Эсси Давен : другие произведения.

Остров Доброй Надежды

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Зачем маленькой американской художнице тропический остров? Сможет ли она справиться с колдовством таитянских жрецов?

  Остров доброй надежды
  
  ...Солнце и соль над пустотой океана,
  Где птицам неведомо, что такое гнёзда,
  Медузы прозрачны, а ночные звёзды
  Отражаются в спинах горбатых китов,
  и в солёных туманах нет берегов...
  
  (с) Рома ВПР.
  
  Дирижабль "Линкольн" разгружался в порту Папеэте. Мисс Джулия Доу сошла на остров последней. Уже поймали и закрепили стыковочные канаты, сбросили шаткие трапы. Покинули борт солидные господа туристы в дорогих белых костюмах, блестя перстнями и цепочками от часов. Спустились - кто величаво и гордо, кто обвисая на плечах горничных - разодетые жены, дочери и подруги нью-йоркских акул биржи. С трудом сполз немолодой священник, за ним - стайка деловитых монахинь. Помахивая чемоданчиками, сбежали братья-комивояжеры - на борту они избавились от половины запаса "французских" духов и торопились отыскать новые жертвы. Матросы начали осторожно переправлять на сушу чемоданы, корзины, картонки, клетки с собачками и попугайчиками. А Джулия медлила. Сказать по правде, она боялась.
  
  Все началось год назад в нью-йоркской галерее искусств. Выставка "Южный крест" собрала всех городских любителей, ценителей, творцов, продавцов и покупателей живописи. Лучшим экспонатом публика единогласно признала "Розовый закат" он же "Прощание с Папеэте" никому не известного Пэдди ОТула. Простое на первый взгляд полотно - алое солнце в гаснущих волнах, уплывающий парусник и таитянская девушка на берегу. Однако изобилие точных деталей заставляло разглядывать картину как ребус, находя все новые смыслы. Вдохновленная Джулия четырежды возвращалась в музей и всякий раз высматривала что-то новое. Белую бабочку на гирлянде белых цветов, обвивающих плечи туземки. Сгусток туч "будет буря" на горизонте. Красную птицу над крохотным гнездышком, полным разбитых скорлупок. Смуглого юношу в тени пальм - его явно не огорчало отплытие корабля. Золотые монеты, разбросанные по белому песку вдоль прибоя. Каждый образ делал картину глубже, добавлял понимания. Нет сомнения - приди Джулия в пятый раз, она усмотрела бы ещё что-то. Но вместо завистливого созерцания ей захотелось превзойти чужой успех.
  
  Из интереса она стала разыскивать другие картины Пэдди ОТула, нашла одну, в бесплатной библиотеке Бронкса. Заурядный, аляповатый пейзаж прерии с неизменной тушей бизона на заднем плане. Никакого сравнения... похоже, дело в жаркой светописи южных морей, в горячем солнце и щедрой палитре неба. Так у Джулии появилась мечта.
  
  Картинам перспективной художницы давным-давно не хватало тропического буйства красок. Уже много лет она рисовала один и тот же сюжет - вид из окна мансарды сквозь стекло, залитое дождем. Цепкий взгляд Джулии всякий раз выхватывал что-то новое: усталая кухарка гладит уличного котенка, кокетка-горничная глядится в осколок зеркала, негритенок пускает кораблики, крыса крадет яйцо. Всякий обыкновенный двор полон необычных событий.
  
  Работы Джулии пользовались небольшим, но устойчивым спросом. Скромный заработок обеспечивал ей независимость, мансарду она же мастерская, свиные отбивные с горошком, мятные карамельки, шляпки и даже синематограф. Но о путешествии на тропический остров речи конечно же не шло, даже если бы она (ни за что!) отказалась от конфет до конца жизни.
  
  Промозглую, серую нью-йоркскую зиму художница прохандрила. Место пожарников и газетчиков на её картинах заняли бравые моряки и капитаны стремительных дирижаблей. Место городских птиц - попугаи и чайки. Место собак и кошек не занял никто - ни львов, ни гепардов на островах не водилось, там вообще нет хищников, кроме акул. Поместить злобную рыбу в нью-йоркский двор не под силу даже очень богатой фантазии. Оставалось последнее средство.
  
  В канун Пасхи Джулия собрала в прическу пышные рыжие волосы, которые обыкновенно закручивала узлом. Вытащила из шкафа единственное приличное платье, почистила ботинки и поменяла шнурки. Кое-как отмыла пальцы от акварели, угля и туши. Скорчив гримаску, обвела рот полузасохшей помадой, тронула за ушами пробочкой от духов. Надела фамильное кольцо с аметистом, сережки, цепочку с золотым медальоном. Взяла перчатки, платок и зонтик, не стала скакать по лестнице, остановила кэб. И поехала, преисполненная решимости и стыда.
  
  Тетя Зозо не ожидала увидеть дорогую племянницу и уже не надеялась, что та образумится, задумается об устройстве судьбы. Зазвенел колокольчик, расторопная горничная вмиг накрыла легкое угощение - каких-то пять-шесть видов закусок, русская икра в вазочке, свежайшие устрицы, лимбургский сыр, бокал вдовы Клико для юной мисс и кальвадос для старой девы. На десерт Джулия припасла восхитительную историю о прекрасной любви и жестокой разлуке, о соблазнителе с нафабренными усами, чьим чарам она почти поддалась, но ускользнула. Тетя кивала, ахала, всплескивала руками. А потом сказала драгоценной племяннице, что лучшее средство от разбитого сердца - путешествие. Мысли улягутся, тоска развеется, и какой-нибудь состоятельный джентльмен непременно обратит внимание на улыбчивую красотку. Куда бы тебе хотелось, милочка?
  
  Слово "Таити" заставило тетю Зозо измениться в лице - даже у её щедрости были пределы. Однако надежда увидеть единственную племянницу у алтаря, в веночке из флердоранжа, оказалась сильнее. Круглой суммы, выведенной на чеке нетвердой рукой, хватило на то, чтобы пройдохи-клерки из конторы Кука отодвинули стул перед мисс Доу, предложили ей чая с печеньем, за считанный час разработали весь маршрут и связались по телеграфу с аэропортом - пароход стоит столько же, только плыть, мисс, вы будете месяц. Желаете? Правильный выбор.
  
  Четыре дня пути оказались не самыми лучшими в жизни художницы. Облака походили на снежные замки, небесная синь казалась прозрачным морем, виды из пассажирской гондолы кружили голову, но полет на дирижабле вызвал у Джулии первый в жизни приступ морской болезни. Лишь к концу путешествия получилось принять душ и немного поесть. Но все проходит - кончился и полет. До встречи с мечтой оставались считанные минуты. Джулия глубоко вздохнула, решительно поправила шляпку, взяла этюдник и вышла из каюты. Чемоданчик понес стюард.
  
  Ожидания не оправдались. Буйство красок, звуков и запахов ошеломило художницу, солнце впрыснуло в кровь дозу жаркого яда. Джулия ещё не знала, что полюбила Таити на всю жизнь, она осматривалась, не в силах остановить взгляд ни на чем. Непреклонные пальмы, кустарники, украшенные причудливыми цветами, бабочки, огромные как птицы и птички, маленькие, как бабочки. Белоснежное здание порта, стройные колонны, гвардейцы в варварски пестрой форме. Одышливый хрип чугунных ворот. И Папеэте.
  
  Разноцветная, многоголосая, восхитительная толпа. Велосипеды, кэбы, рикши, одинокий простуженный паромобиль. Оркестр с гитарами, барабанами и таитянскими флейтами. Особняки в колониальном стиле, хижины, крытые пальмовыми листьями, белые простые дома. Чванные европейские туристы, величественные японцы, застенчивые китаянки так неловко ступающие на крохотных ножках. И таитяне - никогда в жизни Джулии не доводилось видеть настолько красивых, изумительно сложенных людей. Зрелых мужчин и женщин отличала грациозная телесная полнота, юноши и девушки походили на богов и богинь, нисколько не стесняясь своей ослепительной прелести... Эй, позвольте!
  
  Зазевавшаяся туристка - законная жертва уличных зазывал. С десяток жадных рук потянулось к Джулии, толпа бессовестно окружила её. Предлагали только что сорванные кокосы с соломинкой для питья, пирожки по-китайски и осьминогов по-филлипински, маринованного тунца, масло ти, черные жемчужины, любовные талисманы, место в лучшей гостинице и самого быстрого рикшу в городе. Кто-то уже ухватил Джулию за рукав, кто-то вцепился в ручку старого чемоданчика, кто-то нацелился навешать наглецу оплеух.
  
  - Прочь, акулье отродье, пошли все прочь! Отвяжитесь от барышни!
  
  Невысокий, усатый янки в клетчатом костюме, с тросточкой и пенсне, не выглядел устрашающе. Однако толпа рассосалась мгновенно.
  
  - Эти торговцы сведут с ума даже ангела. Если они снова начнут докучать вам, мадемуазель, скажите "маху ноэноэ!" и покажите пальчиком - вот так!
  
  - А что это значит?
  
  - Вам, красавица, лучше не знать. Позвольте, я провожу вас в уютную маленькую гостиницу, где вы найдете подобающее вам общество и лучшую в Папеэте креольскую кухню. Вы пробовали суп из бамии с креветками и кокосовым молоком?
  
  Блекло-голубые глазки незнакомца блестели так жадно, улыбка выглядела столь сдобной, что Джулия заподозрила нехорошее. Она гордо отвернулась.
  
  - Я не знакомлюсь на улицах, мистер, и не разговариваю с незнакомцами.
  
  Клетчатый господин оказался настойчив.
  
  - Позвольте представиться - Рейнард Тулуз-Лотрек, для друзей просто Рене. Меценат, покровитель искусства, торговец живописью... Вы ведь художница, барышня?
  
  Джулия поняла - достаточно ей покачать головой, и докучный француз исчезнет. Но ей так не хотелось оставаться одной на набережной.
  
  - Джулия Доу, жанровые миниатюры, арт-салон "Ренессанс". (там висела только одна картина, но ведь висела!)
  
  - Вот мы и познакомились! - клетчатый господин улыбнулся ещё слаще.
  
  - Скажите...
  
  - Нет я не родственник. Просто однофамилец. У нас во Франции так много странных фамилий. Мой прадедушка был мосье Каплун, он женился на мадемуазель Фейфер и быть бы его потомкам каплунами с перчиком, но по счастью прабабушка рожала одних дочерей.
  
  Продолжая балагурить, Тулуз-Лотрек увлек девушку в паромобиль, чертыхаясь, завел мотор, и машина запетляла по улочкам. Художница едва успевала поворачивать голову - дворец королей Помаре, гробница старого короля, резиденция епископа, Нотр Дам де Папеэте, мясной рынок - никогда не ходите туда одна, мадемуазель! А вот и приют талантов!
  
  Белый особнячок с башенками и флюгером выглядел вполне мило. Необъятная таитянка в тюрбане и цветастом платье восторженно встретила дорогого Рене и прекрасную новую постоялицу. Цена за номер оказалась доступной, запах готовящегося обеда - восхитительным, стая желтых и тощих кошек - расположенной к дружеству. Из раскрытых окон доносился многоголосый смех, кто-то наигрывал на фортепьяно модную песенку "Мудрая старая совушка" - и неплохо, надо сказать, наигрывал. В тени цветущих лиан расположился красавец мулат с мольбертом, ему позировала юная негритянка. Две танцовщицы упражнялись прямо возле фонтана, в глубине сада кто-то напевал арию - жизнь кипела. Множество рук поднялось, приветствуя господина Рене и его гостью, множество голосов отозвалось "маэва"! Расцеловавшись с хозяйкой, миссис Техурой, Рене попросил принять барышню как родную дочь, и тут же, извинившись, исчез в саду - его ждал неотложный разговор.
  
  К тесноватому номеру под самой крышей прилагалась ванна с благовонным маслом, уютное кимоно с аистами и охлажденный грейпфрутовый сок. Счастливая и усталая Джулия немного вздремнула, свернувшись на плетеной кровати. Сновидений она не запомнила, но сон освежил её. Чтобы почувствовать себя дома не хватало лишь одного. Джулия раскрыла этюдник, закрепила чистый лист и привычными штрихами набросала контур мансарды, корзину роз у подъезда и мечтательную уличную побирушку. Затем, по совету вездесущей хозяйки художница отправилась на проспект Марешаль. Миссис Техура шепнула ей, что корсетов на Таити не носит даже жена Рокфеллера, а цветастые платья из местных тканей позволяют телу дышать в любую жару.
  
  Магазинчики Джулию очаровали. В пару элегантных салонов она даже не стала заглядывать - туалеты от кутюр товар для богатых туристок. А вот пыльные темноватые лавочки с грудами юбок, парео и набедренных платков для местных модниц порадовали заезжую гостью. Легкая ткань и вправду давала телу прохладу, свободный покрой юбки позволял стремительно двигаться, кожаные сандалии придали упругости шагу. Джулия подумала - и решилась. Ни разу с тринадцати лет она не появлялась на людях без брони из холста и китового уса, без чулок и подвязок... боже, как замечательно!
  
  Видела бы эти наряды тетя Зозо! Но старая дева далеко и Нью-Йорк далеко - словно его и не существовало. Есть только море и солнце, чайки и попугаи, запах цветов лахуа, звонкая перекличка торговцев, птичий гомон, меланхоличное бренчание укулеле. Невероятная синева, бесстыжая алость, молочная белизна, бьющая в глаза зелень. Шершавая фактура кокосового ореха, стершийся песок пляжа, гладкие словно кожа камни горячей лестницы. Груда фантастических рыб на палубе крытой лодки - шипастые, пучеглазые, ярко окрашенные, с причудливыми переливами и орнаментом чешуи - вот бы собрать натюрморт в духе малых голландцев. И лица, лица... Южное солнце шло всем - молодым и старухам, китаянкам, японкам и чернокожим, белым леди и белым совсем не леди. Сияли волосы и глаза, сверкали улыбки, играли плечи и бедра. Колыхались гирлянды из пышных цветов - половина таитянок украшала себя душистыми ожерельями. И мужчины казались смелее, горячее, стремительней, они гордо несли себя, страстно смотрели - и на неё, Джулию, тоже! Но она не искала знакомств.
  
  Небольшое кафе в полинезийском стиле с верандой крытой панданусом не выглядело торжественным и народу в нем трапезничало не очень много. Зато аппетитно пахло дымком и рыбой, свежим хлебом и свежей зеленью. И молодой официант, блистая татуированным торсом, пробирался вдоль столиков, и пожилой лохматый скрипач расположился у бара, выводя "Совушку" - без особенной радости, но с въевшимся намертво мастерством. Джулия выбрала столик у самой набережной, чтобы наблюдать за прохожими. Она быстро расправилась с упоительно вкусным ужином, но уходить не спешила - потягивала кокосовое молоко, слушала музыку и наслаждалась.
  
  На край стола опустилась бабочка, огромная как блюдце. Крылья покрывал сложный узор, похожий на восточную вязь, усики вздрагивали, мохнатое брюшко трепетало. Не наглядеться. У Джулии тут же возник новый сюжет - таитянская девочка бежит по тропинке, разбрызгивая утреннюю росу, а за ней летят бабочки, словно свита крылатых эльфов. Художница протянула ладонь, надеясь приманить южное чудо, но вдруг загремел барабан, второй, третий. Бабочка спорхнула прочь.
  
  Джулия огляделась - на импровизированной полукруглой сцене у дальнего края набережной что-то происходило. К барабанам присоединились скрипки и кларнет-виртуоз. Вспыхнули факелы по краям сцены, служители зажгли лампы с кокосовым маслом. Взметнулась в небо тоскующая мелодия - словно над Папеэте собиралась буря, злой ветер хлестал облака, а берег замер в настороженной тишине, ожидая первых ударов волн. Толпа собралась мгновенно - пестрые птицы, что слетелись на охранительный свет маяка. Джулия тоже встала - ей сделалось любопытно.
  
  Когда пространство перед сценой заполнилось до отказа, скрипки замолкли и барабаны на мгновение остановились. Танцовщица появилась из тумана беззвучия - только звон браслетов на узких щиколотках, да щелчки унизанных кольцами длинных пальцев. Высокая, гибкая, она была одета в серый шифон - многослойные шаровары, тонкий пояс, охватывающий рубаху и огромные рукава, тут же подхваченные ветром. Скрипка снова заговорила, дымные крылья взметнулись в такт. Буря бросала женщину-чайку о скалы, скидывала на гребни валов, кружила в потоке воздуха, угрожала огнями. Несколько раз ткань проносилась так близко от пламени, что казалось - танцовщица вот-вот вспыхнет. Но мелодия всякий раз уводила женщину от опасности, позволяла укрыться в шхерах, кануть в облако, подняться над утомленным миром, парить выше бури и наконец опуститься в доверчивые ладони синей лагуны. Рукава-крылья взметнулись в последний раз, серебряные браслеты смолкли, зрители разразились бешеными аплодисментами. Удивленная Джулия обратила внимание - танцовщица плакала, не скрываясь, размывая слезами грим. И у зрителей то тут то там предательски блестели глаза - у миллионеров, туристов, матросов и рикш, у их жен и подруг. Видимо, здесь не принято прятать чувства... Клетчатый однофамилец Тулуз-Лотрека оказался прав - это стоило видеть.
  
  - Лучший выход Антуанетты, - громко прошептала какая-то сентиментальная дама, склонившись к уху своего кавалера. - Лучший и последний.
  
  - Она любила маэстро Германа всей душой, - подтвердил мужчина и осторожно промокнул платком лицо. - Когда он сочинил свой шедевр, Антуанетта решила сотворить танец. Мы уговаривали, просили, молили...
  
  Толпа колыхнулась, и Джулия так и не услышала, из-за чего танцовщица решила отказаться от волшебства сцены. Жаль, конечно, безумно жаль. С моря потянуло холодным ветром, компания моряков затянула немецкий марш пьяными голосами. Похоже, пора возвращаться.
  
  Наутро, отдав должное кулинарным талантам мадам Техуры и её расторопных служанок, Джулия нарядилась в красное платье, отделанное по вороту причудливой вышивкой, и отправилась в картинную галерею Папеэте. Художницу немного знобило, словно перед экзаменом в колледже - происходило что-то странное, но она не понимала, что именно. Загадочные взгляды прохожих, перешептывания соседей по пансиону, слезы танцовщицы и истерика её товарки, случившаяся вечером во дворе отеля - длинноногая красотка визжала, бранилась как рыночная торговка и топтала ногами какую-то тряпку. Дело в ревности и любви. Или... Джулия не особо любила совать нос в чужие судьбы и тайны. А вот картины она любила и всегда жадно всматривалась в чужие полотна.
  
  В галерее выставлялись в основном копии, списки с работ, сотворенных на острове за последние двадцать лет. И каждое полотно было в своем роде шедевром. Круглобедрая таитянка в цветочном поясе, с младенцем у пышной груди и ягненком, свернувшимся у ног. Катание на досках - юноши смеются, перекрикиваются о чем-то не слышном, но подразумеваемом, девушки в крытой лодке восхищены и лишь у старухи на берегу испуганное лицо - она смотрит на акулий плавник вдалеке. Увы, натюрморт в стиле малых голландцев - груда рыбы на деревянном блюде, расколотые кокосы, свежая зелень. Вариация "Розового заката" Питера ОТула. И далее, далее, далее... словно тропическое солнце наполнило кисти волшебной силой. Джулия улыбнулась - над всего лишь выждать время, и таитянская магия сделает свое дело.
  
  - Время тут не причем, драгоценная барышня! Маэва!
  
  От знакомого, бархатистого, медоточивого голоса Джулия вздрогнула. Клетчатый Тулуз-Лотрек подкрался незаметно и подслушал - похоже последние слова она произнесла вслух.
  
  - Маэва! Мне казалось, мистер Лотрек, что дело именно в солнце, особой мягкой прозрачности воздуха и атмосфере вечного праздника. Нам, художникам, всегда не хватает тепла.
  
  - Так вы не знали секрета? Вы приехали не к великому тахуа на ритуал красных повязок? -Подвижное лицо клетчатого господина сложилось в уморительную гримасу.
  
  Джулия рассмеялась.
  
  - Но ведь вы художница, барышня?
  
  - Да.
  
  - И мечтаете написать свой шедевр? Лучшую в жизни картину?
  
  - Да, - потупилась Джулия.
  
  - Тогда слушайте. Великие тахуа - жрецы Тангароа, отца и покровителя всех таитян. Они знают тайну первого короля острова, длинноухого Тики, который однажды приплыл из океана на крылатой лодке и покорил все земли вокруг. Когда белокожий пришелец захотел власти, тахуа призвал духов дождя, потушил священный огонь и плясал всю ночь, извиваясь в священном танце, царапая тело острыми раковинами. А поутру смочил кровью жертвы повязку из красной материи и завязал четыре узла по краям. Когда Тики поднял обсидиановый меч и направил его на вождей островных племен, он знал, что победит. Перед первой кровавой битвой он развязал узлы на повязке, и Тангароа шествовал впереди воинов. Тики отдал за это лучший день своей жизни - утро, когда он впервые встретил прекрасную Хина-и-ка-малама и одним ударом сразил двух её братьев-великанов, а затем выиграл в камешки право провести с принцессой ночь на берегу лагуны, под огромными звездами...
  
  - Чудесная сказка, мистер Лотрек! Вы такой фантазер! - восхитилась Джулия.
  
  - Я фантазер? - обиделся клетчатый господин. - Дорогая, бесценная барышня, Тулуз-Лотрек деловой человек. Я уже много лет промышляю шедеврами. Изумительными картинами и скульптурами, нотами чудных песен и зажигательных танцев, увлекательными романами и мистическими поэмами. Я меценат, мадемуазель Доу, я помогаю вам, творческим людям, создать лучшее в вашей жизни произведение, а потом покупаю его за хорошие деньги.
  
  - И продаете за очень хорошие? - понимающе улыбнулась Джулия.
  
  - Вы совершенно правы. Хотя гешефты мои и не так велики, как клевещут завистники. Отнюдь не всякий приезжий художник соглашается на ритуал красных повязок, отнюдь не всякий, кто прошел ритуал, рискует развязать узелки. Но смельчаки получают награду сполна. Картины вы уже видели? "Катание на досках" прекрасно - мистер Маккой был первым, кто пошел к великому тахуа и танцевал ночь в темноте, под молчание боевых барабанов. А "Прощание с Папеэте" - моя любимая, не могу насмотреться.
  
  - Моя тоже, - кивнула Джулия. - Если б не "Розовый закат" я бы так и жила в Нью-Йорке.
  
  - И это отнюдь не все. Вы слышали "Алоха оэ"? Королева Лилиуокалани надела красную повязку и сочинила единственную в жизни песню. По ту сторону океана немногие смогут произнести имя правительницы Гавайев, но мелодию знают все.
  
  Aloha 'oe, aloha 'oe!
  
  E ke onaona noho i ka lipo...
  
  Клетчатый господин немилосердно фальшивил, но песню было ни с чем не спутать.
  
  - А слепой художник, старый мерзавец?! Он отправился на ритуал, уже потеряв зрение, и сам тахуа ничего не заметил. От полнолуния до полнолуния негодяй покрывал фантастическими узорами полы, столбы и стены своего дома, наощупь вырезая цветы, птиц, лесных духов и древних богов. А на смертном одре приказал своей глупой таитянской вахине спалить шедевр.
  
  - И она сожгла дом?
  
  - Да. И ещё имела наглость требовать уничтожения фотографий - я успел отснять интерьеры и сделать открытки. Можно подумать, на них удалось заработать.
  
  Джулия выразительно посмотрела на мецената, тот не отвел глаза.
  
  - Ну так что, милая барышня, подпишем контракт и айда в стремена? Хотите нарисовать свой шедевр, лучшую в жизни картину? Портрет возлюбленного, морской пейзаж, натюрморт с фруктами, вид из окна мансарды? А?
  
  - Я подумаю, - помедлив, ответила Джулия. - У меня ведь есть время подумать?
  
  Клетчатый господин кивнул, потирая ручки.
  
  - Время - это единственное, что мы тратим, не заработав. Думайте сколько заблагорассудится, мадемуазель Доу.
  
  Папеэте небольшой город, но кружить по нему можно долго - было бы желание. На ходу ясней складывается мозаика настоящего, четче видится контур. Балансируя по поребрикам и мосткам, перепрыгивая через корни деревьев, любуясь на синие горы и синие лоскуты моря вдали, Джулия бродила по улицам до тех пор, пока новые сандалии не натерли босые ноги. Ей грезились изумительные картины - зимородки урири у горной реки, таитянские мальчики на рыбалке, дикие лошади в чаше долины - белогривые и стремительные. Солнечный город Нью-Йорк в миг рассвета, аэростаты над мачтами, зеркала витрин, гладь асфальта, нечеткие штрихи первых прохожих. Капитан дирижабля в белой форме и белой фуражке с соколом - поднимаясь по трапу он машет рукой той, с которой надеется обвенчаться... и "Джефферсон" не сгорит в воздухе, не обратится в клочья жирного дыма...
  
  Утомленная Джулия нашла приют в сквере недалеко от набережной. Тесные кроны деревьев, уютный полукруг скамеек, мраморная чаша воды из которого пьют краснохвостые птицы - совсем как голуби в Нью-Йорке пьют из уличного фонтана. Семья безмятежных туристов устроилась рядом в тени, прелестная девочка лет пяти играла камушками, её братишка гонялся за бабочками. Компания щеголей оккупировала скамейку, обсуждала проходящих девиц и модели паромобилей. Пышнотелая таитянка уселась подле фонтана на мраморные ступени, без стеснения стала зашивать юбку, собирать торчащие нитки. Бродячий торговец ракушками кружил рядом, взыскуя поживы, торговцу фруктами повезло больше - его товар пришелся по вкусу детям.
  
  Белый мужчина в несвежей рубашке и мешковатых штанах, босой, с грязным красным платком на шее, производил впечатление нищего. Но на плече у бродяги висел этюдник и руки были испачканы в краске.
  
  - Маэва, господа и дамы, доброго дня! Обратите внимание - всего десять долларов! Десять маленьких хрустких долларов, и я подарю вам шедевр! Розовый закат в Папеэте, нарисую у вас на глазах! Интересуетесь?
  
  Туристы покосились на попрошайку и ретировались, прихватив детей. А вот у щеголей новое развлечение вызвало бурное перешептывание - они жестикулировали, показывали пальцами, хихикали. Откуда-то появилась бутылка рома - дешевого рома с липкой этикеткой. После коротких переговоров бродяга кивнул головой, но потребовал аванс. Один-единственный маленький стаканчик выпивки.
  
  Алкоголь преобразил человека. Ссутуленные плечи расправились, в глазах появился блеск, губы упрямо сжались. Унялась дрожь в пальцах, движения стали уверенными. На этюдник встал серый картон, на палитру легли плевочки темперы. Никакого черновика - художник скупыми и точными мазками изображал "Розовый закат", по памяти воспроизводя детали. Кое-что изменилось - печальная улыбка стала мечтательной, у ног девушки вилась кошка - но картина осталась прежней. Мастерству можно было лишь позавидовать. И Джулия завидовала - она впитывала урок, запоминала каждый взмах кисти.
  
  - Он четыре года рисует только закаты, мисс! И только когда пропустит стаканчик. Бедняга совсем спился. Деньги тотчас вскружили ему голову, а друзья и подруги быстро освободили от лишнего груза. Увы, так бывает, когда на маленького художника падает большая слава.
  
  Неожиданным собеседником Джулии оказался красавец мулат из отеля. Он разглядывал девушку с неприличным вниманием - не будь красавец художником, пришлось бы встать и уйти. А сейчас Джулия ощущала, что интерес профессиональный - и это было приятно.
  
  - Разве вам не жаль товарища? - спросила она. - В нем погибает большой талант.
  
  - Уже погиб, - равнодушно отозвался мулат. - У Пэдди ОТула сорвало замки на шедевре, который он умудрился создать, словно курица, высидевшая дракона. Он больше ничего никогда не напишет. И вы, мисс, можете оказаться в той же ловушке. Я видел, кто привез вас в отель. И сам проходил ритуал.
  
  - Неужели? - удивилась Джулия. - И какую картину вы написали, простите... мы не знакомы?
  
  - Вы мисс Доу. Я Горацио Тарлтон, высшая школа изящных искусств, Париж. Родился в Атланте, с отцом уехал в Европу, с друзьями отправился искать вдохновения в тропиках. Усатый жулик купил меня на любопытство. Кстати, полагаю вы поняли, что он такой же Тулуз-Лотрек как я Модильяни? Поляк, может быть венгр, но не француз. И эта его отвратительная манера двигать пальцами, словно что-то завинчивая, безумно бесит.
  
  - Мне тоже сделалось любопытно, мистер Тарлтон. Языческий обряд, огни, духи - вдруг и вправду высшие силы способны изменить путь художника?
  
  - Вы же умная девушка, мисс Доу. Какие высшие силы в наш век науки, телеграфов, дирижаблей и пара? Ритуал - выдумка для туристов, вонючий старик завяжет вам глаза и всю ночь будет прыгать вокруг потрясая палкой с черепом игуаны. А потом подарит на память красную тряпку. Смотрите!
  
  Из кармана изящного пиджака мулат достал скомканную красную повязку с четырьмя узлами на краях. Чиркнул зажигалкой, прикрыл пламя ладонью от ветра, сбросил обгорелый лоскут в урну.
  
  - Пусть дикари пляшут с дикарями. А я возвращаюсь в Париж - пить вино на Монмартре, гулять по Елисейским полям, глазеть на девушек в кабаре - они носят подвязки с алыми кружевами и не просят любви, только деньги. Начну писать портреты - нет ничего интересней, чем заглянуть человеку в глаза и вытащить, что он скрывает.
  
  - Счастливого пути, мистер Тарлтон, попутного ветра и легкой посадки! - вежливо улыбнулась Джулия.
  
  - Я хотел бы писать вас, упрямая и холодная мисс, хотел бы, чтобы солнце отражалось в ваших зеленых глазах, чтобы волосы трепал ветер и мокрое платье дерзко облепляло фигуру. Но ведь если я позову вас в Париж - вы откажетесь?
  
  - Да.
  
  - Истинная американка, - фыркнул мулат и удалился, не прощаясь.
  
   Джулия не стала провожать его взглядом. Она остановила первого встречного рикшу, доехала до гостиницы и закрылась в номере. Лучшим способом выплеснуть переполняющие чувства оставалась работа - дождь на стекле, неуклюжая побирушка, груды роз и опавшие лепестки. От картины художницу отвлекли вопли и слезы - крутобедрая негритянка-натурщица собирала разбросанные по двору вещи, громко сетуя, что подлец Горацио выгнал её, как кошку, позабыл даже день, когда они встретились.
  
  Клетчатого господина не пришлось долго ждать. Едва Джулия собралась на утреннюю прогулку, одышливый паромобиль уже пыхтел у ворот. Согласие художницы не удивило Тулуз-Лотрека, требовалось лишь соблюсти формальности.
  
  - Что за экзальтация, мисс Доу? Никакой крови! Заводские чернила и писчая бумага, ваша роспись и честное слово не продавать шедевр никому кроме меня. Согласны? Вот и умница.
  
  Подготовка к ритуалу оказалась пугающей. На крытой туземной лодке Джулию отвезли к удаленному скалистому берегу. Сутки пришлось провести в хижине из пальмовых листьев, без ванны, еды и питья. От своей одежды тоже пришлось отказаться. Две покорные таитянки с поклоном преподнесли гостье широкую белую рубаху и плащ, вытканный из крапчатых пышных перьев. Запах кокосового масла, которым следовало умастить тело, вызвал у Джулии тошноту. Великий тахуа оказался лоснящимся голым стариком, татуированным с ног до головы - бедра прикрывала алая повязка, все остальное было расписано. От грохота барабанов и дыма костров тотчас разболелась голова. Но Джулии было не занимать упрямства, раз выйдя в дорогу, она намеревалась продолжить путь до конца.
  
  Когда великий тахуа протянул руки, художница вспомнила лучший день в своей жизни.
  
  ...Канун Пасхи, ей исполнилось пять. Нарядная, пахнущая духами мать взяла дочь с няней в гости к другу-художнику - заказать портрет маленькой Джулии. В мастерской пахло красками, маслом, нагретым деревом, благовониями и табаком. Мать куда-то исчезла вдвоем с другом, няня пригрелась в кресле и задремала. А она, Джулия, добралась до мольберта и начала открывать тюбики с красками - сперва робко, выдавливая по капельке, после щедро, размазывая ладонями густое разноцветное счастье. Синяя полоса, белая, алая, снова синяя - но другого, задумчивого оттенка. Унылой девочке на холсте так пойдет веночек из желтых лохматых пятен, похожих на одуванчики. У раненой лошади нужно закрасить кровь - она не должна течь, даже на картине. А на белой стене мансарды так красиво рисуется огромное солнце! Маэва...
  
  На глаза легла повязка из колючей и плотной ткани, руки тахуа затянули и закрепили узел. Барабаны загрохотали, звук, кружась, поднялся в небо, следуя пути дыма от священных костров. Джулию подняли на ноги и вдруг стали бросать, толкать, перекидывать из одних рук в другие, поднимать над землей и ронять на траву. Сделалось страшно, голова закружилась. Чтобы освободиться достаточно снять повязку... не дождетесь. Сжав зубы до хруста, Джулия покорилась десяткам рук, расслабилась, перестала думать - словно она волан, украшенный перьями, невесомая игрушка нарядных барышень.
  
  Барабаны умолкли разом, тишина подкралась как огромный зверь. Клубы вонючего дыма окутали Джулию, она закашлялась, скорчилась у земли, потом вспомнила - это гасят огни. Пришло время слепого танца.
  
  Кто-то взял художницу за руку, за самые кончики пальцев, заставляя подняться. Повел по кругу, то убыстряя шаг, то замедляя до невыносимого. В босую ногу впился камушек. Но наклоняться нельзя, останавливаться нельзя. Потные пальцы разжались, Джулия осталась одна. Она чувствовала дыхание десятков человек, составляющих круг, согласные движения рук и ног, запах тел, маслянистый и резкий, уходящую горечь дыма, тающую теплоту утоптанной, плотной земли. Пока барабаны не застучат снова, ей нужно двигаться. Поднимать руки-крылья, перескакивать как цикада, красться подобно кошке, падать как перышко, извиваться волной. Чтобы танец заполнил все тело от ступней до волос, чтобы неслышная музыка вела сквозь жадную темноту, чтобы татуированный бог спустился с луны и пришел танцевать рядом, увенчанный гирляндой из белых цветов, несущий великую силу.
  
  Время исчезло, усталости не осталось, страх растворился как соль в волнах - так должно быть танцевали греческие менады на празднике Вакха. Джулии привиделась эта картина - женщины с распущенными волосами, увитые виноградными листьями, несущие факела и жертвенных ягнят. "Эван, эвоэ" - и алые капли вина по загорелой коже. Распахнув руки, художница закружилась на месте, словно небо кружилось с ней. И ударили барабаны.
  
  У Джулии подкосились ноги, она упала в пыль. Таитянские женщины подняли её, обтерли лицо и руки влажными листьями, напоили чем-то густым и сладким. Великий тахуа медленно снял повязку, закрывающую глаза художницы, промокнул тканью свою расцарапанную в кровь грудь и завязал четыре узла. В больших, совиных глазах жреца играли смешинки.
  
  Всю дорогу назад Джулия промолчала. От расспросов встревоженного Тулуз-Лотрека она отмахнулась не глядя, от сочувственных взглядов соседей и оханья миссис Техуры увернулась на раз. До ночи она просидела запершись у себя в номере, глядя на холст, доводя до ума работу. Чего-то здесь не хватало - то ли бабочки на окне, то ли письма в корзинке. Ночь прошла без сна - Джулия спустилась на пляж и до рассвета просидела у кромки воды, слушала волны, любовалась луной и ночными птицами. Лихорадочное ощущение полноты силы тяготило её, требовало выхода, просилось наружу - так должно быть чувствует себя женщина перед родами.
  
  День Джулия проспала мертвым сном. Ближе к вечеру вышла из комнаты, потребовала ванну, получила её, нарядилась в красное платье с расшитым воротом, распустила волосы и покрыла их красной повязкой. Постояльцы гостиницы смотрели на неё с любопытством и жалостью, Джулия делал вид, что никого не видит. Картины теснились перед внутренним взором - бабочки, таитянки, совы и лошади, бесчисленные соблазны. Отражения звезд в синих спинах горбатых китов, летучие острова, мягкая сладость ультрамарина, ласковый бархат умбры, покорный штрих - нарисуй, нарисуй меня!
  
  Джулия вышла в город, ощущая тяжесть обсидианового меча в руке. Путь змеился следом гадюки в пыли. Но добрая надежда согревала сердце художницы.
  
  Сцена на набережной стояла пустая, сегодня никого не ждали. Но ожидали - как только заиграл таитянский оркестр, и лохматый угрюмый скрипач завел "Совушку", публика собралась мгновенно. Три вещи одинаково привлекают толпу - птицы, летящие на маяк, дельфины, выброшенные на берег и люди, готовые сделать последний шаг. ...Только бы все пришли, только бы тахуа не оказался обыкновенным обманщиком.
  
  Увидев в толпе бледное, словно стертое, лицо танцовщицы, Джулия развязала узлы красной повязки - один за другим. И вышла к людям.
  
  - Вы ждете, что я станцую для вас или спою, напишу музыку или картину. Вам нужен шедевр, нечто необычайное. То, что заставит ленивые сердца биться быстрее, разгонит кровь, разбудит сонные губы - так римляне приходили на гладиаторские бои. Вы получите зрелище - но не то, которого ждете.
  
  Сотни глаз взяли Джулию на прицел, сотни взглядов следовали за отважной фигуркой в красном, мечущейся по сцене.
  
  - Индейцы знают - можно привести лошадь к водопою, но нельзя заставить её пить. Художники помнят - никакие краски и кисти, выставки и академии не помогут создать картину, если человек бездарь. И никакой голод, никакие лишения не помешают, если живая вещь просится наружу. Вы думаете - таитянский колдун дал художникам силы? Вы считаете, будто чьи-то слова могут возвысить или отбросить в грязь, будто красная тряпка сделает гением, будто деньгами можно измерить настоящую цену? Только сам человек выпускает птицу из клетки, творит чудо, словно это последнее чудо в жизни. Да, силы кончаются, да осыпаешься, падаешь вниз. Потом встаешь и делаешь ещё раз. А птица улетает своим путем.
  
  Люди молчали и молчание было грозным. Джулия понимала - медлить нельзя.
  
  - Антуанетта, Антуанетта! Собирайся на сцену, твой выход - публика ждет.
  
  В ссутулившейся, неприметно одетой женщине невозможно было узнать гордую танцовщицу. Руки висели плетьми, глаза подернулись пленкой, как у больной канарейки. Антуанетта шла мимо музыки, пошатываясь как пьяная. Аплодисменты прозвучали пощечинами. Движения рассыпались как пластинки из веера - вправо, влево. Смятая женщина попробовала пролететь гордой чайкой от кулисы к кулисе, но споткнулась и упала лицом на доски. Кровь запачкала красный платок, танцовщица заплакала на глазах у толпы, вызывая смешки и шиканье. Не о чем говорить, незачем ездить на дохлой лошади. Умерла так умерла... как умирают зерна, брошенные на пашню. Музыка скомкалась, оркестр замолчал, только скрипка пиликала, выводя хромоногую "Совушку". Алоха оэ, прощай, искусство...
  
  Неопрятный, нелепый, бледный от пьянства художник перевалил через рампу, плюхнулся на край сцены. Этюдник раскрылся, тюбики с краской рассыпались по полу. Но Пэдди ОТулу не было дела до таких мелочей.
  
  - Поднимайся, малышка. Поднимайся и покажи им всем! Не надо плакать о пустяках.
  
  Художник протянул руку. Танцовщица встала. Прошлась кругом, опираясь о перепачканную в краске ладонь, отпустила её. И упала в пространство, как рыба в море. Есть право первого шага, первого стука каблуков о покорное дерево, первого свиста рассеченного воздуха. Ты идешь и танцуешь музыку или музыка танцует тобой, ведет по доскам веселой марионеткой, тянет к небу, раскрывает пальцы диковинными цветами. И неважно, смотрят ли на тебя, идут ли следом, как тебя звали раньше и как назовут поутру - есть только миг движения, правота ножа, истина летучей рыбы, мудрость совы...
  
  - Прекратить! Запретить! Молчать! Мерзавка, ты сломала мне бизнес!!! - потный, злой, раскрасневшийся Рейнард Тулуз-Лотрек больше не походил на приличного мецената. Таких субчиков полным-полно в Бронксе, в темных парадных и скверных пабах. Их оружие страх, их власть невежество, они вылавливают поодиночке и бьют в спину.
  
  Не ощущая страха Джулия вышла вперед, прикрыла собой танцовщицу. Она видела, что карман пиджака у клетчатого господина тяжело оттопырен и боялась, что тот будет стрелять. И вправду, рука потянулась к рукоятке нагана - красивого, дорогого, с перламутровой ручкой. Медленно, очень медленно, чтобы жертва успела раскаяться перед смертью.
  
  - Поцелуй медведя под фартуком, старый ящер!
  
  Недолго думая, Пэдди ОТул запустил в клетчатого господина пустым этюдником. Тот увернулся, но на этом везенье и кончилось. Метко пущенный перезрелый плод манго облепил гневную физиономию, кокосовая скорлупа угодила в живот, нотная тетрадь - в затылок. Целый град фруктов, раковин, мусора обрушился следом. Художники и музыканты мирные люди, но в самом кротком, в самом скромном служителе муз таится свирепый зверь - лучше его не будить.
  
  - Я же хотел как лучше! - взвыл клетчатый господин. - Вы творили шедевры! Я же платил вам, честно платил, слышите!
  
  Слушать его, увы, не стали. Кто-то уже шумел насчет дегтя и перьев, кто-то примеривался расписать красками потную лысину, кто-то карабкался через рампу, свирепо блестя глазами. Клетчатому пришлось бы плохо, но он обладал проворством помойной крысы - оставил в мощных пальцах скрипача драгоценный пиджак, спрыгнул в оркестровую яму и испарился. На Таити никто и никогда больше не встречал господина Тулуз-Лотрека.
  
  Таитянский оркестр снова грянул "Совушку" почему-то перешедшую в залихватскую хулу. Из ниоткуда взялось шампанское, щеголи притащили бочонок рома, щедрый гость из Америки выкупил весь товар у торговца креветками и веселой пирожницы и предложил - налетай. Загорелые девушки уже плясали, вешали гирлянды на шею гостям. Танцовщица Антуанетта рыдала от счастья, обняв своего скрипача, тот поглаживал пышные волосы, прятал в них сияющее лицо. Пэдди ОТула обступили сразу две туземных красавицы, отчего художник сразу помолодел. На Таити всегда найдется минутка повеселиться!
  
  ...Художница умела исчезать незаметно. Она вернулась в гостиницу, избежав настойчивого внимания миссис Техуры. Сменила красный наряд на кимоно с журавлями, осторожно сложила красную повязку и убрала подальше. Задумалась ненадолго - не пора ли собирать вещи, но вспомнила о диких лошадях и огромных бабочках, о синих горах и огромном океане, в котором плавают киты и акулы. Свой шедевр она, увы, не напишет - ни один настоящий художник не откажется от возможности сделать лучшую в жизни вещь. Но при ней остается этюдник, картоны, масло и темпера, верный уголь, вид из мансарды, простой переплет окна. Капли дождя?
  
  Джулия нарисовала солнце.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"