Чистов И. Пухлов М. : другие произведения.

Восьмой

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 3.67*6  Ваша оценка:


  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Илья Чистов Михаил Пухлов
  
  
  
  
   ПОВЕСТЬ
  
  
  
   ВОСЬМОЙ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ленинград, 11 июля 1975 г.
   Бабушка умерла. Володя Платов ехал в трамвае, и мысли о ней никак не покидали его. "Боже!... Как же так?...". Она умерла пять дней назад, и Володя ходил все это время сам не свой. Он помнил бабушку столько, сколько помнил себя, и мысли о ее возможной смерти до этого не приходили в его голову. Он помнил ее улыбку, глаза, седые волосы. В детстве бабушка кормила Володю конфетами и почти никогда не сердилась на него. Только однажды, когда она обнаружила в гостиной под ковром мучных червей, которых девятилетний Володя старательно выращивал неделю, она дала ему по шее, терпко выругалась ("Вот сучий потрох, а!? Твою мать!") и приказала ему убирать "всю енту hадость". Володя тогда увлекался птицеводством, и ему нечем было кормить своих голубей.
   Володя Платов по своей натуре всегда был достаточно мягким человеком. Он беззлобно и доверчиво прожил свою 23-летнюю жизнь среднестатистического питерского homo sapience'a. Две недели назад он получил свой диплом, в котором говорилось, что "Настоящим дипломом подтверждается, что Владимир Платов является специалистом в области...". Но сейчас о дипломе он думал уже гораздо меньше. Пять дней назад умерла бабушка и, как это обычно бывает, переживания были только на эту тему. В голове - пустота. Рубильник: жизнь/смерть, смерть/жизнь, жизнь/смерть. Щелк, щелк, клеЩ, Щелк. Открылись и снова закрылись двери трамВАЙ'я. Why?! Володины мысли стали потихоньку выстраиваться в ряд, как выстраиваются грузчики после работы у пивного киоска. Бабушка завещала ему, любимому внуку свою пятикомнатную квартиру на Невском, куда сейчас, собственно, Владимир Платов и направлялся. Вагон лязгнул челюстями и выплюнул Володю в пешеходный мир. На остановке сидел бомж, и своим немытым взглядом молча просил у прохожих на хлеб и выпивку. Володя кинул ему мелочь и зашагал в сторону Невского.
   До бабушкиного дома было сравнительно недалеко, во всяком случае, Володя и с закрытыми глазами дошел бы по назначению. Вот и он. Старый линялый желто-грязный кирпич, высокие окна. Володя любил такие торжественные и мрачные сталинские дома. До боли знакомый подъезд, - будто припаянные жирными задами к крашенной древесине зеленых скамеек, бабки - часть экстерьера. Шепот: "Глянь, Семеновна, а? Это ж Володька, внучек Нин Васильны?!". Володя прошел, ускорив шаг, - не хотелось вести заунывных бесед о современных коммунальных проблемах. Когда он вошел в подъезд, бабки обмякли, как резиновые змеи, лишившиеся добычи, и из которых, к тому же, выпустили воздух. Володя поднялся на третий этаж, открыл теперь уже свою квартиру.
   Мебели внутри, к Володиному удивлению, не было. "Наверное, отец сказал грузчикам, чтобы они здесь все освободили", - подумал он. Расположение комнат было стандартным для таких домов. Кухня находилась рядом с коридором. Володя прошел прямо в ботинках. Паркетный, испачканный мелом пол, высокие потолки с трещинами, обшарпанные стены со старинными обоями. Володей овладел непонятный страх, пробирающийся неуютным холодком в горло и продирающий до самого ануса. Квартира, непривычно пустая смотрела на Платова впалыми глазницами. Он прошел мимо первых комнат и зашел в отдаленную, свою любимую. Тот же грязный пол. Обои здесь были самые старые - Володя как-то слышал, что они были наклеены через несколько лет после постройки дома, незадолго до войны. Это были серо-зеленые обои, на которых равномерно располагались желто-кремовые бутоны роз, вперемешку с пятнами и подтеками. В углу, на полу лежал чистый матрац и подушка.
   В сегодняшние Володины планы входил осмотр квартиры, - он прикидывал, как и что он здесь будет расставлять, - скоро должен был начаться ремонт. "Может, сейчас? - подумал он - эти старые обои никогда мне не нравились, начну, пожалуй, с этой комнаты, а через неделю с Надькой наклеим новые, импортные". Володя планировал поселиться в новой квартире к началу сентября.
   Он вернулся на кухню и взял единственный оставшийся старый коричневый кривоногий любимый шаткий невостребованный скрипучий убогий стул и принес его в комнату. Задумчиво оглядел стену. Угол обоев в нижнем левом углу правой от окна стены отклеился давным-давно и обнажал желтовато-белый
   ТРЕУГОЛЬНИК
   внутренней стороны. Володя помнил этот треугольник с самого детства. Тогда, оставаясь ночевать у бабушки, он часто перед сном смотрел на него и засыпал безмятежным детским сном. Володя повернулся, поставил стул к противоположной стене и осторожно встал на него. Стул старчески заскрипел, но хорошо сколоченные детали еще держались вместе. Невысокий рост не позволял Володе дотянуться до верхнего угла обоев.
   - Блядь! - словно пытаясь испугать кого-то страшного и невидимого, громко сказал он и пошел в кладовку за стремянкой. Вернувшись, Платов поставил ее на место стула и взгромоздился на самую верхушку. Осторожно подцепив верхний край обоев, он потянул его. Обои были сделаны из толстой бумаги, а потому не рвались. Оттянув примерно полметра, Володя увидел нечто странное. К обоям изнутри были приклеены пожелтевшие от времени тетрадные листы, исписанные крупным интеллигентным мужским почерком.
  
  
  
   2 октября 1937 г.
   Встал поздно... Асенька оставила мне завтрак в кабинете - салат из помидоров, гренки с гусиным паштетом и кофе. Ася. Она такая умница. У Ладыженского с кафедры 05.127 дочь Роза - ровесница моей, но, признаться, ни в какое сравнение не идет с Асей. Роза в этом году второй раз поступает в театральную студию. Теперь тоже провалится, непременно провалится. Не люблю эту семью. Хотя Анатоль - мой
   старый приятель, умен, но "политическая проститутка" (нет, решительно лишена
   фантазии эта власть). Кормит своих студентов, тех, что из красных плебеев, на дому (Mein Gott!) картошкой в мундирах. И приветствует связь своей дочери с
   каким-то комсоргом с нашего факультета... Нет, моя Ася - свет для меня, зависть для других. Закончила первый курс филологического. Громский очень хорошо отзывается. Много поклонников. Вообще, она уже зрелая... Да, зрелая женщина,
   хотя мне непривычно признаваться в этом себе. Не любит, чтобы мне готовила
   наша служанка. Ася называет ее "фря". Знает о моей плотской связи с этой тайной
   сучкой НКВД Фридс. "Фрей" я ее назвал, когда мы впервые совокуплялись в ее комнате на тахте. Ася услышала. Но вряд ли моя юная красавица понимает, что эта стерва
   с аббревиатурой вместо имени (Февральская Революция - Импульс Делу Социализма!)
   следит за мной, наслаждаясь моими последними днями. Знает ли дочь моя, что мои половые с чертовой стервой - лишь мой единственный шанс отсрочить арест
   и завершить эксперимент? Этого она не знает. И потому читаю детскую обиду
   в ее ясных глазах Принцессы, покоящуюся рядом с памятью о матери.
   Прости, Принцесса, но моя жизнь, почти прожитая, никогда не была мне так важна! Я должен, должен завершить свой эксперимент, и я близок к открытию.
  
  
   Ближе к обеду закрылся в кабинете. Готовил Третий компонент. Смешал три реактива. С листьями колумбийской коки сначала переусердствовал. Думал, реакция
   остановилась. Просто ошибка в просчете коэффициента. Ерунда! Зато не промахнулся с щелочными смесями и концентратом маслин. Компонент запер в сейфе.
   Вышел из кабинета, запер дверь, хотя у Фридс, наверняка, уже есть дубликат. Она читала в прихожей, ждала Асю, которая ушла в "Асторию" с однокурсниками, - весельчаком Бахатовым, долговязым и жидковолосым, увлекающегося написанием стишков, и Надей Невзоровой, грудастой блондинкой, зацикленной на мужиках с авиаторскими погонами. Перебросился с Фридс несколькими фразами. Я поцеловал ее в костлявую шею и ушел в спальню, сказав, что хочу завтра рано проснуться и поработать.
   -Работаете, все работаете, Сергей Михайлович. Светлая у вас голова, - ядовитой улыбкой проговорила эта белокурая предклимаксная блядь.
   Я ничего не ответил, протер пенсне и хлопнул ее по полной ляжке, наплывающей жиром на коленку.
   Завтра действительно надо встать на заре. Подышать свежим воздухом и работать над Четвертым компонентом.
   Дай, Господь, сил.
  
  
  
   5 октября 1937 г.
   Боже! Боюсь, я не успею. Нет, все же надо. Человечество не видело ничего подобного. Приходит ощущение того, что я - избранный. Весь день бился над Четвертым компонентом. Смешивал концентрат маслин и С2 Н5 ОН. Взял вытяжку из молочая. Нет, нет и нет! Все не то. Разнервничался, заболело сердце. Нечаянно разбил колбу с перманганатом калия.
   Просидел в лаборатории до 15:00, потом пришла Фридс. Как она мне противна!
   Каждая минута близости с ней доставляет мне лишь плотское удовлетворение и радость: у меня есть еще время на завершение эксперимента.
  
  
   Мы столкнулись с ней около ванной комнаты. Она по-детски дегенеративно
   захихикала: "Профессор!". Черт! Этой стерве, наверное, около сорока, а она все еще
   глупа как институтка. Фридс прижалась ко мне и опять захихикала. Мне стало
   как-то не по себе. Она затащила меня в ванную и выключила свет. Что мне оставалось делать. Она тут же сдаст меня палачам НКВД, если я не буду повиноваться. Мы совершили coitus reservatus в позе по-собачьи. Я уже стар и
   не могу рисковать здоровьем. Она притворно мила и как-то по-лисьи лжива.
   Думаю, она догадывается, что я знаю о ее "подрывной деятельности". Вчера просидел
   весь день без дела - болела голова и хотелось спать. Приходила Ася. Обняла меня и сказала, что мне надо съездить полечиться. Бедное дитя! Она и не догадывается о том, что происходит - не знает о "миссии" Фридс и моем эксперименте.
   N.B. Работать!
   2N.B. Надо работать!!!
  
  
  
   6 октября 1937 г.
   Замечательный день. Погода стоит - просто диво, уже неделю. Все хорошо, не считая того, что Ася сегодня утром пошла в Университет с легким похмельем.
   Вследствие гуляний с Бахатовым и Невзоровой. Кстати, узнал вчера от Гусмана,
   что дядя Бахатова был в штабе Врангеля. А я-то начал серьезно подумывать о нем,
   как о партии для Аси! Нет, нет и нет. Le Merde! Не дай ей Бог такой судьбы.
   Ладыженский все-таки прав - в мужья нужен комсорг, мелкий вожак, красная вошь.
   Так ей будет спокойней жить в этой стране, пока нас, одного за другим, сажают в "воронки".
   Закончил высчитывать пропорции Четвертого компонента. Пока успехов немного.
   Никак не получается совместить вытяжку из молочая с перманганатом калия.
  
  
  
   11 октября 1937 г.
   Все больше и больше уделяю времени работе. Дни тают, сроку остается все меньше. Чую сердцем, что заберут до Нового года. Фридс каждый день будто ждет от меня... Mеin Gott! Меня тошнит признаваться даже в дневнике в пошлой связи с этой жиреющей сучкой. Под утро она побывала у меня в кабинете, пока я спал. Arshloh Фридс оставила колбу с концентратом маслин не на полке с тетрадями рабочих расчетов, где она стоит обычно, а на соседней, среди склянок со спиртами, возле книжного стеллажа. Ничего это волчица с потными подмышками не смыслит в химии. Поэтому все пытается найти мой Tagebuch.
   Работал больше, чем вчера. Но все так же непродуктивно. Впрочем, Четвертый компонент уже практически готов. Работаю пока "на бумаге". Вытяжка из молочая дает странный осадок при слабом нагревании. Может, Алябьев принес 85% С2 Н5 ОН, а не 79%, как я его просил. Но мне кажется, что, скорее всего, температура должна быть одинаковая при смешивании с индигридом и листьями колумбийской коки. Осталось немного, скоро начну соединять.
   Вчера вечером Ася приходила со своим freund Бахатовым. Этот жидкий полуаристократ подарил мне гаванскую сигару. Весьма стеснительный человечишка, хотя пытается казаться в глазах моей Аси уверенным и несколько вальяжным, в моих же - изысканным светским львом без работы. Но, не буду лукавить, подарок пришелся мне по вкусу. Надоело уже курить "Казбек" (хотя Фридс эта моя манера явно по душе), тем более, что пахнет дым этих папирос пролетарским перекуром с похабщиной и политиканством.
   Они вышли из асиной комнаты около 21:00. Ее щеки горели румянцем. Он же устало держался на ногах и вяло попрощался со мной пресыщенным взглядом удачливого молодого любовника. Завтра я ей скажу об этой связи все, что думаю. Скорее всего, она обидится.
  
  
   Сигару курил у себя в кабинете до 23:20.
  
  
  
   14 октября 1937 г.
  
   12:35
   Опускаются руки. Со времени открытия Третьего компонента прошел почти месяц,
   а я бьюсь, как... Mein Gott! Но нет, я буду бороться до конца. Чувствую: разгадка
   близка. Я закончу эксперимент и la vita la homo sapience начнется заново. Теперь я знаю ощущения Дмитрия Менделеева накануне его открытия. Великое.
   Фридс зовет обедать. Иду.
  
  
   23:45
   Есть! Ich liebe dich! Я открыл! Эврика. О, как это было просто! Это... ЦИНК. Я добавил его в мензурку со старыми реактивами. Теперь я понимаю, почему вытяжка из молочая давала такой обильный осадок - не хватало цинка. Я счастлив! Жизнь прекрасна. Четвертый компонент открыт. А сейчас - спать. Надо набираться сил.
   К Фридс я не притрагивался уже 9 дней - и Слава Богу. Я счастлив!
  
  
  
  
  
  
   15 октября 1937 г.
  
   Фридс не выдержала. Она подошла ко мне и сказала, что десять дней без секса не выдержит ни одна женщина. Женщина? Тварь! Непродолжительный акт на кухне.
  
  
  
   16 октября 1937 г.
  
   10:30
   Вчера весь вечер разговаривал с Асей по поводу ее связи с Бахатовым. Я убеждал ее расстаться с ним. Разговор был тяжелым, но, я думаю, она меня поняла.
  
   11:53
   Только что звонил Ладыженский. Я услышал звонок и вышел из комнаты в коридор. Сучка Фридс уже схватила трубку и тихо расспрашивала его о чем-то. В ответ на мой вопрос "Кто?" она потупилась и нехотя отдала мне трубку. Рад был слышать голос Анатоля. По-моему, он был немного навеселе. Все время называл меня "милый коллега Сергей Михайлович". Предложил встретиться вечером в "Максиме" - поужинать и сыграть на биллиарде. Сказал, что будет Максим Ермаков. Плохо помню его: не виделись уже восемь лет - с последней защиты диссертации по "Физике атомов". Встречу назначили на 20:00. Сказал, что, возможно, не появлюсь.
  
   23:51
   Все-таки пошел. И не зря. Хорошо провели время. Они были уже "под мухой", и при встрече оба закричали: "Карпович!", кинувшись мне на шею. Устыдил их тем, что не подобает видным ученым так себя вести. Мы сидели в гранатовом зале "Максима". Пили "Арарат". Я заказал свиную грудинку с капустой и яблоками. На десерт был сливочный ананасный крем, кофейный пломбир и фрукты.
   Многие оглядывались на нашу маленькую компанию и тихо шептали что-то, тыча пальцами. Видно, меня еще помнят в светских кругах. Чуть было не проболтался Анатолю о сути своего эксперимента. Но нет! Еще рано. Пока об этом не должен знать никто.
   После ужина играли на биллиарде. Я набрал четыре очка по партиям и выиграл у Анатоля, уступив Ермакову. Домой приехал на такси. Устал. Приболело сердце. В кармане нашел гладкий блестящий красный биллиардный шар. Что бы это значило?
  
  
  
   17 октября 1937 г.
  
   Продолжаю работать над Пятым компонентом. "Сергей - говорю себе - помни про цинк!". Теперь-то я знаю, что делать. Как говорят в Англии, "I'm moving in the right direction".
  
  
  
   19 октября 1937 г.
  
   Не знаю, откуда у меня появился такой импульс. За считанные дни просчитал Пятый компонент. С вечера 18-го горел нетерпением взяться за соединение. Не давал зоркий глаз Фридс. Она пыталась подсмотреть в скважину мои опыты. Знает, однако, свое дело, вездесущая ведьма... Даже забыла прибрать в гостиной. Я сделал
   замечание. Фридс скуксилась, как перестоявший бисквит, но не стала пререкаться. Чтобы не злить ее совсем, я вышел прогуляться до дома Громского, оставив рабочую тетрадь открытой на столе... Громский порадовал меня: Ася с Бахатовым общаются заметно меньше. Слава Христу, видимо, вняла моим уговорам.
  
   18:40 - 22:30
   Тетради, расчеты - в сторону. Фридс притихла у себя в комнате. Эксперимент неминуемо близится к успеху. Я привыкаю ощущать себя гением после таких вечеров.
   Да, Mein Gott! Я нашел, я отыскал Пятый компонент. У меня он есть! Листья колумбийской коки с цинком под давлением дали основу. Азотная кислота с амфитамином А - катализатором соединила все в полужидкую консистенцию. Подогрел. Завершил солеводородным раствором. Осталось всего три шага до чуда.
   Жаль, очень жаль, что некому разделить со мной мою дорогу к волшебству, к Великому... Я сжимаю кулаки в диком восторге, взбиваю залихватски седые волосы на затылке, как мальчишка.
   Мысль об аресте не покидает меня.
  
  
   Володя с трудом оторвался от рукописей. Перевел дух, посмотрел на циферблат: доходил пятый час. Ноги дрожали, - было очень тяжело вот так стоять на стремянке, передвигая ее время от времени, подниматься по ступенькам вверх-вниз и читать. На полу лежали куски обоев разной величины - большие и маленькие - с наклеенными на них листами дневника. Володя для удобства обрезал обои ножом. Платов слез со стремянки, размял затекшую спину, огляделся. Одна из трех оклеенных обоями стен комнаты была уже ободрана.
  
  
  
   25 октября 1937 г.
  
   Наконец-то удалось побыть с Асей наедине, без боязни быть подслушанным этим тоталитарным мужланом в женском обличье. С утра Фридс кто-то позвонил и она, схватив сумочку, убежала. Думаю, звонили "с работы" - этим псам из НКВД, наверняка, хочется знать обо мне все.
   Ася пришла получасом позже ухода Февральской Революции Импульса Делу Социализма (как звучит, мать ее, а!). Дочь неважно выглядит: глаза слезятся, лицо немного бледное; Ася то и дело чихает. Спросил: "Свет мой, ты больна?". Отвечает: "Ну что ты, рара, все в порядке". Может, простудилась? Дал ей немного меду. Она почему-то нервничает. Бедная Ася! Моя единственная и любимая доченька! Сказал ей, что люблю. Она засмеялась и поцеловала меня в лоб. Ушла в институт. "Фря" вернулась только в 21:00.
  
  
  
   27 октября 1937 г.
  
   О работе думаю мало. Прогресса в реакции цинка и киновари нет. Не могу высчитать пропорцию. Высокую плотность цинка никак не удается совместить с полувоздушностью киновари. Сдаваться нельзя. Фридс неуемна в своих похотях. Мысли об аресте тревожат и не дают спать. Но даже все это волнует меня меньше.
   Ah, meine lieben Ася, ты, ты, Принцесса, тревожишь душу старика! Вчера она снова пришла домой позже 23:30 с усталыми, воспаленными глазами. Была раздражительна.
   О здоровье моем не справилась. Доброй ночи не пожелала. Утром ушла рано. Завтрак не оставила. Перекусил сам на скорую руку.
  
  
  
   31 октября 1937 г.
  
   10:05
   Странно, но настроение отличное. Чувствую прилив сил. Встал сегодня рано. Поел. Работать!
  
   10:29
   Нужна ультрафиолетовая лампа для синтеза. Зашел в комнату Аси, искал лампу у нее в шкафу. Увидел небольшую круглую жестяную коробку из-под леденцов. Открыл, похолодел, по телу побежали мурашки. В коробке - белый порошок. Не поверил своим глазам, попробовал. Так и есть. Это - кокаин. Я работал с листьями коки и знаю, что это такое. Заныло сердце. Неужели Ася?... Без сил упал на диван. Поднялось давление. Что делать, Боже, что делать?!?... Как?... Почему?... Ася... Кокаин...
  
  
  
   2 ноября 1937 г.
  
   Ася не появляется дома уже вторые сутки. Звонила вчера. Голос был странный,
   несколько тяжелый, и в то же время слабый. Едва не разрыдался у трубки. Найденную коробку с кокаином запер в сейфе, боюсь даже смотреть на нее. Для работы не хватает сил. Писать дневник не могу. Таю.
  
  
  
   4 ноября 1937 г.
  
   Две недели уже не работаю. Стою на пороге открытия очередного компонента. И ничего... Ничего.
   Ася!... Как это с тобой произошло? Моя Ася! Моя Принцесса!
   Сегодня вечером у нас был сложный разговор. Я сказал ей, что все знаю. Она нервничала, огрызалась, вспыхивала в негодовании. Кричала на меня. "Не смей, рара,
   слышишь?... Не смей лезть в мою жизнь! Я уже не ребенок", - она надрывалась, воспаленные кокаином глаза смотрели на меня, точно испепеляли. Я не смог держать
   себя в руках, сорвался. Сначала кричал, но сердце уже не то - грохнул в отчаянье ладонью по столу и без сил рухнул в кресло. Сквозь накатывающиеся изнутри слезы, говорил... Нет, умолял. С трудом подбирал слова. Она стояла, не глядя на меня, слева,
   и смотрела в окно. Она уже не кричала, а терпеливо ждала, когда я закончу этот разговор. Gott! Вдруг я заплакал, я не знал, что ей еще сказать... Упал на колени перед ней.
   - Mein liebe! Вспомни... Прошу тебя... вспомни о матери... она так тебя любила, -
   дрожащими руками я вцепился в ее жакет. Она резко дернулась, как ужаленная, вывернулась, зашагала к двери и, исполненная тихой, чудовищной яростью, выпалила:
   - Ты!... Как много ты думаешь о матери, когда... трахаешь эту "фрю"! - сорвавшись на истерический крик, она выбежала вон.
   Я хотел кричать ей вслед обещания, что никогда, никогда не прикоснусь к Фридс.
   Что я малодушен. Низок... Но я только рыдал. Потом немного успокоился. Курил. Курил. Курил. Сушил свои старческие слезы. Она ушла, бросив ключи от квартиры в зеркало прихожей, отчего то пустило паутинковую трещину.
   Достал банку с кокаином, что нашел у Аси. На миг представил, что моя Ася вот уже не одну неделю... этот мерзкий порошок... Ася... Мне даже показалось, что закричал. Высыпал кокаин в унитаз, спустил воду.
   Мой последний приют в этой жизни - мой кабинет. Сидел в кресле. Курил. За работу так и не взялся.
  
  
  
   5 ноября 1937 г.
  
   Об Асе стараюсь не думать. Надо работать. До полудня просидел лаборатории - вытяжку из молочая снова смешивал с цинком. Добавил индигрид фосфора - реакция пошла, но какая-то слабая. Добавил С2 Н5 ОН, понял, что Алябьев, дурак, точно принес мне 85% раствор, хотя я просил его о 79%. Позвонил ему, все высказал. "Сергей Михайлович, я мигом, через сорок минут буду!". Ну он и это... Лала-ла-ла-ла! Оно в общем-то ничего, ежели потому что, а случись такое дело - вот тебе и пожалуйста...
  
   Пришел Алябьев. Принес на этот раз то, что надо.
  
   23:03
   Восторженно скакал по комнате. Уууууууууу! Шестой - найден. Добавил
   79% С2 Н5 ОН, капнул перманганата девять миллилитров - пошла активная реакция. Выпал осадок, и вот он! - Шестой компонент! (Вчера ночью я просчитал - всего их должно быть восемь). Оставалось добавить лишь жидкий Рb - слава Господу, я предвидел все правильно. Повалил пар, через 15 минут осадок загустел, потом затвердел. Я прыгал по комнате и кричал: "Шестой! Шестой!", как в прошлом году я кричал "Шайбу!", сидя с Ладыженским на трибуне Дворца Спорта. Фридс зашла и спросила, в чем дело. Сказал: вспомнил смешной анекдот. Пролетарские глазищи этой пробляди налились кровью. Она что-то прошипела и пулей вылетела из комнаты.
   Их осталось всего ДВА. Как это мало - раз... два... и... И как много. Надо успевать. Никто, слышишь, никто и никогда. Не видел. Ничего. Подобного. Ужас! Сама концепция моего изобретения с трудом укладывается в голове. Скажи я кому-нибудь, ЧТО я изобретаю - меня тут же посчитали бы за сумасшедшего. Отнюдь!
   N.B. Не могу заснуть.
   Postscriptum. Вспомнил об Асе. Сердце заболело так, что я испугался. Думал, помру. Принял валидол. Спать.
  
  
  
   15 ноября 1937 г.
   Сегодня черный день. Пишу эти строки и плачу... Умерла Ася, моя любимая, моя ненаглядная доченька. Я не могу в это верить и не могу сдерживать слез...
   7-го числа было уже три дня, как Ася ушла из дому после нашего разговора. Боже, Ася... tu es bien puni, Serge! Злой рок: этот день был проклят для меня еще с 1917 года.
   Я таю, я не нахожу сил, я разбит.
   Около полудня в дверь постучали. Я открыл: там стояла Надя Невзорова, подруга моей Асеньки. Она выглядела очень испуганной, дрожала, в ее глазах были слезы. Помню, в преддверье несчастья мое сердце застучало с огромной силой. Кажется, я
   побледнел. Надя, не входя, начала сбивчиво рассказывать. Она все время всхлипывала.
   Сказала, что вчера они были в гостях у Бахатова. Асенька была очень раздражена, кричала на Надю и Александра. Надя сказала, что Ася выглядела больной: чихала,
   кашляла, ее глаза были красными и слезились, кожа на крыльях носа шелушилась.
   Друзья советовали ей пойти домой и лечь спать. По словам Нади, она закричала: "Вы ничего не понимаете! Сволочи! Видеть вас не хочу!". Она закрылась в туалете. Через двадцать минут Александр начал волноваться. Они с Надей стучали в дверь и просили Асю выйти. Но там была тишина. Александр позвал консьержа, и они вскрыли дверь. Ася лежала на полу, и из ее носа текла струйка крови. На полочке был насыпан кокоин... Что делать, Боже, моя доченька?...
   Надя сказала, что они отвезли ее в больницу. Сама Невзорова приехала ко мне на такси - шофер ждал внизу. Я схватил свою шляпу, накинул пиджак, и мы понеслись в больницу.
   Асенька лежала в палате. Она была бледна, как простыня. Глаза ее были закрыты. Ко рту и к носу были подключены трубочки аппаратов жизнеобеспечения. QuЄest-ce qui m Єest arrive. Я чуть не потерял сознание. Прорыдал у ее кровати почти два часа. Потом гладил ее бедную голову, целовал мою девочку, мою милую Принцессу. Врач сказал, что ее состояние крайне нестабильное, пульс прощупывается слабо. Какие сухие слова. Жизнь и смерть.
   В 19:00 мне сказали, что я могу остаться, но должен сидеть в коридоре. Я сидел, обхватив голову трясущимися руками, и плакал. До сих пор не могу в это поверить. Курил. Курил. Курил.
   Ася умерла в этот же день в 21:24. Доктор вышел и робко сказал мне все. Остановка сердца. Еле живой, я приехал домой. Прорыдал всю ночь.
   Асю похоронили во вторник. Были ее друзья, несколько родственников. Приехал Анатоль с дочерью Розой, все в черном. Про работу я забыл. За последние дни окончательно поседел. Не знаю, хватит ли сил экспериментировать дальше. Ничего не писал уже десять дней. Только сегодня нашел силы сделать эту запись. Ася... Ася... Ася... Ася... . Ася... Ася... Ася... Ася... Ася... Ася... Ася... Ася... . Ася... Ася... Ася... Ася... Ася... Ася... Ася... Ася... . Ася... Ася... Ася... Ася... . Ася... Ася... Ася... Ася... Ася... Ася...
   Открыл учебник по французскому: решил повторить. Она так любила этот прекрасный язык.
  
  
  
   Платов потянул на себя очередной обойный лист - тот был крепко приклеен. Володя дернул его со всей силы и с удивлением посмотрел на оторванный серо-зеленый огрызок у себя в руках. Бросил его на пол. Спустился и сел на матрац. Закурил, блаженно закрыв глаза. Время - 20:23. "Уникально" - Володе вдруг показалось, что он
   провел в этой комнате неделю. Он бросил окурок в угол и плюнул на него. Окурок зашипел и зло посмотрел на Володю. Платов вышел на лестничную клетку и позвонил в соседнюю квартиру. "Анна Петровна, здравствуйте, это я - Володя Платов, можно от вас позвонить?"
   - Але, мам, ты знаешь, я сегодня не приду... Да... Здесь у бабушки в квартире работы много... Да, да... Завтра. Конечно... Ну все, пока, не теряйте. Целую.
   Зашел в квартиру. Взял нож и поднялся на верхнюю ступеньку стремянки. Подцепил
   присохший край и потянул на себя.
  
  
  
   16 ноября 1937 г.
  
   Tu es bien puni! La voiture de mon pe're arrive devant une vieille maison qu toit rouge. Je monte vite l'escalier et je vois ma me're . Avant de ne coucher, je regarde par la grande tenetre le soliet et le ciel au-dessus de l'occan. Quel beau spectacle! Un quart d'heure plus tard nous motons dans son auto. Mon pИre me montre la carte et explique oЫ il travaille.
   Ja vais sur lq plqge. Et ses frИres si loin!
   Tout a'coup, j'ai ru assise sur une grande pierre blanche une fille de mon age avec une couronne de fleurs sur sa tИte et des fleurs dqns ses bras. Je lui ai montrИ le chemin de la main, ma poupИe.
  
   J'aime beaucoup ma petite poupИe,
   Regardes ses jolis cheveux,
   Ses yeux bleus
   Et ses joues roses. 
  
   Qu'elle est belle dans sq robe rose!
   La matin, quard elle est prИte,
   Je lui fqis une bonne omelette,
   Puis elle prend un verre de thИ
   Avec une tortine beurrИe.
   J'aime beaucoup ma petite poupИe,
   Je ne la guitterai jamais.
  
   Elle chante!
   Elle chante.
  
   Tout a' coup l'enfant voit dans la neige une femme. Elle a les yeux fermИs. Elle est morte.
   Qu' est - ce qui m'est arrive?
  
  
  
   20 ноября 1937 г.
   Человек - лишь крупица жизни в вечном водовороте
   истории, и (о, да!) человек не может быть полность
   ю самодостаточен, он просто не способен точно сп
   роецировать и реализовать цель своей жизни без помо
   щи некоего символа удачи, победы, сублимации Высшего
   Разума, Осенения. Слеп и бездушен человек перед Судьбо
   й, угнетающей его, воздвигающей ему препоны, вековеча
   щей чью-то удачу; удачу того, кто сумел познать Велико
   е, кто сумел идентифицировать в себе сублимацию мате
   рии, снизошедшей к нему из СверхИмперического. Ибо, без
   снисхождения он - лишь существо, ищущее Вечное вовне, с
   убъектом этих поисков, в итоге, является он сам. В сублим
   ации Вечного Разума он сможет, увидев нечто Осеняющее, Н
   овое, победить водоворот истории, повернуть Лету вспять. А
   так, он есть крупица. Ничтожество. Ибо, что есть крупица? В
   рамках Вселенной, Фатума - наша планета. Человек - ничтоже
   ство, лодочка, плывущая в материи Леты, рядом с тысячей точн
   о таких же лодочек. В этой реке нет ни барж, ни теплоходов, ни п
   лотов, только лодочки - маленькие деревянные слепые лодочки, тупо
   стукающиеся носами и бортами друг о друга, не могущие ни разверн
   уться, ни увидеть Высшее над собой, ни застыть на миг, причалив
   к берегу. Некоторые идут ко дну, остаются там, обреченные на
   извечные мучения. И не в силах никто противостоять Реке Лет,
   которая тоже не самостоятельна в помыкании индивидуумами,
   ибо над ней стоит Фатум. Никто. ПОЧТИ никто. Кроме того,
   кто сможет повернуть Вековое течение, заставить остальных
   расступаться перед ним, и приказывать Реке Лет. Значит тот
   сумеет обуздать и Фатум. Лишь избранному под силу познать
   Великий Разум. Это будет тот, кто познает сублимацию
   В е л и к о г о О с е н е н и
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   24 ноября 1937 г.
  
   Zn + 4 HNO3 = Zn(NO3)2 + 2 NO2 + 2 H2O
   3Zn + 8 HNO3 = 3 Zn(NO3)2 + 2 NO + 4 H2O
   5 Zn + 12 HNO3 = 5 Zn(NO3)2 + N2 + 6 H2O
   4 Zn + 10 HNO3 = 4 Zn(NO3)2 + N20 + 5 H2O
   4 Zn + 10 HNO3 = 4 Zn(NO3)2 + NH4NO3 + 3 H2O
  
   Фридс, ты думаешь, я не вижу твой глаз в замочной скважине?! Иди, готовь обед, дура, все равно в химии ничего не смыслишь...
  
  
   29 ноября 1937 г.
  
   Все вернулось на круги своя. Пришло осознание всей важности моего эксперимента. Я завершу его. Фридс опять приставала ко мне. Сказал, не сейчас. Может, завтра? Боже, как мерзко! Я уже сам планирую дни своей близости с ней.
   Лаборатория за эти дни погрязла в пыли. Все вымыл и почистил. Просмотрел свои записи. День Моей Победы (так я его называю) близок. Осталось два компонента. На днях планирую получить Седьмой. Для него взял все те же листья коки и цинк. Просчитал реакцию с романидом калия KCNS. Не хватает каких-то элементов, поскольку осадка не появляется.
   На ужин "фря" приготовила котлеты с квашеной капустой. Пролетарская крыса! Зажгла свечи, накрасилась. Говорит: "Сегодня особенный день, помнишь, милый?". Le Merde! Ceгодня ровно два месяца, как она портит воздух в этой квартире. В лабораторию больше не возвращался. Остаток дня провел в своей комнате за математическими расчетами для завтрашних поисков. Кажется, я понял, чего не хватает.
  
  
  
   30 ноября 1937 г.
  
   Прошло ровно три недели со дня похорон Аси. Асяасяасяасяасяасяасяася, так далеко ты. Начинаю привыкать к пустоте в сердце, от этого тоска грызет меня не так сильно, можно работать в нормальном режиме.
  
   11:15
   Азотная кислота - сильный окислитель, который при взаимодействии с металлами только частью расходуется на образование искомой соли - нитрата; другой же частью выступает как окислитель, восстанавливаясь в зависимости от природы металла и концентрации кислоты до NO2, NO, N2 и даже NH3. Взял для Седьмого компонента ее как основной окислитель. Концентрат корней личи с катионами нитрозила дали необходимый осадок уже после семи минут реакции с феритом ZnFe2O4. Романид калия не добавлял, оставил до финальной стадии реакции.
  
   16:45
   KCNS, как и хотел, добавил, когда реакция вошла в завершающую стадию, хотя сначала думал, что личи должно быть в осадке больше. И вот, Ich bin fertig.
   Седьмой компонент получен. Я рад, рад, это даже помогает на какое-то время забыть, что Аси нет со мной. Навсегда. Рядом только ненавистная Фридс.
  
  
   17:52
   Вышел из кабинета. Сегодня решил уважить стерву.
   Я поддался Фридс. Она все сделала сама sans mot dire. Orale coitus в моей спальне. Я пытался быть ласков. Фря.
  
  
  
   6 декабря 1937 г.
  
   Началась зима. С самого утра валит снег, во дворе уже лежат сугробы, на Невском дворники взялись за лопаты, чистят тротуары.
   Зима везде. Даже во мне ее метели заставляют сердце замирать и леденеть
   от накатывающей через застывший белый пейзаж грусти. Все, что сейчас внутри меня, не жило во мне все пятьдесят четыре года. Я на пороге открытия, есть предчувствие триумфа, но за плечами ежеминутно стоит и мешает думать
   Пустота.
   Одиночество.
  
  
   8 декабря 1937 г.
  
   Проснулся в 9:40. Разбудил меня звонок в дверь. Встал, накинул халат, одел тапочки, пенсне. На пороге - Ладыженский. Пришел навестить меня. Обнялись с ним.
   Попили чаю, поговорили, покурили. Зашли ко мне в кабинет. Он увидал красный биллиардный шар у меня на столе и засмеялся. "Сережа, - говорит, - это я подсунул тебе его в карман пиджака в тот день, когда с Ермаковым играли на биллиарде. Хотел пошутить." Я не всерьез пожурил его. Сказал спасибо и объяснил, что этот шар подсказал мне идею использовать киноварь в опытах. Он стал расспрашивать, но я ему ничего толком не сказал. "Анатоль, - говорю, - всему свое время".
   Postscriptum. У меня прохудились ботинки. Надо купить новые.
   2Postscriptum. Работаю, но все безрезультатно.
  
  
  
   13 декабря 1937 г.
  
   Позавтракал и работал над последним, Восьмым компонентом. До позднего вечера.
   Дни мои только работой и наполнены. Ничего другого не остается. Если перестану
   работать, съест тоска. Опыты продвигаются успешно, последовательно. Скоро, очень скоро...
  
  
   17 декабря 1937 г.
  
   За последние два дня Фридс разительно переменилась. Не то, чтобы только внешне, а как-то... внутренне. Вся напряглась, стала тверже. Несколько раз за вчерашний день ей кто-то звонил по телефону. Разговаривая, бледнела, отвечала тихо, но четко. Около дома крутятся какие-то молодые люди с потертыми лицами и серыми взглядами. Двоих из них я запомнил точно. Одного увидал в окно: они с Фридс разговаривали, когда та, якобы, пошла за хлебом. Посмотрели на мое окно - я быстро отошел. Другой тип уже вторые сутки сидит на лавочке у подъезда, "читает" газету. Высокий и худой, в черном кожаном плаще.
   Сдается мне, все это не к добру. Деятельность ищеек НКВД перешла в активную фазу. Что ж, видно мне остается недолго. Надо успевать. Я уже на пороге своего открытия, и до Великого Осенения осталось недолго. Дни, часы, минуты.
  
  
  
   19 декабря 1937 г.
  
   Je trouverai la force выдержать это. 40 дней. 40 дней как похоронил ее, мою Асю.
   Боже! Больно, грустно, горько, невыносимо. Странно, может быть, но я не задаюсь вопросом, почему так произошло. Как же теперь? Как? Вот о чем я думаю. Как без тебя? И не нахожу ответа. Но мои дни сочтены. Наружное наблюдение
   Ведется даже ночью...
   Ася. Ася. Боже!
   С утра приехала твоя бабушка Вера Алексевна. Пережить свою единственную внучку не каждому суждено, не каждый это вынесет. Разделил мой скорбный...
   извини, наш с тобой, Ася, наш с тобой скорбный день Ладыженский с Розой, Громский, бабушка. Все в трауре. Печальны, разбиты и серьезны. Ближе к полудню ходили к тебе... Стояли у обелиска молча. Женщины рыдали в платки, но колючая визгливая декабрьская метель глотала их всхлипы, кидала за поднятый воротник
   мелкие злые снежинки, завывая, бросалась на твой портрет... При выходе за ворота бросил убогой скрюченной старушке четвертной, просил, чтоб помолилась за тебя.
   Бабушка Вера Алексевна еле держалась на ногах - обнял ее за плечи. Так шли до самого дома. Роза рыдала, немного успокаивалась, оглядывалась, поворачивая холоду свое опухшее от слез и обветренное лицо, и снова рыдала, уткнувшись в воротник Анатоля.
   Черные пальто. Черные воротники. Черный день. Дочь моя, я плакал, я никогда так не плакал.
   Еду заказал из ресторана. Стол был скромный. Ты же не любишь в еде излишней изысканности. К блюдам никто не притронулся. Пили красное церковное вино. Со слезами и воспоминаниями.
   Pourquoi vivons-nous?
  
  
  
   20 декабря 1937 г.
  
   Тигры царапают мой стол. Тигры разрывают меня на части. Это тигры сомнений. Получится или нет? Знаю, остались считанные дни. Фридс каждый день теперь ходит на "работу". Она приходит и уходит, а тигры остаются со мной.
   Четыре месяца назад я начал этот опыт. Почему я его начал? Зачем? Я уже писал: если я скажу кому-нибудь, ЧТО я изобретаю, меня могут сочесть за сумасшедшего. Но я нормален. Я, Карпович Сергей Михайлович, пишу эти строки, находясь в здравом уме и трезвой памяти.
   Вокруг нас - материальный мир, мир, к которому мы все привыкли, и о самоем устройстве которого не задумываемся. ЦВЕТНОЙ МИР. Я, наверное, как и все, вижу этот мир, сложенным из семи простых, элементарнейших цветов. Радуга. Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан. Белый. Черный. СЕМЬ??? Кто сказал, что их семь? Я знаю, что есть еще ВОСЬМОЙ. Цвет, которого никто и никогда не видел. Цвет, представить который невозможно. Его можно только создать и узреть. Как я могу передать цвет ЭТОГО ЦВЕТА? Как?!?!? В человеческом сознании не укладывается не то, что представление этого Цвета, мы даже не можем ПОДУМАТЬ, что он существует. Это не алый багрянец зари, не синяя глядь моря, не слепящая желтизна солнца, не зелень трав. Это не чернота и не белизна. Но он есть. И я его найду. Говорят, что основополагающих цвета три: желтый, красный и синий. Все остальное - смешение и оттенки. Белый - отсутствие. Черный - все вместе. Но мы привыкли видеть гамму из семи. А значит Он - восьмой. Но Этот Цвет такой же чистый, девственный и натуральный, как те три. Пока что, даже я, Его создатель, не могу представить Его. Но только до тех пор, пока я его не создам.
   Он выше человеческого умозаключения. Этот Цвет является одной из сублимаций Высшего Разума. Он вечен, и обладает ОГРОМНЫМ потенциалом. Почему люди представляют Бога (если угодно, Высший Разум, Любовь, Вечность) в человеческом обличье. Он может быть ЦВЕТОМ. Восьмым, невиданным Цветом. Но, повторюсь, он абсолютно реален и его можно увидеть. Я назвал его Цвет Великого Осенения.
  
  
  
   24 декабря 1937 г.
  
   Ночью работал с обоями в кабинете. Все предыдущие записи дневника я наклеил. Это - последняя.
  
   Выглянул в окно. Дети слепили снеговика, построили горку и залили ее. Играют в снежки. Я тоже когда-то играл в снежки. И кидал тугие белые комки в мерзнущих прохожих, опасливо отбегал и довольный собой хихикал.
  
   Стараюсь не думать о неизбежности. Хотя о смерти мысли часто крутятся в голове сами собой. Впервые в своей жизни a la veile de Noёl не чувствую праздника. Просто пришла очередная холодная зима. Просто зима.
   Все просто. Все неизбежно. Я предчувствую. Я не смирился, но я, кажется, узнал, что меня ждет. И не чувствую страха на пороге этого. Только стремление дожить. Смерть - воля Высшего Разума. Жизнь - возможность человека познать эту волю.
  
   Смотрите смотрите снег сверкает!
  
   Работал часов до пяти, почти до шести. Получил, наконец-то, Восьмой компонент, последний. Как я и предполагал, он - главный, замыкающий в цепи чудесных превращений, переливаний других компонентов, постепенного рождения Цвета. Как я его получил будет тайной. Оставлю только экземпляр Цвета.
  
   Фридс тихим суровым шепотом что-то говорит в трубку. Капканы расставлены?
   Что ж, ты хорошо поработала, в том числе, и на свое удовольствие. Я запомню твои бедра с целлюлитными отложениями, твое каре им. 20-летия Октября, отвратительную помаду и стойкую вонь "Красной Москвы". Ненавижу. Я сохраню этот дневник от тебя и твоих зубастых псов. Пусть ты и твои потомки-подонки
   не найдут его.
  
   Цвет нанесу в последнюю очередь. Работы на час. Фридс ушла. Вот здесь, псина, ты и просчиталась.
  
   Интересно, в Новогоднюю ночь снега будет много? Ладыженский опять, наверное, подарит фарфоровую статуэтку (куда их столько?), а ему - фетровую шляпу. Пусть носит и радуется.
  
   Пишется тяжело... страшное головокружение... сердце стучит как молот...
   Я в шоке... Соединил все Восемь компонентов и САМЫМ ПЕРВЫМ увидел Его.
   Я только что видел Цвет Великого Осенения. Вот он.
  
  
   Смотрите смотрите снег сверкает!
   Перед глазами - Цвет. Володя смотрел на него сейчас и удивлялся, почему он всегда видел этот треугольник обоев белым.
   Его.
   В голове - мысли. Разные. Непонятные. Новые. Володя сначала стоял и смотрел на угол с нанесенным Цветом. Потом пошатнулся и упал на колени, стремясь прикоснуться к Нему... Цвет, отобразившись в Володе, переливался и играл в его сознании образами. Заставлял сердце замирать и биться Новой силой.
   Тигры разрывают меня на части. Тигры тигры сомнений.
   Смотрите смотрите снег сверкает!
   Фридс, ты думаешь, я не вижу твой глаз в замочной скважине?!
   Вот сучий потрох, а!? Твою мать! Убирай всю енту haдость.
   Иди, готовь обед, дура, все равно в химии ничего не смыслишь.
   Володя оцепенел. Он не мог не смотреть на Цвет, но и прикоснуться к нему не мог. Цвет сам входил в него него. Негой разливаясь в груди груди иди иди, готовь обед, дура дура радостью неземной обволакивая душу. Ничего подобного Володя раньше не видел, не Созерцал. Вдруг на секунду он кристально четко и так ясно ощутил, что он
   МОЖЕТ ВСЕ. Он буквально-таки физически почувствовал прикосновение того самого Высшего, что он увидел в Цвете Великого Осенения. Сознание помутилось, он, не помня себя, дрожа, встал с колен и, едва держась на ногах, подошел к матрацу и упал
   на него.
   ЦветВеликогоОсененияОсененияВеликогоЦветВеликогоЦветЦветОсененияОсенения ВеликогоОсененияЦветЦветВеликогоЦветВеликогоВеликогоОсененияВеликого ОсененияВеликогоОсененияВеликогоЦветЦветЦветВеликогоОсененияВеликого ВеликогоОсененияВеликогоЦветЦветВеликогоОсененияОсененияВеликогоЦвет ВеликогоОсененияОсененияЦветОсененияВеликогоВеликогоВеликогоВеликого ВеликогоВеликогоВеликогоЦветВеликогоОсененияВеликогоЦветВеликогоОсенения ВеликогоЦветВеликогоОсененияВеликогоВеликогоВеликогоЦветВеликогоОсенения ОсененияВеликогоЦветЦветВеликогоОсененияЦветОсененияЦветОсененияЦвет ОсененияЦветОсененияЦветОсененияЦветОсененияВеликогоОсененияЦветОсенения ВеликогоЦветВеликогоЦветЦветВеликогоОсененияЦветОсененияВеликогоЦвет
   ЦветВеликогоОсененияОсененияВеликогоЦветВеликогоЦветЦветОсененияОсенения ВеликогоОсененияЦветЦветВеликогоЦветВеликогоВеликогоОсененияВеликого ОсененияВеликогоОсененияВеликогоЦветЦветЦветВеликогоОсененияВеликого ВеликогоОсененияВеликогоЦветЦветВеликогоОсененияОсененияВеликогоЦвет ВеликогоОсененияОсененияЦветОсененияВеликогоВеликогоВеликогоВеликого ВеликогоВеликогоВеликогоЦветВеликогоОсененияВеликогоЦветВеликогоОсенения ВеликогоЦветВеликогоОсененияВеликогоВеликогоВеликогоЦветВеликогоОсенения ОсененияВеликогоЦветЦветВеликогоОсененияЦветОсененияЦветОсененияЦвет ОсененияЦветОсененияЦветОсененияЦветОсененияВеликогоОсененияЦветОсенения ВеликогоЦветВеликогоЦветЦветВеликогоОсененияЦветОсененияВеликогоЦвет
   ЦветВеликогоОсененияОсененияВеликогоЦветВеликогоЦветЦветОсененияОсенения ВеликогоОсененияЦветЦветВеликогоЦветВеликогоВеликогоОсененияВеликого ОсененияВеликогоОсененияВеликогоЦветЦветЦветВеликогоОсененияВеликого ВеликогоОсененияВеликогоЦветЦветВеликогоОсененияОсененияВеликогоЦвет ВеликогоОсененияОсененияЦветОсененияВеликогоВеликогоВеликогоВеликого ВеликогоВеликогоВеликогоЦветВеликогоОсененияВеликогоЦветВеликогоОсенения ВеликогоЦветВеликогоОсененияВеликогоВеликогоВеликогоЦветВеликогоОсенения ОсененияВеликогоЦветЦветВеликогоОсененияЦветОсененияЦветОсененияЦвет ОсененияЦветОсененияЦветОсененияЦветОсененияВеликогоОсененияЦветОсенения ВеликогоЦветВеликогоЦветЦветВеликогоОсененияЦветОсененияВеликогоЦвет
   ЦветВеликогоОсененияОсененияВеликогоЦветВеликогоЦветЦветОсененияОсенения ВеликогоОсененияЦветЦветВеликогоЦветВеликогоВеликогоОсененияВеликого ОсененияВеликогоОсененияВеликогоЦветЦветЦветВеликогоОсененияВеликого
  
  
   Москва, 2 мая 1976 г.
   Владимир Платов вошел в здание Главного управления КГБ СССР на Лубянке. Он проработал здесь почти год.
  -- Здорово, Иваныч!
  -- Здравствуйте, товарищ Платов, - отдал честь серьезный охранник в форме.
  -- Миш, сегодня свободно?
  -- Ага. Праздники ить. Все отдыхают.
  -- Миш, у меня ключи от архива. Я здесь поработаю пару часов. Кто придет - предупреди меня. Я буду в Главном зале.
  -- Так точно! - охранник расслабился, сел в свою будку и взял газету.
   Владимир поднялся на третий этаж. Открыл дверь архива КГБ своим ключом. Подошел к стеллажу с деревянными ящичками. Это был огромных размеров предметно-алфавитный указатель. "Тэк-с... Так, не здесь... не здесь... не то... О! Ага!" - Владимир держал в руках деревянный ящичек с данными по арестам ученых-интеллигентов за вторую половину 1937 года. "А, Б... Д... Е... К! Каб... Кам... Кар... Карп... Карпович.". Он записал номер стеллажа, полки и папки. Задвинул ящичек и зашел в следующий зал. Огромные металлические стеллажи до потолка высотой наполняли помещение. Владимир Платов немного походил по залу, нашел нужный стеллаж и полку. Немного покопавшись, он выдернул старую картонную папку. Провел по ней пальцем. На пыльной серой поверхности появилась светло-бежевая полоса: "Дело ..... Для служебного пользования....."
  
   Председателю Народного
   Комиссариата Внутренних Дел
   тов.Ежову
   ст. сержанта Ленинградского
   Управления НКВД
   Куценко Фридс Яковлевны
  
  
   рапорт о проделанной работе.
  
   Я, ст. сержант Куценко Фридс Яковлевна, по заданию следственного упраления Ленинградского НКВД и лично тов.Седова, старшего оперуполномоченного следственной "тройки" по делу об антисоветских опытах профессора Карповича (дело  760327), была 29 сентября 1937 года внедрена под видом служанки в квартиру вышеозначенного профессора с целью более тесного ознакомления с предметом изысканий Сергея Михайловича Карповича и сбора материалов и вещдоков, свидетельствующих о диверсионной деятельности Карповича в пользу английской разведки. По существу дела излагаю.
   Опыты Карпович проводил с середины августа 1937 года. Реактивы для работы получал из Университета, где занимал должность доцента кафедры 05.128 через
   мл. научного сотрудника Алябьева В.А.. За время проведения опытов неоднократно встречался с доцентом кафедры  05.127 Ленинградского Университета Ладыженским А.П., деканом филологического факультета Громским К.И., однократно - с Ермаковым М.А., профессором физического факультета МГУ. Косвенное участие Алябьева в антисоветской деятельности доказано (материалы прилагаются к делу). Мною за время работы в доме Карповича были собраны неопровержимые доказательства сотрудничества Карповича С.М. с английской разведкой, от представителей которой он через Алябьева получал денежные средства (обнаружены в сейфе во время обыска) для диверсионной деятельности и шпионажа. Вражеской разведкой проф. Карпович был завербован в середине лета 1937 года. С того момента в его обязанности входило: тайная работа по созданию взрывчатого вещества с целью покушения на некоторых членов Ленинградского облисполкома, шпионаж, передача собранных данных и чертежей взрывчатых веществ английским агентам через Алябьева В.А. С 16 декабря за домом профессора было установлено наружное наблюдение (отчет - в рапорте тов.Седова). В ночь на 25 декабря следственной "тройкой" тов.Седова (сотрудники НКВД - Кондратьев А.Д. и Дорохин А.А.) был произведен арест профессора Карповича Сергея Михайловича и обыск на квартире обвиняемого. Профессор приговорен (ст.58 "Измена Родине") к 25 годам строго режима в ИТЛ 564843 ГУЛАГ.
   Работу свою считаю выполненной. Как член Партии, нахожу своим долгом донести, что в половые отношения с осужденным никогда не вступала, несмотря на его домогательства. Карпович С.М. получил заслуженное наказание за свою антисоветскую деятельность, в которой на допросе признался лично. Разоблачены и преданы суду и другие члены диверсионной группы.
  
   Старший сержант Ленинградского Управления НКВД Куценко Ф.Я.
  
   28 декабря 1937 года.
  
  
  
  
  
  

Свидетельство о смерти.

   Настоящим документом подтверждается, что Карпович Сергей Михайлович (15. 04. 1883 - 26. 02. 1938), приговоренный к 25-ти годам строгого режима в ИТЛ 564843 ГУЛАГ (приговор от 27. 12. 1937) умер собственной смертью вследствие инфаркта, вызванного тяжелой формой ишемической болезни сердца.
  
   Подтверждаю,
   начальник ИТЛ 564843 ГУЛАГ Тугунов А.Н.
   главврач ИТЛ 564843 ГУЛАГ Ряшко О.М.
  
  
  
  
  
  
  
   Москва, 01:33, ночь 16-17 марта 2000 г.
   Владимир Платов сидел в роскошном кресле за рабочим столом в кабинете своего предвыборного штаба в центре столицы. На огромном столе из красного дерева стоял выключенный "Compaq", бумаги были приведены в порядок. Платов поставил на стол полупустой бокал "Hennessy". Глаза его были полузакрыты, голова - откинута на спинку кресла. Узел дорогого галстука был ослаблен. Платов ждал. Он услышал шаги в коридоре и взглянул на дверь. Через несколько секунд дверь отворилась, и в кабинет буквально влетел сияющий Петр, старший ответственный секретарь предвыборного штаба. Рукава белой накрахмаленной сорочки были закатаны по локоть, пиджак - перекинут через плечо.
   - Владимир Владимирович! - заорал он. - Мы победили! Теперь вы - Президент! Российской! Федерации! Поздравляю вас!!! - Петр стал размахивать пиджаком у себя над головой.
   Платов не смог сдержать уверенной улыбки. Он и не сомневался в своей победе.
   - Спасибо, Петя. Можешь идти.
  
   Петр, что-то напевая, выбежал из кабинета. Немного усталый, но очень счастливый, Владимир Платов, не торопясь, встал из-за стола, открыл верхний ящик тумбочки. На круглой клавиатуре быстро набрал комбинацию из нескольких символов.
   В дальнем углу комнаты что-то тихо и настойчиво зажужжало. Невысокая пальма, стоящая на полу, вместе с куском стены, рядом с которым она находилась, стала поворачиваться вправо, обнажая тайник. Жужжание переросло в тоненький перезвон сотни колокольчиков. Наконец, пальма исчезла. На том же месте появился черный экран. На его мерцающей космической черноте побежали буквы. "Введите пароль".
   Под экраном находилась клавиатура. Рядом с ним - малиновое стеклянное окошко с неоновыми прожилками. Платов подошел к дисплею, пробежался пальцами по кнопкам клавиатуры. Экран на секунду потемнел, потом вспыхнул ослепительный свет. "Идентификация сетчатки глаза...". Экран снова замер и стал отъезжать вправо. Система стихла. Стихло жужжание. Все стихло. За дисплеем оказалось стекло. Из-под него на Платова смотрел кусок обоев с нанесенным на него
   Ц в е т о м В е л и к о г о О с е н е н и я
   Тот самый кусок с тем самым Цветом, который Владимир Владимирович Платов когда-то увидел в бабушкиной квартире.
   Платов смотрел преданно.
   Дано...
   Дано не всем.
   Дано тебе.
   Дано одному.
   Дано однажды.
   Дано, но...
   ...но, неотъемлемо.
   Смотрел, смотрел. Владимир Владимирович подался лицом к Цвету. Стекло поднялось вверх. Ничего - между. Платов вытянул подрагивающий пунцовый язык в мелких капельках пузыристой слюны. Прикоснулся им к Цвету Великого Осенения. Потом провел языком будто по воздуху, ничего не ощущая, но чувствуя, как течет в него
   сила Высшего. Потом лизнул еще, еще... Замер. Отпрянул. Повернулся спиной к Цвету. Отошел под звуки жужжания исчезающего в стене тайника.
  -- Восьмой... Мой... мой... Цвет, - слеза покатилась по гладко выбритой щеке,
   скользнула с подбородка в пустоту, - Восьмой.
   Успокоившись, он вышел на середину комнаты. Снял ботинки, потом носки. Привычно встал босыми ногами на ковровое покрытие. Расстегнул ремень, спустил брюки и отложил их в сторону. Включил медленную музыку и стал расстегивать рубашку. Стянул плавки. Подошел к тумбочке, открыл нижний ящик и достал из него что-то необычайно яркое. Радуга из красных, желтых, оранжевых листьев и пестрых перьев. Президент надел латиноамериканскую юбку на себя. Из того же ящика вынул коралловые бусы и гавайское ожерелье из цветов. Он надел их на шею, взял в руки небольшой шаманский кожаный бубен и вернулся на середину комнаты.
   Не торопясь, Президент нажал на пульте дистанционного управления кнопку "stop". Музыка стихла. Владимир Владимирович переставил палец на "volume" и нажал "max". На дисплее японского музыкального центра, обгоняя друг друга, побежали цифры. 1, 2... 5... 9... 14... 20.
   "PLAY".
   Комната взорвалась от зажигательного и безумного латиноамериканского ритма. "Самбо!!! Ди Жанейро!!! - смеясь, кричал Президент, подпрыгивая и виляя бедрами, - Самбо!!! Латино!!!". Он стучал в бубен, по-шамански загадочно завывал и заходился в истеричной пляске. Президент был счастлив.
  
   Илья Чистов,
   11 - 17 июля 2001 г. Михаил Пухлов.
  
  
Оценка: 3.67*6  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"