты... Я обязан предупредить тебя, ты уже не вернешься назад. Не сможешь и не захочешь.
  - А мой экипаж?
  - Только ты. Остальным не могут идти за тобой... Вы можете гордиться своей уникальной способностью приспосабливаться. Но я не знаю, на долго ли вас хватит. Человеку здесь не место. Как ты выдержал первую переплавку, загадка для меня. А ведь я рисковал, подталкивая тебя к эмоциональному пику, был момент, когда ты чуть не сломался. И теперь я очень горд и за себя, и за тебя. У человека Ветрова оказалось достаточно сил, чтобы преодолеть кризис, а у меня благоразумия балансировать на грани твоих возможностей, чтобы не сорваться в пропасть обоим. Твоим соратникам не повторить того, что ты сделал... Поэтому Филипп, только ты!
  - Без них я не пойду.
  Ветрову стало тоскливо.
  - Я не смогу помочь им, - мягко проговорил Шрус, успокаивая ученика с помощью незаметных человеческому уху модуляций своего голоса.
  - Значит, я возвращаюсь на корабль, - отвечал человек. Его голос чуть дрогнул. - Спасибо, учитель. Теперь я знаю, что означает свобода в этом уголке Вселенной. И знаю, откуда вы черпаете энергию. Из временного искажения.
  Учитель кивнул, а Филипп продолжал сдавать свой экзамен:
  - Ваша свобода удивительна. Ощущение мягкой передачи от действующей причины к действующему следствию, дает здесь, выражаясь языком математики, еще одну степень свободы. Вовремя узнать причину, вызывающую неугодное следствие, означает успеть исправить то, что необходимо исправить... и изменить кажущееся неизбежным следствие.
  - И как назвали бы эту способность земляне?
  - Предвидением. Но это не предвидение - это действие.
  - Так и есть!
  Шрус помолчал.
  - На высшей ступени к тебе придет понимание совершенно иной категории. Существо не станет господином природы, пока не станет господином самого себя.
  - Это выглядит конечной целью.
  В Филиппе опять проснулось упрямство.
  - И все-таки ты, прежде всего, человек... Выглядит, - помолчав, согласился он, - но лишь выглядит, все гораздо сложнее, и проще...
  - Ты опять?
  Шрус смешно отмахнулся.
  - В правилах вашего существования в вашем пространстве-времени главное - чистая совесть. Это ваша этика, и ваша цель. И она - очень трудна, особенно, если учесть ваше физическое состояние, и духовные ресурсы. Но человеку дано достичь сию "конечную" цель в том смысле, как ты определил ее вслед за Периандром Коринфским. Но есть игры интереснее вашей. Твой выбор - окончательный?
  - А таковой возможен? - Филипп, хитро сощурил глаза, в которых начинала царить безмятежность.
  - Ты - моя удача... В определенных границах окончательный выбор - возможен, иначе тебя не смогли бы или отказывались понимать подобные тебе. И ты не сыграл бы своей роли как должно.
  - Окончательный, - отвечал Филипп, и с грустью взглянул на учителя.
  Он натянул свой скафандр. Шрус мигнул огромным круглым глазом, и отвернулся к стене...
  . . .
  
  Ветров увидел себя стоящим у стены в "чайхане". Он огляделся. Раскрасневшийся Быстров увлеченно беседовал со старцем. Всеволод и Сергей с характерным блеском в глазах внимательно следили за происходящим в комнате. Емкости с топливом стояли рядом с землянами. Не изменилось ничего, за исключением одного. Собеседник Быстрова рыдал и прегорько.
  Ветров плюхнулся на выступ, торчащий рядом с выступом навигатора, и полюбопытствовал:
  - Чем так расстроен старик?
  - Я тут растолковал ему, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке...
  Ветрову почудилось, что на него дохнуло спиртным, чего через шлем скафандра уловить он это не мог.
  - Что и говорить, новость - дурная.
  Скафандр Филиппа покрыт слоем пыли, разбавленной чешуей. Но Быстров этого не заметил.
  - Меня долго не было?
  Быстров почесал думающую часть, копируя привычку Ветрова.
  - Я не засекал. Но, если это тебя ободрит, то мы успели соскучиться по твоей ненаглядной персоне.
  Филипп удивился. Навигатор стал чересчур фамильярен. Неужели он решился опустить на шлеме защитный пластик, чтобы приложиться к сивухе в этой грязи?
  - Меня не было здесь три дня, - заметил Филипп, решив не обнаруживать своих подозрений.
  Быстров с сочувствием посмотрел на запутавшегося во времени физика.
  - Нам всем пора отдохнуть...
  Ветров улыбнулся одними глазами.
  - Делать в чайхане больше нечего. Уходим. - Он посмотрел на старика. - Пойло можно оставить.
  - Молодец Юлия! Напиток отменный! - язык Игнатьева слегка заплетался.
  - Успели таки...
  - Исключительно ради дружбы!
  - Видишь слезы умиления? - Сергей икнул.
  Земляне были навеселе, в прямом и переносном смысле слова, а старичок весь в слезах, и, как противник окончательно деморализован. Ветров поднялся на ноги, отряхнул скафандр.
  - Уходим! - громко сказал он, и взялся за емкость с хмельным.
  Старик обнаружил неожиданное проворство. В мгновение ока, он оказался рядом с бородатым землянином, и, схватившись за ручки бутыли, взвыл:
  - Отдай!
  Ветров резко разжал пальцы. Старика качнуло назад, и он свалился на пол вместе с емкостью. Аккуратно, не расплескав ни капли. Старичок тут же вскочил на ноги, и засеменил со своею добычей в угол к своим. Там сначала возникло замешательство, потом заслуживающая уважение возня. Аборигены побросали карты, и принялись окунать свои крючковатые пальцы в бутыль, чтобы опробовать играющую в жилах жидкость.
  Пока местные производили дегустацию, хмельные послы неуверенно пьяным движением закинули излучатели на могучие (по местным меркам) плечи. Двое из них взялись за емкости с топливом. Быстров с трезвым командиром хищным движением схватились за непочатые бутыли с пойлом, загородив собою оруженосцев. На авангард напали. Ветров с Быстровым в небольшой потасовке уступили выпивку в одночасье ожесточившемуся противнику. А Всеволод с Сергеем за это время успели покинуть пределы "чайханы" вместе со своими баками. Отступившие с трофеем аборигены, ощетинились какими-то трубками на двух замешкавшихся на их территории землян. Вид у старожилов был самый бандитский, впрочем, стрелять они, кажется, не собирались.
  - За десять минут спровоцировать полное моральное разложение местной публики!
  - А то!
  - Для них насилие - нонсенс! Перехитрить, обмануть - дело стоящее, но напасть! Между прочим, теперь они гораздо опаснее.
  - Значит, пора и нам сматывать удочки.
  Двух друзей выкинуло за пределы "чайханы".
  Ошеломленные они буквально застыли на месте.
  - Где емкости с топливом? - наконец, выговорил Ветров.
  - И нам хотелось бы знать! - Кравцов преданно глянул на командира.
  - Не растворились же они в вакууме! - Валентин враз протрезвел.
  - Именно, что растворились... - Игнатьев пьяно икнул, - ... стали такими тяжелыми, и видите - их нет...
  У Быстрова возникла догадка. Из-за которой пропало желание шутить на пару столетий вперед.
  - Емкости с топливом вернулись в "чайхану"! Старик перехитрил нас, а ведь он в стельку!
  Они попытались вернуться обратно, но их вытолкнуло дальше на мост.
  - Ничего не скажешь, коммерсантов из нас не вышло. Выяснили что-нибудь?
  - Это ловушка в пространстве, которая используется, как свалка, - отвечал Всеволод.
  - Они скормили вам то, что мы уже знали. Ладно, пора возвращаться.
  - И то! Какой смысл здесь топтаться? - согласился Быстров.
  
  Когда они подошли к кораблю, с ними произошла еще одна странность. Их почти невесомые тела стали ужасно тяжелы. Это тут же закончилось, но впечатление осталось прескверным.
  - И тогда было то же, - отдышавшись, сказал Сева, - когда емкости схлопнулись...
  - Значит, нам повезло, что у нас не умыкнули еще и скафандры! - заметил Быстров.
  Входной люк открылся, как только они сошли с подвесного моста. Это означало, что экипаж уже видел их на экране.
  
  Вскоре они стояли в шлюзовой камере, ожидая подачи воздуха.
  - Уснули они там что ли?
  Ветров пытался связаться с экипажем, но его личный передатчик не действовал. Он взглянул на Быстрова. И тот попробовал связаться со Штерком сам. На призывы Валентина никто не откликнулся. И попытки Игнатьева с Кравцовым тоже не возымели успеха.
  Кравцов, ругаясь, пошел регулировать автоматику, используя личный код доступа, который позволял перевести работу шлюзовой камеры на ручное управление.
  Они проникли в корабль, и, снимая на ходу скафандры, ввалились в командную рубку, рассчитывая застать там Бориса Штерка. Пусто! Ветров попробовал связаться с ним по внутренней связи, но она не работала. Тогда он пошел наводить порядок в жилой отсек.
  В жилом отсеке тоже никого не было.
  Ветров догадался заглянуть на медицинский пост, и обнаружил там Марию и Юлию. Увидев его, жена убрала с головы нафаршированный датчиками шлем и потянулась к нему тонкими руками. Он, не говоря ни слова, тупо на них уставился. Юлия с дерзким видом вскинула голову. Но у командира был такой растерянный вид, что она сразу забыла, что собиралась выставить неугодного ей посетителя из медотсека. Наконец Филипп подошел к Маше, и обнял ее.
  - Где остальные?
  - В командном отсеке должны быть. По крайней мере, они там были двадцать минут назад, - ответила Юлия.
  Глаза Филиппа расширились.
  - Что-нибудь удалось узнать в "чайхане"? - не обращая внимания на реакцию мужа, спросила Мария.
  - Только то, что помощи нам ждать не приходится.
  Обе женщины выжидательно уставились на него.
  - Это не самое худшее известие. Я нашел только вас. Ни в командном, ни жилых отсеках нет ни одного человека.
  Ветров устало присел на белоснежную кушетку. Юлия хотела помешать ему, но ее удержал взгляд Марии.
  - Штерк вроде бы не собирался наружу, - пробормотала она.
  - Когда мы подошли к кораблю, люк открылся, чтобы впустить нас в шлюз. Значит, кто-то из экипажа видел нас.
  - Может они в отсеке рядом с двигателями? - предположила Мария.
  - С чего бы им там прохлаждаться всею компанией? Однако ты права надо проверить. - Он встал. - Я возвращаюсь в командный отсек. Идите со мной. Нам надо держаться вместе до выяснения всех обстоятельств...
  В командном отсеке они нашли Валентина с Сергеем. Программист с навигатором возились с программой компьютера генератора поля.
  - Где Игнатьев?
  Быстров оглянулся. При виде женщин его взгляд оттаял.
  - Рыщет вокруг корабля. Но пока никого не обнаружил. Ты оказался счастливее.
  - А у двигателей?
  Быстров отрицательно покачал головой.
  - На корабле кроме нас никого.
  - Всеволода срочно вернуть!
  - Всеволод! Срочно на корабль. Это приказ командира.
  - А ну как мы не найдем их? - Кравцов посмотрел на Ветрова, он был растерян. - Это Штерк подал команду для открытия люка, его кодовый ключ. Но одновременно с этим паршивцы запустили мою новую программу. А я еще не закончил ее. Причем они запустили ее уже во второй раз, а первый тридцатью минутами раньше. - Он помолчал. - Во второй раз она работала дольше. Вы помните усиление гравитации?
  - Гравитация усиливалась не один, а два раза, - заметил Игнатьев.
   Он стоял в проеме люка, ведущего в рубку, опираясь о его косяк. Игнатьев был еще в скафандре. В руках он держал снятый шлем. Биолог полюбопытствовал, щурясь на тусклую лампочку, еле освящающую пространство командной рубки:
  - Но причем здесь твоя программа? Если шалит она... то как-то нелогично шалит... но разве компьютер способен на нелогичность?
  Он замолчал, понимая, что как специалист в иной области, он не достаточно компетентен, чтобы высказывать свои мысли по поводу программы маньяка. Но Кравцов был заинтригован.
  - Продолжай! В чем ты увидел нелогичность?
  Всеволод снизошел до ответа, который показался неглупым даже ему самому:
  - Действует в самых неожиданных точках пространства. Да и объекты выбираются по неизвестной системе.
  - Программа еще не закончена...
  - Флуктуации... - в тон Кравцову договорил Игнатьев.
  - Флуктуации... - одними губами повторил за ним знаменитый физик. Он задумался.
  На Игнатьева смотрели, ожидая продолжения, но идеи его иссякли, он лишь покачал головой, и сказал:
  - Никого.
  - Приступайте к восстановлению систем связи, и сканеров. После запуска программы Кравцова в них полно вируса. Пропавшие, наверняка уже пытались связаться с кораблем, и... потом у нас могут быть гости. Рано или поздно у них закончится хмельное, а добыть его можно только у нас. Плохая была идея поить аборигенов. - Ветров развел руками. - Однако признаю, моя...
  - Не так уж она плоха, - возразил Быстров.
  - Сергей? - Ветров ждал ответа.
  Пальцы Сергея застыли над клавишами.
  - Чищу, скоро... - буркнул он.
  Филипп сел в командирское кресло. Он начал вчитываться в бегущие строки новой программы Кравцова.
  - Система работает, - доложил тот, - вокруг корабля никого.
  Ветров откинулся на спинку кресла и посмотрел, что передает на большой экран внешний сканер, потом оглянулся на Кравцова.
  - Сергей, а какова твоя версия? - спросил Ветров. - Что произошло, когда доблестный Борис активировал поле, с помощью новой программы?
  - Корабль, используя имеющиеся на нем системы накопления, создал поле, которое имело тенденцию к сжатию. Но это возможно, если только принять твою гипотезу, что мы находимся сейчас в другой пространственно - временной системе. Скорее всего, поле усилило естественное искажение пространства, как бы собирая его в пучок.
  - Что и усилило гравитацию... - закончил его мысль Ветров, он пришел к тому же мнению, когда читал программу Кравцова. - Отсюда и это неравномерное, точнее сказать, рваное влияние на материю. Где исходное искажение сильнее, там влияние проявляется активней. А биолог прав, - всему виною флуктуации. Особенно те, что в мозгах! - Он порывисто встал, демонстрируя усталому экипажу свою неожиданную энергию. - Мы играем с огнем! Укорачиваем коридоры временных переходов. И что еще хуже, создаем новые. К чему это приведет, один Бог знает! Больше не трогай свою программу Сергей. Мне надо над ней подумать.
  Филипп вернулся в кресло, собираясь сызнова просмотреть собственную программу, считая, что ключ к разгадке должно искать в ней. И только потом - программу Кравцова.
  . . .
  
  Изол выжег все, что только что написал на прозрачной бумаге, и, сосредоточившись, начал подыскивать для своего стиха более витиеватую фразу. За хрустальным окном медленно садилось огромное красноватое солнце. Его лучи скользили по темной глянцевой поверхности здания, высившегося с противоположной стороны улицы, на которую и выходил главный корпус Университета. На его третьем этаже располагался кабинет достопочтенного мастера слова. Противоположное здание было начальной школою. Теперь в ее дворе царила тишина: настало время каникул. Это было, кстати, ибо поэту Изолу лучше творилось в беззвучии...
  Изол вздохнул, перевел свой взгляд на однородно прозрачную бумагу, и усилием воли выжег в ней первую строку своего нового стиха. Бумага потемнела, запульсировала, потом ее поверхность неподвижно застыла, ожидая продолжения. И мысли Изола стремительно полетели к отзывчивой к ремеслу поэта бумаге, трансформируясь в замысловатые закорючки в ее веществе.
  Поэт с упоением выжигал рождавшиеся в нем стихи, и свет радужно искрился над его столом, отбрасывая разноцветные блики на узорчатый потолок его роскошного кабинета. И те из высших, кому случилось идти мимо прибежища мастера, знали, что некто за этими стенами рождает прекрасное. В дверь постучали. Изол недовольно поморщился, но все же нажал на пластинку. Дверь медленно раскрылась.
  - Простите Светлейший... - услышал он, лишь только тень гостя коснулась порога, - я не смог пройти мимо, увидев, что Вы творите здесь красоту.
  Вошедший был среднего роста, хрупкого телосложения, его небольшие, но выразительные глаза выдавали в нем мечтателя. Изол скользнул взглядом по облику гостя, и пожалел, что его впустил: незваный оказался слишком прост. Незнакомец со смущенным видом топтался на пороге, потом, решившись, приблизился к столу.
  - С чего ты взял, что я творю красоту? - Изол усмехнулся. Видеть то, о чем говорил с ним пришелец, не по зубам такому простачку. Но ответ юноши заставил его удивиться.
  - Всполохи не могли возникнуть из ниоткуда без помощи мастера, - произнес он почти шепотом, благоговея перед прекрасным явлением.
  Изол поскреб затылок.
  - Как зовут тебя, юноша?
  - Арест.
  Мастер снизошел до стандартного приветствия, которое использовалось в отношениях с самыми низшими кастами. Смущенный юноша с благодарностью склонился перед ним в нижайшем поклоне. Изол не стал воспринимать его робкого ответа, он перевел взгляд на лежащую перед ним бумагу, намереваясь сжечь написанное.
  Угадав намерение мастера, Арест с мольбой прошептал:
  - Остановите огонь...
  Теперь Изол посмотрел на простачка с любопытством. Вот это номер!
  - Откуда ты знаешь о мыслях мастера, еще не трансформировавшихся в действие?
  Юноша был явно смущен.
  - Ну-ну, - ободрил его Изол, испытывая непростительное сочувствие к его неопытности, - в том, что ты признаешься мне не в Церкви, - не будет греха.
  - Я молюсь...
  - Знаю.
  - Я молюсь в неположенном месте...
  Изол был изумлен: это была первая строка его стиха. Случилось непотребство: юнец, к тому же из самых низших, прочел не обращенные к нему мысли. И чьи? Посвященного! Уж не издеваются ли над ним?
  - Все ли ты рассказал о себе, юноша?
  - Почти.
  - Ага!
  - Я не понимаю, что...
  - Продолжай...
  - Я не понимаю, что происходит... - Юноша был смущен, однако, собравшись с духом, продолжал, боясь рассердить мастера своей медлительностью. Ибо хоть и ходят слухи, что мастера не ведают злобы, однако кто знает? И он признался Изолу в самом худшем проступке, что может совершить непосвященное существо. - Я ходил на террасу, куда не ходят служки жечь огненные столбы.
  Глаза Изола широко раскрылись, юноша уцелел в запретном месте, хотя и не имел для этого силы... Мастер гнусаво забубнил:
  - Там царит тьма. Там собираются силы, чтобы испытать умы, большей силы, чем твой.
  - Я знаю, но меня тянуло туда, и сколько бы я не сопротивлялся своему побуждению, оно оказалось сильнее запрета.
  Изол взглянул на Ареста с неподдельным участием, как посмотрел бы отец на малое дитя, по неосторожности изранившего себя в игре с бездушной материей.
  - Дело не в запрете. Дело в заботе о неразумных паломниках, ведь сила может быть не только дадена, но и отнята, а для непосвященного второе почти неизбежно. Я бы даже не стал говорить о "почти". Ты совершил безумный поступок! Арест, разве тебе не дорога твоя жизнь?
  - Да разве может быть дорога такая жизнь, как моя?
  Изол сдвинул брови, это была ересь. "Юноша смел, но глуп", - решил мастер, однако он осмотрел структуры гостя внимательнее, не пропустили ли они в нем с воспитателями самого главного? Нет, не пропустили.
  - Я слушаю тебя, - поторопил Изол юношу, уже желая вкусить священной манны, что готовила по особому рецепту его Каррата. Мысль о Каррате заставила Изола улыбнуться вожделеннее, чем он хотел бы в присутствии низшего.
  - Я не смог противиться, - повторился юноша.
  - И?
  - У меня неделя ушла на то, чтобы благоговейно питать себя необжигающим огнем... - Арест в испуге отпрянул, когда увидел выражение на лице мастера.
  "Что-то не так. Надо бы сообщить об этом Ригелю" - подумал Изол, испытывая странное волнение, которое юноша интерпретировал по-своему. Тот решил, что мастер гневается.
  Подавив в себе страх, Арест подобострастно закивал, демонстрируя Изолу, что слышал и эту мысль. Выставленная на показ способность, которой у низшего не должно быть в принципе, обескуражила старого мастера, и он чуть не подавился своей слюной, которую источал его рот при мысли о манне Карраты.
  - Дальше! - повелительно потребовал мастер. И юноша после безапелляционного приказа уже не мог остановиться. Он выложил мастеру все.
  Многое бывало необъяснимым в их мире, но чтобы столь неразвитое существо было одарено близостью с Самим... Изол машинально добавил четыре строки к своему стиху, и услышал:
  - Это лучшие ваши строки.
  - Не тебе судить!
  - Да, мастер.
  - Не тебе читать!
  - Да мастер.
  - Знай, свое место, не то потеряешь и его!
  Это была угроза. Но юноша на этот раз не испугался, он только смиренно сказал.
  - Не я первый... и не Вы.
  Арест вынес себе приговор: за критикой того, чего не разумеешь, следовала неизбежная кара.
  - Где твое жилище, строптивец?
  Арест развернул картину перед сознанием опытного Изола так лихо, что тот и думать забыл о наказании, что заслужил непослушанием юный глупец. Да глупец ли он? Изол не стал останавливать сознание юноши, появление которого предвещало большие перемены на Ригемайе. Ведь кто знает, может именно его простая душа, вместив в себя необжигающий священный огонь, одарит их мудростью?
  Изол закрыл глаза. Но вместо серьезных размышлений, в его голову пришло лишь суетное: "О, как посмеялся бы могущественный Ригель, если бы был сейчас здесь! Он бы узрел в моей душе наивную веру в простачка, которой не должно возникать в душе посвященного и просвещенного мастера. Ригель никогда не упустит возможность потешить себя чьей-нибудь глупостью, а я, кажется, расстарался..."
  Изол по взгляду Ареста понял, что пора ему остановить ход своих мыслей, дабы не выглядеть нелепым глупцом еще и перед юнцом. Почти отроком, вторгшемся в его святая святых, когда он позволил себе творить.
  - Иди с миром. Я призову тебя, когда придет твое время.
  Юноша подумал, что оно уже пришло для него, но Изол не позволил ему высказать этого вслух: на сегодня ему хватило крамольных признаний. Гость ушел. И мастер предался размышлениям. Очевидно, что что-то было не так на Ригемайе! А он не заметил этого, пока не услышал от юного Ареста о совершенных им подвигах. Всюду несоответствия! Почему было не посмотреть на это незатуманенным взором, и разобраться, чтобы предупредить мастеров. А он за стихи! Ему бы сейчас не рифмы слагать, а подумать, что вызвало в нем усердие украсить новым поэтическим слогом культуру Ригемайи. Ведь именно в такие всплески всяческого несоответствия ему и писалось лучше всего... Изол нервно застучал пальцами по столу, его взгляд упал на бумагу. И мастер прочитал, что было выжжено в ее веществе. Он оставил стих, как есть. Отодвинул от себя бумагу, и подумал с некоторым раздражением, что на его решение не менять ни сточки повлияло восхищение, которое выказал ему его заурядный гость. Он с досадой отправил бумагу со стихом в ящик стола, и запаял его замок намертво, чтобы никто не прочел его стиха невзначай, пока он сам не объявил его миру.
  Изол вышел на улицу. Осмотрелся, ревниво высматривая в ее пространстве подобных себе. На его счастье, на улице никого не было, и он, наслаждаясь одиночеством, побрел вдоль обочины к своему дому, где его ожидала Карата. Время было позднее, но было еще светло. Он свернул в переулок, который вел к его крыльцу. Дойдя до ступенек, он постоял, вслушиваясь в шепот деревьев, играющих листьями на вечернем ветру. В окне мелькнуло лицо Караты, и он застучал по ступенькам ногами. Потом передумал, и возник на кухне у самой плиты, проявляясь в пространстве, как изображение на фотобумаге. Карата залилась смехом, приняв его шутку, как есть. Они обнялись, молча постояли, настраивая свои вибрации на максимум схожести, потом направились к столу. Изол был голоден, оттого и нетерпелив, если вообще можно говорить о нетерпении, имея в виду мастера. Жена украдкой поглядывала на мужа. Выглядел он спокойным, но его зеленоватые глаза извергали потоки такой силы, что Карате было тяжко терпеть. Ей не помогало даже то обстоятельство, что за те годы, что они провели с мужем, они стали схожи по своим ментальным структурам. Уже полвека душа в душу...
  А Изол мучительно думал: почему на планете уже целую неделю происходят странные вещи, а он не придал этому значения. В метеосводке, которая посылалась в каждый дом, богатый ли или на последней стадии бедности, сообщалось уже седьмой раз, что активность в запретной зоне была намного сильнее обычной. Правда, это совпало с сезонными колебаниями, поэтому выглядело вполне естественным. И ни каких комментариев по этому поводу от Ригеля... Изол чуть не подскочил, подумав, что тот мог просто помалкивать, проверяя бдительность своих помощников. Ригель был мастером на такие проделки! Эти мысли заставили Изола вспыхнуть, но, обеспокоившись, что его жене рядом с ним некомфортно притушил свой огонь. Вознеся молитву, он вкусил манны, и благодарно кивнул Каррате. Та вся засветилась счастьем. А Изол начал машинально пережевывать манну.
  Он заметил свой грех, проворчал:
  "Мальчишка сумел-таки испортить мне день!"
  Мастеру стало тоскливо. Ссылаясь на сезонные колебания, он лишь оправдывал собственные попустительство и беспечность. Ведь даже непосвященный Арест догадался, что грядут перемены.
  - Что тревожит тебя?
  Изол нехотя перевел свое внимание на приглушенный трапезой облик жены.
  - Не знаю...
  Жена ему не поверила.
  - Я действительно не знаю, насколько это серьезно.
  Карата терпеливо ждала продолжения.
  - Из мастеров Ригель моложе всех. Но он - первый, - начал он издалека. - Первому пришло время явиться, и мы уже беспокоились, что чем-то прогневали Господа, как вдруг в одной бедной семье церковного служки появился мальчик. - Изол поцокал языком и добавил. - Удивительный мальчик!
  Карата терпеливо улыбнулась, эту историю она знала наизусть. Изола это ничуть не смущало, и он продолжал:
  - Отец мальчика был в крайней растерянности. Он сумел терпеть житие с Ригелем лишь два года. И пришел ко мне с просьбой, чтобы я, осмотрев его сына, подействовал на него благодатью. Ибо он измаялся с ним, не зная, как быть. Мальчонка был слишком смышленым. Не по годам! И уже обладал силой. А отец, отвечая за него перед обществом, не смел руководить им. Я осмотрел ребенка, тот и вправду оказался несносен. Но не оттого, что был шаловлив, нет... - Изол замолчал. Жена смотрела на него любящим взглядом, которого сегодня он совсем не замечал. Муж закрыл глаза, и в комнате сразу стало темнее. - Ригель был еще ребенком, но уже постиг то, что дается мастеру в конце пути его. И не всякому мастеру! Ну, как было управиться служке? Я помог ему, как мог. И ребенок перестал лихорадить Вселенную. Но потом оказалось, что я не обуздал его фантазии, нет. Он просто решил из сочувствия к нам, что не станет моделировать мир, наоборот будет фиксировать его для других, усиливая собственным светом. Достигнув совершеннолетия, он начал настаивать, чтобы ему разрешили сдать высший экзамен, которым испытывают лишь посвященных. Это был риск: могла быть разрушена его целостность, но... ему разрешили! - Изол усмехнулся, попробовал бы кто-нибудь ему не разрешить! - И он сдал его с такой легкостью, что мы тут же без оговорок приняли нового адепта в свое Братство, и только тогда поняли кто он такой.
  - История гласит, что в шестнадцать лет он явил свою силу миру, и мир начал считаться с ним, а также с его реальностью.
  - Мир считался с его реальностью значительно раньше.
  - Можешь ли ты доказать это?
  - Спроси у самого Ригеля. Ты ведь знаешь, он не станет опутывать ложью!
  Жена уставилась на мужа, это было откровение из тех, что кардинально меняют жизнь слушающему.
  - Все тайны Ригеля всегда основываются на том, что никто и никогда так и не спросил у него, с чего все началось. Кто он - мы знаем. А вот откуда он и для чего здесь - нам неизвестно.
  Жена покачала головой.
  - Он - сам порядок, и значит, он явился для обуздания хаоса.
  Изол ослепительно вспыхнул.
  - Подумай сама! Это мы, мы сами решили, какова его цель, и поверили в свое решение так, что посчитали это за истину.
  - О!
  - А ведь он, как был загадкой для нас, так и остался, ибо ничего сам не объявлял о себе... а лишь слушал, что мы о нем думаем. И, наверное, втайне смеялся над нами.
  Изол нервно захохотал.
  - О! - всхлипнула жена, но Изола уже несло дальше.
  - А мы, признав в нем посланника от Самого, смирились с тем, что нашей жизнью, и всеми нами заправляет юнец! Однако, что Ригель - посланник, - решительно проговорил мастер, - мы сами решили... - Изол споткнулся, понял, что сболтнул лишнее. А жена, выслушав ересь супруга, не решилась высказать вслух, что услышала непростительное в своей не святости высказывание.
  "Впрочем, - подумала она, - что мужчины впадают в ересь, случалось и раньше".
  Между супругами случалось что-то вроде размолвки. И надо было мириться.
  Изол использовал обычное средство - пригласил Карату в опочивальню. И за окном застучал дождь.
  
  Мысли Изола путались. Рифмы, которые продолжали возникать в его мозгу, мешали сосредоточиться. Ох, как непросто, не писать стихи, когда чувствуешь в себе особую силу.
  Изол ворочался с боку на бок, рискуя разбудить женщину. Если бы Арест назвался Маином! Изол рассмеялся в подушку. Нет, это было бы слишком просто, кто он такой, чтобы Господь во второй раз позволил ему увидеть мессию первым? Изол растерялся. Кого же он считает мессией? Того, кто уже с ними, или того, кто прибудет вслед? Мастер решил не думать об этом, все равно не понять. Тем более подле жены.
  "Надо посоветовать Ригелю, что он соорудил надежное ограждение вокруг злополучного места. Не то, такие, как Арест, наберутся силы, и потом, не умея с ней обращаться, запутают реальность так, что потомкам придется веками разгребать завалы из их мусора".
  Приняв решение, поделиться опасениями с достойнейшим, он успокоился, и заснул.
  . . .
  
  Застыв на краю обрыва, они смотрели вниз на извивающиеся огненные потоки. Это был Священный Огонь, который Ригель в присутствии своего верного друга Изола, не стеснялся называть излияниями из лона Всевышнего. Называя Священный Огонь таким вызывающим образом, Ригель всегда посмеивался, будто демонстрировал Изолу, что все говорится в шутку. Но шутил ли он, Изол точно не знал.
  Старый мастер стоял чуть поодаль, чтобы тайно следить за Ригелем, когда тот станет вдыхать в себя силу. Ригель об этом знал, но вида не подавал. Его больше занимало то, что огненные потоки, что обрушивались с небес, сегодня были так интенсивны, что стоять без защиты даже здесь было непросто. Изол прятался за его спиной, под предлогом изучения его реакций. Ригель чуть не расхохотался, когда его друг дотронулся лучом до одной из его структур, делая вид, что Ригель его любопытства не замечает.
  - Зачем это тебе?
  - Что именно? - ответил Изол вопросом на вопрос, избегая смотреть в глаза Ригелю.
  - Развлекаешь себя самообманом?
  Изол смутился, и не нашелся с ответом. Молчал и Ригель. Он ждал, когда Изол сподобится приоткрыть вдохновенный рот поэта, чтобы произнести, уже готовую сорваться с его языка, рифмованную фразу. Но Изол помалкивал. Ригель пронзил друга коротким насмешливым взглядом, и предложил:
  - Прогуляемся к Центру.
  - Думаю, сегодня не стоит...
  Бесстрашный юноша усмехнулся, потом сделал шаг к обрыву, намереваясь развернуть свой парус, чтобы ринуться вниз. Изол ухватил его за рукав.
  - Право, не стоит. Ты посмотри, что творится!
  - С чего ты взял, что я не выдержу нынешней силы?
  - Ты не понял меня... - Изол не хотел, чтобы Ригель подумал, что он позволил себе сомнения относительно его сил. - Я имел в виду, что сегодня это может оказаться опаснее.
  - Только не для меня! Ты со мной?
  Изол поклонился, но отступил от обрыва.
  - Маловерный! - скрипуче проворчал Ригель, и ринулся вниз, открывая парус.
  Парус Ригеля был особенно хорош: переливчатый, гибкий, упругий. Как случилось, что плоть смогла вырастить такое совершенство, одному Богу было известно. Ригель знал: какое-то время парус будет выдерживать натиск огня. Однако сегодняшний огненный дождь был коварен, капризен, и мастер Ригель паря в нем, посмеивался оттого, что невольно подумал об аде. Парус трепетал под огнем, но Ригель смело шел через огненную стену, зная, что переливчатая кожа и спинной парус смогут выдерживать обжигающие языки пламени еще минут десять. Этого было достаточно, чтобы прорваться до другого огня, который такому существу, как Ригель был уже неопасен. Изол тоже смог бы пройти через это. Но трусил. В этом и был его главный изъян. В распоряжении Изола, к счастью, еще было время на то, чтобы исправить сей недостаток. По крайней мере, Ригель собирался помочь ему в этом, считая Изола в какой-то мере своим отцом и наставником. Изол, сам того не ведая, остановил в Ригеле его детскую дикость вкупе с призрением к нуждам сущностей, обитающих в их мире. И мир от этого стал подчиняться необыкновенному ребенку еще охотнее.
  Сквозь языки пламени парящему в одиночестве Ригелю стала видна переливчатая поверхность священной террасы. Она представляла собою совершенную плоскость, отлитую, будто, из коричневатого жженого сахара. Ригель сглотнул, он любил жженый сахар с детства. В еде мастер был прост, как обыкновенный мирянин. Вот и сейчас, залюбовавшись на игру света и тени на коричневатой плоскости, он ощутил в себе признаки голода. Но Ригель тут же забыл, что голоден. Ибо его парус начал источать характерный запах, горящей плоти. Он ускорил полет, и вскоре опустился на безопасную поверхность. И сразу ощущения Ригеля стали нереальными, если не сказать несуразными. Его органы чувств посылали сигналы о прохладе, которой здесь не могло быть. Казалась бы, на террасе должно быть жарко, как и вокруг нее. Но Ригель стоял среди огня, купаясь в нем, как в прохладной воде. Он тянул на себя силу, и вскоре его ум снова обрел ясность. Прохладно здесь не было...
  Мастер огляделся. На ступеньках, ведущих к террасе, стоял робот, он бесстрастно глядел на него своими красноватыми глазками. Ригель кивнул ему, робот подал сигнал, что принял приветствие, и отступил в глубину коридора, чтобы не мешать Высшему. Однако Ригель призвал его к себе, и стражу пришлось выйти из своего убежища. Робот выходить не хотел, ибо льющийся на нее "холодный" огненный дождь тревожил его. Структуры взаимосвязей в его искусственном мозгу начинали самопроизвольно меняться, и робот чувствовал что-то напоминающее панику, чему весьма удивлялся его создатель, который божился всякому, лишь заходил разговор о механическом страже, что он не вкладывал в его программу эмоций.
  Робот, шатаясь, как пьяный, подошел к Ригелю, и остановился напротив него. Он покорно ожидал приказаний. Глаза стража оказались слишком живы для машины.
  - А тебе непросто... - заметил Ригель, с интересом наблюдая за роботом, в глазах которого росла реакция на огненный мир террасы, словно робот был не машиной, а живым существом. Мастер улыбнулся. - Я не стану утомлять тебя, страж.
  В глазах робота мелькнула благодарность. Ригель подумал, что если в эту машину заложить стремление к самосовершенствованию, присущее всякому живому обладающему разумом существу, то он стоял бы здесь до тех пор, пока не обрел бы личностное осознание своего "я". Но у машины этого стремления не было, поэтому и не было шанса на становление.
  - Меня интересуют несанкционированные визиты.
  - Здесь никого не было со вчерашнего утра. - Робот отвечал путано.
  - Значит, были до этого.
  - Лишь один раз.
  - Когда именно?
  - Десять дней, пять часов тринадцать стандартных минут назад.
  - Кто?
  - Небожитель.
  Ригель хмыкнул.
  - Что ты имеешь в виду?
  Робот замялся. Ну не чудо ли эта машина? Ригель улыбнулся и повторил:
  - Кто?
  - Возраст - шестнадцать, рост - чуть выше среднего, хрупок. По цвету кожи из низших.
  - Он успел рассказать, что ему было нужно?
  - Я дал ему время на это...
  - И?
  - Он просил позволения пройти на террасу, чтобы помолиться под холодным огнем, но я не пустил.
  - Ты знаешь, что он холодный? - но Ригель уже понял, почему.
  - Это заложено в мою программу, - подтвердил страж, - только...
  - Только?
  Робот молчал, мерцая тусклыми глазками.
  - Продолжай!
  Команда была столь жесткой, что робот не смог игнорировать ее. Он зашатался, всплеснул руками, отлитыми из особого огнеупорного вещества, и проговорил со странными всхлипываниями в безжизненном голосе:
  - Мне... очень... хотелось впустить его, но я так и не решился.
  Страж застыл в ожидании наказания, но Ригель знаком руки отпустил его, не хватало, чтобы еще машина устраивала здесь молитвенные обряды. Робот, испытывая облегчение, медленно попятился в сторону своего убежища. Потом перешел на бег, так и не развернувшись лицом вперед. Он скрылся за массивной дверью. Та лязгнула замком. Робот заперся.
  Ригель чуть не расхохотался, постоял немного, думая о странной машине, потом с любопытством оглядел террасу. В отличие от Ригеля страж, не обладал способностями, которые помогли бы ему обнаружить нарушителя, который молился здесь вот уже девять дней. Что нарушителем был Арест, Ригель не сомневался. Скупое описание незадачливого посетителя, которое выжал он из робота, абсолютно совпало с тем красочным рассказом, коим добрых полчаса потчевал его Изол, рассказывая о своем еретике - посетителе.
  Ригель просканировал пространство в радиусе мили от центра террасы. Молитва шла от ее края, за которым бушевало уже настоящее пламя. Огонь там был горяч, но еще не настолько жарок, чтобы сгореть мастеру.
  Но Арест мастером не был...
  - Арест? - тихо позвал Ригель.
  - Я лишь ждал вашего призыва, чтобы обнаружить себя... - последовало почтенное. - Я бы никогда не осмелился обратиться к Вам первым.
  Ригель усмехнулся, и Арест добавил с сожалением:
  - Я вижу, Вы не верите мне.
  - Не верю! - жестко сказал мастер, потом, смягчившись, призвал смельчака. - Иди на террасу, я хочу говорить с тобой.
  - Страж не допустит...
  - Тебе ли не знать, что ты сказал сейчас, - ересь!
  Голос Ареста дрогнул, когда тот отвечал.
  - Страж нестабилен...
  - Нестабилен твой разум! Я контролирую все... - Ригель осекся, у него промелькнула мысль: "Все ли?"
  В этот момент у края показалась голова Ареста, юноша, паря в огненном пространстве, медленно поднялся над своим убежищем, небольшим выступом за обрывом, и, продвинувшись вперед, ступил на поверхность "жженого сахара". Его тело было густого красного цвета, он словно был сделан из раскаленного до красна железа. По всей видимости, юноша слишком долго находился у пекла. Первый мастер залюбовался им: хрупкое телосложение, но как крепок дух! Что значит сила!
  - Иди ближе, не бойся.
  - Ему день ото дня хуже, - с опаской сказал Арест.
  - Страж нестабилен, - согласился с ним Первый, - но я успею.
  - Это если Вы захотите...
  - Я захочу.
  Арест бросил на Ригеля быстрый полный раскаяния взгляд, нерешительно открыл рот, чтобы рассказать могущественному мастеру, кто он и откуда, но передумал. Он с трудом оторвал взгляд от завораживающего лика Ригеля, и медленно опустил глаза, уставясь в переливчатую поверхность террасы. Он попытался скрыть страх, который вызвал в нем Ригель. Юноша стыдился себя.
  - Страж нестабилен... - повторяясь, чуть слышно пролепетал Арест, чтобы скрыть перед кем он трепещет.
  - Страж нестабилен в течение тех самых девяти дней, что ты молишься здесь, не так ли? Или уже начиная с десятого?
  Ригель становился опасным, Арест это чувствовал сердцем. Всесокрушающее могущество первого мастера превращало пребывание в прохладе террасы в испытание еще более трудное, чем молитва в непосредственной близости от обжигающего огня. В порыве слабости Арест раздул свой маленький парус, намереваясь подняться к вершине кратера, чтобы избежать давления утроенной силы, но, передумал, и опустил его. Он с отчаянной решимостью заглянул в глаза своего сверстника. Лицо Ареста чуть дрогнуло, но он выдержал пронзительный и все понимающий взгляд первого мастера Ригемайи. И он увидел будущее Ригемайи в глазах Вершителя. Но не это ли было его мечтой с самого раннего детства? Арест трепетал и терпел. Облик Ригеля был совершенным и необычным для ригемайца, но в этом святом месте он превращался в нечто удивительное. Чтобы увидеть его красоту, стоило рискнуть энергией жизни, которая при виде Ригеля в полной его силе уходила из обычного существа опасно быстро. Ригель сейчас походил на не укрощенное пламя, готовое испепелить всякого. Однако при этом он источал не жар, а прохладу не обжигающего огня, причем сила огня была такой интенсивности, что бытие рядом с Ригелем превращалось в сущий ад. Быть с Ригелем на террасе могло быть под силу лишь посвященному. Но было ли? Никто уверен не был. Наверное, потому и не пробовали... Оттого и Изол так и не явился к ним на террасу. Хотя мог воспользоваться безопасными коридорами, как и иные паломники.
  Ригель разглядывал смельчака. Обладателю силы нравилось созерцать силу других, пусть даже неравную его силе.
  Арест устало опустил глаза. Он прочитал в глазах Ригеля, что зря себя мучил.
  - Неужели ты поверил Изолу?
  Юноша молчал.
  - Что он сказал тебе?
  - Он не говорил мне, но я слышал.
  Ригель улыбнулся, ему не хотелось творить разочарование в душе Ареста, но ложь была неуместна. Особенно здесь.
  - Ты лишь провозвестник. Маин еще не родился.
  - Но почему он должен быть чужим нам? Почему это не может быть ригемайец?
  - Как достичь перемен в мире, если не открыться ему?
  Арест полный сомнений почесал зудящий от жара парус. Он чувствовал, неспроста он молится в неположенном месте уже девятый день. Это был грех, а ему отчего-то было все равно, что это грех. Да разве он раньше посмел бы? Позволил бы себе? Отчего же теперь ему совершенно безразлично, что из-за его молитвы нарушается хрупкое равновесие силы? Лихо становится даже бездушному роботу... Что тогда говорить о живых? А остановиться Арест не мог, разве что остановят... Но он не думал, что его остановят. Ведь его побуждает к совершению греха жажда изменения сущего.
  "И дело здесь не в амбициях, - уверенно думал он, - это влияние самого Всевышнего".
  Арест уже сутки верил: что он второй мессия. Ему трудно было свыкнуться с мыслью, что это не так. Теперь он пытался не верить Вершителю.
  - Думаешь, это подвластно тебе?
  Ригель смотрел на юнца с любопытством. Тот ответил ему неожиданно грубо.
  - А Вам мастер?
  Ригель расхохотался, и террасу затрясло. Страж выглянул из убежища. На его бесстрастной физиономии-панели отразилось пламя, это придало его облику выражение беспокойства. Робот увидел чужака, дернулся в его сторону, и застыл с приподнятой ногой, подавшись вперед.
  Арест по достоинству оценил реакцию Ригеля. Тот даже не смотрел в сторону стража.
  - Спасибо.
  - А может, это сделал не я?
  - Вы считаете меня маловерным?
  - А разве сейчас ты не спорил со мной?
  - Спорил, - чуть слышно признал юноша.
  - Ты хотел перемен...
  - Но я же хочу лишь к лучшему.
  Ригель улыбнулся, из его глаз вырвалось пламя, сменившееся мягким светом.
  - Иди. Я призову тебя, когда придет твое время.
  - Остановка?
  Ригель молчал.
  - Когда придет время... Изол тоже обещал.
  - То Изол. - Ригель позвал своего наставника присоединиться к ним. Но Изол отказался, он остался сидеть на вершине кратера. И Ригель мягко обратился к Аресту: - Перемены грядут, но с чего ты взял, что они будут к лучшему?
  - Но зачем тогда перемены?
  - Есть решение...
  - И все?
  - Чье оно? - от удивления глаза Ригеля сделались огромными. Вопрос был слишком наивен, чтобы объявлять его ересью.
  Арест не ответил.
  - Почитай мне стихи Изола, - попросил мастер. - Так ли они хороши?
  - Не знаю, так ли они хороши... Но они несомненно ценны. Я не хотел, чтобы он жег их, освобождая бумагу для следующей рифмы. Поэтому и дерзнул вмешаться.
  - Чем же они привлекли тебя? - спросил Ригель, наперед зная, каков будет ответ юноши.
  Арест сначала смутился, все-таки он не был знатоком, и прочитанных книг у него - один лишь молитвенник, но ответил:
  - В них зашифровано то же, что в ваших глазах. Но в ваших глазах это прочесть невозможно, а на бумаге...
  "Парнишка - не глуп" - заключил мастер. - "Но почему он сказал именно это? Не оттого ли, что я заранее знал, что он скажет мне?"
  Ригель сел на "жженый сахар".
  - Читай!
  
  Изол от нетерпения пританцовывал на месте, ожидая Ригеля. Он подошел к краю, чтобы посмотреть не возвращается ли Первый, и чуть не сорвался вниз. Он нелепо замахал руками, качнулся назад, перевел дух, и спостулировал себе небольшое сиденье уже подальше от края. Рядом с силой можно было сделать что угодно даже из ничего. Изол задремал, сказалось напряжение из-за близости к изначальной силе. Через час он проснулся, обнаружил, что все еще один, и начал тревожиться. Пребывание более часа вблизи террасы даже в обычное время сказывалось на самочувствии, но сегодняшний танец огня был слишком тяжел, и опасен. И Изол испугался, что ему придется искать заблудившегося в кратере мессию.
  "Сюжет неплох!" - прозвучало в его голове. Изол не понял, сам он об этом подумал, или принял чей-то сигнал. Он попробовал настроиться на ментальные слои Ригеля. Но отклик был слишком слаб, чтобы можно было постулировать контакт с Вершителем Судеб. Обескураженный он поднялся со своего сиденья, и, ускоряясь, побежал к бездне, в чреве которой рокотал фантастической силы огонь. Парус уже почти расправился за его спиной, его нога была занесена над святой пустотой, но он, поддавшись безотчетной панике, отпрянул. Изол оглянулся, не увидел ли кто его трусливый отход. Он тут же устыдился своей наивности: любой мастер, глядя на него, сразу увидит его стыд, так что скрывать это незачем.
  "А Ригель прав! Я все еще склонен к самообману", - с сожалением резюмировал он. Изол решил подождать еще.
  Его снова сморил сон. Но вскоре он проснулся, оттого что его бесцеремонно трясли. Своим великолепным парусом, его будил Ригель. Изол ревниво осмотрел Вершителя, ища опалены на его коже и чешуйчатом парусе. Но Ригель был чист и светел, более того, он был светел сильнее обычного.
  "Как тебе удалось?" - готово было сорваться с языка Изола, но друг перебил его:
  - Вставай, близко от силы нельзя спать. Утянет, потом не вырваться. Или не знаешь?
  Изол словно прозрел. Как он не вспомнил об этом раньше? Не слишком ли много промахов на один день?
  Ригель похлопал его по плечу.
  - Не слишком.
  Свет Изола слегка померк от слов Ригеля.
  - Прочти мне свои последние стихи, - попросил примиряюще Ригель.
  - Что там внизу?
  - Сначала стихи! Я немного устал...
  - Немного?
  - Ты когда-нибудь был свидетелем моей лжи?
  
  Услышав последние слова одаренного юноши, Изол, в который раз за сегодняшний незадавшийся для него день, испытал к себе что-то вроде презрения. Ему стало тошно от просьбы юнца, с которым даже ему спорить было немыслимо. Да он никогда и не пытался.
  - Я молюсь в неположенном месте... - Изол замолчал.
  - "У террасы, что признана оазисом силы среди рокочущей бездны огня..." - добавил Ригель еще одну сроку из стиха Изола. - Вот что услышал поэт Изол, не потрудившись спуститься у террасе.
  - Таким способом, как ты? Я - не безумец.
  Ригель рассмеялся, и процитировал еще одну строку:
  - "И предпочту взойти на террасу по проложенным коридорам времени, что ослабляют огненный жар". Твое откровение достойно похвалы. - Ригель буквально трясся от смеха. - Неужели ты полагаешь, что твой Арест сумел воспользоваться коридорами для персонала?
  - А как же тогда он... - Изол смолк, ответ был слишком очевиден. Если бы Арест шел по коридорам времени, его либо сразу остановили, либо (и это либо было уже совсем маловероятным) если б он сумел-таки обойти охрану, его бы обязательно заметил робот-служка, что стоял у двери, и передал бы по связующей линии, что произошло неугодное посещение... И сразу бы последовала остановка сознания.
  - Не упорствуй в глупости, - остановил мысли Изола Ригель. - Он бы не выжил там, если б это не было угодно... сам знаешь кому.
  Он оправил на себе одежду. Ригелю было и смешно и грустно рядом с наставником. Сам Ригель уже понял, что произошло, но лишь одно было ему непонятно: кто раскрыл коридоры времени, которые были подвластны только ему? Уловив его мысль, Изол спросил:
  - Открыты временные проходы?
  - Они закрыты.
  - Но ты думал об этом!
  Ригель не стал отпираться.
  - Конечно, думал. Но я уверяю тебя, что они закрыты теперь.
  Изол вопросительно посмотрел в глаза, излучавшие свет сильнее обычного. Ригель чем-то напомнил ему того странного юношу, что назвался ему Арестом. Ригель заметил, что Изол уловил их сходство, но промолчал.
  - Что с коридорами? - Изол не собирался сдаваться.
  - Их кто-то открыл без моего ведома.
  - Это знамение. Грядет новый мессия!
  - Возможно, но я бы не стал торопиться с выводами. То, что он грядет, я не спорю! Но вот когда ... пока неизвестно. Я дам тебе один хороший совет - не путай Божий дар с яичницей!
  Изол обиделся. А Ригель спрятал успевший остыть за время их разговора парус в складках своей просторной одежды и медленно пошел прочь. Его товарищ засеменил за ним весьма озадаченный. Случилось что-то из ряда вон! Кто-то открыл коридоры времени без ведома Ригеля. Он, Изол, пишет стихи, которые хочется выжечь огнем, чтобы их не читали. И юноша из низших слоев, оказавшийся исполненным такой внутренней силы, что легко переносил пламя на священной террасе. И проницательности которого мог бы позавидовать даже мастер!
  - Не думаю, чтобы ему было легко на террасе, хотя... он не жаловался.
  - Ты успел с ним побеседовать! - заключил Изол. - Но где?
  - Внизу.
  - О!
  - Я звал тебя, но ты уснул.
  Изол покраснел бы, но его щеки и так были красными, оттого что он долго сидел у Бездны.
  - Что он там делал?
  - Первое, что он произнес, когда увидел меня: "Я молюсь в неположенном месте". И я подумал, глядя на него, что пора менять каноны. Терраса должна стать местом паломничества и для таких, как он.
  Изол напрягся.
  - Я еще не решил. Все же это крайне опасно. Я не уверен, что смогу удержать этот мир в узде, если на террасе начнется столпотворение.
  - Не хотелось бы возвращаться к хаосу, - изрек Изол, приосанясь.
  - Не хотелось бы... - согласился Ригель. - Мы сейчас направимся в Координационный Центр для дальнейшего сбора информации. Должна быть где-то утечка материи, или незапланированное проникновение мусора. И то и другое следует откорректировать, да и другие бездны обследовать не помешает.
  - Все-таки странно, что робот совсем не заметил Ареста.
  - Арест на террасе не был, он находился у самого ее края, на выступе, который ниже поверхности примерно в его рост.
  - Он мог сорваться вниз.
  - Но не сорвался.
  - Маин!
  Ригель раскатисто рассмеялся, и увеличил скорость движения, чтобы Изол отстал и больше не докучал ему с глупостями. Гениальному юноше было известно, кто будет Маином.
  После запроса о несанкционированном поступлении мусора в Центре, мусор тут же нашли.
  Не повезло одной известной певице, которая к счастью в это время гастролировала на другом континенте, зарабатывая себе на новую шубку, и возможно на что-то иное, что могло быть желанно лицам ее профессии. Случилось так, что в ее будуаре не было даже прислуги, которую в отличие от большинства ригемайцев держала певица, придерживаясь старой традиции. Эта особа, обладающая чарующим голосом, не прибегала к помощи бытовых автоматов, по ее мнению они были слишком назойливы и шумны, и так невозможно усердны, что, бывало, исчезала даже нужная вещь.
  Странным в проникновении было следующим - мусор не должен был попасть на комфортабельную планету Ригемай вовсе. Многочисленные ригели в местах перекрытий, что установил мастер по фиксированию реальности, не пропускали через себя ничего ненужного, а то, в чем была нужда, материализовалось по официальному списку, который всегда составлялся самым тщательным образом. Так что ошибок быть не должно было. Но каково было удивление уже весьма удивленной комиссии, явившейся по данному случаю в небезызвестный уже будуар, когда они увидели, что в будуаре. Что попало туда, и что было идентифицировано индикаторами, как излишняя масса и мусор, которые полагалось тут же подвергнуть распылению, оказалось не чем иным, как группой живых существ, причем весьма привлекательных форм даже на местный вкус. Несанкционированное появление на Ригемайе не приветствовался, на планету могли являться лишь званные. Так и хлопот было меньше, да и мало ли что придет в сознание чуждому разуму в соответствии с его чуждой этикой? И вот извольте сюрприз! И к тому же дети. После тщательного обследования, однако, оказалось, что пришельцы не дети, а взрослые особи. Изол, посланный мастером Ригелем вместе с удивленной комиссией, сразу взял на себя заботу о сих незваных.
  Он отправил их под опеку опытных врачевателей в карантинарий. Уж очень жалки были нарушители. В карантинарии вскоре выяснилось, что у незваных шансов на выживание на Ригемайе практически нет, ибо они попали в слишком сложную для них реальность.
  До заседания Совета, на котором и предстояло решать судьбу нарушителей, Ригель к пришельцам интереса не проявлял. Во-первых, он и сам не хотел мириться с неизбежным. А во-вторых, занят был. Изучал изменения, которые наблюдались последнее время на шести священных террасах. Изменения были хаотичными, поэтому и беспокоили его. Ригель несколько раз наведывался еще и на первую террасу, (на ту, что посещал в недавнем времени в сопровождении Изола). Но здесь он больше отдыхал, чем трудился. Общество обаятельного юноши, все еще мысленно звавшего себя Маином, доставляло ему удовольствие. Юноша и теперь молился за обрывом, скрываясь от зоркого стража. И мастер отсылала робота, и призывал его к себе для беседы. Беседовал мастер с ним с любопытством. Арест единственный позволял себе возражать ему. К тому же они были сверстники. Что простачок столько выдерживает рядом с рокочущей бездной, Ригеля восхищало. Ибо считалось, не обжигающий огонь исходит от Всевышнего, и что огонь этот помогает подготовленному адепту принять то особое осознание реальности, которое ведет к постижению Бога. И что, как следствие, дарит ему такие способности, о которых не ведает не только чернь, которою кишмя кишели отдаленные уголки планеты Ригемайи, но и аристократы, живущие неподалеку от святых мест. Арест был из самых низших. Однако давящая масса огня не смяла его, как смяла бы любое существо стоящее ниже высшей касты. Огон лелеял Ареста. Его ум был все также прост, но при этом необычайно светел и любопытен. И Ригель отдыхал в его обществе, как не отдыхал даже с Изолом, что был ему ближе остальных ригемайцев.
  . . .
  
  Борис Штерк и Олег Мятежный, вцепившись друга в друга, лежали на скользком полу, и пугали друг друга ужасающим видом. Они жмурились от слишком яркого света, пытаясь справиться с паникой. Рядом с ними, вперемешку с емкостями с топливом, распластались на полу остальные члены экипажа. Это были те, кто по случайности оказался вблизи от генератора поля, когда Штерк во второй раз запустил программу маньяка. При первом пробном запуске программа зависла, и он перезагрузил компьютер. При втором - она работала неплохо, но в какой-то момент зациклилась, и вскоре они ощутили раздавливающую их тяжесть. И вот теперь совершенно дезориентированные они валяются на полу, прижимаясь друг к другу, и пытаясь сохранить свою целостность, опираясь на чувство команды.
  "Кто засунул нас сюда? Кому это понадобилось?" - в отчаянии думал Олег.
  Он увидел, как зашевелилось что-то, что должно быть ртом, у того, кто являлся Борисом, но ничего не услышал. Это его не удивило. А вот то, что он воспринял это, как должное, почему-то обескуражило. Мятежный открыл рот, и попробовал услышать собственный голос. Не тут было! Но он, беззвучно шевеля губами, попытался поддержать друга:
  - Привыкнем! Не впервой!
  Штерк судорожно задергался, пытаясь сбежать от него, потом затих. Свет, исходящий от его лица померк.
  "Закрыл глаза", - догадался Игнатьев, и попытался запастись терпением по примеру товарища.
  Шло время, но ничего не менялось. Они никак не могли привыкнуть к странным шарадам, что текли в их сознание через органы чувств. Все, что они видели, было ложью, их восприятие превращало реальность в безумный танец дикой и чужой им по сути фантазии. Им было много хуже, чем в первые минуты, когда они свалились на злополучную свалку. Сквозь безумный хоровод неясных впечатлений, который танцевал перед ними, уже целую вечность, они, наконец, ощутили что-то определенное. Это "что-то" превратилось вскоре в мягкое касание к их коже. Их пытались разъединить. Руки были осторожными, добрыми, и они подчинились им. Да у них и выбора не было. На их нос нацепили что-то похожее на солнцезащитные очки, и свет перестал обжигать им глаза. От пережитого потрясения они прятались в спасительном забытьи, и добрые существа, как их окрестили земляне, чтобы сохранить жизни "незваным", поместили их в карантинарий, где проходили адаптацию званные посетители, что прибывали из других миров.
  В карантинарии их продержали около месяца. К концу этого срока физическая боль уже не беспокоила землян, но паника не отпустила. По счастливой случайности в атмосфере оказалось достаточно кислорода, чтобы люди могли дышать. Это и спасло им жизнь. Их нашли не сразу, так что они задохнулись бы непременно. Но то, что они видели, было похоже на игрушечный мир, создаваемый детским калейдоскопом. Земляне ухватывали лишь часть информации, в которой данные не связывались между собою ни с помощью логики, ни с помощью ее неуклюжей замены - человеческой фантазии. В каждое следующее мгновение, люди видели перед собою уже совершенно иную картину мира. И так до бесконечности! Даже не переводя взгляда... Прыгала интерпретация получаемой мозгом визуальной и звуковой картины мира. Все изменения были случайны, совершались без закономерностей, и больше не повторялись. Люди не понимали самих себя, друг друга, не понимали они и гостеприимных хозяев. Это было изнуряющее, иссушающее их одиночество...
  Когда они окрепли, их привезли на заседание Совета Правителей, и разместили в полупрозрачных, удобных креслах, приспособленных для небольших прямоходящих существ. Кресла были теплыми, они приятно обволакивали тело нежным пушистым кольцом, что позволило трепещущим землянам чуть расслабиться. В зале, напоминающем амфитеатр, была тишина. Никто из членов Совета Правителей еще не встречал существ из "элементарнейшего" пространства, названного таковым согласно существующей стандартной классификации. Достаточно было лишь мимолетного взгляда, чтобы понять, как тяжко приходится "незваным". Абсолютная неприспособленность к этому миру делало их положение самым отчаянным. Престранным образом свалившиеся в будуар известной певицы пришельцы пытались смотреть на сидящих в амфитеатре, однако их взгляд был настолько размыт, что вряд ли они видели что-нибудь путное.
  Существа в амфитеатре непрерывно меняли облик, как и весь окружающий мир. Однако кое-что было незыблемым, от их тел струился яркий, но при этом очень приятный свет. Он был единственным, стабильным зрительным ощущением, и несчастные земляне погрузились в его созерцание.
  - Зачем же они сюда? - наконец, произнес чей-то негромкий голос с последнего ряда, и некое подобие скрипа в сочетании с пронзительным звуком пронеслось в головах тех, что сидели в полупрозрачных и теплых креслах. Люди развернули головы в разные стороны, непередаваемая земными средствами какофония была различной не только по звучанию, звук приходил к ним с разных сторон.
  - Случайно, - последовало в ответ невозмутимое.
  Скрип... и люди снова крутили головами.
  - Бывает.
  - Чье это преступление?
  - Самих "незваных".
  - Следует ли их наказать?
  - Они уже наказаны...
  - Это так... - в голосе было сочувствие.
  Его приняли и разделили.
  - Их тела сформировались в условиях трехмерного пространства, - сообщил пользующий землян врач.
  - Это уже известно. Остановитесь подробнее на описании плотных центров, которые они удерживают на должном месте с таким трудом.
  Врач прочистил горло:
  - Можно сказать, они практически не слышат нас, ибо слуховой аппарат этих тел - чересчур механическое устройство. А вот сетчатка глаз воспринимает свет неплохо, однако, что они видят, выяснить не удалось... ибо наших зрительных знаков, адаптированных для самых простейших "званных" они не воспринимают. Чтобы было проще, можно принять, как исходное, что и видеть они не могут.
  - Принятие исходного подтверждено.
  - И так, у нас нет возможности контактировать с ними, пользуясь их слухом и зрением.
  - Очевидно.
  - Они осознают лишь касание...
  - Нельзя научить их сносному существованию в нашем мире с помощью одного лишь касания! - с места встал главный специалист по поддержанию стабильности физического здоровья. Он многозначительно поднял свой изящный палец, посылая вверх сноп яркого света. Выдержав положенную паузу, он произнес: - Что в таком случае делать с ними? Ответ очевиден...
  - Как было упомянуто предшествующим оратором, контакт с ними возможен, - снова заговорил врач, пользующий землян. - Конечно, обучать, имея в арсенале лишь осязание, представляется затруднительным, но другого выхода я не вижу. Значит, его нет.
  - Разве? - уточнил главный специалист.
  - Иного выхода нет, и я на этом настаиваю! - отвечал врач. Он немного замялся, потом добавил: - Правда, здесь есть одно но... у нас нет языка, основанного на осязании.
  - Есть здесь и втрое "но", - за этим заявлением послышался легкий смешок, от которого встрепенулись сидящие в амфитеатре: шутить на Совете мог позволить себе лишь уважаемый мастер Ригель, - у нас нет и методики обучения обитателей элементарнейшего пространства.
  - Однако это можно исправить, надо лишь приступить к разработке языка, который бы был понятен им.
  - А что касается методики, то это проще простого... - еще один легкий смешок, и затем гневное: - А "незваные" тем временем измучаются до того, что не смогут держать центров! Гуманно ли проводить эксперименты, пусть даже расширяющие наши возможности в межпространственной дипломатии, когда испытуемые уже у своей последней черты? Когда им начинает отказывать здравый смысл? - специалист по поддержанию стабильности реальности Ригель позволил себе рассердиться, редкое явление, почти изжитое в высших кругах. Но это было его право.
  - Отправить их в четырехмерное пространство, где они находились последнее время, возможным не представляется, - возразил врач, - их организм исчерпал ресурсы перехода. Третий - и они распадутся на атомы.
  - Так это уже второй?
  - Шрус сказал.
  - Почему удерживается от правителей вся информация?
  Ему побоялись ответить. Опять легкий смешок.
  - Что ж, - согласился Ригель, - их распада допустить нельзя, ибо жизнь - священна. Придется оставить.
  Зал наполнился сочувствием, и каждый землянин ощутил его своим сердцем.
  - Но как разумные существа, они имеют право решить свою участь сами, - продолжал Ригель, когда эмоции в амфитеатре утихли.
  - Не стоит у них отнимать этого права, - согласился Изол.
  Ригель взглянул на него по-особому: светящимся благосклонным взглядом. Он всегда питал к своему наставнику слабость, которую не должно было бы питать мастеру. Но он имел право и на нее.
  - Потому, - воодушевившись, продолжил Изол, - как только мы разработаем язык, и они усвоят его, следует объяснить "незваным" их положение, особенно в отношении их перспектив. Дабы узнать, что им желательнее: переход, мгновенный распад и освобождение, или остаться на Ригемайе, балансируя какое-то время на краю распада, и все тоже освобождение.
  - Сможем ли мы передать такую сложную информацию с помощью одного осязания? - задался вопросом врач, и тут же сам и ответил: - Не сможем! Поэтому не стоит ждать, когда они разберутся, что у них нет перспектив. Не лучше ли решить их судьбу прямо сейчас?
  - А если нам воздействовать на них, используя прямое внушение... - явно задумавшись, проговорил Ригель. Мастер позволил себе мысли вслух, мешая этим думать остальным касательно интересующего всех дела.
  Его остановить не посмели. Последовал осторожный ответ:
  - Они в таком неприспособленном для наших условий теле, что прямое воздействие не поможет им, разве что еще больше запутает.
  - Значит единственный выход - дать им язык, основанный на ритме, - резюмировал Ригель.
  - Мы можем использовать для основы языка - нужды тела, - проговорил Изол, как специалист по лексической этике (или поэт, как это называлось в простонародье).
  - Да будет так! А пока придется ухаживать за ними, как за младенцами, - врач внимательно разглядывал своих пациентов. - Что здесь поделаешь, это их уровень.
  - Любопытно узнать, - сказал Изол, - есть ли среди землян более развитые представители? Делятся ли они на касты?
  - Должны быть другие, - сказал уверенно Ригель. - Посмотрите на пучок света сзади их правых лопаток...
  И он пустился в пространные рассуждения, которым с явным удовольствием внимали другие правители Совета, ведь вопрос, поднятый Изолом, был одним из самых насущных, а мастер Ригель об этом знал больше остальных.
  
  Решение было отложено. Это спасло "незваным" жизнь. Их вернули в карантинарий, ибо в другом месте они существовать не смогли бы. Ибо были обузой, не только для себя самих, но и для окружающих тоже. Палата, где они размещались теперь, своей обстановкой напоминала земные детские ясли.
  Землян начали обучать неожиданно. Сначала то, что проделывали врачи, принималось ими за массаж или мануальную терапию, однако вскоре они поняли, чему их обучают. И дело пошло. Самым способным учеником оказался Олег Мятежный. Через три дня отпала необходимость ходить за ним. Это уже само по себе было удивительным событием, но Олег удивил своих учителей еще сильнее, когда выразил желание, присматривать за своими товарищами. Налицо был явный прогресс. И Изол с радостью доложил об этом комитету, который возглавлял его друг Ригель.
  - Прекрасно! - вдохновенно изрек Ригель. - Чем быстрее они обучатся, тем больше шансов, что им удастся удерживать свой ум в узде. При изоляции от внешнего мира такой полноты, как у них, душевное здоровье может выдержать только у исключительно сильных существ. Признаюсь, я не хотел бы оказаться на их месте.
  - По формальной этике они похожи на нас, больше, чем все остальные пришельцы. В них чувствуется органическая потребность войти в контакт с Ригемайей, чтобы быть для нас полезными.
  Ригель задумался.
  - Кажется, я понял, в чем их проблема!
  Изол с интересом ждал продолжения, но не торопил своего собеседника.
  - Они видят много меньше нашего. Фактически только маленькую часть существующей реальности. Поэтому эту маленькую часть они рассматривают с пристальным вниманием. Я думаю, это развило в них склонность к самокопанию, а возможно и к ереси.
  - К ереси? - рука Изола потянулась, чтобы наложить на себя крестное знаменье, однако он удержался от того, чтобы осенить себя крестом всуе. - Мы не можем предполагать это, наверное.
  Ригель склонил голову в знак согласия:
  - Что ж, рассмотрим самокопание.
  Они помолчали.
  - При проекционной ограниченности реальности развивается самокопание, и тут же возникает очень жесткая программа в интерпретации восприятий, и они не могут охватить целое, привычно цепляясь за частности. Стереотипы... - Изол попытался продолжить мысль Ригеля.
  - То, что ты сказал, верно, но это касается постулатов. С их постулатами мы бы справились, тем самым давая возможность пришельцам прогрессировать. Однако проблема не в этом. Возможности их носителей весьма невелики. Способности носителя, в котором развилась жесткая программа, нацеленная на интерпретацию мелких деталей и частностей, не хватает для пространства с пятимерным измерением. В трехмерном пространстве более чем достаточно, а здесь нет. Я даже думаю, что они видят не какую-то одну проекцию нашей реальности, а разные, все время перескакивая с одной на другую. Таким образом, картина перед ними беспрестанно меняется. А это может вызвать полную дезориентацию даже у сильной личности. Вплоть до помешательства. Вот если бы зафиксировать их внимание на какой-то одной проекции, тогда бы мы облегчили их жизнь весьма значительно, - поначалу Ригель просто рассуждал, потом понял, что это истинно. - Вы согласны со мной Изол?
  - Я склоняюсь к согласию с Вами.
  "Еще бы! - подумал Ригель. - Ты - не Арест..."
  - Во всяком случае, я изложу Ваше мнение нашим врачам, и мы попробуем провести серию тренировок для фиксации внимания незваных гостей на какой-нибудь одной проекции. Это должно привести их к относительному согласию с нами и между собой.
  Изол встал и церемонно поклонился Ригелю и его мыслям.
  
  Обсуждая с врачами-священниками новую возможность для своих подопечных, Изол внимательно наблюдал за людьми. По конфигурации тел неразвитые пришельцы повторяли утонченные формы жителей Ригемайи. Им бы только чуточку подрасти! И парус приладить...
  - Как похож на меня... - не удержался Изол, глядя на Олега Мятежного.
  Врачи снисходительно улыбнулись.
  - Час назад я беседовал с Шрусом. - Снова заговорил Изол, оправившись от смущения. - Шрус сообщил мне, что обучил одного из таких, - он кивнул на Мятежного, - играть своим вниманием, концентрировать его до предела, сжимать время, да и другим премудростям, которые свойственны только Шрусу. Теперь этот землянин может существовать и действовать на Ригемайе, воспроизводя реальность, как есть. Имя ему - Филипп Ветров, довольно звучное, правда? Командир космического экипажа! Что не удивительно... Однако Шрус сообщил и о худом, Ветров - единственный из всех землян, оказавшийся в состоянии перестроить свои ментальные структуры. Шрус проверил весь экипаж. - Изол посмотрел в сторону маленькой группы беспомощных людей, но тут же отвернулся. - Странно, но Ветров от перехода в систему Ригемайи отказался. Отказался от возможности двигаться вперед семимильными шагами! Объяснял это так: не хочет покидать в беде соплеменников, тех, что на свалке. Однако был очень расстроен тем, что не воспользовался предложением.
  - Не захотел оставить в беде соплеменников, - повторил один из врачей.
  - Этический выбор.
  - Значит, и им свойственна этика, - заметил самый молодой врач-священник, испытывая удовольствие от звучания самого слова "этика".
  - Это добрый знак, - согласился Изол. Он намеренно усилил вибрацию следующей мысли. - Шрус нашел своего ученика настолько интересным, что попросил помочь ему выбраться из ловушки, за которой находится переход в более сложное измерение.
  - Да как же обратно-то? - поразился молодой врач.
  - А политика невмешательства? - вспомнил главный врач. - Странная просьба со стороны консерватора.
  - Шрус бывает не предсказуемым даже для нас! - Изол рассмеялся, тряхнул парусом, чем вызвал сквозняк. - Может пригласить его к нам, помочь нашим? - он кивнул в сторону землян. - У него накопился большой опыт общения с неразвитыми.
  - Не согласится! - Возразил молодой врач. - Шрус уже выбрал систему. Он не передумает. Это в правилах его пространства-времени,
  - Мы свободней. Спасибо Создателю! Мы можем намериваться менять количество фиксирующих нас ригелей! - воскликнул другой врач, немного постарше.
  - Да и менять их! - добавил Изол, - Впрочем, это одно и тоже.
  Он не стал продолжать разговор о благодарности Создателю, к которому склонялись остальные.
  - Только мастер Ригель может решить, станем ли мы помогать тем, кто остался на свалке. Но думаю, Вершитель не станет нарушать целостности мира, а так же сложившийся порядок вещей и явлений. Ведь в переходах придется постулировать обратный ход! - Изол усилил свою мысль, вибрируя парусом. - Коллеги, - спохватился он. - Не пора ли приступить к разработке упражнений для "незваных"? Ведь именно для этого мы собрались.
  
  Через три дня Изол связался с Вершителем.
  - Они рисуют одно.
  Ригель моргнул:
  - То есть?
  Изол набрал в рот побольше воздуха.
  - Мы не нашли ничего лучше, чем побудить "незваных" к рисованию. Но только с натуры! Все они рисовали один и тот же приземистый фиолетовый кувшинчик с узким горлышком. (Мне его презентовал ключник.) И вот сегодня на всех их работах - одинаковой формы синяя клякса. Я даже прикладывал их друг к другу. Абсолютная точность. Земляне - прирожденные художники.
  - Слишком просто! Даже не верится.
  - Но есть одна проблемка. Но я надеюсь, что она решится со дня на день. Один из них рисует одно и тоже уже второй день. И это не кувшин.
  - Почему вы так считаете Изол? Может именно он его и рисует! А остальные какой-нибудь другой предмет.
  Изол покачал головой.
  - Это не так. Мы следили, на что они смотрят. А вот тот, что похож на меня...
  - Не пора ли вам обзавестись с Каратой детьми, Изол? Уж слишком многие стали походить на Вашу персону.
  Смущенный Изол потупился.
  - Я подумаю об этом мастер.
  - Да что там думать? Да свершится сие!
   "Вот это влип, так влип! Впредь надо быть осторожней".
  - Поздно, Изол. Твоя жена беременна.
  Старый мастер покраснел.
  - От кого?
  - Он тебя! - с характерным ударением на последнем слове произнес Ригель.
  - О своем я бы знал...
  - Она тяжелая третий день!
  Изол расплылся в нежней улыбке.
  - Верю.
  - То-то! Ну а теперь, когда мы уладили дело, расскажи мне о том, кто похож на тебя.
  Изол прочистил горло.
  - Он только первый день смотрел на кувшин. А теперь рисует в свободном полете фантазии.
  - И как далеко зашел он в своем полете?
  - Все прилично, - поспешил заверить Изол. - Он просто рисует что-то узкое.
  - Хм... - Ригель был озадачен. - Наверное, стоит посмотреть.
  - Именно об этом я и собирался просить Вас.
  
  Ригель расположился напротив Мятежного. Тот старательно вырисовывал какие-то закорючки на листе бумаги. (Земляне рисовали на папирусе).
  - Любопытно... - сказал Ригель. - Энергетические слои этой особи светятся ярче, чем у других. О чем ты думаешь, глядя на него?
  - Мне кажется, что я наблюдаю за развитием нашей расы в пору ее юности, - ответил Изол.
  - Наша свобода заключается в том, чтобы делать все от нас зависящее в формировании этой Вселенной, и органично соединяться с тем, что уже существует согласно Замыслу!
  Речь Ригеля прозвучала, как набат, особенно ее первая часть. Изол забеспокоился. Иногда Первый позволял себе импровизацию... И тому, кто оказывался рядом, становилось тошнее тошнехоньково. Правда Ригелю все сходило с рук, и даже то, за что других реальность наказывала.
  Мятежный поднял на них глаза, и застыл, дико уставясь на Ригеля.
  У существа парящего в метре над полом (Ригель, правда, сидел), из спины росли крылья. И был он весь светел.
  "Ангел... Я в раю? Не знаю, живой я, или нет, - на всякий случай он себя ощупал, - и были ли мои мучения чистилищем..."
  Ригель направил в воспринимающие слои Олега вопрос:
  - Пришелец, что ты хочешь сказать нам?
  Вздрогнув, Мятежный протянул им папирус.
  Ригель покрутил его перед носом.
  - Это не узкое, Изол. Это длинное. И если посмотреть на его рисунок под определенным углом, это двумерная проекция колонны из космических кораблей на свалке в четырехмерном пространстве.
  - Пожалуй. Как же я сразу-то не разглядел.
  - Немудрено, - успокоил его Ригель. - Рисунок на папирусе - это не трехмерная проекция на хрустальной бумаге. Но каковы "незваные"! Чуть что - с просьбой. Нет, чтобы самим не валять дурака! Ладно, что не о себе просит.
  - Ригель... - Изол издал клокочущий звук. Ему было страшно говорить, но скрывать было бы еще большим грехом.
  - Не тяни.
  - Шрус тоже просил о помощи тем шестерым, что застряли в ловушке.
  Ригель улыбнулся.
  - Ну... если Шрус побеспокоился о землянах... Он, должно быть, нашел среди них интереснейшего ученика.
  - Вы правы, мастер! Но землянин сам отыскал его. Однако не для постижения мудрости тайного учения, а чтобы разузнать, как выбраться из ловушки. Шрус объяснил ему, что выхода из ловушки нет, и предложил ученичество. Землянин не поверил ему, но на ученичество согласился сразу. Шрус докладывал, что этот землянин способен на бытие в нашей системе. Что он уже готов к переплавке структур на следующей стадии.
  - Так быстро? - удивился Ригель. - Что ж... добро пожаловать.
  Изол смутился, как будто был уличен в грехе.
  - Землянин от перехода отказался.
  - Почему? - спросил Ригель. Впрочем, он знал ответ.
  - Не захотел бросать своего экипажа.
  Ригель стал задумчив.
  - Это его право... и его долг... - Он взглянул на Изола. И тому вспомнилась их первая встреча. Ригеля привел к Изолу его несчастный отец. И кроха - шалун впервые увидел мастера. Он посмотрел на него тогда тем же взглядом, что смотрел и сейчас. Изол услышал, как Ригель доканчивает фразу: - ...надо связаться с мастером Шрусом, и возможно... с его учеником.
  Ригель вдруг рассмеялся. Изол вопросительно воззрился на юного мастера.
  - Игра дает энергию, и я счастлив!
  Изол чуть не поперхнулся, но от него уже ничего не зависело.
  . . .
  
  Аборигены их не беспокоили. Значит, пойла пока хватало.
  Они позволили себе поспать четыре часа. Они улеглись на полу в рубке. Один Филипп Ветров отключился в кресле. На бесцветном фоне командного отсека он и сам был белес, и был точно мраморное изваяние. А его курчавая борода придавала ему вид греческого героя.
  Проснувшись первым, он снова уткнулся в экран, на котором все еще мерцали строки первой программы. Он подался вперед, заметив ошибку. И оцепенел. Программа, отвечающая за перемещение корабля через "нуль", выводила корабль в промежуточное положение между трехмерным пространством и другим, насчитывающим большее число измерений. Раньше такую возможность Ветров всерьез не рассматривал, пространство с большим количеством измерений - математическое допущение. А испытания в пределах Солнечной Системы его ошибку выявить не могли. Если бы корабль вынырнул из нульпространства в любом другом месте Вселенной, они попали бы в свою родную стихию, подчинившись силе инерции. Но, к несчастью, на точке выхода их подстерегала пространственная ловушка. И их затянуло из пограничной зоны в систему, с большим количеством измерений, ибо пространство текло туда.
  "Не зря его мучила совесть!"
  Он исправил ошибку, и теперь мог провести корабль через нульпространство в свою галактику. Хватило бы топлива! А что делать дальше, они будут думать потом. Им было пора уходить, ибо, как говорит Шрус, человеку здесь не место.
  Программа Кравцова тоже была с изъяном. Ветров исправил и ее, отстранив самого автора. Для экипажа хватило сюрпризов с лихвой. Спасибо Шрусу, голова его ученика работала на удивление быстро. Надо признать, что Ветрову понравился замысел Кравцова. Маньяк пытался выйти в трехмерное пространство, минуя "нуль". Но, взяв модуль из программы Филиппа, он неосознанно усилил ошибку. И масса вещества, и естественно с нею и человеческое "Я", при активации поля отправлялись в систему, где не хватало способности "Я" увидеть, куда оно попало. Человек попадал в мир, в котором было бы не менее пяти координат, не считая времени.
  - Они в еще более сложной реальности, чем мы. И только случайность могла закинуть их в благодатное место, где они могли бы дышать без скафандров.
  У Марии выступили слезы.
  Ветров тихо проговорил:
  - Никогда себе не прощу!
  - Ветров остынь! - было видно, что Валентин злится. - В самобичевании смысла нет. Опыты, проведенные перед полетом, были блестящими. Никто из нас не застрахован от случайностей. Все знает только Господь Бог!
  - И когда ты успел стать таким набожным? - некстати спросил Игнатьев.
  Валентин тяжело плюхнулся в кресло. Промолчал. Рядом с ним, у компьютера, стыл, как на морозе, Кравцов. Он читал исправленную Ветровым программу.
  - Мне следовало заблокировать свою программу, пока я не обкатал ее. Филипп, ты здесь ни при чем, это я виноват, что ребята исчезли!
  Игнатьев вспылил.
  - Лучше бы делом занялись, умники! - В лице Ветрова появилось удивленное выражение, а биолог продолжал сердито выговаривать: - Давайте устроим суд, и казним треть оставшегося экипажа! А они-то сами разве дети малые? Или их кто-то принудил активировать модуль, который работает по неизвестным им принципам? Если бы не ошибка в программе, они вполне могли оказаться в привычном мире, а мы остались бы здесь без корабля. Они попросту нас бросили бы!
  - То, что они сделали, результат пережитого стресса после перехода. Они, оказавшись в вынужденном бездействии, ждали вашего возвращения, измучились неизвестностью, и это заставляло их предпринять что-нибудь, - заступилась за пропавших Юлия.
  - Возможно, - не стал спорить Всеволод. - Но глупее этого им было бы не придумать.
  - Будем выбираться отсюда. Все остальное потом, - Филипп снова выглядел собранным. Игнатьев неожиданно помог ему.
  - А не попробовать ли нам мою программу? - предложил Кравцов. - Мы меньше потратим топлива. Вместо двух переходов, сделаем один.
  - И куда мы попадем? - навигатор был сердит на всех и вся, и не собирался давать спуску Кравцову. - У тебя есть отработанные схемы, чтобы просчитать это?
  - Возьмем старые...
  - С чего ты взял, что они подойдут?
  Кравцов пожал плечами.
  - Я думаю, что мы в любом случае попадем туда же, где оказались после прыжка из Солнечной системы. Пока нас не затянуло на эту колонну.
  - А вот я не уверен в этом! - возразил навигатор. - Мы не можем действовать наугад, ибо рискуем оказаться у ближайшей звезды, то есть там, где будет наиболее сильное искривление пространства. А может быть и в самой звезде...
  - А ты что скажешь? - спросил Кравцов у Филиппа Ветрова. - Я не согласен с навигатором, и...
  - Я не потерплю на своем корабле приступов суицида! - рявкнул Ветров. - Нет! Даже, если мы проведем предварительные опыты, то не сможем оценить результатов. Масса просто исчезнет из нашего поля зрения! - Он помолчал. - Я не стану рисковать вашими жизнями в целях экономии топлива.
  - Командир прав! - поддержал навигатор.
  - Испытанный способ тоже может не сработать, - уже сдаваясь, пробурчал Кравцов. И Ветров вынужден был с ним согласиться.
  - Ох! - всхлипнула Мария. - А как Мятежный, Штерк, другие? Вы уже забыли о них?
  - Судя по всему, они погибли. - Юлия говорила это с трудом. Тяжело было смириться с потерей товарищей. Но кто-то должен был сказать это.
  Филипп подумал о Шрусе.
  - Надо идти в "чайхану".
  - Зачем? Ребята, которые в ней засели, доверия не заслуживают, - Быстров с недоумением взглянул на Ветрова. - А если они не выпустят нас? Что тогда будет с женщинами?
  - Тогда я иду один! Я уверен, что...
  - Хватит потерь! - бесцеремонно прервал его навигатор. - Без тебя нам не выбраться! Сейчас каждый человек на счету.
  - Чтобы работать в проверенном режиме, людей достаточно и без меня.
  Они молча ждали, на что он решится. Ветров колебался.
  - Я чувствую, что они живы.
  - Командир, на дисплее появилась надпись - "шрус", - прозвучал удивленный голос Кравцова.
  - Слава Богу!
  Не понимая, чему так обрадовался командир, они жадно уставились на экраны своих компьютеров, по которым плыли новые строки. Сначала они текли медленно, но потом, стремительно ускоряясь, побежали так быстро, что экипаж не успевал следить за ними. Вскоре бегущие строки слились в сплошную массу. Ветров записывал все, что поступало на накопитель, затем остановил запись и начал вчитываться. С этого момента информация стала доступна всем:
  - Ригель сообщил, что ваши друзья живы.
  - Где они? - напечатал Филипп.
  - Контакт с ними невозможен. Я предлагал тебе перейти туда, но ты отказался.
  - Они в порядке?
  - То, что с ними происходит, непостижимо для их ума, - отвечал Шрус. - Они не готовы к таким кардинальным переменам, я уже говорил тебе...
  - Говорил? Когда? Кто? - шептал навигатор за спиной у Филиппа. Он не заметил, как оказался за его креслом.
  - Смогут ли они привыкнуть? - напечатал Ветров.
  - Даже мастеру Ригелю не ясно, смогут ли они войти в контакт со сложной реальностью на длительное время.
  Ответ Шруса был исчерпывающим, но для землян его слова ничего не значили.
  - Шрус, Ригель... Что за механика? О чем идет речь?
  Вопрос Валентина остался без ответа.
  - Спасибо за помощь Шрус, - набрал на клавиатуре Филипп, понимая, что дальнейшие расспросы о пропавших бесполезны. Его учитель сообщил, что хотел.
  - Я рад, что ты вспомнил о благодарности.
  Филипп усмехнулся.
  - Кто такой Ригель? - к удовольствию Валентина поинтересовался он.
  - Хранитель перехода. Он мастер управления реальностью. Он может удерживать ее единой для целого мира.
  - Это возможно?
  - Ты отказался от этого знания, - отрезал Шрус.
  У Ветрова защемило на сердце.
  - Шрус - это имя! - наконец, догадался Быстров.
  Филипп, не оборачиваясь, кивнул.
  - А Ригель, это кто или что? - поинтересовался Кравцов.
  В этот момент на экране возникло новое сообщение.
  - Ригель перекрывает переход между системами. Благодаря чему в их мир не попадают ненужные массы.
  - То есть мусор со свалки. Ведь мы на свалке...
  На экране появилась ехидная фраза:
  - Что делать? Вы умеете выбирать!
  - По-моему нас оскорбили! - выдохнул Быстров.
  На экране появились еще одна надпись:
  - Прощай Филипп. Надеюсь, ты догадался записать информацию. Это была еще одна проверка. Информация, которая от нас исходит, приходит без предупреждения. Кто не успел уловить ее или записать посланное не достоин знания.
  - Я успел догадаться...
  По дисплею потекли новые строки. Потом застыли. В них было сообщение:
  - Вас приветствует Ригель. Как только вы закончите подготовку корабля к старту, мы откроем для вас обратный временной коридор. Уходите быстро. Через три часа земного времени прибудет большая масса по списку. Ученик Шруса?
  - Да, - напечатал Ветров.
  - Жаль, что мы не увиделись.
  - Мне тоже жаль! Но может когда-нибудь...
  - У Вас есть сомнения? - полюбопытствовал Ригель.
  - По поводу информации, которую вы передали, нет, - отвечал Филипп. - Мы все записали в память бортового компьютера. Придет время, изучим. Почему Вы помогаете нам?
  - Шрус просил меня о помощи землянину Филиппу Ветрову.
  - Шрус? А говорил невозможно!
  - Он говорил правду. Его слова станут ложью лишь на мгновение.
  За креслом Филиппа переглянулись.
  - Наши друзья у вас?
  - Да. Они тоже просили помочь вам.
  - Передайте, что мы не забудем их.
  - Если они поймут... Ну, раз сомнения вас не мучают, тогда...
  - Сомнения у меня есть.
  - У вас есть еще время, я слушаю.
  - Человечество всегда стремилось к звездам, но при первой же попытке преодолеть огромное пространство, земной корабль сваливается на свалку. Я разочарован.
  - Умножайте знания, стремитесь усилить контроль над взаимосвязями... Мы вам передали огромную массу знаний, учитесь, хватит надолго. А что касается грязи, то о ней можно сказать лишь следующее, она существует, и когда вы в состоянии убрать ее, сделайте это. Иначе она потянет вас за собой! Это все, что надо знать о грязи.
  Ветров рассмеялся:
  - Мы многое узнали, попав на свалку.
  - Для землян, это колоссально много, - поддержал шутку Ригель. - Но для других цивилизаций здесь бы не было ничего интересного. Это потому что у них нет проблем с отходами. - Ветрову показалось, что Ригель смеется. - А вы живете на самом краю Галактики слишком простой системы, чтобы попасть к нам в список. Но тебе, Филипп, повезло, а вместе с тобой и всему человечеству. Я имею в виду будущее.
  Следя за странным диалогом, Сергей Кравцов почувствовал себя неуютно. Он ожидал какого-нибудь подвоха.
  Чувства Сергея, видимо, были прочтены, ибо на экране появилось такая строка:
  - Не волнуйтесь! Вернувшись в свою систему, воспользуйтесь анабиозом. Возможно, ваши скитания будут бесконечно долгими, но что-нибудь да встретите для себя подходящее! Да будет для вас планета!
  - Спасибо Ригель. Но мы надеемся, что и у тех, кто попал в ваш мир, тоже есть шанс в будущем...
  - Вернуться? Исключено. Их организм исчерпал ресурсы для перехода.
  Теперь Ветров понял все.
  - Пожелайте нам удачи, - попросил он.
  - Свет всегда остается светом, он не оскверняется, когда падает на свалку. Свету все равно, что он освещает, но тем, кто смотрит, важно от чего он отражается.
  - Странно, но я сам об этом только что... - начал печатать Ветров, но экран погас, и через мгновение на нем появился текст программы Кравцова.
  - У нас осталось три часа, - сказал он, переключаясь на свою программу.
  - Ты веришь всему, что читал? - со скепсисом в голосе полюбопытствовал маньяк.
  - Такие, как они не лгут.
  - На чем основывается твоя уверенность? - спросил навигатор.
  - Я объясню, но сначала выберемся из ловушки! - В голосе Ветрова прозвучали металлические нотки. - Все по местам!
  - Вы с Ригелем прошлись на счет анабиоза... - начал Всеволод.
  - С анабиозом разберемся после перехода. Уходим! И... удачи нам всем!
  Вскоре корабль был готов к старту. И Ветров скупым движением активировал модуль для прыжка через "нуль". Вскоре появилось ощущение зависания...
  . . .
  
  - Я - портрет самого себя, - подал голос Быстров. - Мне кажется, что я в плоскости.
  - Кажется я живой! - Всеволод Игнатьев расслабился.
  - Я требую продолжения банкета! - изрек Валентин, игнорируя вопль Игнатьева.
  - Адаптация еще не завершена, а наш философ уже требует выпивки... - неторопливо оглаживая всклоченную бороду, пробасил командир экипажа.
  - Старцы бы меня поняли...
  - Это точно. Ты глянь на записи, что сделаны перед самым прыжком. Твои собутыльники уже подбирались к нам, требуя выпивки.
  На экране возникла картина, напоминающая погоню в вестерне.
  - Вооружены до зубов!
  - Значит, мы во время сделали ноги... - Кравцов с удовольствием потянулся.
  - Между прочим, я это предвидел. Хороший след мы оставили после себя в соседней Вселенной. Превратили ее аборигенов в поклонников Бахуса.
  - В алкашей, то есть. Филипп, ты обещал рассказать о механике, - напомнил Быстров.
  - Извольте...
  Он заговорил, а они, уставясь невидящим взглядом на враз сделавшимся цветным пол, слушали его. Ветров остановился, его друзья неуверенно, но с любопытством на него посмотрели. Долго смотрели...
  - Лихо! - Быстров решился, наконец, заговорить. - Но мы с ребятами тоже неплохо провели время. Ученая беседа, выпивка...
  - Как самочувствие?
  - Нормальное! - прозвучало нестройно.
  Ветров улыбнулся, закрыл ненадолго глаза. Человеческий организм привыкал к родной Вселенной с благодарностью. Филипп просканировал свое тело: полный порядок. Глянул на своих товарищей, чтобы проверить и их, но те уже крепко спали, живописно раскинувшись на полу рубки.
  Он перевел корабль в режим автоматического пилотирования, и растянулся рядом.
  Потом он услышал:
  - Филипп, ты спишь шестнадцать часов подряд!
  Глаза Марии смеялись.
  - Не может быть! Я будто закрыл глаза всего минуту назад. - Филипп с наслаждением потянулся, сел. - Слабый пол уже на ногах, а мужики сопят, как дети!
  - Будить?
  - Не надо, сами проснутся.
  Филипп нехотя встал на ноги, оглядел Марию придирчивым взглядом.
  - Молодчина! Впрочем, как и все остальные. Кто включил гравитацию?
  Мария пожала плечами.
  Ветров сел за компьютер и просмотрел последние данные.
  - Топлива почти не осталось... Гравитацию отключаю. Это - роскошь. Мария, пристегни мужиков к полу, чтобы этот балласт не уплыл в грузовой отсек.
  - Что теперь?
  - Садись со мной рядом... Ближе...
  - А теперь?
  Ветров вздохнул.
  - А теперь мы изучим материалы, которые передали нам наши друзья. А потом заляжем в анабиоз, и, наконец-то, выспимся... А ты что подумала?
  - А... ребенок?
  - Признаюсь, я забыл о нем.
  - Он должен сначала родиться, - заявила Мария.
  - Нам не дождаться его появления.
  У Марии выступили на глазах слезы. И мужчина растерялся.
  - У нас осталось мало энергии, - мягко сказал он. - А если мы будем в анабиозе, энергия корабля, будет тратиться в экономичном режиме, и наши шансы остаться в живых возрастут, ведь можно будет спать сколько угодно, вплоть до бесконечности. Брр... даже думать об этом не хочется, но другого выхода нет. Думаю, если твой организм переживет анабиоз, переживет и его.
  Филипп обнял жену. Мария как-то по-бабьи вздохнула, и растерянно поглядела на него снизу вверх.
  - Все будет хорошо. Не паникуй! Договорились?
  Мария чмокнула его в щеку.
  А он нежно погладил ее по руке.
  - В космосе сразу стало теплее. Правда?
  Мария потерлось мокрой щекой о его мягкую бороду.
  - ...что я собирался делать? А! ... Вот они. - Филипп разархивировал файлы. Информация, поступившая от Ригеля, заняла такой огромный объем памяти, что компьютер на команды стал реагировать неохотно, как бы с ленцой. - Поворачивайся старичок! Смотри Мария, они перевели на наш язык весь материал. А я то думал, что с переводом придется возиться мне!
  - Ты знаешь их язык?
  - Языка я не знаю. Но, глядя на строки, вижу мысли, которые в них содержатся. У них особый способ письма. И поэтому это возможно.
  - Видишь мысли... - Маша недоверчиво посмотрела на мужа.
  - Понимаю, - поправился Филипп.
  - Понимаешь... - повторила за ним Мария. - Не буду об этом думать, все равно не понять. Признаюсь, мне гораздо интереснее узнать, как выглядят наши друзья - покровители. Отчего-то я думаю, что Ригель похож на тебя.
  - Может и так. А может, они похожи на тех причудливых созданий, в которых мы превратились на свалке после прыжка.
  Филипп задумался, а как он выглядел, когда заявился в апартаменты Шруса? А что если и в нем было много от червя? Мысль его позабавила, и он пожалел, что у учителя не нашлось зеркала.
  Филипп оставил материалы по анабиозу, и изменения природных систем планет в целях их подгонки к специфике чужих организмов. Остальную информацию он сархивировал.
  - Можешь начинать, - повернулся он к доктору.
  Ветров с сомнением поглядел на Игнатьева. Перевел взгляд на Марию, и коротко бросил:
  - Буди!
  Биолог долго сидел, тупо уставясь в пол сонными глазами. Он пошевелился. Ремни, которыми он был пристегнут, натянулись, и врезались в кожу. Он понял, в чем дело, и заворчал, что скряга - командир, пока они спали, опять отключил божественную гравитацию. Обернувшись на спящих, он гнусаво произнес:
  - До чего сладко спят! Будить жалко.
  - Пусть спят! - Филипп даже не оглянулся. - Кому-то из нас троих придется стать твоим подопытным кроликом.
  - А почему кому-то из вас троих? - поинтересовался Всеволод. - Настоящий ученый должен проверять свои открытия только на самом себе.
  - Это не открытие.
  - Но способ еще не проверен на человеческом организме!
  - Вот и будешь ставить опыты, а мы поучаствуем в них в качестве дарового сырьевого материала, и заметь, совершенно бесплатно.
  - Ты всегда оставляешь для себя самую волнующую роль! - вяло возразил Игнатьев.
  - Пользуюсь преимуществом своего положения, - парировал Ветров. - Приступай. - Филипп кивнул в сторону Юлии. - Бери пример.
  Юлия была поглощена чтением. Оценив по достоинству ее усердие, Игнатьев отточенным движением запрыгнул в свое кресло.
  Вскоре вся команда зачитывалась ригелевскими строками. В командирской рубке было тихо. Игнатьев оторвался от своего экрана, и ехидно заметил:
  - Не выйдет, Ветров! Тебе не удастся взять на себя безответственную роль кролика!
  - Нам нужен опытный физик, - согласился Быстров. - Ветров, ты опытный физик?
  - Совсем распоясались! - Ветров откинулся на спинку кресла. - Завтра начнем готовить первую капсулу для пробы. Когда закончим ее, опробуем на биологе, он так на этом настаивал, что я не могу ему отказать.
  - Согласен, - вяло ответил Игнатьев.
  - Если эксперимент окажется удачным, то есть, биолог выживет, тогда сделаем еще пять капсул уже для уважаемой публики, и, положившись на судьбу и на нашего пьянчугу - навигатора, начнем увлекательный дрейф в безбрежном пространстве космоса! - Продекламировал Ветров с пафосом.
  - Бесконечно романтическое путешествие! - пропел Валентин.
  - А если биолог станет невинной жертвой эксперимента опытного физика, - не унимался Ветров, - то есть прекратит свое существование его бренная оболочка, тогда следующим на очереди будет Кравцов, а навигатора я оставлю на закуску, раз он у нас самый необходимый придаток к кораблю.
  Игнатьев с Кравцовым пробурчали что-то нечленораздельное. Быстров хохотнул, и занялся своим делом. Навигатор Валентин Быстров изучал расположение звезд в окружающем пространстве. Он должен был рассчитать траекторию наиболее оптимального движения корабля во время предстоящего дрейфа. Хотя бы на первую тысячу лет. Вероятность точного вычисления на более длительный срок, была настолько ничтожно мала, что навигатор волновался, осознавая со всей пронзительностью, свойственной эмоциональной натуре музыканта, какую ответственность он несет за жизнь товарищей, полагающихся на его интуицию. Возможно, им предстоял бесконечный дрейф в бесконечном пространстве космоса. Но они надеялись на счастливый случай... Лишь бы их корабль не упал на звезду.
  
  Опыты заняли неделю. Информация, которую передал землянам Ригель, оказалась достаточно простой, чтобы люди без особого труда изготовили шесть индивидуальных капсул, а вместе с ними и аппаратуру, поддерживающую процессы жизнедеятельности тела в состоянии анабиоза.
  
  Они продолжили свое космическое путешествие, погрузившись в сон.
  До Земли было бесконечно далеко...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Мир тесен.
  
  
  
  Филипп падал в бездну. Черную, жуткую. Холод сковывал его тело. Он ощущал себя рыбой, пойманной на крючок, которую с крючком и заморозили. Он падал и тянул за собой снасть.
  Человек попытался открыть веки, но они не подчинились ему. С большим трудом он заставил себя пошевелить пальцами ног, и был поражен, когда услышал, что они скрипят, словно были мачтой старого корабля. Недолго он развлекал себя тем, что прислушивался к скрипу собственных связок. Вскоре это наскучило, и он снова занялся своим лицом. Глаза открылись. И он осмотрелся. Вокруг него была все та же чернота. Она смутила его. Собравшись с духом, он устроил себе осмотр. Как стекло! Упадет - вдребезги... Он не знал, что вокруг него, и есть ли опасность упасть. Но одно было очевидно: он лежал, вытянувшись в струнку, а телу было очень зябко.
  Вспыхнул свет, он пребольно резанул по его глазам. И Филипп увидел себя лежащим в тесной капсуле с затейливой трубкой во рту, изготовленной из странного бестемпературного материала. Он испугался, осознав, что не дышит.
  - Я в раю? - Ему стало смешно. - А кто я такой, чтобы там очутиться? Да и рай-то хорош!
  Послышалось шипение. Его легкие наполнись кислородом. Филипп, поддавшись электрическому импульсу, принужден был сделать глубокий вдох. И опьянел. Потом отрезвел и вспомнил, почему он лежит в тесном холодном ящике.
  - Я очнулся от анабиозного сна! Живу пока... славно...
  Компьютер включил гравитацию. И человеку стало легче. Восстанавливать функции тела под ее воздействием, безусловно проще. Капсула раскрылась. Ветров хотел сесть. Но тело подчинилось не сразу, и ему пришлось изрядно повозиться. Когда он утвердился в сидячем положении, и вынул изо рта уже ненужную ему трубку, он заметил, что остальные капсулы пока закрыты. Все правильно, компьютер должен был разбудить первым его, он сам вводил эту команду. Филиппу вспомнилось все. И как они в буквальном смысле слове свалились на свалку. И как, вырвавшись из космической ловушки, экипаж вместе с кораблем оказался в плену пространства, ибо космический корабль, добросовестно сработанный на Земле в двадцать первом веке, остался почти без топлива. Они воспользовались единственным шансом на спасение, согласились на долгое скитание в пространстве безбрежного космоса спящими в анабиозе. Пока не встретится подходящая планета. Их скитания могли затянуться до бесконечности. Шанс на встречу с планетой земного типа был ничтожен. На встречу с братьями по разуму надежд было еще меньше. И кто знает, какой оказалась бы встреча!
  Филипп вгляделся в дисплей, вмонтированный в противоположную стену медотсека. Прочитал застывшую на нем информацию, обрадовался. Кажется, повезло: бортовой компьютер уже исследовал силу гравитации и состав атмосферы планеты, к которой приближался корабль. Атмосфера и гравитация оказались вполне пригодными для человека. В следующей стадии исследований требовалось участие экипажа. Поэтому компьютер и будил их. Предстояло изучить состав органики, если она обнаружится, а она должна была быть на планете, судя по предварительным данным.
  Филипп неторопливо встал на ноги, и закачался. От слабости. Ленивым движением растер горло кулаком и виски. Он оглянулся на капсулу, хранившую его жизнь, пока он еще не знал сколько, и поблагодарил ее. В этот момент его экипаж пришел в движение. И чувство одиночество в душе Филиппа начал таять. Он сделал несколько шагов для пробы, потом, шатаясь, поковылял к жене. Ее глаза были уже открытыми, но взгляд еще плохо сфокусирован.
  - Как ты? - спросил Филипп.
  - Кружится голова, - отвечала Маша.
  - Скоро пройдет.
  - А ты как чувствуешь себя? - Он ее опять удивил: Филипп был на ногах, и выглядел вполне бодрым, тогда, как она была сама не своя.
  - Сейчас уже хорошо. А вот поначалу... Я был в совершенном замешательстве, потому что осознал себя раньше, чем компьютер подал команду к пробуждению. Я даже думал, что пребываю в загробном мире, - Филипп улыбнулся.
  Мария подумала, что он пытается ободрить ее. И тоже улыбнулась. Улыбка у женщины получилась некрасивой, ее губы были еще онемевшими. И мужчина деликатно отвернулся, давая ей время согреться. Он нерешительно потоптался на месте, сказал:
  - Давай помогу тебе.
  Мария с его помощью села. Отдышалась.
  - Думаю, у нас хорошие новости, - сказал он.
  - Мы вернулись домой? - голос Маши звучал увереннее.
  - Нет, к сожалению.
  - Значит, встретилась подходящая планета...
  - Похоже. Пока по предварительным данным, правда, но будем надеяться, что оно так и есть. Не хотелось бы, чтобы преобразование природы затянулось надолго. У нас мало ресурсов, да и нас мало.
  - А мне бы не хотелось еще раз лечь в анабиоз. - Мария поморщилась. - Ты правду сказал, я, будто, вернулась с того света.
  Филипп подошел к спецшкафчику. Достал себе тюбик с витаминным коктейлем, открыл его, и с жадностью приник к узкому отверстию. С каждым глотком он чувствовал все большее удовольствие оттого, что жив, и не потерял аппетита. В теле нарастала бодрость. Физик блаженствовал. И сам не знал отчего.
  - Приводите себя в порядок и живо в командный отсек! - скомандовал он экипажу.
  Командный отсек выглядел так, как будто они покинули его несколько часов назад. Все исправно функционировало. Филипп уселся в командирское кресло, и сделал запрос о планете. Просмотрев данные, вздохнул с облегчением, и впрямь повезло. Запросил информацию о траектории и продолжительности дрейфа.
  Он присвистнул от удивления:
  - Триста двадцать пять лет!
  Косматая голова появилась в проеме входного люка.
  - Сколько? - голос навигатора был хрипл.
  Он остановился за спиной Филиппа, и грузно оперся руками о спинку командирского кресла. Кресло жалобно заскрипело под его тяжестью.
  - Триста двадцать пять. - Повторил Филипп, опасаясь за свое кресло. - Видно, компьютер выдавал тебе особое питание. Ты стал толще и неповоротливее, чем был.
  - Я предложил ему взятку, сказал, что буду играть с ним в Го. - Вяло отшутился Быстров. - Триста двадцать пять! То-то, чувствую, выспался.
  Филипп вдруг закашлялся.
  Валентин зачем-то хлопнул его по спине, глотнул сухим горлом, и пожаловался:
  - Вот и у меня дерет!
  Потом он плюхнулся в свое кресло, и начал просматривать информацию.
  - Думаю, что нам удастся ее колонизировать, - сказал Филипп, перестав, наконец, кашлять.
  - Атмосфера и гравитация планеты весьма подходящие, - кивнул его друг.
  - Ну и где мы? Командир, что новенького? Как дела? - послышались охрипшие голоса. В командную рубку входили один за другим остальные члены экипажа.
  - Надеюсь, отлично... - Ветров обернулся, поискал глазами биолога. - Приступай. Надо проверить планету на наличие органической жизни.
  - Боитесь, что мы не переварим ее? - кашляя, промямлил Сева. Выглядел он неважно, но старался бодрить-ся.
  - Боюсь, что подхватим свинку... - парировал Филипп.
  Игнатьев молча уселся в кресло, потянулся к клавиатуре. Остальные последовали примеру биолога.
  - Первыми на планету высадимся: мы с биологом, - пробубнил Филипп басом.
  Игнатьев оглянулся, победоносно посмотрел на Быстрова.
  Валентин, сделал вид, что обиделся.
  - Я надеялся организовать футбольный матч с гостеприимными аборигенами. У меня есть опыт в налаживании межпланетных отношений...
  - Дисциплину еще никто не отменял! - отрезал Ветров. - Останешься за командира. Будет, что не так, шкуру спущу!
  Ветрову стало смешно над собой, с чего он вдруг так распетушился? Но Быстров, как ни странно смолчал. Видимо помнил, каким Филипп был на свалке. Филипп посмотрел на Марию:
  - Как ты?
  - Хорошо.
  - А... - он не знал, как спросить.
  - Он шевелится, как и мы.
  Ветров улыбнулся, и посмотрел на врача.
  - Все в порядке с твоим будущим сыном командир, - серьезно сказала Юлия.
  - Было бы лучше, чтобы это была девочка... - заметил Валя.
  - Не торопи события, - вставил биолог, - и девочки будут.
  - Оставшееся топливо будем использовать на максимум экономно. После того, как корабль будет выведен на околопланетную орбиту, мы с Всеволодом сядем в маленькую шлюпку. В ту, что рассчитана на одного пилота. - Быстров хихикнул. Его не поддержали. - Биолог проведет на поверхности все необходимые исследования, а я ему помогу в этом. А вы пока поболтаетесь на орбите без гравитации. Если нам понравится ее природные условия, мы с Всеволодом будем ждать вас внизу. И вы посадите корабль где-нибудь неподалеку от нас. Мы приступим к колонизации планеты, используя корабль, как базу. Если же жизнь на планете окажется слишком агрессивной по отношению к своим гостям, то есть чтобы преобразовать ее природу до удобной для нас фазы, понадобится слишком много времени, и на жизнеобеспечение корабельных ресурсов не хватит, мы с Севой возвращаемся, и экипаж отправляется на поиски дальше.
  - Ох! - вырвалось у Марии.
  - Увы... Всем ясно?
  - Экономим по максимуму! - отвечал навигатор.
  - Надеюсь, все обойдется, - вдруг просиял биолог. - Первые данные о планете замечательные. На материке есть места, покрытые густыми лесами, есть и пустыни. Где-нибудь да отсидимся!
  - Это уж как повезет! - охладил его пыл Ветров. - Шансов встретить планету, органика которой была бы, сходной по составу с земной, ничтожно мало! А на адаптацию ее к специфике человеческого организма может понадобиться слишком много времени.
  И в этот момент ему вспомнилось обещание Ригеля. А что если он не просто сказал тогда ему - "да встретите"... "да будет..." Уж очень все это выглядело по библейски ...
  - А как на счет братьев по разуму? Как думаете, они на планете есть? - голос Кравцова срывался не только оттого, что его горло, впрочем, как у всех, было оцарапано трубкой. Очевидно, что встречи с инопланетянами он не желал.
  - Признаков развитой Цивилизации на планете нет, - успокоил его Всеволод. Он помолчал, обдумывая что-то, потом добавил: - Трудно сказать, что хорошо для нас, а что плохо. Если на ней есть разумные... мы не вправе преобразовывать природу планеты... значит, нам и не жить на ней! Возможно, однако, они захотят помочь нам ресурсами... если уже способны на это... и если не примут нас за врагов.
  
  Ветров не слушал биолога. Он ощущал нечто такое, что было отличным от всего, к чему он привык с детства. Он уже не замечал, что происходит вокруг него, и в странном оцепенении смотрел на свою руку. Ощущение было нелепым, рука стала чужой ему, и он знал, что это ему не мерещится. И в этот самый момент перед его сознанием выстроилась бесконечная череда мгновений, которые он пережил за время анабиозного сна.
  "Вот это да! - поразился он. - Оказывается, я не спал".
  Одиночество, которое он пережил за эти триста двадцать пять лет, было пронзительным. Всеми силами души он стремился к наставнику, но не мог позволить себе вернуться на свалку, ибо спящие товарищи все время напоминали ему о долге. Ветров знал, у него и сейчас есть возможность переместиться к Шрусу, или Ригелю... Зря он вспомнил о Ригеле, теперь ему будет одиноко среди своих. Что заставило его позабыть обо всех этих пережитых им мгновениях бесконечного, как сама Вселенная, одиночества? Ветров не знал ответа, но мог сказать, когда забыл. Он забыл, все, что пережил, во время долгого изнурительного дрейфа в тот самый момент, когда его тело было разбужено компьютером. Жил ли он в те бесконечные мгновения, пока корабль дрейфовал в космосе? Определенно, да! Ветрову стало немного легче, и он почувствовал, как к нему возвращается ясность ума. Так кто же я на самом деле? Ответ сразу возник в нем сам по себе, и он увидел то, что наблюдал до пробуждения. Во время дрейфа в пространстве бесконечного космоса он не был в привычной Вселенной. Он не был этим телом, однако был прикреплен к нему. Это было загадкой, как можно было соединить не соединяемое? У кого есть эта возможность? Ответ был слишком очевиден. Он с интересом снова разглядывал свою настоящую форму. Лоскуток света, и исходящий из него светящийся чувствительный ко всему луч - вот как он выглядел. Вокруг него тускло светилось тело. Оно было неживым, но с потенциалом жизни, оно могло существовать само по себе, но было очень послушно ему, и даже благодарно послушно. Из его собственной Вселенной тело тускло светилось красным. Как просто прятаться за ним и делать вид, что не знаешь, кто ты на самом деле! Так вот оказывается, чем я занимаюсь с рождения! Прячусь от самого себя ... в теле. Чувства Филиппа стали иными, одиночество отпустило его, и, наконец, он смог ощутить приятную безмятежность. Как это было обыкновенно, и как удивительно прекрасно, возвышенно! В этот момент Шрус напомнил ему о себе, и в ответ Ветров радостно приветствовал его из своего бытия...
  Тело Филиппа трясло. Это вернуло его в реальность. И первое, что он увидел: Валентин, с тревогой вглядываясь в его глаза, тряс его за плечи с таким усердием, как будто он положил себе вытрясти из физика всю его душу. Ветров отстранился.
  - Сначала ты вообще ни на что не реагировал. И... ты выглядел настолько чужим, что я испугался.
  - Я задумался.
  - Ты был странный, как будто в твоих глазах, в каждом... было... - он помолчал, - по мнимой единице.
  Удивленный Филипп воззрился на навигатора, тот попал в самое яблочко.
  - Почему ты заговорил о мнимой единице?
  - Не знаю. Сравнение показалось подходящим, вот и сказал. - Слегка пожимая плечами, Быстров еще раз внимательно вгляделся в Филиппа Ветрова. Не обнаружив в нем ничего особенного, расслабился, проворчал: - Осваивать планету будем, нет?
  . . .
  
  - Осталось уже недолго, - сказал Бил Кацнальсон.
  - Меня утомило это путешествие, - признался его спутник, космический бродяга Фили Монен. - Три месяца безделья!
  - Прибери в своей каюте.
  Монен презрительно фыркнул. Кацнальсон нахмурил брови, но промолчал.
  - Сообщу Джеку Краткому, что мы уже близко, - немного погодя сказал Бил.
  Маститый ученый Джек Краткий, отправился в путешествие с Кацнальсоном, чтобы увидеть другие миры. Во время своих последних опытов на Земле, он слишком увлекся, не обеспечил в своей каморке необходимого уровня безопасности, и тяжело заболел. В его теле возникла мутация, которую он, естественно, заметил не сразу. Джек и не думал волноваться по поводу своего здоровья, пока с достаточной регулярностью не начал отключаться. Сначала он списывал это на счет своего почтенного возраста. Но когда за бессознательностью последовали галлюцинации, он испугался. Он обследовался, и ему не понравились те отклонения, что он обнаружил в своей нервной системе. Со временем галлюцинации участились, и он потерял уверенность в своей полноценности. Джек скрывал, что его посещают видения, он не посмел в этом признаться даже своему другу Билу Кацнальсону. Он напросился к нему в экипаж. И ничего не подозревающая комиссия включила Краткого в группу исследователей, что должна была отправиться в экспедицию на планету земного типа. Ее после непрерывного сорокалетнего поиска обнаружил космический робот-разведчик. Новая планета обещала другую жизнь... Человечество остро нуждалось в колонизации других миров. Численность населения Земли за последние полстолетия выросла катастрофически, благодаря значительному увеличению продолжительности жизни, которую подарило людям открытие Джека Краткого. Он и теперь был в зените славы, но неожиданно ним случилось несчастье. Вскоре их корабль стартовал. Почти неделю Джеку удавалось скрывать свое состояние, потом, почувствовав, что ему стало хуже, (он с трудом удерживал себя от приступов ярости), признался другу, что у него проблемы, и устроил себе карантин. Когда корабль вынырнул из нульпространства, Краткий заметил, что его состояние стало стабильней. Он связался с командиром корабля. И тот заверил его, что все отлично, планета уже близко, и беспокоиться не о чем.
  - Бил, - произнес Джек, внимательно вглядываясь в изображение на экране, - думаю, я неправильно оценивал свое состояние. Это не галлюцинации. Я предвижу.
  Он увидел разочарованное выражение на лице друга, и снова почувствовал раздражение. Это его напугало, и он решил не прерывать своего карантина.
  - Хорошо выглядишь, - подбодрил его Кацнальсон.
  Голос Била был мягким от природы, однако по характеру он был человеком жестким. Можно было буквально пораниться о его душевный металл.
  - Я предчувствую, что будет совершена кража, - продолжал Джек, демонстрируя, насколько серьезно, он относится к тому, о чем говорит.
  - Исключено, - возразил Кацнальсон, - однако нас всего двадцать человек, если что разберемся.
  - С командой все в порядке, здесь что-то другое.
  - Планета необитаема.
  - Может какое-то животное?
  - Выражайся яснее.
  Джек замолчал. Снимков планеты не было, и съемки тоже. И до сих пор было неизвестно, почему. Планета была необитаемой, значит, съемку блокировать никто не мог. И никакого излучения, которое могло повлиять на пишущие устройство. Оставалось одно: обыкновенный сбой в аппаратуре разведчика. И так, ни фотографий, ни фильма не было, а он был уверен, что видел ландшафт планеты, к которой приближался корабль. Растительность на планете была пышной, а животных мало. И следов цивилизации нет, как и сообщил корабль-разведчик по гиперрадиосвязи. Разведчик полетел дальше, продолжая свои поиски. Но его краткому рассказу, переданному скрипучим металлическим голосом, характерного кораблям его уровня, можно было доверять.
  - Ты мне не веришь, а я действительно предвижу. - В голосе Краткого послышались капризные нотки. - Я знаю, когда упадет книга, или сдвинется контейнер с едой. Я сначала вижу это, а потом в реальности происходит то же.
  Джек с надеждой взглянул на Била.
  - Мы с тобой ученые Джек. Что об этом тебе говорит твоя логика? - глаза Била смотрели жестко, они почти не мигали.
  Бил Кацнальсон не одобрял поступок друга, хотя чисто по-человечески и понимал его, а теперь еще эта бредовая идея на счет предвидения... Он отвечал за успех экспедиции, и за каждого члена своей команды, в отдельности. И состояние Джека только добавило проблем.
  - Ты не можешь простить, что я устроил тебе головную боль? - проницательно спросил Джек, его глаза были виноватыми. - Я чувствую Бил, со мной на новой планете все будет в порядке, я обещаю тебе.
  - А аргумент твоего заявления - предвидение? Значит, все это сразу можно считать фактом?
  - Перестань на меня давить! Я и сам не верю собственным чувствам, когда хочу объяснить логически свое состояние, - начал оправдываться Джек.
  - Видеть пережитое... В этом ничего странного нет, но то, чего еще не было! - попытался вразумить своего друга командир корабля.
  - Знаю, не объясняй, - нехотя сдался Краткий. - Так мы уже близко к цели?
  - Близко. Я собирался связаться с тобой, чтобы сообщить эту новость, но ты опередил меня. - Бил улыбнул-ся. - Среди экипажа царит оживление. Делят планету на королевства. А Монен грозится устроить рыцарский турнир.
  - С кем он собирается сражаться? - Джек вскинул брови. - Времени на развлечения у нас не будет.
  - Я решил, - доверительно произнес Кацнальсон, - предоставлять регулярный отдых всему экипажу. Даже поварам. Нас мало, и я не хочу, чтобы в группе возникло напряжение от усталости.
  - Это из-за меня? - спросил Джек.
  - Отчасти.
  Экран погас. Краткий остался не доволен разговором с начальством, но перспектива иметь время для отдыха ему нравилась. И он размечтался, как будет сидеть с удочкой на берегу какой-нибудь тихой речки.
  - Как он? - спросил Монен.
  - Думаю, проблем с ним не будет. Выглядит он обычно, как и мы с тобой.
  - Не согласен, я - красивее!
  Кацнальсон улыбнулся, этот эксцентричный человек вошел в состав экспедиции по чьей-то протекции, и сначала раздражал его, но теперь он был рад тому, что Монен все время сидит рядом.
  
  Они уже сутки находились на околопланетной орбите. Планета их ошеломила, она подходила идеально. Ее единственный материк был огромен. А омывавший его мировой океан весело переливался зеленоватыми оттенками в ярких лучах солнца. В случае экстренной ситуации ее можно было использовать даже для питья, минерализация воды в океане не превышала пяти миллиграмм на литр. Почти на всей планете климат соответствовал земным тропикам. На одной из объемных записей мелькнуло высокое дерево в форме конуса, оно было выше всех остальных деревьев, с листьями, напоминающими земной плющ. Оно росло в красивейшем месте.
  - Пирамидальное дерево. И пока единственное, это интересно... А как мы назовем материк? - спросил Фили Монен. - Может в старых традициях?
  - То есть? - поинтересовалась Дженни, биолог.
  - Самый первый материк на Земле был назван Пангеей. В ранней истории Земли он тоже был единственным материком, и, по всей видимости, и климат на нем был тот же, - ответил Монен.
  - Мне нравится, - одобрил Бил Кацнальсон.
  - Что ж, принято. Это - Пангея, - сказала Дженни. - Можно и планету также назвать.
  - Предлагаю высадиться на Пангее неподалеку от пирамидального дерева, - сказал Монен. - Великолепное по красоте место!
  - Хорошая мысль, но лучше ближе к устью большой реки, - возразил Бил.
  - Да босс, вы как всегда правы, - склонил голову Фили.
  
  По форме их корабль напоминал детский волчок. Он бесшумно упал вниз, завис над самой поверхностью, и затем мягко на нее опустился. Отделившиеся от корпуса опоры жестко уперлись в грунт. Дело оставалось за тем, чтобы открыть люк. Они знали, что можно обойтись без скафандров, однако побаивались, все-таки не Земля...
  - Может, надеть маски? - спросила Дженни.
  - Зачем? - возразил Кацнальсон.
  - Для уверенности.
  - Правильно, - поддержал Монен девушку. - Может здесь дурно пахнет!
  Раздались нервные смешки. Джек стоял вместе со всеми. От нетерпения он шумно дышал, а его губы растягивала широчайшая улыбка.
  - Джека должен идти первым, - изрек Монен.
  - Почему Джека? - ревниво спросила Дейдра, хоть она и трусила, однако мечтала, что первый шаг сделает раньше других.
  - А вдруг нас встречают аборигены? А у Джека - самый приветливый вид. Поэтому лучше поместить его в авангарде.
  - Отцепись! Важный исторический момент: первопроходцы высаживаются на первую планету земного типа! - продекламировал Джек.
  - Красиво излагаешь! - Монен покрутил головой. - Почему не ведется съемка?!
  - Дожидались твоей команды! Давно идет запись, - огрызнулась самая юная участница экспедиции лингвистка Лиен.
  - Хорош будет репортаж, память аппаратуры давно иссякла, а космонавты все еще топчутся перед входным люком.
  Они сгрудились около люка тесной толпой, он открылся, и они, давя друг друга, и безудержно хохоча, упали в сочную высокую траву, которая нисколько не пострадала от мягкой посадки их звездолета.
  - Кадры получились, что надо! - смеясь, прокомментировал Монен.
  - Не могу надышаться, - сказала Лиен, она с удовольствием разминала свои стройные ноги.
  - Какой густой и терпкий запах, - заметила Дейдра.
  - Девочки, далеко не уходите, - крикнул им вдогонку Монен. И они весело помахали в ответ рукой.
  Джек почувствовал, что из всех эмоций в нем осталась одна радость. Он воспрял духом. Улыбка все еще играла на его морщинистом лице.
  - Надеешься встретить Пятницу? - поинтересовался Монен.
  Он отошел от корабля подальше, и поднес бинокль к глазам. Пирамидальное дерево было далеко, километрах в тридцати-сорока. И никакого движения.
  - Как-нибудь сделаем экскурсию к этому дереву, что-то в нем меня привлекает.
  - Позже, - Бил Кацнальсон остановился рядом с Моненом, - нас мало, а материк огромен, он больше, чем вся суша Земли, вместе взятая. - Он помолчал. - Сначала мы исследуем реку. Будем двигаться вниз по течению до самого устья, а это в противоположную сторону.
  Монен вслушался в свои наушники.
  - Биологи уже просканировали реку, говорят, что в воде полно живности.
  - Чего не скажешь о суше, - заметил Бил.
  
  По просьбе биологов космонавты разошлись по своим каютам.
  - У нас может быть реакция на местную органику. На всякий случай устроим небольшой карантин, - объяснил старший биолог.
  Но, поколдовав над анализами крови, специалисты с удивлением констатировали совершенное сходство местной и земной органической жизнью.
  - Как будто планета подготовлена специально для человечества, - несколько обескураженные доложили они командиру, когда цикл исследований был завершен.
  - Будем считать это подарком Вселенной.
  Бил Кацнальсон приглашая экипаж в командный отсек, широко улыбался.
  . . .
  
   Им принадлежал огромный, уютный и прекрасный мир. Вблизи от места посадки они разбили комфортабельный лагерь. У каждого поселенца был отдельный домик. А общая кухня была вынесена за пределы лагеря, и сооружена у реки. К всеобщему удовольствию с тюбиками и коктейлями, наконец, было покончено. И речная фауна, со всей скрупулезностью, начала изучаться не только в лабораторных пробирках, но и, в гастрономическом смысле, с помощью желудков членов экспедиции, из которых, никто отсутствием аппетита не страдал. С едой, поначалу не все было гладко. Но не из-за несовершенства местной пищи, а оттого что на кухне трудились врач и лингвист. Бил Кацнальсон никогда не брал в экспедицию повара, поэтому, как только они высадились на планету, двоих из экспедиции он обрек на поварской колпак. Торжественно сунув в неумелые руки книгу с рецептами, и выгрузив кухонную утварь, начальство оставило двух особ женского пола один на один со сжатыми замороженными продуктами. Проштудировав первый попавшийся рецепт, врач и лингвист попробовали применить новообретенные знания. Результат их усилий был плачевен. Ради безопасности членам экипажа пришлось вернуться к порционным тюбикам, что использовались в космосе. Еда была в них, хоть и пресная, но съедобная. Получив выговор за слишком "изысканный" вкус стряпни, новоиспеченные поварихи попросили у начальства два дня на кулинарную подготовку. Кацнальсон подумал, взглянул на тарелку с ухой, и дал им четыре.
  
  Однажды, когда, казалось, вся природа изливала на мир покой и благоденствие, в маленькой колонии раздался истошный крик. Кричала Лиен. Через мгновение она уже улепетывала в обе лопатки от мохнатой штуки. Которая, как ей показалась, намеревалась отхватить изрядный кусок от ее драгоценной плоти. Но погоня была лишь в ее воображении. Прикрыв от наслаждения глазки, и мирно урча, в столовой пировало существо, напоминающее земного медведя. Продукты, которые, к его удовольствию не бегали и не кричали, удержали его в столовой. Инопланетному мишке еда понравилась. И он превратился в ночного завсегдатая местной "забегаловки". Он нагуливал свой жирок, нанося непоправимый ущерб экспедиционным запасам сладкого. Теперь он забрел в столовую днем. И Монен выразил опасение, что если не принять срочных мер, экспедиция может остаться еще и без горячего. Так как обеих поварих, не разобравшись, прожорливая зверюга тоже могут скушать.
  И колонизаторы задумали устроить засаду. Ближе к ночи они подогнали к столовой вездеходы и разверну-ли их кузовами в ее направлении. Из-под тентов выразительно торчали черные дула излучателей, которые были заряжены пулями со снотворным. От парализующего потока решено было отказаться, так как психика животного после его воздействия могла пострадать. Зверь показался людям на редкость симпатичным парнем, и они подумывали воспитать из него домашнее животное. Идею подкинул Монен, авторитетно заявляя, что зверя приручить легко, даже проще, чем женщин.
  Одну машину они развернули к столовой кабиной, намереваясь ослепить наглеца, лишь только послышится его возня. В кабине расположился Бил Кацнальсон с двумя поварихами. Аппетит у Била был отличным не только в отношении пищи.
  Стемнело. Все замерли на своих местах. Лишь тихие ночные шорохи нарушали звенящую тишину леса.
  Ждать пришлось недолго. Послышался звук, похожий на звон посуды.
  - Попался зверюга! - Бил, выждав немного, включил фары.
  Охотники вскинули ружья-излучатели. И оцепенели.
  На ярко освещенной площадке был не один вор, а два. Они уже открыли бак машины, что стояла ближе других к столовой, и приготовили насос с освинцованным контейнером, как вдруг, застигнутые врасплох, оказались на освещенной арене, как гладиаторы. Их было двое, и внешне, они имели удивительное сходство с землянами. Ослепленные светом, они судорожно сжимали в руках насос, и невидящими глазами озирались по сторонам. Казалось, прошла целая вечность, пока их глаза привыкли к свету, и они увидели, как сталь направленного на них оружия, угрожающе поблескивает на границе светового круга. Это придало им бодрости, и они начали делать на месте некое подобие подскоков. Скоро их скачки стали выше, и, наконец, они взяли с места. Их забыли остановить. Те, что сидели в засаде, были потрясены не меньше. Под прицелом оказались ребята, как две капли воды, похожие на людей, и с явными признаками интеллекта. Они воровали. Но за их нравственность волноваться не стоило. Аборигенам наверняка отбили охоту к ночным воровским вылазкам. Справившись с оцепенением, они все заговорили разом. Потом также разом замолчали. И Кацнальсон вспомнил, что хищник бродит где-то рядом, и опасен по-прежнему. Он предложил планов не менять, выключил фары. И лагерь снова погрузился в тишину.
  
  Джек Краткий проснулся рано. Потянувшись, он с наслаждением похрустел своими суставами, и скинул с себя одеяло. Настроение у него было прекрасно. Он отправился в ванную, чтобы освежиться перед завтраком. Но, вытирая лицо полотенцем, он нечаянно ткнул себя в глаз. Джек разозлился. Но тут он вспомнил, что был единственным человеком, который отказался от участия в ночной засаде. "Значит, кроме меня сегодня никто не выспится!" Это ему показалось забавным, и он начал весело насвистывать любимую мелодию. Джек почувствовал жажду. И вспомнил, что собирался выпить чашечку кофе. Надев на голову шляпу, он вышел из дома. Но дорога в столовую оказалась заставленной вездеходами, как и накануне вечером. Из них все еще торчали черные дыры стволов излучателей, и серый утренний туман превращал сие видение в нечто зловещее. Сцена была озвучена дружным храпом.
  И Джек решил подождать с завтраком.
  
  На корабле собирались красивые безделицы, которые могли бы понравиться местным ребятам, совершенно очевидно предпочитающим жить "на халяву".
  - Как этот мир несовершенен... - с деланно кислой миной сокрушался Монен.
  Ближе к полудню, в самый разгар суматохи, они заметили, что объектом наблюдения являются они сами. К лагерю приближался небольшой отряд, в авангарде которого шествовало двое мужчин. Самый высокий из них, как две капли воды, был похож на одного из вчерашних гостей. Он был обладателем косматой шевелюры, не знающей расчески года два. Рядом с ним твердой уверенной походкой шел среднего роста складно сложенный незнакомец, его лицо утопало в густой бороде. В шагах трехстах от корабля, они по знаку бородача остановились, и поднесли к глазам странного вида окуляры.
  Поглядев на прибывшую делегацию, Бил произнес:
  - Можете выбросить свои безделушки, этим... они не понадобятся.
  - Не понадобятся. И мне кажется, что больше всего они заинтересованы в нашем корабле, - заметил Монен проницательно. - Уверен, они прикидывают сейчас в уме, что он подойдет им.
  - Может вооружиться? - спросил Краткий. - На всякий случай ...
  - Отставить, вооружиться! - оборвал его Кацнальсон, обнаружив, с точки зрения Джека, вселенскую неопытность в контактах с инопланетянами. - Мы и так вчера перестарались. Перепугали их насмерть. Меня даже удивляет, что после всего этого они решились к нам заявиться.
  - А меня и настораживает! - заметил Джек.
  - Мы встретили расу, совершенно идентичную нашей! - сказала с восхищением Нора.
  Монен покрутил головой:
  - Кто-нибудь догадался начать съемку?
  - Что же это я! - вскричала Лиен и, всплеснув руками, побежала за аппаратурой.
  - Джек, включай свою знаменитую улыбку.
  - Монен прав! - спохватился Бил.
  - А то!
  - Все изобразили на лицах дружелюбие!
  Аппаратура была принесена, и Бил Кацнальсон направился к стоящим неподалеку аборигенам в сопровождении запыхавшейся лингвистки. Бил вышагивал первым, за ним следовала Лиен. Совершенно изумленная, она услышала слова, произнесенные на чистейшем русском:
  - Я же говорил тебе: будут и девочки!
  - Потише. Еще не хватало, чтобы нас заподозрили в сексуальном домогательстве.
  От неожиданности Лиен вскрикнула. Бил метнулся к ней, и прикрыл своим телом. Он успел уловить краем глаза, что Джек Краткий упал в траву.
  - Что с тобой? Что они тебе сделали? - тревожно спрашивал, лежа на лингвистке, Бил Кацнальсон.
  
  - Нервные ребята, - заметил Быстров.
  - Суетливые ... - поддакнул Всеволод. - А тот в траве - молодец, проворный.
  - В "чайхану" их, чтоб пообтесались, - добавил Сергей.
  - А неплохое ругательство - "в чайхану их"! - изрек Быстров, подняв многозначительно палец. - Думаю, что во время полета наши новые друзья насмотрелись вестернов. Погоня, засады, и все такое... быстрая стрельба.
  - Соберитесь! - рявкнул басом Ветров. Но он хоть и рычал на своих, зато глядел на замешательство гостей с Земли, со свойственной ему отрешенностью.
  - Э... А что если предложить им футбольный матч? - затянул свою песню Быстров.
  - Нашел время! - пробасил Ветров, поглаживая бороду тренированным движением.
  - Она тычет в нас изящным пальчиком... - во взгляде Валентина появилось что-то елейное. Он поспешно нахмурил брови. - По-моему, это невежливо.
  - Это было невежливым триста лет назад, может сейчас это, наоборот, самые хорошие манеры, - возразил биолог.
  Вид у Лиен был растерянный. Она давно открыла свой рот, но так и не произнесла ни звука.
  - Да скажешь ты, наконец, что они тебе сделали? - допытывался Бил.
  - Они говорят на русском языке, правда на старом русском, который был в ходу лет двести назад, - наконец ответила девушка.
  - Та-ак! - протянул Бил. - Инопланетяне говорят на русском. Это слишком!
  - Это слишком для совпадения, Босс. - Лиен успокоилась, и тихо добавила: - Это - земляне.
  - Здравствуйте друзья! - высвободившись из объятий босса, обратилась она к гостям на русском языке. - Кто Вы?
  - Вы, верно, заметили. Мы - земляне, - отвечал Валентин, зачем-то склонившись в галантном поклоне.
  - Совсем одичал, - шепнул Игнатьев на ухо Кравцову.
  - Приветствуем вас на нашей планете! Мы обосновались здесь два года назад, и очень рады гостям с Зем-ли! - официально произнес Ветров тоже на русском.
  Филипп задумался: "Зачем я это сказал им? Ведь это бессмысленно! Глупо оттягивать время, когда новая непривычная нам жизнь наступившего будущего начнет вытеснять нас из собственной. Триста двадцать пять лет слишком большой срок, чтобы было легко ужиться друг с другом..." Его взгляд не выдал того, о чем он думал. "Нет, пожалуй, я рад им", - признался себе физик.
  Бил Кацнальсон намеренно не реагировал на заявление бородача, что они прибыли на планету вторыми, а значит и не хозяева здесь. Он решил сменить тему.
  - Лиен, спроси, отчего они пытались украсть наше топливо? Мы бы им не отказали и так. Стоило лишь попросить... - сказал он.
  - Возможно, мы несколько одичали, и разучились быть добрыми соседями, - ответил Игнатьев.
  - Вселенская традиция... - начал Валентин, но Ветров перебил его.
  - Не надо пугать наших гостей!
  Он повернулся к Кацнальсону, в котором угадал командира.
  - Надеюсь, вам нетрудно будет понять наш старый английский. Мы заметили, что недалеко от нашего лагеря совершил посадку космический корабль. По его форме мы решили, что он принадлежит внеземной цивилизации. Мы не могли предугадать, и поверьте, у нас есть на это основание, как вы к нам отнесетесь. На всякий случай нам хотелось обеспечить возможность, в случае преследования, бежать от вас. Топливо у нас закончилось два года назад, почти сразу после высадки на планету, а в ваших машинах используется тот же принцип работы. Мы надеялись, что однажды, когда вы покинете колонию... Но этой ночью двое из нас втайне от остальных решились на дерзкий поступок. Топлива они не раздобыли, зато выяснили, кто вы такие. И чтобы загладить ночное недоразумение, мы решили пригласить вас на торжественный ужин.
  Лиен с облегчением вздохнула, наконец-то она отдохнет от стряпни.
  - Почему же вы ночью не сказали нам, кто вы такие? - удивился Монен.
  - Под дулами излучателей? - Филипп улыбнулся. - У ребят сработал инстинкт самосохранения. И они сделали ноги.
  - Красивая встреча получилась, но согласитесь воровать нехорошо, - Фили Монен поглядел на Быстрова, уже чувствуя к нему симпатию.
  Первым от смеха прыснул Сева.
  - Не моя была идея! - он выразительно посмотрел на смутившегося навигатора. - Но все свидетели, действительно, красивая встреча.
  Среди делегаций случилась истерика. Монен еле выдавил из себя мучавший его вопрос:
  - Кто вы? И как оказались здесь раньше нас?
  Смех разом стих. Все выжидательно уставились на бородатого уверенного человека. И тот начал свой рассказ о злоключениях экспедиции, впрочем, о встрече с Шрусом он умолчал.
  - Наша встреча, - закончил он, - встреча прошлого с настоящим. Но теперь я могу сказать, что мы вернулись домой.
  - Так вы с пропавшего в конце двадцать первого века корабля русских, который первым отправился в Центр Галактики? - Джек Краткий презабавно таращил свои глаза.
  - Вы поразительно догадливы, - Филипп улыбнулся, понимая, что с их историей трудно свыкнуться сразу.
  - А я думал, что анабиоз был разработан несколько позже.
  - С анабиозом нас познакомили чужие.
  - Вот как? Как это было? Какие они? - посыпалось со всех сторон. - А Ветров? Он жив? Он здесь? На планете? - спросила раскрасневшаяся Лиен, сумев перекричать остальных.
  - Ваш покорный слуга, - отвечал Филипп, и отвесил поклон, передразнивая Быстрова.
  - Очень рад! - Бил Кацнальсон так долго тряс руку Ветрова, что физик начал подозревать, что тот решил оттяпать ее себе на сувенир. - Сенсация! - Кацнальсон кинулся обнимать навигатора. - Надо срочно отослать сообщение на Землю.
  - Как мне повезло! Я познакомился с автором открытия, с первым экипажем! - Джек ликовал, победоносно взирая на своего друга. Но тот намеренно не замечал его многозначительного взгляда.
  - Среди нас есть настоящий абориген. Мальчик. Он родился на этой планете, - поделился новостью Сергей Кравцов, бурные восклицания смущали его.
  - Болеет только часто, - пожаловался отец мальчика. - Возможно, это влияние анабиоза. Ему пришлось пережить его до рождения. Но помочь мы ему не в силах, не сохранился старый препарат усиления иммунитета. А новый синтезировать не удалось. Эта неудача, кстати, нас удивила!
  - Мы это поправим в два счета, - обнадежил Ветрова Джек. - На Земле уже забыли о слове болезнь. Да и взрослым членам экипажа советую пройти определенные процедуры. Современная наука имеет все средства значительно продлевать человеческую жизнь.
  - Весьма любопытно! - Биолог подошел к Джеку. Он что-то странное уловил в глазах гостя. - Хотелось бы познакомиться с современной наукой Земли. Вы поможете? - спросил Игнатьев.
  - Нет ничего проще. - Джек улыбнулся. - Я полностью в Вашем распоряжении.
  Джек Краткий развернулся к Кацнальсону.
  - Разве я не предвидел это?
  - О чем Вы? - спросил Игнатьев, все более утверждаясь в странности ученого.
  - Пройдемте в столовую. За чашкой кофе я расскажу вам о своем новом открытии, - торжественно произнес Джек Краткий. - На этой планете мы создадим цивилизацию, обладающую уникальными способностя-ми!
  - И уникальными научными знаниями, - добавил Ветров.
  - Знания дело хорошее, а вот как на счет умения предвидеть? - полюбопытствовал Джек, обнаруживая перед всеми уверенность в собственном превосходстве.
  Увлекаемые самоуверенностью ученого, люди бодро зашагали в столовую.
  - А как вы узнали, что ночью вам нанесут визит? - Валентин вышагивал рядом с Моненом. - Маэстро и это предвидел?
  - Нет. Все гораздо проще. Мы ловили вора нашей карамели, - ответил Фили Монен. - К стати, очень похож на медведя. Думаем приручить.
  - Жизнь на планете обещает быть интересной! - Филипп Ветров рассмеялся. - Оставьте эту затею. Не получится, пробовали.
  - Вы тоже об этом думали? - удивилась Лиен, она не могла оторвать завороженного взгляда от лица Филиппа. Настолько оно отличалось от остальных своей безмятежностью. На Ветрова было приятно смотреть даже, когда он хмурился.
  - Идея была не моя, Быстрова... - Филипп кивнул, в сторону Валентина. - Он говорил, что делается это легко, и зверя приручить проще, чем женщину.
  Брови Лиен поползли вверх, она с любопытством взглянула на Валентина.
  - Мой предок... - небрежно бросил Монен.
  - Вряд ли, мелковат ты для его потомка, - съязвил Кацнальсон.
  - На Земле тесновато, это приспособляемость. Исполинские габариты Быстрова не разместились бы в стан-дартной квартирке, - парировал Монен. Было видно, что он рассердился на Била.
  
  Сидя на кухне, вслушиваясь в строгий научный доклад ученого нового времени, Ветров с удовольствием думал о том, что наука Земли ушла далеко, и что увеличение продолжительности жизни огромное достижение. Но предложенный способ развития способности предвидения тревожил его... Он мог завести в тупик все человечество.
  "В развитии духа следует опираться на методы, тренирующие способности духа, а не его носителя - тела, а это, означает, тренировать волю, улучшать концентрацию внимания... Как там в Библии? Дух животворит, плоть же не пользует нимало... то-то и оно. Краткий наивно пытается повлиять на духовные способности человека с помощью преобразования его плоти на клеточном уровне. Причем за счет внешних источников. А это всего лишь своеобразный наркотик. Трансформацию клеток тела должен совершить сам дух. Такова реальность", - думал Ветров, наблюдая за Кратким.
  На первый взгляд старый ученый справился с приступами ярости. И все же... он до сих пор был в бессилии перед собственной внутренней силой. В этом таилась опасность: это несоответствие могло привести его к полному краху: к устойчивому душевному расстройству, и пока Ветров не знал, как ему помочь. Перед глазами Филиппа возникла картина: толпы обезумевших людей носятся по девственной планете. В руках у них были излучатели.
  "Вестерн, да и только! - Филипп отогнал нехорошие мысли. - И я туда же, играю в предвидение..."
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"