Старилов Николай Иванович : другие произведения.

Приключения капитана Татищева Часть Iv Вдоль по Ориноко

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


  
  
  
  
  
  
   Николай Старилов
  
   Приключения капитана Татищева
  
   Часть IV
  
   Вдоль по Ориноко.
  
  
   Темно-синие воды сходились на горизонте с голубым небом. Клочки белых облаков застывшими чайками висли над поверхностью океана. Легкий бриз овевал горячую кожу и помогал перенести влажную тропическую жару, которая круглый год стоит в Рио-де-Жанейро. Саша отпил глоток холодного пива из запотевшего стакана и снова поставил его на белый пластмассовый столик рядом с шезлонгом. Его ноги утопали в горячем песке, но пока солнце не вошло в зенит, это было приятно.
   Он вторую неделю отдыхал на атлантическом побережье Бразилии и предавался размышлениям о своей жизни. Его дела в Канаде шли более-менее нормально, если не считать того, что компания, которой он владел, с каждым месяцем приносила все меньше и меньше дохода. Сашины попытки разобраться в ситуации пока ни к чему не привели. Хотя у него не было каких-то реальных оснований считать, что вице-президент и он же финансовый директор каким-то способом ухитряется утаивать часть дохода и переводить его куда-то на свои счета, тем не менее, он поручил одному монреальскому детективному агентству последить за жизнью Джона Петфорда. Сообразуясь с результатами этого наблюдения, он и будет решать, что делать дальше. Возможно, лучше было бы привлечь к этому делу не детективов-топтунов, а хорошего аудитора, но что делать потом, если аудитор действительно выявит нарушения со стороны хитреца? Поскольку пока что от него больше ничего не зависело, Саша и решил не торчать в душном Монреале, а сменить обстановку и провести две-три недели в расслабляющей атмосфере тропиков.
   Пляж тянулся до самого горизонта. Многоуровневый ряд высоких отелей постепенно, на границе, доступной глазу сходил на нет и сменялся почти сливающимися с окружающей их зеленью хибарами местных рыбаков, баркасы которых едва заметными темными пятнами то и дело медленно проплывали у границы моря и неба.
   Пара красивых мулаток в ярких открытых купальниках грациозной походкой прошли в нескольких метрах от него. Невольно проводив их взглядом, Саша, радуясь тому, что у него на носу сидят темные очки с зеркальным отливом, повернулся к соседнему шезлонгу, где полулежала с закрытыми глазами Джоана.
   - Нравятся? - спросила она, улыбаясь, не открывая глаз.
   Саша поперхнулся холодным пивом и спросил:
   - Черт возьми, как ты умудряешься видеть даже с закрытыми глазами?.
   Продолжая улыбаться, она ничего не ответила.
   Он встретил ее на третий день после приезда в Рио. Молодая женщина лет двадцати пяти говорила что-то горничной, когда Саша проходил по коридору восьмого этажа отеля "Эксельсиор", направляясь из своего номера на пляж. Девушка была явно американка, хотя и пыталась иногда вставлять несколько испанских слов в свою речь, надеясь, что так прислуга лучше ее поймет. Поскольку испанский и португальский языки очень похожи, возможно, горничная действительно что-то понимала в той мешанине разноязыких слов, которую обрушила на нее темпераментная американка. Саше понравилось то, что несмотря на столь бурное проявление чувств, в общем-то обычное для этих широт, но не для Северной Америки, в тембре голоса молодой американки напрочь отсутствовали резкие гортанные обертоны, которые так резали ему ухо, когда он вынужден был пересекать границу между Канадой и США по делам своей фирмы. У англичан и канадцев эти звуки смягчены.
   Стройные загорелые ноги, которых почти не скрывали короткие шорты, дополняли картину и вызывали непреодолимое желание познакомиться с их обладательницей.
   Саша шел неслышной походкой, в которой ему помогал толстый пружинистый ковер, покрывавший весь пол на этаже. Девушка, словно бы что-то почувствовав, вдруг обернулась к нему, глаза их встретились. Саша замер. Она тоже всего лишь на мгновение застыла, потом ресницы ее прошлись вниз и вверх, как будто смывая наваждение, и она снова повернулась к горничной, продолжая ей что-то объяснять.
   Лицо с правильными чертами, которые все же выдавали в ней какую-то примесь африканской крови. Конечно, она не была не только мулаткой, но даже квартеронкой. Скорее какой-нибудь "окторонкой" или "шестнадцатиронкой" или и того меньше. Идти на пляж ему уже не хотелось. В холле отеля он уселся в одно из кресел и решил подождать, надеясь на удачу. Тем более, что эта удача была очень и очень вероятной - куда еще могла направиться красавица, отдыхающая на побережье океана, если не на пляж? Рано или поздно она все равно должна была пройти мимо него. А дальше уже дело техники. Он едва начал от нечего делать пролистывать толстый иллюстрированный журнал, когда его словно что-то толкнуло в бок, и он машинально поднял глаза. В нескольких метрах от него шла она, та самая красавица с восьмого этажа. Она не посмотрела, не бросила на него ни единого взгляда. Но по слегка напряженному лицу Саша понял, что она прекрасно его видит и, что гораздо важнее, она его заметила.
   Теперь все зависело только от него. Он поднялся с кресла, и как будто бы не спеша с ленивой грацией тигра, скрадывающего оленя, в миг оказался рядом с ней, несмотря на то, что шла она довольно быстро. Возможно, что-то в подсознании говорило ей, что нужно как можно быстрее проскочить этот опасный отрезок пути. Не получилось. Этот нахал уже идет рядом. Девушка закусила губу и, продолжая делать вид, что не замечает его, оттолкнула вертящуюся дверь выхода из отеля из отеля. Легкое движение воздуха и мужчина стоит рядом с ней в той же самой секции двери.
   Она с недоумением и даже негодованием повернула к нему голову и обожгла взглядом черных глаз. Этот взгляд в соединении с нахмуренными бровями, образовавшими на переносице девушки мимолетную морщинку, сразил Сашу наповал, и он беспомощно улыбнулся.
   Натолкнувшись на обезоруживающую улыбку "нахала" девушка сразу поняла, что никакой он не нахал и температура ее взгляда мгновенно снизилась на пару тысяч градусов. Вместо гневных протуберанцев, грозивших испепелить, в глазах ее заблестели совсем не опасные искорки смеха.
   За те мгновения, что они обменивались взглядами и взаимными чувствами, дверь повернулась до сектора, открывающегося на улицу и им пришлось выскочить под тень огромного козырька отеля, который хотя и защищал от прямых лучей солнца, но не ограждал от волн раскаленного воздуха после кондиционированной прохлады внутри отеля. Несмотря на то, что меньше чем в сотне метров раскинулся хоть и теплый, но все же океан, поглощавший земное тепло и посылавший на берег с бризом хоть какую-то прохладу.
   Сойдя с трапа самолета и вдохнув первый раз прокаленный экваториальной печкой воздух, он с неподдельным ужасом подумал о тех людях, которым в это время приходиться работать где-то в дебрях огромного города среди выхлопов машин. Где асфальт размягчился настолько, что даже широкие каблуки мужских туфель утопали в его кажущейся твердой поверхности. Не говоря об острых шпильках женщин, которые здесь, правда, мало кто из них носил.
   Так они познакомились и уже шестой день проводили вместе.
   Служащие отеля, первые два дня смотрели на гринго с недоумением - стоило ли так далеко ехать, чтобы здесь общаться со своей соотечественницей? Но теперь Саша перехватывал их одобрительные взгляды, причем не только мужчин, но и женщин, которых здесь было большинство. По всей видимости, ему удалось восстановить свое мужское реноме в глазах прекрасной части обслуживающего персонала этого отеля. Как ни странно, и не смешно это было, тем не менее, когда какая-нибудь необъятных размеров негритянка лукаво смотрела на него, когда он проходил мимо нее, это вызывало у Саши некое чувство удовлетворения мужского самолюбия.
   Джоана оказалась менеджером одной из нью-йоркских брокерских фирм. Несмотря на взаимную симпатию и на то, что вот уже пятую ночь они проводили вместе, Саша чувствовал между ней и собой какую-то незримую преграду, поставленную ею, и не мог понять - относится это только к нему или вообще в ее характере. Но скорее всего это было в характере американской деловой женщины, которая легко могла впустить мужчину к себе в постель, но ни за что не впустила бы его к себе в душу. Впрочем, Саша не настаивал и был вполне доволен тем, что получал от нее, также как, по-видимому, и она. Не стоило чрезмерно усложнять легкие пляжные отношения. Поэтому они словно бы по молчаливому уговору и старались говорить на нейтральные темы, которые не могли бы затронуть их личную или профессиональную жизнь. Он, например, так и не узнал, была ли она замужем или разведена, были ли у нее дети. Конечно, судя по возрасту, и на первый и на второй вопрос можно было, наверное, ответить "нет", но кто его знает? Да и зачем ему это было знать. Она тоже не интересовалась его семейным положением, хотя, теоретически, женщину это должно интересовать, прежде всего. Она была не совсем той женщиной, с которыми Саша привык когда-то общаться. Даже в Канаде, которая всю свою историю провела во всех сферах жизни под давлением мощного южного соседа, все-таки там женщины больше походили на живых, чем на запрограммированные манекены. Впрочем, это слишком сильно сказано. Джоана, конечно, не была роботом, скорее она просто очень хорошо знала, что ей нужно. Причем всегда. После нескольких лет или даже месяцев совместной жизни это может начать сильно раздражать мужчину, но Саша не собирался проводить с ней не только годы, но даже и месяцы. Еще пять дней, и они расстанутся скорее всего навсегда. Вряд ли еще когда-нибудь их соединит даже телефонная линия или почтовая открытка, присланная по случаю какого-нибудь общего праздника, вроде Рождества.
   Пообедав в ресторане и отдохнув два-три часа у нее или у него в номере, они снова выходили на пляж и сидели там до тех пор, пока короткие тропические сумерки не сменялись мгновенной и такой же ослепительной как южное солнце темнотой. А чаша неба, которая одним краем стояла на линии горизонта земли, а другой - моря, покрывалась огромными сверкающими звездами. После этого жара быстро спадала, и они шли по ярко освещенной авениде Атлантик пока, наконец, один из тысяч расположенных на ней ресторанчиков не привлекал чем-то их взоры, и они заходили туда поужинать.
   Саша заказал себе жареное мясо пекари (хотя скорее всего это была обычная свинина, выращиваемая на одной из пригородных ферм) в чесночном соусе, хотя и понимал, что после этого ему придется сжевать несколько пластинок мятной жевательной резинки, которую он терпеть не мог.
   Джоана заказала порцию мороженого. Конечно, в нем была бездна лишних калорий, но на отдыхе можно иногда дать себе поблажку, и чай со льдом - экзотический американский напиток, суть которого Саша так и не смог понять даже в условиях тропической жары.
   Из динамиков ресторана лилась приглушенная мелодия самбы. Залитый мягким светом зал ресторана огромными окнами открывался на освещенную оранжевым светом авениду Атлантик, на которой сейчас почти не было автомобилей и по которой текла разноголосая, разноцветная в прямом смысле этого слова толпа веселых, постоянно отчаянно жестикулирующих людей. Через час они покинули ресторан, вошли в плотный человеческий поток и стали двумя каплями этой многоводной реки.
   Взяв друг друга за руки, они тихо шли среди тысячи людей, в тоже время, это необъяснимо, чувствуя себя так, словно они прогуливаются в одиночестве.
   Джоана то ли расчувствовалась после выпитого бокала мартини, то ли попав под очарование этого тропического вечера и атмосферы всеобщей радости и удовлетворенностью жизнью таковой, какова она есть, вдруг начала рассказывать о своем незатейливом детстве, которое проходило на берегах небольшой речки Аттулы в штате Арканзас. Их было семеро детей. Отец работал грузчиком в супермаркете, мать была домохозяйкой. Денег хронически не хватало, хотя отец, несмотря на свою профессию, почти не пил. После окончания школы Джоане удалось поступить в государственный колледж, где не требовалась плата за учебу, но тем не менее нужно было платить за общежитие и на что-то питаться, поэтому в первой половине дня она посещала лекции, во второй сначала работала посудомойкой. За усердие хозяин закусочной повысил ее, и она стала официанткой, как она, смеясь, сообщила Саше.
   - Как тебе удалось попасть в Нью-Йорк, да еще в брокерскую фирму? Насколько я знаю, это не так просто?
   - Да, особенно женщине. - На лицо Джоаны набежала тень каких-то неприятных воспоминаний. - В чем-то мне, наверное, повезло, хотя не знаю - можно ли назвать везением то, что я была в числе первых на курсе. После окончания колледжа я заполнила несколько сотен анкет и отправила их по всей стране. Ответ пришел только из трех фирм. Из Лос-Анджелеса, Хьюстона, Нью-Йорка. Подумав, я выбрала Нью-Йорк, хотя зарплата, которую мне там предложили, была самой низкой. Поначалу было очень трудно... и с работой и вообще. Почти все деньги уходили на плату за жилье. Если считается, что молодой женщине из еды почти ничего не нужно по сравнению с мужчиной, зато женщине нужно много всего другого - прежде всего одежда, косметика, парикмахерская. Ну, это все вторично. Главное, конечно, зарекомендовать себя на работе, иначе не поможет ничего - ни самая модная одежда, ни самая дорогая косметика, ни даже очень длинные ноги. Если здесь ничего нет, - Джоана постучала пальцем по лбу, - тогда остается только один путь - ложиться под босса. Многие девчонки так и делают от безысходности. Но заканчивается это одинаково - через несколько месяцев их вышвыривают на улицу. И что дальше? Либо идти на панель, либо - в официантки, где тебя будет трахать хозяин, и лапать посетители. Вам мужчинам это трудно понять, а у меня иногда было такое чувство, как будто я хожу по краю пропасти.
   Саша обнял девушку за плечи и прижал к себе. Его немного озадачило такое сочувствие к сестрам по полу - женщины редко пускаются в философствования и обобщения.
   - Ну-ну, Джоана, что ты? К чему такие печальные мысли? Посмотри, какие красивые звезды над нами!
   Джоана посмотрела вверх, потом на Сашу и улыбнулась. Но улыбка у нее все-таки получилась несколько печальной.
   Разговаривая, они и не заметили как свернули на боковую улицу, которая вместо того, чтобы привести их к пляжу вильнула куда-то в сторону, а фонари авениды Атлантик окончательно пропали из виду. Узкая, довольно грязная улица освещалась только светом падавшим из окон стоявших на ней старых домов, потому что ни один из редких фонарей не горел.
   Джоана прильнула к Саше.
   - Где мы?
   Саша пожал плечами.
   - Не знаю. Никогда здесь не был. Давай-ка вернемся назад.
   - Да-да. И побыстрее. Мне здесь совсем не нравится.
   Джоана быстро повернулась. Саша последовал за ней.
   Вдруг, как будто из стены дома, прямо им под ноги вывалился огромный клубок переплетенных тел.
   Джоана с визгом отскочила, Саша выступил вперед и, инстинктивно прикрыв ее своим телом, одновременно с недоумением бросил взгляд вперед на то место в стене, откуда появилось сразу столько людей. Судя по крикам и мельтешению рук и ног, там было не меньше пяти-шести человек.
   То, что в темноте казалось сплошной стеной, на самом деле было какой-то подворотней. По-видимому, местная голытьба не поделившая что-то у себя во дворе, не заметила как в пылу драки оказалась на улице.
   Глаза у Саши наконец привыкли к темноте и он начал догадываться, что происходит. Четверо темнокожих, чьих лиц было практически не видно - они сливались с такой же темной одеждой, били пятого, похоже белого. К тому же у него единственного была одета светлая рубашка, ярким пятном выделявшаяся на фоне одежды и цвета кожи противников. Белая рубашка уже окрасилась не только дорожной пылью, но и пятнами крови.
   Хотя и не без колебания, но Саша сделал шаг вперед. Джоана тут же вцепилась в него, прошипев, как рассерженная кошка:
   - Алекс, ты сошел с ума. Это же уличные гангстеры. Не смей туда лезть, они могут пырнуть тебя ножом. Это дело полиции.
   - Где ты видишь полицию? Они сейчас его просто убьют.
   Саша попытался снять с себя ее руки, но она вцепилась мертвой хваткой.
   - Джоана, я тебя понимаю, но пока сюда приедет полиция, если она вообще появлялась здесь хоть раз за последние сто лет, парень будет уже мертв. Я не могу стоять и смотреть, как убивают человека.
   - С чего ты взял, что его убивают? И потом, он что - твой родственник?
   Их взгляды встретились, и Джоана разжала пальцы.
   Один из нападавших, соблазнительно подставивший задницу, тут же получил по ней мощный пинок и с воем улетел в темноту. Потом Саша схватил двух "уличных гангстеров", приподнял их за шиворот и стукнул лбами с треском похожим на тот, когда сталкиваются два бильярдных шара. Налетчики рухнули на землю, как только он отпустил их.
   Все произошло очень быстро, тем не менее, последний из оставшихся в добром здравии нападавших успел сообразить, что происходит, бросил терзаемого им человека, который уже не подавал признаков жизни, и перед Сашиными глазами сверкнула сталь ножа. В это же время, первый, получивший всего лишь пинок под зад, бандит уже пришел в себя и наступал на Сашу сбоку.
   Мимолетно пожалев о том, что сразу не добавил своей первой жертве, Саша решил в первую очередь покончить с владельцем холодного оружия. Он почувствовал, как что-то ожгло его правое плечо, но не остановился и, сломал руку хозяину ножа, который издал душераздирающий вопль, разбудивший, наверное, всю улицу. После этого Саша упал на спину и безжалостно ударил сложенными вместе ногами в живот своему первому "крестнику".
   К вопившему бандиту с переломанной рукой добавился тонкий визг Джоаны. Саша схватил ее за руку.
   - Что ты орешь?!
   Она перестала визжать, но продолжала стоять с широко раскрытым ртом и пальцем показывала на его правое плечо.
   Саша посмотрел в указанном направлении и увидел прорезанную рубашку с расплывающимся темным пятном.
   - Задел все-таки, мерзавец.
   Джоана снова вцепилась ему в здоровую руку.
   - Алекс, бежим быстрее отсюда. Теперь-то уж точно приедет полиция. Зачем ты вмешался не в свое дело?! Я тебя не понимаю.
   - А я тебя, - немного резко ответил Саша и нагнулся к человеку, которого только что метелили четверо нападавших.
   Он перевернул его на спину, пощупал пульс. Сердце билось ровно и спокойно. Это был человек лет тридцати-тридцати пяти. Белый. Скорее всего, испанец или португалец, вернее их далекий потомок - креол. Если не считать подбитого глаза и разбитых губ, Саша никаких особенных ранений у него не нашел, хотя не исключено, что повреждение было внутреннее. Но, скорее всего, он просто потерял сознание, когда куча-мала, которую они образовали, свалилась на асфальт, и он ударился, головой о мостовую. К этому еще добавилась тяжесть четырех увесистых тел.
   Саша поднял мужчину, завел его руку себе на шею и потащил прочь от места схватки. Джоана без понуканий бросилась следом за ним. Они вышли на улицу пересекавшую авениду Атлантик под прямым углом.
   На ней уже кое-где горели фонари. Джоана вдруг взвизгнула и вцепилась в Сашу.
   "О, господи! Ну, что еще?!" - обреченно подумал Саша. Джоана стремительно падала в его глазах. Проще говоря, ее рейтинг уже колебался у отметки "абсолютный нуль".
   - Алекс! Но ты же ранен!
   Не оборачиваясь, Саша спокойно ответил:
   - Я знаю, не кричи так.
   Но никакие разумные доводы, на женщину уже не действовали. Не обращая внимания на просьбу Саши, она продолжала твердить свое:
   - Алекс, нам нужно вызвать "скорую помощь" и полицию. Алекс, куда ты его тащишь?
   Наконец Саша остановился и обернулся к Джоане. Неизвестный мужчина продолжал безжизненно висеть у него на плече.
   - Пожалуй, ты права Джоана. Нам действительно придется вызвать "скорую помощь" и полицию. От этого никуда не деться. Вот только как ты собираешься, здесь это сделать? - спросил он.
   - А? - Джоана беспомощно оглянулась.
   Таксофона нигде не было видно. Редкие прохожие, шедшие по улице, с опаской смотрели на троицу странных людей, из которых один не подавал признаков жизни.
   Джоана хлопнула себя по лбу.
   - У меня же есть телефон!
   Она расстегнула сумочку и достала сотовый телефон. Хотела было уже начать нажимать на кнопки, но внезапно застыла с полуоткрытым ртом и пальцем, нацеленным на трубку.
   - Я не знаю по какому номеру здесь нужно вызывать службу спасения, - сказала она беспомощно глядя на Сашу.
   Он попытался пожать плечами, но поскольку на одном из них лежало килограмм семьдесят, а второе было ранено, у него ничего из этого не получилось, и он только поморщился.
   - Я тоже. Ничего не поделаешь, придется тащить его до ближайшего телефона. А ближайший телефон, похоже, будет только в кафе или ресторане. Пожалуй, пока я тащу этого бедолагу, тебе лучше пойти вперед. Вызови полицию и медиков. Пока мы добредем с ним, возможно, кто-нибудь из них уже приедет.
   - Хорошо, Алекс, - и Джоана быстрым шагом, почти бегом, помчалась к ярко освещенной авениде.
   В отель они вошли только на рассвете. За это время им пришлось объясняться с полицией, ответить на множество тупых вопросов и подписать протоколы дознания. Врачи кареты скорой помощи требовали, чтобы Саша поехал с ними в госпиталь святой Терезы, где ему должны были обработать и зашить рану. "Сделать операцию", - как они это называли. Но Саша только отмахнулся от них и попросил, чтобы ему сделали перевязку. Порез от ножа бандита был неглубокий, скорей это можно было назвать царапиной, и он не собирался из-за этого провести ночь в больнице.
   Бразильские врачи смотрели на него как на сумасшедшего. Да и было от чего. Мало того, что гринго ввязался в потасовку между какими-то местными бандитами с риском для собственной жизни, он еще и строил из себя какого-то героя, отказываясь от медицинской помощи.
   Но, наконец, все рассосались. Первой уехала "скорая помощь", за ней полиция, постепенно начала расходиться огромная толпа любопытных, скопившаяся у ресторана, откуда Джоане удалось позвонить.
   Ни о какой любви этим утром речь, конечно, уже не шла. И они ограничились братско-сестринским поцелуем на прощание, перед тем как пойти каждому в свой номер.
   Войдя к себе, Саша открыл чемодан и достал в кожаный футляр, в котором у него лежали самые необходимые медикаменты. После этого он принял душ, снял повязку, наложенную заботливыми, но не очень умелыми бразильскими врачами и выбросил в корзину для мусора в ванной. Вытащив из несессера маленький пузырек с желтой жидкостью, он открыл его, взял насадку, надел на широкое горлышко пузырька, свел пальцами края раны и нанес на нее жидкость широкой полосой. Немного защипало, но вполне терпимо. Через несколько секунд жидкость застыла и превратилась в эластичную повязку. Теперь нужно было дня три не беспокоить руку - неглубокая рана сама затянется без всяких швов, а на ее месте останется едва заметный шрам. Для конспирации Саша сверху наложил обычный бинт.
   Закрыв пузырек пробкой и промыв насадку струей горячей воды из-под крана, он убрал все в футляр и спрятал его на дно чемодана. Подойдя к своей кровати, он рухнул на нее как подкошенный и проспал до полудня.
   После того как они встретились с Джоаной за обедом, остаток дня был наполнен бесконечными нравоучениями и полным непониманием сути мужской души. Тем не менее, несмотря на всю ее занудливую женскую философию, Саша иногда улавливал на дне ее черных глаз какое-то тайное восхищение. Видимо, несмотря на всю правильность и цивилизованность этой американской женщины, где-то в самой глубине своего женского естества, в своей основе, она, конечно, оставалась все той же дикаркой, которая была опутана современными табу. Несмотря на все перемены, особенно в столь бурной второй половине двадцатого века, сутью человека, по-видимому, всегда останется та, которую он приобрел за десятки и сотни тысяч лет первобытной жизни.
   На следующий день, когда они возвратились с пляжа, в холле отеля к ним подошел хорошо одетый мужчина. Хотя Саша неважно рассмотрел в темноте лицо спасенного им человека, тем не менее, что-то знакомое в его облике, в сочетании с легкими следами побоев под умело нанесенным гримом не заставили Сашу долго размышлять над тем, кто сейчас стоит перед ним.
   - Добрый день, сеньора! Сеньор Хантер, позвольте выразить вам мою глубокую благодарность за помощь. Вы спасли мне жизнь, и я навечно в долгу перед вами.
   Саша переминался с ноги на ногу, рассеянно оглядывался по сторонам и не знал, куда ему деваться от бурно и высокопарно выражающего свою благодарность креола.
   - Не хочу быть навязчивым, - сказал креол, хватая Сашу за руку и энергично встряхивая ее. - Но я ваш вечный должник. Разрешите представиться - Фелипе Гонсалвиш, геолог. Не хочу быть назойливым, но разрешите спросить, сколько еще вы намереваетесь пробыть в Бразилии?
   Саша пожал плечами.
   - Несколько дней.
   - Жаль, очень жаль, сеньор Хантер.
   - Да, конечно, но все когда-то заканчивается, тем более отпуск. Нужно возвращаться к делам, сеньор Гонсалвиш.
   - Да-да, я понимаю. В таком случае, разрешите пригласить вас сегодня вечером на ужин, в знак благодарности и признательности за то, что вы для меня сделали.
   - Ну, я не знаю, - Саша в нерешительности оглянулся на Джоану. Она едва заметно повела головой из стороны в сторону. Саша вздохнул, но отказать настырному креолу, который с такой собачьей преданностью и благодарностью смотрел на него, язык не повернулся. Он согласился на предложение Гонсалвиша, за что тут же получил маленьким кулачком чувствительный удар в область поясницы.
   Когда раскланявшись со своими спасителями креол удалился, тут же сзади раздалось недовольное шипение Джоаны.
   - Зачем ты связываешься с этой темной личностью? Как он вообще узнал твое имя и где ты живешь? Зачем ты постоянно ищешь неприятности на свою голову?
   - Ну, почему сразу "темная". Я действительно помог ему. Это естественное чувство любого нормального человека - как-то отблагодарить своего спасителя. Все остальное очень просто - наверняка он узнал это в полиции. Там ведь есть наши фамилии и адрес в протоколе.
   - Ну, ты как знаешь, а я на этот так называемый "благотворительный" ужин не пойду. Ты его спас, ты с ним и общайся, а у меня нет никакого желания слушать болтовню этого аборигена.
   Джоана развернулась и пошла прочь.
   Саша хотел было пойти за ней следом, остановить ее, но сразу же погасил в себе этот порыв. "Какого черта? Она уже ведет себя как законная супруга, с которой он прожил лет десять, не меньше. В конце концов, это начинает надоедать. Захочет, вернется, нет - скатертью дорога. Если она надеется, что он будет за ней бегать и униженно молить о прощении неизвестно за что, только ради того, чтобы она соизволила пустить его к себе в постель, то она сильно ошибается". И вообще, он уже начинал думать, что совершил большую ошибку, завязав знакомство с этой американкой, а не с одной из местных красавиц. Проблем было бы меньше.
   Когда Саша вошел в ресторан, Фелипе уже был там и поднялся из-за стола ему навстречу с широкой улыбкой на побитом лице.
   Мягкое вечернее освещение в ресторане само по себе скрывало многие детали, а кроме того обладатель широкой улыбки приложил немало усилий, чтобы скрыть следы от побоев. И хотя косметика не очень идет мужчине традиционной ориентации (правда Саша не знал как там обстоят дела с ориентацией у креола) тем не менее, он понимал, что иначе Гонсалвиша с такой разукрашенной физиономией могли просто не пустить в приличный ресторан.
   Подчиняясь приглашающему жесту Фелипе, Саша уселся за стол, на котором уже были закуски и стояла бутылка дорогого вина.
   После того как официант открыл бутылку, а Фелипе продегустировал вино, официант разлил его по бокалам и удалился. Креол взял свой бокал и предложил выпить за Сашино здоровье.
   - Алекс, я вам очень благодарен, но надеюсь, что в дальнейшем вы будете более осмотрительным и не стане ввязываться во все уличные драки, - и он добродушно улыбнулся.
   - Постараюсь последовать вашему совету, сеньор Гонсалвиш, хотя...
   - Фелипе, просто Фелипе. У нас в Португалии не принято так, как у вас в Америке, обращаться официально. Мы даже своего президента и то называем только по имени.
   - Хорошо, Фелиппе.
   Саша ощущал некоторую неловкость как из-за того, что перед ним сидит человек, которому он, возможно, спас жизнь, во всяком случае значительную часть здоровья, так и от того, что он не очень понимал, о чем собственно им дальше говорить.
   Но он скоро осознал, что его это не должно заботить. Сеньор Гонсалвиш говорил за двоих, или даже за троих. Как ни в чем не бывало он рассказывал Саше истории из своей богатой событиями жизни. Как оказалось большую часть ее он провел в сельве - джунглях Амазонки, в поисках полезных ископаемых для компаний, в которых работал, и ведя геологическую съемку местности, по которой должны проходить дороги. Немудрено, что интересных, забавных (и не очень) историй у него накопилось не на один ужин.
   Саша было любопытно послушать рассказы об этих экзотических местах из уст очевидца, так что креол приобрел в его лице весьма благодарного слушателя. А что может быть важнее для рассказчика?
   Они просидели до позднего вечера, и, обменявшись любезностями, попрощались. Саша искренне думал, что встретился с Фелипе Гонсалвишем последний раз в своей жизни, так как не видел каких-либо точек соприкосновения в их судьбах.
   Проходя мимо номера Джоаны, он приостановился и колебался несколько мгновений, но потом пересилил себя и пошел в свой номер.
   Когда он включил свет, живописная картина, которую он увидел, застала его врасплох.
   Все в его номере было перевернуто вверх дном - похоже у него был то ли обыск, то ли ворвалась шайка воров - но воров каких-то странных, видимо с поврежденной психикой, но дело было даже не в этом. Воровать тут у него в общем-то было особенно нечего, кроме вещей, которые для него мало что значили. Но, когда он вошел в спальню и увидел на своей кровати невнятно мычащую Джоану со связанными руками и ногами и с заклеенным прозрачной липкой лентой ртом, это его безусловно сильно удивило.
   - Джоана, черт возьми, что все это значит? - спросил Саша, оглядывая комнату, заваленную разбросанными вещами и пухом из распоротых подушек.
   Если бы американка обладала даром пирокинеза, то Саша, несомненно, в это мгновение сгорел как метеорит в плотных слоях атмосферы. Хотя она не могла ничего членораздельно сказать с заклеенным ртом, несмотря на то, что отчаянно пыталась избавиться от ленты, наклеенной на ее губы, однако, общая направленность ее возможной тирады угадывалась даже без слов.
   Саша, поколебавшись, стал потихоньку отделять скотч от лица Джоаны, что вызвало у нее новый всплеск эмоций. Тогда он набрался духа и одним резким движением сорвал липкую ленту, от чего Джоана, сорвавшая голос, хрипло зарычала как раненная тигрица. Саша тут же пожалел о том, что вернул девушке способность говорить, так как на него немедленно обрушились потоки проклятий и жалоб.
   Пока Саша развязывал полотенца, которыми она была связана, ему пришлось узнать много нового не только о себе, но и о своих родителях и предках до четвертого колена, и о их странных сексуальных наклонностях.
   Немного успокоившись Джоана перешла к более-менее человеческой речи.
   - И ты еще спрашиваешь, что все это значит? Идиот, скотина, кретин! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что все это следствие твоей идиотской выходки, когда ты ввязался в драку между бандитами.
   Саша попытался было что-то возразить, но едва он приоткрыл рот, как в него полетела распоротая подушка, и Джоана завопила.
   - Да-да, и не смей мне возражать. Этот спасенный тобой креол такой же бандит, как и те остальные, если не хуже. Иначе за каким дьяволом им нужно было хватать меня, затаскивать в твой номер, переворачивать все здесь вверх дном, да еще угрожать убить меня, если я не расскажу им, где находится самолет! Ты представляешь! Я должна была рассказать им, где находится какой-то траханый самолет! Они сумасшедшие. Это страна сумасшедших. Я давно это знала, но сейчас мне пришлось испытать это на самой себе. Господи, как же меня отговаривали Сюзанна и Мери - это мои подруги, - голосом диктора на радио совершенно спокойно пояснила Джоана, и тут же продолжила с прежними завывающими интонациями, - не ехать к этим проклятым латиносам. Чем в Майями хуже, чем здесь? Ничем. Только в Майями не устраивают вечерами поножовщину на улицах и никто не ворвется в твой номер отеля, и не будет угрожать тебе смертью, если ты не перескажешь на память расписание ближайших самолетов до Нью-Йорка.
   - А они, что - собираются в Нью-Йорк? - невинно поинтересовался Саша.
   Джоана с подозрением посмотрела на него, но не заметив ничего сомнительного на простом и открытом (но мужественном) лице, буркнула:
   - Нет, это я просто так сказала. Они прекрасно знают, что в Нью-Йорке кроме тюрьмы им ничего не светит. Зачем им туда ехать?
   - Но ты сама только что сказала, что они спрашивали тебя о каком-то самолете?
   - Я ничего не знаю ни о каком самолете! - снова заорала Джоана. - Эти ублюдки, будь они прокляты, ищут какой-то самолет и поэтому собрались меня пытать. В Америке такого со мной никогда бы не случилось.
   - По-моему ты преувеличиваешь, Джоана, Тоже самое с тобой могло случиться и в Майами, и в Лос-Анджелесе и вообще, где угодно! К сожалению преступники есть везде. Но самое главное, если мой номер хотели обокрасть, то с чего ты взяла, что это как-то связано с тем, что произошло позавчера вечером?
   - С чего я взяла?! Идиот, кретин! - Джоана выплюнула залетевшие ей в широко открытый рот перо от подушки. - Да в том-то и дело, что связано! Они явно что-то искали, но ничего не взяли. А самое главное, я хоть и не понимаю по-португальски, но, слава богу, что значит в их разговоре "Фелипе Гонсалиш" я способна понять! Спасибо горничной, она постучала в дверь и эти гангстеры сразу отстали от меня, а потом связали, пригрозили, размахивая ножом у меня перед глазами, что если я посмею кому-нибудь рассказать об их визите, то они отрежут мне язык и убрались прочь.
   "Возможно, это была не такая уж плохая мысль", - грустно подумал Саша, но вслух разумеется ничего такого не сказал.
   - Да, этот "отдых" я не забуду никогда! Ноги моей не будет больше в этой стране, будь она трижды проклята! - Джоана задумалась, а потом добавила. - Ноги моей никогда не будет южнее Рио-Гранде.
   - Джоана, перестань. Ты ругаешься как пьяный матрос.
   В ответ Джоана разрыдалась. Саша приобнял ее вздрагивающие плечи и погладил по спине, успокаивая.
   - Ну, ну, девочка, перестань. Не все так страшно. Главное, что ты жива и здорова. Я уверен, что больше они не посмеют здесь появиться. А через пару дней мы все равно уедем отсюда навсегда. И будем вспоминать это просто как забавное приключение.
   - Забавное приключение! - снова начала заводиться Джоана. - Может быть для тебя это и приключение. Ведь это не тебя лапали эти черномазые ! - в возбуждении чувств, Джоана забыла даже о такой святой вещи, как политкорректность.
   - Еще неизвестно чем бы все это кончилось - если бы не этот случайный стук в дверь горничной, они могли меня изнасиловать! - оттенком мечтательности в голосе задушевно сказала Джоана. - Но и это не самое страшное - они вполне могли меня убить!
   - Ну не убили же! - возразил Саша, начиная терять терпение. - Они и не собирались тебя убивать. Зачем это им?
   - А зачем им было врываться в твой номер? Зачем вспарывать подушки?
   - Ну, этого я не знаю. Наверное, они искали какие-то ценности. Я не знаю только, почему они решили, что у меня в номере хранится что-то ценное, тем более в подушках. Видимо, они просто ошиблись и что-то перепутали - залезли не в тот номер. В любом случае я думаю, что это больше не повторится.
   - Нужно вызвать полицию.
   - О, господи. Джоана, твоя американская привычка по любому поводу вызывать полицию у меня уже в печенках сидит. Я не собираюсь вызывать никакой полиции, а потом целый день потратить на объяснения с местными полицейскими и заполнение кучи разных бумаг. Максимум, что я сделаю это вызову горничных, которым придется здесь хорошенько поработать. Если, конечно, отель не хочет иметь неприятности как раз с тем самым вызовом полиции, о котором ты говоришь. А пока, если ты не возражаешь, давай перебазируемся в твой номер. Надеюсь, там они не побывали.
   - Я тоже на это надеюсь.
   Они провели с Джоаной плохую ночь. Девушка часто кричала во сне и размахивала руками, иногда попадая ему в ухо. Утром Саша зашел в свой номер, чтобы посмотреть как служащие отеля навели там порядок. Он увидел, что порядок действительно идеальный, за исключением одного момента - в кресле у журнального столика сидел Фелипе Гонсалвиш.
   На этот раз Саше изменила выдержка, и он воскликнул, не сдержавшись:
   - Это опять вы!
   Вставший с кресла гость улыбнулся смущенно и в то же время несколько обиженно. Он пожал плечами как бы подтверждая: "Да, что поделаешь, это опять я".
   - Сеньор Хантер, прошу прощения за то, что вторгся в ваш номер. Я уже в курсе того, что здесь случилось.
   "Интересно, откуда?" - подумал Саша.
   - Но, собственно, еще и поэтому я и решил поговорить с вами обо всем не откладывая.
   - О чем "обо всем"? - совершенно равнодушно переспросил Саша. Этот человек уже начинал его утомлять.
   - Присаживайтесь, это довольно длинная, хотя и очень интересная история, - предложил Гонсалес.
   - Если очень длинная, то я, пожалуй не буду присаживаться, может быть тогда вы расскажете ее покороче, - ледяным тоном ответил Саша, которому было неудобно просто взять за шиворот недавно спасенного им человека и вышвырнуть за дверь.
   - Хорошо, сеньор Хантер, - с ангельской покорностью согласился креол. - Как вам будет угодно. Я вовсе не хочу злоупотреблять вашим вниманием. Я понимаю, что наверное уже надоел вам со своими проблемами, но прежде чем уйти, я бы хотел дать вам возможность получить кое-какую выгоду от вашего знакомства со мной. Тем более, что пока вы имели от него одни убытки.
   Гонсалвиш сделал жест как бы показывая на те вещи, что вчера вечером были разбросаны здесь повсюду неизвестными бандитами, напавшими на Джоану.
   Саша с обреченным видом опустился в кресло напротив Гонсалвиша и сказал:
   - Ну, что же. Я не очень понимаю, о каких выгодах может идти речь, но тем не менее я готов вас выслушать в том случае, если это будет действительно интересная история. И попрошу вас быть как можно более лаконичным. Меня ждут.
   - О да, я понимаю. Сеньора Джоана. Ах, как я вас понимаю! Когда ждет такая женщина, мы мужчины готовы забыть обо всем. Даже о сверкающих стекляшках, которые они так любят.
   - Что вы имеете в виду? - насторожился Саша.
   - Видите ли, сеньор Хантер, как я вам уже рассказывал, я геолог. Год назад я был в сельве. Компания, в которой я тогда работал, взяла подряд на прокладку дороги. Не буду утомлять вас деталями. Случилось так, что я оказался в нужное время в нужном месте. Видимо, так было угодно моей судьбе. В нескольких десятках километров от места наших работ на трассе разбился небольшой самолет, перевозивший необработанные алмазы с прииска Онтумбе. Я, конечно, тогда об этом ничего не знал. Однако вечером следующего дня из сельвы появился едва живой человек - весь израненный в неописуемых лохмотьях - почти голый. Как ему удалось остаться в живых после падения самолета и пройти около сорока километров по сельве остается только гадать. Наверное, он родился сразу с двумя серебряными ложками во рту. По крайней мере, до того как он появился у нас ему неописуемо везло. Буквально за несколько сотен метров до того места, где мы его увидели, то есть буквально за несколько минут до спасения его укусила жарарака. У нас была сыворотка, и мы ввели ее ему. Но было уже поздно. К тому же организм его был слишком ослаблен. Врач нашей экспедиции ничего не смог сделать.
   - Если вы называете это неописуемым везением, сеньор Гонсалвиш, то что же в таком случае фатальное невезение?
   - Вы совершенно правы, сеньор Хантер. Для этого бедняги было бы лучше погибнуть сразу вместе с самолетом и всеми, кто на нем находился. Этим он избежал бы лишений и бессмысленных, как оказалось в итоге для него, мучений. Но не для нас с вами.
   - А я-то здесь при чем?
   - Не спешите, сеньор Хантер. Перед смертью бедняга кое-что рассказал. Врач в этот момент отлучился и с ним остался один я. Из его отрывочных фраз, сказанных в полубреду, я понял, о чем идет речь. Через несколько минут появился врач, но несчастный больше ничего связного не сказал. Той же ночью этот человек умер. Честно говоря, я не придал особого значения его словам. О чем сейчас очень жалею. Мы были не так далеко и вполне могли бы добраться до того самолета. Тем более, что бедняга успел назвать точные координаты падения машины. Однако у меня были более важные, как я тогда считал дела, связанные с прокладкой дороги. Да и, честно говоря, сказанное в горячечном бреду каким-то оборванным незнакомцем, возможно сошедшим с ума, пока он пробирался по сельве, не вызывало к себе особого доверия. Затем нас перебросили на новый участок дороги, и я почти забыл об этой истории. Но несколько дней назад ко мне пришли люди из клана Оксадо. Насколько я понял, эти алмазы были скуплены ими у старателей по дешевке, а затем они собирались контрабандой переправить их в Венесуэлу. Ну, догадаться об этом было в общем-то несложно. Они потребовали у меня, чтобы я отдал им алмазы. Несмотря на все мои заверения, что я не имею никакого отношения к их алмазам, у меня их нет и быть не может, они мне, конечно, не поверили, предъявили фотографию того бедолаги с самолета, который умер, можно сказать, у меня на руках, объяснили, что они провели свое расследование и выяснили, что я мог кое-что узнать от оказавшегося в живых члена экипажа самолета, перед тем как он отдал богу душу. С большим трудом мне удалось вырваться из той квартиры, в которую они меня затащили. Дальнейшее вам известно. Как бы там ни было, но вы спасли мне жизнь. Эти люди - мафия, бандиты. Я понял, что они теперь от меня не отстанут. Конечно, кажется, самым простым было бы назвать им те координаты падения самолета, которые дал мне погибший летчик, но я не столь наивный человек, чтобы поверить им - как только я назову эти цифры, они тут же меня убьют, в лучшем случае оставят в живых до того, как найдут самолет. В таких делах свидетелей не оставляют. Я жив до сих пор только по тому, что они все-таки надеются еще раз отловить меня и выбить нужные сведения.
   - Да, история занятная, - протянул Саша.
   - Весьма, весьма занятная, сеньор Хантер, - подтвердил Гонсалвиш. - По сути дела у меня теперь есть только один выход - первым добраться до проклятого самолета, забрать алмазы и исчезнуть из этой страны. Но как вы понимаете, одному мне это не под силу. Подходящих людей, которые согласились бы пройти со мной этот путь, и на которых я мог бы положиться еще надо найти. И хотя у меня есть на примете один человек, но этого мало. Для такого дела нас должно быть хотя бы трое. Из реплик бандитов, которые меня расспрашивали, вернее допрашивали как какие-нибудь эсэсовцы, я понял, что там в самолете находится бронированный кейс весом около десяти килограмм. Десять килограмм необработанных алмазов! Представьте себе это зрелище сеньор Хантер! Даже, если считать их просто как сырье, то по самым скромным подсчетам там на два с половиной - три миллиона долларов. После обработки их вес, уменьшится раза в два, а цена увеличится раза в три. Я не жадный, поверьте мне, сеньор Хантер. Я предлагаю поделить наш приз, в том случае если мы сумеем его найти, поровну на нас троих. Это будет примерно по миллиону долларов на каждого, а может быть и больше. Я думаю, что ради таких денег стоит рискнуть. Тем более, что сам риск не так уж велик.
   - Судя по вашей физиономии и по моей руке этого не скажешь, - со скептической улыбкой проворчал Саша. - Ваше предложение выглядит очень заманчиво, сеньор Гонсалвиш. Деньги, тем более такие, никогда не помешают. А я не скрою, испытываю в последнее время кое-какие финансовые трудности. Но насколько все это реально? И как вы собираетесь организовать поиски? Кроме того, мне бы очень хотелось перед тем как что-то решать увидеть третьего члена нашей экспедиции. Раз уж мы идем в сельву, конечно, я знаю об амазонской сельве только понаслышке, и, возможно, слухи о ней несколько преувеличены, однако даже этот эпизод, о котором вы рассказали, когда человек погиб фактически рядом со стоянкой вашего отряда, прокладывавшего дорогу, говорит о том, какие опасности могут нас поджидать. Вряд ли у нас получится легкая прогулка.
   - Да, конечно, сеньор Хантер, но я и не говорил, что нам предстоит всего лишь легкая прогулка и пикник. Конечно, будут определенные трудности, но совсем не те, которые пришлось претерпеть этому несчастному летчику. Вот смотрите, - Гонсалвиш достал из кармана карту и разложил ее на столе. - Мы долетим до Манауса на самолете. Здесь, - он ткнул пальцем в густо-зеленое пятно, беспорядочно разделенное в десятках направлений тонкими голубыми линиями рек, - пересядем на моторную лодку и пройдем вверх по Амазонке до местечка Араутама. Там мы возьмем несколько местных индейцев в проводники и носильщики. И нам останется километров пятьдесят по прямой до цели нашей экспедиции. При самых неудачно складывающихся обстоятельствах, мы пройдем этот путь за два-три дня. Но даже, если что-то помешает нам выдерживать этот не столь уж высокий темп, максимум через неделю мы будем на месте. После этого мы находим подходящую поляну и вызываем вертолет - его пилот и одновременно хозяин мой хороший знакомый венесуэлец. Вся экспедиция даже при самых неблагоприятных условиях займет максимум восемь-десять дней. Ну, что скажете, сеньор Хантер?
   - Скажу, что все это очень интересно и чертовски заманчиво, но больше похоже на сказку.
   - Правда часто похожа на сказку куда больше, чем на правду, - философски заметил Гонсалвиш. - Я понимаю, для вас все это довольно неожиданно, однако, вы производите впечатление весьма крепкого и бывалого человека. Судя по тому как вы отделали бандитов, которые напали на меня, вряд ли эта недельная поездка представляет для вас непреодолимые трудности. Соглашайтесь, сеньор Хантер! Я предлагаю вам этот миллион от чистого сердца, и в благодарность за вашу бескорыстную помощь. К тому же я чувствую свою вину - ведь вы пострадали, получили ранение из-за меня.
   - Ну да, а потом всю жизнь за мной будет гоняться бразильская мафия.
   - Я так не думаю. Конечно, риск есть. Но он есть только до тех пор, пока мы здесь. Как только мы пересечем границу, уже в Венесуэле, мы будем практически в безопасности. А после того, как вы окажетесь у себя дома в Америке, а я тоже найду себе неплохое местечко где-нибудь в Европе, о местных гангстерах можно будет забыть. Тем более, что абсолютной уверенности у них в том, что я что-то знаю у них нет и быть не может.
   - Хорошо, можете считать, что получили мое предварительное согласие. Но прежде чем оно станет окончательным, я хотел бы встретиться с тем загадочным третьим человеком, о котором вы не хотите ничего говорить.
   - Ради бога, сеньор Хантер! Никаких проблем! Не будьте таким подозрительным. В третьем члене нашей маленькой экспедиции нет совершенно ничего загадочного - вы сами в этом убедитесь. Это просто сильный доброжелательный парень. Он будет основной физической силой нашего отряда. Его имя - Нильс Йоргенсен вам все равно ничего не скажет. Когда вы его увидите, я уверен, этот парень вам понравится.
   - Нильс Йоргенсен? Не похоже, чтобы он был местным.
   - Ну, как вам сказать. Бразилия это смешение многих рас и национальностей со всех континентов. Конечно, потомки португальцев и негров-рабов составляют подавляющее большинство, но вообще кого тут только нет - от китайцев до норвежцев.
   - Стало быть, он норвежец?
   - Наверно, меня это никогда не интересовало. К тому же эти северяне такие молчуны. Зато он отличный парень и очень надежный. Он не любит рассказывать о себе, но в конце концов это его право. А я никогда не любил лезть в чужую душу. Чтобы его не заставило уехать несколько лет назад со своей родины - несчастная любовь или какое-то преступление, а может быть и то и другое, но за время, что я его знаю по совместной работе, этот молчун проявил себя с самой лучшей стороны.
   От Рио-де-Жанейро до Манауса они летели на "боинге" "Бразильен Эр компании". В иллюминатор било лучами солнце, больше незагороженное оставшимися под ними облаками. Сразу становилось понятным, что между ними и солнцем нет ничего кроме пустоты космоса и это невольно вселяло в душу какое-то беспокойство.
   За один день, проведенный в Манаусе им пришлось здорово побегать, чтобы купить все необходимое для их маленькой экспедиции.
   Молчаливого, огромного норвежца Гонсалвиш действительно использовал как вьючное животное, хотя и на долю остальных - Саши и самого Гонсалвиша, пришлось немало груза.
   Вечером они затащили последнюю поклажу на борт ржавого катера и отвалили от берега.
   Саша проснулся рано утром. Он спал на верхней полке их тесной каюты. Внизу похрапывал норвежец и неслышно спал Фелипе Гонсалвиш, втравивший его в эту авантюру.
   Саша, стараясь не потревожить своих спутников, слез со своей койки и поднялся на палубу.
   К его удивлению и без того тесная палуба небольшого суденышка была заставлена разнокалиберным грузом - тюками, бочками, ящиками и, судя по их количеству, для капитана их катера, они сами были всего лишь попутным грузом.
   Стоявший у штурвала капитан, обернулся к нему, расплылся в улыбке и помахал ему правой рукой, левой продолжая вести катер.
   Саша тоже улыбнулся и помахал в ответ.
   Обмен любезностями на этом закончился, и он осмотрелся вокруг. Амазонка, больше похожая в этих местах не на реку, пусть даже и великую, а на море, медленно катила свои бурые воды от горизонта до горизонта. Мощь природы невольно внушала уважение и даже трепет.
   Однако через несколько минут созерцание однообразной поверхности вод наскучило Саше, и он вернулся в каюту.
   Креол и норвежец уже проснулись и раскладывали на откидном столике запасы провизии. Еда была простая, по крайней мере для здешних мест, но питательная - мясные консервы и тропические фрукты.
   Саша, не долго думая, присоединился к ним.
   Всегда мрачный норвежец, едва кивнувший ему в знак приветствия, открывал банки огромным кинжалом и ставил их на столик.
   Атмосфера была немного натянутая. Видимо, почувствовав это, Фелиппе после того, как очистил свою банку с консервированным мясом и запил чашкой быстрорастворимого кофе, ни с того, ни с сего начал рассказывать очередную историю из своей жизни. Возможно, он и пытался развеселить их, но выбранный им из закромов своей памяти рассказ о том, как одного из членов их поисковой партии утащила в сельву огромная анаконда, почему-то не вызвал прилива энтузиазма у его слушателей.
   Сообразив, что его рассказ попал немного не в струю, Фелипе тут же переменил тему и перешел к рассказу о том как он развлекался в одном из борделей Рио-де-Жанейро. Этот рассказ вызвал некоторый интерес даже у Йоргенсена.
   Из тех наблюдений, которые успел сделать Саша, выходило, что мрачного норвежца в какой-то степени интересуют еда и женщины. Как и любое другое животное. Впрочем, для этого не требовалось особых исследований и умозаключений. Достаточно было посмотреть на его плечи и туповатое выражение лица, чтобы сразу догадаться - китайская пейзажная лирика и музыка Баха его наверняка не интересуют.
   Часа через три терявшиеся на горизонте берега Амазонки начали постепенно сближаться, и во второй половине дня она все больше и больше стала напоминать хотя и огромную, но все же реку.
   Незадолго до заката к ним в каюту заглянул капитан и сообщил, что примерно через полчаса они пристанут у индейского поселка.
   Фелиппе улыбнулся:
   - Ну, вот, камрады. Мы почти у цели. Переночуем у индейцев и завтра рано утром пойдем в сельву.
   Жевавший кусок хлеба с положенным на него ломтем консервированной курятины, Йоргеннсен на секунду остановил движение челюстей, а затем молча его возобновил. Единственное, что могло примирить Сашу со спутниками и окружающей обстановкой это лежащие где-то в нескольких десятках километров от них в амазонской чащобе предназначенные ему алмазы примерно на миллион долларов.
   Он поднялся на бак и стал с любопытством разглядывать уже совсем недалекие берега, заросшие буйной ярко-зеленой растительностью. С расстояния в сотню метров они казались сплошной стеной, выраставшей прямо из воды и лежали дальше обманчиво мягким ковром, который можно было заметить только потому, что кое-где этот ковер поднимался вверх. Но, в общем, местность постепенно повышалас к горизонту, хотя и не сильно. Зрелище этой мощной, распирающей землю жизни завораживало.
   Видимо их селение не так часто посещали даже такие корабли как тот, на котором прибыли путешественники, потому, что для индейцев это был настоящий праздник.
   Мужчины, одетые кто в рваные штаны, кто просто в набедренных повязках, перетаскивали на берег груз для католической миссии. Главой и единственным представителем этой миссии был священник, одетый в странный для его профессии наряд - шорты и рубашку. О его духовном звании говорил только массивный серебряный крест на солидной цепи, которым он словно бы благословлял царившую вокруг суету.
   Детишки с криками бегали вокруг, увеличивая суматоху. Гонсалвиш поздоровался с падре Ринальдо и представил своих спутников. О цели их экспедиции он сообщил, что они орнитологи и хотят добыть здесь несколько редких экземпляров птиц, на что имеют соответствующее разрешение из департамента охраны природы. Фелипе значительно похлопал себя по нагрудному карману рубашки, но доставать мифическое разрешение не стал. Отец Ринальдо кивал, но на его лице с брезгливо поджатой нижней губой были отчетливо написаны невысказанные слова: "Знаю я ребята, какие вы орнитологи". Тем не менее он указал им место для ночлега в одной из индейских хижин, из которой пришлось на одну ночь убраться постоянным обитателям. В знак благодарности Фелипе, зная не понаслышке стеснительные условия таких миссий, передал падре два лишних ящика консервов, предусмотрительно купленных им в Манаусе специально для этого случая.
   Сумерки как обычно здесь быстро превратились в непроглядную тьму тут же наполнившуюся тысячеголосыми криками обитателей сельвы, как будто ждавшими когда она наступит, чтобы начать свою настоящую жизнь, проходившую ночью и заключавшуюся в усиленном пожирании друг друга.
   Отец Ринальдо зажег керосиновую лампу и, будучи представителем интересов маленькой индейской общины, обговорил с Фелипе условия предоставления носильщиков. После чего, осенив их крестным знамением, он покинул хижину, захватив с собой лампу.
   Гонсалвиш с усмешкой посмотрел ему вслед и предложил не теряя времени ложиться спать. Они забрались в гамаки и уже почувствовав на себе, что значит амазонские "москиты" несмотря на то, что время от времени старательно опыляли себя репеллентом из аэрозольных баллончиков, постарались получше подоткнуть под себя тончайшую нейлоновую сетку, которая по идее должна была защитить их ночью от пронырливого гнуса.
   Средства от летающих насекомых и противомоскитная сетка сделали свое дело, и Саша за всю ночь просыпался от противного жужжания комара над ухом не больше десяти-пятнадцати раз.
   Не выспавшийся и злой он едва дождался рассвета, чтобы вылезти из гамака. Мрачный норвежец уже сидел на деревянном чурбаке, заменявшим местным обитателям стулья и время от времени похлопывал себя то по щеке, то по лбу, расправляясь с ненасытными маленькими кровососами. Не сказав ни слова, они молча поняли друг друга. И с завистью, граничащей с ненавистью, посмотрели в сторону гамака, где блаженно посапывал Фелиппе. Этого частого посетителя сельвы москиты считали уже за своего.
   Посидев так минут пятнадцать и выкурив по сигарете, чей дым немного отпугивал комаров, они решили разбудить Гонсалвиша. Фелипе отошел за ближайшие деревья, после чего с плотоядной улыбкой хорошо выспавшегося человека предложил позавтракать и начать готовить поклажу для индейцев.
   Выглянуло солнце и как по команде смолкли нескончаемые ночные крики и вопли. Неведомые животные, испускавшие их всю ночь перебрались к местам своей дневной лежки и устраивались на отдых до следующей ночи.
   Они стали вскрывать ящики и распаковывать тюки. С сельвой не шутят, поэтому несмотря на одуряющую жару, помноженную на высокую влажность, что взятое вместе давало эффект постоянно работающей русской бани, в результате чего их одежда была всегда мокрой от пота, им пришлось надеть высокие кожаные ботинки с толстой подошвой, брюки из грубой ткани и рубашки с длинными рукавами. После этого настал черед оружия. Каждый из них получил пояс с ножнами для мачете и кобурой, из которой торчала рукоятка револьвера. Кроме того, Фелиппе торжественно вручил им по винчестеру. Все остальное - запас еды, питьевую воду в канистрах, постели, гамаки с противомоскитными сетками и четырехместную палатку должны были нести индейцы-носильщики, которые уже стояли перед ними, готовые к походу, то есть намазанные смесью красной глины и звериного жира с головы до ног. Видимо, этому проверенному тысячелетиями средству от москитов индейцы доверяли больше, чем европейской одежде и какому-то вонючему пару, который бледнолицые выпускали на себя из разноцветных железных трубочек. Они переступали босыми ногами, никогда не знавшими обуви и под их окаменевшими ступнями хрустели ломавшиеся ветки.
   Однако, ни один из трех путешественников обмазываться красно-бурой жидкостью, по их примеру, не собирался.
   Они отошли едва на сотню шагов от селения, как им пришлось браться за мачете. И хотя основную работу выполняли проводник и два его помощника, а белые и четыре носильщика шли сзади, Саше, Гонсалвишу и норвежцу тоже приходилось время от времени отрубать какую-нибудь упрямую лиану.
   Сверху постоянно сыпалась труха пополам с огромными слизняками, которые попадая на открытые участки тела вызывали сильные ожоги. Путешественников спасали конусообразные шляпы с широкими полями. Иногда они видели или им казалось, что они видели как в нескольких метрах ярко-раскрашенной струей скользило змеиное тело. Или трещала сухая ветка под лапой пятнистого ягуара. Но индейцы оставались совершенно спокойны, а это значило, что непосредственной опасности нет или это всего лишь обман зрения.
   Фелиппе постоянно сверялся с компасом и время от времени говорил что-то проводнику, с грехом пополам понимавшему португальский, благодаря усилиям падре Ринальдо.
   Вечером, когда индейцы вывели их на небольшую поляну и стали обустраивать место для ночлега, Гонсалвиш с довольной улыбкой посмотрел на двух своих спутников и сказал:
   - Хорошее начало, господа. Сегодня мы прошли почти треть пути.
   Утром четвертого дня Гонсалвиш, предупредивший их накануне, что дальше им придется идти самим - не стоит показывать индейцам настоящую цель их пути, до которой по его расчетам осталось не более двух-трех километров, отпустил индейцев, и они вышли в путь, который должен был через несколько часов привести их к цели экспедиции.
   Теперь впереди не было индейцев, прорубавших дорогу сквозь густые заросли. Им приходилось самим, сменяя друг друга становиться вперед и махать тяжелыми мачете.
   Прошло три часа и лицо Гонсалвиша становилось все более озабоченным. Саше это совсем не нравилось, но он молчал.
   Наконец Гонсалвиш остановился и объявил привал. Они уселись на землю, прислонившись спинами к толстым деревьям с гладкими как у бамбука стволами. Руки гудели от напряжения после того как несколько часов пришлось махать мачете, разрубая то сочную мякоть зеленых лиан и гигантских папоротников, то жесткие и упругие, плохо поддающиеся даже острой стали тонкие стволы древесного подроста.
   Посидев минут десять и выпив глоток воды, Саша все-таки не выдержал и спросил:
   - Фелипе, ты уверен, что мы идем в правильном направлении?
   - Да, Алекс, конечно уверен. Просто мы идем немного медленнее, чем я рассчитывал, вот и все.
   И они поднялись, чтобы идти дальше.
   Когда они сделали первый шаг и образовали на мгновение треугольник, Саша услышал как Гонсалвиш что-то быстро и коротко бросил норвежцу по-португальски и тот вдруг взял его на захват, сжав сгибом локтя шею. Ничего подобного Саша не ожидал и на мгновение растерялся, но зато не растерялось его тело - сработали рефлексы, когда-то вбитые в него до автоматизма тысячами тренировок. Если кто-то схватил тебя за горло, как бы не было это для тебя неожиданно, это враг, которого нужно убить. Его сознание в такие моменты просто отключалось, мозг переставал взвешивать все за и против, и он превращался в не рассуждавшую машину для убийства, потому что только так можно было уцелеть в такой ситуации.
   От мощного удара локтем в подреберье норвежец застонал. Другой от такого удара был бы уже мертв или по крайней мере отключился и разжал ему горло. Но этот норвежский гигант оказался слишком крепок - он только немного ослабил свою хватку. Спереди наступал Гонсалвиш. Он, видимо, не думал, что ему придется помогать норвежцу и потерял на этом несколько очень важных мгновений. Однако он быстро сориентировался и выставив вперед руку с мачете уже приготовился нанести Саше колющий удар прямо в грудь. Саша напряг все силы и сделал полуоборот, перенеся вес тела на левую ногу и заставив Йоргенсена выбирать - либо подставить собственную спину под удар Гонсалвиша, либо отпустить противника. Потеряв терпение от навязчивости норвежца, Саша воткнул ему в бок свой нож, всегда висевший у него на поясе, и которым он последние дни пользовался только для того, чтобы порезать хлеб или вскрыть банку консервов - по сравнению с мачете этот нож с клинком длиной в две ладони казался просто перочинным. Одновременно он выхватил из кобуры револьвер и как только взревевший от боли Йоргенсен отпустил свою бывшую жертву и застыл с недоумением глядя на ручку ножа, торчащую из его печени, выстрелил в Гонсалвиша.
   Вместо выстрела раздался сухой щелчок. Не выпуская револьвера из рук, Саша перекатился через голову к ближайшему дереву и встал за него, одновременно опять нажав на курок. И снова выстрела не было.
   Теперь сомнений не оставалось - дело не в осечке, которая вообще у револьверов бывает крайне редко.
   Гонсалвиш, глядя на Сашино лицо, расхохотался и, воскликнув по-английски: "Сваренные патроны не стреляют, дружище!", не торопясь потянул из кобуры свой револьвер.
   Саша с той холодной, не рассуждающей яростью, которая посещала его в бою, сделал шаг вперед и пока его бесполезный револьвер падал из разжатых пальцев до земли, рванул из ножен мачете.
   Португалец увидел Сашины глаза и заторопился, но его выстрел прозвучал одновременно со звуком вонзившегося ему в грудь мачете, которое метнул в него противник.
   Гонсалвиш еще продолжал смеяться. От этого смеха, прерываемого клокотанием струи крови, хлынувшей у него изо рта, у Саши невольно пробежал холодок по позвоночнику.
   Выражение лица креола в этот момент трудно поддавалось описанию - злоба, удивление, растерянность, - вся эта чудовищная какофония чувств отразилась на его начавшем стремительно бледнеть смуглом лице. Потом он упал на спину и пронзившее его насквозь лезвие мачете, воткнулось в мягкую почву.
   Саша инстинктивно зажимая ладонью рану, медленно осел на землю.
   Все, что произошло за эти несколько секунд, казалось дурным сном.
   Саша встал и, пошатываясь, подошел к своему рюкзаку.
   Едва слышный стон заставил его обернуться, и он встретился взглядом с глазами Гонсалеса. В них была разлита предсмертная тоска.
   - Хантер, прошу тебя, спаси меня!
   - Сначала ответь мне на несколько вопросов, - Саша понимал, что спасти португальца невозможно. Ему вряд ли сумели бы помочь и в хорошо оборудованном госпитале. Но даже если бы они находились сейчас не посреди Амазонии, а в двух шагах от больницы святой Терезы, он не потащил бы туда этого негодяя.
   - Да, да, спрашивай, только быстрее, я чувствую, как жизнь уходит из меня. Мне срочно нужен врач.
   "Похоже, он уже бредит".
   - Что все это значит?
   Видимо креол хотел улыбнуться, но его предсмертная ухмылка больше походила на гримасу человека, подвергавшегося пытке инквизиции.
   - Джон Петфорд.
   - Джон Петфорд?
   Это было имя вице-президента его фирмы, за которым следили сейчас нанятые им люди.
   - Так это он тебя нанял?
   - Да. Нам нужно было заманить тебя подальше в сельву и там прикончить. Это даже лучше, чем концы в воду. Если человек исчезнет в сельве, никто его больше не найдет.
   - Это понятно. Но что ты собирался делать, когда вернешься, ведь в полиции тебе пришлось бы отвечать на неудобные вопросы. В сельве я пропал или еще где-нибудь, что это меняет?
   - Мы не должны были возвращаться. Когда я рассказывал тебе сказки про самолет с алмазами - не все было враньем. За нами должен был прилететь вертолет, после того... как мы ликвидируем тебя.
   - И как ты это должен был сделать?
   - Надо включить маяк. Возьми, он у меня в рюкзаке. Вызови вертолет! Нажми на красную кнопку. Через час здесь будет висеть вертолет.
   - Ну, прилетит вертолет, а дальше-то что?
   - Какой же ты тупой. Мы должны были улететь в Венесуэлу. Оттуда в Европу. Никаких вопросов. Бразильская полиция никогда нас больше не увидит. Мы все канули в джунглях Амазонки. Быстрее, прошу тебя. Нажми кнопку. Меня еще можно спасти. Здесь до ближайшего города километров пятьсот. На вертолете это всего два часа пути. Ну же!
   - До какого ближайшего города?
   - В хорошей клинике мне сделают операцию, и я буду жить, - креол с неожиданной силой вцепился в Сашину руку.
   Саша с сожалением посмотрел на него и выдернул руку.
   Гонсалвиш захрипел, на губах у него выступили кровавые пузыри, пальцы судорожно сжались, он выгнулся, но так и остался пришпиленным к земле как насекомое булавкой к листу бумаги, и затих.
   Саша обернулся к забытому им Йоргенсену, но норвежец и после смерти остался таким же молчаливым как при жизни.
   Саша рванул рубашку, посыпались пуговицы. Он осмотрел свою рану и если бы верил в бога, то перекрестился - пуля португальца насквозь пробила ему мышцу на ребрах, и хотя крови было много, это была самая неопасная рана из всех возможных.
   Он заткнул тампонами входное и выходное отверстия и закрепил их пластырем. Потом сделал хороший глоток коньяка из своей фляги и подошел к рюкзаку Гонсалвиша.
   Покопавшись в нем, он нашел пластмассовую коробочку с большой красной кнопкой посередине. Да, это было похоже на радиомаяк. Но также это могло быть и взрывным устройством, которым хитрый креол решил напоследок отомстить своему победителю.
   Саша вытащил у норвежца его револьвер и сунул себе в кобуру, подобрал свой винчестер и рюкзак. Осмотревшись еще раз, он пошел назад по пути, прорубленному ими от последней стоянки с индейцами.
   Назад он шел намного быстрее и примерно через час был на месте. Но ни одного индейца здесь уже не было. О том, что на поляне не так давно были люди, напоминало только кое-где примятая трава, еще не успевшая распрямиться. Очевидно, хитрые дети леса, услышав выстрел, решили убраться отсюда по добру по здорову, чтобы не стать крайними в ссоре между белыми. Хотя откуда они знали, что бледнолицые стреляют друг в друга? Может быть, на них напал ягуар. Но ягуары в это время обычно спят. Да, своим первобытным инстинктом они выбрали наиболее вероятное развитие событий и решили не вмешиваться. Но возможно все было еще проще - португалец заранее предупредил их о том, что они не должны ждать их возвращения.
   Узкая тропа, которая осталась прорубленной в сельве, должна была вывести его через несколько дней к индейскому селению на берегу реки. Заблудиться он не боялся. Даже если тропу уже где-то скрыли быстро растущие тропические растения, он знал направление, в котором они шли. Оружие у него было, и он чувствовал себя уверенно. Единственное чего он не знал - стоило ли ему возвращаться назад? Так или иначе придется объясняться - сначала со священником, потом вытаскивать из сельвы тела погибших, потом местная полиция начнет расследование и еще неизвестно, чем это закончится. Свидетелей не было, доказать свою невиновность будет очень трудно. Не лучше ли воспользоваться тем выходом, который заранее обеспечил себе, упокой дьявол его душу, Фелипе Гонсалвиш?
   Саша срубил длинную ветку, положил на землю радиомаяк и спрятавшись за ствол дерева, нажал на кнопку.
   На этот раз креол не соврал. Наверное, ему действительно очень хотелось жить, и в последние мгновения он думал не о мести гринго.
   Маяк заработал. Значит нужно сидеть и ждать. Креол обещал, что через час над этим местом зависнет вертолет. Ну, что ж подождем. Лететь на вертолете куда приятнее, чем несколько дней тащиться в одиночку через джунгли, а потом плыть по Амазонке на ржавом корыте до ближайшего городишки, где ему придется, несомненно, провести, по крайней мере, несколько дней в кутузке. А там скорый праведный суд, в результате которого канадец, убивший двух человек, в том числе одного гражданина Бразилии, надолго или навсегда сядет в местную тюрьму.
   "Джон Петфорд".
   Саша сидел прислонившись спиной к стволу сейбы и размышлял о том, что он будет делать с негодяем, который мало того, что решил его убить, так еще и бросить на съедение местному зверью, и если креол не наврал и вертолет прилетит и все будет нормально. Если же, почему либо вертолет не появится, у него всегда остается возможность вернуться прежней дорогой в индейское селение на берегу Амазонки.
   Саша закрыл глаза и стал терпеливо ждать. Понимая, что ожидание вертолета может продлиться больше, чем час он решил пробыть здесь в любом случае до следующего утра. Придется обустраиваться на ночлег, а это была серьезная проблема. Даже развести костер в этой проклятой сырости было не так просто, несмотря на то, что кругом было только дерево, и дерево, и дерево.
   Через один час тридцать семь минут где-то вдалеке прорезался едва слышный звук хорошо знакомый Саше и гул лопастей вертолета промчался где-то рядом. Он достал ракетницу и выстрелил в небо. Вскоре метрах в тридцати от земли, над самыми макушками деревьев и прямо над ним в парении застыла стрекоза лупоглазого вертолетика. Сверху упала лестница из тонкого нейлонового шнура. При одном ее виде хотелось идти пешком по сельве хоть месяц.
   Пилот с недоумением посмотрел на забравшегося в тесную, рассчитанную на двух человек, кабину вертолета незнакомца, пожал плечами и показал пальцем на сиденье рядом с собой. Не спрашивая ни о чем, он развернул вертолет и пошел на северо-запад, медленно набирая высоту.
   Судя по одному пассажирскому месту, молчаливому норвежцу тоже был куплен билет в один конец. Чем выше они поднимались, тем приятнее для глаза выглядели джунгли Амазонии, постепенно превращавшиеся в пушистый безобидный ковер.
   Через полчаса полета однообразный сплошной зеленый ковер постепенно стали раздвигать холмы, появились серо-коричневые прогалины, а потом пошли невысокие горы, и Саша даже здесь, на высоте нескольких сотен метров, показалось что воздух внизу стал утрачивать свою прежнюю душную влажность, которой напитывала его Амазонка.
   Пилот по-прежнему молчал, ни о чем не спрашивая пассажира. То ли он за время полетов над сельвой привык ко всему и его уже ничто не удивляло, то ли он быть может давно уже принял решение, что если держать язык за зубами, то проживешь намного дольше. Его спокойствие и невозмутимость говорили о том, что сеньор Гонсалвиш хорошо ему заплатил. Не успел Саша подумать о деньгах, как пилот, словно бы телепатически перехватив ход его мыслей, произнес первую за полтора часа полета фразу по-испански:
   - Окончательная оплата на месте, сеньор, не так ли?
   Саша утвердительно кивнул, решив для себя, что спасение жизни стоит любых денег.
   Внизу на десятки, а может быть и на сотни километров, не было видно ни единого следа присутствия человека. Возможно, где-то и ютились малочисленные индейские племена, но они тоже были частью этой природы, так что их можно было не считать.
   Пилот повернулся к Саше и, улыбаясь, сказал:
   - Еще час полета, сеньор, и мы у цели.
   Саше очень хотелось спросить о какой цели идет речь, но он сдержался и промолчал, и пилот снова молча уставился вперед, словно разглядывая незаметную для глаз пассажира небесную дорогу, на которой вот-вот могли возникнуть ниоткуда встречные летательные аппараты. Но в действительности вокруг - на сколько хватало взгляда в небе, как и на земле, не было ничего похожего на создание человеческих рук. Иногда, вдалеке проплывали огромные гарпии - единственные постоянные обитатели вышины.
   В довольно чистых звуках мотора послышались какие-то посторонние скрежеты, и на лице пилота появилось беспокойство. Саша вопросительно посмотрел на пилота, но тот не обращал на него теперь вообще никакого внимания, с застывшим лицом вцепившись в штурвал вертолета. Однако скрипы становились все сильнее. Пилот со злостью ударил кулаком по штурвалу и разразился бурным потоком испанских проклятий. Но долго ему этим заниматься не пришлось - вертолет клюнул носом, мотор проскрежетал напоследок что-то на своем непонятном человеку языке, но скорее всего ругательное, и машина резко пошла вниз.
   Саша вцепился в дверную ручку вертолета, который все сильнее и сильнее начало болтать из стороны в сторону.
   Зеленый покров земли приближался с угрожающей быстротой.
   Отчаянные попытки пилота выровнять машину ни к чему не приводили. Единственное, что ему удалось сделать - чуть-чуть приподнять нос. И, пользуясь тем, что винты еще вращались по инерции, он планировал за счет этого, пытаясь направить вертолет на кроны растущих внизу деревьев под возможно меньшим углом.
   Никаких руководящих указаний от пилота так и не поступило, но Саша и без него знал, что надо делать. Он уперся ногами в пол вертолета и, слегка согнувшись, сгруппировался, одновременно опустив до половины ручку, открывавшую дверцу кабины. Через несколько секунд машина врезалась в верхушки деревьев.
   Вспомнить то, что произошло в следующие мгновения Саша не смог бы даже под страхом смертной казни. Раздался жуткий треск, лопнуло и разлетелось вдребезги стекло. Отвратительные звуки ломающегося дерева слились со скрежетом гнущегося металла. Вслед за этим Саша вылетел из кабины вместе с дверцей вертолета, в которую он вцепился. Проехав по нескольким макушкам деревьев на оторванной дверце как серфингист по волне, он рухнул вниз. Он слышал как дверца "прокладывает" ему путь к земле где-то у него под ногами, он пытался вцепиться, зацепиться хоть за что-то, и, наконец, ему это удалось - одна из веток дерева не сломалась, а оказалась достаточно толстой, чтобы спружинить и, выдержав вес падающего человека, подбросить его снова вверх, но сбросить его с себя не смогла - человек вцепился мертвой хваткой. Качнувшись еще пару раз, ветка начала успокаиваться, а Саша смог перевести дыхание и осмотреться.
   Он висел на высоте десятиэтажного дома, и радоваться было пока рано, но он был все еще жив.
   Он услышал как где-то совсем рядом что-то тяжелое рухнуло на землю и тут же раздался взрыв, и вспышка огня ненадолго разогнала вечерние сумерки тропического леса. Этот свет помог ему понять, как лучше попытаться спуститься с дерева на землю. Время шло к заходу солнца, и внизу у корней деревьев и так почти не знающих света все больше сгущалась темнота.
   Он закинул ноги на ветку, осторожно подобрался к стволу огромного дерева, и, спускаясь с ветки на ветку, через полчаса очутился на земле. Как только его ноги коснулись земли чудовищное напряжение, в котором он пребывал, оставило его, ноги его подогнулись, и он повалился на мягкий ковер из опавших листьев, покрывавших землю под деревьями. Этот спуск отнял у него последние силы, к тому же от ударов и постоянных усилий нестерпимо болел раненый бок.
   Полежав несколько минут и почувствовав, что может встать, он направился в сторону взорвавшегося вертолета. Его остатки уже не горели - все, что могло сгореть сгорело, и та небольшая груда железных обломков, которая осталась от машины теперь могла только чадить.
   Саша обошел вокруг, но не обнаружил никаких следов пилота. Он поднял с земли толстый сук и попытался приподнять покореженный алюминиевый лист на том месте, где раньше была кабина вертолета. Как он и думал, пилоту не повезло. При ударе о верхушки деревьев он не вылетел из кабины и упал на землю вместе с машиной. Осталось от него немного. Искать винчестер, лежавший на полу во время полета, было бессмысленно - то, что оставалось внутри вертолета теперь перестало существовать.
   Вздохнув, Саша оглядел себя. Порванная о сучья одежда, фляга с водой и нож, когда-то прицепленные к поясу, исчезли, от револьвера осталась только пустая кобура. Он остался жив, но надолго ли? Один посреди тропического леса, без оружия, еды, в лохмотьях вместо одежды - первая же встреча с хищником может стать для него последней.
   Саша встряхнулся. Нечего зря терять время. До захода солнца оставалось недолго. Он подтащил к догорающему вертолету обломанные при падении сучья и развел большой костер. Потом, вооружившись пылающей толстой веткой стал обходить ближайшие деревья - его револьвер был не птица и не мог никуда улететь, а мягкая лесная почва давала надежду на то, что он мог остаться целым. Его надо было найти во что бы то ни стало. Если не удастся сделать это сейчас - в полутьме, он займется этим завтра с утра, костер должен уберечь его от местных зверушек, которых, по-видимому, испугало шумное вторжение взорвавшейся железной птицы, но этот испуг у них быстро пройдет, и они постепенно начнут возвращаться в места своего постоянного обитания.
   Не найдя на земле никаких следов пистолета, Саша напоследок поднял свой первобытный факел и посмотрел вверх. Радостный и одновременно горестный стон вырвался у него из груди - метрах в пяти-шести над землей, зацепившись лямками за ветки, висел его рюкзак. Близок локоть да не укусишь. Мгновение Саша колебался - лезть снова на дерево, ползти, обдираясь по веткам ужасно не хотелось, но оставлять до утра рюкзак на дереве было опасно - вездесущие обезьяны вполне могли распотрошить его. Где-то, пока еще вдалеке начали раздаваться крики животных, напоминавшие, что скоро в сельве наступит ночь.
   Собравшись с силами и постаравшись забыть о боли в раненом боку, Саша снова полез на дерево. Брошенная им на землю ветка недовольно шипела, но пока горела.
   Пошатываясь, он волоком по земле подтащил рюкзак к костру и в изнеможении опустился на еще теплый лист обшивки вертолета. Несколько минут он сидел неподвижно, потеряв последние силы. Понемногу сухой жар костра и его живой свет вернули его к реальности. Он раскрыл рюкзак, достал из него флягу с коньяком и выпил несколько глотков. Он знал, конечно, что прилив сил, который вызовет золотистый перебродивший сок винограда, вобравший в себя часть силы могучего дерева из которого была сделана бочка, в которой его выдерживали годами, хватит ненадолго, но они нужны были ему, чтобы обработать рану, а потом не уснуть, потому что сейчас этот сон мог стать для него последним.
   Разгоревшийся костер с шипением выжигал из кусков дерева остатки влаги и взметнул свои языки на несколько метров вверх. Никогда раньше не видевшие огня, разве что за исключением тех редких случаев, когда молния поджигала лес, обитатели сельвы испуганно примолкли - в их генах за многие поколения был заложен страх перед запахом дыма - нет ничего страшнее лесного пожара. Но прошло немного времени, они приняли костер, разведенный человеком как должное, и оставив странному существу, упавшему с неба, его небольшую территорию - там, где достигал свет от костра, снова зажили своей привычной жизнью.
   Саша сидел у костра, проваливаясь на несколько минут в крепкий сон, переходивший потом в полудремотное состояние, из которого он выныривал на несколько секунд, чтобы подчиняясь скорее инстинкту, чем разуму, подбросить в костер несколько веток.
   В очередной раз, придя в себя, он одновременно открыл глаза и машинально потянулся за сложенными под рукой ветками, но рука его замерла, потому что взгляд его наткнулся на чьи-то огромные желтые немигающие глаза, уставившиеся на него на границе света костра и тьмы первобытного леса.
   Саша помотал головой, стряхивая с себя остатки сна, и снова посмотрел в ту сторону. Но глаза не исчезли. Какое-то крупное животное, судя по цвету глаз из семейства кошачьих, внимательно наблюдало за ним.
   Саша оторвал от ветки мясистый лист и, зажав его в руке, выхватил из костра пылающий сук. Чувствуя как жар пламени начинает охватывать его пальцы через тонкую непрочную защиту, он широко размахнулся и запустил горящей головней, метясь ночному гостю между глаз. Непрошенный пришелец метнулся в сторону и вместо лба горящее полено угодило ему в бок, осветив на мгновение желтую пятнистую кошку и подпалив ей шерсть. Жалобно мяукнув густым басом, ягуар бросился в лес, откуда еще долго раздавалось его свирепое рычание униженного владыки леса.
   Так он провел всю ночь. Правда, после эпизода с представителем кошачьего племени, звери не решались больше близко подходить к тому месту, где расположился пришелец из другого мира.
   Утром, едва верхушки деревьев осветило солнце, запели птицы, возвещая о наступлении нового дня, и в лесу стало спокойнее. Саша подбросил в костер последнюю охапку веток и растянулся на алюминиевом листе обшивки вертолета, подложив под голову рюкзак и намотав на кулак его ремни.
   Он проснулся, когда солнце стояло в зените. Жутко чесался раненый бок, что Сашу обрадовало - значит начал заживать.
   Его расчет оправдался - горящий костер и запах обгоревшего в керосине металла надежно отпугивали обитателей леса во время его сна.
   Он вскрыл банку консервов и подогрев ее на догорающем костре, съел мясо, запив его глотком коньяка, потому что никакой другой жидкости у него пока не было.
   В рюкзаке кроме запасной одежды, аптечки, ножа и трех банок консервированного мяса была еще и карта. И хотя вряд ли ей можно было особенно доверять в сельве, но она, по крайней, мере показывала, что до ближайшего населенного пункта из тех, что обозначают на картах ему нужно было пройти километров двести-триста по прямой. Но в сельве прямых дорог нет.
   Почувствовав прилив сил после завтрака, он стал разбирать обломки вертолета. Если на винчестер после пожара рассчитывать не приходилось, то мачете слишком простой инструмент, чтобы пропасть в огне.
   Саша едва ли не с любовью смотрел на закопченное лезвие с обугливавшейся рукоятью. Ничего страшного, рукоять он выстругает за полчаса, зато теперь у него было хоть какое-то оружие. Да и ходить по сельве без мачете умеют только индейцы.
   Потом он потратил еще час на поиски своего револьвера, но все его труды ничего не дали - то ли при падении он так глубоко зарылся в труху, покрывавшую землю, что его не было видно, то ли зацепился где-то на высоте за ветку.
   Саша еще раз посмотрел на костер, на разбитый вертолет. Несмотря на всю иррациональность этого чувства, ему не хотелось уходить отсюда. В глубине души он понимал, что эти обломки - все, что еще связывает его с миром людей. Но оставаться было бессмысленно - этот вертолет никто не будет искать, а даже если бы и искали - как его здесь найдешь?
   Вздохнув, он отвернулся и пошел прочь, стараясь выдерживать направление на северо-запад.
   Часа через три он вышел из-под полога леса на более-менее открытое пространство у подножия невысокой горы, где было намного прохладнее и деревья не росли уже сплошной стеной, а стояли отдельными рощицами на каменистой почве.
   Когда он свернул за скалу, его взгляду открылось завораживающее зрелище водопада. Он был не очень высоким - метров пятнадцать-двадцать. Порог наверху делил течение небольшой горной речки на множество отдельных струй, которые падали вниз, разбиваясь в полете на мириады сверкающих в солнечных лучах капель, образовывая светящееся облако над самой поверхностью выбитого за тысячи лет в толще скальной породы озерца. Над ним постоянно висела радуга. Прелесть этой картины несколько секунд не давала Саше шагнуть вперед.
   Наконец, запах чистой воды вывел его из оцепенения, он бросился к берегу, опустился на колени и стал пить прямо из озера.
   Рана не позволяла ему исккупаться, поэтому он только снял свои тяжелые ботинки и опустил горящие от жары и усталости ноги в прохладную горную воду. Ему было видно неглубокое дно водоема, усыпанное каменной крошкой и снующих в воде разноцветных рыбок.
   После всех испытаний последних суток, после одуряющей жары тропического леса, ему казалось, что каким-то чудом он перенесся на краешек рая.
   Чтобы сравнение с раем не страдало неполнотой, стремительная разноцветная струя анаконды неслышно соскользнула в воду озера метрах в пяти от того места, где он сидел.
   Саше показалось, что в ее равнодушных глазах, когда она встретилась с его оцепеневшим взглядом, на мгновение зажегся огонек интереса.
   В отличие от теплокровных, которые часто не различают неподвижные предметы или, по крайней мере, не обращают на них внимания, рептилии наделены чувствительным органом, определяющим температуру окружающего, так что человека она не могла не заметить - видимо была сыта.
   Когда прекрасный водопад остался в паре сотен метров позади, Саша остановился и с проклятиями стал натягивать ботинки на исколотые камнями ноги.
   "Рай, говоришь?" - бормотал он себе под нос. "Хрен тебе, а не рай. Нету никакого рая, уж тем более на земле. А здесь вообще филиал ада!"
   День за днем он шел то через языки сельвы, брошенные Амазонкой за сотни километров от своего русла на север, то взбираясь на высокие горные гряды, когда под ногами предательски начинали шуршать заваленные обманчиво мягкими крошевом камней откосы.
   Иногда ему казалось, что он идет не по населенным бесчисленным множеством самых разнообразных животных местам, а по вымершей пустыне - ему почти не встречались обитатели этих мест, кроме птиц, иногда сверкающих подобно женскому украшению, сделанному из нескольких видов драгоценных камней. У самого его лица проносились колибри - маленькие птички больше похожие размерами и образом жизни на раскрашенных в яркие краски пчел, чем на птиц.
   Имея единственное оружие, мачете, ему приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы найти себе подходящую пищу - есть жуков, червей и слизняков у него не было ни малейшего желания, и этот вариант он оставлял на самый худший случай, стараясь загарпунить в часто попадавшихся речушках непуганую рыбу заостренным стволом молодого деревца. В первый день у него ушло на это два часа, но уже через неделю, он так набил руку, что стал попадать с первого удара. Конечно, ежедневно три раза в день питаться речной рыбой не очень весело, но Саша твердо знал, что печеная рыба вкуснее печеных жуков. Без огнестрельного оружия рассчитывать на порцию жареного мяса он не мог, а тратить время на сооружение лука и выслеживания дичи не хотел.
   Пробовать часто попадавшиеся ему на пути тропические фрукты он не без основания опасался, зная, насколько бывает у них коварна привлекательная внешность.
   Потом он три дня переваливал через горный хребет. Запасенная им рыба закончилась, вода тоже, хотя он позволял себе только один - два глотка после еды из полулитровой, обтянутой кожей плоской фляги, в которой раньше у него был налит коньяк. Через восемь дней он вышел к большой реке. Судя по карте, это должна была быть Ориноко. Вторая по величине река Южной Америки.
   Он пошел вдоль берега, надеясь, что со временем найдет способ переправиться на восточную сторону - или река сузит русло либо он набредет на какой-нибудь индейский поселок. Если же ничего этого не случится, ему придется рубить плот и воспользоваться для этого лианами вместо веревок. Вплавь здесь переправляться не рекомендовалось. Он видел, как на всем пространстве широкой водной глади, то и дело появлялись безобразные бугристые головы аллигаторов. К этому приятному соседству добавлялось еще и то, что он точно не помнил - обитают ли в Ориноко знаменитые своей кровожадностью рыбки пираньи, способные в течение минуты обглодать до костей целого быка.
   Поскользнувшись на сгнившем огромном пальмовом листе, Саша влетел в какую-то канаву и по глинистому желобу, пробитому потоками стекавшими в реку после тропических ливней, полетел вниз. Расставив ноги, он сумел остановить свое скольжение у самой кромки воды и, цепляясь за воздушные корни деревьев, стал выбираться из канавы.
   Все его внимание было привлечено к тому, чтобы понадежнее уцепиться за следующий корень, но на свое счастье он сумел не столько заметить, скорее почувствовать какое-то движение у себя за спиной.
   Вцепившись левой рукой в корень дерева, он резко обернулся, и в полуметре перед собой увидел летящую на него зубастую пасть крокодила. Хвост чудовища терялся в воде, а туловище его выскочило из воды метра на три. Все решали мгновения, а времени на то, чтобы вытаскивать мачете у него уже не было, да и помогло бы оно тут? Разве что, пожертвовав им, забросить его прямо в огромную пасть.
   Так глупо погибать в полной безвестности в пасти какого-то урода, сохранившегося с юрского периода, Саша не собирался. Он нанес встречный удар. Его кулак врезался прямо в покрытые слизью омерзительные ноздри крокодила. Соображать было некогда, он подчинился инстинкту, зная, что нос у любого животного это наиболее уязвимое и болезненное место. Возможно, в отношении крокодила это и было не совсем так, однако, по крайней мере, Сашин удар - примерно полтонны внезапно положенные на кончик носа аллигатора, не дали тому возможности вцепиться в жертву и крокодил, издав обиженный звук, похожий на хрюканье большой свиньи, снова упал в реку.
   А Саша в те мгновения, пока крокодил падал в воду, ощутил необычайный прилив сил - такой, что в течение пары секунд он буквально взлетел по корням быстрее, чем смогли бы это сделать его древние предки или отдаленные хвостатые родичи с визгами бегавшие по веткам в тропическом лесу.
   Оглядевшись безумными глазами по сторонам и убедившись, что пока ему ничто не угрожает, Саша в изнеможении пластом рухнул на землю и зашелся в приступе истеричного смеха.
   Его хохот напугал даже привыкших к самым разнообразным звукам обитателей сельвы, и они ненадолго испуганно замолчали, стараясь понять, не несут ли эти звуки какой-то новой непривычной угрозы.
   - По сопатке! Прямо по сопатке! - орал Саша на весь лес. Снова и снова заливаясь смехом.
   Из глаз у него текли слезы, и он молотил кулаками по земле.
   Успокоившись, он поднес к лицу руки. Пальцы перестали дрожать. Он с омерзением вытер правую руку о прелую листву, покрывавшую землю, словно стирая этим из памяти ощущение от соприкосновения с доисторическим чудовищем, потом встал и продолжил путь, стараясь держаться от реки не ближе, чем метров на десять.
   Сетовать было не на кого, он сам ввязался в эту дурацкую историю, благодаря своему складу характера. Только неразумный мальчишка мог клюнуть на эту сказку о пропавшем самолете с алмазами и прочую ахинею.
   Да, он любил приключения, но сейчас их было уже слишком много.
   Происшествие с аллигатором сильно ожесточило Сашу, и когда ему подвернулась под руку одна из местных небольших обезьян, он ни секунды не раздумывая, зарубил ее мачете, не обращая внимания на возмущенные крики разбежавшейся во все стороны галдящей стаи. Тут же разжег костер и впервые за последнюю неделю наелся до отвала. Поджарив оставшиеся куски мяса, он завернул их в сорванный свежий лист какого-то тропического лопуха и сунул в рюкзак.
   В этот же день он встретил по пути несколько не очень больших поваленных деревьев, еще не успевших сгнить и принялся за работу. Срубив еще пару молодых стволов, он связал их лианами и столкнул свой плот в воду. Это было хорошее место для переправы. Не самое широкое место реки и в тоже время течение было не очень быстрым. Так что, подгребая уродливым веслом, которое он сделал из подходящей коряги, через пару часов он пристал к противоположному берегу. И не останавливаясь, пошел прочь от реки, желая как можно скорее уйти из проклятой прибрежной сельвы, где на каждом шагу можно было либо наступить на змею, либо натолкнуться на крокодила. Пока что ему везло и ни разу не пришлось вводить противозмеиную сыворотку, но не стоило слишком напрягать свою удачу.
   За полторы недели у Саши отросла довольно приличная борода, а сам он зарос грязью, но страдал от этого меньше, чем можно было ожидать, потому что запас репеллентов у него давно закончился и борода в совокупности с коркой грязи хоть как-то защищала его от проклятых москитов, которые жалили его во все подходящие для них места. Его спасало то, что когда-то ему была сделана прививка от малярии, по-видимому, она действовала до сих пор, так как он еще не свалился в приступе тропической лихорадки. Москиты оставляли свою подлую работу только вечером, когда Саша разводил костер и садился с подветренной стороны, и хотя дым нещадно ел ему глаза, но зато кроме самых отчаянных редких кровососов, основная их масса тут же кидалась наутек. Дым им положительно не нравился.
   Вот и сейчас Саша сидел у костра. Гудели уставшие ноги, с которых он снял ботинки, которые тоже потихоньку начали сдавать свои позиции - от их темно-коричневого цвета почти ничего не осталось. Вся поверхность была покрыта царапинами, а кое-где содраны целые куски кожи, но все же произведение бразильских сапожников еще держалось, и теперь они стояли просушиваясь рядом с костром, а последняя пара запасных носков из рюкзака сушилась на очищенной от листьев ветки, которую он положил на два вбитых на краю костра колышка.
   Весь сегодняшний день Сашу не оставляло ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Это было очень неприятно. К вечеру Саша был почти уверен, что здесь не обошлось без местных индейцев. Если бы его скрадывало какое-то животное, это было бы совсем другое чувство. Да и какое животное может так долго и неотступно преследовать его? На суши здесь всего два опасных хищника - ягуар и пума, и еще оцелот - нечто вроде нашей рыси, тоже, конечно, не подарок, но для человека почти не опасен. Но вряд ли даже любопытные, как все кошачьи, они стали бы тратить столько времени на пахнущее костром и металлом двуногое существо, больше их самих по размерам, а значит опасное, когда вокруг было столько еды - от обезьян до свинок пекари и оленей.
   Как ни странно, в этой местности, больше похожей на реликт оставшийся от давно минувших геологических эпох, в которых властвовали двоюродные братья нынешних аллигаторов и анаконд - ящеры, почти не было крупных хищников, если не считать ягуаров. Конечно, ягуар тоже не подарок, но по сравнению с уссурийским тигром это тоже самое, что лайка и кавказская овчарка.
   Нет, к вечеру он был уже совершенно уверен, что тут дело не в звере. За ним следят люди. Конечно, индейцы, потому что кому же еще здесь было за ним следить? Уже то, как ненавязчиво это делалось только подтверждало, что это могут быть только они. Кроме неясных подсознательных ощущений Саша несмотря на все старания не смог заметить ни одного реального признака их присутствия, если не считать того, что один-единственный раз ему удалось заметить какую-то тень вроде бы мелькнувшую за деревьями. Но это была именно тень чего-то или кого-то.
   "Чего же они хотят от меня, эти сукины дети леса?" - думал Саша. "Черт его знает, кто они такие. Как назло нет даже паршивого револьвера, чтобы пугнуть их".
   Недалеко в темноте послышался шорох, Саша замер, потом схватил пылающую головню и швырнул ее в том направлении, где раздался настороживший его звук. Полено упало, зашипев и разбрасывая искры, и на мгновение осветило несколько квадратных метров леса. Но там уже никого не было.
   Саша понял, что назревавшее весь день события не за горами и стал надевать ботинки - остаться босиком ему не улыбалось. Поколебавшись, он снял с пояса нож и прямо в ножнах сунул его за голенище ботинка. Зачем он это делает, он не смог бы внятно объяснить.
   "Только бы не пульнули из своих духовых трубок какой-нибудь отравленной стрелой. Хотя зачем им меня убивать - вроде бы "дикие" индейцы не отличаются особой кровожадностью. Впрочем, племена есть самые разные - если это какие-нибудь людоеды или охотники за головами, то мне здорово не повезло. Зачем люди убивают друг друга? Что же говорить о дикарях. Может быть им понравилось мое мачете или ботинки".
   Несмотря на всю настороженность, постепенно Саша погрузился в свое обычное ночное состояние - несколько минут сна, потом бросок очередного куска дерева в костер и снова погружение в короткий, но глубокий сон. Со стороны, если кто-то действительно сейчас наблюдает за ним, было невозможно понять, что он периодически засыпает - казалось, что человек просто сидит и наблюдает за костром.
   На следующее утро Саша ушел недалеко. Через несколько минут после того как он оставил потухший костер, подкрепившись последним куском обезьяньего мяса, он наступил ногой на ничем не отличающийся от других точно таких же кусок поверхности земли, усыпанной перепревшими листьями. В голове его мелькнула мысль, что здесь есть что-то странное, но что именно, он не успел понять, потому что ногу его захлестнула петля, свитая из растительных волокон и в мгновение ока он повис вниз головой в метре от земли.
   Тут же все окрестности огласились ликующими криками победителей, и из-под полога леса вокруг него появилось с десяток вымазанных разноцветной глиной местных обитателей.
   Выкрикивая что-то на своем языке, они приплясывали вокруг пойманного, потрясая увесистыми копьями и маленькими луками. Неестественная величина луков, стрелы которых не могли нанести особого вреда ни одному крупному животному, наводила на мысль, что эти лесные бродяги пользуются отравленными стрелами.
   "В таком случае, за каким дьяволом им понадобилось ловить меня в этот незамысловатый капкан", - вяло подумал Саша, болтаясь вниз головой.
   Наконец, восторги по случаю совершенного ими подвига несколько поутихли и дети леса стали деловито обвязывать его вонючими сыромятными ремнями.
   Все, что мог сделать Саша в такой ситуации это, конечно, не сопротивляться, а только по мере возможности напрягать мышцы так, чтобы индейцы не поняли, что он делает. Ему это удалось. Первобытные люди еще не знали об этой хитрости белого человека. Опутав его ремнями словно кокон шелкопряда, они спустили его на землю, а потом подвесили на огромную жердь и потащили.
   "Подумать только, попасться людоедам?!" А то, что это были людоеды, Саша уже не сомневался.
   "А иначе за каким хреном тащить меня на перекладине, точно плененного ягуара или того хуже - свинку пекари? Не иначе как хотят разделать и поджарить, басурмане!" - с печальной иронией над самим собой размышлял Саша, продолжая машинально считать шаги. Через пять тысяч семьсот шестьдесят три шага отряд охотников с богатой добычей вышел на прогалину и минут через десять подошел к довольно большой деревне, состоявшей из нескольких десятков лачуг у подножия заросшего кустарником каменистого холма.
   Перекладину с подвешенным на ней бледнолицым индейцы поставили на икс-образные подставки, почерневшие от времени, которые использовались для этих целей уже не одно поколение. Да и сделали они это подозрительно привычно - сразу было видно, что Саша был здесь далеко не первой добычей и жертвой.
   После этого, не обращая больше никакого внимания на пленника, индейцы подошли к хижине, выделявшейся среди других своими размерами. Оттуда наружу вышел немолодой индеец, смотревшийся на фоне остальных местных жителей довольно высоким и отличавшийся солидной комплекцией - огромный живот свисал вперед, почти скрывая его могучее мужское достоинство. Это, несомненно, был вождь - лишь бездельник, не ограниченный в своем пищевом рационе мог отъесться до таких размеров.
   Саша мог все это видеть, только чудовищно вывернув шею и скосив глаза.
   Переговорив с подчиненными и, видимо, сказав им скупое слово благодарности за проделанную работу, поскольку копьеносцы радостно загалдели, местный авторитет подошел к Саше, потыкал ему в бок толстым, как венские сардельки пальцами, пробурчал что-то, видимо невысоко оценивая калорийность пленника, сделал широкий жест рукой и скрылся в хижине, наверно пошел праздновать, а воины не спеша разошлись по своим лачугам.
   После нескольких минут тишины (похоже обитатели деревни дожидались, когда грозный вождь вместе со своим необъятным пузом исчезнет во "дворце", крытом пальмовыми листьями), как только голая задница местного монарха скрылась в темном проеме дворцовой хижины, площадка вокруг подвешенного пленника тут же наполнилась множеством народа, состоящего из женщин и детей - ни одного старика, как мужского, так и женского пола здесь почему-то не было. Женщины были страшные - с отвисшими до пупа грудями, кривоногие и с выпирающими животами, то ли вечно беременные, то ли от рахита. Дети - ужасно грязные и тоже со вздувшимися животами, что нисколько не мешало ни тем, ни другим вовсю наслаждаться жизнью.
   Сначала они рассматривали его с некоторым испугом, видимо не понимая, почему он такого странного цвета. Потом самые смелые из представительниц местного прекрасного пола подошли ближе и по примеру вождя стали бодать его пальцами в бока, заливаясь при этом гомерическим смехом. Глядя на старшее поколение, дети принялись визжать и плеваться. Потом в Сашу полетели мелкие камни и комья грязи. Сначала он молча терпел, в душе проклиная себя за то, что когда-то в молодости участвовал в собраниях "пролетарской солидарности" с угнетенными Латинской Америки, потом не выдержал и заорал на них, выплеснув сразу все запасы великого и могучего.
   Вождь то ли уснул после сытной кормежки, то ли считал ниже своего достоинства обращать внимание на женские и детские визги, однако, когда его ушей достиг Сашин нечеловеческий рев, он забеспокоился о сохранности пленника и выглянул наружу. Явив свой лунообразный лик окружающей природе, вождь что-то гаркнул и площадка вокруг подвешенного на перекладине пленника тут же опустела.
   Так происходило несколько раз - напуганные рыком вождя обитатели деревни прятались кто куда, но проходило не больше получаса, и они потихоньку выползали из своих укрытий, подходили к нему и через некоторое время, не выдержав напора первобытного любознательности, женщины опять начинали трогать его, а дети забрасывать чем попало, после чего опять следовал рык появившегося на белый свет царя царей и все повторялось сначала.
   Постепенно они довели Сашу до белого каления. Его так и подмывало сбросить с себя самодельные путы обитателей сельвы и, освободившись, навести у них порядок. Но он решил терпеть до последнего, помня о маленьких луках с отравленными стрелами. Кроме того, он понимал, что скрыться в лесу от индейцев очень трудно. В тоже время у него еще теплилась надежда, что они все-таки не собираются его сожрать. Поэтому он решил ждать, надеясь на лучшее, но готовясь к худшему. Если же все-таки они решат начать его разделывать на шашлык, тут уж ему терять будет нечего и придется вступить с ними в свой последний во всех смыслах бой. Хотя эти маленькие проныры со своими отравленными стрелами вряд ли оставят ему хоть один шанс. Но по крайней мере они надолго запомнят белого бородатого сына Кецалькоатля, который возьмет с собой на небо жизни многих воинов. А в том, что так и будет, Саша не сомневался. Наивные дети природы не догадались его обыскать. Они не сняли с него даже пояс, только вытащили из ножен мачете, а за голенищем ботинок у него продолжал тихо лежать острый нож.
   Время шло, солнце уже коснулось нижним краем диска верхушек деревьев, но кроме буйствующих индейских детей больше Сашу пока никто не беспокоил. Вообще-то он никуда не торопился, хотя иногда из чистого человеколюбия ему хотелось предупредить гостеприимных хозяев, что на ночь наедаться вредно, особенно человечиной.
   Руки и ноги у него затекли, несмотря на то, что он и пытался, сокращая мышцы, хоть немного разогнать кровь по жилам. С самого утра он не выпил ни глотка воды и теперь страдал от жажды.
   Стало быстро темнеть. Из хижины появился вождь, но теперь это был совсем другой человек. На плечи у него был накинут плащ из тысяч разноцветных перьев, на голове такой же пышный головной убор переливающийся всеми цветами радуги.
   Его застывшее раскрашенное лицо напоминало маску, вырубленную из дерева. Он стукнул по земле деревянным посохом и что-то коротко прокричал. Тут же воцарилось благоговейное молчание, а к Саше подскочили шестеро воинов, которые подхватили перекладину и понесли его под монотонное завывание, которое, очевидно, символизировало пение.
   "Чертовы сектанты, " - подумал Саша. "Что они еще задумали?"
   Наблюдать за событиями Саше было очень неудобно, но наклоняя голову то влево, то вправо ему удалось разглядеть что происходит. Вся деревня высыпала на улицу в праздничных нарядах - каждый из обитателей деревни воткнул себе в волосы, обильно смазанные жиром и глиной. по нескольку перьев тропических птиц. Их количество определялось то ли заслугами в боевой и политической подготовке, то ли местом, занимаемым в иерархии племени. Приплясывая на месте, хлопая в ладоши и напевая однообразную заунывную мелодию, возможно без слов, потому что он смог различить только два или три звука, бесконечно повторявшихся: "Вау-вау,а-а-а!" Видимо, они таким образом выражали свой восторг перед предстоящей трапезой.
   Процессия вышла из деревни и направилась в сторону холма. Впереди шли четыре воина с зажженными факелами, хотя было еще достаточно светло. Поднявшись по извилистой тропинке метров на двадцать, они очутились на выровненной и освобожденной от осколков камней, устилавших склоны холма, площадке у входа в пещеру. Здесь тоже когда-то была приложена рука человека, потому что вход приобрел вид грубой арки. Не останавливаясь, процессия во главе с вождем вступила под своды пещеры.
   В ее гулкой тишине стало слышно как потрескивают горящие факелы в руках воинов, потому что все члены племени прекратили петь и замолчали. Теперь стало ясно, зачем индейцы прихватили с собой факелы - воины подошли к стенам пещеры и воткнули их в естественные трещины.
   В неверном, колеблющемся свете пламени они опустили свою ношу на пол, быстро отвязали пленника от перекладины и отнесли его на середину пещеры, где на круглом скальном постаменте, высотой около метра, возвышалось изображение индейского бога. Саша с любопытством вгляделся в фигуру в человеческий рост, вырубленную из базальта. И с удивлением подумал о том, каким образом эти дикие существа смогли высечь из такого неподатливого материала такую статую. Конечно, это была не Венера Милосская, хотя бы потому что у местного бога руки не только сохранились, их было даже больше чем нужно - целых четыре штуки, разбросанные в разные стороны, а широко оскаленная физиономия скорее напоминала морду рычащего тигра, чем человеческое лицо. Впрочем, на то он и индейский, а не греческий бог. И, похоже, довольно кровожадный. Кроме того в середине лба у него был третий глаз, образующий треугольник с двумя обычными глазами. Он представлял из себя кусок какого-то минерала голубого цвета, величиной с кулак и его необработанные грани то и дело вспыхивали холодным огнем отсветов пламени индейских факелов.
   Саша лежал у ног статуи бога с головой ягуара и не знал, что ему делать. Желудочная версия вроде бы отпадала, но от этого его положение нисколько не прояснилось. Если думать о худшем, то вместо участи еды ему, возможно, была на самом деле была приготовлена роль жертвы в каком-то кровавом ритуале, хотя не исключено, что этот обряд может закончиться ритуальным же поеданием агнца, которым ему сейчас приходилось выступать. "Мои предположения о людоедстве не оправдались. Зачем же тогда они притащили меня сюда? Уж не собираются ли они приносить меня в жертву своему божку? Или, может быть в эти чащобы тоже дошел слух о белом бородатом Кецалькоатле? Но если я для них бог, как же они смеют со мной так обращаться? Хотя, человеческая психология, тем более психология первобытного человека, вещь весьма запутанная. Трудно проследить за всеми ее прихотливыми извивами и вывертами. Возможно, они не приносят меня в жертву, а делают доброе дело и отправляют в гости к моим предкам."
   Он все-таки решился и, хотя сделать это со связанными руками и ногами было не так-то легко, приподнялся и, извернувшись, сел, прислонившись спиной к ногам статуи.
   Индейцы, увидев самоуправство пленника, загалдели, однако к нему никто не подошел.
   Вождь стукнул посохом по каменному полу пещеры и ее наполнил гулкий звук. Перешептывание, сопение и переступание с пятки на пятку тут же прекратились и в воцарившейся мертвой тишине, предводитель обратился к своим подданным с короткой, но энергичной речью. Она состояла из нескольких отрывистых слов, потрясания посохом и возведения очей в гору. Закончив отчетный доклад, вождь снова как следует долбанул посохом, словно бы вбивая в тупые головы слушателей мудрость своих мыслей, посетивших его за отчетно-выборный период. Подданные огласили своды пещеры воплями, означавшими, очевидно, единодушную поддержку единственно правильного курса любимого вождя.
   Что же они собираются делать? Саша настороженно вглядывался в толпу индейцев, стараясь не упустить из виду ни одного воина, ожидая, когда они бросятся на него со своими каменными ножами.
   Он пригляделся к вождю и увидел, что у того из-под роскошного плаща выглядывает кончик лезвия его мачете.
   "Вот мерзавец, " - пробормотал Саша. "Уже хапнул!"
   Однако вместо нападения, все племя потянулось к выходу из пещеры. Вождь выходил последним и, к Сашиному удивлению, повернувшись к нему, осклабился в мерзкой ухмылке.
  
   Как ни старался Саша думать об аборигенах, несмотря на их поведение, как можно доброжелательнее и даже в какой-то степени оправдывать их первобытное поведение, ухмылка вождя подействовала на него как красная тряпка на быка. И если бы предводителю племени пришла в голову глупая мысль вернуться и подойти к надежно связанному, как он думал, пленнику без сопровождения воинов, его ждал бы большой сюрприз. Однако такая мысль не посетила вождя, и он без излишней поспешности, солидно переваливаясь, покинул пещеру вслед за своими подданными.
   Едва фигура вождя перестала закрывать путь в пещеру последним лучам заходящего солнца, Саша сбросил с себя ремни и, размяв затекшие руки и ноги, спрыгнул с постамента на пол пещеры.
   Он замер прислушиваясь. Что дальше? Индейцы ушли, но, судя по всему, спустившись к подножию холма, не расходились - он слышал их монотонное пение, они словно призывали своего бога.
   Вниз с холма вела единственная тропа, ему придется ждать пока индейцы угомоняться и разойдутся спать. После этого он спустится вниз и нанесет толстому руководителю аборигенов визит вежливости - надо было во что бы то ни стало вернуть себе мачете и рюкзак. По его расчетам до ближайшего городка, обозначенного на карте было еще около двухсот километров - при благоприятных обстоятельствах не меньше недели пути. Без необходимейших вещей, вроде аптечки, его успех становился совсем проблематичным. Саша представил себе рожу вождя, и у него зачесались кулаки.
   А пение все продолжалось.
   - Дьявол их разбери, проклятые сектанты! Когда же они, наконец, угомонятся?!
   Это однообразное пение, вернее завывание, действовало на нервы и в глубине души рождалось смутное беспокойство. Индейцы не просто так ушли, оставив его одного. Они хоть и первобытные, но не настолько глупые, чтобы не понимать - через какое-то время любой человек сможет освободиться от пут.
   Дети природы явно задумали какую-то очередную пакость по отношению к нему.
   Саша подошел к одному из факелов, выдернул его из стены и внимательно осмотрел пещеру, однако не обнаружил ничего представлявшего опасность - только мелкие трещины. Он слышал о пещерах, в которых из недр земли выделялись ядовитые газы, но сколько ни принюхивался не почувствовал никакого запаха, да и ощущения его ничего опасного не показывали - он чувствовал себя как обычно, не было ни сонливости, ни головокружения и других признаков начинающегося отравления организма. Также ничто не указывало на то, что в пещере может оказаться какой-то тайник или замаскированная ловушка. Эти дети леса просто не смогли бы ее здесь соорудить в толщах скалы, имея в своем распоряжении всего лишь каменные орудия труда. Однако же кто-то ведь высек из камня эту чудовищную статую? Вот она стоит перед ним. Сделать это каменным рубилом невозможно. Сашу и раньше смущали некоторые нюансы в жизни этого племени. Возможно, эти люди - остатки какого-то более древнего народа, когда-то более развитого и могущественного. Возможно, это вина испанцев, вытеснивших их когда-то в сельву, а может быть это произошло за века или даже тысячелетия до прихода европейских завоевателей в Америку. Как бы там ни было, непохоже чтобы такую работу могли выполнить нынешние обитатели деревни у подножия холма. Саша снова влез на постамент и провел рукой по статуе. Нет, здесь чувствовалась рука мастера, использовавшего металлические орудия.
   Он похлопал бога по плечу и словно бы в ответ на этот фамильярный жест, снаружи, перекрывая монотонное пение индейцев и гул их барабанов, раздался мощный рев ягуара.
   Саша вздрогнул и обернулся к входу в пещеру. Теперь он все понял. С ненавистью посмотрев на оскаленную звериную морду бога, он обхватил его обеими руками за шею и нанес удар ногами по нижней выпрямленной руке. Каменная рука треснула, но не там, где хотел Саша - у основания, а посередине - в локте. Дубинка получилась короткой, но это было лучше, чем ничего.
   Снаружи воцарилась полная темнота, внутри пещеры факелы почти погасли, испуская из себя больше дыма, чем огня.
   Так вот, что задумали эти мерзавцы. Все-таки он оказался прав - они решили принести его в жертву своему божку. Только посредством более сложного обряда, чем он думал. Никто не собирался рассекать обсидиановым ножом его грудь и вырывать из нее трепетное сердце. Их бог сам должен был принести пленника себе в жертву, вернее его воплощение в лице... тьфу, в морде ягуара. Полное самообслуживание, как в супермаркете.
   Вооружившись пока еще горевшим факелом и каменным обрубком, Саша, оставаясь на постаменте рядом со статуей бога, повернулся к входу в пещеру и стал ждать.
   Не прошло и минуты как факел в его руке погас, а вслед за ним, зашипев, испустили последние искры остальные три факела.
   Видимо, время их горения было рассчитано заранее. Индейцы знали как звери боятся огня и не хотели расшатывать нервную систему воплощения их бога.
   Однако Саша все же не стал выпускать из рук потухший факел - пусть исчез могучий союзник - огонь потух, но он оставил ему на прощание подарок - обгоревшая палка превратилась пусть в тонкое, но все же с закаленным в огне острием, копье. Достав из-за голенища ботинка нож, он подправил острие копья и снова сунул нож назад.
   Воцарилась темнота. Завывания индейцев, наконец, прекратились и в наступившей тишине, Саша услышал легкий шорох у входа в пещеру. Глаза постепенно привыкали к темноте, но времени у него оставалось на это мало, да и не сравниться ему ночным зрением с рожденным для этого хищником. В полуметре над полом появились два желтых огонька и стали медленно приближаться к центру пещеры.
   Снаружи все-таки было светлее, и едва заметный перепад тьмы в пещере и темноты у входа обрисовал в Сашиных глазах гибкий силуэт хищника. Его хвост метался из стороны в сторону. Наверняка он уже не в первый раз посещал эту пещеру и знал, что ему предстоит, тем не менее, врожденная осторожность заставляла его не спешить. Замершие на несколько секунд желтые огоньки внезапно отдалились. Саша понял, что огромная кошка присела, готовясь к прыжку, швырнул ногой спутанные ремни прямо в морду ягуару и спрыгнул вниз. Пока смущенный неожиданным нападением чего-то непонятного и вонючего, хищник тряс головой, пытаясь сбросить ремни, Саша замахнулся и что было сил нанес ему удар своей каменной дубиной. Что-то хрустнуло, то ли череп зверя, то ли камень, а может быть, и то и другое вместе. Раздался такой рев, что казалось, сейчас рухнут своды пещеры. Не давая противнику опомниться, Саша воткнул в него заостренную палку от факела, надеясь попасть в сердце.
   Куда-то его палка воткнулась, но, похоже, не в сердце. Мощный удар обрушился Саше на левое плечо, и он почувствовал, как туда словно вонзились несколько ножей. Он отлетел в сторону, но сразу же вскочил на ноги, стараясь не думать о том, во что сейчас превратилось его плечо, и выхватил из-за голенища ботинка нож.
   Появившаяся снаружи луна залила все белесым туманом. И в этом мертвенном свете Саша увидел, как ягуар пытается вытащить зубами копье, вонзившееся ему в бок. Неглубоко вошедшая палка от факела вывалилась и огромная кошка, продолжая рычать, припала на передние лапы и стала драть пол пещеры страшными когтями. Наконец, выполнив все свои кошачьи ритуалы перед нападением, ягуар сжался как стальная пружина и прыгнул.
   Саша понимал, что это его последний шанс - силы начинали его покидать, кроме свежих ран на плече, он почувствовал, что и старая рана на боку от пули Гонсалвиша открылась. А разъяренный двумя совсем не смертельными ранами, которые Саша успел ему нанести, зверь теперь не отступит и будет драться до конца.
   Спокойно, как будто все это сейчас происходило уже не с ним, Саша отшагнул в сторону и, когда сотня килограммов стальных мышц в прыжке обрушилась вместо него на постамент статуи, повернулся и всадил нож в глаз ягуару. Двадцатисантиметровое лезвие мгновенно вошло в мозг зверя, а Саша снова, как автомат, сделал шаг назад.
   Ягуар захрипел и медленно, цепляясь когтями за камень постамента, сполз на пол пещеры. Жизнь трудно покидала его мощное тело, он еще несколько минут вздрагивал прежде, чем затихнуть навсегда.
   Но Саша уже не слышал этого. Мгновенное напряжение для решающей схватки отняло последние остававшиеся еще силы, перед глазами у него поплыло и, потеряв сознание, он упал в каком-нибудь метре от умирающего хищника.
   Когда он очнулся, в пещере стало еще темнее, чем во время его схватки с ягуаром - луна ушла за холм, а до рассвета было еще далеко. Левое плечо, порванное зверем, болело, но вытекшая кровь свернулась и закрыла рану естественной повязкой. Ничего больше он пока все равно сделать не мог, поэтому постарался больше не думать о ране и о том, какая зараза могла быть на когтях хищника, когда он рвал его плечо.
   Пошатываясь, он подошел к поверженному противнику, вытащил нож и вытер о его шкуру.
   Машинально подняв глаза на статую, он с изумлением увидел, как минерал - третий глаз бога, загорелся огнем как будто исходящим изнутри него. Однако Саша не верил в чудеса и оглянулся на вход в пещеру. Чуть ниже верхнего свода арки горела утренняя звезда.
   И хотя Саша не понимал, каким образом создателям статуи удалось добиться такого эффекта, причинно-следственная связь была очевидна.
   Он залез на постамент и закрыл рукой свет от Венеры. Камень перестал светиться. Подчиняясь какому-то неясному побуждению, Саша положил на камень ладонь и надавил, но ничего не произошло. Тогда он обхватил кристалл сильными пальцами и попытался покачать его из стороны в сторону, но камень сидел крепко и не поддавался. Тогда он попытался повернуть его по часовой стрелке. Третий глаз бога неожиданно легко повернулся на пол оборота. Но снова ничего не произошло. Тогда Саша повернул его назад. Под ногами у него что-то заскрежетало, он отскочил в сторону и едва не свалился с постамента. Статуя стала медленно поворачиваться и когда индейский бог недовольно повернулся к нему задницей, на том месте, где он только что стоял, стало видно идеально круглое отверстие, еще более черное, чем окружающая темнота.
   Он шагнул вперед и тут же остановился. "Э, нет, друзья мои, позвольте мне вам не поверить".
   Хотя ему очень не хотелось слезать с камня, он все же сделал это, нашел обломок руки бога, потом вытащил из трещин в стенах пещеры оставшиеся факелы. С двух из них он снял накрученные волокна и намотал все это на третий. Потом из потайного кармашка брюк достал неприкосновенный запас - пять спичек, залитых парафином. Его газовая зажигалка потерялась, пока он болтался, подвешенный на индейском капкане, а запасная осталась в рюкзаке, ставшим добычей тех же индейцев. Теперь эти пять спичек были единственным его средством для добывания огня, если не считать возможностей, оставленных далекими предками - вызов духа огня посредством трения или с помощью искры, высекавшейся из кремня. Однако все эти способы утомительные, требующие времени, терпения и труда. К тому же без длительной тренировки все это увеличивало потребности в перечисленном выше в несколько раз.
   Слезть с каменного постамента легче, чем снова забраться на него. Положив у ног статуи обломок ее руки и факелы, Саша повернулся спиной к голым ягодицам истукана, хотя нисколько не думал о нанесении таким образом ответного оскорбления индейскому богу, и оттолкнувшись от пола пещеры обеими ногами и опираясь на постамент правой рукой, охнув, приземлился рядом с открывшимся отверстием.
   Заклинив обрубком каменной руки бога ход статуи, он чиркнул спичкой и поджег факел. Волокна, не пропитанные жиром, горели неохотно, но Саша и не рассчитывал, что его самодельный факел прослужит ему долго. Однако света было достаточно, чтобы осветить ступени, ведущие вниз.
   Саша постучал палкой по лестнице и стал осторожно спускаться вниз. Когда он наступил на десятую ступень, и голова его опустилась на полметра ниже верхнего уровня постамента, раздался скрежет. Саша отскочил назад, но сразу же понял, что звук, а значит и опасность, идут не снизу, а сверху. Статуя бога мелко дрожала, пытаясь встать на место. Саша взбежал наверх и постоял, ожидая, чем закончится этот поединок неизвестного механизма с куском базальта, и мысленно восхищаясь своей предусмотрительностью. Как чаще всего бывает в жизни, победила косная материя. Через несколько секунд скрежет затих, а статуя перестала дрожать и двигаться.
   Первый раунд был им выигран, но Саша сомневался, что создатели статуи ограничились единственной ловушкой, которую к тому же не так и трудно было разгадать и обезвредить.
   Лучше всего было бы, конечно, плюнуть в дыру открывшегося подземного хода и забыть о нем, тем более, что причин для этого у него было более, чем достаточно.
   Но неистребимое человеческое любопытство, сгубившее столько людей и кошек, звало его вперед, несмотря на очевидную опасность. Надо было торопиться - пока горел факел, его шансы возрастали, в темноте же их практически не оставалось. И все же он заставил себя не торопиться. Осторожно, ощупывая каждую ступеньку сначала палкой, а потом ногой он медленно спускался вниз.
   На тридцатой ступени подземный ход закончился и, едва теплящееся пламя факела, осветило вырубленный в толще скалы зал. Высотой около двух метров он был размером с небольшую комнату - метров шесть на четыре. Еще три ступеньки, и он стоит в зале...
   Саша, держась за стену подземного хода правой рукой, изо всех сил топнул ногой по полу у последней ступени. Такой устойчивый на первый взгляд кусок каменного пола мгновенно провернулся вниз.
   Саша с обоснованным любопытством посмотрел в открывшийся проем. Открывшееся ему зрелище не внушало оптимизма. Из дна неглубокого колодца торчали несколько каменных копий, словно выраставших из него. Похоже те, кто готовил эту ловушку, терпеливо, постепенно, вытесывали камень. Как им удавалось так скорчиться, было непонятно. Это, конечно же, делали рабы, об удобствах для которых никто не думал, да и участь их была решена с самого начала. Кости нескольких скелетов оставляли пищу для догадок - то ли это оставленные в колодце работники, то ли он был здесь не первым, кто пытался проникнуть в тайну пещеры и каменного бога.
   Саша перепрыгнул через колодец и замер на его краю, надеясь, что создатели потайной камеры, не превратили весь ее пол в одну сплошную ловушку.
   Пока все было тихо. Однако это еще ничего не значило. Просто никто не стал бы делать две ловушки впритык. Кто знает по какой системе, или вовсе безо всякой системы расположили свои ловушки древние строители. А в том, что нынешние обитатели деревни не имели к строительству тайника никакого отношения, Саша не сомневался - в крайнем случае, они были их дальними потомками. Факел почти весь выгорел. У него оставалось не больше минуты, чтобы осмотреться и убраться отсюда.
   Под треск последних сгоревших волокон, Саша медленно, но не останавливая ни на чем взгляда, одним поворотом головы осмотрел камеру. В четырех углах ее на деревянных, обитых золотыми листами, тронах сидели мумии. Их когда-то роскошные наряды превратились в лохмотья, которые от полного разрушения удерживали только золотые нити, щедро пронизывающие материю. Вместо лиц у них были золотые маски. По стенам стояли расписанные керамические сосуды, очевидно с запасами для загробной жизни бывших правителей давно исчезнувшей страны. Лежали груды когда-то расставленного в порядке, а теперь находившегося в полном беспорядке оружия - наверное, копья с высохшим и рассыпавшимся в труху деревом, щиты с рассохшийся и лопнувшей кожей, падали, увлекая за собой все, что стояло по стенам как костяшки домино. И везде тускло блестело золото, как известно, мало ценившееся индейцами. Только массивные ларцы, обитые по углам золотыми пластинами пока держались.
   Истекали последние мгновения, которые он еще мог позволить себе находиться здесь. Саша решился и широко расставляя ноги шагнул к ближайшему сундуку. Он поднял крышку и от вида неожиданно открывшегося ему зрелища, не удержался и вскрикнул. Ему вначале показалось, что в ящике лежит огромный клубок змей. Но тут же понял, что ошибся, разглядев, что на самом деле лежит там. Сотни, тысячи тонких разноцветных шнуров с множеством завязанных на них узелков. Отшвырнув бесполезный, потухший факел Саша в два прыжка оказался на лестнице. Сердце бешено колотилось.
   Знаменитое, загадочное узелковое письмо инков. В этих ящиках находятся своеобразные "документы", архив, а может быть и летопись древнего государства. Впрочем, кто знает, возможно, к инкам все это не имеет никакого отношения. Ведь государство инков находилось на западном побережье Южной Америки, в Андах, пожалуй, слишком далеко отсюда.
   Похоже, что снаружи начинался рассвет - круглое пятно входа в подземную камеру, недавно еще черное как смола, заметно посерело.
   Едва Саша ступил на тридцатую ступень, сзади раздался шум, он оглянулся и увидел, что камень ловушки встал на свое место.
   - Ну, что, ж логично, хотя и несколько однообразно.
   Однако он не мог мысленно не отдать должного инженерному умению жестоких строителей, создавших простые механизмы, оставшиеся вполне работоспособными даже спустя многие столетия. Ему пришлось попотеть, прежде чем удалось вытащить заклинивший ход статуи обрубок. Когда ему это удалось, с победным скрежетом статуя снова встала на свое место.
   - А не фига было на меня ягуара натравливать! - вслух сказал Саша и стал выковыривать третий глаз индийского бога. Проклятый камень не поддавался. "Ну, что же пусть тогда он опять сам мне поможет". И Саша стал осторожно бить по кристаллу многострадальным обломком руки бога, расшатывая его третий глаз.
   Несмотря на всю свою предусмотрительность, создатели статуи и подземной камеры вряд ли рассчитывали на такой варварский натиск. Да и что они могли предусмотреть? Сила солому ломит, а ломать не строить. И в конце концов ему удалось сначала раскачать кристалл, а потом выломать - в голове статуи что-то хрустнуло и хотя примерно треть кристалла все-таки осталась в глубине головы индейского бога, остальное оказалось в Сашиных руках. Он слышал что-то о колумбийских сапфирах, хотя о таких размерах вряд ли кто-нибудь даже мечтал. Впрочем, узнать точно, что это за минерал можно будет только после экспертизы.
   "Если мне удастся ее когда-нибудь провести", - невесело усмехнулся Саша. И сунул осколок минерала в карман брюк.
   Лучше всего, конечно, было бы появиться в индейском поселении как витязь в ягуаровой шкуре. Это, несомненно, произвело бы на впечатлительных детей природы соответствующее действие, но сил на то, чтобы снимать со зверя шкуру у него не было. Поэтому он ограничился более простой операцией и, насадив на палку голову ягуара, стал спускаться с холма по тропинке, ведущей к деревне.
   Отойдя от холма на несколько десятков шагов, он обернулся. Времени на разгадывание загадок у него сейчас не было, но его и не понадобилось. Нужная мысль сама собой пришла ему в голову, сразу связав воедино все, что с ним произошло и все, что он увидел этой ночью. Это был никакой не холм. Это была, превратившаяся за прошедшие века в поросший кустарником и деревьями холм, ступенчатая пирамида.
   "Интересно, принято у них выставлять посты на ночь или они еще не додумались до такого венца человеческой мудрости как устав караульной службы? Будем надеяться, что за прошедшие столетия дисциплина у них подрасшаталась. Да и против кого им тут караулы выставлять? Правда, меня они все-таки "подкараулили"".
   В деревушке было тихо. Саша шел по улице, направляясь к дворцовой хижине вождя, палка с воткнутой на нее головой ягуара, лежала у него на здоровом плече.
   Выскочивший из своей лачуги по малой нужде индеец, увидев жертву, принесенную ими вчера своему богу, бодро вышагивающей по улице его родной деревни, да еще и с головой воплощения бога, насаженной на палку от факела, застыл с отвисшей челюстью.
   - Ну, что уставился, козел? - без всякого доброжелательства спросил его Саша.
   Индеец юркнул назад в лачугу. Что-то в выражении его лица Саше не понравилось, он вспомнил маленькие луки и, подскочив к хижине, ударом ноги сломал одну из стоек, на которых держалась хлипкая крыша. Такого эффекта он не ожидал. Крыша осталась на месте, а на бок завалилась вся хижина, накрыв ее обитателей кучей листьев. Изнутри послышались вопли, и деревня как-то сразу стала быстро пробуждаться.
   Однако обиталище вождя и по совместительству главного мерзавца было уже рядом.
   Воткнув в землю перед домом вождя шест с головой ягуара, Саша вошел внутрь.
   Толстяк храпел в окружении десятка разнокалиберных женщин всех возрастов - от совсем юной тощей девочки до солидной и по возрасту и комплекции матроны. Видимо, это был его гарем, с которым он отмечал праздник заклания бледнолицего брата.
   Ужасно хотелось пить. Саша осмотрел все, что могло быть сосудом для жидкости и, наконец, натолкнулся на какую-то тыкву, в которой плескалась вода. Он с жадностью напился, а потом запустил пустой тыквой прямо в харю вождя. Тот захрюкал и открыл глаза. Несколько секунд ничего не происходило, потом вождь шустро встал на четвереньки и заорал благим матом, переполошив женское население хижины. Женщины стали просыпаться одна за другой и, увидев Сашу, присоединялись к воплям вождя.
   Постепенно деревня оживала.
   После веселой ночи, проведенной в пещере по милости этого хряка, у него болело все тело, не говоря уже о ранах. Саша с удовольствием растянулся бы прямо на вождистском ложе, заваленном шкурами, и отключился минимум минут на шестьсот. Вместо этого его ожидал по меньшей мере еще один день без отдыха.
   Подойдя к вождю, Саша пнул его ногой в пузо и тот захлебнулся своим воплем.
   Женский вопль при виде такого непочтительного отношения с их начальником сначала поднялся до ультразвуковой высоты, но потом стал постепенно стихать, потому что они одна за другой потихоньку отползали к выходу и, вскочив на ноги, молнией выскакивали на улицу, решив видимо, что мужчинам будет удобнее разобраться между собой без их участия.
   Толстяк намеревался последовать примеру своих подруг, но его поползновения были решительно пресечены пинком в зад.
   Прежде всего Саша нашел свое мачете. После этого он попытался объяснить вождю, что было бы неплохо вернуть рюкзак со всем его содержимым законному владельцу. Языковый барьер, помноженный на жестокого бодуна, которым страдал вождь после ночной оргии, сильно мешал их общению. Чтобы ни говорил Саша, чтобы он ни пытался изобразить жестами, толстяк только тупо таращился на него и икал.
   Саша понял, что как и всегда ему придется рассчитывать только на самого себя. Тяжело вздохнув, он связал вождю руки за спиной и стал переворачивать вверх дном немудреный скарб в хижине.
   В одной из сплетенных из лиан корзин он обнаружил свой вывернутый наизнанку рюкзак с беспорядочно наваленным содержимым. Запасные брюки, солонка, ампулы с противозмеиной сывороткой, разорванные бинты, рассыпанные лекарства, все лежало в одной куче - кто-то, не догадавшись открыть молнию на кожаном футляре аптечки, раскромсал его своим каменным ножом.
   - Ты что искал-то, зараза? - обратился Саша к вождю. - Зачем перевернул все вверх дном, придурок?
   Но вождь молчал, с ужасом наблюдая за пришельцем. Он уже понял, что совершил самую большую ошибку в своей жизни, скорее всего последнюю. Не надо было, ох, не надо было связываться с этим бледнолицым. Но кто же знал, что это чудовище расправиться с самим "хозяином сельвы"?
   Саша вытащил из кармана осколок кристалла, вынутый им из глазницы бога, и сунул в рюкзак. Вождю выпучил глаза, а потом что-то залопотал.
   Саша недоуменно пожал плечами, но потом, объединив телодвижения и пристальный взгляд деревенского предводителя, он понял, что того поразило сходство цвета кристалла с цветом его глаз. Наверно, для вождя это было еще одним доводом в пользу того, что пришелец не был обычным человеком.
   Саша вытащил кристалл и повертел его в руке. Пробившиеся сквозь щели в стенах хижины солнечные лучи радостно заиграли на его гранях.
   - Ладно, думай, что хочешь, все равно нам с тобой друг друга не понять, - сказал Саша и положил камень назад в рюкзак.
   Под пристальным испуганным взглядом вождя он сделал себе укол, смазал мазью с антибиотиками плечо и забинтовал его. Раскрывшуюся во время схватки с ягуаром рану на боку, он залепил пластырем.
   - Ну, что, морда басурманская? Оклемался? Давай вставай, нам пора.
   Хватило бы и ножа, но Саше нужно было как можно сильнее поразить воображение индейцев, поэтому, он вышел на улицу, держа перед горлом вождя лезвие мачете. Но на улице, кроме иногда деловито пробегавших по ней местных полосатых свиней, никого не было.
   Можно было ожидать чего угодно - копья или отравленной стрелы. Хотя в глубине души он надеялся, что ничего такого не будет - испуганные ночной победой над ягуаром и головой зверя, торчащей на шесте в центре деревни, индейцы не должны бы рваться в бой. Тем более захват в плен вождя должен был их еще больше деморализовать. Тем не менее, он постоянно поворачивал тушу вождя в разные стороны, прикрываясь им как щитом и не давая возможности противникам прицелиться. Однако, пока они проходили несколько десятков метров до начинавшегося леса, в деревне не раздалось ни единого звука, не прилетело ни одной стрелы или копья. Обитатели деревни то ли покинули ее, то ли решили тихо пересидеть обрушившиеся на них события, прикинувшись валенками. Впрочем, вряд ли тут знали, что такое валенок. Однако Саша не сомневался, что должен существовать местный эквивалент этого идиоматического выражения.
   Первые сотни метров в лесу он часто останавливался и прислушивался, пытаясь разобрать звуки начавшейся погони. Постепенно он убеждался в том, что обитатели деревни отнеслись к его уходу вместе с вождем чисто философски - бог дал вождя, бог взял вождя, ну и хрен с ним.
   Вряд ли вождю понравилась такая вопиющая неблагодарность подчиненных к бывшему "любимому" руководителю, но это уже были его проблемы. Сашу сейчас эта извечная человеческая неблагодарность вполне устраивала.
   Он вел за собой толстяка по джунглям до середины дня. Потом, после часового привала, подкрепившись захваченными с собой остатками ночного пиршества вождя, Саша развязал ему руки и легким тычком в спину указал направление обратного пути в сторону деревни.
   Давно уже находившийся в прострации индеец сначала не поверил, что грозный пришелец отпускает его, потом осторожно, боком, боком стал отступать в заросли и вскоре был слышен только треск ветвей на его пути, словно сквозь сельву мчался броненосец... Нет, не "Потемкин", конечно, а местный - зверушка размером с хорошего кабана и вся - от кончика носа до кончика хвоста покрытая костяными пластинами.
   К счастью, его рана не воспалилась. То ли вытекшая кровь действительно вынесла наружу всю грязь, попавшую в рану во время схватки с ягуаром, то ли помогли возвращенные лекарства.
   На седьмой день после выхода из селения племени хранителей древней пирамиды, он впервые услышал звуки, свидетельствовавшие о том, что он вплотную приблизился к цивилизации. Причем к его удивлению, это были вполне индустриальные звуки. Сначала ему показалось, что он ошибся, но с каждым шагом понимал, что слух его не обманул - с грохотом работал дизель. Он ожидал увидеть нечто похожее на индейскую деревню, но если это и была деревня, то совсем другая. Если здесь и жили индейцы, то это были совсем не те индейцы, что встречались ему раньше.
   Нет, конечно, это была не деревня - скорее то, что на его родине называлось рабочим поселком. Где-то вдалеке визжали циркулярные пилы и работали моторы, по главной улице поселка, на которую он вышел, один за другим шли огромные грузовики, нагруженные длинными толстыми бревнами и штабелями досок, обвязанными цепями.
   Так что здесь можно было, наверное, решить кое-какие свои проблемы. Зайдя в первую же попавшуюся ему на пути лавчонку, Саша купил себе новую рубашку, взамен своей, превратившейся в лохмотья и, не глядя на несколько шокированного его видом хозяина лавки тут же переоделся в нее. Нормального человека не могло не удивить то, что вышедший из сельвы субъект был одет в абсолютно новые брюки и разорванную в клочья рубашку. Выйдя на улицу, он бросил рваную рубашку в кювет у дороги. Пройдя половину поселка, он подошел к одному из местных обитателей, сидевшему на корточках у обочины дороги и курившему длинную трубку. Глаза у него были полузакрыты и вообще вид у него был какой-то сонный. Тем не менее, Саша решился и обратился к нему по-испански, не знает ли он как можно отсюда добраться до Сьюдад-Боливара. Не раскрывая глаз, цивилизованный индеец пожал плечами и ничего не ответил. Саша тоже пожал плечами и пошел дальше.
   Сзади с рычанием надвигался многотонный грузовик, и Саша взмахнул рукой, привлекая внимание шофера. Тяжело вздохнув тормозами, грузовик захрипел и остановился. Саша запрыгнул на подножку и спросил:
   - До Сьюдад-Боливара не подбросите?
   Встопорщив отливающие синевой усы водитель оживленно жестикулируя прокричал, перекрывая шум работающего двигателя, несколько фраз из которых Саша с трудом уловил только общий смысл.
   Водитель в общем соглашался подбросить незнакомца по пути, но предупреждал, что он попадет не в Сьюдад-Боливар, а в Кайкару. Он утвердительно кивнул и уселся рядом с водителем, положив свой потертый рюкзак на пол кабины. Водитель с каким-то сомнением поглядел на него, потом пробурчал что-то и снова стал ожесточенно жестикулировать. Саше показалось, что от напряжения у него начали потеть уши, но как ни старался, понять ничего не смог и развел руками.
   Водитель поднял обе руки вверх и завел глаза к небу. После чего заговорил еще быстрее. Наконец, Саша решил, что понял, о чем идет речь, и, поскольку венесуэльских боливаров у него не было, протянул водителю бумажку в пятьдесят долларов. Тот сразу заулыбался, похлопал его по плечу, спрятал деньги в карман рубашки и тронул с места свой грузовик.
   Через пять часов, когда солнце уже покраснело перед близким закатом, Саша вышел из машины на окраине Кайкару. Сельва осталась далеко позади. По сторонам расстилалась плоская как стол равнина, окрашенная в монотонный и мрачноватый красно-бурый цвет.
   Городок был хоть и невелик, но это был настоящий город с асфальтированными улицами, магазинами. Дело шло к вечеру, а он, заросший как дикобраз, стоял в чужом городе, в чужой стране и не верил тому, что снова находится в лоне цивилизации. Хотя как раз сегодня ему и не пришлось много ходить, в отличие от многих предыдущих дней, сейчас его оставило, наконец, многодневное напряжение, благодаря которому ему удалось преодолеть сотни километров влажного тропического леса и, чтобы не упасть без сил на тротуар, он вцепился в чахлую пальму у дороги и несколько минут простоял так, пытаясь собрать последние силы. Он не мог позволить себе рухнуть без сил или сдохнуть здесь у дороги или попасть в полицейский участок. Еще немного... ему нужно продержаться всего час, может быть меньше. Но он должен продержаться!
   Он упрямо пошел вперед по улице, надеясь, что ему где-нибудь встретится хотя бы какое-то подобие гостиницы.
   Саша шел по направлению к центру города, если здесь таковой вообще был. Планировка улиц очень напоминала североамериканскую - протянувшиеся ровными линиями улицы пересекались под прямым углом и были застроены в основном двух и трехэтажными довольно убогими домами с облупившейся краской.
   Временами Саше казалось, что этот городишко просто вымер после какой-то эпидемии. За те полчаса, что он шел по его улицам, ему встретились всего несколько прохожих, которые скользнули по нему взглядом без всякого интереса. Видимо таких бродяг как он здесь было не мало.
   Редкие уличные фонари еще не зажглись, но солнца уже не было видно за низкими домами, и небо стало быстро темнеть. Постепенно стали появляться неоновые вывески кафе и баров, а улицы начали заполняться людьми.
   Саша жадно ловил далеко разносившиеся запахи готовящейся еды, но сдерживал себя, понимая, что если сядет на пластмассовый стул уличного кафе, то сразу же уснет.
   Наконец он увидел долгожданную вывеску - отель "Боливар". Туда он и направил свои усталые стопы.
   Когда он вошел в номер - более чем скромный, он показался ему раем небесным.
   Над окном заунывно гудел кондиционер. Саша смотрел на кровать, застеленную чистым бельем, и не верил своим глазам. Она казалась ему невероятным видением из сказочных снов.
   А зрелище чугунной ванны с отбитой эмалью вызвало у него такое простодушное умиление, что у него защипало в глазах, и по щеке скатилась скупая мужская слеза.
   С глухим стуком упал на пол рюкзак, а он, переставляя ноги как робот, подошел к кровати и рухнул на нее, не сняв с себя даже ботинок.
   Проснулся он только в середине следующего дня. Уже почти месяц он не ощущал себя таким свежим и отдохнувшим. С тех пор как ввязался в эту историю.
   Вода, которая стекала с него под душем, после того как он намылился первый раз, очень походила на ту жидкость, которая течет по улицам города после проливного дождя.
   Его бритвенный прибор остался где-то на неведомых тропинках джунглей. Взглянув в зеркало на свою опухшую от укусов москитов физиономию, Саша ужаснулся и пошел искать ближайшую парикмахерскую. Он никогда не понимал своих предков, которые так держались за это украшение, которое даже есть мешает. Когда через час он вернулся в отель, портье, клевавший носом у стойки, сначала не узнал его, и только приглядевшись несколько секунд, с улыбкой протянул ключ от номера и опять стал погружаться в нирвану.
   Саша показал ему банкноту в десять долларов и спросил на чем можно побыстрее добраться до Каракаса. Как только портье увидел зеленую бумажку, его сонные глаза тут же озарились светом разума, и он охотно затараторил, объясняя заезжему гринго, что сначала нужно добраться на автобусе до Сан-Фернандес, в котором есть небольшой аэропорт, а уж там все будет хорошо. С трудом поняв из бурного потока слов портье, где находится автобусная станция, Саша поблагодарил его и, забрав из номера свой потертый рюкзак, вышел на улицу.
   Может быть название "станция" было слишком громким для этого строения, но тем не менее несколько автобусов действительно стояли на небольшой площади, ожидая пассажиров и назначенного времени отправления.
   Выяснив, когда отходит ближайший автобус на Сан-Фернандес, Саша заплатил шоферу и уселся на свободное место. Постепенно автобус заполнился шумным местным людом, большинство которого составляли женщины - в основном метиски необъятной толщины. Кроме того Саше показалось, что рот не закрывается у них ни на мгновение. Они постоянно что-то говорили или ели, но чаще делали то и другое одновременно. Сначала Сашу это даже развлекало - после долгого безмолвия сельвы, звуки человеческой речи не казались раздражающими и даже когда он оказался притиснутым к стенке автобуса могучим бедром одной из толстух, он отнесся к этому событию вполне терпимо. В общем-то, несмотря на внешнюю непривлекательность, это были вполне добродушные и простые создания, в чем-то даже милые хотя бы своей непосредственностью. От его мыслей Сашу отвлек толчок в бок мягким локтем, как ни странно это звучит.
   Саша недоуменно поднял глаза и наткнулся на широкую улыбающуюся физиономию соседки. Слов ее - в клокочущем, стремительно несущемся по порогам знаков препинания, потоке речи, Саша не понимал, но протянутый ему кусок жареной курицы и не нуждался ни в каких дополнительных разъяснениях.
   Шофер что-то крикнул в микрофон, автобус тронулся с места, и одновременно с этим из динамиков грянула первая зажигательная латиноамериканская мелодия.
   Когда через три часа Саша вывалился из автобуса в Сан-Фернандес, руки у него по локоть были в курином жире, а в голове продолжали стучать барабаны и звенеть струны гитар.
   Однако шум большого города и его запахи - в основном сгоревшего бензина, быстро привели его в чувство.
   Купив себе нормальную одежду и дорожную сумку, он с удовлетворением посмотрел на себя в зеркало. Однако была еще одна проблема - светлый след от сбритой бороды на загорелом лице вызывал улыбки окружающих и привлекал внимание. Делать было нечего - он приобрел в отделе косметики тональный крем подходящего оттенка и в туалете размазал по щекам и подбородку. Хотя эта процедура и вызывала у него отвращение и неприятные ассоциации, но зато на него совершенно перестали обращать внимания - он стал обычным, одним из тысяч и слился с толпой.
   В аэропорту Саша нашел частный самолет, владелец которого, воодушевленный суммой в тысячу долларов с радостью согласился довезти его до Каракаса.
   В Каракасе, на тихой авениде имени все того же Боливара, Саша присел на скамейку под тенистым деревом, чтобы еще раз обдумать то, что ему предстояло сделать.
   На другом краю скамейки сидели две смуглых венесуэлки в яркой одежде, очень походившей расцветкой на окраску тех птичек колибри, которых он недавно имел счастье наблюдать в сельве. Они постоянно улыбались, сверкая ослепительно белыми зубами на фоне их матовой бронзовой кожи и часто постреливали блестящими темными глазами в сторону мужественного незнакомца. Хотя эти взгляды также как и их обладательницы, нравились Саше, но не могли отвлечь от его мрачных мыслей.
   Все-таки он решился. Стоило рискнуть и выяснить все до конца. Как там все получится в итоге, он, конечно, не знал, однако, название отеля, в котором его должен был ждать соучастник Гонсалвиша по задуманному преступлению в отношении канадского бизнесмена Алекса Хантера, ему удалось вырвать у креола перед его смертью.
   Войдя в роскошный холл старинного здания - оно, наверное, было построено еще до первой мировой войны, об этом говорила его тяжеловесная, мрачноватая роскошь с обилием позолоты, бронзы и красивой мебели из черного и красного дерева, Саша нахально предъявил портье паспорт Фелипе Гонсалвиша и получил ключи от забронированного номера. Его начавшее заживать левое плечо приятно оттягивала кобура с только что купленным "смитвессоном". Он надеялся, что это приобретение окажет ему немалые услуги в процессе разговора с тем, кто поджидает его в этом номере отеля или явится туда через некоторое время, когда узнает, что постоялец, забронировавший этот номер, наконец-то поселился в нем.
   Саша включил телевизор в гостиной, а сам уселся на пуфик у входа в номер, на ручку двери которого повесил снаружи табличку с надписью "Не беспокоить". Таким образом, теперь в номер не осмелится зайти никто из служащих отеля, зато куда больше вероятность того, что к спящему постояльцу зайдет тот, кого ждал Саша.
   Час проходил за часом, но он терпеливо пялился в огромное зеркало, висевшее на стене напротив, точнее, на свое отражение в этом зеркале, пока разглядывание себя любимого ему не осточертело, и он прикрыл глаза. Незаметно подкралась дрема - все же месячное блуждание по дикой сельве, две раны и катастрофа вертолета, основательно высосали из него силы. Однако, участок мозга, отвечавший за безопасность, продолжал бодрствовать и как только в замок входной двери кто-то вставил ключ, загорелась сигнальная лампочка и завыла сирена оповещения.
   "Да я вовсе и не спал!" - подмигнул он своему отражению.
   Дверная ручка медленно и осторожно опускалась вниз. Потом это движение прекратилось, видимо тот, кто сейчас пытался нанести ему визит, на мгновение заколебался, испытал укол страха и застыл в нерешительности. Однако он быстро справился со своим чувством, и ручка снова заскользила вниз и дверь в номер стала также медленно и осторожно приоткрываться.
   Все произошло очень быстро. Сначала в номер проникла тонкая, изящная женская рука с накрашенными ногтями, и Саша уловил легкий аромат духов и одновременно с этим перед ним, словно бы не вошла из коридора, а просто материализовалась Джоана.
   Ее появление, также как и то чувство, которое он испытал как только узнал ее было подобно удару молнии. Глаза их встретились. Лицо женщины исказилось одновременно противоречивыми чувствами - удивлением от неожиданной встречи и машинальной улыбкой, подаренной бывшему любовнику, на которые тут же накатили ужас и злоба, исказившие ее красивое лицо.
   Повинуясь скорее инстинкту, а не понимая, что делает, он нанес ей жестокий удар и только в последнее мгновение успел сдержать себя и этот удар не стал для Джоаны последним. Подхватив ее тело, он прикрыл дверь и защелкнул замок. Теперь уж точно их никто не побеспокоит. Он подтащил Джоану к кровати, бросил ее на атласное одеяло и обыскал. Он не нашел ничего интересного, кроме изяшного никелированного дамского браунинга под резинкой для чулок и баллончика с нервно-паралитическим газом, зажатого в маленьком кулачке.
   "Она не могла знать, что в номере находится он, тот, которому полагалось давно уже быть съеденному амазонской фауной, а не Фелипе Гонсалвиш, участь которого в любом случае была предрешена и на долю секунды растерялась. Бедняга Гонсалвиш. Он наивный надеялся, что ему заплатят. Пауки в банке, пожирающие друг друга. Гонсалвиш собирался сожрать Йоргенсена, но не успел, Джоана - Гонсалвиша, а Джоану, по-видимому, сам главный заказчик Джон Петфорд. Хотя она-то, конечно, надеется. И вообще, я спутал этим милым людям все их планы. Нехорошо."
   Он связал ей руки и уселся напротив в кресло, ожидая, когда она придет в себя. Ресницы Джоаны затрепетали, но глаз она не открыла, видимо пыталась сообразить во что она вляпалась на этот раз и как вести себя дальше. Но Саше были хорошо знакомы эти уловки.
   - Не притворяйся. Что случилось, то случилось. Рассказывай все, что знаешь.
   Она широко открыла глаза и блеснувшая холодным лезвием ножа ненависть мгновенно сменилась манящей улыбкой любящей женщины.
   - Алекс, ты не поверишь..., - вкрадчивым голосом начала она.
   - Конечно. Поэтому перестань ломать комедию. Не будь дешевкой, с каждым словом ты падаешь в моих глазах все ниже. Надо уметь проигрывать, разве тебя этому не учили?
   - Кто? О чем, ты, дорогой? Что все это значит?
   - Я же просил тебя! Рассказывай все, что знаешь... если не хочешь, чтобы я применил некоторые запрещенные приемы.
   - Алекс, любимый! Я ничего не понимаю. Как ты здесь оказался, в моем номере?
   Саша тяжело вздохнул.
   - Как ты думаешь, дорогая, сколько времени понадобится, чтобы срослись твои сломанные пальцы?
   - Зачем ты ударил меня? - Джоана машинально посмотрела на свои руки. - Ты ведь не сделаешь этого, правда, милый? Я тебе все объясню.
   - Нисколько в этом не сомневаюсь. Так или иначе, ты мне все объяснишь. Я бы предпочел, чтобы ты сделала это добровольно и чистосердечно. Я ударил тебя, чтобы ты не успела меня убить. Хватит болтать чепуху, Гонсалвиш перед смертью мне все рассказал. Говори, сука, если не хочешь отправиться вслед за ним! - неожиданно выкрикнул он последнюю фразу, пытаясь подействовать на ее психику.
   Она вздрогнула, но продолжала держаться.
   - Ты не посмеешь! Я буду кричать - через несколько минут здесь будут люди - охрана, полиция. Тебе некуда деваться!
   Саша рассмеялся.
   - Наивная девчонка. В этом здании стены толщиной в полметра. Окна закрыты. В соседней комнате работает телевизор. Я немного прибавлю звук, и можешь орать сколько влезет. Пойми, наконец, у тебя есть только один, действительно реальный шанс остаться в живых - рассказать мне все. Ведь ты же американка, деловая женщина, а ведешь себя сейчас как последняя дура. Я не знаю, что тебя связывает с Джоном, но он не оставит тебя в живых. Даже если бы вам все удалось, ты следующая после обреченного Гонсалвиша. Неужели ты этого не понимаешь?
   Презрительная, снисходительная улыбка зазмеившаяся на губах Джоаны явно давала знать, что эта курица, конечно же, ничего не поняла - как и все представительницы ее племени она воображала, что такое может произойти с кем угодно, только не с ней - ведь Джон ее любит! Других нет, а вот ее...
   - Джон Петфорд - твой любовник, - не столько спросил, сколько высказал вслух свою мысль Саша. - И такую красавицу, такую любимую, он, конечно же, убивать не станет. Скорее он убьет свою жену и троих детей.
   Улыбка Джоаны сразу увяла. Вообще, упоминание о женах действует на любовниц как удар пыльным мешком из-за угла.
   - Что я получу взамен?
   - Умница, девочка. Во-первых, жизнь (Саша не собирался ее убивать, хотя и не решил еще, что с ней делать, но она-то этого не знает). Это уже немало.
   - Мало. Ты даже не представляешь себе, Алекс, насколько это мало. Ты, мужчина, не можешь понять, как мне опостылела жизнь дешевой шлюхи. Джон дал мне надежду, и я поверила в то, что смогу начать с ним новую, лучшую жизнь. Поверила в сказку. Опять.
   - Не надо пытаться давить из меня слезу. Я не сентиментален, девочка. Кроме твоей жизни я могу обещать только одно - бесплатный билет на родину. Если скажешь правду, я ничего не сообщу о тебе в полиции.
   - Да? Интересно, каким способом ты собираешься прижать Джона, если у тебя не будет единственного свидетеля?
   - Действительно, как? - расхохотался Саша.
   Джоана внимательно посмотрела на него.
   - Ты выжил там, где нельзя было остаться в живых. Ты страшный человек, Алекс. Если бы я знала это раньше, никогда не стала ввязываться в эту историю.
   - Да брось ты, не такой уж я страшный. Просто я ужасно не люблю, когда меня пытаются убить. Я понимаю, что в твоих глазах это существенный недостаток, зато он практически единственный.
   - Может быть мы все-таки сумеем поладить, Алекс? Вспомни, как нам было хорошо с тобой.
   - Джоана, признаться, ты не самая лучшая из тех, что я знал.
   Этого ему говорить не следовало. Женщина многое может простить или сделать вид, что прощает, но такое...
   А ведь он хорошо ее обыскал. Да и где женщина может что-то спрятать, если в отличие от мужчины, пытается открыть себя как можно больше? И что за одежду они носят - эти тоненькие кусочки материи... А главное, он даже не заметил, когда ей удалось распутать узлы на руках. Два негромких выстрела слились в один. На лице Джоаны отразилось удивление, и с маленькой черной дырочкой во лбу она повалилась на кровать.
   Пока умный самец распускал перья и заливался соловьем перед самкой, глупая женщина упорно добивалась своей цели. И добилась.
   Саша боялся опустить глаза и посмотреть на живот. Секунды текли за секундами. И хотя он только что убеждал Джоану, что толстые старые стены поглотят любой звук, и, возможно, так и было в действительности, но все равно нужно было что-то делать. А для этого сначала надо было четко понять, на что он сам может рассчитывать.
   Положив свой револьвер на стоящий справа журнальный столик Саша, наконец, решился опустить голову, чтобы рассмотреть куда попала пуля, выпущенная Джоаной из крошечного однозарядного пистолетика. И хотя пистолетик был на самом деле крошечный, также как и пульки, удар поддых был совсем неигрушечным, а живот горел словно обожженный.
   Несколько секунд он тупо разглядывал натюрморт, а потом издал пересохшим горлом звук, похожий на клацанье затвора шестидюймовой гаубицы. Это был смех.
   Дуракам везет. Иногда пижонство может оказаться полезным. Пуля пробила толстую металлическую пряжку ремня, но так и осталась торчать в ней. А ведь он не хотел его покупать! Его спасло то, что под широкой рубашкой навыпуск ремня не было видно, иначе Джоана никогда не попала бы в пряжку с расстояния в один метр.
   Переодев рубашку, Саша быстро протер все поверхности, где могли оставаться его отпечатки пальцев и чуть приотворив дверь, выглянул в коридор. Там было пусто и тихо. Зажав в руке носовой платок, он закрыл за собой дверь.
   Некий Фелипе Гонсалвиш, бразильяно, покинул отель по-английски - не прощаясь, через служебный вход.
   Пройдя несколько кварталов, Саша бросил в мусорный бак пробитые пулей рубашку и ремень и оба пистолета, которые теперь могли принести ему только неприятности.
   Из Каракаса, через столицу Коста-Рики - Сан Хосе и Мехико он прилетел в Торонто, хотя постоянно жил в столице французской провинции Квебек, а фирма его располагалась в пригороде Монреаля. Вряд ли Петфорд контролирует все аэропорты Канады, но вероятность того, что у него есть источник информации в монреальском аэропорту была высока, а рисковать Саша не хотел - можно было вспугнуть противника и ищи его потом по всему миру. А это дело почти безнадежное. К тому же он не был отмороженным горцем, готовым все свое время и все силы посвятить кровной мести.
   Получив информацию и оплатив услуги детективного агентства, Саша не стал даром терять времени.
   В шесть часов утра на следующий день в подвале жилого доме по улице Монтэра, где располагалась автомобильная стоянка его обитателей, появился электрик - это можно было понять по мотку провода, висевшему у него на плече, сумке с инструментами и рабочему комбинезону с названием электротехнической компании, обслуживающей сеть этого района. Это был довольно высокий человек средних лет, с одутловатым лицом, приплюснутым носом, солидным брюшком и, наверное, неважным зрением, потому что очки у него были с очень толстыми линзами.
   Открыв распределительный щит, электрик стал в нем копаться под бдительным взглядом телекамеры. Вскоре он чертыхнулся, ведь от неловкого движения у него сорвалась отвертка и отлетела куда-то под стоявшие тесными рядами автомобили. Несколько минут электрик потратил на поиски отвертки, ползая под днищами машин. Найдя свой инструмент, он быстро закончил работу и покинул безлюдный подвал автостоянки.
   В этот день в Монреале произошло восемнадцать автомобильных аварий. Большинство их сводилось к помятым дверям и разбитым бамперам, но три закончились тяжелыми ранениями, а в разбившемся "шевроле-прима" погиб вице-президент компьютерной фирмы Джон Петфорд. По заключению экспертной комиссии отказала тормозная система в результате внезапного разрыва шланга.
   Мистеру Петфорду просто не повезло - возможно это был какой-то микроскопический дефект в материале, который нельзя заметить, и который проявил себя так внезапно и катастрофично.
   Как раз в этот день президент компании вылетел по неотложным делам в Европу и не смог принять участие в траурной церемонии, ограничившись письменным выражением соболезнования семье. Впрочем, в действительности оно было написано и послано секретарем.
   Семья погибшего вице-президента получила солидную страховку, а дело о его гибели было закрыто полицией вследствие очевидного отсутствия какого-либо криминала в этом заурядном для большого города происшествия.
   Саша сидел на веранде своего дома на атлантическом побережье. Солнце было уже высоко и набегавшие со стороны Европы волны играли отраженным светом его лучей.
   Он потягивал холодное пиво из высокого стакана.
   Кристалл из третьего глаза индейского бога, который он взял с собой в возмещение морального ущерба, оказался сапфиром не только огромного размера, но и необыкновенной чистоты. В Амстердаме его раскололи на три части и огранили по его заказу.
   Самый крупный из получившихся трех драгоценных камней он оставил себе на память. Остальные два на аукционе ювелирных камней купил какой-то японец за восемьсот тысяч долларов. Этих денег хватило, чтобы восполнить украденные Петфордом оборотные средства фирмы. Искать деньги, разбросанные хитрым финансистом по тайным счетам было бессмысленно, а затевать официальное расследование Саша не собирался - не буди лихо, пока оно тихо. Чрезмерная жадность, стремление хапнуть все сразу сгубила многих идиотов, производивших впечатление неглупых людей. И Джон Петфорд был этому свежим примером.
   Саша поставил стакан с пивом на столик и глубоко вздохнул, вдыхая свежий, насыщенный запахом океана, воздух. Как хорошо! И на сотни миль ни одного крокодила! И ягуара.
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"