Островский Григорий Меерович : другие произведения.

Target

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Островский Григорий
  0528-204165
  08-8542827
  Ostrovsky Gregory
   St.Har-Metzada 100/43
  Ashdod
  
   МИШЕНЬ
  
   Что молодость! Горячий, глупый пёс!
   И.А.Бунин
  
   Колют ресницы. В груди прикипела слеза.
   Чую без страху, что будет и будет гроза.
   Кто-то чудной меня что-то торопит забыть.
   Душно - и всё-таки до смерти хочется жить.
   О.Э. Мандельштам
  
  
   Он неспешно шёл по улице: сутулый, немолодой, в нелепом болоньевом плаще и чёрном берете, неся в руке упакованый в газету и перевязаный шпагатом свёрток.
   Людской поток обтекал его не задевая и не сообщая энергии.
  В его лице была какая-то странная, обречённая решимость - то-ли палача, то-ли самоубийцы.
  
   О как же я хочу,
   Нечуемый никем,
   Лететь вослед лучу
   Где нет меня совсем.
   И я тебе хочу
   Сказать, что я шепчу,
   Что шёпотом лучу
   Тебя, дитя, вручу...
  
   Громыхнуло. Всполох молнии высветил длинный, изрезаный извилинами и морщинами путь.
  
   Жизнь пошла за второй перевал.
   Я любил, размышлял...
   Кое-где побывал, кое-что повидал,
   Иногда и счастливым бывал.
   Но ежели по чьей-то воле
   Убережёшься ты один
   От ярости и алкоголя,
   Рождающих холестерин;
   От совести и никотина,
   От каверзы и от ружья,-
   Но всё равно невозвратима
   Незамутнённость бытия.
  
  Пуля винтом впилась в сочную мякоть бедра. Он вскрикнул и осел.
   Кровь пузырясь выталкивалась из развороченной плоти.
  
   Жизнь промелькнула как во сне.
   И вот уж утро раннее
   Виски посеребрило мне
   И стала даль туманнее.
   А всё в душе восторг и боль
   И всё-то вспоминается,
   Как горьких слёз тепло и соль
   Со зноем уст мешается.
  
   После недолгой прелюдии, он привлёк её к себе и привычно вошёл сзади.
  Мерно раскачиваясь он разглядывал её седые волосы на затылке и знакомую родинку под левой лопаткой.
   От неё исходил чуть сладковатый запах свеже-нашинкованой капусты.
  Правой рукой он взял её за тёплую ступню, слегка сжал, одновременно поглаживая и ускоряя ритм движений.
   Она не издав ни звука, круче отставила рыхловатый зад и сильнее упёрлась локтями в подушку.
   Он вяло и одиноко кончил, оставаясь по привычке ещё некоторое время в ней.
   Она мягко высвободилась и пошла в ванную, а он откинулся на спину и, не дождавшись её, уснул.
  
   Я разлюбил себя. Тоскую
   От неприязни к бытию.
   Кляну и плоть свою людскую,
   И душу бренную свою.
   Она стоит вокруг стоглаза,
   И сыплет в очи горсть песка.
   От смутного её рассказа
   На сердце смертная тоска.
   .................................................
  .................................................
  .................................................
   Луч солнца вдруг мелькнёт как спица,
   Над снежной тяжестью зимы...
   И почему-то вновь приснится,
   Что лучше мы, моложе мы.
  
   Кружась по комнате в долгих, ненасытных поцелуях они упали на диван.
  Она сбросила с голого тела халат, сорвала трусики и красиво оттопырила упругую попку.
   Он хищно спикировал на неё, с ходу вонзая меч в её лоно.
  Она забилась, зарычала, судорожно царапая ногтями плотную обивку.
  Почувствовав приближение развязки, он приник щекой к её длинным, тонким волосам, щедро рассыпаным по спине, жадно вдыхая аромат молодого, разгорячённого страстью тела.
   Они кончили одновременно, громко и протяжно стеная, и после ещё долго, нежно и благодарно ласкали друг друга.
  
   Я в львиный ров и в крепость погружён
   И опускаюсь ниже, ниже, ниже
   Под этих звуков ливень дрожжевой-
   Сильнее льва, мощнее Пятикнижья.
   Неограничена ещё моя пора:
   И я сопровождал восторг вселенский,
   Как вполголосая органная игра,
   Сопровождает голос женский.
  
   Пуля вошла ему в спину - точнёхонько посередине между лопатками и, остервенело раздробив позвонки, обессиленно застряла в лёгком.
  Он взвизгнул, завертелся волчком и упал, смешно загребая руками и по-червячьи извиваясь.
  
   И даже выстрел был прозрачен
   И в чаще с отзвуками гас.
   И смертный час не обозначен
   И гибель дальше, чем сейчас.
  
   Она вся была соткана из эрогенных зон, но особенно чувствительным был её клитор.
   Ему нравилось подолгу ласкать "ягодку" едва касаясь пальцами бутона шелковистых лепестков и смотреть с замиранием сердца как прерывисто-сладко она дышит.
   Он любил касаться Его языком, носом, перебирать губами, но самым восхитительным было крестообразное сплетение их тел, когда она накрывала ртом его возбуждённый член, плотно смыкала губы и языком вдохновенно играла всеми его извивами, а он жадно прилепившись к её прелестям с упоением целовал, ласкал и обсасывал каждую складочку её Рая.
   Они одновременно возносились на вершину блаженства мощной волной оргазма и потом долго ещё колыхались в его нежных объятьях.
  
   С вящей жаждой вожделенья
   Смотрит он как ты прижалась,
   Вся вперёд подавшись в угол,
   Как под жёлтым шёлком остро
   Встали маленькие груди,
   Как сияет смуглый локоть,
   Как смолисто пали кудри
   Вдоль ливийского лица,
   На котором чёрным солнцем
   Светят радостно и знойно
   Африканские глаза.
  
   Они вдохновенно придумывали маленькие любовные хитрости.
  Он притворялся спящим, а она возбуждённо прижималась к нему пышущим телом, брала его руку, просовывала к себе между ног и невнятно нашёптывала на языке страсти нежные слова.
   Когда она начинала водить его рукой по своим истекающими соком лепесткам и нетерпеливо брала его, уже давно налитой член, - он " просыпался ", порывисто привлекал её к себе и они пылко предавались любви.
   Затем, лежа в изнеможении он мило врал ей, что во сне на него снизошло сладкое томление, которое непонятным образом перешло в сильнейшее желание, заставившее его проснуться; а она умиротворённо улыбалась в темноте и хранила свою маленькую тайну.
   С годами она постепенно охладевала к нему, а он, наоборот, - разгорался всё сильнее и сильнее. Его страсть окрашивалась в мучительно-болезненные тона.
   Его сводили с ума: запахи её тела, небольшие, прелестной формы груди, стоны в постели, длинные, полные ноги, пышные бёдра...
  
   Ещё одно мгновенье,
   И я скажу тебе:
   Не радость, а мученье
   Я нахожу в тебе.
   И словно преступленье,
   Меня к тебе влечёт
   Искусаный в смятеньи
   Вишнёвый нежный рот.
   Тебя не назову я
   Ни радость ни любовь
   На дикую, чужую
   Мне подменили кровь.
   Я больше не ревную,
   Но я тебя хочу,
   И сам себя несу я,
   Как жертва палачу.
  
   Августовскими ночами в Крыму на фоне чёрного неба вспыхивают голубоватым, фосфоресцирующим светом звёзды и срываясь безумно падают вниз.
   Белёсая Луна-Джоконда бесстыдно улыбаясь призывно манит в бесконечность.
  
   Луна, Луна над ласковым берегом светит,
   А море, а море целуется с луною.
   Дорога, дорога над берегом протянулась
   И эта дорога в лунном свете.
  
   Белой ночью месяц красный
   Выплывает в синеве.
   Бродит призрачно-прекрасный,
   Разрывая сердце мне.
  
   Он коснулся губами её прохладных, неумелых губ, неловко обнял за плечи и прижал к себе. От неё пахло морской свежестью и сдобой.
   Он проникся нежностью к ней, опустился на колени и стал покрывать поцелуями её маленькие, босые ноги.
  В ней боролись смущение, любопытство и пробуждающаяся чувственность.
   Одной рукой он гладил её небольшие, ртутно-подвижные груди, а другой - стал нежно касаться через трусики заветного.
   Она сразу напружинилась, сбивчиво задышала и больно вцепилась ногтями ему в спину.
   Он мельком взглянул на неё и сквозь фиолетовую черноту ночи увидел залитое румянцем лицо, искажённое гримасой страсти.
  
   Меж тем рука всё далее ползёт
   Вот круглая коленочка и вот,
   Вот для чего смеётесь вы заране?-
   Вот очутилась на двойном кургане...
   Блаженная минута!... Закипел
   Мой экс-герой, склонившись к деве спящей.
   Он поцелуй на грудь запечатлел
   И стан её обвил рукой дрожащей.
   Она прижалась к юноше. Листок
   Так жмётся к ветке бурю ожидая.
   Уста полураскрытые, пылая,
   Шептали что-то. С головы до ног
   Она горела. Груди молодые
   Как персики являлись наливные
   Из-под сорочки...Его рука
   По ним бродила медленно, слегка...
  
   Жизнь нехотя покидала его: глаза подёрнулись завесой вечности, руки мелко тряслись, а кровь лужей натёкшая вокруг, постепенно меняла алый цвет на чёрный.
  
   Ты моей никогда не будешь,
   Ты моей никогда не станешь,
   Наяву меня не полюбишь
   И во сне меня не обманешь...
   Ты моей никогда не будешь...
   Ты моей никогда не станешь,
   Наяву меня не погубишь
   И во сне меня не приманишь.
  
   Она уходила от него решительно и Навсегда, а он, цепляясь за соломинку растаявшей любви пытался хоть как-то её удержать.
   Он исподтишка нюхал её трусики, хранившие тепло и запах родной плоти, молча и тяжело ревновал, жадно ловил её остывшие, индифферентные взгляды и плакал.
  
   Туман весны, туман страстей,
   Рассудка тайные угрозы...
   О март-апрель, какие слёзы!
   Спросонья, словно у детей...
   Вдали за гранью голубой,
   Гудят в тумане тепловозы...
   О март-апрель, какие слёзы!
   О чём ты плачешь? Что с тобой?
  
   Ему снилось, как она с блуждающей, бесстыжей улыбкой поднимает юбку, под которой ничего нет и как-то по-блядски, широко распахивает перед ним ноги, открывая свои прелести, а он стоя в полуметре от неё яростно мастурбирует и в последний миг, когда блаженство петлёй захлёстывает горло, успевает изломанно подскочить на негнущихся ногах и выплеснуть горячую сперму на её босые ноги - Боже! Как это было сладко-о-о-о-о-о-о!
  
   О! Как полны, как прекрасны,
   Груди жаркие твои,
   Как румяны, сладострастны
   Пред мгновением любви;
   Вот и маленькая ножка,
   Вот и круглый гибкий стан,
   Под сорочкой лишь немножко
   Прячешь ты свой талисман;
   Ты сама горя желаньем,
   Призовёшь меня рукой;
   И тогда душа забудет
   Всё, что в муку ей дано,
   И от счастья нас разбудит
   Истощение одно.
  
   Он закурил, достал из заднего кармана брюк плоскую металлическую флягу с водкой, отвинтил колпачок и сделал несколько больших глотков - немного отпустило.
   Он распахнул окно - запахло мокрой, перепрелой листвой и гарью.Он машинально погладил винтовочный затвор и погрузился в воспоминания.
  
   Как дрожала губ малина,
   Говорила наугад,
   Ни к селу и невпопад.
   Как нечаянно запнулась,
   Изолгалась, улыбнулась-
   Так, что вспыхнули черты
   Неуклюжей красоты.
  
   Сперва он увидел перед собой громадные голубые глаза, смотрящие на него открыто и дружелюбно, затем он услышал голос - звонкий и чистый и лишь после этого разглядел маленькую, стройную фигурку, чуть кривоватые тонкие ножки в босоножках, рыжеватые брови и непропорционально большие кисти рук с крупными пальцами и тонкими, ломкими ногтями.
  
   В час полуденный, зыбко свиваясь по древу
   Водит, тянется малой головкой своей,
   Ищет трепетным жалом нагую, смущённую Еву
   Искушающий Змей.
   И стройна, высока, с преклонёнными взорами, Ева
   И к бедру её круглому гривою ластится Лев,
   И в короне Павлин громко кличет с запретного Древа
   О блаженном стыде искушаемых Дев.
  
   Она что-то говорила ему, а он, не слыша, уже погружался в глубокую и вязкую трясину её глаз.
   Они быстро и сильно потянулись друг к другу.
   Были долгие, приятные прогулки, незатейливая болтовня, чтение Бунина, Мопассана, Хемингуэя и Блока, обсуждение прочитанного со всей пылкостью и прямотой юношеского максимализма и первые, неумелые, бесплотные поцелуи.
   Опять громыхнуло. Молодая кровь пузырясь шампанским забурлила в жилах, подгоняя мысли и гормоны.
  Поцелуи сливались с неизъяснимо-прелестным, оглушающим запахом девичьей кожи, с шоком первого прикосновения к груди, со стройностью доказательств теорем и красотой логических построений.
   Их жадно и взаимно влекло и вскоре разгорелся пожар, который испепелил их обоих.
   Безумная Страсть властно и безраздельно овладела ими, постоянно требуя всё увеличивающейся мзды.
  
   Уничтожает пламень
   Сухую жизнь мою,-
   И ныне я не камень
   А дерево пою.
  
   В затемнённом зале кинотеатра она неотрывно глядя на экран до боли прижималась коленкой к его ноге, а затем ловко расстегнув ширинку, змейкой проскальзывала к нему в трусы и горячими пальцами стискивала его перенапрягшийся член.
   Он быстро и бурно кончал, нещадно заливая спермой свои брюки и её пальцы.
  ...................................................................................................................................
   Оседлав его, она некрасиво гримасничая и кусая тонкие губы, молча и яростно раскачивалась и, наклоняясь, пыталась всунуть ему в рот сосок своей маленькой груди.
  .................................................................................................................................... После торопливых, коротких поцелуев она выпрастывала из брюк его окрепший член и, чуть присев, растопырив тонкие, кривоватые ноги, спешно всовывала его в себя, начиная резко и угловато двигаться.Это ужасно его возбуждало.
   Впрочем, его в ней возбуждало всё: и неуёмная, бешенная страсть, и всегдашняя готовность, и порывистость движений и даже кривизна её ног.
   Он давно уже не испытывал к ней ничего, кроме болезненного, всепоглощающего Желания.
   Она оболванивала, иссушала его, а он в отместку за это мучил, изводил её и ебал, ебал, ебал...
  
   Однажды в день экзамена она отдалась ему на площадке институтской "чёрной" лестницы, ведущей на чердак. Этажом ниже сновали люди. Никому не приходило в голову что творилось у них над головой.Это ещё больше возбуждало их обоих. Они молча и остервенело бились в страстных конвульсиях, остро упиваясь друг другом.Агония оргазма была мощной и бесконечно-долгой.
  Потом они порознь спустились вниз и разошлись кто куда.
   Он долго приходил в себя, курил, а когда, наконец, вошёл в аудиторию и взял экзаменационный билет, то руки его ещё тряслись и разрозненные осколки мыслей никак не собирались в упорядоченную калейдоскопную картину.
   Как-то дурачась, они затеяли игру в " переводного дурака ".
   Она сидела на кровати, шутливо комментировала алгоритм игры и нарочито медленно накрывала его карты своими.
   На короткое время игра увлекла его, но вдруг он мельком взглянул на неё и увидел её поджатые ноги, обтянутые капроновыми чулками.
   Она мгновенно перехватила его взгляд, растеряно и влажно посмотрела на него и выронила карты из рук.
   Он с помутившейся головой сорвал с неё чулки и трусики, а она уже в истоме закатив глаза, дрожащими руками стаскивала с него брюки.
   Они в упоении слились в умопомрачительном экстазе и через минуту опустошённые и обессиленные, тяжело дыша, в растерзанных одеждах валялись друг подле друга.
  
   Жизнь упала, как зарница,
   Как в стакан воды ресница.
   Изолгавшись на корню
   Никого я не виню...
   Хочешь яблока ночного,
   Сбитню свежего, крутого
   Хочешь валенки сниму
   Как пушинку подниму...
  
   Он уже не шевелился, боль притупилась, а жизнь всё ещё теплилась не покидая израненое тело.
  
   Алые сливы в цвету...
   К той, кого никогда я не видел,
   Занавеска рождает любовь
  
   Так легко-легко
   Выплыла - и в облаке
   Задумалась луна.
  
   Какая грусть!
   В маленькой клетке подвешен
   Пленный сверчок.
  
   Опала листва.
   Весь мир одноцветен.
   Лишь ветер гудит.
  
   Здравствуй, милая, порочная Миледи, Пышка, Филумена Мартурано...
  Мы сидим в тесной избушке с пряничной крышей, сахарными пластинками окон под шербурским зонтиком, поочерёдно курим сигарету и наперебой говорим друг другу нежные глупости.
   Я ласкаю твои руки, целую твои глаза, губы, щёки, обнимаю твои плечи, вдыхаю запах твоих волос, шепчу тебе признания в любви и вновь ласкаю тебя и целую...
  
   Вся комната напоена
   Истомой - сладкое лекарство!
   Такое маленькое царство
   Так много поглотило сна.
   Немного красного вина,
   Немного солнечного мая -
   И, тоненький бисквит ломая,
   Тончайших пальцев белизна.
  
   Кончины дату не дано нам знать,
   Взамен стихов таинственная свита,
   Всё перепуталось и сладко повторять -
   Лавиния, Брет Эшли, Маргарита.
  
   Перрон, вагон, ночные огоньки,
   Постукиванье мерное на стыках
   И полумрак в купе и жадные,
   Чувствительные руки безумствуют
   И вытворяют чудо.
   А самолёт летит, плывёт корабль,
   В конверте прядь волос и первая измена,
   Страдалица-душа чуть вырвавшись из плена,
   То плачет,то кричит,то стонет,то молчит...
  
   Зачем невинностью беспечной
   И водопадом нежных слов
   Ты поманила меня в вечность
   К звезде с названием " Любовь" ?
  
   Вот мы с тобой и развенчаны,
   Время писать о любви
   Милая девочка, женщина
   Плакали те соловьи.
  
   Пахнет водою на острове
   Там, где у розовых верб
   Тень твоя, милая женщина,
   Нежно идёт на ущерб...
  
   Он перезарядил винтовку, поймал в прицел плоский, лысоватый затылок и плавно спустил курок.
   Пуля мгновенно просверлив пространство пробила череп, раскрошив в муку кость, вязко чмокая прошила мозг и выбив напоследок зубы, обессиленно вывалилась изо рта.
  
   Сусальным золотом горят
   В лесах рождественские ёлки;
   В кустах игрушечные волки
   Глазами страшными глядят.
   О, вещая моя печаль,
   О, тихая моя свобода
   И неживого небосвода
   Всегда смеющийся хрусталь!
  
   Она голая стояла по колено в воде, выпятив животик, и внимательно наблюдала за тем, как стайки мальков шустро и синхронно шмыгают в разные стороны.
   Он подошёл к ней и увидел внизу её живота маленький расстегайчик, глубоко, красиво и симметрично разрезаный на две припухлые половинки.
   Он подумал о том, как необычно и таинственно у неё Это устроено, но вскоре ему почему-то стало неловко и он смущённо отвёл глаза.
  
   Только детские книги читать,
   Только детские думы лелеять,
   Всё большое далёко развеять,
   Из глубокой печали восстать.
  
   Я от жизни смертельно устал,
   Ничего от неё не приемлю,
   Но люблю мою бедную землю,
   Оттого, что иной не видал.
  
   Я качался в далёком саду
   На простой деревянной качели,
   И высокие тёмные ели
   Вспоминаю в туманном бреду.
  
   Однажды в детстве он забежал в заросший лопухами тенистый закуток сада и замер: две "божьи коровки" сцепившись попками семенили восвояси, глянцево-чёрные муравьи бессмысленно-пьяно топтались у входа в жилище, на лопухах висели клочья сизо-серой, безжизненной паутины.
   Тонко взвыв, в неожиданную преграду вонзилась резвая муха и, словно озлившись на вынужденную остановку, начала бесноваться.
   Она бессмысленно металась, напрасно сжигая силы и через несколько минут, окончательно выдохлась и затихла.
   Но вот - лёгкая, нервная дрожь сотрясла паутину и появился убийца.
   Завидев его, обезумевшая от страха жертва начала исполнять дикий, предсмертный танец, на который палач взирал презрительно-равнодушно.
   Когда бедная муха застыла, паук короткими, уверенными перебежками приблизился к ней и, сноровисто опутав ей лапки, быстро и сладострастно прокусил грудь, напоив её ядом.
   Сделав паузу, он окончательно запеленал добычу и на время исчез.
  И опять всё стало тихо и мертво.
  
   Любить не умею,
   Любить не желаю.
   Я глохну, немею
   И зренье теряю.
   И жизнью своею
   Уже не играю
   Любить не умею -
   И я умираю.
  
   Он отсоединил оптический прицел, неторопясь протёр замшевой тряпочкой, свинтил глушитель, отщёлкнул приклад, уложил все части в гнёзда футляра, закрыл его, завернул в газету и обмотал бечёвкой.
  Затем опять достал фляжку и допил водку.
   Ему стало легко, он расправил плечи, встал на подоконник и, оттолкнувшись, взмыл вверх...
  Сделав в небе широкий круг, он на мгновенье завис, а затем резко рухнул вниз, пулей устремившись к мишени.
  
   Я ненавижу свет однообразных звёзд.
   Здравствуй, мой давний бред, -
   Башни стрельчатый рост!
   Кружевом камень будь,
   И паутиной стань:
   Неба пустую грудь
   Тонкой иглою рань.
  
   Будет и мой черёд -
   Чую размах крыла.
   Так - но куда уйдёт
   Мысли живой стрела?
  
   Или свой путь и срок,
   Я, исчерпав вернусь:
   Там - я любить не мог,
   Здесь - я любить боюсь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"