Стукалин Юрий : другие произведения.

Изгой: история воина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


ИЗГОЙ

Стукалин Юрий

Бросается на Много Врагов

  
   - Меня зовут Том Сонберг. Моего отца убили мексиканцы. Мою мать убили американские солдаты. Я вырос среди команчей. Они мой народ.
   Старик склонил седую голову и замолчал. Несколько минут он сидел не шелохнувшись, и не произнеся ни единого слова. Ральф Патчер, писарь форта Силл, тяжело вздохнул, обмакивая в чернильницу высохшее перо. Он видел, как по щеке старика скатилась слеза, и не решился подгонять его.
   - Команчи были самыми гордыми людьми на всем белом свете, - продолжил старик, поднимая голову, и Патчер поразился произошедшим на его лице переменам. Теперь перед ним сидел уверенный в себе человек, с пронзительным взглядом и невероятной внутренней силой.
   Патчер давно знал этого странного человека. Тот много лет провел среди дикарей, а когда всех их загнали в резервации, остался жить вместе с ними. Патчер поежился - хуже команчей могут быть разве что гремучие змеи и апачи. Даже сейчас, в резервации, он с опаской проходит мимо них, хотя уже много лет индейцы ведут себя тихо. Голодные, завернутые в свои грязные, рваные одеяла, они, судя по всему, не представляют опасности. Но кто может заглянуть в мозги дикарей? Кто знает, что у них на уме? Коварные и безжалостные, они в любой момент способны перерезать тебе глотку, содрать с тебя скальп, а потом плясать с ним до посинения под звуки своих там-тамов. А этот странный старик не хочет жить, как нормальный белый человек, и откликается только на ту собачью кличку, что дали ему краснокожие - Бросается на Много Врагов. Старый, выживший из ума идиот...
   - Да, да, мистер Сонберг, - Патчер услужливо улыбнулся, и снова обмакнул перо в чернильницу. - Продолжайте, пожалуйста. Я записываю.
   - Мне было лет пять, когда я впервые увидел диких индейцев. Техас когда-то принадлежал Мексике, но вам не хватало земли, и вы отняли его. В те времена команчи чувствовали себя там истинными хозяевами, и мало кто решался обосноваться в тех благодатных краях. Мои родители думали, что смогут найти там свое счастье. Построить дом, вспахать землю, завести скот. Но им не повезло. И дело было не в команчах. Они то стали нашими друзьями и защитниками... Они помогли нам, приютили, когда мы попали в беду. Но вам опять не хватало земли, и команчи стали мешать вам. Пришли солдаты. Они убили мою мать и моих друзей. Именно в тот день я стал одним из них - одним из дикарей, как говорите вы, хотя по мне, дикари - это вы.
   - Прошу прощения, мистер Сонберг, - Патчер испуганно посмотрел на загоревшиеся глаза старика, и машинально немного сдвинул стул поближе к двери. - Вы хотите, чтобы я все это записал на бумаге?
   - Ты будешь записывать все, что я буду говорить, - старик достал маленькую трубку, и начал набивать ее табаком. - Или я уйду.
   - Что вы, мистер Сонберг. Я лишь уточнил, - Патчер примирительно приподнял руку. - Полковник Хопкинс приказал мне записать ваш рассказ, как можно более подробно. Вы говорите, пожалуйста. Я вас внимательно слушаю, и все записываю.
   - Я никогда не забуду тот день, полностью изменивший мою жизнь. В то утро меня разбудил звук армейского горна, а затем земля содрогнулась от топота сотен копыт. Кто-то закричал, что нас атакуют солдаты, и полусонные люди начали выскакивать из своих палаток. Мой приемный отец, Красная Выдра, сбросил с себя бизонью шкуру, под которой они спали с моей белой матерью, схватил оружие и бросился наружу. Он был вождем нашего лагеря, и должен был первым встать на защиту своих людей. Мать вскочила с ложа вслед за Красной Выдрой. Она что-то крикнула ему, но тот не услышал. Мне тогда было лет шестнадцать, и я умел держать в руках оружие. Но я не знал, как поступить. Я не индеец. В моих венах течет кровь белого человека. Раздались выстрелы. Много выстрелов. Крики и стоны несчастных до сих пор звучат в моих ушах. Я потянулся за ружьем, и в нерешительности посмотрел на мать, но она покачала головой. В ее глазах застыл страх.
   - Оставайся здесь, - она старалась перекричать шум начавшегося боя. - Ты белый. Ты не можешь стрелять в белых людей.
   Но я не мог оставаться в палатке, позволив кому-то убивать моих краснокожих друзей. Мы уже несколько лет жили с команчами. Мы не были пленниками. Мать стала женой Красной Выдры по своей воле. Никто не принуждал нас оставаться с ними. Это был наш выбор. Я схватил ружье, и в этот момент палатка загорелась. Дым моментально заполонил пространство, вынуждая нас из нее. Повсюду метались люди, падая под ударами сабель американских кавалеристов. Несколько солдат с факелами одну за другой поджигали палатки ни в чем неповинных индейцев. Наш лагерь был мирным. Красная Выдра старался избегать конфликтов с белыми людьми, но для них нет разницы, какой перед ними индеец - мирный или нет. Если сила на стороне белого человека, он будет убивать любого. А атаковать мирный лагерь, люди которого не ожидают такого коварства, всегда проще.
   На нас с матерью неслось несколько всадников. Я замахал руками и закричал на английском языке, что мы белые люди, но они толи не слышали меня, толи не желали слышать. Лезвие длинной сабли первого кавалериста рассекло голову моей матери надвое, а второй сбил меня лошадью наземь. От удара я потерял сознание, и пришел в себя лишь когда чьи-то сильные руки подхватили меня, и усадили на лошадь. Я с трудом приоткрыл глаза. Красная Выдра вскочил на лошадь за моей спиной и, придерживая меня рукой, ударил скакуна пятками по бокам. Солдат оказалось вдвое больше, чем наших воинов, и теперь команчи отступали. Многим удалось скрыться в накрывшем лагерь дыму от горящих палаток и порохового дыма ружей американских солдат. Но многие нашли там свою смерть. В основном, женщины и дети. Воина убить сложнее. Позже я видел место побоища. Трупы женщин со вспоротыми животами и отрезанными гениталиями, дети с раздробленными черепами. Ваши вояки потом назвали эту резню сокрушительной победой над кровожадными дикарями.
   Красная Выдра отвез меня в холмы, спрятал в зарослях, а потом вернулся к лагерю. Не для того, чтобы мстить. Нет. Чтобы помочь другим людям бежать, прикрыть их отход. Для мести будет другое время.
   Я лежал там, где оставил меня мой приемный отец, и плакал. У моей матери были длинные светлые волосы, и негодяй, убивший ее, не мог не видеть этого. Я много слышал о жестокости белых людей, но никогда не думал, что она может коснуться нас. А теперь моя мать была мертва. Белая женщина, убитая белым солдатом. Я постарался встать, но не смог. Позже шаман сказал, что у меня были сломаны ребра. А потому я просто лежал и плакал. Боли я тогда не чувствовал, она пришла после. Мне хотелось вскочить на ноги и бежать к разрушаемому солдатами лагерю. Жгучее чувство ненависти охватывало меня. Там погибла моя мать, там сражался в неравном бою Красная Выдра, там белые солдаты убивали моих друзей. Убивали только за то, что их кожа была другого цвета, и жить они хотели иначе. Копыта их лошадей втаптывали в землю маленьких детей, их сабли разрубали женщин в куски. Они не щадили никого... Я снова попытался подняться, но это оказалось превыше моих сил. Безумная ярость сжигала меня изнутри. Я впервые хотел убивать людей. Белых людей. Если бы я только мог вернуться в лагерь... Если бы только мог... Сейчас я понимаю, что вернись я тогда в лагерь, меня бы убили в первую же минуту. Для мести нужен холодный рассудок и время. Я прожил долгую жизнь, и сегодня уже не испытываю ненависти, которая жгла меня в течение многих лет с того дня. Сегодня я просто старик. Нет ненависти. Я утопил ее в крови. В крови белых людей...
   Дверь, скрипнув, отворилась, и в проеме появился человек. Писарь вскочил, едва не уронив стул, вытянулся в струну, и облегченно вздохнул.
   - Садись, Патчер, - махнул ему, полковник Хопкинс быстро подошел к старику, и с улыбкой протянул руку. - Здравствуй, Том. Спасибо, что откликнулся на мою просьбу.
   - Рад видеть тебя, Мэт, - старик встал, и крепко пожал его руку.
   Хопкинс взял стоявший у стены стул, подвинул его поближе к Сонбергу.
   - Как продвигается работа? - повернулся он к писарю.
   - Мистер Сонберг..., - но, встретив хмурый взгляд старика, испуганно запнулся.
   Хопкинс рассмеялся:
   - Ты не бойся его, Патчер, он тебя не тронет. Кстати, такие привольности, как называть себя по имени, которое ему дали белые родители, он позволяет только близким друзьям, или бывшим врагам, заслужившим его уважение в битвах. Так что будь с этим поаккуратнее.
   - Мистер Бросается на Много Врагов, - писарь наконец справился со своим страхом, - начал диктовать мне, как... простите... как он утопил свою ненависть в крови белых людей...
   Старик грозно сдвинул брови, и клацнул зубами. Патчер отпрянул к стене, с грохотом сбив стул на пол, и Хопкинс рассмеялся еще громче.
   - Простите, сэр, - писарь бросился поднимать стул, впопыхах зацепив локтем чернильницу. Темная, густая жидкость разлилась по столу, и заструилась на пол. - Простите, сэр. Я сейчас все исправлю.
   - Ну и трус же ты, Патчер, - полковник покачал головой. - Приведи все в порядок, и начинай работать с мистером Сонбергом. А я посижу рядом, послушаю. И перестань дрожать, как баба. Том настоящий воин, много сражавшийся на своем веку, но дрался он против солдат, и для этого у него было достаточно причин. Таких как ты, он не трогал.
   Старик кивнул, соглашаясь, а когда Патчер вышел, чтобы принести тряпку и новую склянку с чернилами, Хопкинс повернулся к нему, и тихо сказал:
   - Том, о твоих битвах я знаю не понаслышке, поскольку мы с тобой не раз сходились в них. Жаль только, что тогда мы были врагами. Я знаю, что ты храбр, и всегда смотришь в лицо опасности. Но будет лучше, если мы умолчим о них, ибо еще живы люди, которые сражались с команчами. Ненависть до сих пор тлеет в их сердцах, и они могут причинить тебе вред. Ты никогда не говорил, как подружился с индейцами, как стал одним из них. Я хочу, чтобы ты рассказал об этом. И о той странной истории с апачским шаманом тоже расскажи...
   Старик удивленно взглянул на Хопкинса.
   - Один из апачей недавно мельком упомянул о ней при мне, - пояснил полковник. - Но рассказать подробно отказался. Он сказал, что апачи не любят вспоминать об этом.
   - Хорошо, друг, - Сонберг кивнул и, немного подумав, добавил. - Но начать мне придется издалека...
  

Книга первая. Изгой

   Ноздри койота жадно втянули воздух. Запах крови будоражил его. Он был голоден, но слишком осторожен. Стоя на краю лощины, зверь неотрывно следил за распростертым внизу человеческим телом. Поскуливая от нетерпения, он пригибал голову, скалился и нервно прохаживался взад-вперед, с каждым разом все ближе подкрадываясь к своей жертве. Инстинкт подсказывал ему, что человек еще жив, но голод подталкивал вперед и придавал смелости. Неожиданно зверь поднял голову, замер и настороженно прислушался. Через мгновение он уже медленно бежал прочь, раздраженный несостоявшимся пиршеством...

1. ВОЕННЫЙ ПОХОД

  
   Неудачи преследовали его с самого начала. Он отправился в свой первый военный поход, переполняемый страстным желанием выделиться, совершить нечто такое, что заставило бы людей с уважением произносить его имя, бывалых воинов воспринимать его как равного, а красивых девушек смотреть ему вслед и восхищенно перешептываться.
   В мечтах он видел себя скачущим на великолепном пегом жеребце, в развевающемся на ветру военном головном уборе с длинным... нет, очень длинным шлейфом из красной материи, украшенным белыми перьями священного орла. В руке он сжимал тяжелое, обернутое мехом копье со сверкающим на солнце металлическим наконечником. Он бросался в гущу врагов, и те в ужасе бежали без оглядки, стараясь ускользнуть от столь грозного и яростного воина. Но его конь легко настигал беглецов, и он сбивал их наземь мощными ударами своего страшного оружия...
   Но поход не принес Красной Выдре славы, а напротив, заставил его почувствовать стыд и горечь поражения. Он ходил по лагерю опустив голову, краем глаза замечая укоризненные взгляды соплеменников. В случившемся не было его вины, но осуждение, улавливаемое в голосах стариков по возвращению, терзало его, не позволяя забыть о случившемся.
   Военный отряд, к которому он присоединился, состоял из девяти воинов и направлялся в набег за лошадьми. Красная Выдра знал, что скорее всего ему не удастся столкнуться с врагом, а придется прислуживать опытным воинам и сторожить их скакунов, когда они отправятся во вражеский лагерь уводить лошадей. Таков обычай для новичка. Команчи считались лучшими конокрадами в прериях, и их огромные табуны всегда вызывали нескрываемую зависть соседних племен. Когда-нибудь, думал Красная Выдра, и у него будет великое множество лошадей.
   Вечером, с наступлением темноты, участники похода в военном убранстве и боевой раскраске, встретились у костра, чтобы исполнить Военный Танец. Красная Выдра помнил, как люди, собравшиеся понаблюдать за этим впечатляющим зрелищем и подбодрить отправляющихся на встречу опасной неизвестности воинов, подпевали в такт ударам барабана:
  
   Я ухожу сегодня ночью,
   И не скоро вернусь назад.
   Пока я буду в пути,
   Я буду думать о тебе.
  
   Иногда к барабанщикам подходил кто-нибудь из стариков, таких как Быстрый Волк или Сильная Рука, и объявлял, что хочет поведать о своих деяниях. Танцоры останавливались, барабаны умолкали, и люди заворожено слушали историю былых побед седовласого воина. Это не было бахвальством, просто мудрые старики знали, как взбудоражить горячие сердца молодых и честолюбивых воинов, как вызвать в них стремление проявить себя на военной тропе, чтобы одно лишь упоминание о команчах заставляло врагов бежать, поджав хвосты, подобно шелудивым псам. Когда старик заканчивал свой рассказ, воздух сотрясал мощный боевой клич, вынуждая привязанных у палаток лошадей нервно шарахаться в стороны, а снующих повсюду собак заливаться безудержным лаем, присоединяясь к дикому восторгу людей. Затем барабанщики начинали отбивать ритм следующей военной песни, и действо повторялось вновь и вновь.
   По прошествии некоторого времени все разошлись по своим палаткам, подготовились к походу и этой же ночью тайно покинули лагерь. Красная Выдра не помнил ни одного случая, когда военный отряд команчей выступал в поход на врага в дневное время. Это считалось плохим предзнаменованием и сулило смерть всем его участникам.
   На третий день, вечером, когда они устроили привал, чтобы поспать и дать отдых лошадям, где-то неподалеку прокричала сова. Соплеменники Красной Выдры верили, что птица эта приносит дурные вести, но посовещавшись, воины решили продолжить путь. Предводитель отряда - огромный, весь изборожденный шрамами человек по имени Короткий Лук, набил священную трубку, и они выкурили ее, пустив по кругу. Через некоторое время все улеглись спать, охраняемые двумя воинами, расположившимися на вершине близлежащего холма.
   Утром Короткий Лук подозвал Медвежьего Зуба и велел ему проехать вперед и осмотреть места, по которым пролегал их путь. Красная Выдра помнил, как разведчик легко вскочил на коня и поскакал на юг. Его волосы украшала длинная, спускавшаяся по спине узкая полоска кожи с серебряными пластинами. Когда Медвежий Зуб скрылся из вида, отряд медленно поехал следом.
   К полудню они добрались до лесистой, изрезанной оврагами местности. Здесь следовало быть более осторожными, чем в открытой прерии, ведь за любым валуном или деревом мог скрываться враг. Короткий Лук остановил своего коня и приказал одному из воинов ехать чуть впереди, а Красной Выдре - немного позади отряда, прикрывая людей с тыла. Конечно, если бы в окрестностях рыскали враги, такой опытный воин как Медвежий Зуб, непременно заметил бы их и сообщил об этом, но Короткий Лук не хотел рисковать.
   Неприятности не заставили себя ждать. Внезапно впереди появились три всадника. Они медленно выехали из-за небольшого холма, и один из них жестами показал: "Друг. Хочу говорить". Незнакомцы принадлежали к племени тонкава, давним врагам команчей. Народ Красной Выдры не просто ненавидел тонкавов, а презирал, испытывая жгучее отвращение к этим жалким существам, любившим полакомиться человеческим мясом. Кровь вскипела в венах людей Короткого Лука, и они схватили оружие. Но Короткий Лук поднял руку, останавливая воинов - в конце концов, тонкавы не проявляли враждебности и не тронули ехавшего впереди отряда воина, который неожиданно столкнулся с ними нос к носу. Красная Выдра помнил, как Короткий Лук сказал:
   - Тонкавы хотят говорить? Наверное, увидев нас, они испугались и не прочь попытаться заключить мир. Что ж, мы выслушаем их, а убить можем и позже. Но будьте внимательны, возможно, остальные затаились по кустам.
   Затем он показал жестами: "Не бойтесь. Друг. Подъезжайте". И тонкавы медленно поехали навстречу.
   Именно самоуверенность Короткого Лука, вспоминал Красная Выдра, подвела их и стала причиной гибели всего отряда. Но кто мог предположить, что врагов окажется так много! Каждый команч в бою стоил двух тонкавов, но справиться в одиночку с пятью не смог бы никто.
   Красная Выдра оставался позади отряда, наблюдая за приближавшими людьми. Тонкавы ехали не спеша, словно опасаясь подвоха. У двоих из них за спиной висели луки и полные стрел колчаны, а третий, тот, что находился справа, держал в руке старое, заряжающееся с дула ружье. Тогда он принял их за охотников и подумал, что, вероятно, неподалеку располагается их лагерь, где они оставили свои семьи. Короткий Лук легонько ударил своего коня пятками и шагом направил его навстречу Пожирателям Людей, а остальные команчи, не выпуская оружия из рук и внимательно следя за происходящим, поехали следом. Когда друг от друга их отделяло не более десяти шагов, они остановились. Один из тонкавов поднял руки и, улыбаясь, сказал на языке жестов:
   - Мое имя Хромой Койот. Я вождь великого народа тонкава. У меня есть подарок для наших братьев команчей.
   Не переставая улыбаться, он опустил руку в расшитую бисером сумку и вынул оттуда блеснувший в лучах солнца предмет. Когда Хромой Койот вытянул руку вперед, Красную Выдру охватило бешенство. Улыбающийся тонкав сжимал в кулаке пучок человеческих волос, к которым была прикреплена полоска кожи с серебряными пластинами, еще недавно украшавшая голову Медвежьего Зуба.
   То, что произошло дальше, длилось всего несколько мгновений. Вождь Пожирателей бросил скальп к ногам опешивших команчей, и в тот же миг из-за деревьев, растущих с обеих сторон прогалины, в них полетели стрелы. Тишину разорвал военный клич, вырвавшийся из глоток прятавшихся врагов. Остальное Красная Выдра помнил смутно. Все смешалось. Двое его соплеменников упали с лошадей, сраженные стрелами неприятеля. Он видел, как тонкав направил ружье на Короткого Лука и выстрелил, но команч успел поднять коня на дыбы, тем самым ненадолго продлив себе жизнь. Животное рухнуло на землю, едва не придавив седока. Хромой Койот поскакал к нему, намереваясь растоптать копытами своего скакуна, но Короткий Лук увернулся, прыгнул на врага и сбил его с лошади. Красная Выдра видел, как сжимавшая нож рука команча несколько раз резко опустилась вниз, вонзая острое лезвие в тело соперника, а затем взметнулась высоко над головой с окровавленным скальпом. Короткий Лук что-то закричал своим людям, но скакавший мимо воин тонкавов оборвал его страшным ударом приклада по голове.
   Красная Выдра помчался в гущу боя, отбиваясь от наседавших со всех сторон врагов. Силы были неравными и тела нескольких команчей уже неподвижно лежали в высокой траве. Огромный, толстый тонкав кинулся ему наперерез, размахивая украшенной перьями дубинкой, но юноша оказался ловчее, и грузное тело Пожирателя Людей с застрявшим в черепе томагавком тяжело рухнуло на землю. Выдра не стал задерживаться, чтобы подобрать оружие, а выхватив нож, проскакал дальше.
   Тонкавов становилось все больше и больше, они выскакивали из-за деревьев и валунов, пешие и конные. Один из них прыгнул с выступа скалы на скакавшего мимо Красную Выдру, но молодой команч успел натянуть поводья. Тонкав с безумными глазами пролетел перед мордой его скакуна, с чавкающим звуком плашмя упал на землю и затих. В тот же момент сильный удар в спину сбил Красную Выдру с лошади. Сбросивший его враг первым оказался на ногах и бросился на молодого воина, надеясь быстро разделаться с ним. Изловчившись, Выдра пнул соперника в живот, тонкав согнулся и юноша, увидев перед собой удивленное лицо противника, полоснул по нему ножом. Тонкав отпрянул, а Выдра вскочил на ноги и коротким ударом вонзил острие в глаз каннибала. Отпихнув обмягшее тело, он дрожащей рукой смахнул застилавший глаза пот и огляделся в поисках своей лошади, но ее уже нигде не было. Там, где еще недавно кипела яростная схватка, все было кончено, и толпа конных и пеших врагов словно воронье кружила вокруг павших команчей. Их победные крики разрывали воздух, заглушая стоны раненых соплеменников, а возбуждение от этой маленькой победы было таким, будто вырезали они не десяток воинов, а все племя команчей целиком. Несмотря на понесенные потери, тонкавы визжали и прыгали от радости над поверженными воинами, размахивая захваченными трофеями и окровавленными скальпами.
   Группа всадников отделилась от шумной толпы и с гиканьем понеслась к Красной Выдре, последнему из отряда команчей. Юноша не боялся смерти, но перспектива закончить жизнь в желудках Пожирателей Людей заставила бы содрогнуться и самого бывалого воина. И потому, не рассчитывая на победу, молодой команч бросился бежать к ближайшим зарослям. Но тонкавы быстро нагнали его и, смеясь, начали стегать плетьми. Выдра пытался отбиваться ножом, но это еще больше веселило врагов. Удары сыпались один за другим, рассекая кожу на спине, руках, голове. Кровь заливала глаза, и вскоре он уже не ориентировался в пространстве, слепо размахивая ножом, стараясь поразить невидимых противников. Тонкавы начали легонько тыкать в него остриями копий, нанося неглубокие, но весьма серьезные порезы, пока все тело юноши не покрылось струйками вырывающейся из них крови и он упал на землю, не в силах более сопротивляться нахлынувшей слабости.
  

* * *

  
   Голоса... Голоса и запах жаренного мяса... Боль... Казалось, кто-то разрывает его тело на куски. Красная Выдра с трудом приоткрыл глаза, попытался приподнять голову, но она вновь упала на грудь. Юноша сделал еще одно усилие и темные, расплывчатые силуэты постепенно начали принимать форму... Он сидел на земле, привязанный к стволу дерева плетеной кожаной веревкой. Неподалеку у нескольких костров суетились какие-то люди... Понемногу память начала возвращаться и Выдра вспомнил детали случившегося. Тонкавы... Они сидели вокруг костров, смеялись и шумно разговаривали друг с другом... Один встал, зачерпнул котелком воду из ручья, направился к пленнику и выплеснул ее ему в лицо... Подошел второй, ухмыляясь протянул что-то насаженное на палку.
   - Ешь, это вкусно, - приказал тонкав знаками. Красная Выдра перевел глаза на протянутую палку... Поджаренная на огне кисть человеческой руки. Команч попытался отвернуть голову, а тонкав засмеялся, встал и со всей силы ударил его ногой по лицу. Выдра снова потерял сознание...
   Поток холодной воды вновь привел его в чувство. Он не знал сколько времени провел в беспамятстве, но на этот раз вокруг него толпилось много людей. Один из них подошел поближе:
   - Я дарю тебе жизнь. Ты вернешься в свой лагерь и поведаешь своим паршивым псам, что тонкавы - могучие воины и не страшатся команчей. Ты скажешь им, что пока в ваших палатках рыдают женщины, мы пируем и танцуем над кровавыми скальпами их мужей. Ты видел все. Тонкавы - великие воины, и если команчи вздумают послать еще один отряд в нашу страну... Что ж, мы выпьем их кровь и съедим их плоть, а кости... кости отдадим собакам.
   Затем он вытащил нож, нагнулся и одним движением перерезал опутавшую тело Красной Выдры веревку. Еще несколько секунд он всматривался в безжизненные глаза команча, стараясь понять, хорошо ли тот слышал его.
   - Да, ты слышал, - удовлетворенно ухмыльнулся он и брезгливо отпихнул тело ногой.
   Когда тонкавы уехали, Красная Выдра попытался подняться, однако это оказалось превыше его сил. Тогда, упираясь истерзанными руками в землю, превозмогая страшную, пронзающую тело боль, юноша подтянул свое непослушное тело и медленно пополз к ручью. Иногда он останавливался и лежал, отдыхая. Иногда забывался, и дух его уходил странствовать. Прошло много времени, прежде чем руки его коснулись живительной влаги. Он опустил лицо к воде, припал к ней разбитыми губами и долго, и жадно пил, ощущая солоноватый привкус смешивавшейся с водой крови. Утолив жажду, Красная Выдра попытался сесть, но приступ рвоты бросил его на землю, и он скрючился, изливая на себя потоки зловонной кровавой слизи. Спазмы сжимали его тело, накатываясь огненными волнами боли, которые, казалось, старались вывернуть его тело наизнанку... Слабость вновь взяла верх и дух Выдры вновь ушел странствовать.
  

2. БЕЛЫЙ ФУРГОН

  
   Белый фургон медленно перевалил через вершину холма и начал спускаться в долину. Две запряженные в него лошади, понуро свесив головы, неспешно передвигали ноги. Они уже достаточно подустали за прошедшие дни, и их едва ли можно было заставить двигаться быстрее. Палящее солнце, пыль и постоянно вьющийся вокруг животных рой мошкары, еще сильнее усугубляли их состояние.
   Сидящие на козлах пожилой человек в черной одежде и девушка, тоже были порядком утомлены двухдневным путешествием по безлюдным просторам.
   - Сколько нам еще ехать до миссии? - спросила Мишель.
   - Думаю, что завтра к вечеру мы уже будем там, - ответил священник.
   - Мне говорили, что в эти места иногда забредают дикие индейцы. Не хотелось бы столкнуться с ними.
   - Не думаю, что мы повстречаем их. Местность здесь пустынная, почти нет воды и мало дичи, а белые люди редко пользуются этой дорогой. Краснокожим нет смысла приезжать сюда.
   - А если мы все же встретим кого-либо из них?
   - Мы не солдаты. Зачем им нападать на нас? Мы мирные люди и никогда не причиняли им зла. Нам не нужна их земля, мы не убиваем их дичь. Какой им прок от нас.
   - А лошади? - не унималась Мишель.
   - Кому нужны эти клячи, - улыбнулся священник.
   - А ружье? - указала девушка на лежавший под рукой старенький "карабин Холла".
   - Мы его им подарим, все равно стрелки из нас неважные.
   Веселый тон старика немного успокоил девушку и, стараясь окончательно развеять ее сомнения, он продолжил:
   - Мы уже два дня в пути, а ты только вспомнила об инд...
   Священник не докончил фразы, потому что лошади неожиданно подняли головы и, раздувая ноздри, начали пятиться. Он натянул поводья и попытался успокоить животных ласковыми словами.
   - Что это? - встревожилась девушка.
   - Должно быть какой-то зверь, - предположил старик.
   Испуганно глядя по сторонам, девушка взяла карабин, и взвела затвор.
   - Смотри! Там, впереди!
   Тело человека лежало в траве, метрах в десяти от фургона и прямо на их пути. Ветер дул в спину, поэтому лошади не могли учуять его и заметили лишь оказавшись совсем рядом...
  

* * *

  
   Лошади... Странные, белые лошади, с крыльями на спине, с длинными, развевающимися на ветру, иссиня-черными гривами, кружили над ним в небе. Их хвосты были коротко острижены и украшены пучками больших, красивых перьев священного орла. Они были столь прекрасны, что человек не мог оторвать глаз от представшего перед ним величественного зрелища. У него никогда не было таких быстрых, сильных лошадей. Владея ими, он стал бы самым богатым воином в племени.
   Человек протянул к ним руки и тихо поманил к себе. Лошади остановили свой стремительный бег и, кротко опустив головы, фыркая и вздымая бока, медленно начали спускаться к нему. Их было двенадцать.
   Радостное возбуждение охватило человека. Никто, никогда не имел таких скакунов. Он ходил между ними, гладил их, говорил нежные слова, а лошади, сгрудившись вокруг него, мягко тыкались мордами в его руки, плечи, лицо.
   С этими, словно птицы летающими под облаками, резвыми и послушными животными, он сможет одолеть любого врага и совершить много славных дел. Если даже все недруги ополчатся на него... кому под силу поймать всадника на крылатом скакуне? Он сможет парить в небе рядом с орлами и, может быть, когда-нибудь съездит к старику Солнцу! Пройдет много лет, а люди все еще будут вспоминать его имя, воспевать в песнях и рассказывать детям о могучем воине и странных лошадях.
   Радость переполняла его сердце и он начал танцевать, распевая в такт: "Хай-я, хай-я..."
   Лошади встрепенулись, изогнули гордые шеи и забили копытами по земле, вырывая с корнем молодую траву, ломая кусты и вытаптывая маленькие, только пробившиеся на свет цветы. Хлопая крыльями, они вставали на дыбы и резко выбрасывали в его сторону передние ноги, стараясь ударить, смять, растоптать... и они скалились! Он никогда не видел у лошадей таких мощных, острых зубов. В одно мгновение страх опустошил его, подавил, смял волю и заставил в ужасе отшатнуться.
   Мгла окутала все вокруг, закрыла от взоров яркое, доброе солнце, а лошади, еще недавно такие живые и реальные, начали терять свои очертания, изменяться, становясь все более похожими на странных крылатых людей в белых одеяниях. Человек бросился бежать... прочь... прочь... подальше от этих жутких созданий, но его быстро нагнали и, подхватив, перенесли в некое странное место, где толпилось много индейцев. Они принадлежали к разным племенам. Там были все - и друзья, и враги. Оборванные и грязные, они группами слонялись внутри небольшого загона, а крылатые люди, гримасничая и громко покрикивая, протягивали им сквозь ограду высохшую, пожухлую траву, и ударами хлыстов перегоняли с места на место... словно то были табуны лошадей... Холод...холод...холод...
   Видение постепенно рассеялось и раненый индеец приоткрыл глаза. Двое белокожих, старик в черной одежде и молодая девушка, склонились над ним, тревожно всматриваясь в его перепачканное кровью лицо.
  

* * *

  
   Цепочка двигавшихся друг за другом всадников остановилась, когда из-за располагавшегося впереди валуна, мягко ступая, появился человек с накинутой на голову волчьей шкурой. Указывая рукой на север, он что-то сказал ехавшему впереди, а затем подошел к одному из воинов, державшему его скакуна. Предводитель отряда отдал резкие, короткие распоряжения и, спешившись, индейцы начали готовиться к бою. Они надевали свои военные одежды, раскрашивали лица и совершали магические обряды. Индеец всегда, когда позволяло время, перед схваткой готовил себя к встрече с Великим Духом. Если воину предстояло умереть, он хотел предстать перед божеством в своих лучших одеждах.
   Когда все приготовления были закончены, предводитель сделал знак и воины, вскочив на лошадей, поскакали вслед за разведчиком. У одного из холмов они натянули поводья и остановились. Несколько человек взобрались на вершину и осторожно, дабы не выдать своего присутствия, осмотрели окрестности. Внизу, на расстоянии полета стрелы, двигался белый фургон с парой впряженных лошадей. На козлах сидели пожилой человек в черной одежде и молодая девушка. Индейцы еще раз внимательно изучили долину, выясняя, нет ли поблизости других людей, а затем вернулись к своим товарищам...
   Индейцы атаковали так неожиданно, что Мишель даже не успела испугаться. Она зачарованно смотрела на приближавшихся всадников, которые один за другим появлялись из-за ближайшего холма, пока просвистевшая рядом стрела не вывела ее из оцепенения. Девушка схватила лежавший поблизости карабин и попыталась взвести затвор. Страх сковал ее тело, пальцы не слушались, и оружие едва не выскользнуло из ее рук.
   Старик, стараясь уйти от погони, безжалостно настегивал лошадей, в то время, как Мишель пробралась в конец фургона и, откинув полог, приготовилась стрелять в быстро нагонявших их дикарей. Фургон сильно трясло и ей никак не удавалось хорошо прицелиться. Она пару раз выстрелила в толпу визжавших воинов, но ни в кого не попала.
   Видимо, не воспринимая бледнолицых всерьез, индейцы почти не стреляли в ответ. Они скакали не пригибаясь к шеям своих лошадей, а наоборот, держались прямо, как бы показывая, что враги бессильны и уже ничто не спасет их. Это еще сильнее пугало Мишель, но она постаралась взять себя в руки и начала перезаряжать карабин. Обнаженный до пояса дикарь, весь вымазанный красной краской, подскакал совсем близко, вытянул руку, ударил Мишель по плечу концом лука. Удар не был сильным, но испуганная девушка отшатнулась, а воин радостно оскалился, осадил коня и что-то прокричал своим товарищам.
   Несколько краснокожих начали огибать фургон слева и девушка, направив на них карабин, выстрелила. Она увидела, как на белой мексиканской рубахе одного из воинов появилось красное пятно и он, вскинув руки, рухнул на землю под копыта лошадей соплеменников. Индейцы взвыли, обрушив на фургон рой стрел. Что-то больно обожгло щеку, разрывая кожу. Карабин выпал из ее рук, и девушка в ужасе кинулась вглубь фургона, словно могла спрятаться там от вопящих вокруг дикарей. Боли от раны она не чувствовала, лишь отчаяние, да безысходность с каждым мгновением все сильнее овладевали ей. Она уткнула лицо в ладони, и слезы, смешиваясь с кровью, потекли по ее щекам. Стрела с глухим стуком воткнулась в пол у ее ног...
   - Мишель! Стреляй, дочка! Стреляй!
   Крик старика вывел ее из оцепенения, и она подняла карабин. В проеме фургона появилась раскрашенная, утыканная перьями голова и Мишель нажала на спусковой крючок. Индеец на мгновение осел, а затем снова попытался забраться вовнутрь, но девушка, превозмогая боль и страх, подскочила к нему и прикладом вышибла его наружу.
   Резкий стон старика заставил ее обернуться, и она увидела, как один из краснокожих заскочил на козлы и несколько раз ударил священника ножом. Превозмогая страх, Мишель бросилась на помощь и вдвоем им удалось сбросить нападавшего. Дрожащими руками она направила карабин на всадников, и те немного отдалились от фургона, но затем снова начали настегивать лошадей. Они уже перестали бахвалиться и низко припадали к шеям своих скакунов, стараясь избежать ненужных потерь. Стараясь не выпускать дикарей из виду, Мишель искоса бросила взгляд на священника. Старик завалился на бок, вся его грудь была в крови, а глаза смотрели куда-то под копыта лошадей, но он все еще пытался править упряжкой. Появившийся слева всадник ударил его копьем в шею. Старик захрипел, откинулся на спину, а Мишель закричала от охватившего ее ужаса и выстрелила в индейца, но дикарь лишь смеялся. Направив коня немного в сторону, он с силой метнул копье в одну из запряженных в упряжку лошадей.
   Девушка с ужасом увидела, как тяжелое копье медленно пролетело мимо нее и глубоко вошло в бок несчастного животного. Лошадь споткнулась, ее передние ноги подкосились и она упала, увлекая за собой впряженное рядом животное. Фургон накренился и Мишель вылетела наружу.
   Прошло некоторое время, прежде чем девушка пришла в себя, сознавая, что лежит на земле. Все тело болело, а лицо превратилось в сплошную кровавую массу. С той стороны, где была порвана щека, глаз заплыл настолько, что она уже не могла им видеть. Мишель попыталась приподняться и медленно, превозмогая боль, встала на колени и начала молиться. Она знала, что старик мертв и скоро они встретятся на небесах, но распухшими губами продолжала шептать молитву, прося Господа, чтобы прекратилась эта чудовищная боль, чтобы произошло чудо и все случившиеся оказалось лишь страшным сном.
   Один из дикарей поскакал к Мишель. Свесившись, индеец ухватил ее за волосы и рывком дернул на себя. Тело девушки перевернулось в воздухе и упало на землю. Она еще раз попыталась встать, но воин развернулся и, направив на нее коня, снова сбил девушку на землю.
   Больше она не поднялась...
  

* * *

  
   Спустя несколько дней команчи вернулись в свой лагерь. Они захватили скальпы белых людей, но гибель двух соплеменников опечалила их сердца. Кроме того, неподалеку от места схватки, воины обнаружили израненного Красную Выдру, рассказавшего о том, как тонкавы расправились с членами его военного отряда. Весь лагерь окутала скорбь...
   Красная Выдра приподнялся на ложе:
   - Отец, мне нужен твой совет.
   Старик повернулся к сыну, достал трубку и, набив ее табаком, раскурил.
   - Говори, мои уши открыты для твоих слов.
   - Почему белые люди не убили меня? Ведь я команч, а значит их враг? Я был беззащитен, как птенец, и даже той белокожей девушке не составило бы труда перерезать мне горло. Вместо этого они помогли мне, перевязали раны, а уезжая поделились водой и пищей, чтобы я смог вернуться к своему народу. Мне жаль, что наши воины убили их... это странно, отец, но сердце мое скорбит по ним, несмотря на то, что от их рук погибли Щепа и Смотрит в Даль... Старик был очень добр, он все время улыбался мне и пытался многое сказать, но, к сожалению, я не знал его языка и не мог его понять. А девушка... она... она была очень красива, - Красная Выдра в смущении опустил голову, но затем гордо вскинул ее и посмотрел отцу прямо в глаза. - Да, очень красива, и очень старательна. Она постоянно находилась рядом и помогала старику обрабатывать мои раны. Сперва она была насторожена и немного пуглива, словно маленький олененок, но вскоре успокоилась и даже... Я видел, как она молилась. Слов я не понимал, но было ясно, что она просит духов помочь мне... Она тоже была добра и заботлива. - Юноша отвел взгляд в сторону догорающего костра и задумчиво произнес, - я хотел бы иметь такую жену.
   Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил вновь:
   - Я всегда слышал, что белые люди злы и коварны, что их следует остерегаться, и всегда быть начеку в делах с ними. Мне говорили, что белый человек во всем ищет выгоду и ничего не делает для других. Я не понимаю. Они же были белые, но совсем не такие, о которых говорят наши люди. Отец, я не понимаю, я запутался...
   Красная Выдра рассказал все, что с ним произошло, а когда он поведал о странных крылатых лошадях, пришедших к нему в видении, старик некоторое время неподвижно сидел молча. Потом он встал, откинул полог палатки и, выглянув наружу, приказал жене сходить за Спящим Волком.
   Много лет назад, когда Спящий Волк был ребенком, его пленили мексиканцы и отдали в христианскую миссию. Он провел там несколько лет, прежде чем ему удалось бежать и вернуться к своему народу. Он был одним из немногих, кто понимал помыслы белых людей. Позднее он стал шаманом - одним из тех, кому ведом язык животных и духов, и Стреляющий в Птицу, отец Выдры, надеялся, что старик сможет объяснить, что же духи хотели сказать его сыну в видении.
   Спящий Волк внимательно выслушал рассказ Красной Выдры, после чего склонил голову и долго молчал. Когда он начал говорить, его глаза были наполнены печалью:
   - Белые люди странные... Они словно люди наоборот. Черные Сутаны учат их, что нельзя брать чужое, но они воруют наши земли. Сутаны говорят, что их Бог запрещает убивать людей, но они убивают друг друга, и наших детей. Они обещают Богу не обижать слабого, но насилуют наших женщин. Когда команч дает клятву, он выполняет ее, даже если ему для этого придется умереть. Белые люди поступают иначе. Когда-то я жил среди них, но все равно не в силах понять их пути. Порой мне кажется, что они сами не понимают, что творят. Они словно снег в жаркий, летний день... В твоем видении духи предостерегают нас. Когда-нибудь мы поверим словам Черных Сутан, и Сила уйдет от нас.
   Спящий Волк поднялся и молча вышел из палатки. Его руки дрожали.
  
  

3. БЕЗУМИЕ

  
   Военный отряд, призванный покарать вероломных тонкавов, благодаря охватившему людей гневу и пережитому племенем унижению, был организован довольно быстро. Около восьмидесяти команчей и их братьев кайовов решили примкнуть к экспедиции и отправиться на поиски Пожирателей Людей.
   Красная Выдра был еще слишком слаб, чтобы присоединиться к уезжавшим воинам, да, впрочем, никто и не хотел, чтобы он участвовал в походе - его магическая сила была плохой и многие соплеменники опасались, что он навлечет на отряд беду. "Ему бы следовало умереть, как подобает команчу, а не валяться у ног тонкавов, наблюдая как пожирают они собратьев его", - поговаривали люди, и их не интересовало, что Красная Выдра был серьезно ранен. Он - воин, и этим все сказано.
   Спустя два месяца измотанные, уставшие воины на тощих лошадях, с понурыми лицами въехали в селение. Они нашли лишь остывшие кострища лагерной стоянки тонкавов, свидетельствовавшие о том, что те спешно бежали в горы, справедливо опасаясь возмездия разъяренных команчей. Отряд немедля пустился в погоню, но неожиданно наткнулся на крепкое подразделение мексиканских драгун. Бой проходил с переменным успехом, пока подошедшее к вечеру подкрепление из сотни пехотинцев не разметало индейских воинов по равнине, обратив их в бегство. На следующее утро, когда отряд собрался в заранее оговоренном месте, команчи не досчитались трех воинов. Несколько человек было ранено, но, к счастью, не слишком серьезно.
   Столкновение с мексиканцами не охладило пыла воинов и отдохнув несколько часов, они продолжили путь в сторону гор. Дни проходили один за другим, но разведчики так и не могли обнаружить следов тонкавов, словно их никогда и не было. Люди начали уставать, лошади отощали, а безрезультатные поиски вели к разговорам о возвращении домой. Последней каплей стало нападение мескалеро-апачей. Имевшие хорошие ружья и избегавшие прямого боя, попрятавшиеся за нагромождениями камней апачи первым же залпом сшибли с лошадей десяток команчей, заставив властелинов равнин убраться подальше от коварных скал...
   Красная Выдра ушел из селения в ту самую ночь, когда вернулся поредевший военный отряд.
  

* * *

  
   Лагерь не спал. Несмотря на давно опустившуюся ночь, он походил на растревоженный улей. Со всех концов его доносился шум, пение и бой барабанов. В центре горел огромный костер, вокруг которого мелькали тени танцующих людей.
   Полог одной из стоявших на краю селения палаток откинулся и из проема появилась голова. Сальные, заплетенные в косы волосы волочились по земле, а изо рта тянулась густая струйка тягучей слюны. Тонкав был пьян, как и большая часть обитателей лагеря. Он выполз из типи на четвереньках и замотал головой. Затем привстал на колени, рыгнул, вытер толстые, мокрые губы грязной ладонью. Похлопав себя по жирному, дряблому животу, он попытался подняться на ноги, но страшный удар в затылок опрокинул его на землю. Черный силуэт незнакомца метнулся к поверженному телу. Сильная рука ухватила тонкава за косу, а острый нож полоснул вокруг шеи, отсекая окровавленную голову. Когда спустя некоторое время в лагере тонкавов раздался истошный женский крик, Красная Выдра был уже недосягаем.
  

* * *

  
   Едва первые лучи солнца озарили укрывшийся в низине у Волчьего ручья лагерь команчей, на вершине одного из холмов появился странный всадник. Он восседал на горячем, черном как смоль жеребце, в гриву и хвост которого были вплетены пучки орлиных перьев, а на шее и крупе красовались изображения зигзагообразных молний и прочих магических символов, дарующих скакуну быстроту, легкость и недоступность для вражеских стрел и пуль. Жеребец нетерпеливо гарцевал на месте, готовый в любой момент сорваться с места и устремиться вниз по склону холма, но могучая рука всадника без труда управляла полудиким мустангом.
   Однако не красота благородного животного привлекла к себе взоры только приходивших в себя после сна обитателей селения. Взгляды команчей приковал необычный, пугающий вид всадника, напоминавшего скорее злого духа из страшных видений, нежели живого человека из плоти и крови. На нем не было никаких украшений, за исключением ожерелья из нанизанных на кожаный шнурок человеческих пальцев, перемежавшихся скальповыми прядями. Его длинные, распущенные волосы были вымазаны грязью, а обнаженное тело с головы до пят покрывала черная краска. Черный цвет у команчей символизировал победу, но грязь на распущенных волосах говорила о глубокой скорби, что никак не вязалось одно с другим. Костюм его состоял лишь из набедренной повязки, истрепанных мокасин, и большого темно-серого одеяла, небрежно перекинутого вокруг талии. Стоя на фоне восходящего солнца, черный всадник сливался со своим скакуном, создавая впечатление единого существа. Он еще некоторое время оставался на холме, а затем вскинул вверх зажатый в руке томагавк, запрокинул голову, и из глотки его вырвался леденящий кровь вой. Ударив коня пятками, черный воин помчался к раскинувшимся в низине палаткам.
   - Красная Выдра!?! - удивленно воскликнул кто-то из толпившихся команчей, и мужчины, приготовившиеся было дать отпор таинственному духу, опустили луки и облегченно вздохнули. По виду юноши и тому, как гордо он держался, было ясно, что его военный поход прошел успешно и ему есть чем похвалиться перед другими воинами.
   Лагерь наполнился радостными криками, а прятавшиеся за спинами воинов женщины и дети высыпали навстречу возвращавшемуся соплеменнику. Мужчины были более сдержаны, но и их лица смягчились, когда быстроногий жеребец пронес Красную Выдру в центр собравшейся толпы. Резко остановив скакуна, юноша запрокинул голову к небу и, потрясая топором войны невидимому врагу, снова протяжно провыл, подражая волку. Его конь долго не мог успокоиться после бешенной скачки - фыркал, бил копытами землю и, нервно перебирая ногами, скалил белоснежные зубы. Красная Выдра сунул руку в складки одеяла, вытащил грубо скроенный кожаный мешок и, перевернув его, высыпал содержимое к ногам собравшихся команчей. Шум стих, когда они увидели лежащие перед ними на земле трофеи...
   Жизнь индейцев в те времена была суровой, смерть никогда не уходила далеко от их селений, и каждый - будь то мужчина, женщина или маленький, слабый ребенок - был готов встретить ее достойно в любой момент. Опасность подстерегала краснокожего всегда и повсюду: на охоте его мог порвать или растоптать рассерженный зверь; иногда из его угодий уходили бизоны, и голод безжалостно отбирал жизни слабейших; с приходом белого человека неизвестные болезни начали косить целые народы, и шаманы беспомощно опускали руки перед новой напастью... Но более всего Люди страдали от войн - нигде и никогда команч не мог чувствовать себя в безопасности. Многочисленные враги - индейцы, американцы, мексиканцы - выгадывали любую возможность, чтобы посчитаться с великими всадниками Южных Равнин. Они были превосходными воинами, находившими радость в сражениях и опасных приключениях, считая, что только так мальчик может стать мужчиной и приносить пользу племени. Их силу боялись, их отвагу уважали, их самих ненавидели. Они легко наживали врагов, но весьма привередливо выбирали друзей, и потому врагов всегда было больше. Команчи не упускали случая помериться силами с новым противником, а это, в свою очередь, влекло к ответным военным действиям против них. Даже в собственном лагере команчи, как впрочем и все другие племена индейцев равнин, должны были оставаться настороже - всегда мог появиться более крупный неприятельский отряд, либо в него могла прокрасться группа конокрадов, не брезговавших заодно снять пару скальпов с его обитателей. Культ Войны всегда был основной движущей силой в жизни степных кочевников, а война - это всегда кровь, это всегда смерть...
   В густой траве валялись три посиневшие, распухшие от жары, кишащие толстыми белыми червями человеческие головы, и несколько отрезанных кистей рук с отсеченными пальцами. Головы не были скальпированы, и по типу причесок и ушным украшениям столпившиеся команчи легко опознали, что прежде они принадлежали индейцам тонкава. Останки пролежали в мешке много дней, и омерзительный запах заставил людей прикрыть руками носы и отойти подальше, но они успели разглядеть, что у голов срезаны губы и выломаны челюсти.
   Не обращая внимания на возникшее замешательство, Красная Выдра спрыгнул с коня и, передав поводья подвернувшемуся мальчишке, тихо произнес:
   - Они больше не смогут сделать этого.
   Затем он накинул на голову серое одеяло и ушел в свою палатку.
   С тех пор от него никто не слышал ни слова. Шло время, но он так и продолжал молчаливо ходить, завернувшись с головой в свое серое одеяло, словно человек, навсегда потерявший дар речи. Люди прозвали его Безумной Красной Выдрой, зачастую сокращая имя до простого Безумный. Он в одиночку уходил в набеги, и всегда возвращался с добычей. Иногда это были лошади, иногда скальпы, но никогда больше не привозил он тех отвратительных трофеев, которые преподнес соплеменникам на Волчьем ручье. Юноша возмужал, а в количестве отважных деяний превзошел многих более старших воинов. Его табун мог бы стать одним из самых больших в общине, но он всегда раздаривал пригнанных лошадей, просто оставляя их у палаток бедных семей. Люди уже не вспоминали о его первом неудачном походе, но Выдра продолжал жить подобно волку-одиночке, отклоняя все предложения. У команчей было принято рассказывать о своих подвигах, но молодой воин не следовал этому обычаю, и большая часть его походов оставалась тайной для племени. Лишь иногда до них доходили слухи о событиях, участником которых мог быть только Красная Выдра. Однажды мексиканский торговец рассказал, что тонкавы много говорят о неком Черном Духе, который периодически появляется в их лагерях и подстерегает несчастных. Они утверждали, что Дух отсекает у своих жертв головы и уносит их в небо. Сперва он приходил только по ночам, но последнее время начал проникать в их лагеря и среди бела дня. Торговец в душе смеялся над тонкавами, считая их слова суеверным бредом, пока однажды, находясь в их лагере на реке Бразос, сам не стал свидетелем появления на вершине холма черного всадника на гнедом жеребце, а спустя два дня один из тонкавов был найден в своей палатке обезглавленным. Но Красная Выдра продолжал хранить молчание и сторониться общения с людьми.
  

4. ИСТОРИЯ КРОУ

  
   Однажды в селение прискакал гонец от кайовов, сообщивший, что скоро к команчам прибудет лагерь его народа, вместе с несколькими гостившими у них кроу. Радостная весть быстро облетела палатки, и люди начали готовиться к встрече старых друзей. Когда-то они воевали друг с другом, но потом заключили мир, который с тех пор не был ни разу нарушен. Со временем кайовы и команчи стали столь близки, что многие кайовы начали жить среди команчей и наоборот. Племена часто ставили свои лагеря рядом, вместе охотились, вместе воевали, вмести делили радости и невзгоды, победы и поражения. Нападая на кайовов, человек должен был знать, что сразу же становится врагом команчей. Они были братьями.
   Когда к полудню вдали показалась нестройная колонна всадников, люди высыпали им навстречу. Впереди ехали разодетые в праздничные одежды воины, следом, на впряженных в травуа кобылах, тянулись женщины и дети, а по бокам процессии старшие мальчики гнали огромные табуны прекрасных лошадей.
   Женщины начали ставить палатки, а мужчины отправились в гости, чтобы покурить и обменяться новостями. Вскоре лагеря наполнил веселый гомон, сопровождавший устроенное команчами пиршество и взаимную раздачу подарков. Песни и танцы продолжались до поздней ночи.
   Среди прибывших гостей особо выделялась небольшая группа людей, отличавшихся своими невероятно красивыми одеяниями, богато украшенными разноцветными бисерными вышивками. Рукава их рубах из белоснежной оленьей кожи были оторочены скальповыми прядями и хвостами горностая, а на груди висели длинные нити бус. Прически этих людей сильно отличались от привычных на южных равнинах - вымазанная чем-то челка стояла торчком, а длинные волосы, с закрепленными в них орлиными перьями, спускались по спине до пояса. Это были кроу.
   Кайовы прежде жили в горах далеко на севере и там подружились с кроу. Много лет назад кайовы ушли на юг и стали кочевать по южным равнинам, но дружба с кроу продолжалась до сих пор и люди из обоих племен часто наведывались в гости друг к другу, несмотря на разделявшее их теперь огромное расстояние, и опасности, которым они подвергали себя, проходя через земли враждебных племен.
   Красная Выдра не принимал участия в празднествах, оставаясь в своей палатке, а когда к отцу вместе с пожилым кроу пришел старый друг, кайова по имени Плохая Рука, он накинул на голову одеяло и ушел в холмы. Юноша провел там всю ночь, решив не возвращаться в лагерь, пока не закончится всеобщее веселье. Перед рассветом Выдра проснулся и отправился к реке, намереваясь умыться, пока соплеменники спят. На берегу, покуривая маленькую трубку, у небольшого костра сидел вчерашний гость его отца - старик кроу. Команч хотел пройти мимо, но седовласый человек жестом остановил его и предложил свою трубку. Предложение было столь неожиданным, что юноша в нерешительности остановился, посмотрел на старика, а затем опустился рядом и принял из его рук небольшую, вырезанную из красного камня, трубку.
   Он был сбит с толку, ведь по существующему у индейцев обычаю, человек, тем более старший по возрасту, мог предложить свою трубку только тому, кого уважал и считал другом.
   - Я Белый Бык из племени кроу, - на языке жестов сказал старик после того, как они немного покурили. - Ты сын Стреляющего в Птицу, и люди зовут тебя Безумной Выдрой?
   - Да, это так, - ответил юноша жестами, отметив про себя, что сидящий напротив человек смотрит на него открыто и по-доброму.
   Старик выбил трубку, достал украшенный геометрическими узорами кисет, и заново набил ее табаком.
   - Я слышал о твоих подвигах. Ты великий воин.
   Красная Выдра не смог скрыть удивления на своем лице, но Белый Бык, казалось, не заметил смущения собеседника и потянулся за угольком, чтобы вновь раскурить трубку. Передав ее юноше, старый воин продолжил говорить знаками:
   - Люди знают о твоих деяниях, - Выдра промолчал, и тогда старик добавил: - Они гордятся тобой.
   - Нет. Они презирают меня.
   - Это не так, - лицо старика озарила широкая, искренняя улыбка. - Ты сполна отомстил тонкавам, они боятся тебя и прозвали Черным Духом. Они думают, что ты не человеческое существо, а злой дух, и бегут при одном упоминании о тебе. Ты добр к соплеменникам и беспощаден с врагами. Многие восхищаются тобой, хотя и сторонятся, считая, что духи забрали твой разум.
   Красная Выдра промолчал и, сделав еще несколько затяжек, передал трубку старику.
   - Я уже стар, - выбив догоревший табак и убрав трубку в кисет, сказал Белый Бык. - Многое видели мои глаза и слышали уши. И поверь мне, не один ты попадал в положение человека, от которого несправедливо отворачивались сородичи, а беззубые старухи кричали ему в спину проклятия... Глупые, старые вороны...
   История, произошедшая с одним из моих соплеменников отличается от твоей, но чувства его были схожи. Случилось это давно, когда я был гораздо моложе тебя, но хорошо помню, как воины кроу нашли на заснеженной равнине юношу из племени черноногих с вывихнутой ногой и привезли его в лагерь. Черноногие всегда были нашими врагами, но незадолго до этого мы заключили с ними перемирие, а потому не стали убивать юношу. Мы, кроу, всегда старались держать свое слово, чего нельзя сказать о наших противниках. В тот год зима выдалась суровой, равнины и горы покрылись глубоким снегом, а ветер дул такой, что мало кто без необходимости выходил из палаток наружу. На зиму наше племя разбивалось на много маленьких лагерей, и мы не могли знать, что к тому времени черноногие уже успели нарушить договор, убив нескольких людей кроу. Об этом мы узнали лишь когда сошли снега.
   Наши шаманы позаботились о черноногом, которого мы прозвали Чужим, и он быстро пошел на поправку. Его приютил человек по имени Гризли. Чужой оказался толковым, очень веселым парнем, и Гризли полюбил его, как родного сына. А спустя некоторое время и все кроу стали относиться к нему, как к равному, как к соплеменнику. Ему ни в чем не было отказа, и у нас не было от него никаких тайн. Он знал, где мы ставили свои лагеря, где пасли лошадей. Он стал одним из нас. Но весной Чужой неожиданно исчез. Мы искали его по следам, но они оборвались на берегу бурной реки, и семья Гризли очень горевала, полагая, что с юношей случилась беда.
   А летом начали исчезать лошади и гибнуть люди, далеко удалившиеся от лагеря. Такое случалось и прежде - война есть война, но в тех случаях мы всегда находили следы и преследовали врагов, а этот враг оказался неуловим. Он будто заранее знал, где мы поставим лагерь, где укроем свои табуны. Наши воины устраивали засады. Безрезультатно. Но однажды в лагерь пришла Олениха - женщина кроу, захваченная в плен черноногими, и сумевшая бежать. Она была обессилена, в изодранной одежде и с разбитым лицом. Женщина поведала, что в лагере черноногих появился юноша, который отсутствовал целую зиму. Он рассказал, что в начале зимы, будучи на охоте сломал ногу и едва не умер, но духи забрали его к себе, вылечили и научили, как стать невидимым для врагов-кроу. С той поры он совершил много военных походов и всегда возвращался с лошадьми и скальпами. Было не сложно догадаться, что речь шла о Чужом, но Гризли отказывался верить в предательство своего приемного сына, пытаясь убедить всех в его невиновности. Но кто-то продолжал уводить лошадей и убивать людей, избегая засад и ловушек. И тогда люди начали обвинять Гризли в том, что он дал приют врагу. Матери погибших осыпали его проклятиями, а воины стали открыто сторониться его общества. В одну из ночей Гризли взял своего боевого коня и тайно от всех ускакал в неизвестном направлении. Он никогда больше не вернулся, но с той поры исчез и таинственный враг.
   Только спустя годы, когда между нашими племенами вновь было заключено перемирие, мы узнали, что произошло. Черноногие рассказали, как однажды у их лагеря появился всадник на горячем коне. На нем были одежды военного вождя кроу, а голову его украшали орлиные перья - свидетельство былых побед над врагами. Человек соскочил с коня, положил на землю оружие и твердым шагом направился в кишащий врагами лагерь. Это был безрассудный поступок, и визжащая от ярости толпа скорее всего разорвала бы его на части, если бы не вмешался пораженный храбростью человека вождь черноногих. Он хлыстом, словно свору голодных собак, отогнал от смельчака людей, а затем жестом пригласил незнакомца в свою палатку. Этот черноногий был старым воякой и знал, чего стоит человек, не побоявшийся в одиночку открыто войти в логово врага. Он был восхищен его поступком.
   Вождь черноногих, а звали его Человек Кутэней, усадил кроу на почетное место и велел своим женам накормить его. Пока незнакомец ел, в палатку вождя один за другим начали сходиться старцы и самые влиятельные воины племени. Рассевшись на бизоньих шкурах, они молча наблюдали за отважным врагом, а когда тот закончил есть и отставил плошку в сторону, Человек Кутэней обратился к нему на языке жестов:
   - Кто ты, и зачем пришел?
   - Меня зовут Гризли. Я кроу. Я ищу человека, которого мы зовем Чужим.
   - Мы не знаем человека с таким именем.
   И тогда Гризли рассказал собравшимся, как нашли его люди в снегу юношу черноногих с вывихнутой ногой, как вылечили и приютили его. Он рассказал про то, как исчез юноша, и как люди горевали о нем. Гризли говорил долго, глядя на пылающий в очаге огонь, но враги видели горечь в его глазах. И они понимали, о ком идет речь. Ярость охватила Человека Кутэней, когда стало ясно, что Чужой обманул не только своих врагов, но и соплеменников. И когда Гризли закончил свой печальный рассказ, он спросил:
   - Что ты хочешь?
   Гризли хмуро окинул взглядом собравшихся, а затем повернул голову к вождю:
   - Я хочу драться с ним. Драться один на один.
   Человек Кутэней медленно кивнул:
   - Тот, кого вы, кроу, зовете Чужим, живет в моем лагере. Ты будешь драться с ним на рассвете завтрашнего дня, и пусть духи решат, кто должен остаться в живых. Если им окажешься ты, я позволю тебе уйти из моего лагеря невредимым. Если победит он, ему, как лжецу, более не найдется места среди моих людей, и он должен будет покинуть нас. А сейчас отдохни. Твой путь был долог, а бой предстоит тяжелый.
   Человек Кутэней и Гризли еще долго говорили друг с другом. Один был восхищен храбростью своего врага, другой благородством радушного хозяина. Они обсуждали былые войны и скорбели о погибших в них родных и любимых. Оба считали, что пришла пора прекратить кровопролитие и кто знает, может быть эта встреча двух заклятых врагов могла принести мир нашим народам, но судьба распорядилась иначе. На рассвете Гризли дрался с Чужим и победил его. Человек Кутэней сдержал слово. Он сам отправился в путь вместе с Гризли, чтобы горячие головы, каковых много во всех племенах, не напали на него где-нибудь вдали от лагеря, чтобы отомстить за соплеменника. На следующий день они простились, и кроу продолжил путь в одиночку. Но с десяток молодых черноногих - друзей Чужого, все же выследили Гризли и убили его.
   Сегодня люди поют песни о его храбрости, но тогда... тогда они отвернулись от него. С тех пор прошло много зим, но мои соплеменники до сего дня восхваляют имя его и со стыдом вспоминают о том, как отвергали... Этот человек был моим отцом...
  

* * *

  
   После того, как Белый Бык ушел, Красная Выдра еще долго сидел на берегу реки у потухшего костра, устремив взгляд в даль. Ему не давали покоя слова старого кроу. Он уже давно привык чувствовать себя отщепенцем и жить собственной жизнью, не вмешиваясь в дела племени, но и не подпуская никого к себе. Красная Выдра не чувствовал за собой вины перед своим народом и павшими сородичами, и от того первое время еще сильнее переживал сердитые взгляды соплеменников. Много раз, сидя в уединении, он размышлял о случившемся и просил духов помочь найти ответы на возникавшие в голове вопросы. Что мог сделать он, молодой и неопытный, в ситуации, с которой не смогли справиться бывалые воины из того злополучного отряда? Как он, израненный и неспособный к сопротивлению, мог спасти тела погибших команчей от людоедов тонкава? Почему он должен отвечать за самонадеянность Короткого Лука, приведшую к гибели военного отряда? Почему его соплеменники считали, что ему следовало бы лучше умереть, чем стать свидетелем такого позора и попытаться выжить? Разве не стоило бороться за жизнь, чтобы потом отомстить врагам? Отношение соплеменников разжигало в нем ответное чувство злобы и ненависти к собственному народу, отвергшему его за просчеты и неосторожность других. Его никто не гнал, и подобно любому другому команчу он был волен сам выбирать свой путь, но, в то же время, большинство людей не пыталось скрыть негативного отношения к нему - человеку, чье присутствие напоминало о пережитом команчами поражении.
   Уйти из племени для индейца было равносильно духовной и физической гибели. При этом рвались все нити, связующие его с окружающим миром живых и мистических существ; разрушался его маленький мирок, называемый "мой народ", лишь внутри которого он мог чувствовать себя в относительной безопасности.
  

* * *

  
   Кроу и кайовы еще долго стояли лагерем вместе с команчами и Красная Выдра успел сдружиться с Белым Быком. Они часто по вечерам сидели на берегу реки и разговаривали. Юноша стал желанным гостем в палатке старика, где его внучка - милая, добрая девушка по имени Горная Вода, всегда была рада накормить его. Впервые за много зим, Выдра начал говорить с кем-то из людей. Однажды Белый Бык сказал, что кроу вскоре собираются возвращаться на север, и предложил юноше поехать с ними. При этом он искоса бросил взгляд на смущенную внучку и едва заметно улыбнулся.
   Выдра был согласен. Здесь ему нечего было терять.
  

5. ГИБЕЛЬ КРОУ

  
   Человек, ехавший на лошади впереди каравана из трех груженых доверху фургонов, обернулся, поднял руку и погонщики натянули поводья.
   - Стоп! Передохнем здесь!
   Он был двухметровым, широкоплечим гигантом, с длинными руками и непропорционально огромной головой. Лицо его было обезображено ужасным шрамом, тянувшимся от правого виска через нос до левой щеки.
   - Сэм, готовь обед. Джони, распряги лошадей и напои их, - отдавал он короткие указания, проезжая мимо своих компаньонов, устало выбирающихся из фургонов. - Фрэнки, мальчик, помоги Сэму, собери хворост для костра.
   - Хорошо, Чарли, - ответил мальчишка лет четырнадцати гиганту и медленно побрел к ближайшему кустарнику.
   - Давай, давай Фрэнки, поживей! Я в твои годы уже красножопых давил, как блох, а ты никак мужиком стать не можешь, - прикрикнул ему вслед Чарли, вызвав взрыв смеха погонщиков.
   - Смотри только, малыш, не отходи далеко, а то какой-нибудь красномордый еще сцапает твои волосы! - подначил мальчишку Сэм, и мужчины снова засмеялись.
   - Я не малыш, - обернулся разозлившийся Фрэнки, - и пристрелю первого же встретившегося индейца. Вот увидите.
   - Ладно, Фрэнки, не скалься. Мы тебе верим, ты герой, - спокойно сказал Чарли и спрыгнул с коня.
   Спустя некоторое время, когда был разведен костер, а Сэм сварил кофе и поджарил бекон с бобами, все четверо уселись перекусить. Джони как всегда рассказывал байки о том, как добывал меха на севере в Скалистых горах и сражался с черноногими и другими индейцами. Чарли и Сэм угрюмо жевали, а Фрэнки с упоением слушал болтовню Джони.
   - Индейцы, Фрэнки, как кролики. Главное в отношениях с ними - хорошо прицелиться, - якобы серьезно, наставлял мальчишку Джони. Он незаметно подмигнул ухмыльнувшемуся Сэму и продолжил. - Понимаешь, сынок, они не как мы. Трусость у них в крови. Убьешь одного, остальные удерут. Помню, мы с партнером отловили одного арикара, который пытался увести у нас лошадь. Связали мы его, и в костер. Так пока он там плавился, его друзья наблюдали за происходящим из кустов.
   - И ни один не высунулся? - проглотив кусок бекона, спросил Фрэнки.
   - Ни один, - ковыряясь в зубах, ответил Джони.
   - Трусы! - сдвинул брови мальчишка.
   - Точно, - едва не подавившись, и сдерживая смех, буркнул Сэм.
   - Да не забивай ты ему башку, - устало вмешался Чарли.
   - А что, - Джони сделал вид, что возмутился, - все чистая правда.
   - Я знаю, - усмехнулся Чарли, - да только сдается мне, что тебя там не было.
   - Да, какая разница, - отмахнулся Джони. - Ты лучше расскажи ему, из чьих яиц твой кисет сделан.
   - Как это? - непонимающе взглянул на него Фрэнки.
   - О! Знаешь ли, Фрэнки, какие замечательные кисеты получаются из индейских мошонок? Спроси у Чарли.
   Мальчишка вопросительно посмотрел на гиганта, и тот кивнул головой.
   - Да. Мой отец участвовал в битве при Тэмзе в октябре 1813 года, где убили этого гаденыша, Текумсе, предводителя восстания красножопых. После боя наши нарезали с его спины кожу полосками на уздечки и ремни, а папаша мой, мир праху его, отрезал ему яйца и сделал вот это, - Чарли сунул руку в сумку, достал кисет и бросил его мальчишке под ноги. Фрэнки с нескрываемым ужасом посмотрел на вещицу, и с отвращением отодвинул ее от себя.
   - Вот так-то, сынок, - мрачно усмехнулся Чарли и, подобрав кисет, сунул его обратно в сумку. - Потом, лет через двадцать, мы с папашей вместе попали в засаду сауков. Старика они прибили сразу, а я с ними повозился. Одного урода пристрелил, а второму вырвал голову из плеч, - Чарли вытянул вперед свои огромные, мускулистые руки и показал, как оторвал индейцу голову.
   - Здорово, - с восхищением глядя на гиганта, прошептал Фрэнки.
   - Вот только он успел мне рожу попортить, - Чарли со злостью сплюнул, после чего отставил тарелку и вытер руки о штаны.
  

* * *

  
   Охотники въехали на вершину холма и остановили лошадей. Внизу, в долине поднималась тонкая струйка дыма. Рядом с тремя фургонами паслась дюжина лошадей, а у небольшого костра сидело четверо белых людей. Кайовы занервничали, узрев такую богатую добычу, но кроу остановили их:
   - Мы живем в мире с белыми людьми на своей земле, и нам бы не хотелось начинать с ними войну на вашей. Они наши братья. Они помогают нам сражаться с врагами, и выменивают на меха ружья и другие, необходимые нам, товары. Мы друзья белых людей.
   В охотничьем отряде кроу было всего четверо кайовов, и они согласились с доводами большинства.
   - Я и Серый Орел поедем к белым людям и, может быть, они угостят нас табаком и сахаром, - сказал Белый Бык. - Чтобы они не заволновались, увидев нас, со мной поедет моя внучка, Горная Вода.
  

* * *

  
   - Смотрите, кто к нам пожаловал, - Сэм отставил чашку с кофе, и указал на запад.
   - А-а-а. Красномордые ублюдки, - повернув голову, сквозь зубы процедил Чарли.
   - Кто они? Команчи? Кайовы? - стараясь скрыть испуг, спросил Фрэнки.
   - Черт его знает, отсюда не видно, - ответил Сэм, кладя на колени ружье. - Но, по крайней мере, их всего трое.
   - Остальные могли попрятаться, - не унимался Фрэнки.
   - Правильно говоришь, сынок, - вставил Джони. - Кстати, один из них баба.
   - Баба, это хорошо, - нервно усмехнулся Сэм.
   - Хватит болтать. Быстро за фургоны, - Чарли взял лежавшее рядом ружье и поднялся.
   Укрывшись за фургонами, мужчины наблюдали за непрошеными гостями. Дикари ехали не спеша, давая белым возможность получше рассмотреть себя. Чарли никогда еще не видел таких одежд, и пытался сообразить, к какому же племени они могли принадлежать. Намерения у них, судя по всему, были мирные, но по личному опыту он знал, что особо доверять им не стоит. Когда до фургонов оставалось метров тридцать, индейцы остановились, и один из них - старик на рыжем жеребце, поднял руку в знак приветствия.
   - Боже мой! Это же кроу! - с облегчением воскликнул Джони... но в этот момент раздался выстрел. Старик покачнулся и, раскинув руки в стороны, упал на землю.
   - Я говорил вам! Я говорил, что убью первого же! - радостно закричал Фрэнки, почувствовав, что в этот момент он наконец-то приобщился к сообществу настоящих мужчин и борцов с дикарями.
   - Иди-о-о-т! - закричал Джони. - Они друзья!
   Но прежде, чем он успел закончить, выстрелил Чарли, сбив с лошади второго индейца. Оставшаяся в живых девушка резко развернула своего коня, но пуля Сэма ударила животное в бок и оно рухнуло, придавив ногу Горной Воды. Чарли и Сэм выскочили из-за фургона и бросились к бедной индеанке, дабы не дать ей выбраться и убежать. Подскочив к ней, Чарли схватил ее за волосы, а Сэм ухватился за руку и начал вытягивать из-под бьющегося в конвульсиях животного. В создавшейся сутолоке никто не обратил внимания, как приподнялся старик кроу и, собрав последние силы, метнул нож в спину Сэма. Джони увидел, как широкое лезвие плавно сделало в воздухе один оборот, и по рукоять вошло в тело погонщика. Сэм хрюкнул, выгнулся, и замертво упал на землю, так и не выпустив руки девушки, а пуля, выпущенная из ружья Джони, ударила старика в лицо, в одно мгновение превратив его в кровавое месиво.
   - Фрэнки, перезаряжай ружья! - заорал Чарли, и за волосы выдернул индеанку из-под лошади. - Ну что, сука, попалась!
   Он потащил девушку к фургонам, нервно вертя головой в разные стороны, пытаясь разглядеть, нет ли в округе других краснокожих. Джони сунул заряжать свое ружье Фрэнки, а сам побежал за оружием Сэма. Он знал, что если поблизости находились другие индейцы, то им понадобятся все ружья и боеприпасы, которые окажутся под рукой. "Скупой дурак", - в сердцах чертыхнулся он, ругая Чарли, прикупившего по дешевке старенькие "Спрингфилды".
   В то время, как Фрэнки, дрожащими руками пытался зарядить ружья, Чарли бросил свою жертву у фургона и наспех привязал ее руки к колесу. Девушка только начала приходить в себя после падения и, приоткрыв глаза, с ужасом пыталась осознать происходящее.
   - Ну, что, красножопая дрянь? - Чарли наклонился к ней и ударил по щеке. - Сейчас у тебя будет праздник. Сейчас ты наконец узнаешь, чем отличается белый мужчина от твоих ублюдочных кобелей.
   - Чарли, успокойся! - Джони попытался остановить компаньона. - Она кроу! Они наши друзья! Я торговал с ними.
   - У меня нет друзей среди этих тварей! - отмахнувшись, заорал гигант, и его огромный кулак со всей силы опустился на голову Горной Воды, легко переломив шейные позвонки несчастной индеанки.
   Фрэнки уже зарядил все четыре ружья и теперь с ужасом наблюдал за мужчинами. Ему было страшно. Он наконец понял, что только что убил человека. Лишил его жизни. Отобрал ее просто так. Еще час назад это казалось ему некой игрой. Как в далеком детстве - солдатик упал, солдатик поднялся. Но сейчас он просто убил старика. Индейца или нет - какая разница. Он почувствовал, как тошнота все ближе подбирается к горлу. А Чарли! Его герой! Чарли! Такой сильный и мужественный, на которого он так хотел походить, вел себя словно дикарь! Фрэнки совсем не хотел, чтобы Чарли так гадко поступал с девушкой, пусть даже с индеанкой. Ему было страшно. Он хотел домой. Топот копыт вывел его из оцепенения.
   Два десятка индейцев скакали к ним во весь опор. Чарли и Джони метнулись за фургон и схватили ружья.
   - Мы стреляем, а ты, Фрэнки, заряжаешь! - заорал Чарли. - Да приди же в себя, щенок!
   Фрэнки испугано кивнул и придвинулся поближе. Он выглянул из-за укрытия и увидел приближавшихся дикарей. "Господи! Помоги, пожалуйста! Господи! Я хочу домой!" Они мчались припав к шеям своих лошадей, стреляя из ружей и луков. Их военные кличи пробирали мальчишку до костей, заставляя съеживаться юное сердце. "Господи! Помоги!" Губы Фрэнки задрожали, он уже не мог сдерживать себя, и слезы вырвались наружу. "Спаси меня, Господи!" Он не выдержал. Он побежал.
   - Фрэнки, малыш, стой! - закричал Джони. - Стой! Вернись!
   Но мальчишка бросился наутек, а у погонщика не было возможности кинуться за ним вдогонку. Два индейца отделились от основного отряда и поскакали вслед за беглецом. Джони печально покачал головой и тяжело вздохнул.
   - Сопляк, - процедил Чарли, не спуская глаз с прицела. Джони повернул голову, посмотрел на гиганта, но ничего не сказал.
   Теперь индейцы разделились на две группы - одна начала обходить фургоны слева, другая поскакала справа. Чарли выстрелил, но промахнулся, а Джони подбил под одним из воинов лошадь. Оставались два заряженных ружья, гигант подтянул их к себе, а Джони начал заряжать опустевшие. На этот раз оба выстрела достигли цели и два воина свалились со своих коней. Не поворачивая головы, Чарли нетерпеливо протянул руку за следующим ружьем, но она застыла в воздухе.
   - Давай, Джони! Быстрее!
   Ответа не последовало, и гигант обернулся. Его компаньон лежал на земле с широко раскрытыми, остекленевшими глазами и развороченным пулей горлом. Он еще пытался что-то сказать, но изо рта его исходили лишь пузырьки окровавленной слюны.
   Индейцы уже обогнули фургоны и быстро приближались. Чарли схватил ближайшее ружье, попытался зарядить, но было поздно. Один из всадников мчался к нему впереди других дикарей, занеся над головой копье для смертельного удара. Чарли вскочил на ноги и двумя руками ухватился за ствол ружья, собираясь воспользоваться им как дубинкой. Остальные краснокожие придержали коней, чтобы дать соплеменнику возможность сразиться с гигантом один на один.
   Воин погнал коня слева от бледнолицего, чтобы легче было заколоть противника копьем, но тот отскочил и резко присел. Приклад его ружья описал широкую дугу, врезаясь в передние ноги скакуна. Потеряв опору, животное с силой вонзилось головой в землю, а незадачливый всадник перевернулся в воздухе и кубарем покатился по траве. Чарли стремительно метнулся к нему и, ухватив дикаря за голову, движением могучих рук свернул ему шею. Индейцы взвыли, а белый гигант сорвал украшавший волосы мертвеца пучок орлиных перьев и повернулся к наблюдавшим за боем воинам.
   - Ну что, твари пернатые! Кто следующий?! - громко заорал он, потрясая перьями их погибшего товарища.
   Схватка оказалась так скоротечна, а противник настолько силен и опасен, что индейцы замешкались. Бледнолицый уже убил несколько их соплеменников, и желающих испытать на себе его яростную мощь явно не находилось. Чарли угрюмо ухмыльнулся, поднял копье и, сжав его в руках, начал спокойно ждать, что же предпримут краснокожие. Он знал, что трусливые дикари иногда отпускают храбрых, сильных бойцов на все четыре стороны, если считают, что магическая сила соперника слишком хорошо защищает его в этот день. "Сегодня не наш день, - говорят они, - мы можем подождать другого случая".
   От столпившихся краснокожих отделился одинокий всадник и медленно направил своего черного скакуна в сторону Чарли. Его распущенные волосы без каких-либо украшений свободно развевались на ветру. Кроме мокасин и набедренной повязки ничто не прикрывало тела дикаря - лишь грязное, темно-серое одеяло было небрежно перекинуто вокруг талии, а за спиной висел полный стрел колчан. Правой рукой воин легко управлял своим конем, а в левой крепко сжимал лук.
   Когда индеец остановил своего гнедого в нескольких шагах от Чарли, их глаза встретились. Чарли был сильным человеком, он привык побеждать и его слово всегда было законом для окружавших его людей. Он привык все брать силой и редко кто отваживался перечить гиганту. Но взгляд молодого дикаря поразил его. Это был взгляд человека, много повидавшего за свою короткую жизнь. Таких людей нельзя сломать, их можно только убить, но сделать это тоже не просто. Он увидел в его глазах ненависть. Лютую ненависть. Но не ту безумную, затмевающую разум и заставляющую человека совершать ошибку за ошибкой. А спокойную, расчетливую, полную скрытой ярости, подобную горному льву, притаившемуся в засаде и готовому в нужный момент мощным прыжком прикончить ничего не подозревающего путника. Чарли словно мышь перед гремучей змеей заворожено глядел в глаза удивительного дикаря, поражаясь той внутренней силе, что исходила от него. Он видел, как краснокожий медленно вытащил из колчана стрелу, наложил ее на тетиву и неторопливо натянул лук. Металлический наконечник легко пробил лобную кость гиганта и тот, качнувшись, тяжело рухнул на землю.
   Красная Выдра коленями направил коня к распростертому в траве противнику, вытащил еще одну стрелу и, натянув лук, выпустил ее в уже безжизненное тело. Затем он снова и снова, как бы стараясь избавиться от пылавшей внутри ярости, не спеша вонзал в труп стрелы, пока колчан не опустел полностью. Белый Бык и Горная Вода были мертвы. Он отомстил за их смерть, но не нашел успокоения. Ненависть к белым людям не утихла.
   Выдра развернул своего коня и ускакал. Он хотел побыть один.
  

6. НЕУДАЧА ТОНИ БОЛТОНА

  
   Тони Болтон всегда спал чутко. Да и нельзя здесь иначе, если хочешь дожить до седых волос. Бескрайние просторы Запада, много лет назад выманившие его из теплых и уютных стен родительского дома в Пенсильвании романтикой путешествий и героизмом первооткрывателей, на поверку оказались землями суровыми и жестокими. Здесь царили совсем иные законы, и ты либо подчинялся им, либо умирал.
   Удрав от дотошной опеки мамаши, Тони присоединился к одному из первых караванов в Техас, переполняемый мечтами о предстоящих приключениях и схватках с кровожадными дикарями. Запад ждал своего героя!...
   Первое, что уяснил Тони, когда индейцы перебили половину переселенцев из его каравана - что дикари действительно, как и писали восточные газеты, по жестокости своей мало чем отличаются от обезумевших зверей. Второе и, пожалуй, главное, - что там, где льется кровь, кончается романтика, и едва ли можно назвать приключением действо, в котором ты стираешь со своего лица кровь человека, с которым еще совсем недавно сидел у костра и трясся в одном фургоне, а от штанов твоих почему-то смердит дерьмом.
   С тех пор прошло много лет. Тони возмужал, его тело покрыли шрамы, полученные в многочисленных схватках с враждебными индейцами, мексиканскими бродягами и хищными животными. Он многому научился и стал поистине превосходным охотником, умения которого признавали поселенцы от Бразоса до Арканзаса.
  

* * *

  
   Тони Болтон всегда спал чутко. И на этот раз, услышав тихий шелест травы, он мгновенно открыл глаза, и попытался схватить лежавшее рядом ружье. Но резкая боль обожгла запястье, а рука осталась на месте. Тони попытался перевернуться на бок, с удивлением обнаружив, что не может двинуться. Привязан! На каждую руку и ногу были накинуты петли из сыромятной кожи, намотанные на вбитые в землю колышки. Тони в ужасе осознал, что некто весьма осторожный сумел бесшумно подкрасться к нему и распять на земле, даже не потревожив его сна. Его! Опытного охотника и следопыта! Происходящее не укладывалось в голове, но он уже пришел в себя и понимал, что это не сон.
   Тони повернул голову и осмотрелся. Глаза быстро привыкли к темноте, и он обнаружил, что все вокруг оставалось точно так же, как перед сном. Его вещи и ружье лежали на своих местах, а лошадь, привязанная к кусту, мирно пощипывала траву. Он еще раз приподнял голову и огляделся. Никого не было! Тони попробовал дернуть руками и освободиться от пут, либо вырвать колышки, но безуспешно. Лишь только петли еще туже стянули запястья. Он уже не боялся, что его может кто-нибудь услышать. В отчаянии, он извивался всем телом и выгибал спину, пытаясь тянуть колья на себя. Ничего не помогало. В конце концов силы оставили его и он затих. Испуганный, лежал он, не понимая, что происходит.
   Близился рассвет и в предутренних сумерках Тони вдруг разглядел силуэт человека, привалившегося к стволу огромного дуба метрах в пятнадцати от него. В темноте он полностью сливался с деревом и потому не был замечен им сразу. Тони внимательно следил, как человек поднялся и, мягко ступая по траве, бесшумно подошел к нему. Индеец! Необычайно странный индеец. С его головы свисали длинные, перемазанные грязью, спутанные космы, а плечи покрывало изодранное темно-серое одеяло. Воин скинул одеяло на землю и Тони увидел украшавшее его грудь ожерелье из нанизанных на кожаный шнурок человеческих пальцев, перемежавшихся скальповыми прядями. Тони дернулся всем телом, вновь попытавшись освободиться, но краснокожий наступил ногой ему на шею, вдавив ее в землю. Несчастный захрипел, ловя воздух и давясь попадавшей в рот бахромой с леггин дикаря. Воин убрал ногу и что-то сказал. Тони не понял слов, но откашлявшись, решил более не испытывать судьбу. Индеец присел и, коленом прижав плечо бледнолицего, ухватил его левой рукой за волосы. Особо не деликатничая, он дернул его голову на себя, едва не переломив шею. Тони застонал от боли, зажмурил глаза, чувствуя, как холодное лезвие коснулось его лба, и он почувствовал, как нож медленно режет кожу вокруг головы. Дикарь дернул волосы на себя, раздался хлопок, и Тони показалось, что ему оторвали полголовы. Никогда в жизни он не испытывал таких страшных мучений. Истошный крик его разорвал предутреннюю тишину, боль пронзила насквозь, и он провалился в небытие.
   Красная Выдра не стал добивать жертву. Если белый выживет, то всю жизнь будет носить на себе позорный знак, оставленный на его голове рукой команча. Юноша вытер окровавленное лезвие о куртку бесчувственного человека, перерезал его путы и поднялся. Прихватив ружье, он бесшумно подошел к лошади белокожего, погладил ее по шее, а затем вскочил на нее и поскакал прочь. Он был доволен.

* * *

  
   Тони нашли белые охотники. Он выжил. Несколько недель он отлеживался в городишке Санта-Мария, а как только раны на голове затянулись, бросил все и бежал на Восток, в стены когда-то покинутого им родительского дома. Он объездил всех местных врачей, пытаясь отыскать чудодейственное лекарство, способное вырастить прежнюю копну волос, но никакое лечение не помогало. Верхняя часть головы Тони представляла собой ужасающее зрелище из массы бугристых болячек и, дабы не пугать своим видом окружающих, ему пришлось накрывать оголенный череп обычным париком. Газеты штата пестрели небылицами о его похождениях среди безжалостных дикарей, а местное издательство предложило ему контракт на написание книги. Тони стал знаменит, женщины смотрели на него с нескрываемым восторгом, а мужчины считали своим долгом пожать его жилистую руку. И никому было невдомек, что бесстрашный борец с кровожадными дикарями еще долгое время боялся сомкнуть глаза перед сном и мочился по ночам...
   Так штат Пенсильвания приобрел своего "героя Дикого Запада", а Дикий Запад навсегда утратил его.

7. МАЛЕНЬКИЙ БРАТ

  
   В этот раз Красная Выдра впервые решил возглавить военный набег. Он жаждал крови белых людей. Вечером Выдра взял в руки бизонью шкуру и, следуя обычаю, ходил по селению, распевая военные песни и ударяя в такт по шкуре ладонью. Он останавливался у каждой палатки на мгновение и если живший в ней воин хотел присоединиться к походу, то выходил наружу, брал шкуру рукой и бил по ней ладонью. Тем самым он показывал, что готов идти на врага под предводительством этого человека, и клялся отправиться в набег вместе с ним. К своему удивлению, Выдра обнаружил, что многие воины готовы идти под его началом.
  

* * *

  
   Джерри Сонберг ехал домой. День выдался замечательный, ярко светило солнце, на небе не было ни единого облака, а легкий ветерок приятно обдувал лицо. Джерри был доволен собой. Ему удалось подстрелить антилопу всего в пяти милях от фермы, и уже к полудню он будет сидеть на крыльце своего бревенчатого домика, лениво покачиваясь в стареньком кресле-качалке. Шестилетний Томми как всегда начнет приставать со множеством вопросов, свойственных растущему организму, а Дорис займется стряпней, стараясь не мешать "обстоятельной беседе моих мужчин"...
   Дорис сидела у распахнутой двери, прислонившись головой к стене. Ее всегда аккуратно причесанные волосы были растрепанны, а глаза безжизненно смотрели вдаль. Джерри соскочил с лошади и подбежал к ней.
   - Что? Что случилось? Где Томми?
   - Джерри, они забрали его. Они забрали нашего мальчика... увезли Томми.
   - Кто, милая? Кто?
   - Сядь, Джерри. Это были команчи. Они уехали давно, и ты не нагонишь их. А если и нагонишь... ты не в силах что-либо сделать. Их слишком много. Они просто убьют тебя, и я останусь совсем одна, - голос ее был тихим и слабым. - Говорят, команчи хорошо обращаются с плененными детьми... Мы попробуем выкупить Томми через команчерос... Мы найдем его... Я чувствую, мы найдем нашего мальчика. Не оставляй меня. Мне очень страшно. Вдруг они вернутся. А мы... Мы найдем Томми. Найдем и уедем отсюда на Восток.
   Джерри бессильно опустился рядом с женой, понимая, что, к несчастью, она права. Он устало дотронулся рукой до лба, стараясь скрыть от нее нахлынувшие слезы. Дорис подняла глаза и положила руку ему на плечо. У нее уже не было слез. Лишь полная опустошенность и странная уверенность в том, что они найдут Томми. Женщина прижалась к мужу и заговорила вновь:
   - Я не видела, как они подъехали. Мы с Томми были в доме. Дверь неожиданно распахнулась и внутрь ворвались команчи. Они схватили меня, повалили на пол, начали срывать одежду. Томми старался защитить меня. Наш мальчик кинулся на одного из них, но тот пнул его ногой, и малыш отлетел на пол. Тогда индеец схватил его за волосы и потащил на улицу. Томми пытался сопротивляться, ударяя его своими маленькими кулачками, и тогда дикарь с силой ударил его об стену... А потом в дверь вошел какой-то высокий краснокожий с длинными, перепачканными грязью космами. Его глаза горели такой злобой, что я подумала, он разорвет меня на части. Но он подошел ближе и жестом приказал дикарям отпустить меня и поднять. Один из них что-то резко сказал ему, но грязноволосый только покосился на него, и меня сразу же выпустили. Индеец схватил мое горло, сдавил его и поднес к лицу нож. Мне было очень страшно, я задыхалась. А потом произошло нечто непостижимое. Краснокожий отшатнулся и разжал пальцы. Его глаза изменились. Он приблизил ко мне свою грязную морду, и стал как-то странно вглядываться в мое лицо... Знаешь, как собака, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Он был удивлен. Мне показалось, что я ему напомнила кого-то. Окружавшие нас индейцы начали шуметь, но он лишь слегка приподнял руку, и они притихли. А затем он очень осторожно дотронулся до моего лица и нежно провел рукой по волосам... Будто брат вновь встретил свою давно утраченную сестру. Он даже приоткрыл рот от удивления. Тот дикарь, что не хотел меня отпускать, громко усмехнулся и тогда грязноволосый резко ударил его рукоятью ножа в лицо. Джерри, он даже не повернул головы! Он даже не посмотрел на него! Просто ударил, разбив лицо в кровь. Он постоял так еще некоторое время, после чего развернулся, что-то сказал своим воинам, и все они молча вышли на улицу. Тот, что с разбитой мордой, схватил Томми за волосы и поволок за собой. Я пыталась помешать ему, но он отпихнул меня и, падая, я ударилась головой. Когда я пришла в себя, их уже не было.
   После того, как Дорис закончила свой печальный рассказ, они еще долго сидели на крыльце, обняв друг друга. Джерри опустил голову, обдумывая, как поступить и потому не видел, как на холме появились всадники. Отблески солнца на наконечниках их копий и развевающиеся на ветру перья не оставляли сомнений в том, что это индейцы.
   - Джерри, они вернулись, - Дорис не могла скрыть испуга и голос ее дрожал от безысходности.
   Мужчина резко вскинул голову, глядя вдаль.
   - Мерзавцы! - он схватил ружье и вскочил на ноги. - Ты беги, милая, беги. Спрячься в лесу, а ночью пробирайся к ранчо Мигеля.
   - Смотри, Джерри, это же наш мальчик!
   От группы всадников отделилась маленькая фигурка. Томми резво бежал к ним, смешно перепрыгивая через кочки. Его никто не преследовал. Краснокожие оставались на месте, словно застывшие изваяния. Не думая об опасности, Дорис и Джерри бросились навстречу ребенку.
   Томми тараторил без умолку, а Дорис, плача от радости, крепко прижимала его к себе и никак не могла поверить, что он снова рядом. Живой и невредимый. Казалось, мальчик уже забыл о ссадинах, полученных во время нападения, и был только рад произошедшему с ним невероятному приключению.
   - Мамочка, один из них говорит по-английски. А Красная Выдра, ну тот, что с немытой головой - он у них вождь. Он сказал, что я очень храбрый мальчик, и когда вырасту, обязательно стану великим воином. Мы с ним теперь друзья.
   От индейского отряда отделились два всадника и галопом пустили лошадей по склону холма. Дорис еще крепче прижала к себе сына, а Джерри встал впереди них, заслоняя собой, и направил на приближавшихся дикарей ружье. Ему очень хотелось выстрелить, но он сдерживал себя, понимая, что этим только ухудшит свое положение.
   Когда до белых оставалось метров сто, индейцы придержали своих жеребцов, и пустили их шагом. Они медленно ехали вперед, разведя руки в стороны, давая понять, что безоружны.
   - Дорис, бегите в дом, - не спуская глаз с приближавшихся краснокожих, сказал Джерри.
   - Успокойся, милый. Если бы они хотели нас убить, то давно бы это уже сделали.
   - Бегите в дом, - мужчина начинал злиться.
   - Нет, Джерри. Если они захотят нас убить, стены дома нас все равно не спасут. Не волнуйся. Все будет хорошо. Они просто хотят поговорить, - голос ее был очень спокоен.
   - Мам, это Красная Выдра. Не бойтесь, он мой друг.
   Остановившись в двадцати метрах от мужчины с ружьем, индеец с перемазанными грязью волосами что-то сказал на своем языке, а второй краснокожий начал переводить.
   - Красный Выдра говорить не бойся. Он говорить мы идти с миром.
   - Хорошо, - ответил Джерри, и кивнул головой, не сводя с дикарей ружья.
   - Красный Выдра говорить не ты. Он говорить твой женщина.
   Джерри даже усмехнулся от такой наглости. Какой-то отвратительный дикарь даже не хочет с ним говорить.
   - Все хорошо, Джерри, - Дорис отстранила сына и встала рядом с мужем.
   Теперь странный индеец смотрел на нее с теплотой в глазах. Дорис не понимала почему, но она больше не испытывала перед ним страха.
   - Твоя сына очень храбрый мальчик. Красный Выдра говорить, мальчик уже воин. Он говорить не надо боится команчи. Команчи теперь друг. Выдра говорить команчи никогда больше не приходить сюда война. Команчи приходить друг. Не надо боится. Твой мальчик и Красный Выдра теперь два брат. Мальчик теперь есть имя как команчи. Красный Выдра дать мальчик имя Бросается на Много Врагов.
   Грязноволосый поднял руку и воин замолчал. Он ловко соскочил с коня, приблизился на несколько шагов и остановился глядя на Томми. На могучей груди Выдры висело ожерелье из когтей медведя гризли и, сняв его, он протянул его мальчишке.
   - Это подарок для Бросается на Много Врагов.
   Томми сделал шаг вперед, но Джерри окриком остановил его.
   - Ничего, Джерри. Все хорошо. - Дорис почему-то верила этому дикарю.
   - Пап, я возьму?
   - Джерри, пусть он возьмет. Если бы индеец хотел схватить его, то наверно бы не привозил назад.
   Джерри вздохнул, кивнул головой и опустил ружье.
   Дорис потрепала сына по волосам и легонько подтолкнула вперед:
   - Иди, малыш.
   Томми поднял голову, радостно посмотрел на мать, а затем вприпрыжку подбежал к Красной Выдре и протянул ручонки. Индеец улыбнулся, присел на корточки, и надел на малыша ожерелье с огромными когтями властелина лесов. Мальчишка весело повернулся к родителям, и выпятил грудь, с гордостью демонстрируя водруженный на маленькое тельце громоздкий подарок. Дорис улыбнулась краснокожему, кивком головы поблагодарив его. Выдра поднял на нее глаза, внимательно посмотрел, а затем тоже улыбнулся и кивнул. Поднявшись, он заговорил на своем языке, а когда закончил, толмач перевел:
   - Выдра говорить вы приходить любой лагерь команчи. Жить лагерь. Команчи быть очень рад. Команчи дарить Бросается на Много Врагов хороший лошади. Выдра говорить он будет ждать. Вы не боятся на земля команчи. Выдра говорить Бросается на Много Врагов теперь сам команчи.
   Когда толмач закончил, Красная Выдра повернулся, подошел к лошади и легко вскочил на нее. Он поднял руку в знак прощания, и Дорис показалось, что в этот момент в глазах воина промелькнула некая глубокая печаль. Она тоже подняла руку в прощальном жесте, и неожиданно поймала себя на мысли, что ей почему-то не хочется, что бы странный краснокожий навсегда исчезал из ее жизни. Выдра еще раз улыбнулся, развернул коня и поскакал прочь. Толмач задержался на мгновение, оскалил беззубый рот в подобие улыбки и, крикнув "Adios, amigos!", помчался вдогонку.
   Томми прыгал на месте, высоко воздев вверх ручонки, и махал ими вслед уезжающим воинам. Джерри резко повернулся и поспешил к дому.
   - Дорис! Томми! Мы собираемся и уезжаем отсюда.
   - Нет, Джерри, - задумчиво, но твердо остановила его жена. - Мы остаемся... И все у нас будет хорошо.
  

* * *

  
   Несколько дней спустя, ранним утром, Дорис вышла из дому, чтобы приготовить завтрак и сварить кофе на обустроенном во дворе очаге. Неподалеку, прямо напротив двери, застыл верховой индеец, державший на поводу двух великолепных жеребцов. Томми, потирая ладошками заспанные глаза, ткнулся застывшей в дверях матери в ногу, прижался к ней, обнял, а потом выглянул наружу.
   - Ой, Выдра!
   Индеец медленно подъехал к дому, бросил на землю поводья приведенных коней, и сделал рукой жест, показывая, что дарит одного Дорис, а другого Томми. Не дожидаясь ответа, он развернулся, и ускакал...
   Он стал появляться время от времени, иногда раз в неделю, иногда пропадая на месяц. Дорис поила его кофе, в которое он обычно насыпал по несколько пригоршней сахара, и Томми, смеясь, пытался вразумить его, что обычно пьют кофе с сахаром, а не сахар с кофе. Индеец много общался с мальчиком, обучал верховой езде, стрельбе из лука. Через некоторое время он мог уже весьма сносно изъяснятся на английском языке, и Дорис с удовольствием подолгу сидела с ним, разговаривая. Джерри, напротив, избегал общения с краснокожим, но переносил его присутствие молча, ни выказывая раздражения. Лишь спустя некоторое время Дорис поняла, что Джерри ревнует ее к нему, и мысль эта показалась ей даже забавной. Но однажды Красная Выдра пропал надолго, и она почувствовала, как щемит в сердце. Когда индеец появился вновь, свежий шрам пересекал его грудь. Дорис едва сдержалась, чтобы не бросится ему на шею, и это не ускользнуло от глаз мужа. В тот день Джерри вел себя с ним надменно и пренебрежительно. С тех пор Красная Выдра больше не приезжал к ним. Томми ждал, каждое утро выскакивая на порог первым, но индеец больше не появился.
  

8. КОНЧО

  
   Как-то раз, во время одного из своих военных походов, Красная Выдра наткнулся на одинокого воина апачей. Тот сидел на корточках у небольшого костра, поджаривая над огнем кусок жирного мяса, настолько увлеченный своим занятием, что не заметил наблюдавшего за ним из зарослей команча. Апач был одет в белую матерчатую рубаху, длинную набедренную повязку и высокие, подвернутые у колен, кожаные мокасины с загнутыми мысами. Его длинные черные волосы стягивала широкая повязка.
   Мясо было нанизано на острую палку, которую он держал в правой руке, периодически переворачивая ее так, чтобы кусок прожарился со всех сторон. Исходящий от него вкусный запах заставил Красную Выдру сглотнуть слюну. Он не ел с утра, и представшее перед ним зрелище напомнило ему об уюте оставшегося далеко домашнего очага.
   Юноша оглядел окрестности и заметил пасущуюся неподалеку лошадь. Вернее животное, которое можно было назвать лошадью лишь с большой натяжкой. Мало того, что ростом оно было с самую низкую кобылу, но к тому же еще обладало кривыми жилистыми ногами, бочкообразным туловищем и крупной головой. Шерсть лошадки отличалась необычайной густой, а грива и длинный, жиденький хвост создавали впечатление, что кто-то специально повыщипывал из них основную часть волос. Весь ее жалкий вид как бы говорил о том, что если и найдется желающий взобраться на нее верхом, то он не только не проедет на ней и шага, но и сломает своим весом бедняге спину. Представив на ней могучего апача, Красная Выдра едва не рассмеялся.
   В этот момент апач повернул голову в сторону, и его глаза наткнулись на улыбающееся лицо команча. Ситуация была более чем странной - неожиданно подкравшийся воин враждебного племени выглядывал из зарослей с растянувшейся на физиономии улыбкой и, по-видимому, совершенно не думал о нападении. Враги некоторое время смотрели друг на друга, после чего апач жестом показал Красной Выдре, что тот может присоединиться к его трапезе. Юноша медленно выехал на прогалину и осторожно слез со своего коня, стараясь не выпускать апача из поля зрения, не без оснований ожидая какого-либо подвоха. Апач тоже вел себя насторожено, однако не делал попыток схватить лежавшее рядом оружие, продолжая сидеть на корточках, держа над огнем палку с мясом.
   Красная Выдра отпустил коня, не спеша подошел к костру и, скрестив ноги, молча сел напротив апача. Мясо уже достаточно прожарилось и, разрезав его на равные части, апач передал кусок юноше. Они ели не спуская друг с друга глаз, с жадностью пережевывая мягкое, сочное мясо. По окончанию трапезы воины достали свои небольшие трубки. Команч вынул из кисета табак и, в качестве ответного жеста, протянул часть апачу. Это свидетельствовало о дружеских намерениях и нежелании сражаться с гостеприимным человеком, пусть даже он и принадлежал к враждебному племени. Испытавший на себе все тяготы одиночества, и будучи однажды отвергнутым собственным народом, Красная Выдра очень чутко реагировал на любые проявления внимания и доброе отношение к себе.
   Расположившись поудобнее, мужчины с удовольствием покурили, после чего начали говорить на языке жестов. Апача звали Кончо. Он бежал из своего селения, спасаясь от гнева разъяренного вождя, у которого попытался увести молодую жену. Женщину поймали, и она поплатилась за свою неверность - разгневанный муж зверски избил ее и откусил ей нос, чтобы всю последующую жизнь она носила на себе страшный знак измены и честные женщины плевали ей в след. После этого он "выкинул" ее, она больше была ему не нужна. Вождь возьмет себе другую жену, а ее, опозорившую свою семью, едва ли кто-нибудь захочет иметь рядом с собой. Таков обычай. Кончо сумел бежать, убив при этом родного брата вождя, и закон кровной мести теперь долго будет преследовать его. Рассказывая это, апач показал на колченогую лошадку и добавил, что ему удалось спастись лишь благодаря быстроте своего боевого коня. Красная Выдра с недоверием посмотрел на странное животное, а апач, заметив это, рассмеялся.
   - Она скачет быстрее ветра, - сказал он руками. - Это лучший скакун, которого я когда-либо видел.
   Красная Выдра улыбнулся, не понимая, зачем Кончо пытается разыграть его, и показал жестом, что сильно сомневается в способностях лошадки.
   - Хорошо, - апача начинало злить недоверие юноши. - Твой конь великолепен. Я вижу, что он вынослив и резв. Ты наверняка доверяешь его силе. Мы можем устроить скачки и, если ты выйдешь победителем, я отдам тебе свой нож, одеяло, лук, стрелы и все остальное, что у меня есть. Если ты проиграешь, я заберу лишь твоего коня.
   Предложение звучало столь заманчиво, что Красная Выдра не мог не принять его, хотя в глубине души и понимал, что Кончо не был простаком, намеревавшимся так легко расстаться со всем своим скарбом. Однако юноша не видел, как апач сможет переиграть его и, подумав некоторое время, принял вызов. Кончо нахмурился, с сожалением глядя на молодого команча. Было видно, что его не радует происходящее, но это лишь подзадорило Выдру, давая повод рассчитывать на легкую победу. Он не понимал, что Кончо, уже давно жившего волком-одиночкой, могло огорчить сознание того, что исход скачек вероятнее всего станет концом начавшей было завязываться дружбы.
   Воины вскочили на лошадей и бок о бок выехали на располагавшуюся неподалеку равнину. Остановившись, они обговорили расстояние, которое следовало проскакать и выбрали конечной целью подножие видневшегося в пяти полетах стрелы высокого холма. Прежде чем начать соревнование, индейцы совершили магические обряды, которые должны были придать их лошадям легкость, силу и быстроту. Они втирали им в кожу специальные травы, рисовали на них колдовские знаки и пели молитвы. Когда оба были готовы, Красная Выдра несколько раз проскакал на своем коне взад-вперед, как это всегда делали индейцы прерий, чтобы разгорячить своих скакунов и придать им второе дыхание. Все это время Кончо хмуро стоял в стороне, придерживая свою лошадку под уздцы, и мрачно наблюдал за приготовлениями команча.
   Решив, что его конь вполне готов для предстоящего соревнования, Красная Выдра подъехал к апачу и знаками показал, что можно начинать. Тот молча кивнул, взгромоздился на коренастую лошаденку, и легонько ударив ее пятками по бокам, не спеша двинулся к месту старта.
   С первых же мгновений, как и предполагал Красная Выдра, его конь легко оставил позади колченогую и, радостно рассекая воздух, помчался к намеченной цели. Умелая рука всадника легко направляла его, заставляя выбирать наиболее короткий и удобный путь. Лишь один раз команч повернул голову, чтобы с удивлением увидеть, что лошадка апача отстает от него всего на корпус! Он то ожидал, что косматое чудище будет плестись далеко позади. Но вид перекошенного лица Кончо, остервенело настегивавшего лошадку плетью, прояснил ему невероятные успехи колченогой. "Это животное падет наземь, так и не добравшись до предгорий", - усмехнувшись, подумал Красная Выдра и, издав боевой клич, хлопнул ладонью по крупу своего коня, вынуждая того прибавить скорость.
   Однако, когда до холма оставался лишь один полет стрелы произошло невероятное. Кончо поравнялся с Красной Выдрой! Некоторое время он скакал рядом, а затем, громко рассмеявшись, отбросил хлыст в сторону и, отпустив поводья, легко умчался вперед, оставляя позади ничего не понимающего команча. В это было невозможно поверить!
   Так Красная Выдра потерял своего коня.
  

* * *

  
   Он нагнал апача лишь спустя семь дней. С упорством росомахи, он брел по следу победителя, сбивая в кровь ноги, страдая от голода и усталости, пока не настиг его. Подождав, когда Кончо уснет, Выдра бесшумно подкрался к привязанным лошадям, перерезал веревки, и благополучно скрылся с ними в ночи, ничем не потревожив сна уставшего воина. На том месте, где стояли привязанные лошади, он оставил свой нож с красивой рукоятью из оленьего рога и расшитый ярким бисером кисет, наполненный отборным табаком.
  

* * *

   В то утро Красная Выдра поднялся рано. Свежее мясо подходило к концу, и он собирался поохотиться на антилоп. Стараясь не разбудить спящих родителей, юноша собрал необходимые пожитки, и проскользнул к выходу. Ему еще предстояло умыться и сводить на водопой колченогую. Откинув полог типи, Выдра выбрался наружу и замер в растерянности. Колченогой не было! У колышка, к которому на ночь была привязана необычайная лошадка, лежал большой сверток. Юноша подошел к нему, огляделся по сторонам, а затем присел на корточки и развернул его. Несмотря на горечь утраты, он не смог сдержать улыбку. Перед его взором предстал великолепный, тугой лук и красивый, полный стрел колчан апачей. Кроме того, в отдельном мешочке он обнаружил несколько крупных голубых камней бирюзы, высоко ценимой окрестными племенами. Выдра поднялся и посмотрел вдаль, куда вели следы апача и странной, мохнатой лошадки.
   - Удачи тебе, Кончо. И пусть Великий Дух помогает тебе, - тихо произнес он и пошел в сторону табуна. Ему надо было выбрать себе коня и добыть антилопу.
  

9. ПОДВИГ КРАСНОЙ ВЫДРЫ

  
   На рассвете, едва первые лучи солнца яркими красками осветили верхушки шестов типи лагеря команчей, тишину потряс мощный, вырвавшийся из двух сотен глоток военный клич ютов. Заспанные люди начали выбегать из своих жилищ, женщины визжали, плакали испуганные дети. Привязанные у палаток скакуны вставали на дыбы, норовя ударить пробегавших мимо людей, а собаки, запоздало вспомнив, что призваны охранять своих хозяев, подняли жуткий лай.
   В одно мгновение лагерь стал напоминать потревоженный медведем улей, где маленькие пчелы беспорядочно вылетают наружу, еще не понимающие в чем дело, но уже готовые победить или умереть. Воины хватали оказавшееся под рукой оружие и стремительно выскакивали из своих палаток, отталкивая мешавших на пути женщин. Каждый из них хотел первым встать на пути у врага и дать достойный отпор.
   На вершине восточного холма, на фоне встающего солнца, застыла длинная цепочка всадников, числом по меньшей мере вдвое превосходивших команчей. Они не торопились нападать, полностью уверенные в своем превосходстве и безнадежности положения противника. Они просто стояли там, с наслаждением наблюдая за поднявшимся в лагере переполохом, в предвкушении быстрой победы и богатой добычи.
   Через несколько мгновений воцаривший в лагере хаос начал приобретать некоторую организованность. Старики повели женщин и детей к северному оврагу, мальчики бросились к пасущимся неподалеку табунам, а воины, вскочив на привязанных у палаток лошадей, кинулись навстречу врагам и сформировали защитную линию между противником и лагерем.
   Юты, казалось, ждали именно этого момента. От их шеренги отделился всадник на крупном пегом жеребце и помчался вниз по склону холма. Его роскошный головной убор из орлиных перьев развевался на ветру в такт бега могучего скакуна. У подножья холма он резко осадил жеребца и навел ружье на выстроившихся в линию команчей. Конь нервно гарцевал под ним и вертелся на месте, явно желая продолжить бег, но индеец без труда сдерживал его.
   Команчи, находившиеся в сотне метров от одинокого всадника, готовились отразить нападение вражеского отряда. Они не понимали, почему юты бездействуют и с мрачными лицами молча наблюдали за их предводителем, который скалил в широкой улыбке желтые зубы. Наводя ствол своего ружья то на одного, то на другого воина, он громко выкрикивал: "Ба! Ба!", как бы убивая их одного за другим. Все его лицо было покрыто темно-красной краской, а шею украшало ожерелье из меха и огромных когтей серого гризли. В левой руке он держал овальный щит, испещренный странными символами и отороченный перьями орла и прядями человеческих волос. Наряд его довершали красивые леггины, сшитые из плотной синей ткани с поперечными красными полосками, широкая красная набедренная повязка и мокасины, с характерным для горных племен узором.
   Это был Унке - вождь, хорошо известный окрестным племенам. Человек, чья жестокость наводила ужас не только на чужаков, но и на его соплеменников. Ни один из ютов в здравом уме не рисковал перечить ему, а те немногие смельчаки, которые отважились на это, поплатились жизнями. Даже много повидавших на своем веку воинов поражало его необузданное стремление убивать, убивать, убивать. Его не интересовали "ку", скальпы или добыча. Он находил какое-то странное наслаждение пытая бедняг, имевших несчастье попасть ему в руки живыми. Его болезненный мозг выдумывал все новые и новые способы мучить и унижать свои жертвы. Он резал их, жег огнем, закапывал в землю, или медленно снимал живьем кожу со всего тела, словно свежуя тушу животного. Даже его гости не могли чувствовать себя в безопасности. Как-то раз он заставил приехавшего с визитом вождя племени хикарийя съесть сваренные в моче бобы только за то, что тот не пожелал присоединиться к набегу на индейцев пуэбло. Унке был врагом, от которого никто не мог ожидать милосердия или благородства. Он вел войну по своим правилам, и правила эти вселяли страх в сердца самых отважных из дикарей.
   "Перестреляв" всех врагов, Унке разразился гортанным смехом, а затем указал ружьем в сторону табуна команчей. Оглянувшись, они увидели, как несколько ютов уводят их лошадей в холмы. Команчи взвыли от бессильной ярости, но никто не бросился в погоню, поскольку и так каждый воин был на счету. Не давая врагам опомниться, Унке выстрелил в них. Пуля никому не причинила вреда, но звук выстрела послужил для ютов сигналом. Шеренга воинов тронула своих лошадей и медленно, не сбивая строя, стала спускаться в долину. Унке развернул пегого и поскакал им навстречу.
   Команчи угрюмо наблюдали, как вождь ютов одним взмахом руки остановил своих воинов на краю долины, и что-то прокричал им. Из шеренги выехал всадник, державший в руке испанский военный горн. Он остановил коня, поднес горн к губам, и дважды протрубил в него.
   Только теперь команчи узнали, почему юты так странно вели себя, не использовав возможность нанести внезапный удар, и дав им время подготовиться к бою и укрыть женщин и детей. На опустевшей вершине восточного холма, там, где еще недавно стояло устрашающее войско Унке, появилась новая, не менее многочисленная шеренга всадников. Только теперь команчи осознали, что надежды на спасение нет, и сегодня многие из них умрут. Они не имели достаточно сил, чтобы защитить своих близких. Сегодня они не будут считать "ку" - сегодня они будут драться до последнего, отдавать свои жизни, пытаясь забрать с собой в Край Вечной Охоты как можно больше ютов...
   Раздался новый сигнал, и первая шеренга с гиканьем понеслась в сторону лагеря. Команчи выпустили град стрел, а затем откинули луки в сторону и бросились навстречу приближавшейся волне врагов. Плотная стена всадников ютов врезалась в нестройные ряды защитников лагеря, пытаясь прорваться сквозь них к укрывшимся в овраге беззащитным женщинам и детям. Но отчаяние и ярость команчей были столь велики, что им удалось сдержать первый натиск. Воины кололи друг друга копьями, рубились топорами, сбивали наземь, топтали копытами своих коней. Пот застилал их глаза, брызги крови окропляли их руки, и все больше безжизненных тел с разбитыми черепами и развороченными внутренностями падало под ноги вертящихся на месте лошадей. Битва продолжалась некоторое время с переменным успехом, а затем вновь прозвучал горн. Юты мгновенно развернули коней и ускакали прочь.
   Команчи благоразумно не стали преследовать их, а вернулись на свою позицию, увозя тела убитых и раненых соплеменников. Воины надеялись на небольшой отдых, но их надежда быстро развеялась, когда горнист вновь протрубил какой-то сигнал, и с вершины холма на них понеслись всадники второго, свежего отряда ютов. Снова закипел бой и длился он гораздо дольше первого. Много славных воинов полегло в нем с обеих сторон, но команчам опять удалось отбросить врагов.
   Юты собрались у подножия холма, перегруппировались в единый отряд и вытянулись в линию. Лошади и люди устали. Они потеряли несколько десятков воинов и, в обычных условиях, этого было достаточно, чтобы индейцы прекратили сражаться и уехали, посчитав, что смогут поквитаться с противником в другой раз, когда духи будут более благосклонны к ним, и менее - к их врагам. Но Унке впал в бешенство, понимая, что третья атака наверняка сомнет ряды противника и принесет долгожданную победу. Команчи мрачно наблюдали, как он метался верхом на своем пегом жеребце от одного конца линии ютов к другому, размахивал ружьем и громко кричал. Неожиданно, голос его сорвался на визг. Он отбросил в сторону ружье, ударил какого-то воина хлыстом по лицу и вырвал из его рук тяжелое, обернутое мехом копье с длинным, сверкающим на солнце металлическим наконечником из сабельного лезвия. Затем, крутанув пегого на месте, Унке указал копьем в сторону команчей, с силой воткнул его в землю, и затянул протяжную, военную песнь. Он восседал на своем жеребце, раскинув руки в стороны ладонями вверх и устремив глаза к небу. От его зловещего пения в венах застывала кровь, и щупальца страха охватывали сердца воинов. Оно напоминало ночные стенания духов в горном ущелье. В нем ощущалась некая мощная, магическая сила - сила, к которой многие стремятся, но которую не каждому дано найти.
  

* * *

  
   Красная Выдра устал.
   Он устал от боя, от ютов и воющего Унке. Он понял, что устал жить. Это был хороший день, чтобы умереть. Умереть молодым, защищая свой народ. Умереть, как подобает воину. Он знал, что его соплеменники не смогут отразить третьей атаки, и безжалостные юты убьют всех, кого он любил. Выдра медленно повернул голову и оглядел поредевшие ряды команчей. Грязные, окровавленные мужчины, от совсем юных, до совсем старых - все те, кто еще способен был держать в руках оружие, хмуро наблюдали за происходящим на их глазах действом. Их лица были полны решимости, а руки крепко сжимали копья и томагавки. Они тоже устали, и они тоже знали, что сегодня умрут.
   Зажатый в руке Выдры томагавк взметнулся вверх и военный клич команчей разнесся далеко по округе. Сильно ударив коня пятками, молодой воин вырвался из шеренги соплеменников и помчался в сторону завывающего Унке.
   Заметив одинокого всадника, вождь ютов взревел, словно раненый медведь, вырвал из земли копье и, вскинув его высоко над головой, издал военный клич. Пегий, не ожидавший такой резкой перемены в поведении хозяина, подскочил на месте, испуганно заржал и взмыл на дыбы. Но Унке осадил жеребца, а затем с силой ударил его хлыстом и с гиканьем поскакал навстречу. "Мальчишка, опрометчиво решивший проявить себя", - усмехнулся Унке, не сомневаясь в своем превосходстве. Он разорвет этого недоумка, решившегося бросить ему вызов.
   Два всадника быстро сближались. Один мчался на пегом жеребце, с копьем в руке, в великолепном головном уборе из орлиных перьев, каждое из которых свидетельствовало о победе над врагом. Второй - на гнедом коне, с томагавком в руке, полностью обнаженный, с длинными, развевающимися в такт бега скакуна распущенными волосами без единого пера или украшения.
   Воины противоборствующих сторон видели, как всадники яростно схлестнулись в рукопашной схватке. Унке метил копьем команчу в голову, но тот резко припал к шее своего скакуна и проскочил мимо. Они развернули коней и снова бросились навстречу друг другу. Юта сменил тактику и теперь, когда противники поравнялись, он нанес копьем удар в живот, но Выдра ждал этого и успел свеситься с боку лошади так, что врагу осталась видна лишь часть его ноги. Копье вновь ударило в пустоту. Лошади унесли их в разные стороны, но на этот раз развернулся только Унке. Его нисколько не удивило, что молодой команч скакал прочь, опасливо оглядываясь на него.
   - Хейя-я-хо! Команчи! Мерзкие, трусливые собаки! - Вскинув копье, заорал юта во всю глотку и бросился преследовать удалявшегося всадником. Унке думал, что победил. Он не знал, что молодой воин уже долгое время был готов умереть. Он не знал, что тот давно жаждет смерти.
   Выдра скакал вдоль вражеской шеренги в сторону глубокой, покрытой зарослями лощины. Он немного сдерживал коня, давая врагу возможность не отстать. Унке должен был догнать его, но не раньше, чем он окажется в лощине. Выдра слышал радостные крики ютов и понимал, что в это же время чувствуют его соплеменники. Для них он давно был изгоем, а теперь стал еще и трусом, повернувшимся к врагу спиной. Но ему было некогда размышлять об этом, он должен был свершить задуманное. Еще раз оглянувшись на мчащегося позади преследователя, Выдра пустил своего черного, как смоль, жеребца вниз по склону лощины.
  

* * *

  
   Прошло некоторое время, прежде чем на краю лощины вновь появился всадник. Он с трудом управлял своим пегим жеребцом, заваливаясь на него всем телом. Перья его головного убора развевались на ветру, с шеи свешивалось ожерелье из когтей гризли, а за спиной висел овальный щит, отороченный перьями орла и прядями человеческих волос. Его леггины из плотной синей ткани с поперечными красными полосками и характерным для горных племен узором были перепачканы грязью и кровью, а правая рука бессильно волочила за собой обернутое мехом копье. Он остановил коня и, не поднимая головы с шеи скакуна, медленно вытянул левую руку вверх, показывая всем окровавленный скальп.
   Юты завизжали, приветствуя своего вождя, а команчи лишь плотнее сжали губы. Юта победил и его воины, ободренные новой победой, вскоре снова ринутся в бой и сомнут их ряды. Они слышали, как вдали за их спинами запричитали старухи, осознавшие, что сегодня умрут все. Никто из воинов не удивился, когда к их рядам одна за другой стали присоединяться женщины с ножами и палками в руках. Они были женами команчей. Они были храбрыми женщинами, готовыми до последней капли крови защищать своих детей.
   Унке медленно приближался к шеренге ютов, переполняемых гордостью за своего вождя. Несколько воинов поскакали ему на встречу и подхватили жеребца под уздцы, помогая раненому добраться до соплеменников. Когда он оказался рядом, юты радостно приветствовали его, но в следующую секунду Унке неожиданно выпрямился и круговым, горизонтальным ударом сабельного лезвия копья перерубил шею воина, державшего уздечку пегого. Не давая ютам опомниться, всадник ударил коня пятками и с яростным криком влетел в ряды поджидавших его воинов. Его жеребец крутился на месте, давая всаднику возможность наносить удары копьем во все стороны. Сабельное лезвие вспарывало животы, крушило черепа опешивших ютов. Еще несколько мгновений не могли они сдвинуться с места, пораженные такой переменой в поведении своего вождя. Что с ним? Что за злой дух вселился в него? И они дрогнули! И они побежали! Юты поворачивали коней и в ужасе мчались прочь без оглядки, стараясь ускользнуть от грозного и яростного духа, вселившегося в тело их вождя. А дух, на великолепном пегом жеребце, в развевающемся на ветру военном головном уборе с длинным шлейфом из красной материи, украшенным белыми перьями священного орла, сжимая в руке тяжелое, обернутое мехом копье со сверкающим на солнце металлическим наконечником легко настигал беглецов, и сбивал их на землю мощными ударами своего страшного оружия.
   Оказавшись на вершине холма, странный всадник остановил пегого, резко развернул его в сторону команчей, а затем сорвал с себя головной убор, с отвращением бросив его под ноги жеребца. Он вскинул вверх окровавленное копье, запрокинул голову к небесам, и из глотки его вырвался леденящий кровь вой.
   Воины команчей, стоявшие внизу в долине, непонимающе переглянулись:
   - Это же клич Выдры!
   - Да, да! - теперь уже люди разглядели его лицо. - Это он!
   - Красная Выдра спас нас!
   Долину огласил военный клич команчей, а женщины затянули в честь храбреца хвалебную песнь. Одинокий всадник, гарцевавший на пегом жеребце на вершине холма, медленно направил своего коня вниз по его склону...
  

* * *

  
   Ноздри койота жадно втянули воздух. Запах крови будоражил его. Он был голоден, но слишком осторожен. Стоя на краю лощины, зверь неотрывно следил за распростертым внизу человеческим телом. Поскуливая от нетерпения, он пригибал голову, скалился и нервно прохаживался взад-вперед, с каждым разом подкрадываясь все ближе и ближе. Инстинкт подсказывал ему, что человек мертв, а голод подталкивал вперед и придавал смелости. Зверь поднял голову, замер и настороженно прислушался. Ничто не предвещало опасности, и через мгновение он уже медленно бежал вниз по склону холма в предвкушении предстоящего пиршества...
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"