Roland Setmor : другие произведения.

Часть первая - Предатель или скептик?

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Остальные части временно удалены по независящим от автора обстоятельствам ))


  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава первая.

Альбом детских фотографий.

   Предназначение... Слово, которое многие путают с судьбой. Однако, это не одно и то же. На Пути Предназначения еще можно встретить выбор, а у тех, кто ведом судьбой, его, как такового, нет. А если и есть - то это лишь не более чем утешающая иллюзия.
   Некоторые считают, что Предназначение одно на всех, и имя ему - Смерть. Я же думаю, это не совсем верно. Предназначение - оно где-то в этом отрезке между первым и последним ударом сердца. А Предназначение в смерти - оно существует для тех, кто просто не успел найти его при жизни. Или же все-таки нашел... но попросту не хватило сил, чтобы пройти этот Путь.
  
  
  
   Меня угораздило родиться в Дрим-Пойнте, городке, затерянном от остального мира. В городке, где вряд ли у кого найдется время или желание всерьез подумать о том, для чего он собственно родился. Здесь все живут просто так, по инерции.
   А местечко это можно действительно считать затерянным: до ближайшего города порядка тридцати миль; с двух сторон Дрим-Пойнт огибает небольшая речка, с третьей - его подпирает лес, с четвертой же - расходятся из одной ветки целых три дороги. И безо всякого преувеличения хочу заметить, что одна из этих дорог сыграла решающую роль в этой истории.
   Итак, родился я и жил почти до восемнадцати лет в такой вот, извиняюсь, заднице Западной Виргинии.
   Люди в Дрим-Пойнте, смею вас уверить, живут, как жители любого другого городка на Земле. Городка, но не города. Те, кто жил какое-то время и в провинции и в мегаполисе, как я, поймут про что речь. Разницу эту впрочем, не так то просто уловить, а еще и понять, в чем она заключается. Но она есть.
   Думаю, у каждого из наблюдателей будет свое мнение, пусть и схожее в общих чертах, но подобные сравнения, тем не менее, всегда пропускаются через призму собственных взглядов.
   Я, например, считаю, что мельтешение, подобное нью-йоркскому, рано или поздно приводит к тому, что ты начинаешь слышать некий зов... приглашающий в пустыню экзистенциальности. В Нью-Йорке у большинства его жителей вечная нехватка времени. Замыкание на себе и своей работе, жизнь среди толпы, не обращающей на тебя внимания, равно как и ты на нее. Люди здесь торопятся делать свои дела, ты тоже. В этом городе - ты лишь шестеренка в громадном механизме. И если не почувствуешь себя здесь, прожив пару лет, в той или иной степени обезличенным, то уж одиночество ощутишь точно. Каждый день в толпе тысяч незнакомых тебе людей.
   В провинции же почему-то довольно часто находится время - если только есть желание - увидев знакомого тебе человека, не только поприветствовать его, но и обмолвится с ним, как минимум парой словечек. Поболтать о погоде, о том, что Сэм уже третий год возится почти каждый день в гараже, а все никак не может завести отцовский Плимут. Или что Сондра готовится родить очередного ребенка. Или что у мисс Болтон попала под машину одна из ее пятнадцати кошек.
   И то, что у тебя есть время на подобные разговоры, одна из многих причин, по которым у тебя меньше шансов почувствовать себя одиноким... чужим, среди себе подобных. Вы же, если представится случай, можете поискать другие причины и отличия. У меня на это уже нет времени. Надо просто продолжать эту историю. Чтобы успеть ее закончить.
  
  
  
   Одним из первых моментов моей сознательной жизни был тот, когда я помню себя стоящим на кухонном столе и разглядывающим отрывной календарь. На листке дата - " 31 декабря 1985 года". Вот вам и вся картинка из памяти. Что было до вышеозначенной даты - черт его знает. В-общем, на тот день мне было три года и четыре месяца. Все же дальнейшие эпизоды, по крайней мере в этой части романа, я могу привязать к определенной дате, если она только есть под соответствующей записью в моем дневнике или просто очень хорошо врезалась в память.
  
  
  
   В большинстве автобиографий часто, особенно в начале, затрагивается тема родного дома. Обычно о нем говорится с какими-то теплыми словами и прочей ностальгической фигней. В моем случае такого, пожалуй, не выйдет.
   Представьте себе небольшую квартирку на первом этаже двухэтажки, построенной еще во времена Депрессии. Две спальни, кухня и туалет. Вот и все дела. В комнатах явно не хватает обоев, трещины по потолку... и в один прекрасный день кусок потолка из коридорчика, соединяющего сортир и кухню, рухнул мне на голову. Так и случилось мое первое мозготрясение, было мне пять лет. (Второе произошло, когда я мыл окна в канун какого-то католического праздника и вниз головой свалился с подоконника. Но уже несколькими годами позже).
   Короче, мое родное гнездо, явно требовало ремонта, находясь в откровенно аварийном состоянии. По этому поводу моя мама неоднократно обращалась в городской муниципалитет, но без толку. Там ее кормили завтраками. В смысле обещаний. И могу ли я в таком случае положительно отзываться о своем родном городе и доме в частности? Впрочем, относительно некоторых моментов моей жизни в Дрим-Пойнте, я способен сделать исключение.
   Так что, вот вам картина родного дома. Как все это повлияло на формирование моей личности, характера и прочего - кто его знает. Только несколько фунтов штукатурки, упавших на голову пятилетнего малыша, вряд ли могут оставить светлый след в памяти. Хотя, можно сделать предположение, что именно этот инцидент повернул мои мозги в сторону сочинительства. Может это и шутка, а может и нет.
   А еще в моей квартире детства был вышеупомянутый сортир с провалившимся полом. Мама стелила поверх дыры старые двери и доски, которые находились на какой-нибудь свалке. Двери обычно подходили по размеру, но со временем кончался даже второй срок их применения. Они попросту сгнивали. Потому как в доме, помимо прочего, царила ужасная сырость. Хрен ее знает, по какой причине, но она была.
   Зимой же среди этих стен блуждал холод. Приходилось включать масляные обогреватели, зажигать газ на плите, и таким образом мама пыталась сделать температуру в квартире более-менее пригодной для жизни. Помню ночи, когда меня не спасало теплое ватное одеяло, и я просыпался со стучащими зубами и мурашками по всей коже.
   Короче, условия хоть и спартанские, но гладиатором я не стал. Вместо крови я проливаю чернила.
  
  
  
   На нашей лестничной площадке было две квартиры. Соседствовали мы с семейством Лайтманов. И было здесь что-то похожее на войну.
   Моя мамуля несколько раз дралась с миссис Лайтман, в разговорах часто называла ту первой шлюхой штата, да и вообще имела крайне отрицательное мнение обо всей этой семейке. Не знаю, следствие ли это неудачного первого брака моей мамы с братом миссис Лайтман, или были действительно реальные подоплеки считать эту семью достойной геенны огненной, но лично я всегда старался держать нейтралитет. Лишь где-то за два года до своего отъезда из Дрим-Пойнта, я начал здороваться с Лайтманами. Наверное, понял, что эти разборки меня вроде как не должны колышить.
  
  
  
  
   Впрочем, можно на время отбросить посторонних, и рассказать о моих личных отношениях с матерью.
   А отношения между нами были сложными. Пока я не научился отвечать должным образом на ее выпады и не приобрел своего рода броню, она то и дело орала на меня и лупила по поводу или без оного. Не сделал уроки - ремень, не убрал со стола - летящая в меня посуда, забыл заправить постель - расплата неминуема. Такие дела, сказал бы Курт Воннегут. Один раз по мне прошлись выбивалкой для ковров. Следы побоев заживали около двух месяцев.
   - В библии сказано, - любила повторять моя мамуля. - Что лишь кнутом можно выбить из ребенка дурь и сделать его человеком.
   Лично я такого места в этой книжке так и не нашел. Хотя и прочел ее пару раз от корки до корки. Один раз по принуждению, второй - по собственной инициативе. Может, хреново читал.
   Короче, такая вот если не тирания, то что-то около того.
   Но я думаю, что все-таки должен сказать спасибо той женщине, благодаря которой я и появился на свет. Против такой истины вряд ли можно погрешить. Насчет мужчины также участвовавшем в моем производстве... "спасибо", папа, и тебе. Хотя я и знаю тебя только по фотографии.
  
  
  
   Да, мое детство проходило в полной безотцовщине. Когда мне было одиннадцать, в семье появился мужчина по имени Алан, но он исчез спустя полтора года. Причина? Мамин характер и ничто иное. Она постоянно упрекала его, что он а) слишком много курит, б) мало зарабатывает, в) она не может слишком часто (чаще одного раза в месяц) ложится с ним в постель, ибо ей не позволяют ее христианские убеждения. Странно, а откуда тогда взялась заповедь "плодитесь и размножайтесь"?
   В общем, Алан исчез так же внезапно, как и появился. Жаль. А то я уже был готов называть его "папа".
   Родной же мой отец даже и не думал платить на меня алименты. Мать неоднократно подавала на него в суд, но каждый раз ей отвечали, что поиски данного субъекта пока что не увенчались успехом.
   Короче от отца мне досталась в наследство только фамилия. А на большее я и не претендую.
   На единственно уцелевшей фотографии, по которой я и знаю облик отца (остальные мама вроде все сожгла), запечатлен человек в ковбойской шляпе, сидящий на капоте "бьюика". Вокруг - огни Лас-Вегаса, и множество людей на заднем плане. Отец улыбается какой-то странной улыбкой. Смесь хитрости и показного дружелюбия. Нет, я не мастер составлять психологические очерки по фотографиям людей, просто эта улыбка создает лично у меня именно такое впечатление. В глазах же, смотрящих прямо в объектив, поселилась усталость. А еще на отце кожаная жилетка, джинсы и сапоги на высоких каблуках. Фотка, если судить по надписи с обратной стороны, родом из 21 июня 1978 года. И это собственно вся информация, которую я могу получить по этой фотографии.
   На словах о нем можно сказать немного больше. Хотя услышанное о нем исходит только от матери, то есть надежд на объективность мало. Если нет вовсе.
   Мама говорила в основном так:
   - Вор он. Наглый вор. И как только меня угораздило с ним сойтись? Господи, за что мне такое наказание?.. И ты весь в его породу. Смотри у меня, если не желаешь вырасти умным порядочным человеком, то лучше я прибью тебя прямо сейчас... Ты меня понял?
   Мне в таких случаях оставалось только кивать.
   Плюс к этим словам далее иногда лился местами нецензурный поток слов относительно моего отца, откуда я с трудом мог выловить что-нибудь более-менее достоверное о своем предке.
   Иногда в особо эмоциональных всплесках, с губ моей мамы срывалось обещание, что она "вот возьмет и отправит меня к отцу". В никуда, то есть. В семнадцать лет я и отправился почти что в этом направлении. А попал в Тэйлвилль.
  
  
  
   Думаю, вы уже поняли, что жилось нам тяжело не только в плане общения друг с другом. Но и с денежками было не очень. С 1979 по 1982 годы мать работала кассиром в банке. Затем ей пришлось уйти в декретный. А когда она вернулась, оказалось что вопреки связанной с этим статье трудового кодекса, директор банка отдал мамина место кому-то еще. Тогда она пошла работать в контору соцобеспечения. Родила она меня поздно, в тридцать восемь лет. Теперь же ей уже перемахнуло за сорок, и в большинстве вакансий ей отказывали именно по той причине, что работодатели заинтересованы в молодых и перспективных. Так что особого выбора у нее не было. Пришлось хватать то, что предлагают.
   И в этот последекретный период маме пришлось за мизерную оплату ухаживать за престарелыми людьми, которые многое что не могли уже сделать самостоятельно. К некоторым из маминых "клиентов" приходилось ходить и мне, когда у миссис Джонс с третьего этажа не было времени, чтобы приглядеть за мной.
   Помню, как во многих квартирах царили неприятные запахи. Болезни, старости, приближающейся смерти. Нет, тогда я не понимал этого, и лишь предполагаю сейчас... но чем там еще могло пахнуть? Разве что застоявшейся мочой.
   Помню беззубые, улыбающиеся рты, сморщенную кожу, костлявые руки, иногда поглаживающие котов - кастратов или иных питомцев, скрашивающих ожидание неизбежного... Думаю, кое-что из этого все-таки повлияло на мою дальнейшую жизнь. Полуослепшие глаза, высматривающие приближение фигуры в белом саване... Ну, вы понимаете, да?
  
  
  
   В детстве мне много раз приходилось быть на волоске о смерти. И где-то в трети случаев это было по вине автомобилей. Помню трехколесный велосипед, я, давящий на педали, катящий по зебре перехода, мама в нескольких шагах у меня за спиной, только начинающая окрик, что еще горит красный... визг тормозов и передний бампер останавливается в футе от меня и велосипеда. Вроде я начал орать. Меня дернули назад, треснули по затылку, и мой крик смешался с криком матери. А на следующий день этот велосипед уже валялся на свалке.
   Но все же первый (или таки один из первых?) серьезных случаев был связан с прививкой от кори. По словам матери, было мне тогда два года от роду, и почти вся моя кожа превратилась в красную хрустящую корочку. А вдобавок к общей картине, из горла и носа начала хлестать кровь. Были врачи, сошедшиеся во мнении, что я не жилец. Мама послала их на хер, забрала меня из больницы домой... и я выжил. Мама говорит, что читала молитвы и все такое. Я же не собираюсь выдвигать гипотезы по этому поводу. Я знаю, что христианская магия - штука вполне действенная, и готов это признать, несмотря на то, что уже давно покинул эти ряды.
   А вот случаи с угрожающим визгом тормозов еще были. И я не хочу утомлять вас подробностями, большая часть которых попросту позабылась.
   С водой же наиболее запомнившийся случай (и подозреваю, что единственный, вроде мне хватило одного раза, чтобы потом инстинктивно напрягаться при виде большого скопления воды), был таким. Всего лишь в полумиле от дома была (и есть сейчас, вроде не должна была пересохнуть) речушка, но я, в детстве иногда совершавший - если позволяло время - довольно длинные прогулки, решил как-то посреди жаркого лета, что неплохо бы залезть в озеро и немного охладиться, если уж оказался поблизости. И плевать, что это озеро на деле - лужа-переросток. Там обычно купались подростки с переносными магнитофонами и выпивкой, да и вообще все, кому не лень пройти пару миль на восток от дрим-пойнтской окраины. Главное, что в это озеро не сбрасывались отходы с химического завода, как в случае с рекой.
   Было мне тогда одиннадцать. Я разделся и зашел в воду. Плавать я так до сих пор не научился, да ну и хрен с ним. Главное, что так или иначе вполне можно поплескаться у берега. А я вот решил поиграть с судьбой и забраться чуть дальше. Зачем? Без понятия. На деле, я не такой уж и рисковый человек. Короче, забрался, стал плескаться дальше. Когда вдруг песчаное дно сменилось глинистым, и я начал соскальзывать. Помню нелепые попытки подпрыгнуть, чтобы вдохнуть в себя внезапно закончившийся кислород... Комедия обещала закончиться трагедией, если бы не парень, загорающий на берегу, до которого доперло, что я не прикалываюсь, а тону на самом деле. Тогда он нырнул, доплыл до меня и вытащил на берег. Где парой приемов заставил меня исторгнуть из себя где-то с пол-литра озерной водички. После чего похлопал по спине и сказал:
   - Да брось, ничего страшного, бывает и хуже. Посиди, отдохни. А вот научиться плавать тебе бы не помешало.
- Угу, - выдавил я. - Спасибо.
   Он хмыкнул и вернулся к своей подруге, на свое одеяло. А я посидел еще немного на солнце, отдышался и потопал домой... И с тех пор предпочитаю плескаться лишь в собственной ванне.
  
  
  
   Ладно, хватит пока о смерти. Поговорим все же о детстве. О том времени, которое принято считать самым светлым периодом в жизни человека. Принято это, естественно, лишь с позиции "повзрослевших".
   А пока что, я надеюсь, мне удается складывать для вас более-менее целостную картину из мозаичных воспоминаний.
   По законам моего родного штата, совершеннолетним здесь считается любой, кому только стукнуло восемнадцать. Сейчас мне двадцать три, то есть уже пять лет, как я считаюсь взрослым, полностью отвечающим за свои поступки человеком... Эй, а как насчет психологического взросления? Кто-нибудь умудрился создать хотя бы приемлемую шкалу для этого параметра? Вроде нет. Лично я затрудняюсь определить свой психовозраст. То меня тянет беситься, прыгать и скакать, как будто мне десять. То вдруг нахожу себя смотрящим... куда-то вдаль, сквозь всю эту материю, и мысли в этот момент принадлежат будто не мне, а кому-то неизмеримо старше, тому, кто устал от жизни, потому как нет кажется уже того, что могло бы его удивить.
   Когда мне было четырнадцать, многие давали мне восемнадцать. И по внешнему виду, и, наверняка судя по разговору. Так что дело тут не только в росте и выражении лица, взгляде, но и в словарном запасе.
  
  
  
   Сейчас я смотрю назад со смешанными чувствами. Есть здесь и сомнение, и страх, и боль... и безмерная тоска по тем временам. Их уже невозможно переиграть. Они просто есть. Они - основа настоящего и будущего.
   Время... Вот что наверное пугает меня больше всего в этом мире. Тиканье часов, смена дня и ночи, полет этих ускользающих лет...
   И кажется, что детство - это некий сон. В котором было все: от кошмаров до того, что хочется пережить снова и снова.
   ....Но время не даст этого сделать никому. Время все летит и летит. И мы летим вместе с ним... Куда-то в темноту.
  
  
  
   Если мне не изменяет память, первую серьезную книжку я прочитал в пять лет. Автор - Филипп Фармер, название - "Убить бога". Этакая твердая научная фантастика с философско-теологической подоплекой. Не помню, как эта книга попала мне в руки - может дома где откопал, а может и где-то еще. Хотя дома - вряд ли. По крайней мере в тот период там было невозможно найти литературу с подобными названиями и тематикой. Значит, спасибо маминым друзьям и знакомым, получается так. Недавно я зашел в "Word's and Paper", такой книжный магазинчик в центре Нью-Йорка, и обнаружил там этот роман. Купил, перечитал и поставил в свой книжный шкаф. Не знаю, сыграла ли эта книга серьезную роль тогда, два десятка лет назад, но почему-то мне кажется, что именно она была самой первой прочитанной мной книгой в этом жанре. Сказки, которые я читал до этого, вряд ли оставили во мне что-то, что могло бы повлиять на мой приход в ремесло. А вот фантастика, ужасы и детективы - в этом их роль несомненна.
   Вообще, если верить словам матери, читать я научился в три года. Довольно рановато, не правда ли? В этом возрасте некоторые дети и говорить-то толком не умеют, а я вот уже научился общаться-обращаться с книжными словами. Пишу об этом с чувством легкой гордости, но не более того.
   После Фармера и "Убить бога" я всерьез взялся за фантастику. Находил ее, где только мог. Опять-таки, спасибо маминым знакомым, которые, видя, что, пребывая у них в гостях, я подолгу тусуюсь около книжных шкафов, предлагали мне взять что-нибудь... полистать. Большинство из них всерьез полагало, что в таком возрасте, я вряд ли могу увлекаться чем-то круче "Кота в сапогах" и "Белоснежки". Но из тех книжных шкафов я доставал отнюдь не сказки. Определял свой выбор названиями, картинками на обложке, если там было что нарисовано, или краткими издательскими рецензиями, если таковые имелись. Садился тихонько в сторонке, пока взрослые вели свои разговоры, и читал.
   А когда мне исполнилось семь, то для меня открылся чудесный мир стеллажей центральной детской библиотеки Дрим-Пойнта. Саймак, Гаррисон, Желязны, Хайнлайн... Эти имена до сих пор являются для меня очень яркими и значимыми, звучащими, чем-то, что невозможно забыть. Несмотря на то, что с тех пор мои предпочтения в литературе сдвинулись немного в сторону... туда, где живут существа, ненавидящие дневной свет.
   Книги я читал залпом. Увесистый том или брошюра - я проглатывал все, уделяя чтению почти все свое свободное время.
   И есть такая гипотеза, что человек, прочитавший сто книг одного жанра, сто первую в состоянии написать сам. Ну, если желание появится. У меня вот появилось... может после сотни, а может и до - какая разница. Главное - само желание и уверенность, что ты и сам можешь что-то сделать. В восемь лет, на нескольких тетрадных листках я начиркал рассказик. Вроде о похищении инопланетянами... хотя уже лет тридцать, как эта тема была заезжена, но я не думал об оригинальности. Мне хотелось просто что-то сочинить. Сознательно или не совсем, но, взяв за основу то, что мне было знакомо, известно и близко. Просто сел и написал.
   Ессно, моя мама не одобряла мое увлечение подобной литературой. Взять хотя бы названия: "Убить бога", "Адские гонки", "Сердце тьмы". Несколько книг были порваны в клочья, и мне потом приходилось, краснея, говорить, людям, которым они принадлежали, что мол, извините, мне стыдно, но вот потерял, оставил, забыл где-то, а где... К счастью, в каждом из этих случаев меня удостаивали лишь снисходительной улыбкой, и этим все обходилось. Но у этих людей я больше ничего не спрашивал. Может они бы и дали мне еще что-нибудь из своих книжных шкафов, но у меня уже не хватало смелости обращаться с подобными просьбами к тем, чьи книги "потерялись". Трех или может четырех раз мне более чем хватило, чтобы начать учиться конспирации. Проще говоря, ныкать куда-нибудь книжку, едва заслышав приближающиеся мамины шаги. Благо, ни одной из библиотечных книг не постигла участь быть порванной. Там бы такие отмазки вряд ли бы прокатили, и я лишился бы основного источника своего увлечения, постепенно начинающего походить на одержимость.
   А вот тот мой первый рассказ маме почему-то понравился. Не помню, чтобы я сам дал ей его прочитать, скорее, она нашла его на письменном столе, когда проверяла, сделал ли я уроки. Она его прочитала и выдала вполне благоприятную рецензию... а я не знал удивляться мне или отреагировать как-нибудь еще. Когда она позвала меня, и я, зайдя в комнату, увидел тетрадку в ее руках, сердце мое ухнуло и, наверное, остановилось на какое-то время. Ибо я был более чем уверен, по какому сценарию пойдут дальнейшие события. Но...
   - А что, неплохо, - сказала она. - Мне даже понравилось. Собираешься написать что-нибудь еще?
   Я вроде пожал плечами.
   В тот год я написал еще три рассказа, а потом почему-то забил на это дело, ограничиваясь лишь чтением. Наверное, у меня просто не хватило терпения, а может и чего-то еще. Я не знаю, где сейчас эти мои пробы пера; перевезла их мама на новую квартиру или нет. Но мысль о том, что они все-таки уцелели, довольно приятно согревает мою душу.
   Только вот мне не дает покоя один вопрос: я сам пришел к писательству, или меня что-то привело?
   А по-другому, это звучит так: я пришел к этому Предназначению, или оно пришло ко мне?
  
  
  
   Где-то лет с пяти мать начала приучать меня к религии.
   Ребенок - это такая губка, которая все в себя впитывает, но которую нужно время от времени отжимать. Это я так, к слову.
   А мое знакомство с религией началось с тех пор, когда мать начала читать мне выдержки из библии, говорить мне о боге, о том, что существует враг рода человеческого... и все в этом роде. Слушать- то я слушал, только поначалу допирал лишь до отдельных кусков этих монологов и чтения вслух. Однако со временем начал вникать почти во все. Стал проникаться этим... и так начался путь к вере.
   И вообще, что для ребенка моего возраста может быть убедительнее авторитета родителя? Ни-че-го.
   И само собой с моей стороны дело не ограничилось чтением молитв перед едой и сном грядущим. Мать начала таскать меня с собой на воскресные мессы, что проходили в церкви святого Патрика, единственной католической церкви в городе. Еще в Дрим-Пойнте была одна протестантская и даже баптистская.
   Так вот, каждое воскресное утро, зимой или летом, весной или осенью, в шесть часов утра меня будили, кормили на скорую руку, и вдвоем мы топали по только готовящемуся проснуться Дрим-Пойнту. У превалирующего большинства - выходной, все нормальные люди, исключая стариков с хронической бессонницей, не собираются просыпаться еще как минимум час, а мы вот тут топаем. Но были и другие, такие же... топающие в том же направлении, стремящиеся попасть на проповедь.
   Насколько я помню, когда мне было пять, шесть, семь и восемь - в этот промежуток, в церкви читал проповеди отец Гришем. Пузатый такой, в очках, с вечными капельками пота на лбу. Голос у него был хриплый, громкий, и я частенько вздрагивал, когда этот голос вдруг повышался для выделения важности той или иной фразы, а то и целого куска проповеди. А может, он и просто так орал. Может, нравилось ему пугать людей - это же часть его работы. Я-то, в своем случае, делаю все по-тихому. Даже не открывая рта.
   Детей, кроме меня, на мессах было еще несколько, в пределах десятка. И иногда я замечал, что если кто-нибудь начинал хныкать, сидящие рядом родители их одергивали... с угрозой во взглядах. Обещающими серьезный разговор дома или что похуже. Со мной такое случалось. Пару раз, не больше. Мне хватило, чтобы понять, что на проповеди нужно сидеть тихо и смиренно.
   После отца Гришема, исчезнувшего неизвестно куда, появился отец Эсайлем. Полная противоположность Гришема. Худой, без очков, но с выпуклыми глазами и немного шепелявым голосом. Мне он тоже не понравился. Хотя я уже и начал относиться к вопросу религии более чем со смирением - с некоторой инициативой, если вы понимаете, что я хочу сказать.
   Сама же церковь мне нравилась. Белые стены внутри и снаружи, коричневые скамейки с резными спинками, ощущение простора и уюта одновременно. Что-то возвышенное... атмосферу слегка портил лишь человеческий фактор в лице присутствующих.
   После мессы большинство людей начинало исповедоваться, один на один со священником. Мать тоже заставляла меня это делать. Поначалу давая советы, что говорить. А потом я и сам вникся.
   А теперь - ка подумайте, что может рассказать пяти - шестилетний ребенок постороннему человеку о своих грехах. Да и осознает ли он по-настоящему, что такое грех? Несмотря на выучивания заповедей, и всего прочего, разве может ребенок четко уяснить понятие греха и сопоставить это в полной мере со своими собственными действиями. Что-то я весьма сомневаюсь.
   Лишь через несколько лет, когда я начал относиться к религии, как к чему-то необходимому в жизни, я стал рассказывать о своих грехах, которые действительно считал грехами. Если раньше, при толстом Гришеме я бормотал что-то насчет немытых рук перед обедом и прочее подобное, и слышал в ответ из-за решетки "Бог тебя простит, малыш", то теперь мои откровения перед Эсайлемом могли продолжаться несколько минут. Я рассказывал о нехороших словах, которым случалось сорваться с моего языка, о подглядывании в окно дома напротив, о том, что мне иногда хочется накричать на маму... и Эсайлем тоже был более разговорчив, нежели Гришем. Он спрашивал, почему у меня появляются эти мысли, желания... и я отвечал, как мог, но искренне... старался.
   Возможно, это было действительно верой. С десяти лет я начал ходить в воскресную школу, общался с такими же детьми, как и я, заучивал стихи из библии... и верил.
   Впрочем, пожалуй, лишь в одном я не смог себя переубедить. Относительно книг, которые читал. Относительно того источника, без которого я не представлял своего существования. Дело в том, что это все как-то вполне уживалось во мне - и эти книги, и религия. И хотя в некоторых произведениях встречались, мягко говоря, атеистические темы, и во мне порой просыпалось возмущение по этому поводу... я все равно продолжал читать. Хвала богам, я так и не смог предать свое любимое занятие, сумев найти компромисс с собственной верой, правда, не знаю точно каким образом. Наверное, это уже было у меня в крови - слова и миры, построенные ими.
  
  
  
   И вот о чем я хочу упомянуть напоследок в первой главе. Об одном, на мой взгляд, занимательном случае из раннего детства. Еще одна фотография.
   На этом снимке мне восемь месяцев от роду (первые свои слова я произнес двумя месяцами раньше). Сижу я в спальне, на кровати у стены. Без трусов, зато в майке. В кулачке зажата ручка, на лице - довольная улыбка.
   По словам матери, она собиралась как раз меня сфотографировать. Зашла в спальню и обнаружила меня, рисующим что-то на обоях. На вопрос, чем это я собственно занимаюсь, я повернул голову и невозмутимо заявил: "Я книги писать буду".
   Мама не упустила этот момент и сфоткала меня сразу после этих слов.
   И мне весьма интересно: чем же были мои те слова?
   Первым голосом Предназначения
  
  
  
  

Глава вторая.

Первые противоречия и пробы пера.

   В школу я пошел не как все нормальные дети - в семь лет, а в восемь. Не помню точно - то ли из-за болезни, то ли так решила мать. Вроде было и то, и другое.
   А отправился я в среднюю школу Дрим-Пойнта с энтузиазмом... и вместе с ним же проучился там три класса. Может, чуть больше. Помнится, в то время я учился на "хорошо" и "отлично", был прилежным и все такое.
   Вообще, наверное, большинство детей идет в школу с энтузиазмом. А потом он пропадает. Постепенно. Когда начинаешь понимать, какой это бред от начала и до конца. Доперло это и до меня.
   Ну да, у некоторых стремление к учебе не пропадает даже до окончания колледжа... но, сами понимаете, таких - единицы, и в их число я не попал.
   Теперь то время в начальных классах кажется мне донельзя бесцветным. Писать и читать я научился еще до школы, спасибо маме. Так что за партой мне приходилось попросту скучать. Колумб, арифметика, почему солнце встает на востоке... бе-е-е. Короче, что-то ничего хорошего из младших классов я вспомнить не могу. Плохого, впрочем, тоже. Я просто ходил в школу... потому что все должны иметь образование.
   Вот я и получал это самое образование. Этакий неприметный мальчишка в застиранной футболке и потертых джинсах. Один из ему подобных.
  
  
  
   Будь ты примитивный бумагомарака или автор мировых бестселлеров, а путь твой всегда начинается с чтения. Да, это тоже своего рода учеба, но она отнюдь не скучна; даже второсортная литература способна научить подрастающего автора, в основном тому, чего делать не следует, чтобы и его произведения не оказались в классе "В"... или хотя бы вообще их кто-нибудь издал. Даже если вы не собираетесь становиться писателем, чтение в любом случае чему-нибудь, да и научит. Или хотя бы просто развлечет. Ну или... если уж там все так совсем хреново, то можно, просто закрыть книгу и взять какую-нибудь другую.
   Есть читатели, которых можно отнести в разряд обычных потребителей; да, они читают книги, восторгаются некоторыми, оттачивают свое воображение... но не более того. Чтение для них - отдых в часы досуга. Они могут быть кем угодно - строители, менеджеры, разносчики пиццы, водопроводчики... Возможно, иногда в их головах и витают собственные идеи, эпизоды, а может даже и почти целиковые сюжеты; может они, эти люди, что-то и черкали на разноцветных листочках для заметок или столовых салфетках... но дальше дело не шло. Они люди занятые, им семью надо обеспечивать и т.д.
   Есть и такие люди, которые, приходя с работы, плюхаются в кресла перед телевизорами или компьютерами, или возятся в гараже, или разгадывают кроссворды... черт бы их побрал. Это те, кто не ушел дальше школьного курса литературы. Воображение этих людей если не спит, то находится в весьма сонном состоянии. И если ваши мозги разжижаются под воздействием телемаркетинга, однотипных новостей, мыльных опер и компьютерных игрушек типа "замочивсечтодвижется" - я вам искренне сочувствую.
   Я понимаю, что есть еще и те, кто действительно не может выкроить время на чтение, но, как говорится, тут уже ничего не поделаешь.
   И, хвала богам, что есть такие, кто чем больше читает, тем больше у них желание (надобность? потребность?) начать писать самим. Возможно, именно здесь можно уже снова упомянуть о Предназначении... Но я, пожалуй, подожду. Немного.
   Существует еще такая мифическая фигня, как талант. Что-то врожденное, что-то временами непонятное для окружающих... а может быть и для обладающих этим самым талантом. Да-да, так часто бывает.
   Теперь представьте: у вас есть талант... или хотя бы наклонность к сочинительству. В детстве, вы часто любили фантазировать, напрягая (а может и не прилагая особых усилий) воображение... и ваши мечты были особенными, живыми, даже немного больше... И книги, как ничто другое и никто другой способствуют развитию писателя; укрепляют, оттачивают воображение и все остальное, что необходимо хотя бы для того, чтобы просто начать. Они сеют семена. Из которых может вырасти что-нибудь на последних страничках школьной тетради.
   И также, как вас затягивает чтение, вас может затянуть и сочинительство... если вы найдете в себе силы продолжить сразу же после начала.
   Некоторые начинают со стихов, но есть и те, кто лет в семь-восемь возьмет и сочинит какую-нибудь сказку или что-то в этом роде. Стихи появляются обычно немного позже, сердечные волнения и все такое.
   Несмотря на то, что за все эти годы я накатал стихов триста, а может и поболее, полтинник из которых был впихнут во всякие школьные сборники и куда-нибудь еще - если меня просили издатели, - я все же считаю себя именно беллетристом-прозаиком.
   А вот хреновая проза у меня или приемлемая - решать вам.
  
  
  
   Случайно это или нет, но я увлекся жанром ужасов как раз чуть ранее того времени, когда во мне начали появляться сомнения по поводу правильности и честности религии. А конкретно христианства. Зародилось и начало созревать это зерно скептицизма, уже с намеками на отступничество.
   В-общем... я плавно перешел на мистику, хоррор, все такое. Читал и постепенно стал проникаться темной любовью к ночным кошмарам, ходячим мертвецам, маньякам-садистам и иже со всем этим. Для меня это был словно глоток свежего (может и с тухлецой, но...) воздуха в раскаленной пустыне, полной света.
   Почему-то на вопрос о первой прочитанной мной такой книге, приходит на ум Стивен Кинг. А конкретно, его роман "Сияние". Стоит ли действительно считать его первым или нет, но этот роман оставил по настоящему яркий след в моей памяти. Да, что-то во мне перевернулось от этой истории про отель со злобными призраками. Может, я и чувствовал себя тогда в некоторой степени Дэнни Торрансом? Хрен знает. А прочел я эту книжку лет в восемь-девять, спустя года три, как вообще начал увлекаться чтением.
   Продолжилось мое знакомство с Кингом только через несколько лет романом "Воспламеняющая взглядом" (хотя, я уже и слушал его уже раньше в радиопостановке... но ведь это не книга, понимаете разницу?) Формально - это даже не роман ужасов, а скорее триллер на научно-фантастическом замесе. Но Кинг - это ведь Кинг? А чтобы вы не считали меня зациклившимся фанатом, назову еще несколько имен того периода, когда я бродил между стеллажей библиотеки или глазел на книжные полки у маминых знакомых, в поисках "чего-нибудь такого, страшного". Находились там обычно следующие: Питер Страуб, Роберт Блох, Питер Бенчли, Клайв Баркер, Брэм Стокер, Мэри Шелли, Г.Ф.Лавкрафт...
   Стоп. Давайте именно тут и притормозим. Потому что как раз последнее упомянутое мной имя и дало мне топливо для начала моих собственных попыток в жанре ужасов. Не Кинг - который, да не убьют меня его поклонники, по сути, является великим беллетристом, а не королем ужасов.
   Не он дал мне эту первую дозу топлива, и никто из вышеперечисленных. Не спорю, так быть может вышло, потому что я читал в-основном романы, созданные этими писателями и совсем немного новелл, малой формы. И понимал, что на то, чтобы сесть и написать роман - меня не хватит, я еще не готов.
   А тут мне в руки попал целый трехтомник Лавкрафта. На стеллажах библиотеки его не было, но я, предварительно порывшись в картотеке, выяснил, что он есть в библиофонде. Я знал, что книги из библиофонда выдаются только совершеннолетним читателям. И этот трехтомник стоил мне целых четырех баксов из копилки, которые ушли на покупку коробки шоколадных конфет для мисс Крамер, заведующей библиотеки, а также минут двадцать уговоров и заверений, что с книгами ничего не случится, и верну я их точно в срок.
   До этого я читал лишь пару рассказов, вышедших из под пера Провиденского Затворника. "Сияние извне" и вроде бы "Ультарские кошки", напечатанные в "Weird Tales". Но и этой пары хватило, чтобы подвигнуть меня на поиски остального.
   И вот, прочтя эти три тома, я сел, задумался, потом аки сомнамбула взял альбом для рисования - почему-то он первый попался под руку - и стал писать. Не помню название того рассказа, но в самом "произведении" безусловно присутствовали имена Древних богов. Так, насколько я помню, и свершился мой первый письменный опыт в жанре ужасов... после всех этих бездумных отрыжных каляканий про добреньких инопланетян и прочую хрень.
   Это уже чуть позже я стал смешивать в своей прозе и Кинга, и Лавкрафта. Простота первого и роскошность слога последнего воодушевляли меня донельзя на создание все и новых и новых проб пера.
   И, наверное, в первую очередь следует сказать "спасибо" именно этим двоим за появление меня в амплуа писателя. Даже больше, чем "спасибо".
   Да простят меня остальные, не забытые, нет, но просто авторы, которых я читал, как читатель.
  
  
  
   Немного выше я уже расписал - немного грубовато и претенциозно - категории людей по их отношению к книгам и чтению. Теперь же я попробую сделать то же самое относительно людских душ.
   Дело в том, что есть люди, которых с самого детства вели по светлому пути. Ведут до тех пор, пока они сами не смогут на нем утвердиться. Некоторые идут по нему до самого конца, до могилы... и помирают они, веруя в правильность и исключительность света.
   Есть те, кто просто сходит с этой тропы и идет по жизни, блуждая где-то по пересеченной местности. Как и те, что бродят там с самого начала, если их угораздило (повезло?) родиться в семье атеистов.
   Иные же, те, в которых есть небольшой такой темный огонек, переходит на путь кардинально отличный от того, по которому они шли прежде (я ничего не говорю о детях, у которых мама и папа - оба сатанисты ). И огонек этот порой разгорается в огромное черное пламя.
   Наверное, я так никогда и не смогу ответить полностью на вопрос, которым озаглавлена эта часть романа. В общих чертах, я думаю, меня можно считать одновременно и предателем, и скептиком. Относительно матери, жизни в Дрим-Пойнте, религии.
   С предательством - вроде все просто. Назвал себя предателем - и ладно, значит, так оно и есть. Ты себя таковым чувствуешь, и объяснять вроде как ничего особо не требуется. А как быть со скептицизмом?
   А вот как.
   Сомнения обычно появляются, когда начинаешь сопоставлять факты. Почему так, а не этак.
   Да, еще ребенком я научился задумываться... а не просто думать. Нравилось мне это дело, и все тут. Нет, я не корчил из себя малолетнего гения-философа, и все свои мысли оставлял при себе, или же, иногда, на бумаге.
   Относительно религии противоречивые мысли у меня стали появляться где-то лет с девяти. Но поначалу я пугался этих мыслей. Понимаете, просто боялся божьей кары или что-то в этом роде.
   А затем тьма внутри меня начала сгущаться и я уже мог думать свободно, без страха... ну, почти.
   И вот вам примеры тех мыслей, списанные из моего дневника. Тогда мне было тринадцать, и это была вторая тетрадка, второй том моей личной автобиографии. Думаю, здесь кое-что все-таки проясниться относительно того, почему меня можно считать скептиком. А возможно, некоторые из этих мыслей сродни вашим собственным. Если так, то это лишь приблизит вас к пониманию.
   Итак, вот мысли, родившиеся в голове ребенка:
      -- Почему, если есть бог, то почему он позволяет разбиваться самолетам, сходить поездам с рельс, и вообще спокойно смотрит с небес на происшествия, в которых погибает целая куча народа. Даже если умирают таким образом только грешники, неужели бог настолько жесток, коварен, глуп, чтобы впихнуть несколько сотен людей в самолет, чтоб потом заставить его рухнуть. Неужели не проще бы наказать их поодиночке? Сердечным приступом, неожиданной машиной из-за угла? А если большинство этих людей невиновны, если в этих катастрофах погибает много детей, то почему бог не вмешивается, чтобы спасти их?
      -- Библия - основа христианства. Но как люди, читающие ее, способны поверить в этот бред? Там же сплошные противоречия. (А дальше у меня шло слегка нелогичное заключение) Но разве Царство Небесное, построенное на противоречиях, не является адом?
      -- В христианстве и на протяжении всего его истории слишком мало твердых доказательств его канонов. А если хорошенько подумать, их нет вообще. Все эти догмы - не более чем попытки заставить человека верить. Но такая вера состоит из иллюзий, потому что все эти "аргументы" - всего лишь замки на песке. А вера в непроверенное - это слепая вера. Это лишь слова, мысли и чувства. Это - наркотик для души. <...>
   Конечно, я выписал не все тогдашние мысли на этот счет, а всего лишь три. И пусть они слегка кривоваты и шероховаты, но они мне нравятся до сих пор. Наверное, потому, что я и сейчас продолжаю задумываться в этих направлениях. Я специально сохранил стиль письма, чтобы точнее показать ход именно детских мыслей. Конечно, позже были и другие, более точные, логичные и качественнее аргументированные... Но пришли они позже, и я оставлю их на потом. Если хватит места.
   А в то время я продолжал ходить с матерью на утренние мессы, слушал проповеди... понимая, что все это уже инерционно. И еще, что небольшие чувства вины и раскаивания, появлявшиеся у меня после тех умозаключений и записей, были действительно небольшими.
   И я все-таки хочу забежать немножко вперед и сказать вам кое-что. Сейчас, хотя я и продолжаю идти вне светлой тропы, я не считаю себя сатанистом или кем-нибудь в этом роде. Может, и считал раньше, но тоже до определенного срока. Лично я делаю предположение, что просто однажды пришла пора, когда внешнее проявление моего бунтарства потеряло смысл. И я замкнулся вовнутрь, продолжая считать себя окруженным тьмой.
   На деле же, темный путь привел меня к чему-то качественно другому. И там уже началась другая тропа.
  
  
  
  
  

Глава третья.

Дрим-пойнтское становление.

  
   А сейчас позвольте мне сделать очередное небольшое отступление и сказать пару слов о проблеме, ну, может и не совсем проблеме, но, тем не менее, вещи, которая непосредственно связана с моей историей. Более того - является ее неотделимой частью.
   Проблема же заключается в такой тонкости, как честность диалогов в автобиографиях. Наверняка вы уже заметили, что в предыдущей паре глав практически отсутствуют голоса персонажей, и я прячусь за щитом описательно-молчаливого стиля Лавкрафта.
   Меня всегда интересовало, хотя я и прочел не так много автобиографий, штук шесть-семь, не больше, каким образом их авторам удается вспомнить содержание - причем дословно - тех или иных бесед даже тридцатилетней давности? Я вот, например, не могу вспомнить точно почти ни одной фразы из своего утреннего разговора с мистером Редклифом (это режиссер, который собирается экранизировать мой предпоследний роман), но зато я помню суть разговора - спор по поводу оправданности излишней, на его взгляд, кровавости в некоторых сценах моей адаптации под сценарий.
   И в этом то, я думаю, и есть ключ к решению проблемы - все дело именно в сути разговора. Ведь слово - это же лишь отражение значения, а набор слов призван раскрыть смысл - если получится. И можно, в принципе, не беспокоясь о честности (главное - это чтобы вдруг откуда-нибудь не возникли свидетели с диктофонами) писать диалоги - в том числе и в беллетристике, заботясь, в основном, лишь об их назначении. Но, конечно же, думая и об их содержании. Чтобы, скажем, престарелая бабуля не сказала вдруг что-нибудь типа: "Эй, пацаны, тут наших двоих порешили!" Хотя, спорить не буду, возможность такого прецедента вовсе не исключена. Бабуля бабуле рознь.
   В-общем, в любой истории нужны кое-какие предохранительные стержни. Один из них я как раз сейчас установил, и повторю еще этот тезис в упрощенной форме: в разговоре (диалогах) в большинстве случаев важнее не "как" сказал, а "что" сказал. Можно еще добавить и "зачем", но это уже вопрос контекста.
   Поехали дальше, отступление закончено.
  
  
  
   Продолжая тему Темного пути, хочу сказать, что лично мне довольно сложно объяснить притягательность Тьмы. Даже с ее позиции.
   Что ж, большинство людей не могут объяснить и самим себе, почему они с таким интересом глазеют на катастрофы, являясь их непосредственными свидетелями... ну или же просто пялясь в ящик. Почему они с таким странным, смешанным чувством смотрят на лужи крови, исковерканные трупы, слушают крики боли... а некоторые иногда вдруг осознают присутствие улыбки на собственных губах. Почему их притягивает это? Может, ответ в том, ЧТО притягивает? Что-то у них самих внутри? Тот самый черный огонек, который есть в каждом?..
   Моя личная откровенная симпатия к темной стороне началась в четырнадцать лет, после очередной серии скандалов с матушкой. По окончании последнего моя задница и спина были в красную беспорядочную сетку, спасибо моему же ремню... а я обнаружил себя стоящим у окна в моей комнате, смотрящим на вечернее, темнеющее небо и сквозь зубы проклинающим бога. Именно его я винил тогда в своих бедах: и в том, что родился, и в том, что именно из-за его гребаных заповедей и прочей херни мать со мной так поступает... и во всем прочем. Я понимал, что и у меня наверняка есть своя собственная, еб ее, чаша... просто теперь, капли начали срываться через край. Это был и инстинкт, и вера в правильность тех слов, произнесенных у окна. Плюс еще три слова в кроваво-красной пелене бившиеся у меня в мозгу: С МЕНЯ ХВАТИТ!
   На следующий день, когда мать ушла в супермаркет за покупками, я, в геометрической прогрессии развивая свою ненависть, не помышляя ни о каком раскаянии за вчерашнее, сжег евангелие, которое получил в воскресной школе за двадцать выученных наизусть псалмов. Прямо на заднем дворе, за мусорными баками, хорошо загораживающими обзор из окон, выходящих на эту сторону,
   И вот вам такие дела: ни вчера, ни сегодня после сих актов богохульства я не ощущал чувства вины, ни то, что совершаю грех, нет - я чувствовал другое. Некое ощущение странной освобожденности охватило меня. А заодно желание совершить еще какой-нибудь подвиг. Например, обоссать статую Иисуса в нашей церкви.
   И еще думал - почему же так долго я жил по этим идиотским правилам, заповедям и прочей чепухе, когда в любой момент мог совершить что-нибудь этакое?
   А когда я завернул за угол, то увидел ответ в виде женщины, которая, не выпуская из рук сумок, пыталась открыть дверь подъезда.
   -Вот и ваша светлость, - констатировала она мое появление.- Помочь не желаешь? Я не собираюсь ставить продукты на землю.
   Привычка у нее такая: вместо того чтобы сбегать в магазин два раза, лучше сходить один, но набрать всего до предела собственных сил и наличности в кармане.
   Мой же бунтарский дух решил вдруг резко испариться обратно в темные пещеры, уступив место угодливой улыбке на моем лице, и я поспешил на помощь маме.
   -Что-то дымом воняет, - сказала она, когда я подошел ближе. - Чувствуешь?
   Я для вида зашевелил ноздрями, принюхиваясь.
   -Ага, - сказал я. - Вроде того.
   Она что-то пробурчала в ответ, и мы зашли в подъезд. Она шла впереди, а я за ней, украдкой оглядывая себя - не осталось ли на мне следов пепла или еще каких-нибудь улик, свидетельствующих, что несколько минут назад я совершил одно из самых богопротивных, богоотступных и богомерзких деяний в своей жизни. Вроде ничего такого не обнаружилось, и я смог вздохнуть посвободнее. Хотя, в первый момент, когда завернул за угол и увидел мать, я подумал, что все, приплыли. Сегодня будет день моей кончины. Но... короче, прокатило.
   И вот, таким образом, замок, возводимый годами, разрушился за пару дней, оказавшись, по сути, слишком песочным. Большая часть стен и башенок сгорели в том огне. И... песочным он мог оказаться потому, что пока инерционно возводились еще верхние этажи, черви моего скептицизма уже медленно, но верно прогрызали фундамент. Это, во-первых. А во-вторых - мамины "заслуги". И ничего парадоксального. Благими намерениями выстлана дорога в ад. Хе-хе. Спасибо, мама.
  
  
  
   Мои паломничества на угол Мартена и Независимости естественно продолжались, пока не могли не продолжаться, это так. Но если бы кто-нибудь заметил мои ухмылочки в сторону алтаря, демонстрирование украдкой среднего пальца спине отца Гришема и прочие мелкие "невинности" - тот бы сразу понял мое истинное отношение к религии, которую я вроде как исповедую. Если бы церковь была деревянной, как где-нибудь в Норвегии или России, я бы может и решился поиграть в пироманьяка. Притворщик - вот какую роль я играл тогда. И был весьма доволен собой.
  
  
  
   А с литературой ужасов я начал совмещать иную литературу, но тоже... с той стороны. Мои дружеские отношения с библиотекой были мне на руку, и как-то я решился полазить по картотеке и поискать кое-что другое. Не могу объяснить, а тем более вспомнить, что двигало мною тогда: "Некрономикон" Лавкрафта, библейские истории - и не только оттуда - про чернокнижников... или что-то иное. Что-то внутри меня, пробуждающееся и готовое пробуждаться дальше.
   Тем не менее, в библиофонде я обнаружил наличие "Черной магии" Кавендиша, "Магию в теории и практике" Кроули, "Каббалу" Папюса, "Разоблаченную Изиду" Блаватской... в-общем, много чего. Брать эти книги домой было равносильно самоубийству. Потому, на первых порах мне приходилось находить время, чтобы посидеть в читальном зале с этими томами, переписывая кое-что в тетрадку, которую никогда не вносил в дом, а, договорившись, хранил в библиотеке.
   Важные, нужные мне слова...
   Еще одна веха моего перехода.
  
  
  
   Нет, далеко не сразу я приступил к практике. Пока что меня вполне устраивала роль теоретика. Устраивала, насыщала, довольствовала. Все, что мне пока требовалось - как я думал тогда - это познание себе и скрытых аспектов окружающего мира. В тетрадку я, конечно, вписывал и практические элементы, но по большей части там были "аксиомы" и "теоремы". "То, что наверху подобно тому, что внизу", "Магия зиждется на четырех краеугольных камнях...", "Внутри каждого из нас есть как Созидатель, так и Разрушитель..." - и все такое прочее.
   Я пытался разобраться в Свете, изучая Тьму... и наоборот. Иногда мне казалось, что я смотрю на себя со стороны все же с некоторой долей непонимания: как, после стольких лет предать тот путь, на котором вырос?.. Я же игнорировал этого наблюдателя, познавая бывший ранее для меня запретным плод, радуясь пламени свободы, сжигающем постепенно все сомнения у меня внутри. Так подыхал мой хранитель с правого плеча.
   И все больше и больше я понимал, что без Тьмы невозможно существование Света, но и без Света Тьма лишена смысла. И чтобы отличить - хотя бы попытаться - одно от другого, должны быть в наличии и то, и другое. Или, скажем, типа, что палящий дневной зной должен разбавляться ночной прохладой. Все это я смог подстроить для себя: если есть те, кто идет по светлому пути, то должны быть и те, кто идет по пути иному. Все просто, как в теореме о параллельности прямых. И в жопу эти мысли о предательстве.
   Немного позже мне разъяснился смысл коньюкции дуальностей, но то было позже, а пока... я начинал понимать, что одной теории когда-нибудь мне станет мало. Вот только справлюсь ли я в одиночку?
  
  
  
   Иных, более-менее темных личностей я не искал. Первый, на моей памяти, нашелся сам. Барри Эшер, чувак из параллельного класса, как-то приперся в школу в совершенно неузнаваемом виде. Еще вчера это был ботаник в голубой рубашке с воротничком и отутюженных брюках, теперь же это чудо выглядело настоящим бунтарем местного розлива. Бывший блондин перекрасился в черный, вдобавок поставив ирокез. Черные джинсы, армейская куртка, кожаная косуха в заклепках. А под курткой обнаружилась футболка: спереди какая-то кладбищенская картинка с подписью псевдоготическим шрифтом (буквы складывались - как я узнал позже - в название известной блэк-метал команды), надпись же сзади вызвала во мне откровенное восхищение: JESUS - CUNT. Нет, у нас в школе были и панки, и типаметаллисты, и прочие, но никто еще не напяливал на себя что-то такое по настоящему богохульственное. И пока я стоял в десятке шагов от нескольких школьников, которым Барри объяснял, какого хрена он так вырядился, я, подумал, что тоже хочу так же выглядеть. Я тоже хочу бросить вызов... всему этому.
  
  
  
   В тот осенний день было мое дежурство по классу. Мое и Харви Джоунси, но тот сослался на какое-то дело, сказал, что в следующий раз отдежурит за меня. Слинял, в общем. В школе наступило затишье. Ни воплей учеников, ни окриков учителей.
   Я разобрался с полами, партами и стульями. Наступила очередь доски, и я потопал в сортир, смочить губку.
   Захожу туда, а там, на подоконнике сидит Барри, курит у приоткрытого окна. Завидев меня, инстинктивно прячет руку с самокруткой за спину. И пахнет здесь не табаком.
   "Травка, - думается мне. - Наверняка она".
   Но я делаю вид, типа ни при делах, поворачиваюсь к нему боком, открываю кран. А когда начинаю отжимать губку, Барри вдруг говорит:
   -Слышь, а ты курнуть не хочешь?...чел ты вроде не палевный... не похож... Да и задолбался я уже в одну харю.
   Раздумывал я недолго. Можно сказать, вообще не раздумывал. У меня были свои мотивы. И я подсел рядом.
   Кроме банального хихиканья над тупыми шутками, мы еще умудрились и поговорить. Думаю, вам можно не объяснять, как могут довериться друг другу люди, выкурившие пару косячков с качественной травой.
   -Бог умер, чувак, - сказал Барри, передавая мне чинарик.
   -Знаю, - ответил я просто и затянулся.
   - Это клево, что знаешь. А вот остальным - хер докажешь. Еще и по зубам могут двинуть. За веру, блин.
   -Угу.
   -И хорошо, что есть такие, как ты. Ну... как мы. Кстати, - он затянулся, и какое-то время молчал, задержав дыхание. Пропитывался, передав косяк мне для очередной хапки. Потом выдохнул - мы тут с кое-каким народом подтусовываемся... ты только никому... а ладно, проехали, короче, не хочешь как-нибудь посидеть на кладбище? Ну, пивка попить и все такое.
   -А когда? - естественно, такой расклад меня заинтересовал. Ура, на кладбище! Ура, нас много!
   -Да хоть... сейчас. Только словимся хотя бы с парой-тройкой остальных и попрем.
   -Ну, - я пытался понять, действительно ли шевелятся трещины на потолке или я уже перекурил. - Неа, сегодня вряд ли. Вы же наверняка допоздна...
   -Да хоть на всю ночь.
   -...вот, а мне уже в десять дома надо быть.
   -Предки, - понимающе покачал головой Барри. - Ну а ты как-нибудь попробуй слепить отмазку заранее. Типа... школьного похода ну или...
   -Ага, ладно. Попробую.
   Молчание.
   -Ну чо, - сказал Барри. - Еще забьем?
   - Я уже не могу, - признался я честно. - Может потом как-нибудь.
   -Потом - так потом, - пожал плечами Барри и достал обычную сигарету. - Будешь?
   Я покачал головой.
   -И так сушняк долбит.
   -Пойдем за пивом?
   -Тоже не вариант. Укуренность можно объяснить усталостью, а вот перегар...
   -Да... строго у тебя, блин.
   -Угу.
   -Ну и ладно. Слушай, а ты тоже фанат или просто сатанюга?
   -Э-э... Ну, думаю ближе к последнему. А чо?
   -Ну, типа, просто спросил. - Барри затянулся. - А хочешь послушать настоящую музыку, которую должен слушать любой уважающий себя чернушник?
   -Ага.
   -Тогда свалим через недельку в один клуб... не бойся, не на ночь. Там, короче, приезжают черти из соседнего штата. Убойную музыку лабают. А если хочешь, могу хоть завтра притащить всяких кассет и дисков, так, для ознакомления.
   -Не, как-нибудь потом, - сказал я. Ни CD проигрывателя, ни даже задрипанного кассетника у меня тогда не было. Только древнющее радио на кухонной стене. - Но спасибо. А насчет концерта... я попробую. Хотя... а сколько стоит?
   -Забей. Я пригласил - я заплачу. Потом рассчитаемся.
   -Лады.
   Он затушил сигарету.
   -Ну чо, двинем на выход?
   -Ага. Блин, мне еще губку в класс хотя бы закинуть. Хрен с ней, с доской. Сама протрется...
   Барри пошел вместе со мной. А школа уже опустела. Это хорошо, что пустую, глаза у меня были краснющие, когда я бросил последний взгляд в сортирное зеркало перед нашим уплытием оттуда. Хрен его знает, сколько мы там пыхали. Час - не меньше. Впрочем, в таком состоянии чувство времени местами подглючивает. Я отдал ключи подозрительно глянувшему на нас сторожу, мистеру Матесону, и мы наконец покинули школу.
   На улице, перед тем как разойтись в противоположные стороны, я все-таки спросил у Барри, а как он пришел ко всему этому.
   -Да как-как... Просто, - ответил он. - Задолбало быть примерным светлым, все такое. Я уже давно стал таким... в душе, понимаешь? А рубашку с воротником продолжал носить частью в силу привычки, но в-основном из-за предков. А потом послал и их. Они у меня интеллигенты - баптисты, затюканные такие. Мама сделала круглые глазенки... ну, когда меня приспичило сменить прикид. Старшой про невоспитанность прочитал лекцию, и что если бы в таком виде он появился перед аудиторией... маразм, короче.
   В-общем, несмотря на то, что в те минуты мою мозговую активность нельзя было назвать быстрой, Барри я понял. Но поступить... поступать так, как он, я не мог. Не мог, и все тут.
   Хотя, та самая моя черная часть шептала, что это - только пока.
  
  
  
   На концерт я все же отправился. Сказав матери, что иду к Майку Центури - учился со мной такой ботаник - готовится к четвертной контрольной по математике. Пришлось даже прихватить пару тетрадок, для видимости. Оставив заверения, что вернусь не позже одиннадцати.
   Встретились мы с Барри перед единственным дрим-пойнтским кинотеатром "Эштон".
   -Тут недалеко, пару кварталов пройти, - сказал Барри, потом кивнул на девушку, стоявшую рядом с ним. Тот же стиль, что и у него, плюс черная помада на губах. - Это Валери. Она с нами.
   Потом он постоял несколько секунд, словно что-то припоминая, затем ткнул в мою сторону пальцем.
   -А это Сет.
   -Приятно, - улыбнулась мне девушка, правда несколько холодновато и отстраненно. - А ты и впрямь такой, как рассказывал Барри.
   -Какой такой? - поинтересовался я, но Барри меня прервал.
   -Все, хорош, концерт через десять минут, потом потрепетесь.
   Про заведение под названием "Холодные небеса" я был наслышан. Слухи ходили и по школе, и по городу. Были они, мягко говоря, недобрыми. Что в этом клубе вертится наркота, что не проходит и месяца, как там кого-нибудь не пырнут ножиком, причем пару раз кого-то вроде даже убили. Ну и прочие такие разговоры. Но в - основе своей это был клуб, куда приходили местные любители живой и тяжелой музыки. По уик-эндам здесь обычно играли приглашенные из близлежащих городов всякие команды разных уровней. Ну или кто-то из четырех наших, дрим-пойнтских.
   Втроем мы слились с разношерстной, но, в-основном, в черной клепаной коже толпой, Барри с Валери тут же принялись продираться насквозь, практически таща меня за собой к кассе, попутно здороваясь направо и налево.
   Барри заплатил за всех, и вскоре, толпа начала потихоньку просачиваться в "Холодные небеса", которые, как сообщали наклеенные на стены афиши, должны были быть сокрушенными сегодня вечером "Исчадиями ада", лучшей блэк-метал группой страны.
   После раздевалки мы попали в помещение с размерами школьного спортзала, только потолки раза в два поменьше. Сидячих мест практически не было, только несколько скамеек по стенам, что придавало помещению дополнительную схожесть со спортзалом.
   Вся толпа же пыталась пробиться поближе к сцене, которая была пока сокрыта тьмой. Втроем мы припарковались где-то футах в двадцати от нее - далее была сплошная живая стена.
   А вскоре шушуканье и гул перекрыли слова силуэта, появившегося перед микрофоном. Фраза, произнесенная скрипучим визгом, из которой лично я уловил только два слова: черви и Армагеддон.
   Под ответные приветственные вопли толпы сцена наполнилась дымом, окрашенным в красное, светом прожекторов сверху, со сторон и снизу.
   Барабаны застучали со скоростью, наверное, раз пять быстрее, чем сердце агонизирующего кролика.
   Мир заполнился гитарными бензопилами.
   И остатки привычного, нормального, заполнил безумный крик длинноволосого демона с трупным, черно-белым гримом на лице.
  
  
  
   Следующие полтора часа протекали у меня в балансировании между легким недоумением и попытками трясти башкой в такт музыке. Последним занималась вся натренированная аудитория.
   Я начал понимать эту музыку лишь позже, где-то через пару недель после концерта. Тогда же я просто проникся ею, был поражен, нет - убит и воскрешен, чтобы быть немертвым. Такое сравнение возникло у меня, когда мы покидали клуб.
   "Мы" уже состояло человек из пятнадцати. Барри познакомил меня со всеми, только имена я запомнил не сразу. Не в тот день.
   На предложение отправиться вместе с ними побухать на кладбище, я ответил ... вежливым отказом.
   -У него предки - зануды полные, - вклинился Барри.
   -Так послал бы их, - сказал парень по имени Роджер, двухметровый дылда с кольцом в правой ноздре.
   -Пошлет, - сказал Барри. - Обязательно пошлет. Да, Сет?
   -Угу, - сказал я, решив, что абсолютно лишней была бы моя поправка, что предок - то у меня один... но запретов - словно от десятка.
   Возвращаясь домой в состоянии полуоглушенности, я думал о том, что мне на самом деле понравился сегодняшний вечер. Однако, чем именно - объяснить себе немного затруднялся. Но и не нужно было никаких понятий и слов, их обозначающих, чтобы выразить мое желание сохранить такое состояние в душе настолько долго, насколько получится его удержать. А когда оно исчезнет, вновь найти способ его вернуть.
   А еще я думал про взгляд Валери... странно зазывающий, цепкий, словно обещающий что-то... нет, Сет, это все твое воображение. Да, она тебе понравилась... но еще не факт, что ты понравился ей... а взгляды и улыбки еще ничего не значат.
   Но - они все же значили именно то, о чем я сперва подумал. Понял я это лишь через полтора года, когда Валери бросила своего очередного любовника.
  
  
  
   Мое знакомство с метал - музыкой продолжилось на следующей недели, когда я попал в гости к Барри. Звук конечно был потише, чем в "Небесах", но вполне хватало и этого.
   А еще оказалось, что Барри занимается сколачиванием группы.
   -Нашелся пока только барабанщик, - сказал он, наигрывая что-то на неподключенной электрухе. - Но ничего, состав рано или поздно соберется. Я думаю.
   Играл он сам не ахти, но уже к лету научился лабать чуть выше среднего, да и группу действительно собрал.
   К тому времени я и сам оказался связан с музыкой довольно плотно и тоже попал в эту группу, название которой сам же и придумал. Пригодились мои стихи, а еще обнаружилось мое умение вопить не хуже Грязного Дани.
   Впрочем, это было позже, и я еще упомяну про команду "Протест", и про наши концерты в "Холодных небесах" и некоторых остальных клубах штата.
   Сейчас же я хочу резюмировать, что эта музыка являлась не последней составляющей в этом Пути. Это была злоба, жестокость, ненависть ко лжи, под гнетом которой находилось человечество уже две тысячи лет. А значит, услышав эту музыку с адских глубин, я не мог просто так пройти мимо. Я остановился, прислушался и присоединился к этому оркестру Тьмы.
  
  
  
   Вскоре, я, Барри, и еще несколько чертей отправились на Дрим-Пойнтское кладбище, носящее имя Святого Патрика.
   Кладбище то было заброшенным, на нем где-то с середины 19 века никого больше не закапывали. Большинство захоронений относились ко времени войны Севера и Юга... и было там множество безымянных могил. А еще, в следующем году планировалось пустить его под каток, а после зачистки, построить на его месте парк аттракционов. Информация эта, полученная мной от Барри, была вполне достоверной - его мать занимала далеко не последнюю должность в городском муниципалитете.
   К "Кафе Кресты", как назвали это место в тусовке, мы подошли со стороны Хайнс-роуд, и, пройдя сквозь пролом, оставленный то ли временем, то ли какими вандалами, мы оказались...
   В царстве тишины - вот какой эпитет пришел мне в голову, когда я очутился по ту сторону. Хайнс - роуд была уже лет пять как закрыта по причине какого-то ремонта, который все никак не могли продолжить местные власти из-за нехватки финансов - это тоже сообщил Барри; а до остальных дорог было довольно далеко, чтобы их шум доносился досюда, наверное, не менее полумили.
   Само же кладбище было располагалось в небольшом подлеске. Это сейчас захоронения производят на открытых территориях, а это кладбище являлось ровесником города, его неотъемлемой частью, с совместным возрастом в две сотни лет.
   Итак, мы попали в обитель покоя. Впрочем, он тут же нарушился, когда народ под пиво стал обсуждать все подряд. Мусор, кстати, они всегда уносили с собой. Даже окурки падали не на землю, в пустую пивную тару. Такие вот дела.
   Компания сидела на могильных плитах; на некоторых из них надписи уже было невозможно различить. Кое-кто примостился на бревне.
   Я же, первый раз оказавшись здесь, был не особо склонен к общению. Я не был ни здесь, ни на каком-либо ином кладбище действительно ни разу. Мамины родители были похоронены в Массачусетсе, по их желанию быть упокоенными на родной земле. Так что поводов и желанья оказаться среди могильных камней у меня до сего момента не представлялось. А картинка в телике - это все не то... блеклое, ограниченное представление о том, как оно все на самом деле.
   Теперь, находясь здесь, я начинал осознавать, что это место на самом деле не принадлежит к миру живых. Последних связывает с кладбищем лишь память. О прошлом... и подсознательное напоминание о будущем.
   В те несколько часов я словно отключился от всего остального, остальных, и - стал, как мне казалось, частью этого величия. Тихого, мечтательного, спящего...
   Машинально приняв банку с пивом от Эдди, я сделал пару глотков и пробормотал, что пойду прогульнусь немного, конкретно ни к кому не обращаясь
   -Ну, прогульнись, - сказал Барри. - Только аккуратней. Здесь до хрена открытых склепов. Раньше их строили прямо с дверью в земле.
   -Угу, - ответил я.
   И отправился сквозь деревья и могилы.
   Вернувшись к остальным где-то через час, я нес в сердце отпечаток притягательности этого места, как средоточия черной романтики; состояние глубокой задумчивости и ощущение сна наяву, что также были во мне.
   Имена, числа, ветер в ветвях... и одиночество мое несколько раз нарушалось непонятным ощущением взгляда... взглядов множества мертвых глаз... и еще эти странные мелькания чего-то между деревьями.
   Сон?.. Или я настолько проникся, что мысли мои покинули меня и облачились в плоть?
   Это было их царство. И я и остальные были лишь гостями, допущенными ради обретения покоя и истинного отдохновения бунтарских сердец.
   Снова и снова я приходил сюда, в одиночку или в компании - и не было никакого намека на проявление вандализма с нашей стороны или иной формы неуважения к мертвым (ну... задницы на плитах - не в счет, ага?).
   Здесь можно было утолить свою усталость от мира живых... слегка завидуя мертвым. Кто-то сознательно, кто-то не совсем, но приходя сюда не только просто попить пива. Поверьте - это не только мое субъективное мнение - я довольно долго общался с этими людьми, чтобы говорить об этом именно в таком контексте.
  
  
  
   Если последней каплей в отношениях с религией была та вышеупомянутая порка, то лично в отношениях с матерью был акт сожжения (типа ирония судьбы) моих нескольких последних рассказов, случайно оказавшиеся - по моему недосмотру - в ее руках. По мнению мамули в них "все было насквозь пропитано дыханием лукавого".
   Она хотела меня снова отлупить, но я решил сопротивляться... так, пара блоков подсмотренных в кино, небольшой залом руки за спину, подножка, мама падает на диван.
   После чего я развернулся и отправился одеваться, слыша за спиной рыданья, проклятия и прочее. А, одевшись, хлопнул дверью и покинул дом... думая, что навсегда... так думают многие в таком возрасте, решив сбежать куда-то.
   Отправился я к Барри, - больше было вроде не к кому - тот выслушал мою историю вкратце и тут же предложил переехать к нему.
   -Жратвы и остального хватит на двоих, - сказал Барри. - Предков я даже спрашивать не буду.
   Я же, успев остыть по дороге, покачал головой.
   -Не могу. Она все-таки моя мать...
   -А ты - трусливый слабак. Когда же ты...
   -Когда встану на ноги. Пока что, я более чем зависим от нее. Она кормит меня, поит, обувает, одевает - и я должен ответить ей хоть чем-то.
   -Моралист хренов. Ну а если ты поживешь пока у тетки или дядьки?..
   -Нет таких. Мать - как и я - единственный ребенок в семье. А отец... я тебе уже рассказывал.
   Барри пожал плечами.
   Я же понимал, что надо что-то решать. Капля снова была последней, вроде бы считавшаяся слегка слитой чаша переполнилась во второй раз - я это снова чувствовал довольно остро. Ощущения - те же самые, разрыв резинового троса терпения.
   Но сейчас я не мог ответить местью... ну... мог, конечно, если подумать, но не чувствовал в этом надобности. Месть не принесла бы ничего, кроме скоропроходящего чувства удовлетворенности.
  
  
  
   И вот в конце октября мы отметили всей компанией Хэллоуин. Я напился и приперся на рассвете домой, с пониманием того, что мне нужна свобода. Она была мне нужна уже давно. И еще я знал, что теперь должен к ней стремится, но не сидеть на месте, а действительно продвигаться вперед. Даже поставил себе срок - четыре года, срок до своего долбанного совершеннолетия. И мозги уже начали просчитывать способы этого продвижения.
   А в то утро она открыла мне дверь. Заспанная, в одной ночнушке, с вопрошающим, но вроде беззлобным взглядом.
   Я же бухнулся на колени прямо на крыльце, опустил очи и сказал:
   -Мамочка, прости меня. И за эту ночь. И за то, что несколько дней назад так грубо с тобой обошелся. Прости меня, пожалуйста.
   Пауза.
   -Ты пил?
   -Угу, - кивнул я. - Но уже почти протрезвел.
   Она вздохнула, я поднял голову... чтобы обнаружить улыбку на ее губах, смесь теплоты и легкой насмешливости. Чего я рассчитывал увидеть, но только не это.
   -Пойдем, - сказала она. - Тебе нужен кофе... и контрастный душ.
   Следующие четыре года мои отношения с матерью строились в-основном на компромиссах. Впрочем, 9/10 из которых были с моей стороны. Жить стало чуть полегче, но от своих замыслов я отказываться не стал.
   Через пару месяцев я перестал ходить в церковь, стал отращивать волосы и переоделся в черное, позаимствовав кое-что с плеча Барри. Я даже решился на разговор, где объяснил маме свое отношение к религии. Ессно, объяснения были поверхностными, я показал себя скорее как атеиста, нежели сатаниста... но мать приняла и это. С видимыми усилиями в виде молчаливых слез, но приняла. Это и были те 10% с ее стороны. Думаю, она все же поняла, хотя бы отчасти, что мне уже просто необходима свобода... что я и сам могу менять себе подгузники.
  
  
  
   Основой моего замысла было накопление денежных средств для...одинокого существования. Я уже решил, что буду жить в другом городе, по хрену в каком, только из Дрим-Пойнта я должен стопудово уебывать . Думал я именно такими словами. Я просто ненавидел эту дыру, несмотря на положительные события, произошедшие здесь со мной. Здесь царило долбанное однообразие, от которого я попросту устал, и во мне проснулся дух кочевника.
   И начал я с поиска нужных объявлений в газетах. На период с декабря того года по апрель следующего, мне попадались в основном временные, а то и разовые работы. Что-нибудь разгрузить, что-нибудь доставить из точки А в точки В, С и т.д., ну и все такое.
   Мать о моих работах ничего не знала, а может и подозревала, но ничего не говорила. Теперь я имел право уходить из дома в семь утра и возвращаться около полуночи. Никаких вопросов. Зато я вскользь, просто так упоминал о неких факультативах, шахматных кружках и т.п. Впрочем, на шахматы я действительно ходил с десяти лет. А в четырнадцать бросил. Надоело.
   В-общем, к началу апреля я умудрился скопить пять сотен баксов - огромные для меня деньги; до этого в моих карманах редко позвякивала даже пара центов. Эти деньги я хранил дома, в своей комнате, в тайничке за половицей. Хотя теперь, по крайней мере пока я был дома, мать в моей комнате появлялась довольно редко.
   А еще я наконец-то смог купить себе подержанную пишущую машинку на которой и отпечатал некоторые из своих рассказов... которые стоили этого отпечатывания. Во-первых, и смотрится так посолиднее, чем все мои кривые буковки и такие же строчки, а во-вторых... мне просто нравилось думать, что эта покупка - тоже своего рода шаг на Пути, который я выбрал.
   И вот в том же апреле, после очередной разовой работы, я наткнулся на объявление:
   "Открывающемуся изданию требуются журналисты. Приветствуются коммуникабельность, творческий подход. Желание работать - обязательно, так же, как и умение четко выражать свои мысли на бумаге".
   Я перечитал это объявление несколько раз, вздохнул сокрушенно, и мой палец пополз вниз по следующим строчкам. Как назло, ничего подходящего для себя я в том выпуске не нашел. Отложил газету. Пошел выпить кофе. Матери не было - потому на заднем дворике я закурил сигарету. Обнаружил, что строчки того объявления до сих пор вертятся в голове.
   И на протяжении нескольких дней моя самокритика вступила в спор с моей, совсем недавно родившейся, амбициозностью.
   Короче, победила последняя, и я решился на звонок.
  
  
  
   -...А сколько вам лет? - спросил мужской голос на том конце провода.
   -Четырнадцать, - ответил я, стараясь, чтобы это прозвучало как можно увереннее. Но вышло что-то вроде писка, и я приготовился бросить трубку.
   -Хм, - сказали там. - Опыта работы само собой... - он сделал паузу.
   -Я рассказы пишу, - сказал я. А что еще я мог сказать? - Уже пару лет.
   -Серьезно? А где-нибудь публиковались?
   Интересно, почему он до сих пор не кладет трубку?
   -Нет, - ответил я... потом меня проперло. - Понимаете, все дело в моей неуверенности. В себе, в качестве своих произведений... конечно, я сам читал их, не только я, но... тут требуется более объективная оценка, а от друзей ее вряд ли получишь... - это была правда наполовину. Никто кроме меня и матери мои перлы не читал. - Тем более что жанр довольно специфичен... Но если вы хотите, я мог бы переслать вам часть своих произведений... ну... хотя бы ради ознакомления...
   -Нет, этого не требуется, - сказал мой собеседник. - Думаю, вы все же понимаете, что беллетристика и журналистика отличаются друг от друга...
   -Угу...
   -Но знаете что? Вы мне понравились. (Вау! Сердце мое ускорилось раза в два) Во первых - ваша смелость, во вторых - ваша настойчивость, а эти два качества характера должны присутствовать в любом журналисте. Кто знает, может именно у нас вы и начнете свою карьеру... Так что, записывайте адрес...
   Вот так мне улыбнулась, наконец обратив на меня внимание, покровительница пера и чернил.
  
  
  
   Человека, который первым начал платить мне бабки за мою писанину, звали Хэнк Рассел. Невысокий, плотный, с едва пробивающимися залысинами; на вид - лет тридцать пять.
   -Итак, - сказал он после взаимопредставления и рукопожатия, когда мы уселись друг напротив друга. - Значит, ты решил стать журналистом. - Пауза. - Однако ты ведь вроде больше увлечен писательством, а не журналистикой.
   -Да, - ответил я. - Просто здесь... я надеюсь реализовать еще одну часть творческого потенциала. А в-общем, мне просто нужна работа.
   -А работа всегда должна подразумевать под собой оплату, так ведь? Так что поговорим о деньгах.
   Он достал сигарету и, не закуривая, принялся вертеть ее между пальцами.
   -Издание только открывается, у него еще нет раскрутки. Потому, большими деньгами "Нью-Йорк Таймс" здесь пока не пахнет. Да и вряд ли будет пахнуть. Все, что я могу тебе предложить, это от семидесяти до ста пятидесяти долларов за статью, зависит от количества слов, но это нюансы... Газета будет выходить раз в неделю, так что твоя месячная зарплата может достигать шестисот баксов. Ну, плюс возможные премии. Тебя это устраивает?
   -Более чем, - сказал я. Сто пятьдесят баксов в неделю - так моя копилка переполнится... за оставшееся время.
   -Но, - Хэнк поднял вверх палец. - Теперь тебе предстоит сделать последний шаг на пути к этой вакансии. Ничего сложного, если у тебя есть...хотя бы способность, я не говорю про талант. Напишешь статью на любую тему, но напрямую касающуюся жизни города. Дело в том, что половина политики журнально-газетного издания заключено в его названии. То есть "Вестник Дрим-Пойнта" должен быть вестником Дрим-Пойнта. Понимаешь, да?
   Я кивнул.
   -Времени у тебя - четыре дня. Пилотный выпуск отправится в типографию в воскресенье, чтобы утром в понедельник появиться на лотках и в киосках. Ряд статей уже готов. Половину из предоставленного материала пришлось отсеять. Приходили люди и до тебя, некоторые с опытом, некоторые без... но, в-основном, просто бесполезные бумагомараки. А за последнюю неделю ты первый, кто позвонил. Сейчас у меня остается пробел на полполосы. И либо его заполнишь ты, либо мне придется соглашаться на рекламу туалетной бумаги. В-общем, в субботу утром, но можешь и пораньше, статья должна быть у меня. В противном случае, ты будешь уволен еще до устройства. Договорились?
   Я опять кивнул.
   -Ладно, - сказал Хэнк. - Думаю, ты все понял. А сейчас у меня другие дела. Благодарю, что пришел. Значит, до субботы.
   -Так точно, - откликнулся я.
  
  
  
   Времени, чтобы размышлять над темой, как такового не было. Оставшиеся часы того дня я планировал потратить именно на это - но не дольше. Иначе могло оказаться, что тем до хрена, и все они подходят. Под политику издания. Так что, по сути, у меня оставалось два дня для написания, и еще один день, последний из четырех, на редакцию.
   А тема пришла сама, когда вечером мы вновь собрались на кладбище.
   Я вытащил из школьного пакета ручку и черновую тетрадь, и сделал пару набросков. Потом отозвал Барри и попросил его поговорить с матерью. Уточнить по поводу сноса кладбища. Барри поинтересовался, на хрена мне это надо. Я не стал говорить ему про свою новую работу. Вообще, никто из компании не знал, что я занимаюсь писательством. А зачем? - думалось мне. - Нам и так есть про что поговорить. Барри же я ответил, что готовлю реферат к пятнице. Учились мы с ним в параллельных классах, потому вранье прокатило. И он обещал поговорить.
   А половину дня следующего я провел в библиотеке, листая старые подшивки газет и выписывая куски нужной информации. Как немного ранее, но уже с другой целью. Вечером я заглянул к Барри за остатками сведений - он правда забыл про мою просьбу, но его мама, которой я понравился с самого своего первого появления в их доме, пригласила меня на чай - и после этого был полностью готов к написанию статьи.
   Странно, но в деле с журналистикой, ни во время дебюта, ни в продолжении... карьеры, я не чувствовал неуверенности, которая обычно преследовала меня и - что таить? - преследует до сих пор, когда я занимаюсь беллетристикой. Может, здесь как раз и лежит часть смысла фразы Хэнка про "писательство" и "написательство"? Иными словами, правда всегда пишется легче?
   В-общем, порядочного объема материал вместе с моими умозаключениями превратился в статью всего лишь за пару часов; еще час ушел на редакцию. Все легко и просто.
   Статья оказалась на столе Хэнка уже во второй половине пятничного дня. Пока он читал ее, я сидел напротив, отнюдь не тряся коленками, а молча паря где-то на пике уверенности. Как оказалось не зря.
   После прочтения Хэнк объявил, что я принят.
   А в понедельник заплатил мне двести баксов.
   -Это с премией, - сказал он. - На мой взгляд - это лучший материал выпуска. Хотя и пришлось кое-что урезать, потому как статья не влезала на полполосы. В целом же, я более чем доволен тобой. Продолжай в том же духе и я отдам тебе целую полосу. Может и полторы.
   А сейчас вот тебе мое следующее задание...
   И так вот я начал карьеру журналиста.
   А если кому интересно, тот мой дебют вышел под заголовком "Развлекая мертвых". И думаю, вы уже догадались, что речь в статье была про кладбище Святого Патрика.
   Статья у меня вышла резковатой, обличительной, но, тем не менее... Идея ее была в том, что нельзя разрушать памятники архитектуры, коим кладбище несомненно являлось, ради набивания карманов. И это более аморально тем, что, разрушая кладбище, совершается тем самым попытка уничтожить память и уважение к мертвым. Тела которых вряд ли кто собирался перезахоронить.
   Представьте теперь, что я чувствовал, когда спустя пару месяцев узнал от того же Барри, что проект с парком развлечений муниципалитет решил заморозить на неопределенный срок. Поговаривали, что моя "весточка" дошла аж до губернатора штата...
   Короче, мертвые пока могли спать спокойно.
  
  
  
   Закончился очередной учебный год. Конкретно для меня - не особо хорошими отметками, но остальная моя жизнь полностью перекрывала эти мелочи. Работа, общение с людьми, с которыми хотелось общаться, писательство - все это было для меня куда как важнее какой-то там школьной программы.
   Я уже подумывал, что полоса везения просто обязана сменится чем-нибудь кардинально обратного содержания, но... То лето показало, что если все хорошо, то может быть и лучше.
   Где-то в начале июля, Хэнк вскользь изъявил желание, что ему интересно бы почитать мою прозу.
   -Если ты так хорош в официально-деловом стиле, - сказал он. - То мне действительно интересно узнать каков ты как художник.
   Кому-кому, а Хэнку в подобной просьбе я не мог отказать. Я знал, что с его стороны действительно могу рассчитывать на понимание меня как литератора.
   Потому возвратясь домой я собрал копии нескольких рассказов, отстуканные на машинке, вроде штук двенадцать, которые считал достойными выхода в свет. Не публикации, заметьте, а лишь для прочтения тем человеком, которому я мог это доверить.
   И на следующий день принес эти рассказы Хэнку.
   -На пару недель, - сказал он, открыв папку и быстренько пролистав содержимое. - Думаю, как раз за это время я успею все прочитать.
   -Да хоть на пару лет, - махнул я рукой. - Мне не жалко.
   В работе над следующими статьями, я как-то стал подзабывать про те рассказы. Теперь я вел молодежную колонку, помимо этого чиркал статьи на "особые" темы... после которых приходилось просматривать целую кипу писем. В-основном с нецензурными словами. Впрочем, времени хватало, оставалось и на тусовки, и на сочинительство; но все-таки именно журналистика тогда заставляла меня пахать с полной отдачей.
   Так что те копии... Я не ждал с высунутым языком хороших или плохих отзывов от Хэнка. В то время - с самого начала - я писал исключительно для самого себя. И мне было в общем-то все равно как отнесутся к моей прозе другие. Может, кто-то поймет эти слова, а кто-то и засомневается. После того как я переписал раз по шесть-семь а то и больше каждый из рассказов мне было как-то по фигу на их дальнейшую судьбу - в архиве они или где-то там еще. Мне нужно было только продолжать творить дальше. Я понимал, что пока лишь только тренируюсь - не более того. Всерьез рассчитывать на что-то большее я пока не собирался.
   И те рассказы выпали как-то из сферы моих интересов...
  
  
  
   ...Чтобы воткнуться в них обратно где-то после месяца.
   Я уже собирался уходить от Хэнка после обсуждения моего материала на следующий выпуск. Как вдруг босс попросил меня подождать и достал из ящика стола мою папку с рассказами.
   Потом глянул на меня, как-то странно ухмыляясь.
   -Сет, - сказал он. - Ты конечно можешь подать на меня в суд или просто пристрелить, если захочется...
   Я, ессно, не фига не понимал, к чему это он клонит.
   ...Но эти рассказы на самом деле хороши. И я не удержался. Честное слово. Я копирнул твои рукописи и отослал их своему другу. Он возглавляет журнал "Часы досуга". В соседнем штате.
   Ситуация вроде прояснилась, но следующие слова Хэнка ввергли меня в состояние искреннего шока.
   -В общем, он отобрал восемь рассказов, которые хочет разбросать по нескольким выпускам. Нужно лишь твое разрешение, он прислал тут пару бланков... А еще он выразил заинтересованность в остальных образцах твоего творчества.
   Помню, тогда я открыл рот, чтобы сказать несколько фраз одновременно. Помню как захлопнул его.
   И пребывая в туманном полусне неверия в реальность то ли что-то промычал, но скорее всего меня хватило только на кивок.
  
  
  
   До конца лета я выдавал Хэнку где-то по рассказу в две недели (совсем как работа, ага?). И... сколько же нервов я тратил, вычеркивая строчки, добавляя слова, терроризируя свои мозги. Стучал по клавишам, перепечатывая рукописный вариант в амплуа ювелира, шлифующего некий грубоватый кусок породы, под которым могло таиться что-то имеющее хоть какую-то ценность. Теперь уже не только для меня.
   А в двадцатых числах августа, за несколько дней до моего пятнадцатилетия - этакий подарочек, поздравляю, Сет, - Хэнк вручил пять экземпляров журнала в глянцевой обложке вместе с конвертом, где находились, - затаите дыхание, друзья мои, это действительно огромный гонорар для начинающего писателя, - две с половиной тысячи долларов. И письмо от Честера Саунда, редактора "Часов досуга". Надежда на дальнейшее сотрудничество, похвальная оценка моих способностей... Плюс пара строк, зацепивших меня сильнее всего:
   "...и если вы еще не написали роман, то советую вам подумать над этим. Моя искренняя поддержка в его публикации гарантирована. Я связан со многими издательствами в стране, так что...".
   И в тот же день мои излишки в самокритике приказали долго жить, а оценка собственных сил резко подскочила вверх. Но до разумных пределов.
   И вот еще что.
   В ту пору - довольно странно для меня - я начал думать о надежде. На то, что я могу состояться как писатель.
   Как настоящий писатель.
  
  
  
  

Глава четвертая.

Три года до отъезда.

   Как я уже говорил, замыслы Барри касательно музыкального проекта смогли воплотиться в реальность.
   К началу учебного года он уже мог пиликать отнюдь не простые гитарные партии, не сбиваясь и не лажая. А уверившись в себе, решил повесить объявление в фойе школы, плюс дать в газету пару строк.
   Короче, Барри требовались басист, ударник и вокалист, желающие играть в стиле блэк-метал.
   Эдвин Майлс, чувак из нашей тусовки, на которого Барри положил глаз - как на барабанщика - уже стучал сразу в двух группах и, само собой, не мог разорваться еще и на третью. А больше из наших никто не был музыкантом. Одни... потребители.
   В конце сентября откликнулись пара челов. Один из них оказался тридцатилетним рабочим с литейного завода. Звали его Эдди Картрайт, и еще с начала 90-х он был фэном всякого метала. В смысле музыки. Не знаю, как с профессией. А до этого он подлабывал в нескольких канувших в лету проектах.
   Вторым оказался Лин Уоррен, закончивший местную музыкальную школу. Было ему девятнадцать, и был он упаковщиком в супермаркете. Мечтал накопить бабок на нормальный "харлей", потом забил на это дело и спился еще до моего отъезда.
   Эдди занял место басиста, а Лин - барабанщика. Вокалисты пока молчали.
   -Черт, - говорил Барри. - Я бы и сам поорал... только уже пробовал много раз. Не хватает дыхалки, да и с гитары сбиваюсь.
   Лин и Эдди тоже... не могли.
   Тем не менее, были уже и музыканты, и инструменты. Ну, Барри и решил, что, в-принципе, пока можно обойтись без вокала.
   Насколько я знал, для дрим-пойнтских музкоманд существовала - если не считать тех, кто мог собрать студию в своем же гараже - пара репетиционных баз. Первая - это вышеупомянутая музыкальная школа. Но там Барри отказали, услышав, что, собственно, собирается играть его команда. Вторая - "Холодные Небеса", где репетировала большая часть местного музыкального андеграунда. На тот момент - целых семь групп. Но Барри там что-то не устроило. Что именно - он так и не сказал. Эдди вроде бы упоминал про неудобное время, но я не уверен.
   Тем не менее, была еще оказывается и третья база, обнаружившаяся в подвале нашей родной школы. Директор нашей школы, мировой мужик, прочел объявление Барри и сам сделал такое предложение. До нас в подвале вроде кто-то лабал... по неподтвержденным до конца слухам. В общем, директор запросил тридцатку за неделю. Время - с семи вечера до десяти, в любой будний день. А в выходные - хоть с рассвета до полуночи. Еще мистер Кармайкл любезно предоставил целую ударную установку, нашедшуюся где-то в школьных закромах (Хрен знает, что она там делала и как оказалась вообще. Наверное, слух про предыдущие группы все-таки не был мифом). Лин собрал ее и окрестил одним словом - "дрова".
   -Но играть можно, - добавил он.
   Барри припер из дома четыре колонки по сто ватт от старой стереосистемы, а на микшер пришлось всем скидываться. В микрофоне же пока не было надобности.
   В-общем, первые два месяца они играли чисто в троих. И на репах не было никого постороннего... кроме меня. Но посторонним я не считался. Барри решил, что их музыку может нормально оценить только человек, который реально фанатеет от такой музыки, который ее понимает. Я и не спорил. Мне самому было интересно отследить эволюцию этого коллектива. А заодно просто посидеть и послушать... а послушать было что. Толком сыгравшись, они вполне могли теперь составить конкуренцию кому-нибудь из именитых представителей этого направления.
   Как из музыкального критика я сделался вокалистом? Да просто.
   В декабре Роджер "Бист" Монтеро, хозяин "Холодных Небес" решил собрать целый рок-фестиваль. Пригласил кучу коллективов со всего штата, и получилось довольно неплохое шестичасовое действо. Ессно, ни я, ни Барри, ни остальные дрим-пойнтские поклонники такой музыки не могли это пропустить. Такая толкучка была в клубе была на моей памяти в первый раз. Множество знакомых и незнакомых рож, некоторые из последних наверняка могли принадлежать не местным, но прослышавшим про концерт штатного масштаба. Клуб у нас был хоть и не особо большой, но поотрываться можно, в принципе, и с ощущением себя селедкой в бочке.
   Еще до концерта я успел набраться как следует на дне рождении одного из наших. Потом пропустил пару стаканчиков в баре "Небес" до первых аккордов. Пардон, риффов.
   Поначалу концерт показался мне скучным. Первыми на сцене оказались местные панки, толком не умевшие ни хрена. Главное - чтобы погромче и про анархию. Вторые изображали пауэр-метал, но они страшно лажали, а вокалист то и дело икал. Зато третьи оказались дэзушниками на уровне "Immolation" и иже с ними... и меня этот безумный драйв зацепил настолько, что я и сам начал орать легко запоминаемые припевы. Но не гроулингом, а скриммингом. Стоял так себе с туманом в башке и вопил. Прорезалось что-то. После этих чуваков оказались наконец-то блэкушники. Все при них - и гримы, и шипы. Ребята из соседнего Сайлент-Хилла. Припевы оказались тоже легкими для моих мозгов и глотки. А когда они сыграли коврик на имморталовский "When dark and light don't differ" - тут уж я разгулялся вовсю.
   Краем глаза я замечал, что атмосфера в зале хорошенько накалилась. Завязалась пара драк, впрочем, довольно быстро остановленная парой клубных вышибал.
   Потом на сцене снова оказались какие-то идиоты, и Барри проорал мне на ухо, что неплохо бы снова смочить горло. Я согласился, и мы вышли из зала, чтобы отправится в бар.
   К концу феста я чувствовал себя пропитанным спиртом куском мяса, которому все по херу.
   Не помню, как мы покидали клуб, зато припоминается крупная потасовка на Саут-Роад. Кто-то бегал, раздавались вопли типа "этот пидор разбил мне яйца!" и "я тебе сейчас ебало размочалю!". Периодически раздавался звон разбитого стекла. Барри обнимал меня за плечи, и мы куда-то шли.
   Слегка протрезвев, до меня доперло, что сижу я на чьей-то кухне с бокалом чего-то красного и мутного. Наверно, водка с томатным соком. Сбоку сидел Барри, чуть дальше Валерии, еще кто-то, вроде Сандра Роуз.
   Потом возникли хохочущие черти с бутылками. Некоторых я признал, нескольких... не полностью. Мешали размалеванные в блэкушный грим рожи, плюс у некоторых цвели фингалы и ссадины. А я никак не мог вспомнить, участвовал я в драке или нет. Вроде ничего не болело.
   В общем, пьянка продолжилась.
   Вскоре я поинтересовался "а скока время?", пытаясь сфокусировать взгляд на Барри, но глаза почему-то вело в сторону Валерии, сидевшей на коленях у ее тогдашнего парня, Майка Питерса.
   -Хер знает, - ответил Барри... но не сразу. - Я свои ходики в драке разъебал.
   -Пол-третьего, - сказал чувак, сидящий напротив меня. Не уверен, кто это был.
   -Мммм... - сказал я.
   Остатки моего сознания решили, что идти домой как-то поздновато. И я продолжил пить.
   Опять пробел.
   После, мы стоим с Барри в сортире. Барри блюет в раковину, я его поддерживаю и одновременно что-то громко ору. Опять скриммингом. Меня никто не пытается остановить, да и некому. Барри сильно занят, а кроме нас, больше никого в сортире нет и не появляется. Наконец Барри заканчивает, потом плывет к унитазу и начинает спускать штаны. Прежде чем дело доходит до трусов, поворачивается ко мне и с умнейшим выражением лица говорит, что здесь ему помощь уже не нужна. Я затыкаюсь, киваю и оставляю его в одиночестве.
   Содержимые дома либо уже в отключке, либо к этому стремятся, добивая остатки. Я пока что в числе последних.
   Потом я где-то отрубаюсь.
   Утром при всеобщей побудке, оказывается, что я заполз за тумбочку, на которой стоял телик в гостиной.
   По дороге домой, я понимал, что до конца проспаться не удалось, зато не понимал, почему так болит глотка. Вообще, в тот день я мог говорить только в жутко осипшей тональности.
   А дома я нарвался на серьезный скандал. Громкую ругань и нотации, которые молча слушал в пол-уха, пока собирал тетрадки. И после быстро смылся на учебу.
   На втором уроке, я заснул, сложив руки на парте. Мистер Эштон, наш биолог, разбудил меня и отправил вон из класса. Я потопал на школьный двор, где стоял и курил одну за другой, пока на следующей перемене меня не нашел Барри. Дал мне побитый косячок и сказал, что теперь у них в группе наконец-то полный состав.
   -Клево, - отреагировал я, выдохнув первую, глубокую затяжку. Сделал вторую, ощущая, как битые стекляшки мозгов вроде начинают склеиваться.
   -Завтра, - продолжил Барри. - Я сгоняю в Тэйлвилль и куплю тебе микрофон со стойкой. Без долга, считай это подарком.
   -Сгоняй, - ответил я.
   Секунд через несколько я посмотрел на него.
   -Прикалываешься?
   -Да ни хрена. Вчера ты выдавал не хуже Дани. Чувак, у тебя реальный талант, который, наконец, решил проснуться.
   -Блин, - сказал я. - Да это я так, по пьяни...
   -Опыт приходит со временем, - заявил Барри, стрельнув окурком в сторону. - Так что ты попал.
   Ну да, так вот и попал. В команду, игравшую тогда еще без названия.
   Первые дня три я просто орал под музыку всякие отдельные, несвязанные друг с другом фразы. Чтобы лишь в такт ложились. Можете считать это настройкой... таланта, блин. Перед четвертой репой я все же решился - доверие за доверие - и притащил в школу часть своих стихов. Показал их Барри. Он прочитал. Потом, после школы заявил, что я действительно тот, кто им нужен. Типа теперь он полностью в этом уверился, и лучшей кандидатуры просто быть не может.
   Сначала пришлось подгонять музыку под стихи. Затем я занялся обратным процессом. Сидел и слушал наши новые "подвальные" демки и сочинял стихи.
   Темпы я набирал быстро, поставив свой вокал всего лишь за месяц. Может, действительно талант проснулся?
   К концу февраля у нас была уже целая куча материала. Но методом голосования было определено лишь шесть песен, которые стоили выхода в свет. Мы решили записать более-менее качественную демку. Вернее, решил Барри, а мы, остальные, сказали "почему бы нет?". Причем Барри задумал все сделать в хорошей студии.
   -Подвал хорош для репетиций, - сказал он. - А нам уже пора из него вылазить на публику.
   И снова - почему бы нет. Студия так студия.
   В первую неделю марта, после предварительного звонка и договоренности, наша команда отправилась в Гарлем, городок в ста пятидесяти милях от Дрим-Пойнта. Там за двадцать баксов в час, мы принялись за дело. С приезда в полдень и до девяти вечера, плюс еще пять часов следующего дня. Вернулись домой поздно вечером, затраханные, но довольные, с мини-CD в пяти копиях. Ни обложек, ни буклетов еще не было. Просто диски в коробках.
   С одним из которых Барри отправился в "Холодные Небеса". И вскоре, где-то через недельку объявил, что через восемь дней у нас живой дебют.
   Писать демку - одно. Она - для своих и вообще тех, кому можно дать ее послушать, ожидая оценок типа "говно" и "зашибись". Или "а чо, прикольно". Концерт, тем более первый - это уже совсем другое. Тут, дамы и господа публика куда многочисленнее. А ты на сцене, над этой публикой, и знаешь, что надо выложиться по полной, чтобы не разочаровать тех, кто выложил несколько баксов, чтобы придти тебя послушать. И чтобы этот концерт, по возможности не оказался последним. Чтобы тебя запомнили.
   Писателям, все-таки, в этом плане немного проще - читателям не надо их видеть, а пишущим - не обязательно являться во плоти перед читающей публикой. Конечно, есть музыканты, которые ограничивают свою творческую деятельность лишь студийными альбомами и не играют живьем. Нам же требовалось показать себя, заявить о себе, вот они мы - перед вами и сейчас мы вам покажем, что блэк-метал жив.
   После объявление Барри о сроках до дебюта, мы репетировали каждый день, вместо привычных четырех дней в неделю.
   Концерт был намечен на воскресенье. А уже в среду по городу была расклеены листовки. Нас там обозвали новой волной блэк-метала. А еще оказалось, что мы будем единственной группой, которая выйдет на сцену "Холодных Небес" в тот вечер. Об этом сказал Барри, хотя мы уже и заметили, что на листовках название только нашей команды.
   Да, чуть не забыл, это самое название появилось у нас только в Гарлеме, когда Лин на перекуре поинтересовался:
   -Вот запишемся мы, а что писать на обложке, а?
   Обложка на той демке так и не появилась, зато на следующих перекурах мы сидели и думали, каждый предлагая по несколько десятков вариантов, которые отбрасывались один за другим. То уже было, то слишком банально и претенциозно. Лишь вечером, в мотеле, с бутылкой пива в руке я брякнул:
   -А если "Протест"?
   -Хм... - сказал Барри. - Ну, в принципе...
   -А че, нормально, - поддержал Лин.
   -Хотя бы на первое время, - сказал я. - Потом, если что придумаем еще что-нибудь.
   Мы обсудили еще какое-то количество вариантов, но утром вернулись к моему. И приняли единогласно.
   Так вот, Барри сказал, что мы будем лабать сольно.
   -Этот козел, - начал объяснять он, имея в виду "Биста" Монтеро. - Не мог пригласить еще кого-нибудь. Все либо заняты чем-то еще, либо им просто в лом выступать так часто, либо кто-то вообще отправился по другим городам. Короче, мы должны пропариться не меньше часа. Такое вот условие.
   Лично я засомневался такому объяснению... но промолчал.
   (Уже после Барри признался, что соврал. Монтеро ничего такого не говорил. Это Барри уломал его на сольный концерт, презентовав ему пару бутылочек "Блэк Лейбл". А так как на тот день вообще ничего не было запланировано, в смысле выступлений, Бист согласился довольно быстро).
   "Не проблема", - решили остальные мы, узнав, что нам придется выложиться по полной. Кроме вещей с демки, которая весила всего лишь около получаса, нам было еще что сыграть. Определились еще четыре наших композиции, плюс еще два кавера - один на Cradle of Filth, другой - на Dark Funeral. К пятнице мы отшелушили еще две своих вещи, и суммой вышло четырнадцать фишек для концерта. После трех - а то и пятичасовых репетиционных сессий вопрос продержимся ли мы на сцене час с лишним, не стоял.
   Барри предупредил, чтобы на сцене все были трезвые и ни под чем-либо вообще. Все согласились.
   И вот он - день нашего первого выступления.
   Наша четверка появилась в клубе часа за три до концерта. Распаковались, настроились, пропиликали пару вещей в пустом зале. В баре выпили содовой, покурили... и тут-то и начали появляться первые из тех, кто сегодня собирался на нас посмотреть.
   Народу приперло не столько, сколько на недавний фест, даже не столько, как на "Исчадий Ада", но вполне прилично. Выходя на сцену, я обнаружил на прикидку где-то около сотни с чем-то там. Вся наша тусовка плюс все остальные, пробитые на такую музыку. Совсем неплохо... по масштабам Дрим-Пойнта.
   Встретили нас хорошо; подбадривающие вопли и посвисты, кто знал - выкликал наши имена.
   Появиться мы решили без гримов, просто так, в футболках и джинсах, безо всяких колючек.
   Я встал перед микрофоном, Лин прошелся по барабанам, Барри дернул первый рифф.
   -Привет, Дрим-Пойнт, - сказал я шепчущим скриммингом, и толпа радостно откликнулась.
   А потом...
   Мы выжали из себя все, что могли. Никто вроде не слажал. Конкретно я пару раз чувствовал приступ тошноты, когда стоял вот так и смотрел в глаза толпы. Но быстро прогонял это чувство, успокаивая себя мыслью, что так и должно быть... в первый раз.
   В общем, спустя где-то час двадцать остались довольны обе стороны от перил, ограждающих сцену.
   Затем бар "Холодных Небес". Пьянка, поздравления, похлопывания по спинам и плечам нашей четверки. А потом Ларри Блюменгейл предложил отправиться к нему - его предки смылись куда-то отдыхать на целую неделю, и часть нашей компании уже пару дней гуляла у него.
   Предложение было принято где-то двадцаткой челов, наша "протестующая" четверка в их числе.
   И после набега на торговый центр все откликнувшиеся оказались в трехэтажном домике на окраине города.
  
  
  
   Валери...
   Что я знал о ней, начиная с нашего первого знакомства и до той ночи? Не особо много. Она была старше меня на два года, ни с кем не встречалась более трех месяцев, работала официанткой в закусочной. Вот, в принципе, и все.
   Еще с нашей первой встречи, я часто ловил на себе ее взгляды, казавшиеся мне... откровенно приглашающими, что ли? Да, пожалуй так. Я же, поймав их на себе, почти тут же отворачивался, не зная, что нужно делать в подобных ситуациях - то ли пялится в ответ, то ли что-то, блин, еще.
   А она продолжала переходить из рук в руки.
   Не знаю, что пробудило в ней в ту ночь инициативу. То ли я стал звездой городского масштаба, то ли ей надоело целую неделю ходить одной - именно столько времени прошло с тех пор, как она забила на Пита Лаймона из выпускного класса. Я знал про это, хотя Пит и не был в нашей тусовке. Так, слухи у нас распространяются быстро. Короче типа она устала от одиночества, а тут я подвернулся как нельзя кстати. Все эти предыдущие глазкостроения не прошли даром. Я тупил, а она поняла, что первого шага с моей стороны ей не дождаться... потому и совершила его сама.
   Где-то ближе к полуночи я сидел на диване дома у Ларри, вполуха слушая болтовню кого-то из наших, вроде это был Ганс... как-то его там, что попса вскоре сдохнет, а метал окончательно воскреснет. Во мне уже было около восьми стаканчиков виски, я пытался думать ни о чем, и мне было по фигу и на болтовню Ганса, и на ржач, хихиканье и вопли по всему дому. В соседней комнате грохотала музыка. Потом до Ганса доперло, что мне по хер на него, и он наконец отвалил. Может, рассчитывая найти более добросовестного слушателя. Вслед за ним через гостиную прошатался Лин с телом Сондры через плечо. И я вроде остался один.
   Но ненадолго. Сначала возник Барри, посмотрел на меня, исчез, вернулся почти с полной бутылкой и заставил меня с ним выпить. Раза четыре. Потом сказал, что ему надо бы заглянуть в сортир, и до утра я его больше не видел.
   Чувствуя, что начинаю отрубаться, я вслушивался в звуки дома... пока не заметил, что рядом со мной сидит Валери. Уже когда-то успев довольно тесно ко мне прислониться.
   Я пробормотал что-то неопределенное.
   -Устал? - спросила она. Потом положила свою руку мне на бедро. - Или тебе не мешать?
   -Да я и ничего, - брякнул я первое, что пришло на ум и решило сорваться с языка.
   -Проверим?
   И ее ладонь медленно поползла вверх. Я тупо отслеживал это движение и чувствовал, что виски, даже в том количестве, что пребывало сейчас во мне - это не помеха для эрекции. Помехой тут были джинсы и трусы. А виски скорее помогало побороть смущение такому девственнику, коим я и являлся.
   Вместе с облизыванием моей мочки было предложено отправиться на поиски какой-нибудь пустой комнаты с кроватью.
   Я и согласился. Хотя на половину мне было по фигу, на другую половину я думал, что наверное это будет круто. И хрен бы, что я даже толком не умел целоваться - так пара опытов где-то в начале средних классов не приведших абсолютно ни к чему. Ну... так, пошевелилось что-то у меня внизу и тут же обмякло.
   Теперь же я, думаю, завелся как следует.
   Пока искали комнату, почему-то думал, будет ли предстоящее похоже на сценки из увиденных мной у Барри порнушек или как-то еще... До этого я даже онанизмом не занимался, хотя и случались у меня утренние стояки... дневные и вечерние тоже. Просто я до этого не додумывался, да никто мне и не объяснял, что есть такой способ разрядки, когда ты один и помочь некому. Так что... вот так.
   За первой дверью спали втроем на одной кровати, все в одежде поверх одеяла, без малейшего намека на секс. Наверное, все просто единовременно отрубились. За второй, третьей и четвертой дверьми тоже не оказалось возможности на уединение.
   Валери предложила подняться на второй этаж, и там сразу же была найдена пустая спальня.
   Пока Валери запирала дверь на щеколду, у меня жутко пересохло в горле, и я пожалел, что не догадался прихватить с собой пива.
   Спальня была уютной, просторной, с картиной - натюрмортом и большой двуспальной кроватью. Еще тут были темно-синие обои, краснодеревный шкаф... а остальное я увидел только утром, ибо пальчик с черным лаком на ноготке щелкнул выключателем. А через секунду обладательница оказалось очень близко от меня, заставив забыть о чем-то постороннем.
   Ее губы впились в мои, а руки начали меня раздевать. Начали с молнии на джинсах.
   "Какое у нее тяжелое дыхание" - эту мысль, проскочившую в моей пьяной башке, я помню и сейчас.
   Я пытался снять ее блузку - ну надо же делать хоть что-то самому - но приподнял ее только до подмышек, когда Валери начала подталкивать меня к кровати. Куда я и грохнулся через несколько попятных шагов.
   Валери умудрилась стянуть одежду с нас обоих, оказалась на мне, после чего снова протолкнула свой язык мне в рот, и я ощутил на своем члене ее сжатую ладонь, которая начала ходить вверх-вниз. Я пытался придумать (припомнить?), а что нужно делать мне, но мысли слишком быстро носились одна за другой, и я сподобился лишь на поглаживание ее груди. Валери тут же всхлипнула... А какой-то идиот внутри меня хихикнул. Впрочем, почти тут же заткнулся. Потому что Валери решила закончить с прелюдией, и с помощью все той же руки направила меня на правильный путь.
   В следующие несколько секунд я пытался понять, приятно мне или что-то еще, а Валери уже вовсю наращивала темп.
   А я просто валялся. Этакий Пиннокио с торчащим достоинством. Потом, постепенно, мне реально начало все это нравится, я стал пытаться войти в такт, и у меня довольно быстро получилось.
   Через какое-то время Валери предложила взять ее сзади. Я понял, что от меня требуется - спасибо порнушке и озвучивающим ее людям. И снова у меня все получилось. Попал почти без прицеливания.
   Пьяный туман в моей голове начал сменяться туманом крайнего возбуждения, и я ощущал себя словно взлетающим куда-то вверх, на недоступные мне доселе высоты, а Валери весьма регулярно издавала полукрики-полустоны.
   Наконец и со мной сила трения сделала что-то офигенное, - о, этот чудный первый раз - я тоже не смог сдержать стона, ощущая, как секунды превращаются в вечность...
   Потом мы лежали под одеялом. Валери - положив мне голову на грудь, я же пребывал в позе распятого.
   -Послушай, - сказала она наконец. - Только без обид, ага? Просто... поначалу мне показалось, что ты ведешь себя как девственник...
   Я и ляпнул:
   -Тебе не показалось.
   -Серьезно? - она приподняла голову и хихикнула.
   -Ага, - я улыбнулся, глядя на потолок, где гуляли ночные тени.
   Голова Валери вернулась на место.
   -А знаешь, - сказала она через несколько секунд. - Дальше ты оказался неплох... для первого раза. Честно.
   -Спасибо, - брякнул я, вызвав новое хихиканье Валери.
   Потом мы лежали тихо, совсем тихо. А внизу, на первом этаже кто-то еще был в состоянии пить и разговаривать.
   Я уже начал теряться во времени и пространстве, когда Валери шепотом поинтересовалась, сплю ли я.
   -Неа, - также шепотом ответил я.
   -Тогда, может, повторим?
   И ее рука скользнула под одеяло, через секунду найдя объект для массажа. Моя вялость сразу куда-то испарилась, и мы повторили. На этот раз почти медленно. Я оказался в роли верхнего и теперь действительно постарался доставить ей удовольствие... уже не как бревно с сучком. Ее стоны и слова были лучшим доказательством того, что мои старания не прошли даром.
  
  
  
   На деле, я не особо верил в любовь и пытался объяснить свои чувства к Валери как-то по иному, другими словами. Но то, что я чувствовал, с позиции настоящего позвольте мне назвать именно так - любовь. Хотя бы ради простоты. Причем, любовь, по сути, первая, а значит можно принять во внимание наивную искренность этого чувства, не впадая в цинизм.
   Поутру она заявила, с теплой улыбкой на ее мягких губах, что теперь я принадлежу ей так же, как и она мне.
   -Тебя это устраивает?
   Лукавому блеску в глазах я ответил поцелуем.
   Все обещало продолжится чем то большим, когда зашевелилась дверная ручка, потом раздался стук и послышался голос Ларри.
   -Эй, кто там есть?
   -Пошлем его? - предложила Валери, готовая уже к моему вторжению, после того как я дал волю рукам и добрался до ее лона.
   -Нехорошо как-то, - сказал я. - Хозяин все-таки...
   -Эй, - это снова Ларри. - Вы там развлекайтесь скока влезет. Но, может хотя бы у вас осталось что выпить, а? Хоть пиво...
   -Нет тут ни хрена, - ответил я, повысив голос.
   -Вот бля, - отреагировал Ларри.
   Потом потопал дальше, пробормотав что-то типа "снова переться в магазин".
   А мы продолжили свое занятие.
  
  
  
   Мои отношения с мамой повернули вновь в сторону войны - так, не холодной, не горячей, - еще со времени того рок-фестиваля. Скандалы, упреки, нравоучения - все это опять вернулось. А тут она еще решила заглянуть в мою школу, где не была уже лет шесть. Обнаружила мою неуспеваемость - вернее целую кучу троек, но для нее это равнялось неуспеваемости, - и это резко ухудшило ситуацию на фронте.
   -Значит так, - были ее слова. - Во-первых, я тебе ничем не обязана. Ты был моей единственной надеждой, и эта надежда уже давно начала куда-то пропадать...Сейчас я лишь выполняю свой родительский долг - трачу на тебя деньги и внимание, потому что ты мой ребенок, и я должна поставить тебя на ноги, чтобы ты стал человеком. И мне плевать, хочешь ты этого или нет. И еще - у меня нет средств, чтобы оплатить тебе колледж. Если ты провалишь экзамены на бесплатное отделение, знай - как только тебе исполнится восемнадцать, ты можешь смело убираться из этого дома и из под моей опеки. Ясно?
   Яснее быть не могло. Здесь уже пахло не просто совпадением, как я тогда думал, а чем-то еще. Она не знала про мои планы, но сама указала, что надо сделать, чтобы получить доступ в Свободный мир с ее же согласия. Хе-хе, сказала моя расчетливость.
   И я уже знал, что просто обязан завалить экзамены. Даже если билеты окажутся элементарно легкими.
  
  
  
   Если вам интересно, как это у меня хватало на все время - на учебу, писательство, любимую девушку, работу, тусовки, музыку и прочее - боюсь, я смогу дать вам лишь часть ответа.
   Дело в моей сложной системе приоритетов, в которой все постоянно изменялось... нет, не совсем так. Составляющие системы обладали способностью к мобильности - так вернее. А еще эта система жила своей жизнью.
   Допустим, вечером я должен был отредактировать статью, попасть на репетицию, а еще меня теребила история, находящаяся в написании. Система тут же начинала реагировать, расставляла сама приоритеты, согласуясь в основном со временем... и обычно я ложился спать, сделав все, что надо было сделать.
   С одной стороны, все это выглядит сложно, или что это я все усложняю, капая чем-то лишним на мозги читателя. С другой же - все просто. Это вроде как умение разрываться на части и собираться вновь. На перекуре, во время репетиции, можно достать блокнот со статьей и карандаш, и за несколько минут вычеркнуть все лишнее, а на следующих перекурах можно набросать пару событий, которые должны произойти сегодня вечером в следующих строках рассказа. Чтобы дома было проще.
   Почти так же и со всем остальным.
   И только с Валери я должен был оставаться целым. Иначе здесь было нельзя.
  
  
  
   И, блин, я нарвался на давно ожидаемую черную полосу. Ведь думал же, что все в моей жизни как-то все хорошо складывается...
   В середине апреля некоторые из моих рассказов в "Часах досуга" начали переходить в журналы со всей страны. Издатели присылали письма, я соглашался, получал гонорары. Письма приходили в редакцию "Часов", оттуда переправлялись в "Вестник", после чего сразу в мои руки.
   И это расширение поля опубликования сделало свое дело - я наконец решился и принялся за роман.
   Сначала наброски. Проигрывание отдельных сцен в голове, ключевые точки сюжета, персонажи. Потом это начало вырисовываться во что-то цельное, и я принялся за черновик. Начал писать книгу "Безумец и Повешенный". Наброски романа я закончил в мае, а расписывание начал в июне. Вроде так...
   Блин, я же все время помнил, с самого начала наших отношений с Валери, о ее непостоянности. Боялся этого условного срока в три месяца, честно боялся. Но пока что, все было... в порядке.
   Мы встречались каждый день. На кладбище, у кого-нибудь дома, да вообще, где только можно. И где только можно мы пытались найти уединение. Поиски обычно заканчивались успешно.
   В июне... я заметил, что начинаю нервничать. Подсчитав, что пошел уже четвертый месяц наших отношений с Валери. С одной стороны я начал думать, что наши отношения действительно что-то стоят и дело не только в сексе, или каких-то отдельных элементах типа кучи цветов, мягких игрушек и прочего. С другой... ехидный внутренний голосок сообщал мне, что пора готовиться к худшему, дорогуша, пора. Голос какого-то издевательского таймера в моей голове.
   И вскоре я стал ощущать холодность, со стороны Валери. То она отклоняла мои предложения о встрече, то что-то я замечал странное в ее взгляде. Какую-то отчужденность. В постели ее страсть куда-то пропала... как бы я не пытался ее распалить. Поначалу я уговаривал себя не обращать на это внимания, но уже все начинало походить на очевидность. И я стал дергаться. Пропускать репетиции, опаздывать со статьями, возник намек на творческий запор - роман вылазил из меня не более, чем две страницы в день.
   Как говориться дай повод мыслям о худшем - и худшее тут же откликнется и придет.
   И пришло.
   В середине июля, во время очередной пьянки - по воле какой-то странной иронии дома у того же Ларри - я случайно оказался в одной из комнат, просто заглянул туда в поисках не помню кого или чего - не важно. И... увидел там Валери, делающую минет Фрэнку Стилеру, чуваку, недавно вписавшемуся в нашу компанию. Валери была без кофточки, даже без лифа. Лишь через несколько секунд они сообразили, что кто-то открыл дверь... да, сегодня она решила ее не запирать. Фрэнк повернул голову, а Валери даже не думая прерываться, просто скосила взгляд. Секунды эти дали мне целую кучу времени, чтобы понять и оценить должным образом ситуацию. Не смотря на то, что я был довольно пьян.
   -Сет, - начала Валери, наконец выпустив член изо рта.
   Но я уже развернулся, хлопнул дверью...
   Полчаса, всего лишь полчаса назад я обнимал ее, целовал в шею...
   ...и вот теперь с каким-то странным пощипыванием в глазах я куда-то иду, плыву...
   ...потом я уже сижу на опущенной крышке унитаза, держу в руке найденную где-то бутылку, пью прямо из горла, чувствую слезы на щеках и то и дело повторяю слово "почему?.."
   Потом рядом оказался Барри, который вроде пытался меня утешить, но ответы на мои вопросы так и не смог дать. Впрочем, и так все было ясно.
  
  
  
   Лишь где-то ближе к полуночи - я никак не мог напиться и упасть в отрубе, хотя очень хотелось, и для этого я влил в себя никак не меньше литра - Валери нашла меня и сказала, что нам лучше расстаться.
   А я уже не собирался возражать... не осталась место даже этим "почему".
   Все растворилось в горечи осознания безнадеги и моих слезах.
  
  
  
   Я думал, что смогу забыться. Сначала конкретно запив. Пил беспробудно, целую неделю проторчав у Барри. Забив даже на работу.
   Потом, поняв, что алкоголь ни хрена не лечит, а лишь обостряет чувство депрессии, решил, что мое сочинительство наверняка сыграет роль лекаря лучше, чем алкоголь. Я уже не единожды убеждался, что когда убегаешь в воображаемый мир, проблемы мира реального отходят если не на десятый, то хотя бы на второй план точно.
   Вернулся домой, обнаружил мать, решившую объявить мне бойкот. Поднялся к себе, сел, засунул лист в машинку... и понял, что не могу написать ни строчки. Просто сидел себе и тупо пялился на чистый лист, думая про Валери. Как и во время всей предыдущей недели.
   Снова стали наворачиваться слезы, и опять сильно захотелось выпить. Но я продолжал сидеть просто так, не отрывая задницу от стула еще часа четыре. Потом лег в кровать и с открытыми глазами провалялся до утра.
   Утром появился намек на чувство долга, и я решил таки сходить на работу. Хэнк не стал меня отчитывать, а поинтересовался, не случилось ли чего. Он уже тут стал беспокоиться. Хотел мне позвонить, но вспомнил, что у меня нет телефона.
   -Извини, - сказал я. - Просто ...
   И запнулся, не зная, что говорить.
   -Что?
   -Мне нужен отпуск, - сказал я, решив все за пару секунд.
   -Значит что-то все-таки случилось?
   -Ага (блин только бы не пустить слезу в кабинете босса чувак не вздумай этого делать). Так я могу...
   - Конечно, - ответил Хэнк, продолжая вглядываться в меня. А я старался сохранить кирпичное выражение лица. - У тебя три недели, дольше не получится. Устроит?
   -Вполне, - ответил я.
  
  
  
   Я сам же решил все усугубить. Странно, да? Не совсем. Похоже на мазохизм обреченного, который кормит свою безнадегу своей же плотью, своей душой. Чтобы безнадега разрослась до немыслимых размеров и окончательно его пожрала. Лишь бы все это, наконец, закончилось...
   Целую неделю я сидел перед машинкой по несколько часов в день, так не написав ни единой строчки. Мне было страшно. От воспоминаний, от тишины настоящего и от лицезрения пустоты грядущего.
   А потом я пришел к Барри и сказал, что не смогу появляться пока на репетициях.
   -Но Сет, мы же через месяц собирались писать альбом, мы же договорились...
   -А мне плевать, - сказал я.
   Может, Барри что и понял. Но лишь отчасти.
  
  
  
   ...Тайком я протаскивал бутылки в дом и пил в одиночку у себя наверху. Перестал ходить на тусовки еще с той памятной последней пьянки у Ларри. Просто не хотел видеть никого... а тем более Валери. Боялся, что натворю каких-нибудь глупостей... типа брякнусь перед ней на колени, все такое. Либо разгорится кровавый поединок с Фрэнком.
   Я пил в одиночку до двадцатых чисел августа. Уже полторы недели прошли, как кончился мой отпуск, и я должен был выйти на работу. Но я не вышел. Мать вроде замечала - что уж там, не могла не заметить - запах перегара, мешки у меня под глазами... но молчала. Да и мне было по фигу, даже если бы она что и сказала. Я знал, что качусь по наклонной. И хрен бы.
   А потом я решил, что пора бы кончать...со всем этим. Так вот типа озарило.
   И двадцать пятого августа, в день своего шестнадцатилетия, около часа ночи я покинул дом с двумя пузырями славного "Джека Дэниэлса". И парой бритвенных лезвий в кармане.
  
  
  
   Я надеялся, что на кладбище никого не будет, ни из нашей тусы, ни вообще. И мои ожидания оправдались. А если бы я засек кого-нибудь лишнего для воплощения моих планов, то тихо бы свалил куда-нибудь еще. Да хотя бы на городскую свалку.
   Когда я шагнул сквозь пролом в стене, среди могил царствовала тьма, с которой не мог противостоять, хотя и пытался, тихий свет молодого месяца, криво торчащего в небе.
   Сев на могильную плиту, я откупорил первую бутылку и сделал несколько приличных глотков.
   -Все хорошо, - сказал я себе, тишине, деревьям, мертвецам и лунному свету. - Все просто прекрасно.
   И стал думать о прошлом. Пил и думал, пил и вспоминал. Коктейль из виски и шестнадцатилетнего пребывания на земле. И так уж получилось, что плохое вспоминалось лучше и чаще, чем хорошее.
   Вторая бутылка была опустошена уже наполовину, и я чувствовал, понимал, что пора, иначе попросту отключусь.
   Достал лезвие, снял обертку. Потом закатал рукав балахона... и сделал несколько порезов на левом запястье. Старался, чтобы было все поглубже, прислушиваясь к чувству боли... которая существовала, была ощутима лишь в душе. А рука казалась лишь отростком чьей-то чужой плоти...
   А потом я стал допивать виски, чувствуя, как стекает кровь с моих пальцев.
   И вскоре пришла пустота.
  
  
  
   Может, я действительно... потерял жизнь?..
  
  
  
   Прочухался я от рассветного холода.
   Обнаружил корку крови на запястье. Оказалось, что порезы решили какого-то хрена затянуться. И с чувством похмельной досады я понял, что умереть не удалось.
   -Дорогой Сет, - сказал я, глядя то на порезанное запястье, то на пустую тару. - Поздравляю тебя с днем рождения. Счастья тебе и прочей херни.
   И глупо хихикнув, вдруг понял, что умирать почему-то перехотелось. Может, решив, что уже умер - ведь старался же, блин, а? Так что одного раза вполне хватит. Пока...
   И с чистой совестью отправился домой, обнаружил на кухонном столе торт с незажженными свечами и записку с поздравлением. Самой же мамочки дома не наблюдалось и не слышалось. Я зажег свечи, тут же задул их, отрезал от торта солидный кусок, слопал его, запивая крепким чаем, и решил, что праздник нужно продолжить.
   Вышел я из дома с пятью сотнями в кармане, глянул с прищуром на солнце, улыбнулся и глубоко вздохнув, обнаружил в воздухе запах приближающейся осени.
   "Я снова жив" - подумал я.
   Сначала отправился к Хэнку, сказать, что если я еще не уволен, то готов вновь вернуться к своим обязанностям. Хэнк, как ни в чем не бывало, сразу же дал мне несколько заданий для следующего выпуска.
   Потом я решил собрать всех на свой день рождения. Начали в "Холодных небесах, закончили утром в баре "Спираль". Было около сорока человек... В том числе и Валери. И мы болтали с ней как хорошие друзья. Еще я нашел время, чтобы извиниться перед Барри, а тот ответил "не болтай херни, все в поряде".
   А следующим похмельным утром я обнаружил, что могу продолжить роман.
   Понимаете... оказалось все просто. Мне нужно было умереть... или хотя бы попытаться, чтобы я смог вернуться в мир живых.
  
  
  
   Чуть позже я узнал от такого же суицидника - неудачника, что вены нужно резать вдоль, а не поперек. Чтобы наверняка, а не очнуться вдруг живым... или не совсем мертвым.
  
  
  
   Я продолжал вести свой дневник, и именно в шестом "томе", я впервые упоминаю о Майке Либерти.
   Начался новый учебный год, окончательно вернулась моя привычная жизнь... начался сентябрь.
   А еще я решил вернуться к занятиям магией.
   Если вы помните, занятия с переписыванием... ну с и некоторыми мелкими опытами я решил прекратить. Потому как не было единомышленников. А подсознательно или на каком-то ином уровне, я думаю, что ощущал потребность в наставнике, или человеке, хотя бы более опытном, чем я.
   Мои записывания и всякие ритуальчики в одиночку продолжались, и когда я попал в тусовку. Но здесь были люди, которых влекла тьма в музыке, образности и разговорах на подобные темы. И никто из них, может кроме нескольких подруг, изредка болтающих про привороты и порчи, не был заинтересован в занятиях магией. Нет, я не спрашивал прямо - просто... было видно, что этим людям этого не надо. Им и так хорошо жилось. Хорошо и весело.
   И вот, я решил вернуться из отпуска, потому как не нашелся никто до сих пор, у кого хотя бы намечался подобный интерес, не говоря уж о том, кто смог бы направить меня по этому Пути. Спустя полтора года я вернулся к переписываниям... и не только.
   Оказалось, что в библиотеке возникло некоторое пополнение как раз на эту тематику. В-общем, есть чем дополнить мои записи и расширить поле моих экспериментов.
   И вот, где-то ближе к концу сентября сидел я так себе за столиком в читальном зале, пролистывал четвертую книгу "Оккультной философии" Агриппы, делал выписки и вообще был всем этим весьма увлечен. Потому, когда чей-то мужской голос поинтересовался, можно ли ко мне подсесть, я даже не посмотрел, кто это, а просто кивнул.
   Но минуты через две мою увлеченность перебило чувство странного дискомфорта... знаете, бывает такой иногда, когда находишься среди людей. Вроде бы все в порядке, но есть какой-то зуд между лопатками. Ты оборачиваешься... и видишь человека пристально, остро тебя разглядывающего. Только сейчас у меня зудело не между лопатками, а где-то посреди лба.
   Я поднял взгляд.
   Со мной за одним столиком, прямо напротив меня сидел худощавый, с длинными седыми волосами средних лет дядька. И смотрел теперь мне прямо в глаза.
   -Что? - поинтересовался я.
   -Да вот, хотел спросить, как у тебя успехи со всем этим... - он кивнул на стопку книг рядом со мной.
   -А с какой целью? Вы потомок инквизиторов?
   -Да нет, - он улыбнулся. - Вроде. Я давно уже за тобой наблюдал. Потом ты исчез, а сейчас вот вернулся. Значит... что-то тебя позвало?
   -И все равно я не понимаю, какое вам до этого дело.
   Если честно, я уже начал смущаться над своими вызывающими, резковатыми репликами, просто так вот срывалось с языка. А так, дядька не вызывал у меня никаких отрицательных эмоций и такого прочего. Скорее наоборот. Было в нем что-то... импонирующее. Не только во внешнем облике, но и в том, что таилось за этим взглядом.
   -Мне? - сказал он. - Можешь считать это простым любопытством. Хотя бы ради простоты. Кстати, меня зовут Майк.
   Я пожал плечами. И начал потихоньку развязывать язык.
   -А меня Сет. Да что тут сказать... Успехи - фиг его знает. Что-то срабатывает, что-то не до конца, на что-то вообще просто зря потрачены силы... А так...
   И я не заметил, как вдруг начал выкладывать ему свою историю. Причем не только касательно своих отношений с магией. Хрен его знает, я до сих пор не до конца могу объяснить, почему я решил растрепаться человеку, с которым начал свой первый разговор всего пару минут назад, чьего имени я даже пока не знал. Впрочем, как оказалось позже большую часть моей истории он знал и до моего рассказа. Вернее, не то чтобы знал, просто так же проходили первые вехи его собственного Пути. И это было лишь частью составляющих наших схожестей. Нет, не тех, что снаружи, что ты показываешь людям каждый день, а тех, что внутри.
   После окончания моей истории - уверен, что прошло никак не меньше часа с его начала - Майк спросил:
   -Значит, ты решил идти по Левому Пути, предварительно сойдя с Правого? Ты уверен, что так уж определился с выбором?
   Я постарался ответить и на этот вопрос. Как смог. Начав с теории о том, что фактически разделения Силы на светлую и темную сторону не существует, а все зависит от того, кто этой силой управляет.
   Майк выслушал меня.
   -Что ж, - сказал он. - И тем не менее, может этот переход... не является ли он обычным проявлением бунтарства?
   Я пожал плечами.
   -Все может быть. Но если это и повод - то он верен лишь отчасти. Просто... я уже давно чувствовал Тьму внутри себя. И рано или поздно этот переход все равно бы совершился.
   -Ты так думаешь, - сказал Майк без вопросительных интонаций. - Конечно, ты еще молод... но это хорошо, что ты пытаешься понять себя. И магия тебе представляется по большей части как инструмент.
   -В общем да. Однако я все же считаю себя скорее писателем, чем магом.
   -Потому как в первом у тебя больше опыта и успехов, чем во втором...
   -Ну...
   -...А хотел бы ты действительно понять магию? Не только в теории.
   Мой ответ был утвердительным. Ну да, иначе нахрена я вообще решил всем этим заняться?
   Майк вытащил из кармана рубашки записную книжку и ручку и черканул что-то на листке. После чего вырвал его и протянул мне.
   -Позвони, когда решишь, что готов. Хорошо? Ладно, больше не буду тебя утомлять. А то ты уже опаздываешь на репетицию.
   И он поднялся из-за стола, улыбнулся мне на прощание и направился к выходу.
   А еще какое-то время сидел... пытаясь вспомнить говорил ли я ему что куда-то тороплюсь... вроде нет. Нет, точно не говорил. Впрочем, что с того. Я уже почти с первого взгляда понял, что Майк - человек... знающий многое.
  
  
  
   К звонку я оказался готовым уже на следующий день.
   -Сет? - сказал Майк, прежде чем я успел что-то произнести.
   -Ага, - ответил я.
   -Хорошо, сейчас объясню, как меня найти.
  
  
  
   Квартира его была почти в самом центре, в доме на проспекте Мидвича. Одно из тех строений, что стояли в Дрим-Пойнте еще со времен первых поселенцев.
   Я поднялся по лестнице на третий этаж, позвонил в дверь и спустя несколько секунд уже оказался внутри.
   А там царил дух прошлых лет. Частично это было связано с обстановкой, старыми неказистыми картинами, тоже старой мебелью на расшатанных ножках, древней люстрой, казавшейся такой хрупкой, готовой рассыпаться в стеклянную пыль от малейшего дуновения ветерка...
   Родителей Майк похоронил пятнадцать лет назад, и эта квартира перешла ему по наследству... как в свое время перходила от родителей к детям семейства Либерти, начиная с первых, попавших в Дрим-Пойнт прямиком из Англии, когда у города еще не было названия, и представлял он собой деревеньку лесорубов.
   Эту квартиру Майк сдавал в аренду, живя в Бостоне, пока не произошел пожар. Пришлось вернуться в родной город - на зарплату бухгалтера новую квартиру купить проблематично, тем более в Бостоне. Правда здесь и своих счетоводов хватало, так что пришлось хватать первую попавшуюся вакансию - которую мог занять мужчина пятидесяти одного года - и теперь Майк работал продавцом в магазине строительных инструментов.
   -Вполне хватает на еду, квартплату и сигареты, - добавил он.
   Потом он предложил мне присесть на диван в гостиной, а сам отправился готовить чай.
   А я сидел, оглядывал комнату, думая, что вот это все теперь может стать Обителью Теней. Хе-хе...
   Несмотря на полдень, во всем доме, как я заметил почти сразу, окна были занавешены тяжелыми шторами, и Майк даже не думал экономить электричество. Позже он сказал, что не особо любит солнечный свет. Так, следствие одного неудачного эксперимента.
   Вскоре Майк вернулся, пытаясь не опрокинуть по дороге поднос. Поставил его на столик и стал разливать чай. По чашкам с синими цветочками. Наверняка фамильная посуда.
   -Извини, - сказал Майк. - К чаю могу предложить только сахар и печенье. Последнее, правда, слегка подсохло.
   -Ну и замечательно. Мистер Либерти...
   -Брось, - сказал он. - Мы равны с тобой в своих поисках. Я хочу, чтобы ты это знал и помнил. Дело не в опыте, а в цели. Никаких учителей и учеников. А лишь компаньоны и коллеги. Так что Майка с меня вполне хватит.
   -Хорошо... Майк, - сказал я и взял чашку.
   -Что ж... тогда поговорим о практике, - Майк откусил печенье, прожевал его, запил чаем и продолжил. - Я и сам был неуверен в себе поначалу. Но... вот как-то нашлись люди, можно тут говорить о случайном притяжении и прочем, и я стал делать успехи. Вернее, начинали мы с самых азов, хотя если говорить об опыте, то разницы здесь ощущались... Но суть не в этом. Каждый из достиг того, чего желал от магии... И постепенно они начали от нее отходить. Один стал известным актером, другая возглавила крупную компанию по добыче драгоценных камней, третий... в-общем, они достигли своей цели и магия перестала их интересовать. Для них - она была лишь этим самым инструментом для достижения желаемого. И только я не отказался от поисков. Потому что до сих пор вижу свою цель не в чем-то таком, чего достигли они. Нет. Для меня магия всегда была не внешним поиском. А внутренним. И зашел я довольно далеко...чтобы суметь остановиться. - Он достал пачку сигарет, предложил мне одну, и мы закурили.
   -Вот ты, - продолжил он. - Избрал Левый Путь... но считаешь, что это он избрал тебя. Или вы вместе изъявили желание к знакомству и познанию. Если долго смотреть в бездну - бездна может ответить тебе своим взглядом. Слышал такие слова?
   Я кивнул. Прочитал где-то, даже вроде записал, но вот сомневался теперь насчет источника.
   -В моем же случае, - сказал Майк. - Я с самого начала смотрел, вернее, пытался смотреть, во все направления и плоскости сразу. Но ниоткуда не чувствовал ответных взглядов. Пока мне не помогли... пока я не нашел таких же ищущих.
   Он допил остатки чая и затушил сигарету в хрустальной пепельнице.
   -Ну. Спрашивай, - сказал он.
   Я и спросил.
   -А что вы увидели во мне?
   -Схожесть, - ответил Майк без намеков на обдумывание или хотя бы паузу. - Нашу с тобой схожесть. А сейчас, если ты покончил с питьем и не желаешь добавки, - я покачал головой. - Пойдем, покажу тебе свой кабинет и остатки своей библиотеки. Что удалось спасти от взбесившейся стихии.
  
  
  
   -В общем-то, это и кабинет и спальня одновременно, - добавил он, щелкнув выключателем, когда мы вошли.
   Моим вниманием первым завладел книжный шкаф. Небольшой такой, но в него уместилось книжек пятьдесят, названия же на корешках же указывали на их принадлежность к одной и той же области знаний. Книги были разной степени старости, часть была относительно новая, но в большинстве своем зачитанные и перечитанные - как я обнаружил, когда Майк видя направление моего взгляда, предложил посмотреть и полистать.
   -Только аккуратно, - добавил он. - Безо всякого хвастовства скажу, что наверняка некоторые из них сохранились лишь в единицах по всему миру.
   Ну да... Один из томов был рукописным и некоторые слова я не понял, хотя язык вроде был английским. А на заглавной странице стояла дата - 1341 год. Офигеть, блин. Да таким раритетам самое место где-нибудь в Мискатонике, лежать под непробиваемым стеклом...
   ...Думаю, что некоторым из вас наше знакомство с Майком с его началом в библиотеке и до этих пор, когда я оказался в его спальне, - кому-то это может показаться соблазнением. Да, оно таковым и являлось. Только Майк искал не симпатичного мальчика для интима. И если я нуждался в наставнике, ему был нужен... кто-то вроде меня. Майк был одинок, как я. Если говорить про этот Путь. И дело здесь, если понимаете, не в общении с людьми.
   А еще... когда ты обладаешь какой-нибудь тайной - иногда это желание приобретает оттенок парадоксальности - хочется ей с кем-нибудь поделиться. И иногда ни хрена не можешь сам понять этого желания.
   Но когда сталкиваются два Предназначения - пусть лишь на время - все всегда можно свалить на неизбежность.
  
  
  
   В тот же день Майк решил начать проверку моих способностей на практике. И начал со способностей медиумических. Достал потрепанную доску спиритов, планшетку к ней, и мы сели за стол. Формулу вызова я знал, этому учить меня не пришлось. Но все равно было довольно интересно воочию ощущать, как движется сам по себе указатель, когда я едва прикасался к нему пальцами. Эксперимента ради я решил вызвать несколько знаменитых духов... то бишь духов знаменитостей. Не все захотели со мной общаться. За исключением Элвиса, который оказался весьма и весьма разговорчивым.
   -Ну что ж, - сказал Майк после окончания сеанса. - Способности у тебя есть. Только в следующий раз мы сделаем кое-что позаковыристей.
   -То есть?
   -Ну...создадим собственного духа.
   -А разве...
   -Можно вполне. Возьмем небольшой отпечаток твоего подсознания, запихнем его в форму, и все. И вообще, кто лучше твоего подсознания может давать ответы на интересующие тебя вопросы... касательно твоего прошлого и будущего. А духи мертвых зачастую лгут. Потому что завидуют живым. Спорим, что Элвис не раздумывая согласился бы сейчас воплотиться в тело какого-нибудь бомжа, лишь бы только вновь почувствовать жизнь... ведь у нас с тобой схожие представления о потусторонней жизни, так? Нет там ничего такого... хорошего и привычного. Так что, карты Таро и прочие гадания гораздо более правдивее, нежели все эти спиритические пережитки.
   Ну да, я знал про это все, да и Майк наверняка знал, что я знаю... но все же обучение есть обучение, ведь так? И Майк учил меня тому, что знал. А я, даже не подозревая поначалу, учил его. Тому, что начинал потихоньку вспоминать.
  
  
  
   Как-то подозрительно быстро, уже где-то через месяц, он помог мне открыть некоторые способности, о которых я и не подозревал.
   В первый раз, на проверке по пирокинезу, после получасового пяленья на кусочек ваты я как-то умудрился его заставить слегка задымиться. А опыте на четвертом вата стала черной - но еще не загоралась. К десятому же разу мне уже хватало пары секунд концентрации, чтобы вата просто вспыхивала.
   А Майк с улыбкой признался, что вот так вот он делать до сих пор не может, как бы не старался. Ну не было у него способности к пирокинезу... потому он почти со злости как-то раз и призвал саламандру. Он уже и не помнил чего ради, то ли чтобы выпытать у нее секрет стихии, то ли чтобы она просто ему помогла... но эта штукой оказалась трудно управлять. И так вот и сгорела его бостонская квартира.
   Майк попросил объяснить, как я это делаю. Какие ощущения происходят внутри меня при этом акте сожжения, все такое. Я рассказал. Что сначала просто концентрируюсь на объекте, потом накачиваю энергией резервуар за глазами, затем повышаю давление, накладываю печать и...
   -Печать? - перебил Майк.
   -Ну...да. Давайте нарисую.
   Нарисовал. Майк посмотрел.
   -Хм, - сказал он. - Не встречал вроде...Откуда это.
   -Из головы, - пробормотал я. - Сидел я тут несколько дней назад, статью дописывал. Но голова была занята именно этим опытом. И... я обнаружил вдруг этот рисунок. Статья обрывалась на полуслове и сразу же шло... это. Я правда не знаю откуда это взялось. Но когда я решил использовать его в опыте, то собственно все и получилось.
   Майк посмотрел на меня. Внимательно так. Но промолчал. Я уж подумал, не обидел ли его... он подумал, что я вру и все такое. Но, блин, я не врал же. Все так и было. Этакий хренов приступ сомнамбулы.
   -Интересный ты парень, Сет, - сказал Майк. - И я думаю, что мы встретились не зря. То есть, я это понял сразу. А теперь у меня просто нет места для сомнений. Что ж, будем считать, у тебя талант к импровизации.
   А в следующую нашу встречу, он меня поблагодарил. Сказав, что теперь спустя столько лет этот опыт получился и у него.
   -А я-то, старый дурак, - сказал он. - Чуть не лопнул, пытаясь хотя бы чуток припалить эту гребаную вату.
   -Да ладно, - пробормотал я.
   -Нет, серьезно...
   В другой ветке стихийной магии, в воздушной, ему везло больше. Взглядом тушить свечу я научился быстро, а вот заставить ее левитировать, как это делал Майк, научился только к третьему месяцу "обучения". Как раз вместе с номером "буря в стакане".
  
  
  
   С этими занятиями я быстро завязал с грозившими перерасти в хронический алкоголизм пьянками. Теперь я употреблял алкоголь лишь в компании, не больше пары стаканчиков. Конечно, хотелось еще, как раньше... но позже я уже воспринимал эту меру безо всякого желания на увеличение концентрации спирта в крови.
   И снова у меня не было никаких проблем со временем, хотя теперь на вершине моих приоритетов прочно и надолго утвердилась магия.
   Тем не менее, "Безумец и Повешенный", на прикидку, дополз где-то до середины, статьи писались, копился материал для второго альбома... а еще я крутанул романчик с Эрин Смарт.
   В библиотеке я теперь почти не появлялся, так, забегал изредка прихватить что-нибудь из беллетристики. И вот зашел я как-то и обнаружил там новенькую, молоденькую библиотекаршу. Как выяснилось позже, попавшую туда на стажировку сразу после колледжа.
   И... хрен его знает, наверно я действительно отошел после тех последствий разрыва с Валери, чтобы умудриться вновь испытать чувства... интерес в этом направлении. Иначе, нахрена я ходил всю неделю в библиотеку, лишь бы только взглянуть на Эрин? Бродил среди полок... но на книжки не смотрел. Чего я тут не видел, а? А потом, когда я понял, что Эрин замечает мои взгляды - их было сложновато не заметить - и еще в добавок отвечает на них улыбкой, я наконец решился, купил три розы разного цвета: красную, желтую и розовую. Но не был уверен в ее реакции, когда стоял вечером около входа в библиотеку, ожидая закрытие.
   А когда Эрин появилась на крыльце, просто подошел и, не решившись на какие-то слова, - пока, - вручил ей розы.
   Она их приняла.
   -Теперь, - сказала она. - Ты, наверное, пригласишь меня куда-нибудь... поужинать?
   -Если будет угодно, - сказал я, уже чувствуя себя гораздо увереннее.
   И мы отправились в ближайшую закусочную.
   А через три дня я оказался в ее постели, по инициативе Эрин, что несколько заглушило романтику. Обнажив, так сказать, естественную реальность.
   Спустя восемь месяцев мы расстались, как-то одновременно придя к выводу, что получили друг от друга все, что хотели. Прощание без ссор, слез и лишних объяснений.
  
  
  
   Где-то в марте - в дневнике я иногда забывал ставить даты - Майк сказал, что хотел бы призвать кое-что со Внешних Сфер.
   -Кое-что? - переспросил я.
   -Ага. Во многих манускриптах это кое-что именуется обычно Тенями Нерожденных. Это те, чьи души... В-общем, тут как-то все запутанно. Они - обитатели Внешних Сфер, и по какой-то странной логике абсурда эти существа наиболее правдивы в плане вопросов того, что будет. Об этом упоминает, в частности, Кроули в некоторых неопубликованных заметках. Кое-что проскальзывает и у Агриппы, но очень уж расплывчато. Есть версия, что Нерожденные обречены так никогда и не обрести плоть или хотя бы пару молекул эктоплазмы и попасть в обитаемые миры. То ли им просто место не нашлось в плане Бытия, то ли еще что.
   -А ты сам пробовал с ними общаться до этого?
   -Ну... в-общем нет. Так что это и для тебя своеобразный экзамен, и для меня...
   Потребовалась неделя аскетизма, медитаций, а вместе с этим и составление сценария ритуала. Со всеми мерами предосторожности. Майк хоть и продолжал доверять книгам, но после моих успехов в импровизации... книги стали всего лишь фундаментом для наших занятий.
   Но вернемся к самому вызову. А дело было так.
   Полночь. Комната. Круг из свечей. Мы внутри круга.
   Дело не обошлось без крови. Мне пришлось сгонять в супермаркет и уломать продавщицу из мясного отдела, которая слушала мою просьбу, вытаращив глаза. Звонков в полицию не последовало, двадцатибаксовая купюра сделала свое дело. И у меня в руках оказалась баночка с пинтой бычьей крови.
   И вот - этой кровью были окроплены четыре символа во внешнем круге и овальное зеркало, которое должно было стать дверью во Внешние Сферы.
   И мы перешли к чтению заклинания. Наши голоса звучали в унисон, одинаковый ритм, одинаковые интонации...
   Секунд пять после окончания прочтения ничего не происходило.
   Потом разом случились три вещи: по комнате пронеслась стена холодного воздуха, потушив где-то две трети свечей, и если бы мы с Майком не держались за руки, я бы наверное грохнулся на задницу, поверхность зеркала превратилась в антрацитовое озеро и оттуда возникло что-то серое и бесформенное. Остановившись у самой границы внешнего круга.
   Больше эта тень походила то ли на осьминога, то ли на что-то из этого отряда - основой ей служила овальная форма, из которой тянулось множество щупалец, которые простирались настолько, насколько позволяли стены и потолок. Думаю, если бы мы проводили ритуал на открытом воздухе это нечто приобрело бы более впечатляющие размеры.
   -Готов слушать вас и благодарю за пищу, - прошелестело в воздухе.
   Голос чего-то бесплотного, что иногда мы можем слышать в слабом дуновении ветерка.
   -Благодарим и мы тебя, - ответил Майк, продолжая сжимать мою руку. - И вопрошаем тебя: будешь ли ты честен с нами?
   -Вы услышите то, что хотите услышать, - ответила тень. - Помните лишь, что время мое ограниченно.
   Как мы и договорились заранее, Майк начал первым. Я не буду здесь углубляться в подробности, скажу лишь, что вопросы Майка были личными и пусть все это так и останется между нами... тремя.
   Мой вопрос был единственным и более обобщенным. Если честно... мне и не был уж так важен ответ на него.
   Слова тени в ответ на него были такими:
   -Твой Путь сам найдет тебя. Но помни, что он не единственный. Ты уже нашел один, второй же ждет тебя за следующим поворотом. И лишь тебе решать, на каком ты пожелаешь остаться. Любой из них приведет тебя к цели, как бы ты не пытался убежать от нее.
   Тогда я интерпретировал эти слова по-своему. Теперь же, восемь лет спустя у меня слишком много поводов сомневаться в отношении своего выбора. Потому что я вижу сейчас лишь тупик.
   А тогда мы попрощались с тенью, ее втянуло обратно в озеро, а зеркало вновь обрело способность отражать. Вновь вспыхнули погасшие свечи, пропал холод, и Майк наконец отпустил мою руку.
   -Как думаешь, стоит выпить немного, а? - спросил он.
   Наш последующий разговор затянулся до рассвета.
  
  
  
   Если вы считаете, что я воспринимал свои успехи в практической магии как нечто само собой приходящее, то вы ошибаетесь. Да, возможно я дал вам такой повод, описывая лишь пару сцен наших с Майком практик. И ничего почти не говорил о том, что творилось у меня внутри при этом, когда мы добивались успехов. Ничего не говорил о том, что кое-что поражало меня до глубины души - не какое-то там банальное удивление с вылупленными глазами, - не говорил о естественной гордости за достигнутое, о повышении самооценки. Да, это все имело место быть.
   И все же я считаю, что мои успехи - заслуга не только Майка. Да, он мог считаться неким музыкантом, который заставил мои струны завибрировать и смог извлечь из них мелодию...но это были мои струны, понимаете?
   Наш оккультный тандем был частью моего Предназначения - в этом я уверен. Так же, как и он и являлся Предназначением Майка. Думаю, в любом случае, когда встречаются двое, трое, несколько, сотни и более людей, объединенных единой целью, на сцене весьма часто возникает это специфическое понятие. Хотя иногда и появляется что-то просто на него похожее... Да, Предназначение у каждого свое. Но тут вся соль была в объединении Путей, начавшаяся с параллельности.
   Майк открыл мне глаза на практическую сторону магии. Возможно, без него я был бы до сих пор теоретиком, так и не нашедшим того, кто смог бы разжечь огонек моих способностей. Без Майка, быть может, на меня бы и не обратил внимание Саймон... хотя... кто знает. Но, тем не менее, я хочу, чтобы вы должным образом поняли и оценили роль Майка Либерти во всей этой истории.
  
  
  
   А далее - мои прощальные отрывки из дрим-пойнтской жизни, написанные в состоянии крайней усталости.
  
  
  
   Летом, в конце июля я дописал второй черновик романа. Устроил себе пару недель отдыха, потом принялся за чистовик.
  
  
  
   После записи нового альбома, вышедшего также небольшим тиражом, как и первый, группу покинул Лин. К тому времени он уже обзавелся беременной женой и кучей дополнительных обязанностей в связи с этим. Ему даже пришлось устроиться на вторую работу, потому как зарплаты на литейке, по его словам, ему едва хватало, чтобы прокормить самого себя. И тут уже время на музыку не осталось. Это вам не я со своими гибкими графиками и самостоятельным списком приоритетов.
   Опять начались поиски барабанщика, затянувшись на этот раз почти на полгода. В итоге, Барри плюнул на это дело и заявил о временном развале группы. И никто из оставшихся возражать не стал.
   Попытаюсь объяснить. Во-первых, уже начала появляться атмосфера усталости как друг от друга, так и от самой музыки, репетиций и концертов. Во-вторых, нам не хватало полноценной реализации собственного потенциала. Нет, мы лабали во многих клубах штата... только вот за его границы все как-то не получалось вылезти. В-третьих, по ходу дела, мы попросту отыгрались. При сочинении новых вещей, Барри то и дело жаловался, что все это где-то уже было. Либо у нас, либо у кого-то еще.
   В-общем, пришла пора "Протесту" кануть в Лету. Такие дела.
  
  
  
   Когда я покидал город, в тусовке остались только несколько старожилов и где-то столько же недавно пришедших малолетних позеров. Где-то три четверти того состава, в который я пришел в свое время, куда-то тихо испарились. То ли... повзрослели?.. то ли устали от однообразных пьянок и иже со всем этим.
  
  
  
   Чистовик я дописал в январе. Но отсылать его пока не собирался. Ждал получения нового адреса.
  
  
  
   Помните, я собирался завалить вступилки в колледж? Так вот, я их и завалил. Билеты попались проще некуда, а я вот взял и написал хрен знает что, а на устных просто мычал как баран. Так я в апреле подвел окончательную черту в своем плане. Мама все-таки... удивилась, но от своих слов отказываться не стала. Сказала, что после окончания школы я должен устроиться на работу и снять где-нибудь квартиру.
  
  
  
   Думаю, всем по фигу на мой выпускной бал. Так же, как и мне. Я выпил несколько фужеров с пуншем, пожрал бутеры с икрой и прочую закуску... а дома, с чувством великого облегчения снял пиджак, галстук и рубашку.
   В-общем, прощай, школа.
  
  
  
   Хэнк принял в штыки известие о моем отъезде и заявление на увольнение.
   -И как это понимать? - спросил он, держа в руках бумагу с моим прошением. - Хрен тебе, а не увольнение.
   -Но, Хэнк...
   -А вдруг тебе не понравиться жизнь в другом городе, и ты решишь вернуться? Будешь заново искать работу? Бессрочный отпуск и не более того, - отрезал он и полез в стол.
   -Хэнк, я вряд ли вернусь...
   -Мне по фигу, - он выложил на стол четыре пятисотенные купюры. - Это тебе. Отпускные на пару месяцев. Как закончатся - звони. Понял?
   Отказываться от денег я не стал.
   -Ладно, - сказал он. - А куда?
   -Не знаю. В соседний штат, скорее всего.
   -А зачем?
   Я улыбнулся и пожал плечами.
   -Ясно, - пробормотал Хэнк. - Что ж, возвращайся, если что.
   -Обязательно, - ответил я.
  
  
  
   Это было мое первое прощание в том июне. Второе было с Барри.
   Тот сказал, что в сентябре тоже переезжает. В Оклахому, в какой-то там колледж.
   -Прощальная пьянка? - спросил он.
   -Не думаю, - сказал я. - Хотя, если мы только с тобой, на пару...
   -Засядем у Томми за стойкой, помянем разными словами прошлое. Идет?
   -Вполне, - сказал я и сдержал обещание.
  
  
  
   Впрочем, да, все верно, я мог бы остаться в Дрим-Пойнте, вполне. Снять где-нибудь квартирку в тихом районе, продолжать пописывать статейки в "Вестник"... Да только не было у меня такого желания. Честно. И дело не в том, что мне хотелось все начать с нуля, что меня задолбал родной город, что я горел желанием познать все прелести одинокой, самостоятельной жизни... Мне просто нужно было продолжать свой Путь.
   Дрим-Пойнт представлялся мне теперь лишь отправной точкой... и меня не покидала мысль, что если я останусь здесь, то дальнейшее будет лишь топтанием на месте.
   Возможно, это вновь был голос моего Предназначения. Показавшего, что рельсы идут дальше.
  
  
  
   Майк, поставив поднос, сел напротив.
   -Значит, в начале июля, - сказал он. - А ведь планировал встретить восемнадцатилетие здесь.
   -Да перепланировал как-то, - ответил я.
   -Что-то подгоняет?
   -В какой-то степени... то есть... когда уже ничего вроде не держит, всегда можно убедить себя, что пора бы сорваться с места. Чем быстрее, тем лучше.
   -Банально, но верно.
   Мы помолчали, потом он сказал.
   -Не забывай о памяти, ладно? Кроме уроков, это еще и значимая часть тебя, твоей сущности. Твои ответы на вопросы в будущем. Запомнишь?
   -Запомню, - кивнул я. - И хочу попросить о том же тебя.
   -Значит, ты понял, - улыбнулся Майк.
   И так закончилось мое обучение в Обители Теней.
  
  
  
   Хоть я и знал номер его телефона... на протяжении всего своего отсутствия в Дрим-Пойнте, Майку я не звонил. Я чувствовал, что ни мне, ни ему этого не требовалось. Все, что нам было нужно, это тот уговор о памяти и еще несколько слов накануне отъезда...после которых мы уже больше не виделись. И, наверное, уже никогда не увидимся.
  
  
  
   -Послезавтра? - в ее глазах стояли слезы, но она пыталась не дать им пролиться.
   -Угу.
   -А деньги?
   -Есть на первое время...
   -Интересно, откуда?
   -Да так, подработал. Кстати, и там уже есть для меня местечко... работа - первая ложь. - Один друг туда недавно переехал. - Ложь вторая. - И поговорил насчет меня. - Третья ложь.
   -Что за работа?
   -Журналистика, - я просто так думал. - А насчет жилья... поживу пока у Джима - выдуманное имя выдуманного друга.
   -Значит, ты уже сделал выбор.
   -Ага. Вроде того.
  
  
  
   Она хотела проводить меня до самой автобусной станции, но я уговорил ее повернуть обратно к дому ужу в конце нашего квартала.
   Тут уже без слез не обошлось. Признаюсь честно - и с моей стороны тоже.
   -Береги себя, - всхлипнула она. - И как приедешь, сразу же мне напиши.
   -Хорошо, - моя последняя ложь маме.
   Я так и не написал ей ни строчки...
  
  
  
   На деле, я мог уехать и раньше. На месяц, или даже два. Оказалось... что все-таки сложно расстаться не только с людьми, к которым не просто привык, но и городом, где я родился и прожил почти восемнадцать лет. Оказалось, что мне нужно довольно много времени, чтобы подготовить себя к этому расставанию.
   Это не просто стены и лица. Это - живое существо. А я был его клеткой. Клеткой этого долбаного организма, носящего имя Дрим-Пойнт.
  
  
  
   Около двадцати тысяч долларов в кармане( пять тысяч я положил в конверт и оставил на столе в зале, пока мама одевала плащ в прихожей), сумка с самым необходимым, в том числе с самым необходимым - рукописью моего первого романа; и я шагаю под накрапывающим дождиком к станции.
   Билет до Лейкмаунта был куплен еще два дня назад - хотя я не был до конца уверен, что еду именно туда, просто понравилось название города... может там и воздух чище, и люди приветливее... И мне теперь оставалось только дойти до станции.
   Куда я и дошел. Сел на скамейку снаружи, рядом с сиамским котом в дорожной клетке и женщиной в зеленом платье в горошек.
   Сел, задумался и решил, что назад дороги нет.
   "Потому что я так хочу" - подытожил я мысленно.
   Закурил, и где-то на половине сигареты подкатил автобус.
   Я поднялся по ступенькам. Еще с тремя или четырьмя покидающими город. Каждый по своим делам.
   Я занял место у окна... и ребенок во мне вдруг опять захотел заплакать, но я успокоил его обещанием о конфетке с начинкой из свободы. Ребенок вроде успокоился, и автобус наконец тронулся.
   И вот по трассе номер 60 я продолжил свой Путь. Откликнувшись на этот зов...
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"