Старилов Николай Иванович : другие произведения.

Приключения капитана Татищева часть 3 Сокровища Ермака

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Николай Старилов
  
   Приключения капитана Татищева
  
   Часть III
  
   Сокровища Ермака
  
  
   В комнату оперативного состава вошел начальник уголовного розыска майор Семенов. Все встали, майор кивком головы поздоровался с присутствующими, но смотрел только на Сашу.
   - Александр Петрович, - я за вами.
   "Интересно, что же случилось? Неужели все-таки стало известно о его короткой, но весьма кровопролитной войне с наркоторговцами? Да-а. Паршиво, конечно, но за все надо платить".
   - Слушаюсь, товарищ майор.
   Семенов с удивлением на такой официоз посмотрел на Сашу, а тот последовал за начальником к двери.
   Перехватив недоуменный взгляд капитана Камышова, Саша только пожал плечами и, состроил на лице мину, которая должна была дать понять капитану, что он точно также ничего не понимает.
   Они поднялись на второй этаж и по коридору подошли к приемной начальника отделения. Саша терялся в догадках. Это то ли торжественное, то ли мрачное шествие под руководством непосредственного начальника к полковнику могло означать как что-то очень хорошее, так и нечто столь же, если не более, плохое.
   Что же хорошего могло его ожидать? Орден? Он-то, конечно, был бы согласен и на медаль, но должен был честно признаться хотя бы самому себе, что за известные начальству служебные достижения ни на орден, ни даже на медаль он никак не тянул. Хотя иногда его и не миновала скупая похвала руководства за раскрытие очередного преступления. Но преступления все эти были так себе - мелкие, негромкие. Даже те убийства, которые время от времени Саше приходилось расследовать, вернее, если называть вещи их официальными именами, оказывать помощь в розыске подозреваемых под руководством следователя, были заурядными - либо обычная бытовуха, либо тоже ставшие за последние годы обычными, мелкие бандитские свары. Даже разборками их стало стыдно называть. Хотя кровь была по-прежнему того же красного цвета. А вот на счет взыскания... Впрочем наказывать его тоже было особенно не за что. Если и были какие-то мелкие недочеты в его повседневной работе, то у кого их нет, и на общем фоне он ничем не выделялся.
   Вот только кое-какие громкие происшествия, о которых можно сказать прогремела слава по всей стране необъятной, причем даже телевидение уделило толику внимания его скромной персоне, правда само не зная об этом, могли бы, конечно, вызвать нешуточный гнев начальства, если бы оно узнало кто в действительности был непосредственным виновником небольшого скоротечного боя на Старгородском проспекте с подрывом боевой машины бандитов и еще более кровавого побоища на окраине города, на пустыре за парком авиаторов. Но он сильно сомневался, что кто-либо сумел вычислить, что это именно он приложил руку к этим происшествиям. Поэтому он довольно спокойно вошел в приемную начальника отделения следом за майором Семеновым.
   За столом как обычно сидела Светлана Георгиевна - пышная дама средних лет, всегда относившаяся с симпатией к капитану Татищеву. Неизвестно за что, правда. Никаким особым вниманием Саша ее не баловал, однако и неприязни к ней не испытывал. Так, была у них непонятно как возникшая симпатия друг к другу. Несколько слов при встрече, мимолетная улыбка. Саша, естественно, не придавал этому никакого значения - для него Светлана Георгиевна была даже не женщиной, а просто приятным человеком, сослуживцем.
   Возможно, Светлана Георгиевна думала об этом несколько иначе, но это оставалось ее личной тайной.
   По обыкновению, строго взглянув на вошедшего первым майора Семенова, Светлана Георгиевна перевела взгляд на капитана Татищева и доброжелательно улыбнулась.
   - Тимофей Вартанович ждет вас, проходите.
   Саша чуть-чуть приподнял брови, встретившись глазами с взглядом Светланы Георгиевны, как всегда, когда слышал имя-отчество своего главного начальника. Светлана Георгиевна неодобрительно покачала головой, но в ее глазах сверкнула ответная усмешка. Это был как бы их, незаметный для окружающих, маленький пароль.
   Начальник угрозыска ничего этого уже не видел, так как открыл дверь в кабинет и переступил порог.
   Приведя лицо в строгое соответствие с уставом, Саша шагнул в кабинет вслед за своим непосредственным начальником.
   Тимофей Вартанович Кудрявцев, полковник милиции и начальник отделения милиции, в котором уже десятый год работал Саша, пройдя путь от постового до старшего оперуполномоченного уголовного розыска (правда, в те времена ни майора, ни полковника в отделении еще не было) встал и вышел, навстречу вошедшим, из-за большого полированного стола, на котором были аккуратно разложены несколько папок с документами. Слева от кожаного вертящегося кресла стоял компьютер, с которого Светлана Георгиевна ежедневно стирала пыль и которым Тимофей Вартанович, насколько знал Саша, не пользовался вообще, даже для того чтобы поиграть в какую-нибудь компьютерную стрелялку.
   Внимательно посмотрев на Сашу, полковник сказал:
   - Не догадываетесь, зачем я вас вызвал, Александр Петрович? - и посмотрел на него маслянистыми хитрыми армянскими глазами, странно смотревшимися на сугубо русском, можно было бы даже сказать чересчур русском лице, таком, каким его обычно представляют себе обитатели дикого запада - словно грубо вырубленном топором из куска корявого ствола дуба. Да и сам он весь был похож то ли на кряжистый дуб, то ли на медведя с заметным животом, поднявшегося на задние лапы. Здоровый мужик, с годами погрузневший от малоподвижного образа жизни.
   - Нет, товарищ полковник, - ответил Саша, и как бы извиняясь, слегка развел руками.
   Кудрявцев укоризненно посмотрел на Семенова.
   - Вот, Владимир Семенович, какие у нас скромные люди работают. Служба, служба, а награды за нее мы не ждем, - задумчиво, даже несколько философски сказал Тимофей Вартанович, еще раз посмотрел на Сашу, потом неожиданно резво для своей массивной фигуры вернулся к столу, взял лежащие на нем бумажки, сжатые канцелярской скрепкой, заглянул в них и сказал:
   - Вот, товарищ капитан, руководство нашего отделения за безупречную службу и высокую раскрываемость решило отметить вас премией.
   Саша не смог сдержать улыбку удовлетворения - деньги ему сейчас не помешали бы. Впрочем, он подозревал, что размер премии обрадует его гораздо меньше, хотя и те крохи, которые иногда выдавались сотрудникам в виде премии, тоже не могли ему помешать.
   - По графику, Александр Петрович, у вас скоро отпуск? Руководство решило премировать вас путевкой.
   Улыбка на лице Саши подвяла и он мысленно взвыл. Глаза его невольно, с затаенной мольбой к всесильной судьбе, закатились куда-то вверх, что, очевидно, было принято Кудрявцевым за плохо скрытый восторг от услышанного, потому что словно не замечая, что состояние подчиненного резко ухудшилось, Тимофей Вартанович продолжил, сказав со вкусом:
   В круиз....
   Саша снова воспрял духом, хотя в глубине души и понимал, что чуда не будет, что немедленно и подтвердилось.
   Кудрявцев добавил:
   - По Енисею!
   Тут Саше отказало знаменитое среди сослуживцев хладнокровие, и он закончил:
   - Твою мать! - Мысленно. Только мысленно.
   Через неделю он должен был уйти в очередной отпуск. Но это был не просто отпуск. Он три года откладывал деньги, чтобы на неделю съездить на Кипр. Последние два своих отпуска он провел у родителей в Сибири - в маленьком городке Чепецке с большим машиностроительным заводом несколько лет назад остановившем работу и, похоже, насовсем. Особый садизм был в том, что через этот город и протекал Енисей, то есть всю свою жизнь до ухода в армию в восемнадцать лет Саша прожил на Енисее.
   Саша основательно готовился к своей первой поездке за рубеж - даже оформил загранпаспорт, несмотря на то, что для поездки на Кипр он и не требовался. Саша уже отсчитывал последние дни в предвкушении своего первого путешествия за настоящую границу и "премия", которой теперь осчастливил его начальник отделения, не могла вызвать у него восторга, тем более "круиз" по Енисею никак не мог вызвать у него прилива восторженных чувств. Ему хотелось, наконец, понежиться на жарком южном солнышке, покупаться в море, и его не влекли холодные воды сибирской реки, в которой для кого-то тоже, наверное, была своя северная экзотика. Но не для него. Он, конечно, любил свою родную Сибирь и величественный Енисей, но в данном случае все это было не при чем. Вполне возможно круиз по Енисею мог вызвать энтузиазм у какого-нибудь жителя тропиков после душной жары тропического леса, но причем здесь он? Саша в тропиках никогда не жил, по крайней мере, не так долго, чтобы ему захотелось каждый год проводить свой отпуск в приполярьи. Ну не было у него скрытой тяги к шестидесятой параллели.
   С унылой физиономией он принял из рук начальника, словно бы не замечавшего какое сильное впечатление произвела на подчиненного забота о нем вышестоящих товарищей, глянцевый листочек путевки в круиз и билет на самолет и едва сдержался, чтобы не ляпнуть:
   "Товарищ полковник, а нельзя ли ЭТО заменить на круиз хотя бы по Черному морю?"
   Однако он понимал, что участь его уже была решена, и он крепко пожав лапу Тимофея Вартановича, холодно поблагодарил его.
   Нахальный, как и все наши начальники, полковник строго посмотрел на Сашу и спросил:
   - Ты, что же капитан, не рад?
   Растянув губы в резиновой улыбке, Саша отрапортовал:
   - Никак нет, товарищ полковник! Рад!
   - Ну, молодец! - сказал Кудрявцев словно бы и, не заметив некоторой отчужденности подчиненного. - Можете идти. Работайте, товарищи, - сопроводил их добрым отеческим словом к выходу начальник и направился к своему столу.
   Когда они вышли в коридор, майор с нажимом сказал Саше:
   - Думай, что хочешь, но я здесь не при чем!
   Встретив пару дней назад в коридоре Светлану Георгиевну и перекинувшись с ней несколькими фразами, Саша, уже знал, что эта путевка предназначалась самому Тимофею Вартановичу. Армянин по матери, он, видимо хотел потешить свою наполовину южную кровь свиданием с холодной красотой полярного сияния. Однако абсолютно русская жена, не имевшая никаких корней южнее Тамбовской области, узнав о том, куда собирается потащить ее муженек, встала на дыбы, и наотрез отказалась ехать с ним. Одну путевку полковнику с трудом удалось сдать назад в турагенство, а на вторую желающих не нашлось и ему пришлось сманеврировать. Чтобы вернуть деньги через собственную бухгалтерию, нужно было премировать ею одного из сотрудников. К Сашиному несчастью выбор пал почему-то именно на него.
   Все эти перипетии семейных страстей полковника Кудрявцева мало интересовали Сашу, если бы они так больно не отозвались на его собственной судьбе.
   Когда позавчера у них зашел разговор с Светланой Георгиевной она, наверно, еще не знала, что своей жертвой начальник выберет Сашу. Он никак не мог заподозрить тепло относящуюся к нему Светлану Георгиевну в таком низком коварстве. Видимо, полковник держал все это в строжайшей тайне, решив неожиданно обрадовать одного из своих подчиненных.
   Шедший по коридору к себе в комнату Саша уныло размышлял о садизме своего начальства и не слушал как майор Семенов, чтобы утешить его, пытался рассказать что-то из своей давней армейской службы примерно в тех краях.
   Во-первых, воспоминания майора о его армейской молодости Саше были совершенно неинтересны, хотя бы потому, что он слышал их уже то ли в пятнадцатый, то ли в двадцать восьмой раз, а, во-вторых, Саше самому пришлось провести не самые лучшие в его жизни два месяца во время учебного рейда по сибирской тайге. Возвращаться в те места Саше никогда не собирался, но теперь воля начальника снова отправляла его туда.
   "Черт бы тебя побрал вместе с твоими воспоминаниями и вместе с полковником Кудрявцевым, когда вам пришла в голову эта идиотская идея отправить меня в круиз по Енисею. Господи, ну, почему он выбрал именно меня, а, господи?"
   Однако, поскольку это было просто случайностью, вряд ли и сам начальник отделения смог бы внятно ответить, почему его выбор пал именно на капитана Татищева, а не, например, на капитана Камышова или старшего лейтенанта Кривопузова. Может быть, он действительно в порыве начальственного отеческого порыва захотел одновременно с извлечением небольшой собственной выгоды воспользоваться случаем и отметить кого-то из своих подчиненных, и почему-то решил, что это вызовет у одного из них радость. А может быть просто ткнул пальцем в список личного состава на кого бог пошлет, и ненароком попал именно в Сашину фамилию, но, скорее всего, она просто в самый неподходящий (для Саши) момент всплыла из недр его командирской памяти.
   Думать об этом было бесполезно, стрела судьбы опять со свистом попала именно в него. Саша еще раз вздохнул, понимая, что изменить уже ничего нельзя. Отказаться от путевки он не мог, это значило полностью испортить отношения с начальством.
   Не обращая внимания на ухмылки сослуживцев, Саша позвонил в турагенство и отказался от путевки. После работы он зашел на телеграф и отправил на Кипр телеграмму до востребования - Татьяне, которая по его настоянию все-таки взяла отпуск и на всякий случай уехала пораньше из страны. После того, что с ней случилось ей нужно было какое-то время, чтобы прийти в себя, а кроме того, на всякий случай, Саша хотел, чтобы она побыла некоторое время подальше от России, потому что полной уверенности в том, что вся банда наркоторговцев уничтожена, у него не было. В том, что каприз начальства лишил его не только первой заграничной поездки, но и свидания с Татьяной, было уже что-то прямо садистское.
   Через шесть часов полета на стареньком, кряхтевшем всеми своими ржавыми сочленениями, Ту-154, Саша сошел по трапу на красноярскую землю, вернее на потрескавшийся бетонные плиты аэродрома.
   После довольно прохладной не по сезону погоды в начале августа в Москве Сашу приятно удивило ослепительное солнце и жара за тридцать градусов, стоявшая в это время в Сибири.
   Быстро договорившись с частником, который, увидев, что имеет дело с москвичом заломил по его же собственному, разумеется невысказанному, мнению непомерную цену, тем не менее, для москвича оказавшуюся вполне приемлемой.
   Он доехал до причала, где стоял огромный белый теплоход "Дмитрий Фурманов".
   По мере приближения этой красивой картинки, Саша без труда сумел разглядеть пятна ржавчины на бортах постепенно приходящего в негодность, когда-то красавца корабля, немало перевозившего в себе любителей северной экзотики. В советское время эти круизы по Енисею пользовались довольно большой популярностью, тем более, что деньги тогда у большинства людей были, а поехать за границу было просто нельзя. Сейчас, у тех, кто может быть и хотел бы поехать полюбоваться сибирскими просторами не было денег, а у тех, у кого они теперь были резко изменились желания и запросы, особенно потому, что многие из них знали, что такое Сибирь не понаслышке. И основной поток туристов хлынул через южные границы России и далее за пределы СНГ - в район Средиземноморья. Там и сервис был не такой ненавязчивый и погода лучше, так что почти за те же деньги можно было получить намного больше удовольствия. В сущности, Саша и сам хотел стать одним из этих туристов, но благодаря заботе начальства на этот раз у него ничего не вышло.
   Предъявив билет дежурному матросу и, получив ключи, Саша прошел на пассажирскую палубу и начал искать свою каюту.
   Наконец, он открыл корабельную дверь с вделанной в нее вентиляционной решеткой и вошел в свое обиталище, в котором ему суждено было прожить следующие двадцать четыре дня. Каюта была чуть больше двухместного железнодорожного купе. Его соседа еще не было, и Саша послал горячую молитву наверх о том, чтобы он и не появился, надеясь, что далеко не все билеты в это малопривлекательное по нынешним временам путешествие были распроданы.
   Конечно, Енисей не море, но все-таки палуба даже у стоявшего у причала речного лайнера чуть-чуть заметно подрагивала, как бы напоминая о том, что Саша перешел с надежной тверди на куда более ненадежную водную гладь.
   Сидеть в довольно-таки душной каюте Саше не хотелось, он забросил на багажную полку свой чемодан и вышел на палубу. К его удивлению тонкая струйка людей, направлявшихся к теплоходу, не иссякала, а, наоборот, с течением времени даже потихоньку превращаясь в довольно быстро текущий ручеек.
   Саша обреченно подумал, что и здесь его надеждам на спокойное существование в двухместной каюте вряд ли суждено сбыться. Не дай бог поселится с ним некто храпящий по ночам и тогда это путешествие может превратиться из какого-никакого, но все же отдыха, в сущее мученье.
   От нечего делать Саша рассматривал раскинувшийся по обоим берегам могучей реки город, в котором несмотря на его близость по сибирским масштабам к его родным местам ему еще ни разу не приходилось бывать, и не заметил как почти к самому трапу подъехал красный Икарус с до боли знакомой с советских времен надписью "Inturist". Он обратил на него внимание только когда услышал около себя иностранную речь.
   Оказывается, где-то на Западе нашлось несколько любителей холодных земель, пожелавших испытать на себе сибирский экстрим. Впрочем, ничего удивительного тут не было. Саша вспомнил, что теперь существует даже туристический маршрут к Северному полюсу на атомоходе "Арктика", причем билеты туда стоят сумасшедших денег. И, тем не менее, каждый раз желающих попасть таким необычным способом на Северный полюс находится больше, чем мест на атомоходе. А здесь им даже не придется ломать торосы. Пока что погода стояла если и не средиземноморская, то по крайней мере летняя резко континентальная.
   Понаблюдав за царящей на палубах теплохода предотъездной суетой перед скорым отплытием, Саша спросил у пробегавшего мимо стюарда, где находится столовая первого класса, и сходил туда, чтобы узнать расписание работы этого основного на любом корабле учреждения.
   Из надписи на табличке у входа он узнал, что до обеда ему предстоит еще маяться бездельем по меньшей мере полтора часа и снова пошел в свою каюту.
   К его разочарованию дверь в нее оказалась открытой, и на второй койке сидел, по всей видимости, тот, кто должен был стать его спутником на ближайшие три с половиной недели. Худощавый незнакомец, увидев Сашу, медленно встал и протянул руку. Он был довольно высок, по крайней мере, выше Саши, который и сам был немаленький - сто восемьдесят сантиметров. К удивлению Саши незнакомец, протягивая руку, сказал:
   - Гутен таг!
   К еще большему своему удивлению Саша ему немедленно, не задумываясь ответил:
   - Гутен морген!
   Сказав это, Саша так и застыл с чуть приоткрытым ртом. Почему он ответил немцу на языке, который он абсолютно, совершенно не знал? Если не считать нескольких фраз, знакомых ему по кинофильмам о Великой Отечественной войне. "Хорошо хоть не вырвалось: "Хенде хох!", полиглот несчастный," - подумал про себя Саша и, сделав над собой некоторое усилие, улыбнулся.
   А немец в это время уже что-то быстро лопотал по-своему. Но Саша только еще шире улыбнулся и развел руки, как бы демонстрируя необъятную широту своего национального характера.
   Немец недоуменно посмотрел на него, и Саша, собрав волю в кулак, постарался вызвать из глубины подсознания те немногие знания английского языка, которыми снабдили его когда-то инструкторы для контактов с вероятным противником. В результате ему удалось кое-как наскрести несколько слов, и он со всей большевистской откровенностью тайного коммуниста сказал:
   - Ай доунт андестенд ю!
   Немец замолчал, похлопал глазами, потом рассмеялся и сказал на довольно хорошем русском языке, если не считать чудовищного акцента:
   - Я прошу вас извинить меня, но когда вы так быстро ответили на мое приветствие, я решил, что вы знаете мой язык. Еще раз извините меня. Разрешите представиться: Иоганн Киршнер, Гамбург.
   Саше ничего не оставалось делать, как представиться в ответ:
   - Александр Татищев. Москва.
   Саша как-то сразу почувствовал, что немец не вызывает у него отрицательных эмоций. Наверное, это было взаимно. Немец, все так же доброжелательно улыбаясь, старался тщательно выговаривать трудные русские слова и по возможности согласовывать падежные окончания, и у них мало-помалу завязался дружеский разговор.
   Не спрашивая ни о чем Сашу, немец рассказал, что он мелкий торговец антиквариатом из Гамбурга. У него жена и две дочери, которые помогают ему в его маленьком магазинчике на Шнобельштрассе.
   Саша лихорадочно соображал, что ответить немцу, ведь нельзя же было просто промолчать после того, как человек выложил свою краткую биографию, но в тоже время говорить о том, что он работает в милиции, Саше как-то не хотелось вообще никому, а немцу в частности. По опыту он прекрасно знал, что в ста одном случае из ста возможных это волей-неволей вызывает у собеседника некоторую скованность. Сразу же исчезает теплота отношений, часто возникающая между случайными попутчиками и появляется определенная настороженность. А Саша, хотя его и насильно загнали в этот чертов круиз, тем не менее, собирался использовать эту возможность, и отдохнуть более-менее нормально.
   Ему не хотелось ни представляться частным детективом в отпуске, ни привлекать к себе ненужное внимание. Он хотел быть просто одним из двух сотен пассажиров этого пока еще довольно уютного корабля.
   Он быстро решил эту проблему и представился школьным учителем математики. Это был наиболее безопасный вариант. Он прекрасно знал, что обыватель, хотя и уважает математику, но не любит, и кроме четырех арифметических действий, необходимых при соприкосновении с прилавком, знать не желает больше никаких математических операций. А вот если бы он представился учителем истории, музыки или рисования, это могло бы потребовать от него впоследствии каких-то действий. Мало ли, например, капитан мог попросить его нарисовать какой-нибудь плакат - трагический пример Остапа Бендера взывал в этом вопросе к особой осторожности, или любознательные пассажиры могли попросить рассказать что-нибудь на историческую тему и так далее. Об участи музыканта на корабле не стоит и говорить, к тому же он не умел играть даже на барабане.
   Учителем физкультуры он не хотел представляться из принципиальных соображений, потому что в глазах большинства населения учителя физкультуры обычно были довольно ограниченными, туповатыми людьми. Сашу это не устраивало.
   Немец выдал вежливое удивление. Но на его законный вопрос о том, как согласовать утверждение средств массовой информации о тяжелом материальном положении российского учительства с поездкой одного из его представителей в довольно дорогую поездку, он сразу же получил лаконичный ответ, в котором упоминалось о профсоюзе работников народного образования, направившего Александра Татищева за хорошую работу на скудеющей ниве народного просвещения.
   То, что перед ним школьный учитель почему-то еще больше расположило Киршнера к Саше. Он достал из кармана пиджака бумажник и стал показывать Саше фотографии своего семейства.
   Саша сделав вид, что разглядывает фотографии с интересом, быстро пришел к неутешительному выводу, что жена у немца довольно-таки страхолюдное создание, хотя, возможно, это искупается ее исключительными душевными качествами, о которых Саша ничего не знал, но с готовностью верил немцу на слово. Девочки, вернее уже девушки, по Сашиному мнению тоже не блистали внешностью фотомоделей, но, в общем-то, как и все девушки в этом возрасте производили приятное впечатление.
   Вернув фотографии владельцу, Саша признался, что он холост и детей не имеет.
   - По крайней мере, мне об этом ничего неизвестно - добавил он с улыбкой.
   Немец сначала не понял шутки, когда до него дошло, он расхохотался и даже хлопнул Сашу по плечу от избытка чувств.
   Саше решил не скромничать и спросил, не желая оставаться в долгу:
   - Иоганн, извините, что я спрашиваю об этом, но ... иностранцы обычно предпочитают каюты люкс, одноместные или по крайней мере селятся вместе со своими соотечественниками. Ведь у нас здесь билеты, по-моему, намного дешевле, чем у вас на теплоход такого же класса?
   В ответ Киршер сделал грустную мину, покачал головой и объяснил, что это для российских граждан так обстоят дела, а им - иностранцам, билеты продают втридорога. А что касается отдельной каюты, то ... немец развел руками:
   - К сожалению я не располагаю такими средствами и не смог выделить достаточную сумму, чтобы ехать с максимальным комфортом. Магазинчик приносит небольшой доход. К тому же вы сами понимаете, что когда у вас две взрослые дочери, то приходиться экономить каждый пфенниг.
   - Да-да, конечно, извините за любопытство. - Саша поднял руку, как бы заканчивая этот неприятный разговор, в котором он невольно выявил свою милицейскую сущность. Но немец вряд ли об этом догадался. Репутация у русских за границей всегда была своеобразная, а после перестройки и реформ, мы вообще стали для всего мира "крейзи" и не совсем тактичный вопрос русского попутчика вряд ли мог вызвать у иностранца так далеко простирающееся подозрение.
   То, что русский оказался интеллигентным молодым человеком, школьным учителем из Москвы, для немца уже было подарком, ведь его вполне могли поселить с каким-нибудь "полуновым" русским.
   Новые-то, конечно если и ехали здесь вообще, то занимали люксы, а не двухместные каюты.
   - Ну, что же, - сказал Саша. - Тогда надо отметить наше знакомство, Иоганн. Пока что все равно делать нечего...
   Саша порылся в небольшой спортивной сумке, в которой вез с собой некоторые самые необходимые вещи, чтобы не лезть каждый раз в чемодан, и достал оттуда бутылку "столичной". Немец крякнул то ли от удовольствия, то ли вторя каким-то своим горестным мыслям о путешествии в Россию, которые начинали оправдываться. Однако, никаких возражений с его стороны не последовало.
   Саша налил в пластмассовые стаканчики грамм по сто водки, выложил на столик нарезанную еще в Москве колбасу и баночку с солеными огурцами. Они сделали вид, что чокаются хлипкой пластмассовой посудой и выпили по первой. Немец поставил на стол стаканчик и вопросительно посмотрел на Сашу.
   Тот сначала не понял немого вопроса и приглашающе показал на колбасу и огурцы. Но немец только покачал головой.
   - Так, понятно, - пробормотал Саша. - Значит, после первой не закусываем. Хорошо.
   Чтобы не уронить свое национальное реноме, он тоже не стал ничего есть и налил еще.
   Немец кивнул и теперь уже не пытался чокаться, только сказал по-своему: "прозит" и опрокинул в рот водку так, словно пил минеральную воду.
   Саша мысленно крякнул и последовал его примеру.
   Хотя организм его был достаточно крепок и закален в куда более отважных схватках с зеленым змием, которые ему пришлось выдерживать в армии, патрульно-постовой службе, а потом и время от времени, правда уже не так часто, с коллегами по уголовному розыску, тем не менее он почувствовал, что с виду безобидная, прозрачная жидкость все-таки чуть ударила ему в голову.
   Он вновь посмотрел на немца и снова сделал приглашающий жест к столу. Но немец опять упрямо мотнул головой.
   " Вот немчура попалась какая крепкая!"
   Саше уже становилось интересно. Он разлил остатки водки. Получилось меньше, чем по полстакана, но второй бутылки у него не было, потому что он, в общем, не был таким уж любителем этого дела. И бутылку водки взял так, на всякий случай - мало ли как повернется дело в походной ситуации, и лучше уж пить проверенную, отличного качества московскую водку, купленную в магазине на территории самого завода, чем какую-нибудь разбавленную в лучшем случае водопроводной водой политуру местного розлива.
   Немец уже не только не чокался, но и, не сказав ничего, молча опрокинул в себя водку, шумно вдохнул в себя воздух и осторожно взял кусочек копченой колбасы. Медленным движением он отправил ее вслед за водкой и стал неторопливо жевать, одобрительно гладя на Сашу.
   Саша с уважением посмотрел на попутчика и последовал его примеру.
   Немец улыбнулся и добродушно сказал:
   - Повторим?
   Саша сглотнул и теперь уже с некоторым испугом посмотрел на сидящего напротив него человека.
   "Да, полноте, немец ли это?" - Ведь недаром же у русских существует поговорка: "То, что русскому здорово, то немцу - смерть!"
   Но немец явно не собирался умирать, у него только слегка раскраснелись чуть впалые щеки на худом лице с выдающимся вперед арийским носом с горбинкой.
   Саша постарался в ответ улыбнуться как можно доброжелательней, но с огорченным видом развел руками и показал на свою сумку - мол, рад бы, да больше нет.
   Чисто русским жестом немец успокаивающе поднял руку ладонью вперед и повернулся к своему багажу. Из мягкой и довольно объемистой кожаной сумки, расстегнув молнию, он быстро достал здоровенную бутылку, и Саша почему-то сразу понял, что в ней, несмотря на то, что языка он не знал. Это был немецкий шнапс и это не вызывало никаких сомнений.
   "Круто забирает, чертяка," - подумал Саша, но решил стоять до последнего. Саша не знал, какие цели преследовал немец. Возможно, он просто хотел напиться вдали от укоризненных взглядов соотечественников, а от русского он, конечно, не мог ожидать никаких укоров, тем более, что пил не на халяву, а делил наравне с попутчиком все тяготы начала пути.
   У шнапса был своеобразный вкус, отличающийся от вкуса водки. Вернее, у него не было вообще никакого вкуса. Немец, по виду добродушный, все-таки начал вызывать у Саши некое раздражение. Он совсем не собирался напиваться в первый же день путешествия, и ему уж в страшном сне не могло бы присниться, что спаивать его станет добропорядочный немецкий бюргер - хозяин антикварной лавки.
   Черт возьми, неужели правду говорят, что как только они дорвутся до России, так тут же напиваются в стельку? Нет, это, впрочем, кажется, про финнов говорят. Немцы разве что на дармовщинку напиваются, но здесь этим и не пахнет. Неужели мне "посчастливилось" и я встретился, может быть с одним на тысячу немцем-алкоголиком? Но делать было нечего. Отступать он не мог. Это был его последний рубеж, и он должен был его отстоять.
   Через полчаса они прикончили шнапс. Немец лихо закусывал хрустящим соленым огурцом, Саша тоже отдавал огурцу должное, но не забывал и про колбаску.
   Когда они заканчивали допивать полтора литра, если считать вместе Сашину поллитровку и солидную немецкую бутыль Киршнера, Саша понял, что напрасно ходил смотреть расписание работы столовой. Сегодня его там точно не будет. И какие блюда сегодня там будут подавать, он уже никогда не узнает.
   С печалью глядя на двух немцев, сидящих напротив него, Саша вдруг почувствовал, как начинает проваливаться в какую-то глубокую воронку с чрезвычайно гладкими краями, за которые, как он не пытался, не мог уцепиться и соскальзывал все ниже и ниже, куда-то в темноту. Потом все исчезло.
   Он тяжело очнулся только на следующее утро. Было еще довольно рано, потому что солнечные лучи, проникавшие в иллюминатор, лежали почти параллельно потолку. Саша со стоном приподнялся на локте, и взгляд его упал на соседнюю полку. Он потряс головой, и у него после этого будто выскочили пробки из ушей. Голова его вдруг наполнилась мощным храпом спавшего напротив попутчика-немца. Саша закрыл глаза и застонал - все удовольствия сразу!
   Поскольку он вчера повалился на свою койку полностью одетый, даже не сняв туфли, то и одевать сейчас ему ничего не пришлось. Он прошел в санузел и попытался привести себя в порядок. Чувствовал он себя в общем-то неплохо, только слегка болела голова и во рту было так, словно там ночевал табун лошадей.
   Выпив литр холодной воды прямо из крана, Саша почувствовал себя немного лучше, но теперь, когда в пустом желудке плескалось море холодной воды, Саша показалось, что его вроде опять начинает разбирать хмель, так как будто он выпил грамм сто водки. Но он знал, что максимум через полчаса это ощущение пройдет.
   Потихоньку выйдя из каюты, он поднялся на палубу, на которой в этот утренний час не было ни единой живой души и посмотрел вокруг.
   А вокруг была неописуемая красота. То гористые, то пологие берега, поросшие лесом. Заливные луга. И все это освещалось ярким летним солнцем. Острые солнечные лучи играли на чуть волнуемой ходом корабля водной глади, вызывая мгновенные всплески солнечного огня и алмазно отражаясь в тысячах тысяч водяных капель.
   Саша простоял так, наверное, целый час, наслаждаясь свежим, еще чуть прохладным после ночи, речным воздухом. Постепенно корабль начал оживать. Появлялись и исчезали матросы, занятые своими делами. Прошел один из помощников капитана с недоумением посмотревший на торчавшего в такую рань на палубе пассажира. И Саша спустился к себе в каюту. Тяжелая атмосфера, застоявшаяся в ней со вчерашнего дня, заставила его попытаться открыть иллюминатор с заржавевшей защелкой. Ему удалось это сделать с большим трудом.
   От шума, который ему пришлось при этом произвести, заворочался герр Киршнер. Саша присел на свою постель, решив, что попутчик сейчас проснется. Но этого не произошло. Поворочавшись, немец повернулся на другой бок и снова захрапел. Он так и не проснулся до завтрака, а Саша маялся бездельем, не зная чем заняться. Он не мог даже почитать, потому, что могучий тевтонский храп отвлекал его и не давал сосредоточиться, а снова болтаться по палубе ему не хотелось. Наконец он все-таки не выдержал и решил осмотреть корабль, втайне надеясь найти где-нибудь открытый буфет. Но такого подарка судьбы он не дождался, и ему пришлось продолжать свою экскурсию до самого завтрака, который должен был начаться в девять часов.
   В числе первых Саша вошел в кают-компанию и остановился в недоумении, не зная, куда ему идти. Он догадывался, что вчера ему должны были определить его место, но поскольку он так и не появился, ему следовало определиться сейчас. Он подошел к метрдотелю - полной женщине лет тридцати-тридцати пяти, одетой в строгий черный костюм с табличкой, прикрепленной на левом лацкане пиджака.
   Прочитав ее имя и отчество, он улыбнулся ей и сказал:
   - Татьяна Юрьевна, к сожалению, мне вчера не удалось побывать в вашем заведении, поэтому если не трудно, соблаговолите указать мне место моей дислокации, - сказал он, глядя ей прямо в глаза.
   Женщина, которая с началом Сашиной тирады постепенно смотрела на него все строже и строже, наконец, не выдержав, фыркнула и спросила номер его каюты и места и указала столик, за которым он должен будет сидеть во время корабельных трапез.
   Саша вежливо поблагодарил, еще раз заглянул ей в глаза, но метрдотель уже снова стала строгой и деловой дамой. Мало расстроенный этим обстоятельством, Саша подошел к своему столику, за которым сидели мужчина и женщина, поздоровался и уселся на свое место.
   Разговаривавшие до его прихода некоторое время молча ели, видимо, не желая продолжать свой разговор при постороннем. Саша решил не торопить события, быстро молча съел свой завтрак и, распростившись, снова вышел на палубу.
   Постепенно его начинала одолевать тоска. Боже мой, неужели все двадцать четыре дня пройдут также? Напиваться каждый день у него не было совершенно никакого желания, но и атмосфера на корабле пока тоже его как-то не воодушевляла. Правда, насколько он знал, вечером тут должны быть какие-то развлечения. На корабле был кинозал, а теперь, скорее всего, и видеозал, какие-то игры, дискотека, бары.
   Когда он снова пришел в свою каюту немца там уже не было. За целый день он с ним больше не встретился, если не считать, что он один раз видел его мельком издалека в кают-компании, беседовавшим со старшим помощником капитана. Но поскольку немец его то ли не заметил, то ли не захотел замечать, да Саше особенно и не хотелось с ним сейчас общаться после вчерашнего, он не стал к нему подходить, а за едой они тоже ни разу не пересеклись, хотя по идее должны были сидеть за одним и тем же столиком. Но, видимо, немец, занятый какими-то своими делами, попадал в кают-компанию в разное время с Сашей.
   Вечером Саша пошел в танцзал, где к его приходу уже вовсю веселились туристы, чему немало способствовало присутствие там бара. Однако пока что все было благопристойно, то есть не было пока пьяных выяснений отношений и мордобития, но вечер только начинался, и все еще было впереди.
   Окинув взглядом публику, в которой как всегда женщин оказалось больше, чем мужчин, Саша остановил его на довольно молодой брюнетке, и, решившись, подошел к ней, чтобы пригласить на танец.
   Оценивающе взглянув на Сашу, и, видимо, получив положительное впечатление от его внешности, молодая женщина в ответ на его приглашение призывно улыбнулась ему, и они влились в гущу танцующих пар.
   Они быстро разговорились. Оказалось, что женщину зовут Наташей, можно просто Тата. Саша тоже не стал задаваться и предложил называть его просто Сашей. Из короткого, но содержательного разговора выяснилось, что Тата живет в Новосибирске и работает в коммерческом банке, у нее муж и восьмилетняя дочь, а сюда она попала потому, что банк оплатил девяносто процентов стоимости путевки в этот круиз, иначе, как она сама призналась, предпочла бы съездить отдохнуть в намного более южные широты.
   - Но ... - она загадочно посмотрела Саше прямо в глаза. - Возможно, климат здесь окажется не таким уж холодным.
   В этом Саша был с ней полностью согласен, и через полчаса Тата постучала в дверь своей каюты, после чего оттуда донеслись звуки приглушенного разговора. Слов, которыми его новая знакомая, обменивалась со своей соседкой, не было слышно. Через пять минут, ушедших на пререкания и одевания, из каюты вышла мало чем примечательная женщина лет сорока, с откровенным любопытством взглянувшая на Сашу и с ехидной улыбкой бросив ему:
   - Заходи уж, Дон Жуан, - пошла прочь по коридору, слегка повиливая широкими бедрами.
   Это жуткое зрелище не особенно заинтересовало Сашу, и он не став отрицать то высокое звание, которое неожиданно присвоила ему попутчица его новой знакомой, быстро вошел в каюту и закрыл за собой дверь.
   К его удивлению на откидном столике уже стояла откупоренная бутылка с цветной наклейкой. Судя по тому, что жидкость, плескавшаяся в ней, заполняла бутылку только на две трети, женщины тоже зря время не теряли задолго до Сашиного появления.
   Тата деловито раскладывала съестные припасы.
   - Присаживайся, Сашок. Что ты как не родной? Давай разливай!
   Темпы, взятые его новой знакомой, которые по логике вещей, вроде бы должны были только радовать Сашу, вместо этого вызвали некоторую настороженность и у него стали появляться разные нехорошие мысли по поводу того, с кем он познакомился. Однако отступать было нельзя и он недрогнувшей рукой разлил ликер по рюмкам.
   - За знакомство! - улыбаясь и глядя ему в глаза, сказала Тата.
   - За знакомство, - слегка натянуто улыбнулся ей в ответ Саша.
   Вторую они выпили, по предложению Таты, на брудершафт. До третьей дело не дошло...
   Выйдя через час из каюты и несколько воровато оглядываясь по сторонам, потому что Татины стоны и вопли должны были слышать обитатели, по крайней мере, двух соседних кают, Саша мысленно хвалил себя за предусмотрительность, за то, что заранее еще в Москве запасся пачкой презервативов. Тата не внушала ему доверия, и он решил, по возможности больше не общаться с ней так тесно. Ее это вряд ли должно было особенно огорчить - возможностей для удовлетворения ее страстной натуры на корабле было предостаточно и без него. После таких шустрых дамочек, их мимолетным знакомым обычно приходится либо длительное время посещать вендиспансер, либо тратиться на частных врачей.
   "Что за сволочная поездка, - думал Саша, спускаясь по трапу на свою палубу. Сначала в первый же день напился как свинья до беспамятства, на второй день нашел себе какую-то проститутку. Хотя с другой стороны, почему я решил, что она проститутка?" - попытался возразить себе Саша, но в глубине души он знал, что его мнение о новой знакомой верно. Скорее всего, почти все сто процентов. И даже, если она не является профессионалкой на отдыхе, то по крайней мере - любительница, а это, пожалуй, еще хуже.
   "Ну, не жениться же тебе на ней?!" - успокаивал себя Саша, идя по коридору к своей каюте. Ковровая дорожка заглушала его шаги. Стояла тишина, которую чуть тревожили работавшие где-то далеко внизу двигатели корабля и легкое ощущение движения по воде передавалось от корпуса ко всем частям корабля.
   Не дойдя пяти метров до двери своей каюты, Саша инстинктивно остановился и прислушался. Да, действительно, ему не показалось - подозрительные звуки раздавались именно из его каюты. Он тихо подошел к двери. Эти звуки были ему хорошо знакомы. Эти глухие звуки слышны, когда бьют по чему-то мягкому, а это мягкое является человеческим телом, которое отзывается непроизвольными стонами.
   Саша хотел было рвануть дверь на себя, но в последнее мгновение его рука остановилась как бы сама собой. Он быстро наклонился к замочной скважине. Так и есть - дверь заперта изнутри. Если там и совершается что-то преступное, он ничего не сможет сделать, только вспугнет тех, кто там находится. А в наше время такой испуг вполне может вылиться в несколько выстрелов через дверь, а то и в очередь из автомата, от которой хлипкие корабельные перегородки не защитят. Саша прижался спиной к проему рядом с дверью и постарался прислушаться к тому, что происходит в каюте. Но там стало совсем тихо. Потом раздалось какое-то шуршание, тяжелые вздохи и в замочной скважине тихо лязгнул поворачиваемый ключ.
   Дверь немного приоткрылась, потом растворилась шире, все больше скрывая Сашу от тех, кто находился в каюте.
   Через щель между косяком и дверью Саша почти ничего не видел, кроме того, что какая-то массивная фигура заслоняет почти весь дверной проем. Потом послышался чей-то тихий голос. Он явно не принадлежал немцу.
   - Бери его за ноги.
   "Ни хрена себе! - подумал Саша, ловя себя на том, что рука его хотела машинально нырнуть за борт пиджака, к ребристой ручке табельного "Макарова". Но пистолета с ним не было. Он не взял с собой оружие сознательно, хотя и мог бы. Он ехал отдыхать, а не гоняться за преступниками и не собирался таскаться весь отдых с килограммом железа подмышкой. Это занятие осточертело ему и в Москве на службе. Сейчас он мог только мимолетно пожалеть о своем легкомыслии. Кто знает, с чем пожаловали эти незнакомцы, и что у них есть в запасе. Вполне вероятно, что в запасе у них было тоже, что и у московских бандитов - по крайней мере, по стволу у каждого.
   Саша не знал, стоит ли ему вообще вмешиваться. Хотя с другой стороны - что за дела? По праву хозяина, а ведь он был на корабле хозяином, по крайней мере, в своей каюте, он небезосновательно считал Киршнера своим гостем. Человек приехал из другой страны, и здесь какая-то шпана нагло лупит его. Впрочем, это только в том случае, если Саша не ошибается и речь идет именно о его немце. Он еще раз перевел взгляд на номер каюты. Сомнений не было. Каюта была его, а значит, и немец тоже. Но мало ли, чем черт не шутит, вдруг немца здесь вовсе и нет, а эти козлы просто устроили разборку в его номере? Но, вероятность этого была исчезающе мала. Правда, в любом случае, даже если они не трогали его соседа, они все равно заслуживали наказания. Лезть в каюту, где проживает капитан уголовного розыска Александр Татищев было верхом наглости. Хотя откуда им знать, что он не учитель математики, а капитан угро?
   "Тем хуже для них", - подумал Саша и вышел из-за двери.
   Его появление было ознаменовано немой сценой.
   Здоровенный парень, держащий безжизненное тело Иоганна Киршнера подмышки, широко раскрыл рот и выпучил глаза. Деловито поддерживающий тело Киршнера за ноги второй паренек примерно такой же комплекции, что и первый - килограммов сто, не меньше, с каким-то странным равнодушием скользнул взглядом по лицу Саши, как напильником.
   Мгновенно решив, что теперь уже немцу вряд ли что повредит, Саша нанес удар первому посетителю его каюты. Одновременно с его ударом, второй бандит отпустил ноги Киршнера и попытался сунуть руку под пиджак, в результате чего немец с глухим стуком упал на пол. В это мгновение Саша нанес второй удар стоявшему впереди бандиту, который после первого удара захрипел и отпустил тело Киршнера, а после второго уже не издавая никаких посторонних звуков, обрушился всей своей массой на второго. В результате чего оба влетели в каюту, рухнули на откидной столик и погребли его под своими телами в самом прямом смысле этого слова, потому что столик не выдержал упавших на него двух сотен килограммов, умноженных на импульс скорости, преданной им Сашиным кулаком.
   Стоявший сзади бандит при этом врезался затылком в металлический уголок, которым был отделан проем между койками и с удивленно раскрывшимися застывшими глазами, стал медленно сползать по стене, оставляя на металле ярко красный след.
   Увидев, что в ближайшее время от незнакомцев ему ничего не грозит, Саша быстро бросил взгляды в оба конца коридора и убедившись, что там никого не было, одной рукой приподнял за шиворот тело Киршнера и забросил на его койку, а другой прикрыл за собой дверь в каюту. Освободившись от немца, он тут же закрыл каюту на ключ.
   Положение было более чем странное. "Ладно, будем действовать по обстановке", - подумал Саша.
   А обстановка предполагала для начала самые простые действия.
   Первым делом он быстро связал руки бандитам их же ремнями и положил их лицом на пол. В тесной каюте после этого буквально нельзя было никуда ногу поставить, но пачкать свою постель Саша не собирался.
   Теперь надо было выяснить, что с Киршнером. Саша пощупал у него пульс на шее. Из этой манипуляции выходило, что немец пока жив, несмотря на то, что из уголка рта у него вытекло немного крови. Но она уже запеклась. Видимо, это было просто оттого, что его сильно ударили по лицу.
   Оглянувшись в поисках тары, Саша наступив на спину одного из бандитов, зашел в ванную, набрал в бритвенный стаканчик немца холодной воды из крана и щедро плеснул Киршнеру на лицо. Тот застонал, но глаза не открыл, и Саша пока оставив его в покое, перешел к обыску лежавших на полу тех, кто привел немца в это неудобоживое состояние. В то, что Киршнер сам избил себя до полусмерти (такие чудеса иногда появляются в протоколах его коллег), Саша почему-то не верил.
   Перевернув на спину того, кто держал немца спереди, он быстро обыскал его, бросая найденное на свою койку. Парень пришел в себя и с ужасом смотрел на Сашу, потому что, когда он попытался, видимо, по привычке обрушить на своего обидчика ругань, смешанную с угрозами, изо рта вместо звуков вырвались несколько беззвучно лопнувших розовых пузырей - у него несомненно были сломаны несколько ребер.
   Со вторым дело обстояло еще хуже. После удара о металлический косяк он так и не пришел в себя и по всей видимости спасти его теперь могла только реанимация.
   Однако, Саша решил пока попридержать прыть своего гуманизма - он еще не решил, стоит ли этим двоим вообще задерживаться на белом свете после того, что они сделали с немцем и сообразуясь с тем, что он выудил у них из карманов. И вообще хотелось бы разобраться в том, что здесь произошло и почему. И кто такой этот добродушный Киршнер. Саша грешным делом начал подумывать о том, а немец ли он вообще, если может выпить полтора литра водки на двоих со случайным попутчиком, а потом ввязаться в драку с двумя молодцами, каждый из которых по возрасту годился ему в сыновья и явно мог бы с ним справиться даже в одиночку. Черт его знает. Саша присел на свою койку и стал перебирать вещи, вынутые им из карманов у бандитов. "Беретту" и "Макарова" он сразу отложил в сторону. В толстых портмоне у одного лежало семьсот долларов, у другого триста, кредитные карточки и документы, которые свидетельствовали о том, что они работают на частную охранную фирму города Красноярска "Казачок".
   У него было большое желание послать на хрен эти ненужные ему подробности. Передать всех троих капитану, который на корабле является царем, богом и воинским начальником. Пусть он сам с ними и разбирается. Плохо, конечно, что теперь все равно ему не удастся полностью увильнуть из этой истории - его собратья по профессии, конечно же, не оставят его в покое. И, несмотря на то, что в тайном кармашке под поясом брюк у него на всякий случай было зашито его служебное удостоверение, которое должно было значительно облегчить общение с местными органами внутренних дел, предстоящие допросы, а в том, что они будут, Саша не сомневался, не прибавляли бодрости в его настроение.
   Он наклонился к немцу и похлопал его по щекам. Тот замычал, мотнул головой и открыл глаза. Сначала он бессмысленно смотрел на Сашу - наверное сейчас лицо соседа было для него просто белым пятном, потом взгляд его постепенно начал фокусироваться. Узнав, соседа по каюте, Киршнер сделал попытку улыбнуться, закончившуюся стоном. Потом глаза его испуганно забегали.
   Саша успокаивающе положил руку ему на плечо:
   - Не бойтесь, Иоганн. Те, кто напал на вас, не представляют больше опасности.
   В глазах немца появилось удивление. Он попытался приподняться, застонал, но прежде чем потерять сознание успел увидеть два тела, лежавшие на полу, и рассыпанные по Сашиной постели пистолеты и бумажники.
   Саша, в общем-то, был даже рад, что немец потерял сознание - это пока избавляло его от ненужных вопросов.
   Тяжело вздохнув, Саша подумал:
   "Не тащить же их на себе наверх? Нет, не тащить, конечно. Надо просто пойти доложить обо всем капитану. А он уж сам решит, что дальше делать. Где причалить, чтобы сдать раненых в больницу и вызвать милицию. Если он каждый год ходит по несколько раз туда-сюда по этой речке, кому как не ему знать, где это лучше сделать".
   Саша закрыл дверь и перешагивая через несколько ступенек поднялся на верхнюю палубу, а потом в ходовую рубку.
   Капитан сурово-недоумевающе посмотрел на нахального пассажира, посмевшего ворваться в святая святых корабля. Но Саше сейчас было не до переживаний речного волка по этому поводу. Быстро и четко он объяснил, что произошло.
   Матросы перенесли раненых в корабельный лазарет, где ими занялся врач.
   - Через два часа будет остановка в Карамышеве, - сказал капитан Саше. - Раненых сдадим на берег. Придется объясняться с милицией.
   - Это понятно, - невозмутимо ответил Саша.
   - А вы, пока, пожалуйста, посидите у себя в каюте и никуда не выходите. Это полностью соответствовало Сашиным намерениям, поэтому он не стал возражать капитану.
   Он лег на свою койку и уставился в потолок.
   "Что, собственно, здесь произошло? Что нужно было этим двум частным охранникам, а, скорее всего, обычным бандитам, действующим под прикрытием документов охранной фирмы, от гражданина ФРГ Иоганна Киршнера? Не грабить же они его сюда пришли? А если и грабить, то зачем бить в усмерть и куда-то тащить? Если немец не врал ему, то он совсем не та птица, которую им захотелось бы ощипать. Наверняка, на корабле были пассажиры и богаче, и палубой выше, и классом получше. Тем не менее, они приперлись именно к нему. Значит, либо герр не тот за кого себя выдает, либо у него есть что-то такое, что кого-то очень интересует. Тогда становится понятно это жестокое и совершенно ненужное при обычном ограблении избиение, которому его подвергли. От него хотели что-то узнать, но то ли просто перестарались, и немец не успел им ничего сказать, то ли наоборот - перестарались потому, что немец оказался крепким орешком.
   Так какого же черта им понадобилось от него?
   Саша прислушался. Все было тихо. Он встал с койки и осторожно осмотрел багаж Киршнера.
   Конечно, что-то могло быть спрятано между стенками чемодана, но Саша ничего подозрительного не заметил. Однако, приглядевшись к дну чемодана повнимательнее, он удовлетворенно хмыкнул, достал свой перочинный нож и аккуратно подцепил пластмассовую петельку. Щелкнув, она открылась и Саша разочарованно пожал плечами - в этом "тайнике", если это вообще был "тайник", можно было спрятать разве что листок бумаги.
   Подумав немного, Саша стал методично обыскивать каюту. Ничего не найдя в самой каюте, он перешел в санузел. Здесь было уже совсем не так много мест, где можно было бы что-то спрятать.
   Сливной бачок унитаза был прикреплен к стене каюты четырьмя болтами, проходившими через кусок толстой фанеры. Саша снова достал перочинный нож, просунул лезвие в щель между металлической переборкой и фанерной и осторожно поводил там. Если Киршнер что-нибудь там спрятал и потом собирался достать, он не мог засовывать это слишком далеко. Лезвие ножа не ушло в щель еще даже наполовину, а уже уткнулось во что-то.
   Саша вынул нож и засунул его под фанеру сбоку и попытался приподнять нечто, находившееся в щели. Как только показался краешек чего-то черного, он зацепил его пальцами левой руки и осторожно вытащил.
   Это был тонкий пакет, сшитый из черной непромокаемой ткани.
   Саша перешел в каюту, расстегнул едва заметную молнию на чехле и вытащил сложенный вчетверо лист бумаги. Это была карта размером примерно тридцать на сорок сантиметров, но не настоящая, отпечатанная в соответствии с правилами картографии, а нарисованная от руки.
   Правда, это был не подлинник, а ксерокопия. Саша с удивлением рассматривал надписи на карте. Он с трудом, да и то не всегда, мог понять, что они означали, потому что были написаны старославянским шрифтом.
   Таким образом, подлиннику было не меньше трехсот лет - старославянский шрифт был заменен Петром I новым, более ясным и четким, впрочем также как и все, что он делал, гражданским шрифтом.
   Хотя это нововведение относилось больше к типографскому делу, а писать по старому продолжали еще чуть ли не сто лет, а староверы так и больше... Так что... а что "так что?" Во всяком случае, карта, довольно старая, если это не подделка, а подделать несколько слов любой дурак может - собственно и подделывать-то ничего не нужно - достаточно найти в старинной рукописи несколько нужных слов и скопировать их. Слева снизу вверх и в соответствие с нарисованной сбоку стрелкой компаса, острием указывающей на север, протекает Енисей, по которому они сейчас плыли. Справа был нарисован изрядный кусок Восточной Сибири. Снизу рядом с городом (вернее - острогом) Карамышевым начиналась и шла снизу и вправо - на северо-восток толстая линия извилисто проходившая... (Саша прикинул масштаб) километров на триста-четыреста в глубь тайги и заканчивалась кругом, очерченным такой же толстой линией, как и идущая к ней. Этот кружок был площадью, наверное, километров в пятьдесят квадратных. Искать что-нибудь на такой площади и с такой картой мог только сумасшедший. Впрочем, смотря, что искать - если речь идет о какой-нибудь горе или даже таежной заимке, то поиски будут не столь уж безнадежными, но если речь идет о чем-то небольшом, спрятанном или зарытом внутри этого "кружочка" - дело полностью дохлое. К тому же, если это действительно такая старая карта, то за эти двести-триста лет ландшафт мог просто неузнаваемо поменяться. Если немец шпион, то какого дьявола он здесь может искать, и почему эти ребятишки действовали так грубо и под таким странным прикрытием? Нет, на шпионаж это не похоже, да и что там может быть в этой глухой тайге? Хотя, конечно, раньше там могло быть все, что угодно. Но все-таки на шпиона немец был не очень похож. Вернее, совсем не похож. Хотя, черт их этих шпионов знает. По роду своей деятельности Саше не приходилось сталкиваться с иностранными шпионами, о чем Саша нисколько не жалел и тут, конечно, опыт ему ничего не мог подсказать. Зато у него был очень богатый опыт по части разной сволочи другого рода и то, что произошло у него в каюте, он безошибочно определил как разбойное нападение. И переубедить его в этом вряд ли кому удастся.
   Нет, это не шпионские дела, а что-то другое. Что же надеялся найти немец во глубине сибирской тайги? Наркотики? Там не то, что наркотики, грибы не растут. Золото? Черт его знает, вполне возможно. Хотя, шпион-то он, конечно, не шпион, но ведь шпионы это не только ракеты и танки. Может быть, он из этих ... промышленных шпионов? Может быть, речь идет о каком-то месторождении? Нефти или алмазов? Чем черт не шутит?
   Тоже, конечно, за уши притянуто. Какого черта посылать шпиона, когда сейчас любая иностранная фирма вполне легально, заплатив не такие уж большие деньги, может обследовать все, что угодно? А если не удается обследовать, то можно купить или украсть.
   Нет, тут все-таки что-то не так. Да и эти бандитские рожи не стали бы из-за какого-то промышленного шпионажа или возможного месторождения нефти действовать таким образом. По своему опыту Саша знал, что подобные орангутанги появляются, когда раздается запах настоящих живых денег, а не каких-то мифических нефтяных пластов, которые то ли есть, то ли нет. Бьют смертным боем конкурентов именно из-за живых денег, настоящих, которые вот они - здесь. Так. Живые деньги. Кто-то чего-то насобирал и спрятал. Допустим. Немец об этом как-то узнал. Так. Возможно. То есть это - клад. Иными словами полная херня.
   В клады Саша не верил. Но. Конечно, немца кто-то мог здорово надуть. Продать ему эту дурацкую карту. Но неужели правильный немец (а что может быть правильнее немца?) был настолько глуп, что мог поддаться на такую ахинею и рвануть на край земли, в страшную русскую Сибирь, чтобы рыться там посреди тайги, разыскивать какой-то мифический клад? Нет, это тоже отпадало. Саша понимал, что-то здесь не вяжется. Подвигнуть на такой подвиг порядочного бюргера, владельца маленького магазинчика старых вещей, добропорядочного семьянина и отца двух взрослых дочерей, могло только что-то очень и очень серьезное, вызвавшее у него не просто доверие - он должен был быть уверен в правильности своих действий на сто пятьдесят, а, то и на все двести процентов, никак не меньше, чтобы поехать в Сибирь. Или же он все наврал вчера Саше - никакой он не семьянин и не владелец лавки древностей, а, возможно и не немец даже. В этом что-то есть. Может быть, там что-то и есть, но то , что я туда не собираюсь переться ни один, ни с немцем, ни даже с батальоном милиции, это без всяких сомнений.
   Он зевнул, сложил карту и сунул ее в чехол. Пусть со всей этой ерундой разбираются те, кому положено, а он здесь на отдыхе. Он и так влез туда, куда совершенно не хотел. По чистой случайности. Так уж ему повезло, что этот чертов пьяница немец поселился именно с ним в одной каюте.
   "Будем надеяться, что это первая и последняя неприятность, случившаяся в моем путешествии". Саша с усмешкой вспомнил недавние печальные мысли по поводу скучных двадцати четырех дней предстоявшего ему плавания по великой сибирской реке.
   В замочную скважину нежно вошел ключ. Саша неслышно поднялся, мысленно похвалил себя за то, что не надевал туфли и, бесшумно ступая в одних носках, по покрытому потертой ковровой дорожкой полу встал сбоку от двери в каюту.
   Дверь медленно открылась, и на пороге появился старший помощник капитана.
   Саша чувствительно нажал ему указательным пальцем в бок и ласково сказал:
   - Пух!
   Старпом вздрогнул и перевел взгляд с лежащего на койке черного чехла с картой на Сашу.
   Глаза у него были какие-то безумные.
   - Что вам нужно? - спросил Саша.
   Глаза старшего помощника, вставленные в багровую физиономию записного пьяницы, приняли нормальное человеческое выражение, если можно так сказать о скрытой ненависти, с которой он смотрел на пассажира.
   - Вы, что с ума сошли? Взрослый человек, а ведете себя как мальчишка. Так ведь можно до инфаркта довести.
   Саша немного смутился.
   - Извините, только и вы тоже хороши. Открываете дверь в мою каюту своим ключом. Что это значит?
   - Что это значит? - переспросил старпом. Саше этот вопрос не понравился, и он напрягся. Поэтому тусклый блеск пистолетной стали, когда старпом начал вынимать правую руку из кармана, не оказался для него полной неожиданностью.
   Старший помощник капитана стал медленно заваливаться на бок. Саша и не подумал подхватывать его, только легким движением подправил траекторию падения, и в результате бесчувственное тело моряка с уголовным уклоном, аккуратно легло на койку Киршнера.
   "С ума, что ли они все посходили?" - растерянно подумал Саша, доставая пистолет из судорожно сжатых пальцев старпома. Это оказался довольно старый "ТТ". От времени и множества прикосновений у него сошло воронение.
   "Ну, если уж и капитан полезет на меня с пистолетом из-за этой карты, тогда уж я и не знаю, - подумал Саша и решил от греха подальше, сам отнести карту капитану. Так оно здоровее будет.
   Он взял чехол с картой. Взвалил на плечо так и не пришедшего в сознание старпома и пошел к лестнице.
   Жизнь ему спасла только армейская спецподготовка, звериный нюх на опасность, данный ему от природы и помноженный на десять лет работы в милиции, которая ежедневно грозила смертельной опасностью.
   Он успел заметить, ступая на трап, как сбоку к нему метнулась тень и наклонился вперед.
   Но все равно удар то ли обрубком водопроводной трубы, то ли фомкой был настолько силен, что он отключился быстро и основательно.
   Он пришел в себя от ночной прохлады, которая веяла от огромной реки.
   Сначала он ничего не понял, потом сквозь шум в голове начали появляться обрывки мыслей, он осознал, что чьи-то руки несут его над палубой. Он осторожно приоткрыл веки и увидел над собой темно-фиолетовое небо, усыпанное крупными звездами.
   Его опять начала засасывать мутная, тошнотворная темнота, из которой он только что вынырнул, и Саше только огромным усилием воли удалось снова не провалиться в нее.
   Чей-то голос рядом с ним мерзко хихикнул и сказал заискивающе:
   - И концы в воду.
   "Концы в воду?" - непонимающе подумал Саша, но вдруг до него дошло. Он хотел дернуться, вернее попытался дернуться, но почувствовал, что летит. Одновременно с этим он понял, что у него связаны руки и ноги. Да и летел он как-то странно... Раздался всплеск, и он почувствовал, как погружается в холодную воду. Камнем он шел на дно.
   Мысли путались, голова плохо соображала после удара, но холодная вода быстро приводила его в чувство, и он вдруг понял, что мысль только что пришедшая ему в голову - "камнем на дно" полностью соответствует действительности. Бандиты привязали что-то тяжелое ему к ногам, чтобы он не всплыл. "Концы в воду! Ах ты, тварь! Ну, попадись ты мне, я тебе покажу "концы!"". Он согнулся и, продолжая погружаться, все глубже и глубже попытался дотянуться связанными руками до ног. Наконец, ему это удалось, но чем это могло ему помочь?
   "Ну, падлы, погодите! Еще узнаете, что, значит, связываться с капитаном Татищевым!"
   Он нащупал металлическую пряжку на своем ремне, и намертво вцепившись в нее пальцами, понимая, что это его единственная надежда остаться живым, вытащил тонкую пилку. Несколько движений стали с алмазным напылением и веревка, с привязанным к его ногам колосником, унеслась прочь от него на дно. Тело, освобожденное от огромного груза, тут же рванулось вверх. Воздух в легких закончился. Стиснув зубы, и почти теряя сознание, Саша последним усилием воли пытался не раскрыть рот, но он чувствовал, что еще секунда-другая и потеряет контроль над собой. В это мгновение им владела только одна мысль - как можно скорее вынырнуть на поверхность.
   Прохладный ночной воздух полился в его жадно открытый рот. Он поглощал его жадно, ненасытно. Только через несколько минут он понял, что спасен, а пилка выпала у него из рук, когда он рвался наверх из глубины реки и уже ничего не соображал. Теперь он хотя и жив, но находится со связанными руками на середине огромной реки.
   Стараясь не нахлебаться воды, он огляделся. Впереди от него, уже в метрах в двухстах-трехстах, медленно уплывали вдаль огни теплохода. Он перевел взгляд правее, туда, где должен был быть берег и увидел довольно далеко по курсу корабля слабые огоньки.
   В памяти всплыла фраза капитана о городе Карамышове, где происшествием на корабле должна была заняться местная милиция. Да, возможно и займется, но только главного свидетеля на теплоходе уже не будет, а может быть и не только на теплоходе, мелькнула у него грустная мысль. "Ну-ну!" - прикрикнул он мысленно на себя. "Не распускаться! Из любого положения есть выход".
   Он вцепился зубами в грязную мокрую веревку и стал терзать ее как голодный тигр прутья решетки. Вкус у веревки был противный, Саша не знал, что ею до этого связывали, но явно, что-то очень неаппетитное и вонючее. Тем не менее, он продолжал рвать ее. Наконец, он почувствовал, что веревка стала сползать у него с рук.
   "Свободен, наконец, свободен", - рассмеялся Саша и быстро поплыл к берегу.
   Тот подъем, который вызвал в нем предсмертный ужас, начал оставлять его. Он почувствовал, что у него опять кружится голова и подступает тошнота к горлу. Но только крепче сжал зубы и продолжал плыть. Главное - доплыть до берега. Мысли начали мешаться, он уже не понимал, что делает. Ему то казалось, что он бежит по поляне, то вдруг возникали какие-то оглушительные звуки. То как будто прямо в глаза било ослепительное солнце, хотя вокруг стояла кромешная тьма и на берегу не было видно ни одного огонька. Он упрямо продолжал взмахивать руками, не желая умирать, а тем более по воле каких-то поганых бандитов.
   Вдруг он больно ударился правым плечом обо что-то твердое и невольно вскрикнул. Это был ствол дерева, и Саша радостно рассмеялся - теперь то уж он точно не пойдет ко дну! Крепко вцепившись в сучья, он направил ствол к берегу. Небо уже начало светлеть, а звезды меркнуть. Летняя северная ночь заканчивалась и он стал различать берег, который оказался всего в нескольких десятках метров от него. Из последних сил он стал грести еще быстрее. Ноги коснулись дна, и он оттолкнул от себя ствол-спаситель. Преодолевая последнее сопротивление воды, он, пошатываясь, вышел на берег. Его пробрала дрожь до костей. Он знал, что ему сейчас нельзя останавливаться, ложиться. Во что бы то ни стало нужно двигаться, чтобы согреться. Все это он знал, вот только сил у него уже не было совсем. Сначала он упал на колени и продолжал ползти по речному песку. Потом, когда понял, что речная волна не достигает его, он рухнул лицом в песок и потерял сознание.
   Проснулся только днем, оттого, что ему стало жарко. Отвесные лучи солнца чувствительно припекали его непокрытую голову и ощущались им даже сквозь одежду. Он заворочался и понял, что пока лежал, солнце высушило верхнюю половину его одежды, а та, что была внизу под ним так и осталась мокрой. После продолжительного сна ему стало немного легче, но зверский голод мучил его, и в голове еще немного шумело.
   Саша прополз несколько метров под тень ближайшего дерева и полежав там минут пять снял с себя всю одежду, развесил ее на прибрежных кустах и, несмотря на то, что река сейчас не вызывала у него ничего кроме отвращения, окунулся в нее, что бы смыть с себя остатки сна.
   Осторожно ступая по траве, он осмотрел прибрежные кусты и деревья, но не заметил ничего съедобного и вернулся к своей одежде, от которой поднимался едва заметный пар.
   Солнце припекало, холодно ему уже не было, и он с усмешкой подумал, что сейчас просто-таки отдыхает "дикарем", почти как на юге, где-нибудь в Крыму или в Сочи. А почему не позагорать, если все равно нет другого выхода? Можно было бы, конечно, подручными средствами попытаться поймать рыбу и развести костер. Правда, зажигалку у него либо вытащили, либо он ее потерял в реке. Спичек у него тоже не было. Но он бы и без них сумел развести костер. Только зачем огород городить? В нескольких километрах выше по течению Карамышев, он будет там через пару часов.
   Через час одежда достаточно просохла. Жаль только, что туфли он потерял во время ночного заплыва, теперь придется топать до города в одних носках.
   Стараясь идти ближе к берегу, чтобы не углубляться в заросли и выбирая места поровнее, поросшие травой, Саша часа через полтора вышел на окраину городка. Все здесь навевало мысли о глухой провинции, медвежьем угле. Местные пятиэтажные небоскребы виднелись где то вдалеке, за оврагами, а здесь на окраине все было так, как в обычной деревне.
   На плетне висела кастрюля и ведро, перед плетнем стояла коза, привязанная к колышку. Она посмотрела на Сашу печальными от рождения глазами, потом опустила голову и снова принялась щипать траву.
   Саша открыл калитку и пошел к дому.
   Время уже было обеденное, а для кого-то, наверное, и послеобеденное, потому что в этом дворе, да и в соседних было тихо и не видно людей.
   Поколебавшись мгновение, Саша постучал в дверь. Подождав минуту, он постучал еще, посильнее и ему показалось, что он услышал где-то в глубине дома какое-то шевеление. Решив, что дверь ему могут сразу не открыть по деревенскому обыкновению, он спустился с крыльца и подошел к окошку. Кружевная занавеска отодвинулась, и за стеклом показалось лицо пожилой женщины. Она с удивлением посмотрела на незнакомца.
   Саша улыбнулся и сказал:
   - Откройте, пожалуйста.
   По лицу женщины было видно, что она с большим сомнением восприняла Сашину просьбу. Поджав губы она с минуту рассматривала его, потом, видимо, все-таки общее впечатление от Сашиного лица у нее составилось скорее благоприятное, чем отрицательное. Занавеска упала на место, и вскоре послышалось лязганье щеколды.
   Саша не стал подниматься на крыльцо из пяти ступенек, не желая попусту нервировать пожилую женщину. Когда она открыла дверь, он еще раз поздоровался и сказал:
   - Вы извините, пожалуйста, за беспокойство, но у меня сейчас просто нет другого выхода.
   Саша показал ей заранее вынутое из потайного кармашка завернутое в целлофан удостоверение сотрудника милиции.
   - Я капитан милиции Татищев. Если хотите, можете посмотреть удостоверение.
   Женщина отрицательно покачала головой.
   - На меня напали бандиты...и, в общем, так получилось, что мне пришлось ночью переплывать Енисей.
   - Неужто Енисей переплыл? - ахнула женщина.
   Саша сумел сохранить прежнее полуофициальное выражение лица и не стал объяснять, что раз он стоит здесь живой, то это именно так и есть.
   - Просьба у меня к вам самая простая. Если у вас есть телефон, разрешите мне позвонить в милицию.
   - Что ты, милый, - тут же возразила женщина. Откуда же у нас телефоны? Ты сам-то откуда будешь? Чай из Москвы?
   Саша удивился, что эта женщина сразу решила, что он из Москвы, а, не допустим, из Красноярска. Это было бы более понятным. Неужели все-таки у всех москвичей действительно есть что-то общее? Хотя, впрочем, скорее она определила это по его говору. Саша давно уже разговаривал неотличимо от коренных москвичей.
   - Да. Я сотрудник московской милиции. Здесь был на отдыхе. На меня напали бандиты - ограбили и бросили в реку. Чудо, что я выплыл.
   - Господи, что же это делается в стране. Уже милиционеров грабят и топят. Совсем озверел народишко. Да ведь и то сказать - все это из вашей окаянной Москвы пошло. Ты уж не обижайся на старуху, мил человек, только в Москве этой вашей...
   Саше вовсе не улыбалось вступать в полемический диспут с хозяйкой печальной козы. Время шло, ему нужно было как можно быстрее связаться с местными органами власти, а тут попалась разговорчивая и политически подкованная бабулька. Впрочем, они сейчас все такие, что в Сибири, что в Москве.
   - Мне очень нужно побыстрее добраться до вашей милиции.
   - А что же ты от меня, милок, хочешь? Иди в милицию, там тебе помогут.
   - Понимаете, какое дело, - Саша перевел взгляд с женщины на свои ноги в грязных рваных носках.
   Женщина невольно проследила глазами за Сашиным взглядом и снова ахнула.
   - Сами понимаете идти по городу, - Саша чуть было не добавил "даже такому как ваш", но вовремя сдержался, - в одних носках как-то не очень удобно. Во всех смыслах.
   - Да, можно и ногу порезать. Это запросто. Ты вот что, постой здесь, я посмотрю, у меня тут осталась от мужа старая обувка, может она, конечно, и не очень казистая...
   - Да нет-нет, что вы, я буду рад любой обуви. Только чтобы дойти до милиции, а там уж... И еще, если возможно, - хоть кусочек хлеба, я со вчерашнего дня ничего не ел.
   - Ну да, ну да, - женщина пожевала губами, и Саше почему то показалось, что она не очень-то поверила в его рассказ.
   - Подожди минутку, - она скрылась за дверью, но быстро вернулась со стаканом молока и большим куском черного хлеба.
   Саша поблагодарил и принялся за еду. Молоко оказалось козьим и очень вкусным, а хлеб мягким и душистым. Впрочем, возможно, гастрономические свойства этих простых продуктов были Сашей несколько завышены от голода.
   Идти в затрапезных туфлях мужа Дарьи Семеновны было не очень удобно, но все-таки лучше, чем босиком по грунтовой дороге, на которой то и дело сверкали осколки стекол и торчали разные колкие железные предметы вроде ржавых гвоздей и кусков проволоки.
   Туфли были сильно поношены. К тому же нога у мужа Дарьи Семеновны была солидная - хотя Саша носил сорок третий размер, но у его предшественника был не меньше, чем сорок пятый. Однако выбирать не приходилось, и он продолжал топать в указанном направлении.
   Постепенно довольно убогие, деревянные дома частного сектора, убогие не столько размерами, среди них попадались довольно большие, и не внутренним убранством, его Саша не видел, сколько наружной запущенностью и словно бы нарочитой неказистостью, сменялись кирпичными и панельными домами. Пятиэтажек становилось все больше и больше, и Саша понял, что приближается к центру города.
   Следуя указаниям, он повернул на улицу имени Железной пролетарской дивизии и вышел на проспект Коммунизма, который местные демократы за время своего недолгого правления, видимо, не успели переименовать.
   Проспект Коммунизма был довольно широкой плохо заасфальтированной улицей, что и неудивительно - хорошо заасфальтированных улиц в России, видимо, не может быть в принципе, на которой стали попадаться не только жилые пятиэтажки, но и казенные строения местной власти.
   Наконец, Саша остановился перед сравнительно новым зданием. Какой-то архитектор, наверное, создал проект для жарких африканских стран, ну, по крайней мере, для Средней Азии, но его по каким-то причинам решили воплотить в жизнь в Сибири, да так и построили, ничего не поменяв. Саша вздрогнул, представив себе, каково зимой в этом шедевре архитектуры за огромными стеклянными окнами. А первый этаж можно сказать почти весь был сплошь из стекла.
   Зачем такое здание нужно милиции было непонятно. Впрочем, строилось оно еще в советское время, когда никто понятия не имел, да и в мыслях не держал - прийти в голову не могло, что на улицах российских городов начнут рваться гранаты и греметь автоматные очереди. Да, достаточно одного придурка с автоматом и от всей этой стеклянной красоты не останется даже воспоминания. Когда-нибудь так и случится и все эти огромные проемы просто заложат кирпичом.
   Впрочем, на месте местных милиционеров Саша сделал бы это не дожидаясь печального события.
   Он подошел к дежурному, показал свое удостоверение и спросил как ему пройти к начальнику милиции города.
   Дежурный старший лейтенант с некоторым удивлением и даже сомнением смотрел то на Сашино удостоверение, то на его несколько помятый внешний вид. Потом однако нажал кнопку на селекторе и сказал, исподлобья глядя на Сашу:
   - Товарищ подполковник, к вам тут посетитель. Да, я знаю. Капитан МУРа Татищев.
   Саша не был сотрудником Московского уголовного розыска, он работал в угрозыске обычного районного отделения милиции, но не стал поправлять старлея.
   - Я не знаю, товарищ подполковник. Он просится к вам. Понятно.
   Дежурный старший лейтенант отпустил кнопку и сказал Саше:
   - Проходите, товарищ капитан. Второй этаж, кабинет номер один.
   Саша кивнул в знак благодарности, и стал подниматься по лестнице, слегка усмехнувшись про себя - ну, конечно, какой же еще может быть у начальника милиции кабинет как не номер один?
   Саша вошел в дверь, но кабинет номер один здесь еще только начинался. Вернее, это была приемная перед кабинетом начальника. За столом сидела не секретарша, а капитан лет тридцати с абсолютно лысой головой. Впрочем, по бокам кое-какая растительность была заметна, но она была начисто сбрита, видимо, что бы не нарушать общей гармонии.
   Саша поздоровался и сказал:
   - Я к вашему начальнику.
   С ленивым любопытством, посмотрев на странного московского гостя, капитан ответил:
   - Да, я знаю. Проходите, пожалуйста.
   Порадовавшись про себя тому, что попал к таким в общем-то интеллигентным и доброжелательным людям - вот, что значит настоящие сибиряки, пусть и провинциалы, но осталось в них еще старая русская приветливость которой так и часто не хватает в столице, подумал Саша и вошел в кабинет, на дверной табличке которого было написано: "Начальник УВД г. Карамышова подполковник Б.Д.Дмитриев".
   Открыв дверь, он попал в довольно большой кабинет. Обычный чиновничий кабинет. У дальней стенки сидел, надо полагать, сам подполковник Дмитриев. Перпендикулярно к его столу был приставлен длинный стол, за которым, очевидно, проводились совещания с оперативным составом.
   Саша подошел и поздоровался, не обращая внимания на недовольное лицо начальника. Не вставая и не подавая руки, подполковник показал Саше на стул, стоявший за столом для совещаний и не слишком доброжелательно сказал:
   - Слушаю вас.
   Такой прием Сашу несколько обидел, но решив, что люди бывают разные, он начал свой рассказ:
   - Видите ли, товарищ подполковник...
   Главный милиционер Карамышова слушал рассказ московского гостя с полным равнодушием
   Саша чувствовал, как начинает закипать - да, что у них тут, черт возьми, каждый день бьют смертным боем иностранцев, а сотрудников милиции топят в Енисее как персидскую княжну?!
   - Насколько я знаю "Фурманов" сейчас должен находиться у причала в вашем городе. Бандиты, конечно, уверены, что избавились от меня, и я погиб в Енисее. Так что будет не сложно арестовать их.
   - К сожалению, капитан, теплоход "Дмитрий Фурманов", - начальник милиции посмотрел на свои наручные часы, - двадцать минут как отчалил от пристани.
   Саша пожал плечами.
   - Ну и что? Можно выслать катер. Что здесь сложного?
   - Что сложно, а что просто здесь решаю я, - с нажимом сказал подполковник.
   Саша с любопытством посмотрел на него, он уже начинал понимать, что ему пришлось столкнуться с одним из самых распространенных представителей вида российских начальников - подвид мудак обыкновенный с похмелья.
   - Катер, понятно, послать можно, - все же нехотя согласился подполковник. - Но история, которую вы мне сейчас рассказали довольно странная. Неужели на вас напали просто так - без всякой причины?
   - Мне пока трудно сказать какова действительная причина нападения. Скорее всего, это связано с моим соседом по каюте. Впрочем, я вам это уже говорил и не понимаю...
   - Так, то есть вы хотите сказать, что это нападение было как бы местью за то, что вы вступились за немецкого туриста?
   - Не совсем... После того как избитого Киршнера поместили в лазарет, вместе с теми, кто на него напал, я решил обыскать каюту, подумав, что бандиты могли что-то искать у него. И мне действительно удалось найти какую-то старинную карту. Помню, когда старпом увидел ее, он аж весь перекосился. Наверное, они искали именно ее.
   - Так. И где же эта карта?
   - Понятия не имею. До того, как я потерял сознание, она была у меня. После нападения у меня ничего не осталось. Бандиты вытащили у меня из карманов буквально все- паспорт, бумажник, словом все, что было.
   - Странно, вы говорите, бандиты вытащили у вас все, что было в карманах, и в тоже время вы демонстрируете мне ваше удостоверение. Как-то это не вяжется.
   - Ну, я не собирался размахивать на каждом углу своим удостоверением и спрятал так, что нападавшим не удалось его найти. Похоже, они торопились отделаться от меня, к тому же было темно.
   - Допустим.
   Разговор как будто был по делу и вопросы, которые задавал подполковник тоже, вроде бы, были законными, но что-то в этом разговоре Саше не нравилось. Он чувствовал скрытую недоброжелательность начальника УВД, впрочем, не такая уж и скрытую - он почти прямо давал понять, что не верит московскому гостю. Или не хочет верить?
   Саша не понимал, чем это вызвано - обычной неприязнью провинциалов к москвичам, ведь какому-нибудь проверяющему, от которого зависит дальнейшая карьера, свою неприязнь чиновник может показать только в своем же сне, а тут такая возможность - москвич, но без всяких полномочий. Просто подарок судьбы, можно выместить на нем все свои комплексы
   Саша задумался, а подполковник тоже перестал задавать свои дурацкие вопросы и нажал клавишу селектора:
   - Георгий Александрович, зайдите.
   В ответ раздалось: "Есть". И почти тут же скрипнула дверь в кабинет. Саша машинально оглянулся назад и увидел капитана, сидевшего до этого на секретарском месте в приемной начальника милиции.
   "Странно", - подумал он. "Даже если по каким-то причинам подполковник не хочет держать у себя женщину-секретаря, может быть жена не велит, то не слишком ли это жирно для провинциального городка - капитан-секретарь в приемной?". Подполковник задал вопрос о том, как же ему удалось освободиться от веревок.
   Сашу спасло только то, что происшедшие накануне на корабле события обострили его чувство опасности, и он больше не считал, что находится на отдыхе.
   Он среагировал даже не на движение и не на тень, которой здесь просто не было, потому что солнце светило ему прямо в глаза и никакой тени Саша, естественно, заметить не мог.
   Это было скорее какое-то шестое чувство, выработавшееся с годами.
   Все произошло в доли секунды. За это время Саша понял, что на него нападают, он понял, кто нападает, связал это с вопросами начальника милиции. Одновременно со всем этим в нем зародилась и вырвалась наружу оглушающая злоба - все это было настолько нелепо и омерзительно, что он не стал себя сдерживать, так, как вчера в каюте.
   Капитан начал падать, не успев издать ни звука, и в то же мгновение Саша бросился на стол начальника милиции, сметая на своем пути письменный прибор, папки, бумаги. За то время, что прошло с того момента, как начал падать капитан и до того как перед его лицом появился кулак московского гостя, подполковник успел только слегка привстать со стула, и когда Сашин кулак впечатался ему в левую скулу, он стоял в этом нелепом, как будто садился на унитаз, положении. В последнее мгновение Саша сообразил, что полностью вырубить начальника не в его интересах и несколько смягчил удар.
   Перевернувшись на столе и сбросив этим движением остатки бумаг предводителя карамышевской милиции на пол, Саша спрыгнул на пол и замер, прислушиваясь. Перешагнув через тело капитана, он выглянул за дверь. Все было тихо. Саша прикрыл дверь и вернулся к поверженным противникам.
   Особенно размышлять было некогда, но не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что нападение на него в кабинете начальника городской милиции было как-то связано с тем, что произошло вчера на теплоходе. А он-то, дурень, вообразил, что попал, если уж не к друзьям, то, по крайней мере, к соратникам, тем кто его поддержит, окажет помощь. Вот тебе и помощь. Значит, эти ублюдки как-то связаны с теми бандитами, которые напали на него на корабле. Что же это за немец и что же это за карта такая у него, ради которой начальник милиции и его сотрудник не побоялись напасть на капитана московского уголовного розыска? Конечно, Сибирь большая. Если бы сейчас им удалось их нападение, то потом ищи-свищи капитана Татищева. Как вчера эта тварь сказала? "Концы в воду". "Ну, это мы еще посмотрим" - сквозь зубы сказал Саша и занялся "соратниками". Он быстро снял с капитана форму. Пришедший в себя подполковник Дмитриев с тупым удивлением смотрел на стоявшего перед ним человека в форме капитана Сидоркина с лицом московского гостя.
   Похлопав глазами, он захрипел и попытался что-то сказать.
   - Значит ты, - обратился к нему Саша - Ты, гнида, если начнешь орать, я тебя тут же удавлю. Понял?
   Начальник УВД истово закивал, одновременно мыча что-то сквозь забитый ему в рот рваный Сашин носок, в котором он проделал нелегкий путь по берегу Енисея до крыльца хозяйки печальной козы.
   - Отвечай быстро и четко. Что происходит, почему вы на меня напали. Что это за немец?
   - Я не нападал, они заставили, - пробормотал Дмитриев, пытаясь выплюнуть изо рта оставшийся привкус носков.
   - Старая песня, - "меня заставили, я не виноват". У своих клиентов набрался?
   Саша выразительно взвел затвор пистолета, отобранного у полковника, снял с предохранителя и уткнул дуло ему в шею.
   - Кто тебя заставил?
   - Мэр.
   - Мэр? Ему-то я зачем?
   - Я всего не знаю, но ... какой-то клад?
   - Вы что здесь совсем все охренели? - не выдержал Саша. - Работы мало, так дурью маетесь? Клады от безделья искать начали? Какой еще клад, мудила? Ты понимаешь, сука, что ты хотел убить капитана московского угро? Со всеми потрохами бандитам продался вместе со всем своим вшивым горотделом?
   - Я не ... продавался. Я не знаю никаких бандитов, - заикаясь, ответил подполковник. - Мэр мне приказал раскрутить тебя и сунуть пока в камеру, а там видно будет.
   - Да, рассказывай мне сказки. Эта камера метра на два под землей. Да? Ладно, хватит болтать. Где немец?
   - Немец? Немец в больнице.
   - Так. Его охраняют?
   - Да, я поставил у палаты своего человека.
   - Что ему сказать, чтобы он меня пропустил?
   - Скажешь, что от меня.
   - Ну и порядки здесь у вас. Совсем ошалели от суверенитета и самостоятельности.
   - Чего ты от меня-то хочешь?
   - Да больше, пожалуй, и ничего - сказал Саша и отключил подполковника несильным ударом по шее.
   Связав руки начальнику милиции и капитану, все еще не подававшему никаких признаков жизни, правда пульс у него прощупывался, Саша положил их на бок у стены, а начальнику дополнительно сунул кляп в рот.
   Он еще раз оглядел себя в форме, снятой с капитана, который оказался почти такого же роста и комплекции, как и он. Правда, теперь туфли, в отличие от предыдущих, были на размер меньше и здорово жали, но сколько-то он в них проходить сможет, а потом видно будет.
   Выходить мимо дежурного Саша, конечно, не мог. Он подошел к окну. На втором этаже, к его счастью, решеток на окнах не было. Кабинет начальника УВД города Карамышева выходили прямо на проспект Коммунизма. До земли было метра три с половиной - четыре.
   Окно в приемной выходило не сразу на улицу, а во дворик, усаженный кустами и деревьями и в котором сейчас никого не было. Поэтому Саша не стал долго думать, а спрыгнул на землю.
   Воровато оглянувшись, он убедился, что никто не видел его короткого полета и, стараясь закрыться от широких окон первого этажа здания милиции деревьями и кустарниками, вышел на улицу.
   К счастью, как и все в этом маленьком городе, больница находилась неподалеку. И через пять минут, сморщившись от боли в ногах, Саша уже входил в приемный покой. Выяснив в какой палате находится избитый немец, Саша поднялся на третий этаж и сразу понял где лежит Киршнер по сидящему на стуле у двери в палату сержанту с автоматом.
   Воевать Саше с ним не хотелось, тем более, что по коридору постоянно пробегали медсестры и слонялись из угла в угол ходячие больные.
   Он подошел к часовому и сказал:
   - Капитан Татищев, Красноярское управление.
   Сержант встал и не обращая внимания на удостоверение, предъявленное ему Сашей, уставился на него.
   Саша добавил:
   - Подполковник Дмитриев дал "добро". Мне нужно поговорить с потерпевшим.
   Сержант немного расслабился и кивнул.
   - Проходите, пожалуйста, товарищ капитан.
   - Спасибо, сержант.
   Саша вошел в палату. Закрыл за собой дверь и некоторое время прислушивался не раздастся ли топот сапог сержанта бросившегося к телефону докладывать начальству о посетителе, переодетом капитане.
   Но послышался только скрип стула, на который уселась массивная сержантская задница, и Саша подошел к кровати, на которой лежал немец. Палата была двухместная, но вторая койка была не занята.
   Из-под одеяла были видны только забинтованная голова и руки, одна из которых, правая, была в гипсе. Что было под одеялом можно было только догадываться, но скорее всего что-то похожее на то, что было доступно взгляду и бинтов там было не меньше.
   Из носа у немца выходила трубка от кислородного баллона, а в левой, не загипсованной руке торчала игла капельницы.
   Саша засомневался, получится ли у них вообще какой-нибудь разговор. Впрочем, удивительно было не то, что Киршнер находился в таком состоянии, а то что он до сих пор жив. Странно, что они его не сбросили вслед за мной, - подумал Саша. - То, что они не уничтожили такого опасного свидетеля как немец могло говорить об одном - они еще не все получили от него из того, что хотели.
   Он положил руку на забинтованного плечо Киршнера.
   - Господин Киршнер, - тихо сказал он. Потом подумал мгновение и добавил: - Иоганн, это я, Александр. Если ты меня слышишь, постарайся прийти в себя.
   Киршнер открыл голубые глаза, посмотрел куда-то в пространство. Потом сфокусировал взгляд на Саше и выражение его лица постепенно стало более-менее осмысленным.
   - Саша? - прошептал он.
   - Да, это я - Александр, Алекс, ты меня помнишь? Иоганн, как ты себя чувствуешь?
   - Х-ре-ново, - ответил Киршнер сквозь прерывистые свисты, вырвавшиеся у него из груди и попытавшись при этом улыбнуться.
   "Черт, какие слова знает немец", - удивился Саша.
   - Ты можешь говорить?
   Киршнер прикрыл веки, потом снова открыл их.
   "Надо полагать это утвердительный ответ. Да, сил у него немного. Нужно ограничиться самым необходимым"
   - Иоганн, меня пытались убить. Мне удалось, хотя должен признаться, и с трудом, спастись. Ты мог бы объяснить мне, что все это значит? Что происходит? Из-за чего весь сыр-бор?
   Чуть заметная улыбка снова шевельнула уголки губ Киршнера.
   - Сыр-бор. Да. Мне тяжело говорить. Это клад, Саша.
   - Что за клад? Чей клад? Насколько во все это можно верить?
   - Ермака... Тимофеевича.
   - Кого?! - переспросил Саша с отвисшей челюстью.
   - Не удивляйся. Только слушай. Ты нашел карту, но по этой карте они никогда не найдут клад. Карта попала в руки моему предку Францу Киршнеру. Он служил здесь, в России, у вашего царя - Ивана Ужасного.
   Саша не удержался:
   - Какого царя?!
   - Ужасного.... Нет, Грозного. Да, не перебивай. Потом он сбежал от него. Долго рассказывать. В конце концов, я нашел ее, - глаза Киршнера блеснули гордостью. - И не только. Без второй карты клада не найти никому.
   - Хорошо, хорошо. Ты не спеши, не волнуйся.
   - Алекс, я тебе верю. Ты пытался меня спасти. Может быть тебе посчастливится. Если я умру, а ты найдешь что-нибудь, обещай поделиться с моей семьей. Не забудь дочек.... Моих дочек.
   - Хорошо, конечно, - Саше тяжело было сказать Киршнеру, что он может умереть из-за глупости, в которую поверили еще несколько идиотов. Ни в какой клад "Ермака Тимофеевича" Саша, конечно, не поверил. Даже, если и было что-то... бог ты мой, прошло больше четырехсот лет, какой там клад! Да и вообще вся эта история попахивала такой авантюрой, смешанной с глупостью, что у Саши буквально опускались руки. Но он уже ничего не мог поделать. Сейчас он должен был либо плюнуть и бежать со всех ног к пристани и, наняв первый попавшийся катер мчаться в Красноярск из этих мест, пока на него не успели объявить охоту подполковник Дмитриев со товарищи, либо попытаться перебежать дорогу всей этой теплой компании и не оставлять без наказания тех сволочей, которые пытались вчера убить его и Киршнера.
   Он решил, что сбежать всегда сумеет, а вот найти тех гадов, которые, привязав колосник ему к ногам, сбросили вчера с теплохода, ему бы очень и очень хотелось. Да и к тому же существует хоть и небольшая, но вероятность того, что вся эта легенда возникла не на пустом месте, тогда тем более нельзя допустить, чтобы хоть какие-то ценности попали в руки этой швали. Иначе выйдет так, что они еще и получат вознаграждение за свои преступления.
   - Алекс, ты меня не слушаешь, - оторвал его от размышлений голос Киршнера.
   - Слушаю, слушаю тебя внимательно, Иоганн.
   - Обещай, что ... - стал повторять немец.
   - Да, Иоганн. Я ведь уже сказал тебе - я обещаю, можешь не сомневаться. Конечно, обещаю. Я тебе сразу могу сказать - хоть я и не верю ни в какой клад, но если вдруг что-то будет найдено, я тебе обещаю, что ты получишь свою законную долю - двадцать процентов от стоимости клада. Если же ... - Саша помолчал. - То эту долю получит твоя семья.
   Киршнер усмехнулся.
   - А остальные восемьдесят? Разворуют ваши чиновники.
   Саша пожал плечами.
   - Здесь я уже ничего не могу сделать. Таков закон.
   - Да, ты прав, - не стал спорить Киршнер. - Жаль только, что в вашей стране законы исполняют так плохо. И так мало людей, которые вообще это делают. На мое счастье... или несчастье, мне попался ты. - Киршнер опять попытался улыбнуться.
   "Да уж", - подумал Саша. "Не знаю как насчет твоего счастья, но то, что ты мое несчастье, это уж точно".
   - Хорошо, Иоганн. Я все понял. Я не понял только одного - как можно найти этот самый клад и что еще хотят от тебя эти люди, если карта уже у них?
   - Это долгая история. Я уже говорил тебе. У меня нет сил сейчас это все рассказывать. Я сделал одну глупость и теперь за нее расплачиваюсь. Но тебя это не касается. Для того, чтобы найти то, что когда-то спрятал Ермак Тимофеевич, нужна еще одна карта, более подробная, того места, где, собственно, и зарыт сам клад. Вот почему они меня еще не убили.
   Саша терпеливо ждал.
   Киршнер открыл глаза и внимательно посмотрел на него.
   - Послушай, Иоганн. Может быть, тебе отдать им эту карту. Я уверен, что там все равно ничего нет, но тогда, может быть, они оставят тебя в покое.
   - Перестань. Ты прекрасно знаешь, что в живых они меня все равно не оставят, даже если я отдам им то, что у меня есть.
   Саша понимал, что немец прав и промолчал.
   - Насколько я понимаю, твое положение тоже не блестяще?
   - Думаю, не позже чем через час вся местная милиция будет искать меня.
   - Как тебе удалось от них вырваться?
   - Это долгая история, Иоганн. Мне просто повезло, - Саша не стал хвалиться тем, что в этом везении была значительная, если не большая часть его собственной заслуги - не будь предусмотрительно заготовленной когда-то в пряжке пилки, и он сейчас тихо лежал на дне.
   - А форму ты всегда с собой возишь? - спросил Киршнер.
   Саша едва не вспылил, но вовремя понял, что у немца не так уж много причин доверять ему и спокойно ответил:
   - Нет, Иоганн, свою форму я вообще не ношу. Сотруднику уголовного розыска это совсем ни к чему. А эту мне пришлось снять с одного прыткого капитана в кабинете начальника местной милиции. Одного из тех, что не любят соблюдать закон.
   Киршнер недоверчиво посмотрел на него.
   - И он не возражал?
   - Не знаю. Если он выживет, я обещаю тебе спросить у него. Я уже тебе сказал - у нас мало времени, с минуту на минуту меня с собаками будут искать.
   Киршнер закрыл глаза и пробормотал:
   - Вы, русские, действительно, сумасшедшие. Никто у нас не может понять, как может существовать такая страна как ваша... А я - идиот, что поехал в эту страну, - вполне здраво закончил он свою мысль.
   - Ты убил полицейского?
   - Нет, Иоганн, я его не убил, он жив. Пока. Хотя, такие как он вполне заслуживают того, чтобы их убивали на месте. Кроме того, не забывай - я ведь и сам полицейский.
   - Да, мне надо было сразу догадаться, что ты не учитель математики. Такие как ты могут быть либо полицейскими, либо бандитами. Как-то это странно...
   - Что "странно"? - переспросил Саша, опасаясь, что Киршнер начинает терять сознание.
   - То, что со мной в каюте оказался полицейский, выдававший себя за школьного учителя.
   - Это просто совпадение. Такое иногда случается в жизни, Иоганн. Я хотел просто отдохнуть. Сам понимаешь, если говорить всем, что я сотрудник уголовного розыска, это несколько поменяет отношение окружающих. А я собирался просто отдохнуть, - Саша улыбнулся. - К сожалению на мою голову свалился ты - немецкий авантюрист. Одно это словосочетание, по-моему, заслуживает того, что бы его внесли в книгу рекордов Гиннеса. А, Иоганн, как ты считаешь?
   Киршнер попытался рассмеяться, и тут же его лицо искривилось от боли, и он застонал.
   - Хорошо, у меня все равно нет другого выхода. Даже если ваша полиция что-то узнала и следила за мной, мне остается только надеяться, что не все в ней связаны с русской мафией. Карта попадет либо к тебе, либо к ним. Рано или поздно. Лучше к тебе. Даже если ты один из них.
   - Я не "один из них", Иоганн. Можешь мне поверить.
   - Мне больше ничего не остается, - с тоской сказал Киршнер. - Найди мои вещи, возьми мои часы. Они совсем простые, чтобы на них никто не позарился, дешевая китайская подделка. На внутренней стороне крышки найдешь ...- Киршнер еще попытался пошевелить губами, но глаза его начали мутнеть, потом закрылись, и он потерял сознание.
   Саша минуту постоял в нерешительности, надеясь, что Киршнер придет в себя, но потом, поняв, что это пустая трата времени, быстро осмотрел палату. Но никаких вещей немца в ней не было.
   Он вышел из палаты, кивнул вскочившему сержанту и подошел к сидевшей за столом дежурной сестре. Он показал ей свое удостоверение и попросил принести ему вещи Киршнера.
   Не двинувшись с места, сестра равнодушно послала его к сестре-хозяйке.
   Побегав по коридору, и чувствуя как сокращается отведенное ему судьбой время, Саша, поминутно спрашивая попадающихся по пути больных, наконец, нашел ее в одной из палат. Она отвела его в кладовку, где на полке лежал сверток вещей, снятых с Киршнера, когда его привезли в больницу. В прозрачном целлофановом пакете были немногочисленные ценные вещи, на которые не позарились даже бандиты - дешевые электронные часы, обручальное кольцо и брелок с ключами.
   Саша сказал сестре-хозяйке, что изымает пакет с личными вещами гражданина Киршнера. Она пожала плечами и попросила расписаться в квитанции. Что Саша и сделал.
   Он спокойно вышел из больницы на улицу. С того момента как он спрыгнул с подоконника в приемной начальника местной милиции не прошло и получаса. Вполне вероятно, что страдальцев еще не обнаружили. Просто так соваться в кабинет к начальнику подчиненные не будут, и должно пройти немало времени прежде чем кто-то что-нибудь заподозрит. Впрочем, это еще ничего не значило - если в тихом городке Карамышеве существуют другие преступники, кроме самих милиционеров, то дежурный по городу мог по какому-то вопросу обратиться к начальнику. И если тот не будет ему отвечать, то волей-неволей ему придется послать кого-то узнать в чем дело. Так что в любую минуту может подняться тревога и начнутся розыски дерзкого преступника, выдающего себя за капитана милиции из Москвы.
   Насколько Саша помнил, толстая полоса, проведенная фломастером от Енисея вглубь тайги, начиналась как раз в городе Карамышеве. Еще не поздно было пойти на пристань и попытаться исчезнуть из этого негостеприимного городка, добраться до Красноярска, а там уже связаться с Москвой. Можно было бы попытаться позвонить и здесь где-нибудь с местного почтамта, но это значило без всякой необходимости ходить по краю пропасти. Его сбивчивый, малопонятный рассказ о том, что с ним произошло, конечно, будет каким-то свидетельством, если он исчезнет, но, во-первых, он может просто не успеть ничего рассказать, если его возьмут прямо на переговорном пункте, а, во-вторых, телефонный разговор к делу не подошьешь и если все местные служители закона будут дружно отпираться, никто ничего все равно не сможет доказать.
   А тайга - большая, а в тайге, как известно, прокурор ходит на четырех лапах. И жаловаться ему бесполезно. К тому же местный прокурор, прямоходящий, скорее всего связан с господином Дмитриевым. Судя по всему кубло здесь образовалось нешуточное - люди знают друг друга десятилетиями, обросли связями, в том числе, и родственными. Чтобы обработать такой гнойник нужна зачистка с омоном, а на это, само собой, никто не пойдет. Да и кому вычищать, если вся страна, по сути дела, превратилась в одну огромную болячку? Интересно, что они знают? Но что-то знают, это уж точно. Иначе не поверили бы сразу в невероятную историю про клад Ермака, и не стали действовать так нагло и безоглядно. Не стали бы мочить, а ведь они стопроцентно хотели его убить, сотрудника столичного угрозыска. Да, ставки были слишком высоки, чтобы щадить свидетелей.
   Саша рассеянно посмотрел на вывеску магазина школьных товаров. Нащупал в кармане пакет, где лежали часы, на которых была карта участка тайги с якобы закопанным там четыреста лет назад каким-то невероятным кладом и открыл дверь.
   Он вежливо поздоровался с единственной продавщицей, скучавшей на стуле за прилавком.
   Магазин только открылся после обеденного перерыва. До нового учебного года еще было далеко, так что покупателей сейчас не было, если не считать его самого.
   Саша спросил девушку, нет ли у нее какой-нибудь дешевой лупы. Продавщица молча ткнула пальцем в прилавок. Под стеклом лежало несколько разнокалиберных пластмассовых луп китайского производства.
   В кармане кителя, который он второпях натянул в кабинете начальника милиции, оказался бумажник напавшего на него капитана с несколькими сотнями рублей. Саша считал вполне уместным воспользоваться трофеем, поскольку мог считать это невольной компенсацией за украденные у него на корабле бандитами собственные отпускные.
   Расплатившись, он вышел из магазина, продолжая лихорадочно соображать, что же ему делать дальше.
   В общем-то, думать тут было особенно не о чем. И дальше расхаживать по городку в милицейской форме было невозможно. Ему нужно было пройти или проехать километров двести по тайге, а потом, сообразуясь с той картой, которая была в часах, попытаться первым отыскать легендарный клад, если только он существует.
   Однако Саша, сам выросший в небольшом сибирском городе не понаслышке знал, что такое сибирская тайга и понимал, что в милицейском мундире, а особенно в туфлях на размер меньше своего, он далеко не уйдет. Тут нужно было кое-что посущественнее. Вот только времени у него было не двое-трое суток, а неизвестно сколько - от пяти минут до часа.
   Из-за угла навстречу ему выехал милицейский "уазик". Саша не знал случайная эта встреча или они уже ищут его. Но скорее всего случайная, потому что хотя сидевший рядом с шофером сержант посмотрел на него с недоумением, что было естественно - они тут все друг друга в лицо знают и незнакомый капитан не мог не привлечь к себе внимания, но никаких попыток выскочить из машины и наставить на него автомат не последовало и "козел" спокойно и медленно проехал мимо него.
   "А ведь, пожалуй, это выход", - мелькнуло в голове у Саши. "Терять мне, в общем-то, уже нечего, по крайней мере, здесь, так что же меня останавливает?"
   Он поднял руку и подошел к не сразу остановившемуся "уазику".
   Саша сел прямо на отключившегося сержанта и ткнул пистолет в бок шоферу.
   - Езжай за город.
   Глядя со злобой, смешанной с испугом на непонятного капитана, который как уже понял шофер, был никаким не капитаном, а матерым рецидивистом, а, возможно, и американским шпионом, он завертел баранкой, тупо спрашивая:
   - Куда за город? Куда за город-то?
   - Кончай болтать. На северо-восток. Части света различаешь?
   - Различаю. Куда на северо-восток?
   - Там должна быть какая-то дорога.
   - Дорога? Да есть там... только это не дорога, а кучумский тракт. Да по нему давно уже никто не ездит. Раньше там леспромхоз был, да уже года три как концы отдал, - милиционер, видимо, понял, что такие сравнения ему сейчас ни к чему, и замолчал. Потом спросил, стараясь уйти подальше от щекотливой темы:
   - Чего тебе там надо-то?
   - Ты, я смотрю, любопытный. Много будешь знать, скоро состаришься. Вернее, не успеешь состариться, понял?
   - Да чего тут не понять. Молчу.
   Когда они отъехали от города километров пять, Саша приказал шоферу выйти на дорогу, предварительно отобрав у него пистолет. Потом обыскал все еще находившегося без сознания сержанта и приказал водителю снять с него ботинки.
   Шофер вдруг упал на колени и закричал:
   - Не убивай! У меня дети, двое - мальчик и ...
   - Еще один мальчик, - перебил его Саша. - Кончай выть, герой. Никто тебя убивать не собирается. Я не такая сука, как ваш начальник.
   Шофер удивленно смотрел на Сашу.
   - Да-да, сука продажная твой начальник, и не он один. Сдается мне, что и у тебя рыло в пуху. В прежние времена тебя бы к стенке прислонили. Ну, да ладно. Через полчаса твой дружок оклемается, так что до темноты дошкандыбаете до города. Одним словом, не пропадете. Но учти, тебе, да и ему тоже, - Саша кивнул на лежащего на дороге сержанта, - лучше всего сейчас убраться из города, поехать в Красноярск в краевое управление, и там все рассказать. Вот мое удостоверение. Я сотрудник московского уголовного розыска капитан Татищев. Твой начальник, подполковник Дмитриев и его холуй капитан Сидоркин, с которого я снял эту форму, хотели меня убить. За что, я и сам пока толком не могу понять. Какая-то темная история.
   Обалдевший шофер с открытым ртом слушал откровения американского шпиона. Наверное он подумал, что кто-то один из них сошел с ума. Саша, конечно, сильно сомневался, что тот все бросит и помчится искать правду и справедливость в краевом центре, но не сказать ему этого он не мог.
   Наконец, шофер немного пришел в себя и спросил:
   - А сам-то ты кто?
   Саша плюнул и сел за руль.
   - Эй, капитан!
   - Что тебе?
   - А сам-то ты, что же в Красноярск не едешь? Это дорога не на Красноярск, учти.
   - Я знаю, но у меня тут есть кое-какие дела. Так что ты уж сам решай, но учти, ничем хорошим для вашей карамышевской милиции эта история в любом случае не кончится. Пойдешь ты к своему начальнику или поедешь в Красноярск, предупреди их, что я позвонил в Москву и все рассказал. Так что, даже если им удастся меня ухайдакать, никуда они не денутся.
   Шофер схватился руками за голову.
   - Ничего не понимаю. Как подполковник мог хотеть тебя убить? Это же бред какой-то!
   - Та-ак! Ну, значит, не все у вас тут в курсе событий. Только особо приближенные. Тем лучше, а то я уж подумал, что вы тут все в бандитов переквалифицировались. Ну, ладно, прощай, друг, может когда еще и свидимся.
   Саша подвинул на сиденье автомат и пистолеты, отобранные у милиционеров и включил первую передачу.
   То, что по этой дороге мало кто теперь ездил, шофер не соврал. Хотя когда-то по ней ездили много, судя по закаменевшим разбитым колеям, оставленным многотонными самосвалами, перевозившими бревна из леспромхоза.
   С тех пор прошло немало времени, и дорога успела порасти травой.
   В баке милицейского "козла" плескалось литров тридцать бензина. По такой дороге этого должно было хватить километров на сто - сто пятьдесят.
   "Лишь бы он не сломался", - подумал Саша, проваливаясь в очередную выбоину, оставленную когда-то лесовозом в глине старинного тракта.
   Постепенно, чем дальше он отъезжал от города, дорога становилась ровнее, и он прибавил скорость. Теперь он ехал со средней скоростью километров двадцать в час.
   Часа через три бултыхания по грунтовке, сравнимого разве что с качкой на океанской волне, он не выдержал, остановил машину и вылез из кабины немного размяться.
   Чтобы не терять попусту время, он внимательно осмотрел уазик. В закутке для заключенных не было ничего. Под сиденьем в кабине Саша обнаружил в потертом целлофановом пакете с ручками бутылку минеральной воды, початую бутылку водки и газетный сверток, в котором лежало три бутерброда с кусками копченой рыбы. Это был, видимо, обед милиционера или шофера, приготовленный женой. А водку, разумеется, они купили сами. Эти небогатые запасы провизии не привели Сашу в восторг, однако, это было лучше, чем ничего. Но больше всего он порадовался, найдя в бардачке баллончик с остатками репеллента "тайга". Сибирский гнус шутить не любит и, хотя, в конце лета его становится все меньше и меньше, Саша знал, что ему пришлось бы несладко без аэрозоля от летающих и кровососущих.
   В этих широтах день почти смыкался со следующим утром и темнота падает на землю ненадолго. Но все-таки, когда бензин в баке автомобиля закончился, солнце уже стало спускаться за вершины деревьев и потихоньку дело шло к наступлению сумерек. Как ни жалко ему было бросать машину, но делать было нечего. Маскировать ее и прятать в лесу он не стал, прекрасно понимая, что по единственному за несколько лет свежему следу, найти ее все равно не составит труда. Саша, наконец, достал часы и осторожно снял с них крышку. Как он и ожидал, на ее обратной стороне была аккуратно выгравирована карта.
   Достав из кармана купленную в магазине лупу, он стал внимательно изучать миниатюрную карту. Прикидывая на глазок и мысленно накладывая ее на ту карту, которую он нашел в каюте теплохода, он понял, что километров через пятнадцать ему придется повернуть прямо в тайгу, на север. Карта была хоть и очень мелкая, однако выгравирована с исключительной тщательностью, тот, кто ее изготовил, не забыл даже указать части света.
   Участок тайги, который ему предстояло пройти, был заключен в намеченную тончайшей линией окружность, разделенную на градусы и с точно указанными направлениями частей света.
   Единственным реальным ориентиром должна была стать небольшая река, протекавшая примерно посредине круга, изображенного на крышке часов. От нее в определенном месте надо будет снова свернуть на северо-восток...
   Если там в тайге что-то есть, он это найдет. Несмотря на то, что ему будут активно мешать - в этом Саша не сомневался.
   Он вынул из пистолетов обоймы, переложил к себе в карман кителя, а сами пистолеты хотел было забросить в кусты, но потом передумал. Милиционеры не были перед ним пока что ни в чем виноваты, и если с ними будут разбираться по справедливости, то им и так уже светит, по крайней мере, выговор за утерю оружия в лучшем случая, а в худшем - увольнение. Поэтому он ограничился тем, что бросил их под сиденье.
   Закинув на плечо автомат, Саша направился дальше по тракту.
   Он шел пешком уже два часа, когда где-то вдалеке у него за спиной послышался странный звук, явно не имеющий никакого отношения к тайге. Через пару минут у Саши уже не оставалось сомнений в том, что над тайгой летит вертолет. Также как и в том, что этот вертолет летит именно по его душу.
   Он быстро свернул в лес и спрятался под деревьями. Через несколько минут гул вертолетного двигателя приблизился и с громким клекотом лопастей несущего винта прямо над ним пролетела огромная стрекоза вертолета в маскировочной окраске.
   Саша удивленно приподнял брови.
   Военный вертолет? Интересно. Саша не удивился бы, если бы это был какой-то старенький гражданский "Ми", однако, это был боевой вертолет, хотя, конечно и не последней марки. Впрочем, те считанные единицы новых вертолетов, которые существуют, в основном, демонстрируют на заграничных авиасалонах. Он даже успел заметить, что из открытой двери свешиваются чьи-то ноги и торчит дуло снайперской винтовки.
   "Ну, это уже полный беспредел", - пробормотал Саша, проводив взглядом быстро скрывшийся за верхушками деревьев вертолет. "Прямо охоту на меня открыли. Ладно, пусть ищут, не так-то просто найти иголку в стоге сена, а человека в тайге, если, конечно, у них нет приборов для поиска. Впрочем, здесь ведь можно встретить и лося, и оленя, и медведя, так что ребятам придется как следует попотеть прежде чем они найдут его, если найдут вообще. Ну, а если найдут... Да, автомат Калашникова, оружие, конечно, жестокое, но только не милицейский вариант. Прицельный огонь - максимум сто метров. Из этой пукалки, вертолет, тем более военный, защищенный снизу броневым листом, не подобьешь. Конечно, надо надеяться на удачу, но лучше все-таки не попадаться им на глаза... по крайней мере, пока они не на земле. Саша погладил цевье автомата.
   Он шел по краю дороги, за деревьями так, чтобы его не могли увидеть сверху. Он часто останавливался и прислушивался.
   Минут через пятнадцать вертолет прошел где-то в стороне, видимо, его преследователи еще не потеряли надежду обнаружить его с воздуха. Но вряд ли они будут так летать до бесконечности, это ничего им не даст.
   Саша уже пожалел, что не спрятал милицейского "козла" в придорожной тайге - все-таки они нашли бы его чуть попозже. Но кто мог знать, что они так хорошо приготовились и у них будет военный вертолет. Сколько же людей участвует в этой авантюре, удивился он. Что они надеются там найти? Неужели они действительно думают, что это клад легендарного Ермака, пролежавший четыреста лет в ожидании, когда за ним придут эти деятели? Впрочем, почему бы им в это и не поверить? Если уж добропорядочный немецкий бюргер поверил и сломя голову понесся в Сибирь, которой у них там пугают детей, что говорить о наших придурках. Уже одно то, что немец так уверенно шел к цели, должно было подействовать им на психику. Жаль, что Киршнер не успел ему рассказать, каким образом они вообще узнали про его авантюру. Хотя тут не надо быть гением, чтобы догадаться. Немец кому-то неосторожно проболтался про свои намерения. И теперь расплачивается за свою глупую откровенность и непредусмотрительность, легкомыслие и болтливость. Да, пара лишних слов, а какой результат! Не зря говорят, что слово серебро, а молчание - золото. Возможно, сейчас это выражение имеет прямой смысл.
   Шум вертолета снова послышался, но, не долетев до того места, где притаился Саша, он повернул назад и больше не появлялся. Однако, некоторое время шум его мотора и рассекающего воздух винта раздавался, как показалось Саше, с одного и того же расстояния и он понял, что вертолет высаживает десант. По его душу. Саша плюнул в ожесточении на свою глупость. Если у них не студень вместо мозгов, им достаточно прихватить с собой всего лишь канистру с бензином и через десять минут они его догонят на "козле", который ему пришлось бросить. Надо же так проколоться - он сам, своим глупым гуманизмом и щепетильностью предоставил им средство погони за собой. Да еще и оружие оставил. И все только для того, чтобы не подгадить этим двум милиционерам, которые якобы ни в чем не виноваты. Откуда он знает, что они ни в чем не виноваты? Может быть, на них столько висит, что их впору было тут же пристрелить на дороге. "Ни одно доброе дело не должно оставаться безнаказанным", - пробормотал он, прислушиваясь к гулу вертолета. "Еще не хватало только, чтобы они собачку с собой прихватили", - в раздражении на самого себя, подумал Саша. Он никак не мог простить себе совершенной глупости. Как мог он забыть первую заповедь спецназа - на войне врагу никакой пощады, ни единого шанса. А он разбрасывает своим врагам эти шансы на каждом шагу. Нет, хватит, война так война.
   Саша резко свернул в тайгу. Как это всегда и бывает, подтвердились его худшие опасения. Через полчаса он услышал едва слышный собачий лай. Так, теперь все будет зависеть от того, успеет ли он первым добраться до реки, указанной на карте. Если верить масштабу, который был обозначен на крышке часов и с какой-то степенью достоверности сравнить его с масштабом той первой карты, на теплоходе, то речка должна быть уже где-то недалеко - километра два, не больше. Саша перешел с быстрого шага на медленный бег, хотя, сделать это было не так-то просто, тем более в той обуви, которой он располагал. "Ну, ничего, босым бежать еще хуже", - подумал он, постепенно прибавляя ход. Но его преследователи тоже не дремали. Собаки явно взяли его след, и их лай потихоньку приближался.
   Наконец, деревья кончились. И с невысокого обрыва перед ним открылся вид на речку, рассекавшую тайгу, наверное, не одну тысячу лет и успевшую за это время проделать себе глубокое ложе.
   Оступаясь на корнях деревьев, но удерживаясь на ногах, Саша быстро спустился к реке, снял сапоги и, наскоро засучив до колен брюки, вошел в обжигающе ледяную воду. Прислушавшись и поняв, что времени у него почти не осталось, он, заметив место посветлее, попытался перейти речку в брод. Вода дошла ему сначала до пояса, потом до груди. Прозрачность воды сыграла с ним плохую шутку. Он слегка недооценил глубину чистой речной воды. Несколько раз окунувшись с головой и держа над собой автомат и сапоги, он все-таки перешел реку и вышел на противоположный покатый берег.
   Тяжело дыша, он на мгновение замер и прислушался.
   Собачий брех раздавался уже где-то совсем близко. Не останавливаясь, с текущей с него ручьями водой, он бросился под защиту таежных деревьев. Пробежав метров пятьдесят, он бросился на землю и стал внимательно наблюдать за противоположным берегом.
   Через пару минут он, наконец, воочию увидел своих преследователей.
   На берег выскочили две лайки с загнутыми в кольцо хвостами. На длинных поводках их держали два проводника. Лайки с проводниками уже спустились к воде, когда из леса на берег следом за ними выбежали пятеро тяжело дышавших людей в камуфлированных комбинезонах.
   "Так, по крайней мере, семь человек и две собаки. Неплохой расклад," - грустно подумал Саша.
   Собаки заметались у воды, путая поводки и не обращая внимания на матерившихся проводников.
   Впрочем, Саша понимал, что это только временная задержка. Они сначала пройдут по тому берегу, потом перейдут на этот и тут, конечно, пройдет немного времени, прежде чем собаки снова возьмут след.
   Просто бежать дальше - это был не выход. Саша прекрасно понимал, что от собак ему не уйти. Он не мог состязаться с ними в скорости бега по тайге, а никаких средств, чтобы сбить их со следа у него не было. В кармане лежала начатая пачка сигарет, доставшаяся в наследство от бывшего владельца кителя, но насколько ее хватит? Все равно эти гады судя по тому как они умело руководят своими четвероногими друзьями не оставят его в покое - начнут ходить кругами, понемногу увеличивая диаметр и рано или поздно пересекутся с его следом. Насколько-то это их, конечно, задержит. И все равно это слишком опасно. Горсть табака тут не спасет. Саша решил не тратить ни время, ни табак попусту.
   "На войне, как на войне", - зло подумал он. "Не я это начал".
   Он поймал на мушку автоматного прицела одну из собак. Ему не хотелось никого убивать, даже собак, но его поставили в безвыходное положение. Теперь пусть пеняют сами на себя. Один раз им уже почти удалось его убить, больше такой возможности он им давать не собирался.
   С сухим грохотом ударили две автоматные очереди, почти слившиеся в одну, и он тут же на четвереньках отбежал метров на десять в сторону. Собаки были убиты наповал, проводники с воем катались по земле, хватаясь за перебитые ноги.
   Без собак они его не найдут, а с двумя ранеными у "группы сопровождения" только одна дорога - назад к тракту и либо вызывать вертолет, либо везти их в город на милицейском "козле", если у них есть бензин.
   В ответ на его выстрелы с того берега ударили сразу несколько автоматов. Это было неприятно, но безопасно. Судя по всему, они даже не заметили, откуда он стрелял. Стрельба велась беспорядочно, во все стороны. Сашу больше беспокоила снайперская винтовка, которую он видел в вертолете, поэтому он полз метров сто по-пластунски вглубь тайги, прежде чем решился встать - сплошная стена деревьев отделила его от берега, тут уже никакой снайпер ничего не сделает.
   Он шел минут десять-пятнадцать снова на северо-восток, когда сзади раздались два одиночных пистолетных выстрела. Саша замер.
   "Вот даже как. Игра пошла по-крупному? Раз уж они добивают собственных раненых этих ребят ничего не остановит. Кроме пули".
   С минуту он стоял под высокой елью, размышляя, что делать дальше. То, что они от него не отвяжутся было несомненно. Пройти и не оставить никаких следов - невозможно. Саша это хорошо знал. Уровня подготовки тех пятерых преследователей, которые шли за проводниками, он не знал. Кто они? Просто городские бандиты, для которых тайга чужая и непонятная территория, в которой им проще заплутать, чем найти кого-нибудь? Или это хорошо подготовленные люди, которые сумеют прочитать оставленные им следы. При определенной выучке и навыке его будет не так уж трудно выследить и без собак. В любом случае, как всегда, когда хочешь уцелеть, рассчитывать нужно на худшее. И он стал резко забирать на север, а через час вообще повернул на запад, а потом и на юг. Он решил выйти в тыл противнику и, смотря по обстоятельствам, или уничтожить преследователей или нейтрализовать их так, чтобы у них осталась одна дорога - назад. Не будут же они добивать друг друга - вряд ли их преданность хозяевам (а то, что они у них есть, Саша нисколько не сомневался) простирается так далеко. Это уже были бы не русские мужики, а какие-то самураи.
   Поскольку его преследователи не знали точного местонахождения клада, вернее, того места, где все думали, начиная с Киршнера и его предка искателя приключений на задницу своему далекому потомку, находится легендарный клад, то если они умели разбирать следы и все-таки шли по Сашиному следу, то они не могли ничего заподозрить, так как не знали куда, собственно, он должен идти. Они были привязаны к нему.
   Несмотря на то, что ночи здесь в это время почти не было, все же сумерки постепенно сгущались в настоящую темноту. И когда Саша, наконец, вышел в тыл своим преследователям, лес освещали только звезды и тонкий серп молодой луны.
   Видимо, его преследователи сильно устали. Впрочем, также как и он сам. Но он чувствовал свою усталость и знал, что у него еще хватит сил на такой же переход, который он только что сделал от брошенного "уазика" сюда. А его преследователи похоже, не обладали тем же уровнем подготовки, что и он, во всяком случае, они не пробегали каждое утро по пятнадцать-двадцать километров в любую погоду. И скорее всего им никогда в жизни не приходилось совершать суточные марш-броски по сто- сто пятьдесят километров с полной выкладкой на протяжении трех-пяти дней и при этом питаться подножным кормом.
   По сравнению с теми временами нынешняя беготня была детской прогулкой в тепличных условиях. У него на плече висел всего лишь автомат, а в пакете, хотя и не таком удобном как походный рюкзак на спине, было две бутылки и три бутерброда.
   Стемнело. Его преследователи развели костер. То ли они были не слишком опытными людьми, непривычными к тайге, то ли, скорее всего, просто ничего не боялись - для них опасность была возможна только с одной стороны - с его стороны. Им не было нужды прятаться. Они, например, не боялись, что место их стоянки может заметить вертолет, если он вдруг пролетит где-то там наверху. Сунув под куст пакет, который мог выдать его своим шелестом, Саша стал подбираться к сидевшим у костра людям.
   Трое из них сидели вокруг костра. Один прохаживался немного поодаль с повешенным на шею автоматом.
   "Часовой. Интересно, что же он может сделать? Он ведь только привлекает к себе внимание. Ему бы надо где-нибудь затаиться и оттуда наблюдать за окружающим лесом, а он маячит здесь на виду, как будто хочет привлечь к себе чье-то внимание. Так может..." - Саша не успел додумать свою мысль. Сзади раздался едва слышный шорох. Он мгновенно развернулся, но было уже поздно. Стремительно погружаясь в темноту, он успел еще подумать: "Все-таки, по крайней мере, у одного из них есть хорошая подготовка".
   Когда он очнулся было все еще темно. Значит прошло не так много времени. Сознание вернулось к нему, но он не успел проконтролировать свое состояние и сразу же инстинктивно открыл глаза, прежде чем успел что-нибудь сообразить.
   За ним очень внимательно наблюдали.
   - Очнулись, ваше благородие? - Услышал он ехидный голос. - Вернее, господин мент.
   Послышался треск сучьев под чьими-то ногами и другой голос, смутно знакомый, сказал:
   - Очнулся. Живучий, сука.
   - Это хорошо, - отозвался первый голос.
   Саша попытался пошевелиться и понял, что связали его качественно, на совесть. Руки сзади за спиной были связаны намертво. Хуже, чем в наручниках. Ноги тоже были связаны.
   "Вот сволочи", - со злостью подумал Саша. Ему очень хотелось пощупать гудевший затылок, но он не мог этого сделать.
   "За одни сутки, твари, по одному и тому же месту второй раз! Так недолго и на больничной койке оказаться с сотрясением мозга. Никакая башка не выдержит. Спасибо прапорщику Нечипоренко за то, что заставлял нас регулярно разбивать о свои черепушки все, что у него находилось - от кирпичей до бутылок. Мозгов это, конечно, не прибавляло, но вырабатывало некоторую упругость черепных костей к ударам. иначе голова уж точно такого обращения не выдержала бы", - с грустной иронией над самим собой подумал Саша, сохраняя на лице каменно-невозмутимое выражение, которое впрочем, мало что давало, потому что хотя костер и бросал мягкий, неверный свет, но почти не освещал ничего вокруг, только выхватывал иногда отдельные пятна - руки, части лиц то и дело возникали перед его глазами словно в калейдоскопе.
   - Ну, чего будем делать, Филимон? В расход гада?
   - Ты, Кутя, сядь, - послышался в ответ тот голос, который заговорил первым, когда Саша очнулся. Бандит молча подчинился.
   Наконец Саша увидел того, кого он называл Филимоном. Это был невысокий мужчина лет сорока, а может и больше, хотя возможно и меньше - просто жизнь у него была то ли очень бурная, то ли нелегкая, а может быть и то и другое вместе. Резкие морщины казались еще глубже под светом костра. Даже при плохом освещении Саша успел заметить цепкий холодный взгляд его глаз.
   - Ну, что, господин мент? Будешь говорить или умрешь героем?
   Сашу так и подмывало ответить, что он умрет героем, но он промолчал.
   Филимон цыкнул зубом.
   - Презираешь? Не хочешь разговаривать? Ну, ладно, не все менты такие невежливые как ты.
   Саша не выдержал.
   - Да, это я уже заметил.
   - О! Великий немой заговорил, - коротко рассмеялся Филимон.
   - Я смотрю, ты образованный, - съязвил Саша.
   - Да, уж, не лаптем щи хлебаем. Кое-чего повидали в жизни.
   Филимон протянул руку и потряс перед лицом Саши целлофановым пакетиком, в котором лежали электронные часы Киршнера, связка ключей и обручальное кольцо.
   - Ну, и как это все понимать?
   Саша пожал плечами и отвернулся.
   - Жбан, сунь-ка шомпол в костер. Придется нам господину менту язык развязывать. Через жопу.
   Вокруг костра грохнул хохот.
   - Прямо партизан какой-то, - спокойно продолжал Филимон, словно рядом не гоготали в четыре глотки.
   Саша решил не геройствовать, тем более, что смысла особого в этом не было.
   - Ладно. Ваша взяла. Только, что мне с того обломится, если я тебе все расскажу?
   Филимон всплеснул руками и с деланным удивлением воскликнул:
   - Как что? А жизнь, ментяра, ты что?
   Саша не стал с ним спорить.
   Филимон жадно, но осторожно открыл часы и стал внимательно разглядывать внутреннюю поверхность крышки.
   - И что же?
   - Возьми лупу, подойди к свету и посмотри. Это точная карта того, что вы ищите.
   - Кутя, лупу живо.
   Филимон минут десять внимательно изучал карту, выгравированную на крышке часов.
   - Так-так. Понятно. Ну, а колечко и ключики для чего, - он проницательно посмотрел на Сашу. Саша промолчал и пожал плечами.
   - Угу. То ли не знаем, то ли не хотим сказать.
   - Я тебе все сказал.
   - Ну-ну, - Филимон отошел к бандитам, и они стали тихо переговариваться. До Саши долетали только неясные обрывки слов.
   "Решают сволочи то ли сразу меня замочить, то ли еще чего-то подождать. Лучше бы, конечно, подождать", - с тоской подумал Саша, хотя и понимал, что надежды мало. И жаловаться было не на кого. Вляпался он сам и по-глупому. Нельзя недооценивать противника. Можно переоценивать, хоть это и нежелательно, но никогда - недооценивать. Это первая заповедь не только солдата, а любого разумного человека. К сожалению, на русского человека частенько находит такое шапкозакидательское настроение. Трудно нам удержаться от бахвальства и удали. Очень уж мы творческие личности. Выходит это нам обычно боком. В чем Саша сейчас и убеждался на собственной шкуре.
   Бандиты не проявляли никакой активности. Трое из пятерых легли спать. Потом Саша увидел, что и Филимон прилег.
   Часовые сменялись через час. Наконец Саша и сам задремал. Его разбудил удар в бок носком солдатского ботинка.
   Саша застонал и открыл глаза, просыпаясь. Над ним стоял один из бандитов.
   - Давай, ментовская харя, вставай.
   Саша заворочался, слегка привстал, потом не выдержал и сказал:
   - Ты что, дурак? Как же я встану, у меня ноги связаны.
   Тот, кого старший (Филимон, конечно же, был у них старшим) называл Кутей, рассвирепел и еще раз ударил его ботинком по ребрам.
   Тут же от костра послышался предостерегающий голос Филимона:
   - Эй, Кутя, полегче! Развяжи ему ноги.
   - Да на хрена его развязывать! Дай я его шмальну и все.
   - У тебя что-то со слухом, Кутя?
   Продолжая ворчать себе под нос Кутя наклонился к Саше и одним резким движением клинка рассек веревки на его ногах.
   При утреннем свете Саше удалось получше разглядеть всех пятерых бандитов и их экипировку. Они были одеты в маскировочные костюмы десантников, солдатские ботинки. Оружие у них тоже было десантное - автоматы с металлическими откидывающимися прикладами. Но вот рюкзаки у них за плечами были явно импортного производства.
   Саша стал на колени, потом поднялся на ноги. Не очень-то было удобно вставать со связанными за спиной руками. Но помогать ему никто не собирался, впрочем, также как и Саша не собирался никого из этих сволочей просить о помощи.
   Они пошли на северо-восток по курсу, который должен был привести их к месту, где якобы сам Ермак закопал клад четыреста лет назад .
   Шагая за бандитами, Саша с тоской думал:
   "Господи, и ради какой хреновины приходится помирать! Ведь собирался же я поехать на Кипр! Если бы не эта зараза Вартанович, сука, со своей поганой путевкой, я бы сейчас пузо грел на средиземноморском солнышке, а не тащился по тайге с этой шоблой. Нет, и ведь самое обидное, что я и не собирался ни во что ввязываться! Они, заразы, сами меня втянули в это дело, и сами же себе напакостили. Но попробуй докажи им, что они ослы! Все равно ничего не найдут."
   Шедший сзади Кутя больно пнул его дулом автомата в спину.
   - Давай-давай, пошевеливайся, ментяра!
   Саша скрипнул зубами от злости. "Первая пуля тебе, Кутя!" - подумал он. Этот Кутя уже начал его доставать. Он был ему как заноза в заднице. "Ну, ладно, всему свое время, может быть, еще удастся вытащить эту занозу".
   Когда солнце поднялось высоко, и был примерно полдень, Филимон объявил привал.
   Саша осторожно опустился на землю, посматривая за бандитами. Костер решили не разводить. Расстелили кусок прорезиненной ткани и выложили продукты. Саша почувствовал, что здорово проголодался со вчерашнего дня. Особенно, если учесть, что последние двое суток он почти ничего не ел, не считая стакана козьего молока с куском хлеба и бутерброда с копченой рыбой, реквизированного у милиционеров. Бутербродов было три, но Саша съел вечером только один, запив минеральной водой, решив не уничтожать пока свой НЗ. Но его предусмотрительность обернулась пустой потерей - пакет с бутербродами, бутылками с водкой и минеральной водой так и остался где-то под кустом.
   Было это уже часов четырнадцать назад. Хотелось пить и есть, но просить бандитов он не стал.
   Филимон, подцепляя тушенку кончиком своего ножа, иногда с усмешкой поглядывал на Сашу, сидевшего отвернувшись с каменным лицом, но ничего не говорил.
   Закончив есть, он взял банку, в которой еще оставалось мясо, налил в жестяную кружку из фляги воды, которую они набрали по дороге в ручье и поставил перед Сашей.
   - Давай жуй, ментяра. На себе тащить тебя не будем.
   - Издеваешься, гад?
   - Вот менты, суки! Его кормишь, поишь, а он тебя еще обзывает! Чем я над тобой издеваюсь, мент поганый?
   - А чем, интересно, я есть-то, буду? Хреном?
   Бандиты загоготали.
   - А хоть бы и им. Меня это не волнует. Я тебе согласно Женевской конвенции как пленному, предоставил жратву, а дальше - дело твое.
   Бандиты, услышав про какую-то "конвенцию" почтительно замолчали.
   - Что-то ты уж больно образованный, Филимон, - сказал Саша, пристально глядя ему в глаза.
   Глаза у Филимона сверкнули.
   - Это не твое собачье дело, легавый. И ты не думай, что только вы одни такие умные и все знаете, а мы так прямо в телятнике родились, да там всю жизнь и прожили.
   - Уговорил, - ответил ему Саша, потом сделав неуловимое движение, похожее на бросок змеи, пропустил ноги над веревкой, которой у него были сзади связаны руки, и они оказались у него спереди. Филимон от неожиданности машинально отошел на шаг, один из бандитов издал какой-то странный звук, как будто начинал смеяться, но тут же подавился им и торопливо придал лицу равнодушное выражение. Филимон метнул в его сторону бешеный взгляд, потом с угрозой сказал Саше:
   - Ловко!
   Не обращая больше на него внимания, Саша взял кружку с водой и, сдерживая себя, неторопливо отпил, хотя ему хотелось сразу залпом выпить всю воду.
   Филимон продолжал молча смотреть на него. Бандиты тоже мрачно уставились на него.
   Кутя поднялся и вихляющей походкой подошел к ним.
   - Филимон, дай-ка я его шмальну. Не нравится он мне.
   Главарь со злобой посмотрел на болвана:
   - Мне он тоже не нравится, Кутя. Только решаю здесь я, кому жить, а кому нет. Ты понял?
   - Да, чо ты! Я все понял. Это ж мент! Чо мы его тащим с собой? На фиг он нам нужен? Все равно его пришить придется.
   - Это не твоего ума дело!
   Но на этот раз бандиты, сидевшие вокруг импровизированного стола, хотя и не стали прямо выступать против Филимона, но по их репликам было понятно, что в этом вопросе они на стороне глупого Кути.
   Филимон медленно провел по ним взглядом, как дулом автомата. Бандиты замолчали.
   - Умные, да? Все - умные, а я, значит, дурак?
   Повисла тяжелая тишина.
   Щека у Филимона задергалась.
   "Хитрый и сильный, но неврастеник. Иными словами - настоящий бандит, зверюга, от которого никто не знает, что ждать в следующий момент", - подумал Саша.
   - Вас бы всех давно черви ели, если бы не я, уроды! Забыли! На кого гавкаешь, пес? - и он сделал шаг в сторону Кути.
   Тот отошел назад и заворчал:
   - Ты, чо Филя?! Ты, чо?! Да я за тебя.... Ты чо?! Это же он, это же мент поганый! Все из-за него!
   - Дурак! - сказал, как припечатал Филимон. - А что ты будешь делать, если мы туда придем, а там нет ничего?
   Кутя поморгал.
   - Как это нет?
   - А вот так. Карту он нам выдал. А если окромя карты там еще что-то есть? Знаки какие-нибудь тайные или еще хреновина какая? Для чего он тащил с собой кольцо и ключи? А? На колечке-то, между прочим, видишь вон, - Филимон вытащим из кармана кольцо, - внутри надпись. Ты знаешь, что там написано?.
   Кутя молча покачал головой.
   - Вот и я не знаю. Придем на место, если ничего не найдем по карте, тогда возьмемся за него. Понял?
   - Да понял я, Филя, все понял. Чо ты?
   Кутя все пятился и пятился от пахана, пока не отошел от него шагов на пять, потом тяжело опустился на землю, рядом со своими дружками. И видно было, что коленки у него слегка тряслись.
   То мясо, которое сидело под деревьями Сашу мало волновало. С этими он справился бы даже сейчас, со связанными руками, но вот этот битый волк Филимон, который завалил его вчера вечером и не спускает с тех пор с него глаз, кажется даже тогда, когда идет впереди или поворачивается спиной, вызывал у него больше всего опасений. Тем не менее, как оказалось, именно ему он пока что обязан жизнью. Как говориться, наши недостатки продолжение наших достоинств. Подозрительность Филимона сейчас сыграла с ним злую шутку. Слишком далеко он пытался просчитать свои ходы, и на этот раз ошибся. Ему надо было убить его сразу, после того как он показал ему карту в часах. Впрочем, опасения Филимона были естественными - что если действительно существует какие-то еще дополнительные указания, о которых никому не сказал вредный мент? Тогда они будут ходить как слепые котята вокруг несметных богатств, которые как они думают, спрятаны в тайге, и в конце концов им придется уйти несолоно хлебавши. Вообще-то, Филимон был, конечно, прав. В такой ситуации и Саша поступил бы также. Но тем самым бандиты давали ему шанс. Он знал, что шанс всегда есть, надо только суметь заметить его и суметь использовать. А это удается далеко не всегда и далеко не всем. Тут уж как выпадет.
   Солнце покрасило в багровый цвет верхушки деревьев, когда они вышли к месту, отмеченному в часах Киршнера. Сверяясь с ориентирами, Филимон отмерил на поляне шагами расстояние по направлениям, указанным на карте - от огромного валуна наполовину ушедшего в землю, и от пня огромного кедра, который за прошедшие века почти не поддался гниению, пока две линии не пересеклись в одной точке.
   Филимон приказал начинать копать.
   Саша присел в сторонке на корточки. Кутя, ходивший за ним, как привязанный, встал в трех шагах от него.
   Трое бандитов достали из своих рюкзаков лопаты и принялись за работу. Филимон со злостью посмотрел на Кутю:
   - Эй, Кутя! А тебе, что особое приглашение нужно?
   Копать неподатливую землю бандиту явно не хотелось.
   - А как же этот? - он указал стволом автомата на Сашу.
   - Никуда он не денется.
   Кутя пожал плечами и пошел к яме, которую уже начали копать двое его товарищей. Третий встал рядом, так как уже понял, что будет только мешать.
   Потоптавшись рядом, Кутя сказал Филимону:
   - Да, здесь и так повернуться негде!
   - Ладно. Будем копать по двое, по очереди.
   Работать бандиты не привыкли и занятие это им совсем не нравилось. Минут через пятнадцать они начали зевать и спрашивать долго ли еще им копать.
   Филимон скривился, но пошел им навстречу и скомандовал:
   - Меняйтесь!
   Кутя и куривший в сторонке молчаливый бандит спрыгнули в яму, сменяя своих предшественников.
   Хотя работать они и не любили, однако, неведомый клад все же манил их и вызывал определенный прилив трудового энтузиазма. Через полчаса, когда их снова сменила первая двойка, яма была уже по пояс.
   С кряхтением вылезая из ямы неугомонный Кутя спросил Филимона:
   - Чего он попусту сидит? Пусть тоже копает! Хоть какой-то толк будет от этой ментовской рожи.
   - Кутя, кончай трепаться! Это ментовская рожа четырех ментов в городе завалила голыми руками. А ты хочешь, чтобы я ему развязал руки да еще лопату дал. Тебе же первому он черепушку и раскроит, дурень!
   Кутя с опаской взглянул на Сашу, потом быстро подхватил лежавший на земле автомат.
   - Черта с два, я его первый положу.
   - Кутя! Кончай базар! Я тебе скажу копать - будешь копать. Скажу срать - сядешь и будешь срать, пока не навалишь кучу выше этой елки, - Филимон кивнул на ель, высотой метров пятнадцать.
   - Да ладно, чо ты!
   Саша поднялся на ноги и сделал несколько шагов в сторону кустов. Сзади послышался лязг автоматного затвора.
   - Эй, ты, куда? Стоять!
   Саша обернулся и пожал плечами.
   - Дело ваше, - он расстегнул ширинку. - Я могу и тут поссать.
   - Вот зараза! - Кутя выругался и подошел к нему поближе, но остановился шагах в пяти.
   Закончив справлять малую нужду, Саша сделал вид, что пытается застегнуть брюки, но молнию на них заело.
   Саша понимал, что времени у него осталось очень мало, и он должен использовать свою единственную возможность - другого случая может уже не представиться. Если бандиты сейчас ничего не найдут и начнут его пытать - будет поздно. Даже, если ему удастся в конце концов расправиться с ними, становиться уродом или калекой ему было без радости. Дальнейшее ожидание ни к чему не вело. Более удобного случая, чем сейчас ему не представится.
   Саша вздрогнул. Из ямы послышался какой-то лязг и тут же закричал один из копавших яму бандитов.
   - Филя, тут что-то есть! - и он, видимо, еще раз ударил лезвием лопаты обо что-то.
   Саша непроизвольно обернулся в сторону ямы, также как и Кутя, и Филимон.
   "Вот он - подарок судьбы," - мимолетно подумал Саша. "Сейчас или никогда!"
   Веревки очень мешали Саше - но тут уж он ничего не мог поделать - бандиты по несколько раз в день проверяли их, а на ночь связывали и ноги. Да и мертвый Кутя всеми своими килограммами повисший на ремне автомата не добавлял ему скорости в движениях.
   Уже в падении Филимон сорвал с плеча автомат. На лице его было написано удивление, смешанное со злобой и испугом от вида автомата, дуло которого только что смотрело ему в лоб. В какую-то долю секунды оно сменилось совсем другим - хищным оскалом.
   Саша бросился на землю вместе с телом Кути. В тоже мгновение там, где он только что стоял, землю взрыла автоматная очередь.
   Проклиная так мешавшие ему веревки, Саша выпустил в сторону Филимона ответную очередь хотя краем глаза видел, что того уже не было на прежнем месте, но сейчас его больше волновал бандит который только что стоял у ямы, а сейчас уже схватился за висевший на сучке березы автомат и наводил ствол на него.
   Не обращая больше внимания на выронившего автомат и отброшенного на спину пулями бандита, Саша перекатился на пару метров под защиту кучи земли, выброшенной наверх кладоискателями. И опять он едва успел. Он прямо-таки почувствовал колебание воздуха от пролетевших рядом пуль. Выпустив очередь в ответ по направлению, откуда они прилетели, Саша подполз к бандиту, пытавшемуся снять свой автомат с ветки и вытащив у него наполовину кинжал из тугих ножен висевших на поясе, он одним сильным движением перерезал веревку и снова перекатился к куче земли. Избавившись, наконец, от веревок, Саша даже зарычал от радости.
   Разрезая веревку, Саша видел как пятнистый комбинезон Филимона мелькнул за деревьями, но он понимал, что вероятность попасть в него из автомата, который приходилось держать скрюченными руками слишком мала, и Саша предпочел освобождение от веревок.
   Затаившиеся было при начале перестрелки бандиты, оставшиеся в яме, пока ничем себя на проявляли, а Филимон просто исчез в лесу.
   Автоматы бандитов висели на сучьях росших недалеко от ямы березы, но они к ним не спешили.
   "Эх, сейчас бы хоть одну гранату!" - подумал Саша с сожалением.
   Он высунулся из-за прикрывавшей его кучи земли и переводя регулятор стрельбы на одиночные выстрелы пару раз стрельнул в том направлении, куда убежал Филимон. Но в ответ не раздалось ни единого выстрела. Саше это не понравилось. Перекатами он добрался до кустов, и застыл, стараясь держать под наблюдением как можно больший сектор обстрела.
   Так прошло несколько минут. Как ни напрягал слух Саша, но он не услышал ни единого шороха.
   Бандиты, сидевшие в яме, видимо, превратно истолковали наступившую тишину. Наверное, решили, что пришла их пора и сначала выбросили наружу лопаты, а когда на это их действие не последовало никакой реакции, стали осторожно сами выползать из ямы.
   Сашу они не видели, но зато хорошо разглядели своего мертвого товарища, лежавшего у самой ямы. Кутю им было пока не видно за отвалами выкопанной земли.
   С перепугу они начали беспорядочно палить из пистолетов во все стороны. Хотя Сашу сейчас интересовали вовсе не эти придурки, но другого выхода не было, и он двумя выстрелами успокоил бандитов, тем самым выдав свое местоположение. Тут же рядом с его головой взрыла, заваленную прошлогодними листьями и кедровыми иглами, землю короткая автоматная очередь.
   Саша откатился в сторону и выстрелил в ответ, с удивлением поняв, что невидимый стрелок, то есть Филимон, стрелял в него сверху. Каким-то образом этот гад, пока он лежал у ямы, сумел незаметно забраться на ветки ели и в момент своих выстрелов сидел примерно метров на пять выше земли.
   Саша услышал или ему показалось, что он слышит короткий шорох, а значит Филимона на дереве уже не было.
   Эта игра могла затянуться надолго. Положение у них было равное - кому первому повезет. Русская рулетка. Дуэль среди тайги. "Где же ты, мерзавец, научился так хорониться, а?" - подумал Саша, впившись взглядом в то место, где, как он предполагал, должен был затаиться бандит. Впрочем, положение у них было не совсем равное. Саша был одет в серый милицейский мундир хорошо различимый на фоне деревьев и земли, тогда как пахан, полностью сливался в своем маскировочном костюме с окружающим пейзажем.
   Саша затаил дыхание. Не может этот урка-"следопыт" хоть чем-то себя не выдать, если он двигается. А он движется, не сидит на месте. И движется довольно быстро, иначе он бы не успел забраться на дерево. И сейчас он неслышно скользит где-то здесь рядом, выбирая новую позицию, с которой снова сможет выстрелить по нему.
   "Ну, нет, Филя! Второй раз тебе этот фокус не удастся!"
   От того места, откуда он сначала побежал и до того дерева, на которое влез и с которого пытался пристрелить его, было метров двадцать.
   Саша напряженно вглядывался в окружавшие поляну деревья и кусты, пытаясь понять, где мог находиться его враг.
   Вот чуть качнулась ветка кустов волчьих ягод. Что это? Какая-то букашка проползла? Пчела пролетела? Или это все-таки он? Стрелять или подождать? Если его там нет, он опять выдаст себя. Вот еще один листок едва шевельнулся на ветке.
   И Саша рискнул. В рожке должно было оставаться еще патронов десять. Он выпустил их все. Раздался крик и глухой звук падения тела. Но Саша не поспешил туда. Он осторожно подполз к бандиту, которого застрелил вторым и взял его автомат. Прицелившись в то место, откуда только что раздался крик, он выпустил туда еще половину рожка. Но криков больше не было слышно. Тогда он по широкой дуге, вокруг всей поляны, за кустами пополз туда, где мог быть то ли сраженный им, то ли пытающийся перехитрить его противник.
   Минут через двадцать он, наконец, подполз с тыла к тому месту, где возможно прятался Филимон. Со всеми предосторожностями он попытался разглядеть своего противника. Первым, что ему удалось разглядеть, был автомат, воткнувшийся дулом в землю. Рядом, ничком лежал Филимон. Все-таки Саша вычислил его, вторая очередь была лишней. И улетела в никуда, если не считать щепок, выбитых из нескольких берез, росших рядом.
   Две пули нашли Филимона. Они попали ему в грудь - Саша видел клочья его комбинезона и вся спина была залита кровью.
   Все еще не доверяя своей удаче, он сделал контрольный выстрел, но тело бандита, потому, что это было уже лишь тело, вздрогнуло только от удара пули - также вздрогнуло бы и бревно.
   "Ну, вот и все", - устало подумал Саша и присел, прислонившись спиной к стволу кедра. Он положил автомат рядом с собой на землю и молча просидел несколько минут глядя в голубое небо, чуть подкрашенное багровым светом заходящего солнца.
   Тяжело вздохнув, он взял автомат и пошел к яме, которую выкопали бандиты. По пути он убедился, что все они мертвы окончательно и бесповоротно.
   Повесив автомат на сук березы рядом с двумя бандитскими автоматами, до которых землекопы-уголовники так и не смогли добраться, он все-таки на всякий случай взял у одного из убитых пистолет, сменил расстрелянную обойму, сунул его в карман брюк и спрыгнул в яму.
   - Что же они тут нашли, эти "братки"? - пробормотал Саша, разгребая штыком лопаты землю.
   На его лице было явственно написано разочарование - радостные возгласы бандитов относились всего лишь к огромному валуну, до которого они добрались, выкопав яму, глубиной в человеческий рост.
   Саша пожал плечами, присел на валун и закурил.
   Итак, все эти идиотские поиски, как он и предполагал, закончились ничем. Никакого клада здесь, конечно, не было. Удивительно, что они наткнулись хотя бы на этот камень, копая "наобум Лазаря". Ну, что же, по крайней мере, бандиты сами выкопали себе могилу и в прямом и переносном смысле. Хоть какая-то от них польза.
   Докурив сигарету, Саша встал с валуна и хотел было вылезти из ямы, но его взгляд упал на поверхность камня, на котором он только что сидел. Ткань его милицейских брюк стерла покрывавшую поверхность камня земляную пыль. Саша наклонился ниже и стал лихорадочно руками очищать поверхность валуна.
   Нет, это был не простой валун, на который можно случайно натолкнуться, раскапывая где-нибудь землю в тайге. На его поверхности кем-то, бог знает, в какие времена был выбит старинный восьмиконечный крест - крест староверов. Староверов? Никон проводил свою реформу в середине семнадцатого века. А до того никаких староверов не было. Те, кого потом стали называть "староверами" до Никона были обычными православными и, если этот крест выбит не староверами после никоновских времен, значит... черт его знает, а вдруг?!
   Саша стал окапывать валун со всех сторон. Камень оказался не таким уж огромным. Когда Саша откопал его как следует вокруг, стало видно, что снизу он плоский. Выпученный сверху, он оказался толщиной всего двадцать пять-тридцать сантиметров. И в общем-то один не слабый человек вполне мог бы его сдвинуть с места. Правда, не совсем понятно было на чем он лежит. Ширина камня, точнее каменной плиты была примерно метр в длину и чуть меньше - сантиметров восемьдесят в ширину.
   Саша попытался просунуть под него штык лопаты и, поднатужившись, чуть приподнял его. После чего плита с глухим стуком упала на место. Внизу послышался какой-то хруст. Ему пришлось еще повозиться, прежде чем удалось, постепенно откапывая с двух сторон, сдвинуть камень и под ним обнаружилась черная щель, из которой пахнуло вековой затхлостью. Саша поднатужился и, сдвинув плиту еще на ладонь, отошел в сторону, чтобы дать воздуху войти в открывавшуюся под камнем дыру. Если все это действительно устроил Ермак, то прошло четыреста лет и за это время воздух в этой яме должен был превратиться в сущую отраву. К тому же Саша не знал, что там было внизу. Постепенно сумерки из серых становились все более и более темными. Когда Саше удалось, наконец, почти полностью сдвинуть камень, перед ним предстало нечто вроде колодца, сделанного из вбитых в землю стволов молодых лиственниц. В эту дыру вполне мог пролезть один человек. Саша сунул туда голову, пытаясь что-нибудь разглядеть внизу. Но солнце уже опустилось далеко за деревья и почти не освещало поляну, тем более глубину колодца.
   Саша выбрался на поверхность, нашел в рюкзаке одного из бандитов длинную прочную веревку, привязал ее к толстой ели, а второй конец обвязал вокруг себя, взял в руки мощный фонарь, посветил внутрь и увидел, что глубина колодца не больше пяти- шести метров. В принципе туда можно было бы спуститься и так, но вылезать потом из него без веревки было бы довольно трудно, хотя и это можно сделать упираясь спиной в одну стенку и ногами в другую. Но в этом не было необходимости и Саша потихоньку спустился на дно колодца.
   На северо-восток, в сторону от основного ствола колодца шла нора в половину человеческого роста. Потолок ее поддерживали поставленные через каждые два метра бревна, вырубленные из лиственницы. Сверху на них были положены широкие лиственные же доски. Дерево с честью выдержало прошедшие века, и его нисколько не тронула гниль. Впрочем, это еще могло быть вызвано тем, что в подземелье не было доступа воздуха.
   Протискиваясь мимо стоек, Саша пополз вперед. Метров через десять лаз кончился. Саша посветил вперед фонарем и ничего не понял. Свет от фонаря заискрился на гранитной породе. Видно было, что здесь когда-то потрудились человеческие руки -гранитном монолите было вырублено отверстие. Скорее всего его прорубали, пользуясь уже существовавшей естественной трещиной. Внизу было даже нечто похожее на ступеньки. Неведомые строители работали на совесть и предусмотрели даже такую нужную вещь как освещение - прямо над ступеньками был закреплен смоляной факел. Саша из любопытства постучал по нему ногтем - смола давно окаменела.
   Спустившись на пятнадцатую ступеньку, он ахнул от удивления. Перед ним открылась огромная пещера, сверкавшая всеми цветами радуги, когда он водил вокруг своим фонарем. Свет играл на сколах пород, на свисающих с потолка сталактитах и растущих из пола сталагмитах.
   Саша с удивлением и восторгом смотрел на вид, открывшийся ему под землей. Казалось чудом, что эта пещера находится здесь - всего в каких-нибудь десяти-пятнадцати метрах от поверхности земли, на которой спокойно растут березы и ели, а ближайшие горы находятся километрах в пятидесяти отсюда.
   Саша начал обследовать пещеру. На глаз прикинув расстояние, он понял, что она не такая огромная, как ему поначалу показалось, но все-таки довольно внушительная. От пола до потолка была метров восемь-десять, а в ширину от двадцати до тридцати метров в разных местах.
   Осторожно продвигаясь вперед, Саша обратил внимание на то, что пол в пещере был совершенно сухой, несмотря на то, что с потолка свисали гигантские сосульки сталактитов. Значит, здесь где-то есть естественный, а может быть и искусственный сток для воды, которая неминуемо должна просачиваться в пещеру с поверхности земли сквозь трещины.
   Ну, что же, это было идеальное место для того, чтобы сохранить что-то на долгие века.
   Справа, метрах в десяти от последней ступеньки он увидел нечто вроде террасы, вырубленной в гранитной стене. Когда он подошел поближе, то понял, что эту террасу никто не вырубал, она была образована самой природой, а человеческие руки ее только слегка подправили. Но все это было несущественно - его внимание сосредоточилось вовсе не на геологических процессах образования пещеры и террасы, а на том, что было на этой самой террасе.
   Там стояли три огромных деревянных ларя, обитых железными полосами. Все они были заперты на чудовищной величины замки, которых язык не поворачивался назвать даже амбарными. Дужки замков в три пальца толщиной проходили сквозь отверстия в железных полосах, каждая из которых была толщиной не меньше полсантиметра и шириной сантиметров десять. Саша только головой покачал, представляя себе сколько трудов понадобится, чтобы открыть такой замок. Впрочем... Он посветил на замок одного из ларей. Замки были хоть и огромные, но примитивные. Любой из его клиентов открыл бы их если и не пальцем, то, по крайней мере, гвоздем. Хотя Саша и не обладал талантами медвежатников, но за десять лет в милиции приобрел кое-какой жизненный опыт, который невольно передавали своим вечным преследователям в милицейской форме преступники.
   Терраса была когда-то в незапамятные времена чисто выметена и на ней не было ничего, что могло бы помочь ему, поэтому Саше пришлось проделать назад весь путь до поверхности земли. Покопавшись в рюкзаках бандитов, он обнаружил там много интересного, но решил оставить разбор трофеев на будущее, а пока взял набор инструментов и снова спустился в пещеру.
   Перепробовав несколько отверток, Саше удалось, наконец, добраться до запорного механизма замка сквозь его огромную скважину. Каких же размеров должен был быть ключ для него, подумал он. Вполне возможно, что связка таких ключиков и утянула Ермака Тимофеевича на дно, когда он переплывал Енисей. Во всяком случае, она сильно добавила ему веса, если он действительно носил их на себе.
   Хорошо смазанный когда-то то ли барсучьим, то ли медвежьим жиром, замок лязгнул, и дужка отскочила вверх. Саша снял замок, аккуратно положил его на соседний сундук и осторожно приподнял крышку.
   У него вырвался вздох разочарования. Ларь был до отказа набит соболиными шкурками. Как бы ни было сухо в пещере, но столетия не могли пройти бесследно для этих пушистых драгоценностей. И когда он дотронулся ладонью до этого великолепия, оно у него на глазах, как в сказке мгновенно превратилось в труху.
   "Да, вот тебе и клад, Ермак Тимофеевич. За четыреста лет, конечно, что еще могло статься с этими шкурками. Да и сам Ермак вряд ли думал, что никогда больше не увидит своих сокровищ - наверняка он, когда прятал все это, рассчитывал на месяцы и годы, а никак не на столетия. Ну, что ж не повезло на первый раз, посмотрим, что в остальных двух."
   Поскольку он уже понял, как работает весьма простой механизм замков, ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы открыть второй ларь.
   На этот раз он не смог сдержать возглас восхищения.
   Сундук был завален доверху оружием. Здесь были сабли, кольчуги, шлемы, кинжалы. Но все это было не просто оружие, предназначенное для того, чтобы резать, рубить противника или защищать владельца от чужих ударов. Каждое из этих орудий защиты и убийства было истинным произведением искусства древних мастеров и предназначалось когда-то для рук не просто воинов, но вождей, предводителей, царей и полководцев. Все они были украшены золотом и серебром, драгоценными камнями, вправленными в эфесы и ножны. Кое-где на шишаках шлемов виднелись остатки павлиньих перьев. Саша не удержался и взял в руки саблю в ножнах, усыпанных рубинами, изумрудами и алмазами, выбрасывавшими яркие снопы света под лучами, которые падали на них от его фонаря. Он невольно залюбовался игрой камней и крепко сжал рукоятку сабли, перекрестье которой также было усыпано драгоценностями.
   "Кто же носил эту саблю? Для кого она была предназначена?" - подумал Саша и стал медленно вынимать клинок из ножен. К его удивлению на лезвии на было даже следа ржавчины. Положив ножны назад в сундук, он слегка провел пальцем по сверкающей поверхности клинка и понял, что он был также тщательно смазан жиром, сохранившим его от ржавчины на протяжении нескольких веков, как и замки.
   Да. Одна эта сабля, пожалуй, сделала бы честь любому музею мира. Она одна - целое состояние. Ну, что ж, посмотрим, что в третьем сундуке.
   Снова с лязгом откинулась дужка замка, и с легким скрипом Саша поднял крышку последнего, третьего ларя.
   Сверкание, вырвавшиеся из-под крышки заставили Сашу на мгновение прикрыть глаза. Он поднес руку к глазам, чтобы защититься от блеска золота и драгоценных камней, грудой лежавших в простом деревянном ящике, которым был ларь. Неземное сияние едва не заставило его выпустить из рук фонарь и ему пришлось отвести его луч в сторону.
   Саша не выдержал и запустил руку по локоть в это сказочное богатство. Мягко шуршали и терлись друг о друга сдвинутые им с места золотые монеты, перстни, кольца, браслеты, какие-то огромные украшения с неизвестными Саше названиями и просто рубины, сапфиры, алмазы и изумруды, грудами сваленные когда-то сюда, в этот простой деревянный ящик чьей-то бестрепетной рукой.
   Казалось невероятным, что такое количество драгоценных камней, украшений и старинных золотых монет собрано в одном месте. Где же и когда все это было награблено? А то, что это было именно награблено, захвачено силой у Саши не было никаких сомнений. Достаточно было взглянуть на золотые монеты разных форм и размеров - круглые, овальные, квадратные, с отверстиями посередине, с надписями арабской вязью, китайскими (а может быть и не только китайскими) иероглифами, латиницей и еще какими-то непонятными, неизвестными алфавитами, о принадлежности которых какой-то стране или народу, он не мог даже догадаться. Здесь были ценности когда-то собранные чуть ли не со всего известного мира. Скорее всего это была малая часть военной добычи Чингисхана и его потомков в Китае, Самарканде, Индии и других восточных странах, в Арабском халифате, Киевской Руси и Европе, потому что часть награбленного чингизиды должны были, и первое время после смерти Чингисхана действительно это делали, посылать в Каракорум - ставку верховного хана всех монголов.
   Наверно это были те самые богатства или часть их, которые Ермак захватил у хана Кучума. Похоже на то, что хитрый казацкий батька привез в Москву далеко не все, что ему удалось захватить в Сибири. Очевидно, бросив к ногам Ивана Грозного завоеванные земли, (как впоследствии оказалось равные по площади всей Латинской Америки) Ермак решил, что огромной страны и части ханских богатств с московского царя будет больше, чем достаточно, и решил оставить и себе кое-что на черный день. Непонятно только как же немец-опричник сумел пронюхать об этой тайне Ермака, о которой, если бы узнал грозный Иван, то казацкому атаману, несмотря на все свои завоевания, пришлось бы вариться в котле с кипящей смолой. Да еще и завладеть такой точной картой? Впрочем, Саша понимал, что вряд ли когда-нибудь удастся раскрыть эту тайну четырехсотлетней давности. Гадать можно долго. Может быть, один из доверенных спутников Ермака, посвященных в эту опасную тайну проболтался пьяному немцу, который был не настолько пьян, чтобы не понять о чем идет речь.
   Возможно, он болтал из озорства, решив, что немчура - немец, немой, не знает русского языка. Все возможно, но, скорее всего, произошло то, о чем мы никогда не догадаемся. Да и какое это теперь имеет значение.
   Чувствуя, что начинает потихоньку сходить с ума от зрелища этих сказочных сокровищ, Саша выбрался из пещеры на поверхность, надеясь, что вечерняя прохлада немного развеет золотые чары. Вот она "власть золота" в чистом виде.
   Он прилег на землю рядом с ямой и задумался, покусывая сорванную травинку. На мертвых бандитов он не обращал никакого внимания. Всему свое время. Его сейчас куда больше занимало собственное будущее. Что ему делать со всем этим и как дальше жить?
   Того, что его смогут быстро обнаружить Саша не опасался. Скоро совсем стемнеет и никакой вертолет его не заметит, если не разжигать костер. Можно, конечно, развести костер в пещере с сокровищами Ермака - только зачем? Без горячей пищи он как-нибудь обойдется, ему не привыкать, а еды у бандитов было в достатке, тем более, что они рассчитывали на пять человек, а оказалось, что понадобится она только ему одному.
   Саша не знал, когда бандиты должны были снова появиться из тайги, каковы были договоренности с их нанимателями, но день-два у него в запасе были, это точно. Но главное не в этом. Теперь ему было нужно принять нелегкое решение. Возвращение в Карамышев, естественно, отпадало. С этим городком все было ясно. Неясно было с Красноярском. Скорее всего те, кто руководил этой операцией находились там. А из краевого управления внутренних дел ему не удастся бежать так же как из заштатной Карамышевской милиции. И если все это завязано, по крайней мере, на Красноярск, а чем черт не шутит, может быть и повыше - вполне возможно, что все нити, как и обычно, тянутся в Москву златоглавую, то ему светит при самом благоприятном стечении обстоятельств смерть от несчастного случая. Но такой исход Сашу не вдохновлял, а ставить опыт по проверке своей гипотезы на собственной шкуре, после всего, что с ним случилось за последние двое суток, мог только законченный идиот.
   Был еще один вариант - нужно было явиться в Москву с помпой под жужжание телекамер и высверки фотовспышек - такое открытие как клад Ермака, конечно станет мировой сенсацией и сразу выведет его в первые ряды знаменитостей. Тогда расправиться с ним будет уже не так просто, да, пожалуй, и бессмысленно после того как клад оказажется в цепких руках государства, то есть тех же самых чиновников. Расправа с ним потеряет всякий смысл.
   Руководителям этой "операции", чтобы уцелеть самим, придется лихорадочно подчищать хвосты и срочно убирать многочисленных свидетелей и участников начиная с подполковника Дмитриева, начальника Карамышевского горотдела и кончая бог знает кем.
   Но этот вариант, хоть и был намного оптимистичней предыдущего, тоже не очень-то согревал Сашину душу. Передавать богатства далеких предков в руки нынешних вороватых чиновников, которые явочным порядком внаглую вывозят за границу золото и бриллианты на сотни миллионов долларов - и это только то, что стало известно общественности, а сколько навсегда так и останется неизвестным? Миллиарды, десятки миллиардов? Оценки самые разные, но лично сам Саша не сомневался, что в общей сложности за десять лет после победы "демократии" в августе девяносто первого года из России вывезено ценностей безвозвратно не меньше чем на триллион долларов, каковой триллион благополучно хранился частично у цюрихских "гномов", частично в банках Люксембурга, Австрии и прочая и прочая. Впрочем, существенная часть этих богатств была уже спущена нуворишами в канализацию. Обидно. Вдвойне обидно, что ничего нельзя сделать. Он прекрасно понимал, что так будет продолжаться до тех пор пока не милиция или бывший КГБ, подконтрольные правящей верхушке чиновников, а сам народ не прекратит эту вакханалию, этот пир во время чумы. Однако народ предпочитал спиваться, резать друг друга и вымирать. Иногда Саша, который постоянно имел по службе дело с изнанкой жизни начинал думать, что страна, народ идут к гибели окончательно и бесповоротно и ничто уже не в силах спасти Россию и странных людей, предки которых без особого труда заселили большую часть величайшего из земных материков. Потом он начинал корить себя за пессимизм, приписывая свой мрачный взгляд на будущее страны именно своей работе, которая волей-неволей, но не прибавляет оптимизма тем, кто ежедневного сталкивается с ворами, жуликами, мошенниками, насильниками, убийцами, бродягами и проститутками, одним словом с подонками, отбросами общества.
   Саше почему-то абсолютно не хотелось отдавать найденные сокровища "государству", то ли потому, что он не сомневался в том, что ни один деноминированный рубль не дойдет до старушки, живущей на пенсию в какой-нибудь среднерусской деревне или небольшом городке (впрочем также как и до старушки, живущей в двух - трех километрах от стен Кремля), а ни одна художественная ценность до музеев, то ли потому, что золото действительно имеет власть. А может быть и потому и поэтому вместе. Пусть этот клад полежит. Он лежал здесь четыре века, пусть полежит еще. Если его нашли один раз, то когда-нибудь найдут и во второй - будем надеяться, что наши дальние потомки и сами лет через четыреста будут лучше нас, да и жизнь их изменится в лучшую сторону. Может быть они не станут убивать друг друга из-за груды стекляшек и старого железа и найдут всему этому более разумное применение, чем нынешние чиновники, диапазон интересов которых уже, чем игольное ушко для верблюда - украсть, сбежать, прогулять.
   Оставался третий вариант.
   Высоко на потемневшем небе загорелись искорки звезд, постепенно превращаясь в сверкающие бриллианты на черном бархате неба, и лежавший на земле Саша заметил как среди них быстро пролетает огонек спутника. Он выругался и вскочил на ноги. Да, нет! Нет, глупости. Это уж слишком. Вряд ли у заправил этого дела есть такие возможности. А даже, если и есть, ночью со спутника мало что можно увидеть или заснять. Хотя, если в инфракрасных лучах... Да нет, это бред и больше ничего. Ладно, пусть бред, но считаться с такой возможностью необходимо. Значит времени у него еще меньше, чем он думал. Только сегодняшняя ночь. До утра нужно все сделать и постараться, чтобы восход солнца застал его хотя бы за два-три километра отсюда. Тайга, конечно большая, а Сибирь еще больше, но у тех кто послал сюда Филимона с его людьми задача намного проще - им нужно держать под наблюдением не всю Сибирь, а всего лишь несколько десятков квадратных километров, обведенных кружком на карте Киршнера. А эту задачу можно решить и без искусственных спутников Земли. Кроме того, почему он решил, что отряд, захвативший его - единственный, высланный на поиски сокровищ.
   Хватит предаваться созерцанию и размышлениям о судьбе исторической родины. За работу.
   Он перетащил трупы бандитов в пещеру и положил подальше от терраски. Потом перенес туда же их рюкзаки и оружие. В пещере, не опасаясь ни вертолетов, ни спутников при свете фонаря он тщательно обследовал содержимое рюкзаков и карманов бандитов.
   В карманах у бандитов ничего интересного не было - только сигареты и дешевые одноразовые зажигалки. Ни денег, ни документов. Даже носовых платков - видимо, они считали их "буржуазным" пережитком.
   В рюкзаках лежал запас консервов и по комплекту запасной одежды начиная от кепи и кончая несколькими парами носков. Конечно, при необходимости, он не побрезговал бы снять для себя носки и с трупа, но теперь никакой нужды в этом не было, что его только порадовало. В общем там не было ничего интересного, если не считать, что в каждом из них был запаянный в целлофан паспорт. Саша отложил паспорта в сторону, на кучку одежды, которую он отобрал себе, и банки консервов. Самым интересным оказался рюкзак Филимона. У него кроме такого же как у всех остальных запасного комплекта полевой военной формы нового образца и карты этого района Сибири, на самом дне лежал обычный тренировочный костюм в каких ходит сейчас вся Россия - из тех китайских, которыми завалены все рынки - с лампасами и размашистой надписью "Adidas" на спине куртки. Сам костюм был аккуратно свернут вокруг пары добротных, но не броских кроссовок. Это уже была не китайская подделка, которая разваливается через пару дней. Каждая кроссовка была забита комком туго свернутого целлофанового пакета. Саша вытащил пакеты и вытряхнул на разостланную на полу пещеры запасную куртку одного из бандитов. Из левой выпал узкий черный сверток, который Саша едва успел перехватить рукой над самым полом. Он даже не стал вынимать вещицу из пакета - так будет сохраннее. Это был глушитель к "Макарову". Из правой кроссовки выскочили два узких пакета. В одном лежало банковская упаковка пятисотрублевых купюр, в другом куда более тонкая пачка зеленых. Саша раскрыл второй пакет и веером развернул стодолларовые банкноты - три тысячи. Да, неплохо Филимон подготовился. Все предусмотрел, битый волк, да только жизнь, как известно штука сложная. Саша в задумчивости посмотрел на этот костюм. Ну что ж, не так глупо. Человек в камуфляже, в котором сейчас тоже ходит почитай пол России, все-таки может обратить на себя внимание, а вот человек в спортивном костюме с рюкзаком в наше время ни у кого не вызовет ни малейшего сомнения. И не привлечет ничьего внимания - мало ли куда мужичок пошел? Может продукты везет, может пустые бутылки пошел сдавать в ближайший винный магазин. Умно, умно. Значит этим четверым, так и так ничего не светило. Филимон или те, кто стоял за ним, сразу вывели их за скобки. По крайней мере, в случае успеха этого безнадежного предприятия. Ну что ж теперь он сослужит неплохую службу самому капитану Татищеву. Пока еще капитану. Потом стал рассматривать паспорт. Внешне он ничем не отличался от других. Саша ножом вскрыл все паспорта и стал сравнивать. Близнецы, да и только. Все, хоть и старого советского образца, но новенькие, а самое главное выданные Карамышевской милицией всего неделю назад.
   Саша покачал головой. Так не бывает. И принялся по новой обыскивать труп главаря.
   Он нисколько не сомневался в успехе своих поисков, поэтому только удовлетворенно хмыкнул, когда нащупал, а потом достал из подпоротой подкладки куртки пахана такой же с виду, также запаянный в целлофан паспорт, как и все остальные. Такой, да не такой. Не надо было быть милиционером, чтобы увидеть разницу между двумя "одинаковыми" паспортами того же Филимона. И дело, конечно, было совсем не в том, что они были на разные фамилии. Один, тот, что Саша нашел у него в рюкзаке был совсем новый, как будто только что из типографии, красная обложка блестела. Паспорт хоть и был настоящим, но производил впечатление самой настоящей липы, которой, впрочем, на самом деле и был.
   Зато второй, тот, что Саша обнаружил за подкладкой его куртки выглядел по другому - потертый, с загнутыми углами страниц, с разводами какого-то пятна то ли от воды, то ли от пива на одной из незаполненных страниц - эту ксиву делал мастер и делал, это чуть ли не, пожалуй что, с любовью. Это была мастерская подделка - Саша должен был признаться самому себе, что если бы он остановил вечером где-нибудь на московской улице человека и тот протянул ему этот паспорт все сомнения у него тут же бы и отпали. Это был настоящий паспорт. Он и был, несомненно, настоящим: и фамилия, и прописка, и жена в Вологде и двое детей, аккуратно вписанных в загсе - все было настоящее, кроме, конечно, фотографий. Но и они были подобраны со вкусом. На первой некто, действительно чем-то напоминавший Филимона, безмятежно пялился в объектив со всей наивностью своих шестнадцати лет. А на второй был точно Филимон, только моложе. Поскольку Саша сомневался, что уголовник пронес через все тюрьмы и лагеря самое дорогое что у него было - фотографию три на четыре для советского паспорта, это значило, что перед съемкой кто-то хорошо потрудился над внешностью Филимона и подмолодил его лет на десять, если верить дате рождения, вписанной в паспорт. "Ерошкин Геннадий Павлович" Ну, что ж. Так как Саша не знал, откуда у Филимона паспорт - сделал он его себе сам, тайно, на всякий случай, или его ему выдали в знак доверия те, кто стоял над ним, то рисковать было нельзя. Кроме того, тайна понятие относительное - возможно Филимон думал, что обделывает все в тайне, а его хозяева обо всем знали и покровительственно ухмылялись, наблюдая за тщетными потугами мастера-уголовника спасти свою шкурку.
   "Значит будет Крошкин Григорий Павлович," - усмехнулся Саша. Но это потом, когда появится возможность купить перышко и тушь. А сейчас нужно сделать самое необходимое и заканчивать - у него осталось не так много времени до рассвета.
   Из пяти паспортов Саша выбрал одну наиболее похожую на него фотографию и заменил ею фото пахана в его "настоящем" паспорте.
   Значит, никто из этой вшивой команды не должен был выйти из леса живым. По крайней мере, Филимон это знал или подозревал, и соответственно готовился. Впрочем, возможно, ему "официально" поручили ликвидировать четверых спутников, когда клад Ермака будет найден. В любом случае, судя по найденному второму комплекту одежды. Документам и деньгам, главаря был не столь же наивен как его товарищи. Как знать, возможно, ему и удалось бы обмануть своих хозяев, если бы вместо Саши им в руки попал, например, тот же Киршнер, или они добрались до часов раньше него.
   Уложив в рюкзак самое необходимое и переодевшись в новый камуфляж, в котором он сразу почувствовал себя на десять лет моложе, Саша выбрался из пещеры. Действуя лопатой как рычагом он поставил каменную плиту на место и стал забрасывать яму землей, утаптывая время от времени землю, чтобы она впоследствии осела как можно меньше и не выдала пещеру Ермака. Когда он закончил укладывать дерн небо стало совсем серым, близился рассвет. Схватив приготовленную куртку, Саша охапками собрал ворох прошлогодней листвы испачканной кровью с мест, где лежали убитые им бандиты и бегом помчался вдоль ручья. Отбежав метров тридцать, он бросил листву в ручей. Вода, взбаламутившись, пошла пузырями и ручей на какие-то мгновения остановил свое течение, словно недовольный, что кто-то швыряет в него такой мусор, но частицы земли быстро пошли на дно, а листья уплыли по течению и вода постепенно стала прежней, чистой и прозрачной.
   Но Саша этого уже не видел, он бросился от ручья вглубь леса, набрал там в куртку листвы и побежал назад.
   Закончив приводить в порядок полянку, он удовлетворенно огляделся - не осталось никаких следов от того, что здесь произошло накануне. Конечно, профессионалы при очень добросовестном осмотре может быть и смогут что-то найти, но это только в том случае, если бы кто-то их вывел именно на эту полянку. "Тщательно" исследовать тридцать-сорок километров тайги не хватит профессионалов во всей России. К тому же время, время. Оно идет, бежит неудержимо. Завтра или послезавтра пройдет дождь, ветер срывает начинающую увядать листву деревьев и она укрывает землю.
   Хорошая собака - ищейка тоже, наверное смогла бы разобраться, если ее прямо сейчас поводить по этой поляне. Но собак здесь ни сегодня, ни завтра не будет, а через два - три дня уже никакая собака не возьмет след. Да и будет ли вообще здесь когда-нибудь собаки. Саша бросил последний взгляд на дело своих рук, улыбнулся и подложив большой палец под ремень автомата на плече, быстро пошел прочь.
   Впереди у него был долгий и сложный путь. В рюкзаке лежал запас продуктов, которого должно было хватить примерно на две недели - а именно за этот срок Саша рассчитывал пройти на юго-запад по гигантской четырехсоткилометровой пологой дуге, обогнуть Красноярск и выйти к Енисейску, и "наследство" Филимона. В общих чертах он знал, что ему предстоит делать и как жить дальше, а обдумать нюансы у него еще будет возможность во время броска через тайгу.
   Рассвет уже полностью вступил в свои права и солнце потихоньку поднималось над деревьями.
   Отойдя километров на десять, Саша выкопал узкую яму и сунул туда сломанную лопату и грязную куртку, в которой таскал листву, и ногами забросал землей.
   Саша внимательно посмотрел на карту, доставшуюся ему в наследство от бандитского главаря, еще раз прикидывая маршрут.
   В лесу стояла удушающая, липкая жара и только иногда, когда он выходил на открытые места - небольшие поляны на лысинах холмов его овевал прохладный ветерок. Выручали его репелленты, которыми запаслись бандиты.
   Саша долго колебался, понимая, что это может поставить его под удар и разрушить все его планы, но зная, что ему предстоит долгая разлука с ними не мог пересилить себя и все-таки сделал крюк в пятьдесят километров до Чепецка, чтобы повидать родителей.
   Глубокой ночью он подошел к своему дому на одной из тихих улиц рабочего поселка. Он с полчаса наблюдал за домом и не заметив ничего подозрительного направился к крыльцу. Легонько звякнула цепь и тут же брехнул было Рекс, но узнав молодого хозяина замолчал в недоумении - то ли с шумом и радостным лаем броситься к нему навстречу, но на дворе ночь и тишина и такая встреча будет похожа на то как следует встречать нехороших людей, от которых он охранял дом или промолчать - но такое невнимание к хозяину со стороны преданного сторожа опять-таки будет выглядеть невежливым с его стороны. Но молодой хозяин сам разрешил все сомнения старого пса - он как-то очень быстро, почти незаметно, как умел только он один, оказался рядом и потрепал его по загривку. Вот только голос у него был печальный и собака тихонько заскулила.
   Внезапно, посреди ночи зажегшийся свет мог привлечь чье-то внимание, запомниться и Саша не стал стучать в дверь родительского дома, а известным только членам семьи ходом через сарай и подпол прошел в дом.
   Родители спали. Отец похрапывал. Саша снял тяжелые ботинки и неслышно ступая задернул занавески на окнах. Потом зажег на столе свечу.
   Более чутко спавшая мать проснулась и тихонько вскрикнула, но увидев улыбающееся лицо сына, замолчала. Заворочался, просыпаясь, отец.
   Саша провел дома всего час. Разговор был нелегкий, полный недомолвок и намеков с его стороны. С родительской стороны разговор ограничился почти только одним тихим плачем матери и недовольным посапыванием отца. Впрочем, даже они здесь в своей глуши давно поняли, что времена изменились, изменились совсем. Из Сашиных намеков они поняли только то, что их сыну грозит большая опасность.
   Уходя, Саша сунул матери свернутые в трубочку двадцать пятисотрублевок - так, чтобы она могла незаметно зажать в свой маленький кулачок. Ее здравому смыслу он доверял больше - она будет тратить эти деньги понемногу и это не привлечет ничьего внимания в нищем поселке.
   На восьмой день Саша вышел к Енисейску, городишку очень похожему на Карамышов. Единственное его отличие было в том, что здесь проходила железная дорога из Красноярска, шедшая сначала на юг, а потом сворачивавшая на запад к Уралу и в Россию.
   Когда показались окраины Енисейска, Саша переоделся, завернул автомат в маскировочный костюм, привязал к нему ботинки и утопил этот сверток в небольшом озере. Замотав в пятнистую майку пистолет, глушитель и деньги, Саша сунул сверток в середину рюкзака.
   Он вошел в город в середине дня. Не привлекая ничьего внимания молодой человек в спортивном костюме, с небольшой бородкой и усами, похожий то ли на геолога, то ли на туриста, купил билет на поезд и в плацкартном вагоне через сутки доехал до Абакана.
   Эти сутки Саша пролежал на своей полке, делая вид, что спит и надеясь на то, что никто из его случайных попутчиков не обратит внимания на то, что он ни разу не сходил в туалет. Отлучаться от своего рюкзака он не мог ни на минуту.
   Никто его не искал и Саша очень надеялся на то, что для тех кого могла бы заинтересовать судьба пропавшего на теплоходе "Дмитрий Фурманов", совершавшем круиз по Енисею, капитана Татищева и пропавшей бандитской экспедиции в конце концов с неизбежностью придут к неутешительному для них выводу, что все эти люди сгинули в необъятной сибирской тайге также как и тысячи людей до них.
   В Новосибирске у него был выбор - продолжать ехать на поезде или пересесть на самолет. Ему было не так легко решиться ни на то, ни на другое.
   Если ехать четверо суток в поезде, то волей неволей, но хотя бы ненадолго придется время от времени оставлять свой багаж без присмотра. Черт его знает с кем придется ехать в одном купе. А лететь самолетом было намного быстрее и такой проблемы у него не возникло бы, но тогда ему пришлось бы избавиться от пистолета и в случае чего он окажется безоружным. Да и контроль в аэропортах нельзя даже сравнивать с полным отсутствием такового на железной дороге.
   И все-таки решив, что опасности, которые могли ожидать его на железной дороге неизмеримо меньше опасностей в аэропортах Саша купил себе в магазине недорогую, но приличную одежду - дальше щеголять в единственном затрапезном спортивном костюме было опасно, и купив себе тех мелочей, которые сопровождают в дороге каждого человека - зубную щетку, бритву, несколько рубашек и смен белья, легкие брюки в дорогу и несколько каких-то сувениров, чтобы полностью вжиться в роль обычного командировочного, он положил все это в новенький недорогой чемодан китайского производства.
   Потрудившись немного над произведением китайских умельцев чемоданного дела, Саша быстро смастерил двойное дно, в которое спрятал увесистый "Макаров" и все остальное.
   Начались дни нервотрепки, которую ему с большим трудом удавалось скрывать за напускным добродушием, с которым он обращался с тремя попутчиками в своем купе - одной немолодой женщиной, ехавшей к сыну, служившему на Балтийском флоте и двумя мужчинами полублатной внешности и поведения, которые постоянно подначивали его, зазывая сыграть в карты. Но им так и не удалось этого сделать. Саша вяло, но в тоже время неподатливо отговаривался тем, что не умеет (да он и действительно с детства терпеть не мог эту игру), так что им пришлось искать себе партнеров в других купе, а его оставить в покое, что Саше было только на руку. Чем меньше они будут торчать рядом, тем спокойнее. По нужде он выходил только тогда, когда в купе оставалась женщина и один из картежников. Поскольку Саша знал, что мать матроса не имеет ничего общего с этими двумя кидалами, то был уверен в том, что они не смогут договориться, чтобы обследовать его чемодан. Наконец, на пятые сутки, когда Саша почувствовал, что уже начинает изнемогать от "штрихового" сна разведчика, похожего на сон зверя - пять минут забытья, потом в мозгу что-то щелкает, на минуту сон прерывается чутким прислушиванием к окружающему, и снова проваливаешься в черноту сна без сновидений, поезд протянул свое членистовагонное тело рядом с перроном Московского вокзала.
   Саша стоял на потрескавшемся асфальте перрона и несколько минут чувствовал себя так, как будто только что спокойно, безмятежно проспал целую ночь - позади был самый опасный и непредсказуемый участок пути.
   С легким сожалением поглядывая на попутчика, чей кошелек им так и не удалось вскрыть, шулера попрощались с ним и навсегда ушли прочь из его жизни, о чем он нимало не сожалел.
   Саша помог матери матроса донести ее тяжелый чемодан до входа в метро. Объемистую кошелку с продуктами, которые она везла, чтобы подкормить изнывающего на флотских харчах сына, она несла сама. Саша попрощался с ней и вышел на привокзальную площадь. Ближайшие месяцы путь в метро был для него заказан - там постоянно проверяли документы, и он не хотел рисковать. На поверхности земли его внешность не могла ничем привлечь милицейский наряд, а в автобусах и троллейбусах, слава богу, еще документы не проверяли. Впрочем, и этими видами транспорта следовало пользоваться как можно реже. Оптимальный вариант теперь для него - частник на неприметных стареньких "жигулях", да и то как можно реже, только по необходимости.
   Ленинград (Саша по привычке называл так Санкт-Петербург, расположенный в ордена Ленина Ленинградской области) почти также огромен как Москва, а затеряться в нем даже легче, по крайней мере, для него - он никогда не был здесь, и в отличие от Москвы, где его знало много самых разных людей, здесь его никто не мог узнать.
   Выпив пластмассовый стаканчик чуть теплого кофе и съев бутерброд у одного из привокзальных ларьков Саша пытался разобраться в окружающей обстановке. Долго оставаться на вокзале он не мог, можно было привлечь внимание милиции - час, два самое большее. Неторопливо пройдя мимо фасада здания вокзала он нашел то, что хотел - кучку теток с прикрепленными к груди табличками "сдам квартиру", и "сдам комнату". Он выбрал одну постарше с табличкой о сдаче квартиры и быстро договорился с ней. Он сказал, что приехал в Ленинград на месяц по делам фирмы и хочет снять небольшую квартиру недалеко от центра. Они сошлись на трехстах долларах.
   Женщина предложила спуститься в метро и проехать две остановки, но Саша покачал головой и, сказав, что с чемоданом и портфелем толкаться в метро ему не с руки, предложил поймать машину. Тетка пожала плечами - поскольку платить будет новый жилец, то почему бы и не прокатиться до дома с комфортом.
   Они поднялись на третий этаж по широкой, щербатой и замусоренной лестнице и вошли в однокомнатную квартиру. Видимо когда-то еще до революции в этой комнате жил то ли дворник, то ли прислуга, затем после каких-то слишком сложных, чтобы теперь пытаться их понять, неоднократных перегораживаний, отгораживаний и ремонтов на протяжении последних восьмидесяти лет, конуренка превратилась в отдельную квартиру.
   Впрочем, сейчас все это мало занимало Сашу, он не собирался здесь надолго задерживаться - те, кто постоянно сдавал у вокзала свою жилплощадь приезжим несомненно находились под колпаком у местной милиции и при необходимости его можно было бы быстро найти Правда, Саша был уверен, что такой необходимости ни у кого не возникнет - слишком мало общего было у Григория Крошкина с капитаном Александром Татищевым, но береженого бог бережет. Он уже решил, что не задержится в этой квартире больше, чем на два-три дня и найдет себе за это время скромную незаметную квартиру где-нибудь в новом спальном районе, где жильцы плохо знают друг друга, да и вообще мало внимания обращают на соседей. Тем не менее, он заплатил, как они и договаривались, хозяйке квартиры за месяц вперед.
   Он поставил на пол чемодан и, зашатавшись, рухнул на жалобно заскрипевшие пружины старого дивана. Все ресурсы его железного организма были исчерпаны. Последний час после того как вышел из вагона, он держался на ногах и сохранял вид не вызывающего никаких подозрений человека, только собрав всю свою волю в кулак. Пять суток без нормального сна было много даже для него. Если бы дорога продлилась еще сутки, он бы просто не выдержал. Он мысленно поблагодарил судьбу за то, что он один в отдельной квартире, а не у себя в коммуналке, где ему пришлось бы считаться с присутствием чужих людей и делать вид, что несмотря на то, что долгая дорога его, конечно, утомила, но не настолько, чтобы сразу по приезде рухнуть почти без сознания. Он проснулся без малого через сутки, на следующее утро.
   Весь его режим, устоявшийся годами, давно уже пошел к черту, и Саша с невольной радостью подумал, что еще пара - тройка деньков ничего не изменит, но тут же решил для самого себя, что как только снимет другую квартиру, где ему придется прожить не один месяц он тут же возобновит свои ежедневные тренировки, тем более, что в отдельной квартире это будет существенно легче. Правда об утренних пробежках придется забыть - это будет привлекать к нему лишнее, ненужное ему сейчас внимание, но в конце концов бег на месте почти также полезен, как и настоящий.
  
   _______________
  
   В мае первого года нового тысячелетия в аэропорту Гамбурга появился человек лет тридцати- тридцати пяти, европеец, но не немец, потому что на языке Гете и Шиллера он говорил с заметным акцентом. Он прибыл в Гамбург рейсом из Лимасола.
   Таможенники беспрепятственно впустили в Дойчланд гражданина Канады Алекса Хантера. Они не знали, что обитателем страны кленового листа этот человек стал всего лишь полгода назад, а до этого был гражданином Коста-Рики, а до этого... впрочем, какое это имело значение? Господин Хантер был гражданином Канады, приехал в Гамбург по делам своей фирмы, занимающейся разработкой и продажей электронного оборудования, а значит был желанным гостем на немецкой земле.
   Фрау Киршнер привычно подняла глаза на перезвон дверного колокольчика, возвестившего о приходе одного из долгожданных, но таких редких покупателей.
   Молодой мужчина в дорогом костюме действительно мог быть одним из редких покупателей - одна заколка в галстуке стоила больше, чем весь магазин фрау Киршнер, ах, какой там магазин - лавка древностей.
   Мужчина улыбнулся и подошел к прилавку, под стеклом которого были аккуратно разложены подделки ближневосточных мастеров - непременные скарабеи, ритуальные статуэтки, копии греческих камей и множество других вещей, не уступающих в общем-то ничем по качеству работы древним образцам, с которых были скопированы, но к сожалению, не имевшие того же возраста, а значит и цены. Это не значит, что у фрау Киршнер вовсе не было раритетов. Они были, правда их было совсем немного, но ведь настоящих древностей и не может быть много, и хранились они в надежном сейфе, замаскированном под книжную полку в кабинете ее погибшего два года назад мужа.
   Фрау Киршнер приветливо улыбнулась гостю. Она, конечно, понимала, что ей не удастся очаровать покупателя, ей вряд ли удалось бы сделать это даже в молодости, этот мужчина никогда не мог бы стать героем ее романа, но ведь она и не собиралась затаскивать его в свою холодную вдовью постель - она всего лишь хотела, чтобы он что-нибудь купил у нее. Покупатель в ответ внимательно посмотрел на нее и тоже улыбнулся.
   Немного странным было то, что прошедший пограничный контроль как господин Хантер канадец представился фрау Киршнер Сержем Леруа, постоянным обитателем Оттавы - столицы провинции Онтарио.
   Вежливый, что неудивительно ведь он был канадцем, а не янки (хотя, пожалуй, по-немецки дотошный) иностранец, интересовался римскими камеями.
   Поколебавшись мгновение, хозяйка магазинчика решилась - она небрежным жестом провела над стеклянной витриной прилавка и сказала:
   - Все это современные копии (ей не хотелось употреблять грубое слово "подделка) для туристов. Прошу простить, но мне почему-то кажется, что эти вещи вас вряд ли заинтересуют... Как истинного любителя древностей, - фрау Киршнер замолчала и вопросительно посмотрела на покупателя. Мужчина утвердительно наклонил голову.
   - В таком случае, господин...
   - Серж, вы можете называть меня просто Серж.
   Фрау Киршнер невольно зарделась - все-таки, чувствуется, что он из Нового Света, хотя и канадец, а не американский грубиян. Она не собиралась фамильярничать с покупателем, даже с таким перспективным как этот.
   - Фрау Киршнер... но вы можете называть меня просто Гертруда, - неожиданно для себя добавила она и с удивлением посмотрела на незнакомца. Положительно, если этот человек и не сам Мефистофель, то один из его посланцев. Заставить ее, добропорядочную сорокалетнюю немку, мать двух взрослых дочерей, хозяйку магазина... вдову, наконец, сказать такие слова было тоже самое, что предложить выпить на брудершафт, да нет - хуже! В подобной ситуации она почувствовала бы себя не меньше, чем портовой проституткой, зазывающей пьяных матросов, но сейчас почему-то собственное поведение ее ничуть не смущало.
   - Герта... если позволите. Гертруда слишком официально, да к тому же вызывает у меня в памяти трагедию Шекспира, а я надеюсь, что наша встреча закончится вполне благополучно. - и снова эта странная улыбка, тем не менее почему-то не вызывающая у нее никаких опасений.
   - Да, Серж, разумеется. Если вас действительно интересуют настоящие римские камеи и вы готовы заплатить за них настоящую цену, прошу вас подождать здесь несколько минут - я поднимусь на второй этаж в кабинет моего мужа.
   - Герр Киршнер в отъезде?
   - Нет, к сожалению, он умер, Серж.
   - Примите мои соболезнования, и прошу простить, я не знал.
   - Мой бог, откуда же вы могли знать, не извиняйтесь. Это странная и досадная история. Мой муж погиб в Сибири.
   Канадец застыл с выражением удивления и ужаса на лице, но потом взял себя в руки.
   - Каким образом? Я надеюсь...
   - О нет, конечно, нет. Мой муж был законопослушным человеком. Он сам поехал в эту ужасную Сибирь. Там на него напали эти страшные русские бандиты. Если бы вы только знали сколько слез я пролила, уговаривая его отказаться от этой безумной поездки. Но Иоганн вбил себе в голову, что его предок... впрочем, извините, Серж. Подождите минуту, я сейчас.
   Оставив посетителя в магазине, фрау Киршнер поднялась по лестнице на второй этаж. Не прошло и пяти минут, как она вернулась с бархатным футляром, в котором лежала одна из истинных драгоценностей ее лавки - камея времен императора Марка Аврелия.
   Еще спускаясь по лестнице она с недоумением оглядела свой маленький магазинчик. Покупателя, этого обаятельного мужчины так понравившегося ей и на кошелек которого она возлагала определенные надежды, нет.
   Гертруда быстро обвела глазами магазин и с облегчением вздохнула - все было на месте. Нет, на вора этот господин не был похож, уж это-то она в состоянии разглядеть в человеке, все-таки она не двадцатилетняя дурочка, которая в каждом мужчине, моложе сорока видит прекрасного принца, появившегося у прилавка, чтобы увезти ее в хрустальный дворец на горе.
   Наверное его все же испугала цена, и он передумал. Нет, все-таки американец, даже если это канадец, остается американцем. Нация грубиянов. Да и вообще все мужчины - свиньи. Взять хотя бы ее покойного мужа. Восемнадцать лет они прожили душа в душу, он даже ни разу не изменял ей... Ну, если не считать тех двух раз - один раз с Эльзой, бедняжка потом все ей рассказала, бог мой, как они тогда плакали! Но Эльза была ее лучшей подругой, к тому же они слишком сильно выпили. Так что это не считается. Второй раз, когда он с друзьями праздновал пятилетие окончания университета, перепились и пошли в район красных фонарей. Потом ему пришлось лечиться. Слава богу, ее он не заразил. В этот раз он сам ей признался. Конечно, она его простила, подумаешь проститутка, для того они и существуют. Разумеется, она сделала вид, что не может его простить, закатила истерику, но с ними по-другому нельзя. Мужчины как дети. Большие, капризные, непослушные и упрямые как ослы.
   Бог мой, ну за что ей такое несчастье. Бедный Иоганн, как он мог поверить в эту чушь про какой-то клад?! Я бы еще поняла, если бы речь шла о кладе в каком-нибудь развалившемся от старости замке на Рейне или в Австрии, но Сибирь! Какие клады могут быть в этих страшных лесах и болотах. Даже сами русские боятся своей чертовой Сибири, а этот сумасшедший народ кажется вообще никого и ничего не боится.
   Нет, нужно быть именно ребенком, чтобы поверить в эту легенду и отправиться на поиски золота, спрятанного предком несколько веков назад. Впрочем, и предок этот был хорош - шлялся бандит по всей Европе, размахивал мечом, грабил, убивал и, конечно, насиловал бедных женщин. Эти чертовы вояки всегда так делают. Наверное какой-то ген все-таки перешел от ландскнехта Франца фон Киршнера, будь он проклят, к его потомку. Дева Мария, прости меня несчастную, о покойниках нельзя плохо говорить. Но что же мне делать? Еще немного и придется продать магазин и вместо собственного дома, придется покупать квартиру где-нибудь в спальном районе или того хуже - снимать квартиру. Дочери скоро окончат школу. Что их ждет? Она думала, что они будут учиться дальше, но теперь ... как бы вместо учебы им не пришлось пойти на панель.
   Фрау Киршнер вздрогнула. Ну-ну, это уж я слишком. Все-таки не в Африке живем. Ну, что же - придется искать работу. В конце концов ей не пятьдесят лет, да и мюнхенский университет что-то да значит. Хотя она и не работала после его окончания ни одного дня, тем не менее... Но как же не хочется! Одно дело быть хозяйкой, хотя бы и лавки и совсем другое быть у кого-то на побегушках. Ладно, ничего не поделаешь. Значит магазине придется посидеть дочерям, по очереди. А там видно будет.
   Через три дня фрау Киршнер зашла в Народный банк, чтобы оплатить коммунальные услуги.
   Мужчина кассир, принимавший платежи, ее хорошо знал - не меньше пяти лет, но сегодня, принимая ее платеж, он смотрел на нее так, словно видел в первый раз.
   Фрау Киршнер с беспокойством, стараясь сделать это как можно незаметнее раскрыла в сумочке пудреницу и посмотрелась в зеркальце. Да нет, все в порядке. Не красавица, конечно, но что же так пялиться-то, он ведь ее не в первый раз видит. Да и не такая уж она уродина. Что?
   Гертруда тупо смотрела в расчетную книжку. Рот у нее раскрылся так, словно она хотела крикнуть, но так и не смогла этого сделать.
   "Пятьдесят тысяч марок?!"
   Она поморгала, но цифра никуда не исчезла.
   - Фрау Киршнер, Вам нехорошо? - спросил кассир.
   Не отвечая ему, она как сомнамбула повернулась и вышла на улицу.
   Яркое солнце, светившее прямо в глаза, шум проносившихся мимо машин и легкий ветерок, дувший с моря, все это немного привело ее в чувство. Голова была пустая и чужая как греческая амфора, стоявшая у них в углу в магазине уже бог знает сколько лет.
   Девочки были в школе. Гертруда открыла дверь магазина и вошла в дом.
   Опустившись в антикварное кресло, она нерешительно достала из сумочки расчетную книжку зажмурилась и раскрыла ее.
   Проклятые цифры никуда не исчезли. Проклятые? Нет, прекрасные! Невероятно, отчаянно прекрасные! Особенно вот этот последний нолик - как грациозно он замыкает вереницу предыдущих нулей!
   Тренькнул колокольчик. Фрау Киршнер с трудом оторвалась от завораживающего зрелища цифр и уставилась на герра Штуфеля - почтальона.
   Он поздоровался с ней и доброжелательно как всегда сказал:
   - Фрау Киршнер, Вам заказное письмо.
   Когда затих перезвон колокольчика на двери, Гертруда надорвала конверт и на тонкое стекло прилавка со звоном упал небольшой ключ, а на него скользнул по воздуху сложенный вдвое лист бумаги.
   "Уважаемая фрау Киршнер!
   В банке "ДНБ" в ячейке номер 1с4587 находится то, что принадлежит Вам по праву, а также обручальное кольцо вашего мужа. Ваш муж был прекрасный человек. Советую Вам переехать из Гамбурга в другой город и никогда никому ни о чем не рассказывать. Это, конечно, не угроза и Вы вольны поступать так как сочтете нужным, но, к сожалению, в мире слишком много злых, завистливых и опасных людей. Будьте осторожны. Желаю Вам и Вашим дочерям счастья.
   Прощайте."
   Фрау Киршнер еще раз перечитала письмо. Отпечатано на принтере и без подписи. Кто же этот благодетель, оставивший ей такой многозначительный знак - обручальное кольцо ее мужа?
   Все это было очень странно, однако цифра на ее банковском счете существовала, а рядом поблескивал гранями ключ. Хватит! Она могла думать все, что угодно и, наверное, у нее еще будет время поломать себе голову над этой загадкой, но не сейчас. Сейчас она закроет этот чертов магазин и пойдет в банк. Она откроет ячейку и посмотрит, что там за "богатство".
  
   _____________________
  
   За сплошным ковром пушистых облаков не было видно огромной, безграничной даже с такой высоты поверхности океана, и это успокаивало. Саша отвернулся от иллюминатора и принял из рук подошедшей стюардессы бокал "курвуазье". Девушка улыбнулась ему, показав за полными розовыми губами два ряда ослепительно белых зубов и со значением полуприкрыв ресницы, проследовала к следующему пассажиру. Переставляя стакан с виски со своего подноса на столик, она нагнулась, и перед Сашиными глазами предстали ее упругие, обтянутые колготками телесного цвета ляжки. Определенно предстоящие восемь часов полета до Монреаля обещали быть не такими скучными, как он думал.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"