Парди Джеймс : другие произведения.

Свечи твоих глаз

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Свечи твоих глаз" новелла из одноименного сборника коротких рассказов 1988 г. Это история о любви двух выходцев из Луизианы, живущих в Нью-Йорке нищими и бездомными. Они представляют собой два абсолютно противоположных типажа - высокий, чернокожий южанин по прозвищу Солдат, властный, вспыльчивый, одновременно жестокий и нежный, и Бьют - тихий, странный юноша, совершенно не приспособленный к жизни, но одаренный удивительной, незабываемой красотой, вершина которой его необычные, горящие каким-то нездешним светом глаза. Они живут в заброшенных зданиях, одеваются в обноски, добывают себе на пропитание попрошайничеством и мелким воровством, и в общем-то в жизни у них нет ничего кроме их взаимной любви, в которой весь их мир, и которая, как все слишком прекрасное и совершенное с самого начала обречена. Эта новелла, как многие произведения Парди имеет на первый взгляд все черты реалистичной прозы, но по сути своей необычайно символична и наполнена внутренней поэзией.

  Джеймс Парди
  
  Свечи твоих глаз
  
  Года два назад, по Четвертой Восточной Улице, из одного конца в другой, бродил чернокожий человек могучего телосложения, с плакатом, на котором лиловыми и оранжевыми буквами было написано:
  Я УБИЙЦА.
  Почему меня не отправят на стул?
   Подпись, Солдат.
  Люди в Ист Вилледж новые интересовались, кто такой этот Солдат и кого он убил. Всякий раз кто-нибудь из наших, родом из Луизианы, находил время поведать любопытствующему историю Солдата, главным героем которой, наравне с хозяином плаката, был Бьют Орлинс.
   Орлеанский Красавчик, или просто Бьют, происходивший из той же части Луизианы, что и Солдат, становился, как нам казалось, с каждым годом все краше, хотя все заглядывались на него еще с первого дня, как появился в Ист Вилледж. В семнадцать лет Бьют порой выглядел всего на тринадцать. Но самой необыкновенной его чертой были глаза, напоминавшие, как кто-то заметил, вспышки зарниц.
   Никто никогда не старался разгадать, как Бьют жил до того, как он сошелся с Солдатом. Он был не образован, не обучен никакому делу. Зимой и летом он разгуливал в одной и той же одежде, и часто, даже в декабрьские холода, босиком. Летом он носил немецкую фуфайку, оттягивая ее чуть не до колен. Одежду свою он в основном находил на задворках репертуарного театра.
  После отчаянных просьб и уговоров, Бьют согласился поселиться с Солдатом в ветхом, полузаброшенном здании, неподалеку от Боуэри.
  Из-за своей поразительной красоты и странных глаз, он был нарасхват у художников, страстно желавших его нарисовать.
  Его друг Солдат, с глазами цвета слегка потертых медных центов, оберегал, а, пожалуй, и держал мальчика в неволе из-за своей любви к нему. Если вы хотели получить разрешение нарисовать Бьюта, вы должны были прямиком пойти к Солдату и договариваться с ним любыми хитростями.
  Оставшись с глазу на глаз с пришедшим упрашивать его художником, Солдат долго колебался, листал старую бухгалтерскую книгу, которую раздобыл в том же театре, где Бьют находил себе одежду, и наконец, поспорив и поругавшись, сходился на приемлемой цене и нехотя отпускал Бьюта на условленное количество часов.
   Не знаю, кто из них двоих любил друг друга сильнее, Бьют Солдата или Солдат Бьюта.
  Солдат заключал Бьюта в объятия и убаюкивал его сидя в большом кресле-качалке, которое они почти новым нашли на улице, где его бросили грабители.
  Он качал Бьюта в этом кресле, словно куклу. Это было их главным занятием, их единственной утехой. Зрелище это было незабываемое - здоровенный, черный как ночь Солдат, державший в бережных, но крепких объятиях, Бьюта. Бросив на них взгляд в темноте, можно было бы увидеть лишь одного Бьюта, спящего, как могло показаться, в темных лапах дерева.
  Солдат добывал им обоим на жизнь, попрошайничая либо воруя. Но даже полицейские не считали его профессиональным вором. Просто ловким умельцем что-нибудь стянуть, когда прижимала нужда.
  Солдат раздобыл где-то золотую цепочку и настаивал, чтобы Бьют всегда носил ее на шее, но его младший друг не любил ощущение металла у горла. Он говорил, что оно напоминает приставленный к коже ствол. Однако в итоге он уступил и не снимал ее.
  Люди в Ист Вилледж удивлялись, как эти двое могут так долго оставаться вместе. Но в конце концов стало ясно, что в своей взаимной любви они достигли некоего совершенства. У них не было ни будущего, ни прошлого, только миг настоящего, в котором Солдат качал Бьюта на коленях и целовал его мягкие, шелковые, рыже-золотые волосы.
  "Бьют", - сказал ему как-то раз Солдат, когда им уже недолго оставалось быть вместе, вонзив в него взгляд своих глаз, напоминавших медные центовые монеты, - "ты мои заря, полдень и ночь. Но особенно полдень, слышишь? Мой ясный полдень. Ведь даже если бы солнце перестало светить, и все звезды спрятались, но у меня был бы ты, Бьют, то плевал бы я, что все там наверху потухло. Я бы глядел на твой свет и думал, что они как раньше сияют в небе".
  После он качал и убаюкивал Бьюта, пока ночь не опустилась на город.
  Мы знали, что вечно это не продлится. Все прекрасное и совершенное не имеет будущего. Эти двое и так слишком задержались в своем раю. Роковая черта, вот куда извечно стремится идеальная любовь.
  И вот как-то ночью Солдат не вернулся назад в убежище, где они жили вместе.
  
  Прождав его какое-то время, Бьют заворочался в кресле, как дитя в утробе матери, которое хочет появиться на свет. Но Солдат не приходил.
  Наконец голод выгнал Бьюта на улицу. Выйдя из дому, он протер глаза и стал озираться по сторонам, как будто он провел в спячке много долгих лет.
   "Где Солдат?", - спрашивал он каждого встречного, будь то друг и совершенно незнакомый человек.
  Не зная, что отвечать, мы давали ему поесть и попить. Никто и не помышлял качать его, держа в объятиях.
  Проходили дни, недели, и за это время юный мальчик сделался старше на вид, но он был прекраснее, чем когда либо. Его очи, посаженные глубоко в глазницах, были похожи на маленькие мерцающие свечки с праздничного торта. Вокруг этих свечеподобных глаз наметились морщинки. У него выпало несколько зубов, но он был все равно красив даже без них.
  Если он что-то говорил, то это всегда были одни и те же слова: "Где там Солдат, не слыхали?"
  В лавке подержанных вещей, Бьют стащил себе очки для чтения, чтобы просмотреть забытую Солдатом бухгалтерскую книгу, куда его чернокожий друг имел привычку записывать всякие фразы, пока он не был занят тем, что качал Бьюта.
  Но оказалось, что все фразы в этой книге были на один лад и повторяли одно и то же, часто одинаковыми словами, как в тетрадке школьника, который учится писать.
  Фразы эти были такими: "Солдат любит Бьюта. Он мое небо и земля и глубокое синее море. Бьют, не бросай меня никогда. Бьют, всегда люби меня и разрешай мне любить тебя. Ты слышишь?"
  Бьют продолжал как прежде качаться в кресле, напевая сам себе какую-то собственную колыбельную.
  Очки он разбил, но все равно каким-то образом умудрялся читать бухгалтерскую книгу своего друга, да и в любом случае он успел запомнить наизусть те несколько повторяющихся фраз, которые Солдат туда записал.
  "Он вернется", - сказал Бьют Орли Остину, чернокожему экс-боксеру из Миссисипи, - "Я знаю Солдата".
  Однажды Орли вошел в комнату с креслом-качалкой и громко закрыл за собой дверь.
  
  
  
  Он поглядел на Бьюта. Он схлопнул ладони и решительно их потер.
  "Говори", - сказал Бьют повысив голос. Орли склонился над ним и поцеловал Бьюта в темя, а правую ладонь приложил к сердцу Бьюта, показав таким образом, что он пришел сюда, в комнату с креслом-качалкой, чтобы занять место Солдата.
  И вот, у Бьюта и его нового любовника все началось там же, где закончилось с Солдатом, но хоть юноше и не было так одиноко рядом с Орли, было заметно, что с бывшим боксером ему не было так хорошо, как с Солдатом, даже не смотря на то, что Орли качал Бьюта куда больше, чем это делал Солдат. Он мог качать его всю ночь напролет, потому что он слишком курил слишком много травки.
  А потом, вы, наверное, помните ту ужасную зиму, которая побила все температурные рекорды. Обычно в Нью-Йорке не бывает таких лютых холодов, как, скажем, в Бостоне или на севере в Мэне, хотя для выходцев из Луизианы, даже малейшее дуновение северной зимы это уже слишком. А в доме, где была их комнатка с креслом-качалкой, с обогревом, как вы понимаете, обстояло не очень. Все тубы замерзли, окно превратилось в подобие айсберга и даже крыс находили на ступеньках окоченевшими от холода.
  Лед вырос на высоком потолке как люстры и свешивался вниз.
   Трубы полопались, и лестница обвалилась от громадных сосулек.
  С первой оттепелью, кто бы мог подумать, Солдат вернулся. Он не без труда поднялся по лестнице, учитывая, что вместо лестницы осталась только куча деревянных обломков, но карабкаясь и цепляясь, он все же взобрался наверх в комнату с креслом-качалкой.
  От того, что ему там предстало, он сам застыл как обледеневший дом.
  Он увидел, что его место занял Орли, который, обняв Бьюта, сидел в кресле - их губы были тесно слиты, а руки стискивали друг друга отчаянней, чем когда-либо осмеливался на то он сам. Они показались ему двумя цветками на дне глубокого горного потока, но неподвижными, как луна в ноябре.
  "Объясни мне", - это было все, что сумел вымолвить Солдат. "Объясни!"
  Они не ответили и даже не удосужились открыть глаза, и тогда Солдат достал свой краденый пистолет.
  "Скажите мне, что то, что я вижу, неправда", - не зная вслух, или про себя произнес он.
  Никто не ответил, и он взвел курок.
  В молчании он выждал еще минуту, а потом выпустил все пули. Но когда они пронизали талый воздух, он понял, что даже с пулями что-то не так, ибо попав в цель, они не впились в нее как в тело из плоти и крови, а отскочили как от камня.
  Мы считали, что Солдат тронулся умом еще до того, как опустошил обойму в любовников, однако, когда он понял, что его пули поразили мишень не из плоти и крови, он окончательно лишился рассудка.
  После стрельбы он отправился в полицию и во всем сознался. Полиция не удостоила его и парой слов и не записала ничего из его признаний. Но, в конце концов, они все-таки отправились в комнату с креслом-качалкой, скорее забавы ради. Там они, наверное, с первого взгляда поняли, что Бьют и Орли были мертвы за много дней, может даже недель, до возвращения Солдата. Тех, кто замерз насмерть, не убьешь пулей.
  На протяжении многих недель Солдат изо дня в день наведывался в полицейский участок и сознавался в убийстве. Иные копы даже делали вид, что записывают его показания. Они угощали его сигаретами и содовой в бутылках.
  Сейчас Солдат живет в другом доме с белым дружком постарше. Но каждый день, особенно по воскресеньям, он таскает из конца в конец Четвертой Улицы тот самый плакат, буквы на котором уже начали выцветать:
  Я УБИЙЦА.
  Почему меня не отправят на стул?
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"