Рудой Андрей Генадьевичь : другие произведения.

Сокровища Артенанфильских Императоров. Часть Iv

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Конец этой части - одна из кульминаций книги. Очень может быть, что именно эта часть нравится мне больше других. Но не самой кульминацией, а скорее её "поддточенностью" для главного героя.

  Часть IV. Мир
  
  Будет, горшёчник, тебе укорот!
  Хвост подожми, а не то попадёт!
  Лион Фейхтвангер, Лже-Нерон
  
  I. Приемник
  
  Стронс сидел в своём кабинете и думал. Он думал уже третий день, почти не выходя из кабинета. Он думал о прошлом и о будущем - о своих делах за последние несколько лет и о последствиях событий, произошедших за эти годы. Казалось бы, те два с небольшим года, о которых он думал - ничто в сравнении с его почти вековой жизнью, но он мог бы вспомнить только несколько лет из своего, насыщенного событиями, жизненного пути, когда столько всего происходило за такой короткий промежуток времени. И что было ещё более важно, так это то, что многие из этих событий совсем не играли ему на руку: во-первых, это было появление в степях незнакомца по имени Отон Устер, которому была известна тайна его 'двуликости', во-вторых, глупейшее обнаружение его людей в лесах и, наконец, провал операции по созданию канала давления на Исартеров, сопровождавшийся самыми худшими из возможных последствий, в сравнении с которыми четвёртая неудача, то есть то, что Отону Устеру и его жене удалось добраться до его детища, перемещённого от человеческих глаз в девственные воды Илитерского океана, выглядело не столь уж опасным. Всё это явно выходило за пределы тех неудач, с которыми он рассчитывал столкнуться, вступая в эту стадию осуществления своих замыслов, и Стронс даже порой думал о новой, четвёртой, катастрофе, опасность которой временами представала перед ним на горизонте. Конечно, провал Илтосов и шантаж Отона Устера - всё это было ещё весьма далеко от катастрофы, крушения замыслов, но всё-таки чревато неприятностями, сбоями, кроме того, существовала вероятность, что расследования дела об ущелье в Валинтаде и дела Илтосов где-нибудь состыкуются, несмотря на то, что Стронс тщательно замёл всё что мог, а в этом ему не было равных, но ведь не только его люди, но и ЦУВР вездесущ! Последствия такого поворота могли быть самыми разрушительными. Он понимал это, трепеща за сокрытость своего детища, что, кстати, было одним из важных звеньев его идеологии. Опасения Стронса усиливало ещё и то, что каждый раз после нового крушения начинать всё заново было всё труднее, нужно было уходить в подполье всё глубже, а теперь, казалось, что идти глубже было уже некуда, кроме того, годы понемногу, медленно, но верно давали знать своё. Стронс старел, сох, дряхлел. Он не чувствовал смерти и не думал о ней, возможно где-то в глубине сознания будучи уверенным, что тонкий, холодный расчёт способен победить всё и даже само время, но всё-таки порой, очень редко, в те часы когда он отходил к непродолжительному сну или пробуждался, что-то из ещё более глубоких и гораздо более древних закоулков сознания вставало и говорило ему, что есть нечто куда более незыблемое, чем тот ледяной замок его интеллекта, который он выстроил только для себя и жил исключительно в нём уже много десятилетий. В это время ему снились странные, возможно пугающие сны, которых он, конечно, никогда не запоминал. Стронс инстинктивно боялся подобных наваждений, он старался убить, спрятать этот страх, но не мог, и он не думал о том, что сделать это просто невозможно. Правда, в эти три дня подобные мысли в явной форме ни разу не посещали старика, они только вились где-то в глубине, вплетаясь в общее беспокойство: беспокойство обо всех замыслах, целях, стремлениях этого человека: овладением мира. Эта попытка была уже четвёртой из тех, которые он предпринял для достижения этого за свою долгую жизнь. Началом первой можно было считать восемьсот пятьдесят третий год. В то время Стронс служил тайным советником по делам внутренней безопасности Артенанфильской империи при дворе императора Лератра - отца Вентара. Уже в то время его несколько лет одолевали мысли о мировом владычестве, и двор Клеррартов в то время не мог, может кроме Вамского Адмиралтейства, не служить лучшей средой для развития подобных замыслов. Однако с другой стороны страна, в то время когда в неё прибыл Стронс, была уже расшатана, и хитрый, коварный и жестокий, правда, тогда ещё относительно живой молодой человек, понимая весь потенциал, заключённый в ней, способствовал дальнейшему расшатыванию древнего, могучего государства, намереваясь, в конце концов, стать в его главе. Если бы Стронс способен был бы смеяться, то ему сейчас, наверняка было бы весьма забавно вспоминать своё чёткое, ясное, холодное, твёрдое стремление стать во главе феодального, весьма отсталого государства, что почти не приблизило бы его к тому, чего он желал сейчас. Но в то время он ещё не видел иного мира. Как бы то ни было, стремлениям Стронса в ту пору не суждено было осуществиться: то ли расчёты хоть и безжалостного и холодного уже в ту пору, но ещё не опытного мозга оказались не верны, то ли традиции империи оказались слишком сильны, чтобы Стронс сумел преодолеть их, то ли произошла случайность, направленная против Стронса, но в итоге, несмотря на то, что советник отравил сначала императора Лератра, вызвав тем самым необходимую для себя гражданскую войну, а затем умело отправил вслед за императором и его вдову, начинающему дельцу не удалось взять даже малую часть власти в свои руки: победив в двенадцатилетней войне, на престол взошёл законный престолонаследник: Клеррарт Лератр Вентар. Стронс, исчезнув, покинул пределы империи. Следующим его делом стал Олтилор. Тут он не имел столь конкретных целей как раньше и действовал наподобие айсберга: лишь малая часть его дел, тем не менее, тесно связанная с остальными, была видна окружающим. Однако и на этот раз удача пролетела мимо Стронса: видимо теперь те страны, в которых он действовал, были слишком развиты для него и позиции местных правящих кругов были слишком сильны. Стронсу, принявшему весьма активное участие в создании Олтилора (о чём, однако, мало кто догадывался) и занимавшему затем весьма скромное место удалось создать на почве, подготовленную созданием Олтилора тайную коалицию из более чем ста государств. Однако в результате войн Вамы и её союзников Олтилор затрещал, и в восемьсот восемьдесят третьем году это дело потерпело полный крах. От шестнадцати лет деятельности осталось почти только то, что было у Стронса с самого начала: место в Олтилоре, к тому же ветшавшем на глазах во время войн. Что можно было сделать после всего этого? Стронс, понимая, что недалеко то время когда столкнутся лбами Артенанфильская империя и Вама, решил уйти так глубоко, как он ещё никогда не уходил. Теперь его пост, место среди людей знающих его не будут значить абсолютно ничего для его дел: он уходит, вместе с кое-кем в дикие, но родные и, что главное, далёкие ото всех и потому всеми забытые степи. Здесь, на самом дне того океана сокрытости, куда он спускался всю свою жизнь он начал растить то, что растил и по сей день. Теперь он знал, что это было самым надёжным и эффективным, и только с помощью подобных действий можно было достичь желанной цели. И вот теперь, после почти сорока лет трудов, подошло время осуществить задуманное. Из Илитерского океана надо было двигаться либо на юг, либо на восток. На юге связи Стронса были слабее, чем на востоке, но там же были и далеки два мировых титана: Валинтад и Олтилор. Третий титан, Южный Союз, хоть и властвовал над всем Южным полушарием, был значительно слабее их. Правда, помимо этих трёх частей мира в Южном полушарии существовала ещё одна: кратер Эольис, расположенный в стороне в прямом и переносном смысле от основных магистралей мира, но он был настолько своеобразен и изолирован от остального мира пустыней и лесами, что Стронс, хоть и смог наладить с ним определённые связи, но особенно полагаться на него не приходилось, и потому это место, обычно вообще не принимаемое политиками во внимание, мало где фигурировало в планах даже Стронса, чего нельзя было сказать о пятой части мира: Велико-Анкофанском плоскогорье, с одной стороны являющиеся потенциальным плацдармом для столкновения Валинтада и Олтилора и их полигоном в будущем, как видно в недалёком, а с другой чрезвычайно рыхлый, весьма густонаселённый и богатый регион: здесь жило почти сорок миллиардов человек, и находились богатые месторождения почти не востребованных полезных ископаемых. Возможно, никто из ведущих мировых политиков не понимал, как можно использовать все эти залежи, тем более что никто больше него не мог извлечь из противостояния Валинтада и Олтилора. Прекрасно понимая всё это, Стронс досконально изучил Плоскогорье. Заслал на него множество своих людей. С помощью их сети он мог одномоментно поднять множество государств со многими сотнями миллионов граждан. Однако помимо всех этих бесспорных преимуществ у плоскогорья (точнее у крупнейшего разлома коры на суше Ольвода) был существенный недостаток для планов Стронса: леса, в которых находился Илитерский океан, от плоскогорья отделял водопад высотой почти два километра, окружённый высокими и крайне труднопреодолимыми горами. Ещё несколько лет назад учёные, исследовавшие водопад сказали, что для его преодоления значительными силами требуются поистине невероятные усилия. Это обстоятельство, сделавшее с одной стороны всю восточную часть тропических лесов практически недоступной, что сохраняло от рассекречивания планы Стронса, а с другой мешавшее самому Стронсу осуществлению тех же самых планов, поскольку не позволяло быстро перебросить большое количество людей из его страны на плоскогорье, больше склоняло его в сторону Южного полушария. Но всё же, несмотря на все усилия Стронса, эта часть света была достаточно труднодоступна даже для него: ставшая достижимой для Северного полушария только в двадцатом веке (В пору основания Артессоата!) она до сих пор сохраняла облик 'terra incognito' для подавляющего большинства граждан стран Северного полушария и сами владыки Южного Союза вовсе не стремились это разрушать, что же касается времени, то его прошло слишком мало, чтобы можно было говорить о его 'упорном натиске на замкнутость Южного полушария'. Но чем более широким был разрыв между двумя полушариями, тем более поразительна была кропотливая, долгая и упорная работа Стронса, которую он проделал в последней из частей своей жизни: не было такого города в избранных им странах (чтобы их выбрать он изучил каждую из тысяч имевшихся на Ольводе) где бы ни побывали его люди и не донесли бы ему сведений, не было дорог, фирм, заводов, сколько-нибудь значимых людей в этих странах о которых Стронс не имел бы информации, очень часто ценнейшей и такой о которой могли только мечтать конкуренты и журналисты, его архивы, центральным и связующим звеном всех из которых был его мозг, уступали только архивам самого ЦУВРа, а сеть агентов могла равняться с сетью агентов этой организации. При этом о существовании самого ядра - Гионта Стронса знало лишь очень немного людей за пределами Артессоата и никто из тех, кто постоянно жил за пределами этого государства не знал местоположение Артессоата. Каждый из агентов, стоящий на ступень ниже по лестнице полагал, что работает только на стоящего выше, иногда - выше на две-три ступени, но не более того. Одни агенты передавали сведенья и прочие другим, те - третьим, наконец, были такие, которые иногда покидали Артессоат, чтобы приземлится в Анкофанских горах в местах известных одному Стронсу, принимали всё необходимое от людей, не знавших, кто те, которых они встречают в горных ущельях и летели обратно, в логово 'человека-призрака'. В тех же горах имелись и надёжно замаскированные передатчики. Вся система, какой бы сложной она бы не была и сколько бы тысяч элементов не содержала бы, почти не давала сбоев, а если они и случались, то были легко поправимы благодаря огромной разветвлённости и переплетённости каналов, что также практически исключало незаменимые каналы, кроме, конечно, таких как Илтосы. Мысли об этих событиях часто посещали Стронса, и он не мог их прогнать. Эта история заставила его лишний раз проверить всю свою систему: проверить от начала до конца, проверить тех, которые летали из Анкофанских гор в Артессоат, тех, кто работал на плоскогорье, тех, кто жил в 'большом мире' и знал о нём, тех, кто подчинялся им, их дела, их системы конспирации, каналы связи между отдельными ветвями этого могучего дерева, наконец, тех, кто ведал сетями мелких агентов, добывавших сведенья и передававших их кому надо. Вследствие этих проверок он временно удалил от дел некоторых людей, при создании новых каналов сократил зону доступа отдельных агентов, хотя, казалось, это было уже невозможно. Одним словом была проведена весьма крупная работа и параллельно с той, которой он был занят в последнее время: выбором пути. И тогда, когда эти работы объединились, он почувствовал, что та, которая связана с провалом Илтосов, тормозит другую, и он увидел ещё одно из пагубных последствий неудачи: ведь его время было почти бесценно. Кроме того, оно не ждало. И не ждало не только потому, что согласно данным Стронса другие страны могли запустить в космос спутники, а ещё и потому, что созданный им народ был недоволен и в этом недовольстве Стронс смутно узрел ростки тех ошибок, которые он допустил при создании идеологии для своего народа. Его народу - сорока миллионам человек - собранному по крупинкам со всего мира, за сорок лет было внушено, что именно они - избранная часть человечества, что он, Стронс собрал их, поскольку они были слишком хороши для прочего мира и не могли в нём жить. Стронс помнил, что когда его люди привлекали людей в Артессоат, одним из аргументов была обеспеченная, удобная, свободная от ограничений жизнь. Бесспорно, тогда это привело немало людей, не менее важно было и в большей или меньшей степени соблюсти это, поскольку Стронсу не нужны были недовольные в созданном на пустом месте государстве, но и это было достигнуто и даже порой лучше, чем предвидел сам Стронс, но теперь за эти обещания приходилось платить настоящую цену: граждане Артессоата не были довольны ни переездом, ни условиями жизни в океане: в степях было гораздо лучше. Кроме того, за сорок лет люди успели обжить достаточную для их жизни часть, и теперь настала пора расстаться с этим. Конечно, Стронс не пожелал сил чтобы развернуть пропагандисткою компанию, без устали выставлявшую новые и новые аргументы в пользу этого переселения, но, несмотря на все усилия владыки, на его безграничную власть над этими людьми, он не мог полностью преодолеть этого недовольства: в государстве слышалось глухое роптание. Стронс понял, что, задабривая свой народ, он совершил ошибку в том, что не предупредил его о переселении раньше. И вот теперь им, этим 'лучшим людям планеты', её избранникам, приходилось считаться с многочисленными ограничениями, на которые вынуждал океан, проходить всевозможные проверки, делать прививки от возможных болезней, которых здесь куда больше, чем в степях. Конечно, никаких открытых выступлений не было, недовольство только витало в воздухе, но оно росло. Стронс понимал, что при всей его власти он не способен ничего с этим сделать - его причины лежали настолько глубоко, что никакая пропаганда не могла бы туда проникнуть. Предел существовал для всего и теперь Стронс это чувствовал и потому спешил.
  Однако как бы ни срочны были бы его действия, он должен был закончить ещё одно дело, не менее важное, как ему стало ясно в последнее время, чем все остальные - найти себе приемника. Почти до восьмидесяти лет он не вспоминал об этом и вообще не думал о своём возрасте: дела шли прекрасно, здоровье ни в чём не подводило его, но потом что-то стало витать в глуши его мыслей, и он начинал, правда, очень редко и скорее подсознанием, чем чем-либо другим задумываться об этом. Позже эти проблески превратились в предчувствия, а последние подтолкнули определённые мысли, от которых уже ничего не могло спасти, ни его ледяной замок сознания, ни религия, даже если бы Стронс хоть как-то верил бы в хоть какого-нибудь бога. Но высшим силам, этому замысловатому построению человеческого мозга, призванному главным образом защищать от подобных чувств, он не доверял никогда, со времени своего детства: сначала божества не нравились ему своей незримостью и недоступностью, а совершенно отвлечённых вещей для него не существовало, да и времени у него на них не было, а потом он воспротивился им в силу того, что бог всегда и во всём неизменно выше любого из людей, а он сам, лично желал быть выше всех. Устранить это препятствие оказалось чрезвычайно просто, ибо никто его никогда не ощущал и потому трактовал каждый по-своему, так же как и обойтись без него: загробная жизнь была абсолютно непроверяема и потому слишком туманна, слишком непонятна и слишком оторвана от обычной, чтобы служить хоть какой-то надеждой и предметом опасений. Но в силу этих же умозаключений не могла она стать и преградой, пусть чисто внешней и только до того момента, пока сам физический распад не поднимет голову, против того самого неумолимого начала начал, которое миллиарды лет назад закрутило то, одним из бесчисленных порождений которого был и сам Стронс и теперь медленно, но верно поднимавшего голову и в его сознании: два древнейших инстинкта, придавленные на многие десятилетия его ледяным замком, заговорили в нём. Один, самосохранения, твердил о близости смерти, другой, вторя первому, упорно говорил о том, что дело, дело всей его жизни, всех его безумных, непостижимых трудов сгинет, испарится, оборвавшись в один миг; собранные им сведенья исчезнут, накопленный им опыт улетучится, а его незыблемый замок рассыпется как карточный домик. Всё это, в конце концов, заставило пустить ход мыслей в неведомом до недавнего времени направлении: необходимо было найти того, кто бы мог продолжить его дело, принять его опыт, сохранить сведения - одним словом удержать позиции в замке. Но кому под силу было бы сделать всё это? У Стронса никогда не было ни детей, ни родственников, своих родителей он не знал: мать его умерла при родах, а отец скончался во время одного из переходов через пустыню. Стронс был слабым и хилым с самого рождения, и мало кто из окружавших его в то время людей - сенцестов, захваченных в рабство таолами, сомневался, что он не проживёт долго, и кормили и смотрели за ним просто из жалости. Однако ни зной пустыни, ни таолы, ни голод не смогли убить Стронса: уже в то время, когда он начал понемногу подрастать, некоторые стали замечать в нём удивительные черты: он был слишком упрям для своего возраста, и в его характере проявлялась какая-то цепкость. Но в то время некому было придавать значение этим вещам. Время шло, и маленького Стронса таолы стали использовать на работах - носить воду, чистить животных и пищу, при этом они издевались и часто били хилого мальчика, однако почти никто не видел в нём злобы, его глаза ни разу не горели ненавистью по отношению к обидчикам, на которых он ни разу не кидался, как это часто происходило с другими детьми рабов. Уже тогда видно было, что он замкнут для своего возраста. Однажды ночью он исчез. Горевать по нему было некому, и это событие прошло почти не замеченным: никто не сомневался, что он погиб в пустыне. Никто не мог и представить себе, что семилетний мальчик, чьи умственные способности вызывали кое у кого сомнения, мог проследить путь странствий каравана и бежать именно в тот момент, когда он был ближе всего к оазису. Стронс около года думал о побеге. Года из семи. Возможно, что именно в это время в душу Стронса запало то, что в последствии, через много лет дало такие всходы. Из оазиса он сумел выбраться к берегам Эзэанейского океана и довольно скоро прибился к рыбакам, которые поразились, как быстро этот мальчик усваивает навыки их ремесла. В последующие без малого десять лет в его жизни произошло много событий, которые были как будто случайны, но на самом деле некоторые из них, в основном последние, Стронс подготавливал для своих будущих планов. В итоге этой длинной череды он оказался в Еларцее и попал в один из достаточно многочисленных партизанских отрядов этой страны. Его способности позволили ему весьма скоро стать командиром отряда, а ещё через не много времени об этом отряде среди других партизан стали ходить легенды, а альтонские власти боятся его больше других. Однако Стронс понимал, что это всё слишком мелко для его целей и, уличив подходящий момент, исчез, направившись в относительно недалёкую Артенанфильскую империю, о которой уже успел услышать достаточно много, чтобы понимать, что она намного больше подходит для него, нежели леса Еларцеи. Некоторое количество денег, скопленное в Еларцеи, помогли ему, но конечно, не в той степени, в которой ему помогли его способности. В итоге он занял пост, о котором уже говорилось и, освоившись на нём, сумел привести в исполнение первый шаг своих планов, шаг, правда, закончившийся неудачей, но даже неудача не смогла отнять у него нажитые деньги - хоть и не большие по сравнению с существующем состоянием, но достаточные, чтобы вскоре укрепится в Лоронском регионе. Казалось бы, к этому времени Стронс уже мог и забыть то, что в раннем детстве ему причинили таолы, но всё это слишком сильно запало в его сознание, чтобы он мог кого-то простить - его помыслам, планам, его способностям, всему чёткому, холодному замку его способностей и умений, который он сам, почти без посторонних вырастил в себе, был нанёсён с самого начала удар - и этого он никому не мог простить. Он должен был отомстить, но так, чтобы это не повредило его планам, помыслам, действиям - движению к цели. Он был уверен, что такой момент настанет, он был уверен в том, что придёт время, и он сможет сделать так, чтобы те, кто издевался над ним, смогли получить своё - в его представлении - и одновременно послужить его целям. Только при сочетании этих условий можно будет считать, что он сделает всё так как надо - он не станет ради тех людей хоть в чём-то менять свои планы, и отклонятся от прямой линии следования к великой цели. И такой случай представился: после поражения в Лоронском регионе со стороны вамцев он отправился вновь в свои степи - чтобы приняться за новый, уже последний виток своих замыслов. Здесь в степях ему не составило труда принять образ скотовода и достаточно быстро создать армию в три тысячи человек для отпора таолам, которые из соседней пустыни нередко в то время ещё устраивали набеги на Прианкофанские степи, убивая и уводя в рабство людей. Также не стало для Стронса проблемой определить в каком именно из караванов таолов, которые были очень стойкими образованьями, он родился. Выяснив всё это, армия двинулась в поход, выследив и уничтожив помимо этого каравана ещё один. Стронс одному им известным способом вычислил тех, кто издевался над ним в детстве и, показавшись среди своих людей во время ночного нападения, приказал взять их в плен. После чего солдаты обезглавили нескольких уже не молодых людей, а одного, того, кто был сыном старейшины каравана во время детства Стронса, и к которому он испытывал наибольшую ненависть, после небольшой речи, во время которой его глаза горели ненавистью, убил сам: раскалённым прутом выжег ему сердце. Месть, возможно единственное чувство, посетившее Стронса за всю его жизнь, свершилась. Надо было приводить в исполнение другую часть плана: на дальнейшее продвижение в глубь пустыни сил не было, имелись сведенья, что таолы готовят ответный удар из недр пустыни. Стронс понимал, что ещё немного, и он зайдёт слишком далеко. Нужно было поворачивать назад и приводить в исполнение вторую часть замысла, для которой первая создала наилучшую почву. Стронс решил увести как можно больше людей на юг от степей, куда раньше не ходил никто и тем самым положить начало Артессоата. Отход был спланирован и потому прошёл гладко. Так появились Артессоат, Стронс-скотовод и Стронс-магнат. С тех пор минуло почти сорок лет, цель жизни, то, что пустило корни в его сознании ещё тогда когда он, маленький, упрямый и обозлённый бежал от таолов, и то, к чему так или иначе направлены были все его действия в последние девяносто лет, было уже не за горами, но девять десятилетий было слишком много даже для него и в последние годы даже время, которое, как будто отступило перед глубокой расчетливостью Стронса, заговорило своё и вынудило его задуматься о том, о чём он никогда не думал раньше - о своём приемнике. В своей жизни он знал многих, очень многих, невообразимо многих. Эти люди относились к самым разным цивилизациям, странам и классам и охватывали практически всё пространство человечества Ольвода. Почти с полной уверенностью можно сказать, что только один тип людей остался в стороне от его знакомства с человечеством, поскольку одно из его измерений он не прошёл до конца - то, в чьём краю находился он сам. Ни одного из встреченных им людей (по крайней мере, он думал так до последнего времени) он не мог признать похожим на себя и не потому, что он был слишком высокомерен к прочим людям (высокомерие, как и прочие подобные чувства, было ему не знакомо), а потому, что таких людей действительно не было. Однако в недавнее время этот непреложный факт был поколеблен: тогда, когда Стронс бился над загадкой молодого человека из степей. Ещё с самой встречи с ним в старике заронилось сомнение, которое позже только перерастало в уверенность в том, что именно он и есть тот 'несуществующий' тип с каким он не встречался раньше. Этим, как видно, многое объяснялось. Этот человек имел что-то от самого Стронса. Рассуждая в этом направлении, Стронс добился определённых успехов, и теперь у него полностью созрела догадка, скоро превратившиеся в уверенность: вся порывистость, чувственность, порой вспыльчивость и прочее - оболочка или, во всяком случае, не слишком существенная часть этого человека. Главное - его хватка в делах, его тонкий, точный расчёт, его устремлённость, постоянная, неумолимая, неиссякаемая (Понятно куда - к всеобъемлющей, полной власти). Усмешка исказила губы старика: всё это в этом человеке - частицы того самого, чего Стронс ещё не встречал никогда, ни в одном из тех, с кем имел дело и это был он сам. В этом молодом человеке он видел частицы своего отражения, пусть ещё мутного и не полного, но своего, в его действиях - свою собственную руку. Он понял, что единственным его приемником может быть только этот человек. Надо было теперь обдумать, как её лучше преподнести молодому человеку. Если за предыдущие без малого столетие он не встречал подобных людей, то уже и не встретит. Этой возможности упускать нельзя. Однако эта мысль была не единственной, из тех, что родились в сознании Стронса под действием недавней находки: Алмаз должен был использовать открытие подобного рода до конца, и он тщательно, шаг за шагом проследил за всеми действиями молодого человека, не упуская и тех, о которых лишь догадывался. Он искал в них самого себя, искал сходство между своими делами и делами этого человека. И он находил их. Находил во множестве. Хоть они были скрыты под чужой личиной, хоть этот человек и родился и рос совсем не так, как Стронс, хоть его действия были как будто и не похожи на его собственные, но всё равно его истинный облик был виден, виден, по крайней мере, Стронсу. Возможно, что больше никто в мире не думал так об Отоне Устере, не пытался именно таким образом постичь его поступки и пробиться к его закулисным действиям, но именно это дало Стронсу едва ли не больше, чем все предыдущие размышления об этом человеке вместе взятые. В конце концов, дойдя в своих размышлениях до текущего момента времени, он прервался и решил, воодушевлённый успехом, думать в ином направлении: он пожелал разгадать то, откуда взялся этот человек. Стронс давно, с самого знакомство с этим человеком составил список тех, кем он мог бы быть. И список, естественно, сокращался, но всё равно оставался достаточно длинным, чтобы Стронс не мог решить или сделать ничего конкретного. И вот теперь, когда у него появился новый инструмент, он пожелал сократить этот список настолько, что смог бы разгадать происхождение Молодого Человека из Нецивилизации. Вспомнив эту его подпись, Стронс мысленно усмехнулся: этот человек не мог быть из 'нецивилизации', не мог и считать, что Стронс думает о нём именно в этом направлении. Для чего же тогда он писал об этом? Разве что просто как знак. Задержавшись на этом не более чем на мгновение, Стронс перешёл к более существенным деталям. Многих из людей включённых в список он знал лично: ведь все они были с Велико-Анкофанского плоскогорья, которое играло очень существенную роль в его планах, и потому вспомнить характерные черты значительной части из них было не сложно. За оставшимися Стронс обратился к своим документам. Получавшиеся картина оказывалась очень и очень интересной: хоть Стронс и не знал досконально обо всех, и его архивы далеко не всегда могли ему об этом рассказать, но всё же список сокращался невероятно и на одном из членов этого списка Стронс остановился дольше, чем на других: Это был Клеррарт Вентар Веррэт. Раньше Стронс не останавливался на нём сколько-нибудь подробно: на то не было причин. Теперь они появились: в данных о характере наследника несуществующего престола он усмотрел, разумеется, через его недавнее открытие, черты сходства с Отоном Устером. Приняв это во внимание, Стронс пошёл дальше по списку, однако подобные удачи не повторялись больше: больше не было ни одного человека, в котором он столь явно мог усмотреть необходимые черты. В прочих были в лучшем случае лишь слабые проблески, которым нередко можно было дать и иные объяснения. Стронс наметил нескольких людей, в которых эти проблески были видны сильнее всего, но он понял, что основное внимание ему следует уделять Клеррарту Вентару Веррэту. В связи с этим Стронс отдал соответствующие распоряжения. Все дела, о которых было известно Стронсу, были проверены ещё раз, результаты в кратчайшие сроки легли на стол Стронса. Изучив их, Алмаз пришёл к однозначному выводу: Клеррарт Вентар Веррэт и Отон Лирн Устер - один и тот же человек. Теперь необходимо сообщить о своём открытии самому молодому человеку, но, конечно, не сразу. Для этого Стронс быстро перебрал несколько вариантов и в итоге он решил, что, во-первых, он для начала отправит соответствующие послание через Гольвард, Лионтоне (В последнее время Стронс начал сомневаться в том, что Лионтона на допросе предстала перед ним в своём истинном облике, хотя то, что она могла бы знать о своём муже, не вязалось с открытием Стронса) - пусть они поломают голову над тем, что он задумал.
  
  II. Призраки
  
  Вернувшись с заседания, Веррэт прибыл в свой дворец и поднялся в кабинет, застав там Лионтону он немного удивился. Она сидела и как будто ни о чём определённом не думала.
  - Добрый день, Лионтона. - Сказал он. - Почему ты здесь?
  - Почему здесь? Ни почему. Просто... Немного скучно.
  - Это не страшно. Конечно, я понимаю...
  - Нет, не в том дело, что здесь не Олтос, а вообще. В общем - ничего определённого. Просто зашла в твой кабинет. Посидеть.
  - Если тебе не нравится наш дворец...
  - Нет, нет. Всё в порядке, Устер. Я сегодня ездила смотреть на то, что ты делаешь в портах. Ты знаешь - впечатляет, но не слишком ли ты быстро развернулся? Да, кстати по дороге я проехала через несколько кварталов с явными следами недавних войн. Дорога побита, дома выстроены как-то частично, видны части развалин.
  - Ты просто не была в других частях города. Этот город - какой-то муравейник и притом муравейник пёстрый, словно сшитый из множества разных кусков. То скученность, то какие-то незанятые площади тут и там, то вообще что-то заросшее какой-то дикой зеленью, развалины, вкраплённые в массу города, трущобы и неизвестно, сколько здесь десятков миллионов человек, до девятьсот четырнадцатого года было сто семьдесят миллионов. Войска Вамы, точнее Валинтада ушли отсюда только в девятьсот двадцатом году, и с тех пор никто не делал переписи, да это и невозможно, по всей стране ещё до сих пор не стихло движение огромных масс людей.
  - А как же Шейрш Линдр? Его действия, о которых я столько слышала?
  - Достаточно с него и того, что он возглавлял борьбу, что на основе в общем разрозненных партизанских и полупартизанских отрядов он создал регулярную армию этой страны, заключил договора с Олтилором, учредил правительство, ну и начал кое-что восстанавливать в стране, стал заниматься флотом, правда, я вижу, что он уделял ему мало внимания.
  - Мало? А ты уделяешь достаточно?
  - Ленария мне нужна как база для флота. Большого флота. - Сказал Веррэт твёрдо. - Это - прежде всего. Я вижу, что это можно сделать, и я вижу, что за то время, которое я здесь, я заложил уже достаточно сильную базу для этого.
  - Это я вижу.
  - Ты видела это сегодня?
  - Заметила. Ну что же... А что правительство, созданное Шейршем Линдром?
  - Правительство, хоть ещё недавно и приспускало флаги, но во всём подвластно мне. Оно выделило деньги для развития флота. Это меня мало волнует, пожалуй, меньше всего. Гораздо больше меня беспокоит другое. - Голос Веррэта стал менее порывистым и более глубоким, он немного опустил голову.
  - Что именно? - Чуть настороженно спросила Лионтона, заметив перемену в муже.
  - Стронс молчит. На первую часть послания он ответил, а на вторую?
  - Я думаю, что вторая часть намного более ответственна для него, чем первая.
  - Ты думаешь, он придаёт своему приемнику столь большое значение?
  - Не знаю, но я начинаю беспокоиться, но вот как связаться с ним снова?
  - Если бы ты знал, как это сделать, то связался бы с ним?
  - Конечно. Но я не могу, и это выводит меня из равновесия.
  - Может он вообще не захочет отвечать? Может он просто усмехнулся твоим запросам при виде этого пункта и всё.
  - Слишком много опасного для него нам известно. И его место, и союз Безликих.
  - Ты думаешь, он не переместил эти свои постройки в другое место в океане?
  - Кто знает, это не такое простое дело. Да и океан тот наверняка не такой уж большой, а всем этим людям просто невозможно жить просто в лесу или на одной из его рек.
  - А может в тех лесах есть ещё подобные Илитерскому океану крупные водоёмы, и он переместил свою страну в один из них?
  - Не думаю. Не тех территориях, которые изучены, таких водоёмов нет, да и рельеф не подходящий для этого.
  - Да, я тоже читала, что, как видно, от того водораздела, где мы шли и до самых берегов Северного океана - одна равнина. Едва ли на ней имеются океаны, да и климат, как пишут, не подходит для этого в известных местах.
  - Ты много читаешь, Лионтона. Я не знал этого. Но всё-таки, почему же медлит Стронс?
  - Не знаю, Устер, подождём ещё не много. Завтра у меня совещание на счёт Гольварда.
  - Ты думаешь, он что-то предаст именно таким образом?
  - А почему бы и нет? Управляющий мне говорил по телефону, что совещание необходимо в ближайшее время, и я согласилась. Сюда приедут люди из Гольварда.
  - Кстати ты старалась понять каковы именно каналы Стронса?
  - Нет, я не пыталась вникнуть в это дело. - Она немного похолодела.
  - Ладно. - Ответил Веррэт, взглянув на жену. - До этого всё равно нам не докопаться. Может ты и права.
  Заседание прошло достаточно обыденно. На нём говорили о необходимости проведения некоторых операций, в чём явно чувствовалась рука Стронса, Лионтона получила кое-какие сведенья о доходах и расходах связанных с Гольвардом и увидела в этом также следы истинного владыки приисков (кроме неё, посвящённой в эти дела Стронса, едва ли кто-то мог это заметить), вернулась она с совещания угнетённая, как и после каждого подобного события, она не могла избавиться от мысли, что все эти люди - её враги и тесно связаны со Стронсом, хотя она и понимала, что ближе всех из них стоит к нему именно она, но может как раз поэтому ей и было страшно? Со страхом думая об этом, запершись в своём кабинете, она вдруг вспомнила фразу из письма от одного из относительно мелких клиентов, зачитанную одним из служащих: 'упомянутая операция связана и похожа на ту, которая была произведена при прежнем владельце пятидесятого дня лета девятьсот двадцать второго года. В дальнейшем я сообщу о деталях и, если это необходимо, встречусь лично с глубокоуважаемой госпожой Лионтоной Веорис Ийехс-Отон'. Мысли Лионтоны не остановились бы на этой фразе вырванной из чисто делового текста, если бы не упоминание о Стронсе, что, впрочем, случалось, не столь редко, и, что главное, дата, указанная в письме: пятидесятый день лета девятьсот двадцать второго года. Она не могла забыть этот день: именно тогда они прибыли в первый город и продали Стронсу свой первый алмаз! Конечно, в этот день в самом Гольварде были осуществлены и другие операции и, возможно, они даже были действительно связаны с тем, о чём шла речь, но раньше подобных совпадений не случалось. Что это значило, могло означать?! Лионтона несколько похолодела и начала вспоминать всё совещание от начала и до конца: может где-то ещё имеются подобные следы?! И надо узнать, что именно происходило в Гольварде в тот день. Но как? Звонить управляющему и требовать поднять архивы? Странно это будит выглядеть, и хотя кому какое дело до её желаний, но она не хотела никоим образом выдавать свои подлинные связи, мысли и опасения. Что же делать? Ехать в Гольвард? Не хочется ей... Она решила немного подождать: если это действительно Стронс, то он передаст что-то ещё. Но как же томительно будит ожидание! Веррэту она ничего не сказала.
  Стронс не заставил себя долго ждать, как и ожидала Лионтона. Уже на следующий день пришло новое известие: просматривая корреспонденцию, Лионтона нашла письмо от того же клиента, на которого обратила внимание на совещании. Он извещал о том, что чувствует необходимость встречи, тем более что его поверенный находится как раз в Ликсондонэте. Снова не было никаких намёков на то, что представляла собой сделка двадцать четвёртого июля, но теперь в сухом тексте письма Лионтона нашла нечто странное: здесь упоминались степи. И снова посторонний не смог бы ничего заподозрить: Стронс был тайной для всех, и никому не показалось бы странным, что его дела были как-то связаны с какими-то степями. В письме не упоминалось, с какими именно, но ведь Лионтона-то знала. Однако что всё это могло означать? Теперь понятно, что всё это исходит только от Стронса и ни от кого другого, но почему он таким странным и медленным образом пытается передать что-то? Неужели это настолько важнее всех прочих его действий связанных с ними? Если это так, то, что речь, бесспорно, идёт о приемнике... Лионтона слегка побледнела от этой догадки. Она ещё раз вчиталась в письмо, прочла те строки, где говорилось о степях, и попыталась себе представить, сколь длинны и густы те щупальца, которые исходят от этого призрака и опутывают их с Веррэтом. Она вздохнула и опустила голову на стол. И зачем он, владеющими сокровищами своих предков (Немыслимыми сокровищами!), Уполномоченный по делам Олтилора в Ленарии, обладатель едва ли не экономических империй и неизвестно скольких миллиардов, стал просить какого-то нетленного старика о каком-то наследии?! К чему?! Разве недостаточно того, что он уже закабалил её Гольвардом? Она вздрогнула, но всё же собралась с мыслями и пошла сказать о странных известиях Веррэту. В этот момент он не пропадал ни в порту, ни на одном из своих бесконечных заседаний, советов, встреч или чего-то ещё.
  - Устер, - произнесла она с порога его кабинета, - я уже второй день получаю странные знаки.
  - Знаки? Что за знаки? - Спросил он, отрываясь от бумаг немного обеспокоенным голосом.
  - Странные знаки. Они похожи на послания и как ты думаешь, от кого? - Продолжала она, плотно закрывая дверь и подходя к столу.
  - От кого же? Кто смеет... - Веррэт нахмурился и привстал.
  - Этот человек смеет всё, потому что это - Стронс. - Она села в кресло напротив его стола.
  - Стронс? Наконец-то! - Веррэт облегчённо закинул голову. - Хотя... - Словно опомнился он.
  - Он говорит, что с нами встретится кто-то из его людей.
  - Каким образом он это сообщает? - Лионтона рассказала про два знака. - Да, это, конечно, он, таких совпадений не бывает. Но почему он действует по такому окружному пути?
  - Не знаю. Я думаю, что завещание - слишком важное дело даже для него. Неужели он согласился на твои условия? - Спросила Лионтона тоном, в котором смешались страх и надежда.
  - Нам слишком многое про него известно. Жаль, что мы не могли ничего узнать у Элейи, тогда бы он наверняка был бы сговорчивее. - Произнёс Веррэт со сдержанным жаром и сжал кулак.
  - Если бы даже мы что-то и смогли бы узнать у неё, то как бы мы проверили, что это всё - правда? - Лионтона посмотрела прямо на Веррэта.
  - Да, да, но всё равно. Мы - и больше никто - знаем, где Артессоат. И мы знаем, хотя бы приблизительно, что у него имеется среди Безликих.
  - Получим новые известия - узнаем. - Лионтона слегка вздохнула.
  Этим вечером пришёл поверенный. Лионтона сухо переговорила с ним о его деле. Всё прошло бы как обычно в таких случаях, если бы после его ухода в ящике не оказалось бы белого конверта. Секретарь, проверявший почту дважды в сутки, принёс конверт вместе с двумя другими малозначимыми письмами Лионтоне в её кабинет. Она всегда сама проверяла все приходящие ей письма. Лионтона ожидала каких-либо известий и даже в беседе с поверенным была менее спокойна чем обычно, но всё же письмо, совершенно белое, без всяких надписей, поразительно похожее на то, в котором она была извещена о первой партии алмазов, вызвало у неё страх. Она схватила конверт, точнее не схватила, а осторожно взяла, словно он был ядовитым, и побежала к Веррэту. К нему она влетела через дверь, которая соединяла их кабинеты и была всегда открыта.
  - В чём дело? - Спросил поражённый наследник. Вместо ответа Лионтона спешно положила конверт на его стол. Он понял и, стараясь казаться спокойным, взял его и нервно вскрыл: при этом он уже не мог сдержаться.
  'Я вновь извещаю вас лично, знакомые из степей. На этот раз в том, что вам обоим с целью осуществления одного из ваших предложений следует прибыть в город Линис, где вас будут ждать мои люди'. - Прочитал Веррэт и молча протянул лист Лионтоне.
  - Где это, Линис? - Тихо спросила она, прочитав.
  - Не знаю. Не ехать - слишком рискованно, ехать - тоже.
  - Не ехать нельзя.
  - Но пойми: ехать - это значит полностью оказаться под его влиянием! Мы, конечно, оставим некоторые знаки, но я ничему и никому не могу доверять! Кто может сказать, что Стронс не сможет добраться до бумаг и снимков его города?! - Он вскочил из роскошного кресла.
  - А что будет, если мы не поедем? В конце концов, ты должен был понимать, что если Стронс примет твои предложения всё непременно будит именно так?
  - Но я не уверен, что он их принял! Откуда ты это можешь знать?! - Кричал Веррэт нервно ходя по кабинету.
  - Стронс не стал бы применять весь тот долгий способ передачи информации, не стал бы назначать встречу в каком-то городе, не стал бы...
  - Да, да... - Веррэт остановился. - Наверное. Но всё равно это опасно. Я постараюсь нанять кое-каких людей на плоскогорье, используя свои старые связи.
  - Помни, что о нашей поездке никто не должен знать.
  - Да, да, разумеется. - Ответил Веррэт садясь, и погружаясь в раздумья. Лионтона вышла. Нанять необходимых людей - не сложно, но вот смогут ли они помочь, если что случится? Едва ли... Этот город наверняка мал и если всё действительно настолько важно, то наверняка представляет собой давно облюбованный пункт Стронса. Что в таких условиях сможет сделать горстка его людей? А если это так, то зачем вообще нужны эти люди? Да и к чему привлекать к этому кого-то постороннего, даже если он не знает, кто его нанял? Но ехать одним, прямо в логово этого чудища... Страшно. Веррэт не мог решить что делать. Он порывисто встал и прошёлся по кабинету. Предположим, он сможет оставить здесь, в Ликсондонэте, человека, которому он поручит открыть его сейф через определённое время, сказав, что там находятся бумаги с новым экономическим проектом, который не терпит задержки, а он сам лично отбывает инкогнито в интересах всего Олтилора. Но вот говорить кому-то ещё до своего отъезда, о том, что он уезжает, Веррэт никому не желал, а посылать письмо или связываться каким-либо иным образом он боялся: где гарантия, что Стронс не сумеет перехватить это послание? Можно, конечно, одному из самых верных своих людей передать накануне отъезда, что они с Лионтоной на время уезжают и сказать, чтобы на случай задержки он поднял кое-какие бумаги. Сказать ему об этом в самой безобидной форме. Но Веррэт всё равно опасался. Уже сейчас ему не хотелось ни связываться с Олтосом, ни говорить со своими людьми: едва ли не в каждом он видел человека Стронса. 'Что делать, что делать?' - Взбудоражено думал он, теребя волосы. Однако он понимал, что решение, бесспорно, есть и постепенно, невзирая на волнение, в его голове возник план. Он достал из сейфа конверт, где лежало письмо одному из людей, который знал Веррэта по его делам и позвал служанку, которая вытирала пыль в одной из частей их дворца. Ей он сказал, чтобы она передала этот конверт дворецкому в определённое число, которое Веррэт назвал как бы невзначай.
  - Это касается кое-каких изменений во дворце, и я не хочу, чтобы этим занимались в ближайшее дни, а там, когда мои спешные дела окончатся мы, возможно, уедем с женой, но я не желаю, чтобы она знала об этом и потому никому не говори об этом. Ты поняла меня? - Она ответила, и Веррэт отпустил её. После этого Веррэт хотел пойти к Лионтоне и сказать ей, чтобы она поговорила с дворецким о какой-нибудь мелочи во дворце и сказала ему о письме, которое он должен будет одному из близких людей Веррэта. Этот человек принимал участие в постройки дворца и знал, где находится сейф с его планировкой. В этот сейф Веррэт уже успел положить пакеты, где имелись сведения о том, где лежат бумаги, связанные со Стронсом. Пакеты эти этот человек должен был передать лично в руки и никак иначе, определённым людям и указания на это имелись в местах на материалах о дворце, указанных в письме, сказанных, однако, не в прямой форме, а ясной лишь тогда, когда этот человек начнёт разбирать планы замка. Люди, получающие пакеты были управляющими Веррэта и они должны были предать огласке ту информацию, которая находилась в указанных им сейфах и тайниках. Эти сведения были тем, что Клеррартам удалось узнать о Стронсе. Спланировав всё это, Веррэт остался доволен. К Лионтоне ему не пришлось идти, поскольку она пришла сама, и Веррэт рассказал ей о своём плане.
  - Не плохо. - Сказала она, садясь в кресло. - Так когда же мы вылетаем?
  - Я предлагаю сегодня ночью, но лететь мы будем не прямо в Линис, а в какой-нибудь город неподалёку от него.
  - Например, в Огшерар. Это может и не очень близко, но зато через этот город проходят торговые пути и там всё время есть иностранцы.
  - Ты, я вижу, времени зря не теряла. Только Лионтона, когда ты принимала того человека, ты не выражала никакого беспокойства или волнения?
  - Конечно нет, а почему ты спрашиваешь?
  - Его наверняка будут спрашивать об этой беседе и если он что-нибудь скажет, то это может вызвать излишние толки.
  - Конечно, я беспокоилась больше обычного, но он ничего не мог заметить. Я уже научилась.
  - Хорошо. Тогда поговори с дворецким. Ты понимаешь как? - Она кивнула и вышла. Дворецкого она встретила в коридоре, который Лионтона словно осматривала. Она остановила его и передала то, что сказал ей Веррэт. Сделала это она в тоне общей беседы об отделке стен их дворца и также попросила его молчать: в этом Ликсондонэте столько нездорового любопытства. В кабинет Веррэта она вернулась по проходу доступному только им.
  - Мне кажется, что мы можем ехать. - Сказал Веррэт заговорщическим тоном. Лионтона молча кивнула, увидев, что он переменил облик: приклеил бороду и надел парик. Она тоже переоделась, скрыв выдававшие её волосы, черты лица с помощью леетея, и они стали спускаться по потайному ходу, уводящему в сторону от их дворца.
  Ликсондонэт они покинули совершенно спокойно. Уже к утру позади осталась и Ленария. В одном из небольших городов затерянных в глубине Лоронского региона они ещё раз сменили обличье и имена и полетели на Олтинское плоскогорье, откуда легче всего было попасть на Велико-Анкофанское плоскогорье, где располагались желанные Огшерар и Линис. Перелёт через Олтинский океан прошёл нормально, но и теперь они не могли чувствовать себя спокойно, поскольку чем ближе было плоскогорье, тем более материальнее делались сети Стронса. Наконец, после почти четырёх дней пути Клеррарты достигли Огшерара. Остановившись в гостинице этого города, Веррэт сказал Лионтоне, что он пока поедет в Линис сам - на разведку.
  - Что же ты сможешь там узнать?
  - Я постараюсь прощупать то, что он сделал в этом городе. Здесь, мне кажется, он не очень станет скрываться.
  - Я думаю, что он в связи с нашим отъездом постарался поглубже спрятать свои следы. Кроме того, Линис - маленький город и заметить там постороннего не сложно.
  - Я не пробуду там долго.
  - Не езжай. - Промолвила Лионтона.
  - Зачем же тогда мы приехали сюда, в Огшегар? Кроме того, - Веррэт сильно понизил голос, - в одном из тех мест, где мы остановились, я встретился с одним из своих знакомых ещё со времён... прежних времён. Он и ещё кое-кто сейчас там... в Линисе.
  - А они не знают кто ты?
  - Нет, почти никто из тех, кого я знал за те шесть лет, не знают, кем я стал сейчас. Я ведь назывался разными именами.
  - Что же смогут сделать эти люди?
  - По крайней мере, я получу от них добытые ими сведения.
  - Я думаю, что они ничего не смогли добыть. Или ты думаешь, что этот старик оставит свои следы так незадолго до нашего приезда?
  - По крайней мере, они смогут хотя бы что-то узнать о том, что было в этом городе раньше. Я еду прямо сейчас. Не люблю задерживаться, хотя этой поездкой мы немного потянем время, чтобы оставить его как можно меньше этому старику.
  - Пожалуй, это наиболее разумная причина.
  Лионтона обняла его, но сдержала слёзы, и он уже через полчаса покинул Огшегар. Путь до Линиса был относительно долог, поскольку за Огшегар в ту сторону, где располагался Линис, уже не летали самолёты. Веррэту пришлось добираться на автомобиле и полторы тысячи километров, несмотря на оставлявшие лучшего дороги, было преодолено за двадцать восемь часов. Линис был маленьким, захолустным городишкой, практически не тронутым цивилизацией и автомобиль в котором приехал Веррэт был здесь в диковинку. Только взглянув на древние дома города, на его чрезвычайно средневековые улицы, на повозки, громыхавшие по ним, делец из Олтилора понял, что в этом месте Стронса практически ничто не ограничивает: здесь некого опасаться. Конечно, он и раньше видел подобные города (Он не осознавал, что в стране его предков подобных мест было не на много меньше, чем на почти феодальном плоскогорье), но всё же хорошее воспринимается весьма быстро как само собой разумеющиеся, и потому за время, проведённое в Олтилоре, Веррэт успел позабыть места, подобные тем, в которых скрывался. Он разочаровался видом города и немного пожалел о том, что послал сюда своих людей. Конечно, он пошёл в трактир, где условился встретиться со старшим из них и действительно узнал кое-что, но данные эти были обрывочны и мало что говорили Веррэту. Как и было обещано, магнат заплатил и направился в обратный путь, но уже на самом краю города, там, где он оставил машину, он увидел знакомого ему человека: знакомого не по странствиям на плоскогорье, а с несколько позднего времени: это был шофёр Стронса. И этот человек словно невзначай приблизился к нему и тихо сказал:
  - Вам приказано передать, что бы вы прибыли сюда со своей женой и были как можно быстрее в этом месте: он указал на угол одного из домов.
  - Вы знаете, как быстро связаться с моей женой? - Спросил Веррэт, осмелев после первого впечатления от встречи. Шофёр знаком указал следовать за ним. Они пришли в комнату в одном из ничем не примечательных домов. Всё отличие этой комнаты от прочих, наверное, во всём городе было наличие телефона. Веррэт подошёл к нему и позвонил. Говорил он с Лионтоной мало и сухо: рядом со столь близкими людьми к Стронсу следовало скрывать свои чувства как можно сильнее. Лионтона не задавала лишних вопросов, поняв всё. Выехала она незамедлительно и примерно через то же время, что и Веррэт была в городе. Встретились они в нужном месте. Здесь был опять шофер, и они поехали куда-то вглубь бескрайнего, многократно увеличенного плохой связью плоскогорья. Прибыли они достаточно скоро. Что это было за место, рассмотреть они не успели, поскольку прямо из машины пересели в самолет, из салона которого ничего не было видно. Полёт продолжался больше суток, причём был совершён с одной посадкой. Когда Отон-Клеррарты вышли из самолёта, то почувствовали, что то, на что они ступили, чуть-чуть покачивалось. Вокруг них была фантастическая картина. Город, точнее страна Стронса поднимался прямо из вод первобытного океана, над крышами сверхсовременных сооружений в вышине нередко проносились неведомые существа, невообразимо контрастируя с деяниями человека. Между громадами корпусов колыхалась сине-зелёная от бесчисленных организмов вода океана. Всё огромное сооружение давило своими размерами, а главное резкой врезанностью в общую картину. Всё это детище Стронса резко, вызывающе отличалось от окружающего океана, который не желал принимать его. Точечное буйство цивилизации, её прорыв в этот сокровенный край оставлял этого зелёного исполина равнодушным и если бы не крики внушительных крылатых хищников, проносящихся над океаном, то Клеррарты не обратили бы на него никакого внимания, заворожённые необычным проявлением цивилизации.
  В центральный корпус города они поплыли в явно особой лодке. Возможно, она была личной Стронса. Клеррарты, в основном Лионтона, обратили внимание, что при входе в центральный корпус стояла внушительная охрана, хотя кого можно было опасаться в этой стране, трудно было себе представить. В покои старика вёл лифт, попасть в который можно было только имея специальные ключи и коды. Трое вооружённых людей в серо-зелёной форме, казавшейся чем-то средним между деловыми костюмами и военным обмундированием, сопровождали Клеррартов, пока они не добрались до кабинета владыки. И Веррэт и Лионтона чувствовали, что не могут быть спокойными, когда охранники открыли самую сокровенную, быть может на всей планете, дверь.
  - Приветствую вас. - Сказал старик, когда дверь кабинета закрылась.
  - Я рад вас видеть в добром здравии. - Сказал Веррэт, стараясь смотреть прямо на Стронса.
  - Вы говорите так потому, что на ваше предложение я ответил положительно?
  - Мне кажется, что вы не могли поступить иначе. - Сказал Веррэт, уклоняясь от ответа.
  - Вы переоцениваете себя.
  - Вы в этом уверены? То, что мы здесь это ещё ничего не значит, поскольку только принимая во внимание ваш возраст и достижения, мы согласись на предложенный вами вариант принятия моего предложения. - Стронс усмехнулся во время этой длинной фразы. Лионтона также сочла её излишне формальной в подобной обстановке и решила, притом абсолютно верно, что её муж просто старается скрыть своё состояние, однако виду она не подала.
  - Я полагаю, что вы плохо осведомлены о моих достижениях.
  - Поверьте мне, этого достаточно.
  - Охотно. А почему вы молчите, Лионтона Ийехс-Отон? - Он медленно перевёл свой острый, хищный взгляд с Веррэта на Лионтону.
  - Я предпочитаю не вмешиваться в дела мужа. - Ответила она весьма неуверенно, как и подобало ей в связи с образом, который она постаралась создать перед Стронсом во время своего первого самостоятельного визита к нему.
  - Предпочитаете не вмешиваться? Я внимательно следил за вашими делами в Гольварде. Вы или ваш муж, как вы мне это хотите показать, должны понимать, что если не всё, то очень многое из ваших бесед, встреч и дел, которые вы очень часто предпочитаете вести сами, попадает ко мне. Я сделал вывод, что либо предо мной две Лионтоны, либо в какой-то момент времени она смогла обмануть меня, и я понимаю, что этот момент времени - не сейчас. Что вы на это скажите, Отон Устер?
  - Я скажу, что она моя жена и вам не следует наблюдать, я бы сказал даже подглядывать за ней, Гионт Стронс. Каждый человек... - Веррэт старался казаться твёрдым и уверенным, но побледнел, его кожа стала серой, рубцы на лбу выступили явственнее, бледность и напряжённость Лионтоны скрыла её маска.
  - Вы даром волнуетесь, Отон Устер, - ответил Стронс, медленно подняв сухую руку, что заставило Веррэта замолчать, - Мне от вашей жены ничего не нужно сверх того, что она мне приносит: я уже говорил, что вы плохо осведомлены о моих достижениях и смею вас заверить, что они касаются вас лично, ваше высочество граф Терданский, князь-консул Аренеррата, седьмой реаринт его велико-покровительсва волей Земли и Небес императора Клеррарта Вентара, принц Артенанфильский, Клеррарт Вентар Веррэт. - Принц от этих слов покачнулся, словно его поразил гром. В его глазах помутилось. Он не мог ничего понять и даже задуматься над тем, как и что надо на всё это ответить: своего полного титула он не слышал с девятьсот пятнадцатого года. - Я полагаю, вы давно не слышали вашего полного титула. - Продолжал Стронс, но Веррэт уже плохо его слышал. Видя, что Лионтона, также поражённая, но не так сильно как её муж, старается удержать его, Стронс сказал: - Можете сесть. - И подождал пока они оба неловко сели в кресло в углу его кабинета (Обычно в его кабинете было лишь его кресло, только для этой беседы он приказал принести второе непосредственно перед встречей).
  - Что... что вы сказали, Гионт Стронс? - Нашлась сказать Лионтона, правда произнесла она эти слова сбивчиво и путая сенцест и официальный язык Олтилора.
  - Вы разве не знаете имени вашего мужа? - Спросил Стронс, но - что странно - на этот раз он не смотрел пристально, пронизывающе, словно внедряясь в самую глубь, как обычно. Его глаза были довольно обыкновенны. Сухие морщины, окружавшие их, были расслаблены и непривычно для этого человека нависали над его крупными, тёмными глазами.
  - Я знаю, что его зовут Отон Устер.
  - Вы ошибаетесь, Гионт Стронс, - заговорил Веррэт хрипло, поднимая голову, - я артенанфилец и из центров Артенанфильской империи, но это ведь ещё ничего не значит, если вы желаете, я расскажу вам свою историю.
  - Большую её часть я знаю и без вашей помощи. Вы родились в восемьсот девяносто седьмом году, и что было в последующие девятнадцать лет, меня мало волнует, поскольку ваши титулы уже ничего не значат. Однако после гибели империи у вас началась самая интересная часть жизни.
  - У многих людей моего круга началась самая интересная для вас часть жизни после этого. - Веррэт попробовал усмехнуться, но у него плохо получилось.
  - Бесспорно, но поскольку вы стояли выше всех них, у вас она была наиболее интересной.
  - Как вы это можете знать?
  - Иными словами, вы признаёте, что я правильно назвал ваш титул?
  - Нет! - Веррэт внезапно резко вскочил. - Вы ошибаетесь!
  - Кто же вы в таком случае?
  - Я Отон Устер, сын мелкой дворянской семьи с юга империи, от которой сейчас уже ничего не осталось и больше никто!
  - Вам кажется, что я в это поверю? Хорошо, я расскажу о некоторых вещах, в результате, которых я пришёл к такому выводу, и вы сами решите, ошибаюсь я или нет. - Веррэт был слишком поражён всем происходящим, чтобы заметить, что Стронс говорил это не совсем обычным своим голосом: его тон теперь был не резким и словно заострённым, как обычно, а относительно мягким. Этот же голос рассказал ему обо всей той длинной череде мыслей, после которых Стронс пришёл к выводу, что Отон Устер и Клеррарт Веррэт - один и тот же человек. Лионтона, внимательно его слушавшая, поняла, что старик не ошибается. В жизни Стронса было так мало ошибок! (Правда, если быть справедливым до конца, именно они во многом определяли его путь). Выслушав, Лионтона была поражена тем, сколько она не знала о своём муже. Конечно, она достаточно хорошо была осведомлена о его тернистом пути после девятьсот шестнадцатого года, но о многих тех чертах и поступках, о которых рассказывал Стронс, она и не догадывалась, точнее, даже если она и знала о них, то никогда бы не стала думать о них так, как их сейчас истолковал человек-призрак. Но, тем не менее, она спокойно перенесла этот удар. Веррэт поднял склонённую голову и промолвил:
  - Как же вы всё это можете знать?
  - Поступки, ваше высочество, только ваши поступки в то время, на протяжении которого я вас знаю. Но я должен вам сказать, что вы изменились с девятьсот шестнадцатого года. Более того, не случись тогда всего того, вы не стали бы моим приемником.
  - У меня тогда была бы империя! - Глаза Веррэта яростно сверкнули, он весь словно встрепенулся, хоть и поднялся с кресла. Ответом на эту вспышку гнева стал смех Стронса: не усмешка, а именно смех. И это заставило вздрогнуть обоих Клеррартов. Их взгляды остановились как по команде. Веррэт побледнел ещё сильнее, хотя это, казалось, было и невозможно, Лионтона похолодела и обмерла. Её пальцы судорожно вцепились в ткань кресла.
  - Не поэтому. - Сказал Стронс. - Подумайте почему. Но не сейчас. Сейчас я желаю вас сделать своим приемником.
  - Приемником? - Переспросил Веррэт, который ожидал чего угодно, но только не этого: в самом деле, зачем человеку, раскрывшему своего противника до мозга костей соглашаться на его прежние условия: игра ведь будет вестись уже по новым правилам.
  - Да. Неужели вы этого не поняли? Или вы полагали, что я пригласил вас сюда только для того, чтобы рассказать всё это? Я должен вам сказать, Веррэт, что вы недооцениваете меня.
  - Напротив, Гионт Стронс. - Промолвил он, стараясь собраться с мыслями. - Но я не понимаю ничего из ваших действий. Что вы от меня хотите?!
  - Я желаю только, чтобы вы стали моим приемником и только. Однако... - Стронс на мгновение задумался. - Я вижу, что вам необходимо передохнуть. Мои люди проведут вас в соответствующую комнату.
  Как видно Стронс нажал, что-то на столе, поскольку в дверях появилась его служащая, занимавшаяся слугами Стронса, устройством его личных помещений, а также приёмом личных гостей и особо важных вербуемых. Она занималась Милтенеттой и Лионтоной. Она попросила знаком следовать за ней, и вскоре Клеррарты оказались в достаточно просторной и весьма роскошной комнате.
  - Что делать, Лионтона? - Проговорил Веррэт, медленно садясь на диван и хватаясь за голову, когда они остались одни.
  - Нечего делать. Он оставит завещание, мы его заберём и уедем.
  - Ты так спокойно говоришь об этом?! Пойми, что означает то, что он знает обо мне...
  - Я понимаю, но подумай и о том, что он не тот человек, который станет оставлять завещание человеку только для того, чтобы... свалить его после этого. Понимает он и то, что, обладая его завещанием, ты не станешь разоблачать его детище.
  - А что может помешать ему оставить ещё одно завещание?
  - Попроси его ознакомить тебя с его страной, может даже людьми.
  - Это займёт слишком много времени... - Веррэт осёкся. - И это мало что поменяет.
  - Ты не знал, что так может случиться?
  - Знал. Но я не думал... Лионтона, - заговорил он сдавленно, - Лионтона, дай мне собраться с мыслями... Подожди. - Он опустил глаза и закрыл их ладонями. Лионтона села в кресло напротив него и тоже стала думать, как теперь будит выглядеть их игра.
  Веррэт переменил позу только через полчаса, на протяжении которых он сидел абсолютно неподвижно. Подняв голову, он сказал:
  - Предположим, что старик говорит правду. Чем он рискует, поступая так? Ничем. Так или иначе, но он всё равно не может жить вечно. А если нет, то для чего? Чтобы иметь уверенность, что я ничего не предприму против него?
  - Но ты ничего не предпримешь против него и без этого.
  - Я знаю... Но, может, старик желает иметь ещё одну линию защиты.
  - Я думаю, что это уже излишне.
  - Лионтона! - Резко закричал Веррэт. - Перестань говорить мне об этом каждую минуту!
  - Хорошо, но всё же что же ты решаешь, в конце концов?
  - А что думаешь ты?
  - Я считаю, что Стронс говорит правду. Конечно, возможно, что он подготовил нескольких приемников, но я думаю, он не станет их всех по очереди везти сюда.
  - Но они могут быть и отсюда.
  - Несколько человек? Не думаю...
  - Да, да, ты права, это опасно для его дела. Но что же нам всё-таки делать?
  - Нечего делать. Мы можем только ждать, когда Стронс вызовет нас к себе снова. В конце концов, ты затеял это дело и теперь у меня спрашиваешь, что делать?
  - Я?! - Веррэт спросил это так, словно услышал жуткую нелепость. - Как же так...
  - А кто писал требования за Элэйю?
  - Лионтона, подумай, после того, что разгадал Стронс...
  - Но ведь ты и только ты натолкнул его на эту мысль!
  - Перестань, Лионтона. Как его можно натолкнуть на какую-либо мысль? Это же невозможно.
  - Не знаю. - Ответила Лионтона спокойнее, чем говорила до этого. - Хорошо, не будем ссориться. Мы должны получить завещание и вернуться к своим делам в Ликсондонэт.
  - К своим делам... Как?! После всего этого...
  Лионтона не ответила, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Конечно, она не воспринимала всё происшедшее так болезненно, как её муж и это помогало ей не утратить здравого смысла в мыслях. Но всё-таки было как-то не по себе. Никто, и тем более этот человек не должны знать того, что они услышали не больше часа назад. На этом лежало табу. Но, в конце концов, что это фактически меняло? Из Илитерского океана Стронс никуда не денется, а это означает, что у них Отонов (Клеррартов) сведения, с помощью которых они могут погубить все замыслы Стронса. Правда и у самого Стронса в руках сведения не менее слабые. Но, во-первых, их он ещё должен доказать, а во-вторых, должны найтись люди, которые очень сильно желают свалить Веррэта и кто это может быть пока понятно плохо. (Справедливости ради нужно отметить, что подобного рода сведенья не всегда нуждаются в абсолютно чётких доказательствах, а люди, страстно желающие крушения Веррэта, вполне могут объявиться в любую минуту, учитывая его молниеносность в делах.) Пока Лионтона думала над всем этим, Веррэт также пытался представить себе все возможные последствия изысканий Стронса. Однако мысли его были смешены, он не мог собраться и беспрерывно кидался то в одну, то в другую крайность: либо он пытался уверить себя, и у него это порой получалось, что сведенья эти ничего не значат, либо, что он теперь полностью подвластен Стронсу. И для того и для другого всякий раз находились необходимые аргументы. Он не знал на чём остановиться, какие из аргументов сильнее и, быстро минуя промежуточные возможности, останавливался в одной из крайностей вновь и вновь, перебирая одни и те же положения. Он метался почти как в бреду. Но он не мерил тяжёлыми шагами пространство как обычно, все эти перекаты выражались лишь в бледности и напряжённых движениях левой руки судорожно теребившей волосы.
  - Хорошо, Лионтона, - заговорил, наконец, он, измождёно поднимая голову. - Ты права. Делать нам нечего. Мне остаётся лишь надеется на то, что, когда-нибудь Артессоат станет моим и тогда я смогу не опасаться козней этого старика. Обратимся к Стронсу. - Веррэт тяжело встал и подошёл к двери. Постучал. На его стук пришла та самая женщина, которая привела их. - Мы желаем видеть Стронса. - Сказал ей Веррэт. На этот раз он не старался придавать своему голосу никакое из выражений, кроме того, которое звучало в нём само собой - покорное и усталое. Какой был смысл притворяться, если Стронсу всё известно? Женщина кивнула и Клеррарты пошли за ней. Войдя в кабинет Стронса, она оставила их.
  - Как вы отдохнули, Клеррарт Веррэт? - Спросил старик своим новым тоном.
  - Скверно. - Ответил принц хмуро.
  - Ваши покои весьма уютны, Гионт Стронс. - Сказала Лионтона, чуть склонив голову. Веррэт пропустил эту реплику мимо ушей.
  - Я рад это слышать и потому я предоставлю документы, в которых пойдёт речь о моём наследстве.
  - Простите, Стронс, но как я могу знать не оставите ли вы других завещаний? - Лионтона гневно посмотрела на Веррэта, когда он произнёс эти слова.
  - Соответствующие документы у меня в архиве, кроме того, в том, который я оставляю вам, вы сможете найти описание канала, по которому вы сможете с полной безопасностью для себя прибыть сюда. Как оговорено в документах. Вы сможете проверить этот канал и убедится в том, что он стоит мне немалых затрат и имеет большое значения для всего моего государства. Конечно, в определённых случаях он может быть либо закрыт, либо законсервирован и открыты новые пути, но в любом случае его значение чрезвычайно велико. Конечно, все те люди, которые причастны к управлению Артессоата будут в определённых случаях оповещены.
  - Но они ничего не знают сейчас?
  - Нет. Если я скажу, что в этом государстве не должно быть известно о том, есть ли у меня приемник или нет, то вам станет известно уже слишком много. Ещё ни один человек не знал о моей стране столько, сколько знаете сейчас вы. Потому вот бумага. - Стронс открыл ящик стола и извлёк оттуда внушительных размеров тяжёлый лист, на котором его рукой был написан основной текст завещания. Под этим листом находились другие, содержащие в себе описания тех вещей, о которых говорил Стронс, а также описания некоторых так сказать поручений, связанных с Ленарией и позволявших создать некий весьма немаловажный для Стронса треугольник Ленария - Веррэт - Стронс. Веррэт быстро прочитал основной текст, Лионтона также взглянула на него, и они оба поставили под ним свои подписи. - А теперь, - продолжал Стронс, - я желал бы спросить у вас, Лионтона, что же вам стало известно в степях о том старом скотоводе, что дало возможность узнать вам обо мне столько немаловажного?
  Лионтона была смущена вопросом, что было видно даже сквозь маску.
  - Я узнала о вас достаточно случайно. В степях мне встретился один человек, он был уже стар, который как-то мне рассказал о походе Стеосов в пустыню. Этот человек был из того каравана, который взял меня из оазиса. Конечно, он не называл вашего имени, но он как-то очень странно сказал, что какие-то люди исчезли где-то далеко на юге.
  - Понятно. Я предполагаю, что после вмешались вы, Веррэт?
  - Да. Мне помогли мои связи на плоскогорье.
  - Связи. - Стронс слегка усмехнулся. - Так значит, то были вы. - Не живым голосом произнёс он. - Хорошо. Я помню кое-какие странности.
  Хотя намёки Стронса были обрывочны, а полная ясность сознания ещё не вернулась к Веррэту, он всё же догадался, что старик нарочно бросает ему крупинки знаний о своей стране и о том, какую роль он лично играет в ней. И на мгновение это поразило Веррэта: ведь те действия, после которых он пришёл к тому, что старый скотовод из степей и магнат-алмазовладелец - одно и то же лицо ему самому до этого момента казались ничтожными, и он никак не предполагал, что Стронс лично может о них узнать. Но, тем не менее, это было так. Или же этот старик сумел разузнать про всё до такой степени? Но это было уже совершенно невероятно.
  - Я рад слышать, - заговорил Веррэт, обдумав всё это, на что, впрочем, ушло совсем немного времени, - что теперь вам известно о нас всё.
  - Вы ошибаетесь. - Расчётливо произнёс старик. - Мне не известно то, что связывает вас?
  - Я не понял вопроса. - Сказал Веррэт.
  - Что вы этим хотите сказать? - Спросила Лионтона, живо заинтересованная разговором.
  - Для меня остаётся загадкой то, что удерживает вас вместе.
  - Я встретил Лионтону в одном из захудалых городков ваших родных степей.
  - Я и Веррэт живём вместе, поскольку мы нашли друг друга. - Сказала Лионтона не без гордости.
  В ответ Стронс лишь усмехнулся. Очевидно, он полагал, что Клеррарты просто не желают говорить об этом. Он был уверен, хотя и не абсолютно, что их отношения сложились на фоне раскрытия образа жизни старика, о котором, как видно, упоминалась в рассказе того человека, которого знала Лионтона. Правда, с определённого и весьма раннего момента сама Лионтона становилась уже не нужной, но Веррэт молод, а тогда был почти мальчик, и в последствии к этому делу присоединилось и некоторые другие причины. Возможно, что определённое влияние оказало и падение империи: Веррэту было одиноко, и он ощущал себя незащищённым. В дальнейшем Веррэт стал понимать, для чего ему может быть нужен такой близкий человек, каким для него была Лионтона. Но вот Лионтоне было известно слишком многое для подобного человека: ведь теперь Стронс понимал, что Лионтоне удалось на том допросе обмануть его, хотя выглядело это неправдоподобно; слишком часто Веррэт, как показывала слежка Стронса, советовался с ней. У них уже был сын. Конечно, неопытность, конечно, Веррэт - это не точная копия его самого и, наконец, Веррэт не бесплоден в отличие от Стронса. Не так давно (собственно говоря, это и толкнуло Стронса на его шаг) Стронс сам имел возможность убедиться, насколько сильно бывает неумолимое начало начал. Так что отношения между Клеррартами не могли поколебать Стронса в правильности поступка. Они отбыли незамедлительно: Стронс понимал, что в 'большом мире' его приемник оставил некую пружину, способную раскрыть его тайну и в случае задержки эта пружина запустит определённый механизм.
  Клеррарты благополучно покинули секретное государство Стронса и когда позади остались все те люди, которые принимали участие в их перемещении, стало казаться, что всё происшедшее - дым, который рассеялся, но в дипломате с личными бумагами у Веррэта лежало завещание Стронса, и так и стояли в памяти его слова, его глаза - он сам. Ощущение были только поверхностным: мир хоть и перестал быть каким-то полупрозрчно-нереальным, каким он воспринимался по ту сторону гор и лесов, но от этого не перестало существовать то, что было сотворено там и именно это занимало все мысли Веррэта и пленило его. Хоть ни он, ни Лионтона не видели Артессоат впервые, только сейчас он обрёл для них объёмность - до этого он был лишь картинкой с тех фотографий, которые они с величайшим трудом вырвали из своего опаснейшего путешествия. Теперь же он обрёл объём и массу, а значит и силу. Они восприняли его и не как средство борьбы со Стронсом и даже не как то, что когда-нибудь станет их, а как часть той области мира, в которой они жили. Эта часть была едва ли не самой значимой, несмотря даже, на свою 'нереальность'.
  До того как Веррэт с Лионтоной ехали с людьми Стронса они не разговаривали друг с другом, когда люди старика оставили их они говорили очень скупо, однако видно было, что всё происшедшее задело Веррэта куда сильнее, чем Лионтону. Веррэт старался прогнать навязчивые мысли, старался думать о флоте, но не мог. Лионтона глядя на него, начинала волноваться: не хорошо, если в Ликсондонэте всем будет заметно его подавленное состояние. И это в тот момент, когда он на самом взлёте!
  - Устер, - заговорила она, когда они подлетали в Ленарии, - в каком состоянии ты оставил дела с флотом?
  - Что? - Спросил он словно из далека. - А, с флотом... Он должен прийти. План учений уже разработан. Лер полностью согласен.
  - Согласен... Что же тогда происходит?
  - Происходит? - Веррэт непонимающе посмотрел на Лионтону. - Ничего. Совсем ничего. - Он понял, о чём шла речь, и совершил слабую попытку высвободиться из цепких лап мыслей о Стронсе. Больше они ничего не сказал, но слова Лионтоны достигли своей цели: он задумался о том, или, во всяком случае, пытался задуматься, над тем, что в Ликсондонэте он должен перед всеми предстать так, словно ничего не произошло. Для всех его дела идут блестяще. Но всё-таки как же это трудно! Эти мысли весь оставшийся путь боролись в Веррэте. В конце концов, в Ликсондонэте он сошёл с трапа, словно озабоченный своими ближайшими планами, но никак не угнетённый. Поднявшись в кабинет, он испытал немалое облегчение. Теперь, глядя на убранство своих покоев, на их общий артенанфильский тон, Стронс вместе со всем его государством показался ему окончательно не материальным, но, как и прежде, мысль эта была поверхностной. Здесь было просто легче собраться с мыслями, но всё равно Веррэт ещё не мог найти в себе силы приступить к делам, которых за несколько дней его отсутствия скопилось достаточное количество. За этими смешанными мыслями он почти не обратил внимания, как вошла Лионтона.
  - Что с делами? - Спросила она.
  - Накопились... - Ответил Веррэт натянуто, стараясь изобразить озабоченность делами.
  - Ещё сколько. Скажи мне, Веррэт, а кто такой Седьмой Реарит императора Вентара, ты мне никогда не говорил об этом.
  Конечно и Веррэт, и Лионтона, хорошо понимали, что эта тема колышется между ними, но боялись заговорить о ней, и потому по всему телу Веррэта от этих слов пробежала дрожь.
  - Седьмой Реарит... - Промолвил он, опускаясь в кресле. - Это нечто вроде ученика, тот человек, который ближе всех людей стоит к императору, обычно тот, которому он желает передать свою власть. Реариты - наиболее приближённые к императору люди и их шестеро. Сейчас это звучит так дико... Это всё словно из другого мира. И где он, этот мир? Ты слышала, что говорил Стронс обо мне? - Спросил Веррэт в прострации. Лионтона кивнула. - Получается, что он словно проник в самого меня и проник давно. И, - Голос Веррэт вдруг достиг поразительной силы, - ВСЁ ЭТО ПРАВИЛЬНО!!! - Рука Веррэта тяжело, с громким хлопком опустилась на полированную поверхность стола. Лионтона была испугана этой вспышкой и инстинктивно отошла к двери. Её муж стоял перед ней во весь рост, его тяжёлое кресло было отброшено в сторону окна, глаза его горели, руки дрожали. Ей он казался огромного роста, но во всём этот выражении силы сквозила слабость и беспомощность: огонь глаз застилал лишь их поверхность, глядя прямо в них, Лионтона увидела, что они кротки и боязненны, жилы на руках хоть и вздулись, но их дрожь выдавала не напряжение, а ужас. Оба простояли неподвижно глядя друг на друга почти три минуты, не зная, что сказать. - Это ужасно. - Пробормотал, наконец, Веррэт тем тоном, которому соответствовало увиденное Лионтоной выражение его глаз.
  - Стронс как будто следил за тобой.
  - Следил... Он словно сумел проникнуть во дворец. Это невероятно. Он говорит, как будто, что я - это он. Ты понимаешь?! - В глазах принца был безотчётный, первобытный ужас.
  - Потому он и сделал тебя приемником... - Пробормотала Лионтона.
  - Сделал. Разве ты не понимаешь?! Ведь...
  - Да. Я знаю. Всё то, что он узнал о тебе - правда. Но что с того?
  - Как это - что? Ты пойми... Кто я!!
  - Ты? - Лионтона выразила удивление. - Отон Устер, Клеррарт Вентар Веррэт.
  - Нет, нет, не то! Я - это Стронс! Стронс - это я!
  - Стронс? Веррэт, но ведь это же ещё не всё!
  - То есть как? Я не понимаю тебя... - Глаза Веррэта не находили места.
  - Ты же не можешь быть копией Стронса.
  - Это ужасно, Лионтона, это ужасно. - Веррэт не заметил фразы Лионтоны. - Ты понимаешь, этот человек... этот человек... Он пожирает других. Пожирает... Хищник пожирает тело, а этот - душу. Это ужасно. Я, я старался избегать его, не поддаваться влиянию, но понял, что это бесполезно, если он... - Веррэт говорил отрывисто, измождёно и на последней недосказанной фразе он тяжело опустился в кресло.
  - Веррэт, я люблю тебя. - Пробормотала Лионтона, понимая, о чём говорит её муж. В ответ он недоверчиво поднял на неё глаза.
  - Я знаю. - Сказал он после раздумья. - Может быть, я ошибаюсь, но если я прав, то что-то ещё имеет смысл. - Он вновь пристально посмотрел на неё. В его лице, позе, напряжённом положении рук была видна, изматывающая, тяжёлая работа ума, переворачивающая все свои действия. - Подойди, Лионтона. - Сказал он окрепшим голосом, когда его мысли прояснились. Она подошла и положила руку ему на голову. - Я понимаю, я понимаю, что ты, ты - это всё что есть. Ты и наш сын. - Он страстно прижал к себе её руки. Стронс, Гольвард, Ленария, флот, Лер - это всё не то! Ты, мы с тобой здесь, в этих стенах, которые я возвёл во имя Олтилора и для Лера, в окружении враждебного города, в непонятной стране и чужом, жутком мире, мы - одни. Одни и сами за себя. Ничего больше.
  - Да, Веррэт. Мы должны быть вместе.
  - Это одно, одно из того, что НАШЕ. Вавитонки, Стронсы, Олтилоры могут внедряться куда угодно, но только не сюда. Не сюда, Лионтона. - Он крепче сжал её руки и медленно поднялся.
  - Мы - это всё. - Тихо и уверенно произнесла Лионтона.
  - Да, да да! Мы, мы - это мы и никто не больше, не Стронс, не Олтилор, не Лер. Никто! Ты понимаешь, никто! - Он подхватил её и поднял с восторгом в воздух. Значит, мир что-то ещё значит! Значит не всегда есть тот, кто сильнее, выше и хитрее! Значит, что-то есть ещё. - Это внезапное открытие озарило Веррэта, словно перевернуло его в этот миг. Он чувствовал, что соединился с Лионтоной, слился с ней, и в этом соприкосновении возникло нечто новое, может ещё не до конца понятое, пусть даже неведомое, но - своё. И это было главное. Поблёкший мир вновь обрёл цвета, он вновь наполнился смыслом, как высохшее русло в пустыне - водой. В нём появилось то, о чём раньше они не думали, а если подобные мысли и посещали их, то они не придавали им значения, во всяком случае, такого, как сейчас. В этот момент их собственная жизнь, то малое, что осталось у них, и было не подвластно никому, внезапно из небольшого угла почти вчера прекрасного, но обращённого в прах дворца, обратилось в новый дворец. Кто знает, какой из них двоих был лучше! Однако теперь они знали, что их новая обитель построена не на сомнительных и зыбких целях, а на надёжном и прочном фундаменте и они были убеждены, что этот фундамент никогда не будет разрушен. Иначе, что-то должно было быть выше того, что они чувствовали в этот миг, а они не могли допустить мысли, что это возможно, ибо в их жилах в эти минуты билась сама ЖИЗНЬ.
  
  III. Гулу
  
  Нежные, мелодичные, но вместе с тем суровые и даже несколько тяжёлые звуки разносились над древней столицей Вамы, а теперь и Валинтада - Гулу. Это били Большие Часы на главной башне Адмиралтейства. Они отбивали десять утра - обычно именно в это время здесь начинались все важные заседания. Так было и сейчас: на заседание собирался парламент Валинтада. Как и во всех таких случаях, вместе с парламентом собирался на заседание и высший совет страны - Рондестерт, который составляли девять личных советников ютса, Рондестров. Когда-то такой совет возглавлял Вамскую республику. Его название означало 'Адмиральский совет', а Рондестры также именовались 'Великие адмиралы'. Времена изменились, совет был в своё время свергнут, а потом почти через полвека возрождён Вавитонком, правда, несколько в ином обличие, но и сейчас этим людям Всемогущий Ютс доверял больше, чем всем прочим людям, входящим в обширное правительство могучего государства. Они доносили до его сведения известия со всех уголков его необъятной 'трансокеанской' державы, то есть с половины мира, но также выполняли и множество прочих поручений владыки. Под их руководством и надзором находился Парламент, нелюбимый Вавитонком, министры - 'могучие марионетки', полномочные послы из самых разных стран - 'пальцы' или 'щупальца' ютса; они оказывали огромное влияние на безграничную армию Валинтада, на его непобедимый флот, наконец, даже на вездесущий ЦУВР. Они могли своим словом, сказанном, конечно, за закрытыми дверьми, отменить решение любого министерства, приказать переместится армиям, заставить каждого из депутатов сказать нужное слово и принять нужное решение, ни одно из многочисленных государств долины Лорона - обширнейшего и богатейшего поста Валинтада в Лоронском регионе не осмеливалось перечить ни одному их слову, и даже деятели далёкого, могучего и малодоступного Южного Союза вынуждены были считаться с их мнением. Их влияние на мир и на его жителей было ограничено только одним: волей самого ютса. Они были, его советники, его посредники, его надёжнейшие исполнители. Они были его девятью тенями и беспрекословными носителями его воли - милостей и гнева, по всему миру. О них ходили легенды, порой проникая и в Южное Полушарие. Этих людей боялись и им завидовали. Если сам ютс миллиардам своих граждан казался понятным и почти простым, то за этими людьми прочно утвердилось звание 'теней' в отдельных, отдалённых странах на границах империи они были почти 'потусторонними'. Но едва ли у кого-то вызывало подозрение, что эти 'тени' так близко соседствуют с 'простым' ютсом.
  Заседаниям парламента часто предшествовало совещание Рондестров с ютсом, так было и на этот раз. Все десять человек собрались в отведённой для этих целей комнате. Это помещение не было залом с величественными, золочеными колоннами, это не была даже комната с богатой отделкой: оно ничем не отличалось от остальных. Это была довольно просторная комната, где могли свободно разместится десять человек почти без украшений. Освещали её круглые неоновые лампы, посередине стоял продолговатый, внушительных размеров, полированный, но простой стол и вокруг него были расставлены обычные стулья. Напротив двери садился сам Всемогущий ютс. Как правило, Рондестры приходили раньше него. То же было и на этот раз. Каждый из них подготовил достаточно подробный отчёт о своих действиях и Вавитонк, как им было известно из прежних встреч, уже читал это. Теперь предстояло переговорить о наиболее важных пунктах дел половины мира. Бесспорно, что весомая часть как бесед, так и отчётов была повещена делам, затрагивающим отношения в Лоронском регионе. Так было всегда: на протяжении уже более чем половины века Ваму и окружающие её страны, теперь объединённые в Валинтад, этот регион интересовал больше, чем все остальные части планеты: ведь на его долю приходилось больше трети её населения. Однако теперь в отчётах Рондестров стало появляться всё больше намёков на то, что этот регион каким-то, ещё не вполне ясным образом, связан с другим регионом планеты, который до самого последнего времени был достаточно обособлен от прочих её частей и заключал в себе четверть её граждан и бездну природных ресурсов. Этим регионом было Велико-Анкофанское плоскогорье. А одним из намёков на существование его связи не просто с остальными частями планеты, а именно с Лоронским регионом, и не просто с Лоронским регионом, а конкретно с Олтилором, был артенанфилец, то есть человек уже фактом своего рождения хоть и не прямо, но, по крайней мере, косвенно связанный с пресловутым плоскогорьем, Уполномоченный по делам Олтилора в крупнейшей стране мира - Ленарии, владелец заводов в Тиэнэе и Лииветсе, а также на Яоринском архипелаге и ещё в десятке стран, Отон Устер. И ютс и Рондестры планировали посвятить этому человеку несколько минут во время обсуждения.
  - Относительно наших действий на Велико-Анкофанском плоскогорье я хотел бы отметить, что в этом направлении у нас имеется гораздо больше трудностей, чем у Валинтада. - Сказал один из Рондестров.
  - Вы имеете в виду гражданскую войну в бывшей Артенанфильской империи? - Спросил другой.
  - Да, кроме того, у Олтилора, точнее у капиталистов с Олтинского плоскогорья имеются относительно давние связи с некоторыми из стран того региона.
  - Я полагаю, - прервал их ютс, до этого почти всё время молчавший, - Что эти связи если и имеют значение, то весьма небольшое. Их и экономическая и политическая стороны весьма слабы. Я просматривал отчёты и сделал вывод, что некий Отон Устер зашёл дальше других в определённых делах.
  - Вы полагаете, что его связи с бежавшими аристократами настолько серьёзны?
  - Я считаю, что некоторое количество артенанфильцев прибывших в Олтилор в последние годы может ему пригодится. С нашей же стороны гражданская война в особой области нашей страны, то есть бывшей Артенанфильской империи, во-первых, затрудняет наше продвижение на восток, а во-вторых, настраивает против нас население плоскогорья. Во всяком случае, его западных частей. Это всем известно. - Он задумчиво оглядел Рондестров и добавил: - всем нам. У кого-нибудь есть кое-какие предложения на этот счёт?
  - Я полагаю, - заговорил один из Рондестров, - что проблема гражданской войны не может быть решена сейчас, поэтому нам необходимо искать иные пути.
  - У кого есть ещё предложения?
  - Я полагаю, что мы не можем ни остановить, ни ослабить войну в ближайшие сроки. - Сказал другой Рондестр. Остальные выразили согласие.
  - Прекрасно. Я тоже так думаю. Мы слишком глубоко внедрились в ту неприятную область. А Олтилор желает внедряться в другую и весьма приятную для него. - Вавитонк усмехнулся. - Нам необходимо развить слабые стороны позиций артенанфильцев в Олтилоре. Ведь мы не можем остановить войну в Артенанфилии.
  - Что вы думаете на счёт Отона Устера? - Спросил до сих пор молчавший Рондестр.
  - К нему это относится в первую очередь. - Ответил Всемогущий Ютс.
  Конечно, Вавитонк на этом не прервал заседание, но дальнейшие обсуждаемые вопросы уже не имели отношение к Отону Устеру. Заседание парламента было назначено на пять часов, и Вавитонк с Рондестрами должны были на нём присутствовать. Достаточно часто перед заседанием Вавитонк беседовал с депутатами парламента. Делал он это не в официальном порядке: он не помнил случая, когда он вызывал депутатов к себе: излюбленным местом его бесед был ресторан Адмиралтейства, а также некоторые из его коридоров. К нему в этих местах уже давно привыкли, всем было известно, что он не любит, когда вокруг никого нет, и что окружающие обращаются как на официальных выступлениях. Конечно, Вавитонк не желал получить какие-то сведенья ни о происходящих событиях, ни даже о самих окружающих людях: главным образом он общался со всеми этими людьми только для того, чтобы в душе посмеяться над ними: над теми, кого он не уважал. Он знал, что и они и министры, правда, в меньшей степени, раболепствовали и пресмыкались перед ним если не открыто, то в глубине души и за это питал к ним отвращение. Он знал, что они готовы были доносить друг на друга, ссорится, грызться прикидываться принципиальными и любящими народ только ради того чтобы добиться от стоящих выше них инстанций, (то есть во многом от него самого) больших привилегий, постов, наград, (на которые, кстати, ютс был скуп), наконец, денег и потому он презирал их и никогда ни в чём им не доверял. Он мог бы разогнать весь парламент, поскольку его функции могли бы быть разделены между Рондестертом и некоторыми другими правительственными органами, ниже рангом. Парламент был послушным, большим и не нужным орудием в руках Всемогущего Ютса. Рондестерт прекрасно справлялся с деталями в управлении им. Однако общее устройство государства требовало парламент. Революция одиннадцать тысяч шестьсот двадцать четвёртого года в Ваме, которая, конечно, являлась стержнем Валинтада, создала этот орган и подняла его почти на самый пик. Уже одного этого было достаточно, чтобы сохранить парламент в том виде, в котором он существовал. Во время революции парламент для всех был чем-то новым и прогрессивным, и это чувство в Ваме сохранилось до сих пор, остальные страны, входящие в Валинтад в лице парламента видели своё лицо в общей картине этого государства. Только создавая Валинтад, Вавитонк приложил все усилия, чтобы этот орган служил ему чем-то только чуть большим, чем украшением. Конечно, украшением государства, а не его личного. Ему не нужно ничего подобного. Глядя на парламент, он в глубине души сжимал зубы.
  Непосредственно перед заседанием, после разговоров с несколькими из депутатов, Вавитонк ещё раз задумался о том, что добыли Рондестры. В мире, наполнявшимся на этот раз почти до краёв взаимной ненавистью это было не так мало. Не мало потому, что становилось ясно, что рано или поздно ещё девственное плоскогорье станет одним из важнейших театров борьбы. Правда, не её фронтом, на фронте, то есть в океанах и в Лоронском регионе, стороны достигли определённого равновесия и необходимы очень мощные причины, чтобы его поколебать. Подобных причин ютс не видел. Зато ни о каком равновесии на Велико-Анкофанском плоскогорье в ближайшее время говорить не придётся. Для внедрения туда Олтилор имеет гораздо лучшую базу, чем Валинтад и потому союзу капиталистов необходимо помешать. Обдумывая как это можно было сделать лучше, Вавитонк чрезвычайно быстро пришёл к выводу, что наиболее уязвимой целью служил Отон Устер. Он обратил на него внимание и раньше: несколько дней назад, когда читал отчёты своих агентов, внедрённых в те места. Однако теперь это стало совсем очевидно, более того, Вавитонк стал плохо понимать смысл его действий: он действовал словно вслепую, совершенно пренебрегая тем, что в ближайшее время грозило завертеться над блаженным плоскогорьем. Он был словно отбившийся от общей стаи хищник, но вот только как он не мог понять того, что своими действиями он может помешать и другим, прочей стаи? Куда смотрит стая, её вожак, Высшая Ассамблея? Или... Да, конечно, Всемогущий ютс напряг свою память, чтобы из бездны событий случившихся в последние годы извлечь на поверхность, казалось, самое незначительное: Устер крайне поспешен в своих действиях. Высшая Ассамблея просто не успела уследить за ним, к тому же он её уполномоченный в Ленарии. А может быть, там просто не понимают того, о чём он говорил с Рондестрами не далее, как несколько часов назад? Может быть там, мысленно ссылаясь на старые, правда, достаточно слабые попытки, наладить контакты с Велико-Анкофанским плоскогорьем, на свою относительную близость к этому региону, на отсутствие перед собой региона объятого гражданской войной как это было с Валинтадом, полагают, что его действия смелы и безвредны? Может быть, в силу этого члены Высшей Ассамблеи полагают, что они далеко впереди и им всё дозволено, и Устеру, буквально в последние дни создавшему в основном из бежавших артенанфильских аристократов настоящую коалицию и заложившему некоторое строительство, стало быть, тоже? Вавитонк, усмехнулся, думая так: в Олтилоре пожалеют, что допустили это, не удосужившись составить чёткого плана наступления на плоскогорье. Только вот не нужно предупреждать его об этом раньше времени. Пусть пребывают в самоуверенном неведении, а когда они поймут в чём дело, надо будит сделать так, чтобы было уже поздно.
  Зал, наполненный голосами тысячи трёхсот семидесяти пяти человек, гудел как потревоженный улей. Рондестры уже занимали свои места на возвышении над ним. Не хватало только одного человека, и когда он придёт, голоса смолкнут, Рондестры приступят к своим обязанностям на заседаниях и улей превратится в послушную и бездарную машину. Будут выступления, будут поправки, Рондестры будут предоставлять право голоса тому и другому, вносить некоторые замечания, а ютс почти безразлично сидеть на своём месте. Потом он встанет и скажет несколько слов, в крайнем случае, предложений. Скажет обрывисто и небрежно и в этот момент ни один человек из зала не посмеет шевельнуться. Заседание окончится, решение будит вынесено.
  Вавитонк знал, что то, о чём он думал между беседой с Рондестрами и заседанием парламента не будит обсуждаться депутатами, поскольку никаких соответствующих указаний Рондестрам он не давал, а своих мыслей им для этого не хватит. Когда начались выступления, Вавитонк, скучая, сидел на своей трибуне, рассеянно слушая выступающих. Они говорили скучно, длинно и почти бессодержательно. Речи некоторых из них касались тех регионов Валинтада, представителями которых они являлись, другие говорили о роли 'своих' областей во внешней политики Валинтада, общую мысль третьих было вообще трудно уловить. Вавитонк знал всё это и без них. Он знал, что то, что они предлагали исполнить невозможно, а если и возможно, то не нужно. Так было почти во всех случаях, а о тех, к которым это не относилось, Вавитонк говорил несколько слов в конце заседания. Но когда показался один человек, внимание Всемогущего Ютса несколько пробудилось: из зала медленно, горделивой, полной достоинства поступью вышел старый вамский адмирал. Таких людей в парламенте, в отличие от Рондестерта, где было четверо адмиралов, было, в общем, не много и этот человек, достаточно редко появлявшийся на заседаниях, представлял исключение. Вавитонк знал его с давних времён, никогда не видел без военной формы и сам его облик напоминал ему просоленные корабли и океанские ветры. Ему было семьдесят пять, и он участвовал ещё в войнах в Лоронском регионе, а также во всех последующих и принимал самое непосредственное участие в деятельности подпольного общества 'Свободный Гал', результатом деятельности которого стало создание Валинтада и крушение Артенанфильской империи. Однако в Валинтаде он не занимался политикой. Несмотря на возраст, он всё ещё находился на службе и хоть и не воевал в артенанфилии, поскольку это была суша, сражались там главным образом эзэанейцы и альтонцы, потому что они охотнее всех шли в те места, но нередко к нему обращались за советом насчёт сражений в реках и озёрах той страны, которые нередко были по размерам подстать морям. Кроме того, он ведь имел опыт из Лоронского региона и в сухопутных сражениях. Вавитонк, взглянув на краткий перечень речей депутатов, понял, что этот человек затронет в своей речи внешние отношения Валинтада.
  Он говорил ясно и чётко. Вавитонк слушал его внимательнее остальных. В своей короткой речи он говорил о взаимодействиях жителей артенанфилии с жителями относительно близкого к ним плоскогорья, и эта тема затронула мысли владыки уже третий раз за день. Более того, речь адмирала, хоть и не касалась никаких конкретных лиц с плоскогорья, но натолкнули Вавитонка на интересные мысли насчёт самоуверенного Устера. Всемогущий Ютс решил, что этот конец щупальца вытянут слишком далеко и должен быть отрублен. Но только Устера поставить на место должен и он и Высшая Ассамблея одновременно. Иначе какое же это будет отсечение? Таким образом, помимо прочих мыслей оставленных на этот вечер Вавитонка заняла ещё одна.
  Уже к концу заседания у Вавитонка стали вырисовываться кое-какие мысли. ЦУВР, безусловно, располагает кое-какими связями в среде, где которой Веррэт затевает свои дела. Используя это и ещё совсем недавнее положение Артенанфильской империи по отношению к Олтилору, а также, умело заостряя внимание на богатстве Устера, его стремительном росте и размах, с которым он внезапно начал дела на плоскогорье можно многого добиться. Необходимо только придумать систему, в которой все эти компоненты сложатся в нечто цельное.
  - Я понял ваши мнения. - Сказал ютс после одной из речей, вставая. - В Рондестерте эти вопросы будут обсуждены и подготовлены к рассмотрению. - Вавитонк всегда начинал свои заключительные слова именно так. - В данный момент я полагаю, что... - Он кратко сказал о некоторых положениях затронутых в речах депутатов, несколько раз упомянув Рондестерт. - ...Вы также затрагивали вопросы, посвящённые нашим позициям в Локросском океане и на данный момент, мне кажется, что, несмотря на возможное скорое усиление флота, поддерживаемого Олтилором, какие-либо перестановки в нашем флоте были бы нежелательны. - Вавитонк рассказал несколько более подробно своё мнение о позициях своей страны на море. - Эти вопросы должны были быть более тщательно согласованы с Верховным Адмиралом Валинтада Веулром Дигном Гайнром. - Наши взаимоотношения с представителями Южного союза по вопросам о перераспределении некоторых ценностей вывезенных артенанфильским дворянством из своей страны семь лет назад нельзя считать завершенными и потому я предполагаю указать на наши последние действия и определённые связи... - Кто мог подумать, что этой фразой Вавитонк вступил на первую ступень осуществления своего плана на счёт Отона Устера?
  После речи ютса выступило ещё несколько депутатов. Один из них напрямую говорил о том, что происходит на Велико-Анкофанском плоскогорье. Он говорил о возможностях. Он говорил о том, что четыре из пяти проходов в эту огромную область мира находятся в руках лилионтических стран, он говорил много и говорил твёрдо, воодушевлёно. В его голосе была сила. Однако ютсу не нравилось его выступление. Он лениво смотрел на спину говорящего и думал о своём. Старый адмирал говорил лучше. Он был более краток, и у него было меньше расплывчатых фраз. Этот же, хоть и бесспорно знал кое-что о плоскогорье, но, как видно, в основном теоретически. Он разобрал в своей речи историю связей плоскогорья с остальным миром, говорил о каждом из естественных проходов на него в отдельности, сравнивал их, перечислял недостатки и достоинства. Говорил также и об Олтилоре. Он приостановился и оглядел зал. Вавитонк понял, что сейчас говорить о роли Отона Устера - слишком рано, но что он мог сделать, если мысли о том, как прекратить его деятельность пришли Всемогущему Ютсу в голову только в этот день? Как он мог предотвратить подобный поворот событий заранее?
  - Я понял ваше мнение. - Сказал Вавитонк, вставая на своей трибуне, когда депутат сделал паузу. - Я, и всякий, кто смотрел на карту, видел, что именно пятый проход, находящийся под контролем капиталистов со времени их возникновения, наиболее удобен и близок к центрам цивилизации. Понятно, что капиталисты это также понимают и не заставят себя долго ждать. - В течение всего времени, пока Вавитонк говорил, это несчастный выступающий не в силах был решить: повернуть ли ему голову в сторону владыки или остаться стоять так же как и во время речи. Ютс между тем вышел из-за трибуны и, обойдя её, стал спускаться. Его шаги громом отдавались в голове депутата, и этот гром уже на четвёртом раскате передался всему парламенту. Без малого тысяча триста семьдесят четыре пары глаз были устремлены в одну точку. - Я думаю также, что все в этом зале понимают о возможных связях деятелей плоскогорья и тех, кто сражается против нас в Артенанфилии, но вот о связях последних и Олтилора остаётся только догадываться. Я полагаю, что о них мы ещё не располагает достаточной информацией. Также нам не следует забывать о существовании интересов Южного Союза в этом регионе и его связях. Вам всем известно, что из существующих в мире политических сил именно Южный Союз имеет наибольшие достижения в этом регионе. Поэтому, на данный момент, именно развитие отношений в этом направлении может быть наиболее плодотворным. - Депутаты замерли, услышав это. Выступавший понял, что заканчивать свою речь не нужно. Вавитонк сказал совсем не то, о чём он намеревался говорить дальше. - Продолжайте. - Небрежно сказал ютс, возвращаясь на свою трибуну. Эти слова вывели депутата из лихорадочного оцепенения. Он промолвил что-то, чем закончил свою речь, и спустился в зал, дрожа от случившегося. После этого один из Рондестров, обведя взглядом парламент и найдя в нём лишь выжидающие лица, объявил об окончании заседания, несмотря на то, что не все депутаты ещё выступили. Ютс поднялся, сухо поблагодарил всех и задумчиво направился к выходу. Выходя, он встретился с одним из Рондестров и передал ему, что всё было сделано правильно. Кроме этих нескольких слов он не сказал больше ничего. Он чувствовал неприязнь и желал поскорее покинуть это здание, которое он давно уже счёл никчёмным. 'Эти людишки воображают, как всегда, что они что-то из себя представляют. Чем-то правят, что-то делают'.- Злобно, почти вслух подумал он, выругавшись про себя и садясь в свой автомобиль. Однако если не такие, то похожие на эту мысль чувства у Вавитонка появлялись после каждого заседания и потому на этот раз они не представляли ничего из ряда вон выходящего. Широким шагом выйдя из здания он поехал к себе в официальной машине, которую не любил, но обстановка требовала того.
  Вернувшись в свой чёрный кабинет, он сумел собраться с мыслями и подробнее обдумал свой план насчёт Устера. Конечно, необходимо ещё кое-что выяснить на счёт людей Южного Союза и подробнее узнать о том, что именно представляют собой начинания этого стремительного магната на плоскогорье, но, в общем, что делать уже ясно.
  
  IV. Ликсондонэт
  
  - Мне кажется, что твоя последняя поездка в Энээст выглядела несколько странно: ты просто бросил здесь всё, сказал, что у тебя остались ещё там дела, и уехал. Какие у тебя там могут быть дела, когда ты затеял всё это здесь? - Так говорила Лионтона, поднявшись после завтрака в кабинет Устера вместе с ним. - Даже мне ты толком ничего не объяснил. - Закончила она, садясь в кресло напротив его стола.
  - Ты права Лионтона, я уехал достаточно внезапно. Но на плоскогорье у меня действительно кое-что осталось. Понимаешь, мне необходимо обеспечить себе тылы.
  - Тылы? Ты о чём?
  - Вся эта операция с флотом - занятие достаточно опасное и потому я желаю на всякий случай оставить нечто у себя за спиной.
  - То есть то, куда мы могли бы бежать?
  Веррэт хоть и понимал, что то, что он делал на плоскогорье, не имеет по сути дела никаких иных целей: рассматривать плоскогорье как новую арену действий было немыслимо, но старался не думать так, он старался вообще не допускать до себя подобных мыслей: это было бы слишком прямым осознание непрочности своего положения в сравнении с поставленными задачами.
  - Бежать? - Переспросил он, несколько растеряно. - Возможно... - Закончил он задумчиво.
  - Но почему ты сделал это именно сейчас? Что-то...
  - Нет. К моим текущим делам это не относится. Просто потом будет поздно. Во-первых, когда мои действия с Лером станут явными, я буду слишком заметен для всех, чтобы ездить на плоскогорье, а во-вторых, меня может кто-то опередить.
  - На плоскогорье? Ведь Олтилор до сих пор не интересовался им.
  - То, что не интересует Олтилор в этом году, очень может быть, что заинтересует в следующем. Разве ты этого ещё не поняла? Сейчас положение вещей меняется очень быстро.
  - И всё-таки, по-моему, ты сделал всё это как-то... странно. - Лионтона не смогла подобрать лучшего слова для описания дел мужа.
  - Странно? Это как?
  - Не знаю. Но ты затеял и дела с Лером и эти операции с плоскогорьем и вообще... И всё это одновременно, внезапно... Конечно, я понимаю всё то, что ты говоришь, но мне кажется, что ты сделал что-то с самого начала как-то не так...
  - Я не вполне понимаю тебя, Лионтона. - Веррэт нахмурился, глядя на неё.
  - Я тоже. В общем, оставим это. Просто, наверное, слишком много перемен за слишком короткое время. Наверное, именно это меня и смущает.
  - Я за этим сюда и ехал. - Веррэт улыбнулся. - Ты разве ещё не заметила, как динамичен Олтилор?
  - В моих делах это не очень видно, не то, что у тебя.
  - Да, конечно. - Ответил Веррэт задумавшись: он сразу же вспомнил старика Стронса, почти не изменённого десятилетиями. - Однако за то время пока я был на плоскогорье, я успел увидеть, какие ресурсы оно в себе заключает. - Живо продолжил Веррэт.
  - Разве у тебя не было времени увидеть это раньше?
  - Раньше? Да, тогда я был там намного дольше, но ведь я не то видел. Я видел руины и больше ничего. Теперь же я увидел всё иначе. С другой точки зрения. Ты понимаешь меня?
  - Понимаю. А не повредило ли это твоим делам здесь?
  - Нет. По возможности я старался следить за ними. Но... звонить оттуда весьма сложно, а часто невозможно вовсе.
  - Не плохие территории... - Лионтона усмехнулась.
  - Но зато девственные. - Уверенно сказал Веррэт.
  - А почему же ты с самого начала не начал с них?
  - Потому что... оттуда трудно звонить. - Веррэт рассмеялся. Он был явно в редкостно хорошем настроении, раз смеялся по поводу своих дел, чего Лионтона давно не видела.
  - Ты явно доволен своей поездкой.
  - Конечно, почему должно быть иначе? Мне кажется, что ещё никто из Олтилора не заходил так далеко. И притом успешно.
  - Те аристократы, с которыми ты имел дело, настолько радушно тебя встретили? Они ведь не могут хорошо относиться к Олтилору.
  - Они слишком заняты делами с Валинтадом. Олтилор не так много сделал против них, как вамские адмиралы. Кроме того, я ведь артенанфилец. Конечно, окружающим может и не понравится, что я активно общаюсь с их бывшими врагами, но ведь можно иногда и сослаться на благородство к поверженным врагам и на расчётливость.
  - Можно.
  Веррэт был прав: как бы ни запутанны были бы его дела, он сумел их поставить так, что его отсутствие на них не сказалось: в тот момент, когда он вернулся, он получил в руки развитие тех начинаний, которые он оставил до отъезда. Корабли должны были прийти, для их необходимой задержки всё было подготовлено, на плоскогорье всё получилось даже лучше, чем он предполагал. Там теперь многое из того, что раньше было разрозненно или лежало мёртвым грузом, теперь было организовано и сплочено: богатств аристократов бежавших из разрушенной империи было достаточно, чтобы организовать из них систему, закрепится на рыхлой почве плоскогорья, создать плацдарм на случай отступления для Веррэта и далеко вытянуть одно из своих щупалец для всего Олтилора в целом. Ни Веррэт, ни Лионтона не заметили, что как будто никто из верхов Олтилора ничего не сказал Веррэту о его новом деле по отношению к Олтилору. Никто из них не придал этому значения. То чувство, которое испытал Веррэт в момент падения Линдра не оставляло его до сих пор, окрылённый им он и вершил дела в Ленарии и на Велико-Анкофанском плоскогорье. Они шли гладко, и со временем чувство не только не ослабевало, но и усиливалось: ведь каждый новый шаг вглубь этих огромных регионов планеты раскрывал всё новые и новые возможности. Ему продолжало казаться, что мир протягивает ему руки. Им был доволен Олтос, он с непостижимой ловкостью вклинился между ним и Лером и очень твёрдо, по его мнению, занимал эту, казалось бы, шаткую позицию. Он был уверен, что никто не смог бы встать на эту позицию так уверенно как он. Он был уверен, что тому причина в его способностях, связях, наконец, в происхождении и длинной череде предков, правивших заметной частью мира. Всё для того, чтобы флот Лера остался бы в портах Ленарии, было подготовлено. Веррэт также был твёрдо уверен, что у Олтоса нет никого, кого он мог бы поставить на его место: ведь так или иначе, а именно как никто другой способствовал укреплению южных рубежей Олтилора. Так что если флот Лера останется в Ленарии, то его фактическим хозяином будет он, а не магнаты Лера: так захочет Олтос. Он много раз думал об этом, думал о том огромном флоте Лера, который должен прийти, о реакции Олтоса, о том, кто что подумает на этот счёт. Нередко к нему закрадывалась мысль, которую он порой считал кощунственной: никто из его предков не мог распоряжаться таким количеством военных кораблей, как он, и тогда с некоторой опаской, но всё-таки необычайно довольный собой, смотрел на артенанфильский интерьер своего кабинета. Как бы то ни было, а эта мысль была ему приятна. Он наслаждался этим в тайне от всех, даже от Лионтоны, которой это было всё равно не понять, и в какой-то степени от себя. Ликсондонэт сверкал, из глубины своей души на всех тех его важных людей, которых он, по роду своей деятельности нередко видел, он смотрел с чувством превосходство, зная, что все они будут делать то, что он, в первую очередь он, пожелает нужным. Существует, конечно, ещё и Олтос, но ведь он далеко. Тем более он теперь пустил корни на Велико-Анкофанском плоскогорье, и это завершало блистательную картину. Лучшего он не мог вообразить. Правда, было то, о чём он предпочитал не думать: был Стронс: Веррэт довольно регулярно получал поручения, исходящие явно от него, они прибывали по неким умопомрачительно-извилистым каналам, через ничего не подозревавших людей и касались чаще всего Южной Армии, полиции Ленарии, а иногда и её государственных чиновников. Но всё это выражалось короткими и совершенно неподозрительными распоряжениями и Веррэта это почти никак не трогало: оно проходило сквозь него: у него есть всё, что необходимо для его замыслов, что же может быть лучше? Это воодушевление было заметно всем. Веррэт не любил скрывать своих чувств, и ему это казалось теперь совершенно ни к чему: пусть его противники видят его успехи, пусть лопаются от зависти, он знает, куда лежит его путь, и что он делает.
  На встрече, которая была организована как одна из вех его пути, он и Лионтона были окружены всеобщим почётом. С них не спускали глаз. Следили за каждым движением, и это нравилось Веррэту. Он одержал здесь победу и теперь ясно видел это, а также не скрывал от других. Он, гордый, уверенный переходил от одной к другой группе гостей. Лионтона спокойно, не высокомерно и не натянуто, даже немного весело с кем-то разговаривала. Веррэт нередко бросал на неё взгляды полные удовлетворения. Однако когда в одной из бесед речь зашла о Велико-Анкофанском плоскогорье, Веррэт несколько насторожился. Всё-таки Ленария была слишком далека от него, чтобы здесь, в Ликсондонэте местные высокопоставленные лица говорили об этом. Даже в тот момент, когда Ленария была союзницей Артенанфильской империи, её связь с Велико-Анкофанским плоскогорьем была крайне слаба, и она совсем была незаметна сейчас. Простым интересом к делам 'большой шишки', как очень скоро, из разговора понял Веррэт, этого объяснить было нельзя. Просто любопытством - тоже. Рядом с этим человеком стоял другой и поддерживал неторопливую беседу. Этого Веррэт имел все шансы хорошо знать, поскольку это был экономический советник совета по восстановлению Ликсондонэта, но Веррэт, через кабинет которого за день порой проходили десятки людей, не узнал его, точнее не потрудился во всём множестве лиц, видимых им в последнее время, найти это самое.
  - И всё же я не могу согласиться с вами. - Говорил предприниматель. - Что из того, что плоскогорье отсталое и что нет железных дорог, связывающих побережье Олтинского региона и внутренние части этого плоскогорья? Ведь если хорошо разобраться, то получается, что те земли очень богаты. Если мы не поспешим, то Южный Союз и Валинтад опередят нас. Что вы думаете на этот счёт, глубокоуважаемый Отон Устер?
  - Я полагаю, что вы правы, но освоить плоскогорье, внедрится в него - не настолько простая задача, как вы говорите. Оно велико и раздроблено. Порой каждый город там - маленький мир. Уж поверьте мне, я знаю, что говорю.
  - Поэтому я и говорю, - заговорил советник, - что мы рискуем растерять свои средства, если внедримся туда и что ещё получим - неизвестно.
  - Отон Устер, вы ведь вложили туда деньги, что вы скажите?
  - Мои начинания - лишь капля в сравнении с тем, что предстоит сделать Олтилору, чтобы достичь чего-то серьёзного.
  - Олтилору предстоит качественно сделать нечто иное. - Сказал Советник.
  - Вам чем-то не нравятся мои действия? - Спросил Веррэт надменно, но не без оттенка иронии и вспомнил про Шейрша Линдра: наверняка этот советник служил при нём и потому мог иметь причины недолюбливать Устера.
  - Что вы! Я имел в виду только то, что тот путь, которым вы воспользовались, не может быть единственным для Олтилора.
  - Это очевидно. Я не намерен скрывать, что воспользовался связями с артенанфильскими состоятельными людьми, которые ещё остались на плоскогорье.
  - Вы понимаете, что Высшая Ассамблея не сможет этим воспользоваться этим так же, как и вы. Во всяком случае, это будит для неё не просто.
  - Бесспорно. - Веррэт лишний раз при этих словах вспомнил, что здесь, в Ленарии не принято было с неприязнью вспоминать о старых связях с империей его предков.
  К говорившим подошла Лионтона, но тема была слишком интересна, чтобы они могли её оставить. Более того, Лионтона только поддержала её. Говорили о том, можно ли как-то использовать старые связи Ленарии и Артенанфильской империи. Иными словами можно ли вывести капитал Ленарии на Велико-Анкофанское плоскогорье. И когда предприниматель заговорил об этом, Веррэт насторожился: действовать в этом направлении - значило совершать нечто за спиной у самого Олтоса, не больше и не меньше. Пусть сейчас это лишь мечта, фантазия, но время, в которое им довелось жить, течёт быстро, и кто знает, чем обернутся эти фантазии в ближайшие несколько лет. Однако, ни Лионтона, ни предприниматель не заметили этого. Как будто только советник насторожился. Все четверо подошли к столу, стоящему у края зала. К ним присоединились ещё несколько человек. Советник бросал редкие, но тщательно обдуманные фразы. Идея вывоза капитала Ленарии на Велико-Анкофанское плоскогорье ему не нравилась: посмотрел бы кто-нибудь из говорящих на руины, вкраплённые в тело Ликсондонэта, которые ему так часто приходилось видеть! Но говорящие были уже возбуждены темой. Дух начала новой жизни, освоения новых 'мест под солнцем', вливания в современный мир ещё господствовал в Ленарии: её дельцы брались чуть ли не за любое дело, которое казалось им хоть немного увлекательным. Лионтону привлекали возможные операции с драгоценными камнями, для которых у неё открылась масса новых возможностей при переезде в Ликсондонэт. Среди говоривших Веррэт и советник были спокойнее всех. Однако Веррэт не заметил, как в разговоре, главным образом под влиянием фраз советника, стали всё чаще упоминаться артенанфильцы, осевшие в Олтилоре. Веррэт просто слышал имена и то, что они были артенанфильскими не резало ему слух: он и поддался общему настроению разговора и настроение окрылённости ни на минуту не оставляло его, тем более на этом вечере. Также Веррэт говорил с советником больше, чем с остальными: с Лионтоной он мог поговорить в своём кабинете, и ему было непривычно говорить с ней о делах в присутствии такого количества посторонних, предприниматели были слишком возбуждены, чтобы привлекать внимание Веррэта.
  - Вы правы, - сказал, наконец, Веррэт, - этот человек действительно имеет широкие связи. Однако какое отношение это имеет к тому, чем вы занимаетесь в Ликсондонэте?
  - Я в достаточной мере интересуюсь тем, что происходит в Олтосе, чтобы знать это. - Ответил советник несколько снисходительно.
  - Я полагаю, что это самым благоприятным образом сказывается на состоянии Ликсондонэта. - Советник почтительно кивнул. - Кроме всего прочего я считаю возможным привлечение его связей к делам в Ликсондонэте.
  - Я поражаюсь вашим талантам. До вас никто не говорил о вложении денег во флот Ленарии. Я также отметил улучшение благосостояние жителей в районах, прилегающих к основанным вами пристаням.
  - Вы несколько преувеличиваете. Я не основал, а только восстановил эти пристани.
  - Сделать то, что сделали вы - значит восстановить их. Даже больше.
  Поздно ночью, возвращаясь к себе, Веррэт был очень доволен. Беседой с советником он был удовлетворён настолько, что решил хоть сейчас писать письмо тому артенанфильцу, о котором шла речь. Однако, попробовав это, он понял, что слишком устал и решил сделать это завтра же утром.
  Проснулся Веррэт в прекрасном настроении. Он заметил, что Лионтона ещё спит, что случалось весьма редко: она просыпалась почти всегда раньше него. Он тихо встал, оделся и поднялся к себе в кабинет. Вид бумаг, лежащих на столе привёл его в восторг. Он тут же сел и принялся за письмо. Даже забыл о завтраке. Писалось ему легко: и потому, что адресат был таким же артенанфильцем (общаясь с олтилорцами, особенно письменно, он всегда ощущал некую незримую преграду) и в силу его настроения. И всё-таки письмо затрагивало достаточно важные темы и его написание затянулось. Проснулась Лионтона и поднялась к нему: она хорошо знала, что своего мужа лучше всего искать в его кабинете.
  - Ты что-то заспалась сегодня. - Сказал он радостно, отрываясь от письма, которое писал с жаром. Лионтона увидела, как сверкают его глаза.
  - Вчера я немного притомилась. - Сказала она чуть сонно. - А что же ты пишешь прямо с утра? Что-то настолько важное.
  - Достаточно важное. - Он снова принялся за письмо.
  - Да, я забыла, что у тебя все дела важные.
  - Ты не хочешь ничего сделать связанного с драгоценными камнями? - Спросил он, уже не отрываясь.
  - С драгоценностями? - Нехотя ответила она. - Да, были какие-то мысли вчера. - Она вышла.
  Веррэт вскоре закончил писать, отправил письмо, вспомнил про визит Лионтоны и спустился к завтраку. Лионтона уже ожидала его. За то короткое время, которое прошло после беседы с Веррэтом её посетило множество мыслей и, прежде всего, о своих делах. Перед ней словно только сейчас открылось то, что она слышала вчера вечером, а вместе с этим - возможности предоставляемые ей Ленарией. Вид мужа, упоённо пишущего деловое письмо вызвал в ней чувство, словно она что-то упускает, словно что-то летит мимо неё. Вслед за Веррэтом она вспомнила прочих людей вчерашнего вечера, людей с прочих вечеров и все они что-то делали, в чём-то копались. Возможности огромной Ленарии безграничны! На фоне этого всего она стала немного неприятна самой себе: за то время, которое они с Веррэтом были здесь, она относительно мало интересовалась его делами, она, как теперь ей показалось, словно погрузилось в нечто туманное, мягкое, тёплое. И теперь это стало казаться ей колючим и холодным. Она решила изменить характер своих действий: вместо прежних мелких и вялых решила предпринять нечто решительное. На мгновение она задумалась, почему же она не сделала этого раньше, и тут же в ней всплыл ответ: Гольвард. Она боялась его. Боялась иметь с ним дело. Стронс ещё присылал несколько раз ей алмазы, конечно не в такой 'экзотической' упаковке как в первый раз, но всё равно, хоть теперь она и не боялась этого, но всё равно в эти моменты она внутренне сжималась, холодела, в ней поднимался древний, суеверный страх. Теперь она испытала к этому нечто вроде призрения: они в Ленарии, а не Олтосе, это там находится сила Стронса, здесь её муж хозяин. Здесь отсталая, разорённая страна. Здесь её муж ворочает огромными силами. Где же здесь Стронс? Предположим даже, что он раскрыл тайну её мужа, пусть сделал своим приемником, но разве это так уж связано с её возможностями в смысле драгоценных камней? Нет, не умно теперь опасаться Стронса и упускать при этом перспективы.
  Веррэт, подойдя к столу, застал её за этими мыслями. Конечно, он сразу это заметил: Лионтона сидела в более напряжённой позе, чем обычно, взгляд её узких глаз был задумчив и также напряжен, как и она сама.
  - О чём ты думаешь, Лионтона? - Спросил он с интересом. - Я оставил тебя совсем другой четверть часа назад.
  - Я подумала о том, что мне тоже надо использовать Ленарию.
  - Конечно. Здесь такие возможности. Что же ты решила?
  - Пока ещё ничего, но у меня появилось много мыслей.
  - У меня чувство словно вчера со мной разговаривала другая Лионтона. - Веррэт сказал это в шутку, благожелательным тоном, но он действительно ощутил в этот момент, будто что-то встало между ним и Лионтоной.
  - Я просто глубже, чем обычно задумалась о своих делах и всё. - Она улыбнулась.
  Они приступили к завтраку, после которого начался обычный день, отличающиеся от предыдущих только тем, что Лионтона больше времени, чем обычно провела в своём кабинете, беседуя с несколькими экономическими советниками, однако Веррэт был слишком занят, чтобы придавать этому значение. Беседа на приёме заинтересовала его, и он действительно занялся изучением возможностей связей того артенанфильца, о котором говорили в прошлый вечер. Занимался, конечно, и другими вопросами. Он мог бы заметить, что имя советника, с которым он разговаривал, чаще других высокопоставленных лиц Ликсондонэта упоминается в связи в Олтосом и артенанфильцами, но он не обратил на это внимание: он вообще мало обращал внимание на имена и тем более на имена государственных чиновников. Он действовал. Действовал уверенно, целеустремлённо, стремительно. Так продолжалось несколько дней. Дела Лионтоны также шли хорошо, и ей удалось подписать весьма выгодный договор. Веррэт почти не интересовался этим и обратил внимание только на следующие дело Лионтоны: она сказала ему, что на бирже драгоценных камней Ликсондонэта появились несколько странная партия. Веррэт, просмотрев список драгоценностей, заметил по набору камней и способам их шлифовки, что они ещё недавно были составной частью украшений женщин империи его рода.
  - Эти камни могут помочь тебе в твоих делах? - Спросил Веррэт.
  - Я знаю, что артенанфильские драгоценности могут нередко быть весьма полезными.
  - Если так, то покупай их. В наше время их ещё не ценят как следует. Но в скором будущем... Я очень надеюсь, что будут.
  - Значит, покупать эти камни?
  - Покупай. - Веррэт сказал это так решительно, что у Лионтоны не осталось никаких сомнений. Уже в этот же день она оформила сделку.
  Следующий день ничем не отличался бы от предыдущего если бы Веррэт не получил известие о том, что в Ликсондонэт прибыл посланник Олтоса. Это ещё не представляло бы собой ничего странного, если бы этот человек не относился бы к особому отделению Олтилора, в задачи которого входило определять 'достоинство производимых операций'. Иными словами это отделение следило за тем, чтобы никто из членов этой организации не вышел бы за определённые рамки, которые устанавливались Высшей Ассамблеей, а главным образом глобальными задачами Олтилора, которые устанавливало само Время. Веррэт понял, что этот человек приехал именно в связи с какими-то из его дел: все прочие предприниматели были слишком мелки и слишком далеки для того, кто приехал, к тому же к Олтилору они не всегда имели прямое отношение.
  Веррэт не ошибся: уже к полудню он получил прошение на приём и, естественно, не мог отказать. Вечером посланник был принят. В зале, где Веррэт обычно проводил совещания, он встретился с Отонами. Этот человек, конечно, не сказал многое из того, что проделало отделение, прежде чем послать его, но того, что он передал, хватило Веррэту, чтобы понять, что его дела идут далеко не так гладко, как он предполагал. Олтос был не доволен и Веррэт теперь воочию убедился, насколько сильно он руководит его действиями. Удалённость Ленарии и её несхожесть с остальным Олтилором капля за каплей внедряли в Веррэта ощущение полновластия, и вот теперь стало видно, насколько оно было ложным. Как бы прочно он не внедрился бы в Ленарии, он всё равно остаётся не более чем одним из инструментов Олтилора: в его руках его связи и, в конечном счёте, его деньги. Из речей представителя явственно следовало, (конечно не прямо, а косвенно), что пришли Олтилор на место Веррэта другого уполномоченного (наместника), Веррэт ничего не смог бы сделать кроме как добровольно оставить пост: никто в Ленарии не пойдёт за него, если он воспротивится воле Олтилора: все местные за него, как следует из слов и жестов, только до того момента пока он за Олтилор.
  - Почему он затронул ту партию драгоценностей? - Отвлёк Веррэта от этих мыслей вопрос Лионтоны.
  - Драгоценностей? Они как-то связаны с магнатами Олтоса. Я так понял из его доклада.
  - Значит, я ничего не понимаю: почему вдруг драгоценности оказываются как будто предназначенными не для нас, почему связи с тем артенанфильцем оборачиваются против нас, почему твоя поездка на плоскогорье вызывает в Олтосе такой жгучий интерес?
  - Не знаю. Я знаю только, что Олтос не вполне доволен тем, что я делаю и то, что это не связано напрямую с моей деятельностью в Ликсондонэте. Хотя, я думаю, что это - только предлог, очень может быть, что кому-то не нравится, как я укрепился здесь, и он решил использовать мои прочие дела для атаки просто потому, что в Ликсондонэте ему не к чему придраться. Во всяком случае, крупного дела из этого не раздуешь.
  - Ты не заметил, что всё, что он упоминал, связано, так или иначе, с артенанфильцами?
  - Это только подтверждает мою точку зрения: если я артенанфилец, то тем хуже для меня.
  - Что же теперь делать?
  - Я временно прерву свои связи с тем человеком, а ты постарайся выяснить что-нибудь насчёт той партии драгоценностей. Но я понимаю, что это дела не решит. Посмотрим на развитие событий. - Видно было, что Веррэт подавлен: волна его безудержной энергии наткнулась на неожиданное и неодолимое препятствие. Его можно было только обойти.
  Через некоторое время выяснилось, что Олтос всерьёз заинтересовался делами Устера. Также стало понятнее, чем именно недоволен Олтос. И чем больше это становилось понятно, тем больше Веррэт видел, как далеко он зашёл в глазах Олтилора. Он только не мог понять, почему в Олтосе так думали. Представители отделения вели себя так, словно были уверены в существовании каких-то связей созданных им между Ленарией и Велико-Анкофанским плоскогорьем. Почему? Веррэт видел, что он путался, и оттого, что он путался, не мог понять, что от него хотят, и что происходит вокруг, он пугался. Страх мало помалу закрадывался в него.
  Однажды утром Лионтона, зайдя в кабинет мужа, застала его подавленным. Он не думал, ни искал как раньше, он даже не боялся. Перед ним на столе лежал лист - очевидно письмо. Он отвлечённо смотрел на него и не обратил внимания на то, что она вошла. Его взгляд был остановлен и не выражал ничего, кроме поражения. Лионтона, постояв в дверях и напряжённо думая о том, что могло случиться, сделала несколько шагов в глубь кабинета. Веррэт поднял глаза и оглядел её.
  - В этом дело. - Наконец промолвил он.
  - Это письмо... письмо из отделения?
  - Да! - Резко вскрикнул Веррэт и так же поднялся. - Да. - Повторил он, очень твёрдо, но без крика. - Они хотят... - Процедил он, но не смог продолжить.
  - Что же они пишут? - Спросила Лионтона, дрожа внутри.
  - Что я за спиной Олтилора создаю нечто.
  - Нечто? Но что? - Лионтона отступила на шаг.
  - Прочти. - Сказал Веррэт, осторожно пододвигая письмо в её сторону. Лионтона приблизилась, встала у стола и стала читать, не дотрагиваясь до письма, словно боясь его. Смысл запутанного, официального и пересыпанного высокопарными фразами текста, на не родном ей языке с трудом доходил до неё.
  - Что всё это значит? - Беспокойно спросила она, дочитав до последней строчки.
  - Это всё значит, что они хотят, чтобы я изменил свои действия.
  - Здесь речь идёт о Велико-Анкофанском плоскогорье и артенанфильцах. Но я ничего...
  - Конечно! - Вдруг воскликнул Веррэт, хватая письмо со стола. - Конечно, ты ничего не понимаешь! Конечно, кто вообще что-то может понять из всей этой дури!? - Он отпустил несколько крепких выражений по-артенанфильски, чего Лионтона не понимала. - Кто только это всё придумал, кому помешали артенанфильцы в Олтилоре?!
  Лионтона отступила на шаг и заглянула в пылающие глаза мужа. Он не видел выхода. Его ярость, необузданная, металась внутри него. Олтилор был против. Веррэт зашёл, как видно, слишком далеко и натолкнулся на кого-то или на что-то. Кто-то, как видно, этим воспользовался. Всё это в мгновение промелькнуло перед Лионтоной, оставалось только выяснить, какую именно это приняло форму. Она осторожно спросила:
  - Чего же хочет Олтос?
  - Олтос?! Олтос хочет... - Он запнулся. - Он недоволен мной. - Сказал он уже спокойнее. - Олтос. - Пробормотал он садясь. - Он желает сокращения сферы моих интересов. - Лионтона вопросительно посмотрела в загадочное письмо: неужели это всё там было? - Да, они этого хотят. - Он вздохнул сквозь зубы.
  - Но почему?
  - Скорее всего, потому что я артенанфилец.
  - В Олтилоре есть и другие артенанфильцы.
  - Они не его уполномоченные в Ленарии. А я полагал, что страна эта слишком отдалена! Но если Олтос видит связь её и Велико-Анкофанского плоскогорья то для него, значит, нет удалённых государств. Нет, Лионтона!
  - Но что же это за связь? - Лионтона напрягла память, но ничего не могла вспомнить.
  - Связь? - Веррэт нахмурился, ухмыльнувшись. - Нет её! Нет этой связи. Ты понимаешь, нет, а Олтос видит. Видит! - Он громко, раскатисто захохотал.
  - Подожди, Веррэт, - заговорила Лионтона, не теряя самообладания, прорываясь сквозь его хохот, - ведь если видит, значит, ему кто-то показал?
  - Показал? - Мрачно спросил Веррэт, не до конца прекращая хохот. - Кто же это?
  - Не знаю, но он должен быть.
  - Но кто?! - Спросил он нетерпеливо.
  - Тот, кто не хочет, чтобы ты укрепился на Велико-Анкофанском плоскогорье.
  - Возможно, что кто-то в Олтосе просто боится того, насколько я могу развернуться там, используя свои связи и происхождение, и потому решил помешать мне с самого начала. Но я не понимаю, не понимаю... - Последнее слово Веррэт произнёс по слогам и схватился за голову.
  - Чем Олтосу могли помешать мои алмазы? - Пространно спросила Лионтона.
  - Алмазы? Мне кажется, здесь кто-то усмотрел что-то связанное со Стронсом.
  - Давай попробуем разобраться во всём этом. Кто-то словно сплёл вокруг нас паутину.
  - Паутину... - Веррэт сел. - Хорошо. Пусть структура этой паутины укажет нам на того, кто это сделал. Посмотрим. - Он, словно готовясь к схватке, шумно выдохнул. Затем он открыл ящик стола и вытащил оттуда объёмистую пачку бумаг с текущими делами.
  Дело оказалось не простым: кто-то весьма умело и крепко сплёл эту паутину, которую Клеррарты благополучно не замечали вплоть до получения замысловатого письма. Здесь было вплетено всё: и операции Лионтоны, и договора заключённые Веррэтом на Велико-Анкофанском плоскогорье, и его дела в Ликсондонэте, даже история разоблачения Шейрша Линдра, и, наконец, те самые связи с тем артенанфильцем, с которых, как будто, всё и началось. Всего этого касались его контакты с представителями отдела. Разбирая действия последнего, Веррэт немного удивился, почему нигде никак не затронут Лер: именно действия в этом направлении Веррэт считал наиболее опасными и теперь, когда они могли бы сослужить, они остались полностью за пределами всей этой паутины. Также после разбора и Веррэт и Лионтона ещё больше укрепились в прежнем мнении о том, что единственное, что они могут сделать - это оставить плоскогорье. Однако оставалось не ясным, кто же сплёл всю эту паутину, в которую неким трудно постижимым образом была вплетена и разоблачённая более сорока лет назад коалиция Стронса, а также её связи всё с тем же пресловутым плоскогорьем.
  - Я вижу, будто кто-то очень хорошо осведомлён об этих делах. - Сказал Веррэт, устало поднимаясь, когда было уже за полночь. - Иначе он не смог бы направить действия отдела по пути обнаружения связей с людьми как-то связанными с коалицией.
  - В Олтилоре много известно об этом.
  - Какой смысл верхам Олтилора копаться в этом? Для них было бы достаточно и того, что я артенанфилец и связан с плоскогорьем.
  - Не знаю. Смотри, они как будто раскопали о каких-то делах бежавших туда и ведущих какие-то дела до сих пор. Обо всех этих людях мне ничего не известно: я имел дело только с теми, кто бежал в момент крушения империи, они не могут иметь связей с коалицией. Не могут.
  - Они не могли их приобрести за восемь лет?
  - Не знаю. Во всяком случае, я прерву связи с плоскогорьем. - Сказал он, пытаясь придать твёрдость своему голосу. - Но если он действительно не из Олтилора, то - откуда?
  - Послушай, а может это... Стронс? - Голос Лионтоны задрожал. - Он ведь знает лучше других про коалицию?
  - Стронс? Конечно, он способен на это. Но тогда почему выпадает Лер?
  - Кто может знать о его связях? Может Лер как-то выдаёт его?
  - Конечно, я мог помешать ему на плоскогорье, но почему тогда он ничего не предпринял раньше, почему тогда, когда мы были у него, он не поставил это как одно из условий? Ведь он мог предвидеть подобный шаг? У меня с самого начала были связи с плоскогорьем, иначе просто не могло было быть. Почему он использовал Гольвард только косвенно? Ведь наверняка он мог что-то найти там? Он мог сделать слишком многое, чего не сделал. Для него этот путь, - Веррэт указал на заваливавшие стол бумаги, - извилистый.
  - А может, он пошёл таким путем, чтобы скрыть от нас то, что это он?
  - Стронс? Едва ли. Ему некого боятся, а нас - тем более. - Лионтону несколько задели эти слова: они лишний раз напомнили ей о том, насколько крепко Стронс держит в своих руках Гольвард и, тем самым, её саму. Она не могла свыкнуться с этим и старалась отмежеваться от подобных мыслей, и в последнее время у неё стало получаться, но всё равно, каждое напоминание о том, кому принадлежит Гольвард, кололо её тысячью игл.
  - Но кто же тогда? - Спросила она, стараясь думать о том, что Стронс не имеет отношения к происходящему.
  - Леру это ни к чему, но если это не Стронс, не Олтилор и не Лер, то тогда это Валинтад. Он-то не может не метить на плоскогорье.
  - Валинтад? Но почему же он не использует твои связи с Лером?
  - Валинтад не желает в эти дела вмешивать внутриолтилоровские распри. Это понятно. - Веррэт хоть и говорил спокойно, но чувствовалось, что он испуган. Он сам только что открыл для себя, что Валинтад - организатор этой паутины и испугался. Он никак не ожидал, что Валинтад обратит такое внимание на его действия. Удовлетворит ли его то, что он покинет плоскогорье, не станет ли преследовать его в других делах? Это всё пугало. Ещё страшнее было то, что Олтилор сейчас действовал словно по указке Валинтада, то есть был против него, то есть, ни много ни мало, а он оказался один на один с такой громадиной, как Валинтад. Веррэт решил не говорить об этом Лионтоне, впрочем, она наверняка это и без него понимала.
  - Значит Валинтад. - Сказала Лионтона с расстановкой, тем самым подтверждая мысли Веррэта. - Он не желает иметь кого-то из Олтилора на плоскогорье, и он сумел поставить Олтилор на свою сторону. Почему же в отделе этого никто не заметил?
  - В отделе множество людей. Они ещё больше вплетены в паутину. Никто из них никакими явными связями не связан с Валинтадом. Это мы видим, что кто-то им указал, что им делать, а они - нет. Они ведь полагают, что всю эту паутину сплёли мы. Но мы-то знаем, что это не так. В этом всё и дело.
  - Это значит, Веррэт, что Валинтад обращает на тебя внимание. Этого не было раньше.
  - Не уверен. Ему просто нужно чистое плоскогорье. Только и всего. Ладно. - Он решительно положил ладонь на стол и поднялся. - Мне надо ехать на плоскогорье. Чем скорее я разберусь с этим делом, тем лучше.
  
  V. Лер
  
   В Инэитском заливе Аттейигерского моря как всегда толпилось множество кораблей: одни из них уходили за пределы этого моря и шли на юг, в Локросский океан, другие стояли на рейде, поджидая, когда они смогут приблизиться к берегам или им откроют путь между многочисленными островами в открытое море, третьи, стоя у причалов, разгружались или загружались, с тем чтобы покинуть море и отплыть в Локросский океан, а из него, быть может, в Северный, или, возможно они вовсе не собирались выходить в океан, а их целью были иные города Аттейигерского моря или других, близких ему морей; возможно, что их грузы, пройдя путь по суше, попадут в Олтос, Дэрскую федерацию, Ийгерийское ущелье, или в некие совсем отдалённые части планеты, возможно, останутся здесь, на этих берегах. Все эти корабли: танкеры, сухогрузы, пассажирские, паромы, военные - суетились, отчаливали, причаливали, прощались, терялись за горизонтом, порой гибли в штормах, порой натыкались на рифы, чаще возвращались вновь, чтобы снова и снова, из столетия в столетие служить одной цели - процветанию Лера. Лер, крупнейший город на извилистых и густозаселённых берегах Аттейигерского моря, был их хозяином, благодаря ему они бороздили океаны, он снабжал их топливом, он загружал и разгружал их, он был их повелителем, а они - его силой. Когда-то, в незапамятные времена, Лер, тогда ещё не имевших всех тех земель, которые относились к нему сейчас, благодаря которым он приобрёл название графство Лер, в недавнее время изменённое на Страну Лер, вёл длительную борьбу за владычество на Локросском океане с могучей Гингайской гильдией, богатые владения которой располагались в дельте Лорона. В конце концов, он вышел победителем, купцы гильдии потеряли доступ к островам Аттейигерского моря, весь север, а также центральные части Локросского океана отошли под влияние Лера, и началась эпоха его процветания. С ранее таинственного острова Саан потекли товары в глубь Лоронского региона. Благодаря своим связям Лер остался стоять на ногах даже во время 'красно-чёрных лет' - тринадцати годах прошлого столетия, когда тридцать тысяч вамских боевых кораблей, пришедших с другой стороны безбрежного Северного океана, ввергли в ад всё побережье региона, смяв при этом Гингайский Союз - приемника могучей гильдии. Владык Лера опасался и кошмарный для всего региона 'Белый Адмирал' - вамский 'властелин морей', возглавлявший ту невиданную армаду и все те многомиллионные армии, которые приплыли под её эгидой, и сам неустрашимый император Вентар, вторгшийся немного позже адмирала в регион с севера-запада. Лер, столкнувшись с Олтосом в процессе расширения своей наземной сферы влияния и на протяжении двухсот лет до этого довольно вяло конкурировавший с ним, стоял вначале за одного, затем за другого, понимая, что они - не Гингайская гильдия и даже не Олтос. Но вамцы утвердились далеко на юге от Лера, в долине Лорона, а Вентар впоследствии оказался колоссом на глиняных ногах и, поняв это, Лер принял не последнее участие в крушении Артенанфильской империи, сблизившись с разбитым, но поднимавшимся Олтилором и теперь он стоял за него, ибо этот союз также был уже не чета гильдии, и теперь, также как и раньше, он имел свои имперские интересы.
  Лер был вторым государством Олтилора по населению и первым по экономической, а также военной мощи. Он имел теперь интересы не только на Локросском, но также и на Лорвонском и Северном океанах, а быть может даже и на Южном. Его корабли, толпящиеся в заливе, давали ему возможность это себе позволить. Ленария - ослабленная войнами, экономически отсталая страна, расположенная относительно недалеко от Южного океана была подходящим плацдармом для интересов Лера. Её порты могли послужить неплохим подспорьем, её длинное побережье выходящие в Лорвонский океан позволяло развернуть там такие силы, о которых не могли и помыслить Валинтад и Южный Союз - те, кто ныне, по сути дела, хозяйничают в океане, основываясь либо на находящихся в Южном океане Плеитонских базах, либо на мелких, сухих островах океана. Даже Яоринский архипелаг, выходящий в этот океан не имеет тех преимуществ, которые есть у Ленарии, поскольку там слишком много скал. Лер не может упустить такой возможности, тем более что в стране восемь миллиардов человек. Ещё никогда Леру не доставался столь крупный кусок. Поэтому каждый из четырёх управляющих им магнатов (последний кусок некогда правившей им Коллегии Восемнадцати), понимал, насколько важна та игра, в которую они втянулись и пусть Отон Устер имеет какие угодно амбиции насчёт их военного флота и совместных учений - игра стоит того.
  Недалеко от порта на каменистом холме, ныне полностью застроенном, стояла башня. Она было заложена более тысячи лет назад, и много раз дополнялась и перестраивалась, но при всём этом с самого начала она предназначалась для управления Лером. Весь огромный порт, весь более чем стомиллионный Лер и ещё несколько окружающих его городов, открывались с её вершины, поднятой почти на полкилометра над землёй. Она властвовала над ними: над сушей и над морем и потому именно здесь, в старинном помещении выходящими широкими окнами в сторону порта собрались, как и много лет назад, четыре человека - они желали решить как вести игру. Эти люди уже сейчас, как и раньше, могли смело сказать, что в их руках находится вся страна Лер со всеми её заводами, железными дорогами, месторождениями нефти, портами, кораблями и пятью миллиардами граждан, более того, помимо неё их руки тянулись и в другие страны Лоронского региона, где господствовал, порой безраздельно, Олтос, и они теперь были переплетены с ним в дружеском рукопожатии и взаимными заверениями в общей службе 'миру и прогрессу' и многим другим идеалам. Но в Олтосе просто предпочитали не вспоминать, сколько раз за последние полвека Лер менял союзников: здесь, во-первых, просто понимали, насколько важен Лер, а во-вторых, очень надеялись, что этот союз теперь достаточно крепок. Это, в сочетании с силой Лера, давало ему немало преимуществ перед прочими странами и магнатами, связанными с Олтилором.
  - Итак, - начал беседу по своему обыкновению, председатель парламента страны Лер, - мы собрались здесь, чтобы рассмотреть наше сближение с Ленарией, его возможности, и отношения с уполномоченным Олтилора в этой стране, Отоном Устером. - Он оглядел остальных и сел. На лице одного из троих присутствующих, военном министре и нефтяном короле, он заметил брюзгливое недовольство: он не любил слишком официальных людей и вообще был немного простоват. Зато другой, увенчанный титулами, кажется, больше других, возглавлявший кабинет министров государства, смотрел на него с почтением и своей обычной величественной непроницаемостью. Третьему, министру тяжёлой промышленности, было, как будто всё равно. Он был погружён в свои мысли, опустил глаза, наделённые тяжёлым взглядом.
  - Вы правы, - заговорил министр тяжёлой промышленности, медленно поднимая голову, - эти отношения с Ленарией - весьма новое для нас мероприятие. Поэтому две с половиной тысячи кораблей - это не так уж много.
  - Две тысячи шестьсот пятьдесят. - Поправил нефтяной король. - Для Лорвонского океана это, пожалуй, немало. Тем более что флот Ленарии отстал и запущен.
  - Возможно. - Ответил министр тяжёлой промышленности. - Но Устер, тем не менее, старается его поднять, и, возможно, именно поэтому пошёл на сближение с нами.
  - Если это так, то он не желает иметь связи с Олтосом. Это, конечно, возможно. - Ответил первый министр. - Но всё-таки, я считаю, что основным его мотивом сближения именно с нами является то, что флот Ленарии весьма силён, даже после столкновения с Вамой, тогда как наш флот является самым сильным в нашем регионе планеты. В связи с этим объединение его с флотом Ленарии особенно важно. Однако с другой стороны это неминуемо влечёт за собой рассредоточение флота, что особенно важно в связи с постоянным присутствием в Локросском океане кораблей Валинтада.
  - Однако ко всему этому следует добавить, что, с одной стороны, в случае боевых действий наш флот противостоять Валинтаду всё равно не сможет, с другой, речь идёт об относительно небольшой части наших кораблей. - Первый министр, пока говорил, уже заметил на лицах своих сторонников выражение недовольства. Однако этот, нефтяной король и военный министр страны Лер не противоречил ему, а просто рассказал о деле глубже.
  - Мне не вполне ясно ваше мнение, наши корабли создают определённое соотношение сил в океане, и мы не можем пренебрегать этим. - Первый министр историей своего рода был связан с могучим флотом Лера, и потому заявление о том, что флот его страны не способен противостоять флоту Валинтада (что было, конечно, совершенно справедливо) задело его за живое. - Наш флот есть основа всего того, чем владеет Олтилор на море. - Закончил он.
  - Распространение флота на юг открывает перед нами новые перспективы. - Продолжил председатель. Он с самого начала активнее всех остальных высказывался за продвижение в Ленарию. - Мне кажется, мы не можем сейчас ни посылать большее количество кораблей, ни отсылать с учений уже посланные. Я согласен с тем, что именно флот является основной причиной сближения Устера именно с нами.
  - Вам известны намерения Устера и его связи Олтосом? - Спросил, откидываясь в кресле, министр тяжёлой промышленности. - Я хочу сказать, что наше расширение на юг выходит за наши обычные рамки связей с Олтосом.
  - Устер не может противодействовать Олтосу. То, что он его уполномоченный в Ленарии, а Ленария - самая крупная страна мира, то это не значит, что он имеет столь значительный вес в Олтосе. - Сказал глава кабинета. - Тем важнее становится наш вклад в это дело.
  - Что вы этим хотите сказать? - Спросил председатель.
  - Я хочу сказать, что Устер не может слишком далеко уйти от интересов Олтоса. Во всяком случае, он не будит действовать вопреки ему. Если он сумеет достаточно расширить флот Ленарии, и он до сих пор достаточно успешно справляется с этой задачей, то этим флотом полноценно сможет пользоваться только Олтос. Иными словами о том, какие создать базы, как перераспределить эти корабли он должен будит спросить у Олтоса. Если же в Лорвонском океане останутся наши корабли, то это положение несколько изменится.
  - В Лорвонском океане мы неминуемо столкнёмся с Южным Союзом, и это не оставит Олтос равнодушным. - Сказал министр тяжёлой промышленности.
  - Южный Союз, - заговорил глава кабинета, - ещё не Валинтад. Контакты Олтилора с ним крайне слабы и потому у Олтоса нет причин придавать слишком большое значение подобным действиям.
  - И, тем не менее, Южный Союз немаловажен. - Сказал председатель. - Он связан с долиной Лорона через Лорвонский океан и острова Яоринского архипелага, через которые мы поддерживаем связи с Ленарией. На данный момент это единственная связь.
  - Я надеюсь, - пробормотал министр тяжёлой промышленности, обращаясь скорее к себе, нежели к другим, - что Отон Устер окажется достаточно умён и поймёт, что строить порт на севере Линдонетского полуострова и связывать его железной дорогой с Ликсондонэтом, окажется гибельным для всех его начинаний, а быть может и для него самого. Как вы полагаете?
  - Я уповаю на это. - Сказал нефтяной король. - В своё время мы сумели предотвратить это.
  - И, тем не менее, - заговорил глава кабинета министров, поворачиваясь к нефтяному королю, - в тот момент мы не смогли удержаться в Ленарии.
  Все прекрасно знали, о чём говорит первый министр: в девятьсот пятнадцатом году, когда они заявили о выходе из Артенанфильской империи и отошли к Олтилору, они договорились с ним, что помогут в деле обороны Ленарии от вамцев и крушении империи. Нефтяной король ближе всех четверых стоял к организации сопротивления в Ленарии, но удержать за собой и остальными тремя магнатами, какие бы то ни было привилегии в Ленарии не смог, и каждый из остальных троих считал, что только их вмешательство предотвратило строительство упомянутой дороги, которая бы открыла пути для Олтоса в Ленарию, минуя исконные морские дороги страны Лер, которые, кстати, и позволили императору Вентару сделать Ленарию своей союзницей. Однако теперь приходилось браться за дело с другой стороны и начинать почти с нуля.
  - В тот момент мы не могли соперничать с Олтосом. - Ответил нефтяной король.
  - Я также надеюсь, что Устер не создаст путь в Ленарию, минуя восточные части Локросского океана и Яоринский архипелаг, исконно находящимися под нашим влиянием, что разрушит его связь с нами. - Сказал первый министр. - В противном случае наши корабли действительно потеряют смысл в Лорвонском океане. - В этот момент было совершенно ни к чему начинать наболевшие прения о том, кто, что мог бы сделать и не сделал в ныне безумно далёком девятьсот пятнадцатом году: сотрудничество с Устером открывало действительно новую эпоху в жизни Лера и он, глава кабинета министров вместе с председателем парламента стремились объяснить это остальным присутствующим.
  - Бесспорно. - Сказал нефтяной король.
  - Однако будит ли в распоряжении Олтоса такой путь или нет, но Олтос в любом случае не останется в стороне. - Сказал министр тяжёлой промышленности. - Влияние Олтилора в Лорвонском океане крайне туманно и зыбко. Текущие учения со всеми вытекающими из них последствиями с одной стороны усиливают его, а с другой никак не привлекают к этому Олтос.
  - Я могу, тем не менее, обещать, - заговорил глава кабинета, сжимая правую руку в кулак, - что наши корабли останутся в Лорвонском океане и после окончания учений.
  - Мы не сомневаемся в этом. - Ответил нефтяной король. - Главный вопрос состоит в том, каким образом распределится влияние на эти корабли. - Нефтяной король и первый министр недолюбливали друг друга.
  - Что вы подразумеваете под влиянием на эти корабли?
  - Олтос не предоставит нам полной свободы действий и пожелает использовать создавшуюся ситуацию в расширении своего влияния в Ленарии, а также усилению давления на Валинтад и Южный Союз, которое почти отсутствует в Лорвонском океане.
  - Вы правы. - Вмешался в назревавший спор председатель. - Тем более, что Устер не находится под нашим влиянием. Но, тем не менее, возможности Олтоса в данном случае ограничиваются мощью нашего флота. У нас в распоряжении имеется двадцать четыре тысячи военных кораблей, что составляет почти половину всех кораблей Олтилора.
  - Я полагаю, что нам ещё рано говорить о том, как именно мы расположим военные базы в Лорвонском океане. - Сказал министр тяжёлой промышленности. - Олтос, бесспорно, предъявляет определённый интерес к нашим действиям, но говорить о его влиянии пока не приходится.
  - Во всяком случае, я полагаю, что Отон Устер должен иметь как можно меньше отношения к этим кораблям. - Сказал первый министр уверенно.
  - Это бесспорно. - Сказал нефтяной король.
  - Устер - человек Олтоса и потому для нас он должен быть для нас не более чем исполнителем. - Сказал председатель небрежно.
  - Это верно, но едва ли возможно. - Сказал министр тяжёлой промышленности. - Он достаточно силён и в Ленарии слишком много портов. Так или иначе, но Устер нам необходим как союзник. До сих пор, в общем-то, трудно верно понять его позицию.
  - Конечно. - Сказал первый министр. - Устер нам необходим, это понятно. Но, тем не менее, если мы будим заходить в контактах с ним слишком далеко, то наши корабли окажутся совершенно бесполезными для нас в Лорвонском океане!
  - Вы преувеличиваете. Наша сила останется за нами в любом случае. - Сказал нефтяной король. - Лер не в состоянии отобрать у нас наши корабли.
  - Если речь идёт о тех двух с половиной тысячах, то Олтос может весьма серьёзно оттеснить нас от них. - Сказал министр тяжёлой промышленности. - Сейчас речь может идти о том, что мы сами будим руководить расстановкой этих кораблей в Лорвонском океане, не прибегая при этом к помощи Олтоса.
  - И Отона Устера. - Сказал первый министр.
  - На счёт Отона Устера ничего сказать нельзя. Мне иногда кажется, что он не такой как все.
  - Артенанфилец, имеет связи на Велико-Анкофанском плоскогорье, скорее всего весьма немалые деньги, поспешен в делах, молод. - Пробормотал нефтяной король. - Действительно, он не такой, но кто знает, что сейчас происходит в Олтилоре вообще?
  - В Олтилоре идут крупные перестановки. Наше вступление в него было одной из них. - Сказал первый министр. - Ленария - область новая для Олтилора, поскольку прежние связи с ней были весьма слабы. Поэтому если все перечисленные вами признаки и могли служить раньше причиной для уникальности, то сейчас - едва ли. Во всяком случае, то, что Ленария удалена, нова, велика, а Устер богат, не означает, что он не зависит от Олтоса. Это очевидно.
  - Разумеется. Однако он, скорее всего, самый богатый из всех артенанфильцев Олтилора. - Сказал министр тяжёлой промышленности. - Как видно. Кроме того, совсем недавно Ленария была союзником Артенанфильской империи. В этой стране могли ещё сохраниться остатки этого союза, и это может быт использовано Устером.
  - Всё это не более чем предположения. - Сказал первый министр. - Действиями Устера руководит Олтос и если он попытается через него оказывать давление на нас, то мы должны будим дать ему понять, что это невозможно. - Поэтому нам не следует сближаться с Устером. Наш флот - достаточный аргумент для этого.
  - Что вы думаете насчёт того, чтобы провести несколько эскадр вблизи острова Онеоктэ? - Осторожно начал председатель.
  - А как на счёт Гендона? - Спросил нефтяной король.
  - Гендона? - Озадаченно спросил первый министр. - Там же сильная вамская база.
  - Конечно. Только мне кажется, что и к Онеоктэ лучше не приближаться.
  - Я говорю серьёзно об этом. Это и отвлечёт Устера от наших кораблей и усилит наши позиции в Лорвонском океане.
  - Мне кажется, что для подобной операции двух с половиной тысяч кораблей может не хватить. - Сказал нефтяной король, он же военный министр, стараясь представить себе реакцию Южного Союза на подобное действие. Остров Онеоктэ - гористый кусочек суши в южных частях Лорвонского океана нёс на себе военную базу Южного Союза и переправочный пункт кораблей этой страны следовавших в Ленарию и через остров Гендон - иссушённую полоску суши посреди мелководного океана, где находилась военная база и подобный пункт Валинтада, в Лоронский регион.
  - Если в это вмешается Валинтад, то это обратит на себя слишком пристальное внимание Олтоса. - Сказал министр тяжёлой промышленности. - Онеоктэ тесно связан с Гендоном, пожалуй, нигде больше Валинтад так близко не соседствует с Южным Союзом, и поэтому, действуя таким образом, мы вызываем на себя внимание Валинтада. На море и в далёком от нас океане. Хоть от этих стран этот океан ещё дальше, но они имеют там, в отличие от нас, свои базы. Я считаю подобные действия опасными. То, что ни Олтос, ни, тем более Валинтад, никак не отреагировали на текущие учения, не значит, что они равнодушны к ним.
  - Бесспорно. Это чрезвычайно накалит обстановку в Лорвонском океане и привлечёт Южный Союз и Валинтад. Это, в свою очередь, вызовет бурную реакцию Олтоса, которая целиком будет направлена на нас. Конечно, мы сможем привлечь к этому корабли Ленарии, но в любом случае мы окажемся в центре внимания. Это, с одной стороны, сильнее свяжет нас с Устером, а с другой - вызовет слишком сильный интерес Олтоса. - Сказал военный министр.
  - Концентрация наших кораблей на восточной оконечности Линдонетского полуострова кажется мне гораздо более разумной. - Закончил министр тяжёлой промышленности. К восточной оконечности Линдонетского полуострова, находящийся, как и весь полуостров, под влиянием Олтилора, примыкал Яоринский архипелаг, являвшийся связующим звеном и для Валинтада и для Олтилора между бассейнами Лорвонского и Локросских океанов.
  - Я согласен с тем, что этот шаг наиболее безопасен, но к чему это может привести? - Спросил председатель.
  - Это окажет влияние на Ленарию.
  - Возможно, что после учений мы просто подведём корабли к Ликсондонэту, и посмотрим, что будит. - Сказал нефтяной король. - Это должно вызвать умеренную реакцию.
  - Возможно. - Сказал министр тяжёлой промышленности. - Однако что в таком случае предпримет Устер?
  - Этого мы знать не можем. Однако он может обратиться к Олтосу. - Сказал председатель.
  - Не думаю. - Сказал министр тяжёлой промышленности. - Он, скорее всего, пожелает говорить именно с нами.
  - Почему вы так думаете? - Спросил нефтяной король.
  - Потому что он и отправился в Ленарию для того, чтобы отдалится от Олтоса. Для этого он пошёл на сближение с нами, а не с кем-то другим. Однако, в конце концов, что это даст? - Он поднял глаза и осмотрел других. Больше всего он задержался на нефтяном короле.
  - Это будет нашим козырем в последующих переговорах. - Сказал нефтяной король.
  - Чего же вы намереваетесь достичь на этих переговорах?
  - Влияния на Устера. - Ответил первый министр.
  - Я не знаю, в чём оно может заключаться, если наши корабли будут стоять напротив Ликсондонэта и находится, таким образом, в полной зависимости от его снабжения. Не забывайте о его связях на Яоринском архипелаге.
  - Вы правы. - Сказал председатель. - Значит, вы настаиваете на дислокации кораблей у восточной оконечности Линдонетского полуострова?
  - Конечно. Таким образом, одновременно с влиянием на Устера мы затрагиваем его интересы на Яоринском архипелаге. - Присутствующие поняли, что это предложение при его кажущийся безобидности не лишено определённой силы. Однако первый министр был недоволен: уж слишком далеко находилась восточная оконечность от Ликсондонэта, где правил Устер. Он желал от всей души показать этому юнцу, что они не зависят ни от его портов, ни от его власти в необъятной Ленарии. Но как это можно было сделать?
  - Яоринский архипелаг, в особенности в сочетании с совместными действиями с Ленарией будет неплохим шагом по отношению к Олтосу. - Сказал нефтяной король.
  - Я думаю, - заговорил первый министр, задумчиво глядя на всех остальных, - что Яоринский архипелаг - новая сфера влияния Олтоса, и он может быть излишне сильно заинтересован в наших действиях.
  Все были поражены - Яоринский архипелаг - мелкая, рыхлая область, которая нужна не более чем связующие звено между океанами, определённых позиций у магнатов Олтоса на счёт этих островов нет, и располагать вблизи них свои корабли - занятие вполне безопасное и отнюдь не безобидное. Что Олтос может иметь против этого?
  - Чем может быть недоволен Олтос? - Спросил председатель.
  - Олтос может заявить нам, что мы мешаем налаживанию связей с Ленарией.
  - Я не думаю, что его магнаты пойдут на подобное заявление. Для этого их связи ещё слишком слабы. Это касается и восточной оконечности Линдонетского полуострова и Яоринского архипелага. Я считаю подобный ход событий невозможным. - Сказал министр тяжёлой промышленности. - Однако только в том случае, если мы сделаем это достаточно быстро.
  - Я согласен разместить корабли у восточной оконечности Линдонетского полуострова. - Сказал нефтяной король.
  - Насколько я понимаю, восточная оконечность не включает в себя Ленарию? - Спросил первый министр.
  - Если мы затронем Ленарию, то слишком растянем расположение кораблей, и они потеряют свою силу, по моему мнению - Сказал нефтяной король.
  - Не затрагивая владения Устера непосредственно, мы утрачиваем, по крайней мере частично, и влияние на него. - Сказал председатель. - Я предлагаю помимо проведения части операций учений вблизи южной оконечности Линдонетского полуострова, расположить там свои корабли.
  - Южной оконечности? На этих диких берегах? Что же это даст? - Спросил военный министр.
  - Это не слишком близко к Онеоктэ и достаточно близко к Ленарии.
  - Предположим, но это место, в отличие от восточной оконечности Линдонетского полуострова, не имеет никакого значения. Это - тупик для наших кораблей. - Сказал министр тяжёлой промышленности. - От границ Ленарии до острова Онеоктэ ничего нет.
  - Да, адмиралы Южного Союза понимали, где строить свою базу. - Сказал военный министр.
  - Именно это я имел в виду: они наступают на Лорвонский океан, и, располагая корабли таким образом, мы приостановим это наступление. - Председатель несмело обвёл взглядом троих остальных.
  - Это нереально. - Сказал военный министр. - Строить базы на тех берегах крайне сложно. Южный Союз и Валинтад обо всём поймут раньше, чем мы успеем закончить строительство. Поэтому я считаю предложение насчёт восточной оконечности - наилучшим.
  - Хорошо. Если южная оконечность - действительно тупит, то я снимаю своё предложение. - Сказал председатель. - Я присоединяюсь к предложению относительно восточной оконечности. - Министр тяжёлой промышленности и нефтяной король были наиболее могучими из четырёх. При этом первый, как видно, был самым сильным: нефтяной король, не воспользовавшись своими возможностями несколько лет назад, явно проигрывал ему с тех пор.
  - Что касается нашей позиции по отношению к Устеру, - заговорил министр тяжёлой промышленности, - то мне кажется, что расположение кораблей у восточной оконечности покажет ему, что мы мало зависим от его портов и длинного побережья Ленарии. У нас есть и другие возможности.
  - Он не увидит мощь нашего флота воочию. - Попробовал возразить первый министр.
  - Он почувствует это косвенно, через наши послания. - Владыка усмехнулся.
  Предложение было принято и необходимо было только дождаться окончания учений, чтобы приступить к его реализации. Магнаты несколько опасались, что Устер будит стараться намеренно затягивать учения, чтобы не дать флоту Лера затруднять его безудержные действия, но он этого не делал: он вообще никак не вмешивался в манёвры кораблей в океане. Это, однако, не вызывало удивления: ведь он был молод и возможно считал, что настоящая политика начнётся только после окончания учений. Читая отчёты о его действиях, направленные исключительно на внутренние дела Ленарии, её порты, предприятия и драгоценные камни, они только довольно потирали руки: ещё немного и они расположат свои корабли там, где было установлено, а затем накинут сеть и медленно, чтобы не вспугнуть добычу, станут её затягивать. Всё и дёт как нельзя лучше, он не обращает внимания на их тысячи кораблей, казалось бы, безобидно маневрирующих в океане.
  
  VI. Океан
  
  Изгнание Веррэта с плоскогорья никак не сказалось на его делах в Ленарии. Здесь, несмотря на относительно недавние связи с Артенанфильской империей, мало кто знал, что это такое. В прессе Ленарии неудача Устера на плоскогорье почти не затрагивалась. Его путь вверх продолжался. Совместные учения близились к концу, и они всё больше показывали то, к чему стремился Устер: глубокую отсталость флота вверенной ему страны. Газеты и радио, говоря про учения, отзывались об этом неоднозначно, но Устера это мало волновало. Наступал момент, когда он должен был сделать так, чтобы флот оказался в Ленарии и сделать именно он, а не магнаты Лера. Только в этом случае он получит доступ к этим кораблям: он хорошо понимал, что Лер со своей стороны также заинтересован и даже очень, оставить корабли в Ленарии, и поэтому Устеру для осуществления его планов необходимо было не много ни мало, а состязаться с этими магнатами, а для этого была необходима поддержка Олтоса.
  Вверх по течению Меарры - главной реки Ленарии, в устье которой стоял Ликсондонэт, находилось достаточно обширное и густозаселённое плоскогорье. Кроме самой реки никаких значительных связей с ним не было. Когда учения стали подходить к концу, Веррэт заговорил со своими советниками, о том, как можно наладить связи с этим плоскогорьем. Советники, происходящие из Ленарии, были в некотором замешательстве, поскольку, во-первых, их хозяин до этого момента мало обращал внимание на то, что не находится на побережье: как только он стал уполномоченным он тут же потерял интерес к прочим районам, что, в общем-то, было понятно, а во-вторых, путь на плоскогорье пролегал через внутренние районы Ленарии, где было не спокойно. Однако они понимали, что Устер был хорошо об этом осведомлён. В конце концов, внешними отношениями Ленарии ведает он, и ему лучше знать, что в интересах этого государства. Действиям Устера давно перестали удивляться. И если он желает 'пощупать' новое для себя плоскогорье, то что кроме денег он может на этом потерять? Но ведь он богат и не скуп: так скажет всякий, кто видел, что он заложил в Ликсондонэте и его окрестностях.
  Следующий шаг Устера, однако, несколько удивил советников: они не от него, а из зарубежной прессы узнали, что он ни от кого не скрывал своих планов и очень скоро кто-то написал, что Устер решил заменить одно плоскогорье на другое. Если эту мысль начнут развивать, то это не предвещало ничего хорошего. Однако Устера это не волновало. Советники и не подозревали, что о неспокойствии в глубине Ленарии вообще и на среднем течении Меарры в частности, он осведомлён лучше них самих. Тем не менее, а может и благодаря этому, проложение пути на плоскогорье развивалось планомерно. Так было до того момента, пока неподалёку от Ликсондонэта не вспыхнула эпидемия, о которой Веррэт узнал из своих каналов, но, когда на одном из вечеров, ему рассказали об этом, он сделал вид, что слышит впервые.
  - Тебе тоже успели рассказать про эпидемию? - Спросил Веррэт, когда они с Лионтоной поднялись к себе после вечера.
  - Конечно. Говорят, что-то уже было.
  - Было. - Веррэт слегка усмехнулся. - В восемьсот девяносто втором году эта болезнь, как говорят, впервые попала в эту страну. Про неё говорят ещё много странных вещей.
  - Она не помешает тебе? - Спросила Лионтона. - Я опасаюсь, как бы из-за неё не нарушились мои операции с драгоценными камнями.
  - Это действительно может иметь последствия, но я сейчас думаю о другом.
  - О своём пути вверх по Меарре?
  - Именно так. Ты знаешь, зачем мне это всё нужно?
  - Когда я принесла тебе газету, где говорилось, что ты 'поменял одно плоскогорье на другое', ты сказал, что это всё пустые разговоры, и я решила, что ты просто не хочешь вспоминать о том деле, но я всё-таки не понимаю, зачем ты стал идти в глубь Линдонетского полуострова, ведь к флоту это не имеет отношения.
  - Меарра достаточно велика, чтобы в неё могли зайти любые корабли. Если корабли Лера окажутся в Меарре, то они будут в моих руках. Ты понимаешь?
  - Конечно, но зачем они будут заходить в Меарру?
  - Смотри: в глубине Ленарии неспокойно, значит, мои действия могут кому-то не понравится, если дело зайдёт слишком далеко, то, что это кому-то не понравится, не понравится уже Олтосу, и он вынужден будет помочь мне. Ты понимаешь? Единственное, что он сможет сделать в районах вверх по течению Меарры от Ликсондонэта - это ввести туда корабли. Флот Ленарии отстал, кроме того, где гарантия, что среди него не найдётся тех, кто поддержат бунтовщиков? Поэтому он использует корабли Лера, но, войдя в Меарру, они окажутся в зависимости от моего снабжения, для которого уже есть необходимая база, кроме того, я же смогу ими лучше руководить в знакомой мне Ленарии, чем далёкие магнаты Олтоса.
  - А не согласиться магнаты Лера не могут, поскольку они пойдут, в таком случае, против Олтоса. Это невозможно, так?
  - Конечно. - Удовлетворённо улыбаясь, сказал Веррэт.
  - А как же эпидемия? Может быть, не станут выступать против тебя, пока не окончится эпидемия? Говорят, что она опасна...
  - Опасна... Но о ней говорят ещё кое-что. Впервые эта болезнь проникла сюда в восемьсот девяносто втором году, а в восемьсот девяносто пятом ей заболело свыше пятисот миллионов человек, из которых умерло сто тридцать миллионов. Впервые артенанфильцы появились в Ленарии в восемьсот восемьдесят восьмом году, а в восемьсот девяносто втором эти страны были уже союзниками. Злые языки утверждают, что именно артенанфильцы занесли эту болезнь: во-первых, потому что до них о ней никто не слышал, во-вторых, потому что она каждый раз начиналась в окрестностях Ликсондонэта, то есть там, где артенанфильцы были прежде всего, и, наконец, в-третьих, потому что ни один артенанфилец ей не болел. Может, то, что говорят и правда, но это не имеет значения. Важно то, что найдутся такие люди, которые скажут, что эпидемия возникла из-за моего появления.
  - Но ведь в Ленарии артенанфильцы оставались и после девятьсот шестнадцатого года.
  - Их было не много и это не важно: есть эпидемия, и есть я, тем более, я пошёл в глубь страны. Олтос слишком заинтересован в Ленарии, чтобы оставить такое без внимания.
  - В Ликсондонэте нельзя чувствовать себя также безопасно, как и в Олтосе.
  - До Ликсондонэта мятежные толпы не дойдут. Я считаю, что корабли Лера окажутся быстрее. Иначе чего стоит их мощь? - Веррэт немного сдавлено усмехнулся.
  - Это всё равно опасно, Веррэт. - Сказала Лионтона.
  - Конечно, риск есть, но всё-таки небольшой. Мы ведь делали и более рискованные вещи.
  - Мы ещё никогда не были так близко от неуправляемых сил.
  - Согласен, но времена меняются. Кроме того, в Ликсондонэте уже есть военные корабли и совсем скоро их будит ещё больше. Даже если кто-то и подступит к Ликсондонэту, он неминуемо попадёт под огонь этих кораблей. - Сказал Веррэт гордо, с уверенностью.
  - Ты так уверен в мощи флота...
  - Ты разве не видела его? Подойди, посмотри, и это - только малая часть. - Он широким жестом указал ей на окно, выходящие на море.
  - Ты же сам говорил, что флот Ленарии отсталый и запущенный.
  - Перестань, Лионтона, для этих толп этого будит достаточно. Кроме того, будет флот Лера. Флота Ленарии недостаточно, чтобы подавить волнения, но его достаточно, чтобы защитить нас.
  - Я очень надеюсь, что это так.
  - Я понимаю, Лионтона, - он взял её за руки, - это всё помешает операциям с драгоценными камнями. Но зато когда всё завершится, а это будит скоро, то эти дела только выиграют.
  - Конечно, Веррэт. Вообще-то я даже не подумала об этом. - Она улыбнулась.
  - В глубине страны нет сил, способных противостоять силам Лера. - Он притянул к себе Лионтону.
  - Конечно. - Прошептала она, приближаясь к нему.
  Тем временем, на тех землях, о которых говорил Веррэт, постепенно начиналось движение. Эпидемия, которая, как говорили, распространяется через прикосновение к больным, умершим или даже к их вещам, на этот раз появилась севернее Ликсондонэта, то есть вверх по течению Меарры. Веррэт задержал комиссию, которую намеревался туда отправить в связи с проложением пути на плоскогорье. Это событие вызвало толки в Ликсондонэте: все говорили, что если Отон Устер воздержался от своих планов, то значит дело серьёзно, но кто мог знать, насколько именно? На очередном заседании Веррэт поднял вопрос о том, как можно защитить страну от эпидемии, однако никто ничего вразумительного по этому поводу сказать не мог: об эпидемии ходило слишком много слухов, которые было трудно отличить от правды. В итоге было решено вызвать в страну эпидемиологов: больше никто ничего предложить не мог. Между тем другие комиссии Веррэта продолжали работать. Жизнь в Ликсондонэте от эпидемии почти не изменилась: люди этого города слишком заняты, они слишком спешили со своими делами, чтобы как-то изменять их из-за чего-то в каких-то отдалённых и, по большому счёту, не имеющих к ним отношения, местах. О делах Веррэта в глубинных районах мало говорили - жители Ликсондонэта не стремились понять дела Олтоса, он был для них слишком высок и далёк, его возможности почти безграничны. Постройка военных кораблей продолжалась как и раньше, и только отчёты комиссий, которые Веррэт не обсуждал на заседаниях, и приезд группы эпидемиологов говорили о том, что что-то идёт не так, как раньше.
  Разговоры в Ликсондонэте несколько изменились, когда его покинул Веррэт, отправившись в те места, где работали его комиссии: только что посланник Олтоса задержал одну из своих комиссий, а теперь поехал туда сам. Что это может означать? Даже неисповедимые пути Олтоса не столь извилисты. Говорили самые различные вещи: оттого, что в делах Устера с флотом, что-то не так и он решил своей поездкой компенсировать это, до того, что Олтос дал ему некие секретные поручения. Однако в целом реакция была одобрительной. То, что вместе с Устером поехала и Лионтона, мало кого удивляло: во-первых, она была его жена, а во-вторых, её дела были тесно связаны с глубинными районами страны. На самом деле она просто не желала оставаться в Ликсондонэте, когда её муж пребывал в столь опасных регионах, хоть она и боялась эпидемии: в её родных степях таких вещей почти не было.
  Летели они на вертолёте и приземлились в относительно небольшом городе. Лионтона, уже когда они подлетали, примерно поняла, что он собой представляет - примерно то же, что и те городки на Велико-Анкофанском плоскогорье, только больше. Но его величина не делала его более привлекательным, а более тёплый климат - более уютным. Вездесущие комары, мухи и прочие насекомые, из которых многие были так же малоприятны, как и эти, тут же учуяли новые цели. Лионтона вспомнила про эпидемию и немного испугалась. Впрочем, её страх отступил, когда они ехали на отведённую им виллу, хоть и вокруг дороги дикие заросли перемежались с примитивно обрабатываемыми полями и трущобами. Чётких границ города как будто не существовало. Всё это дышало тоской, унынием и затхлостью вместо умиротворения, которое, казалось бы, должно было ощущаться после неутомимого Ликсондонэта. Веррэт объяснил, что большинство территорий Ленарии выглядят именно так. Война...
  - Почему ты снял виллу так далеко? - Спросила Лионтона по дороге.
  - Я не хочу быть в этом городе. Он не для меня.
  - Это как-то связано с эпидемией?
  - Нет. Скорее всего, нет. Просто от больших скоплений людей в глубине Ленарии я предпочитаю держаться подальше.
  - Я говорила тебе об этом.
  - Конечно говорила, но что делать? Среди размеренного, распределённого блеска Олтоса не развернёшься. Но ты права. - Он посмотрел на Лионтону и захотел поцеловать. - И не поцелуешь тебя сейчас... - Пробормотал он.
  - Конечно, тем более говорят, что артенанфильцы принесли болезнь. - Она добродушно усмехнулась, улыбнувшись.
  - Ну перестань. Эпидемиологи ничего не говорили про это.
  - Они вообще писали, что почти ничего не знают об этой болезни.
  - Конечно не знают, если про неё известно только несколько десятилетий. И не жарко тебе?
  - Скорее душно. Здесь очень влажно.
  Веррэт, слегка усмехнувшись, осмотрел свою жену, боявшуюся эпидемии: она была в белых туфлях, брюках, плотной рубашке, расширенной ниже пояса, перчатках и шляпе, от которой сзади на плечи ниспадала лёгкая накидка, под которой к шляпе крепилась ткань, плотно затягивая лицо и шею, скрываясь под рубашкой и оставляя лишь щель для глаз, которые, впрочем, были закрыты плёнкой, обтягивающей под одеждой всё тело Лионтоны.
  Приехали они скоро, несмотря на плохое качество дороги. Лионтона обратила внимание, что даже снаружи заметно, что вилла хорошо охраняется. Как видно жителей Ленарии Веррэт опасался больше, чем эпидемии. В целом вилла ей не понравилась: во-первых, в ней чувствовалась окружающая сырость, во-вторых, она была мрачноватой и явно обустроенной только непосредственно перед их приездом.
  - Мы здесь не задержимся надолго. - Сказал Веррэт, когда они заходили, но его, как видно, убогость виллы трогала мало: он сказал это мимоходом, явно думая о чём-то другом.
  - Конечно. Это жилище не для нас.
  - Для нас или нет - не суть важно. Это достаточно удобное место для наших дел.
  - На этот вечер уже что-то назначено?
  - Я пригласил нескольких человек. Зачем терять время? - В этот момент одна из ступеней лестницы скрипнула под ногой Веррэта.
  - Я не удивлюсь, если здесь что-нибудь рухнет. - Сказала Лионтона.
  - Это Ленария. - Они вошли в спальню.
  - Чудесная, благодатная страна! - Сказала Лионтона насмешливо, оглядывая комнату. - Я надеюсь, здесь произвели дезинфекцию?
  - Конечно! В этой стране без этого нельзя. Можешь разоблачиться.
  - А далеко ли очаг эпидемии? - Она села на кровать.
  - Цивилизованных мест в Ленарии не так много чтобы внутри них что-то было далеко.
  - Значит, с одной стороны очаг эпидемии близко, а с другой - мы ещё в 'цивилизованных местах' как ты сказал, так?
  - Безусловно. Я же говорил, эпидемия всегда начиналась из мест относительно недалёких от Ликсондонэта. В эти места и проник Олтилор.
  - И Артенанфильская Империя.
  - Её проникновение сюда - нечто несколько иное. Ведь она была вассалом моей... - Веррэт испуганно запнулся, вспомнив, что здешним стенам доверять нельзя, - Артенанфильской Империи. И в то время у неё было относительно твёрдое правительство. Сейчас же Ленария намного более формальна, чем тогда, и уж конечно, никакой не союзник - она слишком аморфна для этого. Это источник. Ты понимаешь?
  - Да уж, конечно. Мы будим кушать до вечера?
  - Естественно. Ты хочешь есть?
  - Не отказалась бы.
  Еду скоро принесли, правда, на это ушло немного больше времени, чем во дворце в Ликсондонэте. Но ни Веррэт, ни Лионтона не подали виду.
  - Эта пища, надеюсь, не содержит ничего относящегося к эпидемии? - Сказала Лионтона, недоверчиво оглядывая еду, принесённую на сверкающей металлической посуде: Веррэт не любил никакой керамики, как и многие аристократы его страны.
  - Конечно. Здесь же нет ничего сырого. По-моему не стоит так бояться этой эпидемии.
  - Ты же сам говорил, сколько людей от неё умерло в восемьсот девяносто втором году. - Лионтона села, расстегнув пряжки на висках, что позволило опустить ткань с лица, а затем подняла слой плёнки с подбородка и рта. После этого она принялась за еду. Её руки были в перчатках.
  - И тебе удобно? - Спросил Веррэт, звучно пережёвывая кусок мяса.
  - Конечно. Ты знаешь, иногда бриллианты мешают сильнее, чем эта ткань и плёнка. - Лионтона почти грациозно (жестом, заимствованным ей у олтилорцев) отпила из своего бокала. Хоть она была из диких степей, а он - из императорского дворца, его манера есть ей не нравилась: в её степях мясо не отрывали зубами от кусков панциря, разгрызая сочленения, вместе с которыми его готовили 'по-артенанфильски'. 'Эти рыцари - дикари'. - Думала она иногда, как бы в отместку ему, предпочитая только тонко нарезанные куски без всяких твёрдых частей.
  - Сегодня вечером будут только мои люди. Твои тоже, ведь ты пригласила кого-то? - Сказал Веррэт, кладя обглоданный кусок панциря на блюдо посередине.
  - Конечно, зачем же пропускать вечер? Я совсем не хочу задерживаться здесь.
  - Я тоже. Это место не для нас. И город не такой, и дом и люди...
  - Люди? Сегодня же будут наши люди.
  - Я не о них. В этих местах Ленарии не спокойно.
  Лионтона призадумалась, вспомнив охрану их виллы. Не спокойно, эпидемия, артенанфильцы, корабли Лера? Значит, Веррэт говорит о том, что волнения могут начаться едва ли не в любой момент?! Но как же это? Значит, они обедают на склоне огнедышащего вулкана? Лионтона испугалась, подумав об этом, но не подала виду.
  Веррэт выглядел совершенно беспечным в ожидании гостей. Он излучал самоуверенность, но Лионтона так не могла: вооружённых до зубов охранников виллы ей было не достаточно. За щитом из них были лишь разрозненные владения. Лионтона знала: ничтожность этих владений и подогревала самоуверенность её мужа, и этого было достаточно, чтобы перебороть его возможный страх перед неуправляемыми толпами. Но Лионтона этого не ощущала: слишком мало времени в своей жизни она видела твёрдую власть и не могла ощутить всю ту силу, которая заключена в ней: ведь в её степях власти по сути дела не было вообще. Там была степь, был скот, и было немного людей. То, что им было необходимо, они уже давно поделили между собой, а большего та степь не давала. Здесь же всё было не так. И теперь, когда вокруг не лежал огромный город, который дышал или хотя бы демонстрировал, что дышит властью и силой, она чувствовала себя потерянной. Силы семьи Отонов физически здесь ничем не выражались. Не на чём было остановиться глазу. Это заставляло её то подолгу ходить, не находя себе места, то задумчиво смотреть куда-то, изредка обмениваясь скупыми словами с Веррэтом, который всё время между обедом и приёмом провёл в наспех созданном кабинете, которым он был недоволен, по поводу чего нередко бросал раздражённые слова. Но в целом он был порывист и целеустремлён как обычно. Большее из того, что его волновало - были неудобство кабинета, убогость виллы в сравнении с домом в Ликсондонэте и её сырость. Толпы его ничуть не заботили. Не заботило его и то, что он - первый и, наверное, единственный источник их грядущего возмущения. Уж он-то знал, чего стоила власть, он понимал, какими силами он способен двигать. Но ведь и Лионтона знала, что он видел, как могут быть опасны люди лишённые власти, и она удивлялась, глядя на то, насколько сильно его не заботят возмущённые. Или может это - только притворство? Может он лишь всем своим поведением желает забить свой страх? Может, у него в памяти беспрестанно встают картины пережитого?! Нет, не похоже... Она знает его. Это было бы заметно, по крайней мере, ей. Он действительно ничего не боится. Он чует власть. Он знает, что значит обладать ей, знает как это. Быть может, он способен физически ощутить её наличие, то, что она - в его руках. Он её понимает, а она - нет. Шейрш Линдр приложил немало усилий, чтобы армия стала кепкой и свободной от всяких мятежных элементов, и теперь она - всецело на его стороне (конечно не его, а Олтоса, но сейчас это не имеет значения), флот - тоже, высокопоставленные лица Ликсондонэта, а значит и Ленарии - тоже. Всё это - сила. Власть.
  Перед своими людьми, пришедшими вечером, Лионтона всеми силами пыталась показать своё превосходство и свою власть, чтобы победить страх, но в сравнении с Веррэтом, который, как будто не прилагал для тех же целей никаких усилий, она явно проигрывала. Её страх в лучшем случае отдалялся, но не проходил. Кроме того, когда в их дом вошли люди, эпидемии она стала бояться ещё сильнее, ей казалось, что вместе с ними может прийти и она. Веррэт над этим смеялся.
  - За последнее время мы достигли наибольших успехов. - Сказал один из людей Лионтоны. - Я полагаю, что это связано с делами вашего мужа.
  - Разумеется. Я с самого начала полагала, что его дела в глубине страны благоприятно скажутся на моих делах.
  - В скором времени будет возможным внедрять более современные методы добычи.
  - Конечно. Насколько я понимаю, добыча производится сейчас почти всегда вручную?
  - К сожалению, это так.
  - Я полагаю, - заговорил Веррэт, приблизившись к говорящим, - скоро мы сможем продвинуть цивилизацию и в эти дикие места. - Он улыбнулся.
  - Я очень надеюсь на ваши действия в этом деле. - Он слегка поклонился. При слове 'цивилизация' Лионтона оглядела тот скромный зал, где происходил вечер: на его стенах, как ни старались реставраторы в последние дни были заметны трещины и следы сырости, что усиливало общую серость помещения. Его колонны по углам выглядели не величественно, а скорее убого. И это - цивилизация?
  - Я думаю, что скоро здесь всё переменится. - Веррэт снова улыбнулся.
  Поднялись к себе Отоны относительно рано: в одиннадцать часов. Здесь была не столица, и люди не засиживались. Всем приглашённым, а также и Отонам на следующий день предстояло работать, они ведь не желали задерживаться.
  - Меня поражает твоя беспечность. - Сказала Лионтона. - Неужели ты ничего не ощущаешь?
  - Это место если и загорится, то уже без нас. Это точно.
  - Но...! Меарра далека и корабли не смогут защитить нас здесь!
  - Корабли! Ты что... Мы покинем это место намного раньше.
  - Но как можно что-то сказать! Откуда ты знаешь, когда толпы могут прийти в движение!? Ты ведь сам говорил, что движение людских масс в этой стране после войн ещё не закончилось! Ты ведь сам говорил, что в лесах тут полно бежавших солдат! У них оружие!
  - Они бежали тоже от кораблей. - Веррэт усмехнулся. - А их патроны отсырели за четыре года. Нет, так быстро они не соберутся. Успокойся и ложись спать.
  - Я, конечно, постараюсь. - Лионтона вздохнула.
  - Знаешь, Лионтона, на твоём месте я не вёз бы сюда столько бриллиантов. - Сказал он, слегка зевнув, когда садился в кресло.
  В ответ Лионтона промолчала, начав раздеваться. 'Не вёз бы'! - понимает ли он, что эти драгоценности - почти единственное, что подкрепляет её здесь!? Конечно, у него есть его предки, десятки императоров, две с лишним тысячи лет с небольшими перерывами правившие заметной частью мира, а у неё их нет. Трудно найти человека кто вырос бы в большем окружении власти, чем её муж. Управление скотом - плохая альтернатива управления империей, тем более такой, какой была Артенанфильская. 'Высоко-покровительство волей Земли и Небес'! - надо же!
  - Хотя, - лениво продолжал Веррэт, - это не имеет значения. Ты ведь всё-таки алмазная королева.
  - Конечно. - Лионтона попыталась сказать это гордо. Бриллианты зазвенели в её руках.
  На следующие утро Веррэт был рано в своём кабинете. Полученная информация была небезынтересна. Это были известия, которых он давно ожидал: в эту ночь относительно недалеко от города люди, хороня умерших от эпидемии, кричали, что будто бы Устер принёс болезнь в их края. Многие жители подхватили этот призыв. Пусть он убирается вместе с ней. Под утро кричали о том, что артенанфильцы принесли в эту страну одни несчастья и продолжают приносить. Прочитав известия об этом, Веррэт решил выжидать, продолжая свои дела как ни в чём ни бывало. В первый день ничего не произошло. Власти молчали. Ночью выступления продолжились. Веррэт никак не реагировал. Никаких известий властям не посылал. Он продолжал работать, только под утро послал приказ об отзыве своих комиссий с Меарры. Спал он почти до полудня и когда проснулся, подтянувшись, увидел Лионтону, которая с тревогой ожидала его пробуждения.
  - Вокруг неспокойно. - Сказала вместо пожелания доброго утра.
  - Прекрасно. Своих людей я отозвал. Я же не могу рисковать ими.
  - Ты рискуешь нами. Устер, уедем! - Воскликнула она.
  - Нет. Сейчас мы должны быть здесь. Мы улетим, только когда будут настоящие волнения. Это необходимо. Сегодня вертолёт будет приведён в готовность.
  - За сегодня может многое изменится.
  - Ничего не изменится. В худшем случае они атакуют правительственные здания. После этого они, наверное, направятся сюда. Тогда мы уедем, и в Меарру поднимутся корабли Лера. Возможно завтра я выступлю с речью.
  - И что ты хочешь сказать?
  - Я призову прогрессивное человечество выступить против произвола тёмных сил во внутренних областях Ленарии.
  - И что?
  - Мировое сообщество должно сочувствовать мне как можно больше. В его глазах мы должны до самого конца стараться нести цивилизацию в эти места и покинуть их только тогда, когда оставаться дольше станет просто невозможно.
  - Только наш вертолёт при всём этом должен остаться цел.
  - Толпа не доберётся до нас так быстро. Кроме того, её гнев направлен на нас, а не на вертолёт. Но до этого не дойдёт.
  В этот день действительно не произошло ничего из того, о чём говорила Лионтона. Правительственные здания остались нетронутыми. Вокруг них только собрались возмущённые. Однако обстановка накалялась. Правительство молчало, и Веррэт понимал, почему так происходит: оно не желало ссориться ни с Олтосом, ни со своим народом. Но если правительство молчало, то говорить должен был он, Отон Устер. На утро он решил ехать в город и там произнести речь. Однако под вечер толпы, возбуждённые несколькими умершими в их рядах, возмущённые молчанием правительства и подогретые речами своих предводителей, атаковали правительственные здания города, охваченного эпидемией. Мэру и нескольким его сотрудникам удалось скрыться в последнюю минуту, отстреливаясь от толпы. Несколько человек было ранено, двое - убито. Устеру, когда он получил об этом известия, пришлось срочно переделывать свою речь, упоминая в ней войска Ленарии, которые не были приведены в готовность. Однако главное уже произошло: толпы пришли в движение.
  На утро, которые выглядело таким же обыденным, как и остальные, Отоны отправились в город, в окрестностях которого остановились. Их охрана была особенно мощной, и когда они выехали на главную площадь, казалось, что в город вошла военная колонна. Никто не был подпущен к зданию мэрии ближе, чем на сто пятьдесят метров, когда в него входили Отоны. Мэр города показался Веррэту немного испуганным, но в остальном всё выглядело как обычно. После короткой церемонии Устер в главном зале читал свою речь. Он говорил о том, какую важную часть владений Олтилора, а значит и прогрессивного мира, представляет собой Ленария, чего достиг он, представляя 'прогрессивные силы' в этой стране, каковы его планы на будущие и, наконец, что он должен признать, что 'к сожалению, далеко не все жители этой благодатной страны желают жить в прогрессивном мире'. Он вскользь упомянул события прошлого вечера, сказал, что крайне возмущён ими, и что не желает мириться с существованием подобных сил в этой богатой и многообещающей стране. Конечно, он согласен с тем, что эпидемия - это беда всей страны, а может даже и всего прогрессивного мира в целом, но только тёмные, не приемлющие цивилизацию силы, способны утверждать, что кто-то виновен в распространении этой болезни. Устер говорил много и пламенно. Ни разу в своей речи он не упомянул ни своего происхождения, ни об отношениях с Лером. Говорил только, что, скорее всего, кто-то есть в этой стране, кто не желает для неё благ цивилизованного мира. Кто это мог быть, он не говорил. Когда он закончил, его встретили бурными рукоплесканиями. Как подлинный владыка он покинул трибуну и подошёл к Лионтоне, которая стояла рядом на возвышении. После этого они вместе спустились ко всем остальным. Однако беседа была недолгой: и говорить было особенно не о чём, и время было дорого. Вскоре Отоны покинули здание. Когда они выходили, охрана по-прежнему оттеснила толпу от них. У их машины стоял человек, и Веррэт узнал в нём одного из своих местных советников. Он был бледен, и слегка поклонившись, отдал магнату запечатанный конверт.
  - Что здесь? - Спросил Веррэт?
  - Новые известия о недовольных.
  - Хорошо. - Холодно ответил Веррэт, взял конверт, сел в машину равнодушно открывая его. - Нам сообщают о новых недовольных. Они движутся с востока к Меарре. Сюда, конечно, тоже.
  - Откуда они взялись?
  - Из лесов. Ты ведь знаешь... Мои люди пишут, что ими управляет какой-то генерал.
  - Что это значит?
  - Это значит, что кто-то из прежней разбежавшийся армии Ленарии как-то организовал людей и теперь решил воспользоваться обстановкой.
  - Что же теперь будет?
  - С ним будут разбираться корабли Лера. Каких-то лесных генералов я терпеть не намерен.
  - Значит, корабли всё-таки откроют огонь?
  - Скорее всего - да. Теперь, конечно, необходимо привести в готовность войска. Теперь мы уже не долго здесь будим.
  - По-моему, ты был в своей речи иногда слишком резок. В Олтосе ведь не знают, какая здесь обстановка.
  - Возможно. Речь мне пришлось переделывать этой ночью. Но это не так важно. Важно то, что все теперь понимают, что мы не намерены задерживаться здесь на долго. Обстановка не позволяет. Это главное.
  - Хорошо, что это так. - Сказала Лионтона, с облегчением откидываясь на сиденье.
  Примерно через минуту по рации, связывающей Веррэта с начальником его охраны, было передано сообщение. Лионтона прислушалась и встревожилась. Начальник охраны говорил, что на дороге впереди них вооружённые люди. Веррэт приказал не останавливаться. Он понял, что тот самый момент, когда обстановка не позволит бороться за цивилизацию, настал. Он должен прорваться к своей вилле и покинуть на вертолёте эти места. Таинственный лесной 'генерал' оказался сильнее и скорее, чем он предполагал.
  - Этот 'генерал', по-моему, возомнил о себе слишком многое. - Проворчал Веррэт, отдавая приказ начальнику охраны.
  - Что же теперь будит?
  - Я думаю, немного постреляют. Кто же мог предположить такое?
  - Ты ведь говорил, что их патроны отсырели. Я надеюсь у нас достаточно охраны?
  - Конечно, достаточно для этих оборванцев. Только кто-то умеет сушить их патроны!
  - Возможно, я действительно взяла с собой слишком много бриллиантов. - Она посмотрела на себя в зеркало. Веррэт промолчал.
  Люди 'генерала' не замедлили напасть на колонну, но делали они это, скорее всего, без всякой подготовки: кто-то накануне им просто сказал, что Устер со своей женой, наверное, направятся в мэрию и они решили занять город. Также, этот руководитель, скорее всего, прибавил несколько громких фраз.
  - Они начали беспорядочную стрельбу. - Сказал Веррэт, когда раздались выстрелы. - Плохо стреляют.
  - Ты знаешь как хорошо?
  - Вамские десантники стреляли лучше. - И, прислушавшись, он откинулся на сиденье.
  Значит, вот каков был ответ! Значит, есть враги и это Валинтад, Южный Союз, может быть даже Олтос и Лер. И это они организованы, и они умеют стрелять! Веррэт хоть и видел толпы, но он видел и организованные силы! А она полагала, что враг есть враг! Оказывается, есть враг, а есть толпа, толпа тоже может быть против, она может протестовать, возмущаться, идти, куда-то двигаться, даже стрелять, но это всё равно толпа, чтобы ей стать врагом мало какого-то генерала. Нужен Генерал. У толпы могут и не отсыреть патроны, но она всё равно не умеет стрелять! Это - масса, а он - кулак.
  Ответные выстрелы охранников раздались не сразу, но они были гораздо более слажены. В итоге беспорядочная стрельба стала значительно реже: как видно первая атака была отбита, но Лионтону это не успокоило: она по-прежнему, затаив дыхание, вслушивалась в окружающие пространство, ловя каждый звук. Веррэт был безучастен: их машина двигалась, до виллы было уже не так далеко. Наконец она показалась. Лионтона увидела её из окна и словно встрепенулась: с дрожью, сжав кулаки, она смотрела, как это достаточно скромное здание приближается к ним. Оно казалось спасением. Выстрелы всё ещё раздавались и как будто усилились, когда кавалькада почти на полной скорости въехала во двор. 'Быстрее'. - Уверенно, коротко сказал Веррэт, когда они выходили. Лионтона выскочила. Слегка пригнувшись, они побежали. На бегу Лионтона обратила внимание, что охранники заняли позиции на их вилле, которая должна была теперь служить им крепостью. Она слышала, как свистели пули. Потом послышались крики: слабые, но тонкий слух Лионтоны разобрал их: до неё долетела ненависть этих людей, в крике, прорывавшимся сквозь выстрелы, слышался их напор, решимость, ярость. Уничтожить! Разорить и уничтожить! У этих людей была цель: уничтожить врага, виновного. Он богат, а они - нет, у него есть дворцы, есть власть, есть Ликсондонэт, а у них - леса и разруха. Они уничтожат его вместе с его виллой, и всё будет иначе. Настоящий рык донёсся до Отон-Клеррартов, когда они поднимались в вертолёт. Лионтона услышала, как пули шлёпались о стены виллы, визжали вокруг. Одна из них пробила обшивку вертолёта совсем рядом от двери. Она слегка вздрогнула от неожиданности - и только. С наружи донёсся настоящий рык. Ей показалось, что кто-то ужасающими челюстями треплет их убежище, пытаясь разорвать его жёсткую и колючую оболочку. Но у этих челюстей слишком много может и острых, но мелких придатков, они не слажены и мешают друг другу, а им противостоит чёткая, слаженная стальная броня.
  Вертолёт поднялся в воздух, даже в его салоне через шум двигателя и выстрелов был слышен безумный вой ярости толпы. Они стреляли в воздух, то тщетно: вертолёт поднимался слишком быстро, да и снайперы охраны не медлили уничтожить слишком близко стоявших стрелков по небу. Однако несколько пуль настигли вертолёт. Он слегка задрожал, но продолжал лететь.
  - Вот и всё. - Сказал Веррэт.
  - Ты уверен? - Спросила Лионтона с лёгкой дрожью в голосе.
  - Да. Враг и эпидемия остались внизу. Мы направляемся в Ликсондонэт. - Он резко перевёл взгляд на Лионтону, сидящую напротив. Над его левым глазом краснел след от пули. Маленькая капля крови стекала к виску.
  - Что это? - Спросила Лионтона, указывая на кровь.
  - Это? Ерунда. - Он небрежно смахнул кровь. - Мы были уже далеко, какие они стрелки? - Он засмеялся, чуть наклонившись, потом его смех перешёл в хохот. Артенанфильский принц хохотал - властно, мощно, от всей души. Лионтона натянуто улыбнулась, впрочем, этого Веррэт не видел.
  В Ликсондонэте, конечно, уже знали о случившимся. Отонов ожидал представитель Олтоса прибывший специально из-за происходящего. Только его Устер допустил в свой дворец, куда должен был приземлиться вертолёт. Когда Отоны вышли из вертолёта, приземлившегося на лужайке парка, их встретили дворецкий и начальник охраны дворца, но ни один из них, зная нрав своего хозяина, не спросил Веррэта о причинах крови. Когда Отоны поднялись в свои покои, Веррэт почти тут же, не успевшей освоится Лионтоне, возбуждённо произнёс:
  - Представитель Олтоса уже ожидает меня. Сразу видно, что в Олтосе они не такие вялые как здесь! Быстры, быстры...
  - Ты пригласил его заранее?
  - Конечно нет. Но я сделал так, чтобы он прибыл. И прибыл сюда и сейчас.
  - Когда ты намерен с ним встретиться? - Спросила Лионтона, садясь в кресло.
  - Сейчас, прямо сейчас!
  - Сейчас? Зачем, Веррэт?
  - Такого момента уже не будет. Я вынужден был покинуть те места. Меня хотели уничтожить, я от них ушёл, значит, в этот момент я могу просить Олтос о чём угодно! В определённых рамках, естественно. Но сейчас эти рамки широки как никогда. Лионтона, лучшего момента уже не будет никогда! - Он подбежал к ней и пылко обнял. - Я счастлив! Это тот момент, ради которого я заполучил Ленарию, ради чего мы рыскали по тем проклятым лесам, продавали алмазы. И всё сводится к тому, что будет сейчас! Понимаешь ли ты это? - Он поднял её с кресла и сжал в объятиях. - Я счастлив! Ты пойдёшь со мной?
  - Я... хотела бы немного прийти в себя после всего...
  - Будит поздно, Лионтона, поздно. Лер что-нибудь сделает, в Олтосе чуть подзабудут об этом бунте. И всё будет не так! Не так, как сейчас. Идём. - Он потянул её за руку.
  - Но... но я не одета для встречи с представителем Олтоса!
  - Никому твои бриллианты сейчас не нужны. Неужели ты не понимаешь: мы должны просить поддержки, мы должны просить расширения своих полномочий для неё, для ликвидации бунта, который задел и нас. Зачем же здесь бриллианты!?
  - Хорошо, Веррэт, только вытри кровь, ты так возбуждён, что она снова пошла.
  Через слуг Веррэт передал представителю Олтоса, что он намерен встретиться с ним незамедлительно, поскольку дело не терпит никаких отлагательств. Веррэт, увлекая за собой Лионтону, спускался настолько быстро, что они прибыли раньше представителя, хотя отведённые ему покои были ближе к залу. Это только сильнее подчеркнуло самоуверенность Олтоса рядом со смятением Ликсондонэта. Веррэт с Лионтоной сели во главе обширного, полированного стола посередине зала. Место представителя было отведено с права от Веррэта.
  - Я спешу выразить нашу общую радость, видя вас благополучно избежавшего ярости деклассированных элементов доверенной вам страны. - Сказал представитель.
  - Я поражён случившимся. И потому особенно рад видеть вас, а в вашем лице и Олтос в моём скромном доме.
  - Я надеюсь, что мои начинания в этой стране не будут остановлены этими силами и полагаю, что в такой трудный момент я не останусь один.
  - Я прибыл сюда затем, чтобы выразить поддержку Олтоса. Мы все заинтересованы в развитии Ленарии, чему в первую очередь вы оказываете самое благоприятное влияние.
  Лионтона не могла не обратить внимания на то, как переменился её муж, когда они спустились в зал: вместо победителя рядом с ней стоял не то чтобы побеждённый, а скорее подавленный человек. Говорил он без своего обычного напора, в нём не было самоуверенности. Он изображал страх и Лионтона, глядя на него, с каждой минутой всё сильнее понимала, почему встречу необходимо было проводить именно сейчас: его самого задела пуля недовольных, что же может быть более веским аргументом в пользу того, что он в Ленарии нуждается в поддержке из вне?
  - Недовольные нарушают связи Ленарии и Гольварда. - Сумела вставить Лионтона.
  - Мы обязательно учтём это, поскольку эти связи, налаженные вами, имеют самые широкие перспективы. - Представитель Олтилора излучал само доброжелательство и в своих словах словно протягивал Отонам обе руки, только ожидая, чего от него попросят. Однако Лионтона ощущала это сильнее, чем Веррэт, дальше общих фраз дело не двигалось достаточно долго. Лионтона начала кусать губы от нетерпения (хорошо, что из-под ткани это было малозаметно!), когда Веррэт, наконец, начал осторожно приближаться к теме. В своих сначала осторожных фразах он сумел понять, что не ошибся в своих расчётах. Поняв, он начал излагать свои мысли яснее и, в конечном счете, сказал, что корабли Лера, находящиеся в Лорвонском океане, могут оказать неоценимую помощь в защите интересов Олтилора и прогрессивного человечества. В прочем, весь предыдущий разговор, так или иначе, происходил вокруг этого, однако Лионтона, больше слушавшая, чем участвовавшая в нём, поняла это только сейчас. После этой фразы тон беседы переменился: от излияний выражений единства интересов и сочувствия, собеседники перешли к обсуждению возможности действия кораблей Лера в Меарре. В итоге представитель удалился, оставив заверение в том, что уже этим же вечером, поскольку дорога каждая минута, он свяжется и с Олтосом и Лером в связи с соответствующим предложением. Веррэт, в свою очередь сказал, что он в ближайшие часы выступит с публичной речью.
  - Весьма признателен вам. - Сказал он на прощание и представитель раскланялся. Отоны поспешно поднялись к себе.
  - Ты прямо сейчас будишь выступать с речью? - Спросила его Лионтона, пока они поднимались к себе.
  - Да. Пресса съедется мгновенно. Я только дам распоряжение своему секретарю.
  - Где ты будишь говорить?
  - На площади у мэрии, конечно.
  - Тогда я отдохну здесь. Я вся взбудоражена. У меня дрожат руки. В этот день слишком много для меня произошло. Я не могу больше.
  - Хорошо. Речь у меня почти готова. Я думал о ней в вертолёте. Я только обдумаю её ещё раз и позвоню секретарю.
  Во дворце и без звонка Устера была напряжённая атмосфера. Когда слуги узнали, что их хозяин будет немедленно выступать на площади и извещает об этом все газеты Ликсондонэта, они были поражены ещё сильнее. Через два часа после того, как он объявил об этом, он был уже на площади, где собралась внушительная толпа журналистов и жителей необозримого города. Было уже почти темно, но в жарком и влажном Ликсондонэте ночь была неотъемлемой частью жизни. В своей речи магнат Олтилора говорил об опасности, с которой соприкоснулся очень близко и которая угрожает всей стране в целом. Её население и, прежде всего, жители города Ликсондонэт, который наиболее богат из всех городов Ленарии, должно сделать всё, что в их силах, чтобы предотвратить опасность, надвигающеюся на них из глубин страны. Он, со своей стороны, как только прибыл, обратился к Леру и Олтосу, с просьбой о помощи всей стране в целом, попросил их, в частности, о тех услугах, которую корабли Лера, находящиеся в Лорвонском океане могут оказать в деле 'спасения' страны. Веррэт долго, в восторженных фразах, говорил о недовольных, о высоте Олтилора, о его опеке, и больше всего - о кораблях Лера. Его слушали сотни тысяч, если не миллионы. И каждый знал, что на следующий день, как только взойдёт Солнце, его услышат миллиарды. Заверением о том, что теперь многое зависит от них, жителей города, он покинул площадь и направился в свой дворец. На этот день было достаточно.
  Посланник Олтилора, конечно, понимал, о чём будет говорить Устер и поэтому связался с Лером немедленно. Четверо его владык, хоть и следили за происходящим, но сообщение, прибывшее, по сути, из Олтоса, было неожиданностью даже их. Олтос просил предоставить их корабли для наведения порядка в Ленарии. Министр тяжёлой промышленности пожелал немедленно связаться с Исартером Сенеотесом и членами Высшей Ассамблеи. Ему ответили, что это невозможно в такой час. Четверо магнатов колебались: они понимали, что Олтос на стороне Устера, воротилам Олтоса в первую очередь необходимо утвердить себя в Ленарии, а потом уже думать у какой - восточной или южной оконечности Линдонетского полуострова, а может вообще в его середине размещать три с половиной тысячи военных кораблей Лера. О том, что происходит в Ленарии им, уже, конечно, известно. Сейчас не так уже важно, что Устер - артенанфилец, может, это даже лучше для него в свете последних событий. Важно то, что он - человек Олтилора и его задели, в прямом смысле слова: все знают, что он смахивал кровь со лба, когда говорил с человеком Олтоса. Олтос обязан вмешаться самым серьёзным образом и немедленно, а что делать, если самое сильное средство для этого - корабли Лера? Иными словами, хозяевам этих кораблей уже не разместить их у восточной оконечности Линдонетского полуострова. Более того, сейчас это немыслимо. Устер обогнал их, и эпидемия помогла ему в этом. С помощью неё этот юнец обыграл их: старых и многоопытных владык. Каждый из четырёх быстро понял это, только не решался сказать другому: это было слишком тяжело. В итоге в двенадцать ночи все они единогласно и не связываясь с Высшей Ассамблеей, решили, что их корабли зайдут в Меарру. Сердце первого министра упало, когда он говорил эти слова: они могут ещё пытаться изображать, что управляют кораблями, но они теперь фактически переходили в ведомство Отона Устера.
  
  VII. Гендон
  
  Довольно внушительная полоска суши, где не было ни пресной воды, ни гор, ни даже холмов, окружённая мелководным океаном, который был таким же унылым, как и сам этот остров, не имела никаких шансов на то, что люди обратят на неё внимание, если бы не распри Валинтада, а вместе с ним и Южного Союза с Олтилором помноженные на её положение в океане: только через неё, учитывая враждебность одних людей к другим можно было попасть из Южного океана в Локросский. Это было единственное место, где военные контингенты Валинтада и Южного союза соприкасались и для обеих империй это были окраины их владений. Однако каким бы мелководным ни был бы окружающий океан, каким бы ни пустынным был бы остров, в дополнение ко всему страдающий от суховеев из относительно близкой, необитаемой пустыни, и как бы ни далеко располагалось бы всё это от метрополий морских хищников, здесь пролегал путь, связывающий через ещё один, скалистый, остров Онеоктэ, Лоронский регион с Южным Союзом - Южное полушарие планеты с Северным.
  - А я вам говорю, что то, что эти корабли, наконец, убрались из океана, не означает, что они не мозолят нам глаза. Всё как раз наоборот: нам же хуже, что ушли. - Говорил вамец средних лет, лениво раскинувшись на плетеном стуле и сонно глядя на голубоватую воду океана.
  - Эти корабли сейчас заняты. - Сказал его собеседник с сильным акцентом. Выглядел он довольно странно: он был очень высок и тонок, кожа его была светло-жёлтого цвета, глаза - миндалевидными, а волосы - светлые жёсткие, коротко постриженные, в отличие от вамца. - Кто может знать, насколько долго протянется этот конфликт в глубине Ленарии? А пока он продолжается, на этом океане будет спокойно без этих кораблей Лера, адмирал.
  - Может быть, что и никто не знает, сколько продлится этот конфликт, но вот будет ли спокойнее - вряд ли. Этот Устер - ловкач, хоть и артенанфилец. Быстро сообразил, как направить эти корабли в Меарру. То есть не в Меарру, а к себе под крыло.
  - Может Ленария принадлежит и ему, но разве это значит, что и корабли, оказавшись в ней, окажутся его? Лер ведь - очень силён на море.
  - Может и силён. Но Ленария слишком далека от него, и для всех очевидно, что конфликт в Ленарии в лучшей степени будет улажен Устером, а не кем-то другим. Поэтому и корабли - его...
  - Когда прибудет адмирал Агрит? - Он уже не хотел продолжать разговор с этим упрямым вамцем, неотступно твердившего одно и тоже. По нему, так если корабли зашли в Меарру, то хорошо. На этом ленивом Лорвонском океане должно же быть когда-нибудь тихо. Но вамец твердил своё: если они ушли со своих прежних мест, то именно в Меарру (он был согласен с этим), а если в Меарру, то это не предвещает ничего хорошего.
  - Адмирал Агрит? А почему он должен прибыть?
  - Сегодня утром я получил шифровку.
  - Ну вот видите... - Вамец закрыл глаза и сильнее растянулся на стуле.
  Человек из Южного Союза, из народа онэецев, самого крупного в этой стране, не последовал его примеру. Он глубже задумался над словами вамца, иногда недоверчиво глядя в его сторону. Эти вамцы на Гендоне только несколько лет, а говорят так, словно они на своих островах Северного океана! Как могут волновать их корабли, если они вообще в реке?
  - Не по душе мне это океан. - Сказал вамец, прерывая мысли онэйца. - Серая, мелкая, тёплая лужа. Даже Локросский как будто лучше. Вы не находите?
  - Не знаю. - Пробурчал он, вспомнив то, с каким трудом его предки пробивали пути через огромные, пустые южные океаны. На поиск пути сюда ушло не одно десятилетие, а на западный тракт, связывающий на прямую его страну с Вамой даже трудно сказать сколько... Всё там было: и скалы, коварно торчащие прямо из океана, и страшноватые пустыни на берегах и айсберги, словно призраки блуждающие по необъятным просторам и прочие, и прочие и прочее... А теперь этот человек говорит, что ему не по душе этот океан! Здесь, где не так уж далеки и Ленария, и Плеитос, и Яоринский архипелаг и кроме пустыни и мелководий с мелями никаких трудностей здесь нет.
  Корабли Лера двигались к устью Меарры всю ночь и весь день. Вечером жители Ликсондонэта увидели эту армаду, приближавшуюся к их городу. Бесчисленные толпы народа собрались на берегу, заполонив крыши, улицы, даже часть строек Устера. Они смотрели на корабли. На корабли далёкого, не всем известного, непонятного, почти потустороннего для них могучего Лера. Что это за страна, которая никогда раньше здесь не имела никаких дел? Что ей нужно? Почему здесь эта жутковатая армада? На кого направлены её орудия? Все смотрели на корабли: у кого-то было больше безразличия, у кого-то, кто особенно хорошо помнил войну с Вамой - страха, кто-то смотрел, замирая в восторге перед этой бронированной мощью, но один вопрос был у всех. Для чего? Да, выше по течению Меарры есть недовольные, есть восставшие, среди них бежавшие солдаты разгромленных армий, преступники и их, наверное, не так мало. Но они - их. Этой страны, Ленарии, а не Лера. Как этот далёкий Лер отличит бежавшего солдата от бедняка? Как он узнает, где восставший, а где - недовольный или просто разорившийся? Люди смотрели и ждали. Корабли, не останавливаясь, проходили мимо них. Что они несли с собой?
  Присоединяясь к миллионным толпам, Устер стоял на балконе своего дворца и смотрел, скрестив руки на груди. На его лице был немой восторг, он победоносно ухмылялся. Три с половиной тысячи кораблей. И они у него, здесь в Меарре. Завтра или послезавтра они вступят в соприкосновение с недовольными. И тогда..! Ещё немного и он станет руководить ими. Кому как не ему, задетому этими повстанцами знать, как это сделать?! Кому, как ни ему, уполномоченному Олтилора в Ленарии, заложившему такие стройки в Ликсондонэте и начавшему делать то, что не делали раньше: развивать связи с плоскогорьем в верховьях Меарры, можно было доверить это? Да, сейчас он победил. Олтос на его стороне как никогда, он это чует, чего не ощущал раньше. Высшая Ассамблея опирается на него, и будет опираться тем шире, чем больше будет его влияние на эти корабли, которые сейчас плывут мимо него и они, а не он - у его ног. Магнаты Лера далеки и слишком сильны, а потому слишком трудноуправляемы Олтосом, чтобы он мог полагаться на них на окраинах своих владений. Дать им здесь свободу действий - значит усилить их и притом как: ведь ресурсы Ленарии немерены, а они и без них могут тягаться с Олтосом. С ним же, Отоном Устером всё проще: всё Ленарию он всё равно не проглотит, а потому они - только обладатели силы, а он - её руководитель. Он и только он рассчитал всё правильно. Он! Он проводил глазами крейсер, проплывавший совсем близко, и ушёл с балкона.
  - Они плывут? - Спросила Лионтона, стоя посреди обширной комнаты.
  - Да! Они здесь, рядом, у меня! Понимаешь?!
  - Конечно. Три с половиной тысячи, кажется так. Или не все вошли в Меарру?
  - Все! Все до одного! Уполномоченный Олтилора в опасности, как же другие члены этого союза могут не протянуть ему дружескую руку помощи? - Он коварно улыбнулся.
  - Дружескую. Хм!
  - А чем тебя не устраивает наша дружба?
  - Эти корабли будут стрелять по городу?
  - По городу? Не думаю. Во всяком случае, их цель не допустить того, чтобы это случилось. Всё-таки их не так мало. - Он широко улыбнулся и взглянул за окно.
  - Не будут, конечно, у тебя же здесь постройки. А почему восставшие не смогут просто рассеяться по лесам, когда прибудут корабли и..?
  - Могут, конечно, но Меарра - самый простой путь из глубины страны в Ликсондонэт и его окрестности. Я должен иметь контроль над этим путём. Я и прогрессивное человечество.
  - Ликсондонэт, его окрестности, побережье - в этих местах живёт, наверное, не меньше четырёх миллиардов. Это не мало, но ведь есть и остальные четыре.
  - Четыре, может, сейчас, после вамцев - три с половиной. Но это девять десятых промышленности Ленарии. Девять десятых! - Он резко прошёлся по комнате, подошёл к Лионтоне и порывисто взял её за руки. - Девять десятых и три с половиной тысячи кораблей! Лионтона, да ты знаешь, хотя бы что это значит?!
  - Конечно, знаю. - Она улыбнулась. - Знаю и я рада. Но... но ведь мои дела именно там, среди тех четырёх, в глубине страны. - Мои и... - Она продолжала улыбаться, глядя на него.
  - И кого?
  - Стронса. Я, конечно, ничего не могу ничего сказать, но не думаю, что ему понравится это разделение страны на две половины. Да и Олтосу...
  - Стронса? Допустим. Но мне казалось, что он чем-то особенно занят в последнее время.
  - Мы просто к нему привыкли.
  - Да, а в Олтосе, конечно, не будут довольны подобным разделением. Хотя, с другой стороны, их ведь тоже интересует в основном побережье. Оно открыто им. Как ты считаешь?
  - Думаю - да. К тому же здесь нет эпидемии связанной, как говорят, с артенанфильцами.
  - Оставь эту эпидемию. Да, конечно, то, что толпы рассеются, только послужит её распространению. Но, с другой стороны, я ведь могу представить борьбу с недовольными, как борьбу с ней. Как ты считаешь?
  - Может быть, но я всё равно её боюсь.
  - Да уж я вижу. Правда, в Ликсондонэте ещё не было случаев.
  - Ты же говоришь, что здесь даже не знают, сколько людей живёт, как же уследят за тем, что заболел ли тут кто-то или нет?!
  - Не знаю. Это дело санитарной службы. Лучше посмотри на корабли. Не знаю как тебе, а мне они очень нравятся.
  - Странно, ведь артенанфильцам чуждо море. - Она чуть усмехнулась.
  - Вот, ты, наверное, улыбнулась, а я не могу этого оценить. И всё из-за того, что ты боишься эпидемии. Да и еду все эти дезинфекции, по-моему, портят. - Он обнял её.
  - И не проси. Пока будит опасность этой болезни, всё это будит соблюдаться безукоризненно. Так мне сказали эпидемиологи. - Сказала она строго. - Еда, прежде чем попасть к нам на стол будит проходить дезинфекцию, а я не буду снимать этой плёнки. Я не доверяю этому городу: ни в пище, ни днём, ни ночью - никогда и не в чём.
  - Я - тоже, но не до такой же степени! - Веррэт улыбнулся, обнимая её крепче. - Я забуду каковы твои губы: даже ночью ты вся во всём этом. - Он провёл открытым ртом по её обтянутому белым лицу.
  - Пойми, в моих степях почти не было эпидемий! - Она коснулась рукой затянутой в ту же плёнку, что и лицо, обтянутых, но всё же довольно ясно заметных, губ. Они поцеловались.
  Этой ночью корабли не достигли очагов восстания, однако их армада разделилась: часть кораблей, в основном более мелкие, ушли в притоки Меарры. Лесной Генерал только в последний момент узнал о том, что корабли уже прошли Ликсондонэт и неумолимо приближаются к скоплениям его людей, успешно занявших несколько городов. Однако ничего сделать он не успел: его толпы были плохо управляемы, предаваясь грабежам и порокам, они предпочитали двигаться по наиболее заселённым местам, то есть вдоль Меарры и её притоков. Опьянённые своей силой в сравнении с окружающими, своей численностью, вспоминая время своей службы в прежней Ленарии, хвалясь 'подвигами' во время недавних войн, они кричали, что ещё немного и весь Ликсондонэт падёт перед ними: кто может противостоять их мощи? Сам генерал, может, и понимал, что именно Меарра представляет для него главную опасность, но что он мог сделать? Его люди изголодались в лесах, они желали насытиться и насладится жизнью, и когда они были уверены, что никто не сможет, не посмеет им помешать, перед ними показались корабли. Они шли на них с орудиями, развёрнутыми в сторону берегов и когда движущиеся толпы показались перед ними, они открыли огонь. Люди бежали, кричали, падали. Снаряды разрывали их в клочья. Могучие крейсера и линкоры настигли наиболее многочисленные толпы, переходящие от одного города на Меарре к другому, и по данным, которые с помощью своих людей предоставил Отон Устер (действительно, кто бы мог это сделать лучше?!) открыли огонь своими тяжеловесными снарядами, поражавшими цель с расстояния до сорока километров. Три с половиной тысячи кораблей. Вслед за снарядами на отчистившиеся берега высадились войска. Несколько толп были окружены и тут же прекратили сопротивление. Уже к вечеру волнения закончились: к полуночи Отон Устер получил об этом известие от адмирала, под руководством которого находились прибывшие корабли Лера. В конце послания он спрашивал о своих дальнейших действиях. Веррэт долго сидел над посланием, снова и снова перечитывал его. Сквозь сухость отчётного языка он вновь и вновь находил то, что говорило о том, что даже этот адмирал - в конце концов, просто вояка и никакой не политик, осознавал насколько неопределённо его положение. Он выполнил приказ, толпы остановлены, но три с половиной тысячи кораблей - это много, Лер далёк, о позиции Олтоса ему ничего не известно, кроме того, что он заинтересован именно в таком окончании этого движения, а Устер, мощь и влияние которого как будто растут с каждым часом совсем близко: он в глубине его страны. Он мог сколь угодно чётко и как нельзя лучше выполнить приказ, он мог в какой угодно степени быть предан своей стране (иначе он не руководил бы этими кораблями в такой дали от их дома!), но он прошёл достаточно длинный путь за свою жизнь и достаточно близко знал многих из тех, кто его руками топили вражеские корабли, и не мог не понимать, что в данном случае выполнение приказа - только начало. Устер не может оставить это дело на этой стадии и отправить корабли обратно тем же путём что они пришли сюда. Устер видел всё это, он видел, что опытный адмирал в растерянности, которую он старался скрыть за сухостью и простым перечислением достигнутого. Он видел, что там, где речь шла об указаниях сверху, он терялся. Строй его слов ломался, и Устер, читая эти строки, представлял себе, что мог думать этот адмирал, когда писал их. Магнат смеялся, но не вслух, а про себя, чтобы не излить этих чувств наружу, не расплескать этот драгоценнейший и желаннейший из напитков. Он с удовольствием откидывался на спинку широкого кресла, смотря в потолок и представляя себя самого себя: огромного, могучего, возвышавшегося над всеми, охватывавшего самое небо, могучими и безумно длинными руками. Был ли когда-то здесь, на этом полуострове ещё кто-то, кто был бы столь же могуч? Был ли кто-то вообще, кто бы сумел достичь столь много так быстро, почти мгновенно?! Как же это было замечательно!
  Через несколько дней волнения были полностью усмирены, большую часть пленных решено было доставить на берега Лорвонского океана, чтобы использовать на стройках Устера, а остальных - в глубь страны, в основном на прииски, принадлежавшие Лионтоне и на транспортные пути, ведущие вверх по течению Меарры. Мобилизованные отряды Южной Армии - вооружённых сил Ленарии, созданных Шейршем Линдром, вступили в бои и быстро разбили несколько отрядов восставших, ушедших из-под огня кораблей и от их десантов. Корабли при обстреле не использовали ни ракеты, ни самолёты (из трёх с половиной тысяч было двадцать авианосцев), не использовал эти средства и Устер, когда отдавал приказы о дальнейшем преследовании восставших. Правда, отдавал он их как бы между прочим, лишь ненадолго отвлекаясь от остальных дел, все видели, что он вновь полностью, как и прежде, ушёл в них.
  И адмирал, посланный Лером, и его владыки и сам Устер понимали, что трём с половиной тысячам кораблей тесно в реке, даже такой крупной как Меарра. Мало кто думал о том, что в этом не заинтересован Устер, но все понимали, что эта река - не место для боевых кораблей. Все кто, хоть как-то наблюдал за развитием этих событий, понимали, что корабли сделав своё дело должны удалиться, но куда? Продолжать манёвры в океане? Об этом шли споры среди тех, кому были небезынтересны эти события.
  На третий день после обстрела, когда легионы Южной армии ещё вели бои, и общая атмосфера в стране оставалась напряжённой, Веррэт созвал своих советников и поднял вопрос о безопасности южных, то есть прибрежных частей страны, 'носителей мира и прогресса' по его выражению, которым он открыл заседание при обильном присутствии прессы. Советники, по крайней мере, некоторые из них, были оповещены о теме заседания и подготовили соответствующие материалы. В задачи Устера теперь входило согласовать их таким образом, чтобы для всех и в первую очередь для присутствующих журналистов стало очевидно, что Ликсондонэту без кораблей Лера угрожает немалая опасность. Заседание тянулось долго, был сделан перерыв на обед. Устер говорил много и говорил уверенно. Он пристально следил за каждым из своих советников, за тем, что и как он говорил. Он следил за ними, за тем, каков ход их мыслей. Когда большинство из них высказало свои мнения, он вставил свои несколько слов, чем повернул совещание в несколько иное русло. Он чуял, что оно затягивается: советники говорили не совсем о том, чего хотел Веррэт, они сбивались с основной темы: с Ликсондонэта, они больше говорили о Ленарии вообще, а это его не интересовало. Тогда Устер заговорил вновь, на этот раз он был более многословен, чем в первый, приводил много фактов и казался очень убедительным. После этого стали говорить о побережье, а это означало, что с одной стороны есть суша, с её опасностями, а с другой - море, где есть флот. В итоге, после ещё нескольких умело вставленных доводов, Веррэт понял, что его цель достигнута - корабли спустятся вниз по течению Меарры, встав на стражу Ликсондонэта и его окрестностей: иначе всё его развитие Ленарии может потерять смысл. Когда он сказал это, все невольно посмотрели на ещё не заживший след пули у Веррэта - что лучше этого могло говорить о ненависти восставших к нему?
  Возвращаясь с заседания, Веррэт с наслаждением думал о том, что же будет делать лерский адмирал, когда напишет ему отчёт об этом? Лер ведь отдалялся от него всё дальше. Однако - какая разница, что будит думать адмирал, в конце концов, его послали сюда не для этого. Он, Отон Устер, должен теперь вывести эти корабли снова в океан - но теперь уже под своим началом, а не под началом высокомерного Лера, но это - не сейчас. Спустился к Лионтоне он воодушевлённый и излучавший энергию, тем более что на этот вечер был назначен большой приём, где он мог продемонстрировать себя перед всем цветом Ликсондонэта.
  Лионтона, занимавшаяся своими, изрядно пострадавшими делами, с оттенком скептицизма посмотрела на него и сказала:
  - Так вот почему ты на сегодня назначил приём. А я не догадалась... - Она улыбнулась.
  - Да, Лионтона! Именно на сегодня. Ибо именно в этот день, я приобрёл три с половиной тысячи кораблей Лера. Отправить их в океан теперь - дело техники! Самое трудное позади!!! - Он протянул в её сторону распахнутые объятия.
  - Ты, значит, был так уверен...
  - Конечно, не будь я так уверен, быть может, ничего и не вышло бы. - Он сел на край стола Лионтоны. - Ты знаешь, я понял...
  - Мои дела находятся не в лучшем состоянии: связь некоторых приисков с Гольвардом нарушена. И я не знаю, что делать...
  - Делать? Не знаю... Я понял, что надо быть уверенным, когда делаешь, то, что сделал я. Ты понимаешь?! - Воскликнул он. - Корабли будут здесь, в Ликсондонэте, у меня!!! У меня и ни у кого другого, ни у Лера, ни у всех этих местных, ни у кого: только у меня! К твоим приискам я пошлю людей из тех разгромленных отрядов. Туда уже дошли легионы Южной Армии?
  - Что они могут сделать, эти легионы? У меня пропали добытые и не отсортированные камни. Кто их теперь найдёт? Флот... - Она вновь улыбнулась, но Веррэт этого не мог видеть. - Это, конечно, сила. А сколько кораблей в самой Ленарии?
  - Что-то около пяти тысяч, но они не стоят и половины тех, которые пришли из Лера. Я заложил ещё немного. Единственно, кто может поддержать Ленарию это корабли Лера - под моим управлением! - Он засмеялся.
  - Да, это что-то. Но что же делать с Гольвардом? Не подскажешь что-нибудь?
  - Неужели так всё плохо? Не может быть!..
  - Нет, не так: с несколькими мелкими местами у меня нет связи, какое-то количество добытых и не отсортированных камней пропало, и нет никакой надежды их разыскать, ещё несколько партий задержалось и ещё с частью приисков связь затруднена, но есть. Как ты считаешь?
  - Я распоряжусь отправить войска с вертолётами в те места, с которыми у тебя нет связи. Пусть разберутся. Дороги, ведущие к другим местам, где затруднена связь, необходимо обезопасить. Хотя связями с плоскогорьем сейчас заниматься, конечно, не время.
  - Достаточно с тебя и Лорвонского океана, так?
  - Так. Так, так, так!!! - Он, сидя на столе, нагнулся над ним и обнял Лионтону. - Ты знаешь, - говорил он, не разжимая объятий, - сегодня вечером, ты должна быть алмазной королевой несмотря ни на что, а я буду владыкой морей. Хорошо?
  - Артенанфилец - и владыка морей. - Лионтона доброжелательно усмехнулась.
  - Разве это не чудесно?
  Вечер был блистательный: пожалуй, лучший за всё то время, что Устер пребывал здесь. Приглашённых было несколько сотен, и зал дворца Отонов был полон до отказа. Когда в главных дверях зала появилась чета Отонов, никто не сидел: все смотрели на них. Устер был победителем. Поздравления сыпались на него, когда они с Лионтоной шли люди расступались перед ними. Они прошли через весь зал, прежде чем встретились с одним из людей, на которых здесь, в Ленарии, Устер опирался особенно сильно. Устер поблагодарил его за помощь, оказанную им в деле безопасности центров Ленарии, принял поздравления. За столом, во главе которого сидели он и Лионтона, слышались тосты за него и во имя его благих начинаний. Люди, как их видел Устер, всеми возможными силами стремились показать ему, победителю, что они рады, неописуемо рады, тому, чем закончилась угроза, идущая из лесов...
  На утро он проснулся поздно: вчерашний вечер затянулся. Он ещё раз, вставая, вспомнил его, вспомнил поздравления, своих людей, толпы приглашённых - то, когда можно было ощутить, что всё побережье Ленарии - у твоих ног. Корабли скоро будут, и тогда он сможет убедиться в этом... Он огляделся, нежась в постели, чувства, как и раньше, переполняли его. Его взгляд остановился на Лионтоне, и он понял, что она уже проснулась и ждёт его пробуждения.
  - Чудесно. - Сказала она, чуть зевая. - Вчера мне очень понравилось.
  - Я очень, очень рад слышать это!!! - Он соскочил с кровати, хватая её за руки. - Ты не представляешь, что это было! Корабли со дня на день будут здесь, Лионтона! - Он потянул её из постели, увлекая за собой.
  - А... как мои прииски? - Хитро спросила она.
  - Всё будет так, что лучше и быть не может! Это я тебе обещаю!
  - Хорошо, Устер, хорошо. - Она обняла его. - Как же хорошо... - Полушепотом проговорила она. - Я не знаю, что может быть лучше вчерашнего...
  Завтрак Веррэт проглотил в одно мгновение и ушёл к себе. На этот день у него было запланирована встреча с несколькими главными инженерами порта. В просмотренных посланиях с кораблестроительных заводов говорилось о каких-то проблемах, так что от встречи он многого ожидал. Кроме того, надо было разобраться с делами Лионтоны. И всё это вилось, приземлялось и снова взлетало вокруг него. Люди выходили, заходили, ему докладывали, он отвечал и молниеносно отдавал распоряжения. Встреча с инженерами несколько затянулась, и он отодвинул решение проблем с приисками. В конце концов, корабли это побережье, а прииски - это глубина страны. К обеду Веррэт опоздал, и к нему зашла Лионтона.
  - Лионтона? - Спросил он. - Да, правильно, - он быстро, словно прячась, взглянул на часы, - я забыл, что ты ждёшь меня. Но... может, обед подадут сюда? Раз ты поднялась...
  - Может быть... - равнодушно сказала Лионтона. - Я занималась своими делами всё утро и поняла, что там ещё больший хаос, чем был. Но... ничего.
  - Ты что-то хочешь мне сказать? Ты как будто не уверена... - Он встал и стремительно приблизился к ней. - Ведь всё...
  - Да, Устер. - Она подняла руку, словно отстраняя его. - Я получила известия о том, что эпидемия проникла в Ликсондонэт. Отмечены случаи.
  - Правда? Проклятье! Эта глупая болезнь не могла сюда не соваться?! Это может быть помехой для строительства флота, для всей страны... а какая смертность от эпидемии, говорилось?
  - Да: что-то около пятнадцати-двадцати процентов. Устер, она пришла сюда, поскольку здесь больше всего людей... Это же очевидно...
  - Это говоришь ты. А найдутся такие, которые скажут, что это я... Значит, мне необходимо немедленно организовать секретную комиссию по отслеживанию и устранению подобных слухов. Хорошо. Я займусь этим. Также необходимо объявить чрезвычайное положение в санитарных комиссиях, чтобы сократить смертность как можно меньше. Как ты считаешь, что ещё?
  - Я уже говорила с людьми из этой комиссии. Они передали моё предложение в парламент страны, и оно уже принято. Хотя они говорят, что не имеют представления о том, как лечить эту болезнь. Так что на снижение смертности остаётся только уповать.
  - Хорошо. Я прикажу подать обед сюда.
  - Я надеюсь, он прошёл необходимую обработку?
  - Конечно.
  Обед вскоре был подан. Лионтона съела его как можно быстрее и удалилась к себе. Веррэт остался один и никого не приглашал: необходимо было обдумать, как удержать город от слухов о том, что это он принёс в него эпидемию. Думал он долго и при этом всё яснее понимал, что сделать это полностью невозможно: Ликсондонэт невероятно велик и чрезвычайно лоскутен; он, Устер, имеет несколько твёрдых 'островов' среди всего этого необозримого моря и насколько его влияние и власть распространяются на остальные его части, можно только догадываться: местные правительственные правоохранительные силы не вызывают у него доверия, остаётся только Южная армия и его собственные силы. Но собственные силы слишком малы, а армия против слухов бессильна. Он думал, взвешивал и всякий раз приходил к выводу, что у него нет никакой возможности удержать весь этот необозримый город, тем более от таких эфемерных вещей, как слухи. Но если они примут угрожающие масштабы: что, если люди из самых разных районов города будут собираться в многотысячные, а то и в миллионные толпы и требовать удаления Устера из Ликсондонэта? Что тогда сделает Олтос? Тревожно было от этих мыслей. Можно, конечно, во всю развернуть борьбу с эпидемией, устанавливать карантины, оцеплять части города и многое другое, но кто может поручиться, что это всё поможет? Да и потом, поймёт ли местное население его правильно? Случаев болезни, ведь, как будто пока не так уж много... Да и не в этом дело, в конце концов... Однако, что же делать?.. Теряясь среди всевозможных обрывочных мыслей, он решил переговорить с эпидемиологами. Всё время до этой встречи он не мог собраться с мыслями, ходил из угла в угол своего обширного кабинета и торопливо звонил своему секретарю несколько раз, нетерпеливо спрашивая о встрече. Время, казалось, не шло, стрелки застыли. Когда же они, наконец, будут?! Наконец они прибыли и собрались в помещении, где Устер обычно проводил совещания. Он торопливо зашёл и спросил их, как они оценивают ситуацию. Один из членов комиссии, немолодой, почтенный, высохший человек поднялся и начал долго и скучно читать наспех приготовленный отчёт. Устер, впившись в него глазами, напряжённо слушал. Вскоре стал нервно стучать пальцем по столу. Затем прервал его, резко сказав, что ему всё понятно. В следующие мгновение он хотел обрушиться на этих людей с упрёками в том, что как это они могли не уберечь столицу и крупнейший город мира от эпидемии, но он сдержался и спросил, что они думают о том, что можно сделать. Заговорил другой. Однако его речь была неутешительна: он в чём-то повторил слова предыдущего, говоря о том, что собой представляет Ликсондонэт, затем он перешёл к тому, что собой представляют районы, где отмечены случаи, он перечислял множество деталей о плотности населения города, о том, как образ жизни его граждан может, по мнению комиссии, способствовать или не способствовать распространению эпидемии, о том, какие формы эпидемия принимала в прошлые годы. Когда же он, наконец, заговорил, о том, что они могут реально сделать с эпидемией, их уверенность поубавилась. После этого говорили остальные, потом - обсуждали. Устер молча и недовольно слушал их. Вернулся к себе он, отдав несколько распоряжений, глубокой ночью, недовольный. Действительно, что он мог сделать? Оставалось только надеяться. На то, что город не примет эпидемию во внимание. Ничем не обращать внимание населения, что что-то произошло - это, пожалуй, самое лучшее. С этими, неприятными, мыслями, когда он должен был, сжав зубы, признать своё бессилие, он уснул.
  Следующий день выглядел также, как и предыдущие: Солнце, как и прежде, вставало, пробивая лучи сквозь влажный и словно густой воздух, стоящий над низовьями Меарры, покрытыми Ликсондонэтом и его пригородами. Веррэт устало подтянулся и огляделся: Лионтоны не было. Впрочем, завтракать у него не было желания ни с ней, ни без неё. Он попытался сбросить с себя вчерашнее настроение, и как ни в чём ни бывало приступить к привычным делам, но у него не получалось. 'Проклятая эпидемия' - Пробормотал он, поднимаясь к себе в кабинет, куда через некоторое время приказал подать завтрак. Время до обеда пролетело незаметно, но кушать он не хотел, а Лионтона не появлялась, чтобы ему напомнить. Он решил ехать в порт.
  - Ты здесь, Устер. - Сказала Лионтона, заходя в одно из помещений администрации порта. - Никто не знает где ты.
  - Почему никто не знает?
  - Я объехала несколько пристаней, пока нашла тебя. Ты то тут, то в другом месте.
  - Конечно, Лионтона. А почему ты искала меня?
  - Я ездила в город. Я говорила с врачами.
  - О, нет! - Он откинулся на спинку стула. - Что же они сказали?
  - Я поняла их слова так, что им не известно способов лечения этой болезни.
  - Я это тоже понял. А... что ещё?
  - До меня дошли слухи о том, что люди говорят, что эпидемия пришла сюда, после того как мы ездили наверх Меарры.
  - Кто говорит это? - Веррэт встал.
  - Я слышала это от прислуги.
  - Они говорят, конечно, что это я принёс её, посетив те места.
  - Да.
  - Я распоряжусь усилить охрану порта.
  - Ты уверен что это не вызовет новых толков?
  - Пожалуй ты права. - Сказал он задумавшись. - Хорошо, пусть врачи хоть делают вид, что стараются остановить эпидемию. Если они не могут ничего другого. Однако теперь корабли должны зайти в Ликсондонэт незамедлительно. Иначе их появление может обернуться против меня в виде слухов. Хотя... Что ты думаешь о том, что всевозможные выступления на тему эпидемии могут быть истолкованы как борьба тёмных сил этой страны с прогрессом?
  - Для этого должны быть, по крайней мере, выступления. Кроме того, в Ликсондонэте сейчас не меньше ста пятидесяти миллионов человек и они скученны. Что им стоит собраться вместе, если дело дойдёт до выступлений?
  - Всё-таки Южная Армия на что-то способна. Я думаю.
  - Устер... Не надо. - Прошептала Лионтона.
  - Конечно, не надо. Но если дело дойдёт до саботажа, то я всем немедленно объявлю, что это - против мира и прогресса. Я надеюсь, уже завтра корабли займут свои места в Ликсондонэтском порту. С зачехлёнными орудиями, конечно. - Устер сиял: перед первыми проблесками нависшей угрозы он вновь обрёл утраченную вчера уверенность. Они с Лионтоной вышли из здания, и он достаточно долго показывал ей порт, где она раньше почти не была. Высившиеся громады строящихся кораблей, бесконечные набережные, швартовавшиеся и отходившие корабли, медленно двигавшиеся в высоте стрелы кранов и Лионтоне внушили успокоение.
  Корабли действительно уже на следующий день вступили в окрестности Ликондонэта. Ещё несколько дней ушло на их расстановку по многочисленным рукавам могучей реки и у островов, густо рассыпанных по океану в продолжение дельты. Во все эти дни Устер был напряжён и в местной прессе, призвав множество переводчиков, он тщательно разыскивал малейшие намёки на то, что он собрал в Ликсондонэт корабли с тем, чтобы предостеречь население от волнений связанных с эпидемией. Однако всё было тихо. И он ликовал - тоже не демонстрируя это. Дел было много, и скрыть ощущение своей победы было не так уж сложно. Он не уставал каждое утро смотреть на боевые корабли из окна своего дворца и вскоре решил, что хоть патрулирование берегов и охрана города с его окрестностями и поддержано Олтосом, поскольку речь идёт об обороне в связи с нестабильностью в глубине страны, нового крупного региона развития, это - недостаточная задача для такого количества кораблей, и потому часть этих кораблей отправились в рейд в глубь Лорвонского океана.
  В Южный дворец пришло письмо, которое всеми кто его было признано возмущённым. Автором письма был адмирал Агрит, а также под ним стояли подписи ещё двух адмиралов - ещё одного вамского и из Южного Союза. В послании говорилось о рейде крупной группировки военных кораблей в глубь Лорвонского океана. Послание было длинным и достаточно путанным, но в итоге получалось, что подобные действия нарушают определённые договорённости. Для разбирательства по этому делу была назначена особая комиссия. Руководство Олтилора ещё не привыкло обращать внимание на такие отдалённые области, где всё равно влияние были слабо, а задействованные силы небольшими и потому мало следило за действиями комиссии. Однако, с другой стороны, признавать адмирала Агрита правым они также не были заинтересованы. Однако не согласится с Агритом - это общая политика Олтилора, а там, на Лорвонском океане, необходимо решать что-то конкретное. Вступать в конфликт с Валинтадом при том, что об этом регионе трудно сказать что-либо определённое, и при том, что Ленария - начавшая развиваться новая сфера влияния Олтилора, не казалось рациональным - это было всё равно, что дёргать за верёвочки аморфную куклу, надеясь на то, что она одолеет нечто - при том неизвестно ещё что именно и какой силы! Да и ни Валинтад, ни Южный Союз не отступят - ведь их интересы там куда более чёткие и важные, чем Олтилора на данный момент. Кроме того, думая об их интересах, кое-кому из Южного дворца приходили на ум невеселые воспоминания о флоте Белого Адмирала, нагрянувшего из океана, из Вамы и принёсшего ужас своим огненным валом... Поэтому необходимо было решить: не согласится - да, но до какой степени? В связи с этим работа комиссии запутывалась, тем более что её задачи сверху определены чётко не были. Адмиралу было отправлено нейтральное письмо, но он этим удовлетворён явно не был, хотя ни о каких ответных действиях не говорил. Устер, быстро посвящённый во все дела комиссии, понял, что ему следует самому 'определить' её цель и выполнить её. Члены комиссии, ощутив его намерения, были рады передать дела в его руки почти полностью, и итогом этого стало одно из писем адмирала Агрита о том, что раз дело принимает такой оборот, то пусть Отон Устер, раз он заведует развитием флота, приезжает к нему на остров Гендон, и там они всё детально оговорят, поскольку, ссылаясь на какие-то 'сомнительные' (так и было указано в письме адмирала) документы, они всё равно ничего не добьются. Комиссия была довольна: во всяком случае, едва ли в Олтосе от них желали большего и если Агрит хочет видеть его, то пусть так и будет. Сам же Отон Устер достиг желаемого: он ещё не встречался с представителями Валинтада, и эта встреча для него означала, что он начинает обретать самостоятельность и приближается к тому, ради чего пришёл на Линдонетский полуостров. В Южном дворце, прочитав известия об исходе деятельности комиссии, были несколько недовольны тем, что переговоры были назначены в таком месте, как Гендон, но, с другой стороны, туда отправится Устер, а не кто-нибудь из Олтоса.
  - Ты знаешь, где это, Гендон, Лионтона? - Спросил Веррэт, держа послание адмирала Агрита.
  - А они что, тебя куда-то вызывают?
  - Да, адмирал Агрит пишет, что не считает возможным уладить возникшие затруднения, используя неясные и вообще 'сомнительные' документы. Как ты находишь это? - Веррэт усмехнулся, встряхивая письмом.
  - Он тебя зовёт на этот самый Гендон для этого?
  - Да. А ты знаешь, где это?
  - Нет, вообще это что?
  - Это остров в Лорвонском океане, у его восточного берега.
  - Там же пустыни.
  - Вот именно: полоса пустыни посреди мелководья. - Он усмехнулся. - Я же говорил, что на этом океане не много чего есть. И вот уже полоска пустыни - место для переговоров.
  - Кажется, у Валинтада есть базы на Яоринском архипелаге?
  - Есть. Но если адмирал Агрит находится на Гендоне, то, конечно уполномоченный Олтилора по делам в Ленарии должен ехать туда же. Как тебе это нравится? Я удивляюсь, почему Олтос молчит. Что на этот счёт думаешь?
  - Не знаю. Может быть, для него Ленария слишком далека и для него не так уж важно, куда он отправится для переговоров. Комиссии из Олтоса здесь больше нет, и переговоры ведёшь только ты. А адмирал Агрит... он, наверное, помнит, как они воевали здесь, в Ленарии.
  - Конечно, помнит. Он сам воевал. Интересно, в каком виде он отправил свою ноту в Южный дворец? Хотелось бы посмотреть... - Он взглянул на письмо адмирала Агрита.
  - Наверное, его письмо было возмущённым.
  - Конечно. Он же вамский адмирал, а речь идёт об океане. - Он тихо засмеялся.
  - Может и вамский, но ведь корабли отправил ты, а Олтос далеко.
  - Вот оно что... - Веррэт многозначительно поднял голову. - Значит Олтосу всё равно, адмирал Агрит растасовывает олтилорских уполномоченных как ему вздумается, а комиссия всё возложила на меня? Хорошо. Они увидят, что значат корабли на этом океане! - Он решительно встал, усмехнувшись с весёлой уверенностью. - Я принимаю вызов!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"