Орлов Борис Львович : другие произведения.

Робин Гуд: Святой Грааль

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 6.42*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман Гудков осваивается на троне и, сам того не понимая, влезает в большую европейскую политику. В соавторстве с Ольгой Дорофеевой http://samlib.ru/d/dorofeewa_o_w/


   Орлов Борис
   Дорофеева Ольга
  
   На правах рукописи (С)
   Москва 2013-
  
  
   Робин Гуд: Святой Грааль
   Снайпер-попаданец
  
   Книга 3
  
   Пролог
   Рассказывает принц Джон Плантагенет, прозванный "Изгнанником"
  
   - Кто-нибудь! Затопите камин! И принесите же мне вина!
   Я поерзал в кресле, придвигаясь к огню, протянул руки... Господь Всемогущий, как же мне холодно! В апреле, в столице Аквитании, я замерзаю, словно бы оказался в заснеженных пустошах февральской Нортумбрии...
   ...Весть о смерти моего царственного брата застала меня врасплох. Нет, конечно, я уже давно понял, что Ричарду - да смилуется над ним Пресвятая Дева! - не суждено умереть своей смертью в постели, как доброму монарху и христианину. Но чтобы это случилось вот так? Да, он никогда не испытывал ко мне братской любви и сердечной привязанности, как, впрочем, и остальные, и я платил им той же монетой, но... но такой ужасной гибели Ричарду я никогда не желал. Да и представить не мог. Бриан де Буагильбер - единственный из сопровождавших брата в ту роковую ночь, что жив до сих пор, даже не смог точно описать, что же именно произошло возле проклятого Шалю-Шаброля. По его словам выходило, что Ричард и его люди ехали по совершенно пустынной дороге, как вдруг со всех сторон засвистели стрелы, не менее половины из которых были направлены в моего несчастного брата. И одновременно, точно из-под земли, выскочили какие-то рыцари, один из которых пронзил грудь Ричарда - да покоится он с миром! - своим лэнсом. А на спину брату вспрыгнул, один Господь ведает, откуда взявшийся, сарацин, что вонзил кинжал ему в печень. Любой из полученных ран было бы довольно, чтобы убить обычного человека, но несчастный Ричард - да осенит его своей милостью Матерь Божия! - прожил еще целых четыре дня. Несмотря на свои страшные раны, он сумел поразить мечом сарацина, ранить двоих из нападавших рыцарей и доскакать до своего лагеря. Там его, утыканного стрелами, точно ежа иглами, поручили попечению лучшего лекаря, но всё было тщетно! На четвертый день от нападения мой царственный брат испустил дух, проклиная нечестивого Робера, коий хитростью и обманом завладел английским троном. Ведь ни у кого нет и тени сомнения в том, чья рука направила эти стрелы, чей рог призвал этих подлых рыцарей, и чьё нечестивое золото оплатило этих убийц-сарацинов...
   В другое время я, возможно, и обрадовался бы известию о смерти Ричарда - в конце концов, я уже примерял корону, и, говоря по совести, был лучшим правителем, нежели мой беспутный братец. Впрочем, моей заслуги в этом немного: нужно иметь не только безжалостное львиное сердце, но и тупую баранью голову, чтобы управлять страной хуже него! Но сейчас...
   Сейчас я - несчастный изгнанник, которого вот-вот начнут травить, точно оленя. С одной стороны это будет Филипп Французский, что уже давно зарится на Аквитанию, Нормандию, Бретань и прочие наши владения на континенте и которому я - досадная помеха на пути к овладению этими землями. А с другой - Робер, которого мой царственный брат считал своим сыном, но после наша дражайшая мать убедила его, что этот юноша - самозванец. И вот для этого Робера я - единственная оставшаяся угроза Английскому трону. И скоро, очень скоро они начнут действовать. Вопрос только в том, кто доберётся до меня первым. Если Филипп - то я кончу свои дни, сгнивая заживо замурованным в каком-нибудь дальнем замке. Если Робер - меня утыкают стрелами почище Ричарда. И, конечно же, не найдут ни единого лучника на десять лье в округе...
   - Вино, ваше высочество...
   Кубок с подогретым вином приятно ложится в мои точно заледеневшие пальцы. Но ни огонь, ни вино с пряностями не могут согреть... Мне всего тридцать два, а чувствую я себя, словно глубокий старик - настолько я одинок... Ах, да, как же я забыл? Ведь у меня есть жена! Вот только разделять с ней ложе мне запрещено Папой, что не может не радовать других претендентов на трон. Сначала я задавался вопросом, почему о нашем недозволительном родстве с Изабеллой задумались только после свадьбы? А теперь мне все столь очевидно, что не хочется даже лишний раз об этом вспоминать... Они все это подстроили и потому могли быть спокойны - мой столь жестоко пренебрегающий своей собственной женою брат и наша дражайшая мать, которая всегда считала, что из всех женщин мы можем любить и почитать лишь ее одну... Но того, что случилось под стенами Шалю-Шаброля, даже они предугадать не смогли.
   Верный моему покойному брату Эдвар Маршадьесразу же после покушения поднял воинов и прочесал все окрестности непокорного замка, но не нашёл никого, кроме нескольких пилигримов, да какого-то сумасшедшего еврея, который до полусмерти замучил солдат своими расспросами о потерянной корове. В конце концов, еврея поколотили и прогнали прочь из лагеря вместе с пилигримами, но так и не сыскали ни рыцарей, ни лучников. Словно они канули в преисподнюю. Откуда, верно, и появились...
   ...Год или полтора назад, у меня были верные союзники и друзья. Но теперь мне кажется, что это было века назад. Все четверо де Бургов: и умница Хьюберт, и отважный Джеффри, и язвительный насмешник Томас, и их дядя спокойный и рассудительный Уильям - все они пали в той несчастной битве под стенами Скарборо. "Под стенами" - ха! Да у той деревушки отродясь не было никаких стен, но люди Робера успели выстроить их буквально в считанные дни. Гай Гисборн и всё семейство Тайбуа полегли еще раньше, и тоже от рук Робера. Ральф Мурдах и фон де Бёф... О предательстве всегда больно вспоминать! Особенно о предательстве Ральфа. Я возвеличил этого человека, я был для него рукой подающей, а он?! Продал... Конечно, титул Великого Сенешаля - это больше, чем тридцать сребреников, но разве предательство перестаёт быть предательством от заплаченной цены? Хотя... Если подумать, то что ему было делать? Единственная дочь, в которой он не чает души, пошла с Робером... А вот интересно: всё-таки он - мой племянник или нет? Судить по его сражениям - точно! Ричардово семя! А вот если по другим поступкам - так Ричарда там и близко нет! Да и далеко - тоже...
   Я снижал налоги, после того как мой братец ограбил страну, отправляясь воевать Гроб Господень, а иначе начался бы голод и англичане просто вымерли бы, как мыши в засуху. А Ричард и мать за это называли меня "слизняком", "не мужчиной", "размазнёй"... А Робер снижает налоги - и его именуют "мудрым правителем"! Даже матушка, стиснув зубы, признает, что этот Робер правит с умом. Я пытался ограничить вольность баронов - мои дорогие родственнички начинали кричать, что я своими руками хочу разрушить опору трона. Робер же давит баронов, точно поганые грибы - и мать охает, что его мудрость может выйти его врагам боком...
   У меня нет ни одного человека, на которого я мог бы рассчитывать, а у Робера и Филиппа - целые королевства. Может быть, проще принять яд самому, уподобившись великим кесарям древности? Или уйти в монастырь?..
   - Ваше высочество! К вам - ваша мать, герцогиня Аквитанская...
   М-да... О яде думать уже поздно...
   Я встал навстречу и склонился в почтительном поклоне:
   - Дражайшая матушка...
   Она, даже не удостоив меня взглядом, прошла и уселась в мое кресло у камина, протянула морщинистые руки к огню и лишь затем, немного согревшись, соблаговолила обратить на меня внимание. Тяжелый взгляд, когда из-под ресниц словно бьют серые молнии, и слова падают, точно камни:
   - Я хотела бы знать: я родила сына или дочь? Если вы - еще одна моя дочь, то почему вы пренебрегаете вышиванием, любезная? Вот приедем - и можете присоединяться к вашей сестрице Джоанне и начинать вышивать распашонки для моего следующего внука... А если вы все же - сын, то, клянусь кровью Христа, мне не понятно: какого чёрта вы сидите здесь, в Бордо, вместо того чтобы собирать своих вассалов и отомстить за смерть брата подлому узурпатору?!
   - Но, матушка, о каких вассалах вы говорите? У меня здесь никого нет...
   - Маршадье встанет под ваши знамена, стоит вам объявить о походе на убийцу его сюзерена и друга. А у него - армия, и хорошая армия. Кроме того, я уже написала письмо от своего и вашего имени нашему зятю - королю Альфонсо Кастильскому, в котором приглашаю его возглавить это войско...
   - Тогда зачем вам я?
   Она награждает меня еще одним исполненным презрения взглядом:
   - Да уж не в качестве полководца, мой дорогой сын. Но вы нужны нам как знамя, как символ законной власти. Так что извольте подготовиться к встрече с Маршадье и королем Кастилии!
   Вот так... думая о врагах, я забыл о самом главном - о родной матери... Глупый Робер, почему ты дал ей вернуться из твоих земель живой?!!
  
   Часть первая
  
   Отцы и дети
  
   Глава 1
   О вопросах обороны и нападения, о проблемах женской логики, или "Человек родился!"
  
   После ликвидации Ричарда мы возвратились домой куда большим составом, чем отправлялись на дело. Оказывается, в Тауэре не только у стен имеются уши, но, кажется, и у полов, потолков, дверных косяков и оконных переплётов. Во всяком случае, о моей тайной экспедиции в компании родни Маленького Джона не знал только глухой тетерев из ближнего леса, да пара тюленей за Полярным Кругом. Так что у папы Ричарда кроме меня появилась еще целая толпа оппонентов, как то: Машины родичи-валлийцы, мои землячки-русичи, неизвестно откуда появившиеся тамплиеры, да еще, до кучи, очень боевой еврей Авраам бен Цадим - капитан торгового корабля и гроза Средиземноморских пиратов.
   Надо отметить, что поначалу наше возвращение, а вернее - эвакуация с места покушения проходила в довольно бодром темпе. Точнее - мы давали драла во все лопатки, причем на руках у нас были трое раненых - двое храмовников и отчаянный валлиец Эбрил Шорс, которому было обязательно надо лично рубануть Ричарда Львиное Сердце своей железякой. Рубанул, а как же. Вот только тот, даром что был весь в стрелах что унитазный ершик в щетине, умудрился ему ответить. Тоже железякой. По глупой валлийской бестолковке. Ещё спасибо, что количество стрел отрицательно сказалось на меткости папеньки Ричарда, так что красный командир Щорс отделался всего лишь одним ухом и тяжелым сотрясением мозга. Оторваться с таким грузом от преследователей, которые вполне оперативно рванули за нами, было бы тяжело, но тут валлийцы и один из храмовников предложили отвлечь погоню. Притворились какими-то туристами по святым местам и двинулись навстречу нашим преследователям. Вместе с ними увязался Авраам бен Цадим. Не знаю, что они там наплели ребятишкам-догоняшкам, но, судя по далеким звездочкам факелов, они дружно и весело ломанулись куда-то в сторону от нашего маршрута, оставив нас в покое. И дальше наш путь был безопасен и иными проблемами не омрачён.
   Пока мы скакали по просторам Франции (которая, правда, оказалась почему-то не Францией, а не то Аквитанией, не то Аквилегией, не то Лимузином, не то вообще Нормандией-Неман), а потом переплывали Ла-Манш (который на поверку тоже оказался каким-то Па-де-Кале), я все пытался представить, как именно мамочка моя названная Беренгария отреагирует на известие о своем внезапном вдовстве? Воображение то рисовало мне истерику с возможной попыткой мордобоя и воплями "Но ты же клялся! Ты же обещал!", то неуемные восторги, быстро переходящие в бурную постельную сцену... Но, честно говоря, я и сам не знал, какой из этих двух вариантов меня больше напрягает...
   Нет, если уж совсем откровенно, то с Беренгарией тогда, на охоте, конечно, все было классно... Но вот я думаю - а оно мне надо? Маша-то моя однозначно лучше. Да и потом: напороться на обвинение в связи со своей матерью - хотя любому здравомыслящему человеку ясно, что она мне не мать! - удовольствие ниже среднего. Тем более что здравомыслящих тут не так чтоб много. Нет, ну я-то, понятно, кремень, но то, что бабы ничего скрывать не умеют органически, знает любой мужик, который видел женщин больше трех раз в жизни! Спалимся, как пить дать - спалимся... в прямом и переносном смысле. Тут за такие художества реально сжечь могут. Ну а драка коронованных особ изрядно подрывает престиж правящей династии. А мне теперь и об этом думать надо - король, всё-таки! Так что все эти дела с Берей надо будет как-то закруглить по-хорошему... ну, да ладно, приеду - разберусь...
  
   Но то, что произошло в Лондоне, сразило меня наповал, убило, закопало, и водрузило над могилкой нехилый такой обелиск. В окружении одетых в черное придворных - ничего себе, оказывается, все уже в курсе? - Беренгария с абсолютно невозмутимым лицом выслушала мое сбивчивое: "Матушка, я... в общем, не успели мы... Ваш супруг, мой отец король Ричард, испустил дух...", а затем соизволила с царственной холодностью произнести:
   - Крепитесь, дорогой Робер! Это невосполнимая утрата для всех нас. Но, прежде всего, мы должны помнить о долге, а посему, чтобы не отвлекать вас от государственных дел, сын мой, я осмелилась сама приказать подобающим образом убрать покои и пошить нам траурные одеяния...
   После чего заявила, что ей надо помолиться о душе столь рано почившего обожаемого супруга, и удалилась, оставив меня абсолютно охреневшим и здорово обиженным. Я тут весь извелся, думая, как бы намекнуть ей помягче, что лучше нам остаться друзьями, а она?! Типа - мы только знакомы? Спасибо тебе, Рома, за Ричарда, а теперь можешь быть свободен?..
  
   Поговорить с глазу на глаз нам удалось только ночью. Я думал, она сама, чтобы загладить свое поведение, найдет возможность увидеться без посторонних, но прождал зря. Что она вообще о себе воображает?
   Когда я вошел в ее спальню, она сидела в кресле у почти потухшего камина.
   - Рада, что вы вернулись, друг мой - я очень волновалась, пока вас не было... Ну, что же вы стоите, присаживайтесь поближе к огню! - и кивком указала на соседнее кресло.
   Видимо, у меня на лице было все написано, потому что она покачала головой и тихо сказала:
   - Я вижу, вы чем-то рассержены или огорчены?
   Я еще не решил, стоит ли ей прямо сейчас сказать все, что я о ней думаю, или подождать, как она вздохнула и произнесла:
   - Вы будете великим королем, Робер, я уверена... Но вы будете менее уязвимы для своих недоброжелателей, если научитесь не так открыто выражать перед всеми свои чувства. Ведь, к сожалению, врагов у вас с каждым днем будет все больше, и далеко не все они встретятся вам в честном поединке на поле брани. Я не призываю вас к обману, я всего лишь напоминаю об осторожности... Вы слишком дороги для всех нас, чтобы позволить вам без нужды подвергать себя опасности!
   Это она что типа так извиняется, что ли? Нет, определенно, с Маней куда проще! А матушка моя названная между тем продолжала:
   - А вот со мной вы могли бы быть и более откровенны! Хотя, конечно, я и сама без труда догадалась, куда мог податься внезапно исчезнувший из Тауэра принц Робер. Особенно, после беседы о короле Ричарде. Я уже успела достаточно изучить ваш нрав, ваши обычаи и привычки чтобы, понять: если вы дали слово не воевать с "Да-и-Нет", то самому Ричарду настал конец, скорый и неотвратимый. К тому же за все время я достаточно хорошо узнала и ваших вассалов. И была уверена, что вы отправляетесь не один, а с многочисленными и надежными спутниками, которые умрут, но не дадут вас в обиду...
   Она погладила меня по волосам и улыбнулась:
   - Во всей этой истории меня удивило только одно: как это графы Кент и Солсбери еще не рванулись с вами уничтожать Ричарда? Прихватив с собой его преосвященство - архиепископа Кентерберийского?
   Я представил себе папашу Тука в колючих кустах и заржал, а Беренгария вторила мне своим серебряным голосом. Когда к нам сунулся сэр де Литль, то узнав, над чем хохочут принц и королева, присоединился к нам своим рокочущим басом.
   А на следующий день на меня неудержимой лавиной навалились каждодневные заботы, приправленные новыми проблемами...
  
   -...Зять мой, ваше величество, - Великий Сенешаль с непристойной фамилией расправил усы и приосанился, - Вам немедленно надо назначить день вашей коронации.
   - И то правда, сын мой, - пробасил архиепископ Кентерберийский Адипатус. - Тесть твой дело говорит. Что тут тянуть? Коронуем тебя, - он завел очи горе и зашевелил губами. - О! Аккурат на Пасху и коронуем... - Тут его преосвященство гулко рыгнул и добавил: - А пока - пока батюшку твоего отпоем, да...
   Он хотел ещё что-то добавить, но тут де Литль, который стоял за моим троном во главе своей родни с сонным выражением на лице и со здоровенным топором в руках, вдруг спросил громоподобным шепотом:
   - Командир-принц, а отпевать-то кого станем? Что тебя коронуют - ясно, а чё, у нас ещё кто-то помер?..
   - Джон, ты упал и головой ударился? У меня ж отец - Ричард скончался...
   Де Литль ожесточенно поскреб в затылке и изумленно вопросил:
   - А чё, мы его отпевать станем? Его чё - кроме нас и похоронить-то некому?.. Не, ну... тогда....
   Не смеялась, кажется, только Беренгария. Остальные не просто помирали от хохота, они стонали и ревели, колотили кулаками по столам - все, включая чопорных храмовников и тишайших евреев. Отец Тук, утирая слезы, простонал:
   - Джон, ты уж лучше кулаками... а то языком у тебя не очень... так что лучше... помолчи... ибо сказано: да не отвратится ваш лик от изрекающих истину по воле Господней... впрочем, это не про тебя...
   ...Однако смех - смехом, а вопрос с коронацией действительно надо решать. Уильям Длинный меч и Великий Сенешаль с энтузиазмом взялись за это дело, да и вдовствующая королева Беренгария тоже подключилась и развила такую бурную деятельность, что ни у кого и тени сомнения не возникло: так заботиться можно только о родном, горячо любимом сыне. Хотя эта троица взяла процесс подготовки на себя, но и мне тоже досталось. Портные сняли с меня мерку, чуть не по миллиметрам, собираясь сшить "новое платье короля"; евреи-торговцы притаранили целый обоз тканей, чтобы благородный принц Робер мог выбрать себе подходящее качество и подходящий цвет того, в чем он станет королем; Энгельс с Марксом, Паулюсом, Далфером и Олексой Ольстиничем гоняли войско до семьдесят седьмого пота, готовя коронационный парад, Арблестер сотоварищи туманно намекали на какие-то заморские диковины, которые они притащат на коронацию. Впрочем, тут их перебивали храмовники с евреями, обещая привести что-то чуть не с самого края света и так далее, и тому подобное... Правда, это всё заняло немало времени, а потому коронацию решили перенести "на потом". Например, на Троицу. Ну да мне торопиться некуда: когда коронуюсь, тогда и коронуюсь...
   Но коронация коронацией, а прочих-то забот никто не отменял. И первым на повестке дня встал вопрос государственной безопасности...
   ...Мы - я, тесть Мурдах, Примас Англии Адипатус, графы Кент - Энгельс, Норфолк - Маркс и Солсбери - Уильям Длинный меч, Великий Кастелян Ордена Храма в Англии Лука Боманур, Первый Лорд Адмиралтейства Арблестер и новый Лорд Канцлер - Реджинальд фон де Бёф - сидели за столом в Малом Тронном зале у стола, застеленного удивительно красочной и насыщенной фантастическими деталями картиной, которую Арблестер почему-то называл картой, а остальные поддерживали его в этом заблуждении. Речь шла об ожидаемом вторжении войск принца Джона на территорию Англии...
   - Аквитанская волчица - прости, племянник! - вещал "дядя Вилли", - никогда не простит смерти Ричарда. Пока она жива - ты б поберегся...
   - Уж это - точно, - согласно кивнул головой мой сенешалый тесть. - Она и отравителей пошлёт - не вздрогнет, да и убийц может нанять почище этих... - он зябко передёрнул плечами... - которых Рота Королевских Евреев в Святой Земле раздобыла...
   Остальные многозначительно и сурово кивали, храня многозначительное и суровое молчание. Которое было нарушено самым неожиданным образом...
   - Я чё-то не понял, или чё?!!
   Громовой рык, похожий одновременно на грохот горного обвала и рев медведя-шатуна, которому наступил на лапу подслеповатый кабан, потряс зал. Гранд-сержант, барон де Литль выдвинулся из-за трона со своим топоро-молото-копьем и со всей дури саданул кулачищем по столу, расплющив подвернувшийся не ко времени серебряный кубок. Хорошо стол сделали - не треснул. Только покосился...
   - Тут чё, кто-то думает, что мы плохо прынца охраняем, да?! И чё?! Ну?!! - чудовищное оружие со свистом рассекло воздух, да так, что Уильям Длинный Меч непроизвольно пригнулся. - Кто?!!
   Сзади Маленького Джона подпирали плечами бойцы "Взвода Охраняющих Жизнь Дорогого и Всеми Любимого Повелителя". Орава родичей де Литля ощетинилась оружием, и орала в том смысле, что ежели бабушка Альенор, принц Джон, или еще кто - хоть сам Царь Небесный! - грабки к принцу, то бишь ко мне, протянет, так они их враз укоротят. Вместе с головой, или чем там они думают, что думают...
   - А отрава? - это со своего места, долбанув об пол могучим, больше похожим на длинную дубину посохом, поднялся Примас Англии. Сдвинув на затылок тиару, он грозно уставился на великанское семейство Литлей, - Коли отравой его высочество извести захотят - что делать будете?
   - Отравителя удавим, - заикнулся было самый младший Литль - Стефан.
   Юнец неполных четырнадцати лет от роду и полных ста восьмидесяти сантиметров от пола, он, как и вся его родня обладал чудовищной физической силой, но в отличие от остальных был все же чуть смекалистее. Правда, тут и он попал пальцем в небо...
   - А как ты его узнаешь, чучело ты Вифлеемское?! - взвыл замполит Тук. - Кого ты собрался давить, корова ты Иерихонская?!
   Ответить Стефан не успел, потому что за него отозвался его дядюшка, сам Гранд-Сержант. Ответно шандарахнув своим топором об пол, он рыкнул:
   - На кого командир-прынц скажет, того и удавим, понял, святоша?!
   При этом он обвел всех собравшихся тяжелым взглядом. Возражать ему никто не рискнул. А Джон тем временем поставил жирную точку в обсуждении. Всё так же мрачно глядя на присутствующих, он заявил:
   - И вообще, чтобы всякие там не грозились - пойти да и перебить их всех na hren! Вона, - он ткнул своей лапищей куда-то за стену, - солдаты ужо застоялись, что твои кони зимой. Вчерась даже шервудцы на gorodke и на polose так себе были. Их на войну гнать надо, а то только жрут в пустую.
   Идея упала на благодатную почву и уже через мгновение обсуждение вопросов обороны острова, круто развернувшись на сто восемьдесят градусов, превратилось в обсуждение возможных нападений с этого самого острова. Тут все оказались в своей стихии: Лорд Адмиралтейства вопил, что перевезёт столько войск, сколько надо и туда, куда надо; графы Кент и Норфолк вопили, что им только дай, так они всех порвут и вообще они уже готовы к высадке; Великий Кастелян вопил, что всех рвать как бы и не потребуется, потому что тамплиеры во Франции впрягутся за мое величество на раз-два-три, а они - сила, да ещё какая! Великий Сенешаль вопил, что благородные рыцари и бароны веселой Англии спят и видят, когда ж они, наконец, накостыляют по шеям заносчивым континенталам, а потому - только прикажи! А Лорд Канцлер вопил, что война - дело хорошее, так как казну пополнить не мешает... И над всем этим вопили в унисон Длинный Меч и Примас Англии:
   - Война - дело Божье! Пора, пора этих еретиков к ответу призвать! - надрывался батька Тук. - Ибо сказано: не мир я несу вам, но меч!..
   - Во-во! - ревел дурноматом "дядюшка" Уильям. - И давно пора этим мечом пройтись по головам всех этих разбойников и содомитов!..
   Прошло не менее получаса, прежде чем мне удалось унять этот патриотический порыв. И только тогда, наконец, началось нормальное обсуждение, в ходе которого выяснилось, что нам необходимо: построить не менее сорока кораблей к уже имеющимся; хоть умри, но подготовить и вооружить еще хотя бы десять тысяч солдат, треть из которых должны быть конными; изготовить двадцать, а лучше - тридцать, бочонков того самого сатанинского порошка, с помощью которого взяли Дувр... И что денег на все вот это потребно соответствующее количество... Ну и, наконец, связаться с роднёй моей "матушки" в Наварре и обсудить с ними план совместных действий тоже ну никак не повредит...
   Окончательно убедившись, что высадка начнётся не завтра, собравшиеся, поорав ещё немного - просто так, для души, отправились начинать подготовку к эпохальной десантной операции "Высадка в Нормандии", обгоняя союзное командование лет эдак на шестьсот пятьдесят. А я, окончательно офонарев от несущихся галопом событий, отправился на боковую, благо время было уже позднее...
   ...Мне снилось, что моя "бабуля" вместе с верным ей войсками высадилась в Англии и, должно быть, разбила моё воинство вдрызг, потому как теперь с ехидной улыбочкой допрашивала меня, потрясая классным журналом: "Вопрос первый: кто убил короля Ричарда? Вопрос второй: объясни мне, что такое дифракция?" А я стоял безоружный, возле классной доски и мучительно пытался понять: что же мне сейчас отвечать? Ответа на второй вопрос я не знал, а ответ на первый вряд ли устроил бы мою мучительницу. Хорошо, что на мое счастье ударил колокол, и я уже приготовился, было, заметить - урок-то, мол, окончен. Но моя бабушка - Алиенора Ганецкая, закричала: "Звонок - только для учителя! - а потом, подумав, добавила: - Если это не сигнал воздушной тревоги..."
   Должно быть, это был именно второй случай, потому как я инстинктивно рухнул на пол, ногами к окну, и крепко ударился. Ощупал всё вокруг, и понял: я - действительно на полу. На каменном, холодном полу. Взрывов вроде не слыхать, но кричат здорово и на разные голоса. И колокол гудит не переставая... Да что это, в самом-то деле?! Неужто сон - в руку, и вражий десант уже в Лондоне?! Ну, так я вам, суки, дорого обойдусь!..
   Я подхватился с пола, и попытался одновременно натянуть штаны, обнажить меч, и изготовиться к стрельбе из лука. Но не успел. С адским грохотом распахнулась, чуть не слетев с петель дверь, и тут же на меня налетело нечто, похожее на ураган, динозавра-переростка и тяжелый танк одновременно, в результате чего я снова чуть не оказался на полу. Но тут я тоже не успел...
   Громадный некто сжал меня так, что ребра жалобно хрустнули и голосом гранд-сержанта де Литля заорал:
   - Командир-прынц! Радость-то какая! Сын у тебя! Сын родился! Наследник!..
  
   Интерлюдия
   Рассказывает Джоанна, графиня Тулузская, бывшая королева Сицилии
  
   Не люблю Руан. Мне никогда здесь не нравилось. С каким удовольствием я бы сейчас понежилась на Сицилии... Или на Кипре. Или... Или съела бы чего-нибудь. Например, померанец. Или как его там? Нарандж? Отвратительно кислый. Даже горький, а вот хочется. А как восхитительно пахла его кожура, если потереть в ладонях! Я бы сейчас съела один. И еще куропатку. И селедку. Да, огромную жирную-прежирную селедку. И сыра. И пригоршню цукатов. Из наранджевых же корочек. Ну да... Но тут нет померанцев. Тут ничего нет. Мерзкое место. Но выбирать не приходится, особенно теперь. Да и выбирать особо не из чего, но я лучше осталась бы с Ричардом, а не с матерью. Но я не успела - а теперь Ричарда уже нет. Ужасные слова. Ну, ладно... главное - не плакать... сколько можно...
   И мне все-таки хочется думать, что он меня любил, мой брат Ричард, ну хоть немного... А не просто, как считали многие, выдавал замуж то за одного, то за другого ради своих честолюбивых замыслов. О матери я никаких иллюзий не питаю. Мы все для нее никогда ничего не значили. Все. Кроме Ричарда. Уж его-то она любила за всех нас.
   Вот Вильгельм меня любил, я это знаю. И я его тоже. Он бы меня не бросил в беде. Почему же все так несправедливо? Почему Вильгельм не смог дать мне ни одного ребенка, а от Раймунда я понесла трижды? Ох, если бы он дал себе труд быть хорошим мужем, я бы смирилась. Хотя мужчина, который женится в четвертый раз... Это был повод задуматься, особенно если знать историю его прошлых браков. Да ладно, что уж теперь.
   Но как оно все совпало - и очередная выходка Раймунда, и его отъезд, и эти мерзкие бароны, и осада... которая могла бы быть удачной, если бы меня не предали. Но именно так и случилось. Предатели, кругом одни предатели. А еще ребенок... Еще один ребенок. Как ни ко времени, господи! Вот мы и уехали... точнее - бежали. А что еще оставалось делать? Куда деваться? Я отправилась на север, к Ричарду, но грустные новости из Шалю-Шаброля уже спешили мне навстречу. Что и говорить, черные вести всегда быстрые. Оставалось только одно - ехать в Руан. Мать мне не обрадовалась, и я ее понимаю. Неприятности с Тулузой ей совсем не нужны. Но что же мне делать? Если уж все пошло совсем не так, как надо, то могу я хотя бы разродиться спокойно?
   Ох уж эти дети... все проблемы из-за них... или из-за их отсутствия. Что лучше, что хуже - неизвестно. Потому что есть дети, просто дети - маленькие, забавные, неуклюжие. Счастливы те матери, которые могут себе позволить иметь детей. А есть - наследники. И большинство из тех, кого я знаю, мечтают именно о них. Ведь наследники - это гарантия. Наследники - это власть. А кто же из моей родни не хочет власти? Вот я бы предпочла иметь просто детей. Но это невозможно. Увы.
   Так что, если Господу будет угодно, граф Тулузский скоро получит еще одного наследника. Ну, или правильнее сказать - получит, если отберет его у моей матери. Да и не только его, но и старших. Конечно же, я забрала их с собой. Так что пусть попробует. А у моей матери так просто ничего не отберешь, уж я-то знаю. Но, чем бы дело ни кончилось, к Раймунду я больше не вернусь. Ни за что.
   Какая я стала толстая, ужас просто. Как гусыня. Да, ломтик гусиного паштета - это было бы сейчас неплохо. И немножко репы. И, пожалуй, фиников. Ах, какие финики присылал нам Саладин, мой неудавшийся свекор... Мммм... не финики - чудо! так и таяли во рту... Да, тогда, в Палестине, мне эта идея с замужеством казалось бредом, но теперь... Может, было бы и не так плохо? Уж точно лучше, чем сейчас. Ведь в результате я все равно вышла замуж по желанию моего брата. Так какая разница?
   А если бы еще можно было не разлучаться с Беренгарией... Ах, дорогая моя сестрица! Каким прекрасным кажется мне теперь то время, что мы провели с ней вместе! Если бы можно было вернуться назад...
   Может быть, и Ричард вел бы себя иначе, породнившись с Саладином? И до сих пор был бы жив? Кто знает...Но я уверена, что нам с Беренгарией в Палестине жилось бы куда лучше, чем здесь.
   Хотя если судить по последним слухам, то теперь жизнь Беренгарии переменилась к лучшему. Ведь она обрела потерянного сына! О котором совсем недавно и не подозревала. Вовсе. О да, это так трогательно... Саладин бы эту ее выходку оценил, он любил такие ироничные шутки. Не хватало лишь принародного воссоединения матери и сына с их отцом, моим дорогим братом. А ведь и до этого могло дойти... Но было бы чересчур даже для нашей семьи. А теперь и попросту невозможно.
   Не думаю, что ее держат там силой. Рассказывают, что она сама приехала к нему и открыто признала своим сыном. Ну я-то знаю, что никакого сына нет и не было, но раз ее это устраивает... В конце концов, если нашелся хоть один мужчина на всем свете, который хочет и может ее защитить... что ж... так тому и быть. Как его ни назови.
   И мне совсем не обидно за брата, ведь я-то помню, что на самом деле представлял собой их брак. Я видела все день за днем. И для меня они давно существуют как два не связанных никакими узами человека. У меня был любимый брат, и я была рада, что он есть. У меня была подруга, дорогая моя сестрица, и я была счастлива, что нам довелось встретиться. А то, что у них ничего не вышло... не мне их судить. Еще неизвестно, как я бы поступила на ее месте.
   Мне бы со своими горестями разобраться. А тут еще мать затевает крестовый поход, только не на восток, а на север. Из ее язвительных слов мне стало ясно: мой "племянник" мужчина хоть куда. И просто так с ним не справится. Но одолеть как-то нужно. И желающих хватает, очень уж привлекательный кусок эта самая Англия. Хотя на мой вкус - глухомань, с Сицилией или Палестиной не сравнить. Только вот незадача: они много хотят, да ничего не получат. Во всяком случае, пока мать жива. Ведь у нее есть мой младший братец Джон, который будет делать то, что она скажет. Как делал всегда. И если война будет, то без Джона она не обойдется. Но никто не заставит меня поверить, что он хочет чего-то подобного. Все, чего он хочет - чтобы его оставили в покое.
   Так что, если матери так или иначе удастся одолеть самозванца, то ни Джона, ни Беренгарию ничего хорошего не ждет. Мою названную сестрицу сошлют в самый глухой монастырь, а Джона посадят на английский трон. А это немногим лучше. Мать примется снова править, а уж это она любит. И братец снова останется ни с чем. А если верх одержит Робер, то Беренгария может торжествовать, но Джону снова не поздоровится. Да ещё как!.. Отрубят голову, принародно... Такой уж он невезучий, толстяк-слизняк, но я его люблю... И мне его жаль. У меня хотя бы есть дети, а у него вообще ничего, кроме Изабеллы, с которой он видится только на людях. Впрочем, как поговаривают, имеются какие-то бастарды... Но даже если они и есть, им явно далеко до этого Робера.
   Как же так получилось, что Джону и Беренгарии, единственным моим близким людям, грозит моя же собственная мать? И ведь ничего с этим не сделаешь. Если только...
   Беренгария не писала мне после того, как уехала из монастыря. И я ее не виню. Она опасается не меня, а моей матери. И вполне обоснованно опасается. Но я-то могу написать ей? И повод есть вполне веский. А для благородной дамы просто обязательный - соболезнования.
   Сегодня же и напишу - пока мать не вернулась вместе с Джоном. Вот только съем чего-нибудь. Например, яблок. Или грудинки? А лучше яблок и грудинки...
  
   Глава 2
   О национальных особенностях и недостатках или "Ваше подлинное имя?"
  
   Да уж, заснуть в ту ночь лондонцам было не суждено. Примерно через час после того, как очумевший от усталости гонец свалился на руки встречающих и прохрипел: "Ликуйте, люди! У короля Робера родился сын!", разбуженный троими родичами Маленького Джона королевский алхимик Эдгар Годгифсон, спросонья сунул факел в бочонок не с фейерверками, а с порохом, и бухнуло так, что не то, что в Лондоне - в Оксфорде вороны с деревьев попадали! Впрочем, бог и в этот раз оказался на стороне дураков и пьяных: никого не убило и не ранило, только Вигмунда - почтенного отца семейства из рода Литлей шваркнуло в колючую живую изгородь, да самого преславного алхимика уронило в сточную канаву. Но всё это прошло почти незамеченным, потому как в Тауэре уже началась Большая Королевская Пьянка, вскоре выплеснувшаяся на улицы города...
   Ветераны "Второго Интернационального пехотного полка Красных Швабов, да заступится Святая Дева Мария Тевтонская за их врагов" вошли в город с юга, а "Отдельного Валлисского Ударного батальона Героев, Презрительно Смеющихся Смерти В Лицо, имени Святого Чудотворца Давида из Вэллиса" - с севера, и двинулись навстречу друг другу, не пропуская ни одной улицы, ни одного переулка и ни одного дома. И отовсюду они извлекали мирных, насмерть перепуганных обывателей, после чего разворачивалась примерно следующая сцена...
   - ...Tovarishch efreytor! Ещё одного нашли!
   - Тащи его сюда! Поставьте передо мной! Та-а-ак, и кто это тут у нас?..
   Факел тычется чуть не в самое лицо бедолаги...
   - Ага... Как звать?! - громогласный ефрейторский рык эхом мечется по улице. - Кто таков будешь?!
   - А... ва... это... Эгфри я... Эгфри Огсон, значится... бочар...
   - Ага... А короля нашего ты любишь?
   - Дык... я ж... конечно!..
   - А па-а-аччему тогда трезвый?! У короля Робера сын родился, а ты не рад?!
   - Да как же... я ж... не знал я, ваша милость...
   - Какая я тебе "милость"? Я не милость, а tovarishch efreytor! А вот ты... Раз нашего короля любишь и уважаешь - пей!
   Перед обалдевшим бочаром появляется полуведерный кубок с элем и кусок хлеба с копченым мясом, которые по цепочке передали из обоза...
   - А ну - до дна, за славного короля Робера и его первенца!
   - Бульк-бульк... ик... бульк...
   - До дна я сказал! Вот, молодец... Теперь закуси, Эгфри Огсон, бочар, да беги домой. Буди всех своих и волоки их к Тауэру - там Пресветлый король Робер велел для всех столы накрывать! Ну!
   - Вечна... ик... ой! Многая лета королю! Ик... Ур-р-ра-а-а-а! Spartak champion!..
   ...А в Тауэре уже пылали факелы, на каждом очаге и в каждом камине жарилось что-то свежее и вкусное, во всех залах стояли открытые бочонки с элем и вином. Мои соратники подошли к делу празднования дня рождения наследника обстоятельно и всерьез...
   - В-владетельный зять м-мой!..
   Ого! Как это сенешалый Мурдах ухитрился ТАК надраться всего за час?! Он уже и на ногах-то не очень - вон как его штормит!..
   - Эй, кто там! А ну, помогите-ка Великому Сенешалю сесть!
   Не прошло и пяти минут, как бывший шериф Нотингемский был усажен рядом со мной и тут же полез целоваться, обниматься и признаваться в вечной любви и преданности...
   - В-вот, я ж ещё т-тогда... у Дрейволда... понял: э-эт-то - не Хэбов сын... - тут его качнуло физиономией в мясной пирог с подливкой, и дальше свою речь он продолжал еще более невнятно, так как постоянно облизывал длинные усы. - В-вот... а ведь в-вы меня... ц-царствен... зять м-мй... как последнего пса!.. И я... п-понял... так громить рыцарей... н-не м-может никт... только наследник великих Генриха и Ричарда... чтоб ему... на тм... свте... ик...
   Тут его вдруг пробило на слезы, и он принялся рассказывать мне, как он страдает, что повесил атамана Хэба, и как ему горько, что он - Хэб, не дожил до сегодняшнего светлого дня. Тесть так расчувствовался, что встал из-за стола и, рыдая, двинулся к отцу Туку, оторвал его от благочестивого поглощения бочонка мальвазии и доброй половины жареного оленя, сообщив нашему архиепископу, что все прошлые грехи его безумно тяготят - особенно гибель благородного Хэба! - и потому он желает уйти в монастырь. Немедленно...
   От такого заявления батька Адипатус до того охренел, что подавился олениной. Но, прокашлявшись и добив мальвазию прямо из бочонка, не утруждая себя разливанием благородного напитка в кубок, он подошел к делу со всей серьезностью и устроил Ральфу Мурдаху натуральный экзамен по Закону Божьему. Судя по всему, тестюшка "поплыл" от вопросов, во всяком случае, вид у него был совершенно ошарашенный. Я прислушался...
   - ...Ответствуй, да не медли! Как звали того Голиафа, которого, по воле Господа нашего, победил Давид?! А?!!
   Великий Сенешаль выпучил глаза и глубоко задумался. Но долго думать ему не дали...
   - Не знаешь?! А как называется молитва Pater noster?!! И этого не знаешь?!! Нет уж, нечего тебе в монастыре делать! Нет тебе на то моего благословения!..
   Глубоко опечаленный тесть сделал попытку вернуться ко мне, но не дошел и, запнувшись за что-то, ухнул на стол. Сидевшие рядом Уильям Длинный Меч и Реджинальд фон де Бёф переглянулись, сдвинули его в сторону и рявкнув в унисон: "За короля Робера и его первенца, да хранит их Господь!" - дружно сунули головы в бочонок с испанским вином. Мама дорогая!.. Это они решили выпить бочонок залпом?!
   - Джон! ДЖО-О-ОН!!!
   - Туточки я...
   - Немедленно вынуть этих двух кретинов из бочки! Захлебнутся ж, дебилы!..
   М-да уж, я, конечно, знал, что у Джона мозги работают медленно, но чтобы настолько... Ключевым словом, за которое запнулся мой верный гигант, было "немедленно". Это значит - "сей момент", но так не выходило: до дальнего конца стола надо было бежать, а значит - не выполнить ясный и недвусмысленный приказ...
   Гранд-сержант де Литль решил эту проблему самым неожиданным образом: подхватил скамью и швырнул её с силой большой катапульты. Он угодил точно в бочонок, из которого уже торчали ноги веселой парочки. Это напоминало взрыв ручной гранаты: бочонок, естественно, распался на составные элементы, а оглушенные дядя Вилли и Лорд Канцлер, сметенные ударной волной, улетели в дальний угол, прихваченные с собой половиной скамьи...
   Потрясенный увиденным я автоматически принял из рук Малютки Джона невероятных размеров кубок с вином, и выпил под тост, хором произнесенный взводом Литлей:
   - Дай Бог, чтоб не последний!!!
   И только потом, подумав минуту-другую, спросил:
   - Эй, парни, а вы кого в виду имели? Ребенка или кубок?
   - Дык эта.. обоих...
   ...Постепенно пьянка приобрела размеры стихийного бедствия. Я как-то пропустил наступление утра, и когда очнулся - на дворе был уже полдень. Первое что я увидел в зале, заставило меня подумать, что я всё еще сплю пьяным сном, и меня навестил хвостатый зверек из дремучего леса. Белочка...
   Сидя за столом, крепко обнявшись, Великий Кастелян Ордена Храма в Англии Лука Боманур и старейшина Еврейской общины Лондона Иегуда бен Лейб, с видом возвышенным и одухотворенным, дуэтом выводили какую-то песню. У обоих исполнителей был надтреснутый старческий дискант, но слуха и мастерства им, похоже, было не занимать. Слов я сразу не разобрал, но мотив напомнил мне незабвенные "Семь-сорок". Для полного впечатления не хватало только скрипача, и парочки биндюжников, танцующих, заложив большие пальцы за жилетку...
   Я встряхнул гудящей головой, нашарил на столе кубок с чем-то и залпом выпил. Гудение в башке сменилось умиротворяющим шумом прибоя, и сквозь этот шум я, наконец, почти разобрал показавшиеся мне смутно знакомыми слова:
  
   ... и города
   Ты разрушил; погибла память их с ними.
   Но Господь пребывает вовек;
   Он приготовил для суда престол Свой, и
   Он будет судить вселенную по правде...
  
   Сдается мне, это тот самый псалом Давида, который так часто поминала бабушка... да, вроде бы он, во всяком случае, смысл весьма похож, но... но на какой мотив?!! Мама, куда катится этот мир?..
   Но тут в голове вдруг вспыхнуло нечто, заставившее меня позабыть о новых менестрелях. Нет, хорошенькое дельце: пили вчера, пили, а имя - имя-то сыну я так и не подобрал? Да-а, блин, папаша, ну ты даешь!..
   Тут я заметил какое-то подозрительное шевеление на краю зала. О! Вот именно тот, кто мне сейчас и нужен!..
   - Тук! Ту-у-ук! Тащи сюда свои десять пудов священного мяса!
   Замполит не обиделся. Он, покачиваясь, подошел, оглушительно рыгнул и с трудом сфокусировал на мне взгляд:
   - Что тебе, сыне?
   - Слушай, архиепископ, тут у меня вот какой вопрос. Как сына назвать? Твое мнение?
   Адипатус где-то потерял свою тиару, а потому сейчас смотрится вполне нормально. Он чешет тонзуру, молча сопит, а потом выдает:
   - Так, а чего гадать-то? Чей вчера день был? Беды Достопочтенного? Вот Бедой и назвать...
   - Чего? Тукало, тебя по башке стукало? Охренел? "Как вы яхту назовете, так она и поплывет" - слыхал?
   - Ну, там еще Давид был... Солунский...
   - Ты точно с дуба рухнул! Ну-ка, выпей и соображай дальше. И учти: мне только звезды Давида и не хватало!..
   Папаня Тук одним махом осушил кубок литра на три и, утерев губы рукавом сутаны, вопросил:
   - Слушай, сын мой... А чего бы тебе не назвать своего сына в честь его деда, а?
   Хм-м... А вообще-то... Вот только если моего отца звали Владимир, то как же будут звать здесь нашего Вовочку?..
   Я несколько раз произнес это имя вслух и, как выяснилось, очень зря...
   Откуда-то, как мне показалось - из-под стола, вынырнул командующий русскими эскадронами Олекса Ольстинич. Он обвел зал мутным взглядом, обнаружил меня, и тут же уселся рядом:
   - Имя сыночку подбираешь? Дело... - боярин уцапал со стола серебряный кувшин с пивом и в три долгих, гулких глотка опростал его до дна. - А я мыслю: доброе ты имя приять решил. Володимер - миром владеющий. Такое имя как раз сыну такого рекса и надь...
   Я не успел ничего сказать, как рядом взвыл замполит Тук:
   - Какой-такой "Владимир"? Да такого имени и в святцах-то нет!
   - Это как-так "нет"?!! - голос у Олексы ничуть не тише, чем у Тука. - А равноапостольный князь Владимир тебе кто?!
   Я не успел заметить, кто из них нанес первый удар, но через секунду мой замполит и командир русской конницы уже катались по полу, лупцуя друг дружку по чем зря...
   - Это... я чего думаю...
   Маленький Джон. Он думает? Интересно...
   - Ну?..
   - Может... ну... чтобы по-правильному... так это... надо... ну... раз первенец... то... как отца?
   - Постой-постой... Ты говоришь, что правильно, если первого сына называют так же, как отца?
   - Ну...
   - А что? Робер-младший... очень даже...
   К этому времени евреи и храмовники - те, что ещё держались на ногах, растащили драчунов, а их предводители - Лука Боманур и Иегуда бен Лейб подошли к нам поближе. Еврейский старейшина задумчиво покачал головой и произнес:
   - Робер, ваше величество, имя от саксов и яростных норманнов происходящее. Означает оно - "блистающий славой". Имя сильное и славное, а вами - и вдвое прославленное, мой повелитель. Но вот хорошо ли то будет, коли отец и сын окажутся едины в своих желаниях снискать славы? Не случится ли тогда тоже, что с покойным королем Ричардом, которому желание собственных побед затмило сыновью любовь, и взревновал он к вашим подвигам?
   - И к тому же, ваше величество, нечто подобное уже было, - вступает в беседу Великий Кастелян. - Дядя ваш, молодой король Генрих - вы не застали его в живых, государь, воспитываясь на Руси, ослепленный жаждой власти, поднял свой меч на своего отца - великого короля Генриха, вашего деда, и пал на той войне. Два Генриха не ужились в одной державе, а уж два Робера... - он глубоко вздохнул.
   - Двум Роберам и вся Ойкумена может тесной оказаться, - закончил Иегуда и снова обнял своего давнего врага и гонителя Боманура за плечи.
   Храмовник горделиво выпрямился и посмотрел на еврея чуть ли не с братской любовью:
   - Мудрый Иегуда бен Лейб верно сказал. А от себя же добавлю: коли и отец и сын одно имя носят - ангел-хранитель у них один будет. А ну как не уследит один за двумя?!
   - Истинно глаголет рыцарь Храма, ибо сказано: Если есть у него Ангел-наставник, один из тысячи, чтобы показать человеку прямой путь его - Бог умилосердится над ним и скажет: освободи его от могилы; Я нашел умилостивление. Один из тысячи - один, а не два и не десять...
   О! Папаша Тук... Прекратив безобразную драку и помирившись с русичем, он уже здесь. И снова весь в духовных делах и благочестивых заботах... хотя нет, это я поторопился. Примас Англии, выдав очередную цитату из Писания, отошел в угол и, задрав рясу, справил малую нужду...
   Блин, а чего это я с Владимиром-то вылез? Папу-то, типа, Ричардом зовут... то есть - звали. Может?..
   - А если Ричардом назвать? В честь деда?
   А чего это все так насупились? А-а-а... ясно. Злая старуха-совесть накинулась. Папеньку-то вместе валили...
   Первым отважился только что пришедший в себя командир давно уже числящегося пехотным полком "Отдельного Валлисского Ударного батальона Героев, Презрительно Смеющихся Смерти В Лицо, имени Святого Чудотворца Давида из Вэллиса" Талврин ап Далфер. Он прокашлялся и сообщил:
   - Ваше величество, пресветлый наш король. Ричард... он - да... рыцарь хороший... был, но...
   - Много он нам крови попортил, - попытался помочь своему командиру начальник лучников Аерон ап Силин. - Многие беды претерпели от него изумрудные холмы Уэльса...
   - Да! - обрадовался Талврин. - Вот-вот. Не дай Господь - в деда первенец ваш пойдет...
   Хм-м-м... Ну, в принципе... О, идея! Давай-ка в честь другого деда назовём, а? А в этом что есть! И Машке приятное сделаю, а то я как-то за этой пьянкой о жене и забыл...
   - Ну, а если он пойдет в другого деда? Что скажут храбрые валлисцы?..
   Ой! Чего они орут-то так! И кстати, что-что они там орут? Чего-чего?..
   - Великая слава наследнику стола великого Артура Ролэнту ап Рхоберту ап Мэредадд! Espartaak - shepmpion! Да живет и здравствует славный Ролэнт ап Рхоберт ап Мэредадд! Espartaak - shepmpion!..
   Мама дорогая, это они про кого?! Да что тут - с ума все посходили, что ли?!! Про кого...
   Додумать я не успел. В залу ввалились русичи из Первого и Второго Конно-Стрелковых эскадронов Святой Руси. Во главе неслись Ольстин Олексич и Чурын, вопя на весь Тауэр: "Рекс по-первости рек Володимер, а стало быть, по божьей воле то изречено бысть! Володимер! Спартак - чемпион! За Святую Русь и рекса Роман... тьфу, окаянствие! - рекса РобЕрта! Спартак - чемпион!"
   Валлисцы тут же сцепились русичами и пошла потеха. На стороне первых оказался примас Англии, яростно рыча: "Нету в святцах никакого Владимира! Господи, благослови! Spartak - champion!", а следом за ним подтянулись и английские рыцари. Русичей, было, потеснили, но тут в драку вступили три дня назад получившие статус полков Штурмовые Батальоны Бывших Рабов, Сражающихся за Вашу и Нашу Свободу во имя Господа Иисуса Христа, Благочестивого Короля Робера и Святого Спартака" с диким рёвом: "Как так - нет! В Дании вон - Вальдемар есть! За волю! Spartak - champion! Владимир!.."
   До меня дерущиеся не дотягивались. Во-первых, всё-таки уважали, а во-вторых и главных - взвод Литлей окружил меня несокрушимой стеной. Но от этого мне было не легче - драка грозила перейти во всеобщее побоище. Оружие в ход еще не пускали, но ведь кинжалы-то есть у каждого. Да и до оружейки совсем не далеко...
   - Ваше величество, а может быть...
   - ЧТО-О-О?! Ещё ты, Иегуда?!! Совсем озверел?!! Даже не начинай! Не будет мой сын Соломоном, так и запомни!!!
   Наверное, бен Лейб собирался всё же высказать свою идею, но тут кто-то из Литлей легко, словно пушинку, наладил еврейского старшину куда подальше. Куда-то вдаль...
   Мать их так-перетак! Чем я эту банду остановлю? О, блин, еще и германцы из "Второго Интернационального пехотного полка Красных Швабов, да заступится Святая Дева Мария Тевтонская за их врагов" добавились. Ой, чё-то будет...
   Мама! В смысле - Беренгария! Её-то сюда как занесло?! Стопчут же!..
   - Джон! Быстро шесть бойцов - прикрыть королеву!
   Вот в драке у Джона мозги работают куда как быстро. Не успел я испугаться за здоровье "дорогой матушки", как она - вот уже, стоит передо мной внутри защитного кольца...
   - Мой любезный сын, верно ли я понимаю, что... - она запнулась, подбирая слова, - ... что эти изъявления безгрешной радости среди ваших подданных вызваны выбором имени для вашего первенца, наследника и преемника? Могу ли я помочь вам в этом, если, конечно же, у вас есть надобность в моем совете, дорогой Робер?
   Однако, сразу видно - королева. Назвать этот кошмарный мордобой "безгрешными изъявлениями" может только истинная особа королевской крови...
   Я кивнул, и Беренгария продолжила:
   - Полагаю, что назвать ребенка древним валлийским именем было бы несколько неразумно, ибо это может обидеть многих иных ваших подданных. Что же до имени "Вальдемар", то вы, как я слышала, однажды уже поставили на место и покарали Вальдемара Датского. Зачем же вам называть своего сына именем разгромленного врага?
   И не давая мне опомниться, продолжала:
   - Но отчего бы вам не дать ему имя вашего славного деда - великого короля Генриха? Люди помнят его, помнят его подвиги, его силу и мудрость...
   Беря! Какая же ты у меня умничка! Я отвесил самый галантный поклон, на который только был способен в своем нынешнем состоянии:
   - Матушка, ваше слово для меня - закон, - и повернулся к де Литлю. - Джон. Дооритесь до этих придурков, пока они не поубивали друг друга. Пусть все знают: моего сына зовут Генрих!
   Джон и его родня набрали в грудь побольше воздуха и...
   - Otstavit' urody! Smirno, kozly, blyad! Наследника зовут ГЕНРИХ! ТАК РЕШИЛ КОРОЛЬ! Volno, eblany, razoydis!
  
   Глава 3
   О делах домашних и государственных или "Мы пойдём другим путём"
  
   Ну, вот и все, Ричард. Даже странно, что тебя больше нет. Сожалею ли я? Наверное, да. Где-то в глубине души сожалею... Но не настолько, чтобы перестать радоваться, что одним врагом у меня теперь меньше. Жаль только, что, как и всегда - такова уж моя судьба! - не с кем эту мою радость разделить... Так что спрячу вздох облегчения и напомню себе, что положение вдовы обязывает вести себя безупречно и не пускаться в пляс от радости по поводу кончины дорогого супруга. Обязывает, пусть даже всего лишь из чувства осторожности. Хотя, предвижу, другие на твоих костях попляшут, ох, попляшут, мой бедный, бедный "Да и Нет"...
   Но есть еще Алиенор, которая примется мстить всем и каждому, кого только посчитает виновными. Подозреваю, что и мне... Так что надо быть еще более внимательной, чем всегда. Но пока я здесь - я в безопасности. Во всяком случае, в большей безопасности, чем где бы то ни было. И все благодаря этому чужеземцу Роберу, который за столь короткое время стал мне далеко не чужим.
   Понимает ли он, какими неприятностями сейчас все может обернуться? Подозреваю, что нет... Он упоен победой и многого сейчас не видит. Надо будет все растолковать ему как можно скорее, пока еще не стало слишком поздно. Ведь Алиенор ждать не будет. Не удивлюсь, если уже сейчас она что-то замышляет! А есть еще и Джон, хотя, Господь свидетель, по собственной воле он вряд ли на что-то решится. Вообще удивительно, что у такой матери как Алиенор родились такой сын как Джон - более непохожих людей трудно отыскать... Вот за эту непохожесть она всегда его и презирала, а у него ни разу не хватило храбрости ей противостоять.
   Вот и сейчас я более чем уверена, что даже если он не захочет ввязываться в новую драку, рядом с ним найдутся те, кто смогут просто заставить его выступить против Робера. И что самое печальное - немало отыщется и таких, кто примет сторону уязвленных Плантагенетов... ой немало...
   Но мой дорогой чужестранец после нескольких побед уверен, что и все остальное достанется ему с легкостью... Он храбр и отважен, но он слишком мужчина, чтобы вдумываться в происходящее. А для того, чтобы понимать, каково в действительности наше положение, надо знать Плантагенетов так, как знаю их я. И я готова поделиться с ним всеми своими мыслями, но вот готов ли он сейчас меня услышать? Судя по тому, как прошла наша встреча - не совсем...
   Ах, мой милый герой... он так ждал благодарности за свой поступок... Как и положено мужчине, полагал, что я теперь принадлежу ему душой и телом, и предвкушал, как я паду в его объятья, едва он спешится... Мужчины сколь самоуверенны, столь же и наивны, а уж так плохо разбирающиеся в наших порядках как Робер - тем более... Мне не хочется его расстраивать, напрямую разъясняя, что королевы иногда могут и снизойти.
   Он сидел за ужином такой обиженный, что я еле удерживалась, чтобы не рассмеяться. А после ужина я ушла к себе и приготовилась ждать, когда он решит заглянуть ко мне. А то, что он придет, было очевидно - ведь последнее слово всегда должно оставаться за королем, не так ли?
   Ждать пришлось довольно долго, но, конечно же, он все-таки пришел. И вид у него был такой, словно он еще не решил - то ли дать мне пощечину, то ли сжать в объятьях. Но он определенно был зол. Ну, во всяком случае, в отличие от Ричарда, его нельзя было упрекнуть в равнодушии ко мне.
   На мои участливые вопросы он почти не отвечал и вообще избегал смотреть на меня, а если случайно мне удавалось поймать его взгляд, то он тут же отводил глаза, словно боялся, что я прочту в них его тайные мысли. Хотя для того, чтобы понять, о чем он думает, достаточно просто посмотреть на него.
   Я постаралась успокоить его неспешной беседой, но вряд ли он слышал даже половину из того, что я говорила. Так что серьезного разговора у нас не получилось, а жаль. Ну, что ж, придется подыскать другой случай... Сейчас он слишком уязвлен, но уходил он от меня все же не таким злым, как пришел. Мы мило поболтали и даже посмеялись. Что до его чувств ко мне, каковы бы они ни были - так это скоро пройдет. Понимаю, что огорчила его, но что ж поделаешь? Хотя мне очень жаль огорчать такого хорошего человека. А он и в самом деле хорош - боюсь, даже более хорош, чем Англия того заслуживает.
   А вот для меня такой человек - это уже чересчур. Меня не привлекают любовные страсти, и не радует томление сердца - я наслушалась подобной чепухи еще в Палестине, и тратить на это свои дни у меня нет никакого желания. Но вот по-настоящему близкого человека мне очень не хватает - такого, каким в детстве был для меня Санчо, а позже мой дорогой Юсуф...
   Но того, что прошло, все равно не вернешь, так к чему же думать об этом? Вот только уединение и аббатство, увитое розами, уже не кажутся столь привлекательными, как прежде. Теперь мне этого мало. И по ночам я иногда представляю, как хорошо, если бы у меня был кто-то, с кем можно молча сидеть, прижавшись, и смотреть на тлеющий в очаге огонь и молчать. Но с Робером ничего этого у меня не будет. А то, что с ним может быть, мне не нужно. Ведь то, что можно было назвать приключением, вряд ли таковым останется, если получит продолжение.
   Так что впредь постараюсь его не расстраивать, но и на расстоянии в ближайшее время попридержу... Мое положение, моя безопасность и даже сама жизнь сейчас зависит от него - от того, насколько он сможет защитить меня, да и себя от наших общих врагов - я это очень хорошо понимаю. Мы слишком крепко связаны друг с другом, а недаром у нас в Наварре говорят: общая невзгода слаще меда... Но тут главное - не перепутать одну сладость с другой. И уж я постараюсь такой ошибки не допустить.
   К тому же не хватало еще, чтобы он подумал, будто я собираюсь просить у него защиты столь унизительным для меня образом! Хорошо бы также растолковать Роберу, что и моя помощь ему достанется без альковных подвигов. А помощь ему нужна, и чем дальше, тем больше. Он несведущ как дитя во всем, что касается придворной жизни, политики и дипломатии, и очень не хотелось бы, чтобы это стало очевидно и для других. Взять хотя бы предстоящую коронацию. Среди всех его друзей вряд ли кто-то до конца понимает, насколько важно провести все церемонии так, чтобы ни у кого в целом мире и мысли не возникло, что у Англии может быть иной король кроме Робера.
   Но, оказывается, одной коронацией дело не обойдется! Милая малышка Марион неожиданно рано разродилась от бремени - гораздо раньше, чем можно было бы ожидать. Но мы с Бен Маймуном пришли к единодушному мнению, что, как и утверждали еще великие целители Рима, ребенок, появившийся на свет через семь месяцев после зачатия, при правильном уходе гораздо более приспособлен к жизни на нашей грешной земле, чем дитя, явившееся на свет месяцем позже. К тому же, Марион так узкобедра и тонка в кости, что неизвестно, смогла бы она так же легко произвести на свет дитя, пробывшее в материнской утробе все положенное время. Но и сейчас, при самом благополучном исходе событий нам было ясно, что, скорее всего, вереницы сыновей от Марион Роберу не дождаться. Мой дорогой Бен Маймун обещал, не откладывая, как только представится случай, поговорить об этом с Робером.
   - А вот у вас, моя королева, да простятся мне эти дерзкие слова! были бы прекрасные дети... Вы с легкостью родили бы и десятерых! - сказал он, покачивая седой головой. - И остается только гадать, почему Господу не было угодно дать вам этого...
   - Не тревожьтесь, друг мой... - я сумела, как мне кажется, скрыть то, насколько уязвили меня слова старого лекаря - я уже давно приняла свою судьбу. Нам не всегда понятен промысел Божий, но от этого он не перестает быть таковым.
   - Как знать, ваше величество... - старый еврей задумчиво посмотрел на меня и опять покачал головой, - как знать... Все может случится, даже то, чего, кажется, и не должно было бы произойти.
   Это что, намек? Только этого мне не хватало... Что именно ему известно о нас с Робером, и насколько подробно?! О Господи... Я сцепила руки, чтобы не было видно, как у меня противной мелкой дрожью вдруг задрожали пальцы.
   - О чем вы, друг мой? - голос мой, слава Всевышнему, ровен и спокоен, как всегда.
   - Лишь о том, - улыбнулся Бен Маймун, - что такая молодая и прекрасная женщина как вы, ваше величество, если того пожелает, недолго останется вдовой.
   Матерь Божья, так он об этом! Всего-то! Слава тебе, Господи... Я чуть не засмеялась вслух: надо же - столько лет тяготиться своим положением, а того, что теперь я наконец свободна - даже и не сообразить... Уж не знаю, выйду ли я еще замуж, но сама мысль мне показалась вдруг невероятно притягательной. Надеюсь, только, что такой ошибки, как с Ричардом, я больше не совершу.
   Но сейчас думать надо было не об этом, а о предстоящей коронации и крестинах наследника. И думать об этом в ближайшее время мне предстояло явно в одиночестве - наш дорогой король со своими друзьями начал праздновать рождение сына и, судя по размаху пиршества, угомонятся они не скоро... Как и положено королю и счастливому отцу, Робер на угощение не поскупился. В течение всех дней, что продолжался пир, я время от времени выходила посмотреть на них с галереи и понимала, что могу быть спокойной - пир горой, вино рекой, радость без края...
   Так что, если с матерью и ребенком все в порядке - а с Марион и младенцем, слава Господу, надеюсь, все было в порядке! - то оставалось только не упустить из поля зрения два важных вопроса. Первое - тщательно приглядывать за тем, как бы в угаре счастья собутыльники не объявили нечаянно кому-нибудь войну лишь только из-за похвального желания продемонстрировать свои мощь и силу. А второе - мягко вмешаться, когда дойдут до выбора имени, иначе на радостях ни в чем не повинное венценосное дитя может оказаться каким-нибудь Навуходоносором. Как я слышала, бывали при королевских дворах весьма презабавные случаи...
   Но, если подумать, столь бурное проявление радости или, другими словами, затяжная мужская попойка имеет и свою положительную практическую сторону. Я не удивлюсь, если все эти застольные отцовские бахвальства и задуманы были лишь для того, чтобы дать женщинам возможность спокойно и основательно завершить все хлопоты, связанные с появлением в их доме нуждающегося в любви и заботе беззащитного младенца. Потому что одно дело - притворно неспешно, чтобы не искушать судьбу, готовить для будущего дитяти приданное, и совсем другое - когда младенец уже явился на свет, а, значит, тут же потребует неотступных и постоянных забот.
   В случае с милой Марион, конечно же, все не совсем так, ведь сейчас она вверена попечению родной матери - а может ли быть что-нибудь лучше этого для только что разрешившейся от бремени молодой женщины? Но скоро, совсем скоро она вернется в Лондон вместе с наследником, и к их приезду все должно быть уже подготовлено со всей возможной тщательностью, достойной королевского отпрыска.
   Так что, окинув в очередной раз взглядом разгоряченную компанию, веселящуюся в главном зале, я возвращалась к своим неотложным делам. А мужчины - что ж, пусть порадуются! Судя по выкрикам, можно было надеяться, что в ближайшие часы войну они никому не объявят - не тот у них был настрой...
   Но вот, наконец, имя для наследника было выбрано, вино... нет, конечно, не все, но преизрядное его количество - было выпито, и на четвертый день, судя по стремительным сборам в дорогу, мой дорогой сын, наконец, вспомнил о своей жене. О той, которая, собственно, и произвела на свет дитя, чье появление на свет он столь бурно праздновал. Тут Робер в очередной раз обиделся на меня - теперь из-за того, что я отказалась поехать с ним вместе в Нотингем. Но предстоящая встреча с женой и сыном занимала его явно сильнее, чем что-либо другое, и обиделся он уже не столь горячо. Вот и славно. А если учесть, что ему сейчас приходится то и дело отбиваться от навязчивых заигрываний этой дешевой шлюхи - жены Энгельрика, то за него можно быть спокойной, в пути ему точно скучать не придется.
  
  
   Глава 4
   О здравоохранении, дорогах дальних и радостных встречах или "Суета сует"
  
   Хотя драка между фанатами разных имен и окончилась успешно - то есть никто не погиб и даже серьезно не пострадал! - пьянка в честь рождения наследника английского престола Генриха продолжалась еще полтора дня. Бывшие противники пили мировую, братались, пели песни: торжественные, не очень и просто похабные - и даже водили хоровод вокруг Тауэра. Единственное, что мне удалось сделать за эти три с половиной невменяемо пьяных дня, была отправка гонца в Нотингем с сообщением имени новорожденного и поздравлениями Машеньки с таким удачным событием. Да и еще у меня состоялась беседа с Бен Маймуном, который, невзирая на свою профессию, пил крайне умеренно и оставался в сознании всё время празднования. На третий день, улучив момент, эскулап уселся рядом со мной и, ласково заглянув мне в глаза, произнес:
   - О, повелитель, что своей мудростью превосходит свою же отвагу, а своей щедростью - свою же мудрость! Соблаговоли выслушать недостойного, что в силу своих скудных умений занят уврачеванием бренных вместилищ бессмертных душ.
   Я перевел глаза с кубка, который безуспешно пытался взять со стола, на Бен Маймуна, с огромным трудом навел взгляд на резкость и прохрипел:
   - Айболит, ты давай... того... попроще, ага? А то я ща как-то не очень...
   Главврач ЦТБ - Центральной Тауэрской больницы осторожно взял меня за руку, затем вынул какой-то маленький флакон мутного стекла и начал капать из него в большую оловянную кружку с водой. Затем протянул мне:
   - О, мой повелитель. Как я мог заметить, ты тяжко страдаешь, борясь с сим напитком, который не напрасно был запрещен пророком, но дозволь мне облегчить твои муки. Вот здесь я растворил несколько капель сока, - дальше последовало длинное, труднопроизносимое название, - и раствора нусхадира, что предоставил мне премудрый Годгифсон. Сколько я могу надеяться, это средство поможет тебе.
   Я сунул нос в кружку и тут же отпрянул назад. А-а-х! Ф-ф-ф-у-у-х... Нусхадир оказался банальным нашатырем, который действительно помогает при сильном опьянении. Ну... с богом!
   Проглотив залпом это кошмарное пойло, я прислушался к своему организму. А что, вроде получше стало...
   - Слушай, спасибо тебе... - не, так не пойдет. Голова уже прояснилась на столько, чтобы ответить ему на его же языке, - О, премудрый Бен Маймун, чья мудрость затмевает Авицену и Гиппократа! Благодарю тебя за сие дивное снадобье, что возвратило меня к жизни, словно живительные ручьи - иссохшую траву...
   Он расцветает и начинает благодарить меня за столь высокую оценку его скромных способностей. Постепенно я теряю нить его речей, но стараюсь слушать внимательно и потому засекаю тот момент, когда он переходит от славословий к делу:
   - О мой повелитель, дозволь мне сказать тебе, что твоя супруга, чья небесная красота равна её любви к тебе, а великая благочестивость её мала в сравнении с её покорностью тебе, её обожаемому супругу, сейчас слаба после того тяжкого испытания, что ей пришлось выдержать, дабы возрадовать всех твоих поданных, кои обрели то, о чём мечтали и молились - твоего наследника, преемника великих деяний твоих и продолжателя твоих благородных замыслов. И потому, о мой мудрый повелитель и благородный заступник, осмеливаюсь воззвать к тебе, уповая на твою несравненную любовь и заботу к той, что только что подарила тебе столь дивный долгожданный подарок: ограничь мощь чересел своих! Твоя супруга слаба костями и тонка в поясе, а потому не сможет подарить тебе еще одного ребенка ранее, чем через два года! Лишь тогда она восстановит силы свои и сможет ответить на семя твое лоном своим без угрозы для себя и для дитя. До той же поры дозволь мне - недостойному лекарю составить для тебя календарь тех дней, в которые можешь ты всходить к своей обожаемой супруге невозбранно, и умолять тебя следовать ему. В прочие же дни для утоления желания своего призови танцовщиц или наложниц...
   О, блин, как завернул, хотя говорит дело. Маша и так на два месяца раньше срока родила. Прав Айболит, прав во всем... кроме наложниц и танцовщиц, разумеется. Вот мне будет от Марии, если я и тут его совету последую...
  
   ...На четвертый день я решил, что пора ехать к Машеньке. Проведать её, посмотреть на ребеночка, да и вообще - ей приятно будет. Так что - в дорогу, друзья!..
   В дорогу со мной собрались, что называется, самые ближние. Энгельрик с Альгейдой, которая, став графиней Кентской, полностью излечилась от былых чувств к моей скромной, хотя и коронованной особе. Правда, она неоднократно намекала, что в любой момент готова оказать мне услуги... э-э-э... горизонтального свойства. И что особенно меня поразило - пару раз на то же самое намекал и сам Энгельс, от чего я впал в глубокий ступор. Хорошо хоть, что добрая душа Беренгария растолковала мне поведение моего друга и соратника...
   - Возможно, там, где вы выросли, дорогой мой Робер, было принято поступать иначе, но не подумайте о сэре Энгельрике дурно... - сказала она, рассеяно вертя на пальце кольцо из сокровищницы Тауэра. - Он ваш вассал, и знает: если его жена станет вашей любовницей, то на него самого прольётся даже не дождь, а настоящий водопад королевских милостей. А уж если его жена станет матерью королевского бастарда - это и вовсе означает чуть ли не родство.
   В ответ на мое удивленное восклицание, она сдержанно усмехнулась и продолжила:
   - Посмотрите на происходящее его глазами, мой дорогой Робер: жену его вы не любите, в этом он уверен, а, значит, насовсем ее не отберете. Так что он может быть спокоен. Ну, а если королю захотелось, - тут она чуть брезгливо сморщила носик, - всего лишь немного развлечься, то ваш вассал, как и другие мужья, будет рад оказать своему королю такую услугу.
   - Как "и другие"? То есть ты хочешь сказать, что все...
   Она перебила меня:
   - Не все, конечно, но многие, очень многие... Для того, чтобы отказать королю, надо быть очень гордым человеком, а когда дело доходит до подобного, то гордость встречается редко... Или надо очень любить свою жену, а это бывает еще реже. Так что ваш Энгельрик, - не исключение. Тем более что он, как я могу видеть - ваш истинный друг...
   Вот так. Здесь так принято. Получи, Роман Владимирович, и распишись...
  
   С нами отправлялся и Примас Англии - благочестивый, хотя и несколько нетрезвый архиепископ Адипатус. Объяснил свое решение товарищ замполит Тук примерно следующим образом:
   - Апостол Петр изрёк: пасите Божье стадо, вверенное вам, не по принуждению, а охотно, не из любви к нечестной прибыли, а из усердия, не господствуя над Божьим наследственным владением, а подавая пример стаду. А потому должен я быть вместе с вами, дабы окормлять вас...
   - Окормлять - это, типа, напоить?..
   Его круглое лицо расплывается в счастливой улыбке:
   - Отнюдь, сын мой, ибо не дам я вам уподобится свиньям, упившись вином, потому что, пожертвовав собой, оставлю вам лишь малую толику!
   Мне оставалось лишь рассмеяться, и Адипатус вторил мне своим гулким хохотом...
   ...К моему удивлению, Беренагрия наотрез отказалась ехать с нами. Она заявила, что в этой поездке от нее будет мало толку, да и к тому же должен же хоть кто-то остаться и подготовить Тауэр к возвращению Машеньки с наследником. Зато со мной вместе оправились все валлисцы и все русичи, и весь свежесформированный Второй Кавалерийский Героического Рыцарства Графства Солсбери, Отстоявшего Свою Честь В Отчаянной Битве При Скарборо, Своими Длинными Мечами Доказавший Свою Преданность Пресветлому Королю Роберу, Веселой Англии, Господу Нашему Иисусу Христу Со Всеми Святыми И Своему Небесному Покровителю Архистратигу Михаилу. Как явствует из названия, к созданию этого полка приложил руки "дядя Вилли". И как ни странно, этот полк оказался даже более дисциплинированным, чем Первый Лондонский Кавалерийский. Похоже, что Уильям Длинный Меч сумел втолковать своим рыцарям азы дисциплины быстрее и эффективнее, чем Энгельс...
   В диспуте об имени наследника дядюшка участия не принимал. По вполне объективным причинам: до стеклянно-оловянно-деревянного состояния он надрался даже быстрее моего тестя. Но, придя в себя, горячо одобрил имя "Генрих", утверждая, что именно это имя он и собирался предложить, но из уважения уступил эту честь вдовствующей королеве. По этому поводу дядя чуть было опять не ушел в запой. Пришлось взять его с собой - а то ещё помрет, дурак, с перепою...
   А еще с нами ехал Бен Маймун, загрузивший в свой небольшой возок столько лекарственных средств, что казалось, будто где-то в Англии началась эпидемия. И наконец, прямо перед самым отъездом бойцы взвода моей личной охраны водрузили на коня тестя Мурдаха. Невменяемого, по причине алкогольного опьянения мощностью не менее десяти мегатонн...
  
   Наконец, мы тронулись в путь. И мне это, между прочим, удалось не хуже других, несмотря на то, что восседал я на старом добром Адлере - этом громадном немецком битюге... Можно сказать, что со дня первого знакомства - чертовой охоты, на которой германский Орёл чуть не расшиб меня в лепёшку! - мы стали неразлучны. Смешно, правда? А всё потому, что моя милая "матушка" настояла на моих выездках на Адлере. По два часа каждый день минимум!
   - Послушайте меня, Робер! - сказала она, очень серьёзно глядя мне прямо в глаза. - Король должен уметь ездить на лошади. Хорошо уметь, понимаете? И вот этот жеребец, - тут она похлопала по здоровенной шее вороного зверюги, - самый подходящий для вас конь. Умный, спокойный...
   - Спокойный? Скажи, мы с тобой говорим об одном и том же коне? Да он понес меня, стоило только чуть-чуть тронуть его шпорами...
   - Чуть-чуть? - она рассмеялась. - Не знаю, кто учил вас, сын мой, сидеть в седле, и учил ли кто-нибудь вообще, но вы так ткнули его шпорами, что он волей-неволей поскакал как только мог быстро, лишь бы не получить от вас еще разок это самое "чуть-чуть"! А вы ещё и вопили, словно укушенный тарантулом!
   И я начал заниматься верховой ездой. В смысле, сначала это было верховое стояние, потом - верховая ходьба, но до езды дело все же дошло. Очень скоро я понял, что моя официально признанная матушка опять права: Адлер оказался довольно добродушной и покладистой скотинкой. Горбушка с солью раз в день - и вот уже у нас с ним полная любовь и взаимопонимание...
   Во всяком случае, за последние три месяца немецкий битюг великолепно научился стоять как вкопанный, не обращая внимания на скачущих к нему, от него или мимо него других четвероногих. Ровно, как и на блеск стали и громкие звуки вроде оркестра или взрывов фейерверка - короче говоря, Адлер стал прекрасным парадным конем.
  
   Наша кавалькада двигалась по древнеримской дороге - Беря растолковала мне, что тесть был прав, и римляне действительно жили в Британии, и довольно долго. Так долго, что даже дороги успели построить. И очень неплохие дороги. По ним - хоть днем, хоть ночью. И не споткнешься, не заблудишься! Хотя, кажется, насчет последнего я ошибся...
   Навстречу нам двигались... двигалась... В общем, то, что мы увидели на дороге, больше всего напоминало заблудившуюся Первомайскую демонстрацию. Довольно-таки плотная толпа с какими-то фиговинами, напомнившими мне транспаранты, флагами, лентами и прочей дребеденью бойко шагала по дороге, периодически останавливаясь и выкрикивая что-то радостно-протяжное, но, к сожалению, абсолютно неразборчивое. Приглядевшись, я не обнаружил у "демонстрантов" ничего похожего на оружие, что окончательно примирило меня с их появлением на нашем пути, и я бестрепетно послал коня вперед...
   То, что случилось в следующие несколько минут, повергло меня состояние полного офонарения и заставило лишний раз сказать мысленное спасибо моей маме Беренгарии за то, что заставила меня научиться держаться в седле - сейчас это умение мне чрезвычайно пригодилось, ибо демонстранты с дикими воплями окружили нас с конем и попадали на колени...
   -...Да здравст!.. Англия!.. Свят... Геор! - вот и все, что мне удалось разобрать из общего ора.
   Какая-то женщина сунула мне ребенка и заголосила:
   - Благослови!!!
   Мать моя! А как тут благославляют?!
   Я припомнил действия отца Тука и осторожно положил на голову ребенка ладонь. Толпа зашлась в экстазе. Люди принялись скандировать:
   - Ко-роль Ро-бер! Ко-роль Ро-бер!..
   О господи! Интересно им сейчас не придет в голову нести меня на руках? Вместе с конем?!
   -...ЛЮДИ!!!
   Ой! Дал же бог Джону голосище! Толпа даже несколько сдала назад, от такого рева иерихонской трубы...
   - ЛЮДИ!!!
   Де Дитль приподнялся в стременах и проревел:
   - Король спешит к своему наследнику! ДАЙТЕ ДОРОГУ!!!
  
   ...Остальную часть пути к Ноттингему мы проделали без помех. Специально высланные вперед патрули Второго Кавалерийского расчистили путь от восторженных толп, так что к полудню третьего дня мы увидели городские стены и башни. Повинуясь внезапно нахлынувшим чувствам, я хлопнул Адлера хлыстом по крупу, и тот, радостно заржав, припустил тяжелым галопом. За мной рванулся взвод Литлей во главе со своим Гранд-сержантом, валлисцы, русичи и полк Длинного Меча. На скаку рыцари трубили в рога, русичи визжали, подражая степнякам, валлисцы выли, точно злые духи, а родичи Маленького Джона просто орали, но так, что порой заглушали всё остальное...
   Мы вихрем влетели в Ноттингем, до полусмерти перепугав стражников у ворот, и в тот же самый момент над городом поплыл колокольный звон. Сперва мне показалось, что королевский визит добрые ноттингемцы приняли за вражеский набег, но потом уловил, что тембр колоколов не похож на набат. Это был тот самый звон, что в России очень удачно прозвали "малиновым": сладкий, нежный, словно окрашивающий весь мир в розовый цвет...
   ...Найти дом тестя мне удалось со второй попытки, так что минут двадцать мы носились по городу распугивая прохожих. Но вот, наконец, заветный дом с памятными воротами, возле которых стоял всё тот же детинушка-сторож, только теперь он, ради праздника, был наряжен в новую одежду каких-то немыслимых кричащих цветов.
   Я и в прошлый раз с ним особенно не церемонился, а уж в этот и вовсе не собирался разводить ля-ля-тополя. Просто направил своего вороного немецкого Орла в нужном направлении. Детина проворно отскочил в сторону и тут же с воплем "Король! Король!" исчез в доме, чуть не снеся на ходу дверь.
   - Джон! Подарки - в студию!
   Гранд-сержант королевских бодигардов извлек откуда-то огромный ларец, в который мы еще в Лондоне пересыпали добрую толику державной сокровищницы, и только что не кубарем скатился с седла. А я уже бежал к дверям, приказав на ходу срочно тащить к Маше Бен Маймуна. Рев, которым Джон репетовал мои приказы, было слышно даже на лестнице...
   - Ваше величество, зять мой! Я рада вас приветствовать...
   Это леди Мурдах, королевская теща собственной персоной. Стоит в парадном платье, на лице играет торжествующая улыбка. Да не до неё мне сейчас...
   - Здрассьте, мама. Извините, я спешу... - и я сделал попытку обогнуть тещу, но не тут-то было.
   Шарлотта Мурдах, супруга Великого Сенешаля Англии, цепко ухватила меня за руку:
   - Понимаю, мой дорогой зять, но вам придется немного обождать - Марион отдыхает, ее нельзя тревожить... Да и вы, должно быть, немного устали с дороги?
   В зал, гулко топая сапожищами, ввалился Маленький Джон с подарками. Следом за ним торопились Уильям Длинный Меч, архиепископ Адипатус и Ральф Мурдах. Последний, увидев свою обожаемую супругу, захотел, было, заключить её в объятия, но теща уклонилась, умудрившись при этом не выпустить моего рукава, и критическим взглядом окинула всю нашу похмельную компанию.
   - Приглашаю всех, добрые рыцари, выпить за здоровье новорожденного и немного отдохнуть с дороги! - сказала она. - Путь был неблизкий, а сил за последние дни, как я вижу, вы потратили немало...
   Тесть Мурдах залопотал что-то в том смысле, что его величество - то есть я, весь извелся в разлуке с любимой женой - их дочерью, и что он не очень понимает...
   - Послушайте, кузина! - вмешался до кучи дядя Вилли. - В конце-то концов, может мой племянник увидеть свою обожаемую супругу и долгожданного наследника или нет?!
   И с этими словами он прямо-таки навис над королевской тещей. Та подбоченилась, но не успела ответить, как...
   - Может, твоя светлость, ещё как может, - раздался надтреснутый старческий голосок, - да только перво-наперво пущай отдышится, винца там глотнёт, ветчинки какой надкусит...
   Ой! Кого я вижу?! Нянюшка Нектона, собственной персоной! Старуха тем временем ухватила меня за другой рукав:
   - Красавчик ты мой! - прокаркала она хрипло. - Уж как я рада-то за вас, за тебя да за девочку нашу ненаглядную! Ты погоди, погоди, охолони маленько. Пойдем, голубчик, я тебе наливочки налью, своей, особой... За такого ладного сыночка и выпить не грех, хотя ты уж, вижу, и без того... Ну вот и отдохни с дороги! А как она проснется, так я тебя и кликну, сразу же к ней и помчишься! Ты уж ее сейчас-то не буди, не тревожь, только что заснула моя голубка... Измаялась она, бедняжка, да ничего, с Божьей помощью помаленьку все обошлось... Да ты не тревожься, голубчик, говорю же - все хорошо...
   Она все говорила и говорила, и подливала мне своей "особой" наливки, так что у меня самого глаза стали закрываться... Я подумал: если Машка спит, ну не будить же мне ее, в самом деле? Чего-то я и правда устал с дороги...прилягу... всего на пару минут... буквально...
  
   Интерлюдия
   Рассказывает король Наварры Санчо VII прозванный Сильным
  
   С башни открывается прекрасный вид на столицу и её окрестности. Могучие стены возведенные еще при отце, Санчо Мудром, надежно прикрыли город от врагов. От любых врагов. От всех врагов. Потому что Наварра окружена врагами...
   Никому нельзя верить. Альфонсо Кастильский - бездарный тупица, потерпевший поражение у Аларкоса только потому, что не пожелал делить славу победителя мавров с кем-либо ещё и попер, точно бык на корриде в одиночку на огромное войско Якуба Аль-Мансура. А потом не нашёл ничего умнее, чем обвинить меня в своей неудаче. Ха! Можно подумать, что я - его отец, который наградил его безмозглой башкой осла и самомнением петуха! Альфонсо уже пробовал силы Наварры на зуб и был бит, ещё почище, чем маврами, но до сих пор зарится на мои владения...
   Альфонсо Леонский - этот припадочный нехристь... Редкая сволочь: когда один Альфонсо был бит, этот соединился с маврами и пошёл грабить Кастилию. Предаст любого, и даже не за тридцать сребреников, а за пару медяков...
   Да уж, соседи... Еще слава Богу, что племянничек - сынок Беренгуэллы, отправил на тот свет своего кровожадного придурка-папашу, этого зверя Ричарда... Мне доносили, что Ричард собирался воевать со мной, но тут племяш сделал всё как надо. Должно быть, сестренка постаралась, позаботилась обо мне, ведь в детстве мы были очень дружны... Вот только одного не пойму: как ей удалось родить от Плантагенета, да ещё скрыть это ото всех? Ведь я же точно помню: у этой девчонки не было от меня секретов! Хотя, любовь - это такое дело...
   - Как ты думаешь, Диего: кто помогал Беренгуэлле скрыть рождение наследника Ричарда?
   Мой командир тяжелых всадников, друг детства, толстяк Диего Логроньо задумался, запыхтел, а потом неожиданно выдал:
   - Точно не скажу, но думаю, что без долгополых из Сан-Сальвадор-де-Лейре дело не обошлось. Сестра ваша, мой король, всегда отличалась своенравием... - он почесал бок.
   - Что до сих пор вспоминаешь, как она отколотила тебя палкой?
   Толстяк, было, надулся, но потом расхохотался:
   - Помнится, ваше величество, тогда и вам перепало преизрядно...
   Да уж, что было - то было. Сестренка всегда была скора на расправу, а уж когда она застукала нас подглядывающими за ней и её служанками... Если бы не Диего, принявший на себя большую часть колотушек, я бы, наверное, месяц на коня не сел. И не только на коня...
   Однако, сейчас не до детских воспоминаний. В январе сдох кровавая собака Аль-Мансур. Вот именно сейчас бы ударить по маврам: можно было бы не только Севилью и Толедо взять - стоило бы попробовать вышибить их из Европейских владений! Можно было бы, но... Кто поручится, что пока я буду гнать взашей мусульман, эта парочка Альфонсов не соединится и не захватит мою страну? Лично я бы поручился как раз за то, что эти два негодяя обязательно ударят мне в спину...
   - Сейчас выгодный момент чтобы ударить по маврам, ваше величество, - озвучил мои мысли Логроньо. - Очень выгодный. Мухаммед аль-Насир - слаб, и еще не слишком прочно сидит на троне своего отца. Нужно ударить и вышибить неверных назад, в Марокко, откуда они и явились.
   - Ударить, вышибить... А кто, скажи на милость, будет защищать Наварру, когда отсюда уйдёт наше войско? Сыновей у меня нет, братьев - тоже... Господь наградил меня только сестрами...
   Я замер, точно пораженный громом. Беренгуэлла! Вот кому можно оставить Памплону, и вот у кого есть силы, чтобы окоротить моих "милых" соседей и понятно растолковать, что Наварра им не по зубам! Племянник еще не коронован, а значит...
   "Спокойно, Санчо, спокойно, мой мальчик, - зазвучал в голове голос отца. - Не торопись. Кто сказал тебе, что молодой Плантагенет бросит всё и примчится защищать нашу маленькую державу, затерянную в горах?"
   Я даже вспотел. Действительно, что я могу предложить Роберу за помощь? Хотя... Есть у нас кое-что, что прячут монахи в подвалах де-Лейре... И это кое-что может сподвигнуть любого рыцаря на подвиги. А если нет?..
   - Слушай, Диего. Помнишь, тут к нам дней пять тому назад приехал этот... наследник Сида? Валенсийский правитель?
   - Да уж как не помнить, - Диего хмыкнул. - Не прошло и недели, а он уже вызвал на поединок двенадцать рыцарей, одного убил, а остальных так отделал... Только что-то мне не верится, что он - потомок Сида. Самозванец, неотёсанный самозванец, ваше величество...
   - Плевать! Прикажи сообщить ему, что мы ожидаем его здесь. Пусть явится немедленно. У меня есть для него поручение...
  
   Глава 5
   О семейных ценностях, народных готских песнях или "Почем опиум для народа?"
  
   -...Муж мой... Любимый... - и легкое касание... щеки... губами...
   Я, точно взметенный ураганом, воспарил над лавкой, на которой бессовестно задрых, поверженный настойкой Нектоны, сграбастал Машеньку в объятия и закружил по комнате. Он счастливо запищала, оказавшись в полуметре от пола, но тут же болезненно скривилась...
   - Больно, солнышко? Ох, прости меня, медведя неуклюжего...
   Мы сидели на жесткой скамье и целовались. Она шептала мне какую-то восторженную ерунду, а я гладил ее по волосам и тонул в огромных, лучистых, синих глазах...
   - Муж мой... Возлюбленный мой супруг... Я знаю, о чем вы мечтаете...
   Х-ха! Я и сам знаю, о чем мечтаю, а толку? Бен Маймун строго-настрого запретил...
   - Я хочу...
   Чего?! Сам хочу, но ведь нельзя же...
   - Я вижу и понимаю нетерпение, которым вы охвачены... и также желаю...
   Но ведь нельзя же! Или?.. Может Айболит ошибаться?..
   - Скорее же, мой дорогой... Следуйте за мной...
   Да гори оно всё!.. Если Маше так хочется, то, наверное, можно. Организм всегда знает, чего ему можно, а чего - нет...
   - Я уже иду, солнышко... Я так хочу...
   ЁПРСТ!!! Это же надо так обломаться!!! Оказывается, Маша сгорала от желания показать мне нашего сына, а я-то губу раскатал. Бли-и-ин! Хорошо, что хоть раздеваться на ходу не начал...
   - Ну, посмотрите же на нашего маленького Генри, друг мой!
   Я осторожно подхожу к завернутому как капуста кульку и откидываю подбитое мехом покрывальце.
   - Взгляните же, мой возлюбленный, как он похож на вас! - Маша прямо вся искрится от счастья, словно динамо-машина под дождем. - Он - вылитый отец!
   ...Ой! Мама! Что это?!! Тутанхамон, спеленатый с головы до ног какими-то причудливо вышитыми бинтами! Младенец кривит сморщенную красную мордочку... Нет, ну ничего себе, и вот это... с батон хлеба размером... оказывается - "вылитый я!" Положим, никогда не считал себя записным красавцем, но ведь я вроде как и не урод!..
   - ...Ах, если бы вы только могли себе представить, как он умен, требователен, настойчив и силен! - щебечет Машуня, наклоняясь рядом со мной над ЭТИМ. - Кормилица говорит, будто наш Генри так хватает её грудь, что...
   Бог ты мой! Да что он там может хватать, и чем? Они ж его зафиксировали похлеще, чем психа в смирительную рубашку?! У него из всех этих одеял только кончик носа и торчит...
   - Ну, правда же, он - прелесть?!
   - Угу... Красавец... - с трудом выталкиваю я из себя. - В матушку твою пошёл...
   - Ах, совсем нет! - Маша энергично встряхивает своими локонами. - Он удался в дедушек. Обоих! Такой же сильный, умный, благородный...
   Угу... Скажи еще, что он на коне так же скачет... Хотя и правда - выглядит таким же помятым, как и его синешалый дед сегодня с утра, с перепою... Ладно, авось подрастёт - посимпатичнее станет.
   - Ну, милый, ну возьмите же его на руки... Вот так...- и протягивает мне кряхтящий столбик.
   Не сломать бы его ненароком, а то будет ему подарочек от папы... На всю жизнь. Будет как этот... Ричард III... Блин, а чего это он вообще не гнется? Фанерку они ему что ли в пеленки подкладывают?
   Маша восхищенно смотрит, как я неловко и осторожно держу Генри на руках. Внезапно сверток начинает кряхтеть сильнее, а мордочка багровеет.
   - Айрин! Позовите Айрин! - кричит Маша, и ей вторит надтреснутый сиплый альт Нектоны, - Кормилицу к принцу! Шевелись, коровы!
   Одна из "коров" - достопамятная Елизавета де Эльсби, забирает у меня наследника Британской короны и утаскивает куда-то.
   - Пойдемте, царственный супруг мой, - Машенька опирается на мою руку. - Нашему сокровищу пора кушать, да и нам не повредит скромная вечерняя трапеза...
   Ужин был воистину скромным - всего пять или шесть перемен блюд, да и вина - не больше десяти литров на человека. Но тесть и тёща клятвенно пообещали, что уж вот завтра они покажут нам, как умеет гулять веселый Нотингем...
  
   ...На другой день в Ноттингем-холле все сопровождавшие меня с умилением рассматривали маленького Генриха. Хотя все, что виднелось из еще большего количества вышитых золотом одежек - это крошечная пуговица сморщенного носа, узкие заплывшие глазки и малюсенький рот. Малюсенький-то малюсенький, но орет он им - будь здоров, уже имел "счастье" убедиться. Но сейчас наследник был сыт, осоловело щурился и и имел вид исключительно нарядный и царственный. Наследник спал, как и полагается в его возрасте после плотного перекуса. Рядом стояла его кормилица - крупная, фигуристая деваха по имени Айрин. Не понимаю: почему Маша не захотела кормить сына сама? Боится грудь испортить? Да глупости это всё! У неё грудь такая... такая... в общем, её не испортишь! Во всяком случае - на мой взгляд...
   Надо сказать, что на эту самую дойную Айрин положил глаз батька Тук. Что-то там у неё с мужем случилось - я, честно, особо не интересовался, но бабёха осталась вдовой. В интересном положении. Не знаю, какая бы жизнь ожидала её дальше, но она подвернулась на глаза Машуне, и та, со свойственной ей простотой заявила, что кормилицей королевского отпрыска будет вот эта... Айрин Родионовна. Ну, что ж: может, из юного Генриха вырастет Солнце Английской поэзии? Вырастила же Арина Родионовна Пушкина...
   Вот только наш бравый Адипатус просто-таки горит желанием исповедать кормилицу принца. Вон, опять встал так, чтобы иметь возможность ущипнуть дамочку за... Вот зараза! Уже ущипнул, да так, что та аж подпрыгнула. Балбес Кентерберийский! Торжественный прием, а он... Ему, между прочим, сейчас крещение проводить...
   - Слышь, святой отец, - я дернул его за рукав сутаны. - Ты, давай-ка, не расслабляйся, и настраивайся на возвышенное. Тебе сейчас крестить...
   Он кивнул и скорчил умильную физиономию:
   - Окрестим, твое величество, вот клянусь Святым Дунстаном - окрестим! Всё будет хорошо, сын мой...
   - А кого крестить? - встрепенулась Маша. - Генриха уже окрестили. Приезжал отец-настоятель из аббатства Святой Девы Марии. Который нас венчал...
   - Как это?! - сказать, что я ошарашен - вообще ничего не сказать! - А чего же меня-то не дождались?!
   - Но милый... - В голосе Машеньки звучит неподдельное удивление - Разве можно с этим медлить? И аббат сказал, и вообще...Ведь ты же не знаешь: наш Генри родился так быстро и так неожиданно, что мы все - и я, и матушка, и Нектона - все, буквально все, говорили, что Святое Крещение поможет малышу! А те целители, которых ты велел слушаться, как Беймамона, разрешили и сказали, что заступничество Иисуса Христа не повредит...
   Вокруг все удивленно молчали. Наконец, Адипатус прокашлялся и спросил:
   - А... Э-э-э... И кто же стал крестным отцом наследника?..
   Машенька не успела ответить, как в дело встряла любимая тёща:
   - Аббат сказал, что самым лучшим крёстным будет дедушка нашего маленького Генри - граф Солсбери.
   - Дядя? - я пораженно уставился на Длинного Меча. - И когда же ты успел? Чего-то я не помню, чтобы три дня назад ты был достаточно трезвым для церемонии крещения. Да и в Ноттингем ты не ездил...
   Дядя Вилли смотрит на меня с не меньшим удивлением, но вдруг на его лице начинает проступать понимание...
   - Меч, что ли, мой принесли? - И уже отвернувшись от меня - Аттельстан! Где тебя носит?! Ты с моим мечом на крестинах был?!
   Та-а-ак... Опять непонятки... Если неведомый мне Аттельстан присутствовал на крестинах с мечом или без него, то каким образом это связано с крестным отцом?..
   Но тут мне растолковали такое... Оказывается, в эту "Темную эпоху мрачного Средневековья", когда самым быстрым транспортом был конь, и было просто-напросто сложновато успевать вовремя туда, где тебя ждут, изобрели неплохой способ, позволяющий быть в нескольких местах одновременно. На посрамление дедуле Эйнштейну! Короче, опуская малозначительные, но весьма многочисленные подробности, тут было так: если мужчина отчего-то не может быть на какой-то церемонии - вместо него присутствует его меч. А если женщина - её прялка! Так что если, к примеру, родители сговорились о свадьбе - священник в лёгкую обвенчает меч и прялку, а жениха и невесту никто и не спросит. Даже в церковь не пригласят...
   И крестными маленького Генри стали его двоюродные дедушка и бабушка - граф и графиня Солсбери. Меч и прялка. М-да... То-то сын в своих одежках практически стоит как солдатик. Они что - и туда какой-нибудь мечишко завернули? А что, от них всего можно ожидать...
   А между прочим: дядюшкину супругу я так до сих пор и не видел. Пригласить её в Тауэр, что ли? Пусть Маша и Беренгария займутся воспитанием моей малолетней тетушки...
   -...И всё равно: я настаиваю, что мне необходимо посетить аббатство Святой Марии, повидаться с достопочтенным аббатом и продолжить наш диспут о Блаженном Августине!..
   Господи! Чего это папаша Тук так раздухарился? Диспут его с аббатом?, Ага, ага, помню я этот диспут, как же... Как сейчас слышу последние аргументы: "Будем вместе венчать, ты - отрыжка Нечистого! А коли и дальше будешь упираться - клянусь святым Клементом! - через мгновение ты будешь висеть на колокольне вместе с колоколами, а я, так и быть, подберу для братии нового аббата!"
   -... А потому я прошу тебя, мой духовный сын и мирской владетель - позволь мне, недостойному служителю матери нашей, Святой Римской Церкви, посетить Аббатство Святой Девы Марии! Заклинаю тебя, позволь!..
   - Отец Ту... э-э-э, Адипатус! Да встань ты с колен, едрить тебя в коромысло! Джон! Пусть архиепископа немедленно поднимут!
   Четверо Литлей, хакнув от натуги, подняли нашего тучного замполита и утвердили его в вертикальном положении.
   - Твое преосвященство! Да езжай ты, куда хочешь! Чего тебе ещё-то надо? Я не поеду. Дай с женой побыть, душевно прошу...
   - Так и не надо, ваше величество, - неожиданно легко согласился Тук. - Я вот только с собой Шервудцо-Нотингемцев возьму, а то без свиты как-то...
   Господи! Да пусть берет, кого хочет! Заодно, пусть монахи нашу пехоту покормят...
   Архиепископ торопливо откланялся и ушел, остальные потянулись за ними, и, наконец-то, мы с Машей остались одни... ну, если не считать двух десятков Литлей во главе с гран-сержантом...
   - ...Милый, скажи: ведь это неправда?
   - Что, солнышко?
   Она мило распахивает свои огромные глаза:
   - У нас говорят, что это... что король Ричард... ведь это - не ты, правда?
   Я не успеваю ответить, как Маленький Джон радостно сообщает:
   - Не, это не он... Он, эта... король Робер, а тот... папа его был, в общем...
   Машенька невольно улыбается:
   - О, сэр Джон, вы как всегда честны, надежны и прямодушны... Но я имела в виду другое... - Она делает над собой явное усилие, - Муж мой, ведь это ложь, что именно вы убили вашего отца, нашего короля Ричарда?!
   Соврать ей или правду сказать? Блин, она, конечно, наивная девчонка, но кое-что знает... Да и меня знает совсем неплохо: соврёшь - уважать перестанет, скажешь правду - а вдруг возненавидит отцеубийцу?..
   - Ваше величество, - басит вдруг Джон. - Вот и я, и брательник мой Мик, и вот еще один брательник - Лем, и дядька наш Милвил - все мы при его великстве неотступно были. И господом богом поклясться можем: никто не смеет сказать, шо именно командир Ричарда пристукнул! Ну?!
   И он обвел свою родню ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНЫМ ВЗГЛЯДОМ. Обычный человек от такого взгляда инфаркт может получить. Или родить неожиданно, если природа позволит...
   - Дык... эта... - верзила Лем, не уступающий гран-сержанту ростом - только чуть-чуть поуже в плечах, откашливается, - Эта самое... оно, конечно, никак... да если... Ричарда ж копьем ударили... и кинжалом... и из арбалета...
   - Да не из одного, - сообщает Милвил. - Там арбалетных-то болтов одних - штук пять торчало, не мене...
   Дядя Джона не зря носит прозвище "Мельничное колесо" - широкий, почти квадратный, он производит впечатление скульптуры, сложенной из пушечных ядер: круглая голова, круглый живот и чудовищных размеров круглые кулачищи - все это внушает какую-то уверенность и основательность. И Маше - в том числе.
   Она расцветает, еще несколько раз переспрашивает Литлей, точно ли они знают, что я никуда не отлучался и никак не мог нанести Ричарду подлый удар? Получив утвердительный ответ, Маша успокаивается и начинает рассказывать мне о том, как маленький Генри ест, спит, пускает пузыри, облегчается и так далее, и тому подобное... Я слушаю её в пол-уха, а сам думаю: как это так вышло, что Джона считают чуть ли не дурачком? Ведь он и не соврал, и правды не сказал, а просто ответил на поставленный вопрос абсолютно точно. Иди там разбирайся: чья именно стрела, или копье, или кинжал отправили на тот свет Ричарда? А значит, никто не может сказать, что Львиное Сердце ухлопал именно я...
  
   ...Торжественный обед в Ноттингем-холле был парадным-препарадным! Во главе стола - мы с Машей, по правую руку - дядя Вилли, по левую - тесть с тёщей. Дальше идут Энгельс с Алькой, Маркс с парнями, русичи, валлийцы и все-все-все остальные - с дамами, девицами, или в одиночку. Прислуги у тестя не хватило, так что пришлось подтянуть слуг из города: от нового шерифа, парочки баронов и даже из местных трактиров. В результате мы имеем бурное пиршество, сопровождаемое нестройными застольными песнями, бешенную суматоху перепуганных свалившимся на них высоким доверием официантов, изыски местной кухни, от которой я всегда был не в восторге, и море разливанное вина, от которого я всегда в восторге был.
   - Po dikim stepyam Zabaykalia... как там дальше, граф?!
   Это Алька пытается спеть мою любимую песню. Энгельрик мучительно напрягается, но тут внезапно песню подхватывает Маша:
   - Gde zoloto voyut zatrah...
   Глядя на то, как она старается, мне удается задавить душащий меня смех.
  
   Brodyaga mumu propinaya
   Tashchilsya s sur'moy na pechah.
  
   Хор пирующих дружно подхватывает этот безумный припев:
   - Ташчился с сурьмой на печах.
   Я слышу, как тёща Шарлота тихонько шепчет тестю:
   - Милый мой, скажи: освоил ли ты уже этот дивный и напевный готский язык? О чем поёт наша дочь?
   Ответа я услышать не успел, потому что...
   В пиршественную залу ворвался - нет, буквально влетел, впорхнул монах в развевающейся сутане. Он диким взглядом обвел всех присутствующих, узрел мою персону и кинулся ко мне, завывая на ходу:
   - Там!.. Ваше велич!.. Архиепископ отца-настоятеля... Вешать повелел!..
   На этом интереснейшем моменте он зацепился ногой за щербину в каменном полу и растянулся плашмя, свалив двух нерасторопных прислужников, которые в свою очередь вывалили блюдо с какими-то мелкими зажаренными птичками прямо на русичей. Те вскинулись, и жизнь слуг повисла на волоске, но я успел вмешаться...
   - Сидеть! - И уже монашку - Что у вас там стряслось?!
   Монашек, всхлипывая, сбивчиво поведал жуткую историю о том, как архиепископ Кентерберийский явился под стены аббатства в сопровождении целого полка ветеранов; как аббат встретил хлебом-солью (читай: вином и жареными гусями!) высокое (читай: толстое!) начальство и сопровождающих его лиц (читай: небритых разбойничьих морд!); как владыко Адипатус возжелал проверить финансы аббатства и уединился с отцом-келарем... Вот на этом событии монашек споткнулся и разрыдался.
   - Господин архиепископ... он... господина аббата... посохом...
   - Благословил? - подсказывает, давясь от смеха, добрая душа - сэр Джон де Литль.
   - Угу... а господин аббат - господина архиепископа...
   - Чё, тоже посохом? - уточняет гран-сержант "надежной, вооруженной до зубов королевской охраны".
   Монашек истово кивает:
   - И тиару сбил... А господин архиепископ... кувшин... со стола...
   - Треснул твоего аббата кувшином?
   Это уже граф Солсбери тоже заинтересовался похождениями своего бывшего соперника в делах любовных, а ныне - "лепшего кореша", исправно отпускающего Длинному Мечу все его грехи.
   - Н-нет... - всхлипнул монашек. - Он... ему... его... надел... на голову... снять не смогли... разбить пришлось... только кусок... от горлышка... так у отца-настоятеля... и торчи-и-и-ит...
   Из дальнейшего прерываемого рыданиями рассказа, выяснилось, что монахам удалось каким-то чудом вытолкать отца Тука за ворота, где на приволье расположился Шервудско-Нотингемский полк, занятый дегустацией трех выкаченных бочек вина. Узрев такое непотребство, ветераны подняли сбитого с ног и с толку Примаса Англии и кинулись к монастырю выяснять, не много ли святые отцы на себя берут?
   Как обитателям аббатства удалось запереть ворота, монашек объяснить не мог. Решительно. Но это не помогло. В смысле - не совсем. Полк ветеранов под командой святого отца и духовного вдохновителя немедленно начал готовиться к штурму. Обитатели обители, сообразив, что дело пахнет керосином, послали гонца к королю - ко мне, то есть. Для чего означенного монашка спустили со стены на веревках, и он припустил во весь дух в Нотингем.
   - Извини, дорогая, - отхохотавшись, я поцеловал Машеньку, - но мне срочно надо скакать в аббатство Святой Девы Марии, пока эти охламоны не разрушили до основания место нашего венчания... Джон, пусть готовят коней!..
  
   ...Возле стен святой обители мы появились минут за двадцать до решительного штурма. Ветераны подошли к делу со всей основательностью: приготовили толстые вязанки хвороста вместо щитов, такими же вязанками забросали ров, вырубили длинные шесты в ближайшей роще, связали лестницы... Лучники взяли под прицел участок стены, а копейщики уже изготовились начинать. Чуть в стороне от лучников стоял отец Тук. Тиара, надетая на тщательно забинтованную голову, придавала ему вид одухотворенный и грозный...
   - Святой отец, ты чего это затеял?
   - А-а-а, это ты, сын мой... - отец-замполит повернулся ко мне. - Вот, видишь?
   И он указал мне на забинтованную голову.
   - У меня разбиты голова и вера в человеческую добродетель, - сообщил он с удрученным видом. - И кем? Этим никчемным, вислозадым, своекорыстным грешником, что лишь по недосмотру свыше мог стать аббатом...
   - Вы хоть из-за чего схлестнулись-то? Я так понял, что сперва-то вас приняли хорошо?
   Тук грозно сверкнул глазами:
   - Приняли?! А ты знаешь, что удумал этот толстобрюхий нечестивец?!
   - Допустим, ты у меня тоже не с голоду опух... Ну, и что он там придумал?
   - Начал святынями торговать! А ты говоришь...
   М-да, это, разумеется, нехорошо... Христос, помнится, изгонял торгующих из храма... Но, всё-таки, это еще не повод, чтобы штурмовать мирное аббатство. Можно просто лекцию прочесть в воспитательных целях, например, покаяние какое наложить. А то сразу - в атаку и под нож?..
   - Слышь, Адипатус, а ты палку-то не перегнул? Ну, может, они и продали там парочку каких-нибудь не сильно важных святынь, ну... не знаю, что-то типа святых мощей Юстаса-Алексу, или волшебного камушка великомученика Мальчика-с-Пальчик?
   Бравый замполит побагровел от праведного гнева:
   - Когда бы так! Но ведь он, язычник подлый, вздумал торговать лоскутами от крестильной рубахи твоего, государь, наследника - юного Генри!
   Чем-чем он там торгует?! Я сошёл с ума, или что?!
   А отец Тук, не замечая моего ошарашенного вида, продолжил:
   - И добро бы, истинными лоскутами торговал, так ведь в то полотно, что он на лоскуты извел, уже можно троих таких, как Джон запеленать! Он их по два пенни за лоскут отдает, а наторговал уже на два фунта!
   Рядом тихо ржал гран-сержант Джон де Литль. Я попытался представить себе это количество ткани - и не смог, запутавшись в местной монетной системе. А замполит Кентерберийский окончательно вошел в раж:
   - И все себе захапал, безбожник! А ведь по всем законам крестить наследника я должен был! Говорю ему: "Отдавай половину!", а он... - Тут отец Тук смачно сплюнул и вопросил, - Ну, и как мне было сдержаться?!
   Уильям Длинный Меч, прискакавший вместе со мной и своим полком, не сдерживаясь, хохотал в голос. Грохотали басы моей личной стражи, и я сам с трудом держался. Но так или иначе, эту комедию пора кончать...
   - Так, штурм отставить. Джон, поехали, с монахами побалакаем...
  
   ...Аббатство встретило нас недоверчивой тишиной и закрытыми воротами. Но хоть стрелять не начали...
   - Джон, крикни им, что я с отцом-настоятелем хочу говорить...
   От рева гран-сержанта содрогнулись стены, а потом нам ответил визгливый дискант:
   - Ваше высочество...
   - Величество, - машинально поправил я.
   И тут же горько пожалел об этом. Если опустить русский мат с английским акцентом, то де Литль просто проинформировал невидимого собеседника о правильном титуловании моей персоны, но если не опускать, то орал он добрых пять минут.
   За стеной молча переваривали услышанное, а потом крикнули:
   - Ваше величество! Помилуйте!
   - Ворота откройте! Жизнь гарантирую!
   С жалобным скрипом поехали в разные стороны створки... О, вот и сам отец настоятель. Увидев его, Маленький Джон фыркнул и шепнул мне:
   - Командир, глянь-ка - близнец!
   Голова толстяка-аббата была замотана ровно также, как и башка Тука, а из повязки, на манер тиары, крепко засевшее на лысой голове горлышко с чудом уцелевшей ручкой. Я усмехнулся и поманил его пальцем:
   - Ну, и чего ты, король Лир, с архиепископом не поделил?
   Толстячок рухнул на колени:
   - Ваше величество! Аббатство-то у нас совсем бедное! Еле-еле концы с концами сво...
   - Отставить врать! Знаю я, какие вы бедные. Теперь по существу: Библию читал? Там, где господь велел делиться?
   Аббат жалобно вздохнул.
   - Значит так: сейчас идешь к отцу Ту... то бишь Адипатусу, каешься перед ним, потом миритесь. Дальше: этими святынями торгуете по принципу: треть - тебе, треть - архиепископу, треть - в казну. Вопросы?
   Лицо аббата вытянулось, и он рухнул ничком:
   - Ваше величество! Помилуйте! Да как же это?!
   - Молча. После покаяния решите, сколько вам еще потребно полотна, сколько - целых рубах, сколько еще чего там... - Я соскочил с коня и потрепал бедолагу по плечу, - Чудак. Ну сколько ты бы еще продал? На пару фунтов? А тут - по всей стране торговать начнешь. И отставить дуться! А то, как бог свят, я к твоей идее евреев подключу. Они быстро разберутся: что, как и куда... Ну, топай, гений святой коммерции. Через полгода заеду - праздник Святого Йоргена отпразднуем...
   - Святого Йо... Йоргена? - ошеломленно пробормотал аббат. - Но такого святого нет...
   - Нет - так будет! - успокоил я. - Делов-то.
  
   Историческая область Англии, в прошлом - независимое королевство.
   Замок во Франции, при осаде которого в 1199 был убит Ричард Львиное Сердце.
   Эдвар (Эдуард) Маршадье (Меркадье) (? -1200) - один из близких сподвижников Ричарда Львиное Сердце.
   Альфонсо VIII Кастильский или Альфонсо Благородный (1155-1214) - король Кастилии с 1158 г. Был женат на дочери Алианоры Аквитанской, сестре Ричарда Львиное Сердце и Иоанна Безземельного Элеоноре Английской.
   Прозвище Ричарда I, причем при жизни его куда более известное, чем "Львиное Сердце"
   Алиенора Аквитанская (1124-1204) - герцогиня Аквитании и Гаскони, графиня Пуатье, в 1137-1152 гг. - королева Франции, в 1154-1189 гг. - королева Англии. Одна из богатейших и наиболее влиятельных женщин Европы своего времени. Алиенора была супругой двух королей -- сначала короля Франции Людовика VII, а затем короля Англии Генриха II Плантагенета, матерью двух английских королей - Ричарда Львиное Сердце и Иона Безземельного. У своих противников получила прозвище "Аквитанская волчица".
  
   См. книгу "Робин Гуд с оптическим прицелом: снайпер-попаданец".
   Католическая молитва "Отче наш..."
   Имеется в виду второй сын (первый умер в раннем детстве) короля Генриха II - Генрих Молодой или Младший (1155-1183). Назначенный в 1170 своим отцом со-королем Англии, он дважды восставал против своего отца, что привело к затяжной гражданской войне.
   Иов 33:23-24.
   См. книгу "Робин Гуд с оптическим прицелом: путь к престолу".
   Петр 5:2-3
   В отличие от Романа, авторы в курсе, что словосочетание "малиновый звон" происходит от названия бельгийского города Малин (Мехлен), где был разработан и получен особо удачный сплав для изготовления колоколов, дающий т.н. "переливчатый" звон.
   См. книгу "Робин Гуд с оптическим прицелом: путь к престолу".
   Санчо VII Сильный (?-1234) - король Наварры (1194-1234). Удачливый полководец, родной брат Беренгарии Наваррской - жены Ричарда Львиное Сердце.
   Абу Юсуф Якуб Аль-Мансур (ок.1160-1199) - правитель государства Альмаходов (1184-1199). В ознаменование своих военных успехов он взял титул "аль-мансур", что значит "победитель".
   Имеется в виду Альфонсо IХ Леонский (1171-1230) прозванный "Барбосо" (Мокробородый) из-за частых припадков, во время которых у него изо рта шла пена. В 1197 году Альфонсо женился на своей кузине Беренгарии Кастильской, и за брак с близкой родственницей был отлучен Папой Целестином III от церкви.
   Название одного из старейших монастырей Испании, расположенного в Памплоне.
   Сид Кампеадор, более известный как Эль Сид Кампеадор, настоящее имя - Родриго Диас де Вивар (1041-1099) - кастильский дворянин, военный и политический деятель, национальный герой Испании, герой испанских народных преданий.
   В описываемый период графине Солсбери действительно было не более двенадцати лет.
   Mill wheel - мельничное колесо (англ.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оценка: 6.42*10  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"