Синцова Татьяна : другие произведения.

Пьяно

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Марфуше приснился плохой сон.
  "Марфуша" - это я. Когда со мной что-то случается, я называю себя "Марфушей" или дурочкой.
  Сначала все было хорошо. Потом нетрезвый мужской голос с петушиной хрипотцой, какая бывает по утрам и с похмелья, сказал...
  Нет, "до голоса" я кому-то жаловалась, что мне больно. Мужчине? Откуда в моем сне мужчины? Их там не водится. Не помню: больно было внутри или снаружи? Душе или телу?
  - Мне больно, больно...
  - У тебя рак, - насмешливо сказал голос и... зевнул.
  "Луна в девятом доме!"
  "Что ж теперь делать?" - подумала я, набралась храбрости и спросила:
  - Рак... чего?
  - Печени, - уверенно ответил голос и зевнул во второй раз - с потягом, вздохом: "О-хо-хо...", - закряхтел.
  И тут я совершила глупость. Вместо того чтобы спросить, когда я умру или - чтоб не так страшно было - что-то вроде: сколько мне осталось? - я ляпнула, как настоящая Марфуша:
  - Не может быть!
  - Очень даже может, - разозлился голос. - С чего это вдруг "не может"? Особенная какая.
  - Я не в этом смысле! - испугалась я: еще обидится!
  - А в каком?
  - У нас в роду никто никогда не болел раком! Только сердцем и давлением! А я слышала, что если не болел, то вероятность ничтожная...
  - Глупости, - не сразу отозвался похмельный голос. Ему отчаянно хотелось спать. - Ну, не было. Теперь - будет. Сейчас вон одна экология чего стоит...
  
  И точно: зашумели деревья, загудели, заскрипели, жалуясь на экологию.
  Поднялся ветер.
  "Но нельзя рябине - к ду-убу перебраться!" - заныло у меня внутри. Как раз там, где больно.
  Стало темно. Звуки куда-то пропали. Мне показалось, я полетела. Кто-то спросил: "Мобильник взял?" "Да взял, Господи". "Крендец, - подумала я. - Сам!" И затаилась. "Тебе к трем в паспортный, - раздраженно напомнил "Сам". - Слышишь?"
  "Тьфу, ты черт!!" - внутри застонало: это же Нинка!..
  
  - Вставай! - она грохнула кулаком по двери. - Выпьем, добрая подружка...
  Я открыла глаза: что это? Белый свет? Он же серый. Мы - дети подземелья, и в наш склеп не заглядывает солнце.
  - Девочки, яишенки?
  Это Толик. Он к нам приблудился.
  - Отрежь кусочек. Будешь?
  Я мотнула головой.
  - Чего молчишь? Молчит чего-то...
  Когда мне страшно или у меня депрессия - я молчу. Вернее, разговариваю, но "про себя". Сейчас я ответила: "Отстань, у меня рак печени", - но Нинка не услышала. Она не Мессинг. Мыслей не читает.
  - Чай, кофе?
  Я кивнула на банку с "Нескафе".
  - Во дает.
  - Может, заболела? - предположил Толик.
  Они уставились на меня, как два барана.
  "Да, заболела. У меня рак", - сказала я, но они продолжали глядеть.
  - Ну-ка выйди, - скомандовала Нинка, и Толик поплелся в комнату, прихватив с собой остатки яичницы. - Ты это... не залетела?
  Я помотала головой.
  - А чего не говоришь? Не хочешь? - глаза у неё сделались недоверчивые.
  - Не можешь?
  Я уныло кивнула.
  - А!..
  Она хмыкнула и почесала за ухом:
  - У нас англичанка была. Нормальная такая баба. Не страшная. Муж её бросил, она полгода не разговаривала. Профнепригодная стала.
  До трамвайного парка Нина Семеновна преподавала русский с литературой. Потом надо было учить старшую - её пристроили в медицинский на платное - и Нинка с мужем бросили свой Голопупинск, город Остров в Псковской губернии, и стали гастарбайтерами. Сняли квартиру на Достоевской - рядом с Кузнечным переулком. В подвале. Ну, это я говорю "в подвале": на самом деле - в цокольном этаже. Ешь бутерброд, а мимо - цокают. Нинкин Серега устроился на КАД.
  Чем думали, когда дорогу называли КАДом? В Ад. К Аду...
  Я отвлеклась. Так вот. Месяц оттрубили, и выяснилось, что "великовата кольчужка": квартирка хоть и цокольная, но дорогая. Центр города как-никак: пять минут - и Невский. Хозяйка смилостивилась, сказала: "Пусть будет подселенка".
  Ленка...
  Вы поняли, никакая я не Марфуша...
  Только во сне и сама с собой, и когда что-то случается, а я - как Акела, промахиваюсь и падаю в переплет, говорю невпопад, ляпаю...
  Почему я не спросила, сколько осталось?!
  
  - Лен, ну че ты вообще?
  Тут я всхлипнула. Плакать я, когда на меня налетает, не плачу. Только всхлипываю, как ишак. Громко.
  - Иди, отсюда!! - зашипела на бессловесного Толика Ленка.
  - Я сковородку поставить.
  Толика мы взяли третьим. Воровски, признаться. Без хозяйского дозволения. Загибался мужик - жалко. Мы поместили его в чулан - в кладовку. Там он спал - кладовка большая, раскладушка помещается запросто. Если верх поднять. А тусовался - в моей комнате. "На семейном совете" решили: "Если что, говори, ты - Ленкин. В гости пришел".
  Толик разревелся: "Девочки.... Серега..."
  Выпили мы за новоселье, тыщу ему на ботинки отстегнули. Нинка с Серегой, чтоб вы знали - гастарбайтеры ближние, а Толик - дальний. Родственник тому Макару, который телят не гонял. Приехал - гол, как сокол. В летних кроссовочках.
  А зима! Какая зима была! Обалдеть. Падал снег, горели сиреневые фонари, и на наших цокольных окнах кружевом висели снежинки...
  - Ставь и уматывай!
  Я промычала: не шуми. Без слов. Одним: ммм...
  - Ладно уж! Заступница. Чего он крутится? Поговорить не дает. А писать можешь? - Нина Семеновна уперлась взглядом в мое невзрачное личико.
  Я пошевелила пальцами. Писать я, пожалуй, смогу. В ответ на кивок, Нинка кинулась к телефону, притащила пачку липких листков и карандаш. Я повертела его в руках, посмотрела, заточен ли, и написала: "Не могу говорить, скулы сводит".
  - Ну, блин! - возмутилась коллега - мы работаем вместе: кассиршами в трамвайном парке. - Я и без тебя вижу, что сводит. Из-за чего не можешь-то?
  Она показала жестами, как глухонемой.
  "У меня рак", - подтолкнула я листок и отвернулась к окну.
  За стеклом цокали веселые каблучки: цок-цок. Город наш, как слоеный пирог. В нижнем, подгорелом слое, обитаем мы, а верхнем - люди! В их окна светят сиреневые фонари, а в комнатах горят оранжевые лампы. Два слоя не смешиваются. Меж ними - воздушная начинка: крем, пудра, духи. Туманы и вязкое малиновое желе...
  - К врачу ходила? - Нинка пригорюнилась, подперла щеку кулаком. - Горюшко мое...
  "Мне во сне сказали!!" - написала я и для убедительности закончила фразу двумя восклицательными знаками. К врачу всякий сходит.
  - Сдурела?!
  Не понимает! Голос из сна уж всяко поболе знает! Что врач? Посмотрит снаружи - и до свидания. А этот - во мне сидит. Из самого' нутра вещает.
  "Глубоко сижу - далеко гляжу"...
  "Я редко вижу сны: раз в год. И все - сбываются", - накарябала я и бросила карандаш.
  Нина Семеновна смяла щеки, вытерлась зачем-то полотенцем, сказала: "Ну, так", - и смолкла. На лице её читалась растерянность. Я тоже не знала, что делать. У приговоренных бывает мечта - покурить там перед расстрелом, помолиться. А у меня? Чего мне хочется?..
  За отдернутой занавеской мелькали ноги - ровно до коленок, башмаки.
  Я научилась определять размер.
  Сороковой прошел, растоптанный. А этот - тридцать пятый. Крошечная ножка.
  Сапожки-шпилечки.
  Я хочу в сиреневый город!!
  В воздушный верхний слой - как там живут? Во что одеваются, чему смеются, какие пирожные кушают? В каких салонах чистят перышки, лица и делают маникюр? Я никогда не чистила лица, наверное, поэтому такая замухрышка!.. Только не думайте, что я не знаю, что надо говорить "едят" вместо "кушают". Но пирожные! Разве их можно есть?! Что это селедка? Картошка с луком? Только кушать - по кусочку, смакуя и облизывая крошку с губ и с пальцев шоколад...
  
  - Ну, ты чего? - испугалась Нинка. Наверное, на моей роже что-то нарисовалось. - Погоди горячку-то пороть. Разве сны знают будущее? Откуда, прикинь? В нас только то, что мы прожили. Остальное - совпадения.
  Она шмыгнула носом, переставила кофейник:
  - Бабка моя говорила: не снится - а "гластится"...
  Я дернулась: ну вот! "Глас", значит, Божий!
  - Ничего не "вот"! - прочитала Нинка по моим телодвижениям. - В деревне "гластится", значит, чудится, видится. Причудилось тебе. И не тряси башкой! Сходишь на УЗИ, просветишься. Чего рак-то? Не сказали тебе?
  Я показала на правый бок.
  - На себе не показывают, дура!
  Она подумала, посмотрела на часы. Засмеялась:
  - Девять тридцать!
  "Ну и глупо, - обозлилась я. - Человек с жизнью прощается, а она..."
  В "верхнем" городе едят вафли!
  Я вспомнила! Трамвай стоял на перекрестке, и в запотевшее окно было видно женщину в сиреневой машине - мужик с соседнего сидения сказал: "Разжирели! На Крайслерах катаются". Она доставала из глянцевого пакетика воздушные вафельки и складывала их в рот!
  Перед смертью я попрошу такие вафли...
  - А теперь пляши! - Нинка шлепнула ладонью по столешнице. - Самое главное, бабка что говорила? Плохой сон надо успеть рассказать! В течение часа, как проснулась! Сечешь? Сережка вышел из дома в восемь сорок, а ты выползла из комнаты - без десяти! Ну, сечешь, нет?! Тогда он не сбудется!
  Она стукнула меня по одному плечу, по второму...
  - Толик! Иди, сходи, - подмигнула, сунула ему в руку пятисотку...
  Обалдевший Толик выскользнул из квартиры...
  
  - Летом в Остров поедем! Там воздух - нарзан! Соображаешь?
  Я вытерла слезы, икнула: да! Говорить я по-прежнему не могла, но теплая волна, тихо поднимавшаяся снизу, уже добралась до солнечного сплетения. Сейчас она затопит сердце, заплещется в горле и я - смогу, смогу!.. Наверное.
  - А яблоки? Видел, какие у нас яблоки?
  Толик мотнул плешивой головенкой:
  - Откуда? Я из Ташкента.
  - Приедешь - увидишь. Не отставай, закусывай! Будешь за грибами ходить, за клюквой. Небось, не видел грибов-то? - Нина Семеновна засмеялась, ткнула его в бок. - "Ташкент - город хлебный!" Мы раньше... по литературе, помню. А теперь - вы к нам! Ничего...
  Она махнула рукой, как отрубила:
  - Не пропадем! Грибы-ягоды, морошка-картошка, лучок-чесночок, скажи?
  Мы с Толиком кивнули: пропадать нам не хотелось.
  - А весной гуси-лебеди летят!.. Красота. Белые-белые. И уточки. Эти - кря-кря - и на озера. Озер у нас - видимо-невидимо! - она по-матерински обхватила нас за хрупкие шейки, прижала.
  
  Я закрыла глаза. Придет весна, и я поеду в город Остров.
  Там - хорошо. Там гуси-лебеди...
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"