Свинцовые облака затянули небо, и ни единому лучу солнца не удавалось пробиться сквозь них. Хотя нет, вот показался один - тонкий, бледный, он пронзил облака стрелой и разросся до серебристого потока света, который, достигнув земли, принял едва различимые очертания человеческой фигуры.
Это было Тома - младшее небесное божество, спустившееся на звон фарфорового колокольчика. Оно не относилось к тем божествам, в которых на Земле была необходимость, и могло бы не обращать внимания на тихий звон колокольчика, как это делали многие опытные божества. Но Тома не было настолько умудрено опытом - не так давно оно получило бессмертие, поэтому считалось для божества весьма юным и более походило на ребенка, чем на взрослого.
Вся его жизнь проходила за облаками, в небесном поселении, и нигде более Тома не бывало. О Земле, которая простиралась где-то далеко внизу, оно знало только по рассказам других божеств и только мечтало спуститься туда хоть раз и своими глазами взглянуть на то, о чём столько слышало. Но кому-то из божеств не удавалось этого сделать за целую бесконечную жизнь, поэтому надежды Тома были невелики.
И вдруг это произошло! Оно услышало звон фарфорового колокольчика - тихий, но не угасающий, как слабый лучик света, указывающий путь в темноте. Тома последовало за этим звоном - вниз, сквозь облака, как можно быстрее, пока другое божество не опередило его. Ему не терпелось попасть на Земле и увидеть того, кто позвонил в колокольчик. Пусть даже оно само останется для этого человека невидимым.
Тома опоздало. Человек лежал без движения у подножия высокого обрыва, на котором оно появилось. Шаткая оградка, окружающая обрыв, была погнута, под ней зиял провал. Видимо, у самого края обрыва земля расслоилась и не удержала человека, подошедшего к оградке. Даже если бы он схватился за нее, она бы сломалось. Надежды не было.
Тома прошло краем обрыва, держась обеими руками за останки перил и глядя вниз. Ветер трепал его перья.
Оно не понимало, зачем же человеку было подходить так близко к краю, если он не умеет летать и неизбежно упадет? Ведь даже для небожителя падение с такой высоты было опасным, что уж говорить о хрупких людях. Неужели после этого человек сможет подняться и пойти?
Нет. Тома догадалось сразу. Конечно, человек уже не сможет подняться. Потому что от человека осталась одна неживая оболочка. Это значит, что жизнь человека закончилась. Он разбился о землю. Насмерть - так это называется.
Ни ужас, ни жалость не сжали сердце Тома - божеству, не имеющему пола, лишенному сильных чувств, знающему о людях лишь понаслышке, трудно было понять и оценить человеческий поступок. Оно лишь осознало, что глазам его предстало то, что повергло бы других людей в ужас. И оставалось только недоумевать, что же до этого произошло с человеком, лежащим у подножия обрыва. Почему он не подумал об опасности?
Тома нахмурилось, досадуя на собственную нерасторопность. Ведь оно могло появиться за секунду до гибели человека и помочь... Да, Тома бы непременно помогло! Ведь любые божества сильнее людей, даже младшие. Тома не бросило бы человека в беде. Оно бы подхватило его и подняло над обрывом. Оно бы... оно бы...
На этом размышления Тома оборвались. То, что оно могло бы сделать в своих мыслях, оно на самом деле не могло сделать ни сейчас, ни секунду назад. За облаками считалось, что только люди с чистыми душами способны видеть божеств. Но разве такие люди существуют? Никто в это не верил.
С досады Тома топнуло ногой и отпустило оградку, за которую держалось. Оградка вздрогнула.
Не успело Тома решить, что же ему теперь делать, как из-за края обрыва показался маленький клубок белого света. Он медленно плыл вверх, сияя то ярче, то слабее. Его отражение вспыхнуло в округлившихся глазах Тома изменчивым голубым огнем.
Тома вовсе перестало моргать, словно боясь упустить этот свет из виду.
Что это?.. Неужели... Неужели это..?
Тома сделало шаг к пролому в оградке, и, держась за нее одной рукой, второй потянулось к свету. Свет пугливо отшатнулся. Тома сделало еще шаг вперед, рискуя соскользнуть с обрыва. Теперь свет был над его рукой.
Свет мерцал - словно раздумывал. Затем мерцание его сделалось ярче, и лучики света коснулись каждого пальца Тома поочередно, как будто ощупывали их.
Тома не владело светом - стихией, из которой оно родилось, была вода. Но сейчас другая стихия - или живое существо - касалось кончиков его пальцев осторожными иголочками, не раня и не обжигая. Тома едва ощущало их. Ему хотелось почувствовать свет на ладони, понять, что же это такое и каково оно: холодное ли, горячее ли, сильное или слабое, пройдет ли рука сквозь него или наткнется на невидимую преграду? Обретет ли свет иную форму, твердую оболочку, или рассыплется в сверкающую пыль?
Но как бы сильно Тома не тянулось к свету, он по-прежнему оставался на кончиках его пальцев.
Мелкие камешки посыпались у Тома из-под ног. Поднялась пыль. Земля треснула, и внезапно изрядный кусок ее обломился и рухнул вниз. Тома не успело сделать шаг назад и упало вместе с ним.
Клубок света, испуганно вспыхнув, взмыл вверх и завис на небольшой высоте над обрывом.
Тома резко раскинуло руки. От плеча до локтя они были покрыты перьями, а ниже локтя раздваивались на руку и крыло, в сложенном состоянии не доходившее и до колена. Теперь же крылья распахнулись, и Тома, отчаянно замахав ими, взлетело с рассыпающегося в падении обломка земли.
Секунда-другая в воздухе, и оно приземлилось обратно на обрыв, подальше от края. Крылья его продолжали взмахивать, и Тома пробежало немного вперед, прежде чем остановиться. Когда крылья наконец сложились, Тома уперлось руками в колени, сбивчиво дыша.
Неожиданное падение с обрыва смутило его. Оно почувствовало неловкость перед светом, который спугнуло. Возможно, свет уже умчался прочь, а Тома так и не узнало, что же это было.
Отдышавшись, оно выпрямилось и огляделось по сторонам, не надеясь увидеть пятнышко света даже вдалеке. Но - удивительное дело! - свет сиял на прежнем месте у обрыва, ни дальше, ни ближе.
Тома улыбнулось ему и поманило рукой.
- Ну, лети сюда, не бойся, - позвало оно. - Я ничего тебе не сделаю. Видишь, как я само испугалось? Разве такое трусливое существо может причинить тебе вред?
Тома лукавило: страх был неведом небожителям. Но знал свет, кто перед ним? Вряд ли. И, помедлив, он осторожно подплыл к божеству.
Мягкое сияние озарило его белое лицо, отразилось в синих глазах. Тома подставило ладонь. Свет медленно опустился на нее - прохладный и живой.
Тома захотелось накрыть его другой ладонью, запечатать в руках, чтобы не потерять, но оно не знало, как его сияющий знакомец поведет себя в этом случае, поэтому решило говорить с ним до тех пор, пока свет не привыкнет к нему.
- Будем знакомы. Я - Тома, младшее небесное божество. Нас еще называют адзеро.
Оно почувствовало, как в мерцающей прохладе вспыхнули горячие искорки, и поспешило успокоить встревоженный свет:
- Нет-нет, я не из тех адзеро, что переносят человеческие души в новые тела. Если ты, конечно... Если ты... Ведь ты... - Собственная догадка сверкнула в голове Тома ярче, чем то, что оно держало на ладони. - Ты душа?
Руку обожгло льдом. Оно догадалось!
Тома накрыло клубок света другой рукой и прижало трофей к груди, зажмурившись.
Душа! Настоящая человеческая душа! Оно поймало ее! Какой сегодня необыкновенный день! Сперва Тома услышало звон колокольчика, потом спустилось на Землю, а потом... поймало душу!
Все еще не веря своей удаче, Тома открыло глаза и, чуть разжав ладони, взглянуло на пробивающийся сквозь них свет. Свет больше не жег ладони - он снова был прохладным, как весенний дождь. Что за чудо! Что за тайна... И беспокойство: отчего никто не спешил за душой?
Тома знало, что души, покинувшие человеческие тела, принимали другие младшие божества - не такие, как оно - и они же переносили души в новые тела. А если бы это была душа животного, так ее и полагалось передать совсем другим силам, не имевшим никакого отношения к соплеменникам Тома.
Однако Тома было уверено, что у него в руках - человеческая душа, которую требовалось перенести в новое тело, но само оно не имело права этого делать. И божество, которое на это имело право, почему-то тоже не торопилось.
Тома беспомощно оглянулось по сторонам, держа сияющую душу в руках. Никого. Ни людей, ни божеств.
Внезапно за его спиной раздался звонкий окрик:
- Эй ты! Рыжее!
Тома недоуменно моргнуло. Он по-прежнему стояло на обрыве одно-одинешенько. Но голос раздался вновь:
- К тебе, к тебе обращаюсь. Здесь больше никого нет. Только ты да я.
Из-за обрыва, на расстоянии нескольких метров от Тома показалось другое младшее божество, чьи крылья, в отличие от белых крыльев Тома, были серыми, как пепел. Плавно взмахивая ими, божество поднималось вверх, держа наизготовку лук с горящей стрелой. Стрела была нацелена прямо на Тома.
Тома слышало о таких божествах, хотя никогда не видело их. Если они, младшие божества с белыми крыльями, всегда жили высоко за облаками вместе с другими божествами и небесными силами, то серокрылые младшие божества вместе со старшим божеством, которому они подчинялись, многие времена назад были изгнаны в солнечную тень и с тех пор охраняли подступы к небесному поселению, но не могли входить в него. От того их называли младшими божествами тени - адзеро тени.
Тома всегда относилось к ним с предубеждением, и нахальное поведение божества, возникшего перед ним, отнюдь не настроило на дружелюбный лад.
Серокрылое божество облетело вокруг Тома на небольшой высоте, постоянно держа его на прицеле. Тома проводило его недоуменным взглядом, но не произнесло ни слова и ни сделало ни шагу. Божество опустилось на землю напротив него и со скрипом натянуло тетиву.
- Ну-ка выпусти душу, - приказало оно.
Тома только крепче сжало ладони и, сдвинув брови, ответило:
- И не подумаю! Я вижу, куда ты целишься. Стоит мне выпустить душу, как ты ее пристрелишь. Ты вообще кто такое? Уж не демон ли?
Серокрылое божество усмехнулось:
- Скажешь тоже! Посмотри: я точь-в-точь как ты, только крылья серые. Какой же я демон?
- Мало ли, - с подозрением ответило Тома. - Демоны принимают разные обличья.
- Я - адзеро тени, глупое существо.
Тома это и так видело, незачем было ему объяснять, но так хотелось поддразнить серокрылое божество! Как оно смеет наставлять стрелу на него - Тома, адзеро света? Зачем ему душа?
Тома собралось было выразить свое негодование в словах, но, к его собственному удивлению, негодование сменилось любопытством. Об адзеро тени Тома знало только по рассказам, но никогда не видело вживую.
Оно сделало шаг вперед, прижимая душу к груди, и недоверчиво спросило:
- Ты и вправду адзеро тени? Настоящее? Раз у тебя пепельные крылья... И лук с горящей стрелой...
Серокрылое божество ослабило натяг тетивы и фыркнуло:
- Или ты плохо слышишь, или совсем не догадливо. Я всегда считало, что адзеро света - тугодумы.
- А я всегда считало, что адзеро тени - невоспитанны. Оказывается, так и есть, - ответило Тома.
Божество тени начало сердиться, и перья на его крыльях чуть приподнялись. Надо же, подумало Тома, да они серые с обеих сторон, и неожиданно спросило:
- А твои перья и вправду все серые? Все до единого?
- У меня их тысячи, я никогда не рассматривало каждое перо по отдельности, - фыркнуло божество тени.
- А можно... можно их потрогать? - спросило Тома, уже протягивая руку к серым крыльям.
Божество это настолько озадачило, что оно опустило лук и, помешкав, кивнуло.
Тома обошло его кругом, дотрагиваясь до каждого крыла кончиками пальцев. Потом, осмелев, оно провело по серым перьям рукой и удивленно произнесло:
- Правда, совсем как мои. Только серые.
Божество с луком нахмурилось и вдруг... рассмеялось.
- Ой, какой же ты бестолковое! Как тебя зовут? - спросило оно.
- Тома, - ответило Тома, все еще разглядывая серые крылья.
- Ха! - воскликнуло божество, поигрывая стрелой. - Так мы тезки! Ведь меня тоже зовут Тома.
Тома уставилось на него во все глаза.
- Правда?! Я слышало, что у каждого адзеро света есть близнец под облаками. Я думало, это не очень хорошо... Думало, это... ну как будто мы - светлая сторона, мы - хорошие, а вы... то есть те, которые не мы... которые в тени - они темная сторона, и они... не очень хорошие... А ты, хотя и невоспитанное, совсем не плохое с виду. Раз у нас одно имя на двоих, то выходит, что ты - мой близнец? - Это открытие так обрадовало Тома, что оно даже подпрыгнуло на месте. - Ничего, если я буду звать тебя Футаго - "близнец"?
- Я бы не... - начало было божество тени, но Тома продолжало:
- Ты не против? Тогда, если я буду рассказывать о нашей встрече, то все поймут, что я говорю не о себе; потому что если я буду говорить о тебе как о Тома, все запутаются, думая, что я говорю о себе. Но странно говорить о себе как о ком-то еще, а я...
- Я не против! - прервало его серокрылое божество. - Зови меня как тебе охота.
- Это замечательно! - воскликнуло Тома, прыгая вокруг него и взмахивая крыльями, но держа при этом душу зажатой в руке. - У тебя много друзей, Футаго?
- Хватает.
- А над облаками есть? - Футаго помотало головой. - Значит, есть шанс подружиться!
- Как славно, только об этом я и мечтало... - пробормотало Футаго и одернуло Тома за крыло. - Хватит уже скакать! Как ты вообще сюда попало? Как душа оказалась в твоих руках? Расскажи мне.
Брови Тома сдвинулись, и лицо его сделалось озадаченным.
- Я сошло на Землю на звон фарфорового колокольчика. Здесь был человек. Девушка, насколько я разбираюсь в людях. Она упала с обрыва. По своей воле, - Тома опустило голову. - Я не смогло помочь.
Помолчав, Футаго спросило:
- До этого ты никогда не видело людей?
- Нет. Я на Земле в первый раз.
- О. Как тебе не повезло: впервые спуститься на Землю и сразу увидеть... такое. Бывает, что люди так делают. Ты не виновато в том, что не смогло помочь.
Тома кивнуло и подняло глаза на Футаго:
- Зато у меня есть душа той девушки. Она переродится.
Футаго медленно покачало головой. Нет?
Оно прикрепило лук к ремню через плечо и перекинуло его за спину. Затем, не задувая стрелы, убрало ее в колчан. От негасимых стрел над колчаном вился тонкий синеватый дымок.
Божество тени уже не угрожало Тома, но Тома это только больше насторожило.
- Нет? Почему нет, Футаго? - спросило оно.
- Ты сказало, что девушка упала с обрыва не случайно, а по своей воле. Она отказалась от жизни и, следовательно, от ее продолжения. Такие души не перерождаются. Ты знаешь, что с ними делают, Тома?
Тома промолчало.
- Мы, лучники, должны уничтожать такие души, - сказало Футаго.
- Поэтому ты хотело ее пристрелить?
- Да. Так ты отдашь мне душу?
Тома знало, что Футаго говорит правду: души людей, расставшихся с жизнью по своей воле, уничтожаются. И, видно, потому никто не спешил за ней. И Тома, конечно, должно отдать душу. Тома - благоразумное божество. Конечно, оно...
Оно прижало душу, стиснутую в кулаке, к груди и попятилось.
- Ну же, Тома! - воскликнуло Футаго, требовательно протягивая руку.
Тома замотало головой. Нет.
- Футаго, разреши мне оставить ее себе! Ну что тебе стоит?
- Да зачем она тебе?
- Как ты не понимаешь! - с жаром воскликнуло Тома. - Это же человеческая душа! Загадка, к которой я не чаяло прикоснуться - не то что разгадать... А я только об этом и мечтало! Футаго, ты же теперь мой друг, мой близнец, оставь мне душу, пожалуйста!
Футаго сдвинуло брови.
- Да я тебя едва знаю! - сказало оно. - Почему я должно делать то, о чем ты просишь, а не то, что я обязано?
- Никто не узнает. Я никому не скажу, даю слово!
- Это не в моей власти, Тома.
Тома удивленно уставилось на него:
- Не в твоей? А в чьей же? Я думало, раз ты охотишься на души...
Его слова прервал резкий порыв ветра, от которого перья встали дыбом. Оба божества разом обернулись. Ветер был так силен, что Футаго пришлось прищуриться, прикрывая лицо крылом, а Тома зажмурилось и попыталось отвернуться от ветра. Но ветер был повсюду: кружил над обрывом, заворачивая пыль в кольца, гнул траву к земле, с рассерженным шумом рвал листву. Обломки оградки жалобно дребезжали на краю обрыва.