Смелов Леонид Владимирович : другие произведения.

Девять истоков

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Много людей и девять костяных шариков в двух маленьких жертвенных горшочках. Переплетение судеб в чужой руке... Внимательное чтение.

  (с) Леонид Смелов
  Все права защищены
  
  ДЕВЯТЬ ИСТОКОВ
  1. Все началось двадцатого августа.
  
   Иван Григорьевич вошел в кабинет шефа и застал его стоящим лицом к окну. На столе модной мелодией разрывался сотовый телефон, но шеф, казалось, отсутствовал в этом мире. Иван Григорьевич замер в двух шагах от двери - и двух, соответственно, до стола - и принялся изучать взглядом помятости пиджака на могучей спине шефа. Молчание затягивалось. Сотовый наконец-то смолк, но и это не послужило сигналом к началу разговора. Иван Григорьевич посмотрел выше головы шефа, в окно, на капли дождя, а затем, не выдержав молчания, сухо кашлянул, напоминая о себе. И был услышан.
   - Ты любишь древний Китай, Григорьич? - осведомился шеф.
   Бог знает, о чем он думает? Бог знает, к чему он клонит?!
   - Широкий вопрос...
   - Как ты обожаешь уточнения.
   - Но и страна не маленькая. И история ее глубока.
   - Да уж. А я вот, собственно, о чем. - Шеф оторвался от окна и, развернувшись, положил руки на спинку стула. - В древнем Китае, - я вчера в книге прочел, - удельных князей за заслуги жаловали девятью регалиями. Это было, если по сегодняшним меркам сказать, круче некуда. То есть тебя любят, ценят и - вот тебе, князь, награда.
   Разговор приобретал приятные черты. В конце концов последняя рекламная компания, которой занимался Иван Григорьевич, удалась на славу. Однако надо осторожнее, в тон.
   - Ну, это и у других народов было, - мягко произнес Иван Григорьевич. - Кони, красные шаровары, тулуп с барского плеча.
   - Это мы знаем. Но тут же философия, другое миропонимание. Вот слушай. Я записал. - Шеф извлек из кармана листок бумаги. - Значит так: колесница с конями, парадное платье, музыканты, ворота, крытые красным лаком, парадное крыльцо, телохранители, лук со стрелами, топор с секирой и жертвенные сосуды.
   Иван Григорьевич кивнул и едва слышно вздохнул. Какой философией отличается китайское парадное платье от русского барского тулупа, было ему непонятно. Награда как оценка заслуг, по сути, и есть награда. Хотя приятно, если к этому идем.
   Шеф крутанул стул и, поймав его спинку на втором обороте, продолжил:
   - Наша рекламная компания удалась. Твои заслуги в ее проведении не переоценить. И я решил наградить тебя...
   Иван Григорьевич напрягся. Шеф держал паузу.
   - Наградить тебя... музыкантами!
   Бровь Ивана Григорьевича предательски дернулась.
   - В каком смысле? - уточнил он.
   - В прямом. Тут ко мне парни приходили. Не помню имен... - Шеф щелкнул пальцами. - Один Ти. Это, я так понял, прозвище. Наверное, как-то расшифровывается. А главное, запоминается. А то все одинаково: Коля, Оля. А тут, - он мне, второй, кто представлял, - говорит: меня, мол, зовут так-то, а это - Ти. Забавные они. Так вот парни предлагают в нашем заведении "Луна" открыть что-то вроде рок-кафе. Ну, сначала, скажем, они будут работать только по субботам, а там видно будет. Я знаю, ты любишь такого рода музыку. Вот и сходи. Ребята работают вживую. Стол, конечно, за счет заведения. - Шеф улыбнулся. - Вот такая тебе, удельный князь, регалия: музыканты.
   Шеф вновь развернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. На столе запел сотовый. Шеф схватил телефон и исподлобья глянул на Ивана Григорьевича. Аудиенция окончена. Закрывая за собой дверь, Иван Григорьевич подумал о том, что неплохо бы было рвануть к старушке матери за город. Почему у китайцев не было регалии в виде двухнедельного отпуска? Потом в окружении так бы и говорили: это знатный человек, он получил двухнедельный отпуск. Тоже мне философия прошлых веков. Менталитет древних народов. Все куда проще: человек должен отдыхать от работы, иначе он устанет от жизни. А наградил шеф именно работой, черт бы его за это подрал!
  
   2. Вероятно, для TI и Олега все началось раньше.
  
   - Слушай, Олег, мне ведь даже продать нечего! Все мое богатство - гитара! У нас дома холодильник и тот дешевле стоит.
   Terra incognito - он же сокращенно TI - сидел на диване, возложив скрещенные ноги на стул. Он искоса поглядывал на напряженно смотрящего на экран монитора Олега и что-то рассуждал и канючил. Так, по крайней мере, вслух обозначал все его доводы сам Олег.
   - Ну, поканючь еще!
   - Деньги нужны, - с выдохом подытожил TI.
   - Это серьезно, - усмехнулся Олег. - Они всем нужны, эти машины и яхты, выраженные в купюрах, именуемых "деньги".
   - Да не нужны нам машины и яхты!
   - Но нам нужны деньги.
   - Да! - TI скинул ноги со стула, поднялся и пошел вдоль дивана. - Зря ты так, Олег... ну, насчет моего бизнес-плана. Дело-то стоящее.
   - Да уж, стоит дело немало, а вот когда окупится - это еще вопрос.
   - Окупится, - заверил TI.
   Олег сипло выдохнул и резким движением отбросил мышь. Она покатилась по полированному столу, успев механически жалобно пискнуть перед тем, как сорваться с края вниз. И закачалась на проводе. TI молча смотрел на друга: перекипит - пройдет. Характер такой. Меж тем Олег вскочил из-за стола и вышел на балкон. Облокотившись о перила, он дотянулся до тополиной ветки и, сорвав лист, плюхнулся на запыленный балконный стул. Еще раз громогласно вздохнув, он принялся разрывать тополиный лист на узкие полоски. Наконец заговорил:
   - Я не буду брать кредит под залог своей квартиры!
   - Но... - начал было TI.
   - Чем возвращать будем?! - оборвал Олег.
   - Заработаем.
   - А если нет?! Прощай квартира - привет общага!
   - Но мы же даже еще не разговаривали с хозяином "Луны". Может он согласится проспонсировать покупку аппаратуры.
   - Да расспрашивал я о нем у людей! - Олег вернулся в комнату. - Расспрашивал. Не даст он денег. Не мы первые такие: помогите, мол, а мы отработаем и вернем. Вариант "дырка от бублика" называется. Бесконечно малая величина.
   - Может он вообще не согласиться, что бы в его "Луне" было рок-кафе, - осторожно заметил TI.
   - В том-то и дело, что согласится! - буркнул Олег. - Даже скажет: "Приходите, ребята, играйте. Давайте попробуем для начала, скажем, по субботам. Вот в ближайшую и начинайте!" А у нас, дорогая terra неизвестная, только инструменты, а аппаратуры - увы, нема! И одолжить ее не у кого, потому что по выходным она в работе у всех, на кого ты только не укажешь. Люди деньги зарабатывают!
   - И мы будем зарабатывать.
   - Будем... будем... Мечты, ваш дым сладок. - Олег подошел к столу и возвратил мышь обратно на коврик. - Ладно, TI, завтра понедельник, день варианта "ноль", сходим во вторник, часов в десять-одиннадцать. Добро?!
   - Добро, - отозвался TI.
   - Ну, бывай, а то у меня дел до головы. Дверью посильней хлопни, с замком что-то!
   TI вприпрыжку выскочил из подъезда и радостно взглянул на солнце. На душе у него пело. Будущее рисовалось яркими красками.
   - Земляк, дай пару рублей!
   TI обернулся. Из подъездной двери на него смотрела мятая, грязная рожа.
   - На.
   - Будь здоров!
   TI направился к остановке, но замер у угла дома на полпути, поняв, что теперь ему не хватит денег на маршрутку. "Зачем отдал? - спросил он сам себя. - Сказал бы, что нет". И он пошел пешком. На душе у него уже не пело, но все равно было хорошо. Лето.
  
   3. Вероятно, для Ивана Григорьевича все тоже началось несколько раньше.
  
   Обычный конец дня. Сквозь стекло видно, как зажигаются окна в пятиэтажке напротив. Некий силуэт появился в одном освещенном прямоугольнике, переместился в другой, затем спустился на этаж вниз и превратился в женщину с пышным контуром волос.
   Субботние вечера были тяжелы для Ивана Григорьевича. Он вдвойне остро ощущал собственное одиночество. Идти ему было некуда. Со своими друзьями, которые все, как один, были сослуживцами, он встречался только на праздниках, которые все, как один, были корпоративными вечеринками. Расписание вечеринок было известно на год вперед, так что Иван Григорьевич точно знал, что в этом месяце ему идти некуда. Правда, была еще возможность просто прогуляться по улице, - он любил бродить без всякой цели, - но сейчас ему было лень встать. Он лежал, смотрел телевизор, что-то там про Сталина, и сочинял слоган к названию "Богатырь". Сталин делал все с широким размахом, и "Богатырь" пусть будет: "С широким размахом". Для магазина самое то... Запиликал соло дверной звонок.
   Кто бы это мог быть? Кто посмел это сделать?
   Иван Григорьевич открыл дверь, высунулся в общий коридор и громогласно озвучил первый вопрос. После ответа покинул квартиру и впустил гостя. Перед ним стоял высокий, тощий и бородатый Трофимов - программист их фирмы, знающий компьютер, но не знающий жизнь.
   - Что вам?.. По работе? - осведомился Иван Григорьевич.
   - Я, нет. Я с благодарностью.
   - За что благодарность? Впрочем, входи.
   Иван Григорьевич посторонился, пропуская гостя к своей квартире.
   - Так с чем вы? - вторично осведомился он, делая приглашающий жест, проследовать в зал.
   - Вы мне помогли тогда... - начал Трофимов, усевшись в кресло.
   - Пустое.
   - Для меня важно!
   - Ну, если так, то, конечно... - развел руками Иван Григорьевич.
   - Вы передали мою пьесу, - выдохнул Трофимов.
   - Да, я передал вашу пьесу. Ее опубликовали. Вы - молодец. - Иван Григорьевич нарочно надавил на слово "молодец", чтобы Трофимов почувствовал себя раскованней. - Теперь вы - опубликованный автор. - И неожиданно сменил серьезность на веселость. - Мне одно место нравится, где главный герой рассуждает о пистолете и говорит, дескать, зачем заряжать чужой пистолет, если ты не знаешь, в чью сторону он будет нацелен? Это вы по-современному черно что-то перефразировали. Жизненно. Из китайской, по-моему, мудрости что-то слышится.
   - Не знаю.
   - Ну, и неважно!
   Трофимов улыбнулся. Получилось довольно жалко. Он весь был такой, этот Трофимов. И только ум был его путеводной звездой. Наверное, он мало что чувствовал и почти не умел говорить, но составлять программы для компьютера и диалоги для героев он мог отменно.
   - Я, к слову... - медленно начал Трофимов, - насчет Китая вообще-то... И зашел.
   Тут он положил на колени пакет со смятой рекламной девушкой, и Иван Григорьевич подумал, что никогда не позволит поместить свое лицо на пакете. А Трофимов меж тем уже извлек на свет Божий два маленьких горшочка. Темно-коричневые, они матово блестели в свете синего абажура и манили дотронуться до себя рукой.
   - Это жертвенные сосуды, - сообщил Трофимов, протягивая горшочки Ивану Григорьевичу. - Возьмите. Я же знаю: вы там, в редакции, наверняка говорили о моей пьесе и представили ее в самом выгодном свете! Вы заставили их ее прочитать! Это вам.
   - Благодарю, не стоило...
   Иван Григорьевич растерялся, но горшочки принял. Внутри одного из них что-то щелкнуло. Иван Григорьевич вздрогнул.
   - Что там, жертвенные кости? - поинтересовался он.
   - Нет же! Там шарики.
   - Какие?!
   - Как вы и догадались, костяные. - Трофимов поднялся из кресла. - Девять костяных шариков. По поверьям, один горшочек был предназначен для жертв злым духам, чтобы они не приходили, второй - добрым, чтобы, наоборот, приходили. А шарики - они для медитации. Вы достаете их по одному из одного горшочка, греете в ладони, крутите меж пальцев и перекладываете в другой горшочек. Таким образом, в ваших руках соединяется добро и зло и все прочее, что в нашем мире двуедино, и разум ваш очищается для света, и вы одухотворяетесь и чувствуете прилив новых сил. Попробуйте. А я, пожалуй, пойду.
   - Нет, спасибо, конечно...
   - Вы не провожайте, - попросил Трофимов, выходя из зала.
   - Да нет уж.
   - Эти шарики, по-моему, хороший подарок, - промямлил Трофимов.
   - Не знаю, как и благодарить.
   - Это моя фраза!
   - В смысле?
   - Это я должен сказать эту фразу: "Не знаю, как и благодарить!", а не вы.
   - Ах да, вы имеете в виду благодарность за пьесу.
   - До свидания.
   И Трофимов скрылся. Иван Григорьевич вернулся на свой диван. Сталина уже не было, вместо него кто-то безголосо пел, отчего хотелось выть. В пятиэтажке напротив не существовало ни одного темного окна. Это случалось очень редко.
  
   4. Все продолжилось двадцатого сентября.
  
   Свет отказал. Два из восьми фонарей софитов - красного цвета - закоротили или перегорели, из-за чего на мини-сцене кафе "Луна" был явный перебор сине-зеленой гаммы. Лица Олега и TI выглядели мертвенно-бледными. Это не шло не им, не их песням. К тому же хит Олега "Восставший для жизни" приобрел в этом новом окрасе и некий новый мистический подтекст, о чем автор никогда и не думал. К концу вечера TI матерился уже вслух. Олег держал все в себе. Зал был заполнен наполовину.
   Суббота уходила в ночь. После окончания программы музыканты подсели к столику Ивана Григорьевича. Заговорить первыми они не решились. Меж тем и Иван Григорьевич сам не знал, что он здесь делает, зачем и для чего он покинул квартиру. Он сидел в углу, выпивал, крепче, чем обычно, и смотрел на сцену.
   - Я вам, между прочим, говорил... - произнес он и вздохнул.
   - Я тоже говорил, - цыкнул Олег.
   - Еще и месяца не прошло! - заметил TI.
   - И что с того? - буркнул Иван Григорьевич.
   - Величина, стремящаяся к нулю, - подвел черту Олег.
   TI позиций не сдавал:
   - Работать надо.
   Иван Григорьевич налил себе вина и, откинувшись на спинку стула, начал говорить медленно, словно брал разбег для какой-то решающей части:
   - Когда я вас, ребята, увидел в первый раз, мне уже все было ясно. Просто потому, что у меня есть опыт в делах. Нет, я, конечно, все понимаю, что опыт это что-то вроде спортивного рекорда: ты его поставил, а пришел кто-то новый, молодой и перспективный, и побил его. И перепрыгнул твою планку. И доказал, что из того, из чего ты не смог добыть денег, он сможет. Но... - Иван Григорьевич поднял вверх полусогнутый указательный палец, - но можно и шею сломать. Вы славные ребята, хорошие музыканты, но ваш вариант именно с шеей, потому что в нашем городе мой опыт... - Иван Григорьевич набрал воздуха и резко закончил: - это такая куча грязи, что ее не перепрыгнешь!
   - Вы по-русски сопливо пьяны и видите жизнь в черном свете, - бросил TI.
   Вышло как-то театрально, и Иван Григорьевич, нервно хихикнув, все же важно заметил:
   - Но, обрати внимание, неизвестная земля TI, не в сине-зеленом свете, в каком вы сегодня выступали!
   - Да это было не особо... - пробормотал Олег.
   - И будет, поверь мне, не особо, - заключил Иван Григорьевич.
   - Но можно же рекламу... - произнес TI.
   - На ваши деньги нельзя! - отрезал Иван Григорьевич. - Их слишком мало. Лишние невозвратные траты. Вам что, мало долгов?!
   - Нам их много, - высказался Олег.
   - Поэтому повторяю свой совет: продавайте аппаратуру и верните кредит банку. Как говорится, поверьте старику.
   - Вы не так уж стары, - улыбнулся Олег.
   - Но, увы, и не молод. Что грустно... И откуда этот пессимизм, черт возьми?! Наверное, TI, я действительно, по-русски сопливо пьян. - Иван Григорьевич возвратил полный бокал обратно на стол и вознес руку, призывая официанта. - Надо домой, друзья мои!
   - Мы вас проводим. Поздно уже, - предложил Олег.
   - Телохранители? - Иван Григорьевич поднял бровь.
   - Что-то вроде, - усмехнулся Олег.
   - Это хорошо. Это странно...
   Кафе закрывалось. Последние хмельные посетители брели в направлении двери. Гасли лампы. Гасли свечи. Расплатившись, Иван Григорьевич, как и все, заторопился к выходу. Музыканты шли следом.
   - Почему странно? - спросил TI.
   - Что странно? - переспросил Иван Григорьевич.
   - Вы сказали: "Это странно".
   - А-а, вот о чем... Это я к тому, что вами меня тогда - месяц назад - наградили как регалией. Это шеф наш смудрил. Фантазийный он человек. Говорит, в Древнем Китае, дескать, была регалия для удельных князей - музыканты. Это, дескать, тебе награда. И я услышал и увидел вас.
   - А что же странного-то?
   - А то, что там была еще одна регалия... - Иван Григорьевич прищурил левый глаз и прямо в дверях повернулся к TI . - Догадайся с первого раза какая?!
   TI молчал. Олег аккуратно вытолкнул Ивана Григорьевича из проема на свежий воздух и сообщил:
   - Если судить по вашей логике, то телохранители.
   - Ты прав, мой друг. Пойдемте же скорей на свет!
   До света они не дошли...
  
   5. То, что точно позже произошло для Олега.
  
   - Так что вы, один из немногих, - ну, по крайней мере, в нашем городе точно единственный, - кто смог сделать деньги при помощи Интернета.
   - О чем вы? Ах да! Да, я один из немногих, кто смог сделать деньги при помощи Интернета. Кстати, в нашем городе не единственный.
   Молодая журналистка была некрасива. Не то, что бы уж в ней совсем ничего не было, но красотой она не была обозначена точно. Олег смотрел на желтый лак ее ногтей и отводил взгляд. Через мгновение все возвращалось на круги своя: лак, взгляд в глаза и "О чем вы? Ах да!".
   - Как вы пришли в этот... не знаю, как и сказать... - Девушка потерялась.
   Олег в очередной раз оторвал взгляд от ногтей и посмотрел в ее карие глаза, подспудно подумав о том, что образования у девушки нет. Никакого. Так что, какой такой опус она сочинит про него, неизвестно. И он пробурчал:
   - Говорите, как есть: бизнес!
   - Да. Так как вы пришли в этот бизнес?
   Олег задумался. Что сказать ей? Да и зачем! Можно, конечно, начать рассуждать на тему того, что есть разные хитросплетения и прочие путы жизненных ситуаций, которые вяжутся как-то сбоку, как-то помимо тебя, а потом - раз! - и вплетут тебя внутрь. И это уже конец, потому что дальше все происходит помимо тебя и вместо тебя. Главное, не допустить, чтобы это стало за тебя... Но это, пожалуй, будет долгое рассуждение. Лучше сократить до последнего. Выводы пусть делает сама. Вариант конечного равенства.
   И Олег сказал:
   - Мне сломали руку.
   - Очень просто, - хихикнула журналистка.
   - Очень больно! - пробурчал Олег.
   - Извините.
   - Ладно, чего уж...
   - Можно подробнее? - попросила журналистка.
   - А почему нет...
   Олег подумал о том, что сократить до последнего, по всей видимости, не удастся. Впрочем, можно взглянуть на все дело с другой стороны. И он начал:
   - Мы с другом на один вечер решили поработать телохранителями у одного человека. Иван Григорьевич его звали. Дело было в кафе "Луна". Кстати, оно сейчас существует? - осведомился Олег.
   - Не слышала, - отозвалась журналистка. - А где?
   - На углу Гоголя и этой, - как ее там?! - забыл, черт возьми! Неважно!.. Вы знаете, - Олег посмотрел журналистке в глаза, - я мало бываю в городе.
   - По-моему, кафе там нет, - солгала журналистка.
   А кафе было! Более того, называлось оно также "Луна" и приставка была "рок-". И посещали его люди, и писала пресса о творческих вечерах, что устраивались в его уютном зале. Журналистка бывала на всех подобных посиделках, но Олега не видела. И она решила соврать. Зачем и почему, она долго раздумывала над этими вопросами последующие вечера. Наверное, потому что она помнила тот день, когда впервые появилась приставка "рок-" и ее неопытный мужчина привел ее в "Луну", где она увидела Олега с гитарой.
   Олег ничего этого не знал. Он смотрел в ее глаза и чуть раздраженно рассказывал о его единственном вечере работы телохранителем.
   - Выходим мы из кафе и ныряем в переулок. Впереди Иван Григорьевич, а за ним - мы с другом. Время позднее. Что еще сказать?.. Все уже обрисовано. Декорации на местах. Нас трое. Их, пьяных или обколотых, четверо. Наглые тупые рожи. Наши шансы стремятся к минусу. - Олег помолчал. - В общем, драка. Думаю, не было бы нас, Ивану Григорьевичу пришлось бы много хуже. Не хочется даже думать...
   - Вам сломали руку?
   - Да. И... неважно!
   - Что? Гитару?
   - Да.
   Олег в очередной раз посмотрел в глаза журналистки и понял, что даже если она не знала, то уже догадалась обо всем. Она видела и слышала его на сцене - факт. И она знает, что значат для гитариста руки, а стало быть, догадывается, почему он больше не возьмет гитару. Нервным движением Олег опустил со стола искалеченную в драке правую руку.
   - Давайте дальше о бизнесе, - пробормотал он.
   - Конечно, - согласилась некрасивая журналистка.
  
   6. То, что точно произошло позже для Стефана, - соседа Ивана Григорьевича по площадке.
  
   Только стол разделял двоих. Сидевший напротив Стефана капитан был молод и зелен, как побег весенней травы, и ничем не напоминал тех оперов, которые работали с ним в далекие семидесятые. Это было, в некотором роде, даже обидно. Конечно, он давным-давно со всем покончил, но не стоило, однако же, забывать, что когда-то Стефан был одним из авторитетных представителей криминального мира. Забыли-таки! Дали вести дело щеглу неоперившемуся. Обидно...
   - Итак, где клише? - спросил капитан.
   - Я завязал. Против меня у вас ничего нет.
   - Насчет "завязал" мы знаем. Одна только, как говорится, "но"! Вопреки вашим словам, экспертиза ясно показала, что выловленные фальшивые доллары сделаны вашим клише. - Капитан перегнулся через стол к Стефану. - Доллары-то один в один, как те, что были выявлены на границе, а позже изъяты у вас при обыске в далеком семьдесят восьмом году.
   - Вы еще тогда не родились, - бросил Стефан.
   - Нет.
   - Ну, вот, - усмехнулся Стефан.
   - К делу это не имеет отношения, - заметил капитан.
   - Может быть...
   При видимом внешнем спокойствии сознание Стефана терзали множество вопросов, на которые он никак не мог найти ответа. В экспертизу Стефан верил. Раз сказали его клише, значит, так оно и есть. Но как спрятанное в гараже много лет назад клише без его ведома заработало, производя доллары? Что это и кто это?
   - Ну, так что же, будем говорить? - осведомился капитан.
   - Я ничего не знаю.
   - Тогда начну я. И вот с чего. Ваш сосед...
   - Иван Григорьевич, - подсказал Стефан.
   - Да, он самый. Он показал, что видел, как к вам несколько раз наведывался некий могучий мужчина пожилых лет. Главная примета: шрам по виску возле левого глаза. Никого не узнаем по описанию?
   Стефан напрягся. Капитан не оставил это без внимания.
   - Да-да! - Капитан встал из-за стола и прошел к окну. - По всему видно, что это, Стефан, старый твой подельник по криминальному бизнесу, который знаком всем прочим под кличкой...
   - Неужели!
   Стефан резко вскочил, отчего едва не опрокинул стул на пол. Молодая, но крепкая рука опера опустилась ему на плечо, требуя сесть на место. Судорожно вздохнув, Стефан подчинился силе.
   - Я тут не при чем, - пробормотал он.
   - Что ж, подумайте... в камере, - закончил капитан.
   В кабинете стало тихо. Явившийся конвоир улыбнулся Стефану как родному и препроводил его в камеру. Только там Стефан окончательно расставил все на свои места. Жена предала его. Разменяла на этого грузного верзилу с одной извилиной и шрамом вдоль глаза. Он всегда ей нравился: "животная сила", "шрамы украшают" - фразы-заразы! Так вот как его, Стефана, клише заработало вновь. Как сказал еще зеленый, как стручок гороха, капитан, "производя доллары". Это очень хорошо для будущей пары, когда производятся доллары. Жить-то на что-то надо. Стефан заметался по нарам. Он понял, что клише найдут, а его - посадят. Доллары наверняка уже произвели в достаточном количестве, значит клише можно подбросить оперативникам. Этот глаз со шрамом сделает это лучше некуда. А контора напишет...
   Стефан успокоился. А еще дверь в общий коридор устанавливал. Зачем устанавливать дверь, если близкий человек уже отдал ключ от нее чужому.
  
   7. Все продолжилось двадцатого октября.
  
   Иван Григорьевич машину не водил. Если высунуться с балкона и посмотреть вдоль дома, можно было увидеть перекресток. Если надоедало смотреть на расположенную напротив пятиэтажку, можно было смотреть на перекресток. Там всегда кипела жизнь, четырехколесная, опасная, с визгом тормозов и светом исчезающих фар.
   На этом перекрестке не чувствовалось осени. Иван Григорьевич попытался отыскать хоть один завалявшийся желтый листок, но не смог этого сделать. Он смотрел на перекресток весь вечер и не увидел в нем осени. Сам собой напрашивался вывод, что времена года, вроде весны и осени, проходят мимо асфальтового покрытия, а стало быть, их следует считать промежуточными и никчемными. Есть снег и нету снега - вот два времени года для перекрестка.
   Ивану Григорьевичу стало грустно. Он вернулся в квартиру, скинул в прихожей старенькое драповое пальто и, пройдя в зал, уселся в кресло. Его руки непроизвольно пододвинули ближе по журнальному столику два темно-коричневых горшочка. Костяные шарики один за другим оказались в его ладонях.
   "Интересны все-таки люди. Они могут войти в твою жизнь, а могут пройти мимо, - рассуждал Иван Григорьевич. - А если представить себя бильярдным шаром, то не всегда определишь, кто из этих людей окажется бортиком, от которого отлетишь, а кто - лузой, в которой найдешь счастье? А хотелось бы... Вот, скажем, шеф, для которого я всегда был лузой, сейчас налетел на меня как на бортик! Я ведь до того заврался перед его женой, что взял и сказал правду о том, где он находится. Хотел ли я это сказать? Наверное, хотел. Потому что мне жаль его жену. Имел ли я на это право, не знаю. А вот тот парень, TI, несколько раз отскочив от меня, как от бортика, попал наконец-то в лузу. Я отдал ему бизнес-план. Свой бизнес-план! Такой, какой придумывают один раз в жизни, а продумывают годами, чтобы заработал он тут же, как только будут вложены первые деньги. Стоило ли ему отдавать этот бизнес-план, это тоже вопрос!"
   Иван Григорьевич тряхнул головой и вернулся в реальность. Сколько их?! Он опустил ладонь в один из горшочков и стал по очереди отсчитывать камешки, перекладывая их в другой горшочек. Было девять. Теперь семь. Он точно помнил, что ни один из камешков не терял. Гостей у него не было. Кошек и собак тоже.
   Что происходит? Может быть, что-то происходит?
   От нахлынувших вопросов Ивана Григорьевича отвлек стук в дверь. Не иначе сосед. Кто-нибудь чужой не попал бы в общий коридор.
   - Здравствуй, Иван Григорьич!
   - Добрый вечер, Стефан. Войдешь?
   - Нет. Я вот, собственно, к тебе с чем. Дверь хочу на лестничную площадку заменить. Это как-то уж жутко пообносилась...
   Иван Григорьевич внимательно слушал и грустно улыбался.
   - Если денег надо, - перебил он, - ты скажи, Стефан. Подсчитай все и скажи, сколько надо. Я заплачу, но во всем остальном - уволь, ради Бога!
   - В том-то и дело, что увольняю. И денег не надо! - Стефан рассмеялся и дружески похлопал Ивана Григорьевича по плечу. - Для вас, любезный сосед, это вообще будет типа подарка.
   - Ворота, крытые красным лаком?
   - А как вы догадались, что красным лаком? - изумился Стефан.
   - Просто подумал, так, про себя. Мне нравится красный цвет. - Иван Григорьевич замялся. - Так это совершенно бесплатно?
   - Я же сказал: подарок. Примите и пользуйтесь. Откровенно говоря, мне он тоже достался почти что на халяву. Ключи я занесу.
   - Спасибо. Только знаешь, Стефан, китайцы говорят, зачем делать дверь, если близкий человек уже отдал ключ от нее чужому...
   - Это точно не про нас.
  
   8. То, что точно произошло позже для шефа и TI.
  
   - Слушай, программист Трофимов! Слушай и не перебивай! Ты ведь у нас еще и писатель, так что тебе это должно быть интересно. Так интересно, что аж просто до холодка под ложечкой.
   Семен Макрос - второй программист, коллега Трофимова по работе, - был весел и слегка пьян. Он, коротышка с маленькими пухленькими ручками, беспрестанно хватал Трофимова этими ручками за рукав и говорил-говорил:
   - Ты вот работаешь среди людей, а ведь ничегошеньки у себя под носом не видишь! Тут разворачивается фарс, тут гремит трагедия, драма и прочая тарабарщина, а куда смотришь ты? Что ты слышишь? Что ты понимаешь?!
   - А что... - Трофимов поежился. - Что-то случилось?
   - Он спрашивает... - Семен дыхнул перегаром и прижал пухленькую ладонь ко лбу. - Он ничего не знает! Вся фирма знает, а единственный выпестованный в ее чреве писатель - ни гу-гу. Ему бы взять да создать что-то достойное "Макбет" или "Шинели", а он - в облаках. Он далек от нас, грешных.
   Трофимов с тоской посмотрел в окно. Зажигались фонари. Приближалась ночь. Послать бы Семена к черту да двинуть домой, но не хватало духа. Оставалось только слушать, надеясь на то, что среди плевел найдется хоть одно зерно.
   - Так что случилось? - переспросил еще раз Трофимов.
   - Ты знаешь, что шеф развелся с женой? - вопросом ответил Семен.
   - Это... да. Знаю.
   - Хоть в чем-то мы осведомлены. - Семен пьяно сыграл удивление.
   - Но это же случилось давно... - осторожно заметил Трофимов.
   - Да, тут ты прав. Но ведь с этого-то все и началось. - Семен пододвинулся поближе и подмигнул. - Ты же знаешь, что жена шефа тянула свою часть бизнеса.
   - Она отличный маркетолог... И с людьми...
   - Это неважно. Важно то, что при разводе свою часть бизнеса она, понятное дело, оставила себе. Дела шефа ухнули вниз. Ему просто стало не хватать ресурсов. Он привык к масштабам, а тут приходилось довольствоваться малым. Ну, шеф и приуныл. А унынье не лучшее подспорье в работе: первыми ушли идеи, за ними клиенты, а в конце - деньги.
   - Да, мне одно время снижали зарплату, - отозвался Трофимов.
   - И не только тебе, - ухмыльнулся Семен, но продолжил рассудительно и твердо: - Стало ясно, что надо что-то предпринять. Нужно было нечто свежее и забойное. И тут приходит парень. Прикольный такой по виду, но с очень серьезным бизнес-планом в пакете. Представляется TI.
   - Это что, прозвище?
   - Да.
   Трофимов с тоской посмотрел в окно: разговор затягивался, а зерен пока что не было видно. Он решился и спросил:
   - Слушай, Семен, а Макрос это твоя действительная фамилия или тоже прозвище?
   - Это стиль жизни, - важно изрек Семен. - Но сейчас и это, писатель Трофимов, неважно. Важно то, что шеф тут же взял парня к себе, обласкал его и приютил. План был внедрен в жизнь, и вскоре мы снова были в фаворе.
   Трофимов сухо кашлянул и поднялся со стула.
   - А где же фарс, драма? - недоуменно произнес он.
   - Фарс - в назначении парня директором проекта, - как само собой разумеющееся сообщил Семен. - А драма, дружище, состоит в тот, что TI дали денег и ввели в золотую среду, где он в полгода стал конченым наркоманом. Он умер от передозировки. Для всех официальный автор бизнес-плана шеф и только он. Выводы делай сам.
   Трофимов поднялся и, потоптавшись на одном месте, направился к двери. Он весь ссутулился и как-то сжался, словно на него положили мешок зерна. У двери он обернулся.
   - Страшно, Семен.
   - Может быть.
   - Ты полагаешь, за всем этим шеф?..
   - Может быть.
   - Ладно, пойду.
   Трофимов вышел из кабинета, прошел длинный коридор и, кивнув на прощание охраннику, вышел на оживленную улицу. Его тут же толкнули в плечо, как идущего против всеобщего потока, а затем, развернув, поволокли за собой. Трофимов не сопротивлялся. Он все равно был один. Он представил себе, как его снимают одним кадром, вот такого одинокого, плывущего чужеродной щепкой в людской реке, и улыбнулся. На душе стало легче.
  
   9. То, что точно произошло позже для некрасивой девушки.
  
   - Черт! Ну, где, где эта методистка отдела по культуре?!
   Главный редактор муниципальной газеты Надежда Бестужева готова была рвать и метать. Что, впрочем, она и сделала: взяла два свежих номера газеты и разорвала их в клочья. После чего смела образовавшуюся кучу бумажного сора с редакторского стола в корзину. И чертыхнулась вновь. Потому что сквозь плетеную корзину клочки бумаги просочились на пол и загрязнили все вокруг. Стало вообще не по себе.
   - Вот так вот и пойди еще раз навстречу администрации и чиновникам от культуры, - гневно рассуждала Надежда, расхаживая перед восседавшим в углу корректором. - Они говорят: давайте, дескать, объявим стихотворный конкурс. Да кому он сейчас нужен? Это не резон. Будем повышать культурный уровень. Ну, Бога ради! Но! - Надежда вскинула вверх указательный пальчик. - Но! Назначили сроки определения победителей, так, пожалуйста, уместитесь в них. Почему тянем вторую неделю? Люди звонят, спрашивают, кто победил, а мы молчим.
   - Ты не ожидала? - глухо спросил корректор.
   - Не ожидала я такого интереса, - честно призналась Надежда.
   - Ты не любишь стихи? - вновь спросил корректор.
   - Да нет, почему же... Просто как-то вот так.
   - Это ничего.
   - Да я, признаться, тоже не считаю патологией.
   В дверь постучали, робко, словно боялись потревожить.
   - Войдите, - пригласила Надежда.
   В кабинет вошла некрасивая девушка. Она виновато улыбнулась и, бросая недоуменные взгляды на корректора, подошла ближе к редакторскому столу.
   - Ну, вот и вы... Наконец-то дождались! - Надежда развела руками. - Что прикажите думать? Две недели тянем. Кто победил, кого приглашать получать призы? Одни вопросы.
   Методистка потупилась и вдруг неожиданно резко бросила:
   - А я уже развезла призы!
   - Та-а-к, - протянула Надежда. - А бесплатную полугодовую подписку на газету что, уже никому не надо?
   - А вы что, хотели объявить свой приз?
   - Конечно, девушка. Это же как "Отче наш": если конкурс поддержала газета, стало быть, победившему участнику подарят подписку. Не будем же мы, в конце концов, дарить кухонные комбайны!
   - А почему бы и нет?
   Бестужева обреченно махнула рукой.
   - Долго объяснять...
   - Хорошо, не надо.
   Надежда посмотрела вдоль некрасивой методистки на корректора: что тут сказать? Он улыбнулся и пожал плечами: говори, что хочешь.
   - Вы хоть списки победителей привезли? - поинтересовалась Надежда.
   - Да, конечно. Вот. Здесь три места: первое, второе и...
   - Третье!
   - Нет. Два третьих: мы никак не могли выбрать лучшее. В итоге, сделали так.
   - Ваше дело, - улыбнулась Надежда. - Давайте. Попросим победителей зайти для оформления бесплатной подписки. Все. В набор... Кстати, пока не ушли, какие призы вы подарили?
   - Колесницу с конями. Под серебро. Скульптор местный вылепил. Снежин его фамилия.
   - Угу. Сейчас запишу. Это все?
   - Нет. - В голосе методистки вновь послышалась резкость.
   - Говорите...
   - Понимаете, у меня есть материал. Он мой, идея только не моя. Я вам могу сказать кого. - Методистка говорили все быстрее. - Вы понимаете, я написала материал, правда, на чужую идею. Но мне ее подарили. Если вас интересует, эта идея обладателя второго места нашего конкурса Ивана Григорьевича - там указана фамилия. Я ему приз принесла, а он мне, значит, идею дал. Если вы не верите, позвоните.
   - Я верю. - Надежда внимательней присмотрелась к девушке. - Так вы, стало быть, хотите попробоваться в журналистике?
   - Да.
   - Что ж, оставляйте свой материал, я прочту. Обещаю. Если вещь стоящая, она будет опубликована.
   - Спасибо вам.
   - Не за что.
   Дверь захлопнулась. Сидящий в углу корректор поднялся со стула и подошел к столу. Повернув список победителей к себе, он пробежал по нему глазами и самодовольно улыбнулся:
   - Вот так все просто, мама: они дали Блоку третье место. Я отослал его творение от своего имени. Правда, фамилией не нашей подписался.
  
   10. Все продолжилось двадцатого ноября.
  
   От квартиры Ивана Григорьевича до центра города было рукой подать. Это расстояние можно было, конечно, преодолеть на маршрутке - две остановки на одном номере или три на другом, - но Иван Григорьевич предпочитал прогуливаться пешком. Что он и сделал.
   Солнце подернулось сизой осенней дымкой. Многочисленные прохожие стремились по своим делам, и Иван Григорьевич пытался спешить вместе с ними, но все время выпадал из темпа. Он подумал о том, что точно так же, наверное, чувствовал себя Остап Бендер на киностудии: все бежали, а он - выпадал. По книге Остап ускорился и попал в темп. Иван Григорьевич, наоборот, замедлился, чтобы окончательно выпасть из заданного кем-то ускорения. Он не противоречил устоям и не сотрясал традиции - он хотел пройтись. Хотя шел по делам.
   Дубовая дверь редакции поддалась с трудом. Через десять минут Иван Григорьевич из отдела подписки был препровожден к редактору.
   - Добрый вечер, - поприветствовал он.
   - Надежда Бестужева, - представилась редактор.
   - Добрый вечер, Надежда Бестужева, - уточнил Иван Григорьевич.
   Надежда посмотрела на сидящего в углу корректора и начала:
   - Я, собственно, вот о чем хотела бы с вами побеседовать...
   - Извините, - перебил Иван Григорьевич, - а кто этот молодой человек за моей спиной?
   - Это важно? - вопросом на вопрос ответила Надежда.
   - Вы говорите от своего имени и том, что хотите иметь со мной беседу, однако при этом в кабинете присутствует третий. Резонно спросить: кто он? Вам не кажется? Я ошибаюсь?
   - Это мой сын.
   - Что ничего не меняет, - улыбнулся Иван Григорьевич.
   - Но он работает в редакции корректором!
   - Тем более. Мне, знаете ли, не хочется, чтобы после моего ухода в коридорах редакции зазвучала словесная жвачка нашего с вами разговора. И дважды "тем более", если он и есть тот самый молодой человек, который под подписью "корректор Стужев", представил на стихотворный конкурс произведение Блока. Зачем он здесь?!
   - Но вы же не знаете, о чем я хотела с вами побеседовать!
   - Это неважно.
   Повернувшись к корректору, Иван Григорьевич опустил руку в карман и извлек ластик.
   - Вот возьмите. - Он протянул ластик. - Это дарят тем, кто боится подписаться собственным именем.
   - Спасибо.
   Парень взял подарок и, в свою очередь, так же запустил руку в карман. Меж тем гнев редактора перешел в тихое бешенство.
   - Я хотела, - нарочито официальным тоном начала она, - предложить вам, Иван Григорьевич, поработать нашим внештатным корреспондентом.
   - Об этом не может быть и речи.
   - Тогда написать о вас. Мне сообщили, что вы единственный в нашем городе, кто закончил школу-студию МХАТ, а стало быть...
   - Да, видел именитых и знакомых по кинолентам. Да, говорил с ними и так далее. Но интервью не будет!
   - Ладно, - не понятно отчего, но гнев Надежды начал угасать, - идите, оформляйте подписку, победитель.
   - До свидания.
   Иван Григорьевич не успел перешагнуть порог. Он был остановлен корректором, который бесцеремонно схватил его за рукав и выставил на показ иссиня-черную коробочку, взятую с редакторского стола.
   - Возьмите, - довольно резко предложил парень.
   - Что это? - удивился Иван Григорьевич.
   - Это прибор для очинки карандашей. Для тех, кто не боится подписаться собственным именем.
   - Спасибо.
   Только дома Иван Григорьевич рассмотрел подарок со всей скрупулезностью дотошного человека. Внутри футляра лежали миниатюрные копии топора с секирой. Ими действительно можно было чинить карандаши. Это был хороший презент.
   Задумавшись, Иван Григорьевич достал жертвенные горшочки и принялся перебирать костные шарики. За окном сгущалась тьма. Постепенно на улицах стихло движение, и вскоре уже не было слышно даже лоскутков громких фраз. Поздно ночью Иван Григорьевич убедился, что шариков осталось пять.
  
   11. То, что точно произошло позже для скульптора Снежина и программиста Макроса.
  
   Снежин сидел в своей мастерской. В той, другой - сырой части подвала, где не было скульптур, а располагалось нечто вроде большого узкого кабинета, в котором помимо стола и трех стульев ютился еще и диванчик. В двух верхних углах помещения, над входной дверью, извивались отсыревшие струпья отставшей штукатурки. "Пахло тленом склепов", - подумал Снежин в очередной раз, когда взгляд его уперся в эти осточертевшие углы. И еще он подумал о хорошей композиции для полуночного демонического ужаса. После чего обвинил себя в пошлости.
   Было тихо и спокойно. Когда Снежин подошел к дивану с намерением вздремнуть, в дверь вошел коротышка с маленькими пухленькими ручками. Это был Макрос. Он исполнял общественное поручение и был страшно этим недоволен. Более того, его тяготила вся эта мещанская разухабистость. Заказ чего-либо на именины шефа. У кого?! У Снежина! Чья гипсовая фигурка Дюймовочки стоит двух его, Макроса, зарплат! Впрочем, это их дело. Только надо ли было отрывать от работы его, Макроса?! Надоело!
   - Добрый день, - приветствовал посетителя Снежин.
   - Да, день! - эхом откликнулся Макрос.
   - Мы, кажется, встречались, - после непродолжительного молчания заметил Снежин, всматриваясь в лицо посетителя. - Я помню вас из-за одного имени... Вспомните и вы: Иван Григорьевич.
   - Точно! - воскликнул Макрос и завертел в воздухе пухленькими ручками. - Это было давно.
   - Я лепил парадное крыльцо в три ступеньки... Двадцать два сантиметра высотой, - припомнил Снежин.
   - Да, тогда вам еще можно было указать, что надо лепить и к какому сроку.
   - Вы хотите меня обидеть? - удивился Снежин.
   - Нет. Я просто оговорился. А крыльцо я помню, да. Идея была: "Все выше". Мы от фирмы дарили эту скульптуру Ивану Григорьевичу на именины. Это было давно.
   - Насчет давности вы повторяетесь, - заметил Снежин и, помолчав, продолжил: - А вы помните, о чем мы говорили?
   Макрос подошел к дивану и уселся рядом со Снежиным. Оба они посмотрели по сторонам и остановили взгляды на отсыревшей штукатурке.
   - Вам ремонт бы затеять, - заметил Макрос.
   - Я решительно думаю над этим, - ответил Снежин.
   - А я помню насчет вас, - произнес Макрос. - Вы говорили, что стали заниматься скульптурой, только благодаря Ивану Григорьевичу.
   - И вот чего добился.
   - Да. Очень неплохо. Выставки. Гонорары. Ваши скульптуры стоят гораздо дороже, чем затраченный на них гипс.
   - Спасибо на добром слове, - отозвался Снежин. - А я, к слову, помню насчет вас. Вы ведь, кажется, занялись программированием тоже под влиянием Ивана Григорьевича, не так ли?
   - Да.
   - И как ваши дела?
   Макрос вздохнул. Он поднялся с дивана подошел к пустому столу и, уперев ладони в его край, закачался взад-вперед.
   - Я создал программу, - наконец сообщил он. - Но потерял авторские права. У меня нет денег: за мое творение их получили другие. И знаете почему?
   - Объясните...
   - Я много говорю. Это факт.
   - Многие говорят.
   - Вы, Снежин, не поняли. Я говорю много лишнего. Я хвастлив и завистлив.
   - Вы еще и критичны.
   - Теперь. Не тогда. Увы.
   - Вы все еще программист? - поинтересовался Снежин.
   - Да. Но теперь в одном очень серьезном государственном учреждении. Там не любят говорливых. Теперь я больше молчу. Правда, боюсь, что новых программ я теперь не создам.
   - Так что бы вы хотели заказать? - осведомился Снежин.
   - Нечто без фантазии.
   - Я уже понял, о каком учреждении идет речь. Я постараюсь.
   - Да уж, пожалуйста.
   Макрос ушел. Снежин долго смотрел в потолок, а после растянулся на диване и мгновенно уснул. Ему снились кони. Для учреждения Макроса он вылепил всадника на коне. Макрос остался доволен. Но его шефу всадник показался чересчур обнаженным.
  
   12. То, что точно произошло позже для верзилы со шрамом по виску вдоль левого глаза.
  
   Иван Григорьевич посматривал на происходящее с балкона. Под окнами, перед подъездом, разгружали грузовик. На землю был спущен старосветский диван с истертой обивкой и дряхлого вида кресло. Грузчики - два субтильных мужичка - занимались комодом. Верзила со шрамом вдоль глаза, - по всей видимости, хозяин мебели - курил у водительской стороны кабины грузовика. Время от времени он перебрасывался словами с сидящим за рулем человеком. С балкона был виден только торчащий из окна кабины локоть.
   - Новый дом - новые виды на жизнь! - донеслись до Ивана Григорьевича слова верзилы со шрамом вдоль левого глаза.
   Что за чушь? Кто добавил "виды на..."?
   Иван Григорьевич глубоко задумался, рассматривая узоры на затертой обивке дивана. Люди всегда искали новую жизнь, но никак не виды на нее. Виды можно рождать и на старом месте. Просто на старом месте сил не хватает совершить то, что создаст эту новую жизнь. Наверное, потому что корни прорастают глубоко. Уже не так-то просто сдвинуться. Закостенел. Трудновато. А виды... Фантазия, и все!
   Иван Григорьевич поднялся со стула, прошел в комнату и взглянул на часы. Пора было одеваться. Обеденный перерыв заканчивался - впереди ожидала вторая половина рабочего дня. Идти, конечно же, не хотелось. Но и веского оправдания в кармане не имелось: он и так под видом посещения рекламной мастерской исчез с работы, едва появившись в дверях. Как быстро летит время!
   Скинув домашнюю футболку, Иван Григорьевич натянул на тело глаженую белоснежную рубаху. Это было приятное ощущение. Да и вид соответствовал. Он повязал галстук, надел пиджак и вскоре уже суетился у выходной двери в поисках ключа. Тот, как всегда, куда-то запропастился. Наконец после пятиминутных поисков Ивану Григорьевичу удалось покинуть квартиру. Еще через минуту он был уже на лестничной площадке, где все и произошло.
   Мимо грузчики тащили уже знакомый по виду сверху диван. И стоило Ивану Григорьевичу чуть зазеваться у лифта, как торчащий из дивана болт впился ему в карман. Грузчики дернули, и пиджак Ивана Григорьевича был распорот от кармана до шва на спине. Это был крах... В этот момент из двери лифта возник верзила со шрамом вдоль левого глаза.
   - Не переживай, сосед, - первое, что сказал он, обращаясь к Ивану Григорьевичу.
   - Да какой я вам, к дьяволу, сосед!
   - Новый, - сообщил верзила.
   - Ну, тем более! Мне же к шефу, на планерку, гости из Москвы будут! - негодовал Иван Григорьевич.
   - Не кричи!
   - Да что вы себе позволяете?!
   - Я? Ничего. Сейчас мы решим твою проблему.
   - Мы пока что мы на "вы".
   - Сейчас я тебе подарю одну вещь, и мы перейдем на "ты", - уверил Ивана Григорьевича верзила.
   - Не надо мне ваших подарков!
   - Надо! - отрезал верзила. - Тебе же к шефу. А планерка с московскими гостями - это же новые виды на жизнь.
   - Что за чушь! - огрызнулся Иван Григорьевич.
   - Жди.
   Не прошло и двух минут, как сосед вынес на лестничную площадку костюм-тройку. Иван Григорьевич молчал: он не представлял себе, как примет подобный подарок. Да и не примет он его вовсе. Только если оденет на работу, а вечером возвратит. А костюм по его размеру. Это видно. Интересно, где он его достал?!
   - Ну, как, сосед? - воскликнул верзила. - Не костюм - парадное платье.
   - Хорошая вещь.
   - Ну, так одевай и носи!
   - Я... только до вечера.
   - Носи. Мне он, поверь, не нужен.
   - Я до вечера.
   - Как знаешь, коль уж ты такой принципиальный.
   Они расстались. Костюм действительно пришелся Ивану Григорьевичу впору: модный и стильный, он сидел на новоиспеченном хозяине как влитой. Даже один из московских гостей шефа осведомился у Ивана Григорьевича, какой фирмы у него костюмчик и где он был приобретен. Осведомился между делом, но было видно, что этот вопрос его откровенно заинтересовал. Словом, возвращать костюм не хотелось. Оттого-то Иван Григорьевич, пока шагал домой по вечерним улицам, раздумывал о его покупке. Однако костюм так и остался подарком, ибо уже дома выяснилось, что его даритель арестован.
   Жена Стефана, к которой вселялся верзила со шрамом по виску вдоль левого глаза, брать костюм назад отказалась. Предложение денег ее возмутило. "Я устала, - сказала она Ивану Григорьевичу. - Два мужика канули в воду, а вы - костюм... Эх!" Иван Григорьевич ничего не понял.
  
   13. Все продолжилось двадцатого декабря.
  
   Время шло к Новому году, а снег таял. Что-то здесь было сокровенно и сакрально неправильно. Этого не должно было быть. Если уж выпал снег, так и оставался бы до праздника. А не выпал, так выпадал бы к празднику. Но не таял! Зачем эти лужи, которые превращаются к вечеру в грязный гололед?! Иван Григорьевич был расстроен.
   Он сидел дома, смотрел на стену и перебирал в ладонях три оставшихся костяных шарика. Бум-бум - два глухих удара, и два шарика исчезли в жертвенном горшочке. Меж пальцев остался один. Было уже темно, когда в дверь позвонили. Поднявшись с кресла, Иван Григорьевич впустил позднего гостя с большой ношей за плечами. Это был высокий, тощий и бородатый Трофимов - программист их фирмы, знающий компьютер, но не знающий жизнь.
   - Что вам?.. По работе? - осведомился Иван Григорьевич.
   - Я, нет. Я с благодарностью.
   - Что?! Опять благодарность? Впрочем, входи.
   Они прошли в зал и расселись по креслам. Трофимов даже не дождался приглашения. Он явно чувствовал себя раскованней, чем это обычно бывало. Иван Григорьевич указал на стоявшую перед ним на журнальном столике чашку. Трофимов отрицательно покачал головой - он не хотел чая. Или не хотел озадачивать хозяина.
   - Так с чем вы? - вторично осведомился Иван Григорьевич.
   - Вы мне помогли тогда... - начал Трофимов.
   - Пустое.
   - Для меня важно!
   - Ну, если так, то, конечно... - развел руками Иван Григорьевич.
   - Вы передали мою пьесу, - выдохнул Трофимов.
   - Да, я передал вашу пьесу. Ее опубликовали. Вы - молодец. - Иван Григорьевич нарочно надавил на слово "молодец", чтобы Трофимов почувствовал себя еще раскованней. - Теперь вы - опубликованный автор. Стойте-ка! Мы ведь говорили уже обо всем этом!
   - Да. И этими же словами. Я помню - у меня профессиональная память на диалоги. - Трофимов поднялся из кресла. - Знали бы вы, Иван Григорьевич, сколько людей говорят одними и теми же фразами. Точь-в-точь! Об одном и том же. Проходит время, люди встречаются вновь и вновь говорят друг другу то же самое. Я не говорю о банальных "Здрасьте-досвиданья" или "Как дела?". Нет. Они повторяют целиком большие моно и диалоги, в которых происходит что-то важное. Но оно, это важное, стоит на месте, по той простой причине, что от повторения ничего не меняется, а потому и выводы остаются все теми же. Вы не замечали подобного?
   - Признаться, замечал. - Ивану Григорьевичу становилось все интереснее. - Правда, редко.
   - А я, к сожалению, частенько.
   - Вас это утомляет?
   - Диалоги - нет! - отмахнулся Трофимов. - Люди - да!
   - Вам тяжело жить.
   - Согласен. Но я к вам не с этим. - Трофимов вновь опустился в кресло. - Я вам принес подарок. Это настоящий лук со стрелами. Он стоит там, в коридоре, в чехле.
   - Я заметил "это" за вашей спиной, когда вы вошли, - кивнул Иван Иванович. - Но за что мне такой подарок?
   - У меня выходит в свет вторая пьеса.
   - Вот как... Поздравляю.
   - Ее будут ставить в театре.
   - Поздравляю вдвойне.
   - И все это, Иван Григорьевич, благодаря вам.
   - Вы талантливы, Трофимов, а не я. Я просто смог представить вашу первую пьесу в выгодном свете. Меня пленили в ней китайские мотивы. Кстати! - Теперь уже Иван Григорьевич вскочил из кресла. - Ваш подарок был последним из девяти тех, что в качестве регалий даровали в старину удельным князьям. Откровенно говоря, лук со стрелами, конечно, не из тех времен, да и парадное платье - не современный костюм. И колесница с конями. Но к дьяволу. Я получил все девять регалии за каких-то четыре месяца. Что бы это могло означать?
   - Не знаю. - Трофимов был смущен. - Девять вообще-то мистическая цифра для Древнего Китая. Как я помню, девять истоков, скажем, символизировали загробный мир. А вы не хотели бы рассказать о подарках? Возможно, мне было бы интересно об этом написать.
   - Без проблем. Будет забавно вспомнить. - И Иван Григорьевич начал долгое повествование.
   Трофимов молча слушал и смотрел, как Иван Григорьевич крутит между пальцев костяной шарик. Заглянув в жертвенные горшочки, - просто так, между прочим, - он не обнаружил в них ни одного другого шарика.
  
   14. То, что точно произошло позже для корректора.
  
   - И что же произошло потом?
   Доктор едва слышно постучал пальцами по столу. Искоса посматривая на сидящего напротив него молодого человека, он потянулся к органайзеру на столе и достал из него четки. Пациент, казалось, не реагировал. Откинувшись обратно в кресло, доктор уставился в переносицу пациента и повторил вопрос. Ответа не было. Словно не обратив на это внимания, доктор защелкал камнями четок. После продолжительного молчания молодой человек заговорил:
   - Я представился работником головного офиса фирмы и был принят со всем радушием и, конечно же, страхом. Знаете, мелкое региональное представительство, а тут вдруг - я, из Москвы, из центра, шишка и тот, от которого, возможно, зависит существование этого представительства в нашем городе.
   - Вы не искали материальной выгоды?
   - Глобальной нет. Я не хотел развести их серьезные на бабки, но подарки принимал. Само собой, оплата гостиницы, такси, ресторан и все тому подобное - это была их забота.
   - У вас есть фальшивые документы?
   - Да... и не одни.
   - Вам верили?
   - Всегда.
   Доктор выудил из кармана блокнот и что-то записал в нем. Вновь взглянув на пациента, он поинтересовался:
   - Кто вы на самом деле?
   - Не понимаю... Я же говорил: я - корректор.
   - Я помню. Вопрос в другом: в чьей роли вам комфортнее всего? Вы были экспедитором, представителем головного офиса, журналистом видного издания и прочее...
   - Пациентом, - подсказал молодой человек.
   - Ну, это то, к чему вы, в итоге, пришли.
   - Мне нравится.
   - Вот как?!
   - Да. Мне нравится быть пациентом. Во-первых, вы так интересуетесь мною, а во-вторых, не надо врать. Я вам скажу честно, доктор: врать утомительно. Я всегда старался ограничить количество вранья. То есть я, конечно, показывал фальшивые документы, но дальше по мере возможности говорил одну лишь правду о себе. - Молодой человек подался вперед. - Я серьезно думаю о том, чтобы продолжить быть пациентом. Доктор, психология это такая занимательная штука!
   - А когда вы первый раз представились другим именем?
   Молодой человек задумался.
   - Когда участвовал в стихотворном конкурсе, - наконец припомнил он. - Я подал на него стихотворение Блока.
   - Под своим именем? - уточнил доктор.
   - Нет. Но чем-то схожим.
   - Так. Вас раскрыли?
   - Только один человек.
   - Вам было обидно?
   - Нет. Просто я понял, что надо лучше готовиться. - Молодой человек помолчал. - И меньше врать. Потому что мое стихотворение, поданное моей тогдашней невестой под ее, конечно, именем, заняло первое место.
   Доктор встал и подошел к окну. Постояв с минуту в полной тишине, он поманил рукой молодого человека. Вдвоем они долго смотрели на падающий снег. За окном было тихо и безветренно.
   - Знаешь, - начал доктор, - китайцы говорят, что крест человека всю жизнь искать себя. То же делаешь и ты. Только, выражаясь вульгарно, со сдвигом. Но я вылечу тебя.
   За окном все так же падал снег.
  
   15. То, что точно произошло позже для Ивана Григорьевича.
   Иван Григорьевич умер ночью, в час Быка, от повторного инфаркта.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"