Зимин Борис Викторович : другие произведения.

2012

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  
  
  
   ...Данная повесть - не репортаж, и не хроника. Также не может она претендовать на академическое исследование, или некое подобие научной диссертации. По правде сказать, я вообще не знаю, для чего её пишу. Печальные события 2012 года давно вошли в историю. С одной стороны они стали привычным, свершившимся фактом, которому мировая пресса уделила достаточно внимания. С другой стороны они, эти события, как и их многообразные последствия, ещё ждут своего толкователя и аналитика, коим я не могу, да и не хочу быть.
   Посему - для большей объективности - сочтём сии записки свидетельством очевидца. Это просто дневник путешественника, случайно оказавшегося в России зимой 2012 - проклятого - года и пережившего наяву Русскую революцию - разумеется, мы говорим не о детском перевороте 1917 года, а о Великой Январской революции, положившей конец засилью западничества и насильственной глобализации, и направившей эту великую страну на единственно верный для неё путь: путь развития Истинно Российской Государственности, предначертанный гениальной рукой пожизненного Президента Владислава Владиленовича Тихина.
  
   Вероятно, в начале повествования следует представиться и описать себя. Меня зовут Кирилл Морозов, на момент начала истории, которую я собираюсь здесь рассказать, мне тридцать девять лет. То есть, с одной стороны, я уже не мальчик, но с другой - нестарый ещё мужчина. Учитывая тот факт, что критерии возраста со времён Данте заметно сдвинулись, я по праву могу заявить, что "земной свой путь прошёл до середины...".
  
   По профессии я - ударник. Точнее, перкуссионист. Исполнитель на ударных инструментах. Узкая специализация - ксилофон, маримба, и особенно - вибрафон, столь популярный в джазе - а я джазист. Добавлю без кокетства, что я очень хороший перкуссионист.
   Живу я в городе Тель-Авиве... нет-нет! Когда произносят "Тель-Авив", то почему-то сразу представляют себе безумный, одуревший от бессонницы мегаполис с красными глазами, вечно пьяный или обкуренный марихуаной. Нет. Я живу в другом Тель-Авиве - в хитросплетении маленьких тенистых покойных улочек, где пахнет свежемолотым кофе из ресторанчика на углу и всего четыре минуты ходьбы до моря - моего любимого Средиземного моря. Такого синего-синего.
  
   А началось всё с того, что... (чёрт! Отсутствие опыта в писании книг уже начинает сказывается, а ведь это лишь первая страница. Сколько тысяч романов открываются якобы-интригующими словами "всё началось с того, что..."! Впрочем, плевать!)
   Так вот, началось с того, что осенью 2011 года я вместе с моим ансамблем принял участие в международном джазовом фестивале в Санкт-Петербурге...
  
  1. Города
  
   Новосоветск, в котором я родился и прожил почти двадцать лет, суть типичный советский город. Не уродливый, но и не красивый. Не столица, но и не провинция. Он никакой. Средний. Даже название звучит как-то серо. При этом я не жалуюсь: в качестве начала пути он не так плох, тем более в нашей профессии - есть консерватория, оркестр, театры. Позже в моей жизни были Иерусалим, Берлин, Амстердам, Тель-Авив. Они продолжили и довершили моё формирование.
   Но при всём этом единственной любовью на всю жизнь всегда был Питер. Попадая в Питер, я сразу впадаю в эйфорическое состояние, и так в нём и остаюсь. Могу часами стоять на Марсовом поле и, глупо улыбаясь, глазеть на Инженерный замок.
   Поэтому хорошее настроение было мне обеспечено уже самим фактом гастролей. Кроме того, я позвонил по телефону Ритке - потому что я всякий раз звоню ей, отправляясь с визитом в Россию, и иногда она приезжает ко мне из Новосоветска - повидаться.
  
   Ритка - подруга детства. Толстая, умная, язвительная. Она училась в музучилище на два года старше меня, отчего казалась мне ужасно взрослой. На четвёртом курсе ненадолго сбегала замуж и вскоре родила дочку, которую назвала заморским именем Адель. (Уменьшительно - Даша.) Меня, кстати, Рита называет Кирка, или Лопатка, а я её - Тусик, что с одной стороны производное от "Ритусик", а с другой означает на иврите "задница", точнее - "попка".
   - Нет, Кирка, в этот раз никак, ты что, у меня самое начало семестра, студиозусы так и прут.
   - Жалко.
   - Но может быть, я к тебе Дашку пришлю, если ты не против. Она в сентябре будет в Москве, так это ночь езды.
   - Конечно, присылай. Погуляю её по Питеру.
   - У тебя номер одноместный?
   - Ещё не знаю. Ну уж как-нибудь её устрою, не боись. Доплачу в конце концов. Как-никак, "племянница". Заодно и познакомимся.
  
   Адель, она же Даша, была первым младенцем, которого я держал на руках. Она родилась, когда я учился на третьем курсе музучилища. Я называл её племянницей, имея в виду, что Рита мне как сестра. Однако, с Дашей-взрослой я был незнаком. Так уж получилось. А лет ей уже должно быть... Я начал считать и у меня получилось ровно двадцать.
  
   * * *
  
   Я встречал "племянницу" на Московском вокзале. Она оказалась полной противоположностью своей матери. Ритка - крупная, массивная, с неважной кожей и низким гулким голосом. А Даша - стройная, гибкая, с длинными ногами и длинными пепельными волосами. Лицо некрасивое, но очень выразительное, а улыбка женственная. Словом - с такой девушкой не стыдно прогуляться по Невскому.
   Мы сразу подружились, что и неудивительно: ведь её мамаша, в одиночку её воспитавшая, и я - почти что близнецы-братья. Даша читала те же книжки, что и мы, смотрела те же фильмы и слушала ту же музыку. Училась она в Новосоветской консерватории на теоретическом - как и Тусик в своё время.
   Даша приехала вечером, но мы не могли наговориться до самого утра, и легли спать, когда за окном уже светало. (Я доплатил за дополнительную кровать в моём номере, так что племянницу разместил со всеми удобствами.)
  
   На другой день мы гуляли по Питеру: катались по каналам, бродили по Невскому, были на Стрелке и в Петропавловке.
   А вечером был последний концерт моей группы. Я был рад предстать перед племянницей во всей красе, потому что, как я уже говорил, я очень хороший вибрафонист, а в этой программе у меня было к тому же много эффектных соляков... словом, отчего бы не пофорсить перед молоденькой девушкой? Даже если это дочь старой подруги. Так, просто, чтобы не разучиться. В смысле, форсить.
  
   Возвращаясь в гостиницу, зашли в магазин. Сколько я ни приезжал в Россию девяностых и позже - до сих пор никак не привыкну, что в магазинах всё есть. Потому что я - голодное дитя перестройки.
  
   - Возьмём что-нибудь огненное?
   - Типа водки?
  
   Мне нравится энтузиазм, с каким русские девушки, включая самых юных и хрупких, пьют водку и коньяк. Это симпатичнее мне, нежели наши израильские жеманницы: в лучшем случае вино, а то ещё "Ах, налейте мне диетической воды. Обезжиренной, без сахара." И ещё губки кривят брезгливо.
   Впрочем, я отошёл от темы. Мы с Дашей набрали питья и закуски - всего, что необходимо дяде с племянницей для маленького домашнего праздника.
   Перед трапезой Адель отправилась в душ; вернулась из ванной с мокрой головой и в обтягиваюшей футболке, доходившей до середины бедра. Сквозь хлопчатобумажную ткань озорно просвечивали девичьи соски, голые коленки сверкали.
   "Ты, ловелас хренов!" - строго сказал я себе. - "Это твоя племянница. Она немного кокетка, да. Но она молоденькая, ей простительно. А ты не увлекайся."
   Утолив голод, Даша завела со мной доверительный разговор:
  
   - Почему ты развёлся с женой?
   - Ох! Ну ты вспомнила, - удивился я. - Это было уже так давно. Гораздо удивительнее, что я не женился снова: у меня было столько подружек. А у тебя есть мальчик?
   - Нет.
   - Чего так? Ты такая красотка!
   - Спасибо, - Даша улыбнулась. - Я мальчиков не люблю. Они все маленькие и глупые.
   - Только не говори, что ты предпочитаешь дряхленьких дядечек! - в свою очередь улыбнулся я. - А то сбегу ночевать к Костику-басисту.
   - Да ладно, - девушка рассмеялась и игриво шлёпнула меня по руке кончиками пальцев. - У меня была большая романтическая любовь, - добавила она уже серьёзно.
   - И кто он?
   - Мой профессор по истории музыки, Виктор Александрович. Я была влюблена безумно, сходила с ума. Бегала за ним, как собачка.
   - Старый?
   - Ему сорок три. Но он очень молодо выглядит.
   "Ого! Даёт племянница!" подумал я.
   - Ну, я с ним переспала.
   - Ик... А, да? - я был несколько шокирован её откровенностью, равно как и нравами нынешней молодёжи.
   - Да, - продолжала она, не обратив внимания, - раз пять или шесть. Ничего так, - Даша хихикнула, - неплохо... но потом мы расстались.
   - Почему?
   - А... неважно. Жена пронюхала. Налей мне ещё. Что-то я мёрзну.
   Она сильнее натянула футболку, от чего её соски рельефнее обозначились под белой тканью.
   - Может, тебе слегка одеться?
   - А может, ты меня слегка обнимешь? - она посмотрела на меня сквозь длинные ресницы взглядом, не предвещавщим ничего хорошего.
   - Это может плохо кончиться.
   - Ты что, боишься? А, дядюшка?
  
   ...Ах, не осуждайте меня! Ибо я вижу, вы уже готовы меня осудить. Но осудить так просто! Поймите же - мужчина тридцати девяти лет беззащитен перед девочкой с голыми коленками. Особенно, если ей двадцать. Ему просто некуда деться...
  
   Вот я никуда и не делся.
  
  
  2. Мистер Гумберт
  
   - Ср-р-раный кобель!! Мерзавец! Сук-кин сын! Похотливый козёл! Вонючий, блядь, педофил!
   - Тусик, Тусик, погоди!
   - Щас я тебе дам "Тусик"! Вот только до тебя доберусь - я тебе женилку-то пообкоцаю!
   - Но послушай...
   - Я - как друга - попросила тебя присмотреть за ребёнком, за моей девочкой... А ты взял и трахнул её, как блудливый пёс! А что - пиписка есть, ну так вперёд!
   - Тусь...
   - Ты кто - мужик? Или так, бесплатная приставка к собственным яйцам? И этого человека я двадцать лет считала своим другом! Совратил девочку...
   - Ну это ещё вопрос, кто кого совратил.
   - Что-о-о?! Да как ты смеешь, мудозвон вонючий! Гумберт Гумберт!
  
   Я повесил трубку. В следующий раз Рита позвонила через полчаса - выдохшаяся, выпотрошенная.
   - Скажи мне, - начала она полумёртвым шёпотом, - ты был у неё первым?
   - Тусь, ну я не могу... Ты мама, это твоя дочь, как же я тебе...
   - Не крути мне мозг, мудак! - прохрипела моя подруга детства. - Ты был у неё первым?
   - Нет.
   Настало молчание.
   - Вы хоть предохранялись?
   - Ритусь, я что - мальчик?! Ну естественно.
   Снова молчание.
   - Ладно, живи. Но постарайся мне не попадаться на глаза.
   - Ты успокоилась? А теперь послушай меня. Это не курортный роман. И не развратный эпизод.
   - Ой, Лопатка, не заговаривай мне зубы, на них ещё не обсохли валериановые капли.
  
   Я улыбнулся: впервые за сегодня она назвала меня привычным именем.
   - Я серьёзно.
   - Ага. Конечно. Не забудь шампанское и припасть на одно колено перед будущей тёщей.
   - Ну зачем? Не будем забегать вперёд лошади. Мы с Дашей вместе всего пять дней. Нам вместе очень хорошо. Надеюсь, так будет и всегда. Но для принятия скоропостижных решений я уже недостаточно молод. Поживём - увидим. Будем встречаться, ездить друг к другу в гости, любить. А там посмотрим.
   - Ну-ну. Вот именно: посмотрим...
  
   Проведя медовую неделю в Питере, мы с Дашей разлучились аж на шесть месяцев. Описывать эти месяцы не стану, скажу только, что было неприятно.
   В январе наступившего, 2012 проклятого года (впрочем, тогда ещё ничего дурного не предвещавшего) я приземлился в Новосоветске, в котором не был девятнадцать лет. Меня встречал Вольдемар.
  
   * * *
  
   Вольдемар, иначе Владимир Андреевич Гуров - другой мой друг детства, учившийся с нами в том же училище. Вольдемар был трубачом - притом очень плохим, и к тому же сам это знал. Будучи прирождённым конформистом, он пошёл по партийной линии. Его беда была в том, что он опоздал родиться, и поэтому опаздывал везде. Он стал комсоргом училища за месяц до роспуска комсомольской организации. В партию собрался вступать накануне того, как гекнулась самая эта их партия.
   При этом у него не хватило запала заняться бизнесом, подобно большинству комсомольских вождей. Он осел на уровне мелкотравчатой псевдо-номенклатуры - и сделался директором музыкальной школы.
   Внешне, однако, он производил самое импозантное - по-директорски - впечатление: солидное пузцо, руководящий баритон, машина - пусть отечественная, "Волга", но зато величественная, приличный костюм и золотые часы. Несмотря на множественные алименты множеству детей от множества бывших жён, он прилично зарабатывал путём выдумывания всевозможных международных проектов с детьми (якобы-вундеркиндами). За счёт этого он дважды побывал у меня в Израиле, да ещё где-то в ближней Европе.
   Жил Вольдемар один, в большой квартире в центре города, поэтому я и решил расположиться у него, а у Риты с Дашей бывать скорее набегами: их жилплощадь оставляла желать лучшего.
  
   В поездку меня собирали всем Израилем: я ни разу не ездил в Россию зимой, и у меня элементарно не было одежды. Но, хотя меня укутали с ног до головы, с непривычки - а точнее с отвычки - было страшно холодно.
   Впрочем, это явилось единственным негативным впечатлением. Встреча с Дашей была очень нежной, любовь цвела. Рита вела себя корректно, Вольдемар был мил и гостеприимен. Кажется, я не упомянул, что несмотря на весь свой пузатый конформизм он очень простой и добрый парень. И к тому же хороший друг.
  
   Я отвёл себе ровно месяц отпуска: 15 января я приехал в Новосоветск и 15 февраля намеревался возвратиться домой, в Тель-Авив.
  
  
  3. Переворот
  
  ОБРАЩЕНИЕ
  
  Президента Владислава Владиленовича Тихина к согражданам.
  Москва, Кремль, 23 января 2012 года.
  
   Россияне! Настал великий день! Поворотный день в истории нашей страны. 23-е января 2012 года - эту дату будут с благоговением вспоминать наши потомки. Они будут завидовать нам с вами, живущим в это славное время.
   Россия в кризисе, братья! Нас захлестнула гнилая волна, имя которой - западничество. Тлетворное влияние запада разлагает нас, убивает нашу самобытность. Оглянитесь вокруг! Что вы видите? Засилье чуждой нам музыки, механистичной и неискренней, засилье стандартных, шаблонных фильмов, шаблонной одежды, синтетической еды... И к чему всё это ведёт, братья? Это ведёт к полной утрате национальной самобытности. К утрате самих себя. Говоря так, дорогие россияне, я обращаюсь как к русскому народу, так и к другим нациям, населяющим нашу великую страну.
   И вот я говорю вам, друзья мои: долой! Долой глобализацию! Долой "Макдональдс" и "Кока-колу"! И да здравствует квас! Долой джинсы и рэп, и да здравствуют наши задорные русские частушки! Пришла пора нам опомниться, соотечественники! Кто мы? Куда мы идём? Почему заокеанские хозяева навязывают нам свой образ жизни, свои мысли, своё политическое устройство?
   Всё это не наше. У России - свой путь. И мы пройдём этот путь так, как захотим сами! Мы покажем всему миру, что такое Россия и что такое Великая Российская Государственность, свет которой мы намереваемся донести до самых тёмных уголков планеты.
   Да здравствует наша великая Россия!
  
  
  УКАЗ
  
  Президента Владислава Владиленовича Тихина.
  Москва, Кремль, 23 января 2012 года.
  
  1. Считать 23 января 2012 года днём начала нового курса.
  2. Начать суровую бескомпромиссную борьбу с глобализацией, засильем иностранщины и западничества.
  3. Считать всех иностранцев неблагонадёжными, подозрительными и социально опасными.
  4. Обязать всех находящихся в России иностранцев, включая дипкорпус и обладателей так называемого "двойного гражданства", пройти специальную регистрацию в трёхдневный срок.
  5. Ввести жёсткую цензуру в СМИ.
  6. В целях защиты россиян от тлетворного влияния ограничить пользование интернетом и междугородней телефонной связью. Обязать так называемых "провайдеров" ввести суровый контроль за подключениями к интернету. Подключение к интернету разрешено лишь в правительственных учреждениях федерального масштаба.
  7. Обязать всех россиян в течение года пройти процесс деглобализации. Лиц, никогда не выезжавших за границу в годы так называемой "демократии" (1985-2012) и способных это доказать документально, считать "неподверженными прямому тлетворному влиянию" (НПТВ). Лиц, выезжавших за границу в означенные годы, считать "подверженными прямому тлетворному влиянию" (ППТВ). Предложить подобным гражданам пройти процесс публичного отречения от западных идеалов и покаяния - с целью успешной реинтеграции в новое российское общество.
  8. В целях защиты россиян от тлетворного влияния запретить им выезд за пределы Российского государства, а равно запретить въезд в Россию иностранных граждан. Вопрос выезда по месту жительства иностранных граждан, находящихся в настоящее время в России, будет решаться индивидуально в течение полугода после обязательной регистрации (см.выше).
  9. Ввести в Российском государстве институт пожизненного президентства и провести в месячный срок всеобщие выборы Пожизненного Президента.
  10. Считать оптимальным кандидатом в Пожизненные Президенты Владислава Владиленовича Тихина.
  11. Провести разъяснительную кампанию с целью призвать население голосовать за оптимального кандидата.
  12. Да здравствует Россия! Расширим и укрепим Великую Российскую Государственность!
  
  
  Из моего путевого дневника
  
  24 января
  
  Похоже, всё это было подготовлено. За ночь исчезли из ларьков чипсы, кока-кола и Марльборо. Закрылись пиццерии и суши-бары. (Видать, откроют блинные и пельменные). Заколотили витрины бутиков, пропали иноязычные журналы из киосков. Сам видел, как снимали вывеску с супермаркета на Ленина. Интересно, как его теперь назовут? Большой базар? Самое смешное: стало меньше заграничных машин... а их-то они куда денут?
  
  По городу носятся неясные слухи. Перестал работать интернет. Просил В. позвонить провайдеру, а он мне "Ты с ума сошёл! А они стукнут куда надо, что я против новой государственности!"
  
  Д. не видел.
  
  25 января (утро).
  
  Был у Д. Нервная. Поговорили как-то сухо. Ушёл. По улице хожу, озираясь. Говорят, вчера какие-то "эскадроны юных тихинцев" разгромили французский ресторан, забили насмерть шеф-повара.
  Впрочем, "нерусскости" почти не осталось. На месте Макдональдса - чебуречная. Странно. Но есть слух, что Грузию всё равно, мол, скоро присоединят, так что они как-бы уже не чужие.
  
  25 января (вечер)
  
  В президентском указе сказано: иностранцам зарегистрироваться в трёхдневный срок. Боязно. Ушлют Колыму озеленять... А что? У этого режима большой опыт. И кричи потом на всю тундру "Я иностранный гражданин! Вызовите моего консула!"
  Пытался звонить с мобильного в Тель-Авив, не смог соединиться. Неужто вправду отключили прямой набор? Впрочем, что тут такого? Кабельного телевидения больше нет. По ТВ России - "Спящая красавица" и оркестр народных балалаек.
  
  26 января
  
  Звонила Р. У них в колледже учится девочка из Аахена - по обмену. Пошла вчера регистрироваться - немка! Закон есть закон. А сегодня на учёбу не явилась. На квартиру посылали - ничего. Исчезла.
  Не понимаю, что делать.
  Говорят, на улицах "тихинцы" отлавливают тех, кто в джинсах, и режут джинсы. Как стилягам полвека назад. Хорошо, что захватил брюки от костюма. Бред...
  
  27 января
  
  Ну всё. Теперь я - Горький на дне. Регистрироваться, само собой, не пошёл, а срок истёк вчера. Д. не видел уже два дня. Вообще на улицу стараюсь не высовываться. В городе по-прежнему нехорошо. Громят тех, кто не успел "деглобализоваться": видеосалоны и проч.
  Кстати, казино не трогают, оно теперь называется "Игорный дом". (Мечите, Чекалинский!) Конечно! С бандитами любая власть договорится.
  
  28 января
  
  Ночевал у Д. И тут всё не так, как раньше. Не могу понять, что именно. Мерзко, когда политика влияет на частную жизнь.
  Однако, время идёт, а надо что-то придумывать. Документов у меня, считай, нету, деньги кончились. Кроме того, самим фактом своего присутствия я навлекаю беду на тех, у кого живу. Правда, В. говорит "ерунда, прорвёмся". Но я-то вижу, что и ему неспокойно.
  Где достать денег? Снять в банкомате не могу: во-первых, он наверняка не работает, во-вторых - вдруг засекут? Как же крепко в нас сидит эта советская паранойя...
  
  3 февраля
  
  Всё по-прежнему.
  
  9 февраля
  
  Ищу работу. Зашёл вчера наудачу в ресторан "Новосоветский" - слышу, играет группа. Спросил, кто лидер, мне указали на гитариста. Зовут Максим. Договорились с ним на завтра.
  
  10 февраля
  
  Встречался с Максом в кабаке. Оказывается, ему как-раз нужен ударник. Посадили меня за установку - ну, думаю, вспомню молодость, давненько я за установкой не сидел. Дальше вышло забавно: он мне говорит, мол, что будем играть? Отвечаю: "Всё равно, ребята, ну давайте что-нибудь известное для начала... Например "Отель Калифорния".
  И тут этот щупленький Макс хватает меня за грудки и шипит:
  - Слышь, ты, интурист! Ты меня под монастырь-то не подводи. Никаких тебе тут Калифорний, забудь это глобалистское слово!
  А потом так по-учительски:
  - Родина моя-а-а?
  - Белорусси-Я, - отвечаю, улыбаясь.
  - Где-где-где-где-е-е?
  - В Воло-где-где.
  - Ну вот и молодец. А то ишь чего придумал!
  
  После они выкатили неважнецкого качества ксилофон. Сыграл им "Полёт шмеля" - удачно так, даже самому понравилось. А ведь больше месяца не занимался...
  Ну, короче, взяли меня на работу. То, что меня больше всего волновало, решилось на удивление просто: работаю по-чёрному, не оформляясь. Отдаю Максу половину парнуса, а он меня покрывает, и никто не в курсе.
  Система, конечно, жёсткая, но деваться некуда. Несколько смущает полная зависимость от Макса. Он жулик и хам. Но пока во мне заинтересован - авось не сдаст...
  
  15 февраля
  
  Печальный юбилей: по изначальному плану сегодня я должен был улететь домой.
  
  19 февраля
  
  Думаю, это последняя запись. Дневник начинает меня компрометировать...
  
  
  4. На дне
  
   Всё-таки, человек - удивительное животное. Особенно - советский человек. Не прошло и месяца после 23 января (дня Великой Русской революции, как тихинцы уже прозвали свой переворот), а все как-то постепенно привыкли к новой жизни. Оговорюсь: мало кому из моих знакомых происходящее нравилось. Но приспособились все. Мгновенно разобрались, что можно, где можно, а главное - что и где нельзя. Вспомнили все старые рефлексы собаки Павлова, а особо шустрые уже достали с чердаков "Спидолы" с короткими волнами: ловить "би-би-си". Правда, ловля ничего не давала: видно, "новые чекисты" хорошо освоились с глушением.
  
   Итак, мы жили в полном отрыве от мира - без интернета, без телевидения, без газет. Были, конечно, тихинские газеты, где бодро рапортовали об успехах деглобализации и о количестве публично покаявшихся "ППТВ".
   Занятно, что при всём страхе, при всей неизвестности, при том, что мои родные в Израиле даже не знали, жив ли я, было что-то забавное в этой отрезанности. Что-то легкомысленно-каникулярное.
   Я работал в кабаке, зарабатывал по тем временам неплохо - даже после того, как отдавал Максу половину денег. Правда, атмосфера в группе была какой-то колючей, ни с кем из коллег я не сошёлся, но это и не входило в мои планы. Дружба означает вопросы, а вопросы могли меня погубить. И так-то я стоял одной ногой на бикфордовом шнуре - элементарная проверка документов означала для меня поезд на лесоповал. Только теперь понимаю, на каком взводе были мои нервы, а тогда - надо же, какая живучая зверушка! - я ел, дышал, играл, и даже порою выпивал и шутил. Для товарищей по ансамблю я сплёл легенду, что, мол, приехал из Питера (на новом языке из Ленинграда) и застрял тут из-за любимой девушки. Что было в большой степени правдой.
  
   У любимой девушки я старался бывать каждый день, хотя квартировал по-прежнему у Вольдемара. Рита окончательно меня простила и перестала дразнить педофилом, зато отношения с Дашей продолжали портиться. Холодок, появившийся с месяц назад, превратился в лютую - прямо как на Колыме - стужу. По сути дела, кроме постели нас уже ничего не связывало.
  
   Хорошо помню день, когда Даша впервые мне изменила - то есть уже после я узнал, что это свершилось именно тогда, и именно с тем, с кем я думал. А в тот день просто обратил внимание на некий новый свет в её глазах. А ещё она заметно льнула ко мне - говорят, так делают неверные супруги из чувства вины.
  
   * * *
  
   Вечером перед работой ко мне подошёл Макс:
   - Есть возможность отправить и-мэйл, - сказал он едва слышно.
   - Что? - подскочил я. Макс заткнул мне рот не очень чистой ладошкой.
   - Заткнись. Будешь орать - ничего не получишь.
   - Хорошо, хорошо, - согласился я шёпотом и он продолжил:
   - Есть свой человек в горсовете. Там включён интернет. Короче, тебе не нужны эти подробности. Работает это так...
   Мои внутренние органы перемешались от волнения в какую-то общую кашу.
   - Пишешь на бумаге текст. Немного текста, много он набирать не согласится. Отдаёшь мне. Пишешь адрес. Чувак там втихушку набирает и отправляет по адресу.
   - Макс, это колоссально!
   - Не колоссально, а десять штук, - ухмыльнулся он. Зубы у него были так себе.
   - Нехреново, - я сдулся, как шарик. По тем временам это были солидные деньги, мой трёхмесячный парнус в "Новосоветском".
   - Смотри, пацан крепко рискует. Сам посуди.
   - Ф-фак, но у меня нет сейчас таких денег.
   - Во-первых, не говори "фак", это иностранное слово. Говори "блядь!" Во-вторых, я тебе займу. Отдашь по частям.
   - А гарантии? Откуда я знаю...
   - Всё путём, - перебил меня Макс, - распечатает тебе с экрана твоё же письмо на принтере. Без дураков.
   - Макс... Спасибо!
   - Ладно-ладно. Да, вот ещё. Пиши как-нибудь... иносказательно. Без компромата.
   - Само собой.
  
   Несколько дней спустя Макс отдал мне цветной листочек.
   - Спрячь это, - проскрипел он. - А лучше сожри, когда налюбуешься.
   В рамочке посередине листочка стояло:
  
   "Дорогие мои! Прежде всего - я жив, и на сегодня здоров. Устроился неплохо, нашёл работу. Впрочем, перспективы самые туманные. Думаю, из газет вы знаете больше, чем мы здесь. Не знаю, когда мы увидимся, не знаю, когда смогу снова написать. На письмо не отвечайте. Держитесь, целую вас всех, ваш К.М."
  
  
  
  5. Вырванная страница из дневника
  
   ...Ночь... А может, уже утро? Не разберёшь ни черта: тьма непроглядная за окном, метель и колючий морок, а светает еле-еле в десять. Будь проклята русская зима! Не спится. Темно... тихо, и только дворник шуршит лопатой.
   Щ-щах-х-х... щ-щ-щах-х-х... ш-ш-ч-ч-чах-х-х...
   Какой страшный и щемящий звук - это железное шкрябание по асфальту. Шершавый озноб вдоль позвоночника. И лезут, карабкаются друг на дружку воспоминания.
  
   ...Тёмное, мутное утро, холод и неуютный электрический свет, и нужно идти в школу. А там - тоже искусственный свет и искусственная жизнь.
   Пионерская линейка, белый гипсовый бюст человека с большой головой, уборщица проверяет сменную обувь - да, да, конечно, уважаемая тётя Шура, вот же она, "сменка", в сером мешочке, завязанном грязной верёвочкой. Ведь я знаю: забывший "сменку" будет с позором изгнан вон. Дадим бой загрязнителям полов! Вот кто-то вырывается и бежит сквозь заслон - внутрь, в тепло; и гневная Шура мчится за нарушителем, охаживая его по заднице половой тряпкой.
   А первым уроком - ненавистная физкультура: теснота, запах чужого пота в раздевалке и хулиган Вовик из шестого "Б" будет прятать мои кеды и ставить мне подножку, зная, что он сильнее, а следовательно - прав.
   Снаружи, за окном, мелкой крупой сыплет метель и тот же вечный дворник чистит плац: щ-щ-щах-х-х... ш-ш-ч-ч-чах-х-х... Сч-ч-щ-щас-с-стье ш-ш-вах-х-х... Ш-ч-ч-ах-х-х... Голова на пле-ч-ч-чах-х-х... Щ-щ-ас-с-с... Про-бил ч-ч-час-с-с...
  
   Пропади всё пропадом... Сна ни в одном глазу, голова пустая, и лишь шарканье лопаты... Шорох на лестнице. Неужели, уже?
   Щ-щ-щас-с-с... Твой ч-час-с-с... Щ-щ-щах-х-х... Тебе ш-ш-шах-х-х!
  
   ...и мат! Наверное, вот так же вслушивался в темноту мой дед, врач-вредитель, тогда, в пятьдесят втором. И так же мерещились скрипы в подъезде, и большой одинокой мышью скрёбся дворник внизу...
   Закрыть глаза, чтобы не видеть этой тьмы. Уснуть. Может, повезёт, и мне приснится ослепительно-белое солнце, небо без облаков, и ослепительно-синее море, которое я уже не увижу. Да, я застрял здесь, как Винни-Пух в норе. Эй, дружище Пух, где ты? Где вы, добрые мультики моего детства, где коты Леопольды, Чебурашки и львёнки с черепахами? В каком Простоквашине вы заблудились?
   И как же это вы, ребята, вырастили таких злых людей? Шпана восьмидесятых, бандиты девяностых... Скверный огонёк в жёлтых глазках маленьких волчат... Поколение Тихина, эскадроны юных тихинцев... Мчатся бесы... вьются тучи...
  
   А время ползёт: февраль, март. На календаре уже давно весна, но что такое для нас календарь? Разве он нам указ... Холодно. Очень холодно в городе Новосоветске. Мороз. Страх. Вьюга. Тоска. Одиночество...
  
  6. Окно
  
   В начале апреля Вольдемар подкатил ко мне, и как-то стесняючись завёл следующий разговор:
   - Старик, слушай, ты это... Такое дело. Только без обид, да?
   - Ну. Говори.
   Начало не предвещало ничего хорошего.
   - Ты не мог бы какое-то время пожить у Дашки? Ты пойми...
   - Хорошо, - быстро согласился я. - Надеюсь, они меня примут.
   - Я тебе не рассказывал, - продолжил Вольдемар, - но у меня в понедельник комиссия. Могут прислать на дом с инспекцией...
   - Комиссия?
   - Ну я же ППТВ. У тебя в Израиле был в гостях, да ещё в Чехии. Ну, короче... Расследование, потом публичное отречение. А что делать? Придётся через это пройти.
   Я расплылся в гнилой улыбке.
   - Зря ты так, - реагировал мой старинный друг. - Что ты - сам не понимаешь? Мне тут жить.
   - А по-моему отсюда нужно бежать.
   - Ну, Кир, этот разговор мы уже вели в девяностом году.
   - И что? За двадцать два года ты ещё не убедился в моей правоте? Оглянись вокруг! Отрезаны от мира, как в каменном веке. Цены выросли за три месяца в шесть раз. Контакты перерезаны, бизнесы разоряются...
   - Бизнес - это иностранное слово.
   - Прекрасно. А что дальше, знаешь? А я тебе скажу. Дальше ещё одно иностранное слово: фиаско. Полное и всеобщее. Нищета и голод! Да такие, что не снилось в девяностом году.
   - Всё, что ты говоришь, не лишено... но ты меня-то пойми. Я работаю в сфере педагогики. Мало того - я директор музыкальной школы. Я должен быть безупречным... э-э-э... с точки зрения властей. Иначе какой же я педагог?
   - Может, ты и в их партию вступишь? Будешь такой... малёк перезрелый юный тихинец. А?
   - Наверное вступлю, если будет нужно. А что мне делать?
   - Ну да! Ты же у нас комсомолец со стажем! Жаль, в КПСС не успел побывать, она раньше сдохла!
   - Кирилл, прекрати!
   - А помнишь такую фразу: "Всех учили, но зачем ты оказался первым учеником, скотина?" Это ведь про тебя написано полвека назад.
   - Пожалуйста успокойся...
   - Ладно, Владимир Андреевич. Давайте закончим этот разговор. Я благодарен вам за гостеприимство, но более отягощать вас своим присутствием не смею.
   - Кирилл перестань! Я твой друг...
   - Всё! Хватит! Друг - недруг... дореволюционные сопли. Иностранные слова. Владимир Андреевич, вы мне более ничего не должны! Желаю здравствовать!
  
   Я смачно хлопнул дверью. Апрельский ветер обжёг мне лицо, так, что на глаза навернулись слёзы. Конечно, Ритка меня приютит, но что дальше? Как убежать отсюда? Или что - вечно жить здесь нелегалом? Давайте начнём с того, что я здесь вообще жить не хочу. Да кроме того это и невозможно: рано или поздно я всё равно попадусь и отправлюсь заготавливать лес...
  
   * * *
  
   В первую же ночь после моего переезда Даша не пришла домой. Она позвонила, попросив нас с Ритой не беспокоиться. Наутро появилась, настроенная на объяснения и боевитая.
   - Кофе будешь? - спросил я её.
   - Ты больше ничего не хочешь у меня спросить?
   - Нет.
   Она помолчала с минуту.
   - Я люблю Виктора. Прости меня.
   - Виктор - это Виктор Александрович?
   - Да. Я тебе рассказывала. Мой профессор...
   - Я помню, - кивнул я миролюбиво.
   - Это всё? Всё, что ты хочешь сказать?
   - А что тут сказать...
  
   Разговор закончился сексом. Так получилось.
  
   Вообще странная жизнь наступила в квартире на улице Советской. Даша исчезала порой на три-четыре дня. Возвращалась, надоедала мне и Ритке тем, как она обожает Виктора. Потом спала со мной. И снова исчезала.
   А мы с Ритой жили, как два студента под одной крышей - мирно, по-дружески. По вечерам я уходил в "Новосоветский". Возвращался поздно, но моя старинная подружка, она же несостоявшаяся тёща, ждала меня с ужином. Часто мы разговаривали до утра. Пытались понять, что делать со всей этой жизнью.
   - Кирка, беги отсюда. Драпай, слышишь? И забери Дашку.
   - Может, ты знаешь, как именно? Драпать? По-моему, я вечно буду так бегать тенью по стеночке и сворачивать во дворы при виде милиционера. Веришь, я даже боюсь перейти улицу на красный свет.
   - Тебя нужно отсюда отправлять. Мы - ладно, мы привычные. И не такое переживём...
  
   * * *
  
   В конце мая Даша затащила меня на симфонический концерт. Вообще-то я боялся появляться в публичных местах, но в тот раз решил рискнуть. Проветриться.
   Программа была патриотическая, сообразно новым временам: увертюра к "Руслану", Богатырская симфония Бородина, "Весна священная".
   В гардеробе кто-то окликнул Дашу и она, заметно покраснев, произнесла:
   - Познакомьтесь. Это Виктор Александрович, мой профессор.
   - Кирилл Морозов.
   Я пожал ему руку. Что ж, у племянницы неплохой вкус. Моложавый, сухощавый, подтянутый. Крепкое рукопожатие. Ненавижу пожимать "сырую котлету".
   - Как вам концерт? - спросил профессор.
   - Очень недурно. Но я больше люблю зарубежного Стравинского. "Симфонию псалмов".
   - Что вы, что вы! - зашикал на меня Виктор Александрович. - Поздний Стравинский это сплошное вырожденчество и глобализация.
   - И вообще, - неумолимо продолжал я, чувствуя, что меня несёт, - я бы сейчас послушал Малера. Или Рихарда Штрауса.
   Любовник моей невесты покрылся холодным потом.
   - Э-э-э... Вы, говорят, в ресторане играете? - перевёл он разговор на другую тему.
   - Ну, это временно, - улыбнулся я. - А вообще-то у меня своя группа, мы выступаем в одном клубе во Флорентине .
   - Где-где? Это на Петроградской стороне? - спросил он умоляюще и даже пытался подмигнуть. - Вы же, кажется, ленинградец...
   - Нет, - ответил я нарочито громко. - Это в Тель-Авиве. Я тель-авивец.
   Несколько голов повернулись в мою сторону. Профессор взял меня за локоть и вывел в фойе.
   - Сумасшедший! - укорил он меня. - Вам охота бравировать? К чему? Пожалейте хотя бы её, если себя вам не жаль.
   Он был прав; мне уже стало неловко за свою шалость.
   - Я всё про вас знаю, - сказал Виктор Александрович. - И хочу вам помочь. Не спрашивайте, зачем мне это. Но, если вы хотите отсюда уехать, то позвоните мне завтра. Есть разговор.
   - Уехать? - изумился я.
   - Надеюсь, вы не считаете меня провокатором? Соперничество соперничеством, а порядочность порядочностью. Разве не так?
  
   * * *
  
   Хозяин кабинета поглядел на меня исподлобья.
   - Зовите меня Петром.
   - Кирилл Морозов, - я протянул ему руку.
   - Руки я вам подать не могу. Вы иностранец, и к тому же еврей.
   - Хорошее начало разговора.
   - Давайте по существу. Вы здесь не у своих, вы попали к врагам, и я хочу, чтобы вам это было ясно. Но при этом... кое в чём наши интересы могут совпасть.
   Он закурил.
   - Мы - это ультрарадикальная организация "Славяне Новосоветска". Мы считаем, что президент Тихин чрезмерно либеральничает с иностранцами. Их - то есть вас - нужно не изолировать, а избавляться от них. От вас. К сожалению, мы не можем начать кампанию по уничтожению иностранцев, потому что мы в ладу с законом.
   Пётр осклабился. Его дантист был лучше, чем Максов.
   - Но мы можем помочь иностранцам уехать, - продолжил он серьёзно. - Без вас здесь станет легче дышать. Жаль, что наш президент пока не понимает этого и искусственно задерживает таких, как вы. Вынуждает ложиться на дно, позволяет отравлять, разлагать наше общество изнутри.
   Я сглотнул.
   - Но это всё эмоции, - продолжал Пётр. - А дело выглядит так. У нас есть "окно" на границе. Мы устраиваем ваш выезд и даём полное сопровождение. Вам ни о чём не надо заботиться.
   - А я...
   - А вы нам платите. Очень много денег. И, естественно, платите вперёд. Ваша гарантия - наше желание, чтобы вы отсюда убрались.
   - Жёстко. И в какую же страну вы меня выпихнете?
   - Это принципиально? Эстония вас устроит?
   - Меня всё устроит. Давайте перейдём к сумме.
  
   Пётр назвал сумму, и я сразу понял, что останусь здесь навсегда.
  
   * * *
  
  "Ну хорошо, несколько тысяч я раздобуду. Но это капля в море. Занять у Макса? У него столько нет, а потом как отдавать? Оттуда, из-за кордона? Невозможно. Да он бы столько мне и не дал. Чёрт, чёрт, чёрт! Посоветоваться с Вольдемаром, что ли? В сущности, я напрасно на него накинулся. Ну да, он всегда был приспособленцем, так это не новость. Но парень-то он неплохой. К тому же мой друг...
  Проклятье! Я уговариваю себя, будто есть какое-то решение, при этом отлично понимаю, что его нет. Сумма, которую требует этот ультра-тихинский нео-геббельс, в разы превышает то, что я смогу наскрести, вывернувшись маткой наизнанку, и ограбив всех друзей, включая бедную Ритку, с которой нечего взять кроме долгов. Интересно, а сколько лет мне нужно горбатиться на Макса, получая три штуки в месяц, чтобы самому заработать эту сумму? Двадцать? Сорок? Нет, нет, я сгнию здесь, в этом прелестном городе. На родине. Fuck... то есть, блядь."
  
   Июнь. Июль. Август...
   Август в Новосоветске - душный, липкий, противный. Дом - кабак, кабак - дом. Двухкомнатная Риткина квартирка, забитая пылью и книгами. Даша у Виктора Александровича. Тишина. Мертвечина. Безысходность.
  
   В конце августа на пороге появился бритоголовый человек.
  
   * * *
  
   - Я Марат. От Петра. Союз Славян Новосоветска. За вас внесли плату.
   - Что значит "внесли"?
   - Ваш друг заплатил за вас и за вашу невесту. Вы можете уехать.
   - Погодите-погодите... Какой друг?
   - Вот вам письмо.
  
   Я взял из его руки бумажку с рукописным текстом. У меня перехватило дыхание, так как я узнал почерк:
  
   "Дорогой Кирилл! Мы нехорошо расстались, но что это значит на фоне тридцати лет нашей дружбы? Однако, поскольку расстаёмся мы теперь надолго, прошу тебя принять мой прощальный подарок. Я заплатил за тебя Союзу Славян Новосоветска, чтобы ты и Даша могли выехать из России. Не спорь со мной, я знаю, что так лучше. Ты здесь пропадёшь, а я - нет. Я отдал им в счёт уплаты за тебя свою квартиру: я прекрасно могу пока пожить у мамы, а там будет видно, ты же меня знаешь. Более того, я ещё оформлю это, как добровольный дар патриотическому союзу. Я ведь старый коньюнктурщик и ловкач.
   Ну всё, друг, не тужи. И не пытайся мне звонить: в моей квартире уже живут другие люди, у мамы нет телефона, а мобильный я хотя и не отключил, но теперь, как известно, на них косо смотрят. Так что скажешь мне спасибо в другой раз. Удачи тебе. Авось свидимся. Вольдемар."
  
   - Прочитали? - хмуро спросил Марат. - Собирайтесь. У вас есть час.
   - Что значит "час"?
   - Через час нужно ехать. Либо да. Либо нет.
   - Рита! Рита!
   Примчалась Рита, напуганная тем, что впервые за двадцать лет я не назвал её "Тусик". За ней вышла Даша.
   Я молча сунул им письмо, потому что по-прежнему не мог говорить. Долгое время все молчали, наконец Даша подняла глаза:
   - Извини, Кирилл. Я не поеду. Я не хочу.
   - Что за глупости! Ты не можешь взять и отказаться.
   - Не могу? Почему это не могу? Ты что - хочешь увезти меня силой?
   - Хорошо. Тогда я останусь тоже.
   - Не выдумывай. Я всё равно ухожу от тебя к Виктору. Он разводится с женой.
   - Даша!
   - Выслушай меня. Я всегда любила только Виктора. Просто однажды мы поссорились - и тут появился ты - красивый, успешный заграничный джазмен. Я не любила тебя. Просто хотела... отомстить ему. Доказать самой себе, что...
   - Ясно. Не продолжай. Кажется, я наконец-то понял.
  
   Я закрыл глаза и сразу же увидел картинку: Павловск, зелёная лужайка, хохочущая Даша бежит по траве. Какое она ещё дитя, покровительственно думаю я - респектабельный пожилой педофил. А потом мы страстно целуемся на уединённой скамеечке в парке. Солнечные лучи едва проникают сквозь ветвистые кроны. "Отомстить?" Как всё-таки это странно...
  
   Молчавшая до сих пор Ритка наконец произнесла:
   - Оставь её в покое. Сам же видишь... Езжай, Лопатка.
   - А как же вы тут?
   - Всё будет хорошо. Мы НПТВ, беспартийно-сочувствующие и проч. Нас они не тронут.
   - Но Тусик...
   - Уезжай, зятёк, - Рита похлопала меня по плечу. - Уезжай.
  
  7. Конец истории
  
   Никогда бы не поверил, что от Новосоветска до Пскова можно добираться неделю, если б не испытал на себе. Мы - мой проводник и я - перемещались в основном на пригородных электричках, где не проверяют паспортов, избегали больших городов и больших вокзалов. Ели нерегулярно. Принять душ удалось за всё время лишь дважды. Но что верно - я действительно ни о чём не заботился, просто как маленький мальчик. Марат составлял маршрут, планировал, а мне только говорил "направо" и "налево". Более того, я знал, что в его кармане лежит пистолет Макарова, чтобы оберегать пассажира от неожиданностей.
   Впрочем, я бы чувствовал себя увереннее, если бы у него не было оружия. Больно уж он походил - лицом и манерами - на кинобандита.
   Наконец, последний участок пути - после Пскова - мы ехали на перекладных сельских автобусах. В самом конце ещё долго шли пешком по лесу. Я старался не волноваться и не думать ни о чём, любовался природой. Уже наступил сентябрь, листья кое-где начали желтеть. Было упоительно красиво.
  
   - Всё, - рыкнул Марат. - Дальше сам, мне туда ходу нет.
   - Спасибо, - начал я.
   - Обожди со спасибо. Бабки давай.
   - Какие бабки?
   - Кошелёк, говорю, гони. Чё, не понял? - он пошевелил в кармане пистолетом. - Вот так. Теперь паспорт.
   - Зачем вам мой паспорт?
   - Не твоих пейсов дело. Давай.
   - А как я-то без паспорта?
   - Ничего, обойдёшься. Договоришься там со своими. Всё, теперь пошёл! Пошёл!
  
   Я зашагал вперёд, ожидая выстрела в спину. Под ногами хрустели сухие ветки. Я шёл и шёл, внутренне сжимаясь всё сильнее. Выстрела не было. Странно: по всему развитию сюжета это было бы так логично. Эстонские пограничники тоже отчего-то не показывались.
   "Точно только одно: если этот поц в меня не шмальнёт, то первым моим словом в новой жизни будет слово tere ."
  
   * * *
  
   ...Спустя четыре часа я уже сидел в недавно открытом в Таллинне израильском консульстве (до 2010 года делами израильтян в Эстонии ведало посольство в Хельсинки). Там меня ждал неожиданный приём: когда я назвался девушке по имени Ципи (напомню, что никаких документов у меня с собой не было), она попросту объявила меня самозванцем. Оказалось, что в последние месяцы словосочетание "Кирилл Морозов" появлялось на газетных страницах в среднем два-три раза в день: я оказался единственным израильтянином, исхитрившимся послать весточку из-за железного занавеса. (И-мэйл, отправленный из горсовета посредством Макса!)
  
   Как назло, ни у родителей, ни у брата телефоны не отвечали. Наконец удалось дозвониться моей бывшей жене, которая неохотно подтвердила мою сомнительную личность. И тогда я немедленно превратился в героя.
   В мою честь устроили приём. Сам посол жал мне руку, а девушки норовили поцеловать. Меня отмыли, приодели, дали мне денег и поселили в люксе в гостинице "Олимпия".
   Почему-то оформление бумаг должно было занять неделю, но Ципи удалось сократить этот срок. Кстати, я до сих пор ей за это благодарен.
  
   Я пробыл в Таллине всего два дня, но зато каких приятных. Вообще Эстония была мне симпатична с детства. На долю этой страны выпало немало: чего стоит один только правый путч 2010 года. Но после поражения хунты все бури во всех стаканах как-то улеглись, и старая добрая Эстония снова стала тихой, красивой и приветливой.
   Итак, я провёл в Таллинне два прелестных дня. Я гулял по осеннему городу, мечтал и пил эстонское пиво "Саку". Без устали слонялся по узким игрушечным улочкам вокруг Ратушной площади, и в Вышгороде. Вглядывался в лица прохожих.
   Радовался за них и немножко завидовал им... Вспоминал тех, кто остался там - Вольдемара, Риту с Дашей, Макса, Виктора Александровича. Ведь именно им я обязан тем, что могу теперь бродить без дела по этой маленькой свободной стране и улыбаться каждому встречному.
   Вообще, это было удивительное и совершенно хмельное ощущение - Свободы. Возможно, именно для того, чтобы поделиться им с читателем, я и решил записать эту историю.
  
   Утром третьего дня слегка моросил дождик. Посольская девушка Ципи отвезла меня в аэропорт, взяв на прощанье мой тель-авивский телефон.
   "Что ж, почему бы и нет?" - неожиданно для себя подумал я. - "Всё сложилось так, как сложилось, а жизнь идёт дальше."
   - Через три недели я прилечу в Израиль в отпуск и позвоню тебе, - сказала Ципи, сжав мою руку чуть дольше, чем это было бы прилично.
  
   (Она не позвонила. И не прилетела.)
  
   Самолёт авиакомпании "Эль-Аль" был для меня предвестником дома. Кругом звучал иврит. Беспокойные израильтяне сновали взад-вперёд по салону. Стюардесса-йеменитка, похожая на молочную шоколадку, принесла мне виски, мы взлетели в осеннее небо, и уже через четыре часа я увидел под крылом море. Моё любимое Средиземное море. Такое синее-синее.
  
   ...Я ещё не знал, что наш самолёт оказался последним, успевшим стартовать из Таллинна. Это рассказал мне мой брат - уже на земле, здесь, в Тель-Авиве.
   Как, равно, и то, что - спустя примерно час после моего вылета - в Эстонию вошли с востока миролюбивые соседские танки. С целью расширения и укрепления Великой Российской государственности.
  
  
  
  
  ---------------------------------------------------------
  
  
  
  Иерусалим, апрель 2009
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"