Резвухин Евгений Юрьевич : другие произведения.

Город. Хроника осады. Глава 19

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    Оценки и комментарии в основной файл

  Глава 19
  
  Живой
  
  Симерийское царство. Ольхово. 17 июля 1853 г. Ок 4 - 00
  (17 день войны)
  
  Рассвет, не смотря на грохотавшую в ночи артиллерию, пожилая чета встречает в полуразрушенном доме. Стены, пусть и зияющие глубокими бороздами трещин, выдерживают, в то время внутреннее убранство представляется катастрофой. Подобно иным жителям Ольхово, давно брошены попытки застеклить заново окна, ветер теребит кое как прикрывающие прорехи занавески. Перевернуты столы и лавки, неметеный пол усеян битой керамикой и осколками стекла.
  Опершись о ружье, на единственной уцелевшей табуретке у окна посапывает дед. Видавший лучшие времена, изъеденный молью грешневик глубоко насажен по брови, кафтан на дряблом теле висит мешком и покрыт соломой. Дед шевелит закрывающими губы усами и тяжело поднимает веки. Старуха в дальнем углу все не разгибается. У горящей иконной лампады молитвенное бормотание то и дело сменяется всхлипами.
  Уличный шум привлекает хозяина и не только, люди покидают убежище, указывая куда-то пальцами. Отодвинув холщовый мешок на окне, дед замечает симерийский стяг. Повисший в безветренную погоду на кривой ветке, изодранный пулями, но не утративший гордости.
  - Идут, - с облегчением говорит старик.
  Его жена, перекрестившись и отвесив земной поклон, только сейчас встает с колен. Всю ночь, едва в город пришла роковая весть, Ольхово не смыкало глаз. Федоровка пала! Ныне нельзя ручаться даже за следующую минуту. Что если готы начнут штурм прямо сейчас? А если Розумовский не дойдет? Вдруг это вообще конец, всему! Не сговариваясь, ольховцы в едином порыве обращаются к молитве.
  Женщина, вытирая фартуком влагу у глаз, торопится к столу. Запасы у осажденных тают, швецовские пайки наверняка скоро начнут скудеть, но сейчас не время думать о завтрашнем. В пятнистый сверток заворачивается нехитрая снедь, сухари, сыр да сало с луком.
  - Сидела бы ты дома, дуреха, - качая головой, говорит мужчина. Старухе тяжело, едва ноги волочит и за поясницу то и дело хватается.
  - Кто б говорил. Голова седая, а все туда же - в солдатики не наигрался, - плаксивость мигом пропадает из голоса, хоть в глазах стоят слезы, говорит властно. - А мальчиков накормить нужно.
  Подтянув слишком тяжелое для одряхлевших плеч ружье, дед понуро выходит следом. Улицы к этому моменту все больше наполняются разнообразным людом. Мирные граждане и ополченцы, толпясь и выглядывая из-за спин соседей, торопятся рассмотреть шествие.
  Какое же унылое зрелище открывается горожанам. Ни о каком строе и речи быть не может, побитая рота бредет толпой, едва передвигая ноги и сильно растянувшись. С сапог и башмаков на мостовую комками падает налипшая грязь и болотная тина. Без содрогания на защитников Федоровки не взглянешь. Исхудали до неузнаваемости и заросли клоками, лишь горят налитые кровью глаза на черных от гари и пыли лицах. Одежда за проведенные в окопах дни превращается в тряпки. Так ли можно представить героев?
  Толпа на некоторое время пребывает в безмолвии и даже не шевелится.
  - Вася. Вася! - раздается первый женский окрик, сбрасывающий оковы. - Вы не видели моего мужа!?
  Народная масса качается и с гомоном устремляется вперед. В мгновения ока гражданские и военные перемешиваются. Измотанные тяжелыми боями и переходом, федоровцы падают, где стоят. Стоит тяжелый запах немытых тел, слишком уставшие для приличий, драгуны и ополченцы опорожняются у ближайших деревьев. Но людям все равно. Кто-то ищет родственников, другие стараются накормить бойцов или просто поблагодарить.
  Тарахтя мотором и выбрасывая клубы дыма, из-за баррикады выныривает штабной автомобиль. Не успевает Швецов покинуть транспорт, рядом раздается перестук конских копыт. Снимая заляпанные очки, барон узнает одного из офицеров Бульбаша.
  - Все обошлось, ваше превосходительство, - молодой корнет, с лихо закрученными вверх усами, отдает честь. - Отдельные группы еще подходят, но слава Богу без больших потерь.
  Подполковник встает на сиденье в полный рост, осматривая потрепанную роту. Вышли не только люди. Хоть волоком, хоть на горбу, но солдаты выносят с передовой ящики с патронами и снарядами. Пусть снятая с массивного лафета, спасена картечница. Все могло быть куда хуже.
  - Хорошо. Распорядитесь бани натопить. И солдат нужно накормить горячей едой, да поживее.
  Пропустив мимо ушей молодцевато рапортующего офицера, Алексей наклоняет голову к покидающему авто Максиму:
  - Как думаете, сколько у нас времени?
  - Я готов поставить на неделю, - не раздумывая говорит майор, поглаживая закоптевший корпус машины. - Пластуны говорят, колбасники до сих пор не вошли в пригород. Все в прок не возьмут, что происходит. Им нужно подготовиться прежде чем приводить всю массу войск в движение.
  Неделя, пускай плюс минус пару дней. Еще один батальон за такой срок не родить, но каждый выигранный день дает фору столице. Как они там? Держится ли оборона? Лишь бы его величество в прок распорядился добытым такой ценой временем. Неведение сейчас страшнее всех готских батарей вместе взятых.
  Отпустив начальника штаба, командир замечает среди толпы черную рясу и котелок отца Димитрия.
  - Батюшка, - пробившись к священнику, подполковник складывает руки под благословение. - Раненных уже приняли?
  - Еще не всех, - отец Димитрий разглаживает бороду и оглядывается.
  У церковной ограды нескончаемая суета. Сгрузить с повозок новоприбывших помогают даже способные передвигаться. Сестер милосердия и добровольцев из горожан банально не хватает. В почти ежедневных бомбежках, от осколков и под завалами Ольхово истекает кровью. Среди гражданских одежд едва ли каждый пятый в форме.
  - Без магии мы бы половину не выходили - часто приходится ампутировать конечности.
  Священник оборачивается и только сейчас штаб-офицер замечает графский экипаж. Дворецкий как раз открывает двери кареты, где мелькают белые кружева дамского платья. Прежде чем забраться внутрь, виконтесса обращает взор к Алексею. Под осуждающий взгляд что-то тараторящего слуги, девушка робко приподнимает руку и улыбается.
  - Без Оленьки мы бы не справились, - отец Димитрий глазами провожает мерно цокающую копытами повозку. - Сама и все дворовые девки перевязки шьют. Собственные запасы давно бы кончились. Но другая беда - мест мало, храмовый двор забит под завязку. Расширяемся, будем разбивать палаточный городок однако не уверен, поможет ли.
  - Ничего, - Швецов как всегда непоколебим. - Займем часть замка. Хоть подвалы, хоть бальный зал.
  Если бы ширился только полевой госпиталь, скоро хоронить будет негде - вот как разрослось кладбище. Рядом со старыми, тщательно ухоженными могилками, с распустившимися цветами и подстриженным газоном, криво и невпопад навалены бугры новых. Куда уж до церемоний. Часто из-за обстрелов и похоронить по человечески не получается, убитые лежат сутками на улицах.
  Возле одной из таких могил, совсем свежей, стоят четверо. Людмила сидит на земле, прямо в белом сестринском облачении и мерно, как маятник, раскачивается. Ни слезинки не проступает на высушенном, посеревшем лице, лишь взгляд проносится сквозь криво воткнутый крест. Стоящий рядом Михаил сжимает и разжимает кулаки, с открытой яростью смотря на застывших позади драгун.
  - Не сберегли, - глухим голосом нарушает молчание Григорий, слова даются с трудом, будто глотка разом превращается в наждак. - Я и шлем единственный ему отдал - не помогло. Сердце не выдержало, не дождался он рассвета.
  Солдаты не одни сапоги истоптали на государевой службе, воюя, рискуя жизнями и теряя товарищей. Вот делишься табаком вчера с человеком, а сегодня нет его - сражен курхской пулей. И вроде так и надо, даже сердце не екнет. Но только не теперь. Григорий как сейчас видит стремительно бледнеющее лицо мальчишки и гаснущую в глазах жизнь. Липкая от крови ладонь, до конца сжимающая солдатскую руку. Унтер офицер пытался шутить, кричал и умолял, но юный ополченец лишь молчал, да улыбался сквозь боль.
  - Вот, полагаю будет правильно вернуть вам, - Вячеслав достает из кармана небольшой тряпичный сверток. - Это нарукавный знак Анатолия, - сквозь бездну скорби, кавалерист находит силы приподнять уголки губ, вспоминая чистое и искреннее лицо товарища, - он очень гордился им.
  Страшно искривившись, Михаил с широкого размаха бьет по руке. Выроненный, шеврон падает в грязь. Будто не достаточно, в порыве ярости мальчишка наступает башмаком, глубже вдавливая символ в рыхлую от влаги землю.
  - Ты что творишь! - сунувшегося вперед Вячеслава перехватывает Григорий. - Озверел? Твой брат был патриотом и погиб в бою. Прояви хоть каплю уважения!
  - Мой брат был идиотом! - видно шахтеру очень хочется расплакаться, но ярость заталкивает слезы внутрь. - И это вы убили его. Вы, а не готы! Запудрили мозги бредом про Родину, а он пошел, как баран.
  - Бредом про Родину? - хоть унтер и останавливает порывающегося дать тумака товарища, сам теряет самообладание. - Ты видимо забыл нашу первую встречу, забыл, как листовки развешивал. Ты и тебе подобные хотели жить в готском мире. Вот он, - драгун указывает на могилу, - мир Готии. И вот, что останется от всей Симерии, если мы не прекратим борьбу.
  Перепалка обрывается, едва молчавшая все время мать встает. Женщина поднимает с земли знак ополчения и бережно очищает от кусков грязи.
  - Спасибо, что присматривали за моим мальчиком, - негромко говорит она, смотря под ноги.
  - Куда же ты! - кричит в растерянности Михаил уходящей Людмиле.
  Сестра милосердия оборачивается, взглянув на сына и будто не узнавая.
  - В госпиталь, там полно раненных.
  От сцены Швецова отрывает вернувшийся наконец Розумовский. Мужчины, рады видеть друг друга, обмениваются горячими рукопожатиями и хлопая по спине. Ротмистр за последние дни стал живой легендой. В неизменной кепи старого образца и длинной бородой - просто лицо пропагандистских плакатов. Офицер и под огнем врага не переставал обыденно прикуривать трубку, мимоходом корректируя огонь немногочисленных ольховских пушек.
  - Спасибо, Константин Константинович, роту выручили и нас вместе с ней, - вид ротмистра, здорового, улыбающегося и хитро щурящегося возвращает бодрость и Швецову. - Вы не ранены?
  Алексей обеспокоенно смотрит за хромотой подчиненного.
  - Ерунда, сапог ногу натер, - отмахивается Розумовский. Извинившись, он подпрыгивая садится на пенек, растирая затекшие мышцы. - Мы выжили, это хорошо. Но что теперь делать?
  - Вам - отдыхать и набираться сил. Тыла у нас нет, сами понимаете. Единственное, могу в шахтерский район поставить, хоть какое-то время готы туда не доберутся. А западную окраину, пусть Бульбаш займет со своими.
  Швецов прерывается, услышав в небе отдаленный рев. Поднимая взгляд, подполковник готов увидеть, что угодно. Хоть неуклюжего мастодонта цеппелина, хоть очень редких, но способных похоронить город многокрылых бомбардировщиков. Из облаков, не чета летающим фанерам Готии, выплывает изящная фигура. Алексей не сразу верит глазам, видя увешанную роговыми наростами спину, длинную шею и широко расправленные перепончатые крылья.
  - Надо же, - шепчет штаб-офицер, все еще выискивая в облаках исчезнувшего из вида дракона, - не думал еще раз увидеть подобное.
  
  Бригада Ли. 8 июля 1985 г. Ок. 11 - 00 (18 день войны)
  
  Маршал Гранд трясущейся, покрытой старческими пятнами рукой преподносит стакан к подрагивающим губам. Мужчина, в терпеливой тишине присутствующих, очень шумно пьет, сербая и глотая в захлеб.
  Для совещания разбивают отдельную палатку, прямо на позициях артиллерийских батарей. С высоты двести три как раз открывается живописный вид на осажденное Ольхово. Глядя с возвышения, город предстает сплошным склепом. Наваленные вроде бы хаотично, но издалека кажущиеся цельной композицией груды развалин. Тут и там до сих клубится дым от вяло тлеющих пожаров. Ольхово умирает. Пусть защитники не видят изнутри, но отсюда страдания и вытекающая по капле жизнь открыта во всей драматичности.
  Прибывший едва ли не пару часов назад, маршал лишь брезгливо морщится от предложенных апартаментов. Воевавший большую часть жизни, даже на покое устроивший в плантациях армейский порядок, Гранд пренебрегает роскошью покинутого имения. Для личных нужд маршалу требуется раскладная койка, да тумбочка с умывальником. Тут же ставят стол и развешивают по брезентовым стенам многочисленные карты.
  Сидя напротив, Ли с нескрываемым интересом и восторгом смотрит на главнокомандующего. Гранд стар, маршалу перевалило за восемьдесят и после стольких лет, старость встретила за выращиванием хлопка, далеко-далеко на западе. Только война с Симерией и малообъяснимый ажиотаж вокруг Ольхово дают старой гвардии еще один шанс прославиться на поле брани.
  Не смотря на грубые замашки и грязную речь, одет маршал аккуратно и даже педантично. Синий мундир охватывает крепкое, не смотря на возраст, тело и увешан многочисленными орденами и медалями. Гранд щеголяет в золоте и серебре, принципиально не меняя на планки. Стоячий воротник подшит белоснежной тканью, длинный усы по вышедшей моде смотрят в стороны.
  За карьеру этот человек не проиграл ни единой битвы. Сражался в жарких песках юга, видел погонщиков верблюдов с дальнего востока. Гранд настоящий памятник героического прошлого. Пусть немного, но Ли даже горд передать командование живой легенде. Если кто и возьмет Ольхово, так это он.
  Наконец, Гранд со стуком опускает стакан и без лишних стеснений издает отрыжку.
  - Джентльмены, - отточенным, будто отрепетированным движением разглаживает пышные усы, - все мы знаем, зачем тут находимся. Не будем терять лишнее время. Я хочу скорее разработать план штурма. Генерал Саммерс, - Ли подтягивается, - вы долгое время командовали осадой, хотелось бы выслушать предложение.
  Генерал-майор как раз ждет предложения, имея наработки. Он подходит к карте, постучав указкой по Федоровке. Пунктиры зданий победоносно венчают синие флажки готского контроля.
  - Я предлагаю коренным образом изменить тактику. Ранее, мы били артиллерией на широком участке, не нанося существенного ущерба. Поднимающаяся в атака пехота и бронетехника встречала практически неповрежденные огневые точки и укрепления противника. Наши неудачи связанны прежде всего с высоким магическим потенциалом. Дабы преодолеть преимущество осажденных, мы должны сконцентрировать огонь всей артиллерии на узком участке фронта. Плотный обстрел не отобьют даже ольховские маги. После того, как участок будет буквально срыт с земли, остатки зачистят штурмовые группы при поддержке танков. Вместо того, что бы наступать плотными массами, мы будем выдавливать Швецова с каждого квадрата.
  Отчеканив на одном духу, Ли отходит от карты, застыв по стойке смирно. Гранд размышляет несколько секунд, кивая и под конец довольно крякает.
  - Прекрасно. Через три дня подойдут основные резервы, тогда мы и пойдем на штурм. Атакуем всеми силами, сразу с четырех направлений.
  Ошарашенный Ли открывает рот и не в силах произнести даже возмущения, задохнувшись от нелепости услышанного. На дворе 19 й, век, а не Готско-Гаэльская война. Это сотню лет назад армии выходили на голое поле, идя в бой маршем плотными колонами. Сейчас не время и не место нестись галопом и размахивать саблей.
  - Что-то не так, генерал, - маршал, скрипнув стулом, поворачивается.
  - Но, сэр, - Ли ослабляет давящие на горло пуговицы и сглатывает ком, пытаясь успокоиться, - потери при подобной атаке будут чудовищны...
  - Не смейте говорить о такой ерунде! - Гранд брызжет слюной, трясясь, будто заводная кукла на шарнирах. Он встает и грохает кулаком о стол. - И вы забываете о храбрости и самоотверженности готских солдат! Не смотря ни на какую дьявольскую магию, они преодолеют и огонь и пули! Мы возьмем Ольхово, клянусь вам, сэр!
  Крик взбесившегося командующего погружает штаб в молчание. Гранд, наоравшись вдосталь, кулем падает обратно. Он откидывается на спинку и довольно посмеивается.
  - Хотя я готов вас понять, - маршал говорит менее резко, активно размахивая плохо слушающейся рукой. - Не стоит переживать. В первом эшелоне пойдут туземные войска и расчистят дорогу. Мы же не станем жалеть каких-то дикарей, правда?
  Скребучий смех маршала никто не поддерживает.
  Выйдя на свежий воздух, Ли садится на ящик у пушечного лафета. Не обращая внимания на суету солдат вокруг, генерал долго и пристально смотрит на Ольхово. Проклятый город, а Швецов еще хуже. Хотя ... Симерийский офицер трижды безумец, но на своей земле. А они, что тут делают? Саммерс вспоминает первые дни войны и людей, отказавшихся стрелять. В угаре предстоящих боев Ли считал всех предателями и презирал, как трусов. Но так ли они не правы?
  - Где эти чертовы сигареты, - слышит Ли голос, вперемешку с руганью.
  Проходящий мимо Джон Браун недовольно пыхтит, по несколько раз проверяя многочисленные карманы. На землю летят коробки со спичками, какие-то скомканные бумажки и мусор, но вожделенный табак так и не обнаруживается. Сжалившись над артиллеристом, бригадный генерал протягивает одну из сигар.
  - О! Спасибо, вы мой спаситель, - Джон причмокивая прикуривает от зажигалки Саммерса.
  Джон из-за обильного тушка неуклюже опускается на землю, опершись спиной о пушечное колесо. Полковник некоторое время молча курит, выпуская клубы дыма и изредка покашливая - к сигарам не всяк привыкший.
  - Ваш план был идеален, - как бы невзначай роняет Браун. Словив скептический взгляд генерала лишь посмеивается, тряся обвислой грудью. - Правда. Гранд просто старый дурак и не нужно так удивляться. Я служил под его началом еще совсем мальчишкой. Пятый кавалерийский, командировка в Южный Сахар. Чертов ад. Жара, дикари, а хуже всего Гранд. Каждая победа и восторженная ода в Стэнтонских газетах обходились ничем не оправданными потерями. Его отстранили, а не с честью отправили на покой. В конце концов даже парламент не мог молчать, гробы из Сахара не умещались на паромы. В толк не пойму, зачем его прислали ...
  Зато прекрасно понимает Ли. Тот-то старик маршал двигал губами, а говорил серый кардинал Ольховской компании. Агент АНБ. Теперь картина яснее некуда. Опальный маршал не станет задавать вопросов и пошлет войска на убой лишь бы взять город к сроку.
  - Ты ведь прикроешь нас, Джон? - с мольбой говорит Ли. - Когда мои мальки пойдут на приступ, твои пушки справятся?
  Саммерс ожидает увидеть улыбку и уверенное "так точно, сэр!" или "черт подери, мы зададим им трепку!". Вот только артиллерист молчит да курит, посматривая на Ольхово.
  - Нам нужны осадные мортиры большого калибра, - прерывает молчание, сморщившись от крепкого табака. - Эта чертова "Мэри" из половины снарядов благо если половину по городу попадет. Орудия везут, но для них нужно залить бетоном площадки ... Гранд назначил безумные сроки. Простите генерал, мы не успеем.
  Извинившись, расстроенный Браун оставляет Ли одного.
  Нет. Родина может быть не права, но это Родина. Саммерс касается кобуры с пистолетом - он последует ее зову, даже до стен ада.
  
  Симерийское царство. Екатеринград. Правительственный квартал.
  9 июня 1853г. Ок. 9 - 00 (19 день войны)
  
  Облаченный в строгий сюртук, управляющий стоит по средине холла. Водрузив на левый глаз монокль, пожилой мужчина строгим взглядом следит за действиями дворовых мужиков, то и дело перебирая листы толстой учетной книги. Прислуга как раз заканчивает и у входа вырастает груда вещей. Открытые настежь окна пускают яркий свет на опустевший дом. Сняты картины, пустуют многочисленные стеллажи и полки. Даже чирикающая в клетке птица аккуратно завернута и поставленная рядом с остальными чемоданами.
  - Все готово, барин, - глухим голосом констатирует управляющий, закрывая книгу и завязывая.
  Престарелый хозяин, не смотря на спорые сборы до сих пор кутается в расписной по восточному халат. Барон, раскачиваясь в кресле-качалке, долго смотрит на голую стену.
  - Не переживайте, - он поворачивает голову к слуге в пол оборота. - Мы уезжаем первыми, но никого не бросим. Никто не останется тут. Заберем, как устроимся, всех, от последнего конюха, до поваренка.
  Хозяин прерывается, видя спускающуюся с лестницы дочь. Мария тяжело переживает войну, чистая душа невинной девушки не в силах вынести рухнувший в одночасье мир. Лицо побледнело и исхудало, пусть до сих пор пленя красотой.
  - Машенька, -с неподдельной скорбью говорит отец, глядя на черное платье и чепчик, скрывающий прекрасные русые волосы. - Сколько раз я тебе говорил, ты не обязана держать траур по Алеше. Понимаю, вы дружны с детства, но эта помолвка ..., - барон Богумилов вел разговор не один раз, не зная подходов к замкнувшейся Марии.
  Девушка, никак не отреагировав, пристально смотрит на собранные вещи.
  - Все кончено, Маша, - продолжает отец, растирая покалывающие виски. - Царь даже столицу не контролирует, гвардия скоро запрется в правительственном квартале. Монархии конец, аристократов не пожалеют, пойми ты наконец. Мы обязаны уехать в Цинь. Я обо всем договорился, мой старый друг из консульства в Нанкине подготовил дом. Его сыну двадцать лет, он очень хороший и перспективный юноша. Уверен, вы хорошо поладите.
  Не желая слушать или как-то отвечать, девушка выходит на веранду. С опустевшего двора имения открывается вид на сердце Симерии. Умирающее. На западе вдалеке грохочут взрывы, горизонт испещрен крошечными, но не менее пугающими струйками дыма. Враг еще не вошел на улицы Екатеринграда, а столица уже смердит разложением, исходя трупным ядом.
  - Долой военщину! Мы хотим мира! - доносится где-то рядом.
  Привстав на цыпочки и опершись о перилла, девушка разглядывает группу людей. Человек десять, по виду мастеровые. Рукава, а то и ноги обмотаны красными лентами, в руках какие-то транспаранты. Раздается свисток и на другом конце улицы появляются конные казаки. Один из демонстрантов достает из-за пазухи револьвер, всадив весь барабан и по счастью никого не задев. Побросав плакаты, бунтари бросаются наутек, ища спасение в подворотнях.
  "Значит и сюда добрались, - думает Мария, уже не раз наблюдая подобные картины. - Неужели и правда конец?"
  Девушка собирается вернуться внутрь, как замечает мчащуюся на всех парах карету. Из экипажа, путаясь в юбках выскакивает растрепанная сестра Швецова.
  - Оленька? - обеспокоенная Маша торопится встретить подругу.
  - Ты новости слышала? - запыхавшаяся и раскрасневшаяся, та вкладывает в руки помятую газету. - Скорее же, смотри!
  На титульной странице изображено нечеткое фото. Смутно знакомый усатый офицер в кожаном летном шлеме. Позади в кадр едва умещается объемное тело дракона, свернувшегося кольцом вокруг всадника.
  
  Штабс-капитан, что вы можете рассказать о боевом вылете?
  - Мне было поручено пересечь линию фронта и провести бомбометание важных пунктов дорог. Мы знали, железные пути и станция Ольхово наверняка используются противником для переброски войск и боепитания.
  
  И что же вы обнаружили? Ольхово и правда в руках Готии?
  
  - Нет! Едва я достиг города, как увидел внизу флаги Симерии. Город окружен со всех сторон и подвергся варварскому разрушению. Но клянусь честью, они все еще держатся.
  
  Таким образом, дорогие читатели, была выяснена очередная коварная ложь трусливого врага. Не в силах сломить волю симерийского народа, он распространяет гнусное вранье, пытаясь посеять панику и подорвать веру в скорую победу. Подвиг подполковника Швецова и его драгун еще раз доказывают храбрость и самоотверженность солдат Симерии.
  А тем временем, войска генерала Василькова продолжат упорное наступление. В боях за ...
  
  Больше Мария не в силах прочитать ни строчки. Мир мутнеет от наполнившихся слезами глаз.
  "Он жив", - снова и снова повторяет она.
  Две девушки, рыдая на взрыв падают друг другу в объятия.

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"