Ranaros : другие произведения.

По следам своей удачи. Глава 20

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   И снова дома...
         Судьба или нелепое стечение нелепых обстоятельств? Проклятие или благословение? Удача или её отсутствие? Что именно властвовало надо мной, что именно прокладывало мой путь по этому миру? Кому из Высших, возможно даже не существующих, личностей мне надо кланяться в ноги, кого благодарить за столь удачное стечение обстоятельств? 
      Еще тогда, будучи запертым в небольшом кабинете после первой встречи с Мизукаге, я едва ли не молился им всем сразу. В тот момент, когда независимо от меня решалась вся моя дальнейшая жизнь, надеяться на что-либо другое было невозможно. Был ли я услышан, был ли я интересен тем, кто возможно и правил всем этим миром, я не знал... и не знал еще долго. 
      Именно тут я познал всю глубину моего главного и, смею надеяться, единственного страха - страха перед неизвестностью. Тщетно пытаясь сдерживать рвущуюся наружу панику, я шарил глазами по кабинету в поисках выхода, остервенело дергал дверную ручку, пытался разбить отчего-то такое твердое оконное стекло... но ничего не помогало. И только когда мое тело было вымотано так, что даже рука поднималась с ощутимым трудом, я наконец успокоился и смиренно уставился на входную дверь, ожидая своего приговора. Я не знал его, не знал, что меня ждет, не знал, что обо мне говорят в кабинете Мизукаге, не знал их мыслей обо мне... и именно это меня пугало. Мое сознание, будто желая не столько помочь, сколько навредить, с легкостью рисовало живописные картины всевозможных исходов разговора у Мизукаге, любовно отдавая предпочтение двум из них. Оно будто спрашивало меня, что лучше пустые глазницы или пустое сознание? Жить куклой без души и памяти или без глаз и солнечного цвета?
      Ничего удивительного, что поглощенный именно такого рода думами, я столь сильно отшатнулся от появившейся, наконец, Кохару. Не зная, что можно было ожидать от неё и Мизукаге, каждое их появление передо мной, легко могло означать приближающиеся проблемы. 
      Но нет - моя осторожность и фатализм на этот раз оказались лишними. Одного взгляда на Кохару хватило мне для того, чтобы начать ей доверять, а воспоминание о том, как она защищала меня перед самим Ягурой, только уверяло меня в правильности этого решения. Кохару не была мне врагом. 
      - Пойдем со мной, - тихо, нежно и доброжелательно проговорила она, протягивая мне руку. Руку, которую я, к своему удивлению, схватил без раздумий. Какое-то иррациональное чувство доверия к ней не только никак не желало проходить, но и не пыталось хоть как-то себя объяснить. - Тебя ждет новый дом. 
      Новый дом... Это словосочетание едва не заставило меня споткнуться на ровном месте. Новый дом... Уже третий по счету. Что стало с двумя другими, я старался не думать, но... но и не мог забыть. 
      Родной дом, мама... Лес, семья Мори... 
      Нет! Я встряхнул головой, прогоняя ненужные депрессивные мысли, переключив внимание на собственные шаги. Совершенно не важно какой по счету этот дом, совершенно не важно сколько их еще будет впереди - я просто возьму из каждого ровно столько, сколько нужно. Возьму и использую так, как сам того захочу. 

***

      Если бы меня спросили о моем новом доме, что бы я мог сказать в ответ? Как бы я мог охарактеризовать его, с чем сравнить? Как бы долго я думал над ответом?
Вообще бы не думал. На этот раз провести аналогию для меня труда не составляло. 
      Армия. Вот какое слово пришло бы мне на ум, задай кто-нибудь мне все эти вопросы. Та самая армия, которую я прошел еще во время своей первой, не самой удачной жизни.
      Это действительно было сильно похоже на тот самый год, проведенный мною вдали от дома - та же ограниченность свободы, та же жизнь по расписанию, те же безразличные к солдатам офицеры. Меня будто в одиночку закинули в армейскую казарму и принудили к соблюдению всех установленных правил. 
      Различия, разумеется, были, но ключевое было только одно. Если в армии тебя контролируют уставом и угрозой наказания за его несоблюдение, то тут все было иначе. В этом доме, в этой деревне я ограничивал себя сам - страх перед смертью, страх стать безвольной куклой со стертой личностью подавлял во мне почти любые зачатки бунтарства. Именно так, под собственным же давлением, я принял правила этого дома.
      Но даже при всем при этом я принял их далеко не сразу. Это было рискованно, но необходимо. Стараясь не забывать о моем видимом возрасте, я делал все, чтобы мое поведение ему соответствовало. К примеру, какой ребенок просто так примет ежедневные издевательства над телом, которые тут зовутся тренировками? Видит ли он в них смысл и понимает ли, зачем они нужны? Совершенно точно нет. Вот и я - капризничал, устраивал истерики, отказывал выполнять те или иные задания, в общем, изображал обычного семилетнего мальчишку. Странном во всем этом была лишь реакция старика. Не то, чтобы я рассчитывал этим чего-то достичь, но все-таки... Старейшина Генджи же оказался буквально выточенным из камня человеком - ни какая из моих реакций его не прошибала. Он лишь молча переносил все мои выкрутасы и жестко за них карал, пугая меня до чертиков своей черствостью. Старейшина делал это с такой отстраненностью и отчужденностью, что даже я задумался о смене линии поведения. Будь же на моем месте настоящий ребенок - сломался бы почти наверняка. 
      Долго так продолжаться не могло и потому мне в срочном порядке пришлось начать искать выход из этого глупого цикла, искать для ребенка, чью роль я уже устал отыгрывать, причину смириться со всем происходящим. И тут я вспомнил о Кохару...
      Ито Кохару казалось, была единственной кого я действительно волновал. Она, еще при первом посещении с криком выбив у старейшины обещание, отпускать подопечного с ней на встречи, стабильно раз в несколько дней навещала меня, интересовалась моей жизнью, слушала мои жалобы и как могла, старалась подбодрить. Её визиты стали той отдушиной, тем противопоставлением жесткому режиму дома, в котором я так нуждался. Я искренне был рад её каждому приходу и искренне сожалел о каждом расставании. Порой даже проскальзывала бредовая мысль, что если именно таким образом Мизукаге решил развить у меня привязанность к своей помощнице, то он явно не прогадал. Впрочем, эта мысль в сознании у меня надолго не задерживалась.
      Именно Кохару, именно ею, несмотря на все свои теплые чувства, питаемые к ней, я и решил воспользоваться, чтобы дать мне повод смириться с тем режимом, что установил Старейшина. Я просто начал ей жаловаться. 
      Из раза в раз, к каждому её появлению в стенах дома Старейшины у меня уже была готова пачка жалоб, которые я на неё и взваливал. Я говорил обо всем, не стесняясь - начиная от сильных нагрузок и наказаний и заканчивая противным характером самого старика. Кохару, разумеется, меня выслушивала, участливо покачивая головой, и, подождав пока я закончу, принималась сглаживать углы трений между мной и моим воспитателем. Мне, как человеку уже достаточно взрослому, любо дорого было наблюдать за тем, с каким мастерством она это делала. 
      Так постепенно, с её непосредственным участием, я становился все более послушным мальчиком...
Как я уже говорил, моим "старлеем" в этом подобии "армии" стал один из трех старейшин Киригакуре - старик Генджи, отыгрывающий свою роль просто превосходно. Выполнял ли он приказ сверху или попросту был таким человеком, меня не волновало - важен был сам факт. Во всем этот театре абсурда именно он стал тем человеком, для которого конечная цель была куда важнее моих мучений. 
      Старейшина был человеком жестким, хитрым и без сомнения опытным. Он не терпел ни пререканий, ни возражений, ни неповиновения, жестко реагируя на все их проявления. На этом, ну и еще на том, что он был очень скрытным человеком, мои познания о нем заканчивались. И тому была причина.
      Старейшина, с моего первого появления в его доме, с первого разговора между ним и Кохару, которая передавала меня ему на поруки, наглядно продемонстрировал мне, что не собирается становиться ничем большим, кроме воспитателя. Он отгородился каменной стеной безразличия и безвылазно за ней сидел. Никаких тебе личных разговоров, ни светских бесед, ни деления переживаниями и проблемами. Он видел во мне лишь объект для воспитания и строго держался намеченного им же плана.
      Стоит ли говорить, что его не интересовало ничего связанного со мной за исключением разве что моей жизни и моего состояния? Думаю, что нет - это попросту очевидно. Хотя был один момент, один день, когда старейшина в первый и единственный раз позвал меня на приватный разговор...

      ... Гостиная, которая была уже привычным местом для вечерних "слушаний", во время которых старейшина лил мне в уши литры пропаганды, в дневном свете смотрелась куда лучше. Не было как заходящего солнца, что через открытую стену заставляло все предметы отбрасывать длинные, наводящие тоску тени, так и горящих ламп, скорее слепящих, чем освещающих. Но главное, что именно днем, входя в гостиную, я не испытывал некоторой безысходности от ожидающих меня нескольких часов патриотических разговоров. 
      Когда я вошел внутрь, то вмиг понял, к чему была такая срочность, из-за которой старейшина отменил назначенные им же тренировки, - все было связано с тем, что лежало перед ним на низком столике. Мне хватило лишь одного взгляда, чтобы узнать все эти вещи и одной лишь мысли, чтобы вновь забеспокоится за сохранность собственной жизни. На столе лежали вещи, которые как я думал, остались на борту корабля того самого капитана, что сорвал свой джекпот поймав меня на острове Хаха - сделанная мною же маска и мой, так не скрепившийся, лук. 
      Но я ничем не показал, каким же шоком для меня было вновь видеть их перед своими глазами. Я просто шел, всячески скрывая от старика все обуревавшие меня чувства. Сложно, даже примерно сказать, сколько вариантов ответов и возможных версий я перебрал в своей голове за те мгновения, что я подходил к столу и сидящему за ним Старейшине. 
      - Вы звали меня, Генджи-доно? - едва сдерживая дрожь в голосе, спросил я, наконец-то дойдя до стола.
      Взгляд, которым он одарил меня в ответ, не оставлял сомнения в том, что меня ждут не самые приятные расспросы. Расспросы, к которым на этот раз я был готов - слишком уж много времени я потратил на то, чтобы привести в порядок ту хрупкую версию, которую я озвучил в кабинете Мизукаге.
      - Да, Акио, звал, - кивнул старейшина, разводя в стороны, лежащие на столе, руки. - Смотри, что мне сегодня передал Мизукаге-доно. Знакомые вещи?
      Понимая, что весь последующий разговор целиком зависит от моей реакции на этот вопрос, я не особо сдерживал себя в проявлении эмоций. Удивленно расширив глаза, будто только что узнав хорошо знакомые вещи, я резко бросился к столу и, схватив маску двумя руками, прижал её к груди. Старейшина, к его чести, даже не шелохнулся.
      - Где вы её взяли? - я постарался вложить в голос побольше требования и подозрительности. - Я думал... думал, что...
      - Это с корабля Райзо-сана, - ответил он, игнорируя мою интонацию и, заметив мое недоуменное выражения лица, добавил. - Того человека, что привез тебя сюда. Так это твое?
      Я кивнул.
      - Эту маску сшила мне окаа-сан, - тихо ответил я, еще сильнее прижимая кожаное изделие к груди. - Она моя!
      Старейшина вновь развел руками, мол, говоря, что на неё-то он совсем и не претендует.
      - И зачем она тебе её сшила? В ней же совсем ничего не...
      Судя по тому, как резко он прервался на полуслове, до старейшины дошло предназначение этой маски. Но я все же решил пояснить. Как ни как, один дополнительный честный, а главное необязательный ответ никогда лишним не будет.
      - Для глаз. Окаа-сан говорила, что в ней мне будет легче научиться видеть лучше.
      Старейшина замер, будто журналист учуявший сенсацию, и сложив руки под подбородком, посмотрел на меня уже заинтересовано.
      - Видеть лучше? Что ты имеешь в виду? 
      - Ну-у, - протянул я, прямо на ходу активируя Бьякуган, - я например, могу четко рассмотреть лишь вон то дерево.
      Старейшина, проследив взглядом за направлением, в котором указывала моя рука, так и не смог укрыть от Бьякугана свое изумление - "то дерево" за окном располагалась в полукилометре от нашего дома.
      - И... и насколько это плохо? - старейшина постарался говорить как можно сдержанней, но выходило у него из рук вон плохо. Его явный интерес был очевиден. 
      - Ну, по словам окаа-сан, мой ото-сан мог видеть едва ли не вдесятеро дальше...
      Я едва не рассмеялся, наблюдая за тем, как резко меняется в лице такой невозмутимый старик. Неужели они действительно не представляли себе всех возможностей этих глаз? На что они рассчитывали, когда слышали такое словосочетание как "Великое додзюцу"? На то, что оно позволяло лишь подглядывать за бабами на источниках?
      - А твой отец...
      - А его я никогда не видел, - понуро свесив голову, ответил я, так и не дав старику договорить. - Но окаа-сан говорила, что от неё у меня только волосы. Во всем остальном я весь в отца!
      - Ясно, - устало выдохнул старейшина, - об этом мы поговорим позже. А этот лук? Он тебе знаком?
      Было видно, что старик отчего-то был рад сменить тему и именно этого я не понимал. Почему он не продолжал допрашивать меня обо всех возможностях Бьякугана, раз у него была и возможность, и необходимость? Почему остановился?
      - Да, мне его сделал Хизэо-сан, буквально за несколько дней до... до того как все это произошло... 
      - Хизэо-сан? - Старейшина зацепился за новое слово. - Это кто?
      - Он мой друг! - улыбнулся я, совсем не веря в собственную же улыбку. - Он частенько заходил к окаа-сан и учил меня стрелять из лука. И еще он охотник!
      - И он брал тебя на охоту? И именно там ты получил эти шрамы?
      Услышав этот долгожданный вопрос, я едва удержался от облегченного выдоха - столько времени ждать, когда наконец кто-нибудь из шиноби заинтересуется такими неестественными для ребенка шрамами на лице, мне было невыносимо. Тут хочешь, не хочешь, но вопрос должен был возникнуть в голове у каждого, кто имел бы счастья их увидеть, но до сих пор я его так и не слышал. Еще немного и я бы серьезно забеспокоился по этому поводу...
      - Нет-нет. Мама сказала, что это меня еще младенцем дикая кошка поцарапала, - замотав головой, ответил я и добавил, уже демонстрируя некоторую обиду. - А на охоту меня не брали... мол еще слишком маленький...
      Я ответил и замер в ожидании. Сработала ли моя попытка спрятать не самый правдоподобный ответ за куда более правдивым и эмоциональным? И судя по тому, как старейшина продолжил разговор, кажется, действительно сработала...
      - Оно и понятно, - кивнул он, не сомневаясь в правильности поступка Хизэо. 
      - Но я уже взрослый! - наигранно вспылил я, продолжая акцентировать его внимание на теме с луком, а не на шрамах.
      - Разумеется, взрослый, - иронично подтвердил он, и я впервые заметил в его тоне хоть какую-то эмоцию. - Иди, продолжай занятия, взрослый. Мы вернемся к этой теме в другой раз.
      Видит Бог, я был бы рад развернуться и уйти в тот же миг как он это сказал, но... но не мог. Эта небольшая сценка еще не была закончена и именно потому, я и продолжил стоять перед столом даже после е
го приказа. Стоял, сжимая в руках сделанную мной же маску.
      - Ты не слышал, что я тебе сказал? - вернув в голос привычную строгость, спросил Старейшина. 
      - Слышал, - ответил я, хоть и, переминаясь с ноги на ногу, но продолжая прижимать к груди маску. - Вот только я, хотел бы оставить её себе... 
      Старейшина понял меня с полуслова. Понял и даже немного улыбнулся.
      - Ты не просто оставишь её себе. Отныне ты будешь носить её с утра и до вечера. Будем учить тебя видеть лучше...

      ...С того самого дня, конечно не без моей помощи, к уже привычным нагрузкам добавилась и практика стрельбы из лука. 

***

      Мир изменился.
      Для него это не было обычным оборотом речи или каким-то эфемерным высказыванием, нет. Для него эти слова означали реальные перемены в его взгляде на мир. 
Теперь он смотрел на него лишь одним глазом, второй же был скрыт под плотной повязкой. Мир, каким он его знал, потерял большую долю реальности. Теперь все окружающее казалось каким-то плоским, не объемным, не естественным. Он будто с утра и до вечера бегал одним глазом по большой-большой фотографии. 
      Было ли это последствием от смерти его друга? Было ли это тем, что некоторые умники из Конохи называли психологической травмой? Было ли это платой за вживление шарингана?
      Какаши было все равно - в данный момент эти вопросы волновали его меньше всего. Ведь именно сейчас он переживал то, что сам мог бы назвать сменой приоритетов. Какаши наконец-то смог осознать, насколько же он был паршивым человеком и как сильно ошибался в отце. Осознать какие лживые идеалы он всю жизнь преследовал. 
      Как он мог не заметить этого раньше, даже имея перед глазами два правильных примера - мертвого и живого? Наверное, как раз таки именно из-за того, что они у него все же были. Ведь даже стоя как раз перед этими двумя примерами, он бы все равно их не увидел - в то время Какаши был ослеплен тем, что ничего общего с его взглядом на жизнь не имело.
      На первого он был обижен и обозлен. Его отец, на которого согласно мнению многих Какаши должен был равняться, посмел оставить его в одиночестве, не выдержав осуждения всей деревни за свой, несомненно, верный поступок. Его отец не смог отстоять собственное же мнение. Какаши с трудом справлялся с желанием, чтобы не назвать его слабаком. 
      Второй пример, что постоянно был у него перед глазами, его раздражал. Отброс из клана Учиха, который, несмотря на семью, в которой родился, проповедовал цели едва ли не самого Шодай Хокаге. Будучи неудачником по жизни и слабаком по природе, он имел наглость задвигать речи достойные его покойного отца. И именно этим он и бесил.
      И только теперь, после смерти этого самого неудачника, Какаши наконец прозрел. Именно теперь, вспоминая об Обито, он до крови сжимал кулаки и мысленно повторял:
      - Тебе пришлось умереть, чтобы сделать меня лучше.
      Какаши не мог не заметить изменений произошедших с ним с того момента в лесу, когда он, чувствуя единение с духом Обито, что теперь жил в его правом глазу, убивал надоедливых шиноби из Кумо, защищая ту, которую защищать был обязан. 
      Рин. Теперь вся его жизнь будет крутиться вокруг неё. Ведь он обещал Обито. Обещал своему первому другу. 

***

      Прошел едва ли не месяц с моего первого появления в этом доме, прежде чем старик Генджи не соизволил заняться со мной развитием уже не физических возможностей. Подходил к этому вопросу он очень плавно и не спеша, иногда то тут, то там упоминая чакру и её возможности. Будь-то: "А ударил бы ты зарядив кулак чакрой то, даже беря во внимание твое худое тельце, пришлось бы искать новый манекен" или "Владей ты чакрой получше, бежал бы еще несколько часов, не почувствовав и тени отдышки", - но, чем дольше мы занимались, тем чаще я слышал в свой адрес подобные высказывания. И пока до меня доходило, что он ждет от меня того самого вопроса, старейшина уже не выдержал и посередине занятия взошел на дерево, продолжая вещать вверх ногами. Тут-то я уже и позволил себе вякнуть:
      - А у меня пока что, так не получается.
      Это маленькое выступление положило начало целому часу вопросов и постоянных уточнений. Где? Как? Когда? Почему не говорил раньше? Тонну вопросов, которые своим потоком могли сломать мою тщательно склеенную легенду, я смог остановить только лишь краткой демонстрацией своих "возможностей".
      - Ты идиот, - услышал я, когда звонкая оплеуха, прилетевшая откуда-то сверху, буквально сбросила меня со ствола дерева. - Еще раз повторишь подобное, и я лично достану из твоей глупой головы даже идею подобного использования чакры. 
      Я же, потирая отбитый копчик, мог лишь недоуменно и раздраженно взирать на нависающего надо мной старика. Как хорошо, что маска на лице с легкостью скрывала проявление даже самых крайних моих эмоций. 
      - Что не так-то? Я же стоял на дереве!
      - Все не так, - ответил он и, не спеша просвещать меня в мои же ошибки, направился к дому. - Пошли, нас ждет еще один час лекций.
      Старик соврал - "один час" превратился в едва ли не полдня безостановочного урока просвещения. Он затронул по-моему все возможные аспекты чакры, видимо предпочитая подавать информацию скопом. Не помни бы я так хорошо теорию чакры еще из манги, запутался бы даже без вариантов. Он говорил про все - начиная от двух видом энергии инь и ян, и заканчивая их природными свойствами. Образование самой чакры, её свойства, её возможности, круг стихий и слабости каждой из них - старейшина пробежался по всем этим темам, всеми силами нагоняя на меня дремоту. 
      Но я слушал и слушал внимательно. Ведь если верить его недавним словам, то я точно делал что-то не правильно... что-то, из-за чего все подобные манипуляции давались мне с таким трудом. 
      Я слушал... но не услышал. Все закончилось, так внезапно, что я едва не пропустил этот момент. Со словами: "Теперь ты должен был понять, что делаешь не так" - он встал и направился к выходу, оставив меня в полном смятении.
      Все, что он мне пытался вложить в голову в течении этих нескольких часов я и так уже знал. Все, что было рассказано им, не было для меня каким-то открытием. Мало того! Все, о чем он сегодня разглагольствовал, я, будучи ребенком своих лет на самом деле, попросту не смог бы запомнить и осмыслить! И при всем при этом он заявлял, что мне "должно было этого хватить"? Бред! Сплошной бред!
      Обозленный, я переключил внимание на старика, желая взглянуть в спину этому шарлатану, но наткнулся лишь на его лицо, повернутое в мою сторону. Он смотрел на меня, зная, что я смотрю на него из под маски, и чего-то ждал. 
      Он ждал моего вопроса.
      - И... и это все? - спросил я, подавив в себе как гордость, так и зарождающийся гнев.
      Старейшина, как мне показалось, облегченно выдохнул и вновь вернулся к маленькой подушки для сидения.
      - Нет, - после небольшой паузы, ответил он, смотря туда, где под маской были мои глаза. - Далеко не все. Но ты видимо считаешь, что сможешь освоиться во всем это сам. Вот я и дал тебе всю необходимую теорию, известную абсолютно каждому первоклашке в академии. Разбирайся.
      За то, каким тоном он сказал это самое "разбирайся" мне буквально захотелось дать ему в морду. В этом брошенном слове было столько превосходства, столько самоуверенности и ехидства, что с легкостью хватило бы на нескольких средневековых королей. Он как бы говорил мне, что без его помощи мне не справиться. Он знал это. 
      И теперь это же знал и я. 
      - Нет, я так не считаю, - ответил я, неимоверным усилием воли сдержав свой тон на уровне непринужденности. 
      - Уверен? - продолжал взирать на меня сверху вниз этот человек. - Я вот лично нет. За все те часы, что я уделил тебе, рассказывая то, что по идее и не должен был, я так и не услышал ни одного, подчеркиваю, ни одного вопроса! Ты за кого себя держишь?! Ты за кого держишь меня?!
      Я сидел, сжимая челюсти так, что был готов в любую секунду ощутить на языке зубную крошку. Его слова, его мимика, его пластика, все буквально кричало о его превосходстве надо мной и при этом он смел строить из себя оскорбленную невинность. Он ждал, он хотел того, чтобы я сейчас прогнулся, а я... а я не собирался оказывать ему таких почестей. Его поведение меня просто выбешивало...
      - Я просто не смел Вас прерывать, Генджи-доно, - процедил я, сквозь зубы, пытаясь хотя бы не развивать конфликт дальше. 
      - Не смел прерывать? А значит сидеть с таким видом, будто я тебе тут толкаю чушь, как последний торговец на базаре, значит позволяешь?! Ни вопросов, ни внимания!
      Меня уже попросту потряхивало от сдерживания всех рвущихся наружу желаний. Наорать... разбить лицо... обмакнуть его в собственное же самомнение... любое это действие, пускай наверняка и сломавшее мне дальнейшее пребывание в этом доме, а возможно и деревне, стало казаться мне все более допустимым. Еще немного содействия с его стороны, и тогда...
      Она появилась так вовремя, будто стояла за стенкой, слушая всю лекцию и нашу перебранку. Появилась так плавно, но неожиданно, что не будь у меня Бьякугана, запечатлевшего каждое её движение, я бы думал, что она все время была за спиной у разозленного старика. Появилась так, что заметить её смог только я.
      - Я, помниться, проспала все вводные лекции в академии, - такой знакомый, но холодный, как ветра Арктики, голос разлетелся по комнате, прерывая даже старика, готового разразиться очередной тирадой. - А ведь я была даже старше этого обормота. 
      Старейшина, не мешкая, развернулся на встречу только что вошедшей Кохару.
      - Это нисколько его не оправдывает, - старик вмиг вернул свой обыкновенный тон, убрав из него изрядную долю раздутого самомнения и презрения. - А лишь доказывает...
      - Доказывает невнимательность всех детей в возрасте семи-восьми лет, Генджи-доно. Вы до сих пор этого не поняли?
      - Это видимо вы до сих пор чего-то не поняли Ито-сан. Может мне стоить напомнить вам условия, на которых я был согласен обучать этого подкидыша?
      Не обращая внимания на старика, девушка по дуге обошла его и, положив руку мне на плечо, заговорила вновь.
      - Не стоит. Уверена, что мы все их прекрасно помним, - улыбнулась Кохару, взъерошив мне волосы на макушке. - Не буду просить вас делать этому малышу скидку на возраст, но все же уверяю вас, что это был лишь единичный случай. Так ведь, Акио?
      Вновь... вновь меня затопило это иррациональное чувство доверия, преданности и удовлетворения. Одного лишь касания Кохару хватило, чтобы напрочь вышибить из меня весь скопившийся негатив и недовольство. От этой ладони у меня на голове, я буквально сдулся, как проколотый воздушный шарик.
      - Да, - безразлично кивнул я, пребывая в смятении от всего происходящего со мной. Больше история со стариком меня уже не волновала. Теперь я беспокоился уже совсем по другому поводу. Как Кохару умудряется проворачивать со мной подобное?
      - Мне без разницы, - упрямо замотал головой старик. - Я сказал свое слово и уже не отступлюсь. Пусть считает это уроком. 
      - Уроком?! - из-за услышанного подобного бреда я даже отвлекся от проблемы с Кохару. - Каким еще уроком?
      - Первый на внимательность, - назидательно подняв палец к верху, вновь снисходительно объяснил Генджи. - Ты всегда должен быть внимателен. Поверь моему опыту, это не раз спасет тебе жизнь в будущем. Второй же - это ответственность. Теперь ты запомнишь, что любой твой поступок будет иметь последствия. Так или иначе. 
      Даже несмотря на нежное поглаживание Кохару, я вновь начинал заводиться. Учить меня вздумал! Ученный уже!
      - Этот урок он освоит и без таких радикальных мер, старейшина-доно, - Кохару вновь вернула свой холодный тон. - Приступайте к обучению.
      - Нет! - резко и бескомпромиссно заявил Генджи, смотря прямо в глаза девушке. - Он должен понимать, что уступок ему не видать.
      На короткий период показалось, что температура в помещении резко упала - настолько холодным был взгляд девушки, которым она одарила старика. Одарила, но молчала. Пускай не долго, но молчала, будто предоставляя последний шанс взять свои слова назад. Генджи им так и не воспользовался. 
      - Значит, я дам Акио другой урок, - сквозь зубы процедила Кохару и, сняв с моей головы свою руку, направилась к выходу, наглухо игнорируя старейшину. - Теперь он запомнит, что не все трения можно решить обычной болтовней. Некоторые решения требуют мер куда более жестких. Если ты решил пойти на принцип, то и Мизукаге поступит так же...
      Последние слова девушки доносились уже из коридора...
      ... А я, все еще немного ошеломленный произошедшим, с какой-то мстительной радостью наблюдал за тем, как белеет лицо моего "старлея".

***

      Выслушав краткий пересказ событий из уст своей помощницы, Ягура крепко задумался. Он размышлял не столько над этой ситуацией, сколько обо всех поступках Кохару в целом. Признаться, он часто не всегда понимал её мотивы и то, чем она руководствуется при принятии тех или иных решений. Пускай иногда, в некоторых её поступках отсутствовала видимая логика и правильность, но никогда это не приводило к плачевным последствиям. И Ягура все никак не мог понять, как ей подобное удавалось. Дальновидность? Просчет? Интуиция? Что же...А, к черту! Главное что это было применимо и к этому конкретному случаю. Некоторые из её поступков точно требовали объяснений, и он их получит.
      - "Пошел на принцип", значит? - предвкушающе улыбнулся Ягура. - Интересно...
      - Очень, - абсолютно спокойно ответила девушка. - Ваши действия?
      - Аналогичные, - пожал плечами Мизукаге. - На принципиальную позицию отвечу такой же. 
      После такого заявления заулыбалась уже девушка.
      - Я так ему и сказала, - усмехнулась явно довольная собой девушка. - Почти слово в слово.
      - Молодец, - кивнул ничуть не удивленный Ягура. - Значит, ты знаешь, что делать. 
      - Старший? Младший? - мигом посерьезнела Кохару. 
      - Старшего. Пока что просто задержать... в качестве предупреждения. 
      Кохару кивнула, принимая задание, и развернулась в сторону выхода. Но не так быстро. У Ягуры был еще один вопрос. 
      - Кохару, почему он? Есть ведь и лояльные мне старейшины. Почему именно Генджи? - вопрос Мизукаге застал девушку уже почти в дверях. Кохару обернулась.
      - Потому что я могу им управлять, Мизукаге-сама. А с его помощью смогу и мальчиком.
      - К тому же... - начал Ягура, но был нагло прерван девушкой.
      - Да. К тому же я знаю, что могу от него ждать. Сражаться с упертым ослом проще, чем гоняться за тенью неизвестного. 
      Ягура кивнул, отпуская девушку. Пускай не полностью, но ответ его устроил. Теперь нужно было вернуться к по-настоящему важному делу. Делу, которое возвысит одну деревню и уничтожит другую. Делу, которому самое время во время войны, в которой Киригакуре почти не принимает участия.
      Да...Скоро камень из запечатанных казематов, наконец, увидит белый свет. 
      А вместе с ним, свет погаснет для Конохи. 
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"