Рыжкова-Гришина Любовь Владимировна : другие произведения.

Баташёвские гвозди

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  
  Баташевские гвозди
  
  Всем гусевским жителям от веку...
  
  
  Кто первым сказал - "уходящая Русь"...
  
  Не знаю, кто из писателей первым сказал - "уходящая Русь". Бунин, Шергин, Ремизов, Шмелёв? Собственно, это не важно. Важно то, что они печалились о порушенных устоях Земли Русской, о насилии над её вековой историей, о надругательстве над её традициями. Они плакали и скорбели, потому что видели: Россия гибнет.
  А на смену ей пришла другая страна, ничего общего с той, русской Россией не имеющая. Изгнав хозяев из их собственных домов, утвердились здесь Швондеры и Шариковы. Истинно же русские люди, носители высочайшей духовности, осколками разлетелись по всему миру, - разумеется, те, что не были расстреляны Швондерами и Шариковыми.
  И воцарился в России чужеродный дух. И стало здесь культивироваться зло.
  Потихоньку забыли люди о том, как жили когда-то их предки, и как удивительно целомудренно было их бытие. И лишь отголоски доносились порою об этом - издалека, из зарубежья, или из тех медвежьих углов самой России, куда забросила судьба тех прекрасных людей.
  Что мы теперь можем знать о той России, если даже Бунин в своё время писал, что поколение его современников забудет о том, как жила когда-то наша Россия.
  Что же говорить о нас, её не видевших? И знающих о ней только из прочитанных книг да рассказов - даже не самих очевидцев, а их потомков? Но даже из этих сведений становится ясно, как нас обокрали. Воистину, по миру пустили.
  И всё-таки, друзья мои, не беспросветна наша действительность. Печальна, горька, драматична, но не беспросветна. Время от времени мы убеждаемся в этом.
  
  Чудесный уголок земли...
  
  Однажды по воле случая попала я в чудесный уголок земли, городок Гусь Железный, что находится в Рязанской губернии. Здесь находится детский оздоровительный санаторий, и здесь два летних месяца провела моя дочь Евгения. Уже подъезжая сюда, мы с ней диву давались открывающейся красоте. Природа была так неправдоподобно хороша, что больше походила на роскошную живопись искусных мастеров.
  Вот почему так бывает: когда живёшь среди красоты - её почти не замечаешь и не ценишь. А как лишишься её, хоть ненадолго, и посмотришь со стороны - всё, сразу назад тянет, - потому что понимаешь, чего лишена была твоя душа.
  Вы замечали, что пейзажи на фотографиях кажутся красивее, выразительнее, художественнее, чем в жизни? Кстати, то же самое относится и к живописным полотнам. Пейзаж на картине кажется нам более совершенным, чем в действительности.
  Посмотрите на шишкинские, поленовские, саврасовские опушки и рощи - тут же хочется оказаться там. А главное - ты легко можешь ощутить себя... участником этих пейзажей, потому что всё вокруг родное и понятное.
  Вот, например, "Дубовая роща" Шишкина. Да я так и вижу себя гуляющей среди этих исполинов. И при этом чувствую себя совершенно естественно.
  Иногда я думаю: ну, почему только с болью и утратой приходит понимание красоты? Понимание того, что ты живёшь на прекрасной земле, которая есть твоё несравненное отечество? Почему для того, чтобы ощутить в себе эту бесконечную любовь к Родине, надо сначала увидеть себя со стороны? И даже что-то утратить?
  Или так устроен наш русский человек?
  Но уж когда он поймёт, что он потерял, - вернёт своё непременно, - и никакая сила не остановит его!
  Вот и я - типично русский человек! Жизнь в мегаполисе отрывает нас от многого, однако стоит только выехать за город, - ахаешь! Много лет я живу в России, но всё не перестаю восхищаться нашей природой. И подъезжая с дочкой к Гусю Железному, мы восхищённо смотрели по сторонам. Это был именно "взгляд со стороны".
  Вдоль дороги стоял дремучий лес. Казалось, здесь обязательно должны жить разбойнички с дубинками, как в русской сказке "Морозко". Помните их? Потом, кстати, я узнала, что когда-то именно так и было. И в здешних лесах жили самые настоящие разбойники, которые нападали на людей и грабили их совсем не по-сказочному. И не только грабили, увы. Такие были суровые времена.
  А потом словно из небытия выплыл из-за леса огромный серый собор. Он был так величествен и высок, что казалось, подпирал своим куполом небесный свод. Что за чудо, подумала я. И в самом деле, оказалось чудо.
  Директор санатория, а вернее, главный врач, принял нас тепло. Пытливый взгляд, умное лицо, спокойная речь. Приветлив, добродушен. Людей, наверное, давно уже насквозь видит. И наверное, счастливый человек. Но скорее всего, счастья своего не осознаёт, - потому что привык к нему.
  Счастье - это вообще нормальное состояние человека. Оно должно окружать каждого - тёплым, защищающим облачком. Я не люблю слова "аура", потому что не знаю точно, что это такое. Мне понятнее говорить об ощущениях. Но вот в кабинете этого человека мне показалось, что я чувствую эту самую ауру. Дело в том, что он на работе окружён детьми. Да ещё в таком количестве! Это очень отражается на характере. Чистые души, чистые мысли. У кого не смягчится нрав?
  Конечно, и дети бывают разными, но всё же это вам не испорченные жизнью взрослые циники. Невинные, сердечные, ясные души.
  - Это барский дом? - спросила я.
  - Да. Бывшее имение Баташевых, - ответил главный врач.
  И у меня защемило сердце.
  
  Бывшее имение Баташевых...
  
  Бывшее имение. Значит, когда-то, и не так давно, здесь жила семья со своими нравами, характерами, судьбой. Значит, я в чужом доме. Это ответственно тем более, что хозяев здесь сейчас нет. Что же с ними случилось?
  А случилась с ними та самая трагедия, перевернувшая всю страну.
  Я оглянулась по сторонам. Высокие своды. Массивные двери. И весьма скромный кабинет, в котором я сейчас находилась.
  Потом мне предстояло узнать, что Гусь Железный - городок с необыкновенной, удивительной историей. И вообще это особый мир. И люди здесь какие-то необычные, что называется, с изюминкой.
  На самом деле, это обычные русские люди, чьи души изначально чисты и непорочны. Просто мы сильно изменились с тех пор. Наш русский генотип за тысячелетия гонений подвергся таким испытаниям, которые другой народ вряд ли бы и выдержал. Нас гнули - но мы выдюжили. Однако сильно изменились и подпортились наши русские национальные черты.
  Но я уверена, - правильное национально-патриотическое воспитание новых поколений - и генетическая память не заставит себя долго ждать.
  А вот в таких местах Русь изначальная сохранилась более явственно, и потому теперь кажется нам чуть ли не сказкой. И в самом деле, в одном из домов, говорили, живёт ведунья. В другом доме, по рассказам, бродят духи бывших хозяев. Да и в самом баташевском доме тоже, говорят, иногда мелькают какие-то тени, похожие на привидения.
  Словом, чудесный, почти сказочный, неведомый, таинственный, оттого и страшноватый мир.
  И всё тому способствовало здесь.
  О Баташевых я узнала, что они здесь жили издавна, и было это большое семейство, с родословной, которая корнями уходит в семнадцатый век. И хоть, сказывают, дворянское звание получено ими весьма хитроумным способом, да дело не в этом. Кого это теперь касается?
  Дело в том, что каждый из владельцев вносил что-то своё и, несомненно, - каждый заботился о процветании своего имения и семейного дела. Все они были горнозаводчиками, владельцами огромных земель и многих металлургических предприятий. Они плавили руду, которую добывали здесь же, а потом изготавливали высочайшего качества железо.
  Я прочитала, что железо здесь делали сортовое и шинное, дрожечное и полосное. А ещё производили любой красоты и сложности металлические решётки, железо на лемеха и вроде бы уж совсем простое дело - гвозди. Да не простые то были гвозди, - а сделанные по заказу самого Императорского Величества. Например, для нужд Черноморского флота, который тогда только-только создавался.
  Чем интересна История? Да такими вот деталями.
  И неожиданными параллелями.
  Как-то раз гуляли мы с мужем и дочкой по гусевским улицам, и оказались недалеко от храма. Смотрим, - кучка пепла от костерка, а в ней валяются какие-то необычные гвозди. Муж нагнулся посмотреть, - и тут мы все полезли в эту кучу.
  Мы привезли домой эти необычные гвозди, а необычны они именно тем, что делали их когда-то на тех самых, знаменитых заводах Баташева.
  Господи, как же меня волнует такое соприкосновение с Историей!
  Отовсюду везу всякий, для многих, казалось бы, ненужный хлам. А я над этим хламом трясусь. То монету какую-нибудь добуду, то осколок каменного узора, а то и вовсе... кусок крепостной стены. Ей-Богу, друзья мои. И такое было. А теперь вот эти гвозди, которые для меня ценнее многих современных ценностей. А ведь они, как мы потом видели, валялись вокруг во множестве.
  А это ведь не что иное, как осколки нашей отечественной, родной Истории.
  Почему я пишу слово "История" с прописной буквы? Наверное, потому, что чувствую её живой. Вот оно, её дыхание.
  Эти осколки, эти частички, эти баташевские гвозди.
  
  Андрей Родионович...
  
  Многие в Гусе и сейчас рассказывают о барской жестокости, о "самодурстве" хозяев. Страсти при этом живописуют самые невероятные.
  Жестокость, может быть, и была, но уж далеко не такая масштабная, как в злополучные послереволюционные годы, когда уничтожались целые классы и сословия русских людей, а не расстрелянные "счастливчики" - эшелонами отправлялись на север. И обезлюдели тогда места, где веками жили целые поколения русских семей, где поддерживали традиции отцов и берегли заветы предков.
  В Гусе Железном, например, до революции (это при царском-то режиме!) работали заводы! Да какие! Сам хозяин со временем не считался, работал, не покладая рук и не зная отдыха.
  Особенно отличился один из Баташевых - Андрей Родионович. Он скончался в 1799 году. Я это запомнила только потому, что в тот же год родился Пушкин. Такая вот литературная ассоциация.
  Не знаю, почему, но мне очень тревожно смотреть на портрет этого человека (чуть не написала - фотографию). И хоть он безнадежно испорчен временем, но лицо на нём - живое, яркое, запоминающееся. Если бы я не знала, что это портрет, - никогда бы не поверила. И пусть что хотят мне говорят, - оно не то чтобы красивое, - но породистое. Волевое. Властное.
  Может быть, это внушение, потому что я ужё о нём кое-что знаю?
  Но если доведётся, посмотрите сами в лицо этого человека. Согласитесь, его глаза совсем не похожи на глаза человека более чем двухсотлетней давности. Из глубины веков смотрят эти глаза на вас с живым и любопытным блеском.
  В какой-то момент мне даже показалось - наблюдают!
  О Господи!
  Неужто такое бывает? Мистика. Прямо как в повести Гоголя "Портрет". Помните, живые глаза ростовщика на картине?
  Мне даже страшно.
  И вот теперь я стою в его доме.
  Да, сейчас здесь санаторий, но ведь это - бывший дом Андрея Родионовича Баташева. Здесь он жил - ходил, ел, пил, спал, любил, сердился, наказывал и миловал. Имею ли я право вообще переступать порог этого дома?
  И пусть это было более двухсот лет назад.
  И давно "иных уж нет, и те далече".
  Ну и что?
  Это всё равно чужой дом, и он хранит всё в своей каменной памяти.
  Я сто раз сказала себе: как хорошо, что теперь он принадлежит именно детям. Думаю, ничего доброго бы не получилось, принадлежи он сейчас какому-нибудь учреждению или властям. Слава Богу, что здесь - дети. От них - свет и чистота, от них эта благодатная... ну, пусть будет аура. Именно потому здесь легко дышать, иначе - здесь вообще невозможно было бы находиться.
  Повторяю, это чужой дом, и он принадлежит другим людям, пусть уже умершим, дело не в этом. Здесь их дух. Никто не помешает им находиться здесь.
  И всякий раз, входя в этот дом, я мысленно просила разрешения у его бывших хозяев и обещала им не осквернить их памяти.
  
  Русский размах...
  
  Андрей Родионович построил дом с размахом. Огромный, настоящий дворец, с колоннадой, красивым подъездом, широкими лестницами.
  Говорят, под самим домом есть такой же подземный этаж с многочисленными ходами, которые связывали дом с заводом. А уж что там творилось, и куда вели те ходы - Бог весть.
  Говорят, под землёй был даже свой тайный монетный двор, где чеканили деньги люди, не имеющие права выходить на поверхность. Там они и оставались на веки вечные.
  Говорят, рядом находился великолепный театр, в котором шли представления не хуже столичных.
  Недалеко от дома была построена оранжерея, "в полторы версты", и здесь в любое время года благоухали лимонные и апельсиновые деревья, росли вишни и персики, плодоносили ананасы и клубника.
  Всё это изобилие не только подавалось к барскому столу, но в больших количествах отправлялось с обозами в столицу, императрице Екатерине II, которая, будучи человеком не русским, была очень избалована российским великолепием.
  Поразительное дело, в какое время жил Андрей Родионович Баташев и как ему трудно приходилось ладить с властями, - ведь он начинал ещё при Елизавете Петровне.
  И вот я читаю о том, что западные капиталисты, разъярённые русскими успехами, в частности, в металлургическом производстве, повлияли на Елизавету, и она издаёт указ о закрытии заводов, расположенных от Москвы в радиусе двухсот вёрст.
  Я думаю, недолго западным капиталистам пришлось "обрабатывать" Елизавету, поскольку она была воспитана своим папенькой, Петром I, в иноземном духе. К тому же, она - наполовину немка. Вспомните, кто была её маменька - "ливонская прачка", которая стирала солдатам портки, потом стала женой Петра, а после его смерти заняла русский престол и стала императрицей Екатериной I. Чего с неё взять?
  Вот уж истинное горе было для русских людей!
  Немецкая прачка на русском престоле!
  Кое-как отстояли тогда свои заводы Баташевы, однако не все. Но для молодого производственника это была хорошая школа. В скором времени ему пришлось схлестнуться и с указами Петра III. Тот вообще был чистый немец. Что ж вы хотите - герцог голштинский есть герцог голштинский. И звали его - Карл Ульрих, и жена его - немка - Софья-Августа Ангальт-Цербтская.
  Но ведь все лезли на русский трон.
  А мы - русские, всем верим, и всё никак понять не можем, что добротой нашей всю жизнь весь мир пользуется.
  Это уже после крещения его Петром назовут, а её - Екатериной Алексеевной, которая - вот ужас-то! - собственного муженька с престола свергла и сама на его место села. И стала матушкой Екатериной II.
  Правда, о Петре III до сих пор в истории сведения противоречивые. Кто-то его очень ругает, кто-то хвалит. Мне очень бы хотелось быть по отношению к нему объективной. Вот некоторые факты из истории его годовалого правления, именно столько времени он находился на царском престоле. Он отменил Тайную канцелярию, создал Государственный банк, запретил помещикам убивать своих крестьян и даже грозил им за это пожизненной ссылкой. Что касается дворянства, то он и дворянам угодил, приняв Манифест о вольности.
  И всё же трудновато было Андрею Родионовичу в этих условиях изворачиваться, дабы отстаивать русские национальные интересы. Именно в это время в России окончательно укрепляется западное влияние.
  И всё это миф, что Екатерина II вела Россию по русскому пути. Она также ненавидела всё русское, как и её иноземные предшественники. А начало этому кошмару положил Пётр I.
  Но поскольку Андрей Родионович был человеком дальновидным, он понимал, что плетью обуха не перешибёшь, и потому избрал путь мудрой дипломатии, чтобы ему легче было отстаивать свои интересы. Он хорошо знал, с кем ему следует дружбу водить.
  В ту пору у Екатерины в фаворитах числился знаменитый граф Григорий Орлов, и Андрей Родионович вступает с ним, как тогда говорили, в письменные сношения.
  Изменился екатерининский фаворит, изменился и адресат Баташева. Теперь депеши его были направлены на имя не менее знаменитого Григория Потёмкина. Оба Григория интриганы были весьма искусные, и наш Андрей Родионович это знал, и в своих грандиозных планах все тонкости учитывал. Так что ананасов для "друзей" не жалел, поскольку понимал, - без высоких покровителей ничего толкового не сделаешь не только с каким-то там размахом, но даже и без оного.
  А ведь у всякого русского размах, широта души и удаль - в крови. У Андрея Родионовича всё это было. Ведь, как утверждают историки, людей он скупал... деревнями. И земли у него было немеренно.
  Ну, так всё правильно: он - русский человек и на русской земле. И это - его право.
  А размах и в самом деле поражал воображение.
  Напротив дома находился огромный, девятикилометровый пруд, где даже ходили парусные суда!
  Вот это я понимаю! Всё организовал один человек - потому что был он настоящий хозяин!
  Посмотрите на наши современные парки, скверы и пруды! Парки загажены до безобразия, давно не чищенные пруды просто-напросто загнили. И вместо красивых кувшинок на поверхности их цветёт равнодушная ряска.
  Зато начальников - куча. И все о благе России кричат.
  Зачем кричать?
  Вот жил человек и дело делал. Пусть порой сурово, хитро, авторитарно. Да как же иначе, коли в России к власти иноземцы пришли? Надо же было изворачиваться, чтобы России и её духу уцелеть, выжить и доброе дело после себя оставить.
  Вдумаемся, сколько он построил! И не надо говорить, что только для себя, дескать, он старался. Андрей Родионович прекрасно знал, что не заберёт он с собой - на тот свет - это добро. Знал, что всё это людям останется.
  И осталось.
  Имение и заводы, театр и оранжерея, пруды и парки.
  И плотина здесь была сооружена хозяином с учётом последних достижений инженерной мысли, и мельница здесь вертела свои неутомимые размашистые крылья. Издали были видны они гусевским жителям.
  А хозяйский дом стоял в окружении роскошного сада, где переплетались липовая и акациевая аллеи, где находились дивные беседки, и всё утопало в диковинных цветах. Гусевский историк А. Мишаков пишет, что для одного только цветника перед домом земля была вырыта на два метра и заполнена привезённым черноземом.
  А весь парк был обнесён высоченной стеной красного кирпича с башенками по углам.
  Нет больше тех башенок, да и сама стена сохранилась лишь частично. В некоторых местах зияют огромные провалы, а в других она просто разобрана или снесена вовсе. Говорят, кирпич этот такого хорошего качества, что местные жители его использовали для своих хозяйственных нужд. Стены всё равно разрушались без присмотра и ухода и разваливались от времени.
  Что вообще здесь осталось после всех катаклизмов и потрясений?
  Кто-то из Баташевых уехал в Австрию ещё до событий семнадцатого года. И поговаривают, с собой хозяева увезли много добра.
  Но ещё больше такого добра, опять же по слухам, было спрятано в кованых сундуках и зарыто неизвестно где. Многие искали те сундуки, но найти сокровища так и не смогли.
  Последней же хозяйкой дома была Зинаида Баташева, но её в тысяча девятьсот семнадцатом году расстреляли. Хорошо, что Андрей Родионович не дожил до этих ужасных дней, когда громили его ухоженное и с такой любовью построенное имение, когда его растаскивали по частям пришедшие к власти сатанисты швондеры и вырожденцы шариковы.
  А потомки Баташевых живут теперь в Австрии, часто приезжают в Гусь и даже пытаются помочь, чем могут, чтобы сохранить хотя бы дом своих предков и величественный храм.
  И купола того храма победно плывут над лесами и реками, золотом отражаясь в синеве небес.
  
  Что осталось...
  
  Что вообще осталось от той жизни? Воспоминания? Но и они - расплывчаты, как эти бегущие неведомо куда облака, и туманны, как открывающиеся взору далёкие дали.
  Что могло остаться от той жизни?
  Липовая аллея осталась, и то лишь потому, что не хватило сил с корнем вырвать эти липы. И слава Богу. Вот потому теперь она и радует глаз, и по-прежнему хороша и величественна. А вот акациевой аллеи я так и не увидела. Зачахли, наверное, те акации от новой-то жизни, и воздух показался им отравленным. Зато стоят сейчас здесь какие-то уродливые скамейки - вместо бывших ажурных беседок.
  Парк, к сожалению, сохранился лишь частично, но чувствуется, что было здесь нечто грандиозное. Аллеи в самом деле хороши до сих пор, но загажено всё здесь необыкновенно. От стены остались лишь фрагменты.
  Сам дом тоже в плачевном состоянии. И требует немалых вложений.
  Причём, сейчас, а не потом.
  Причём, приличных, а не нищенских подачек.
  Дело в малом - где взять деньги?
  Вопрос почти риторический.
  И по одной лишь причине: у власти всё те же швондеры и шариковы.
  А завод? Может, что-то сохранилось от завода?
  Когда меня повели туда на экскурсию, я ожидала увидеть именно завод, современное производство, где по-прежнему работают доменные печи и льют раскалённое железо. Ну, думаю, никогда такого не видела, вот и посмотрю, говорят, это очень красивая картина.
  То, что я увидела, поразило моё воображение настолько, что я просто растерялась.
  Ну, ладно, если бы я увидела допотопное производство, устаревшую технологию, Бог бы с ним.
  Ну, ладно, если бы я увидела хоть какие-то развалины, остатки стен, трубы, фундамент.
  Какое там!
  На месте завода не было ничего! Просто ничего.
  - А где завод? - ещё на что-то надеясь, спросила я.
  - А вот он, здесь... был.
  Я огляделась.
  Красивая природа. Всхолмье. Вековые деревья. Чудный, но неухоженный пруд. И под ногами - красная пыль от кирпичей.
  Пыль от кирпичей, которые когда-то были заводом.
  Да ещё кусочки руды. Они во множестве валялись вокруг - маленькие и большие.
  Я подняла несколько кусочков. Хотела взять с собой. На память. Долго вертела в руках. И всё пыталась представить, какая бурная жизнь шла здесь всего лишь около ста лет назад. А потом выбросила. Я вспомнила, как однажды в польском городе Торунь я с интересом бродила по средневековому замку. Замок, пережив немало войн, был полуразрушен, но даже эти развалины поляки бережно хранят.
  Он был построен из красного кирпича, вокруг валялось множество мелких кусочков, которые теперь были уже просто мусором, и такой кусочек я решила взять себе на память. Мне сказали, что этого делать не следует, потому что энергетика у этого замка недобрая. Здесь были войны, лилась кровь, и кто знает, что увезу я с собой вместе с этим кусочком. И я выбросила его.
  Но всё же от замка оставались стены, многочисленные ходы, второй этаж, уцелели просторные залы и небольшие комнаты и даже, прошу прощения, отхожее место для высокопоставленных особ и отполированный вельможными задами до блеска деревянный туалет.
  Здесь же не было ничего вообще. Сколько сил надо было приложить, чтобы разрушить всё до основанья. Потрудились люди.
  А театр? Где он? Театра вообще не осталось и в помине. Спрашиваю, покажите хоть место, где он стоял. Показали. Кажется, здесь, говорят.
  Ах, моя Россия многострадальная. Наверное, теперь я могу говорить: моя Россия, - потому что давно ощущаю себя её кровной частью.
  Если не так, - отчего же тогда так больно?
  И увидела я картину русской жизни, которая когда-то кипела здесь.
  В полную силу работали заводы, на которых трудились инженеры и рабочие.
  Далеко-далеко простирались чистые воды пруда, в которых рыбы было так много, что меньше, чем в полруки, и не вылавливали. По воде скользили небольшие нарядные суда под белоснежными парусами.
  В тёплой оранжерее цвели апельсиновые деревья, наливались бордовым соком спелые вишни и поспевали золотистые ананасы.
  В местном театре шли новые постановки.
  Великолепный сад разливал своё благоухание на всю округу.
  А в парке по вечерам звучала музыка. В ажурных беседках ворковали влюбленные пары, и по красивым аллеям чинно прохаживались почтенные дамы со своими благородными семействами.
  Кружевные зонтики. Трости. Дорожки, посыпанные красным песком.
  Почти что Версаль.
  А чем не русский Версаль?
  И чем наш Андрей Родионович Баташев хуже Людовика XIV?
  И тайны двора не меньше, чем у французов. Как не больше.
  В одном лишь разница. Версаль сохранился. От всего русского гусевского великолепия не осталось ничего.
  Всё уничтожено.
  До пыли.
  
  О крепостном праве...
  
  Я не идеализирую прошлую жизнь. То, что я перечислила - было.
  И не ругаю жизнь нынешнюю. То, как рассказала - есть.
  Поговорим открыто о недостатках времени.
  Мне возражают, дескать, зато тогда было крепостное право.
  Было. И что? Всем понятно, что это было большое зло. Но однозначно называть это злом не совсем правильно. И вот почему.
  И теперь многие склоняются к тому мнению, что крепостное право не только "закрепощало" людей, но давало им и многие удобства в жизни. Разумеется, оно лишало человека права передвижения и так далее, но при этом обеспечивало то, что теперь называют социальной защищённостью.
  Больше удручает здесь моральный аспект. Человек, дескать, не свободен в своих действиях. Разумеется, это так. Но почему же тогда многие люди, получившие "вольную", не уходили из насиженных мест, а оставались жить при своих хозяевах? Из соображений удобства? Из уважения... к хозяину? Так он же, простите, крепостник, деспот, злыдень - за что же его уважать? Может, просто привычка останавливала людей?
  Но заметим, что это были не какие-то единичные случаи, а почти повсеместные.
  Только не надо меня обвинять сейчас в защите крепостничества, Бога ради. Николай Васильевич Гоголь, тоже, кстати сказать, во втором томе своих "Мёртвых душ" изобразил нам несколько великолепных образов настоящих помещиков - крепостников.
  Ругают его нынче за это. Да и тогда ругали. Особенно те, которые себя революционными демократами называли. Белинский, например. Тот прямо обрушился с негодованием на бедного писателя. Что это, говорит, Вы, уважаемый автор, позволяете себе называть крестьян "неумытыми рылами" и проповедуете кнут, и защищаете самодержавие? И пуще того сказал, - о том, что Гоголь своей книгой "Выбранные места из переписки с друзьями" прямо-таки уронил себя в глазах почтенной публики. Да-с.
  Но оставим пока Николая Васильевича, и вернёмся в имение Баташевых.
  А говорили мы о недостатках. Что ж, я на них глаза не закрываю.
  Разбойники в те времена, в самом деле, по лесам шныряли и добрый народ грабили. Кто же становился разбойником и уходил в шайки? Каторжники, беглые люди, просто пропащие, потерявшиеся в жизни неудачники. Такие во все времена были и есть. Боялись их люди. А как не бояться? Леса дремучие, места глухие, убьют - никто не узнает, и концов не найдёшь.
  Но что при этом сделал хозяин тех мест - крепостной помещик Андрей Родионович?
  Он всех этих разбойничков собрал, - отмыл, одел, обул, дал им какое никакое жильё, обеспечил питанием и предложил работу у себя на заводе. Но при этом спрашивать пообещал строго. И пошли те разбойнички к нему на службу, и служили ему верой и правдой.
  Кроме того, именно из них создал он специальный отряд для охраны своего поместья, по-современному "спецназ", и назвал их "уланами". Говорят, не было людей, преданнее своему хозяину, чем те "уланы". Строго следили они за порядком. И сурово карали тех, кто его нарушал.
  Но уж если кто сам из них провинится, - не было тому пощады от хозяина. Страшен был тогда его гнев. И медведем мог затравить, и плетьми высечь, и вниз головой подвесить, и нагишом на мороз выставить, и даже в стене замуровать. Знали об этом служивые, потому старались ничем не вызвать хозяйскую немилость.
  Андрей Родионович превыше всего ценил дисциплину на производстве и расхлябанности ни в чём не терпел. И сам тому примером был. Говорят, что тайные подземные ходы были ещё и с той целью сделаны, чтобы хозяин сам мог появиться на заводе в любое время.
  Любят в Гусе рассказывать про так называемый Страшный Сад, что находился в парке. Именно здесь происходило наказание провинившихся. Боялись все этого места, как огня.
  Вот такова была жестокость этого человека. Но я снова хочу напомнить о количестве жертв в послереволюционное время. Достаточно вспомнить гражданскую войну, когда русские люди, стравленные в борьбе за мировую революцию, уничтожали друг друга. А уничтожение целых сословий русских людей, а концентрационные лагеря, а теплушки с заключёнными, что вереницей шли и шли на север! Эту жестокость какой мерой мерить? И есть ли она вообще? Я уж не говорю о страшных потерях в Великой Отечественной войне...
  Андрею Родионовичу такое и не снилось. Он, быть может, за всю свою жизнь выпорол человек тридцать, и то за дело, - а в годы послереволюционных репрессий уничтожены десятки миллионов русских людей. Просто так.
  Масштаб жертв несравним. Стоит теперь говорить о хозяйской жестокости?
  Не знали люди, что им предстоит в недалёком будущем.
  
  Измельчала жизнь...
  
  Так и жила себе Россия-матушка - заводы строила, мануфактуры создавала, золотые монеты чеканила, дороги мостила, книги писала, журналы издавала, музеи воздвигала, - и думушки не думала о том, что она, оказывается, процветала.
  Осознание это пришло потом - когда все всего лишились.
  А пока при царе-батюшке жила, хоть изредка можно было и пороптать, и на жизнь пожаловаться, и на нехватки посетовать. И крепостное право всякими нехорошими словами обругать. Действительно, что ж его не ругать, коли Россия того времени лидировала чуть ли не по всем показателям и всему миру показывала, как следует жить.
  Любопытный пример.
  В царской России серебро и за деньги стоящие не считали. Что его считать, когда даже посуда серебряная была. А то и золотая. Помните, Фамусов у Грибоедова говорит:
  
  Учились бы, на старших глядя:
  Мы, например, или покойник дядя,
  Максим Петрович: он не то на серебре,
  На золоте едал; сто человек к услугам...
  
  Конечно, Фамусов - пример, так сказать, отрицательный, да дело однако же в другом. А в том, что таких Максимов Петровичей, которые ели на золоте, в России было не так уж и мало. Хотя иные по сей день утверждают, что это были случаи единичные.
  Увы вам, лжецы!
  Богата была наша Россия.
  Что же касается серебра, оно и вовсе было самой, что ни на есть разменной монетой. Кто не видел, к примеру, серебряные полтинники, которые выпускались ещё в начале двадцатого века?
  А уж украшения из серебра, если и делали, то только для бедных. И носили их девушки дворовые. Приличные дамы такого позволить себе просто не могли. Только золото, только брильянты. И не какие-нибудь дешёвенькие и мелкие, которые без лупы и не разглядишь, а дорогие, крупные, ослепляющие благородным блеском. Изящные колье, изысканные диадемы, перстни, которые передавали по наследству.
  Было что передавать.
  Не мелочилась Россия.
  Это сейчас в ювелирных магазинах вам предлагают:
  - Берите, это хорошие брильянтики, это камешки, не крошка.
  Так и говорят: не крошка, стало быть, не совсем мусор. И дамы берут, и делают вид, что брильянты носят. Несчастные.
  Тётушка моя, Анна Сергеевна, всегда говорила мне: "Никогда не надевай серебра. Носи только настоящие драгоценности".
  Я следую её совету. Правда, и драгоценностей добрых у меня нет. А других мне и не надо. Может, когда-нибудь разбогатею - куплю.
  А что касается всяких стеклянных украшений, или того страшнее - пластмассовых, - это вовсе безобразие. Такого даже дворовые девки себе не позволяли. Уж, по крайней мере, самоцветы какие-нибудь. Ну, яшму или оникс. Но чтобы стекло - увольте.
  Недавно мужу к какому-то празднику подарили современную серебряную монету. Сейчас такие продают в государственном банке, как коллекционные.
  Грустно, господа.
  Измельчала жизнь.
  Даже и возмущаться не хочется.
  Зато тогда, в добольшевистской, дореволюционной России, при царе-батюшке - сетовали. Иные более открыто роптали. А кто-то даже и негодовал.
  
  Свобода... от всего...
  
  Тут-то и появились бесы-большевики, - и давай людей дурить: "Живёте вы плохо, вас угнетают, плодами вашего труда пользуются, а вам только крохи достаются от барских щедрот. Вы берите топоры и вилы и идите на своих помещиков, а мы вам поможем. И будет у вас свобода".
  Поверили мужики, что будет у них какая-то свобода. И пошли они за бесами, которые и устроили бойню семнадцатого года.
  И правда, стали они свободными - от всего.
  От власти и золота, от земли и хлеба.
  И теперь уже - надолго.
  Тут-то и спохватился мужики.
  Раньше, бывало, если хозяин шибко прищемляет, на него и пожаловаться можно было. И тому не поздоровится, уж будьте покойны. И деньжата, какие никакие водились. Опять же, землица своя была.
  Глотки-то больше драли за то, чтобы личные наделы им в размере увеличили. А уж хлеба до нового урожая всегда хватало. И не просто хватало, - огромный излишек оставался. И не только хлеба, но и других продуктов. Что с ними было делать? На ярмарки свозить.
  И таких ярмарок по всем городам и весям России ежегодно проходило... восемнадцать тысяч. Сейчас такое и представить трудно. Сёмгу привозили возами, солёную рыбу продавали бочками, а там и балыки осетровые, мёд, овощи, фрукты, грибы, сахарные головы. И это только продовольствие, а мы про мануфактуру не сказали, ситцы наши знаменитые и парчу узорчатую, шелка переливчатые и бархат благородный, меха собольи и горностаевые, шубы песцовые и полушубки дублёные, сапожки сафьяновые и ботиночки с опушками. А рыжую лису, между прочим, в ту пору только в деревне носили, и то сказать - мехом шубы изнутри подшивали, а не снаружи, как сейчас.
  Всё прибрали к рукам бесы, всё захватили себе, - потому что в России богатств - не счесть, просторы немереные. Есть за что драться.
  И нашим русским простачкам ещё больше стали внушать: "Теперь вы живёте хорошо, счастливо, не то, что при старых порядках. Вас теперь не угнетают, не надо на хозяев работать. Всё теперь у вас - ваше".
  Оглянулись мужики: а что же теперь у нас - наше? Ведь всё отобрали. Поначалу они даже ничего и не поняли. И потому байкам этим никто не поверил, - помнили ещё люди жизнь прежнюю. Мужики помнили, какое у них крепкое хозяйство было, купцы вспоминали налаженный товарооборот, учёный люд за голову схватился, потому что его тут же пришли "уплотнять" всё те же шкондеры и шариковы. Особенно тяжко стало дворянству, тому самому, которое громче всех кричало о необходимости реформ. Но их - сразу к ногтю. Вы желали реформ - вот вам реформы.
  Потом и за других взялись - за тех, у кого память тоже была хорошая. Всех - к ногтю.
  Мужики тоже поначалу не поверили, но и до них руки дошли. Кого - лес валить, кого - каналы строить.
  Остальным же ничего не оставалось делать, как поверить и побежать за бесами - с их лукавыми лозунгами: "Свобода. Равенство. Братство".
  Какое равенство, Господи? Если даже голуби в стае разные, один серый, другой белый. Если даже каждый воробей свой характер имеет. Я прочитала, что даже рисунки на теле жирафов не повторяются никогда. Все разные.
  Чего уж о людях говорить? Один глуп, другой умён. Один злобен, другой приветлив. Один к наукам точным тяготеет, а другой с наслаждением по бумаге пером скрипит. Сочиняет.
  Нет в мире никакого равенства от природы. И быть не может. И хорошо, что так. Иначе, что был бы за мир, будь мы все одинаковы?
  Посмотрел, посмотрел мужик на всё это, почесал в затылке и вспомнил былые времена. Да только теперь он никому не сказывал о том, что помнил. Знал по опыту, что бывает с теми, у кого память крепкая.
  Есть у изумительного русского писателя Аркадия Аверченко рассказ "Черты из жизни рабочего Пантелея Грымзина". Он так мал, что я позволю себе привести его полностью.
  
  "Ровно десять лет тому назад рабочий Пантелей Грымзин получил от своего подлого, гнусного хозяина-кровопийцы подённую плату за 9 часов работы - всего два с полтиной!!!
  - Ну, что я с этой дрянью сделаю?..- горько подумал Пантелей, разглядывая на ладони два серебряных рубля и полтину медью...- И жрать хочется, и выпить охота, и подмётки к сапогам нужно подбросить, старые - одна, вишь, дыра... Эх ты, жизнь наша распрокаторжная!!
  Зашёл к знакомому сапожнику: тот содрал полтора рубля за пару подмёток.
  - Есть ли на тебе крест-то? - саркастически осведомился Пантелей.
  Крест, к удивлению ограбленного Пантелея, оказался на своём месте, под блузой, на волосатой груди сапожника.
  - Ну, вот остался у меня рупь-целковый, - со вздохом подумал Пантелей. - А что на него сделаешь? Эх!..
  Пошёл и купил на целковый этот полфунта ветчины, коробочку шпрот, булку французскую, полбутылки водки, бутылочку пива и десяток папирос - так разошёлся, что от всех капиталов только четыре копейки и осталось.
  И когда уселся бедняга Пантелей за свой убогий ужин - так ему тяжко сделалось, так обидно, что чуть не заплакал.
  - За что же, за что?.. - шептали его дрожащие губы
  Почему богачи и эксплуататоры пьют шампанское, ликёры, едят рябчиков и ананасы, а я, кроме простой очищенной, да консервов, да ветчины - света Божьего не вижу... О если бы только мы, рабочий класс, завоевали себе свободу!.. То-то бы мы пожили по-человечески!
  
   ***
  
  Однажды, весной 1920 года рабочий Пантелей Грымзин получил свою подённую плату за вторник: всего 2700 рублей.
  - Что ж я с ними сделаю, - горько подумал Пантелей, шевеля на ладони разноцветные бумажки.
  - И подмётки к сапогам нужно подбросить, и жрать, и выпить чего-нибудь - смерть хочется!
  Зашёл Пантелей к сапожнику, сторговался за две тысячи триста и вышел на улицу с четырьмя сиротливыми сторублёвками.
  Купил фунт полубелого хлеба, бутылку ситро, осталось 14 целковых... Приценился к десятку папирос, плюнул и отошёл.
  Дома нарезал хлеба, откупорил ситро, уселся за стол ужинать... и так горько ему сделалось, что чуть не заплакал.
  - Почему же, - шептали его дрожащие губы, - почему богачам всё, а нам ничего... Почему богач ест нежную розовую ветчину, объедается шпротами и белыми булками, заливает себе горло настоящей водкой, пенистым пивом, курит папиросы, а я, как пёс какой, должен жевать чёрствый хлеб и тянуть тошнотворное пойло на сахарине!.. Почему одним всё, другим - ничего?..
  
   ***
  
  Эх, Пантелей, Пантелей... Здорового ты дурака свалял, братец ты мой!"
  
  Такой вот замечательный рассказ. Всё сказано. Нужны ли ещё какие-то иллюстрации? Впрочем, я никого ни в чём не собираюсь убеждать. Просто делюсь тем, чем восхищаюсь сама. В данном случае - мастерством писателя. И своим наболевшим.
  
  Крепостное, но право...
  
  Любят у нас в пример приводить Некрасова и Салтыкова-Щедрина, как, дескать, они боролись с крепостничеством. Боролись. И мы бы с вами боролись, живи мы в то время и будь мы людьми хоть чуть-чуть мыслящими. А как же. Люди-то знали хорошую жизнь, а хотели ещё лучшей.
  И когда Михаил Евграфович писал об унизительном бесправии людей, он был прав. Поскольку сам он был человеком весьма зажиточным и совестливым, он считал своим нравственным долгом улучшить жизнь людей, что, собственно, и делал, находясь на важном государственном посту в славном граде Рязани.
  И Некрасов Николай Алексеевич тоже страсть как ругал крепостников, потому что и ему было, что и с чем сравнивать.
  Дело в том, что крепостное право в России существовало не всегда - и просуществовало не очень долго, где-то лет сто пятьдесят.
  И ввёл его не кто иной, как великий погубитель России - Пётр I. Ненавидя и уничтожая русские национальные традиции, игнорируя многовековой опыт страны, он повернул Россию в сторону запада и ввергнул её в чужеродный хаос.
  До него в России, по уложению 1649 года, была крепостная зависимость. И хоть звучало суровое слово "зависимость", на самом деле она закрепляла крестьян только на земле.
  При этом мужик не был ничьей собственностью. Он не был рабом. Он был совершенно свободным человеком - мог торговать, заключать договоры и так далее.
  Пётр все это уничтожил и ввёл на западный манер кабалу, которую цинично обозвал "крепостным правом". Это в корне отличалось от прежних порядков, так как крестьянин теперь становился прикреплённым не только к земле, но самое страшное - к помещику. По сути, он становился рабом другого человека.
  Пётр во всем следовал западному абсолютизму, проигнорировав испытанное веками русское государственное устройство.
  Вот именно против этого и выступали и Салтыков-Щедрин и Некрасов - против насильственного прикрепления крестьянина к помещику, против рабства, которое было чуждо свободолюбивому русскому национальному характеру.
  Но все ли мы теперь помним эти тонкости? Века прошли, и за это время историю нашу враги сотни раз переписать успели и нам в который раз - ложь подсунули. Что ж нас собственные ошибки-то не учат?
  Эх, не дожили упомянутые классики до злополучного семнадцатого года. Не сомневаюсь: ещё больше ужаснулись бы они содеянному. И тогда по-другому заговорили бы они о царской России. Но при этом расстреляли бы их, несомненно. Или сослали на Колыму. Как это сделали с сотнями других писателей.
  Я обожаю и Некрасова и Салтыкова-Щедрина. Это огромный пласт русской культуры. Кроме того, - русской нравственности.
  Нужно и можно было критиковать крепостнический уклад, и никто его не собирается защищать. И его критиковали. Тот же Гоголь, например. Но при этом Николай Васильевич прекрасно понимал, что и помещик помещику рознь, - как и всякий человек - другому человеку.
  Один упражняется в обжорстве, и уж с вечера на завтрак столько кушаний заказывает, будто ему предстоит званый обед, да ещё и с генералом. А другой помещик жизнь крестьян устраивает, да заботится, чтобы и хозяйство было крепкое, и земля ухожена, и лес нигде не пропадал, словом, чтобы всё было ладно, что называется, чтоб каждое лыко в свою строку встало. Третий, умом повредившись, старый хлам собирает и уж не помнит, где и сколько у него добра лежит. А четвёртый о просвещении народа день и ночь думает.
  Разные помещики на Руси были. И всё же их объединяло одно - они были более сострадательны к народу, нежели крепостники западные.
  Поскольку для свободолюбивого русского духа рабство противоестественно - постольку и крепостное право в России отличалось от крепостного права на Западе. У нас оно приняло значительное более мягкие формы.
  Более того, часто случалось так, что наш русский помещик начинал чувствовать личную ответственность за судьбы своих крестьян. Разве мы не узнаем в этом нашу, чисто русскую черту - сердобольность? Она же в крови, в генах, в коде нашем космическом записана.
  Этим и объясняется тот факт, что получив вольную, не все крестьяне покидали насиженные места.
  Безусловно, случалось и жестокосердие, и барская немилость, и побои - но всё это не идёт ни в какое сравнение с варварством и жестокостью западного абсолютизма.
  И уж от голода у нас точно никто не помирал, - хотя бы потому, что невыгодно было русскому помещику лишаться своих людей. Потому-то о хлебе для своих работников думал каждый.
  Да что о хлебе. Вы вспомните тех же гоголевских старосветских помещиков - добродушнейших Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну, у которых, сколько ни тащила их плутоватая прислуга - добра оставалось немеренно.
  Лучше процитирую точно: "Но сколько ни обкрадывали приказчик и войт, как ни ужасно жрали все во дворе, начиная от ключницы до свиней, которые истребляли страшное множество слив и яблок... сколько вся дворня ни носила гостинцев своим кумовьям в другие деревни и даже таскала из амбаров старые полотна и пряжу... сколько ни крали гости, флегматичные кучера и лакеи, - но благословенная земля производила всего в таком количестве, Афанасию Ивановичу и Пульхерии Ивановне так мало было нужно, что все эти страшные хищения казались вовсе незаметными в их хозяйстве".
  Можно после этого говорить, что российские мужички голодали - во времена крепостной зависимости и даже крепостного права?
  Так что, думаю, не случайно в России говорили: крепостное, но всё-таки право, - несмотря на петровский цинизм.
  Я не историк.
  Я подвизаюсь на литературной ниве.
  Однако сравнение напрашивается само собой.
  До семнадцатого года - какое-то сказочное изобилие, после же оного - катастрофический голод.
  Более того, - многие состоятельные люди тяжело переживали разницу в материальном достатке и потому своей благотворительной деятельностью пытались у Бога заслужить прощения за то, что они богаты.
  В какой-нибудь другой стране, кроме России, это вообще возможно?
  Сомневаюсь.
  И многим ли из нынешних финансовых воротил свойственна подобная нравственная высота?
  Вот и граф Лев Николаевич Толстой тоже мучился своим богатством, которое казалось ему незаслуженным. Частенько и он возмущался, что обед у него из десяти блюд, и осетры каждый день. А вот у простого мужика нет этих осетров. Вот ведь беда-то!
  А Лев Николаевич хотел, чтобы и у мужика на столе осетры не переводились.
  И вся жизнь его самому себе представлялась праздной, - но это лишь от высочайшей требовательности к себе.
  И он тоже, как мог, старался улучшить и облегчить положение крестьян. Помогал им в неурожайные годы, иногда посещал в Москве ночлежные дома, а порою просто раздавал деньги неимущим, и так далее.
  Однако при этом сам он владел даже не одним имением.
  Мы как-то привыкли думать, что у него было только одно имение - Ясная Поляна в Тульской губернии. Ничуть не бывало. Он сам лично ездил в Самарскую губернию и прикупил там ещё одно именьице, не хуже яснополянского. И в Москве был домовладельцем.
  И я хочу сказать, что это очень даже замечательно, что он мог себе это позволить. Да хоть десять имений, ежели охота такая есть и возможность.
  Важно то, что он хотел, чтобы и другие жили достойно.
  Вот это - главное отличие человека совестливого от человека бессовестного.
  Замечу, что самыми обеспеченными в царской России были люди образованные. Это очень важно.
  Теперь же именно этот слой самый неимущий, самый несчастный и самый закрепощенный. Уж какое сейчас крепостничество, - отнеси, Господи.
  Массовое. Масштабное. Грандиозное.
  И уж какие мы все бесправные и угнетённые, - и сказать нельзя. Как говорится, одни делают вид, что управляют Россией, другие делают вид, что им верят.
  А крик о свободе при этом стоит такой, что хоть уши затыкай.
  И какие у нас нынче права, скажите мне, любезные мои соотечественники?
  Право работать за нищенскую плату. Право молчать. Право выживать, как умеешь. Право биться как рыба об лёд. Право умываться слезами от отчаяния. И ещё право незаметно умереть в своем домашнем углу, словно ты и не жил на свете вовсе.
  Как-то раз пожилая соседка пожаловалась: "Раньше я на обед хоть минтай себе покупала, он дешёвый был, а теперь только мойву могу себе позволить. Да и то не всегда. Не хватает пенсии".
  Опять же скажу: измельчала жизнь.
  При царе мужик об осетрах мечтал.
  В наше время - о минтае.
  А как же осетры, батеньки?
  
  Грешили, но Богу молились
  
  То же и с Баташевым. Он о людях радел, - его же обвиняли в жестокости.
  Он пруды с водохранилищами строил, - его назвали тираном.
  Он беглым каторжникам работу давал, а его за это очернили в веках.
  Однако спрошу: кто очернил? А тот, кому это выгодно было - всё тем же бесам.
  Очень любопытный момент. Соглашусь с оппонентами своими: пусть было некоторое бесправие. Однако же те хозяева были хозяевами. А нынешние?
  Те хозяева строили. И не только для себя хоромы возводили.
  А как же? Они по-другому не могли.
  Плотина, водохранилище, пруд, заводы, фабрики, мельница, - для кого? Только ли для себя? Да ведь для себя всегда так мало надо. Вспомните Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну.
  Конечно, любому человеку необходимо состояться, как личности. Это ясно. Но есть ещё и другой интерес, помимо личного. А называется он общественным благом.
  Сейчас много об этом говорят. Затаскали до дыр великолепные эти слова. На всех митингах выступающие прямо-таки заходятся от радения, а парламентарии слюной исходят, заботясь о благе народа. Современник наш Леонид Филатов заметил:
  
  Утром мажу бутерброд -
  Сразу мысль: а как народ?
  И икра не лезет в горло,
  И компот не льётся в рот!
  
  Ночью встану у окна
  И стою всю ночь без сна -
  Всё волнуюсь об Расее,
  Как там, бедная, она?
  
  Тогда же об общественном благе не говорили. Тогда этим жили. Ради нашей матушки России.
  И все служили ей - верой и правдой.
  Вот и Андрей Родионович Баташев служил ей. И хотел после себя людям оставить то, что ещё долгие годы, если не века, будет приносить пользу. И он сделал это.
  Я ведь ещё не сказала о главном, что так поразило меня в этом уголке земли.
  Я говорю об изумительном Троицком храме.
  Двухэтажный. Красного кирпича, однако обложенный сверху белым камнем. Непосвящённый сразу и не поймёт, что храм из кирпича. Первый этаж - зимний. Второй - для летней службы. Красоты, говорят, он был необыкновенной. Теперь это можно видеть лишь на снимках.
  Понятное дело, храм был полностью разворован. Только вот разрушить его так и не смогли, - уж больно могучим и величественным оказался. Однако же претерпел на своём веку он немало.
  Сейчас первый этаж восстановлен.
  Я побывала там. Чувствуется мощь и величие.
  Побывали мы и на втором этаже. Случайно мы с дочкой увидели, что открыт почему-то ещё один вход, и он ведёт наверх. Правда, вся эта грандиозная лестница была завалена мусором, среди которого лежал и строительный материал. То и дело проваливаясь, мы стали подниматься наверх. Однако второй этаж ещё в жутком состоянии. И всё-таки восстановительные работы потихоньку ведутся. Уже сдвинулось с мёртвой точки то, что, по сути, должно людей радовать и призывать к жизни обновлённой, светлой и достойной.
  Так что Андрей Родионович Баташев память о себе оставил добрую. Он людям храм построил. И если он о Боге думал, значит, понимал всю суетность и греховность земного бытия. Значит, и себя сознавал большим грешником.
  А нынешние радетели России это осознают?
  Те - грешили и Богу молились.
  Эти - грешат и делают вид, что смиренно перед иконами со свечками стоят.
  Те храмы строили.
  Эти долгое время только и делали, что разрушали.
  Те прощения у Бога просили и были искренни в своём раскаянии.
  Эти лицемерят. И прощения просить не умеют вовсе.
  А если и молятся, то уж наверняка не Богу. Иначе как объяснить чудовищность нашей нынешней жизни?
  Вот и получается: кто же очернил Андрея Родионовича Баташева? И вообще всю русскую историю?
  Разрушители и погубители, и давнишние враги ея - те самые бесы, служители сатаны.
  
  Лес и люди
  
  И знали в те времена о Гусе Железном во всей России-матушке. И чинный Петербург, и жизнелюбивая Москва, и прочие достойные города. А как же иначе? И даже вздорная императрица Екатерина II уважала гусевцев. И умнейший Николай I.
  Было - за что.
  А Баташевы, как выяснилось, известны были не только в России, но даже и за её пределами. Они ведь не только в Гусе такое мощное производство наладили, но ещё семнадцать подобных заводов в стране построили! Как же о них доброму люду не знать!
  Были бы самодурами - не построили.
  Были бы самодурами - они бы стали реки вспять поворачивать, какие-нибудь отходы из зарубежной Европы завозить для захоронения на родной своей земле, сырьё почём зря продавать, ну и конечно, землю иностранцам продавать.
  Но им и в голову подобное прийти не могло, поскольку все помыслы были о благе державного отечества.
  В наше время их бы назвали крепкими хозяйственниками, и писали бы о них во всех газетах, как о передовиках производства. И портреты - крупным планом - на первой полосе.
  Нынче кто знает о Баташевых? Историки, которые занимаются этими проблемами. Какие-нибудь редчайшие интеллектуалы. Да местные жители Гуся Железного. Я сама в Рязанской губернии прожила больше двадцати лет, и только, волею случая оказавшись здесь, узнала об этом. И увиденное - потрясло.
  Я говорила уже о том, что осталось в нынешнем Гусе от былого великолепия.
  Природа осталась. И какая! Слава Богу, не всё вырубили и не всё уничтожили здесь под корень. Леса стоят стеной.
  Помнится, Андрей Родионович, как истинный русский хозяин и помещик, гневался иногда на мужичков: что это, мол, деревья вдоль дороги как будто поредели? Уж не срубили вы их на какие приватные нужды?
  - Да нет, - сердечно отвечали ему мужички, - не срубили. А деревья, в самом деле, поредели, потому как одни червь поточил, а другие грозой пожгло.
  Ну, чисто гоголевская сцена, ни дать, ни взять. В "Старосветских помещиках" Пульхерия Ивановна решила как-то своё хозяйство посмотреть, проехалась вот так же по окрестностям и удивилась тому, что дубков как будто меньше стало. Сметливые мужички точно так же ей и наплели - и про червя злостного, и про грозу ужасную.
  Лес здесь, в самом деле, хорош настолько, что кажется, как я уже говорила, неправдоподобным. Он окружает Гусь со всех сторон. Выйдя из дома, можно через пять, десять минут ходьбы оказаться в лесу. И не в какой-то жалкой, вытоптанной рощице, а именно в лесу. В первый же день я устремилась сюда, и восторгу не было предела.
  Но как потом оказалось, дремучий настоящий лес мне только предстояло увидеть. Там-то я и поняла: здесь точно живёт Леший. Он здесь быть просто обязан.
  И зеленоглазые русалки именно здесь сидят на пушистых ветвях. И Баба Яга в своей ступе именно над этими деревьями пролетает.
  А земляники вокруг рассыпано столько, что её просто топчешь ногами. Она повсюду. И хотя пора была ещё не ягодная, и земляника только цвела, я удивилась её количеству. Белые крупные цветы тут им там мелькали среди ажурных листочков.
  О речке надо сказать особо. Что такое наша русская лесная речка? Это извилистое русло и склонённые над водой зелёные кущи. Это чистейшая вода и холодные придонные ключи. Это белый шёлковый песок и благодать, которой пропитан сам воздух вокруг.
  Это, наконец, рыбаки, степенно сидящие по берегам.
  Я обожаю рыбалку. Люблю посидеть на берегу с удочкой. Именно с удочкой. Наслаждение при этом испытываешь необыкновенное. А уж когда поплавок дёрнется, - сердце так и ёкнет. А уж если клёв пошёл, - всё.
  Ради того, чтобы повторить эти минуты наслаждения, будешь ты потом в своей жизни много раз вставать ни свет, ни заря и сидеть вот так на бережку в ожидании клёва. Мне это хорошо знакомо.
  Бывалыча...
  Ну, да что об этом говорить. Как-нибудь в следующий раз. Мне ведь об этом есть что рассказать. Так сказать, рыбалка глазами женщины.
  Правда, червей на крючок насаживать я как боялась, так и боюсь. Да и жалко их.
  А речка в Гусе Железном тоже, кстати, называется Гусь.
  
  Здесь леса - диковинно-густые,
  а трава - и в самом деле - шёлк.
  И живут здесь люди не простые,
  и во многом знают они толк...
  
  Да, люди здесь и в самом деле интересные. Особенно старички. Вот, например, одна пара. Она - медлительная, рассудительная, успокоенная и он - бодрый, говорливый, шумный. Она совсем не похожа на крестьянку, манеры утончённые, руки красивые. Как оказалось, она всю жизнь проработала стоматологом, - и меня это почему-то удивило, хотя чему тут удивляться - зубы болели у всех и во все времена. Стало быть, и зубные врачи существуют испокон веков.
  Живут вместе с молодых лет, как поженились. Смотрю их фотографии. Боже мой! Она красавица. Он орёл. Она в модных шляпках. Взгляд пронзительный. Наверное, не один воздыхатель был у неё в ту пору.
  И что стало с ними теперь...
  Время словно стёрло утонченные линии, размыло яркие краски.
  Всё в прошлом.
  И я вспомнила ещё одну удивительную пару, всё тех же гоголевских старосветских помещиков. Мне всегда очень хотелось, чтобы где-нибудь и сейчас жили такие старички - в неизменной и сердечной заботе друг о друге. Хотелось думать, что такие в России ещё есть. И вот в Гусе мне показалось, что здесь вполне могут жить такие уютные старички, которые друг о друге знают всё давным-давно. И которые живут своим особым укладом. Уклад это прочен, добротен и нерушим.
  Увы... Глядя на многие современные пары, я ужасаюсь, как далеки они от тех классических стариков. Куда девалась старомодная порядочность нравов? Где уважение, оказываемое женой своему мужу? Где забота мужа о своей жене? Всё порушено. Все основы поколеблены.
  И вот здесь, в прекрасной русской глубинке мне показалось, что я увидела нечто подобное. Может быть, я ошибаюсь? Может быть, я подменяю действительность собственным вымыслом? Не хочу ошибаться.
  
  Брусничный рай
  
  Потом я познакомилась с ещё одной интересной семьей. Александра Петровна и Пётр Сергеевич Кудряшовы живут здесь так давно, что и состариться успели. Когда я вспоминаю этих людей, мне становится радостно. Замечательная русская женщина, тётя Шура и замечательный русский дед!
  Узнав, что мы ни разу не собирали бруснику, они предложили нам на следующий же день поехать в лес. Дескать, только там, в настоящем лесу, за восемнадцать километров отсюда, можно набрать брусники, а здесь, в окрестностях - так, одно баловство. И наш дед, хоть и был занят, но отложил все дела и с раннего утра завёл свой трактор, и мы отправились по полному бездорожью в настоящий дремучий лес.
  До этих пор мне казалось, что я лес видела, знаю. И в самом деле, - где меня до этого только ни носило. Но эти кущи мне показались по-настоящему девственными. Наш трактор ворчливо ехал по едва заметной колее. Ветки, то и дело склоняясь над дорогой, чуть ли не задевали лицо. Иногда от них приходилось просто уклоняться.
  С нами поехали ещё и дочери Кудряшовых - спокойная и рассудительная Надежда и весёлая, разбитная Любаша. Им была хорошо знакома эта дорога, мы же во все глаза смотрели по сторонам.
  До этого я ни разу не ездила на тракторе, и поначалу мне показалось, что это несколько жестковато. Но потом я напрочь забыла об этом, потому что целиком была занята дорогой.
  Наша дочка Женя вообще в первый раз была в таком дальнем и глухом лесу. Она следила за всем, что происходило вокруг. Её веселили ветки, которые нужно было отводить руками, занимали птицы, что неожиданно вспархивали из глубины листвы, волновали грибы, изредка выглядывающие из травы. Кстати сказать, грибов в том году почти не было. Лето выдалось засушливое, жаркое и томительное, а грибы, как известно, любят дождичек. Но речь о другом.
  Даже если бы мы совсем не привезли брусники, - одна эта поездка была для нас событием. Настоящим открытием мира. Даже мой муж Николай, всю жизнь проживший в России, был необычайно заинтересован происходящим вокруг.
  А вокруг был лес. Высокий, величественный, раскинувшийся Бог знает, на сколько вёрст вокруг. Где-то высоко наверху уверенно шумели верхушки дерев. Их шум говорил о величии и мощи этого леса, его особой, могучей стати, и о том, что всё происходящее с нами - не литературный вымысел, а самая настоящая явь, хоть и такая сказочная.
  Внизу же было всё по-другому. Здесь стояла какая-то... удивительно тихая тишина. И если бы не уютное ворчание нашего трактора, наверное, был бы слышен каждый шорох и треск каждой веточки.
  Вдоль дороги росли пышные кусты ежевики. Они были усеяны чёрными спелыми ягодами. Тут и там краснели плоды ландыша. Желтел зверобой. Серебрился мох.
  Вдруг неожиданно налетела тучка, и стал сеять робкий дождик.
  Что значит испорченный городской житель, - это я о себе. У меня, конечно же, сразу нашёлся зонтик. Но слава Богу, дождик этот оказался недолгим, а то я так бы и ехала дальше, ничего вокруг не видя.
  Кода же мы остановились, оказалось, что мы ещё не приехали на место, и дальше нам нужно идти пешком, потому что настоящая брусника - именно там. Эх, и натрудили же мы ноги в тот день!
  Сначала мы шли через сказочный бурелом, спотыкаясь о гнилые пни и корни деревьев. Густая листва порою хлёстко задевала лицо, а корявые сучья больно царапали руки. На ветвях блестела запутавшаяся паутина, она оседала на лице, и приходилось то и дело убирать её тонкие, липкие нити.
  Потом был более просторный лес. Часто попадался лосиный помёт, и это означало, что где-то рядом совершенно безбоязненно ходят лоси, потому что здесь их дом. Потом неожиданно мы набрели на сухую змеиную шкурку. А на каком-то солнечном пригорке увидели небольшого, блеснувшего чёрной спинкой ужа, который немедленно скрылся при нашем приближении.
  Я любовалась всеми встреченными цветами, мшистыми зарослями, и кстати, всюду было много брусники. Но наши спутницы говорили, что здесь брусники нет, надо идти к каким-то островам через болото.
  Мы пошли через болото.
  Мне хотелось идти медленно, чтобы насладиться и этой ходьбой, и всем странным видом, который открывался нам теперь.
  Дело в том, что в тот год в здешних местах была засуха, и все болота пересохли.
  Вовсю светило солнце. Было жарко. Далеко впереди виднелся лес. А под ногами был сухой мягчайший зелёный ковер, на котором хотелось полежать, чтобы рассмотреть каждую травинку и веточку.
  И тут я почувствовала, что силы оставляют меня. Сердце бешено колотилось. Наверное, мы чересчур быстро шли, но Надя с Любой так бежали впереди, что мы едва за ними поспевали.
  Я в измождении опустилась на мягкий мох. Женечка, в отличие от меня, переносила этот переход более мужественно. Николай вообще держался молодцом. А я раскисла и поняла, что мне надо немного отдохнуть.
  Эх, городские жители, отвыкшие от естества природы, испорченные бестолковой суетою, - какими же мы станем в будущем?
  Где былая здоровая основа, крепость русской кости, выносливость?
  А впрочем, всё это есть - вон они, наши весёлые спутницы, только разрумянились от быстрой ходьбы.
  Я же теперь просто лежала на мягчайшем ложе и наслаждалась покоем. А потом стала рассматривать мох. Это был самый обыкновенный болотный мох, но до чего же он показался мне изящным и красивым. Крохотные веточки были словно вырезаны искусным мастером. Я любовалось их декоративной резьбой, их затейливым узором.
   Наверное, я дикарка. Каждый раз, оказываясь в лесу, я не перестаю удивляться Природе и её мастерству. Меня приводит в восхищение раскидистый папоротник, резной можжевельник, невиданный цветок. И всё кажется мне диковинным и совершенным.
  В самом деле, любой древесный лист - чудо.
  И мне вовсе не важно, соберу я грибов или ягод, хотя это очень даже недурственно, но важнее другое - прикосновение к её величеству Природе. А по сути - к Богу, потому что любое проявление Природы - это проявление Бога и его щедрости нам.
  Так что кружевная веточка болотного мха - это дело рук самого Бога. И я всегда об этом помню.
  Обессиленная, сидела я на мягкой болотной кочке и разглядывала вокруг себя подробности чудесного дня. И силы вернулись ко мне.
  И тут я увидела, что все кочки усыпаны какими-то зелёными ягодами, которые держались на тонких ниточках. И тут брусника, подумала я, но почему-то незрелая. Странно, - ведь здесь же солнцепёк. Но оказалось, это была клюква, которая поспевает позже.
  Сколько же чудес в мире, Господи!
  Сколько непридуманной красоты!
  И вот теперь, когда я пишу эти строки, мне тоже ничего не хочется придумывать. Я вообще не выношу никакой фальши - ни в жизни, ни в литературе (что, собственно, для меня почти одно и то же).
  Мне просто хочется передать словами всё то, что я увидела - исконное, глубинное богатство русской жизни, роскошь русской природы, изначальную красоту русских людей.
  И как бы ни был сейчас испорчен русский человек - в нём есть такая здоровая основа, которую не вышибить ничем, никакими социальными катаклизмами и никакими экспериментами над его душой, - потому что душа его - от Бога!
  Я думаю, не случайно так величественно хороша русская природа. В ней и разгадка русского характера, в котором всё отразилось - и витиевато затейливый узор серебристого мха, и несокрушимое достоинство могучих дерев.
  Мы перешли это удивительное болото, набрали много брусники, вернулись через то же болото и устроились на отдых. Здесь тоже было много ягод, но у нас уже не было сил. Наши спутницы, казалось, не знали, что такое усталость. Мы же предались блаженной праздности и всевозможным размышлениям.
  Теперь нас окружали красивые душистые заросли, и я стала рассматривать их, потом сорвала какую-то необыкновенно ароматную траву, отчего аромат её стал ещё сильнее. Я с наслаждением стала его вдыхать.
  Как же потом у меня разболелась голова. Оказывается, это был дурман.
  Ох, и пахнет же он, скажу я вам!
  А ведь нас предупреждали, что растёт такая коварная трава вдоль болот.
  Напоследок нам показали ещё одно удивительное место - озеро Светлое. Мне жаль, что я была уже такой уставшей, и эмоции были притуплены.
  Однако даже сквозь усталость я увидела необыкновенную его красоту. Окаймлённое зелёной оправой, оно сияло чистотой своих вод и отражало медленно плывущие облака. Оно и впрямь было так светло, что на дне виднелись камешки и жёлтый песок.
  Нам рассказали, что есть легенда о происхождении этого озера. Когда-то давным-давно здесь кипела жизнь, и на этом месте стоял храм невиданной красоты. Но то ли грехами своими разгневали люди Бога, то ли сами устрашились наступившей греховной жизни, то ли другая напасть какая случилась, - но только все жители, как есть, со всеми своими домами и храмом, ушли под землю. И светлые воды сомкнулись над их головами.
  Говорят, здесь даже велись какие-то работы по поиску того затопленного города.
  Говорят, и сейчас иногда слышен здесь звон колоколов.
  Говорят, когда-нибудь город этот снова явится миру.
  Уж не град ли Китеж здесь был? История-то один к одному.
  Богата и славна наша земля, ей-Богу.
  Богата всем - и людьми, и недрами, и зверем, и птицей, и такими вот изумительными легендами.
  Искупались мы все в том озере, и я разок окунулась. Но поскольку плавать я не умею, выглядело это довольно символично. Пусть так. Зато я решила обязательно это описать. И вот пишу.
  Со всех сторон высокой стеной стоял могучий лес. На много вёрст вокруг не было ни души. Где-то рядом бродили умные лоси. Под ногами молчаливые змеи тихо меняли свои серебристые шкурки. В двух шагах от нас плескались светлые воды почти сказочного озера.
  И всё это происходило в самом настоящему брусничном раю.
  Как же это было не описать, когда вся Россия - Брусничный Рай?!
  Когда мы вернулись к нашему трактору и расселись вдоль деревянных бортов его кузова, мне показалось, что сидеть вроде не так уж и жёстко. Теперь я даже находила это удобным. Всё в жизни относительно.
  Обратный путь казался мне не менее интересным. Снова над дорогой смыкались деревья, снова хлестали упругие ветки, и снова мы высматривали по обочинам ежевичные кусты.
  Дед наш уверенно вёз нас по бездорожью, знакомому ему да последней кочки.
  А дома ждали нас настоящие русские щи и селянка, приготовленные тётей Шурой. Надо сказать, я всегда терпеть не могла слова "щи". Оно казалось мне мало художественным и не вполне благозвучным. Что поделаешь - повышенные эстетические требования к жизни. И сама я дома такого блюда никогда не готовила. Я всегда варила только борщ.
  Но зато какими "благозвучными" показались мне в тот раз щи, сваренные тётей Шурой! Дай Бог ей здоровья!
  С тех пор я стала их готовить и дома. Опять же скажу: всё в жизни относительно.
  А дед, немного отдохнув, развернул настоящую русскую гармонь и запел:
  
  Когда б имел златые горы
  И реки, полные вина.
  Всё отдал бы за ласки взоры,
  Лишь ты б владела мной одна.
  
  Разомлевшие, мы слушали его песни, и мне казалось, что настоящие русские люди умеют в жизни всё - и вдохновенно трудиться, и вдохновенно отдыхать. И душистую траву на сено косить, и бруснику играючи собирать, и раздольные песни петь. И любое бездорожье для них - трын-трава.
  Да так оно и есть.
  Не зря ведь говорят: что русскому хорошо, то немцу смерть.
  
  Восторг и горечь
  
   Назавтра мы уезжали домой. И конечно же, из брусничного рая мы везли бруснику. Поскольку за рулём я была всего лишь неделю, то теперь по сторонам смотреть мне было недосуг. Я была сосредоточена на другом.
  Струилась под колёсами нашего автомобиля лента дороги, мелькали повороты, и нас безжалостно обгоняли водители всех авто. Подчёркиваю: всех. Но меня это нисколько не смущало. Я им сама позволяла это с царственной благосклонностью - пусть утверждаются в собственных глазах, обгоняя даму.
  Гусь Железный остался позади. И чем ближе мы подъезжали к дому, тем более недосягаемыми казались теперь и разрушенный завод, и баташевский дом, и двухэтажный храм, и гусевская чаща, и клюква на ниточках, и диковинное озеро, и его светлая легенда.
  Дома я окунулась в прежнюю, привычную жизнь. Гусь остался в душе тихой, сияющей радостью. Удивительный мир, который рядом с нами, но который от нас так далеко.
  И тем явственнее стали вырисовывались контуры моего нынешнего повествования.
  Увиденное в Гусе вызвало в душе самые противоречивые чувства. Воедино смешались восторг и горечь. В который раз я с гордостью думала о нашей великой и огромной, уже в буквальном смысле, стране, чьи размеры западных людей прямо-таки шокируют и по сей день.
  Однажды во Вроцлаве, куда я приехала поездом, меня спросили:
  - Долго из Москвы сюда ехать?
  - Да нет, - говорю, - часов тридцать всего.
  Поляки удивлённо покачали головами.
  В другой раз мы выезжали из Олавы в Торунь, и меня предупредили:
  - Торунь - прекрасный город, там жил Коперник, но ехать туда долго, часа четыре.
  Что с ними поделаешь? Для нас четыре часа в пути - сущая безделица, и расстояние в двести километров - не расстояние вообще. И хвойные леса вдоль дороги, которые тянутся на многие и многие километры, или поля, конца которых и не углядишь, нам привычны.
  Природа нашей России под стать ей.
  Настоящее эпическое полотно.
  И такое же у нас искусство.
  Тоже эпическое.
  Мы, если мыслим, - мыслим планетарно. И уж если душой болеем, так сразу за всё человечество. И грустно это и смешно.
  Но зато именно поэтому у нас и рождаются гении.
  Именно поэтому у нас, уж если живопись, так это "Корабельная роща" Шишкина или "Богатыри" Васнецова, "Грачи прилетели" Саврасова или "Оттепель" Васильева.
  Уж если музыка - так это "Лебединое озеро" Чайковского или "Второй концерт" Рахманинова.
  Уж если литература - так это Достоевский или целая плеяда Толстых - Лев Николаевич, Алексей Николаевич, Алексей Константинович. Или сам Александр Сергеевич Пушкин, светлейший наш гений.
  Мышление у нас другое. Масштабное. И с этим ничего не поделаешь.
  
  Продуктивная боль
  
  И всё-таки увиденное в Гусе вызвало в душе горестные чувства. Мне было больно видеть картины разрушений. Психологи говорят, что боль, особенно если она постоянна, - непродуктивна, она угнетает и вызывает депрессию. Но всегда ли это так?
  И я подчёркиваю: русская боль и, если хотите, русская тоска - всегда продуктивна. Она зовёт к действию.
  Могу подтвердить это собственным примером: я совершаю действие. Я делаю то, что мне велено делать на этом свете. Я пишу.
  Это - моё дело.
  И говорю вам всем, родные мои русские люди: мы великая, достойная, благородная, великодушная, умная и богатейшая нация - во всех смыслах.
  Пусть других беспокоят мысли о чужих сундуках с золотом, - русские люди - сами золото. Однако замечу, что сундуки те баташевские и мы найти не прочь, - но так ведь это всё равно наше русское добро. Мы его себе на пользу и употребим.
  Одно я знаю совершенно точно: до тех пор будут являться нам тени предков наших, пока мы не воссоздадим (на новом уровне!) ту прекрасную, величественную, богоданную русскую старину.
  Пора рукава всем засучить.
  Гвозди, братцы, уже есть.
  Они как напоминание о том, как крепка была когда-то наша родная Русь.
  
  На чём основан мой оптимизм
  
  Хотите знать, на чём основан мой оптимизм?
  Он имеет веские основания.
  Как-то раз разговорились мы с одним педагогом из детского санатория. Я ей выразила своё восхищение краем, природой, людьми. А она мне говорит:
  - Да, конечно, у нас красиво, лес, речка, но всё равно ничего хорошего.
  - Почему? - искренне удивилась я.
  - Да я ведь живу не в самом Гусе, а в деревне, за шесть километров отсюда.
  - Какая прелесть!
  - Да вы что... Страшно, - осадила она мой восторг.
  - Обижают? Бандиты, что ли?
  - Да нет, что вы. Люди у нас нормальные.
  - А что же тогда? - снова спросила я удивлённо.
  - Знаете, как зимой у нас страшно - едешь по лесной дороге на велосипеде, и каждого шороха боишься.
  - Почему?
  - Волки в лесу.
  С тех пор прошло много времени. Впечатления мои приобрели контуры этого эссе, и оно обрело зримую форму. Конечно, событие это важно лишь для меня. Мир не заметил моих эмоций.
  В мире случилось много других эпохальных и менее значимых событий. В Америке взорвали два небоскрёба. Неожиданно напомнила о себе такая, забытая всеми болезнь, как сибирская язва. В небе над Украиной сбили пассажирский самолёт. Где-то рухнул вертолёт с важными персонами. Умер писатель Астафьев. Пытались закрыть какой-то важный телевизионный канал. Почти вся Европа пострадала от страшного наводнения. В Москве террористы захватили заложников. В Беслане бандиты напали на школу. На Украине совершилась Оранжевая революция. Где-то глубоко под Землёй произошла подвижка тектонических плит, в результате чего случилось невиданное землетрясение. Цунами уничтожило прекрасный когда-то берег. Астрономы доказали, что Плутон - всё-таки не планета. Телевизионные каналы пестрят сообщениями о каком-то плутониевом скандале. Видного олигарха бросили за решётку. Вновь выросли цены на жильё. Новый президент Франции разводится с женой. Прошли очередные выборы в Государственную Думу. Страну лихорадит от предстоящих выборов нового президента.
  Мир бурлит. От горячих новостей голова идёт кругом.
  Но мне почему-то снова захотелось в тот уголок земли, где над лесами и долами плывут купола чудесного храма. Где в дремучей чаще живёт постаревший Леший и всё бродит по ночам, ломая сучья, в надежде обрести хоть единую душу, которая поймёт его тоску и одиночество. И где по зимним дорогам рыщут самые настоящие, а не сказочные волки.
  Пока такой уголок на земле есть, и мы живы. Слава тебе, Господи!
  
  Произведение - победитель (Первое место) Шестой Русской ярмарки талантов в номинации "Публицистика".
  Впервые опубликовано - Правда жизни: Старый Оскол, 2010, Љ 6-7 (9-10). - С. 9 - 22.
  "Правда жизни" - газета российского общества современных авторов (РОСА)
  http://art.oskol.info/
  885533@mail.ru
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"