И в страшную и лихую годину войны и в конце 50-х годов прошлого ХХ - го столетия никаких сезонных запретов на охоту не существовало, егерей и в помине не было, но старики в сельских глубинках это дело сами контролировали. Не разрешали весной старых матёрых "токовиков" бить и утку осенью до того, как молодь встанет уверенно на крыло. Правила были простые и выполнимые, токовища каждый сезон возобновлялись, а по осени утки для промысла тоже было достаточно, я уж не говорю про рябчиков. Стремиться подойти как можно ближе к поющему глухарю необходимо всегда.
Знаменитый глухарятник - Николай Николаевич Фокин в своих заметках: "Ток глухарей" указывал на то, что бой ружья должен быть такой, чтобы глухарь умирал ещё сидя на суку дерева. Он настоятельно рекомендовал пересыпать дробовой снаряд сухим крахмалом. Если отвечать на вопрос о том, каким должен быть патрон для отстрела глухаря на дистанции до 50-ти метров, то можно сказать следующее: на дистанции 35 метров выстрел дробью Љ 0 с навеской 46 граммов. Но всегда необходимо помнить о том, что дистанцию выстрела по возможности необходимо сокращать до 35 метров.
Стрелять глухаря необходимо или в бок, или в грудь, но не в зад. С разбитым задом птица, как правило, улетает умирать и гибнет напрасно. Выстрел в грудь вполне убоен, а высказывания о том, что это не соответствует истине, не более чем охотничий предрассудок. Практика охоты это подтверждает. Выбор калибра ружья на этой охоте имеет значение, но при грамотной организации охоты глухарей можно надёжно отстреливать и из ружей 20 - го и 16 - го калибра, если не стрелять на предельные дистанции. И всё же 12 - й калибр предпочтительнее".
Сибирская тайга с высокоствольными и замшелыми стволами сосен и елей, затянута непролазной чащей и завалена буреломом. Огромные пихты и ели, убранные седыми прядями бородавчатого мха, лохматые кедры, великаны сосны, перемежаясь с белоствольными берёзами и сухостойным лесом, растут там дружно, стройно и так тесно, что старым деревьям нет места даже для могилы. Они умирают стоя, склонив изломанные вершины на сучья соседей. Зайдёшь под непроницаемый свод гигантского леса, и тебя охватывает мраком, сыростью.
Воздух насыщен винным запахом тлеющих листьев. Постоянно увлажнённая почва завалена валежником да обломками отживших и сваленных бурей деревьев. Лес и лес, без конца и края. Человек, попавший в эту тайгу, может легко сбиться с нужного направления, потерять счёт времени и, пробираясь сквозь колючие завалы, быстро измотать свои силы. Потеряв ориентировку в туманный день, можно долго бродить по чаще, обходя топкие болота, а края тайги всё не будет видно. В этом суровом крае извечно властвовали пурга и метели, от стужи цепенела почва, камни и даже воздух.
Зима длилась около пяти месяцев, морозы доходили до сорока градусов и ниже. Тайга как будто смирилась с суровым климатом, и всё же кажется, не жила она, а мучилась. Наступил февраль, самый непредсказуемый зимний месяц в глухой и далёкой Сибири, и теперь вместо солнышка и тишины, обещавших скорое начало календарной весны, на окрестности глухой деревеньки - Александровки внезапно обрушились продолжительные метели со жгучим морозом. Но ожидания местных жителей на раннюю весну не оправдались, и ещё весь март суровая зима не сдавала свои позиции, отчаянно цепляясь за каждый день, сопротивляясь приходу весны.
Только в начале апреля она безропотно подчинилась всесильному напору тёплых циклонов и временно начала постепенное отступление на Север, чтобы через семь месяцев победоносно вернуться, и открыто заявить свои права на безраздельную власть. И вот первые проталинки проявились тёмными и бурыми пятнами на дорогах, а также первые сосульки на крышах. Но снега в большинстве вокруг лежали ещё нетронутые, девственно - чистые, ослепительно сверкающие под невысоким сибирским солнцем. День становился уже длиннее ночи, к полудню на солнышке пригревало, но к вечеру прихватывало, а под утро крепкий мороз намертво сковывал слякотные колеи на начавших раскисать дорогах.
Тёмными мокрыми ночами с шумом, томительно и тяжко оседал подтаявший снег, и в лесу что - то звонко лопалось с протяжным ликующим звуком. Наступала долгожданная весна. Постепенно становилось теплее. А солнце с каждым днём пригревало все сильнее и сильнее. Буйный апрель, навоевавшись за день, устало прилёг, шелестя прошлогодней жухлой листвой. Густым током наплывал тяжкий запах талой земли.
Нигде никого не видно, но слух улавливал слабый шорох, словно кто - то раздвигая почерневшие ветки несмело шевствовал по лесу. Стайка птиц торопливо проносилась навстречу этому таинственному гостю. Вот - он уже совсем близко, от его невидимого прикосновения вздрогнули серёжки на ольховом кусте, зашуршали старые не опавшие листья. На лице уже чувствовалось чьё - то тёплое нежное дыхание...
Это весна ! Это она взбудоражила таёжных обитателей и растревожила лес.
Кругом ещё нерушимо лежала зима, и только лес шумел не по - зимнему, напоминая о недалёком переломе времени года. Вокруг Александровки всё млело под тёплыми лучами солнца. В испарине весеннего дня отдыхал лес. Еле уловимый ветерок разбрасывал по деревенской окрестности запах набухших почек и прелых листьев. Уже начал прихорашиваться лес. Ветерок ежедневно расчёсывал у елей густые пряди крон.
По - девичьи задорно шумели вершинами берёзы; лиственницы пахли разнеженной солнцем корою, а кочки, вылупившиеся из - под снега, пахли прогретой прелью. Появились и птицы. Вот на рябине спорит стайка черноголовых синиц, где - то внизу закричала сойка и часто стали попадаться на глаза белоспинные дятлы. Их стук вливался в дребезжащую трель пернатых, не смолкающую в тайге до поздней ночи и плывущую, словно мелодия великих композиторов.
День ото дня становилось теплее и теплее, дни длиннее и длиннее, солнышко поднималось всё выше и выше, а снег начал подтаивать и садиться. В половине марта, наконец - то показались проталины и глухари начали оживать всё более и более. С каждым днём они всё чаще и чаще посещали свои заветные уголки, свои любимые токовища. Весенние деньки стояли погожие. Тайга тоже заметно ожила. Глухари теперь стали больше времени проводить на деревьях, греясь на солнце, а не в снегу.
Вот и началась тревожная, полная самозабвения жизнь глухаря. До сих пор он только как бы пробовал свои силы, разучивал свою любимую песню. Теперь же горячая кровь закипала и заструилась в нём с такой силой, что он как бы забыл свои плотные завтраки и ужины. Он спал кой - как на один глаз, с трудом проводил нескончаемый для него день, только и думал о сладкой плотской любви, только и ждал румяной вечерней зари или раннего утра.