Осокин Виталий Викторович : другие произведения.

Человек с большой буквы1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Виталий Осокин

ЧЕЛОВЕК С БОЛЬШОЙ БУКВЫ

Роман

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
  
   Главная часть..........................................3
  
   Заключительная часть ..............................144
  
   Эпилог .................................................170
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ГЛАВНАЯ ЧАСТЬ

ГЛАВА 1

  
   - Суматохин, вставай! Олег?!
   Суматохину снилось, что он летает по какому-то тоннелю, словно какая-нибудь микрочастица перемещается внутри трубкообразного сосуда, внутри человеческого организма. Стенки сосуда переливаются оттенками красного и желтого цветов, впереди черная дыра. Путь чрезвычайно извилист, непредсказуем, но он летит аккуратно, не касаясь стенок, быстрее и быстрее. Он осознает, что совершенно пассивен и не пытается сопротивляться этому движению. Наконец это ему надоедает, и он усилием воли решает взять себя в руки и остановиться. Но у него ничего не получается и полет продолжается. От этого ему становится страшно. Страшно от того, что он не может понять, куда он летит и зачем?
   - Олег, ну вставай же! Хватит спать!
   На этот раз голос жены вырвал его из этого мутного неприятного сна. Он открыл глаза, потом снова закрыл, потянулся, перевернулся на другой бок и плавно перешел в состояние полудремы, в котором он мог пребывать неприлично долго.
   - Олег, вставай. Ты поедешь на работу или нет?! Сколько можно спать? - не унималась жена.
   Суматохин приоткрыв глаза, повернулся на другой бок, в ту сторону, откуда раздавался голос жены. Элеонора сидела на пуфике перед трюмо и заканчивала макияж.
   - Норик, ну что ты заладила: вставай, да вставай, дай человеку отдохнуть, - жалобно пролепетал Суматохин.
   Элеонора встала, подошла к кровати, наклонилась, поцеловала Суматохина в лоб, вытерла пальчиком след, оставшийся от помады и сказала:
   - Дорогуша, хватить валяться, сколько можно? Имей же совесть.
   Ласковый чрезмерно добродушный тон супруги заставил Суматохина насторожиться. Он окончательно открыл глаза. Выбрал удобную позу, чтобы легче было собраться мыслями.
   - Нори..., - но что он хотел сказать, он забыл, так как еще не успел окончательно придти в себя после сна.
   - Что милый?
   Суматохин наконец вспомнил забытую мысль.
   - Нор, а ты далеко собралась? - спросил он.
   Элеонора стояла около комода и вынимала из открытого ящика какие-то предметы, складывая их в сумочку. Среднего роста, молодая, со складной фигурой, простыми приятными чертами лица, что делало её по своему красивой, распущенными волосами, до плеч окрашенными в баклажанный цвет, Элеонора была из того типа московских женщин, которых опытные московские ловеласы и прочие знатоки женской природы смело определяют при визуальном знакомстве, как обеспеченных особ, которые: никогда не брезгуют лишний раз в обществе блеснуть своим положением; умело создают впечатление о своём доме, как образце семейного благополучия; но в то же время способны на маленькие безрассудства при должном для этого подходе. Необычное имя - Элеонора, давало повод знакомым четы Суматохиных видоизменять его каждому на свой вкус. Нора, Нори, Норик - так звал ее муж. Большинство знакомых в общении с ней использовали милое по своей простоте - Эля.
   Отец называл ее Лео. Свекор, который видел ее всего два раза в жизни: первый раз на свадьбе, второй раз, когда приезжал к ним погостить денек другой из родной Тверской области - звал ее Леонора.
   Суматохину показалось, что жена проигнорировала его вопрос, и поэтому повторил его.
   - Я еду в турагентство, - ответила Эля.
   - Устраиваться на работу? - спросил Суматохин.
   - Нет сладкий мой. Выбирать путевку.
   - И деньги уже взяла?
   - Пока нет.
   Суматохин понял, что это "пока нет" означает, что за все придется расплачиваться ему.
   - Пансионат в Подмосковье, Селигер или может быть Сочи? - спросил он.
   - Меньше, чем на Турцию я не согласна.
   Суматохин не мог найти нужных слов для продолжения разговора. Осознание грядущего удара по семейному бюджету вывело его сознание из нормального мыслительного процесса. Воображение его рисовало самые страшные последствия этого удара. Ему казалось, что этот удар может быть таким, что после него он уже не сможет оправиться никогда.
   - Олег, что с тобой? - обратилась к нему Элеонора.
   Но он впал в забытье, в штопор и ничего не слышал вокруг, просто лежал, тупо уставившись в одну точку. Слова Эли дошли до него только после того, как она в третий раз повторила вопрос.
   - Ничего. Ничего, просто задумался, - сказал он первое, что пришло в голову.
   - А я уже испугалась. Дорогой, ты на работу поедешь? Или нет?
   - Да, сейчас, соберусь. А сколько сейчас времени?
   - Половина первого.
   - Да, нужно ехать.
   Суматохин откинул одеяло и сел на край кровати. Эля подошла к нему, поцеловала в лоб и попрощалась:
   - Ну, я пошла.
   - Скоро вернешься? - спросил Олег.
   - Как получится.
   "Вот жизнь. Докатился. Жена меня точно скоро в могилу загонит со своими сумасшедшими запросами. Надо что-нибудь придумать, чтобы остановить ее. Как же скверно начинается этот день. За что мне эти муки?" - рассуждал Суматохин, сидя на краю кровати. Напротив него, у противоположной стены комнаты, находилось трюмо, и он вгляделся в свое отражение. На него глядел молодой полноватый на вид тридцати лет человек, с взъерошенными соломенного цвета волосами на идеальной по форме голове и несколько грустными серыми глазами на смугловатом лице.
   После того как Суматохин привел себя в порядок и позавтракал, малая стрелка часов перевалила за первый час. Это обстоятельство заставило помучиться над вопросом: "Ехать или не ехать на работу?". Ехать на машине ему не хотелось из-за пробок, на метро, которым он уже не пользовался несколько лет, тем более. Собственно обязанности являться на работу в строго определенные часы у него не было, так как у него было собственное небольшое рекламное агентство. В котором он в последнее время появлялся все реже и реже. Всеми делами агентства занимался управляющий Миша Тихомиров, нарочно выбранный Суматохиным из незнакомых людей, чтобы в случае чего можно было спросить с него по всей строгости. Дела в агентстве шли с переменным успехом, в последнее время вообще без успехов. Нора уже извела его намеками заменить Тихомирова ее двоюродным братом. Она не скрывала, что подозревает Михаила во всех смертных грехах, в первую очередь в присвоении некоторой части доверенных средств. Суматохин знал, откуда дует ветер. В агентстве работали подруги жены, устроенные по ее же просьбе. Поэтому Суматохин здраво рассуждая не исключал, что им могло доставаться иногда от Тихомирова, и они, пользуясь знакомством с супругой шефа распускали о своем начальнике разные сплетни. Во всяком случае, когда Суматохин напрямую спрашивал своих подчиненных по поводу каких-либо компрометирующих действий своего начальника, они отвечали, что ничего подозрительного не замечали за ним. Суматохин и сам ясно осознавал, что Тихомиров, да и подчиненные, могли проворачивать левые заказы и не фиксировать их в документах. Поэтому он считал необходимым съездить в офис и пролистать все бумаги, особенно по черной кассе, самому поговорить с работниками, дать им новую установку. Все взвесив, Суматохин решил, что для этого надо как следует собраться, подготовиться, а в данный момент он был не готов. День начинался паскудно и предчувствие подсказывало ему отложить решение этой проблемы до лучших времен.
   С чашечкой горячего кофе в руке он прошел из кухни в комнату и подошел к окну. За окном большими хлопьями валил снег, так что за ним с трудом можно было разглядеть огромное серое здание. "Давно не было такого снега в Москве", - подумал он. Привычный вид из окна сильно изменился из-за этого. И от этого у Суматохина также резко изменилось настроение в лучшую сторону. "Как хорошо, когда вокруг много белого, - думал он. - Как хорошо, что у меня есть все, что мне нужно, что мне не нужно стоять, как вон тому нищему на углу дома с протянутой рукой, что я живу в тепле и сытости; что мне не нужно сновать туда-сюда, как те простые люди, вечно куда-то торопящиеся; что я свободен в отличие от них и это самое главное". Он развлекал себя наблюдением за людьми их поведением и невольно уперся взглядом в кафе, расположенное на первом этаже, на углу серого большого здания, находившегося напротив: на другой стороне улицы. Над окнами кафе, большими буквами из неоновых ламп горела вывеска "Три листика". Это вызвало у него неприятные воспоминания, и чтобы поскорее отвлечься от них, Суматохин отошел от окна, плюхнулся в кресло и включил телевизор. В это время по телевизору шли, в основном, только сериалы и ток-шоу. Суматохин остановил свой выбор на самом дурацком на его взгляд ток-шоу, что можно было поменьше думать.
   Во время рекламной паузы раздался телефонный звонок. "Черт. Нора опять забыла включить автоответчик", - выругался про себя Суматохин. "Поднимать или нет? В случае чего всегда можно сказать, что меня не было дома", - никак не мог решиться он и загадал, если звонок не умолкнет в ближайшие десять секунд, то он все-таки поднимет трубку. Он медленно досчитал до десяти, после чего, еще несколько поколебавшись, снял трубку.
   - Слушаю.
   - Это я тебя слушаю, ты куда пропал подлец? - услышал он на другом конце вроде бы знакомый и в то же время незнакомый голос. То, с каким тоном этот человек произнес слово "подлец", несколько напрягло Суматохина, так что он и не знал, что на этот ответить.
   - Алло, - только и смог выговорить после некоторого замешательства Суматохин.
   В ответ молчали.
   - Алло. С кем я разговариваю? - Суматохин говорил четко и твердо, чтобы не выдать волнения.
   - Что не узнаешь, подлец? - на этот раз голос было еще более, даже скорее нарочито резким, и еще более сделал ударение на последнем слове.
   - Я что-то не пойму: кто прикалывается? Ванилин? Или ты, Гриб? - Суматохину уже надоело находиться в подвешенном состоянии.
   - Значит, все-таки хочешь узнать, с кем разговариваешь. А новый коммерческий канал у тебя показывает? - голос несколько смягчился.
   - Вроде бы.
   - Найди его.
   С помощью пульта Суматохин нашел этот канал. Шел художественный фильм. Голос одного из героев показался Суматохину знакомым.
   - Димон, неужели это ты? - наконец догадался он.
   - Я, кто же еще.
   - Что же ты сразу не сказал?
   - А ты испугался. Признайся, испугался? Натворил чего-нибудь?
   - Испугаешься тут. Артист хренов. Ну, как ты? Рассказывай, где сейчас, в Москве?
   - В Москве, где же еще. А ты забыл, какой сегодня день?
   - Какой?
   - Неужели забыл?
   - Какой сегодня может быть день? Седьмое ноября кончилось уже, а день милиции только завтра будет.
   - Ну, ты даешь, старина. Как ты мог забыть, тот день, десять лет назад. Мы втроем: я, ты и Лось..., - голос Дмитрия переменился и стал серьезным.
   - Ах, вот ты о чем. Это я помню.
   - И ты так спокойно об этом говоришь, как о чем-то незначительном, малозначащем... А как же клятва? - в голосе Дмитрия появились нотки возмущения и Суматохин никак не мог понять: актерствует тот или говорит искренне.
   - Нет, ну конечно я понимаю, клятва есть клятва. Но, но, но это было, согласись, сто лет назад и нам было чуть больше двадцати - не самый лучший возраст для умных поступков.
   - А ты все такой же изворотливый. Как давно мы все-таки не виделись, - то ли задал вопрос, то ли просто заметил Дмитрий.
   - Действительно давно. Лучше расскажи как у тебя дела?
   - Дела помаленьку. Сам видишь, продвигаюсь: медленно, но верно.
   - Уж не прибеднялся бы. Знаю это помаленьку. Небось денег куры не клюют и от девок отбоя нет.
   - Ну, денег, брат, сам знаешь, много никогда не бывает...
   Они еще много болтали, в основном о пустяках, Суматохин мог это делать необычайно долго, пока Дмитрий не подытожил разговор:
   - Слушай, Олег, я собственно зачем звоню тебе. У меня к тебе предложение, от которого ты не имеешь права отказаться.
   И Дмитрий поделился с Олегом идеей отметить годовщину, того памятного дня в том же составе плюс жена Суматохина. Так как по плану Дмитрия это мероприятие предполагалось провести именно у Олега.
   - А почему у меня? - поинтересовался он.
   - Тебе что, жалко что ли?
   - Нет, просто интересно.
   - Ну, во-первых, у меня сейчас ремонт в квартире, во-вторых, Лось тоже у себя не может принять, жена его не может понять: не любит она очень гостей, женщина, надо признаться, с очень непростым характером, поэтому Лось будет скрывать этот сейшн.
   - Лады, приезжайте.
   Дмитрий обещал приехать к пяти-шести часам. Лось с его слов должен был показаться в то же время или же несколько позже.
   "Эх, Дима, Дима, значит все же жизнь удалась. А Лось - ну кто не знает, что наш Кирюха Полянский, нынче уже совсем не Лось и не Кирюха, а Кирилл Николаевич Полянский, вице-президент концерна "Олимп", и как поговаривают крутиться в команде самого Балаева. Что ж, остается мне только порадоваться за вас ребята от всей души", - рассуждал Суматохин. Но что-то не радостно было ему от всего этого. Чтобы ни говорилось о белой зависти или доброжелании к преуспевающему в отличие от тебя близкому человеку или другу; все же чаще всего мы с трудом прощаем им успех или удачу. Суматохин понимал, что это чувство вполне естественно и поэтому не стал копаться в нем, растрачивая нервы и душевные силы, и постарался быстро переключить мысли на что-нибудь другое. Он откинулся в кресле, закрыл глаза и мысленно вернулся на десять лет назад.
  

ГЛАВА 2

  
   Он ясно вспомнил, как он, тогда двадцатилетний студент третьекурсник, отправился со своими друзьями Димоном и Лосем в ресторан, как они тогда шутили-говорили, дабы вкусить немного "сладкой жизни". Все было прекрасно в тот вечер: еда, музыка, коньяк, умные разговоры и кончено ни с чем несравнимое ощущение легкости и вседозволенности. Не хватало толь одного для полного счастья - женщин. Те, что находились в ресторане, были либо слишком не молоды для них, либо заняты. Дмитрий поспорил с товарищами, что сейчас выйдет на улицу и "снимет" первых попавшихся на глаза девушек. Товарищи не поверили ему, так как были неопытны еще в этих делах, и знали, что Дмитрий также не далеко ушел от них в этой области. Каково же было их удивление, когда они увидели своего друга, сопровождавшего к их столику двух девушек. Как он мог в такое время, почти ночью, кого-то выцепить на улице, да еще уговорить пойти с собой? Этого они не могли понять. Они тогда еще не понимали, что алкоголь действует на людей по-разному. Выпив, Дмитрий преображался: он начинал чувствовать, что ему по силам перевоплотиться в кого угодно, будь то в злодея, в донжуана или бог весть в кого еще. Именно тогда, во время приобретения питейного опыта, он чувствовал в себе этот дар. Вследствие чего, впоследствии бросил технический ВУЗ и с первой попытки поступил в театральный.
   Обе девушки оказались хороши собой, особенно одна - Наташа. Суматохину тогда казалось, что он влюбился в нее. Даже Полянский, который уже с великим трудом держал себя в более или менее приличном состоянии, глядя на нее, старался, как мог, смотреться молодцом.
   Ничто не предвещало беды. Дмитрий веселил девушек: рассказывал анекдоты, смешные истории, задавал им дурацкие пошлые вопросы. Суматохин и Полянский молча кивали ему и ради приличия улыбались после его очередной шутки. Впрочем, вскоре им стало совсем не до шуток. По всем правилам девиц надо было чем-то угощать, а деньги как назло кончились. Бутылку шампанского, на которую ушли последние гроши, Наташа и ее подруга осушили так быстро, что друзья не успели опомниться, а когда до них дошло в каком они оказались положении, то тут же решили посовещаться с глазу на глаз, отдельно от девчонок. Дмитрий шепнул на ухо Суматохину, что не плохо бы им выйти на некоторое время проветриться - покурить. Полянского оставили ухаживать за девушками, хотя толку от него уже никакого не было, поскольку он уже начал клевать носом и ему уже по большому счету было плевать на все что происходит вокруг. На свежем воздухе Дмитрий и Олег решили, что правильный и единственный шанс не потерять девушек в сложившейся ситуации - это продолжение вечеринки у кого-нибудь из них троих дома. Ни у Дмитрия, ни у Олега таких возможностей не было, поэтому надо было настроить, уговорить Полянского, у которого была свободная квартира. Вернувшись в зал ресторана, Дмитрий и Суматохин тревожно переглянулись. Полянский сидел в гордом одиночестве.
   - Вон они, - кивком головы Полянский указал на небольшую танцплощадку, на которой девицы танцевали медленный танец с новыми кавалерами, когда Суматохин попросил его объяснить, что случилось.
   Оттанцевав подруги не вернулись на прежние места, а направились к новым ухажерам. Это были двое не молодых мужчин, наверное, более чем вдвое старше девушек. Один был крепкого телосложения, с редкими темными волосами, зачесанными на бок и усами, одетый в костюм двойку серого цвета и красный галстук. Другой был полный, широкий с головой в форме тыквы, большой лысиной, также в двойке, только без галстука, верхние пуговицы его рубахи с пестрым рисунком были расстегнуты, открывая волосатую грудь. Их столик ломился от многообразия блюд и напитков, и осилить все это добро им одним явно было не под силу. Впрочем, по всей видимости, они и не ставили перед собой такой цели. Главное было показать себя, свою значимость.
   Друзья-студенты оказались не у дел, им ничего не оставалось, как только молча с тоской и нескрываемым раздражением наблюдать, как солидные дяди ухаживают за девушками, несколькими минутами назад составлявшими им компанию. Девицы вели себя непринужденно и старались не смотреть в сторону студентов.
   - Шлюхи, - бросил зло Дмитрий.
   - А ты думал "порядочные" в такое время ходят с первыми встречными в ресторан? - более спокойно высказал ему Суматохин.
   - И потом после короткой паузы добавил:
   - Жаль, что и выпить нечего. Сплошной облом.
   Олег уже тогда был искушен более своих товарищей в любовных делах и поэтому менее их переживал из-за этого промаха. Дмитрий же напротив никак не мог успокоиться и все что-то ворчал себе под нос, как будто обращаясь к кому-то невидимому. Через некоторое время Полянский начало понемногу отходить от своего тяжелого состояния и стал также включаться в ситуацию. Для начала он поддержал Дмитрия, отпустив ряд грозных ругательств в сторону неверных девиц. Причем в отличие от друга сделал это достаточно громко, так что дамы, сидящие за соседними столиками, начали оглядываться и нервно ерзать на стульях. Полянский находился в том опасном состоянии, когда человеку остро чего-то не хватает и он не знает на какой предмет выплеснуть рвущуюся наружу энергию. Если бы он выпил еще - возможно он бы успокоился. Если бы девушки остались с ними - он бы попытался поухаживать за одной из них. Но ни одного, ни другого теперь не осталось. Суматохину не нравилось настроение товарищей, но он не имел привычки противопоставлять себя или свое мнение большинству, и поэтому молчанием сначала поддерживал их. Потом решил все-таки вернуть их к реальности.
   - Ну и что вы предлагаете делать? - обратился он к ним.
   - Что делать? - переспросил Полянский.- Я знаю что делать. Сейчас увидите.
   И он поднялся из-за столика, подошел к музыкантам, заказал медленную мелодию, после чего направился к столику, где сидели покинувшие их девушки. Но сделать это было не очень то и легко - мешали тяжесть в ногах и легкое опьянение в голове. Из-за этого Полянский добрался до цели не без труда и не без жертв: на полпути он зацепил худосочного, интеллигентного вида товарища, да так что тот свалился со стула. Повергнутый быстро встал и оправился и что-то хотел высказать, но не мог, молча открывал рот и опять закрывал, как рыба, выкинутая на берег: то ли от шока, то ли из-за страха перед высоким широкоплечим Полянским. По залу ресторана прокатился ропот, особенно надрывался надрывный нервный голосок одной дамы, сидевшей около сцены и голос ее спутника, повторяющий время от времени что-то вроде: "тебе что, больше всех надо?". Но Полянский был занят лишь своим замыслом и не замечал ни волнения, ни шума вокруг себя. Стараясь держаться ровно, он остановился около Наташи, немного поклонился и протянул ей руку, сказав:
   - Можно?
   Наташа взволнованно посмотрела на своих новых спутников, как будто говоря глазами: "Господи, ну что ему от меня надо?".
   Полянский повторил более твердо:
   - Можно?
   Усатый враждебно посмотрел на Полянского, но тот не обратил на него внимания. Наташа все-таки не выдержала и встала. Полянский взял ее за руку и повел танцевать.
   Вокальный инструментальный ансамбль исполнял песню о неразделенной несчастной любви. И вдохновленному этой песней, примеряя ее грустный сюжет на себя, Полянскому казалось, что ему сейчас море по колено и плевать на все и всех. Он крепко обнял партнершу обеими руками и шептал ей на ухо голосом змея-искусителя:
   - Знаешь, я таких еще не встречал. Веришь? Впрочем мне плевать: веришь ты или нет?
   Наталья старалась вывернуть голову, как можно дальше от уст, навязчивого кавалера, запах, шедший от которых, казался нестерпимым. А от его слов по ее телу прошла нервная дрожь. Полянский почувствовал это и продолжил:
   - Не бойся. Никогда не бойся, когда я с тобой. Слышишь?
   И сжал ее еще крепче.
   - Пойдем со мной. Ты пойдешь со мной? - продолжал Полянский.
   Наталья молчала. Ансамбль уже прекратил играть и другие танцующие пары разбрелись по своим столикам. Но Полянский продолжал кружиться, будто вокруг своей оси со своей партнершей, переваливаясь с боку на бок.
   - Ну что ты молчишь? Скажи да. Я знаю, ты хочешь сказать: да. Говори скорее. А то я... А то я...
   Полянский ослабил объятие, и Наташа вывернулась, освободилась и попыталась ускользнуть от него. Но Полянский изловчился и поймал ее руку и резко притянул к себе, так что она чуть не упала.
   - Пойдем, - приказал Полянский и направился к выходу, ведя за собой Наташу. Но путь уже был закрыт. Около выхода толстяк и усатый отдавали уже приказания трем дюжим молодцам и те, дослушав указания, бросились навстречу Полянскому. До этого пассивно наблюдающие за происходящим Дмитрий и Суматохин кинулись на помощь другу. Почуявшая запах крови публика заревела. Особенно опять выделялся противный голос дамочки, которой больше всех надо было.
   Прямым с правой Полянский свалил первого подбежавшего молодца. Следом за ним подбежали другие двое и Димон с Суматохиным. Началась свалка. На помощь молодцам кинулись люди из публики, в том числе и женщины. Полянского схватили сзади за руки и пытались повалить, в конце концов его повалили. Полянский пал спиной прямо на человека державшего его сзади. Образовавшийся вокруг него кружок ног прошелся отчаянно весело по его бокам, доставалось и лежащему под ним. Больше всех старался худосочный интеллигентик, отпускающий самые смачные удары с размахом и расстановкой. А потом Полянский почувствовал, как кто-то очень больно схватил его за волосы и злобно пролаял:
   - Хамово отродье.
   Это был голос дамочки, которой было больше всех надо...
   Измученные, избитые Полянский и компания добрели до ближайшего скверика, нашли скамейку почище и расположились на ней. Была уже глубокая ночь.
   - Как я в таком виде появлюсь дома? - сказал Дмитрий. Верхняя теплая одежда у них не пострадала, а вот легкая: рубашки, свитера, брюки поистрепались достаточно, но больше всего пострадали их лица.
   Суматохин по этому поводу не волновался, потому что жил в общаге.
   - Хочешь, переночуй у меня, - предложил он Дмитрию.
   - Зачем. Все равно это не скроешь, - и он показал лицо.
   - Да, вот так получается - деньги решают все. Если у тебя есть деньги - значит, есть и положение, и вес в обществе. А если нет - то ты никто. Хотя, чем я хуже этих старых козлов, - сделал выводы Полянский.
   - Да не обращай внимания. Разве можно так переживать из-за этих шлюх, - попытался успокоить его Суматохин.
   - Все равно обидно, - окончательно впал в меланхолию Полянский.
   Возникло на несколько минут молчание. Каждый погрузился в свои мысли.
   - Слушайте. Я вот о чем подумал, - Дмитрий неожиданно встал со скамейки, повернулся к друзьям и активно жестикулируя руками начал свой монолог. - А кто мешает нам заработать денег, получить вес в обществе, а? Чем мы хуже этих козлов? Мы что, тупее их что ли? Нет.
   - Наверное тупее - раз оказались в таком положении, - сказал Суматохин.
   - Нет. Не в этом дело, - продолжал Дмитрий.
   - А в чем? - спросил Суматохин.
   - А в том, что нет у нас цели. ЦЕЛИ, - и Дмитрий многозначительно показал указательным пальцем вверх. - ЦЕЛИ!
   Суматохин и Полянский не понимали к чему клонит их друг, они думали, что он просто пьян и поэтому несет всякую ахинею.
   - Вы понимаете, о чем я вам говорю? - все не мог успокоиться Дмитрий.
   Суматохин и Полянский положительно закивали головами; но на самом деле, конечно, так ничего толком и не поняли, просто им хотелось, чтобы их друг поскорее отвязался от них.
   - Наконец-то доперли, - обрадовался Дмитрий. - Тогда сделаем вот что: давайте поклянемся, что приложим все усилия, чтобы добиться главной цели в жизни.
   - Это как? - спросил удивленный Суматохин.
   - А вот так: повторяй за мной. Я, гражданин Российской Федерации, Олег Суматохин, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь.
   - Это что еще за детский сад? - воспротивился поначалу Суматохин.
   - Давай повторяй, а не перебивай.
   И Суматохин повторил не так торжественно, как подобало, с некоторой иронией в голосе и вяловато.
   - Клянусь приложить все свои способности, таланты, волю и характер, чтобы стать в этой жизни "человеком с большой буквы", чего бы мне это ни стоило. Сделать все, чтобы не быть лохом. И если я не добьюсь этого, пускай мои друзья отрекутся от меня и никогда не подадут мне руки, и я не буду ничего иметь против этого, - продиктовал Дмитрий.
   Суматохин повторил слово в слово уже с некоторым волнением. Последние слова ему не очень понравились и несколько насторожили.
   Потом свою клятву произнес Полянский, а после него и сам зачинщик этой идеи - Дмитрий.
   - Слушай, Димон, а как мы определим: кто добился своей цели, а кто нет? И сколько времени для этого требуется? - резонно заметил Суматохин.
   - Хороший вопрос, - согласился Дмитрий. - Сделаем вот как. Через десять лет встретимся и посмотрим: из кого, что получилось, заодно и отмечаем юбилей нашей клятвы.
   Тогда еще они были очень молоды и самоуверенны. И никто из них не сомневался, что обязательно найдет свое место в жизни. Они тогда еще даже не предполагали, что жизненные пути их разойдутся раньше, чем пролетят эти десять лет. Через год Дмитрий решил поменять место учебы и поступил в театральный, после чего уже почти не видел старых друзей, лишь изредка напоминая о себе телефонными звонками. После окончания института ушел с головой в большой бизнес Полянский, его привлек к себе дядя, работающий в то время в команде одного известного олигарха. После чего у него появилась целая масса новых знакомых и партнеров, с которыми приходилось проводить почти все время, так что и Суматохин и Дмитрий, как бы сами собой выпали из обоймы его близких друзей.
   "Эх, Димон, Димон, не изменился ты совсем", - подумал Суматохин, вспомнив о клятве. Он даже не задумывался о ее сути, считая все это пустым.
   Больше его беспокоило, как собрать более-менее приличный стол, чтобы "не обидеть" гостей. В заначке и в кошельке, все вместе, у него осталось сто пятьдесят долларов.
  

ГЛАВА 3

  
   Когда он уже одевался, чтобы совершить рейд по ближайшим магазинам, в квартиру позвонили. Суматохин открыл дверь. Это пришел Ванилин со своей новой подругой.
   Ванилин в квартире Суматохина чувствовал себя как дома, поэтому представив свою спутницу: "Лена", сразу же начал быстро раздеваться и помогать делать то же Елене.
   Раздевшись, Ванилин оказался в белой полурасстегнутой рубашке с длинным рукавом и плотно обтягивающих его толстые ляжки черных кожаных штанах. Девушка же была одета в сиреневую водолазку и джинсы. Она была худа и обладала самой простой внешностью: не отталкивающей и в то же время не особо привлекательной.
   По внешнему виду приятеля Суматохин догадался, что тот из ночного клуба, где видимо и выцепил Елену. Опытным взглядом Суматохин сразу же определил его спутницу, как малолетку, приехавшую из провинции в Москву искать приключения на свое мягкое место и находившуюся в последнее время в поиске какого-нибудь лоха, у которого можно было бы зависнуть подольше без тяжелых для себя последствий. Суматохин считал, что у таких особ, как правило, одинаковое продолжение биографии - не очень счастливое, и ему немного стало жаль ее.
   Суматохин рассказал Ванилину, за чем и для чего собирался идти в магазин. На что заинтересованный Ванилин сказал:
   - Ничего, если я поучаствую тоже на вашем празднике? Не обидишься? Дмитрий Хватов говоришь? Знаю я такого артиста.
   Суматохин посмотрел на приятеля, прежде чем ответить. Ему показалось, что его внешний, да и социальный статус не очень то будет соответствовать обстановке. Но отказать товарищу он был не в силах и поэтому ответил положительно. Ванилин же в свою очередь предложил Суматохину не ходить по магазинам, а сделать заказ по телефону. Эта идея понравилась хозяину, и он не преминул ею воспользоваться.
   Ванилин прошел со своей спутницей в большую комнату, врубил музыкальный центр, чуть ли не на всю мощь, и начал танцевать. Звучала мелодия в стиле техно, Лена пыталась, как могла изображать что-то похожее на танец Ванилина, но это у нее не очень получалось. Ванилин старался двигаться ритмично, резко.
   - А вот это движение ты видел? - обратился он к Суматохину, изобразив нечто похожее на одновременное конвульсивное содрогание туловища и таза.
   Суматохин отрицательно помотал головой.
   - Давай, давай, давай, давай, - выкрикивал Ванилин, распаляя себя и партнершу.
   В итоге танца Ванилин приблизился к Лене и теперь уже двигался, находясь к ней лицом к лицу. Потом подхватил ее, взяв за руки, посадил к себе на бедро и таким образом начал ритмично то поднимать вверх, то опускать вниз, изображая, видимо, тем самым нечто сексуальное. Лена заухала и не сопротивлялась, а Ванилин рычал как медведь, пока резко не скинул партнершу на пол и не освободил ее, после чего огласил комнату диким воплем тарзана, обозначив тем самым конец танца. Лена, переводя дух от усталости, плюхнулась в кресло.
   - Слушай, Олег, у тебя есть что-нибудь выпить? - обратился к Суматохину Ванилин.
   - Что, уже не можешь потерпеть до вечера? - спросил Суматохин.
   - Я не это имею в виду: сок или минералка.
   - А, пойдем на кухню, посмотрим.
   Они вышли на кухню. Суматохин достал из холодильника открытый пакет сока и протянул другу. Ванилин сделал большой глоток.
   - Как уже? - спросил Суматохин, изобразив неприличный жест, хлопнув ладонью по кулаку, намекая на отношения товарища с его спутницей.
   - Нет еще. Как видишь, разогреваю только.
   Суматохин был из той породы людей, для которых собственный дом был всегда открыт для друзей и их частое появление в нем совсем его не напрягало, а скорее напротив: как ни странно успокаивало. В такой атмосфере шума, в некоторой степени даже хаоса, разговоров ни о чем за бутылочкой коньяка до самого утра, он чувствовал себя как рыба в воде.
   С Ванилином Суматохин познакомился около года назад, в одном из ночных клубов Москвы. Сошлись они на почве общих интересов: любви к праздному образу жизни, ненависти к рутине и постоянном поиске к чему приложить неуемную, бьющую через край энергию. Ванилин работал распространителем, о чем знали лишь самые близкие друзья, в том числе Суматохин. Для всех остальных он был просто свободный художник или на худой конец дилер или маклер. В своем родном Можайске он появлялся в исключительных ситуациях, большее время проводя в Москве в компаниях друзей и в ночных клубах. Его совсем не обижало прозвище Ванилин, по паспорту он являлся Иваном Сыровым. В тусовках, где они крутились, некоторые их знакомые обладали еще менее привлекательными погонялами, такими как Глист, Манкурт, Запах и Лопух, и никто из них сильно не переживал по этому поводу.
   Ванилин вернулся в комнату, снова включил музыку. Зазвонил телефон. Суматохин снял трубку в прихожей. Звонил Тихомиров. Суматохин шестым чувством понял, что произошло что-то неладное.
   - Олег, у нас тут двое из налоговой, - обрадовал с лету Тихомиров.
   - Что они хотят? - спросил Суматохин.
   - Как обычно - денег.
   - Черт бы их побрал. Слушай, по-моему мы не так давно заплатили им на месяц вперед?
   - Точно. Только у них недавно поменялось начальство. И теперь они обещают опечатать здесь все, если вопрос не решиться в ближайшие полчаса.
   - Сволочи. Сколько они хотят?
   - Пять.
   - Сотен?
   - Да.
   - Ничего не остается, как взять из резервов. Возьми из сейфа.
   - В том то все и дело, что резервов практически не осталось.
   - Как? Совсем?
   - Осталось две сотни. В последнее время заказов почти не было. Поэтому и сидим сейчас на мели.
   - Что же теперь делать?
   - Олег, может быть ты приедешь? Я с таким трудом вырвался из лап этих кровососов. Девчонки там одни держат круговую оборону. Даже не знаю, сколько мы сможем продержаться.
   У Тихомирова был такой жалобный голос, что трудно было не поверить, что положение действительно плачевно.
   - Ладно, собираюсь. Ждите, тяните время. Постараюсь побыстрее подскочить, - сказал Суматохин.
   После чего положил трубку.
   Но одеваться Суматохин не торопился. Такое с ним часто бывало, когда нужно было принять быстрое решение: он всегда пребывал в некотором замешательстве. Он бессмысленно бродил из кухни в прихожую, потом обратно; в комнату он не заходил: шум от музыкального центра и криков Ванилина и Лены мешал ему сосредоточиться. Наконец ему удалось "выбросить" из головы все лишние мысли и отвлечься от происходящего вокруг. Для начала он мысленно произвел расчет всех наличных средств, какими он мог располагать. И ужаснулся. Двести долларов в офисе и сто пятьдесят при себе, и это при том, что он уже заказал по телефону еду и выпивку, за которые следовало заплатить. Такого поворота событий он не ожидал. Нужно было срочно найти где-нибудь долларов триста, не меньше. Суматохин лихорадочно стал перебирать в голове все возможные варианты поиска денег. Ванилин: слишком унизительно у него просить, да и вряд ли у него есть деньги. Ждать Нору: тогда перед ней придется во многом сознаться и неизвестно, как она на все это будет реагировать. Гриб: уехал в Испанию. Продать что-нибудь или сдать в ломбард: но что? Машину? Или Норины украшения? И как она на это посмотрит? Нужно было решать быстро, иначе Тихомиров мог снова позвонить в любой момент.
   Медленно, нерешительно Суматохин вошел в комнату, чтобы поговорить с Ванилином. Тот вовсю зашелся в энергичном танце, не отставала от него и его спутница. Суматохин хотел жестом предложить Ванилину выйти с ним и начал поднимать руку. Но Ванилин опередил его.
   - Олежка, узнаешь нашу любимую. Давай иди к нам. Отдыхаем, - закричал ему в лицо Ванилин и обнял ладонью за шею его и Лену, те сделали по инерции тоже, таким образом, они образовали танцующий кружок.
   - Давай, подпевай, - крикнул Ванилин.
   - Деревья помнят меня маленьким мальчиком... Не прошу у Бога ничего, - заревел он.
   Лена тоже слабенько начала подпевать ему.
   Суматохин проклинал себя. За то, что сейчас танцует тут, как идиот, вместо того, чтобы ехать спасть свой бизнес. За то, что не может найти правильного решения. За то, что довел дело до точки.
   Поэтому сначала он, свесив голову, пряча глаза, стараясь не открыть своего состояния, молча передвигался вместе с Леной и Ванилином. Но потом одна неожиданная мысль резко изменила его поведение: "А почему я собственно так напрягаюсь - может быть это мой последний танец, моя последняя песня, чего мне теперь бояться?". И Суматохин завелся. Еще три раза они прогнали одну и ту же мелодию, оттанцевав, обнявшись в дружный кружок. А под самый конец Суматохин и Ванилин дружно сорвали с себя рубашки под собственные дикие вопли и свист.
   - О-е, это круто, - воскликнула Лена и захлопала в ладоши.
   - Гулять, так гулять! - воскликнул запыхавшийся Суматохин. - Ванилин, будь другом, достань бутылочку коньяка из холодильника и бокалы захвати...
   - За нашу дружбу, - объявил тост Ванилин.
   Суматохин решил все-таки прозондировать друга насчет денег и предложил ему пойти с ним перекурить на кухню.
   - Штука найдется, - ответил Ванилин, пуская дым от сигареты в открытую форточку.
   - Конечно не зелени?
   - Само собой. А сколько тебе нужно?
   - Триста или двести хотя бы.
   - Что, очень срочно?
   - Да, желательно.
   - Жалко Гриб уехал. Если хочешь я обзвоню знакомых, - предложил Ванилин и достал из чехла, прикрепленного к ремню, сотовый телефон.
   - Не надо... А впрочем попробуй. Зачем тебе сотовый? Можешь обычным пользоваться.
   - Да нет, я просто хотел пролистать записную книжку. Ага вот..., - и Ванилин, найдя нужный номер направился в прихожую к аппарату. Но не успел он к нему подойти, как тот огласил квартиру настойчивым противным сигналом. Ванилин остановился и обернулся:
   - Тебя наверное Олег.
   Суматохин замер и до него не сразу дошли слова друга.
   - Ах да. Наверное, это точно меня. Знаешь что, Иван, будь другом возьми трубку и скажи, что я уже уехал, - попросил, пришедший в себя Суматохин.
   Ванилин исполнил просьбу друга.
   - Кто звонил, мужик? - спросил Суматохин.
   - Да.
   - Значит Тихомиров.
   - Проблемы? - с сочувствием в голосе спросил Ванадий.
   - Да, "гемор"* с агентством.
   - Рэкет?
   - Хуже - налоговая.
   - И сколько же они хотят?
   В кругу друзей Суматохина такие вопросы задавать считалось вполне приемлемым. Поэтому Суматохин задумался, как ответить: сказать правду или соврать?
   - Косарь, даже два, - ему показалось, что если он скажет правду, то будет выглядеть не солидно: предприниматель и не может найти такой суммы.
   - Да, ты попал. Хотя три сотни можно найти, я думаю, - оценил ситуацию Ванилин.
   Потом после небольшой паузы добавил:
   - Что они совсем оборзели что ли! Два косаря! Может на них в РУБОП заявить?
   - Нельзя - они хотят опечатать все. - Вот черти. Все равно много. Ты что, может быть задолжал им?
   - Просто у них начальство поменялось недавно.
   - То же нашелся повод.
   В это время послышалась трель телефона.
   - Твой? - спросил Суматохин, имея ввиду сотовый Ванадия.
   - Нет, скорее всего твой.
   - Точно мой, - сказал Суматохин, узнав родную мелодию.
   Суматохин прошел в комнату за телефоном. Лена листала, сидя в кресле, толстый иллюстрированный журнал. По определителю номера Суматохин определил, что звонит Тихомиров из агентства, и отключив телефон, убрал его в ящик комода.
   - Черт бы их всех побрал, - выругался вслух Суматохин и стал ходить по комнате взад и вперед, что-то бурча себе под нос. Пока в какой-то момент не передернулся нервно и не замер. Это скрежет дверного замка заставил его испугаться не на жизнь, а на смерть.
   - Фу, это всего лишь жена, - он сделал выдох облегчения и пошел встречать супругу.
   Элеонора, едва переступив порог, решила осчастливить мужа радостной новостью:
   - Лапуль, ты не поверишь - я нашла то, что нам нужно: четырехзвездочный отель на берегу Эгейского моря, и ты знаешь, что мне сказали в турагенстве? Полторы тысячи, а то и тысяча на двоих, вот так, - и она провела по воздуху своим тоненьким указательным пальчиком перед шеей, потом обняла мужа за шею и поцеловала его в щеку.
   Суматохин помог жене снять пальто. Элеонора присела на пуфик и сняла сапоги. Потом подошла к зеркалу, аккуратно пальчиками поправила прическу и ее взгляд непроизвольно наткнулся на одежду Ванилина, висевшую на вешалке. Это обстоятельство заставило ее измениться в лице ни в лучшую сторону. Она давно уже не переваривала этого человека. Наверное, с первого дня, когда он переступил порог этой квартиры.
   - Кто это? - спросила Элеонора, обернувшись к Суматохину.
   - Ну, кто еще может быть у нас? Иван конечно.
   Элеоноре и так уже было все понятно. Раз играет музыкальный центр, значит это Ванилин, так как Суматохин слушал музыку, как правило, в наушниках, а сама Элеонора не переваривала даже радио.
   - Надеюсь, что сегодня дело обойдется без ночевки? - спросила Элеонора, имея в виду Ванилина, но уже не таким грозным тоном, все-таки она уже вся была в предвосхищении поездки в Турцию.
   Элеонора прошла в комнату. Ванилин танцевал медляк с Леной. Элеонора поздоровалась со всеми, Ванилин и Лена тоже поздоровались с ней. После чего Ванилин познакомил женщин друг с другом. Искренняя улыбка радости сияла на Элином лице, ей хотелось поделиться еще с кем-нибудь радостной новостью кроме мужа, но Ванилина и Лену, она сочла неподходящими для этого. Ванилин хотел о чем-то ее спросить, но Суматохин увел ее на кухню для "серьезного разговора".
   Сначала он рассказал о гостях, которые должны были приехать.
   - Как, ты знаком с Хватовым и ничего мне не рассказывал?! (о Полянском она не знала, поскольку не интересовалась политикой) - восторженно защебетала Элеонора и обняв, поцеловала мужа в щеку.
   - Но это еще не все - есть еще и плохие новости. Мне нужны деньги, - собравшись духом сказал Суматохин.
   - Какие деньги? - как ни странно Элеонора оставалась еще невозмутима.
   - Триста долларов.
   Элеонора коротко посмеялась и закурила сигарету.
   - Я не понимаю, я то здесь причем? - все еще невозмутимо спросила она.
   - Ну, как. Ведь ты же недавно брала у отца деньги... Если хочешь я тебе верну их, когда "отобью"...
   - Я не понимаю, что происходит? - Эля потихоньку начала терять самообладание и впадать в истерику. Она сделала мощный затяг в полсигареты и продолжила: - Причем здесь мой отец? Ты что молчишь? Отвечай. У тебя что, нет трехсот долларов? Что случилось? Говори.
   Последние слова она уже не говорила, а кричала.
   - Налоговая наехала на агентство, - стараясь оставаться спокойным, ответил Суматохин.
   - Ну и что? У тебя что, нет трех сотен? Ты что, дурак что ли совсем?
   - Не кричи - люди могут услышать.
   - Пусть слышат...
   - Им не триста надо, а больше.
   - Сколько больше?! Ну, отвечай.
   - Две штуки.
   - Ты иди ври своему Ванилину, только не мне!
   - Правда.
   - Если это правда, тогда я иду звонить в милицию.
   - Постой. Понимаешь - они хотят арестовать документацию. Если я сейчас не привезу деньги, меня посадят. Ты что, хочешь чтобы меня посадили.
   Эля затушила уже вторую сигарету подряд в пепельницу, и сев на стул, закрыла ладонями лицо и запричитала:
   - Господи, за что мне все это? За что?!
   Суматохин опустился перед ней на колени.
   - Нор, выручи, я тебя когда-нибудь просил разве? Я все верну, только рассчитаюсь с этими бандитами. И в Турцию обязательно поедем.
   - Где я тебе деньги возьму? Нет у меня денег.
   - Как, но ты же недавно, неделю назад наверно? У отца?...
   - Что у отца? - перебила Эля. - Что взяла, того уж нет.
   - Как? На что ты успела потратить? - недоумевал Суматохин.
   - А ты совсем не замечаешь? Ты что совсем не видишь или только притворяешься? Не видел что ли: что у меня прическа новая, что я наконец купила новую дубленку?
   - Конечно видел. Но неужели у тебя ничего не осталось? А на что же ты собиралась путевки покупать?
   - Путевки покупать будешь ты! И я не понимаю, Олег, где твои деньги? Ты же у нас как никак бизнесмен, а не какой-нибудь там...
   - Ладно. Давай сделаем так: дай мне, пожалуйста, триста долларов, а вечером я тебе их отдам.
   - Ты что Суматохин, дурак?! Ты что не понимаешь, что у меня нет денег?! - Элеонора опять сорвалась на крик, потом поднялась со стула, Суматохин тоже встал.
   На кухню вбежал Ванилин, и обнимая супругов, обратился к ним:
   - Ребята, ну что вы в самом деле. Хватит вам ругаться.
   Элеонора резким движением руки сняла руку Ванилина со своей шеи, отошла от них в сторону и отвернулась.
   Кто-то позвонил в дверь.
   - Иди открывай, твои гости наверное, - злобно обратилась к супругу Элеонора.
   - Что-то рановато, - сказал Суматохин и пошел открывать.
  

ГЛАВА 4

  
   Он не стал смотреть в глазок и открыл дверь сразу, резко. Перед ним предстал неизвестный молодой человек в длинном черном плаще и шляпе.
   - Позвольте я пройду, - решительно начал неизвестный.
   - Простите, с кем имею честь? - также решительно остановил его Суматохин, заслонив проход в квартиру всей своей высокой и широкой фигурой.
   - Ну что ж, Михаил Анатольевич Каштанов, - незнакомец снял шляпу и слегка поклонился.
   - Извините, но вы скорее всего ошиблись квартирой.
   - Вы должно быть Олег Никитович Суматохин?
   - Да, а что? - решительность в голосе Суматохина исчезла.
   - Тогда я к вам.
   Слишком самоуверенное поведение незванного гостя, заставило Суматохина понервничать, и он с минуту простоял, как вкопанный, не зная как действовать дальше: то ли пропустить незнакомца, то ли сделать что-то еще.
   - Простите, а Вы по какому вопросу? Зачем я вам понадобился? - на последних словах голос Суматохина дрогнул и он начал теряться еще больше.
   - По очень серьезному. Очень! - Каштанов подался немного вперед, давая тем самым понять, что он не шутит.
   Но Суматохин не поддался на это, и сам немного выпятил грудь вперед и левой рукой уперся в косяк, преграждая путь Каштанову.
   - Неплохо было бы сначала объяснить цель вашего визита, а потом уже нагло вторгаться в чужой дом, - сказал Суматохин.
   Каштанов встал на прежнее место.
   - Я от Бориса Васильевича Шпагина. Надеюсь, вам это имя о чем-нибудь говорит? - сказал он.
   Это имя говорило Суматохину о многом. О многом очень неприятном для него. Ему стало по настоящему страшно, и он не смог найти, что ответить.
   - Можно я теперь все-таки пройду, - улучив момент крайней растерянности хозяина квартиры, гость продолжал напирать на него.
   - А, конечно, конечно, - Суматохин освободил Каштанову проход.
   Каштанов прошел, снял плащ, повесил его на вешалку, обернулся к зеркалу, достал из кармана расческу и начал причесываться. На вид ему было лет двадцать пять не больше. Его темные короткие волосы были тщательно зализаны на бок. Узкие, маленькие, почти как у китайца, его глаза излучали большое чувство собственного достоинства и самоуверенность на правильном белом овале лица. Нос у него был тонок, с широкими крыльями, рот представлял собой две тоненькие розовые полоски. Суматохин сразу почувствовал шестым чувством, что этот человек чужой: он сделан из другого теста и пришел из другого мира. Каштанов был одет в рубашку цвета индиго, черный стильный галстук и широкие брюки.
   В прихожую из кухни вышла Элеонора. Каштанов обратился в ее сторону:
   - Михаил Анатольевич Каштанов, - быстро представил гостя, стоящий позади него Суматохин.
   - Очень приятно, Элеонора, - представилась жена Суматохина и сделал что-то вроде книксена.
   После представления гостю на ее лице мелькнула игривая улыбка.
   Каштанов уставился на нее каким-то странным растерянным взглядом. Потом быстро опомнился, засунул расческу в карман рубашки, взял руку Элеоноры и поцеловал ее.
   - Мне тоже очень приятно. Очень. Вы знаете, я раньше думал, что такие женщины бывают только на обложках дорогих журналов. Хотя нет, к чему я сравниваю, Вы намного лучше, - выдал неожиданно Каштанов.
   Элеонора не знала, как правильно отреагировать на такую внезапную лесть, и снова лишь игриво улыбнулась.
   - Давайте обсудим наши дела на кухне, - обратился к Каштанову Суматохин, которому надоело наблюдать за этим непонятным любезничанием между ним и его женой.
   - Дорогая, нам с молодым человеком надо кое-что обсудить с глазу на глаз, где-то с полчасика, и не плохо было бы, если нас никто не беспокоил. Хорошо? - обратился Суматохин теперь к жене, увлекая гостя на кухню.
   Элеонора измерила мужа самым презрительным взглядом, и ничего не ответив отвернулась и ушла в комнату. Муж вызывал теперь у нее исключительно отрицательные эмоции.
   - Водку? Коньяк? - предложил он гостю.
   - Нет, спасибо.
   - Что так?
   Каштанов посмотрел на Суматохина своим странным невозмутимым взглядом, посмотрел ему в глаза и сказал:
   - Я спиртное не употребляю. Спиртное - это для слабых людей.
   - Суматохин бегло посмотрел на гостя. "Да, с ним мне будет тяжело договориться о чем-нибудь", - подумал он.
   - А я выпью, - сказал он вслух, достал из холодильника бутылку коньяку, немного отпил из горлышка и убрал бутылку обратно в холодильник.
   - Да вы не мельтешите так, что вы все крутитесь, как будто не можете устоять на одном месте. Садитесь же, - сказал Каштанов.
   - Я не кручусь вовсе, - неуверенно промямлил Суматохин. Его бесил наглый тон гостя, который был моложе его лет на пять, если не больше.
   Суматохину показалось, что Каштанов всем своим поведением дает понять ему, что он находиться в зависимом положении и ему не имеет никакого смысла диктовать свои правила.
   - Вот так-то лучше. Не люблю суеты, - сказал Каштанов, одобряя то, что Суматохин наконец сел напротив него.
   - Кстати, а кем вы приходитесь по отношению к Борису Васильевичу, если не секрет? - спросил после некоторой паузы Суматохин.
   - Извините, что сразу не сказал. Я его племянник, - сказал Каштанов. Потом добавил: - По маме.
   - Зачем такие подробности?
   Всякий раз, оказываясь в сложных ситуациях, несмотря на некоторую пассивность, Суматохин становился очень чутким ко всему происходящему вокруг. Поэтому, когда Каштанов поведал ему о своем отношении к Борису Васильевичу, Суматохин тут же уловил некоторое потепление в его голосе. "А ты оказывается братец не так уж и грозен - каким хочешь показаться", - с тщательно скрываемым самодовольством подумал Суматохин. "И с тобой мы еще вполне можем поладить".
   - Ну что будем делать, Олег Никитович?
   - Я не знаю, чем я вам могу помочь?
   - Пожалуйста, не прикидывайтесь дураком. Вы далеко не дурак. Обмануть такого умного человека, как мой дядя - это еще надо суметь, это не каждый сможет.
   - Зачем же так? Почему обмануть?
   - А что разве не так?
   - Конечно, нет.
   - Ну, хорошо. Объясните мне, что случилось?
   - Конечно, я поступил как свинья. К сожалению, я не помню, сколько прошло времени с момента нашей последней встречи с Борисом Васильевичем, полмесяца, а может быть месяц.
   - Почти два месяца, - уточнил Каштанов.
   - Господи, какой кошмар - два месяца! Если бы вы знали, как мне стыдно. Честное слово я не знаю, что мне делать? - и Суматохин отвернул голову в сторону, чтобы не смотреть в глаза собеседнику.
   - Вы хотели объяснить, что произошло?
   - Я рассчитывал отдать большую часть тех денег, что брал у вашего дяди уже в этом месяце. Но произошло страшное. Норин папа тяжело заболел и понадобились деньги на его лечение, много денег. В результате мы с женой потратили почти все свои сбережения. Не поверите, но я очень переживал из-за всего этого. В страшном сне я не мог себе представить, что окажусь в такой ситуации. Я много думал: как мне быть? И я решил, чтобы не оправдываться, когда человек оправдывается, он всегда подпадает под подозрение, сразу накопить всю сумму, которую должен или на худой конец большую часть и принести Борису Васильевичу. Таким образом, мне было бы не так стыдно перед ним. И Борис Васильевич, я думаю, простил бы меня. Жаль, что получилось, что вы как бы первый нашли меня и поставили меня в такое положение. Такое положение, даже не знаю как его назвать, не честного человека что ли.
   - По-моему вы сами себя поставили в такое положение.
   - Да, вы правы. Но поверьте, если бы вы не появились сегодня, я бы самое большое недели через две, сам дал бы о себе знать Борису Васильевичу.
   - Эх, вашими бы устами...
   - Понимаю, мне трудно сейчас поверить. Но хотите верьте, хотите нет, можете спросить у моих друзей, все, что я когда-либо брал в долг, я всегда возвращал.
   - Очень надеюсь на это. Очень.
   - Можете передать Борису Васильевичу, что деньги ему я верну в самое ближайшее время. Конечно, все сразу не смогу, сами понимаете в связи с болезнью отца жены, мы оказались в затруднительной ситуации, но половину как минимум...
   - Кстати, что сейчас со здоровьем папы?
   - Какого папы?
   - Я имел виду здоровье вашего тестя.
   - А, сейчас ему значительно лучше. Самое страшное уже позади.
   - Прекрасно. Только я не очень понял: как вы хотите разрешить вопрос?
   - Просто передайте Борису Васильевичу от меня: во-первых, тысячу извинений, а во-вторых, что через неделю, максимум через две я привезу деньги.
   - Вы знаете: я может быть и последовал бы вашему совету, если бы не одно но, дело в том, что мне пришлось произвести расследование, чтобы найти вас. И неужели вы не догадываетесь, что занимаясь вашими поисками, мне удалось кое-что узнать о вашем характере, о том какой вы хитрый и нечистоплотный человек. И после всего этого вы думаете, я смогу вам верить.
   - Господи, какое расследование? - Суматохин изобразил на своем лице искреннее удивление.
   Ах, артист. Вы очень талантливый артист. В этом я убедился. А теперь слушайте о расследовании: Мало кто в наше время даёт деньги в долг без оформления соответствующих документов. К сожалению, мой добрый дядя принадлежит к этому малому числу людей, верящих в лучшие качества окружающих, чем вы ловко не преминули воспользоваться. Здесь, конечно, и дядя мой кое в чём виноват, когда держится за свой авторитет. Не то сейчас время, не то. А вы. Всё-таки ловко просчитали, что мой дядя из того типа людей, которые могут дать денег, не взяв расписки. Наверно, имеете опыт? Познакомились вы с моим дядей на банкете, на котором вы оказались совершенно случайно, там-то вы и умудрились как-то завязать ваши отношения. Потом выяснилось, что у вас имеются общие интересы, а точнее, страсть к классической музыке, и вы принялись иногда вместе посещать консерваторию, а после посещений долго и горячо обсуждали услышанное. Скорее всего вы не бум-бум в классике, нахватались специально по случаю верхушек, но роль свою сыграли отменно. Потом, спустя некоторое время, когда вы попросили у Бориса Васильевича пять тысяч долларов, якобы "для поправки дел", тот выдал их вам, не раздумывая, поскольку успел к этому времени проникнуться к вам самыми глубокими чувствами. А вы так жестоко провели его! Впрочем, вернёмся к расследованию. Когда вы пропали из поля зрения моего дяди, номер вашего сотового телефона был единственной ниточкой, по которой можно было вас отыскать. Но вы то как раз полагали, что все ниточки оборваны, ведь этот телефон вы купили у какого-то несчастного наркомана. Но я, представьте себе, умудрился найти этого наркомана. Как? Оказывается наши сотрудники милиции умеют неплохо работать, если их хорошо простимулировать. Мне потребовалось заплатить пятьсот долларов одному оперативнику, из того района, где была совершена кража телефона; после чего он собрал несколько наркоманов из этой округи, запер их в камере, и подразнив дозой сказал, что получат её только после того, как признаются или выдадут вора, укравшего тот телефон. Ребята решили не мучаться и выдали товарища. Этот товарищ продал вам телефон в кафе. Я нашёл это кафе. Барменша вспомнила вас по мной описанным приметам, но не могла назвать ни вашего имени, ни каких-либо иных важных данных, зато вспомнила, что с вами в тот день поздоровался некий автослесарь Костя. Я нашёл Костю. Костя сказал, что ремонтировал как-то вашу машину, но даже марки её не помнит. Он вообще мало, что о вас помнил. Я попросил его хорошенько подумать, и надо же, он выдал мне важную зацепку, он вспомнил, как вы общались с неким Макаровым, постоянным клиентом Кости, и как будто вы были с ним знакомы. Я встретился с Макаровым, пообщался с этим словоохотливым господином. Он мне сообщил, что работал некоторое время с вами в одном здании, вы соседствовали офисами. Вы перестали арендовать там помещение года два с лишним назад, Макаров годом позже. Я помчался в это здание, это был какой-то научно-исследовательский институт. Там, посулив женщинам секретарям, незначительную денежную награду, я вскоре получил некоторые документы с вашими паспортными данными, подписью, в общем, это был финиш. Кстати, мне пришлось израсходоваться на ваш поиск и деньгами и временем. Так что придётся прибавить к вашему долгу ещё семьсот долларов... Бедный дядя, он же ведь до конца не был уверен в вашей злонамеренности, предполагал, что с вами могло случиться что-нибудь экстраординарное. Что с ним будет, когда я ему расскажу о результатах расследования? Как видите, берегу я его.
   - Это какая-то ошибка, недоразумение. Я не хотел никого вводить в заблуждение. Мерзко конечно получилось. Сам не могу понять, как я мог забыть об этом важном деле, - оправдывался Суматохин.
   - Можете напрасно не оправдываться. На мое мнение о вас это уже никак не повлияет.
   - Но зачем же так?
   - Зачем? А как по вашему я должен к вам относиться. Любезничать с негодяями - это не по мне.
   "Как говорит, как говорит, - подумал Суматохин. - Как со сцены. Странная манера. Очень он многое о себе думает".
   - Не суди и не судимым будешь, - сказал вслух, в свое оправдание, Суматохин.
   - Только не надо о морали, о принципах. Нет у тебя, Суматохин, ничего святого, нет у тебя никаких принципов. Я тебя всего насквозь изучил. Что ты так на меня смотришь? Ударить хочешь? Давай, вперед, быстрее под суд пойдешь, быстрее тебя выведут на чистую воду.
   Этот резкий переход на "ты" вызвал в душе Суматохина бурю ненависти. Он с дикой отчаянной злобой посмотрел на Каштанова. Но его взгляд разбился об холодный, колючий, излучающий нечеловеческую силу взгляд серых глаз Каштанова. Суматохин нервно мотнул головой, вздрогнул и опустил голову, спрятав лицо в сложенные перед собой на столе руки.
   Это проявление слабости Суматохина окрылило Каштанова и он, встав со стула, прошелся по кухне к окну, с самым торжественным видом на лице. "Жаль, что дядя не может видеть, как я хорош в этот момент. Если бы он сейчас меня увидел, он бы гордился мной", - подумал Каштанов. С минуту постояв у окна, посмотрев в него без всякого смысла, он обернулся и подошел к Суматохину, взялся ладонью за его плечо и слега потрепал.
   - Вот так, Суматохин. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что ты весь в моих руках? Весь!
   Суматохин молчал, оставаясь в том же положении.
   - Что молчишь? Что поник головой? Довела жизнь? Нет - это не жизнь тебя довела: это ты сам доигрался. Красивой жизни захотелось? Что ж имеешь право. Только не за счет таких людей, как мой дядя. Запомни это. Такие люди обид не прощают.
   Каштанову доставляло удовольствие глумиться над Суматохиным, морально добивать его, но не потому что он был таким жестоким: просто такие люди как Суматохин в его системе ценностей занимали низшие места. Таких людей он определял как неправильных, бессмысленных, нарушающих гармонию жизни. Он считал, что такие люди способны только на то, чтобы повсюду сеять хаос, смуту, неурядицы, и не способны совершенно ни к чему созидательному. И таких людей, по его мнению, нужно или воспитывать или наказывать. Перевоспитать Суматохина было на его взгляд делом не реальным из-за его возраста. "Дожить до тридцати и не набраться ума - это тяжелый случай, очень тяжелый", - подумал Каштанов.
   - Что же мне с тобой делать? - произнес вслух Каштанов.
   Суматохин не реагировал.
   - Кстати, а жена твоя знает о твоих подвигах? Что молчишь?
   Суматохин по-прежнему никак не реагировал.
   - Молчи, молчи. А мне кажется, что ее тоже не мешало бы привлечь к обсуждению твоей проблемы. Все-таки не чужой человек. Может с ней мне быстрее удастся найти общий язык.
   Суматохин поднял голову, распрямил спину.
   - Не надо, - отрезал он.
   - Что значит не надо? - спросил Каштанов.
   - Я просто хотел сказать, что мы сами договоримся, без посторонних.
   - Вот так-то лучше.
   - Что вы хотите?
   - Сейчас объясню. Принеси лист бумаги и ручку.
   - Зачем?
   - В твоем положении лучше не задавать лишних вопросов.
   Суматохин вышел из кухни, потом вернулся, держа в одной руке тетрадный лист в клеточку, в другой шариковую ручку.
   - Что, лучше листа не нашел? - обратился к нему Каштанов.
   Суматохин пожал плечами.
   - Ладно, садись, - повелительно сказал Каштанов. - Сейчас будешь писать расписку. Суматохин задумался.
   - Начинай.И вот еще что: условия кредита изменились, из-за твоего поведения. Теперь будешь отдавать так: по тысяче долларов каждый месяц, первый взнос через неделю, каждый месяц будут набегать пять процентов, в случае же опоздания вместо пяти - двадцать процентов. По-моему шикарные условия, - и Каштанов немного посмеялся, видимо полагая, что его шутка удалась. - Вот кстати, тут написано все по пунктам.
   Каштанов достал из кармана рубашки листок, в котором условия были расписаны по пунктам, и протянул его Суматохину. Суматохин внимательно прочитал и долго продолжал еще смотреть в этот листок.
   - Что-то не нравиться? - ехидно спросил Каштанов.
   - Ну почему же... Есть конечно кое-какие моменты. Впрочем, если я весь в ваших так сказать руках - могу ли я возражать, - то ли спросил, то ли утвердил Суматохин. Он говорил это с таким серьезным, сосредоточенным, умным видом, что можно было подумать, что он собирается подписаться под выгодной сделкой, с которой имеет шанс что-то поиметь. Это насторожило Каштанова.
   - Хватит рассуждать, - сказал он. - Пиши.
   - Михаил, простите, забыл как вас по батюшке...
   - Не важно. Просто Михаил, - Каштанов начал нервничать.
   - Хорошо Миша, я бы хотел, чтобы вы меня выслушали. Вы умный человек, вы должны понять то, что я сейчас скажу.
   - Короче.
   - Постараюсь. Согласитесь, что для вас самое важное получить деньги, чем быстрее, тем лучше. Ведь так? Ну, ответьте же.
   - Ну, - зло ответил Каштанов.
   - И какая вам будет выгода с того, что, если вы поставив меня в невыносимые условия добьетесь лишь того, что я разорюсь вконец, и в итоге не смогу вернуть этот долг?
   - Что значит не сможешь вернуть? Я не понял, - Каштанов сжал кулаки и свирепо посмотрел Суматохину в глаза.
   - Успокойтесь. Это я гипотетически.
   - Не надо гипотетически.
   - Хорошо продолжаю. Я предлагаю следующее: составить договор таким образом, чтобы и мне было возможно расплатиться без больших потерь, и вы поскорее получили бы свое.
   - Не..., - Каштанов хотел прервать его, но Суматохин не дал ему этого сделать.
   - И потом: мы серьезные люди, и составляем важный документ, чуть ли не на туалетной бумаге. Это я к тому говорю, что у меня есть знакомый юрист-нотариус. Он и бумаги нам поможет составить и может быть посоветует что-нибудь дельное. А?
   Каштанов как-то незаметно для себя успокоился. Он с недоверием посмотрел на Суматохина. Тот ответно заискивающе с блеском надежды в глазах поглядел на Каштанова, как бы говоря: "Я понимаю, что я весь в твоих руках. И ничего не имею против этого. Я готов стать послушным. И если сделать вот так, то может быть можно будет мне сделать хоть самую маленькую скидочку".
   - Какой еще юрист? - недоверчивым голосом спросил Каштанов.
   - О, это хороший человек. Замечательный в своем роде.
   - Я представляю, какие среди твоих друзей могут быть замечательные люди.
   - О, это не совсем друг. Через этого человека я вел всю свою документацию по бизнесу. И он никогда меня не подводил, а сколько он дал дельных советов. Это просто неоценимый человек для нашего случая.
   - Считай, что я тебе поверил.
   - Вот и прекрасно, сейчас я свяжусь с ним, - и Суматохин направился из кухни к аппарату.
   - Возьмешь трубку, возвращайся сюда, - приказал Каштанов.
   - Не понял, - Суматохин остановился у выхода из кухни и с недоумением посмотрел на Каштанова.
   - Давай делай, что тебе говорят, и не смотри на меня так.
   Суматохин покорно выполнил требование Каштанова и вернувшись на кухню с трубкой сел на свое место. Он несколько раз набирал номер, пока на другом конце не ответили.
   - А, Володя, привет, как жив здоров, - начал он. - У меня кое-какие проблемы возникли, нужна твоя помощь.
   - Какие проблемы? - услышал Суматохин изумленный голос. - Это ты что ли Олег? Что случилось?
   - Все прекрасно. У меня сейчас один товарищ сидит. Можно сказать партнер по бизнесу. Я хотел, чтобы ты нам помог составить кое-какие бумаги.
   - Какие еще бумаги? Ты что, Олег?
   - Поможешь? Вот и прекрасно, я знал, что ты настоящий друг.
   - Олег, ты что, не можешь открыто говорить?
   - Ага, конечно, конечно.
   К счастью Суматохина голос его собеседника был слышен очень слабо и рядом сидящий Каштанов не мог разобрать. Что он говорит.
   - Спроси, во сколько он подъедет, - приказал Суматохину Каштанов.
   - Володь, во сколько сможешь приехать? - исполнил указание Суматохин.
   - Могу через час, если срочно - то быстрее, - ответили на другом конце.
   - Вот и хорошо. Значит через три-четыре часа. Договорились.
   И Суматохин нажал на кнопку отключения связи.
   - Почему так долго? - спросил недовольный Каштанов.
   - Он сейчас помогает заключать сделку одному своему клиенту и будет занят ближайшие два-три часа, - объяснил Суматохин.
   - Смотри, обманешь, тебе же хуже будет.
   - Какой смысл мне тебя обманывать? Если я весь в твоих руках, - Суматохин решил, что настало самое время переходить на "ты". - Да, вот еще что, у меня будет просьба, никому не говорить о наших делах. Особенно жене, знаешь у нее плохое здоровье, и если она все узнает, для нее это будет страшным ударом. И еще, ко мне сейчас должны приехать давнишние друзья, кстати, очень интересные, влиятельные личности, и перед ними мне также не хотелось падать в грязь лицом. Поэтому я думаю, лучше всего будет, если я тебя представлю, как своего партнера по бизнесу, ведь нам еще по любому придется ждать юриста четыре часа.
   - Твое счастье, что у меня есть эти свободные четыре часа. Ведь у меня каждый день расписан по часам на две недели вперед.
   - Что-то мы долго засиделись тут. Давай пройдем в комнату, там лучше всего будет дождаться юриста, - предложил Суматохин.
   - Его подкупила податливость Суматохина. К тому же он был уверен, что теперь тот никуда от него не денется; И ещё ему интересно было наблюдать за этим типом, хотелось, получше его изучить.

ГЛАВА 5

  
   Они вошли в комнату и Суматохин познакомил Каштанова с Ванилином и Леной. Ванилина Суматохин представил, естественно, под его собственным именем, как Ивана. При их знакомстве Каштанов невольно ухмыльнулся, поразившись внешнему виду Сырова. Каштанов уселся в кресло рядом с Элей, сидевшей в соседнем кресле. Он мысленно уже начал искать подходящую тему для разговора с ней, но Ванилин - Иван набросился на него с расспросами. Больше всего его интересовали музыкальные вкусы Каштанова.
   Суматохин решил воспользоваться моментом занятости Каштанова и потихоньку проскользнул в прихожую, взял трубку телефона и скрылся на кухне. Связавшись с Владимиром, он вкратце попытался объяснить ему ситуацию и попросил его, что если будет звонить снова, всячески подыгрывать ему и со всем соглашаться. В самом конце Суматохин спросил друга: не может ли тот выручить его деньгами, на что тот ответил, что сам находится в настоящее время в долгах. Суматохин вернулся в прихожую, положил трубку и почувствовав облегчение от того, что теперь хотя бы можно будет рассчитывать на Владимира, направился в комнату, откуда доносились оживленные споры между гостями. И только он начал входить в комнату, как за его спиной зашумел телефонный звонок. Ему не хотелось брать трубку. Но теперь, в данном положении, находясь ближе всех к телефону, ему ничего не оставалось делать, как принять звонок. Тем более ему казалось, что Каштанов внимательно будет наблюдать за ним. И Суматохин полагал, что ему следует вести себя очень осторожно, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Сохраняя видимое спокойствие в лице и движениях, Суматохин вернулся к аппарату.
   Звонил Тихомиров.
   Услышав голос Суматохина, он очень растерялся, начал заикаться, никак не мог толком объяснить, что он хочет.
   - Олег, ты дома?! - наконец собравшись, спросил удивленный Тихомиров.
   - Я дома, - спокойно, как будто в этом нет ничего странного, ответил Суматохин.
   - Но я думал, что ты едешь к нам.
   - Я ехал, но по дороге меня "перехватили", и мне пришлось вернуться домой.
   Тихомиров находился в очень взволнованном состоянии. Это было заметно по голосу. Но способность здраво мыслить Тихомиров еще не потерял и не мог понять, что скрывается за туманным "перехватили".
   - Как перехватили? - с нескрываемым удивлением в голосе спросил Тихомиров.
   - Это очень трудно объяснить, Миш...
   И Суматохин сначала очень путано, потом более ясно рассказал выдуманную по ходу разговора историю. Из которой следовало, что он по пути в офис встретил какого-то товарища, с которым случилась беда (какая он так толком и не смог объяснить), разумеется, без его помощи обойтись было никак нельзя и ему пришлось куда-то ехать. А так как, то место, куда он ездил было не далеко от его дома, то он решил забежать после решения проблемы домой. А дома как назло гости: нагрянули старые друзья, которых он не видел несколько лет и бросить их так резко он никак не может, да и они сами не хотят его отпускать.
   Только высказав этот вымученный, измученным от навалившихся в этот день хлопот сознанием монолог, Суматохин спросил:
   - Ну, как вы там? Еще держитесь?
   Эти вопросы со стороны Суматохина выглядели просто издевательскими. И Тихомиров, прежде чем ответить, перевел дух, чтобы успокоить нервы, которые находились в критическом состоянии.
   - Пока держимся, но силы наши на исходе, - ответил Тихомиров. - Сейчас баррикадируемся, вот.
   - Как баррикадируетесь? - настала пора занервничать Суматохина.
   - Так, не пускаем их. Еле вытолкали их из помещения. Они уже собирались начать опечатывать документацию. Я до сих пор удивляюсь героизму наших девчонок. Они, эти сволочи, пытались взломать дверь. Сейчас затишье. Эти гады пригрозили, что вызовут "маски-шоу". И Иринка пошла на переговоры - охмурять их до вашего приезда. Олег Никитович, если вы сейчас не приедете, я не представляю, что здесь может произойти. Вот. Слышите! Слышите!
   - Что? - не понимал Суматохин.
   - Слышите крик. Это кричит Иринка. Эти гады что-то хотят с ней сделать, если еще не сделали.
   Суматохин отчетливо услышал в трубке продолжительный женский визг.
   - Боже мой, - только и смог сказать Суматохин.
   - Олег Никитович, поскорее приезжайте. Вы же слышите сами, что здесь творится, - эти слова прозвучали уже как мольба.
   - Михаил, успокойся ради Бога, возьми себя в руки. Скажи, ты хотя бы знаешь фамилии этих кровопийц?
   - Савин и Коровин.
   - Хорошо. Я попробую связаться с бывшим начальником налоговой, я с ним был на дружеской ноге. Может быть, он сможет подействовать на этих отморозков.
   На самом деле Суматохин был едва знаком с бывшим начальником налоговой, просто, таким образом, он попытался вселить хоть каплю надежды в своих подчиненных.
   - Олег Никитович, сами поскорее приезжайте. Иначе я не знаю, что может произойти. Долго мы уже не продержимся.
   Хорошо, через час, через два буду.
   И Суматохин отключил связь. "Какой кошмар, я так сойду с ума, сколько это может продолжаться, надо отключить телефон. Иначе, если этот Тихомиров еще раз позвонит, у меня будет нервный срыв", - подумал Суматохин. Еще его беспокоила мысль об Ирине. Эта молодая девушка уже почти что год проработала в его фирме и к тому же у него с ней чуть-чуть не дошло дело до романа.
  

ГЛАВА 6

  
   За окнами уже стемнело. Мучаясь угрызениям совести и обдумывая варианты относительно благополучного решения своей судьбы, Суматохин курил один, запершись на кухне. Каштанов, Элеонора, Иван и Лена слушали музыку в комнате и обсуждали какие-то житейские проблемы. Суматохину было странно то, что Каштанов так органично влился в такой коллектив.
   Вскоре появились Полянский и Хватов. Суматохин открыл им, с каждым крепко обнялся и поцеловался, помог раздеться и повел знакомить с другими гостями. Когда они втроем вошли в комнату, Элеонора ворковала о чем-то с Каштановым; Суматохин смог понять лишь то, что она говорила о том, как ей нравится "индиго", намекая на хороший вкус гостя; а Сыров и Лена танцевали танец, похожий на ламбаду: она находилась к нему спиной, он держал ее за талию и таким образом они зигзагообразно передвигались по комнате, одновременно вращая тазами.
   - О, Дима, да ты сегодня не один, у нас тут артист, - прокомментировал увиденное Полянский.
   - Танец - это не мой жанр, - сказал Хватов.
   Ванилин и Лена наконец поняли, кто перед ними стоит, из-за чего несколько смутились, перестали танцевать и с робостью в движениях подошли к гостям, чтобы представиться. Каштанов и Элеонора встали со своих кресел, чтобы также поприветствовать гостей. В отличие от Ванилина и Лены они держали себя более хладнокровно, давая тем самым понять, что они равные по отношению к гостям. Суматохин представил Каштанова, как своего делового партнера, а Ванилина, как риэлтора. Мужчины пожали друг другу руки, а Хватов помимо этого еще принялся целовать руки женщинам: сначала Лене, потом Элеоноре, смачно с чувством. Полянский не последовал примеру товарища и просто пожал слегка руки женщинам.
   Только все начали оправляться от знакомства и перекидываться коротким, ничего не значащими фразами, подбираться к темам для разговоров, которые бы устроили всех, Суматохина осенила ужасная мысль о том, что посыльный с едой и напитками до сих пор не явился. "Ладно, я забыл, но Нора о чем думала? Как всегда рассчитывала, что я все решу. Чем же мне кормить теперь гостей?" - переживал Суматохин. В то время когда Суматохин волновался из-за того, что в очередной раз попал впросак, его супруга находилась в самом непринужденном состоянии и не придумала ничего лучше, как обсудить роль Хватова в последнем его кинофильме.
   - По-моему, это ваша лучшая роль, - сказала она.
   И после нее каждый поставил свой диагноз игре Хватова, кроме Лены, которая призналась, что не видела фильма.
   Хватова нисколько не смущало всесторонне внимание к собственной персоне, а наоборот, "заводило". Он выглядел очень жизнелюбивым и веселым. На каждый отзыв о его работе он старался отыграться каким-нибудь остроумным экспромтом. И неудивительно, что показав себя в общении во всей красоте, он тут же стал "любимчиком публики. И стал тем центром всеобщего внимания, через который обсуждались все последние слухи и новости из мира искусства и шоу-бизнеса. Только одному Суматохину было не до высокого искусства и он уже собирался идти в магазин. "Интересно, как на это посмотрит Каштанов? Ведь я весь в его руках. Не увидит ли он в этом какого-нибудь подвоха. Ведь он такой подозрительный", - думал он. И когда он обдумывал, как лучше сказать всем, что сесть за стол удастся не скоро, и что, скорее всего, ему придется пробежаться по магазинам, в дверь позвонили.
   После визита Каштанова Суматохин невольно вздрагивал после каждого звонка в дверь или от телефона. Так и сейчас, этот звонок в дверь привел его в замешательство и сковал его действия.
   - Ну, что стоишь? Иди, открывай, - обратился к нему Хватов. - Ты хозяин в доме или кто?
   - Какой-то странный он стал, - сказал Полянский, когда Суматохин ушел открывать.
   - Конечно, будешь странным - столько лет не виделись, и так внезапно встретились, - объяснил Хватов.
   Каштанов, стоявший в сторонке от остальных, ехидно ухмыльнулся этим рассуждениям.
   Вскоре Суматохин провел в комнату девушку-посыльную, которая привезла салаты, фрукты и напитки. Девушка тихо поздоровалась со всеми и подойдя к столу, принялась выставлять на него содержимое пакетов.
   - Вот, поскольку договорились мы о встрече довольно-таки спонтанно. Поэтому попрошу не осуждать меня за то, что решил вопрос сервировки стола таким вот экстремальным образом, - объяснил всем присутствующим Суматохин.
   - О чем ты говоришь, дружище. Мы же понимаем, что ты деловой и занятой человек. Я просто был уверен, что ты не пропадешь в этой жизни. Эх, ты, бродяга, - сказал Полянский, после чего взял обеими руками за плечи Суматохина и дружески потрепал. - Эх, сколько же времени прошло?
   - Ребята, если бы вы меня заранее предупредили, я бы честное слово организовал настоящий банкет, - сказал Суматохин, польщенный словами Полянского.
   - Перестань - главное, что мы снова вместе, как десять лет назад, - успокоил его Полянский.
   Пока Суматохин и Полянский обменивались любезностями, Хватов успел "положить глаз" на девушку-посыльную и начал оказывать ей всяческие знаки внимания.
   - Девушка, а как вас зовут? - начал он.
   - Юля, - спокойно ответила девушка, обернулась, и увидев кто с ней разговаривает, охнула.
   - Ой, а вы тот самый Дмитрий Хватов - который играл главную роль в фильме "Сумасшедшее лето". Ой, а вас я тоже видела по телевизору, - девушка имела в виду Полянского.
   - Тот самый. А это, тот самый воротила российского бизнеса - Кирилл Николаевич Полянский, лучший друг наших министров и вообще..., - Хватов запнулся, так как забыл мысль, которую хотел высказать.
   - Ладно тебе. Скажешь тоже - воротила. Я не воротила - я только учусь, - поправил друга Полянский.
   - Юля, если бы вы составили нам компанию, то сделали бы всех нас безмерно счастливыми. Пожалуйста, останьтесь с нами, - выдал неожиданно Хватов.
   - Мне очень неудобно.
   - Не бойтесь, здесь вас никто не обидит. Даю вам слово, - не отставал Хватов.
   - Не знаю.
   - Вижу, вижу, что вам хочется остаться.
   И Юля согласилась остаться.
   Она была одета в обыкновенный пуховик, в каких ходила большая часть нашего населения, довольствующаяся скоромным достатком. Несмотря на то, что уже было холодно, она пришла с непокрытой головой. Низкий рост, круглая аккуратная головка, длинные светлые воздушные волосы, очки в черной пластмассовой оправе - не самый актуальный тип для совершенной девушки.
   Все знали, что Дмитрий Хватов является знаменитым холостяком и поэтому отнеслись с пониманием к его домогательствам. Он, играя роль учтивого кавалера, проводил Юлию в прихожую и помог раздеться.
   Суматохин, Ванилин и Лена расставили посуду и бокалы. Элеонора отстранилась от этих хлопот, предпочитая им общество Каштанова, излучающего самоуверенность и самодовольство. Она все еще не могла простить мужу его неудачливости. Тем более когда в их доме собрались его друзья, у которых жизнь явно удалась, и ей невольно приходилось их сравнивать с мужем, не в пользу последнего.
   Так получилось, что все присутствующие на этом вечере непроизвольно разбились на пары по симпатиям. Полянский обсуждал с Суматохиным вопросы политики и бизнеса, к ним жались Ванилин и Лена, которые мало разговаривали и много смотрели - изучали известных гостей. Каштанов ухаживал за Элеонорой, Хватов за Юлией.
   Когда все наконец сели за стол, слово взял Дмитрий. Начал он с того, что вкратце рассказал историю с их клятвой, многое исказив и много наврав из чего сделал выводы:
   - Конечно, сейчас глядя на то время, когда прошло десять лет, это выглядит несколько смешно, как юношеский максимализм. Но мне кажется, что все это было не зря, ведь мы многого добились. Значит, чтобы мы не думали о клятве - мы ее исполнили и можем гордиться этим. Первый тост я хочу поднять за хозяина этого дома, нашего старинного друга - Олега. Который добился многого: у него есть свой бизнес, он смог занять достойную нишу в нашем обществе. И мы гордимся таким другом. Потому что ему было тяжелее, чем нам, потому что мы москвичи, а он приехал к нам из другого города и ему пришлось начинать с нуля. Олег, за тебя! До дна! - Хватов произнес тост стоя и во время последних слов поднял рюмку вверх.
   Таким образом, первые три тоста были посвящены виновникам торжества. От Хватова и Полянского исходили волны счастья, так они были довольны этой встречей, довольны тем, что их все уважают и любят. Глядя на них, Суматохин думал о том, что он мог бы быть также счастлив, как они, если бы не этот противный Каштанов, сидящий напротив него и жующий бутерброд с красной рыбой, и если бы не Тихомиров, ждущий его с минуты на минуту. "Пускай все течет само собой. Ведь не может же этот кошмар длиться вечно. Все когда-нибудь кончается и это кончится", - мысленно философствовал Суматохин. Тем не менее ему от этих рассуждений не становилось также весело, как друзьям, и он продолжал пребывать в состоянии ожидания очередного удара судьбы.
   Хватов, взявший на себя роль тамады, предложил сделать перерыв на танцы. И поставив компакт-диск с медленными мелодиями, увлек в центр комнаты Юлю. Юля была очень польщена вниманием к своей персоне и смотрела на него странным взглядом, который можно было перевести так: "Можешь не говорить лишних слов, можешь только намекнуть одним лишь взглядом и я исполню любое твое желание. Потому что в этот вечер я вся твоя". Каштанов и Элеонора также танцевали, оба кидали друг на друга недвусмысленные взгляды, причем так, что это было трудно не заметить со стороны, плюс еще ко всему Каштанов обнимавший Нору за талию и то и дело норовил опустить руку ниже допустимого приличием предела. Это все видел Суматохин, но не реагировал, потому что мысли его были заняты совсем другим, и место жены в системе его ценностей резко упало после того, как она раскрыла всю свою мещанскую сущность, после скандала из-за путевок. Он подумал о том, что вероятно остался бы безразличным, даже если бы стал свидетелем ее измены, и ему показалось, что он начинает презирать ее, как презирают близких людей, совершивших предательство. Ванилин и Лена являли собой самую оригинальную пару вечера. Помимо того, что их внешний вид резко контрастировал по отношению к другим, Ванилин еще вел себя вызывающе раскованно, почти все его движения и эмоции носили явно сексуальный подтекст, в то время как другие танцующие вели себя намного сдержаннее. Когда другие пары расходились, чтобы передохнуть, Ванилин ставил энергичную песню и начинал вместе с Леной выплясывать умопомрачительные па, с подбрасыванием, вывертами и прочими штучками.
   - Какой темперамент, - отметил Хватов.
   - Мачо, - с иронией заметил Полянский.
   Вечер протекал обычным образом, все садились за стол, ели, пили, пели, потом перерыв на танцы и перекур, и по новой. Суматохин уже заметно захмелел и становился все рассеяннее и смешнее. Ему в голову пришла дурацкая мысль напиться до такого состояния, чтобы он не мог ни за что отвечать. И ему вполне это было по силам, так как его организм позволял выпить очень много, но единственное, что тормозило его - это стыд перед Полянским и Хватовым. Этого он боялся больше всего. Он посмотрел на Каштанова, тот уже почти в открытую флиртовал с его женой: шептал ей что-то на ухо, строил взгляды. "Хорошая пара из них бы вышла", - подумал Суматохин. Каштанов начал уже переходить все границы дозволенного и позволил себе слегка прижать к себе Элеонору. Присутствующие в комнате свидетели стали бросать недоуменные взгляды. Даже видавший виды Ванилин неоодобрительно покачал головой. Конечно, все это вполне можно было бы счесть за невинную шутку, если бы не слишком серьезный вид Каштанова и его поведение. Элеонора кажется догадалась о том, что попала в неловкое положение и аккуратно освободилась от объятий кавалера и отошла в сторону.
   - Ой, что-то не важно себя чувствую, простите, - объяснила свое поведение она.
   - Что с вами случилось? - поинтересовался навязчивый Каштанов.
   - Кажется давление, - и Элеонора погрузилась в кресло.
   - Это образ жизни. Я, например, ничем, никогда не болею - железное здоровье, - похвастался Каштанов, присаживаясь недалеко от Элеоноры на край дивана.
   - Я вам завидую.
   - Зря.
   - Это почему?
   - Надо не завидовать, а правильно жить.
   - К этому тоже нужны наверное способности?
   - Не без этого. Если бы я мог знать вас получше, я бы вас с радостью обучил этой науке, и избавил вас от ненужных страданий.
   Другие гости стали свидетелями этого разговора. Послушав оригинальные мысли Каштанова, у них проснулось желание получше познакомиться с ним, и Хватов попросил его рассказать о себе.
   - Родился я в Москве, - начал Каштанов. - Родители - обыкновенные москвичи - служащие. В общем жили, как все. Потом поступил в академию. Потом окончил ее, разумеется с красным дипломом.
   - И по какому же профилю обучались, если не секрет? - перебил его Хватов.
   - По финансовому.
   - О, это очень актуально в наше время и наверное востребовано, - опять встрял Хватов.
   - В какой-то степени вы правы конечно, но не совсем. Знание, диплом - все это много дает, но не всем, - и Каштанов хитро посмотрел на окружающих его гостей. - Главное - характер. Если есть характер, то ты многого можешь добиться в этой жизни. Если нет, то тебя часто будут отодвигать другие.
   - Это точно, - согласился с ним Полянский.
   - Есть еще один не маловажный фактор - это воспитание. Во многом я обязан своему дяде. Это он сделал из меня человека, воспитал меня. У него не было своих детей и я заменил ему их. Если бы вы знали, что это за человек. На таких людях держится все. Кстати, сейчас я тружусь у него. Должность пока маленькая, и это было мое желание начать от низа. Потому что я человек целеустремленный, у которого большие цели в жизни: должен начать с нижних ступеней и потом уже плавно, планомерно шагать по ним до самого верха. Это лучше, чем однажды быстро прыгнуть вверх и потом с грохотом грохнуться о землю, - и Каштанов иронически поглядел на Суматохина. Суматохин сделал вид, что не понимает, о чем говорит Каштанов.
   - И какова же, интересно, последняя ступень? - полюбопытствовал Хватов.
   - Президент.
   - Компании? - решил уточнить Хватов.
   - Нет конечно.
   - России? - спросил Ванилин с поглупевшим, удивленным лицом.
   - Да.
   - Почему не земного шара? - решил пошутить Хватов.
   - Зря вы иронизируете. Я умею твердо стоять на земле и нахожусь в здравом рассудке. Вы не поверите. Я вам приведу один пример. Около пяти лет назад я взял себе правило записывать все свои планы в ежедневник, причем отмечать даты, в которые я должен завершить определенные дела. И каждый раз, покончив с каким-либо таким делом, я его зачеркиваю. И вот представьте себе, сколько времени прошло, и еще не разу не было случая, чтобы я не справился с каким-нибудь делом в срок. И это притом, что мой ежедневник иногда бывал расписан на три и более месяца подряд. Вот так.
   И Каштанов торжествующе посмотрел в глаза каждому гостю, как бы говоря своим взглядом: "ну что, поняли теперь, что я за птица!".
   "Интересно, а под какой датой стоит у него решение моего вопроса. Неужели на сегодняшнее число - тогда я пропал. Влип я конкретно", - пронеслось в голове Суматохина, и он почувствовал, как холод пробежал у него по коже.
   После этих откровений Каштанова сам Бог велел выпить, так сказать обмыть сказанное.
   Хватов, стоя, произнес тост:
   - Прошу минуточку внимания. Господа, так получилось, что в нашей компании невольно оказался очень достойный человек, которого мы просто не имеем права обойти вниманием и этого человека, так же как и большинство сидящих здесь, можно назвать человеком с большой буквы. За Михаила Анатольевича Каштанова.
   Все дружно осушили рюмки и бокалы, кроме непьющего Каштанова.
   - Вы знаете, у меня сейчас в голове промелькнула такая банальность, только вы не смейтесь, пожалуйста. Знаете, есть такая теория: деньги к деньгам и тому подобное. Так вот, относительно нашей ситуации можно сказать что: большие люди к большим людям также притягиваются.
   Присутствующие встретили эту мысль одобрительным, тактичным смехом. Даже Ванилин ради приличия улыбнулся, хотя ему было немного грустно от того, что за него вряд ли в этот вечер поднимут тост, как за большого человека.
   - А ты уже братец хорош, - сказал Хватов, имея в виду Полянского. - Совсем не изменился...
   После чего застолье потекло по обычному руслу.
  

ГЛАВА 7

  
   - А теперь! - объявил Ванилин и встав со стула постучал вилкой по бокалу.
   - Музыкальная пауза, - докончил Ванилин.
   Ванилин уже порядком захмелел и чествовал теперь себя с гостями как равный с равными. Несколькими неловкими движениями он поставил компакт-диск и врубил центр на всю громкость. Заиграла энергичная зарубежная мелодия. Ванилин задвигался, изображая нечто промежуточное между рэпом и русскими народными танцами. Лена скакала вокруг него козочкой. Суматохин решил немного расслабиться и присоединился к ним, подсказывая публике танец современных московских денди, завсегдатаев ночных клубов и дискотек, с резкими взмахами рук и крутыми поворотами таза, и обязательными выкриками типа: "Давай, давай". Хватову не хотелось отставать от них и он с криком "Асса", радостно возбужденный, подскочил к ним. Танцевать он умел только лезгинку. Спустя несколько песен они слились, смешались в единое целое, и казалось что уже ничто не может разлепить этот клубок извивающихся, обнимающихся рук, вздрагивающих тел и заплетающихся ног. Но отыграли звуки последней песни. Мужчины, окружившие Лену, ухали и закружили вокруг своих голов сорванные с вспотевших тел мокрые рубашки. Потом Хватов неожиданно упал на колени. Суматохин и Ванилин последовали его примеру. Лена завизжала от удовольствия и захлопала часто своими крошечными ладошками.
   - Вертолетики, - прокомментировал увиденное Полянский.
   - Что? Что? - спросил недоумевающий Каштанов, сидевший рядом.
   - Вертолетики - ну это когда..., - и Полянский вперемешку словами, жестами и кивками объяснил, что имел в виду круговые движения одеждой вокруг головы. - Вы разве никогда так не делали в молодости, во время танцев?
   Каштанов посмотрел в добрые, пьяные глаза Полянского, посмотрел на него как на сумасшедшего.
   - Нет, - ответил он.
   Каштанову было не до шуток. Он подошел к Суматохину, стоявшему посреди комнаты вместе с другими любителями энергичного танца и сказал ему:
   - Надо поговорить, - и кивком головы показал ему на выход из комнаты.
   Суматохин, Ванилин и Хватов переводили дух, тяжело дыша, как загнанные кони. Возбужденная Лена сновала между ними. Они то обнимались, то обменивались впечатлениями с помощью междометий и нецензурных слов. Суматохин отделился от них и направился к выходе из комнаты, но Ванилин поймал его за руку, вернул на место и повиснув у него на шее, прошептал ему на ухо:
   - Братан, братан, мы же с тобой, как братья. Скажи, да?
   - Конечно, конечно, - ответил Суматохин, освободился от его объятий и посмотрел в глаза другу с грустью, как будто говорил: "Ну, прощай, я может быть уже труп". Суматохин оглянулся. Каштанов стоял в дверном проеме, скрестив руки на груди и с нескрываемой злобой смотрел в его сторону.
   - Ладно, отдыхай Иван, мне надо поговорить с человеком, - сказал Суматохин и пошел.
   - Олежа, если что, ты только скажи, я за тебя любому глотку перегрызу, - кинул ему вслед Ванилин.
   Когда Суматохин и Каштанов подошли к кухне, Каштанов открыл дверь и схватив рукой Суматохина за шею с силой втолкнул его так, что тот влетел в кухню, едва не ударившись головой об батарею. Каштанов закрыл за собой дверь.
   - Ты с ума сошел?! Ты что делаешь?! - начал возмущаться Суматохин.
   - Садись, - приказал Каштанов.
   - Нет, я не пойму...
   - Я сказал садись! - рявкнул Каштанов.
   Суматохин сел на табуретку между кухонным столом и холодильником, Каштанов поднял табурет, стоявший с другой стороны стола, опустил его около Суматохина п тоже сел. Таким образом, Каштанов приблизился к Суматохину вплотную и они находились друг к другу лицом к лицу.
   - Сколько время? - обратился Каштанов к Суматохину, глядя тому в глаза.
   - У тебя же на руках часы. Трудно посмотреть?
   - Хватит притворяться дураком. Мне надоел этот ералаш. Прошло уже четыре с половиной часа, где твой адвокат? - заорал Каштанов.
   - Ты что на меня орешь?! - попытался также повысить голос Суматохин.
   - Что, я ору? Я могу, конечно, не орать, могу просто пойти и рассказать всем твоим друзьям, товарищам о твоих подвигах. Ты этого хочешь?!
   - О каких подвигах? - упавшим уже голосом пролепетал Суматохин.
   - Что, забыл уже? Я могу напомнить. О том, как ты кинул одного человека, а именно моего дядю. О том, как ты втерся к нему в доверие. Как ты ходил вместе с ним в консерваторию как разглагольствовал на темы о высоком искусстве. Как ты ему запудрил мозги сказками вроде той, что какое удивительное совпадение у вас вкусов в музыке и живописи. Кстати, должен признать, ты здорово подготовился: к своему великолепному удивлению я у тебя не обнаружил ни одной записи классической музыки, и картин на стенах я тоже не заметил. Это, конечно, надо было уметь хорошо подготовиться. Это, наверное, была целая операция. Ты хорошо тогда сыграл свою роль любителя искусства. И самое главное, как только нашел момент, когда можно было попросить денег? Причем как попросил? Попросил так, что мой несчастный дядя не удосужился на всякий случай заглянуть в твой паспорт. Ты оказался настоящим артистом-виртуозом: так войти в доверие к человеку, прошедшему огонь, воду и медные трубы. Как тебе история? Может и правда стоит предать ее огласке?
   - Господи, за что мне это все? - Суматохин чувствовал себя опять загнанным в угол, и не видел пока никаких вариантов выхода.
   - Хватить богохульствовать. Бери бумагу и ручку, - возвращаемся к первому варианту, - приказал Каштанов.
   - Нет, не надо. Только не это, - жалостливо попросил Суматохин.
   - Почему? Ты, что решил за нос меня водить? Я тебе дам - не надо!
   - Я сейчас пьян. А когда я пьян, я могу быть таким рассеянным. Я так могу себе смертный приговор подписать.
   - Сам виноват.
   - Сейчас я позвоню Владимиру и все улажу.
   - Ладно, даю тебе последний шанс.
   Суматохин сходил в прихожую за трубкой, набрал номер Владимира и замер в ожидании. К его счастью голос друга слышался слабо, так что находившийся рядом Каштанов не мог понять, что тот отвечает.
   - Ну и что же случилось с твоим адвокатом? - спросил Каштанов, когда Суматохин отключил связь. - Наверное по дороге ему пришлось принимать роды или его похитили инопланетяне? Угадал?
   Суматохин был хмур и серьезен.
   - То молчишь? Отвечай?
   - Какой смысл говорить, если ты мне не поверишь?
   - Все равно говори или мне придется принять меры.
   - Ну, хорошо. Погиб наш общий знакомый - Леня Овечкин. Володя вел и его дела, к тому же был его близким другом. Ему пришлось отложить текущие дела и ехать на опознание. Он до сих пор находится в шоке. Да и я, если честно, ошарашен этой новостью.
   Суматохин сделал скорбный вид и закрыл ладонями лицо. Каштанов счел, что проявлять гуманность в данную минуту к собеседнику не стоит, и надо продолжать добиваться от него выполнения его обязательств. Суматохину пришла в голову дерзкая мысль: от всего отказываться и постараться доказать, ведь он не оформлял кредит юридически. "А что, не исключено, что так оно на самом деле и есть", - предположил он. Но если бы он пошел по этому пути, тогда бы ему пришлось пережить моральные травмы, если бы Каштанов осуществил свои угрозы и начал разоблачать его, а возможны еще физические... Нет - пережить тяжесть собственного разоблачения Суматохин был еще не готов, поэтому отмел этот вариант.
   - Что будем делать? - спросил Каштанов.
   - А? - Суматохин сделал вид будто бы не расслышал вопрос.
   - Будешь писать расписку или нет?
   - Зачем расписка, сейчас Владимир должен подъехать.
   - Сейчас, это когда?
   - Через пару-тройку часов.
   - Так дело не пойдет. Надоел ты мне. Морочишь мне голову уже целый день. Пойду-ка я лучше расскажу почтенной публике о твоих подвигах - интересно будет посмотреть на их реакцию.
   - Подожди, перестань. У меня есть идея. Тебе должна понравиться - только выслушай.
   - Выкладывай - только поскорее - время ты у меня отнимаешь просто пропасть, - уже было вставший Каштанов снова сел.
   - Тебе точно понравиться. Давай сделаем так: сегодня или завтра я тебе даю тысячу долларов, после чего уже составляем новый договор, только без таких процентов. Подумай сам: по сроку я только не заплатил пятьсот баксов, а так я отдам тысячу. Дяде твоему это тоже понравится. Как тебе моя идея?
   - Ты что, меня за идиота принимаешь?
   - Нет.
   - Тогда скажи мне: где ты найдешь тысячу долларов, если ты не мог и половину этой суммы выплатить в срок? Ну, давай соври еще что-нибудь.
   - Зачем мне врать? У меня же есть знакомые, друзья. Так что найду, не волнуйся.
   - А как с ними потом будешь расплачиваться?
   - Это уже будут наши проблемы.
   - Допустим я соглашусь с этим вариантом, что тогда?
   - Тогда - приезжайте завтра вечером за деньгами и завтра же заключим новый договор.
   Каштанов задумался. Пока он думал, Суматохин успел поставить чайник на плиту и закурить сигарету.
   - Идея твоя мне понравилась, - начал Каштанов. - Только я решил внести в нее кое-какие поправки. Деньги ты отдашь мне сегодня! Сегодня! И сегодня же я хочу увидеть твоего адвоката, чтобы он оформил новое соглашение.
   - Но ведь уже поздно, - возразил Суматохин.
   - Или принимай мои условия или мне придется принять меры. Устал я от тебя уже. Решай быстрее, - и Каштанов нервно замотал головой, что было в общем то ему не свойственно, так как по жизни он был спокойным человеком.
   - Деваться мне некуда, ведь я весь в ваших руках. Будем искать.
   Суматохин даже улыбнулся. Каштанов же оставался серьезен.
   - Ну что ж, действуй. Время до полуночи у тебя еще есть, - сказал он, взглянув на часы.
   Суматохин не нашел что ответить и пошел посмотреть: закипел ли чайник. Каштанов тоже встал. И в это время раздался женский крик. Каштанов и Суматохин замерли на мгновение, переглянулись друг на друга, после чего оба бросились из кухни.
   Около двери ванной уже собрались некоторые гости. Полянский, Хватов и немного поодаль от них Юля. За дверью слышались ругательства и возня. Потом щелкнул замок, дверь отворилась и из ванной выбежала Лена закрывая своими крохотными ладошками заплаканное лицо. Суматохин первым заглянул в открытую дверь. Ванилин никак не мог напялить кожаные штаны, которые с трудом налезали на его широкие бедра. На его щеке краснел след от пощечины.
   - Я то думал она продвинутая. А она... Вот видишь, - Ванилин попытался объяснить то, что произошло, увидев Суматохина.
   - Ладно, одевайся, пойду попробую сгладить конфликт, - сказал ему Суматохин, а потом обратился к остальным: - Недоразумение вышло.
   После чего пошел искать Лену.
   - Каков поп таков и приход, - ехидно прокомментировал Каштанов.
   Суматохин нашел Лену на кухне. Она уже почти не плакала, только тихонько всхлипывала и немного вздрагивала. Она сидела в углу, рядом со входом. Кроме них никого на кухне не было. Суматохин немного походил взад вперед бессмысленно, потом присмотрелся к жертве своего приятеля. Она вытерла платочком мокрые щеки. "А она ничего. А я раньше считал, что у Ванилина со вкусом туго", - подумал Суматохин.
   - Может кофе, - предложил он.
   Лена согласилась, тем самым несколько удивив Суматохин. Тот полагал, что она еще не совсем оправилась после покушения Ванилина. Под рукой оказался очень кстати закипевший чайник. Суматохин быстро организовал две чашечки кофе. Вообще ему очень нравилось налаживать контакты с новыми людьми, проникать им в душу. От этого он испытывал громадное удовольствие. И вследствие этой черты его характера, он успел за свою недолгую еще жизнь завязать массу знакомств. От чего ему приходилось иногда испытывать различные неудобства: то кто-то внезапным звонком напоминал некстати о себе, то кто-то неожиданно находил его и начинал приставать с различными предложениями, кто-то более навязчивый просто доставал со своей дружбой. К числу последних Суматохин мог бы отнести Ванилина, если бы у него были друзья поважнее, посолиднее. Но Суматохин не выносил атмосферу одиночества и поэтому всегда нуждался в кружке хороших собеседников и компаньонов, с которыми можно было бы "качественно" убить время.
   Суматохин объяснил поведение Ванилина, как досадное недоразумение. Потом он высказал много нелицеприятных слов относительно приятеля, чтобы дать понять Лене, что сочувствует ей и намекая, что находится больше на ее стороне, нежели чем на стороне незадачливого казановы. Это заметно подняло настроение Лены. Продолжая непринужденную беседу, Суматохин вычислил инстинктом тот момент, когда можно будет уже обмолвиться и добрым словом в защиту друга. Тогда он перечислил несколько положительных качеств Ванилина, о которых тот и сам не подозревал. Он рассказал несколько сюжетов из их дружбы, в которых Ванилин представлялся исключительно положительным персонажем. В конце этого рассказа Суматохин тактично напомнил о том, что несмотря на все перечисленные заслуги своего друга, он думает о его последней выходке, как о безумии и досадном недоразумении. Лена повеселела, и они начали болтать на нейтральные темы: о сотовой связи, о ночных клубах, о Бритни Спирс. Они не заметили, как выпили несколько чашечек кофе и выходили из кухни оба довольные, поглядывающие друг на друга как будто за это время между ними что-то уже могло произойти.
  

ГЛАВА 8

  
   Но радость их оказалась недолгой, особенно радость Суматохина.
   Элеоноре видимо уже кто-то донес о подвиге Ванилина и она решила принять меры. Она пыталась выгнать упирающегося Ванилина. Они оба стояли в прихожей и ругались. Вернее ругалась Элеонора, а Ванилин громко отвечал.
   - Я сказала одевайся и убирайся! - требовала Элеонора.
   - Лер, ну будь человеком, ну с кем не бывает? - оправдывался Ванилин. Он держал в руках куртку, которую не хотел одевать.
   - Я кому сказала?
   - Лер, дай хоть с Олегом попрощаться, - просил Ванилин.
   В это время из кухни вышли Суматохин и Лена.
   - Норик, перестань, - обратился к жене Суматохин, подошел к ней и обнял за плечи. - Давай простим его, вот и Лена его уже простила. Скажи.
   И Суматохин успел подмигнуть Лене одним глазом, так чтобы не видела Элеонора.
   - Пускай останется, - сказала Лена.
   Элеонора с недовольной гримасой на лице резко освободилась от объятий мужа и отойдя в сторону процедила сквозь зубы:
   - Я бы не простила. Я бы кастрировала таких вот.
   - Я бы тоже, - решил поддержать ее Каштанов, стоявший скрестив руки на груди несколько поодаль от них у дверного проема, ведущего в комнату.
   Это неожиданное вмешательство Каштанова заставило участников конфликта невольно обернуться на него. Ванилин не понимал его кровожадности. Лене на самом деле было все равно и она повернулась в его сторону ради приличия.
   Суматохин догадывался о чувствах и мыслях Каштанова. А Эля не просто посмотрела в сторону Каштанова, а посмотрела особенно, как бы намекая: "Слава Богу, что здесь есть хоть один порядочный человек, который может меня понять и поддержать".
   - Ну, хватит вам ссориться. Подеритесь еще, - продолжал играть роль миротворца Суматохин.
   Но можно было уже не уговаривать, Элеонора уже исчерпала накопившийся запас агрессии и удалилась в комнату. Каштанов последовал за ней, не забыв перед этим бросить ехидную ухмылку в сторону Суматохина. Суматохин сделал вид, что ничего не заметил и не понял. Ванилин повесил куртку обратно на вешалку и они втроем вошли в комнату.
   Суматохин вспомнил о последнем уговоре с Каштановым. Надо было что-то делать, как-то действовать. Но как, он не мог сообразить. Времени у него сталось не очень много.
   Он мысленно просчитывал различные варианты, размышлял над ними, откидывал их в сторону и придумывал новые. Из знакомых ему никто не мог помочь, к такому выводу он пришел, вспомнив о том, что многим из них успел задолжать по мелочи, к тому же вряд ли бы у них нашелся кто-то, что мог найти или собрать нужную ему сумму. Единственное на кого можно было надеяться, так это на Гриба, которого, как назло, не было в Москве. Ему уже казалось, что у него нет никаких шансов, как его неожиданно осенила оригинальная идея. Идея заключалась в том, чтобы обратиться за помощью к Хватову, либо Полянскому.
   "А что, братцы кролики, вот я сейчас и проверю вашу кредитоспособность. Посмотрим, какие вы стали крутые?" - подумал он.
   Он понимал, что ему придется предстать перед ними уже скорее в роли неудачника, чем человека с большой буквы, но ему уже было, по большому счету, наплевать на это.
   Начать он решил с Хватова.
   Пока он соображал, среди собравшихся успели сложиться несколько партий. Первая состояла, из ставших почти неразлучными Каштанова и Элеоноры и рядом с ними расположившейся Лены. Первые двое что-то обсуждали, а последняя выступала в их компании в роли слушательницы. Вторая партия состояла из Полянского, Хватова и Юли. Хватов играл на гитаре известную песню и пел, Полянский обняв его одной рукой подпевал, а Юлия сидел несколько в стороне от них и заметно приуныла. Ванилин сидел один, отдельно от остальных, также как и Суматохин и перебирал кучу компакт-дисков.
   Суматохин дождался пока Хватов допоет песню, после чего предложил ему пойти с ним покурить на кухню. Хватов согласился.
   Хватов курил тонкие сигареты коричневого цвета. Это показалось Суматохину смешными, но ему пришлось сдержаться, так как разговор предстоял серьезный.
   - Дим, у меня к тебе дело. Хотя нет, скорее просьба, - начал он. - Ты не мог бы мне оказать помощь. Это, я думаю, для тебя не будет ничего стоить.
   - Не темни, - сказал Хватов.
   - Мне срочно нужна тысяча долларов.
   Хватов сразу погруснел и не отвечал.
   - Выручишь? - спросил Суматохин.
   Хватов выдержал паузу, прежде чем найти, что ответить.
   - Влетел? - вопросом на вопрос ответил он.
   - Вроде того, - туманно ответил Суматохин.
   - На много?
   - Тысяча меня бы вполне сегодня спасла.
   - Сегодня? - удивился Хватов.
   - Да, сегодня.
   Хватов опять задумался.
   - Эх, Олег, Олег. Если бы я мог, я бы обязательно помог. Понимаешь, мне не жалко, я и не был никогда жмотом. Ты же знаешь.
   - Тогда почему?
   - Долгий разговор.
   - А ты что спешишь?
   - Ты прав. Ты думаешь, у меня карманы ломятся от зелени? Нет.
   - Ну, ты же звезда нашего кино. Тебя же по телевизору крутят чуть ли не по пять раз на дню.
   - Ты думаешь так легко попасть в этот телевизор?
   - Ну, ты же попал.
   - Попал. Просто, если говорить на чистоту, нет у меня таких денег. Сейчас у меня в кармане три сотни баксов. И даже ими мне было бы с тобой трудно поделиться, потому что я сам по уши в долгах.
   - Как?
   - Вот так.
   - Значит, товарищ по несчастью.
   - Выходит что так.
   - Как же ты дошел до такой жизни?
   - Квартиру купил в кредит, в "Алых парусах". Теперь не знаю, отдам ли этот кредит. Что самое интересное, Олег, ты думаешь это была моя идея? Люди из наших кругов намекнули: Дима, если хочешь быть в эпицентре шоу-бизнеса, ты должен расти во всех направлениях.
   - Какие люди?
   - Так. Ты не знаешь. Это очень важные люди в шоу-бизнесе. От них фактически зависит судьба актера. Ты же, Олег, не глупый, понимаешь, что актер человек зависимый. И вот теперь приходится играть по их правилам. И имидж теперь видишь ли не позволяет мне жить в хрущобе на окраине.
   - Попал ты, Димон, - посочувствовал ему Суматохин.
   - Ничего прорвемся, - и улыбнулся.
   Суматохин понял, что промахнулся.
  

ГЛАВА 9

  
   Ванилин готовил очередной танцевальный нон-стоп, и все просили его пощадить их и не ставить больше энергичных громких песен... Больше всех негодовала Элеонора. Она не стеснялась в выражениях и несколько раз сказала все, что думает о Ванилине при всех, на что тот не обратил никакого внимания. Наконец Ванилин откопал из вороха компактов тот, который казался ему более соответствующим моменту.
   - Классные медляки от Гриба, - объявил он публике. Гриб занимался пиратским производством компакт-дисков и продавал их на Митинском рынке.
   Услышав слово "медляки" все успокоились и перевели дыхание.
   - Дамы приглашают кавалеров, - снова объявил Ванилин и стал ждать, когда кто-нибудь пригласит его, но его проигнорировали.
   Элеонора пригласила Каштанова, Лена Полянского. Между Хватовым и Юлией уже было не все та гладко, и Хватов теперь почему-то старался не замечать ее. Это заметил Суматохин и стал бояться, что Юлия пригласит его. Так и произошло.
   Суматохин умело скрыл свой страх добродушной улыбкой и фразой:
   - За какие заслуги?
   На что не получил ответа.
   - Юля почти на голову была ниже его. И Суматохин смотрел на нее свысока и улыбался.
   Когда Юлю уговорили остаться, Суматохин в общей суматохе договорился с ней, что расплатится с ней позже, а теперь он понимал, что сделать это, скорее всего, невозможно. Поэтому ему было стыдно и неловко перед этой девушкой.
   - Ты знаешь, я очень удивлен твоим поступком, - сказал Суматохин.
   - О чем вы? - не поняла Юля.
   - Как ты согласилась остаться провести с нами вечер? Надеюсь, тебе из-за этого не попадет от твоего начальства.
   - Нет. Я позвонила и предупредила.
   Суматохин хотел было спросить ее о том, не боится ли она поздно возвращаться домой, но во время остановился, так как понял, что тогда ему придется решать проблему с расплатой. "Главное, чтобы она оставалась у нас как можно дольше, а там все может быть как-нибудь решится само собой", - мысленно решил он.
   - Ты знаешь, а у тебя красивые глаза, - отважился на комплимент Суматохин.
   - Мужчины, наверное, всегда так говорят, когда хотят сделать комплимент некрасивой женщине, - парировала Юля.
   "А она оказывается умна", - сделал вывод Суматохин.
   - Может быть, но к тебе это не относится, - нашелся наконец он, как продолжить беседу.
   - Вы так говорите только ради приличия.
   - Совсем нет.
   Они протанцевали вместе еще пару песен, после чего Юля предложила Суматохину пойти покурить в подъезд и поговорить...
   Суматохин помог Юле сесть на подоконник и прикурил ей сигарету. В подъезде было тепло и они даже не накинули на себя теплой одежды.
   Юля начала рассказывать о своей жизни. Рассказала, что она учится в институте, денег не хватает катастрофически, родители присылают мало, поэтому приходится в свободное время развозить еду.
   Суматохин подумал, что девушка просто хочет выговориться.
   - Олег, а ты смог бы полюбить меня? - неожиданно спросила Юля.
   Суматохин не знал, что ответить. Он посмотрел на нее. Она была не худа, не толста, золотая середина. У нее была кругленькая головка, обыкновенный носик с несколько широкими крыльями, длинные светлые волосы. Суматохину больше всего нравились в ней необыкновенные выразительные глаза. Суматохин не ответил, поэтому Юля решила, перевести разговор в другое русло и сказала о том, что заметила, что у него какие-то неприятности.
   - Неприятностей у меня хватает, - подтвердил Суматохин.
   - Что, совсем тяжело? - спросила Юля.
   Суматохин не хотел ее отягощать своими проблемами, поэтому решил рассказать о себе.
   Он рассказал, что после армии приехал в Москву учиться, поступил в институт, в учебе больших успехов не достиг, полностью удалось закончить лишь первый курс. В Москве удалось обрасти кое-какими знакомыми, благодаря чему удалось задержаться в столице, проживая на съемных квартирах. Так было, пока он не женился на Элеоноре. Он рассказал о том, что сменил много видов заработка. В начале девяностых все кинулись в торговлю, он также начал торговать по мелочи, попробовал себя в роли челнока. Не так давно все оставшиеся деньги вложил в агентство, судьба которого теперь висит на волоске.
   - И ты знаешь, меня однажды как-то просто взяло такое зло, - продолжал он свой рассказ. - Это трудно понять, наверное. Я все колупаюсь со своим бизнесом, а кругом люди деньги поднимают без особых усилий, легко и красиво. Конечно, и я не был безгрешным, иногда тоже химичил по ерунде. Но все равно настал такой момент, когда мне надоело наблюдать, как другие процветают, а я прозябаю. А что нужно для того, чтобы процветать? Найти какого-нибудь лоха или лохов и поиметь с них. Во всяком случае, так я тогда рассуждал. И как нарочно подвернулся таки удобный случай. Встретил я одного важного дядю, который очень музыку любил. Ну, я и стал ему подыгрывать, завязал с ним знакомство, почитал книги по классической музыке, после чего мог с ним спокойно рассуждать о высоком искусстве, ходить вместе с ним по консерваториям. Не хватало ему родственной души, и я оказался очень кстати. Я знал, что он богат. Потом, не сразу конечно, потерпев до поры до времени, я попросил его помочь мне деньгами. Мне было очень страшно, но азарт был гораздо сильнее. Чтобы держать себя спокойно, я внушал себе, что это всего лишь игра. Сначала я даже не думал, что обязательно буду кидать этого человека. Я даже придумал план, как прокрутить эти деньги с максимальной выгодой и потом постепенно вернуть долг. Я даже отдал первый взнос, как и обещал, по потом деньги так быстро и незаметно рассосались на долги, на дело, так что я понял: вернуть их в ближайшее время никак не получится. На что я надеялся, сам не могу понять. Надеялся, что не сильно обедневший от моей дружбы дядя, со временем просто прекратит поиски? Возможно. Человек всегда надеется на лучший исход, даже когда ощущение надвигающейся гибели очень велико. Так и я неверное надеялся.
   - Так что, Юля, делай выводы. Теперь ты узнала, что я за человек. Видимо не суждено мне стать человеком с большой буквы. Так что не обижайся, что не ответил на твой вопрос. Ведь если все делать правильно, то это я, а не ты, должна ставить так вопрос: смогла бы ты полюбить такого, как я?
   Суматохин испытал сильное облегчение после того, как рассказал историю своей жизни, при этом ни разу не соврав. Он даже не боялся, что Юля потребует с него деньги. Он был уверен, что она этого не сделает.
   - А разве это так важно, быть человеком с большой буквы? - спросила Юля.
   - Для меня - нет. Хотя, если заглянуть в прошлое, то тогда для меня это, скорее всего, имело значение, - признался Суматохин. - но время меняет нас, меняет наши мысли, наши желания.
   - А каким ты представляешь свое завтра? - спросила Юля.
   - Завтра? Я думаю, что его у меня просто нет.
   - Почему?
   - Видно судьба у меня такая.
   - Но почему так получилось?
   - Потому что не те я ставил перед собой цели, ни к тому стремился. Много смотрел на других, хотел жить как все, те которые в чем-то преуспели и мало заглядывал в себя, мало обдумывал свои поступки.
   - Странно. Ведь ты же умный и понимаешь все причины своих ошибок, как ты умудрился дойти до такой жизни?
   - Хорошая мысль приходит поздно.
   Юля неожиданно положила руки Суматохину на плечи. Он все понял и крепко обняв ее, притянул к себе и нежно припал своими губами к ее губам. Этот глоток невинной любви для него был равносилен глотку воздуха. Ведь это было так необычно и потому так заманчиво: впасть в любовные чувства, когда где-то рядом ходит твой палач, готовый в любой момент изломать всю твою жизнь. "Может быть, я и не с большой буквы человек, но видимо все-таки чего-то стою, если такая девушка влюблена в меня, несмотря на все мои недостатки", - подумал Суматохин. Ему в этот момент казалось, что это совсем не флирт, а нечто большее. И у него возникло острое желание отдаться полностью, без остатка этому необъяснимому прекрасному чувству. Но разум невольно вернул его в чувство реальности, когда они поставили точку в этом их первом поцелуе, связавшим невидимой нитью их сердца. Он сразу вспомнил о всех, навалившихся на него разом проблемах и ему уже стало не до чувств.
   Они по заговорщицки хитро смотрели друг другу в глаза и улыбались. Суматохин думал о том, как ему помягче намекнуть Юле, что они выбрали не самое удачное время и место для выражения чувств друг к другу. В то же время ему было мучительно сложно все объяснить Юле, потому что он понимал, что как только он это сделает, то это необъяснимое состояние легкости и окрыленности, в котором он находился теперь, может покинуть его и потом неизвестно, как она отреагирует на его объяснения. В общем, душу Суматохина переполняли чувства, в то время как в его голове царил полный хаос, из-за чего он не мог правильно решить, как ему поступать дальше.
   Юля крепко обвила руками его шею. Он также держал ее в своих объятиях. Он так и не решил, каким образом вести себя дальше и думал о времени: сколько его у него осталось. И когда он пришел к выводу, что в запасе у него имеется приблизительно три-четыре часа, Юля склонилась к его голове и стала шептать ему на ухо. После того как она окончила, Суматохин покраснел лицом и не знал, что ответить. Юля нашептала ему, что хочет нечто большего и призналась, что он будет у нее первым.
   - Ты с ума сошла?! Ты же испортишь себе жизнь. Не забывай, что у меня пока еще есть жена, - начал возмущаться Суматохин. - И я не могу тебе ничего обещать. Понимаешь ты это?
   Но Юлю совсем не смутило поведение Суматохина, не разозлило то, что он неожиданно пошел на попятную. Она спокойно объяснила ему, что на самом деле для многих девушек невинность вовсе не является достоинством, а скорее обузой, и им приходится терпеть постоянные уколы от более востребованных подруг. Суматохин догадался, что Юля намекает на себя.
   - Ну, хорошо, допустим я соглашусь. Но как ты себе это представляешь? Нам же просто негде уединиться, - Суматохин попытался объяснить невозможность ее затеи.
   - Но ты же умный. Придумай что-нибудь, - Юля продолжала настаивать на своем.
   - Не знаю даже, что можно сделать.
   Суматохин подумал и решил, что возможен только один вариант - лифт. В таком необычном месте ему еще ни разу не приходилось заниматься такого рода делами. И поэтому представив себя в такой ситуации, он испытал сильное нервное и не только возбуждение. "Нет, все таки она прелесть!" - подумал он.
   Суматохин изложил план действий Юле. Она должна дождаться его в подъезде, пока он покажется в квартире. Это, по его словам, нужно было для того, чтобы гости ничего не заподозрили, так как они отсутствовали уже порядочно по времени. Он скажет, что пришел за сигаретами. Юля согласилась с этим планом.
   От предвкушения предстоящего удовольствия у Суматохина замирало сердце. "Пускай это может показаться глупым в моем положении. Но если посмотреть на это трезво, то по сути мне уже нечего терять. Так что надо брать земных радостей столько, сколько их дает судьба. Ведь истекают мои последние часы, а что будет потом я не знаю. И вообще, это ее идея, а не моя", - мысленно давал оправдание своим поступкам Суматохин. Вообще, находясь под впечатлением этой намечающейся близости в голове у него пронеслось немало нелепых мыслей, связанных с его будущим после осуществления этого дерзкого замысла. Так, он воображал, что если ему не удастся выкрутиться из этой передряги с долгами и с ним случится что-нибудь трагическое, то несмотря на это, у него, спустя какое-то время может родится сын (он думал что именно сын) и это будет означать, что он все таки не зря прожил на свете. С Элеонорой у него не было детей. Суматохин был очень суеверным человеком. И из одного из таких суеверий, в которые он верил с невероятным для цивилизованного человека фанатизмом, следовало, что не оставив на земле потомства, человек уже не мог рассчитывать на новое перевоплощение в будущем. А Суматохин очень хотел бы появиться в этом мире в будущем заново, чтобы прожить более осмысленную жизнь, наполненную успехами и достижениями больше чем неудачами и невзгодами. Эти мечты он тщательно скрывал от всех и никогда никому о них не рассказывал.
   Суматохин вернулся в квартиру. Он прошел в малую комнату, якобы за пачкой сигарет. Когда он проходил через прихожую и коридор, то заметил на кухне курящих Полянского, Хватова, Элеонору и не покидающего ее ни на минуту, некурящего Каштанова. Они молча поглядели на проходящего мимо Суматохина. Тот в ответ как бы слегка кивнул головой и сказал глазами: "Все нормально ребята. Продолжайте отдыхать. На меня не обращайте внимания". Проходя мимо большой главной комнаты Суматохин увидел там Лену, сидящей на диване и рядом с ней Ванилина. Они были заняты своими делами и не заметили его. Суматохин краем уха услышал, что Ванилин, кажется, просил прощения.
   "Все нормально - все идет по плану", - заключил Суматохин, оценив ситуацию, когда закрыл дверь за собой в малую комнату. На всякий случай, чтобы избежать ненужных подозрений, он достал из бара, находившегося в стенке, пачку сигарет. Он собрался выйти из комнаты, когда до него донеслись звуки телефонного звонка, заставившие его немного поволноваться, потому что вскоре они прекратились.
   Суматохин вышел из комнаты.
   - Тебя, - на его пути стояла Эля с трубкой в руке.
   - Кто? - спросил Суматохин.
   - Тихомиров твой любимый, кто же еще.
   - Скажи ему, что меня нет.
   - Я уже сказала, что сейчас передам тебе трубку.
   Эля общалась с ним несколько нервным тоном, чувствовалось, что она еще не простила ему его неудачливости.
   - А ты куда собрался? - спросила она.
   - Вот, сигареты кончились. Зашел, чтобы взять новую пачку. Хочу с человеком обговорить одно дело. На кухне итак тесно, поэтому мы лучше в подъезде, - объяснил Суматохин.
   - С каким еще человеком?
   - С девушкой-посыльной.
   - Какие у тебя могут быть с ней разговоры?
   - Я же не спрашиваю, какие у тебя могут быть разговоры с этим (Суматохин имел в виду Каштанова).
   - Тоже мне сравнил, - съязвила Эля и окинув мужа взглядом исполненным презрения вернулась на кухню.
   Суматохин поднес трубку к уху и услышал дыхание Тихомирова. Дыхание было тяжелым и глубоким. Как не хотелось Суматохину разговаривать со своим управляющим, деваться было некуда.
   - Алло, - сказал Суматохин.
   - Олег, что случилось, почему ты до сих пор не выехал?
   - Извини, Миш. Тут у нас тоже такое произошло. Когда ты последний раз позвонил, я собрался по быстрому, выскочил из квартиры, а потом. В общем, когда мчался по лестнице, споткнулся и сломал ногу. Такие вот брат дела. Сейчас только что ушел доктор - наш знакомый Саша Петренко, может знаешь его? Он сказал, что мне сейчас лучше лежать и не вставать. Так что видишь, причем не могу сейчас вам помочь.
   - Как же так получилось?
   - Вот так - спешил.
   - Что, неужели перелом?
   - Буду надеяться, что нет. Завтра поеду снимок делать.
   - Вот черт.
   - Сам, Миш, локти кусаю от бессилия.
   - Что же делать? - голос Тихомирова был не по мужски жалостлив.
   - Будем думать, Миш. Что-нибудь придумаем. Как вы там? Держитесь еще?
   - Олег, - Тихомиров сделал паузу. - Олег, мы на тебя надеялись как на бога. А ты? Как ты мог?
   У Тихомирова эмоции явно преобладали над разумом.
   - Миш, чем я могу помочь, если такой несчастный случай произошел? Я же не специально все-таки или ты мне не веришь? - сказал Суматохин.
   - Верю, - ответил не сразу Тихомиров.
   - Ладно, Миш, держитесь. Не железные же они, должны же они когда-нибудь уйти, - постарался немного подбодрить управляющего Суматохин.
   - По-моему, они этого не собираются делать, пока не добьются своего. Очень упрямые товарищи. Я еще вот почему звоню. Ты, Олег, сам представляешь - ситуация у нас критическая. А тут еще один из них ОМОН вызвал.
   - Какой ОМОН? - Суматохин отказывался верить своим ушам.
   - Обыкновенный, - спокойно ответил Тихомиров.
   - Миш, если можно по порядку, - попросил взволнованно Суматохин.
   - Эти, блин, я уже не знаю, как их назвать. Короче, начали они требовать, чтобы мы предъявили им всю документацию. Мы, естественно, под различными предлогами уворачивались, пока они не пошли на штурм и не полезли в ящики столов. Наши девчонки пытались оказать сопротивление. И Людка сцепилась с одним: он обозвал ее не хорошим словом. Этот гад порвал у нее край подола. А тут еще, как назло, Людкин Борька приехал, время-то уже много, задержались мы уже больше чем на два часа, и видит. Людка вцепилась в волосы этому гаду, а тот отбивается, хватает и ляпает ее за разные там места. Естественно Борис не смог сдержать себя и "поучил" его немножко. Вернее, конечно не немножко, а очень даже ощутимо. Этот гад даже сознание потерял, до сих пор не можем привести его в чувство. А второй убежал, но вслед успел крикнуть, что дескать ждите ОМОН. Вот так. Он побежал ОМОН вызывать, а мы скорую вызвали. Этот, мало того, что не может в себя придти, у него к тому же кровь из носа хлещет. Правда Борька нас успокаивает: говорит ничего страшного, до свадьбы заживет, - Тихомиров описал вкратце последние события, произошедшие в агентстве.
   Суматохин почувствовал, как холод пробежал у него по коже. Они теперь как бы поменялись местами. Тихомиров немного успокоился, перекинув свое волнение Суматохину, а тот наоборот, начал беспокоиться, уже яснее представляя, что творится в его родном агентстве.
   - Что же делать? - вялым, безжизненным голосом буркнул в трубку Суматохин.
   Тихомиров хмыкнул, прежде чем ответить: по его мнению, на этот вопрос давно уже должен был ответить сам Суматохин, ведь это же в первую очередь его фирма, его детище.
   - Олег, если бы я знал ответ на этот вопрос, я бы наверняка не звонил бы тебе, - с некоторым чувством превосходства в голосе, наконец ответил Тихомиров, видимо предположив, что его ответ был очень остроумен.
   - Конечно, конечно, Миш. Я понимаю - это, в первую очередь, моя вина. Конечно же, я должен сейчас находиться среди вас. А так очень сложно оценить ситуацию, чтобы дать правильный совет. Так что, Миш, прости конечно. Ты даже себе представить не можешь, как я себя паскудно чувствую из-за того, что не могу подействовать на ситуацию. Миш, я тебя очень прошу: придумайте что-нибудь, я верю в вас, и еще раз прости...
   Они попрощались и Суматохин с нескрываемым облегчением отключил связь.
   "Это наваждение какое-то. Какой-то злой рок. Почему-то судьба в один день обрушивает на меня удар за ударом. Так с ума можно сойти. К телефону уже стало страшно подходить. И с этим "вымогателем" еще надо разобраться (он имел в виду Каштанова). Просто какой-то черный день", - Суматохина переполняли отрицательные мысли и эмоции. Он даже не сразу вспомнил, куда направлялся. А вспомнив, ему подумалось, что то, чем он собирается сейчас заняться, верх глупости и безумия. Эта мысль заставила его еще больше предаться самотерзанию. Но так как Суматохин представлял собой натуру непостоянную, то он довольно скоро оправился от тяжелых мыслей. Немного погоревав и поразмыслив над свои печальным положением в обществе, он пришел к выводу, что положение его хоть и отчаянное, но рано или поздно все равно чем-нибудь да закончится, поэтому лучше не париться, а заняться "делом". И он, накинув куртку, вышел в подъезд. Пока Суматохин разговаривал по телефону, а потом еще приходил в себя, времени прошло прилично, и Юля думала, что он уже не вернется, но дождалась его.
   Они вошли в кабину лифта. Суматохин остановил лифт между седьмым и восьмым этажом. Условия конечно и ситуация были не очень подходящие, но Суматохин уже решился и готов был идти до конца. Он даже почувствовал необычный прилив сил от осознавания дерзости своего поступка. Это здорово заводило его и наверное Юлю. Суматохин начал подбирать удобное положение... И может быть все бы у них получилось, если бы не Каштанов, которому вдруг взбрело в голову, что Суматохин хочет убежать.
   Находясь на кухне, Каштанов краем глаза заметил, что Суматохин накидывает в прихожей куртку и выходит из квартиры. Ему показалось подозрительным то, что Суматохин стал постепенно пропадать из его поля зрения. Каштанов поинтересовался у Элеоноры:
   - Куда это он?
   - Курить, - ответила Элеонора.
   - Он так часто курит?
   - Не знаю, я же не слежу за ним.
   - Странно.
   - Что? - не поняла, что имел в виду Каштанов Элеонора.
   - Я о поведении вашего мужа, - пояснил Каштанов.
   - Ах, - Элеонора даже улыбнулась. - Если вы о поведении моего мужа, то в этом для меня уже давно нет ничего удивительного.
   - Что, неужели он настолько странный человек, что от него можно ожидать любого сюрприза?
   - Именно так.
   - И вы спокойно миритесь с тем, что можете от него получить в любой момент неизвестно что? - искренне удивлялся Каштанов.
   - Что поделать - видно такова наша доля бабья, - ответила Элеонора, пожав плечами.
   - Ну, зачем себя хоронить раньше срока.
   - Вам легко говорить, мужчинам - за вами всегда выбор. А нам остается только терпеть того, который достанется, если еще найдется такой, - пожаловалась Элеонора.
   - Что за глупости, вы рассуждаете, как какая-нибудь, я не знаю, как сказать даже... Но вы же такая, что я не думаю, что если что-нибудь случилось бы, вы остались одни. Я даже уверен в этом.
   - Скажете тоже.
   Между Каштановым и Элеонорой сразу возникла взаимная симпатия, и Каштанов даже не скрывал своих чувств.
   "Этот Суматохин. Он способен на все. От него можно ожидать все что угодно. Чем он сейчас занят? Что замышляет?" - Каштанов пытался поставить себя на его место. "Он загнан в угол. Это я его загнал. И теперь он тянет время. Для чего? Может быть... Может быть чтобы сделать ноги: незаметно, по-тихому. Глупо? Отчего же. Он должен, а отдавать может быть нечем. Что тогда остается делать?", - размышляя таким образом Каштанов пришел к выводу, что Суматохин находится в такой ситуации, что вполне мог решиться на любой отчаянный шаг.
   "Что же я сижу! Сколько я сейчас времени проболтал зря, а потом еще раздумывал?!" - Каштанов мысленно выругал себя и бросился по следам Суматохина.
   Полянский с Хватовым стали свидетелями того, как никому, ничего не сказав, Каштанов кинулся на выход, и недоуменно переглянулись.
   - Что-нибудь случилось? - высказал мысль вслух Полянский.
   - Олег? - предположил Хватов.
   И они направились за Каштановым.
   Каштанов выбежал на лестничную площадку, как он и предполагал, Суматохина нигде поблизости не оказалось. Он подбежал к дверям лифта, несколько раз нажал на кнопку вызова лифта. После чего ухом приложился к дверцам. Никаких характерных звуков, означавших движение кабины, он не услышал. "Черт, неужели не работает?" - выругался про себя и стукнул в отчаянии кулаком по дверце. Он как безумный заметался в отчаянии по лестничной клетке, не зная, что делать дальше, пока ему на глаза не попались квадратики с номерами этажей над дверцами лифта. Квадратик под номером 7 освещался изнутри лампочкой. Каштанов нажал еще несколько раз на кнопку вызова. Ничего в ряду квадратиков не изменилось. "Неужто застрял?" - предположил Каштанов. - "Хорошо бы. Тогда еще не все потеряно".
   Каштанов быстро спустился до седьмого этажа. Суматохин жил на десятом. Полянский и Хватов, когда выходили из квартиры успели лишь заметить мелькнувшую спину Каштанова, быстро удаляющегося по лестнице вниз и пошли также вниз. Непонятное поведение Каштанова несколько обеспокоило их.
   Подбежав к дверцам лифта на седьмом этаже, Каштанов часто заколотил кулаками по ним, после чего громко обратился к застрявшим: "Кто там есть? Суматохин - это ты?". Но ответа он не дождался. Из этого он сделал вывод, что застрял именно Суматохин. Он прислонился ухом к дверцам и ясно расслышал звуки, похожие на возню. "Надо открывать", - решил Каштанов. Он не мог успокоиться, не убедившись в том, что Суматохин находится поблизости.
   Подошли Полянский и Хватов.
   - Что случилось? - спросил Полянский.
   - Надо взламывать. Попробуйте найти какой-нибудь инструмент. Спросите у Эли. Нужно немедленно открывать, - сказал Каштанов, вместо того, чтобы толком объяснить происходящее. Причем он обращался к ним таким тоном, что можно было подумать, что произошло что-то страшное.
   Выслушав Каштанова, Полянский и Хватов простояли некоторое время, пребывая в недоумении. Пока Хватов не вспомнил о просьбе Олега, о том, что его друг находится в тяжелом положении. Это и непонятное поведение Каштанова наталкивало на страшные мысли.
   - Пошли скорее, - обратился Хватов к Полянскому и увлек его за собой наверх...
   Когда Суматохин услышал голос Каштанова, все его желание тут же пропало и он замер от страха. Он крепко прижал к себе Юлю, прошептав ей на ухо:
   - Тихо, не шевелись.
   Но Юле совсем не передался испуг Суматохина и она еще не могла отойти от нахлынувших на нее чувств, поэтому не очень понимала его слова. Она поправляла на себе одежду и продолжала говорить Суматохин бессмысленные нежные слова. Но Суматохин напрягся все телом, всеми органами и не слышал ее. Когда Каштанов перестал шуметь, Суматохин перевел дух и стал надеяться, что все обошлось. Но когда со стороны подъезда ясно стали доноситься новые голоса, и Суматохин понял, что Каштанов хочет при помощи его друзей силой вскрыть дверцы лифта, то для него стало очевидным, что тихо отсидеться в кабине лифта не удастся. Суматохин решил, что действовать нужно быстро, а поскольку в этот день он уже успел ни один раз попасть в разного рода сложные ситуации, требующие быстрых решений; то на этот раз мозг его сработал оперативно, за считанные секунды, выдав план действий.
   - Юля, если мы сейчас попадемся Каштанову, то мне конец. Это страшный человек. Надо бежать. У нас мало времени. Сейчас мы спустимся на первый этаж и быстро выбежим из подъезда...
   - Как выбежим? У меня куртка осталась у тебя в квартире.
   - Черт. Ах. Возьмешь мою. Она долларов триста стоит, не меньше. Так что не волнуйся.
   Суматохин поднял куртку, которую сложил в углу, отряхнул и помог одеть Юле.
   - Вот так, а ты ничего в ней смотришься, - сказал Суматохин. - Деньги у тебя на такси есть?
   - В куртке.
   - Блин. Посмотри в карманах куртки.
   Юля замешкалась, так как ей неловко было лазить в карманах чужой куртки. Суматохин понял ее и быстро сам осмотрел содержимое карманов. К великой собственной радости в одном из них он нашел помятую сотню.
   - Вот. Должно хватить. Все приготовься, спускаемся, - сказал Суматохин и посмотрел ей в глаза, как обычно смотрят в глаза человеку, с которым скоро придется проститься. Во взгляде Суматохина содержался вопрос: "Что же это за человечек?", с которым у него ничего не вышло, и сожаление. Во взгляде Юли читались одновременно боль расставания и надежда. Суматохин подумал, что если они простоят так еще немного, то Юля может заплакать.
   - Поехали, - сказал он и нажал на кнопку.
   Каштанов не сразу понял, что лифт пошел вниз. Когда лифт загрохотал, Каштанов мысленно обращался к Суматохину: "Я тебя все равно достану: живым или мертвым. Так и знай. Лишь бы только ты был там". Каштанов надеялся, что в лифте именно Суматохин, но старался отогнать от себя тот вариант, в котором Суматохин давно уже скрылся в неизвестном направлении. Поэтому для него было важно открыть лифт, чтобы убедиться, что Суматохин здесь, а не где-нибудь мчится на своем автомобиле и посмеивается над обведенным вокруг пальца Каштановым.
   Вскоре до Каштанова дошло, что непонятный шум, есть шум движения кабины лифта и выбросил все мысли и сосредоточился на происходящем. Квадратики с номерами этажей над входом в лифт были большей частью повреждены: где сожжены, где просто вырваны, варварски с корнем..., поэтому Каштанов мог лишь догадываться о направлении лифта. Лишь когда полупрозрачный квадратик с полустертой цифрой 3, чудом уцелевший в отличие от своих менее удачливых собратьев, замерцал слабым темно-оранжевым пучком света, таким что можно было ясно рассмотреть яркую ниточку накаливания, напоминающую о том, что жить ей осталось недолго, Каштанов понял, что лифт пошел вниз.
   Когда дверцы лифта распахнулись на первом этаже, Суматохин и Юля устремились к выходу из подъезда. Суматохин на бегу успел расслышать нарастающие звуки шагов и догадался, что это Каштанов бежит вниз, по его душу. Они выскочили из подъезда, Суматохин быстро оглянулся по сторонам и тут же принял решение бежать вправо, за угол дома, до него надо было сделать лишь несколько шагов, и так быстрее можно было скрыться из вида. Оббежав торец дома, они оказались во дворе, окруженном с трех сторон домами, а слева дорогой, посредине дома напротив находилась арка и Суматохин направился туда, увлекая за собой Юлю.
   Каштанов выбежал из подъезда, теряя в преследовании минуту-полторы. Он огляделся вокруг, мгновенно оценил обстановку и пришел к выводу, что может поймать беглецов, если они побежали за угол. Оббежав торец дома он заметил в арке дома напротив две мелькнувшие и тут же исчезнувшие спины. Падал густой снег и видимость была соответствующая, поэтому он не был уверен, что это был Суматохин, но все же рванул в ту сторону.
   Пробежав арку, беглецы выбежали к широкой дороге. Справа была остановка, у которой стоял троллейбус с открытыми дверями, в которые входил последний пассажир.
   - Быстрее, - быстро сообразил Суматохин и полетел к троллейбусу.
   Водитель троллейбуса заметил их и подождал, пока они запыхавшиеся, утомленные бегом, вскарабкались в полупустой троллейбус. Они встали у заднего стекла и переводя дыхание пытались выразить свои чувства междометиями:
   - Фу! Ух! Ах!
   Немного отдышавшись, Юля прижалась к Суматохину всем телом, положила голову ему на грудь и обняла его за талию.
   - Смотри, - Суматохин не дал ей до конца выразить сои чувства.
   Она повернула голову к стеклу. Около остановки метался Каштанов. Хотя троллейбус удалился порядочно, его не трудно было определить по фигуре и рубашке цвета индиго, в которой он смотрелся очень необычно на фоне падающего снега.
   - Господи, за что мне такое наказание, - сказал Суматохин.
   - Он опасен? - спросила Юля.
   - Очень, - ответил Суматохин.
   Доехав до перекрестка, троллейбус повернул направо и следующая остановка, по расчетам Суматохина, должна была находиться недалеко от его дома.
   - Все, пора прощаться, - сказал он.
   - Может поедешь со мной? - то ли спросила, то ли попросила Юля.
   - Нет. Это невозможно. Тем более сама видишь, - Суматохин имел в виду свой внешний вид. Из верхней одежды на нем была лишь рубашка.
   - Я отдам тебе куртку. Зачем мне чужая вещь?
   - Ты с ума сошла, даже не думай об этом.
   - Мы еще встретимся? - спросила Юля, при этом особенно многозначительно посмотрев в глаза Суматохина.
   - Обязательно. Хотя нет, я не знаю. Не хочу тебя обманывать. Моя судьба теперь от меня не зависит. Но мне бы очень хотелось этого, - после этих слов он хотел поцеловать ее в щеку и приготовиться к выходу, так как троллейбус уже подходил к остановке.
   - Как же мы тогда встретимся, у меня нет телефона, и твой я не знаю?
   - В куртке найдешь мою визитную карточку, - Суматохин спешил, так как двери уже раскрылись и стоянка троллейбуса уже заканчивалась. Он на прощание поцеловал ее в щеку и выскочил из троллейбуса, стараясь не оглядываться назад.
   Перейдя пешеходный переход, он вышел к своему дому. В душе его остался неприятный осадок от того, что он сказал неправду, вернее не знал точно правду или нет, так как сам никогда не знал точно, что находится в его карманах. Потом он вспомнил, что может столкнуться нос к носу с Каштановым и начал придумывать очередную небылицу для объяснений с ним.
  

ГЛАВА 10

   Уже в подъезде Суматохин встретил Хватова и Полянского. Хватов держал в руках монтировку, одолженную у соседей Суматохиных.
   - Ты где пропадал? - спросил Хватов.
   - Да вот, бегал за сигаретами в ларек, представляете вышел покурить с новой пачкой, закурил сигарету, стою, и тут бабуля с одиннадцатого спускается, божий одуванчик с мусорным ведром, ведро тяжело ей нести сил-то нет почти, да и на ногах еле-еле держится, ну я и взялся помочь ей ведро вывалить в мусоропровод, жалко старушку. Вот и вывалил, зацепил ведром край куртки и пачка вывалилась из кармана тоже в мусоропровод. Помог называется на свою беду. Вот я решил сбегать в ларек, не стрелять же, - рассказал Суматохин.
   - А где же куртка? - резонно заметил Полянский.
   - Куртка? Какая куртка? - не понял Суматохин.
   - Ты же сказал, что пачка выпала из куртки, - пояснил Полянский.
   - А, ты вот о чем, - Суматохин понял, что попал впросак; и неожиданно заулыбался, состроил смущенный вид, как будто его спросили о чем-то таком интимном, что принято держать в строгом секрете.
   - Ну, так что же все-таки с курткой? - Полянский все же решил выяснить, что же произошло с другом.
   - Парни, вы будете смеяться. Это такая история - просто криминал. Так что лучше не спрашивайте, ради Бога. И, пожалуйста, никому не говорите про куртку, а то если Норик узнает - мне крышка, - заинтриговал Суматохин.
   - Если хочешь, чтобы мы молчали, тогда ты нам сейчас все расскажешь, - сказал Полянский и взяв его за руку выше локтя, хотел повести его в дом. - Пойдем, в квартире теплее.
   - Мне кажется, здесь дело не обошлось без женщины, - предположил Хватов.
   - Нет, пацаны, не надо. Я вам здесь все объясню. Ты, Дим, угадал. А случилось вот что. В ларьке около нашего дома работает продавщицей Людка. Я уже давно привык у нее сигареты покупать. Девка она молодая, симпатичная, незамужняя. Ну а я дурак грешен, не мог не обратить на эти обстоятельства внимания. Нет, у меня с ней ничего не было. Просто получилось как-то, один раз сделаешь комплиментик, другой раз каламбур какой-нибудь выкинешь, естественно после этого стали общаться почти как друзья. Иногда уже сам не рад: подойдешь бывало пачку сигарет взять или еще какую-нибудь мелочь и начинается: то про погоду, то о здоровье, потом еще про политику; и короче пока с ней последний сериал не обсудишь, живым от нее не уйдешь. Вот и сейчас прибежал к ней, а она гляжу сидит у себя там в одном свитере, ежится от холода. А я понять не могу, спрашиваю: "Люд, ты что мерзнешь то?". А она мне и отвечает: "Радиатор - собака сломался, не работает". Я посмотрел она бедняга от холода уже зубами стучит. Ну не мог я просто как мужик смотреть спокойно на это, вот и одолжил ей до конца смены куртку. Такие вот, пацаны, дела.
   - Молодец, настоящий рыцарь, - съиронизировал Хватов.
   - А это что у тебя? - спросил Суматохин Хватова, глядя на монтировку в его руке.
   - Это мы собирались тебя спасать из лифта, - ответил тот.
   - Какого еще лифта? - прикинулся дурачком Суматохин.
   - Какого? На каком лифте ты ездишь. Когда ты пропал, твой, так называемый партнер по бизнесу поднял шум в подъезде. Мы выбежали с Кирюхой, а тот, что-то бесится, мечется перед лифтом, то ли на седьмом, то ли на восьмом этаже. Лифт застрял и он думал, что там ты. Я тогда испугался. Подумал, что с тобой что-нибудь случилось, тьфу-ты вернее не с тобой конечно, ведь из лифта никто не отвечает. А этот Каштанов кричит: "Бегите за инструментом". Я еще больше испугался за тебя. Потом, когда нашли мы инструмент у ваших соседей, спустились на тот этаж: Каштанов исчез, а лифт заработал, как ни в чем ни бывало. Мы еще больше удивились, ничего понять не можем: то один пропал, теперь еще Каштанов исчез. Ну, с тобой теперь все ясно: ты с Людкой своей болтал. А что было с лифтом и куда пропал этот Каштанов, я если честно так и не понял? - рассказал Дмитрий.
   Суматохин улыбнулся.
   - Что тут непонятного. Видимо какая-нибудь парочка из молодых решила остановить лифт для своих утех. Сейчас молодость пошла совсем без тормозов. А тут Миша ни с того ни с сего начал долбиться к ним, я имею в виду Каштанова. Те само собой испугались, замерли, растерялись, не отвечают. А потом, не будь дураками, резко спустились на первый этаж и побежали, чтобы избежать скандала и разоблачения. А что касается Миши Каштанова, то в чем-то ты, Дим, прав. Человек он очень не предсказуемый и очень странный. Так что если еще раз он выкинет что-нибудь этакое на ваших глазах, не удивляйтесь. Мы, я имею в виду помимо себя других знакомых ребят, пересекающихся с ним, уже ничему не удивляемся и мало того, я прямо признаюсь, что боимся за него. Человек то он необычный, есть у него, есть свои слабые места, особенно его эксцентричность - это что-то из ряда вон. Случается, что придешь с ним в какую-нибудь компанию, а он будет весь вечер сидеть дуться с таким видом, будто ты ему не друг вовсе, а пустое место, а хуже еще если вдруг наговорит что-нибудь на тебя при всех неприятного, как будто так и надо, а потом, через день, встретит тебя и начнет любезничать с тобой как будто ничего такого и не было между вами. Мы уже привыкли к этим выходкам - стараемся их не замечать. Что поделаешь: эксцентрик страшный, - Суматохин почувствовал, что заврался в этот день уже до такой степени, что дальше некуда, но ничего не мог с собой поделать, какой-то непонятный азарт распирал его и всякая новая, в считанные мгновения сочиняемая им чушь, тут же непроизвольно вылетала из его уст.
   - Мы заметили, - сказал Полянский.
   - А что правда, что он собирается стать президентом? - спросил Хватов.
   - Президентом. А, ну да, есть у него такой пунктик.
   - Эх, Олег, Олег. Сколько же мы не виделись, и как ты изменился. И люди вокруг тебя новые и странные, никогда бы раньше не подумал, что ты сможешь сойтись с такими людьми, - невольно упрекнул старого товарища Полянский.
   - Интересно, а в делах преуспел ли этот эксцентрик Каштанов? - не без иронии поинтересовался Хватов.
   - В делах ему просто нет равных. На дело он набрасывается зверем и пока с ним не покончит, не успокоится, - ответил Суматохин.
   - Да, он кажется что-то такое говорил. Значит не врет? А я думал заливает, - сказал Полянский.
   - Нет - это во всех отношениях честный человек, который не склонен ко лжи на физиологическом уровне. А если и скажет что-нибудь такое эдакое, то если только по недоразумению, - Суматохин был мастером морочить голову, таким образом, чтобы убедить слушателя в том, что он говорит о вполне серьезных вещах. И Полянский с Хватовым, казалось, вполне верили ему.
   - А вот и он сам! - с актерским пафосом воскликнул Хватов. - А мы уже думали - пропал с концами.
   Суматохин вздрогнув, обернулся. По лестнице поднимался мрачный Каштанов. Увидев Суматохина, которого он уже не предполагал увидеть, он изменился в лице вместо нервной мрачности оно перешло в состояние тихой изумленности. Он медленно приблизился к компании, недоверчиво вглядываясь, то на одного, то на другого, то на третьего из стоявших, потом встал около них. Возникла некоторая пауза.
   - Оказывается в лифте был не Олег, - сказал Хватов.
   - Как это? - не понял Каштанов.
   - Вот так. Это подростки забрались в него, а вы их вспугнули, - объяснил Хватов.
   - Точно? - решил удостовериться Каштанов.
   - Ну да, - после некоторого замешательства ответил Хватов, у которого сложилось снисходительное мнение о Каштанове после слов Суматохина, и он решил, что его необязательно посвящать во все детали и можно отвечать ему таким образом, чтобы поскорее от него отделаться.
   Каштанов еще раз оглядел компанию, как врач-психиатр осматривает партию вновь прибывших пациентов, которые, несмотря на то, что уже обречены, делают вид, что не понимают, что происходит.
   - Ладно, - сказал он, хитро улыбнулся и, засунув руки в карманы брюк, поднялся еще через один пролет и исчез в квартире.
   - Правда - эксцентрик, - заметил Хватов.
   - Пойдем тоже, - предложил Полянский. - А то Олег сейчас дуба даст.
   Суматохин действительно не мог еще отойти от холода и до сих пор то и дело поеживался.
  

ГЛАВА 11

  
   Каштанов, ни кого и ни чего не замечая вокруг себя, прошел в комнату, плюхнулся на диван. Его терзало смутное чувство. С одной стороны он был рад, что Суматохин нашелся, с другой он не мог понять, что же произошло и как он просчитался. Получалось, что он не совсем еще понял характер Суматохина, его суть. Каштанов привык строить жизненные планы и просчитывать свой каждый шаг в будущем таким образом, чтобы все планируемое им, как правило, осуществлялось так, как он себе это и представлял. В последнем же случае, когда подумал, что Суматохин убежал, он просчитался абсолютно. Это было для него досадно. Любой другой бы человек на его месте, скорее всего, давно бы уже забыл об этом недоразумении. Но Каштанов был очень непростым человеком, знал это и считал предметом для гордости. Он несколько раз мысленно прокрутил в голове свои последние действия и пришел к выводу, что действовал очень разумно. К тому же сделал пару заключений. Первое: "то, что Суматохин говорит, что в лифте был не он, а кто-то другой - не означает, что это правда". Второе: "для Суматохина очень важно его положение в обществе и признание. Именно из-за этого он вряд ли бы мог совершить побег". Каштанов любил раскладывать жизненные ситуации как математические уравнения, чтобы извлекать из них точные выводы и заключения. У него даже дома, в ящике письменного стола, хранилась особая тетрадь, на первой странице которой большими, ровно выведенными по линейке буквами было написано: "АНАЛИЗЫ, НАБЛЮДЕНИЯ, ВЫВОДЫ". В нее он заносил многие свои размышления. Вел он эти записи очень аккуратно, не спеша, предполагая издать все это лет эдак через пятнадцать-восемнадцать. Он был уверен, что это будет книга или же несколько томов, непременно в глянцевых толстых обложках, с хорошей бумагой и с иллюстрациями. То, что все это будет напечатано, он также не сомневался, потому что рассчитывал печатать за свой счет, ведь к тому времени он должен быть состоятельным солидным человеком. Он полагал, что его книга будет пользоваться спросом у читателя, потому что к тому моменту он станет лицом известным и тираж не должен быть ниже ста тысяч экземпляров.
   Анализируя поведение Суматохина, Каштанов вспомнил, как того называли несколько раз человеком с большой буквы. Это ему показалось очень смешно, и он невольно улыбнулся. Каштанов подумал о том, как для него было бы приятным разоблачить Суматохина на глазах у всей честной компании, но вскоре поймал себя на мысли, что это эмоции. Из чего тут же сделал вывод: "Великий человек должен уметь отличить правильную мысль от эмоции!". Эта мысль показалась ему гениальной, и он понял, что необходимо ее записать, пока не поздно. Блокнот его находился во внутреннем кармане куртки, которая висела в прихожей. Каштанов решил использовать салфетку, лежащую на столе и авторучку, любезно одолженную у Элеоноры.
   - Телефон? - спросила Элеонора.
   Каштанов сложил в несколько раз салфетку и убрал ее в нагрудный карман рубашки.
   - Нет, - спокойно ответил Каштанов, на его лице сияла благодушная улыбка, в этот момент он был очень доволен собой и не боялся показаться глупым.
   - Интересно.
   - Так, пустяк. Не обращайте внимания. Это я делаю себе заметку, чтобы не забыть. Знаете, что-то вроде того, когда женщины делают себе списки перед походом в магазин, - выкрутился Каштанов.
   - А, - сделала вид, что поняла его Элеонора.
   Когда она протягивала ему авторучку, то непроизвольно дотронулась рукой до рукава его рубашки.
   - Михаил, у вас рубашка мокрая, - сказала она.
   - Да, я выходил на улицу.
   - Давайте я вам дам рубашку мужа, а то заболеете еще.
   - Заболею? Вы слишком плохо меня знаете. Я никогда, ничем не болел и не собираюсь болеть. Болеют слабые, безвольные люди.
   - Но ведь все когда-нибудь да болеют?
   - К счастью не все.
   - Странно вы рассуждаете, Михаил. Я вот, например, совсем недавно гриппом переболела, что же получается, по-вашему я слабый и безвольный человек? - засомневалась в установках Каштанова Элеонора.
   Каштанов улыбнулся.
   - В главную очередь я имел в виду мужчин; женщинам же следует многое прощать. А что касается гриппа, то смею вас заверить, что если бы рядом с вами находился человек во всех отношениях правильный, то у вас не было бы никаких проблем ни со здоровьем, ни каких бы то ни было других.
   - Вы пугаете меня.
   - От чего же?
   - Михаил - вы маг?! Или как это сейчас называют, не могу вспомнить.
   Каштанов немного хитро посмеялся.
   - Между прочим, я совсем не верю в эту чепуху. Главная сила здесь, - и Каштанов несколько раз ткнул указательным пальцем правой руки над виском.
   - Михаил, вы, наверное, удивительный человек. Я очень рада, что у моего мужа есть такие друзья.
   Каштанов ничего не сказал в ответ, лишь хитро улыбнулся и лукаво посмотрел в глаза Элеоноры и вообще на нее. Теперь он вспомнил, кого она ему напоминала. Леди на фотографии, в иллюстрированном толстом журнале, которых было несметное количество в офисе его дяди. Эта леди в легком платье на снимке сидела на мягком диване, на фоне камина, в одной руке она держала чашечку кофе, в другой блюдце, голова ее была повернута влево, в сторону маленького мальчика. Которому она, по всей видимости, читала наставления и лицо ее отображало одновременно строгость, ум и нежность. Для Каштанова, эта картина являла собой образец семейного счастья. Поэтому, когда он смотрел на Элеонору, в его подсознании сразу же всплывал этот образ.
  

ГЛАВА 12

  
   В то время как Элеонора и Каштанов вели между собой задушевные беседы в комнате, а Ванилин и Лена забывшись в уголке, рассматривали семейные альбомы, Полянский, Хватов и Суматохин закрылись на кухне и вспоминали свое общее прошедшее. Вспоминали чаще курьезные случаи. Когда кто-то из них заканчивал свой очередной рассказ, все трое дружно покатывались со смеху. Только Полянский себя немного сдерживал, в то время как Суматохин с Хватовым в самые смешные моменты хватались за животы и их смех доносился даже до комнаты, где находились остальные. Особенно долго они не могли остановиться, когда вспомнили события десятилетней давности. Хватов согнулся пополам и затянул долгий гласный звук, означающий смех. Полянский смеялся обычно тише и скоромнее, как бы с оглядкой и лишь быстрые вздрагивания выдавали его искренние чувства. Суматохин смеялся особенно артистично, с чувством, выдавая звуки смеха, отличающиеся друг от друга по долготе и громкости, то сгибаясь, держась за живот; то распрямляя спину, сгибая колени. Своим поведением он не давал старым приятелям опомниться, и те, глядя на него, никак не могли остановиться. Таким образом, играя первую скрипку в этом веселом оркестре, Суматохин первый начал постепенно сбавлять обороты, пока не остановился совсем. Полянский и Хватов успокоились вслед за ним. После чего все трое закурили. Они стали обмениваться, то короткими, ничего не значащими репликами и фразами, нащупывая новую тему для разговора. Пока Полянский не озадачил Хватова вопросом о его личной жизни, попросив его рассказать о том, что же все-таки у него с актрисой Мухиной. В последнее время бульварные газеты неоднократно намекали, что между ними определенно развивается любовная интрига.
   - Мухина? Ты про нее спросил?! - странно отреагировал Хватов.
   - Про кого же еще. Все газеты пишут о вас, - сказал Полянский.
   - Пишут - они напишут. Вот что Кирилл - про Мухину лучше мне ничего не говори, я о ней даже слышать ничего не хочу, - Хватов даже замахал руками, как бы отмахиваясь от кого-то невидимого.
   - Не понял, - сказал Полянский.
   - Как же так. Ты же с ней снимался в постельной сцене. Ты так ее целовал. Я так завидовал, ты просто представить себе не можешь, - сказал Суматохин.
   - Эх, Олег, не забывай, что кино это великая иллюзия. А Мухина, я вам скажу по правде мужики, такая стерва. Такая... Ну, в общем вы поняли. А как актриса и говорить о ней нечего.
   - Как ничего? А как же ее тогда снимают? - удивился Суматохин.
   - Знаешь - кто ее мужик? - заинтриговал Хватов.
   - Кто? - спросил Суматохин.
   - Говори, - сказал Полянский.
   Хватов, выдержав для сущей интриги паузу, наконец ответил:
   - Галльский-Нестеренко.
   - Это который Владлен Моисеевич? - спросил Суматохин.
   - Он самый.
   - Значит он ее муж? - задал очередной глупый вопрос Суматохин.
   Хватов усмехнулся.
   - Знаешь, сколько у него таких жен? Вагон и маленькая тележка, - ответил он.
   - А я, между прочим, с ним пересекался - один раз, когда мы вели переговоры с его ассоциацией банков. Я, правда, в нашей делегации не играл большой роли, но имел возможность понаблюдать, так сказать. Так что могу сказать свое мнение о нем. Человек он серьезный, хватка у него железная, в общем сильная личность, - не без важности заметил Полянский.
   Суматохину, глядя на своих друзей, стало грустно, оттого, что он не смог достичь таких высот. Один вовсю вращается в светских кругах и купается в лучах славы. Другой поднялся уже до таких людей, что выше уже некуда. А он? Что он есть на этом свете? Кем он стал?
   - Ну, ты что старик загрустил? - обратился к Суматохину Полянский и, взяв его за руку выше локтя, дружески потрепал.
   Суматохин опомнился и неестественно улыбнулся.
   - Так, задумался просто, о своем, о девичьем, - сказал он.
   - Ничего. Все наладится и у тебя, вот увидишь. А если что, мы поможем. Точно, Димон, - и Полянский кивнул Хватову.
   Тот положительно кивнул головой.
   "Мы поможем. Он сказал: мы поможем, - быстро начал соображать Суматохин. - Может быть Димон уже все ему рассказал обо мне. Или? Или просто у меня на лице написано, что со мной явно что-то не все в порядке". Суматохин представил себя со стороны. Он стоял посреди кухни, пуговицы на его рубашке были расстегнуты и она не была заправлена в брюки. Прическа тоже наверняка оставляла желать лучшего. Суматохин ладонью провел по волосам. Как он и предполагал, они оказались в нескольких местах взъерошены и он подумал, что не мешало бы привести себя в порядок.
   - Я сейчас, - сказал он и направился к двери.
   Только он переступил порог кухни, как вслед ему донеслась мелодия звонка сотового телефона. Суматохин без труда угадал модную "Belle" и невольно обернулся. Это звонил телефон Хватова, зацепленный за ремень брюк он трепыхался, колыша полу пиджака. Хватов с присущим ему актерским мастерством тут же умело состроил немного испуганную и в то же время удивленную физиономию.
   - Черт, никак не могу привыкнуть к этому виброзвонку, - сказал он; снял телефон с ремня. - Алло.
   - А, Николай Никифорович, здравствуйте, - громко, хорошо поставленным голосом произнес он. При этом Хватов мгновенно сменил расслабленное состояние на крайне суетливое и нервозное. Он спешно заметался по кухне, ища глазами пепельницу, которая находилась у него под самым носом на столе, чтобы затушить недокуренную и до половины сигарету, при этом отвечая в трубку тем же хорошо поставленным голосом, но уже не так четко, а обрывисто, местами путаясь и заикаясь. - Да, Николай Никифорович. Конечно. То есть, конечно, нет, я хотел сказать. Сейчас. Сейчас, подождите минуточку. Я даже не знаю что... Что вы сказали?... Нет конечно, я прекрасно вас слышу.
   Хватов наконец нашел пепельницу и начал тушить сигарету. Рука и пальцы его дрожали, сигарета переломилась, но продолжала тлеть. Наконец он взял пальцами тлеющую часть и затушил ее, после чего направился к выходу, столкнувшись у двери с заинтригованным его поведением Суматохиным. Хватов покружил по коридору, не зная куда можно податься, чтобы оказаться одному. Он сначала было обратился к ванной и даже успел открыть дверь, но быстро передумал, предположив, что там можно будет потерять сигнал и не найдя ничего лучшего направился к малой комнате, куда не решился податься сразу из-за того, что не был еще знаком с ней, и не знал, как отнесутся хозяева к открытию этой комнаты. Хватов вошел, закрыл за собой дверь и оказавшись в темноте, попытался рукой найти выключатель. Суматохин, стоявший в коридоре ясно расслышал, как Хватов едва не упал споткнувшись о какой-то предмет, когда не найдя выключатель, решил пройти вглубь комнаты. Все это время, находясь в движении, Хватов продолжал разговаривать по телефону.
   Полянский подошел к Суматохину, замершему на месте и глядевшему на закрытую дверь малой комнаты.
   - Чумной, - прокомментировал поведение Хватова он.
   В ответ Суматохин промычал что-то бессвязное.
   - Интересно, что у него случилось: что-то хорошее или плохое. Такая секретность: можно подумать, что речь идет о государственной тайне, - поделился своими мыслями Полянский.
   - Какая-то важная новость и неожиданная, - сказал очевидное Суматохин, потом добавил. - Я думаю, что новость хорошая, все-таки.
   Суматохину представлялась жизнь Хватова, как и Полянского исключительно в светлых тонах, и он не мог себе представить их в ситуации, подобной той, в которую попал он.
   Суматохин уединился в ванной, чтобы привести свой внешний вид в порядок, потом надел новую рубашку в малой комнате, в которой уже не было Хватова. Выйдя из комнаты, он услышал восторженный голос Хватова, который делился с кем-то радостной новостью. Суматохин вошел на кухню. Полянский и Хватов стояли напротив друг друга. Полянский улыбался, а радостный Хватов открывал ему секрет его переговоров:
   - Ты представляешь Кирюха, я буду сниматься у самого Спилберга! Это просто фантастика! Я даже не мог мечтать об этом. Главная роль и вместе с кем? Как ты думаешь? Вместе с самим Чарли Шином и Элизабет Тейлор.
   Хватов сложил ладони перед собой и поднял голову вверх.
   - Господи, сегодня самый счастливый день в моей жизни, - произнес он.
   - Поздравляю, - сказал Полянский.
   - Эх, - воскликнул Хватов и, обняв Полянского за талию приподнял его несколько раз вверх. Потом, когда к ним приблизился Суматохин принялся обнимать и его. Потом, обняв обоих друзей разом, Хватов сказал:
   - На гонорар куплю всем подарков: близким, обязательно вам - друзьям. И банкет. Банкет обязательно. В самом лучшем ресторане Москвы персон на сто - не меньше. Обещаю. Эх, братцы, как я счастлив, если б вы знали.
   - А кто этот Николай Никифорович?
   - Продюсер? - спросил Полянский.
   - Это больше чем продюсер, это такой человек - не человек, а человечище. Большая фигура в нашем кинематографе. Если бы не он, наш многострадальный кинематограф давно бы приказал долго жить. Вот так. Представьте себе - есть такие еще люди, - ответил Хватов.
   - И он с самим Спилбергом дружит? - продолжал спрашивать Полянский.
   - Не только со Спилбергом! Но и!... впрочем, так и быть расскажу. Он сегодня вел переговоры с Джоном Тусом - помощником Спилберга. И вот результат, - поведал Хватов.
   - Может этот Тус, левый какой-нибудь? - предположил Полянский. - Ты то его хоть знаешь?
   - Знаю. Немного, но знаю. Пересекались несколько раз на Каннском фестивале и один раз как-то то ли на Венецианском, то ли на "Золотом глобусе" в Берлине, сейчас точно уже не вспомню.
   - Ну, это другое дело, - сказал Полянский. - А о чем фильм?
   - Забыл спросить. Так разволновался. Какое-то наваждение. До сих пор не могу в себя придти.
   Суматохин молча улыбался, тем самым как бы показывая, что он искренне рад за друга.
   - О чем фильм? - Хватов как бы не сразу понял вопрос, настолько он был захвачен эмоциями. - Ах, фильм. Кажется что-то о первых людях: каменный век, мамонты, ледниковый период, что-то в этом роде. Хотя я не верен. Никифорович что-то говорил о сюжете, но я большей частью, если честно, пропустил мимо ушей. Парни, если бы вы знали, какая это удача! Роль у самого Спилберга!
   - Пора. Димон, пора. Пора уже добраться до Голливуда. С твоим талантом в Голливуде ты не пропадешь, - наконец нашел слова для друга Суматохин.
   - Голливуд. Что такое Голливуд? - глубокомысленно произнес Хватов, подняв голову вверх и устремил взгляд как будто сквозь потолок в какие-то неведомые выси. - Голливуд - это сон. Это мечта. Покажите мне хотя бы одного, даже провинциального из провинциальнейших, заштатного актерчика, который бы не вздрогнул бы при произнесении этих магических звуков: Го-ли-вуд. Не найдете такого. Нет таких из нашей братии, кто бы не грезил об этом сладком сне. Сколько народу штурмовало этот бастион. Десятки тысяч или сотни, а может быть миллионы? Но покорить его удалось лишь единицам...
   Потом Хватов одумался, поняв, что не на площади выступает перед толпой и решил для приличия несколько сбавить обороты:
   - Конечно, знаю, ругают. И иногда справедливо. Я согласен. Не хватает иногда чувства меры по некоторым пунктам. Но все-таки, что касается критики, чаще всего, это играет банальная зависть и чувство национальной неполноценности.
   Хватов забыл уже, как всего лишь немногим более чем полгода назад, в одном из телеинтервью, неудачно скаламбурил на тему Голливуда, презрительно назвав его "Шарашкиной конторой грез". Будучи натурой творческой, оказавшись на самом пике вдохновения, он мог запросто выкидывать подобные вещи экспромтом.
   - Все ребята бывайте, - начал он неожиданно прощаться, обнимаясь с Полянским и Суматохиным.
   - Как, ты уже уходишь? - удивился Суматохин. Оглянувшись он увидел, что за дверью уже собрались зрители. Каштанов, скрестивший руки на груди, рядом с ним Элеонора и Ванилин, аккуратно обнимающий за плечо Лену.
   - Да, Олежа. Простите ребята. Но нужно ковать железо пока горячо, чтобы потом не было мучительно больно за потерянные по глупости минуты, - сказал Хватов.
   - Но сейчас уже поздно. Куда ты поедешь? - спросил Полянский.
   - Тус еще здесь. Я должен успеть поймать его. Он в номере вместе с Никифоровичем. И мне очень нужно увидеть их обоих, - объяснил Хватов и выйдя в прихожую начал одеваться.
   - Я тебя провожу, - сказал Суматохин. Он кинул взгляд на вешалку и понял, что куртки его на ней нет. Что было вполне естественно, ведь он фактически подарил ее Юле. Но главный фокус теперь заключался в том, чтобы сделать так, чтобы Элеонора, как можно дольше не замечала этой пропажи - так как это был подарок ее матери. Суматохин небрежно снял пуховик Ванилина и накинул его.
   - Возьму проводить человека до низу, - обратился он к Ванилину.
   - Нет проблем, - отозвался тот.
   Полянский также вызвался проводить друга. Хватов открыл дверь и попрощавшись со всеми вышел первым. Суматохин было нырнул следом за ним, но голос жены остановил его. Он замешкался, подумав сначала, что можно сделать вид, что не расслышал ее, но все же потом решил ответить ей.
   - Олег, а где твоя куртка? - крикнула вслед ему жена.
   Исчезнувший было за дверью Суматохин, снова возник в полуоткрытой двери не давая тем самым хода готовому выйти Полянскому.
   - Наверное под другой одеждой завалялась. Некогда искать. Дай мне друга спокойно проводить, - ответил Суматохин и снова быстро исчез...
  

ГЛАВА 13

  
   Попрощавшись на улице с Хватовым, Полянский и Суматохин вернулись в квартиру все время, как они поднимались по лестнице, Суматохин пытался найти в себе силы обратиться к Полянскому за помощью, но так и не нашел в себе таковых.
   Раздевшись, Полянский прошел в комнату, где собирались повторно садиться за стол. Суматохин хотел направиться следом за ним, но голос Каштанова из кухни остановил его:
   - Поверни-ка на минуточку сюда!
   - Олег, иди, иди сюда. Тебя одного ждем и Михаила позови, послышались голоса из - комнаты.
   - Сейчас приду. Подождите минуту, - крикнул им Суматохин и вошел в кухню.
   Каштанов стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди.
   По его виду Суматохин понял, что он настроен крайне агрессивно.
   - Ну, что скажешь? - обратился к приблизившемуся Суматохину Каштанов.
   - А что я должен сказать? - и Суматохин непонимающе посмотрел в глаза Каштанову.
   - Издеваешься?
   - Ты что?!
   - Ты что мне обещал? Забыл, о чем мы договаривались?
   - Я все помню, все помню прекрасно.
   - Что-то незаметно.
   - Почему?
   - Незаметно, что ты с кем-то договаривался. На что ты надеешься?
   Суматохин пожал плечами.
   - Господи. Это какой-то кошмар, наказание. Как мой дядя мог связаться с таким человеком, ума не приложу и к тому же еще дал себя обвести вокруг пальца. Кому? Этому... Я даже не знаю, как тебя назвать.
   Суматохин стоически молча терпел оскорбления, а Каштанов продолжал:
   - И все-таки мне интересно... Одно мне очень интересно. По какой формуле создаются такие люди, как ты. Вот бы узнать. Это же ведь сплошное недоразумение, ошибка природы, какая-то. Вот смотрю я на тебя, присматриваюсь и не перестаю удивляться: как можно так бездарно загубить свою жизнь, всю жизнь коту под хвост. И что самое страшное, что не один ты такой, а целое множество. И очень много от вас бедствий, очень. Все-таки надо бы вывести формулу Суматохина. Надо бы. А? Как ты сам думаешь?
   Каштанов даже немного улыбнулся, а Суматохин не нашелся, что ответить и все молчал.
   - Молчишь? Ну, молчи, молчи, - продолжал Каштанов. - Не хочешь со мной разговаривать, не надо. Тогда мне придется пообщаться с твоими друзьями и женой. С ними, надеюсь, мне быстрее удастся найти общий язык. Что они интересно подумают, когда узнают, что ты банкрот и мошенник? Отвернуться от тебя или наоборот - проникнутся жалостью? Интересный должен получиться эксперимент, согласись.
   - Не надо, - подал свой голос наконец Суматохин.
   - Как это не надо? Разве это деловой разговор: не надо.
   - Мы же договорились до двенадцати.
   - Договорились, согласен. Но что-то я не вижу с твоей стороны никаких действий, чтобы выполнить этот договор. Создается впечатление, что ты просто тянешь время и дурачишь меня. Но учти, со мной никакие фокусы не пройдут - я тебя насквозь вижу.
   - Я вовсе не тяну время, что за ерунда. Просто тут все наложилось одно на другое, поэтому пришлось немного отвлечься. А так, я обязательно все улажу, все решу, дай только время.
   - Кстати, время осталось у тебя не так уж и много, - Каштанов взглянул на часы на руке. - О, всего лишь два с лишим часа, да и дело идет к ночи. Не знаю, как ты справишься за такой срок? Хотя... Ты прав - мы договорились, и договор нужно выполнять с обеих сторон. А я в отличие от некоторых, привык держать свое слово. Ждать осталось недолго.
   Суматохин молча стоял, склонив голову и думал о том, как лучше выкрутиться из этой ситуации, как избавиться от этого Каштанова, который превратил его жизнь в кошмар. По сути, он даже не считал свой поступок со Шпагиным преступным и не видел за этим большой вины. Он еще раз, пока выслушивал речь Каштанова, мысленно рассудил себя и вынес себе оправдательный приговор: "Да кто он такой то, на самом-то деле этот твой Борис Васильевич Шпагин? Можно подумать, что святой? Никогда не поверю, что человек, ворочающий такими деньгами, поимел их честным путем. Сталкивался я со многими, так что знаю я вас, крохоборов, кровососов, стяжателей. Все вы делаете аккуратно, незаметно, с расчетом. А для чего вам деньги нужны? Для веса. Что вы без них - ничто, ноль. Потому что нет у вас души, ни капли. И в чем моя вина перед вами? Только в том, что я хочу жить не так, как вы, по другим правилам, жить красиво, насыщенно, свободно и сейчас! Не завтра, не в будущем, а сейчас! И вам это не дает покоя, ох как не дает. Вы же существуете совсем по другим меркам: у вас планы, дела, связи, встречи. И надо признаться, что победа, пока, за вашей партией".
   - Ноль - один, - нечаянно прорвалось вслух у Суматохина.
   - Что? - спросил недоумевающий Каштанов. - О чем ты?
   - Я. А! - опомнился Суматохин. - Это я о своем - о девичьем. Тьфу ты. Это я вспомнил о футболе. Сегодня же футбол. Вот и прорвалось.
   - Ты хоть помнишь, что я тебе сказал? - спросил Каштанов, измерив замешкавшегося Суматохина презрительным взглядом.
   - Само собой. Времени осталось мало, - ответил Суматохин.
   Каштанов продолжал смотреть на Суматохина, теперь не с презрением, а скорее с любопытством. Он как бы, тем самым, пытался лучше понять этого человека.
   - Ладно, пошли, зовут, - сказал Каштанов и первым вышел из кухни.
   Суматохин пошел следом за ним. Мысль о партии взбудоражила его разум и воображение. Он теперь вообразил свои действия относительно Шпагина, как намеренное нанесение ущерба противнику, во время военных действий. Ему даже стало несколько весело от таких размышлений и он криво, по злодейски, улыбнулся вслед Каштанову. Ведь теперь, следуя только что рожденной его разумом теории, тот являлся ему не больше не меньше чем враг: настоящий, такой, которого можно уничтожить по всем правилам. И это будет выглядеть также естественно, как лишение жизни вредного насекомого или грызуна. "А что, господин Каштанов, не предложить ли тебе поболтать по душам на балконе, а там хвать тебя за ножки и отправить тебя вперед, на встречу вечной жизни", - подумал Суматохин.
  

ГЛАВА 14

  
   - Сколько можно ждать? - Встретил их упреком, сидевший за столом Полянский. Ванилин, Элеонора и Лена также уже сидели и по их недовольным лицам было понятно, что они также измучились ждать.
   - Я, ребята, предупреждаю сразу: последний тост и домой, - сказал Полянский. - Время уже недетское.
   Каштанов и Полянский заняли свои места. Элеонора предложила выпить за здоровье. Выпив и закусив, собравшиеся решили обсудить невольно подкинутую тему здоровья. Первой высказалась Элеонора, отметив, что "в наше время просто беда со здоровьем". Полянский поддержал ее, заметив, что современные люди, особенно, что касается цивилизованной части человечества, практически поголовно вакцинировано, и если бы не эти достижения медицины, неизвестно кто бы из нас дожил бы до этого момента. Это замечание произвело глубокое впечатление на Элеонору и она громко охнула.
   - А я вот давно обратил внимание, чем меньше я обращаю внимания на здоровье, тем оно меньше меня беспокоит, - вставили свое слово Ванилин и хмыкнул в конце своего выступления, видимо посчитав свою речь остроумной.
   Элеонора повернулась к Ванилину, тот сидел рядом с ней, справа, и также хмыкнула, выразив тем самым свое презрительное отношение к Ванилину. После чего возникла пауза. Никто не знал, как лучше продолжить разговор. Лена в основном только кивала на слова других в знак согласия со сказанным, и не решалась высказать свое мнение, относительно обсуждаемой темы. Суматохину было не до здоровья. Каштанов же чуть покачивал телом взад-вперед, смотрел перед собой и хитро слегка улыбался. Элеонора заметила это боковым зрением. Каштанов сидел по левую руку от нее.
   - Михаил Анатольевич, интересно услышать ваше мнение, - обратилась она к нему.
   - Только ради вас, я выскажу свое мнение, - обратился в свою очередь к ней Каштанов. - Знаете, что меня больше всего удивляет? Меня больше всего удивляет, когда люди пьют за здоровье. Алкоголь и здоровье, на мой взгляд, - две совершенно несовместимые вещи. Если еще учесть какого качества у нас спиртное, развивать эту тему дальше считаю бессмысленным (Каштанов пил минералку). Так что таких абсурдных вещей, как тосты за здоровье, надо еще поискать. Впрочем, в нашей стране много чего такого можно найти. Вот молодой человек высказался о том, что лучший способ сохранить здоровье - не думать о нем. Отчасти он прав, но лишь отчасти. Потому что мало не думать об этом. Чтобы иметь крепкое здоровье, надо правильно построить свою жизнь, определить систему правил, которая направит вас на истинный путь. Тогда поверьте, у вас мыслей точно никогда не будет негативных, способствующих возникновению недугов. Так как следуя своим правилам уже как более пятнадцати лет, ни разу за это время не заболел какой-либо серьезной болезнью. И чувствую себя более чем превосходно.
   - Интересно, к чему это должен привести ваш, так называемый истинный путь? - спросил не без иронии Полянский.
   Каштанов задумался. Он совсем не скрывал, что обдумывает ответ и даже принял соответствующую позу: облокотился правой рукой о стол, положив в ладонь подбородок. По глазам его также не трудно было заметить, что весь он ушел внутрь себя и в данный момент ничего не видит вокруг все были очень заинтригованы его поведением. Полянский, правда, начал сомневаться в том, стоило ли ему задавать такой каверзный вопрос и вспомнил, что Суматохин предупреждал его о необычном характере Каштанова. Суматохин только лишь делал вид, что следит за происходящим, на самом же деле он думал только о своем, ясно ощущая, как в его голове тикают невидимые часы, отсчитывающие, безнадежно убегающее от него время. Остальные же замерли в ожидании любопытной полемики, которая вот-вот должна была разгореться у них на глазах, между двумя умными и значительными, по их мнению, людьми.
   - Ладно, расслабьтесь, Михаил Анатольевич. Признаюсь, не хотел вас ставить в затруднительное положение, и по правде говоря, сказал первое, что взбрело в голову. Так что давайте забудем про это... - внезапно сказал Полянский.
   - Что значит забудем? - не дал ему договорить Каштанов. Недовольный маневром Полянского он изменился в лице: глаза его расширились, на лбу появились складки, нижняя губа задрожала.
   - Почему я должен расслабляться - я вовсе не напрягался. И простите, что значит поставили в затруднительное положение? Что за каламбур какой-то. Затруднительные положения для себя сами создают никчемные люди, а я, простите, не из их категории. К тому же смею вас заверить, что я могу постоять за себя, - продолжил Каштанов с каждым новым словом, ослабляя понемногу свой агрессивный запал.
   - Простите, если что-то не так сказал, - сказал Полянский, а сам подумал: "И в самом деле, чудак. Скорее бы отвязаться от него, чтобы не испортить себе настроение".
   - Прощать вас не за что. Просто я вам сказал несколько замечаний для того, чтобы вы впредь были осведомлены о некоторых особенностях моего характера. А так как вы плохо меня знаете, если не сказать, что совсем не знаете, то обвинять вас я не имею никакого права в ваших заблуждениях относительной моей персоны. А что касается вашего вопроса насчет пути - это очень хороший вопрос, очень умный. И я считаю своим долгом найти на него ответ, чтобы выдать его вам, - продолжил Каштанов, уже совсем не горячась, в добродушно назидательной манере.
   Полянский хотел вставить свое слово, как-то ответить на его обращение, но решил не рисковать, дабы снова не попасть в капкан непонятных мыслей Каштанова.
   Каштанов понял, что Полянскому нечего ему ответить, как и остальным и ощутил себя полным хозяином положения. Это ощущение превосходства придало ему сил и окрылило его. Теперь он твердо был уверен, что какой бы он не выдал ответ: каких-либо нареканий вызвать не должен.
   - Вы задали, Кирилл Петрович, вопрос относительно того: куда должен привести истинный путь? Так, если я не ошибся? Продолжал гипнотизировать публику Каштанов.
   Полянский кивнул.
   - Так вот, попытаюсь вам объяснить. Только не подумайте, что я хочу заморочить вам голову. Легче всего, на моем месте следовало бы дать такой ответ, что истинный путь приводит к процветанию, славе, богатству. Но мой ответ не так прост. Понимаете в чем дело. Истинный путь у каждого свой. Каждый рисует его в своей голове по-своему. Каждый видит в нем исходную точку. Но не каждому удается в настоящей жизни пройти этот путь от первой до последней точки. И только тот, кто осуществит его и сможет пройти его до конца при жизни, тот и увидит, к чему привел его истинный путь. И я так думаю, что у каждого прошедшего этот путь, итог будет отличаться от остальных, - закончил Каштанов. Ему самому очень понравился этот необычный ход мысли и он очень сожалел, что не имел возможности, тут же на месте, занести это в свою особую тетрадь. Поэтому он решил постараться хорошенько запомнить это и дал себе установку через каждые полчаса повторять это.
   Слушая Каштанова, Полянский понял, что тот говорит очень цельно, осмысленно и весьма интересно строит свои мысли. Из чего он сделал вывод, что тот может быть вовсе и не дурак, а умнее всех их остальных вместе взятых. Он даже стал жалеть, что много выпил, из-за чего не может теперь толком вдуматься в постановку вопроса.
   Полянский забыл, что собирался уходить. Остальные, хоть ничего толком и не поняли из высказываний Каштанова, прониклись еще более глубоким чувством уважения к нему, после того, как его похвалил Полянский: фигура значительная в их глазах.
   - Обязательно нужно выпить за Михаила Анатольевича, - поддержала Полянского Элеонора.
   - Да-да, м-м, конечно, - выдал что-то нескладное, нечленораздельное Ванилин, но вспомнив что тот, за кого собираются выпивать имеет что-то враждебное против его друга, остановился. Деталий Ванилин не помнил, так как уже был изрядно пьян.
   - За Михаила Андреевича, - проявила солидарность Лена со всеми, перепутав отчество Каштанова. На что никто не обратил никого внимания.
   Только Суматохин оставался по-прежнему отстраненным, как внутренне так и внешне от происходящего. А когда до него дошло наконец в чем суть последнего шума, он еще больше обозлился на Каштанова и зациклился на преступной мысли сбросить его с балкона.
   Полянский толкнул плечом в плечо Суматохина (они сидели рядом) и поднял рюмку:
   - Олег, ну что ты молчишь, за твоего же друга пьем. За Михаила Анатольевича Каштанова. За светлую голову.
   Вслед за тостом раздался одобрительный ропот, стихший лишь после того, как все разом осушили рюмки и принялись закусывать.
   Каштанов, порицавший несколько минут назад присутствующих за выпивание за здоровье, считая это абсурдом; не видел ничего абсурдного в том, что пьют за его персону уже не в первый раз, причем не считал это тщеславием. Ему это все казалось закономерным результатом выполнения его жизненной программы, преследующей максималистические цели. То, что незнакомые ему люди не скрывают почитательных чувств придало ему еще лишний раз уверенности в правильности действий и он дал немножко волю эмоциям. Сам не пьющий и не чокающийся до этого, он с нескрываемой радость, чокался со всеми остальными бокалом, наполненным минеральной водой. Эта перемена в его поведении не осталась не замеченной. Когда Ванилин задумал очередную музыкальную разминку и включил музыку, Каштанова стали приглашать присоединиться ко всем.
   - Нет, извините, но я только медленные танцы с девушками умею, - отпирался Каштанов. Ванилин поставил быструю популярную мелодию.
   - Ну, Михаил Анатольевич, пожалуйста, - просили его.
   Элеонора и Лена подошли к нему с разных сторон и взяв его за руки потянули к себе.
   - Михаил, женщины все-таки просят, - обратился к нему Полянский, сам до этого манкировавший танцами, показывая ему своим примером, что пора бы уже перестать быть таким скованным. Он стоял посреди комнаты и энергично переминался с ноги на ногу, размахивая руками, как размахивают лыжники своими палками. Рядом с ним разминался Ванилин, постепенно набирая обороты.
   Наконец Каштанов не выдержал напора и сдался на милость просящим. Он встал со стула, немного отошел от стола, и стоя на месте, почти не двигая ногами, принялся раскачиваться туловищем, как маятником и руками пытался повторять движения Полянского. Он полагал, что действуя таким образом, он будет выглядеть не очень смешно. Впрочем, никто на него особенно внимания уже не обращал: все танцевали сами по себе, кроме Суматохина.
   Суматохин стоял около двери, прислонившись спиной к стене и мрачным взглядом наблюдал за весельем. Особенно раздражал его, естественно, Каштанов. Ему было непонятно, как этот неловкий, неуклюжий умник может повелевать им, омрачать его праздник жизни. "Сейчас я тебе покажу, кто в доме хозяин", - решил про себя Суматохин и устремился танцевать со всеми. Он выделывал немыслимые пируэты и причудливые энергичные движения, как заправский танцор, плюс еще ко всему, он успел составить пару Эле и Лене, причем успел покрутить каждую из них так резко и стремительно, что они обе под конец песни с трудом переводили дыхание, словно загнанные лошади. И когда прозвучали последние звуки песни, Суматохин забивший уже место в центре комнаты, сделал полный круг на одной ноге и, упав на одно колено, воздел руки вверх и закинул голову назад. Очумевшая от увиденного публика взорвалась рукоплесканием, даже Каштанов, пребывающий в замешательстве, отметился жидкими аплодисментами. Из-за шума никто не услышал, как начал долбить в стену шваброй сосед.
   - Браво, дружище, - похвалил Суматохина Полянский.
   - Олежик, ты чудо! - кричал Ванилин.
   - Вот это да! - воскликнула Елена.
   Элеонора аплодировала со всеми за компанию и смотрела с нескрываемым удивлением на собственного мужа, не понимая, где он мог научиться такому, потому что она и не подозревала о ночной активной жизни мужа.
   Суматохин опустил руки, поклонился головою до пола и встал. "Теперь счет один-один", - подумал он.
   Народ потянулся на кухню для перекура и в комнате остались Суматохин и Каштанов. Суматохин подошел к столу, налил себе полный бокал минеральной воды и тут же выпил. Поставив пустой бокал на стол, он посмотрел на Каштанова. Тот ходил, находясь спиной к нему, заложив руки за спину, вдоль стенки и рассматривал то чайные сервизы, то книги в книжном отделении.
   - Миш, - окликнул Каштанова Суматохин.
   Каштанов обернулся, продолжая держать руки за спиной, прямо посмотрел на Суматохина, как бы говоря взглядом: "Я тебя слушаю".
   - Миш, у меня к тебе дело есть. Необычное. Ты не удивляйся, - начал Суматохин, пряча глаза: все-таки громадная самоуверенность Каштанова заставляла его смущаться, - я хотел бы с тобой обсудить одну вещь, как бы. Для этого нам надо пройти на балкон.
   Под конец своих слов Суматохин почувствовал, как его голос звучит все менее уверенно и в душе он презирал себя за эту слабость.
   - На балкон? - удивился Каштанов.
   - Да, - подтвердил Суматохин.
   - Интересно.
   Каштанову было не понятно поведение Суматохина, но он решил не ломать голову над тем, что мог тот задумать; так как создал общий вывод об этом человеке, как о совершенно пустом существе и в связи с этим анализировать ход его мыслей, на его взгляд, не имело никакого смысла.
   Суматохин понял, что Каштанов не сопротивляется, подойдя к двери балкона, открыл ее и жестом предложил первым войти гостю. Каштанов проследовал по указанному пути, и Суматохин было собрался юркнуть за ним, но голос Элеоноры остановил его:
   - Олег, я не могу понять, куда подевалась куртка? Ты нашел ее или нет?
   Она стояла перед входом в комнату.
   - Какая куртка? - повернулся к ней Суматохин, держась ладонью за голову, как будто показывая этим, что он хочет сделать нечто серьезное, а она отвлекает его всякой ерундой.
   - Какая куртка?! Ты что дурак что ли совсем?! Или прикидываешься? Куртка, в которой ты ходишь. Куртка, которую тебе подарила моя мама! Слышишь, моя мама! Куртка, за которую мои родители заплатили не больше не меньше, чем пятьсот с лишним долларов! Теперь ты понял наконец, о чем я с тобой разговариваю, - Элеонора едва не сорвалась на крик.
   - А, - сказал Суматохин и его лицо приобрело чрезвычайно задумчивый вид.
   Поняв, что муж не торопиться с ответом, Элеонора решила его поторопить.
   - Ну, что случилось, признавайся.
   - Куда в самом деле она могла деться? Ума не приложу, - сказал Суматохин.
   - Ты совсем дурак что ли?! - начала опять заводиться Элеонора.
   Каштанов пребывал один на холодном балконе уже некоторое время и Суматохин понимал, что ему нужно как можно скорее отвязаться от жены.
   - Я ее, кажется, забросил в шкаф, в маленькой комнате, - сказал он.
   - Я смотрела там.
   - Посмотри получше. Дай мне поговорить с человеком.
   И чтобы больше не слышать ее, он быстро юркнул за дверь и резко закрыл ее за собой.
   - Балкон был не застекленным, во многих местах завален снегом. Из предметов на балконе находились лишь низкая тумбочка с оторванной ручкой, пара лыж в углу и пара больших валенок, приютившихся между тумбочкой и стеной. Ветер обдувал лица Каштанова и Суматохина и засыпал их мелкими снежинками.
   Сначала план Суматохина состоял в следующем: сбросить Каштанова вниз, всем же преподнести это, как несчастный случай, к тому же он надеялся, что все остальные гости будут всячески покрывать его, так как среди них не было его врагов. Конечно, этот безумный план был крайне нелеп и все это надуманное, шитое белыми нитками алиби Суматохина рассыпалось только лишь при одном - учитывания существования мотива преступления. И Суматохин сам понял это: когда еще мог здраво взвешивать все за и против. Но еще там, за столом, когда Каштанов поражал публику своим блестящим умом, в голове Суматохина все смешалось и он уже не мог здраво мыслить. Рушащееся у него на глазах дело, непонимание жены и, в конце концов, следующий за ним по пятам злой рок в лице Каштанова. Это все, сильно сказалось на рассудке Суматохина, который он начал медленно, но верно терять. Одно желание, одна мысль кружилась в его несчастной голове: сбросить Каштанова с балкона. Он стал просто одержим этой сумасшедшей идеей. Сознание его, он сам, как бы раздвоились. Один Олег Суматохин танцевал со всеми, разговаривал с женой. Другой думал только о наказании Каштанова - это был маленький хладнокровный палач, который незаметно, как-то вдруг, поселился в душе Суматохина.
   Каштанов поеживался от холода и как-то пренебрежительно иронично глядел на Суматохина. Суматохин смотрел прямо в глаза Каштанова. Взгляд его был пуст.
   - Ну, и что мы будем здесь делать? - заговорил первым Каштанов.
   - Посмотри вниз. Видишь ту машину, - и Суматохин рукой указал место.
   Чтобы посмотреть место, на которое указывал Суматохин, нужно было немного нагнуться корпусом через перила, что Каштанов и сделал.
   "Давай действуй, такого удобного момента уже может не представиться", - требовал маленький палач.
   "Что же я делаю? Что со мной происходит?" - говорила другая половина, сохраняя остатки разума.
   В самую главную решающую минуту Суматохин заколебался.
   - Что там? - Каштанов принял прежнее положение и повернулся к Суматохину. - Ты что молчишь? Что с тобой?
   У Суматохина были сумасшедшие глаза.
   - Ты в порядке? - спросил Каштанов.
   Суматохин не реагировал.
   - Замерз что ли? - продолжал Каштанов.
   Суматохин вздрогнул и дернулся внезапно к перилам. Каштанов среагировал мгновенно, обхватил его туловище вместе с руками, чуть выше локтей. Суматохин цепко вцепился в железные перила. Он напрягся мышцами, стараясь вырваться. Каштанов сдавил его крепче и уперся одной ногой в бетонную перегородку для упора. Суматохин напрягся так сильно, что если бы он вырвался, то несомненно бы перелетели через перила. Но Каштанов оказался сильнее, и когда Суматохин отпустил пальцы, они оба, спружинив, отлетели к двери балкона. Та распахнулась от толчка и они приземлились на пол комнаты. Во время полета Суматохин разбил своей головой стекло. Звон разбитого стекла и глухой удар от падения двух здоровых мужчин, заставили всех сбежаться к месту происшествия.
   Каштанов сразу же отделился от Суматохина, поднялся и стал поправлять на себе одежду. В то время как Суматохин продолжал лежать на полу, закрывая ладонями лицо и глухо постанывая.
   - У него кровь! - вскликнула Эля.
   И в самом деле, все заметили на пальцах Суматохина кровь.
   Каштанов и Полянский быстро перенесли Суматохина на руках, на диван. Полянский успел немного проучиться в медицинском институте и кое-что понимал в этой области. Он обследовал рану друга и успокоил всех, сказав, что она не страшная. С помощью подручных средств он обработал рану, выстриг волосы в поврежденном месте и сделал перевязку.
   - Почему он молчит? - поинтересовалась Эля.
   - Легкое сотрясение мозга, я думаю, - предположил Полянский.
   - И в самом деле, Суматохин потихоньку начал подавать признаки жизни: он открыл глаза, помотал головой, тихо постанывал. Потом, ясно рассмотрев, что за ним наблюдают гости, спросил:
   - В чем дело? Что случилось?
   - Я же говорил сотрясение. Некоторая потеря памяти обычное дело при сотрясении, - сказал Полянский.
   Суматохин энергично заморгал глазами, он попытался напрячь память, чтобы вспомнить все, что случилось.
   - По-моему, он то ли выпил лишнего, то ли что-то у него в голове перемкнуло. Пригласил меня значит на балкон, и показывает мне вниз. Что именно, если честно, я так и не понял. Я посмотрел куда он показывает, потом обратился к нему, а он стоит и смотрит на меня глазами такими ненормальными. Я даже немного испугался. Потом он неожиданно рванул вдруг к перилам, чуть не сиганул вниз. Тут-то я с ним и схватился: он меня тянет туда - вниз, а я его обратно. Вот так мы и сцепились, пока он не расцепил руки. Я как назло момент не почувствовал и продолжал тянуть с силой, и мы влетели в дверь, - объяснил произошедшее Каштанов.
   - Михаил Анатольевич, вы же спасли моему дураку жизнь. Какой же вы замечательный, мужественный человек, - сказала Элеонора.
   Каштанов засмущался и слегка покраснел.
   - Ну, что вы, - сказал он.
   - Это что же значит? Погодите. Получается, что Олег хотел это самое..., - Полянский не мог и не хотел верить словам Каштанова.
   - Получается, что скорее всего так он и было, - догадался, что имел в виду Полянский, Каштанов.
   У Полянского было очень удивленное лицо.
   - Да вы не удивляйтесь так. Не обращайте внимания. Он в последнее время стал такой странный. Я уже ничему не удивляюсь. Каждый раз не знаешь, что от него ожидать в следующий раз, что он выкинет? - попробовала "успокоить" его Элеонора.
   - Странно. Сколько я знал Олега. Он всегда создавал впечатление очень рассудительного, трезвомыслящего человека. Эх, сколько времени прошло с тех пор. Да, время делает с нами порою страшные вещи, - поделился своими мыслями о друге Полянский.
   - Господи, за что мне это все? - сказала неожиданно Элеонора и, обратив голову вверх, закрыла ее ладонями, потом склонила и полушепотом, не показывая лица, проговорила: - Какой ужас! Какой стыд! Какой позор!
   После чего возникла трагическая пауза. Потом гости зашевелились. Полянский заерзал на краю кровати, где сидел около раненого. Он то опускал голову, придавая лицу прискорбный вид, то поднимал, пряча глаза. Ванилин стоял, обняв Лену и прижав ее к себе, переводил встревоженный взгляд то на Суматохина, то на его жену. Лена, положив голову на плечо Ванилина, грустно смотрела куда-то в сторону. Каштанов, скрестив руки на груди, ходил взад вперед от кровати Суматохина до стола и обратно с задумчивым видом. Он обдумывал: не настал ли тот момент, когда всем можно открыть правду.
   Неизвестно, сколь долго продолжалось бы это нервозное состояние, если бы Суматохин внезапно бы не прыснул громким заразительным смехом, заставив тем самым всех собравшихся обратить удивленные взоры на него.
   - Истерика?! - предположил Полянский.
   - Надо, наверное, вызвать неотложку, - сказала Элеонора.
   - Не надо никого вызывать, - заговорил Суматохин и положил свою ладонь на ладонь Полянского. - Я просто вспомнил, как мы с Мишей там... Ей Богу, как все по дурацки вышло. Что теперь можно черт знает что подумать обо всем этом.
   И Суматохин снова засмеялся. И тут же остановился, не дожидаясь, пока кто-нибудь задаст ему ненужный вопрос.
   - Я, значит, предложил Михаилу выйти вместе со мной на балкон. И Михаил сказал что-то такое смешное, к сожалению не запомнил, что именно. Кажется что-то такое, что я уже раньше слышал в каком-то анекдоте или еще где-то, и я, представьте себе, задумался так, что видимо настолько крепко, что вообще забыл, где нахожусь и зачем. И вот, пока я, видимо шевелил своими извилинами, не знаю сколько я пробыл в таком состоянии, Миша наверное подумал черт знает что. А я пришел в себя, когда он схватил меня как сумасшедший. Я этого совсем от него не ожидал и естественно начала сопротивляться. Сопротивляюсь, а сам не пойму, что же он хочет? Вот так, - рассказал Суматохин.
   Полянский и Ванилин приободрились, довольные тем, что их товарищ оказывается не так плох, как о нем уже успели подумать. Элеонора подозрительно прищурившись, всматривалась в глаза мужа, который на ее глазах, в несколько секунд, успел перевоплотиться из страдальца в жертву недоразумения. Только Каштанов не спешил поверить Суматохину.
   - Говоришь задумался? - начал он. - Допустим так. Но только на самый главный вопрос ты не ответил. Я, честно говоря, так и не понял, с какой целью ты пригласил меня на балкон: только не надо пожалуйста говорить, что любоваться на звезды. Их этой ночью, увы, нет.
   Закончив Каштанов с гордым выражением лица приподнял голову. Он был уверен, что сумел загнать в угол своим вопросом Суматохина. Но тот, к великому его удивлению, оставался пребывать в том же приподнятом состоянии духа. Суматохин выслушав до конца Каштанова, сам удивленно посмотрел на него, при этом добродушно улыбаясь. Потом хмыкнул и начал свое объяснение:
   - Простите, конечно. Я не знал, что я должен отвечать. Хотя, конечно же, вы правы, на самом деле мне теперь обязательно нужно вам все объяснить, чтобы потом не возникало никаких нелепых домыслов. Так вот, придется вам теперь открыть эту тайну, если бы вы только знали, как мне этого не хочется делать. Я уже давно хочу купить новую машину. Уже присмотрел хороший салон, где можно сделать хороший выбор. Но сначала надо продать старую. Вот я и хотел предложить Мише посмотреть на мою машину с балкона, чтобы потом завести разговор с ним о ней. Я думал, может быть, ему захочется ее купить у меня. В любом случае, после разговора я бы обязательно попросил Михаила никому не открываться с моим предложением. Потому что я хотел все это сделать по быстрому, чтобы преподнести Норику сюрприз.
   Закончив, Суматохин облегченно вздохнул, довольный тем, что ему удалось заморочить головы всем.
   Каштанов догадывался, что Суматохин темнит и что-то явно говорит не то, но не знал, как можно его парировать.
   Зато Полянский и Ванилин были очень рады, что их друг оказался в порядке.
   - Дружище, извини, но я, если честно, немного уже засомневался в тебе. Но ты все равно поосторожнее, береги себя, - наставлял Суматохина Полянский.
   - А я и не сомневался, что Михаил явно что-то напутал, - сказал Ванилин.
   - Спасибо, спасибо, ребята, - благодарил их Суматохин.
   Постепенно, люди, убедившись, что с Суматохиным все в порядке, стали разбредаться в разные стороны, пока Суматохин не остался в комнате один.
   Он быстро бросил взгляд на настенные часы. В его распоряжении оставалось полтора часа. Он вспомнил тот момент, когда он едва не кинулся с балкона вниз и сделал глубокий выдох облегчения. Теперь он даже сам себе не мог объяснить: какое затмение тогда нашло на него. Но одно заставило его улыбнуться. Это было ощущение облегчения. Облегчения от того, что он избавился от маленького злого палача. Ему было легко думать, строить планы, потому что он опять стал самим собой.
   "Хорошо все-таки, что все так получилось. Спасибо этому кретину, который спас мне жизнь, - думал Суматохин. - Да, самое главное, что я остался жив. Это знак. Остальное все ерунда. В конце концов, не такой уж у меня и большой долг. Что-нибудь придумаем.
  

ГЛАВА 15

  
   На всякий случай Суматохин решил обратиться за помощью к Полянскому, хотя в душе уже особо на него не рассчитывал. Он обнаружил друга на кухне, перекуривающим вместе с Элей и Ванилином.
   - Быстро ты ожил. Тебе сейчас не мешало бы подольше в покое находиться - обратился к Суматохину Полянский.
   - Отдохнуть еще успею. Кирилл, дело к тебе есть: поговорить надо, с глазу на глаз, - сказал Суматохин.
   Они прошли в малую комнату. Суматохин зажег ночник, полуприлег на одноместную узкую кровать и предложил Полянскому сесть рядом.
   - Я тебя, Кирилл, позвал для того, чтобы сказать несколько неприятных вещей, - начал Суматохин.
   - Полянский насторожился.
   - Не бойся. Неприятных для меня одного, потому что говорить о них ох как не хочется, но приходится, из-за того, что нет у меня другого выхода, - продолжил Суматохин. - Да, да. Кирилл. На самом деле я по уши в дерьме, по уши, если не больше. И по Димкиным меркам давно уже, наверное, человеком с большой буквы не являюсь, не знаю как по твоим. Хотя вот поделился с ним горем и ничего такого он мне не сказал. Может конечно из такта.
   Сделал паузу. Он понимал, что затянул со вступлением, но не мог сразу подобрать нужных слов. Потом наконец окончательно собравшись с мыслями продолжил:
   - Знаешь, Кирилл, этот кретин Каштанов, которого вы все так превозносите, на самом деле мне совсем не друг, не товарищ, не компаньон, не партнер.
   - Не понимаю, - перебил Полянский, с изумлением наблюдающий за старым другом.
   - Этот человек пришел выбивать долги. А я чтобы не впасть окончательно в грязь лицом уговорил его говорить всем, что он мой партнер по работе, взамен чего я должен к полуночи погасить первую часть кредита. Если это у меня не получится, то он сделает меня посмешищем перед всеми, рассказав о моих делишках. Вот так Кирилл, теперь думай сам: нужен тебе такой друг или нет?
   - Сколько ты обещал отдать для начала?
   - Штуку.
   - Но это не так уж и много.
   - Для кого как.
   - А вообще, всего, сколько ты должен?
   - Пять, ну там еще проценты.
   - В принципе, небольшая сумма. Что же ты раньше ко мне не обратился?
   - Где я тебя мог найти, сам посуди.
   - Сегодня бы, сегодня пораньше бы обратился ко мне, я бы тебя выручил. У меня сейчас тысячи не наберется, у меня почти все деньги лежат на кредитной карте. Ладно, попробую тебе как-нибудь помочь. Но ты расскажи хоть, как ты попал в такую историю.
   - Дурное дело - оно не хитрое, сам знаешь. Что тут рассказывать. Взял деньги у одного человека, а вернуть не имею возможности.
   - Да, влетел ты друг, похоже серьезно. Не понимаю только, на что ты рассчитывал?
   - На что рассчитывал? Сам не знаю. Просто мне в один момент показалось, что у меня появился редкий шанс, которым грех не воспользоваться. Четкого плана у меня не было, много было импровизации. И вот вышло, то что вышло. Конкретной цели - кинуть этого типа, я перед собой не ставил. Решил действовать по обстоятельствам, а обстоятельства в последнее время складывались, к сожалению, у меня не важно.
   - Понятно. А что из себя представляет этот тип, который дал тебе денег.
   - Солидный дядя, какой-то воротила или может быть мафиози.
   - Что ж, ты даже толком не знаешь?
   - Он из тех людей, которые не любят, когда им задают много вопросов.
   Этот ответ заставил Полянского задуматься. Он встал с кровати, подошел к окну. Ночной город горел своими огнями, заметаемый густым пушистым снегом. Постояв немного в раздумье, Полянский решил помочь другу. Он обернулся к Суматохину и сказал:
   - Попробую тебе помочь.
   Суматохин вздохнул и устало посмотрел на Полянского.
   - Все мы не без греха, - сказал Полянский.
   Потом вынул из кожаного модного футляра, висевшего на ремне, сотовый, набрал номер и прижал к уху аппарат.
   - Алло, Андрюш, привет, - заговорил он, когда сигнал дошел. - Мне нужна твоя помощь - вопрос жизни и смерти. Нужно привезти в одно место (Полянский назвал адрес Суматохина) косарь зелени, я знаю, ты сможешь. За мной потом не заржавеет.
   После чего Полянский замолчал, чтобы выслушать собеседника.
   - Как? И у тебя нет такой суммы. Тоже все на карточке. Вот черт. Все равно попробуй что-нибудь придумать. Ладно, давай, не прощаемся, - и Полянский отключил связь.
   - Значит дела наши такие. Сто процентов гарантии я тебе дать не могу, что все удастся. Сейчас мой человечек, Андрюша Собакин, свяжется с нашим офисом, поговорит с начальником охраны, который сейчас там дежурит и объяснит ему, где и как нужно взять нужную сумму и как ее доставить сюда.
   - Кирилл, у тебя же есть карта. И...
   Полянский не дал договорить Суматохину, перебив его:
   - Знаю, знаю, что наличные можно снять в любом уличном банкомате. И я бы с радостью так бы и сделал, но есть одна заковыка. Дело в том, что моя жена узнала код моей карты и теперь без конца проверяет, сколько я трачу денег. Она вбила себе в голову, что у меня только одно на уме: как бы изменить ей. Она у меня домохозяйка, почти все время дома сидит. Ее конечно можно понять: скучно одной, в большом двухэтажном особняке. Единственное развлечение телевизор. И вот из-за этого проклятого телевизора у нее и произошел сдвиг. Сам знаешь, что там показывают. Эти серилы и ток-шоу дебильные, и темы у них везде одни и те же: секс, страсти, измены и прочая мерзость. Из всего этого моя драгоценная Людочка сделала потрясающие выводы, что все мужчины кобели и сволочи, а женщины - проститутки, разумеется исключая ее саму. Ты представляешь, она даже расценки на московских проституток где-то умудрилась выведать. Даже из-за этого между нами однажды произошел комический случай. Пришел я поздно вечером с работы, а она тогда уже знала код моей карты и пользовалась этим. Я снял в тот день ровно тысячу двести рублей, пообедал тогда на эти деньги в ресторане с товарищем. Ну вот, пришел я домой и чувствую по ее поведению, что-то не так: ходит мрачная, места себе найти не может, на вопросы как-то странно отвечает, нехотя. Я не пойму в чем дело. А она мне потом сама и выдает: говорит, что прекрасно осведомлена о том, что тысяча двести рублей, это как раз та сумма, которую берут проститутки, принимающие клиентов у себя на квартирах, за час работы. Ты можешь себе представить такое? Я сначала не воспринял это всерьез, даже немного посмеялся, пошутил... Но потом мне было, можешь мне поверить, совсем не до смеха: такой был скандал, я до сих пор, когда об этом вспоминаю, меня начинает мороз бить по коже. На коленях пришлось стоять! Молить прощения. Ревность - это поистине страшная вещь. Иногда, не поверишь, мысли были бросить Людку и бежать куда глаза глядят, хоть с котомкой по Руси пойти, лишь бы вырваться на свободу. Так ведь не могу: меня по телевизору показывают и теперь каждая собака меня знает и ни от кого мне не спрятаться, не скрыться. А развестись с ней не могу, потому что договор заключил с человеком, который меня продвигал. Этот брак, можно сказать, был сделкой: коммерческой и даже политической. Вот. Как видишь отступать мне некуда. Такая вот безнадега. А ты говоришь: у тебя проблемы. У меня тоже жизнь далеко не сахар. Это знаешь, существует такое же понятие, что за все надо платить. Вот это, наверное, и есть мой вид расплаты.
   После этих откровений Полянского, Суматохин стал совсем по-другому смотреть на него. Он понял, что тот совсем не презирает его, а в чем-то даже понимает и сочувствует.
   - Все мы платим за свои ошибки, и никуда нам от них не убежать, не спрятаться от них, - начал глубокомысленно Суматохин. - И, если честно, Кирилл, то я считаю, что твой жребий еще не самый плохой.
   После чего Суматохин выдержал короткую паузу и продолжил:
   - Что-то я устал уже страшно. Голова совсем не соображает (Суматохин зевнул). Я что-то не понял, Кирилл, на счет денег, надеться мне или нет? Ты уж прости за прямоту: положение у меня такое.
   - Мне перед тобой юлить, собственно, незачем, могу объяснить еще раз и популярно. Сейчас Андрей Собакин - это мой человечек, будет звонить в офис. И если там сегодня дежурят нормальные ребята, то все будет нормально. А если Шевчук или Некрасов, они оба из мафии Карманова, то с ними договориться нельзя никак. Так, надеюсь, более понятно?
   Суматохин машинально устало мотнул головой, как бы указывая тем самым знак положительного ответа. Хотя на самом деле он совершенно не понял и не мог понять, что означает: "нормальные ребята", "Шевчук и Некрасов" и "мафия Карманова". Чтобы попытаться еще раз лучше прояснить свое положение, он спросил:
   - И каковы же мои шансы?
   - Пятьдесят на пятьдесят.
   - Не густо.
   - Если так не получится, то, может быть, придумаем что-нибудь еще.
   - Спасибо тебе...
   На этом разговор можно было считать законченным и Полянский первым вышел из комнаты. Суматохин вышел следом за ним, взял в прихожей трубку телефона и вернулся в малую комнату. Убедившись в том, что он пока никому не нужен и никто не собирается его тревожить, он набрал номер Владимира. Того самого, которого он представлял ранее Каштанову как своего собственного адвоката. Суматохин решил полностью посвятить своего друга в свои проблемы. К тому же, если Полянскому все-таки удалось бы найти для него нужную сумму, ему в любом случае, следуя договоренности, необходимо было представить Владимира Каштанову для оформления документов. Иначе бы Каштанов мог бы почувствовать очередной подвох со стороны Суматохина.
   Владимир жил в тридцати-сорока минутах езды на метро от Суматохина. Но, несмотря на поздний час, обещал приехать.

ГЛАВА 16

  
   Получилось так, что Полянский, взявшийся похлопотать за друга, вынужден был остаться еще на неопределенное время... Другие же гости и сами не собирались расходиться. Элеонора вновь стала приставать к мужу по поводу пропавшей куртки:
   - Куда ты ее дел, признавайся?
   - О, Господи, Норик, не порть пожалуйста вечер ни себе, ни мне, ни всем остальным, - просил ее Суматохин.
   - Ты что, идиот?! Где куртка? Говори!
   - Нор, не надо кричать, я тебя прошу. Что о нас люди подумают.
   Они выясняли отношения, находясь наедине, на кухне.
   - Мне плевать. Ты мне уже надоел со своими дурацкими закидонами. Я уже не жду от тебя ничего хорошего. Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу!
   - Нор...
   - Что, Нор? Что, Нор?
   - Не надо.
   - Что не надо?
   - Перестань ругаться. Мне и так сейчас нелегко. Я тебя прошу...
   - Знаешь, я не хочу от тебя даже слышать твоих жалоб. Можешь мне не врать. Будь добр: объясни мне, что ты сделал с курткой, которую тебе подарила мама?
   - Ничего я с ней не делал.
   - Тогда где она?
   - Не знаю.
   - О Боже, за что мне такое наказание? Не знаешь, говоришь?
   - Нет.
   - Ты не знаешь и тебе по фигу это?
   - Конечно нет.
   - Незаметно, может быть это потому, что этот подарок тебе преподнесла моя мама? Из-за этого? Я и раньше подозревала, что ты втайне ненавидишь мою маму, но не думала, что до такой степени.
   - До какой степени?
   - До такой степени, что способен уничтожить вещь, которая связана с ней, или сделать с этой вещью что-то такое, что я не могу понять.
   - Как ты можешь так думать? Я люблю твою маму и не уничтожал куртку, поверь мне. Вот закончится вечер, разойдутся гости, и я найду куртку.
   - Мне бы очень хотелось тебе верить, Суматохин, но чутье мне подсказывает, что что-то здесь не так.
   - Норочка, я знаю, у тебя потрясающее чутье. Но к счастью в этот раз, я думаю, оно тебя подвело. Пойдем к гостям.
   - Нет, стой. Я тебя не отпущу, пока не скажешь мне, что сделал с курткой. Потерял?
   У Суматохина мелькнула мысль подтвердить эту догадку жены, но он тут же ее отверг, как влекущую за собой тяжелый семейный скандал, и еще потому что следом за этой неудачной мыслью пришла другая - более интересная.
   - Я кажется вспомнил, где может быть куртка, - начал озвучивать эту мысль Суматохин. - Точно, вспомнил кажется. Помнишь эта дурацкая затея Миши Каштанова вскрыть лифт. Дима Хватов с Кириллом тогда еще обратились к соседям за инструментом по его просьбе. Помнишь?
   - Ну. Не тяни!
   - Помнишь, я потом пошел возвращать инструмент Сугробовым?
   - Ну и что!
   - Так вот, я перед тем, как к ним пойти, кажется, накинул куртку, а там у них снял, я там немного заболтался с ними и забыл ее снова одеть, когда стал собираться обратно. Вот. Точно. Так оно скорее всего и есть. Завтра пойду к ним и заберу обратно куртку.
   Элеонора с недоверием смотрела в бегающие глаза Суматохина.
   - По-моему инструмент ребята брали не у Сугробовых, а у Борисовых, - сказала она.
   - Разве?!
   - Кажется, да.
   - Постой, как же у Борисовых?
   - У Борисовых, у Борисовых.
   Суматохин сделал умное лицо, замер. Потом неожиданно прыснул смехом:
   - Ой, Нор, какой же я в самом деле дурак! Какой же я дурак! Нор, какая же ты у меня все-таки молодец, ты просто представить себе не можешь. Ой! Ну дурак! Ну дурак! Чтобы я делал без тебя. Я представляю, как я завтра бы явился к Сугробовым - это же просто умора. Нор - ты молодец!
   - Что такое? - спросила Элеонора, уже более мягко.
   - Вот дурья башка! Какой же я идиот! Вспомнил наконец. Я пришел к Сугробовым , а они меня отослали к Борисовым. Как я это мог забыть - ума не приложу. Не знаю почему, но я их почему-то стал путать в последнее время: Сугробовых и Борисовых. Это просто удивительно.
   - Не могу понять, как их можно путать?
   - Сам удивляюсь. Или выпил лишнего, или из-за того, что стал в последнее время много думать. Знаешь, делаешь одно дело, а думаешь совершенно о другом. Просчитываешь всякие комбинации, строишь планы разные.
   - Не знаю какие у тебя могут быть планы, если у тебя нет денег, чтобы жену раз в жизни в Турцию свозить.
   Суматохин посмотрел на Элеонору хитрым взглядом и сказал:
   - Дорогая, я не хотел тебе говорить, но так и быть, скажу. Я почти все деньги вложил в новое агентство, поэтому у меня сейчас нет денег. Теперь у меня их будет два. Мы будем получать двойной доход. Мы с тобой не в Турцию поедем. Мы на Лазурный берег поедем, во Францию. Вот только поднакопим денег, поднатужимся немного, поработаем поосновательней.
   Взгляд Элеоноры потеплел. Воспользовавшись ситуацией, Суматохин обнял ее чуть выше талии и прижал к себе. Эля положив голову на грудь Суматохина, спросила:
   - Это правда?
   - Да, - ответил Суматохин. - Пойдем к гостям, не хорошо получается, стоим здесь уже слишком долго. Так нельзя.
   Суматохин освободил Элю из своих объятий и высвободившись направился к двери.
   - Подожди, - остановила Эля.
   - Что? - Суматохин нехотя обернулся.
   - Поди сначала забери куртку у Борисовых.
   - Зачем?
   - Не спрашивай, сходи.
   - Но, Нор. Я тебя умоляю. Давай отложим это до завтра. Борисовы давно уже, наверное, спят.
   - Олег, я тебе сказала, пожалуйста, сходи к Борисовым за курткой.
   - Нор.
   - Я что сказала!
   Суматохин увидел, что в Элином взгляде снова появилась злость и понял, что возражать уже смысла нет.
  

ГЛАВА 17

  
   Суматохин ничего не ответив жене, вышел из кухни и направился в комнату, где народ снова стал собираться около стола.
   - Куда пошел?! - крикнула ему в спину Эля.
   - Сейчас, подожди минуточку, - попытался отвязаться от нее Суматохин.
   Он вошел в комнату и, найдя глазами Полянского, стоявшего между Еленой и Ванилином, обратился к нему:
   - Кирилл.
   Полянский повернулся в его сторону. Суматохин загадочно подвигал вверх-вниз бровями. Полянский ждал звонка Собакина, который должен был решить судьбу Суматохина. И Суматохин этим знаком дал понять Полянскому, что хочет узнать, был ли звонок, когда он отлучался. Полянский отрицательно кивнул головой.
   С обреченным видом Суматохин повернул обратно в прихожую, где сразу же столкнулся с Элей.
   - Ты что, опять отлыниваешь? Я тебе сказала куда идти? - Начала она.
   Суматохин знал уже, что у нее была мертвая хватка и если ей что-то надо было сделать - она не могла успокоиться, пока не доводила это до конца.
   - Иду, иду, - обречено буркнул Суматохин.
   - Иди, а я буду смотреть. Ну, что ты опять топчешься на месте.
   - Думаю, не забыл ли что.
   - Что ты можешь забыть? Тебе нужно только сделать несколько шагов, чтобы дойти до двери соседей. И все.
   - А, сигареты. Не помнишь, куда я положил сигареты?
   - Так ты же при мне засунул пачку в карман брюк, - сказала Эля, и похлопав руками по карманам Суматохина вскликнула: - А это что?
   - Точно. Вот память.
   - Все хватит, больше тебе ничего не надо, вперед!
   - Подожди, куртку только накину.
   Суматохин накинул пуховик Ванилина. Эля уже вцепившись руками в этот несчастный пуховик в области плеч, выталкивала своего мужа из квартиры.
   - Нор, отпусти, перестань, люди же могут увидеть. Я сам иду, видишь.
   И Суматохин резким движением вырвался из рук жены так, что она едва не упала, одним прыжком долетел до двери, открыл ее, выскочил на лестничную клетку и громко, резко захлопнул за собой дверь.
   Эля, обалдевши, посмотрела на дверь и только и смогла выговорить вслед скрывшемуся мужу:
   - Псих.
   Тем временем, выскочивший на лестничную клетку Суматохин, не долго думая, пустился на всех порах вниз. Пробежав несколько пролетов, он остановился, перевел дыхание, достал сигарету и закурил.
   К Борисовым идти не было никакого смысла. Если бы он сказал всю правду Эле - это, скорее всего, означало бы, как минимум, выставление за дверь вместе с вещами. Сказать, что он потерял куртку, вероятнее всего то же или как минимум скандал с криками и битьем посуды. Так думал Суматохин. Одно он осознавал ясно - это то, что явиться в его положении обратно с пустыми руками, означало нечто страшное.
   "А может плюнуть на все и скрыться, хотя бы на время? - неожиданно подумал он. - Глупо? А может быть и нет? Подло? А что делать, если деваться уже некуда, когда уже так приперли к стенке, что скоро уже совсем нечем будет дышать. Стоп! Ведь Каштанов уде один раз решил, что я подался в бега, когда я мутил с Юлькой. Он тогда здорово испугался. А если он решил, что я могу сбежать, значит он предполагает, что я таким способом могу избавиться от него. Именно. А то, что у него есть ум - с этим никто спорить не будет. В чем-то он, конечно, полный идиот, а в чем-то ого-го. Это он здорово просчитал. Возникает вопрос - почему бы мне не воспользоваться соображениями противника, обратив их в свою пользу. А что: идея! Как же я сразу до этого не допер.
   Надо исчезнуть на три дня. Три дня для меня это же целая вечность. За это время я смогу найти несчастные пять тысяч и рассчитаюсь сразу с этим Шпагиным. А когда объявлюсь, скажу забрали в милицию, а Котомкин это подтвердит. Надо будет связаться с ним. У него же можно будет и перекантоваться".
   Товарищ Суматохина - Котомкин, был оперативником одного из местных отделений.
   Окрыленный новым планом действий Суматохин вышел из подъезда, глубоко вдохнул свежий морозный воздух, сделал глубокий вдох, затянулся дотлевающей сигаретой и сказал вслух:
   - Здравствуй свобода.
   Он прошелся вдоль ряда машин, расположенных параллельно дому и остановился возле своей родимой белой Ауди восьмидесятой. "Жаль, что не выйдет смотаться на машине: не получится алиби и денег нет на бензин", - с горечью подумал он. Он снял с ремня брюк мобильник и принялся искать в записной книжке телефон Котомкина. Как нарочно такового среди других не оказалось. Суматохин выругал себя за то, что нужные телефоны всегда забывает вносить, а не нужные всегда пожалуйста. Немного потоптавшись возле своего авто, он решил прогуляться пешком до отделения, которое находилось в пятнадцати минутах ходьбы от дома Суматохина. Если Котомкин в данный момент не находится на дежурстве, то Суматохин рассчитывал выведать у его коллег его телефон. А если Котомкин был на дежурстве, то это было бы просто замечательно. Котомкин был большой любитель веселых компаний и с его помощью не трудно было раздобыть бутылочку другую "для поддержания боевого духа", как он сам любил выражаться.
   Суматохин попрощался со своей железной подругой, погладив ладонью по капоту и медленно побрел вдоль ряда машин, удаляясь от своего подъезда.
   - Это не он, случайно? - услышал он хриплый голос за своей спиной и хруст снега от торопливых шагов. Суматохин насторожился, но не решился обернуться.
   - Похож, - сказал другой, уже, кажется, знакомый голос.
   - Сейчас узнаем точно. Эй, брателло, огоньку не будет, - крикнул третий вслед Суматохину.
   И Суматохин уже не сомневался, что обращались к нему.
   - Огоньку? - сказал Суматохин и обернулся.
   Перед ним стояли двое незнакомых амбалов, одетых в серые кашемировые пальто и серые кепки, оба были кругломорды и похожи друг на друга, как будто были выведены в одном инкубаторе. Посреди них стоял хорошо знакомый ему Гриша Грушин, по прозвищу Груша.
   Эти трое находились в сильно возбужденном состоянии, активно переминались с ноги на ногу, переводили дух, и делились впечатлениями друг с другом с помощью междометий. Суматохину показалось, что они пребывают в хорошем настроении и предположил в этом для себя дурной знак.
   - Привет, что, не узнал что ли? - обратился к Суматохину Груша и оскалил в неровной улыбке неровные ряды зубов.
   - Собрался что ли куда? - продолжил Груша. - Что молчишь?
   Суматохин посмотрел на Грушу, на его смуглое лицо, в полумраке улицы кажущееся серым, темные большие круги под глазами, черные большие глаза с красноватыми белками, кепку крепко сидящую на почти что лысой голове и ему подумалось, что это вовсе не Груша, а посланец из низших миров, пришедший по его несчастную душу.
   - Гриш, ты что ли? - и Суматохин сделал вид, будто бы только что узнал Грушу.
   - Именно.
   - Долго жить будешь - не узнал. Испугал же ты меня! Фу! - и расплывшись в улыбке, Суматохин протянул руку Груше.
   - Не надо долго. Я ведь собственно по твою душу, - "обрадовал" его Груша.
   - С чего бы это я мог тебе понадобиться, интересно?
   - Не догадываешься? Знаю же, что догадался, сам давно уже, лис. Что не так?
   - Неужели все из-за этого пустяка?
   - Из-за пустяка?! Ты это называешь пустяком?!
   - Я не понимаю: чего ты так злишься. Мне казалось, что это вопрос давно уже исчерпан.
   - Тем не менее, я остался при своем мнении.
   - Но ведь Кондрат тогда встал за меня. Я думаю, что и сейчас он не изменил своей позиции. Если хочешь, Гриш, продолжить спор, давай позовем его. Он был единственный свидетель, который имел хоть какой-то авторитет. А так, один на один будет не честно.
   - О Кондрате значит вспомнил. Ты что совсем не в курсах или опять придуриваешься?
   Суматохину стало по настоящему страшно, и он с трудом скрывал дрожь во всем теле.
   - Кондрат...? - только и смог произнести он.
   - Да, бедняга Кондрат, царствие ему небесное, приказал долго жить, - сказал Груша. Суматохину показалось, что он злорадно хмыкнул при этом.
   - Как? Как это было? - спросил Суматохин, так, как будто речь шла о каком-то близком ему человеке или родственнике.
   - Как обычно. Две пули прошли рядом с сердцем и последняя контрольная в голову.
   Груша так невозмутимо и цинично рассказывал об этом, как о чем-то будничном, ставшим привычным до надоедливости.
   - Господи, за что? Такой человек. Ведь это был такой человек, каких теперь редко можно где встретить, - и Суматохин закрыл ладонью глаза. Он искренне скорбил. Скорбил по Кондрату. Скорбил о своей незавидной участи, приближающейся вследствии гибели этого человека.
   - Пацан он и в самом деле был классный - неровня некоторым, - сказал Груша.
   - Что же теперь делать? - спросил Суматохин, не понятно кому адресуя вопрос: то ли Груше, то ли тем самым желая выразить свои чувства.
   - Правильно вопрос ставишь. Значит, делаем так: ты мне отдаешь штуку, и мы расходимся с миром. Причем заметь, проценты я с тебя не беру - это можешь считать как дань памяти покойному Кондрату, который тебе покровительствовал. По-моему неплохое предложение.
   - Гриш, но у меня нет таких денег.
   - А если хорошенько поискать?
   - Правда - нет.
   - А машина?
   - Машина - самое дорогое, что у меня осталось.
   - Это хорошо, когда осталось хоть что-то дорогое. Это очень хорошо.
   - Да. Гриш, давай отложим до завтра решение этого вопроса. Сейчас уже ночь, а завтра я что-нибудь придумаю.
   - Не принимается.
   - Гриш, будь человеком, ночь на дворе: где я тебе возьму сейчас тысячу?
   - Придется поискать.
   Инкубаторские уже приняли характерные стойки, означающие готовность броситься на Суматохина в любой момент...
  

ГЛАВА 18

  
   Месяц назад Суматохин "отдыхал" в "Трех листиках" играя в карты с блатными. Он немного знал Грушу, с которым жил в одном доме и несколько раз пересекался с ним по автомобильным вопросам. Еще меньше знал Кондрата, который любил философствовать на разные темы, для чего ему необходим был хороший слушатель. В "Трех листиках" таким слушателем для него был Суматохин, каждый раз с почтением выслушивающий его рассуждения, изредка, высказывающий свои замечаний по поводу сказанного, которые увеличивали значимость рассуждений Кондрата. Суматохин делал так ловко эти замечания, чтобы их трудно было принять за лесть. Кондрата, как человека не лишенного такого человеческого качества как тщеславие, очень радовало это. Он был рад, что нашелся тот, кто, как казалось искренне, разделяет его взгляды. Другие: такие же бандиты как и он, откровенно посмеивались над его странностями, и это обстоятельство еще больше располагало его к Суматохину, который был рад иметь такого серьезного покровителя.
   Суматохин считал себя человеком разумным, поэтому играя на деньги, никогда не делал крупных ставок, предпочитая вовремя выйти из игры. Даже когда ему удавалось выигрывать, он старался не терять головы, и чтобы не спустить выигранное, брал себя в руки и умело, тактично откланивался и исчезал из кафе. По большому счету, играя в "Трех листиках", Суматохин находился в плюсе, небольшом, но плюсе. Обычно за вечер ему удавалось увеличить свое состояние на сотню-пару сотен зеленых, иногда он оставался при своих, реже бывал в минусе. Но как чаще всего бывает с деньгами, добытыми легким путем, проку от этих прибылей было мало. В лучшем случае эти средства уходили на бензин или ремонт машины. Чаще же они тратились в ночных клубах, на выпивку, на дурь, проще говоря - на удовольствия.
   В "Трех листиках" сложился своеобразный кружок, в который входили игроки - это была как бы каста серьезных людей, в которую входили представители криминала, и просто знающие себе цену люди. Те же, кто заходил случайно в кафе попить коктейль или понаблюдать за игрой, редко задерживались долго, потому что им невольно приходилось окунаться в особую атмосферу напряженного спокойствия.
   Нетрудно было догадаться, что это спокойствие перед бурей. Играющие замирали на время ожидания результатов. И когда выяснялся победитель, игроки давали выход эмоциям: кто-то начинал браниться последними словами, чаще всего в собственный адрес, так как приходилось следить за базаром, кто-то молча хватался за голову, кто-то держал все в себе.
   Суматохину было приятно, что его принимают за равного в таком обществе. Он ловко копировал манеры этих людей. Причем делал это не так выпукло, не так очевидно, как это делают обычно некоторые подростки, мечтающие о легких деньгах, дорогих машинах, и прочих атрибутах легкой, крутой жизни.
   Те, с кем приходилось играть Суматохину, тратили больше его и делали большие ставки на большие суммы, по сравнению с ним. И Суматохин понимая, что его осторожность совершенно очевидна, и опасаясь, что это может не понравиться кому-то из других игроков, объяснял свою манеру игры тем, что с некоторых пор играет по особым правилам, не утруждая себя разъяснениями о сути этих правил. Впрочем, Суматохин и так догадывался, по реакции своих визави, что им глубоко наплевать на это. Но даже несмотря на это, предпочитал быть осторожным, зная с какой публикой имеет дело. Прежде чем сесть за стол, он предупредительно интересовался: "Ничего, если я присоединюсь к вам?" или "Разрешите присоединиться к вашей доблестной компании" ему отвечали дружески: "валяй" или что-то еще в этом духе и он садился.
   Со временем, освоившись окончательно и почувствовав себя своим в этой компании, Суматохин уже так не любезничал. И в тот роковой вечер настроение у него было прекрасное. Играли в очко. Помимо Суматохина и Гриши в игре принимали участие еще трое. Суматохин вел себя естественно и непринужденно, травил анекдоты. Пришла очередь банковать Грише. Сначала Суматохину пришел трефовый туз, вторая карта была девяткой вини. Суматохин нагнал как можно больше задумчивости на лицо и выдержав для хитрости паузу сказал:
   - Хватит.
   В этом кону ставки были выше обычных, и чтобы продолжить игру дальше, Суматохин должен был поставить на кон несколько сотен зеленых. На кону уже было около тысячи долларов. Суматохин решил, что положение позволяет ему изменить правилам и рискнуть.
   Осталось Грише снять себе карту. Но он не торопился. Посмотрел сначала на Суматохина, потом на других участников этой игры, потом вокруг себя.
   Учащенным сердцебиением Суматохин почувствовал на своей шкуре всю прелесть момента, когда находишься в ожидании большого выигрыша. Он почти не сомневался, что этот кон будет за ним. В голову лезли дурацкие мысли. В кафе зашел интеллигентного вида мужчина, в больших очках, одетый в короткую серую куртку. Он покрутился недолго у барной стойки, потом решил немного понаблюдать за играющими. Но вскоре он почувствовал себя неуютно, заволновался, замешкался и судя по всему начал думать о том, как бы лучше скорее уйти из этого места. Его смущение и робость были видны не вооруженным глазом.
   "Что застремался? А я видишь ли, брат, смог, выдержал. Теперь, видишь, стал своим, как у себя дома. Хотя я тоже знаешь не из этих: на разборки не езжу, базары не развожу. А все равно могу с ними держать себя. Вот так, учись", - подумал Суматохин, краем глаза поглядывая на интеллигента.
   Но вот Гриша протянул правую руку к колоде и в считанные мгновения в его длинных, натренированных пальцах замелькала карта, снятая с колоды. Потом плавным движением открыл ее и небрежно бросил перед собой - это был туз.
   - Очко! - объявил он.
   Первая его карта была десятка.
   Вокруг стола стало оживленно. Играющие принялись комментировать игру. Только Суматохин и Гриша молчали. Суматохин, ошеломленный и подавленный, обхватив руками голову, уставился тупым, ничего не видящим, не замечающим взглядом в эти две, ставшими роковыми для него, карты. Он ничего не хотел ни видеть, ни слышать. Гриша взял свои две счастливые карты, перевернул их рубашками вверх и небрежно кинул в стопку к остальным, после чего потянулся за деньгами.
   - Ничего страшного, Олег, надо уметь проигрывать. Это игра, - сказал Груша.
   - Стой! - встрепенулся Суматохин и схватил его за руку.
   - Ты что делаешь? Быстро отпусти, - приказал Груша и с силой освободил руку.
   Суматохин нашел две карты Груши и открыв их, бросил на стол, спросив:
   - Это - твои?
   - Ну, наверное, - неопределенно ответил Груша.
   - Эти - я помню. Но у меня тоже ведь туз трефовый. Это что же тогда получается, а?!
   - Самому хотелось бы узнать, - невозмутимо парировал Григорий.
   - Это не в какие ворота не лезет! - вскипел Суматохин.
   - Ты не на меня ли батоны крошишь, сявка? - не остался в долгу Груша.
   - Я?!
   - Ты, ты.
   - Ну знаешь, Гриша. Разве я когда-нибудь занимался такими вещами?
   - Ты хочешь сказать, что мы занимались?
   Суматохин не нашелся, что ответить.
   - Ладно, кончаем базар, - сказал Гриша и снова протянул руку к деньгам.
   - Стой! - снова остановил Суматохин.
   - Ну, что ты опять? - Григорий начинал злиться.
   - Мне кажется по честному будет, если каждый из нас заберет свои деньги с кона и мы не засчитаем результат этого кона, - неожиданно предложил Суматохин.
   - Ты что, охренел что ли?! Ты сам кто такой? Я что-то не понял. У меня очко и меня не е...т, больше ничего. Ты меня понял, лошара, - Григорий встал из-за стола и сжимая кулаки, угрожающе посмотрел Суматохину в глаза.
   Суматохин сидел не двигаясь, боясь посмотреть в глаза Грушину. Остальные игроки также замерли в ожидании развязки. Григорий продолжал сверлить Суматохина жутким, страшным взглядом.
   Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не Кондрат, который в два прыжка подскочил к столу, заметив, что Грушин замышляет что-то против Суматохина. До этого Кондрат сидел за маленьким столиком в углу и философствовал на тему: "Есть ли жизнь на Марсе?". Выслушивать его был вынужден молодой человек, мечтающий связать свою жизнь с местным криминалитетом и ему уже поручали несколько мелких дел, вроде продажи героина или использовали в качестве курьера. Он был соответственно одет и пострижен. В своей лекции Кондрат использовал много фамилий ученых и научных терминов. И поэтому молодой человек не знал, как относиться к информации Кондрата. Он уже был наслышан о его славе сумасшедшего философа, но боялся обидеть его каким-нибудь неправильным движением, как человека авторитетного. Кондрат разъяснял молодому человеку, почему Марс называется красной планетой, когда возня и шум вокруг стола, где играли Грушин и Суматохин стали угрожающе нарастать. Кондрат замолчал, потом вскочил со стула так, что стул после этого повалился и устремился к спорящим. Молодой человек удивленно посмотрел ему вслед, после чего облегченно вздохнул, поняв, что лекция наконец закончилась.
   Кондрат, выслушал мнения обеих сторон и принял решение:
   - Результаты этой игры недействительны. Григорий ты не прав.
   - Ты все сказал? - обратился к нему Груша.
   - У тебя есть еще вопросы?
   - А если мне плевать на то, что ты говоришь? Я не могу понять: за кого ты впрягаешься? Кто он такой? Посмотри на него.
   - Я все сказал. А если ты не успокоился, пойдем выйдем на улицу, потрем один на один.
   Кондрат славился хорошей реакцией и безрассудной храбростью в драке, поэтому Грушин решил не испытывать судьбу.
   - Ладно, пускай будет по-твоему, - сказал он.
   У Суматохина душа ушла в пятки. Он забрал свои несколько сотен из банка, потом пересел за столик к Кондрату, купил пива. Молодой человек уже куда-то исчез. Суматохину пришлось понервничать и он по нескольку раз пересказал Кондрату все перипетии игры. Кондрат в свою очередь рассказал несколько случаев из собственного игрового опыта. Но Суматохин никак не мог успокоиться. У него стало легче на душе только тогда, когда он вышел из кафе, твердо решив, больше никогда не посещать его впредь.
   По прошествии некоторого времени у него иногда появлялась мысль снова посетить это кафе с целью поблагодарить еще раз Кондрата, так как ему казалось, что из-за сильного испуга в тот злополучный вечер, он слишком быстро разошелся с ним. Но мысли мыслями, на самом же деле, всякий раз оказываясь в непосредственной близости у "Трех листиков" у Суматохина невольно подкашивались ноги...
  
   * гемор - геморрой (жарг.)
  
  
   2
  
  
   3
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"