Жадько Григорий Григорьевич : другие произведения.

Девичий паровозик 1912г. начало

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

 []
  
  У художников есть выражение искать натуру для картин. Зачастую черная работа. Находишься. Ноги гудят, но если повезет, то доволен и, кажется, нет тебя счастливей. В тот раз меня потянуло в центр Москвы, хотя найти там что-то новое задача сложная.
   Я свернул с Лубянской площади к Кремлю и прошел в маленький двор возле Николо-Греческого монастыря. Заборы, решетки все было сделано, что бы не пустить непрошенного гостя. Я уже хотел вернуться, как обратил внимание на узкую щель в сочленениях разных стен. Если проходит голова, можно пробовать. Я еле протиснулся замарал куртку. Глазам моим открылся большой двор, сплошь заваленный строительным мусором. Меня окружали крупные блоки кирпичей с остатками белой и желтой побелки, , листы ржавого железа, старые рамы, подгнившие балки с остатками черных досок. В центре двора возвышались остатки дома. Первый этаж его еще не сломали. За ним высилась стрела трактора с подвешенным ядром.
  "Да! Опоздал запечатлеть кусочек старой Москвы".- С сожалением подумал я и тут мои глаза среди груды строительного мусора наткнулись на вещь похожую на книгу или тетрадь. Я стряхнул с нее красную кирпичную пыль. В центре вензельной рамки с голубями и ангелами по углам было написано чернилами от руки "Сетрорецкъ. 1912. Тетрадь - II" В самом низу очень мелко было выдавлено типографским текстом.
   С-Петербургъ
  Главное управленiе Удъловъ, Моховая ?40
  1911.
  Обложка тетради была по центру в желтых и коричневых разводах. Я попробовал ее открыть, но не тут, то было. Страницы были как монолит и рвались.
  "Да! Вторая часть!".- С сожалением подумал я.- "А где первая?" Найдя палку с расщепленным концом, я начал исследовать строительный мусор. "А вдруг!". И удача, кажется, улыбнулась мне второй раз. Я вытащил из под кирпичей старое зеркало на деревянном основании. Слой амальгамы у него уже давно взялся чешуйками и почернел. Половина зеркала видимо при падении откололась, но из под оставшейся половины виднелся уголок еще одной тетради. В этом я уже не сомневался. Попробовал ее вытащить. Не получилось. Я из-за суеверий не захотел разбивать зеркало. Решил домашними ключами отогнуть скобки, что держали стекло. Они сломались. К моим ногам упали еще одна тетрадь и плотный конверт. Не знаю, что я там хотел обнаружить, но я так резко схватился за выпавший конверт. Почти дрожащими руками начал его открывать. Наверно если кто-то бы посмотрел на меня в эту минуту, обязательно сказал бы что я ненормальный. В нем не было ничего особенного. Просто старые открытки. На одной вид Выборга. На другой изображение пляжа в Терийоках. Лодки, кабинки для переодевания, павильон-кафе. На третьей Курзал Сестрорецкого Курорта. Были и другие открытки. Это была личная переписка между мужчиной и женщиной. Чувства столетней давности показались мне свежи и интересны.
  Я был так увлечен, что не сразу услышал, что орут мне московские строители из южных республик. Они стояли на остатках первого этажа махали руками и видимо ругались на своем языке. Я понял, что оставаться мне больше в этом месте не стоит, и проделал обратный путь, используя знакомый лаз.
  В нетерпении я вернулся домой, но как не пытался раскрыть записи, мне это не удавалось. Что уж я только не делал и грел паром из чайника и засовывал вязальные спицы и аккуратно поддевал скальпелем - ничего не помогало. Отчаявшись, я вдруг вспомнил Андрея Васильевича, моего соседа по старой квартире. Он работал прежде экспертом в лаборатории судебной экспертизы на Старой Басманной. Если не уволился, может, поможет. У них то наверно иногда бывают задачки и посложнее.
  Андрей Васильевич встретил меня по доброму и, кажется, совсем не удивился моему приходу.
  -Соскучился! Тут у нас теперь все по-новому. Проходи.
  Я рассказал о своей проблеме. Он долго вертел мой антиквариат, ругал меня, что я как медведь полез туда, куда мне соваться не стоило. Потом разгладил бороду и лукаво посмотрел на меня.
  -Ладно. Сделаю. С тебя ничего не возьму, ну пару бутылок коньяка, это уж сам бог велел. Идет?
  -Идет! Конечно, идет! - С радостью тут же согласился я.
  -Но хорошего... не менее 10-лет...выдержки,- добавил он, видя наверно что продешевил.
  -Все будет Василич. Звони. Жду.
  Прошло не менее недели, пока я дождался от него звонка. Я как на крыльях помчался к нему.
  -Получилось?
  -Да получилось то, получилось, но уж больно это оказалось хлопотно. Неделю до полуночи пришлось задерживаться. Представляешь.
  -Ну да,- протянул я, понимая, куда он клонит.
  -По-хорошему тут и семи бутылок мало. Сколько стоит мой рабочий день, знаешь? Специалист-эксперт высшей квалификации! То-то! Но ты тушуйся, не тушуйся,-сменил он тон, видя мою скисшую физиономию,- это я так сказал между прочим. Давай, что принес и забирай свои древние опусы.
  Я взял в руки две папки. В них лежали отдельные листки.
  -А что ты смотришь? Пришлось разъединять по листочку.
  -Это ничего.
  -Я еще не все сказал. - Он отставил в сторону бутылки с коньяком, которые изучал.-
  Вот что скажу. Коньяк добрый. Кизляр. 12-лет выдержки. Это ты правильно сделал, уважил старика, но у меня к тебе одна просьба.
  -Какая?
  -Ты это так не держи. Не надо у себя. Компьютер в руках есть, по страничке, по две, настучи и опубликуй. Вещь тебе скажу,... даже меня старика захватила. Как отклею страницу,... читаю,... потом следующую. Бог его знает, кто это написал,... но человек, то писал для нас. Верил, что наступит такое время, что все можно печатать. Договорились?
  -Хорошо, я постараюсь Андрей Васильевич.
  -На-ка вот тебе обратно одну бутылку, и помни наш уговор.
  -Да зачем? Я и так хотел.
  -Бери,... бери.- Он лукаво посмотрел на меня, разгладил бороду,- дело то молодое, у меня деньги есть,... надо я этого добра куплю ...и не куплю сойдет.
  Дома я с волнением отрыл первую папку и углубился в чтение. Какой-то неизвестный мне человек вошел в мою жизнь. Что потом с ним стало... убили на войне 1914 года... погиб во время революции или заболел тифом, а может, умер от голода,... кто знает. Но почему, то мне кажется, судьба впоследствии обошлась с ним несправедливо. Неровные косые строчки запрыгали у меня перед глазами, и я окунулся в другой мир, когда еще не было мировых войн, революций и люди были наивней, лучше и верили в ценности, которые нам порой сегодня кажутся смешными.
  
  СЕСТРОРЕЦК 1912.
  Это было через семь лет после окончания Борисоглебской гимназии в 1912 году.
  Я отправлялся из Петербурга, с нового вокзала Приморской железной дороги. Вокзал еще не был готов. Верхнее строение пути довели до угла Флюгова переулка и Большого Сампсониевского проспекта.
  Вечерело. Подачу поезда задержали почти на двадцать минут. Петербург в июле 1912 года изнывал от жары. Каменные многоэтажные громады, каменные мостовые и тротуары были раскалены. Воздух был насыщен пылью, копотью и смрадом. Какой-то тучный господин, в бесформенном одеянии, больше похожем на женский ночной капот, постоянно доставал из полосатых брюк часы-луковицу, смотрел на золоченые стрелки и, не обращаясь конкретно ни к кому вздыхал тяжело:
  -Безобразие! Это просто безобразие!
  Вот он в очередной раз проделал то же самое, утер свое потное красное лицо платком и тут, наконец, подали состав. Паровоз был не новый, но хорошо отмытый, блестящий, производства шведской фирмы "Motala". Истомившиеся в ожидании пассажиры дружно кинулись по вагонам.
  У меня был билет в последний шестой вагон. В него село около десяти человек. Я отметил для себя миловидную девушку. Она была в сером платье из шелковой креповой ткани с умеренным блеском. Крепдешин мягко облегал ее стройную фигуру, струился вспыхивающими складками. Плечи ее, и верхняя половина тела, были прикрыты короткой белой кофточкой- разлетайкой. На голове у нее чуть набок крепилась пристегнутая булавками полупрозрачная шляпка из китайской чесучи. Ее тонкие губы совершенно не улыбались, хотя глаза смотрели на мир восторженно и радостно.
  Не успел я устроиться и разложить свой скромный багаж, как ко мне подсел тот самый тучный господин с предложением поиграть в вист. В руках он держал полную колоду 52 карты и ловко ее тасовал.
  - В эту игру лучше играть вчетвером,- сказал я.
  - Но что делать. Надо как-то убить время.- Нудно проговорил он.
  От его голоса и внешности исходило неприятное чувство и рождало отчуждение. Чтобы прослыть хорошим игроком в вист, следует научиться запоминать ходы, как противников, так и своего компаньона. Главное в висте - запомнить 26 карт своих и своего партнера, порой карты приходится угадывать. Я любил это занятие, особенно в дороге но, тут повинуясь шестому чувству, отказался, сославшись на усталость. Он не уходил и еще долго сидел, напротив, сверля меня своими маленькими рыбьими глазками. Видимо он ждал, что я передумаю. Это было, в конце концов, невежливо и я, встав, прошелся по вагону, оставив его одного.
  Оказывается за тонкой дощатой переборкой, в соседнем купе ехала моя незнакомка. Я учтиво поклонился ей как старый знакомый. Она немного испуганно кивнула в ответ и, зардевшись, сразу отвела взгляд на окно и руки ее при этом быстро и нервно стали перебирать замок небольшой сумочки, что лежала у нее на коленях, и ноги обутые в белые сафьяновые полусапожки она спрятала под полку. Девушка смотрела в окно и была вся напряжена. Я, с сожалением скользнув в последний раз взглядом, по ее фигуре, прошествовал к себе. К счастью тучный господин, видимо поняв бестактность своего присутствия, покинул меня и я, скинув туфли, с удовольствием вытянулся на полке.
  Тут я вспомнил про газеты. Развернул "Русское слово" и "Новое время", что взял у разносчика на вокзале. Это было очень кстати. В нос ударил запах свежей типографской краски. Я пробежал заголовки: Мальта "Итало-турецкая война. С места событий". ...Будапешт. "Анти-венгерская демонстрация в Праге".... Общество "Русский инвалид" извещает.... Новое направление в живописи, после "кубистов".... Неуловимый разбойник Зелим-хан.
  На третьей странице я задержался. Криминальные новости.
   ПЕТЕРБУРГЪ
  (По телефону отъ нашихъ корреспондентовъ).
   Сегодня, в склад изданий Острогорского, по Моховой улице, в д. ?28, вошли два подростка 13 - 15 лет, и спросили книгу. Управляющая складом г-жа Берникова выдала книгу и открыла кассу, чтобы разменять деньги. Мальчишки, с криком: "Руки вверх!", бросились на Берникову, повалили ее на пол и стали душить полотенцем. Г-жа Берникова взмолилась и просила оставить ее в живых, взять все, что имеется в кассе. Они забрали около 70-ти рублей, - всю наличность кассы и бежали.
  "Да! В какое страшное время мы живем"!- Подумал я, поглядывая на унылый пейзаж за стеклом. - "Совсем дети. Толи дело было раньше. Страшно становится. Куда катится этот мир". Хотя убить время было нечем, я без сожаления перелистнул мир криминала. На последней странице взгляд мой привлекли два сообщения:
  КНУТ
  Он снова сделался злобой дня для городовых. Дело в том, что некоторые извозчики и биндюжники, испытанные противники "кнутовой реформы", - почувствовав ослабление надзора в этом направлении, вновь обзавелись кнутами. По их убеждению, лошадь без кнута, это все равно, что лошадь - без хвоста. Между тем, городовые, отметив такое непослушание, установили бдительный надзор за ослушниками. Напрасно извозчик, заметив городового, старается скрыть пребывание в санях кнута. Городовой - старый волк - его не проведешь. По слухам, старое помещение для склада извозчичьих кнутов заполнено. Того и гляди, что городской управе придется ассигновать сумму на постройку специального дома для склада кнутов.
  Электрическая "водка".
   Николай Тесла, тот самый чешско-американский изобретатель, который намерен передать электрическую энергию без проводов, изобрел электрическую водку. Приготовляется она очень просто - пропусканием тока от батареи через особый подкисленный состав.
  На последнем собрании докторов в лондонском Меншьон-Гаузе трезвенник Томас Барлоу выступил против обыкновенного алкоголя, в пользу электрической "водки".
  
  "Забавно...",- подумал я и, отложив газеты, попытался задремать, но ничего не вышло. Неясные шорохи из соседнего купе тревожили мне душу. Я представлял себе, что буквально в нескольких сантиметрах за этой тонкой перегородкой сидит девушка, молодая женщина очень приятной наружности и может так же скучает как и я. Это было нелепо и как-то неправильно. Эта мысль не давала мне расслабиться. Отчаявшись задремать я скатал постель и присел к окну. Поезд шел по приморской Санкт-Петербург- Сестрорецкой железной дороге. Это была частная железная дорога на северо-западе России. Она соединяла Санкт-Петербург с курортами, расположенными на северном побережье Финского залива. Видимо девушка следовала в один из них. Неожиданно я услышал легкие шаги, шорох юбок и боковым зрением уловил белое одеяние моей незнакомки.
  -Извините! Не могу открыть сельтерскую воду. Вы не поможете?- Сказала она, сильно смущаясь.
  Я ловко открыл, подцепив крышку краем серебряного перстня. Это был подарок матери на совершеннолетие. Бедная мама! Знала бы для чего я его иногда использую.
  -Пожалуйста!
  -Здорово у вас получилось,- улыбнулась она.
   Я представился:
  -Михаил. Михаил Громадин. Инженер, еду на Сестрорецкий оружейный завод. По делам.
  -Маша.- Девушка потупила глаза.- Мария Александровна. Еду на отдых.- Она помолчала немного. Я, передавая, задержал бутылку, не отпуская ее совсем. Она уловила этот жест, подняла глаза и, взглянув строго, тихо добавила.- Замужем.
  Я отпустил бутылку, но она не уходила, пребывая некоторое время в нерешительности.
  -Да! Еще пробочка!- спохватился я, поняв, что она ждет.
  -Благодарю.
  -Вам там не скучно одной?
  -Конечно, нет. Я люблю скучать.
  -Может, поскучаем вместе.
  -Это ни к чему.
  -Конечно, это ни к чему вас не обязывает, я выйду через несколько часов на станции Лахта, а вы поедете дальше.
  -Вы считаете, что это удобно?
  -А вы как считаете?
  -Еще час назад меня провожал муж. Вы не видели такой высокий важный господин с цилиндром на голове.
  -Кажется, припоминаю,- соврал я, и внимательно посмотрел ей в глаза,- он, по-моему, не молод, - наудачу сказал я.
  -Да! Да, это есть. Но он очень хороший человек. Мне бы не хотелось вот так сразу... - она замялась не зная как продолжить начатую фразу.
  -Я прекрасно понимаю вас. Не продолжайте. Дело ваше Мария Александровна. Хотя жаль. Может вам дать прессу, я уже почти все прочитал, только объявления остались.
  -Что ж! Как прочтете их, приносите,... я не откажусь, - выпалила она скороговоркой и, покраснев, быстро, как ветер, удалилась к себе.
  -Ого! - сказал я сам себе и, достав из портфеля, бросил в рот кусочек мускатного ореха для освежения дыхания. Так я и стоял не присев ни на секунду, держась за хромированный поручень и глядя нетерпеливо в окно. Выждав минут десять, я собрал газеты, аккуратно свернул их в трубочку и, напустив на себя нарочито небрежный вид, отправился к ней.
  - Merci. Vous êtes très bons mon monsieur, - поблагодарила она стараясь не улыбнуться при этом.
  У нее был превосходный французский, четкое произношение и особый прононс, что достигается долгими упражнениями.
  -Это совершенно ничего не стоит Мария Александровна.
  - Pouvez m'appeler Masha.
  -Хорошо, договорились, буду называть вас Маша. Но я не так хорошо знаю французский как вы. Мы технари. Наше дело чертежи, железки и еще много скучных вещей, о которых неудобно говорить в обществе милой дамы.
  -Это я понимаю. Оружейный завод... наверно это страшно и опасно порой.
  Мне ее слова показались приятными. Внутри у меня поднялась волна своей нужности и величия.
  -Ну не стоит преувеличивать. Все бывает, конечно.- Промолвил я немного вальяжно и снисходительно.
  -Как вы думаете, война будет. Все об этом говорят. Вот давеча читала - ангел мира в опасности!
  -Нет! Это выдумки газетных писак.- Сказал я убежденно.- Сейчас общество достигло такой стадии развития, что все прекрасно понимают, к чему это может привести. Страшное оружие. Массовое уничтожение. Победителей по большому счету не будет. Ну не самоубийцы же мы.
  -Значит, вся эта шумиха, что бы поднять тиражи газет?
  -Ну не совсем. Иначе бы я не ехал на оружейный завод.
  -Срочное дело?
  -Командировка. Надо помочь. Секретное производство.
  -Это тайна.
  -Государственная. Российской империи.
  -Вот видите как!- Она посмотрела на меня чуть восторженно.- Значит, вам доверяют. А мне ничего нельзя поведать. Я болтушка.
  Маша встала, подошла к окну и долго молчала. Показались низкие черные строения.
  -Какая-то станция?
  -Это Раздельная. Обычно поезд здесь стоит пять минут.
  -Давайте закажем чай. - Вдруг предложила она, не оборачиваясь.- У меня есть прекрасное варенье. Наша бабушка Агафья в вишневое варенье добавляет, абрикосовые косточки, липовый цвет. Она его не кипятит, а только долго томит в русской печке.
  -Хорошо. Будем пить чай. Будем пить и разговаривать.
  -Нет! Просто пить.
  -Как скажете...
  Я сходил, сделал заказ. Проводник, лукавый дядька, разглаживая мягкие рыжие усы, занес нам спустя минуту, два кованных вороненых подстаканника. В них простые стаканы из зеленоватого стекла и жидкий чай. Отдельно он держал посеребренный поднос со сдобой.
  - Пышка, слойка. Сдобные калачи. Крендель. Плетенка. Все из Филипповской булочной, господа на выбор если желаете. - Протараторил он как пулемет заученную фразу.
  -Неужели! Прямо от туда?
  -Обижаете. Настоящие парижские рецепты от придворного пекаря Филиппова. Не "сумневайтесь".
  Я отложил всех наименований по одной штучке и сразу расплатился за все. Старик ушел очень довольный, подкручивая вверх усы.
  -Вы совершенно зря потратились,- сказала Маша,- мне есть на ночь, думаю, совсем не стоит.
  -Все нормально, может, только нужно будет чай повторить. А как вы смотрите на бутылочку Белого Сурожа из Массандры.
  -Нет что вы! Это точно ни к чему.
  -Я принесу и решим.
  Я сходил за бутылкой и дополнительно взял стаканы у проводника. Она смотрела во все глаза и качала головой.
  -Оставьте. Вы такой молодой. Будет у вас еще повод и друзья с кем ее распечатать.
  -Оружейный завод? Что Вы говорите! Я часто там бываю по делам. Поверьте скукота полная. Если вы мне составите кампанию, я был бы вам очень признателен.
  -Все-таки вы напрасно это затеяли и чай стынет.
  -А мы и то и другое будем по очереди.
  -Какой вы право! Так меня еще и уговорите.
  -Конечно. Мне побольше, а вы давайте пригубите маленько.
  -Ну, хорошо. За знакомство.
  -А вы знаете Маша, откуда это вино получило название. Что означает "Сурож"?
  -Нет. Никаких мыслей...
  -Это древнерусское название города Судак. Видите, какое оно золотистое? А аромат? Ничего не напоминает?
  -Что-то знакомое. Медовое или яблочное.
  -Токайское не напоминает?
  -Точно! ... Вы сказали, и я сразу вспомнила.
  -А вообще его делают из винограда сорта Кокур белый.
  Я рассказал ей, как мне довелось быть в Судаке. Про развалины Генуэзской крепости, глиняные водопроводы в горах, обычаи крымских татар. Она была очень хорошим слушателем. Кивала в такт мои словам, ресницы ее дрожали, на лице ясно читалась заинтересованность и неподдельный интерес.
  -Слушайте! Мы так и допьем ваш Кокур Михаил!- Сказала она весело и в глазах ее блеснули озорные огоньки.
  -Это будет чудесно.
  -Я же совсем не хотела, но вино правда, отменное.
  -Расскажите о себе немножко.
  -Вы считаете это удобно?
  -Ну, не знаю...вам решать...
  -Да! Да, конечно. А что рассказать?
  -А вы можете быть откровенной?
  -С близкими, родными... наверно...
  -А мне казалось, что тем людям, которые точно больше не встретятся в вашей жизни можно рассказать и гораздо больше. Они не опасные. Никогда вашу откровенность не используют против вас, никому больше ни о чем не поведают, во всяком случае, вашим знакомым.
  -Хм! Конечно.
  - Вы мне, я вам. Такая игра.
  -Даже не знаю, что вам сказать. Спрашивайте.
  -Начнем с главного. Вы когда-нибудь любили?
  - Mon dieu! Миша. Как вы прямо и в лоб.- Промолвила она смутившись.
  - Извините. Вырвалось.
  Она испытывающе посмотрела на меня.
  -Нет,- она помолчала,- Конечно, нет! Ну как можно. Об этом я не буду вам рассказывать. Все-таки вы мужчина.
  -В том то и прелесть. Мы как бы поглядим на себя с позиции противоположного пола.
  -Миша! Миша! Вы настойчивый молодой человек, а я слабая женщина. И все это так заманчиво.
  -Решайтесь.
  -Господи! Я работаю учительницей в церковно-приходской школе для девушек Новодевичьего Монастыря. Кто бы знал, на что вы меня толкаете.
  -Вы считаете поговорить о любви это недостойное занятие...
  - Par le chemin de Micha.... тут речь не об этом.
  -Ну, ваши ученицы из церковно-приходской школы не увидят и не узнают, что с того.
  -А муж?
  -А муж и тем более.
  -Мы с вами как заговорщики разговариваем.
  -Давайте тогда шепотом,- пошутил я, снижая голос.
  -И все-таки нет, мой дорогой Миша. Понимаю все умом. А вот душа противится.
  -Потому что ничего не было. ... Я уверен... вас отдали замуж без любви...
  -Без любви,... без любви...Вы же ничего не знаете мой дорогой. Если бы только можно было все изменить. ... Нет что уж там. Лучше не начинать этот разговор вовсе.
  Она замолчала в волнении, подошла к проему купе, приоткрыла дверь и тут же плотно захлопнула, очевидно, убедившись, что никто не подслушивает.
  -Ничего вы не знаете.
  -Мне и знать нечего.
  Я встал, подошел к ней, и смело взял ее за руки. Она взглянула на меня снизу вверх.
  -У меня это на лице написано?!!! ... Что я страдаю, и у меня не было в жизни настоящей любви?
  -Смотрю в ваши грустные глаза. А в них тоска беспросветная, робость и послушание.
  -Это от Бога.
  -Нет. Это от отчаяния. Не верите вы ни во что. Просто плывете по течению. Все за вас решают. Везде флажки красные. Туда нельзя, туда не ходи.
  -Вот вы говорите Миша, душа сопротивляется, а умом понимаю, что вы правы. Так и есть. Что я по большому счету видела? Да ничего! Вяжу, вышиваю, прислуживаю за мужем и сильно хочу ему понравиться, даже когда мне это противно. Даже когда мы с ним вместе, брачное ложе делим, мне больше противно, чем хорошо.
  -И выхода нет?
  -La sortie je ne vois pas.
  Я крепче сжал ее руки. Она не противилась. Лицо ее оказалось близко. Я прижался к ее горячей щеке.
  -Говорите, Маша. Говорите. Я слушаю.
  -О чем?
  -Так просто. Мне все равно лишь бы слышать ваш голос.
  -Все что мы делаем это подло.
  -Я знаю.
  -А от чего вы не освободите мои руки?
  -Вы этого хотите?
  -Я сама не знаю что хочу.
  Я взял ее за подбородок и повернул к себе. Она слегка приоткрыла рот и закрыла глаза. Я коснулся ее воспаленно сухих губ. Она вздрогнула, но не отстранилась. Я целовал ее долго упрямо, пока ее губы немножко не распухли, а дыхание не стало горячим и прерывистым. Наконец она усилием воли легонько оттолкнула меня, и сев в угол заплакала.
  -О чем вы плачете? Зачем вы плачете?
  -Я ничего не могу. Это насилие надо мной. Это все пошло. Пошло! Да! И другого слова я не нахожу. Если вы хоть чуть-чуть уважаете меня, вы сейчас же должны уйти. Слышите. Я не могу вас выгнать. Вы сами это должны сделать. Прошу вас. Заклинаю всем святым!
  Я подошел. Опустился на колени. Поцеловал ей руки и каждый пальчик в отдельности. Встал. Поклонился и вышел в коридор.
   Проводник уже зажег тусклые фонари в конце и начале вагона. Желтые пятна света, не столько освещали его, сколько давали направление движения. Я зашел к себе и стал смотреть в окно. Скоро должен был начаться Лахтинский разлив. И, правда поезд замедлил скорость и совсем медленно вполз на 200-метровый свайный мост, который располагался параллельно Лахтинской дамбе. Сколько я не смотрел в ночь, ее не было видно, только угадывалось что-то большое и темное, что надвигалось и надвигалось на тебя, но никак не могло поглотить.
   Скоро Сестрорецк. Я собрал свои немногочисленные пожитки, сложил их в желтый саквояж и присел на дорожку на краешек полки. Мыслей никаких не приходило в голову. Просто было все безразлично и пусто, как будто я находился в квартире, из которой вынесли абсолютно все вещи и даже вынули окна и двери. Сквозняк гулял в пустых комнатах, шевелил листами газет и журналов, откидывал засаленную старую занавеску из дешевого ситца, и только где-то по привычке слышалась песнь сверчка. Он один не понял, что дом покинут.
  Паровоз было набравший привычную скорость, вдруг сбросил тягловое усилие, и колеса по рельсам застучали все реже и реже. Раздался громкий приветственный гудок, и он тут же задохнулся сиплым басом.
  Поплыли станционные огни, мутным желтым светом заливая купе.
  -Ну, вот и все!- Сказал я, поднимаясь, оглядывая второпях еще раз купе и пытаясь не скользить глазами по тонкой переборке, которая отделяла меня от девушки. Там было необычно тихо. Я нарочито громко щелкнул замком и хлопнул дверью, выходя в коридор. В ответ тишина. Я совсем медленно, как старик, шаркая, поплелся на выход и уже почти вышел, как позади себя услышал робкий щелчок и скрип открываемой двери. Я остановился, боясь обернуться. Наконец совсем рядом у уха почувствовал горячее дыхание и громкий взволнованный шепот.
  -Вы не зашли!?
  -Зачем?
  -Попрощаться
  -Зачем,- повторил я опять.
  -Пра-а-авда за-а-чем,- сказала она, в задумчивости растягивая слова.
  -Так глупо.
  -Ведь, правда. Так будет лучше вам и мне, - неуверенно промолвила она.
  -На счет вас не знаю,... а мне, ...а мне... ну как-то ....,- растерялся я.
  -Так мы с вами и не сыграли в вашу игру на откровенность, с грустной улыбкой в голосе сказала Маша.
  -Вы правы. Что-то не получилось. Наверно я зря ушел. ... Вы так не считаете...?
  Я смотрел на нее отчужденно и голос мой звучал как бы издалека, глухо.
  Она ничего не ответила. Я подождал и вышел на перрон. Маша последовала за мной. Она взяла рукав моей рубашки и, отцепила серебряную винтажную запонку с зеленым дымчатым нефритом. Квадратная тугая запонка, поддалась с трудом, но ее ловкие маленькие пальчики пересилили плотную ткань.
  -Вот так!- Она спрятала ее у себя в кулачке.
  -На память?- грустно улыбнувшись, спросил я.
  -На память!- Согласилась она, и голос ее дрогнул.
  -Будете меня вспоминать. Это хорошо.
  -Ничего хорошего. Я почти месяц буду на Сестрорецком курорте в Ахъ-Ярви, под Райволой. Если вы... если вам вдруг понадобится ваша запонка, вы всегда можете ее забрать.
  Я притянул ее к себе. Она быстро и трепетно прижалась, но в губы целовать не позволила.
  -Нет! Нет! Это совсем ни к чему. Увидят.
  Прозвучал натужный свисток паровоза. Я подвел ее к подножке, помог взобраться и когда поезд тронулся она, робко оглянувшись, сама быстро поцеловала меня в губы и сунула что-то в руку.
   Пока поезд не скрылся в темноте, я видел ее бледное лицо, белую фигуру и тонкую руку похожую на шею лебедя. Она махала ей и виновато улыбалась на прощание.
  Зайдя в пристанционное здание, я развернул плотную бумагу. Это была свернутая вчетверо финская почтовая открытка с видом Выборга.
  "Михаил. Дорогой и добрый мой Миша. Если у меня хватит сил отдать эту открытку, то Вы точно прочтете ее и сами решите, стоит ли мне писать. Когда Вы ушли, я еще долго плакала, но беззвучно, что бы Вы, ни дай бог не услышали. Я не знаю что со мной.
  Дальше следовала фраза, густо вымаранная чернилами и потом приписка: Мой адрес Мадам Марии Александровне Голубевой. Приморская железная дорога. Сестрорецкий Курорт. Пансионат М. И. Пильц.
   Дорогой мой Миша, открытки идут из Петербурга за один-два дня. Не думаю, что их Сестрорецка потребуется больше времени. Лучше отправляйте письмом. Если будете писать открытку, пишите холодно, насколько возможно, я пойму. Не хотелось, бы доверять чувства другим, даже почте. Знайте! Вы мне дороги! Очень буду ждать весточки от Вас".
  Я аккуратно сложил и спрятал послание в карман. Выйдя из пристанционного здания, сразу увидел, рессорный легкий двухместный экипаж. На открытой пролетке с откидным верхом, поджидал меня Захарыч. Мой милый Захарыч, он уже не первый раз встречал меня. Я любил его за кроткость и понимание. Отставной солдат, испивший до конца ярмо бездумной царской муштры, он так и не приспособился к гражданской жизни. Говорил отрывисто, четко по военному, но глаза всегда смотрели по-доброму, ласково. После короткого приветствия, он важно зажег каретный фонарь на свечах, и мы тронулись в путь. Спустя не более трех четвертей часа, он доставил меня в гостиницу.
  Белое каменное здание подсвечивалось красным светом из окон. Все было как всегда. Тяжелые красные дорожки, медные канделябры с газовыми светильниками. Провинциально-доброе отношение к столичному гостю. Мне отвели угловой номер на втором этаже. Я еще успел попить чая из самовара, с тульскими пряниками у дежурной по этажу. Рассказал ей пару свежих столичных слухов и быстро отправился спать. "Наконец этот долгий, долгий день закончился", подумал я. В прекрасном расположении духа я уснул, и легкая улыбка застыла на моих губах. Мне должны были сниться добрые и счастливые сны,... но мне ничего не снилось. Я спал как убитый.
  На следующий день у меня было много ответственной работы, но что бы я, ни делал, всегда в голове моей незримо присутствовала она, звучал ее голос. Ее неясный силуэт незримо преследовал меня, торопил. Наконец дождавшись обеда, я зашел в почтовое отделение и, купив конверты, задумался у окна. Все мысли разом пропали.
  "Милая Маша! Пишу Вам только сейчас, но думал неотступно полдня, и никакое дело не шло, так как Вы все время были рядом. Пишу глупости. Но что писать не знаю. Пишу правду, то, что первое приходит на ум. Вы меня поймете. Вы, конечно, все поймете. У меня дел не впроворот, а я хожу как чумной и сам себя не узнаю. Никодимыч, инженер, у которого я куратор, смеется, когда видит какой я рассеянный. Я, правда, что-то делаю, забываю и вновь начинаю сначала. Тем не менее, наши важные государственные дела двигаются. Не думаю, что эта работа у меня займет больше недели. Ваш Михаил".
  Вечером я долго ходил по комнате. Когда мерить комнату стало невмоготу, снова взял в руки перо.
  "Здравствуйте моя дорогая Маша! Днем написал Вам письмо. А пришел со службы, почувствовал себя совсем одиноко. Решил вновь вдогонку отправить Вам маленькую записку. Рассеянность моя, о которой я давеча писал, не прошла, а напротив, усилилась. Надо воспользоваться старым маминым рецептом, обильно попить пустырника и корня пиона, но не знаю, найду ли я в местной аптеке данные препараты. Может, мне проще напиться, как мы, будучи студентами, снимали после экзаменов все волнения. Пишите. Жду. Очень жду. Ваш Михаил".
  Письмо от Маши пришло только на третий день, видимо до столицы путь был больше известен почтовому ведомству.
  "Мой дорогой Михаил. Я бесконечно рада Вашим письмам. Их принесли вместе. Вы просто не представляете, сколько восторга они мне доставили. Я уж их целовала и целовала и думается, когда лягу спать положу их под подушку. Все не идет с головы наша встреча. Все-таки я совершенно нерешительная и зависимая от обстоятельств и чужого мнения. Вы меня ни за что не корите. Просто мне нужно время к Вам привыкнуть. Втайне думаю о нашей встрече, Вы об этом не написали ни слова. Жду весточки от Вас. Ваша Маша. Р.S. Не пейте. Страдайте, как я страдаю. Но или если только самую малость. Ваша М".
  Я трижды прочитал письмо. Положил его в центр круглого стола, и ходил почти полчаса, обдумывая ответ, наконец, решительно обмакнул перо в чернильницу.
  "Милая Маша! На той неделе думаю, все мои производственные дела подойдут к концу. Основное место моего пребывания полигон офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме. Даже если обстоятельства вынудят меня уехать, это ничего не значит. Я буду писать Вам и оттуда, хотя я, конечно, втайне желаю нашей скорой встречи. Но это решение всецело зависит от Вас. Если Вы согласны напишите, как бы Вы это хотели устроить? Ваш Михаил".
  Следующее письмо от нее пришло в пятницу.
  "Здравствуйте дорогой Миша. У нас отмечали сегодня праздник Иван-Купала. Катались на лодках за счет заведения. Жгли смоляные бочки. Были даже салюты. На фуршет давали ломтики семги и шампанское. Но мне не было весело. Неотступно думаю, о Вас и считаю дни до нашей встречи, но вот как это устроить ума не приложу. Здесь встретила своих знакомых по Петербургу Алентовых. Парочка очень зловредная. Если до них дойдут слухи о наших отношениях, они непременно сообщат мужу. Так что встреча здесь очень нежелательна. Можно конечно поехать к Вам. Думаю, Вы могли бы все устроить, но это такой низкий поступок с моей стороны, что и Вы и я сама перестану себя после этого уважать. Тайно приехать, встречаться в захолустной гостинице, это выше моих сил. Короче я сама не знаю, как быть и вполне возможно, что Господь противится нашей встрече. Стоит ли усердствовать. Может все оставить как есть, и вспоминать друг друга самыми добрым словом. Ваша М".
  Поздно вечером в пятницу, перед закрытием я отнес на почту письмо, которое написал торопясь в надежде, что к понедельнику получу от нее ответ.
  "Как я соскучился Маша. Пишу быстро. Думаю, успею сегодня отправить. Хорошо бы приехать к Вам в понедельник или раньше. Узнавал. На извозчике не дорого. У меня есть хороший знакомый Захарыч, которого я знаю давно. Предварительно я уже все обговорил. Я подъеду, и не буду выходить из пролетки. Он зайдет один. Вы должны быть собраны и последовать за ним. Мы можем направиться на берег Финского залива подальше от глаз и просто посидеть, покупаться, попить шампанское или приехать в гостиницу, против которой вы возражали. Или сделать первое, а потом и второе. Короче это мои предложения, а Вам решать. С ответом не задерживайте. Ваш Михаил".
  В этот раз письмо от Маши пришло раньше обычного, вечером в субботу и это было как нельзя, кстати, так как я весь истомился. Оно было совсем коротким как выстрел.
  "Я согласна на все. Полностью доверяю Вам. Жду. Надеюсь. Ваша М".
  Утром в воскресенье, когда еще только, только первые лучи солнца коснулись зеленых макушек Церкви Петра и Павла, мы с Захарычем отправились в путь. Выехав из города, мы проехали старое лютеранское кладбище, потом православное кладбище и мост через новый отводной канал. Повозка шла ходко. Сильно трясло, но я почти не замечал этого. Мелкая нетерпеливая дрожь, время от времени пробегала по моему телу, и одновременно хотелось спать. Всю ночь я почти не сомкнул глаз. Тем не менее, возбуждение не покидало меня и не давало расслабиться. По подсчетам Захарыча, к десяти часам, если все будет благополучно, мы должны были добраться до места. Солнце стало пригревать. Чувствовалось, день опять будет жарким и душным.
  По пути мы заехали в рощу, которую посадил Петр Великий. Здесь было прохладно и немного сумрачно. Там мы сделали небольшой привал, испили ледяной воды из источника и набрали с собой в жестяной бидон. Источник был белокаменный с двумя ангелами, которые руками поддерживали струю. Кругом было много мусора. Захарыч плотно закусил вареными яйцами и домашними пирожками с творогом. Я от предложенного угощения отказался, так как перед этим обстоятельно почистил рот зубным порошком.
   Отдохнув, мы продолжили свой путь по едва накатанной дороге. Местность изменилась. Кругом высились старые дюны покрытые лесом. Местами перешейки были связаны чистым песком. Повозка пошла трудней. Чувствовалась близость Финского залива. Колеса тонули. Лошади было нелегко. В отдельных местах нам с Захарычем приходилось выходить и идти рядом, пока не кончался такой рыхлый участок. Наконец вдали показалась Канонерская слобода, и мы свернули на тракт. Наша лошадка сразу побежала веселей.
  Спустя еще полчаса пути показался нужный нам пансионат. Двухэтажные деревянные дома выглядели добротно. Все строения были покрыты крашенным листовым железом зеленого цвета. Фигурные крыши затейливо устремлялись в небо. В боковых флигелях были устроены столовая, библиотека, бильярдные и карточные комнаты.
  Захарыч отправился разыскивать Машу. Я приспустил полог и в нетерпении осматривал площадь. В центре высился величественный памятник Петру I. Вытянутая рука его, основательно обгаженная голубями, показывала в сторону Финляндии или Швеции. Взгляд был строгий и даже воинственно страшный. Кругом стояли скамейки, на которых сидели отдыхающие. Дамы все сплошь были с зонтиками, и очень задумчивы. Мужчины красовались в шляпах на английский манер, а дети в панамках или больших мексиканских уборах до полуметра в диаметре с подвязками под подбородком. Некоторых ребятишек родители катали на пони, осторожно ведя их под уздцы.
  Наконец он увидел возвращающегося Захарыча. Старый солдат не потерял выправку, шагал бодро, размашисто. Чуть поодаль сильно отстав, шла Маша, изображая скучающий вид, как и все вокруг. На ней было свободное светлое платье с завышенной талией. Длина его была почти до щиколотки. Поверх него легкая кофейного цвета кофточка из джерси. В руках она держала собранный зонтик, а на голове у нее была изящная темная шляпка с искусственными розами. Лицо ее было закрыто коричневой вуалью.
  -Поступила команда отъехать,- проговорил Захарыч, взбираясь на облучок. - Тут слишком людно. Мария Александровна, сказала, что лучше забрать ее у детской веранды. Там, за деревьями.- Возница показал рукой. - Она сама подойдет.
  Я изнывал от нетерпения, но пришлось подчиниться. Мы встали в тени за большим раскидистым деревом. Веранда сплошь была увита плющом и была почти пуста. В ней играл только тихо сам с собой оловянными солдатиками маленький мальчик, одетый в матросскую форму.
  Наконец пролетка скрипнула, подалась вниз и в нее быстро и легко как ветер забралась Маша. Она, молча и строго, сразу поставила мне пальчик в белой перчатке к губам.
  -Тс-сс! Все потом!
  Закрывшись зонтиком, она как мышка спряталась в глубине. Только когда мы отъехали на порядочное расстояние и остались одни, она собрала зонтик и мягко прильнула ко мне всем телом. Я поцеловал ее так продолжительно, что кажется, умер. Я бы может еще целовал но она уже начала нетерпеливо колотить меня кулачками по спине.
  - Que vous faites! С ума сойти!- Проговорила она восторженно, и переводя дыхание. Лицо ее зарделось, а глаза сияли чистым умытым блеском в тени кожаного верха.
  -За все дни отсутствия!- Проговорил я с улыбкой и, взяв ее узкую ладошку начал снимать тонкую белую перчатку. Потом прикладывал каждый пальчик к своим губам и целуя говорил:
  -За папу, за маму, за братика, за сестричку.
  Маша светилась от радости и счастливая улыбка не покидала ее лица.
  -Давайте уж тогда манную кашу.
  -А нету!
  -А ищите. Ничего не знаю. Хочу!
  -Сто лет не пробовал ее,... но все в наших силах... желание барышни закон!
  -Шучу! Шучу! - она выглянула из пролетки. - И куда мы собрались?
  -Просто едем... пока не знаю.
  -А у меня для вас сюрприз.
  -И какой?
  -Я вчера... ходила... ходила...ходила... думала...
  -И что в итоге?
  -Представляете, сняла дачу на неделю. Собственно не всю дачу - флигель, пристройку к дому с отдельным входом. Хозяйке объяснила, что приезжает муж. Впрочем, она на меня так смотрела, что думаю все поняла.
  -Вот это сюрприз. Но у меня только два дня моя дорогая.
  -Я понимаю, но меньше недели снимать было не с руки и так для меня это было такое испытание.
  -Я деньги отдам.
  -Чепуха. Я уже и продуктов вчера завезла. На неделю не знаю, но с голоду не умрем. И даже Кокур твой любимый удалось достать.
  -Не может быть!
  -Правда! Правда!
  - У меня нет слов. Командировку бы мне бы отметили и задним числом, это не проблема, Сестрорецкий завод для меня как родной, меня тут все знают, но меня срочно требует по неотложному делу генерал Хлебников, будь он не ладен. У них проблемы с баллистикой. Не пошли испытания. И сроки, сроки. Я уж отпросился до вторника. Ворчит старик. Ну, буду еще звонить, раз такое дело. Хотя шансов мало. Но что мы о грустном. Показывай дорогу Захарычу к твоим хоромам.
  -Во-он... вон там видишь вдоль Финского залива, это устье реки Сестры, на Север поворачивает. Оно там соединяется со старым отводным каналом. Там полно дач. Нам туда.
  -Эти дачи я знаю. Бывал. У наших знакомых профессора Кайгородова там дом. Один особняк на Институтской в Петербурге, другой здесь, поменьше. Я был дружен одно время с его сыном Константином. В итоге он стал лоботрясом, бросил учебу, мы перестали поддерживать отношения. Вы паспорт хозяйке показывали?
  -Нет. Сказала, что муж приедет у него документы.
  -Хорошо. Это вы правильно сделали.
  -Вот сюда сворачивайте. Третий дом от угла.
  -Черт побери! Это почти рядом с профессором, вон его дом с белыми колоннами.
  -Это может как-то вам повредить Миша?
  -Нет! Конечно, нет. Все нормально. Поверьте.
  Я расплатился с Захарычем. Мы обговорили, когда он за мной заедет и, подхватив тяжелый желтый саквояж из телячьей кожи, я с Машей отправился в дом. Она открыла ключом хлипкую дверь, и мы прошли в просторное, но несуразно длинное помещение, частично разгороженное легкой перегородкой.
  -Это кухня, а это спальня. - Сказала Маша, показывая комнаты. - Готовить будем на примусе. Я узнал стоимость аренды и почти насильно отдал ей деньги. Она, беря ассигнации, взглянула на меня с осуждением.
  В импровизированной кухне стоял низкий посудный шкаф со стеклянными дверками и небольшой столик из вишни с гнутыми ножками. В большой комнате, служившей залом, посредине стояла широкая кровать. На ней местами была отбита инкрустация, и мозаика из черепашьих пластин. В углу перекрывая часть окна, возвышался огромный шкаф с примитивно сделанными аппликациями-обманками в так называемой технике "Arte Povera"- декупаж "для бедных". Это когда из гравюр вырезались картинки, и элементы орнамента и затем лакировалось. Совсем не к месту у входа стоял большой бильярдный стол покрытый зеленым сукном.
  Маша подошла к зеркалу на шифоньере вытащила, пару заколок и черепаховую гребенку в виде бабочки из своих волос. Полголовы и лоб у нее занимала челка спускавшаяся до самых глаз. Сзади волосы свободно рассыпались по плечам темными полуволнами, немного не достигая пояса. Оглядев себя со всех сторон, она сколола все обратно и обернувшись показала мне язык, обнаружив что я наблюдаю за ней.
  Не прошло и пяти минут, как пришла хозяйка, Аделаида Алексеевна женщина лет сорока, с серьезным и немного злым выражением лица. Одета она была просто, но со вкусом. Обращала внимание ее сильно открытая грудь.
  -Господа милости прошу. Здравствуйте. Паспорта можно ваши посмотреть.
  -Паспорт только у меня, - сказал я, доставая документы из нагрудного кармана.
  -А ваш? - Обратилась она к Маше.
  -У меня с собой нет.
  -Вы же говорили, что остановились в пансионате?
  -Да это так. Но...
  -Завтра принесете?
  -Если получится...
  -Нет! Так у нас дело не пойдет. ... Я, конечно, могу и сама сходить в пансионат здесь не далеко,...но будет ли вам это приятно...?
  -Этого не нужно делать,- сказала Маша, и кровь бросилась ей в лицо.
  -Ну что тогда... деньги оплачены,...как с вами быть,... молодой человек пусть живет, данные я его перепишу, ну а вы уж не обессудьте, в гости, пожалуйста, заходите, но ночевать я бы вам не советовала.
  -Хорошо,- чуть слышно прошептала Маша и чтобы не расплакаться быстро отошла к окну.
  От такого оборота событий я растерялся. Все замолчали.
  -Профессор Кайгородов часто бывает?- спросил я, что бы как-то сгладить неловкую паузу.
  -Вы его знаете?
  -Да! Я даже пару раз гостил у него здесь, то есть у его сына, но, правда, это было давно.
  -Хороший старичок, божий одуванчик, но последнее время стал заговариваться. Сыночек его все ждет, не дождется, когда он помрет. Мечтает размотать его состояние.
  -Вы недобрая.
  -Я справедливая. Это разные вещи. Никому не хочу зла но, то, что думаю, говорю прямо и открыто, за спиной не шушукаюсь.
  Я тяжело вздохнул.
  -И зря вы вздыхаете,- продолжила она, понизив голос и сбавив накал. - Я же не иду узнавать действительную фамилию вашей барышни. Не инициирую расследования, письма, слухи. Зачем. Просто условия у меня строгие. Вечером ваша дама должна уходить, а со свечкой стоять, конечно, никто не будет. Отдыхайте. Наверно устали с дороги. Во дворе душ. Там можно освежиться.
  -Благодарю.
  -Да не за что пока.
  Она круто развернулась и, не взглянув на плачущую Машу, ушла степенно и с достоинством, слегка покачивая полными бедрами.
  Я подошел к Маше. На ней не было лица. Она вся была в слезах с распухшим покрасневшим носом, которым постоянно шмыгала. Увидев меня, она быстро прикрыла лицо ладошками
  -Не смотрите?
  -Почему?
  -Не красивая.
  -Это не вам решать.
  -И вообще я не барышня, а дура набитая.
  -Может нам поискать другую дачу?
  -Думаю, это только разозлит ее. Тут же многие друг друга знают. Назло. Начнет пакостить. Уж будь что будет. По большому счету она права и я ее понимаю. Если бы все были такие честные, может, в нашем государстве было все по-другому.
  -Что вы еще про нее знаете? Кто вам ее посоветовал?
  -Никто. Случайно получилось. Спросила ее на улице. Оказалась хозяйка. Сразу к себе повела. Она вдова, а муж у нее был инженер. На Сестрорецком заводе случилась авария, но подробностей я не знаю.
  - Понятно. Видимо это оставило отпечаток на ее характере.
  -Все может быть. Вы, правда, сполоснитесь с дороги. Я пока тоже себя в порядок приведу.
  -Вы думаете?
  -Конечно.
  -Хорошо. Только полотенце возьму.
  -Там наверно есть. Так-то у нее чистенько все и белье и посуда вся в идеальном порядке. Но возьмите. Халата только нет. Ну, идите уж. Идите.
  Дощатый просторный душ примыкал к другому строению, летней кухне или бане. Видимо вода в большой кадке на крыше использовалась на два помещения сразу. В помещении было сумрачно. Под самым потолком было маленькое продолговатое окошко. Я разделся и почувствовал тревожное чувство, как будто кто-то за мной наблюдает. В нерешительности я осмотрел старые доски, но не заметил ничего подозрительного, только быстрые паучки испуганно метнулись в широкие щели.
  - Чепуха на постном масле! - Сказал я сам себе, потом сделал усилие над собой, насильно улыбнулся и отвел в сторону железный рычаг. Нагретая за день вода приятно льнула к телу, холодила старый шрам на животе. Большим розовым мылом с запахом лаванды я помыл голову. Тело просто сполоснул водой. Когда я насухо вытирался, опять какой-то неясный стук или шорох привлек мое внимание. "Все-таки что-то мне постоянно грезится. Ну и пусть! Может мыши. Ежик. Да все что угодно", пронеслось у меня в голове, и наскоро одевшись, я отправился в дом.
  Маша меня уже ждала. Настроение у нее не улучшилось, судя по всему, но она старательно демонстрировала передо мной обратное.
  -Ну, наконец, то мой милый наплескался!
  -Обязательно!...И именно так как вы говорите! ... А чай?
  -Уже поставила. Слышите, самовар шумит.
  -На веранде?
  -Да.
  -А -а... вижу дымок.
  Я выглянул на широкую длинную веранду. В углу на жардиньерке стояли горшки с цветами. У дальней стены притулилось плетеное кресло-качалка. Большие итальянские окна были распахнуты и труба самовара смотрела в одно из них. С веранды открывался прекрасный вид на Финский залив. В светлой воде бледно плавилось солнце, и совсем далеко тарахтел почти не видимый рыбацкий баркас. Если бы не чужие взгляды с улицы, можно было бы устроиться и здесь на ветерке.
   Я с сожалением вернулся в наше сумрачное жилище. Стол порадовал меня. Во всем чувствовались заботливые женские руки. Тонкие пластинки ветчины были переложены свежими огурчиками. Чуть поодаль лежали пальчики охотничьих колбасок. По центру стояла тарелка с запеченной радужной форелью украшенная дольками лимона. Отдельно высилась ваза с фруктами. На сладкое были эклеры, крекер и немецкие галеты.
  -Пока чай вскипит, может, мы начнем с вина. Правда, оно теплое,- предложила Маша.
  -Пойдет. Давайте я открою.
  -Не уверена, такое не такое? Выбирала. Очень хотелось угодить. Две бутылки взяла..
  -Маша! Даже "казенка" необыкновенно хороша, когда девушка нравится. А уж если нет, так тут уж ничего не попишешь. За что пьем?
  -За встречу!
  -Хочу за любовь!
  -Нет. За встречу будет как то лучше... нельзя так словами бросаться походя.- Промолвила она в смущеньи.
  -Значит за многострадальную встречу! Ура!
  -Nous vaincrons! Ура! Ура!
  -Нет, вино совсем не хуже Маша. Вы угадали.
  -Я так старалась. Вы бы только знали, как я готовилась.
  Лицо у Маши приняло естественный оттенок бледности. В нем читалась начитанность, Чехов, Толстой, Куприн и в глазах была та особая утонченность, что так нравится нам мужчинам и которая ничего общего не имеет с пошлостью и развязностью. Наверно только русские женщины могут быть так возвышены, чувственны и готовы на самопожертвование.
  -Почему-то вы мне сейчас напоминаете гимназистку,- сказал я и улыбнулся.
  -Ну, это не так давно было. Я иногда смотрю на себя в зеркало и удивляюсь. Неужели это и, правда я. Совсем взрослая стала и не нужно отпрашиваться у мамы, и по любому пустяку держать ответ.
  -Ваша мама тоже была строгая?
  -Ну не без того. Тогда мне это казалось естественным, а вот сейчас вспоминаю те годы и думаю, все же ребенок есть ребенок и на одних запретах, строгости и послушании нельзя строить взаимоотношения в семье. Но детство прошло, как прошло и ничего тут не вернуть, тем более ее уже нет с нами и поминать ее плохо не хотелось бы. Люди такие разные.
  -Это верно. Сколько людей столько характеров.
  -Одного я ей простить не могу, что когда заболела, так скоропалительно отдала, буквально выпихнула меня замуж. Ей казалось главным до своей смерти обязательно увидеть меня под венцом.
  -Это был брак по расчету?
  -Ну в общем да и нет.
  -Это как?
  -Ну если в расчет брать деньги. У моего мужа никогда не было больших денег. Он государственный чиновник средней руки. Из хорошей семьи. У них дом на Мещанской с братом, которые они сдают и имеют доход. Ну и жалование, взятки, подарки, подношения от просителей. Я это все ненавижу. Он знает это и тем не менее каждый вечер перечисляет мне, кто, сколько, и за что, ему вручил ту, или иную сумму. По натуре он не злой, но меня рассматривает прежде всего как вещь, которую можно употреблять прежде всего для одной цели. Я его никогда не любила, да что там любила даже не испытывала симпатии. От бессилия и беспросветности мне порой даже хочется наложить на себя руки. Конечно, я этого не сделаю, но мысли такие сами по себе ужасны и недостойны меня. Ведь я тоже человек и меня хоть самую малость можно уважать, считаться со мной.
  -А возраст?
  -С этим я уже смирилась. Что-то мы не пьем. Давайте еще.
  -Помаленьку?
  -Лейте! Не стесняйтесь! - Она озорно засмеялась, и добавила.- А то я хандрю. Вы следите за мной. Мы же не грустить собрались и мои печальные истории слушать.
  -Ма-а-а-а-аша-а-а!!!
  -Мария Александровна!- Поправила она.
  -Ух как!
  -И почаще!
  -Слушаюсь и повинуюсь моя госпожа.
  -Давно бы так. Наливайте сразу и по третьему бокалу.
  -Мы не спешим?
  -Хочу быть пьяная.
  -Пьяная?
  -Пьяная и веселая. Se promener ainsi se promener.
  -Что бы все забыть?
  -Все... все! ... И хозяйку, и Петербург, и прошлую жизнь. Я когда выпью становлюсь сама собой. Естественная. Даже сама себе нравлюсь.
  -Ну, значит третий тост за вас. Сам Бог велел.
  -Поддерживаю.
  Я передвинул стул поближе к ней и сел почти вплотную.
  -Не поняла вашего демарша,- сказала она, покосившись на меня и морща смешно лобик, - лучше яблоки порежьте и садитесь, где сидели, а то я вас не вижу совсем.
  Я убрал темный завиток волос и поцеловал ее в розовое ушко.
  -Вы видите у меня в руке нож,- повела она плечом, как бы сбрасывая что-то,- сами не режете и мне мешаете.
  -Так уж и мешаю?
  -Конечно! Мы так хорошо беседовали. Я жду, что вы про себя расскажите. Я ведь совсем о вас ничего не знаю. Давайте назад... и это...,- она подняла руку и покрутила ей неопределенно в воздухе. Этот жест видимо означал, чтобы все вернулось на круги своя. Я с сожалением отодвинулся на полшага.
  -Нет! Сядьте напротив. Ну, пожалуйста, прошу вас. Мне очень надо видеть ваше лицо. Я люблю на него смотреть.
  Я, сделав губы трубочкой, промычал что-то неопределенно-обиженное и пересел напротив.
  -Вот теперь вы молодец! L'homme admirable! - Она нагнулась через стол и поцеловала меня в губы.- Не дуйтесь. У нас уйма времени.
  Но она ошиблась. Как раз в это время послышались шаги у двери, заскрипели половицы крыльца, и кто-то постучался. Маша надув щеки закатила смешно глаза и приложила палец к губам.
  -Тс-с! Кто там?- зашептала она.
  -Не знаю,- ответил я тоже шепотом.- Если хозяйка, обойдется. У нас сонный час.
  Опять постучали, но более требовательно.
  -Что уж там! Придется впустить, а то подумает не бог весть что. Так будет лучше, - проговорила она.
  Я со вздохом пошел открывать. В проеме с обезоруживающей улыбкой возник Константин.
  -Сударь!!! ... Как я рад видеть вас в нашем забытом богом уголке! Не ожидал!
  -Привет Костя. Сто лет.
  -Ты как не рад?
  -Хозяйка сказала?- Вопросом на вопрос уклончиво ответил я.
  -Она. Дай думаю поручкаюсь зайду. Ну, показывай, жена ... невеста?
  -Ну, тебе прямо всё и расскажи!
  -И расскажи и покажи. Да! Красавица! - Он приложил ее руку к своим губам. - Константин. ... Старый друг Михаила, настолько старый, что он уже совершено, забыл меня и не удосужился заглянуть по соседству.
  -Мария Александровна, можно просто Маша.
  -Очень приятно. Чудесное у вас имя. Мое любимое. И матушку у меня так зовут. Если не прогоните я тут у вас посижу минутку. У нас тут такая скука! Вы не представляете, как я истосковался по хорошему общению.
  Эта минутка у него затянулась почти на пару часов. Мы уже попили вместе чай. Я уже демонстративно молчал, но Косте все было нипочем. Он трещал и трещал без умолку и при этом смотрел только на Машу. Меня как бы ни существовало в природе. Природная скромность Маши не позволяла ей уйти или ответить резко, она только изредка виновато улыбалась, перехватывая мой возмущенный взгляд.
  Наконец я не выдержал и уже прямо сказал:
  -Костя, нам хотелось немножко отдохнуть. Маша чувствует себя не совсем здоровой.
  -Да конечно! Это я понимаю. Но как жаль. Правда, друзья мои, я бы так и сидел бы с вами и болтал весь вечер. Так не хочется уходить. Может ко мне пройдем. Я теперь рисую, пишу картины, в основном пейзажи. Подарю, если что-то вам понравится.
  -Нет. Нет. Как-нибудь в следующий раз.
  -Тогда я не прощаюсь. Не откладывайте, завтра и приходите.
  -На счет завтра не обещаем.
  -Ничего и слышать не хочу. Буду ждать. Разволновали вы меня, разволновали друзья мои. Пойду, наливочки выпью пару стаканчиков, может, полегчает.
  Почему-то он не одобрял наш выбор, что мы остановились в этом доме. Об этом в разговоре он сказал не единожды, но уточнять, что он имел в виду, мы не стали.
  -Вот дернул меня черт за язык сказать про знакомство с Кайгородовыми, - четырхнулся я, когда за Костей, наконец, закрылась дверь.
  -Вы думаете, он все понял, что мы не муж и жена?
  -Ну, понял, не понял, что с того.
  -Мне стыдно. Сколько сидела, столько и думала об этом. Мне кажется, мы сами себя поставили в такое положение.
  -Давайте не думать об этом.
  -Давайте.
  -А улыбку на лице?
  -Я улыбаюсь,- она виновато растянула губы, и глаза у нее неожиданно повлажнели. Чувствовалось, что она сейчас расплачется.
  -Вы что?
  -Я такая по жизни и есть несчастливая. Это все от меня. Чем больше ждешь, настраиваешься,... тут обязательно что-то случается, что ставит все вверх тормашками.
  -Так, так, так! Где у вас платочек? Слезы утираем Мария Александровна и к столу. У меня тут тоже кое-что есть. - Я покопался в своем объемистом саквояже.- Херес! Для поднятия настроения.
  -У меня разболится голова. Уже сейчас шумит.- Сказала она неуверенным голосом.
  -Подумайте. Нельзя допустить, что бы внешние обстоятельства были сильней наших желаний.
  - Скоро темнеть начнет, пора возвращаться.
  -В этот раз нам никто не помешает. - Сказал я твердо и достал наган из сумки,- пусть только кто-то сунется.
  -Господи! Какой ужас. Зачем он вам?
  -Служба Маша, служба. Тут у меня и пакет с секретными документами. Где их оставлять ... не в гостинице же. Там замок любым гвоздем открывается на раз. А к документам положено оружие. Вот нам и выдают пистолет братьев Наган. Чудесный бой я скажу у этой вещицы. - Я легко крутанул барабан. Матово, желтым блеснули патроны. - Тяжеловат, конечно, оттягивает карман. Вот кладу в саквояж.
  -Вы страшный человек!
  -Обыкновенный. Держите, я полстаканчика вам налил.
  -Наверно не стоит.
  -Попробуйте.
  -Что делать. Рискну. Но меня может затошнить.
  Мы пили херес, запивали остывшим чаем с крекером. Иногда мне удавалось шутить, но Маша все больше смотрела в окно и была очень грустна. Когда пары хереса немножко затуманили мне голову, я аккуратно подойдя сзади повернул ее вместе со стулом. Маша немного растерянно взглянула на меня. Я опустился на пол у ее ног и обнял ее узкие лодыжки, которые торчали из под длинной юбки.
  -Мария! Святая Мария! Если есть святые женщины, вы одна из них - чуть слышно произнесли мои губы.
  -Ну какая из меня святая? Падший ангел!
   Стало совсем тихо, только было слышно, как назойливо билась муха о стекло. Взбираясь по икрам ладонями я гладил ее ноги. Обтянутые тонким шелком они округло тонули в моих руках. Мои пальцы ощущали их плотную упругость тонкий шовчик сзади. Как то случайно открылись ее колени. Они были плотно сомкнуты. Черные тонкие чулки матово блестели, заставляя сильней биться сердце. Она была напряжена. Идеально натянутый на дамскую ножку шелковый чулок может свести с ума любого...
  -Мария Александровна!? Вы казнитесь?
  -Да! Скорее да!
  -Зачем?
  -Это пройдет.
  -Вы боитесь меня?
  Она не ответила, только положила мне руку на голову и стала перебирать волосы. Я еще сдвинул край ее платья, приоткрывая ноги. Коснулся губами полных стройных ножек, ощутил тепло и запахи женского тела.
  -Как долго я этого ждал, мечтал, верил,- сказал я немного восторженно.
  Я еще более открыл ее ноги. Показались атласные черные подвязки поддерживающие чулки, а за ними открытые нежные участки обнаженного тела. Я, зубами прихватив, развязал один бантик, потом другой и утонул лицом у нее между ног. Не сразу уловил ее тихий шепот.
  -Я тоже так ждала этого. Так себе все представляла, но, мне что-то не хорошо.
  Я вопросительно посмотрел на нее.
  -Как не хорошо?
  -Стоит вот тут у горла...наверно херес не пошел. И голова.
  -Плохо. Тошнит?
  -Мутит, скажем, так. Давайте я схожу в одно место. Там поглядим.
  Я неохотно разжал руки. Поднялся. Она встала с виноватой улыбкой. Подвязала, высоко задирая платье, сползающие чулки и неуверенной походкой отправилась во двор. Ее очень долго не было, а когда она пришла, то побыла только минутку, попила воды из самовара и вновь ушла.
  На улице стали заметно сгущаться сумерки. Я тупо ходил из угла в угол, бессмысленно мерил комнату, достал спички, хотел зажечь лампу, передумал. Все прислушивался к звукам, что шли со двора. Прошло не менее получаса, когда она вновь появилась. Зайдя она сразу устало опустилась на стул.
  -Что!?- спросил я тревожно и с надеждой.
  -Не знаю. - Ответила она слабым голосом.- Не знаю.
  -Не легче?
  -Как сказать.!!!
  Она замолчала, прервав фразу.
  -Говорите!- Не выдержал я.
  -Конечно, я могу пожертвовать собой,... но неужели вы согласитесь на это?
  Мы надолго замолчали. Маша неотрывно смотрела в окно. Лунный свет проникал в комнату. Глаза ее были сухи, ресницы не вздрагивали. Было такое ощущение, что где то рядом пронесли покойника. Я вдруг тоже почувствовал себя разбитым. Никаких слов у меня не находилось. Была просто огромная зияющая пустота.
   Не зажигая света, я на ощупь нашел клеенчатый пакет с документами и положил в карман. В другой сунул наган. Она все поняла.
  -Пойдемте?
  -Пойдемте.
  В комнате было темно, а на улице уже ярко светила луна. Маша крепко вцепилась мне в локоть. Она прижималась ко мне всем телом, пока последние домики дачного поселка не скрылись у нас за спиной.
  -Вы не обижаетесь на меня?
  -За что.
  -Ну все так.
  -Глупости.
  Мы шли очень медленно. Часть дороги молчали. Каждый думал о своем. Досаждали комары. Я наломал веток себе и ей. Спустя примерно час показались строения санатория.
  -Я не хочу на такой ноте прощаться, - сказала Маша,- спать совершенно не хочется, пойдемте на залив.
  -Грустно все.
  -В той стороне есть лодочная станция.
  Пройдя двести-триста шагов, мы наткнулись на перевернутую лодку. Усевшись поудобней мы стали смотреть на залив. Легкий ветер играл волнами и отгонял комаров. Почти полная луна хорошо освещала все вокруг. Ее желтовато-зеленый свет делал все предметы вокруг нереальными. Как будто они возникли из далеких снов.
  -Я знала, что вы поймете меня. Спасибо.
  -Когда мы шли, я наступил на мертвую чайку,- сказал я.
  -Вы расскажите мне что-нибудь хорошее, доброе.
  Я рассказал ей немного о себе. Она очень внимательно слушала и при этом старалась в темноте видеть мои глаза. Луна светила так, что ей наверно было что-то видно, я же не видел ничего кроме ее черного силуэта.
  -Вот и все!- Сказал я, закончив эпопею своей жизни.
  -Нет! Нет! Пожалуйста, еще. Прошу вас.
  Я вспомнил далекое детство, увлекся, и мы еще просидели не менее часа. Наконец мы спохватились, что давно пора идти. Как бы не закрыли спальный корпус. Мы пошли скорым шагом, почти бежали и, тем не менее, опоздали. Я близко не подходил. Маша ходила одна и скоро вернулась.
  -Не знаю что делать! Стучать, всех будить. Завтра наши кумушки будут обсуждать это как главную новость?- Сказала она в расстроенных чувствах.
  -Это не здорово Мария Александровна. Откуда вы это после двенадцати одна возвращаетесь.
  -Вам ли не знать Миша.
  -Ну что делать. Пойдемте обратно. Прокрадемся как мышки. Авось наш полицейский не заметит.
  -Давайте попробуем. А что делать.
  -Здоровье то как?
  -Лучше намного. А как испугалась и вообще забыла про него.
  Обратный путь мы проделали в два раза быстрей. Подходя к дому, мы пошли осторожней, и зашли крадучись. Я зажег керосиновую лампу, трехлинейку. Винтовка трехлинейка, лампа трехлинейка. Мне как оружейнику были так знакомы эти размеры 7.62 мм, калибр ствола и ширина фитиля. Даже мой наган был подстать. Вставив стекло, я подкрутил фитиль наполовину, что бы огонь был поменьше. Предварительно, мы договорились в доме не разговаривать.
  Я помылся в кадушке и принес ей смоченное полотенце. Пока я ходил, девушка, раздевшись, быстро юркнула в постель. Это было сделано так быстро, что я даже толком не успел насладиться прелестями молодого женского тела. Только розовые пятки сверкнули. Мне удалось, захватил только конец этого действа. Я подошел к кровати и подал ей полотенце. Она, лежа тщательно протерла губы, лицо руки. Я с интересом взял висевший на спинке черный корсет с белыми вставками по бокам. Это был обычный корсет, что поддерживает женскую грудь и заканчивается в области низа живота. Широкий пояс, был укреплен жесткими вставками из китового уса и шнуровкой. Он еще пахнул ее теплом, молоком и еще чем-то терпким необъяснимо волнующим. На уровне груди и понизу в районе бедер, были приторочены светлые ажурные ленты, с мелкой просечкой сшитые в виде бантов. В стянутом виде он имел силуэт песочных часов. Увидев мой интерес, Маша легонько вырвала его у меня из рук и сунула себе под подушку. Я недовольно покачал головой. Она, тоже сделав большие глаза, покачала в ответ и, зажав рот, чуть не прыснула смехом.
   После долгих прогулок мне захотелось подкрепиться. Я жестами показал ей накинуть что-нибудь и присоединиться ко мне. Она отказалась только показала рукой на яблоки. Я принес ей в постель одно, а сам налил себе три четверти стакана хереса и сделал пару бутербродов с ветчиной и подсохшим сыром. Маша, показывая на вино, негодующе повертела головой у виска. Я отмахнулся. Херес пошел прекрасно. Я сделал еще один бутерброд. Она сложила руки ладошками, и приставила к уху, поторапливая меня, что бы я быстрее заканчивал и шел спать. В это самое время послышались вначале не ясные, а потом все более четкие звуки шагов. Кто-то медленно прошел под нашими окнами. Шаги остановились у нашей двери. У Маши от страха глаза сделались очень большими. Она почти с головой ушла под одеяло. Я неторопливо вытащил наган, легонько большим пальцем катнул барабан, проверив патроны, но не стал взводить его. Было около часа ночи. Кто-то упорно стоял у нашей двери и видимо прислушивался к тому, что происходит в комнате. Наконец крыльцо заскрипело, и кто-то осторожно постучался. Я взял со стола лампу и подошел к двери, второй рукой сжимая наган.
  -Кто там?
  -Это я. Аделаида Алексеевна! - Раздался голос нашей хозяйки.
  -Что вам не спится?- Сказал я довольно грубо.
  -Откройте. Надо поговорить.
  -Приходите утром,- сухо сказал я.
  -Нет. Дело не терпит отлагательства.
  -Я не одет.
  -Я подожду.
  Я засунул обратно наган и показал жестом Маше, что бы она собрала одежду и спряталась под кроватью. Но это было лишним. Она и сама все поняла и сделала это быстро и проворно.
  Я откинул крючок и впустил хозяйку. На ней было дорогое светлое платье из джерси или твида с завышенной талией и подвязками чуть ниже груди. На ногах туфли на высоком каблуке, и это было забавно для часа ночи и нахождения на даче. В них она казалась выше меня ростом, хотя уж этим меня батюшка не обидел. Сама фамилия Громадин, о чем-то говорила.
   Она довольно бесцеремонно прошла к столу и присела на плетеный стул. В руках она держала бумажный пакет, и края его немного нервно перебирала пальцами. Мне пришлось тоже присесть.
  -Ну что,- сказала она ласковым голосом, после непродолжительной паузы,- проводили свою барышню?
  -Проводил.- Односложно и неприязненно ответил я.
  -Как она. Не плачет?
  -Нет. Успокоилась.
  -А я вот себе места не нахожу. Думаю все. Думаю. Зачем все это. Будто сама не была молодой.
  -Не знаю, что вам сказать.
  - В общем, я пришла мириться,- сказала она ангельским голосом.
  - Мы не ругались по большому счету.
  - Но разговор был не из приятных,... не правда ли? Так вот,- она достала из пакета бутылку хорошего коньяка,- давайте пригубим, простим, друг друга и будем жить мирно и в согласии.
  -До утра это не подождет?
  -Ну что вы хотите, чтобы я опять думала и всю ночь не спала.
  -Ну, хорошо.
  -Я закуски не брала. Тут у вас я вижу полно.
  Она прошла к посудному шкафу, достала большие коньячные фужеры. Чисто намытые и протертые наверно мелом и бумагой, они ярко бликовали от света лампы.
  -Открывайте... открывайте...- сказала она улыбаясь, - или вы это даме поручите.
  Я открыл. Налил на донышке себе и ей.
  -Нет!- Сказала она и, взяв бутылку, подлила нам обоим, примерно в три раза больше чем было.
  -Вот так будет лучше. А то складывается впечатление, что вы мириться со мной вовсе не желаете... До дна!
  Пришлось выпить. Коньяк был необыкновенно хорош. Я повернул к себе этикетку.
  -Понравился?
  -В общем да!
  -Шустовский армянский. 10-лет выдержки
  -Чувствуется.
  -Еще по бокалу?
  -Да нет спасибо.
  -Наливайте, наливайте как прошлый раз.
  Мы выпили еще. Мир показался добрей. Женщина, которая сидела рядом тоже уже не внушала опасений. "Хорошие отношения с хозяйкой это совсем не плохо". -Пронеслось у меня в голове. - "Сейчас она уйдет и все наладится. Маша наверно уже заждалась. Как ей там под койкой? Неуютно. Теперь-то точно все получится как нельзя лучше".
  -Зовите меня по-простому Аида.- Сказала она.- Это немецкое имя. Раньше меня, как только не называли и Аделаида и Аделина и Адель и даже Адальберта. Я не такая старая. Сорок два, это поверьте не так много. Вот будет вам 42, поймете, что я была права. Просто если вам сейчас 25-27 все мы кажемся старухами. Я где-то конечно не слежу за собой. Вот лишний вес, уже разучилась хорошо одеваться, за модой не слежу и я уже совсем не та хохотушка, которая была прежде, хотя по большому счету это совсем не так. Я иногда ощущаю себя совсем молодой.
  Мы встретились глазами. Она почувствовала мое внимание и еще более оживилась.
  -Конечно, жизнь у меня разделилась на две половинки. Счастливая с мужем и в сумраке ночи без него. Это страшно злит меня, и порой я бываю, несправедлива к окружающим, а потом казню себя. С другой стороны, за что мне такая участь? Я прежде не сделала никому ничего плохого. Это наказание без вины.
  -Почему вам не выйти вновь замуж?- спросил я.
  -Давайте еще немножко нальем. Я расскажу.
  Мы выпили. Бутылка катастрофически пустела. Видимо фужеры были обманчивы. Она так хотела рассказать, что вяло махнув рукой, не стала закусывать, а продолжила:
  -Тут все дело в его маме. И эта дача, и дом в Петербурге и акции пароходной кампании Лапшина и Сироткина и еще там много чего ...все записано на ней. Мой муж, Сергей, изначально был ей всем обязан и не придавал значение формальностям. Даже когда он работал на Сестрорецком заводе, что совсем в его положении было не обязательно, он докупал акции, и отдавал их маме. Я в эту бухгалтерию не лезла, а вот так случилось, что я осталось вдовой с двумя детьми и реально у меня нет на руках ничего. Отношения у меня с его мамой всегда были натянутые. Ну, кто любит бесприданниц. Нет! Она конечно она не выставила меня за порог, все-таки ее родные внуки, кровинушка, но сказала мне что такое положение будет продолжаться только до того момента пока я вновь не выйду замуж. Что будет после этого, она не уточняла, но судя по всему, ничего хорошего меня не ждет.
  -Да! Судьба.- Сказал я.
  Она придвинулась ко мне ближе.
  -А я же поверьте живая. Меня еще можно отогреть. И этой дури у меня ведь раньше не было,... не было совсем. Мне порой так стыдно становится. Вы верите мне?
  Она взяла мою руку в свои ладони, как бы доверяя сокровенное. Я чуть отодвинулся, но руку освобождать не стал.
  -Верю. Да конечно. Отчего нет. - Сказал я скороговоркой, и все-таки освободив руку, встал, поправил фитиль в лампе. Она вспыхнула ярче. Когда я сел, она опять подвинулась ко мне ближе.
  -Давайте выпьем на брудершафт! - Сказала она вдруг, и я почувствовал, как язык у ней уже заплетается.
  -Это ни чему!- сказал резко.
  -Один поцелуй для дамы... это разве много... наверно свою Машу из рук не выпускаете?
  Она разлила остатки коньяка.
  -Вы лучше не пейте. Закусывайте Аида. Вас развозит.
  -И что?
  -Ничего.
  -Я за все лето не брала толики в рот. Я же тупая и глупая моралистка и трезвенница. Вы разве не заметили. Но не сегодня. Сегодня все будет по-другому. Будет?
  Она посмотрела на меня долгим вопрошающим взглядом.
  -Не знаю, что вы имеете в виду?
  -Да это я так. Ну, короче вы будете допивать коньяк или мне прикажете это делать самой.
  -Вы сама себе хозяйка.
  -Я, конечно, могу,... но разве вы хотите видеть сильно пьяную женщину. Нет? Тогда поддержите меня. Я одна пить? Ни за что. Вот с вами Михаил,... какой вы право...
  Я не уступал ее просьбам. Тоже почувствовал, что мне хватит. "И вообще, зачем мне было столько пить?". Она подумала и тоже отставила бокал.
  -Подождем! А почему вы не купаетесь. - Спросила она вдруг.- У нас тут все купаются. Пляж хороший. Жара. Или это из-за шрама?
  -Откуда вы про него знаете?
  Она осеклась. Почувствовала, что сказала лишнего.
  -Нет. Мне все равно. Это я так... предположила.
  -Подглядываете!
  -Это случайно получилось. Извините.
  -Нехорошо!
  -Почему нехорошо. Не совсем. Да. ...Понимаю. Ну не настолько. Вы прямо скажу Аполлон! Красавец!
  Она поднялась и, держа в руках бокал, присела ко мне на колени. Я почувствовал запах ее французских духов. Волосы ее приятно защекотали мое лицо.
  -Выпейте из моих рук.
  -Зачем!
  -Выпейте.
  -И что дальше будет?
  -Я вас поцелую.
  -Мне тяжело.
  -Вы упорный мальчишка. Я вам совсем не нравлюсь.
  -У меня есть девушка.
  -Вы не ответили на мой вопрос?
  -Ну, если вы хотите... то да.
  -Это горько слышать... никогда не говорите даме такие слова, что вы сейчас произнесли. Слышите никогда! Это сильно обижает. - Она погладила мое ухо и, укусив за мочку, прошептала. - Но я вас прощаю.
  Она встала с моих колен и, подойдя к стене, примыкавшей к дому, постучала в нее. Скоро на пороге появилась очень молоденькая светловолосая девушка, одетая в легкое льняное платье из дешевого муслина.
  -Даша! Принесите граммофон и пластинки. Вы там еще не спите?
  -Я нет. А Варя прилегла.
  -Смотрите там у меня! Еще одну лампу захватите из гостиной.
  Когда девушка ушла, я поинтересовался, зачем все это.
  -Обиженная женщина хочет послушать музыку! Я у себя дома. Что нельзя?- Сказала она жеманно, и томно посматривая на меня. - У меня есть записи, которые вы точно не слышали.
  Через минуту появились две девушки. Одна несла аппарат, другая, что поменьше и которую очевидно звали Варя, рупор, пластинки и лампу. Нельзя сказать, что бы Варя была красавица. В таком возрасте девушка еще часто не зацветает, и как нераскрытый бутон мила именно своей скрытой красотой, внутренним содержанием не потраченной непосредственностью. Заостренный нос, голубые глаза, по-детски чуть припухшие губы с пенкой, и особенно маленькая самодельная диадемка на голове заставляли на нее смотреть с улыбкой. Каждой маленькой девочке, да и взрослой женщине хочется носить корону! Приковывать к себе восхищенные взгляды, более утонченным вариантом такого украшения и была диадема, сделанная из бисера, стекляруса и плетеного конского волоса.
  -Не ставьте, не ставьте. Заводите сразу.- Распорядилась Аида.
  Я усмехнулся, покачал головой.
  -Сестры погодки Сухотины. Живут у меня. Воспитываю, как могу. Забочусь. -Добавила она.
  Девушки быстро установили прибор больше похожий небольшую деревянную тумбу-шкаф. Крышка и маленькие дверцы его были расписаны цветочной композицией. На боковых стенках и небольших дверцах был изображен дворцово-парковый пейзаж и дама, играющая на арфе. Место куда устанавливались пластинки, было обито тонким металлическим листом и позолочено.
  -Что ставить тетя Ада, польку, мазурку?
  -Посмотрите еще.
  -Вот есть кра-ко-вяк... так что тут...лез-гинка, та-ран-телла?- По слогам, но довольно бойко прочитала Даша.
  -Дайте мне сюда пластинки, сама выберу. Лампу зажгите.
  Принесенная лампа была семилинейка. Она ярко залила зал желтым светом. Я испуганно оглянулся на кровать. Но убежище Маши мне показалось надежным. "Бедная Маша!" подумал я. " Бедная и несчастная! Лежит на жестком полу, боится пошевелиться. Все бока отлежала".
  -Вы любите Михаил вальсы,- обратилась она ко мне,- "Упрек любви", "Чертенок", есть "Розовые сны"
  -Нет.
  -Ладно. Есть отрывки из оперетт.
  -Я уже ничего не желаю.
  - Лучше поставим мы романсы "Если знал бы ты, друг", - Она посмотрела на меня, выдержала паузу. - Или "О Боже! Как хорош!" Это, по-моему, как раз то, что нужно.
  Варя, дергая плечиком, завела ручку и поставила пластинку. Полились тягучие душевные звуки. Далекий баритон Брагина вещал о неразделенной и несчастной любви.
  -Так! Дождались. Где наши бокалы Михаил?
  -Стоят, как стояли.
  -Девочки отвернитесь, мы сейчас под музыку будем пить на брудершафт.
  Она поднесла мне бокал и вновь присела мне на колени.
  -Михаил я здесь. Возьмите бокал. У меня уже рука устала.
  -Не буду я с вами целоваться.
  -Будете, будете...- сказала она, тихо склоняясь к моему уху,- а иначе все может быть и по-другому.
  -Это как?
  -Так девочки, зажмите еще на минутку уши. Вот так правильно.- Она обернулась ко мне.- Вы обидели меня.
  -Чем!?
  -Своим невниманием. Вы не оставили мне выбора. Вы все равно будете сегодня со мной.
  -Чего?
  -Того самого...а иначе я ведь про вашу красотку все узнала. Голубева Мария Александровна? Не так ли?
  -И что?
  -А то, что проживает она на Спиридоновке с мужем Валерием Аркадьевичем и он совершенно не такой наружности и возраста как вы.
  -Это шантаж?
  -Понимайте, как хотите. ...Девочки, - крикнула она, громко обращаясь к ним, - можно размыкать ваши нежные ушки.
  -Д-да!- Озадаченно сказал я.
  -Вы же любите ее, не так ли? Значит, и меня немножко полюбите, от нее не убудет.
  -Я думал о вас лучше! Вот вы недавно рассказывали о себе, я вас даже жалел. Вы тогда были настоящая или сейчас.
  -И тогда и сейчас. Это жизнь мой господин. В ней нет только белого и черного. Все мы белые и пушистые пока нас черный ворон не клюнет. Ну, я в третий раз предлагаю на брудершафт. У вас есть выбор. Вы можете отказаться. Я ж не насильница какая-то. Просто все имеет цену и мое молчание тоже.
  Сестры сменили пластинку, поставили Вавича "Я ехала домой". Густой бас издалека рванул душу.
  Я взял бокал. Мы завели руки друг за друга. Поцелуй ее мне впрочем, не показался противным. При определенных обстоятельствах...все может быть. Впрочем, мне необходима была пауза, нужно было время собраться с мыслями.
  "Если она сейчас уйдет, то неизвестно чем кончится! Как быть?!! Что же делать?!!- думал я,- Нужно найти выход. Выход должен быть. Рядом в трех шагах находилась девушка, молодая женщина, от которой я был без ума, а тут эта свалилась мне на голову. И как ловко все устроила, моралистка чертова. И не вывернешься. Ищи! Ищи выход! Выход должен быть!!!".
  Последняя доза коньяка была особенно большой. Я почувствовал легкое головокружение. "Уселась. Даже закусить нельзя. А? Это брудершафт его не закусывают".
  Аида запустила мне руки за рубашку и стала гладить волосы на груди, потом принялась крутить в пальчиках мои соски. "Оказывается, мужская грудь тоже отзывчива на эти ласки!" - Подумал я. - "Но нет, это, же выход. Надо ссылаться на мужскую природу. Точно. Так и буду упирать на это".
  -Слушай Аида!- сказал я миролюбиво.
  Она сразу по голосу почувствовала изменения в моем настроении и прислонилась своей щекой.
  -Слушаю. Вся во внимании.
  -Понимаешь, ты женщина опытная,... а у мужчин сама знаешь, как устроено... если не ЭТО........ то и не ТО!
  -Что так плохо?
  -Не уверен,... но вроде так.
  Она встала, внимательно посмотрела на меня ниже пояса. Вроде все, что я говорил, соответствовало действительности. У меня затеплилась слабая надежда на благополучный исход. Природу не обманешь! Я оглянулся на кровать. Наверно Маша все слышала и оценит мою находчивость.
  Девушки подкрутили ручку на граммофоне и поставили новую пластинку. Контральто знаменитой В.Плевицкой наполнило комнату. Сквозь легкий треск полился романс "Золотым кольцом сковали".
  Аида степенно прошла к зеркалу. Я напряженно следил за ней. В шаге от нее была Маша. Она расчесала челку. Похлопывая ладошкой, поправила прическу на голове. Переколола пару шпилек. Выпустила сильней в районе ушей два длинных волнистых локона закручивая их на пальцы и удовлетворенная результатом вернулась. У нее были богатые пышные волосы, и она это знала. Видимо совсем недавно над всем этим великолепием хорошо поколдовал местный парикмахер.
  -А мы это сейчас поправим.- Сказала она, наклоняясь к моему уху.
  -Как?
  -Увидишь.
  Она захлопала в ладоши.
  -Девочки-сестрички музыки конец. И идите ко мне. Так. Вы у меня в спектаклях играете.
  -Да тетя Ада.
  -Танцевать умеете? Песен без счета знаете?
  -Да тетя Ада.
  -Сегодня все будет по-другому. Вы будете так же петь танцевать,... но только с одной очень маленькой особенностью... вы это будете делать без одежды.
  -Как? Что? Нет!
  -Нет! Нет! Нет!
  Заверещали хором девушки, и лица их зарозовели.
  -Я еще не все сказала. Не перебивайте. Все это, что бы вам не бояться вы будете делать с завязанными глазами. Михаил смотреть на вас не будет. Ведь, правда, Михаил? Вы же его боитесь, я думаю, а не меня.
  Девушки потупившись, молчали.
  -Забыли, как я вас вырвала из рук кучера Яшки Хромого, когда он вас в ямщицкую потащил? Кто вас спас, взял к себе сирот убогих. Кто мне ноги целовал. Одевает вас, обувает, премудростям великосветским учит, грамоте?
  Девушки молчали, взявшись за руки.
  -Ну, выбирайте, иначе вы сами знаете... Знаете? Не надо объяснять?
  Девушки переглянулись.
  -Не слышу?
  -Знаем. Да, тетя Ада. - С трудом по очереди промямли девушки.
  -Вот и хорошо. Значит договорились. Никто на вас не покушается. За погляд денег не берут, а я вам куплю обновки из джерси и шали с бахромой как обещала.
  Аида нашла тряпку, разорвала с треском ее наполовину, и плотно подвернув в два раза, завязала девушкам глаза.
  -Михаил! Отворачивайся! - сказала она картинно и громко и махнула мне рукой, что это меня не касается на самом деле.- Отвернулся? Давайте девочки никто на вас не смотрит. Не бойтесь.
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"