Аннотация: Буколическая фрейлахс-опера в пяти сценах с прологом, эпилогом и интерлюдиями о зарождении на cвятой земле новой веры путем превращения двенадцати сыновей Патриарха в 12 Апостолов Христа.
Буколическая фрейлахс-опера в шести сценах с прологом, эпилогом и тремя интерлюдиями о зарождении в Иeрyшалиме новой веры путем преображения двенадцати сыновей Патриарха в 12 Апостолов через кровавую жертву, и о том, как преступление, особенно, коллективное, когда оно осознано самими преступниками, может переродить их души и парадоксально развернуть их к добру. Осознание ведет к покаянию.
Введение в тему
Как все люди произошли от одного по имени Адам, так все евреи произошли от одной семьи, называемой домом Израиля. Там было 12 братьев, пастухов и разбойников, как было принято в те поздне-бронзовые времена; но не все 12, однако, т. к. то была нормальная семья, и принцип "в семье не без урода" был там соблюдён в полной мере; а может даже, и заложен. Как и почему сделались эти 11+1 божьим народом - об этом пьеса.
***
- Как это возможно, чтобы преступники обратились праведниками, и может ли выйти что-нибудь путное из воров и убийц? - Из разговора, подслушенного в трамвае. Парафраз евагельского "может ли что-либо путное прийти из Назарета!" Ин 1,46
- Бог может и из камней сих воздвигнуть детей Аврааму (Лк 3: 8)
А иные, насмехаясь, говорили: 'Они напились сладкого вина' (Деян. 2:18)
***
Соединенье хлеба и воды
(пока последнюю не выпили жиды)
даёт нам вещество магической природы:
С2Н5ОН есть, без балды,
химическая формула свободы.
Кратное содержание:
Пастуший ужин в степи (Быт 37) - совещание разведчиков Моисея в пустыне (Числ 13) - пасхальная Тайная Вечеря (Мтф 26: 26-29), переходящая в утренник Пятидесятницы (Деян 2).
Место и время: земля Хнаан, 2 тыщелетие по Сотворении Мира
Действующие лица:
Каин, без возраста
Ной и Авраам, старцы - покойные
Патриарх Иаков, 100 лет.
Дом Иакова, жены и дети Патриарха
Мирьам - любимая жена Патриарха (Рахель). 38 лет, хороша собой. Покойница.
Марфа, старшая жена Патриарха (Лея), сестра Мирьам. В очках. На сцене не появляется
Двенадцать сыновей Патриарха (по возрастам)
Сыновья от Мирьам
Беньамин (Бени) - главный герой. Возраст 2 года, грудной. Огромен, свиреп и могуч. При отсутствии натурального младенца патнагрюэлевских размеров может быть без ущерба представлен крупногабаритным целлулоидным голышом.
Иосиф по кличке 'Красавчик' - 19 лет, рыжий.
Сыновья от Марфы:
Реувен - 25 лет, высокий, красивый, порывистый. Все время действия пребывает в бегах, появляется на сцене только в финале. По психо-физическому типу д'Артаньян.
Шимъон - 24 года, большой, размашистый, спокойный. ('Портос')
Леви - 23 года подвижный, задиристый, набожный, коварный ('Арамис')
Иуда - 22 года весь усредненный, умный, спокойный, ответственный ('Атос')
Иссахар и Звулон - 20 лет и 21 год ('Бобчинский и Добчинский'). Звучат как "хор" под общим именем "Братья"
Сыновья от служанок:
Дан, Нафтали, Гад, Ашер - 22-23 года
Дина - 17 лет. Дочь от Марфы. Рыжеволосая, как её тётка Мирьам и св. Мария Магдалина. (Та же актриса, что и Мирьам. Они вообще - два образа одной сущности).
Рути и Лилах - две девушки в борделе, сотрудницы
Голод и Чума - ангелы-эвакуаторы.
Aнгел с трубой.
ПРОЛОГ
В Xнаане свирепствуют голод и чума. В борделе хнаанского города Шхема утренний кавардак после ночного бардака, отвязной гульбы старшего сына Иакова Реувена, накануне продавшего отцевских овец. На сцене он в данный момент отсутствует, так как пол-часа назад вышибала выволок его на воздух, проветрить и положил в канаву; где и сам остался. В остальном, вcё как обычно на подобных мероприятиях в час рассвета: нехотя допивают, устало добивают мочатся и мочат, трахаются, храпят на столах и под столами. Теперь всё уже улеглось (в буквальном смысле), и на заблёваном, зассаном полу валяются мертвые вперемешку с вусмерть пьяными, порознь и в обнимку. Последний, кто ещё на ногах, табуреткой по голове укладывает предпоследнего и тут же в полном изнеможении сил сам укладывается сверху.
Две сильно потрепанные сотрудницы заведения, Рути и Лилах, выползают на карачках на авант-сцену из-под стола, куда загнала их эта вся неразбериха. Отряхиваются, приводят себя в порядок. Делятся впечатлениями:
- Ты что заезженная какая-то?
- Заездили, вот и заезженная. Два пастушка. Всю ночь без передышки
- А чего от них еще ждать-то! Зато и драли как козу, и в хвост, и в гриву. Всю истоптали, живого места нет.
- Что, прямо в два смычка?
- И так, и эдак
- Представляю, какая вонища стояла, один-то в комнату войдет - так хоть нос зажимай!
- Так у нас теперь так трупняком смердит, что никаким пастушкам со всей ихней козлятиной не перебить.
- Очень кстати напомнила - слышь, телега подъехала. Это катафалк, ангелы-труповозы. Сейчас к нам заявятся.
- А говорят, ангелы только по праведникам работают; а у нас-то тут таким откудова взяться?
- Так жмурики же - по им разьве поймешь! До суда-то все мы праведники, презумнция.
- Уж не знаю, какая презентация, но тут они в первую очередь дом Иакова подбирают. Остальных уж попутно, если место есть.
- Дом Иакова? Это евреи что ли?
- Они самые. Хапиру по-научному
- Хороши праведники! Головорезы! Запрошлый год деревню цельную перерезали. За сеструху свою, потаскушку-малолетнюю. Изнасиловали её там будто бы.
- Как это - "изнасиловали"?
- Ну это так называется, когда сама не даёт.
- Так ведь когда не даёт, что же с ей ещё делать-то!
- Прикинь: по ихнему закону женское тело, предназначенное для зарождения жизни, свято - даже дотрагиваться нельзя. Только мужу, а так - смерть. А тут "изнасилование".
- Так. Значит, перерезали? И что им за это было?
- А что им будет, бандюкам! Кто же с ними связываться будет, себе дороже! На юг ушли.
- Чего же тогда здесь в наших краях забыли? За сто верст?
- Так коз-то по-прежнему сюда гоняют; там-то у них пустыня! .
- А сегодня-то празднуют что? Опять, что ли, козами отцевскими фарцанули?
- Последними. Рувик, старшой ихний. Вот и гуляет, бедолага. Мне, говорит, теперь домой возврата нет, и пропадай всё пропадом!
- Да ты что! И всё из-за коз?
- Да нет, там покруче! Наложницу, говорят, отцовскую трахнул. А в ихнем в дому с этим делом строго - "открытие наготы отца", смерть.
- Дичь! Кочевники!
- А раз кочевники, так и кочевали-бы из наших краёв по добру по здорову, не любят их здесь. Смута от них одна да разрушения. Вот и засуха эта проклятая.
- А засуха-то при чем?
- А при том: если нет в земле воды, значит, выпили жиды. Слыхала?
- Как не слышать - все вокруг поют...
За окном возникает как бы изничего приближающийся стук колес и тяжелый скрип телеги. Реплика пресекается, девушки переходят на испуганный шепот:
- Ой, кажется, идут; эти, что с телегою-то.
- Ой правда!
Обе поспешно ретируются задним ходом обратно под стол.
На заднике, завешенной белой занавеской, появляется теневое изображение огромной
телеги, запряженной двумя великанами - те самые ангелы, эвакуаторы трупов. Телега
остонавливается, ангелы выпрягаются и направляются в помещение.
Интерлюдия 1
Входят ангелы Голод и Чума и, не замеченные, как и пристало ангелам, присаживаются к столу, под которым прячутся девушки. Те, почуяв потустороннюю силу, с шумом и клёкотом вспугнутых куропаток, выпархивают из-под стола сзади и в ужасе разбегаются, подобрав юбки.
ЧУМА (обводя глазами помещение): Есть что-нибудь срочное?
ГОЛОД: Да вроде не видать, всё как обычно.
ЧУМА: Ну тогда торопиться некуда, посидим чуток, отдохнем. Так на чем ты там остановился?
ГОЛОД (как будто продолжая прерванную беседу): Седьмой год пошёл, как не выпадало в Ханаане дождя. Засуха на земле. Высохли реки и колодцы. Голод валит людей и животных. На трупах плодятся крысы, они разносят чуму. Чума приносит новые трупы, и на них опять плодятся крысы. Люди устали ходить по этому кругу и просто торопятся доесть всё, что движется (и не движется), чтобы на сытый желудок сделать последний выбор - между смертью от чумы и голодной смертью (3 Цар 17: 12). Дом Иакова на распутьи: перед ним два пути спасения. Первый - традиционный: откочевать в Египет, и там отожраться на жирных пастбищах Нила. Туда тянет Иуда.
Второй вроде несерьёзный. Дерзновенный путь веры, предложенный Иосифом, младшим сыном.
ЧУМА: Можно ли это совместить - веру и дерзновение? Вера же смирения требует!
ГОЛОД: Если вера чистая, как у него, она и дерзновение всякое примет, и смирения своего при этом не утратит. Но ты меня не сбивай, тут важно понять главное...
ЧУМА: Итак, Иосиф...
ГОЛОД: ...Иосиф призывал бороться за жизнь на своей, пусть и тяжкой, земле. Засухе вопреки, засеять поле зерном и молиться, чтобы на зов зерна пришла вода.
ЧУМА: И такое было, помню. Семьдесят лет назад у их деда Ицыка (2)*. Такая ведь засуха тяжёлая в этих краях каждые семьдесят лет повторяется.
ГОЛОД: Да, и каждый раз встает перед ними этот вопрос - рыскать, как шакал, где пожрать, или искать воду и рыть колодец. Дилема, как говорят греки.
ЧУМА: Какие ещё греки?
ГОЛОД: Да которые на западе, на островах. Эллины. Впрочем, до них ещё тысяча лет, там пока козлы одни по лесам скачут да нимфы бегают голые, в чём мама родила.
ЧУМА: Какая мама?
ГОЛОД: Ах да... Но ты опять меня сбиваешь!
ЧУМА: Про второй путь говорил.
ГОЛОД: Да. Итак путь этот, дедов, братья отвергли, а Иосифа объявили опасным идиотом и мошенником одновременно.
ЧУМА: И десидентом?
ГОЛОД: Этого слова я не знаю, потом объяснишь. Ну так вот, его-то - идиотом, а сами пока скотинкой отцовской подфарцовывали. Так, по мелочам, на пропой души.
ЧУМА: А как отец на это смотрел?
ГОЛОД: А никак. Однако Иосино cлово принял, благословил и послал сыновей в разведку, воду искать. И Иоси к ним послал в подмогу.
ЧУМА: Так он же вроде у них "нестроевой" как бы?
ГОЛОД: Он места во сне видел.
ЧУМА: И что же, Иаков сразу поверил? Младшему одному супротив десяти старших?
ГОЛОД: Да, верою тертулиановой: credo qua absurdum est.
ЧУМА: Что такое тертулианова вера?
ГОЛОД: Это всё продолжение тех греков - Рим, Византия. Порядочный, кстати, был, как и все они там, антисемит... Но это уж совсем далекое будущее, ещё две тысячи лет.
ЧУМА: В общем, братья, как я понимаю, в тоске: вместо вольного пастушества в цивилизованом Египте, надо теперь рыть колодцы в этой каменистой земле и впрягаться в ярмо земледелия.
ГОЛОД: Которым, кстати, Адам ещё проклят был.
ЧУМА: И всё это, одному только Иоське благодаря со снами его неуместными.
ГОЛОД: И дом теперь на два лагеря разошелся: Иудин и Иосифов? Иудеев и евреев, другими словами. Двое против десяти. Даже один практически - младенец не в счёт.
ЧУМА: Старая война двух сестер продолжается на их детях - этот дом теперь навсегда разделен надвое!
ГОЛОД: А "дом Дом разделенный внутри себя не устоит"; так, кажется, у Матфея было? (Мтф 12: 25).
ЧУМА: Будет!
ГОЛОД: Было, будет - какая разница: поменьше к словам придирайся, побольше дело делай! Однако пора, работа не ждёт.
Уходят
Сцена 1. ПАСТУХИ / РАЗВЕДЧИКИ
Полевой стан на дальнем выгоне, где шестеро сыновей Иакова от Марфы: Реувен, Шимъон, Леви, Иуда, Звулон и Иссахар, пасут и коз. Старший, Реувен, в данный момент отсутствует, его заменяет по старшинству Иуда. Ночь. Пятеро пастухов, полулежа, обгладывают козлиные кости у тлеющего костра.
БРАТЬЯ:
- Что-то Рувик наш не торопится. Вторая неделя уж кончается как он те несчастные полтора капкана обходит.
- Да, не ровен час, завалится поспать где-нибудь у дороги да и в телегу труповозную угодит.
- Что за телега? Где-то я об этом уже слышал.
- Да телега как телега, только большая очень. Дохляк подбирают по дорогам. Экология! Санитария и гигиена!
- Вот я и говорю: гиены - санитары степи. Трупоеды потому что.
- От трупоедов таких никакой нет гигиены, одна чума. А от чумы новые трупы - вот и вся тебе экология.