Серебрянская Эсфирь : другие произведения.

Убийца магов(Первая часть)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Попытка написать попаданство без плюшкинизма и немерянной крутизны ГГ. Произведение в Работе. Пока выкладываю первую часть. Сроки выкладки продолжения не определены

  Часть Первая
  
  "Здравствуй неизвестный мне читатель!"
  "Хочу сразу и откровенно предупредить тебя, что это книга обязана своим появлением на свет не столько моему тщеславию, сколько скуке, наполняющей стариковскую жизнь... "
  Писавшая рука замерла, а затем решительно перечеркнула написанное. Уж слишком жалостливая получалась фраза, хотя правдивая, и про тщеславие, и про скуку. Просто последнюю, писавший воспринимал как своеобразную оборотную сторону счастья, не впасть в какую-то возрастную болезнь, серьезно калечащую мозг. По сравнению с этим, отсутствие в его некогда бурной жизни, каких-то событий незначительная мелочь. События он вполне может организовать себе и сам. Вот напишет воспоминания...
  Старик пробежался взглядом по желтизне чистого листа и устало откинулся на спинку кресла. Тихий скрип кожаной обшивки, принимающей на себя вес хозяина, лишь на мгновение потревожил тишину маленького кабинета. Словно мелкая рябь пробежала и снова все замерло в неподвижном спокойствии.
  Написать воспоминания - дело хорошее, и совсем не торопливое. Оно вполне может занять его на год или даже на несколько лет. Вот только стоит решить вытаскивать ли всю грязь на свет. С одной стороны, без нее неинтересно, с другой, сам в чистых белых одеждах тоже не останешься. Ну а если вообще все рассказать откровенно - то не поверят. Решат, что как раз и наступил старческий маразм. Впрочем... - старик с усмешкой вновь склонился над бумагой,- пусть не верят.
  "При рождении меня нарекли Александром в память о моем деде, - заскрипело золотое перо с новой строки, - но поскольку среди наших соседей оказалось слишком много Саш, то домашние использовали нестандартное сокращение Алек, которое быстро перешло в Алик. Однако все эти имена умерли после того, как я исчез из родного мира. Чужбине же было откровенно плевать на мое прошлое, и она лепила на меня новые ярлыки, не считаясь с мнением носителя. Я уже и не упомню всех прозвищ, на которые мне приходилось откликаться. В конце концов, мне удалось договориться с судьбой и остановиться на имени Гарлик. Случайное созвучие с английским словом, мне немного напоминало о доме, где зубок пахучего чесночка неизменно шел в прикуску с щами-борщами. А если кто из местных знакомых интересовался значением имени, то им рассказывались фольклорные сказки о веществе, отгоняющем злобную нечисть. Многие на это, усмехаясь, говорили, что мне подходит, поскольку всем известна моя нетерпимость к разного рода злыдням и халтурщикам.
  Но вот среди всех моих имен одно всегда занимало особое место, поскольку мне его никто не давал. Никто и никогда не обращался ко мне по этому имени. Да и называли им не человека, а его деяния, которых боялись и которыми восторгались. Это мое имя обросло былинами и небылицами. Оно вошло в легенды, в сказки и даже поэмы. Его слышали почти все живущие, но никто не знал и не знает, что оно принадлежит мне...
  Впрочем, если я даже назовусь им в открытую, никто не поверит, что перед ними тот самый Убийца магов. Скорей вздохнут, мол, сбрендил дедушка. Он и в лучшие годы не представлял из себя ничего особенного, ни физически, ни магически...
  Действительно, не представлял... и не представляю. Но все же, именно я стал тем, кого знают как Убийцу магов".
  На листе практически не осталось места. Глаза пробежали по написанному, автоматически отмечая непонятные для читателя места. Впрочем, потом можно добавить сноски пояснения.
  Старик отложил лист на край стола и взял чистый. "Лед тронулся, господа присяжные заседатели, - прозвучал в голове отголосок бережно хранимого прошлого,- лед тронулся!"
  *1*
  Отзвуки гомона, сопровождавшего встречу вернувшегося отряда разведчиков, долетел до стоявшего в отдалении чума, заставив встрепенуться его одинокого обитателя. Сам Старый Падальщик не мог претендовать на долю в добыче, но рассчитывал на традиционное подаяние, которым наиболее удачливые откупались от богини зависти. Надежда на поживу, подстегнула, обычно медлительного старика. Поспешно поднявшись на ноги, он шагнул к выходу и тут же, охнув, замер, схватившись за поясницу, выстрелившей молнией прямо в сердце. Или в легкие... Боясь спровоцировать новый прострел старик, даже задержал дыхание и сделал легкий неглубокий вдох, только когда организм жестко потребовал глоток свежего воздуха.
  Боль отпустила. Старый Падальщик вдохнул глубже и вдруг осознал, что далекий шум приблизился. Не теряя времени на пустые гадания, он, откинув полог входа, выглянул на улицу. Ему не составило труда заметить Грозовую Тучу, ведущего в окружении малышни навьюченного коня. Однако детьми количество потенциальных зрителей не ограничилось. Следом шли несколько молодых охотников в сопровождении кучки женщин. Компания явно ожидала развлечения, и что-то подсказывало Старому Падальщику, что развлекаться они собираются за его счет. Подавив трусливо-естественное желание спрятаться обратно в чум, старик неторопливо вылез наружу, и, придерживая рукой непредсказуемую поясницу, замер у входа в ожидании "дорогих гостей". Обветренное морщинистое лицо застыло привычной невозмутимой маской. Однако неспокойные мысли заставляли взгляд метаться по лицам приближающихся людей, в надежде отыскать какую-нибудь подсказку. Когда же толпа, возглавляемая охотником, подошла достаточно близко, Старый Падальщик с удивлением отметил, что вместо ожидаемого мешка, через спину животного перекинуто человеческое тело.
  Грозовая Туча остановился в трех шагах от встречающего хозяина.
  - Здоров, - безэмоционально буркнул он, не обращая внимания, как сопровождавшие его любопытствующие окружают место встречи, - во искупление от богини Зависти прими дар.
  Старик скользнул взглядом по безвольно висящим рукам "поклажи":
  - Дарение должно быть, частью охотничьей добычи.
  - Так и есть, - последовал лаконичный ответ.
  - И это должна быть достаточно ценная часть...
  ќ- Это самая ценная часть нашей сегодняшней добычи, - прервал его Грозовая Туча, - принимаешь?
  Ощущение ловушки усилилось, но способа ее миновать не находилось.
  - Принимаю, - обреченно произнес Старый Падальщик. Зрители сломали тишину ожидания: зашевелились, заговорили, засмеялись. Грозовая Туча же лишь кивнул и стал отвязывать тело.
  - Падальщик! - воскликнула Ядовитое Семечко, отделяясь от группы молодых жен, - а ты знаешь, что у тебя самая богатая добыча на охоте?
  - Что с того? - стоически ответил тот, мгновенно пообещав себе "наплевать" на подколки пришедших.
  - С того, что на тебе бремя откупа от богини зависти! - припечатала наглая девица, и подружки мерзко захихикали за ее спиной.
  Обещание невозмутимости разлетелось в осколки, подобно глиняному горшку, упавшему на камни.
  - Как? - растерянно каркнул Старый Падальщик, вызывая общий смех.
  - Так! - не успокаивалась Ядовитое Семечко, и, обернувшись к войнам, воскликнула, - скажи ему Темный Взгляд.
  Молодой парень с глубоко посаженными глазами, лишь фыркнул, выражая презрение к просьбе, а может и к самому старику.
  Звук падения тела с лошади привлек к себе внимание.
  - Мертв? - с надеждой спросил Падальщик, вглядываясь в неподвижный "дар".
  - Нет, - сплюнул Грозовая Туча, неторопливо сматывая веревку, - я знаю закон и не отдариваюсь непригодным.
  - Непригодное не даришь? - под смешки окружающих возмущенный несправедливостью старик подскочил ближе, - а это? Это что? - он пнул лежащее тело, - Это пригодное? К чему оно пригодное?
  - Тебе решать, ќ- охотник засунул веревку в карман приточенной к седлу сумки, - хоть женой его сделай.
  - Женой? - старик невольно взглянул на зад валяющегося и только тут отметил, что тело одето, причем во что-то необычное. И настолько оно необычное, что вполне может превратиться в коня. Или даже двух. А если поторговаться, то и трех. Хотя куда ему на старости лет за конями бегать. Его вполне устроит кобылица, чьих жеребят можно будет обменивать на другие блага. А в добавок взять...
  - Или мужем, - лаконично добавил Грозовая Туча, прерывая стариковские мечты о богатстве, - только сначала богиню задобрить надо.
  Возмущение несправедливостью вновь полыхнуло в стариковской груди.
  - Богиню? Задобрить? - сипло воскликнул он, впиваясь взглядом в дарителя, ќ- чем мне ее задобрить? - и осекся.
  - Ты уже понял, чем, - подтвердил охотник, складывая руки на груди, - а я от имени шамана прослежу, чтоб ты как следует задобрил богиню.
  ***
  На задабривание богини Зависти вслед за одеждой раба ушла и часть стратегических запасов Старого Падальщика. Старик дергался, шипел, проклинал каждого получателя дара, но пойти против воли богини не посмел. Вернее, он точно знал, что переусердствовал последний раз, заставляя семью молодого тяжело раненного охотника поделиться жалкой добычей. Дар в виде парня определенно стал местью за то прегрешение. Однако даже отвернувшись богиня дала ему надежду.
  *2*
  Алику с девчонками не везло. А может везло, в том смысле, что ему рохле и домашнему мальчику не попалась какая-нибудь бой-баба, которая скрутила бы его романтического бесхребетненького в бараний рог, и не заставила петь угодные ей песни. Он, стараясь смотреть на себя трезво, вполне осознавал такую опасность. Вернее, осознавал, потому что невольно тянулся именно к девчонкам с сильным характером. Причем с совсем уж детских лет тянулся, поскольку в его классе училась одна такая. Не самая симпатичная, не самая яркая, но Алику очень импонировала ее решительность, независимость в суждениях и готовность отстаивать свое мнение, даже если это означало идти на конфликт с учителями. По сравнению с ней другие одноклассницы казались скучно-пресными. Вот только интерес к девчонке уравновешивался тем, что сам Алик, ходивший в любимчиках классной, имел свою точку зрения на все бушующие разногласия. Он максимально отстранился от конфликта, не поддержав ни одну сторону.
  Собственно, держаться в стороне постепенно становилось его обычной линией поведения. Он как правило не поддерживал шалости одноклассников. Хотя в то же время не мешал им и уж тем более не доносил. Ему случалось и стекла бить, и бомбочки делать, и даже печенье в магазине таскать. Но он еще в начальной школе как-то очень быстро перерос подобные забавы, поэтому смотрел с недоумением на хулиганствующих ровесников. К тому же у него напрочь отсутствовал интерес к чему-либо спортивному. Его не восхищало чье-то количество отжиманий, подъем-переворотов или размер бицепсев-трицепсев. Умение дать в морду не вызывало зависти. Пару раз лишние килограммы на боках побуждали его заняться физическими упражнениями, но во время монотонных упражнений его мозг изнывал со скуки, и тренировки сходили на нет
   Ряды спортивных болельщиков его тоже не манили. Абсолютно не трогало, кто в какой лиге играет, продул Спартак Динамо или выиграл, и в какое место в таблице передвинет их результат. Пусть за этим следят кому интересно. А вот его - читать книги, мечтать, ну еще программировать... Правда Алика порой посещали фантазии, что им заинтересовались, позвали, спросили мнения-совета и, конечно, восхитились.
  В реальности, естественно, ничего подобного не произошло. Одноклассница, незаметившая его пассивной заинтересованности, жила в параллельной вселенной и не нуждалась ни в его советах, ни в поддержке. Ее конфликт дотлел до окончания девятого класса, после которого она перешла в соседнюю школу и контакты с ней полностью прервались.
  Алик к "потере" отнесся спокойно. Но вот на следующий год, почувствовав серьезное бурление гормонов, приуныл. Всерьез захотелось живого девичьего тела... Сначала вполне конкретного тела - увиденная в автобусе красотка, буквально заставила забыть о своей остановке. Он тогда доехал до конечной, и все же решился на познакомиться. Прокурено-хрипловатый ответ сразил минусовым уровнем интеллекта.
  Трясясь в автобусе из новостроек к своему родному центру, Алик осознал простую, но довольно существенную проблему: ему "тела" мало. Хочется "дружиться" с личностью. Вот поэтому и не везло ему с девчонками. Оторвы не прельщали. Живущие по трафарету с родителей вызывали жалость своей неоригинальностью. Пустые куколки просто не цепляли. Он даже хотел найти "старую любовь", но не пошел, а всерьез задумался о ее привлекательности, после чего решил приглядеться к тихоням в надежде на срываемых в омуте чертей. И вроде как к одиннадцатому классу присмотрел. Тихая, спокойная, умная, достаточно миловидная, а характер, как постепенно выяснилось, - кремень. Вот с этим-то кремнем совладать и не получалось. Его явно отнесли в разряд "неинтересен" и пересматривать оценку не собирались.
  Алик делал неумелые подходы-заигрывания, но максимум, чего добивался - это вежливой улыбки. В почти любовных метаниях прошел весь одиннадцатый класс, из-за чего интерес к девчонке возрос чуть ли не до степени "реальная влюбленность". И вот перед самыми экзаменами Алик почувствовал, что отношение к нему изменилось. Взбодренный перспективами он твердо вознамерился объясниться на выпускном. Распланировал все: и слова, и жесты, и действия. Не учел только ее холодный презрительный взгляд и пресекающие его объяснения жалящие слова о том, что достал, и чтоб отстал. Без грубостей, но с жесткой безжалостностью прямо в лицо. С трудом сдержав рвущуюся наружу обиду, Алик постарался высокомерно хмыкнуть, спокойно развернулся и неспеша вышел из танцевального физкультурного зала.
  В гуди громко стучало, в душе штормило, а в голове бурлило месиво мыслей. Не задерживаясь в холле, он быстро прошел к двери на школьный двор, чтоб охладиться. А там его ждали... Хотя может и не ждали, а просто тоже захотели устроить небольшой перерыв в танцульках. Как бы то ни было, он очутился "тет-а-тет" со второй половиной класса
  - О! А вот и перепихончик! - громко приветствовала его появление одна из "оторв",- Сашик, пошли потрахаемся!
   Пятнадцать пар девичьих глаз заинтересовано уставились на Алика в ожидании реакции. Тот затравленно обвел взглядом аудиторию и остановился на улыбающейся предлагальщице.
  - Ну так что застыл? - спросила она, - или тебя надо как слоненка за хоботок вести надо?- тихие смешки,- ну так давай, помогу, в мамочку поиграю,- она сделала шаг навстречу,- познакомь меня с ним...
  -Не велика ли честь? - выдавил из себя Алик и, развернувшись, ушел, скорей, сбежал обратно в школу под издевательский хохот. Вот только едва за ним захлопнулась дверь, как на небе громыхнуло. Хорошо так громыхнуло, что аж пригнуться захотелось. В коридор тут же с визгами и смехом ввалились "проветривавшиеся" одноклассницы. Бежать от них, показывая спину, только подстегивать травлю. Алик резко развернулся, принимая, как он считал, гордый независимый вид. Но большинству было откровенно плевать на него. Шурша платьями, они проскальзывали в тусклом тесном коридорчике мимо препятствия, не замечая его за своей радостью по поводу сохранности причесок-нарядов-макияжа...
  Но не все.
  Алик почувствовал, что кто-то довольно грубо схватил его за ширинку. Он резко повернулся, собираясь оттолкнуть наглую девицу, но та оказалась сноровистей, поднырнула под его руку и резко выпрямившись прижалась к нему всем телом:
  - Ого!- выдохнула она прямо в лицо смесью винных паров с табачным дымом, - а у тебя хоботок жирком не зарос! Тянется в руки к мамочке...
  Справа и слева противно захихикали подружки, а девица притиснулась плотнее. Примятый лиф ее платья вздыбился, открыв взгляду грудь. Довольно некрасивую грудь. Два свободно болтавшихся востроватых конуса со скругленными вершинами выглядели шаржами на то, что принято считать женской красотой. Но это была первая девичья грудь, которую он видел в живую. Да еще так близко. Ее не прятали, не скрывали, а демонстрировали. И даже прижимались ей к нему. Его взгляд прилип к девичей коже, впитывая такое близкое и доступное. Стало тяжелее дышать. В пальцах зазудело желание схватить, смять. Нежно розовые неистово манящие вершины набухали на глазах... А девичья рука по-хозяйски дернула собачку молнии на ширинке.
  - Ну лизни их,- донес предложение новый табачно-винный выдох, - пройдись языком по бугорочкам...
  И по неизвестной Алику причине девичье тело вдруг действительно приблизилась, причем настолько, что он несмотря на скудность освещения сумел разглядеть капельки пота в ложбинке между грудей.
  "Слизнуть это?" - взыграла в нем отрезвляющая брезгливость. В нос как-то резко ударил тяжелый слишком приторный запах духов, который все же не сумел полностью скрыть жгучий запах пота "соблазнительницы". Наваждение схлынуло быстро, но опоздало
  - Что здесь происходит? - хлестнула по мозгам реальность голосом завуча. Алик дернулся, вырываясь из коварных объятий.
  - Нам тут Сашик, Тамара Яковлевна, мужскую силу демонстрирует, - совершенно спокойным голосом заявила "соблазнительница".
  - Что?!
  Алик обернулся, чтоб гневно оправдаться, но ничего не смог сказать, потому что за массивной фигурой завуча стояли одноклассники, кто-то из родителей и учителей.
  - Да он, видать, узнал, что его зазноба наставляет ему рога с его лучшим дружком,- проинформировала девица, - вот и бросился ко мне, как к ее антогонистке. Встал тут перед нами, да начал вот... во всю себя демонстрировать...
  "Демонстрировать?"- подумал Алик и тут только осознал, куда все смотрят. Запахнув полы пиджака, он буквально снес стоявших на его пути девиц и выскочил во двор школы. Холодные струи дождя ударили его по лицу и, кажется, сразу испарились от горящих огнем щек. Блокируя возможных преследователей, он упал спиной на дверь. Из глаз текли слезы, позор и отчаянье спазмами перехватили горло, а руки судорожными движениями запоздало ликвидировали последствия общения со стервой-одноклассницей.
  Одежда приняла свой изначальный вид. Отлипнув от двери, Алик побрел сквозь пелену дождя, совершено не думая о том, куда и зачем идет. Впрочем, ушел он не далеко, всего до трансформаторной будки у выезда со школьного двора. Выглянувшая из двери завуч видела, как он, облокотившись спиной на железную стенку уперся ногами в рядом растущее дерево.
  Выходить под дождь, чтоб вправлять мозги подростку, Тамаре Яковлевне совершенно не хотелось. Да и вряд ли он ее сейчас послушает. Парню сейчас лучше с каким-нибудь мужиком поговорить. С матом, пошлостями, да сальными подробностями...
  И в этот момент ударила молния.
  Потом никто не мог сказать куда именно она ударила: в дерево, в будку или прямо в школу. Все говорили об ужасном грохоте, взрыве ламп, задымившейся искрящей аппаратуре, вспыхивающей проводке и пронёсшемуся по коридорам огненном вихре. Он лизнул жаром открытые плечи и спины девиц, спалил их прически, оставил лишь пепел от их легких нарядов. Пострадали не все, но многие и не столько физически, сколько морально, когда практически нагишом под непрекращающимся дождем, отойдя от испуга осознали в каком они виде... попали на видео и фото.
  Со временем все забылось, потеряло остроту. И девичьи войны, и подростковые влюбленности, и стыд канули в Лету. Кто-то даже вспоминал тот день с улыбкой. А кто-то как божий промысел. Даже боль в семье безвестии пропавшего Александра, притупившись, отошла на второй план. И только Тамара Яковлевна каждый год перед выпускным шла в храм и ставила свечку со словами: "Спасибо, что пощадил..." После чего, глядя на колеблющийся огонек невольно вспоминала, как около пылавшей-искрящей трансформаторной будки поднялся огненная фигура, встряхнулась, расправляя плечи, и внезапно увеличилась в два раза. А потом вскинула голову, одернула пиджак, чтоб затем с места нырнуть рыбкой в ближайшее школьное окно...
  Сам Алик о тех событиях ничего не помнил.
  *3*
  Сначала он очнулся и понял, что ему хреново. Очень. Словно каждая клеточка тела привыкает к своим соседкам. То ли притирается к ним, то ли договаривается о совместном общежитии. От мысли поплохело еще больше, и он отключился. А может не отключился. В памяти остались эмоции, ощущения и желания. А вот с событиями оказалось негусто. Куда-то шел, чего-то искал. Вроде спал, а может просто отдыхал. Поэтому сказать сколько времени это продолжалось было невозможно. Могло пройти пару часов, а может и с десяток дней. Зато очень хорошо запомнил безудержную ярость, с которой размочалил высокий мясистый кактус выдернутым из брюк ремнем и непередаваемое наслаждение от жевания его горькой водянистой мякоти.
  Потом удар по голове, мир поплыл. Из кустов выскочило что-то человекообразное и ткнуло его палкой в живот. Вспышка боли и блаженное забытье.
  На этом воспоминания о "рождении" в мире заканчивались
  ***
  "Я мыслю, значит существую" - с трудом сформулировалось в голове. Мысль облеклась в буквы и повисла в воздухе надписью. Каждая буковка по отдельности. Не чернильные, а металлические. По тусклой поверхности скользят блики, словно подчеркивая основательность высказывания, чтоб затем ярко вспыхнуть на полированных краях. И это не просто края, а остро отточенные лезвия. Да и буквы на самом деле очень плотно прилегают друг другу, образуя сплошную полосу с широкими сверкающими остротой сторонами, сходящимися в хищное "существую" на конце. Потому что это не просто полоса металла, а меч с рукоятью в виде "Я". И этот меч крутанулся в воздухе и воткнулся в землю. Основательно воткнулся. Так, что если крепко держатся за "Я", то тебя не снесет никакой ураган и не смоет никакое наводнение. Потому что если мыслю, то существую.
  Он резко открыл глаза. Предрассветный полумрак в чуме. Похрапывание вечно каркающего старика-хозяина... И вонь. Вчерашней еды, старых шкур, еще чего-то затхлого непросушенного и грязного человеческого тела. Все как вчера. Как позавчера. Как поза-поза-позавчера. Как и вечность назад. Но сегодня стало другим.
  "Я мыслю, значит существую", - повторил он про себя. А раньше не существовал. Болел, бредил, глотал какую-то бурду, окуривался вонючими травами, плакал о потерянном, звал маму, папу, бабушку, даже скулил о брате, с которым вечно враждовал, а потом молился. Всем богам что вспомнил. От Иисуса и Аллаха, до Перуна и Аида. И Люцифером не побрезговал, и местными идолами... И просил умолял вернуть его обратно, или хотя бы указать путь. А его били, лупили, заставляли работать, после чего снова били, потому что он делал не то и не так. Перебитый нос, выбитые зубы, а уж ссадин, да синяков бессчетно. Он ходил, втянув голову в плечи, шарахался от любого движения, старался стать незаметнее. Жил животную жизнь на грани страха и отчаянья, а потом устал. Устал от того, что его несет ветром событий неизвестно куда, а он, как во сне, катиться бездумным перекати поле в надежде, что что-то его зацепит, спасет... Но боги не ответили, сил бояться не осталось, жить по-звериному опротивело. Светлое прошлое, затерлось настоящим до нереальности. Страх смерти отступил, вот только желание сдохнуть отсутствовало. Скорей даже наоборот - захотелось жить, но только не по-звериному. По-человечески.
  "Я мыслю, значит существую",- прошептал он всплывшую во сне древнюю мысль, и, откинув в строну потертую шкуру, медленно сел. С разума словно слетел покров, непозволявший полнее ощутить реальность. Она не понравилась.
  За стенами чума было лучше. Предрассветный сумрак. Клубящийся в низинках туман. Селение, вернее стойбище только начинает просыпаться. Пятеро охотников с копьями уходят в степь. Из ближайшего чума выбралась девица, потянулась, а затем, задрав подол, присела для справления утренних надобностей. Пробегавший мимо мальчишка остановился и о чем-то ее спросил. Пара фраз, взмахов рук, после чего пацаненок несется в другую сторону. Девица, встав, оправила одежду, подняла с земли связку тыквенных фляг и отправилась к речке. Простая, незамысловатая до примитивности жизнь, которой совершенно не хочется жить.
  "Может здесь кроме дикарей существует что-то более цивилизованное?" Он уже давно осознал, что он в другом мире, где фазы луны составляют девять, а не семь дней. Небо, в котором ни разу не мелькнул крестик самолета, без единого белого росчерка инверсного следа показало технический уровень мира. Но все же может стоит поискать места по продвинутее?
  Кряхтение в чуме дало знать, что старик-хозяин проснулся. Приглушенная полуругань-полупричитания медленно переместились к входу. Откинулся полог, и высунувшаяся наружу седая голова громко каркнула:
  -Калик!
  "Вообще-то, Алик, - подумал стоявший у чума парень, покосившись на старика,- впрочем, какая теперь разница..."
  Голова издала кучу неприятных звуков.
  "Наверное жрать хочет,- перевел для себя теперь уже Калик,- пожалуй стоит языком заняться, чтоб узнать куда выбираться. Но сначала завтрак" Он поднял лежащую у чума связку фляг-тыкв, и тоже пошел за водой. Старик гневно залаял. Парень даже не обернулся
  ***
  "Шаманство - это умение ощущать в природе потоки духов, несущих силу повелевающих ими богов,- частенько говорил Сухой Корень своим ученикам, - а не пляски с бубном". После словесного нравоучения следовало закрепление физическое в виде подзатыльника. Или хворостиной, куда попадет, но хуже если посохом. Старый шаман себя не сильно ограничивал в выборе инструментов, поэтому за нерадивость мог приласкать любым подвернувшимся под руку предметом, выказывая мастерство в нанесении весьма болезненных, но неувечащих ударов. На похвалу же он не тратил ни слов, ни жестов, поскольку твердо верил в учительскую обязанность высказывать неудовлетворение успехами учеников. По его мнению, ученик, ищущий поддержки в одобрении, будет следить за правильностью исполнения ритуала, но не познает его суть. По той же причине Сухой Корень никогда не объяснял детали обрядов. Внимательный все заметит без подсказок, умный догадается, талантливый найдет свой путь. А другие не нужны... даже если они родня...
  Сухой Корень покосился на заваривающего травы племянника. Судя по количеству вбухнутой воды, с чувствительностью-внимательностью у него не очень... хотя... Мальчишка, закусив губу, бросил быстрый взгляд на учителя, поспешно сунул в веточку посудину... возможно, не так уж он безнадежен, что не отменяет наказания... Шаман незаметно сунул в рукав тонкий прут для воспитательных целей. Но тут взгляд зацепился за скособоченную фигуру, ковыляющую в направлении его чума. "Снова духи Падаль несут... - подумал он, поморщившись, - сейчас опять канючить будет, словно у меня валяется все исцеляющий корешок, а я его из вредности не даю." Сразу захотелось найти срочно-важное дело, чтоб отвадить гостя, но глаз ни за что не зацепился. И на небе, как назло, ни облачка, значит гаданием на погоду не отговориться. Разве только изобразить медитацию или подготовку к ней. Только Старый Падальщик оказался шустрее.
  - Сухой Корень! -заголосил он издали, - Подожди, Сухой Корень!
  - В другой раз расскажешь как у тебя болит спина,- достаточно громко заявил шаман,- сейчас мне настроиться нужно на камланье.
  - Да я не о спине!
  - Думаешь, твоя нога - более интересная история?
  - Да я не о себе!- возмутился старик, подходя ближе.
  Брови Сухого Корня сдвинулись вверх.
  - Неожиданно, - саркастически прокомментировал он,- впрочем, дай догадаюсь, речь наверное о твоем рабе Плаксе ?
  - О нем самом, - Старый Падальщик подошел чуть ли не вплотную, и громким шепотом спросил,- ты уверен, что он не шаман?
  - Твой раб?- невольно уточнил Сухой Корень в приливе искреннего удивления.
  - Он самый! Он шаман?
  - С чего такие вопросы?
  - Он разжигает огонь светом.
  - Светом?- шаман нахмурился, -У света нету духов.
  - Я сам видел, как он разжигал огонь солнечным светом.
  - Ах, солнечным... Это уже другое дело... - Сухой Корень покивал, показывая, что у солнца вполне могли найтись духи способные воспламенить костер. Правда в то же время сам шаман, не знал, как вообще управляться с ними, поэтому поспешил уточнить:
  - И как он вызывал духов?
  - Никак не вызывал. Просто присел у кострища. И даже не шептал ничего.
  - Хм-м... Что-то здесь не то... Давай-ка присядем, и ты мне расскажешь поподробнее, - предложил шаман, отмечая вспыхнувший в глазах Падальщика жадный огонек поживы. Видимо, старик специально подгадывал время, рассчитывая получить приглашение на дневной перекус. Такую хитромудрость шаман, мягко говоря, не жаловал... Да и духи, видимо тоже... - он взглянул на племянника, и с трудом сдержал ухмылку, - кажется, у них появился кандидат на испытание средства для притупления голода...
  Мужчины уселись в тени чума. Ученик шамана поставил перед ними котелок с заваренными травами. Сухой Корень самолично разлил черпаком по пиалам "укрепляющего средства". Гость пострелял глазами в поисках чего-нибудь более существенного, но, ничего не обнаружив, приступил к рассказу о Плаксе. Собственно, про сам ритуал Старый Падальщик толком ничего не сказал. Что-то не видел, что не понял. Единственное, отметил, что парень как минимум две руки дней постоянно работал луком для розжига огня. "Амулет готовил,"- сообразил шаман, но пояснять эту очевидность собеседнику не стал, а перевел разговор на странности Плаксы. О них ему пару раз говорила жена, но ее треп - это пересказ женских сплетен, в которых правда от выдумки не отличима. Да и не интересовал тогда Плакса совершенно. Толстый, жалкий, плачущий. Сухой Корень не мог без презрения смотреть на него, и лечил его только из-за клятвы духам не отказывать страждущим. Поэтому те пересуды о Плаксе интересовали его не более дыма от костра - поклубился, да развеялся. Но вот желание заполучить солнечных духов придало слухам совсем другой окрас.
  Выяснилось, что началось все довольно давно. Где-то рук шесть-семь тому назад. Именно тогда Старый Падальщик заметил, что Плакса изменился. Стал злее, сосредоточеннее, скрытнее. Первое, что заметил Старый Падальщик, раб стал пить только вареную воду: вскипятит, а потом сольет в тыкву флягу и только из нее пьет. Вторая странность - постоянно полощет рот. Поест чего, и тут же полощет. А по утрам и вечерам кипятит тряпицу, чтоб ей зубы протирать. Раб вообще одержим стал чистотой: регулярно шкуры выбивает, одежду чистит, да дымом окуривает. Да в реке часто плещется... Об этом вот, кстати, жена Сухому Корню рассказывала. Очень ей было смешно, что Плакса боится, когда его голышом видят. Сразу прикрываться руками начинает и убегает, чтоб побыстрей штаны нацепить.
  "Хитрый парень, - невесело подумал шаман,- баб, да девок повеселил скрывая естество, а те и не заметили, что тот все время камешки-ракушки собирает."
  Собственно, в сборе ничего запретного нет, но зачем это делать в тайне? Зачем внимание отвлекать? Все же не зря духи надоумили Грозовую Тучу одарить именно Падальщика Плаксой. С одной стороны, въедливый недоверчивый старик все примечает. А с другой, угробит его раб, так никто плакать не будет. Ведь каким идиотом надо быть, чтоб не сообщить шаману, что раб ни с того ни с сего одежду костью украсил. Так на днях он оказывается вытоптал круг, который по краю исчертил символами, а в середину вбил палку...
  "Шаманский круг для призыва духов?" - подумал Сухой Корень и вскочил на ноги:
  - Пошли, покажешь мне его.
  - Кого?- не понял старик,- Плаксу?
  - И Плаксу тоже,- кивнул шаман,- но сначала круг.
  - Так рано еще,- ответил Падальщик, продолжая сидеть,- на речке он.
  - Круг?
  - Почему круг? Плакса.
  Помрачневший Сухой Корень, уперев руки в бока, навис над гостем:
  - Не серди меня, старый! Я сказал: "Идем, посмотрим", значит, встал и пошел! Или мне позвать душу твоего отца, чтоб поучила тебя уму разуму?
  - Что ты, что ты, -закудахтал падальщик, бестолково зашебуршившись в попытке подняться на ноги,- я ж просто не понял.
  - Знаю я твои "не понял",- буркнул шаман и тут же громко крикнул в сторону,- Ученик!
  Из-за чума выбежал мальчишка.
  - Посох и мешок мне!- скомандовал Сухой Корень, а потом еще рыкнул,-бегом!
  Мальчишка испарился. Шаман неприязненно посмотрел на все еще подымающегося гостя, и, схватив его за руку, потянул вверх, - да вставай, давай!
  - Ох, это все спина,- запричитал старик, тут же хватаясь за свою поясницу едва утвердившиись на ногах,- уж сделал бы ты с ней чего нито...
  - Я сейчас с тобой, чего-нито сделаю!
  - А че сразу со мной?- с поспешно переспросил Падальщик
  - Сколько дней тому назад Плакса сделал круг?
  - Ну-у...
  - А если это призыв проклятий? Болезней каких или злобных духов?
  - Э-э?..
  Но Сухой Корень уже не смотрел на него:
  - Где мой посох?
  - Несу!- донесся ответ из-за стойки с проветриваемыми шкурами, и под тявканье попавшегося под ноги щенка к ним подбежал мальчишка-ученик.
  -Вот,-сказал он протягивая посох.
  - Наконец-то, - буркнул шаман, принимая свой инструмент,- возишься прямо как твоя капуша-мать...
  -Но...
  - Неважно,- перебил его Сухой Корень,- понесешь мешок за нами,- и обернулся к Старому Падальщику с грозным "Ну?!"
  - Иду-иду,- тут же отреагировал тот.
  Шаман поморщился и подхватил старика под руку, вынуждая двигаться быстрее. Так они прошли сквозь все стойбище. У видевших их от естественного любопытства моментально вспыхивали вопросы, но злой взгляд шамана, не позволял не только их задать, но и просто поприветствовать. Не тот шаман человек, чтоб игнорировать такое предупреждение. Дети правда пытались увязаться следом, но на них шикал ученик, а то и родители отгоняли своих чад хворостиной подальше от неприятностей.
  - А что сам Плакса говорит?- неожиданно спросил Сухой Корень, когда до чума Старого Падальщика оставалось шагов двадцать.
  - А че говорит,- вздохнул старик, - ничего не говорит.
  - Так ты его не спрашивал, что ли?
  - Дык почему, спрашивал.. Да только ж по-нашему он и не говорит толком. Так пара слов: пить-есть, да иди-делай
  - Ты его не учил что ли?
  - Раба?
  Сухой Корень еще больше помрачнел и перевел разговор:
  - Где этот круг?
  - Позади чума. Шагов десять. Да ты палку торчащую увидишь.
  -Ясно.
  Не сказав больше ни слова, шаман выпустил руку Старого Подельщика и быстрым шагом пошел вперед.
  Круг, довольно ровный, да хорошо утоптанный, обнаружился именно там, где и говорил старик. Посередине воткнута палка, причем совершенно простая: никаких украшений-амулетов, никакой резьбы, никаких надписей. Совершенно обычная, довольно прямая, сухая палка. Впрочем, не исключено, что на воткнутом, то есть скрытом от глаз конце нет какой-нибудь гадости. Так что не стоило бездумно хватать и выдергивать ее из земли. Тем более, на самом круге были начертаны неизвестные символы: девять одиночных и три двойных. В вершинах над символами лежали камни. Сухой Корень пристально изучил письмена, отметив и некоторую небрежность их начертания, и глубину "процарапывания", защищающую от мелких повреждений. Он подержал над ними свой посох, внимательно отслеживая движения закрепленных на навершии легких перышек и волосков, но ничего не почувствовал. И вот это "не почувствовал" очень настораживало. Так же как и то, что на лежащих по кругу камнях отсутствовали какие-либо следы обработки.
  - Я хочу, чтоб ты научил его языку,- мрачно сказал Сухой Корень подошедшему Падальщику, не отрывая взгляда от круга.
  - Раба?- отреагировал тот.
  - Да.
  - Ты даешь мне работу?
  Шаман медленно повернулся к Падальщику, прикидывая про себя, что ушлый старик может потребовать в оплату:
  - Пожалуй нет, мой племянник займется его обучением. Так я смогу следить за процессом
  - Он будет учить моего раба? Отрывая его от работы?
  - Нет. Во время его отдыха.
  - Получается мой раб не сможет нормально отдохнуть и будет хуже выполнять работу.
  - Какую работу? - с изрядной долей презрительности переспросил Сухой Корень
  - Неважно какую! - возмутился старик,- Он мой раб. Работает ли он, отдыхает, все его время принадлежит мне. И если ты претендуешь на него...
  "Падальщик...- презрительно подумал про себя шаман,- за крошку удавиться..." Очень хотелось плюнуть и уйти, но знания важны! А безопасность племени важнее
  - Хорошо. Что ты хочешь?
  ***
  Преподаватель географии из прошлой жизни Калика, вернее, тогда еще Алика, мог выпестовать будущего географа только по чистой случайности, поскольку практически не загружал учеников знаниями своего предмета. Зато его очень часто уносило в какие-то далекие от учебной программы дали. Подростки к таким речам относились с пониманием, поскольку занимались своими делами: кто домашку списывал, кто книжку читал, а кто просто дремал. Как ни странно, очнувшись в новой жизни, Калик стал вспоминать именно те пространные речи ни о чем. Прямой пользы от них не было, но какие-то фразы-мысли помогали в оценке окружающей действительности. Так, всплывшие в памяти рассуждения о жизни ради накоплений на черный день, подтолкнули осознание, что жизнь аборигенов вращается вокруг подготовки к условной зиме. То есть к сезону, когда с едой будет худо. Собственно, это не сильно отличалось от их цивилизованной жизни. Лето-осень всегда оставались сезоном заготовок. Банки с вареньем и соленьями плотной стеной забивали полки их кладовки. В их семье заготовки шли еще по минимуму. А вот многие знакомые, особенно в возрасте, с весны начинали в деревнях, да садах впахивать, чтоб зиму пережить. Правда здесь условия значительно суровей. Поэтому Калик перестал отлынивать от различных работ, щедро назначаемых стариком-хозяином, видя в них залог своего выживания. Вот только племя на его взгляд ему бедное попалось. Лошадей - десятка три, еще столько же странных созданий, похожий на гибрид ламы с козой. Охотники регулярно, практически каждый день, ходят в степи за мелкой дичью, типа птиц, да зайцев. Раз в пять дней на конях выезжают за крупной добычей. Правда не всегда успешно.
  Женщины тоже регулярно высылают охотничьи партии. - собирательниц растений. Участницы постоянно меняются. Видимо, чтобы отдохнуть от основного женского занятия - домашнего хозяйства. Дети в массе своей были приставлены каким-либо работам. А стариков в племени вроде, как и не было. Разве, что хозяин Калика. Он действительно выглядел самым старым. Видимо поэтому, не ходил на охоту и не собирал никаких съедобных растений, а занимался разведением каких-то хомякообразных грызунов, которые изредка попадали на его ужин. Но в принципе откармливалась эта живность в качестве консервов на зиму. Поэтому старик предпочитал клянчить еду у соплеменников. Он зорко следил за возвращением охотничьих партий, и нередко встречал их раньше вездесущей ребятни. Как правило, ему что-то перепадало. То хвосты, то лапки, то просто кости. Одному-то много и не надо: сварил с корешками, погрыз, обсосал и хватило. А вот на двоих такое снабжение даже близко не тянуло на достаточное. Не говоря уже о том, чтоб что-то откладывать на будущее. А ведь в тех же речах географа мелькала мысль, что к голодному сезону нужно поднакопить не только запасы в "кладовках", но и личный жирок... В прошлом, Калику этот жирок очень хотелось потерять, но сейчас скудный стол быстро лишил излишков на боках и вполне мог довести до скелетной стройности.
  Ворчливый старик-хозяин тоже не испытывал радости от того, что приходится делиться тем, чего самому мало. Поэтому он придумал сдавать Калика в аренду. Естественно, не на самые интеллектуальные работы. Собственно, когда Калика в первый раз привели месить навоз, то он подумал, что это своеобразная издевка. "Смутило" отсутствие зрителей. Потом из глубин памяти всплыло понятие кизяк, вместе с осознанием, что этот самый кизяк надо как-то и кому-то заготавливать.
  Вторая по популярности работа - выделка шкур. Зверя, большого и малого, охотники били регулярно, поэтому на обработку добычи всегда требовались руки. Роль Калика как правило сводилась к натаскай воды, замочи, развесь сушится, помни. Но случилось освоить и скобление шкур каменным ножом.
  Зато кормили. Да еще старику перепадало. Хотя правильнее сказать, что это Калику перепадали остатки угощения, поскольку после работ он мылся на речке. А уж после заготовки кизяка, отскребал себя гораздо дольше и тщательнее. Так что вопрос с питанием хоть и не становился острее, но требовал существенного улучшения. Вот только, где найти неучтенную еду? Охотится Калик не умел в принципе. Она для него существовала только в книжках и фильмах. Его более чем скромные знания о съедобных растениях были не применимы к степям... Оставалась только рыбалка, правда Калик, как и его отец, рыбной ловлей не увлекался, но вот в детстве ему доводилось посидеть с удочкой на пару с мужем бабушкиной сестры. Не бог весть какой опыт, но все же больше, чем ничего. Впрочем, особую ценность те воспоминания, приобретали благодаря историям о том, как дядя Боря мальчишкой мастерил себе удочку. Маленький Алик слушал их, открыв рот. Большой Калик решил превратить их в жизнь
  На леску шел конный волос, грузило - мелкий камешек, поплавок - ощипать большое перо, а вот с металлом, чтоб сделать крючок, было туго. А из альтернативных материалов только дерево, да кость. Первое даже не рассматривалось, а вот второе напомнило о куриной вилкообразной косточке. Вот только с курицами тоже было не густо, особенно на столе у старика. Но все же изредка они лакомились мелкой птицей, благодаря чему Калик разжился "крючками". Вот только сразу возникло две проблемы: кость хрупкая и трудно надежно привязать крюк к конскому волосу. Как бы то ни было, но Калику удалось выловить рыбешку размером с ладонь со второй попытки. Потом последовала серия неудач, оставившая начинающего рыбака без снастей. Но тайно испеченный и съеденный улов вдохновил Калика на поиск новых решений. Да и жизнь впроголодь изрядно подстегивала работу мысли. Так появилась идея вырезать крючок из кости самому. Озарение случилось после обнаружения в хозяйстве старика двух железных довольно тонких гвоздей, которые тот использовал как шило для сшивания шкурок. Позаимствовав один из них, Калик скрестил его с луком для розжига костра и изобрел примитивную дрель.
  Изготовление первого крюка заняло уйму времени. Оно и понятно: пока придумал как держать, пока приноровился зажимать заготовку, пока выработал хватку... правда с первого раза крюк вышел просто гигантский. Калик сомневался, что в речке найдется рыба, способная заглотить такого монстра. Но все же не отказался попробовать, заменив леску, неумело сплетенную из конского волоса, на довольно тонкий кожаный шнур. И поймал... змеюку длинной с руку. Именно она клюнула на использованного в качестве наживки лягушонка.
  Перепугался Калик своего улова изрядно и даже хотел убежать, но, разглядев торчащий из головы ползучего гада крюк, сообразил, что видит агонию, а не безумную атаку раненной рептилии. Но выводы для себя он сделал. Во-первых, брать шнур подлиннее, во-вторых, иметь при себе дубинку для добивки добычи или кучку камней. А лучше и то, и другое.
  Собирание камней, всколыхнув в глубинах памяти пласты прочитанного, породило мысль обзавестись пращей. Естественно, теоретические знания автоматически не трансформировались в умения. Прежний Алик забросил бы тренировки после десятка неудачных попыток. Но вот для нынешнего Калика обретение хоть какого-то оружия было вопросом выживания, поэтому он старался ежедневно выделить время для "разбрасывания камней". Прицельность была неважнецкой, но камни хотя бы стали лететь в одну сторону. Соответственно, приходилось постоянно пополнять запас снарядов. Времени на это не было, поэтому Калик приспособился таскать с собой мешочек, куда приноровился складывать камни, подбирая их по ходу дела.
  Собирательство, естественно, не укрылась от старика, который попытался сразу вызнать ценность камешков. Но все уперлось в знание языка. Вернее, в его отсутствие. Желания же добиться хоть какого-то понимания у Калика не наблюдалось в принципе. Да он даже имя своего хозяина-старика толком не знал. Вроде бы тот отзывался на что-то хрипяще-каркующее. Словно ворона подавилась во время оглашения имени. Но является ли это именем или обращением-окликом типа "Эй, ты!" Калик не знал. Да и не стремился узнать. Про себя он величал хозяина либо Драным Крысюком, либо Хмырем и вести какие-либо беседы не стремился. В какой-то степени он себя осуждал за такое поведение, поскольку лишал себя знания языка, но крысячьи повадки старика вызывали у него омерзение и нежелание идти на контакт. Поэтому если хочет Хмырь камушки - да пожалуйста! Он ему все подарит. Новые-то собрать не проблема. Старику, естественно, такой подход не нравился, но он ничего не мог поделать. Разве только недоверчиво коситься на работника.
  Собственно, косые взгляды начались еще с тех пор, как Калик приволок змею с "рыбалки". На самом деле, тогда он просто не знал, что делать с добычей. В частности, можно ее есть или нет. Оказалось можно. А еще оказалось, что аборигены ценят змеиную голову и кожу. С первым старику не повезло: опасаясь случайно наткнутся на ядовитые зубы Калик сначала откочерыжил голову каменным ножом, а затем размозжил, высвобождая крюк. А вот аккуратно снятую кожу старик куда-то унес и на что-то обменял. Подробности сделки Калика не шибко интересовали, поскольку не думал возвращаться к змееловству - мясо гада оказалось с неприятным привкусом. Съесть можно, но только если другой альтернативы нет. Лучше крючок поменьше выточить, да рыбалкой потихоньку начать промышлять.
  Вот только добавка к меню нашлась раньше, чем удалось изготовить новый крючок. И нашлась совершенно случайно, когда очень хотелось позавтракать, а в наличии имелась только кусочек засохшей лепешки и застывший жир на невымытом с вечера глиняном блюде. Почесав голову, Калик решил развести небольшой костерок, чтоб сдобрить жесткую корку расплавленным жиром. Пока разводил огонь, вспомнил, что видел недалеко от чума пару стрелочек местного дикого чеснока. Луковица у него с горошину, сам жгучий до слез, а зелень до того волокнистая, что не разжевать. Но вот если использовать как специю... Из глубин памяти всплыла картинка, как бабушка ставила в духовку сковороду с курицей, обмазанной смесью соли, перца с чесноком, и как потом квартира насыщалась умопомрачительным запахом... Глотая слюну, Калик помчался за чесноком, вот только сначала ему попался кустик, который объедали аж шесть больших слизней. Пустой желудок вспомнил мидий и предложил попробовать их родственников... Завтрак в тот день получился просто обалденный. Поджаренные в жиру с чесночком слизни оказались издавали такой запах, что можно было под него сгрызть глиняное блюдо. Мало того на запах прибежали чьи-то, дети и старик-хозяин соизволил не только проснуться, но еще высунуться из чума. Однако все они опоздали: от перекуса уже ничего не осталось, а блюдо блестело тщательной вылизанностью. Пришлось всем только нюхать, облизывается, да гадать, что же здесь такое приготовили.
  С тех пор разнообразные моллюски прочно вошли в меню Калика. Он собирал их на реке, на кустах, на и под камнями. Далеко не все они обладали шикарным вкусом, но главное, не вызывали никакого отторжения. Насобирать на полноценный обед у него никогда не получалось, но вот найти несколько штучек на перекус удавалось практически ежедневно. Единственный недостаток - добычу нужно было готовить. Во всяком случае, есть их сырыми он брезговал. В то же время Калик не хотел не то, что делиться, но даже показывать жадному старику, что ему удается закинуть в желудок что-то неучтенное, поскольку опасался сокращения своей порции. Но стоило только присесть около костровища у чума, как Драный Крысюк сразу оказывался неподалеку и тут же шел вынюхивать, что происходит. Разводить же костер в степи несколько несподручно: дым виден издалека, да и толкового горючего нет. Лишь быстро прогорающая трава, да сухой навоз местных жвачных. К запаху горения последнего Калик уже давно привык, но вот готовить на открытом огне от горящего дерьма все же брезговал. Однако ему повезло найти решение... Вернее, ему трижды повезло. Сначала, когда заметил на каких-то одеяниях, хранимых стариком круглую выпуклую металлическую бляшку с кое-как нацарапанным, судя по исполнению, узором. Второй раз, когда сумел ее незаметно стащить. Ну и напоследок, кружочек оказался вогнутым зеркалом с точкой фокуса. Хотя правильней сказать, намеком на зеркало, поскольку вогнутая сторона была мутной и разглядеть фокус удалось по чистой случайности, что, наверное, стоило считать еще одним везением. После чего опыт преобразования лука для розжига в дрель подтолкнул изобретение шлифовального "станка".
  О самом шлифовании у Калика имелись практически нулевые знания. Вроде как пасту используют, которой натирают материал меняя шкурки от грубой к мягкой. Шкурки, реальную кожу, он действительно использовал, наматывая на кость, служившей в "станке" вращаемой палочкой. А вот в качестве пасты чего только не пробовал: уголь, золу, костную муку, ракушечную муку, жженую костную муку, жженый ракушечник, смеси. Он даже использовал в своих экспериментах муравьев, надеясь на эффект от их кислоты. В конце концов ему удалось добиться своего - зажечь пучок травы засверкавшей бляшкой. Пламя занималось в разы быстрей чем от "игр" с луком., позволяя в яркий солнечный день сэкономить уйму времени. В степи же бляшка-зеркальце оказалась практически не заменима: лук, да дощечки с собой не потаскаешь, а тут травы навал, полминуты, и у тебя костерок, жара от которого хватает на приготовление улиточного перекуса.
  Успехи в изобретательстве и добыче еды заставили Калика "взглянуть" на себя. Как-то вдруг надоело ходить в коротковатых кое-как сшитых штанах на голое тело. Старая кожаная безрукавка, кое-как сшитая по принципу пончо, тоже не была предметом мечтаний. Естественно, без портновских навыков было не реально пошить себе костюмчик, но с чего-то стоило начать, и Калик сплетенной из конского волоса нитью пришил себе на штанину карман. Улучшение оказалось сомнительным. Стоило только что-то сунуть в карман, как возникала угроза в любой момент лишится штанов. Завязки "отказывались" держать лишний груз. Но голь на выдумку хитра, и вскорости его штаны обрели помочи. При чем на пуговицах. Их Калик сделал из ошлифованных плоских ракушек. А из кости он сделал пуговицы на безрукавку. На второй штанине тоже появился карман. Затем у карманов появились клапаны на пуговицах...
  Планов становилось все больше. И порыбачить, и улиток поискать, и пращей потренироваться, и одеждой заняться, да еще нужно подумать, как включить в рацион побольше растительной пищи. Но при всем при этом необходимо выполнять работы, даваемые хозяином. "Нужно что-то делать с распорядком дня",- пришел к выводу Калик и... изобрел солнечные часы.
  *4*
  На речке Калику в очередной раз "повезло" наткнуться на четырех щебечущих девок. Они, естественно, занимались на реке какой-то работой, не то стирали, ни то что-то вымачивали, но занятые руки, совершенно не мешали их бойкому обсуждению. О чем идет речь Калик не понимал, но не сомневался, что о нем. Уж больно часто местные женщины подкарауливали его во время купаний. Места, облюбованные им для рыбалки, тоже регулярно подвергались нашествию. Естественно, поведение, в корне отличное от канонов местной мужественности, становилось прекрасным развлечением для аборигенов. Особенно аборигенок, для которых понятий праздность и отдых просто не существовало. Однако невольная роль клоуна Калика раздражала. У него речь о выживании, и зрители не нужны. Ну а бабские хиханьки бесили...
  Впрочем, "бабами" их считать можно довольно условно, поскольку основной костяк зрительниц состоял из девчонок от тринадцати до пятнадцати. Встречались, и постарше. Даже старушки приходили на шоу. Но все же в основном за его счет развлекались малолетки. Во всяком случае, так о них думал Калик, пока не узнал, что все они уже замужние женщины. Правда еще совсем молодые и пока бездетные. Ровесницы же Калика уже имели по два-три ребенка. Им, как и более старшим женщинам, было просто некогда регулярно "посещать театр". Только при случае.
  Сегодняшняя четверка была как раз из молодых. Мрачно оглядев зрительниц, Калик развернулся и пошел вдоль берега, выглядывая ракушки, да камушки для пращи.
  - Эй, Каалик!,-догнал его окрик. Не ожидая ничего, кроме непонятных насмешек, он даже не замедлился.
  - Каалик! Эй, стой!- ничего другого он в криках за спиной не разобрал, но зато отлично расслышал топот ног, и обернулся. К нему бежали все четыре аборигенки. Лидировала девчонка в платье, три отставшие были нагишом, если не считать шнурки с амулетами на шеях.
  "Ну да, она ж на берегу стояла, а остальные в воде поласкались, - объяснил для себя Калик. Снять одежду для "грязной" работы - вполне обычное поведение для человека пламени, где табу на обнаженку отсутствует, а вещи дороги.
  - Каалик! - выдохнула лидерша останавливаясь около него, после чего кратко высказалась на аборигенском.
  - Не понимаю, - выдал он в ответ, спокойно глядя в ее лягушачье лицо. Собственно, для него все местные физиономии выглядели лягушачьями. Небольшие подбородки, выпирающие челюсти, а рот слишком широкий, но очень узкие губы. Нос же был такой приплюснутый, что китайцы, японцы и все прочие азиаты по сравнению с местными считались бы ужасно длинноносыми. К тому же цвет кожи как у выходцев со среднего востока - оливковый. Однако самым лягугушачьим у аборигенов были глаза, способные буквально выпучиваться от удивления, возмущения и прочих эмоций. Правда выражение чувств в племени, особенно в среде мужчин, не приветствовалось. Те всегда старались демонстрировать невозмутимость и смотреть на мир с прищуром в прямом и в переносном смыслах. Возможно, в их чертах сторонний человек увидел бы что-то змеиное, но Калик слишком часто видел их удивление, так что лягушки. Однозначно лягушки. Стоявшая же перед ним девица однозначно тянула на повышенную лягушатость, поскольку отличалась очень широким, по местным меркам, разрезом глаз. Да еще пару раз недоуменно моргнула, переваривая его ответ. Ее подружки молчаливо встали за ее спиной. Калик уже достаточно прожил в племени, чтоб заметить своеобразного этикета невмешательства в чужой разговор без приглашения, что, впрочем, не отменяло обсуждений вслух. Но сейчас все ждали реакции лидерши. Та же, видимо, придя к какому-то заключению медленнее, а главное четче повторила свою речь дополнив ее жестами. Теперь стало понятно, что ее заинтересовали пуговицы на карманах. Скривившись в усмешке, Калик вытащил пуговицу из петельки открывая клапан и запустил руку в карман...
  "Лупоглазые лягушки, - неприязненно думал он, глядя на ярко выраженное удивление аборигенок,- увидят пуговицу, так вообще глаза выкатятся." Вынув из кармана руку, он продемонстрировал им отшлифованную накануне раковину. У него не поднялась рука просверлить в ней дырочки, поскольку шлифовка проявила нарисованную природой картину: под фиолетовым небом с перламутровыми облаками сквозь привольно раскинувшуюся зеленую степь в горизонт уходила тонкая полоска дороги. Возможно, дружно ахнувшие девчонки увидели в абстрактном сочетание цветов что-то свое, но однозначно прекрасное. Калик вложил ракушку в просительно протянутую руку лидерши, давая рассмотреть поближе. Ее подружки тут же обступили "добытчицу", споро залопотав на своем непонятном.
  Калик же скользнул взглядом по девичьим телам. Гормоны в теле отозвались, но как-то вяленько. Ему претило западать на страшненьких тринадцатилетних девчонок из-за того, что у них слегка местами припухло. К тому же он оказался расистом ниже пояса. Воспоминание о нежной белой коже и розовых сосках стервы-одноклассницы будоражили кровь. А здесь успевшие загрубеть от первобытной жизни оливковые недооформившиеся тела с темно-коричневыми нашлепками сосков... Взгляд ушел ниже... Густые абсолютно прямые черные волосы торчали как неуместно вклеенный скальп от большой супердешёвой куклы. К тому же эти "лягушата" только вылезли из воды, поэтому их "искусственный мех" висел неприятного вида сосульками, по которыми стекали капли. И почему-то Калику, казалось, что стегает не вода... Стараясь подавить в себе брезгливость, он стал смотреть на реку.
  - Хорошо, - произнесла одетая,- согласна.
  - Согласна? -недоумевающе переспросил Калик.
  - Да.
  Калик посмотрел на подружек согласившейся. Те явно понимали, что происходит, и так же явно завидовали лидерше. Одна из них, показала на место шагах в двадцати, где берег начинал возвышаться. Остальные высказались одобрительно, после чего лидерша, бросив: "Пошли", бодро туда зашагала. Подружки стайкой за ней. Ничего не понимающий Калик замыкал процессию.
  Лидерша подошла вплотную к земляной стене. Ее голые подружки уселись по-гопникски на корточки... Выглядело, как компанейское справление нужды. Остановившись, Калик неприязненно посмотрел на них, но ему махнули, мол, не замирай. Поморщившись, он подошел лидерше. Та с ухмылкой его осмотрела, что-то сказанула, и споренько задрала платье до пояса. Под ним, разумеется ничего не было. И вот тут-то Калика шибануло пониманием, на что девица согласилась... за ракушку... со зрительницами... А эта развернулась, нагнулась, расставила ноги и деловито принялась обустраивать упор. Открывшийся вид эстетически не удовлетворял, но вот алая глубина завораживала, лихорадя тело гормонами. Но первый раз... за ракушку... со зрителями... с лягушкой... Мозг входил в конфликт с животными инстинктами. Никто не хотел уступать. Никто не собирался уступать. Все решил запах не сильный, но совершенно не цветочный. Возможно, визуально там все было чисто, Калик не собирался вглядываться, но аромат, пусть и легкий, присутствовал. Нос отреагировал волной брезгливости по телу, и никаких намеков на кипение гормонов не осталось
  -Нет,- сказал Калик, отступая назад,- нет согласен.
  - Не согласен? - удивленно переспросила девица, оглядываясь из своего положения готовности
  - Нет, -повторил он, отворачиваясь, и буквально наткнулся на обалделых зрительниц. И тут внезапно скакнула самая юная "лягушка".
  -Я...- начала она, шлепая себя по груди, но Калика пресек ее предложение, рявкнув еще одно "Нет!" Девчонка от неожиданности шлепнулась на зад. Вжав голову в плечи, она испугано смотрела на парня и даже попыталась отодвинуться от него. А он посмотрел на ее сидящих в обалделом оцепенении подружек и еще дважды повторил "Нет", показав сначала на одну, потом на другую. Лидерша словно выплюнула в него гневное "Почему?!"... или "Что происходит?"... Или еще что-то с похожим смыслом. Калик не знал точно, что именно она сказала, но прекрасно понимал, что девица требует объяснений. Он повернулся к уже распрямившейся и оправившей платье лидерше:
  - Другой хочу.
  - Другое?- нахмурилась девушка,- встать по-другому?
  - Нет!
  - Он на земле хочет,- догадалась подружка.
  - Хлеб хочу!- прервал угадайку Калик,- одежду.
  - Что?! - возмущенно взвыла лидерша. Со стороны зрительниц послышалось что-то оскорбительное, но главная пострадавшая мгновенно затмила их выкрики. Значения ее криков доходили до Калика через раз, а то и через два, но все стало понятно, что она честная хорошая жена, а он предлагает разврат, да еще при свидетелях.
  Ругаться со взбесившейся девкой, готовой напасть на него с кулаками-ногтями Калику решительно не хотелось. Не говоря ни слова, он просто протянул руку раскрытой ладонью вверх. Девчонка вспыхнула до корней волос, глаза яростно заблестели, но швырять ракушку, против ожидания не стала. Положила аккуратно, фыркнула и гордо пошла прочь, тут же окруженная своей голозадой свитой.
  - Ах какая гордая царевна-лягушка, - зло прошептал им вслед Калик,- тылы б еще свои в чистоте держала, так вообще цены бы не было.
  Развернувшись, он медленно побрел вдоль реки, высматривая в прибрежной полосе пузырьки воздуха, по которым можно вычислить прячущихся в песке моллюсков. Но на глаза ничего не попадалось. Словно вздорные малолетки отпугнули от него удачу. Впрочем, винить стоило собственное взвинченное состояние. Все же гормоны... Если бы не запах... И не зрительницы... Но если б чуть порозовее...
  На душе заскреблись кошки размером с тигра, а может даже со слона. По щекам потекли невольные слезы. Ведь мечталось пусть не о суперкрасавице, но просто симпатичной девчонке, с которой и погулять, и поговорить, и кровать помять... А теперь его удел оливковые дикарки-лягушки, готовые отдаться за ракушку... Это что, его будущее? Девки с грязными задницами? Или целибат? Или гормоны сведут с ума, и он будет готов залезть на любую, вне зависимости как она смердит? А как же дети? Ведь когда-нибудь должна была появиться семья. Чтоб с сыном, а то и с двумя попинать мяч, пойти в поход, клеить модельки, смотреть фильмы, кататься на аттракционах, на коньках, лыжах, учить, растить, видеть свое продолжение... А какое может быть продолжение от матерей, неумеющих даже свои задницы мыть? Да даже если отмыть, то как это смотреть на своего ребенка и видеть в нем мать-лягушку? Да еще с ее готовностью задирать подол за ракушку вечно гадать твой ли ребенок ...
  Жалость к себе душила вставшим в горле комом. Взгляд помутился от слез. Он уже оплакивал потерянное. Он уже проклинал и молил то неизвестное, вышвырнувшее его из комфорта технической урбанистической цивилизации в голую степь к дикарям с каменным, да костяным оружием. Вот только теперь его настиг подлый удар судьбы по женской части... Он не хотел уподобляться тем, которым только дырка для удовлетворения нужна... Ведь должныже здесь быть другие народы, расы...
  Присев у реки, Калик умылся... Не исключено, что в мире не найдется милых его душе "кровь с молоком" В конце концов в прошлой жизни почти никто из знакомых девиц не дотягивал до тех стандартов. Да и воодушевление ниже пояса он испытывал на красоток разного типа, совершенно не задумываясь о розоватости их женских деталей. Но грязнозадые вонючие лягушки... Нет, должны быть другие расы. Он выберется, он найдет их...
  5
  Торг о вознаграждении все сильнее распалял Старого Падальщика.
  - Да как ты не понимаешь?!- взывал он, патетично потрясая рукой,- это ведь прямое оскорбление богини справедливости! Ведь он ничего не умел. Совсем ничего. Мне всему пришлось его учить. Всему. Он ведь только плакать и мог. Был настолько туп, что даже штаны сам надеть не мог. Не говоря уж о чем-то таком "сложном", как огонь развести. И я его учил. Как малыша. Неразумного, неговорящего малыша. В мои-то годы мучался с этим недоразвитым, чтоб он хоть чуть-чуть научился самостоятельности. Все его знания моя заслуга...
  - Значит это ты научил его шаманскому кругу? - спросил уставший от споров Сухой Корень.
  - Э-э...- запнулся в своей речи старик, и чуть съежившись под взглядом шамана, слегка "отступил" - нет, конечно. Это он сам. Я говорил о хозяйственных делах...
  - Да-да,- безэмоционально подхватил Сухой Корень, - научил огонь разжигать... Солнцем.
  - Плакса идет, - негромко сообщил ученик.
  Спасаясь от разговора, Старый Падальщик резко развернулся и, заметив идущего с охапкой травы раба разразился проклятьями и оскорблениям на тему "не то собрал, почему так мало и почему так долго" Впрочем, заговори тот по-другому, то Сухой Корень очень бы этому удивился. Вот только шамана больше интересовал Плакса. Звучащие обидные речи старика его совершенно не задевали, подтверждая его незнание языка. В то же время шаман четко уловил, что приказ "Иди сюда!" был понят прекрасно, хотя парень и исполнил его с не сразу. То есть какой-то диалог возможен. А еще Сухой Корень обратил внимание на поведении раба. Его шаг стал тверже, взгляд - увереннее, злее. Отметил он так же необычности в одежде... и несколько успокоился. Парень похоже делал крепления для одежды, а не амулеты. Довольно необычные крепления, напоминавшие те, что были на одежде, в которой Плаксу поймали. Только вот тогда Сухой Корень удивился тонкости работы и совсем не подумал, что они вполне могут стать основой для амулетов... О чем рабу знать совершенно необязательно.
  - Не понимаю,- тем временем выдал Плакса в ответ на ругань Падальщика,-сложно говоришь. Не понимаю.
  Старик повернулся к шаману:
  - Столько времени здесь живет, а по-человечески понимать не научился. Я же говорил - тупой.
  -Думаю, сейчас мой черед говорить,- ответил тот и, уже обращаясь к парню, спросил- Это ты нарисовал шаманский круг?
  - Не понимаю, - последовал ответ.
  - Я ж говорю, тупой...- снова встрял Падальщик. Проигнорировав замечание, Сухой Корень показал на круг:
  - Ты сделал?
  - Я сделал,- кивнул Плакса.
  - Зачем?
  -Не знаю.
  - Не знаешь зачем сделал?
  - Не знаю, как сказать.
  - Скажи, как можешь. Что это?
  - Шаги солнца.
  Сухой Корень прищурился, а затем, ткнув в небо, уточнил:
  -Солнца?
  - Солнца,- снова кивнул Плакса и, указав на одну отметку на круге, добавил,- солнце начало,- его палец обвел полукруг,- день, и солнца нет, - палец завершил круг,- ночь.
  - Дурь какая-то, - влез Падальщик, но тут же заткнулся под взглядом шамана. Сам же Сухой Корень, еще раз оглядел круг, затем медленно обошел его, внимательно рассматривая знаки.
  - Почему круг разделен на две руки и два пальца?- спросил он.
  - Не понимаю.
  - Учитель, - неожиданно заговорил ученик,- сюда Темный Взгляд спешит. Так что Ядовитое Семечко едва за ним поспевает, А за ними еще идут Каменный Зуб, Седая Лисица...
  - И сам прекрасно всех вижу, - прервал перечисление шаман, оглянувшись в сторону приближающихся людей,- или ты думаешь я уже свое племя не узнаю?..
  Ожидая поучающего тумака, ученик поспешно втянул голову в плечи, но ему ничего болезненного не прилетело. Покосившись на замершего Сухого Корня, он сделал шаг в сторону, подальше от наказующей десницы. К его радости несмотрящий на него учитель никак на это не прореагировал, лишь задумчиво пробормотал:
  - Никогда не видел Темный Взгляд в такой ярости... И духи мне подсказывают, без Плаксы не обошлось...
  По большому счету разбираться в дрязгах племени являлось работой вождя, а не шамана. Вот только Тяжелая Рука еще не вернулся с охоты, и спихнуть на него разбирательство не получиться. К тому же, если случай запутанный, то вождь обязательно захотел бы испросить мнение духов и все равно привлек бы шамана к судилищу. Обычно у Сухого Корня подобные советы с духами вызывали раздражение, но в данной ситуации ему самому было интересно узнать, что произошло. И чем ближе подходил молодой воин, тем сильней разгоралось любопытство. Наконец тот встал напротив шамана.
  - Благополучного дня, Сухой Корень, рад что застал тебя, мне срочно нужна твоя мудрость.
  - И тебе, Темный Взгляд, благополучного дня,- с тщательно размеренной неторопливостью ответил шаман, олицетворяя спокойную вдумчивую рассудительность,- Чем я могу тебе помочь?
  - Что нужно сделать с мужчиной возжелавшем мою жену?
  - Без твоего согласия?- спросил шаман, невольно бросив взгляд на вставшую за мужем Ядовитое Семечко.
  - Абсолютно без моего!
  - Хочешь вызвать в круг споров?
  - Но он раб!
  - Постой, -нахмурился шаман,- ты о Плаксе говоришь?
  - О нем,- Словно выплюнул молодой воин,- он при свидетелях домогался до Ядовитого Семечка.
  Сухой Корень посмотрел на сложившего на груди руки Плаксу, который с легким презрением глядел на стоящую за спиной Темного Взгляда девицу.
  - Не могу сказать, что у меня готов ответ,- медленно произнес шаман,- давай подумаем вместе. По закону справедливости в круг спора вступать должны равные по статусу. Жена, конечно, не раб, но она принадлежит мужу, как раб хозяину. Поэтому она могла вызвать в круг спора Плаксу. Но круг спора для мужчин.
  - Думаешь, мне нужно вызвать в круг Старого Падальщика, как хозяина?
  - Что?!- вмешался старик,- Я должен отвечать за этого идиота?
  - Но ты же его хозяин!- обвиняюще рявкнул воин
  - Да как я защищаться буду, если даже не понимаю, что говорит этот ущербный?
  - А мне какое дело до того?- набычился Темный Взгляд,- кто сказал, что Плакса не подкатывался к Ядовитому Семечку по твоему наущению? Все знают, как ты готов извернуться ради лишнего куска во рту.
  - Да как у тебя только язык поворачивается говорить такое, мальчишка!
  - Просто знаю тебя давно, старик.
  - Сухой Корень, -воззвал Падальщик,- ты свидетель оскорбления...
  - Пока я свидетель того, что ты влез не в свой разговор,- мрачно заметил шаман,- ни я, ни Темный Взгляд тебя не приглашали.
  -Э-э... Но...
  - Без всяких "но"!- Сухой Корень пристукнул посохом,- я что должен тебе как юнцу объяснять не лезть в чужой разговор без приглашения? - он повернулся к Темному Взгляду,- а ты, воин, почему так себя ведешь? Тоже забыл за своей яростью об уважении?
  - Прости. Виноват,- выдал тот, слегка подаваясь назад.
  - Так вот,- продолжал шаман,- раб принадлежит господину, так же как жена принадлежит мужу, поэтому и их конфликт нужно решать подобно тому, как решают ссору двух жен. Мужчины слушают их и решают, идти ли ради этого в круг спора.
  - Хм-м... - Темный взгляд задумчиво поскреб затылок,- звучит здраво,- он оглянулся,- Давай, Ядовитое Семечко, расскажи обо всем.
  Под шепоток зрителей "Вечно с этой Ядовитой что-то", девушка шагнула вперед и, дождавшись от шамана разрешающего "Говори", начала:
  - Я, Жучащий Ручей, Звонкий Смех и Тихая поступь увидели Плаксу на берегу и захотели рассмотреть его одежду.
  - Одежду? - удивился кто-то из зрителей, и все дружно, включая Старого Падальщика и Темного Взгляда, уставились на парня. Пошло нечеткие шепотки про странные штаны, про ракушки, да косточки.
  - Я думала сделать такое своему мужу, - продолжала Семечко, не видя как за ее спиной гордо приосанился Темный Взгляд,- у Плаксы есть готовая ракушка, которую он мне предложил...
  От стоявших зрителей тут же донеслось сварливо-обидчивое:
   - Она просто на берегу стояла, когда он пришел, поэтому добежала первой. А то бы он и мне предложил...
  - ... Ракушка у него очень красивая, - продолжила девушка,- мужу бы очень понравилось такое украшение, поэтому я согласилась на женскую плату.
  Под одобрительные замечания зрителей в адрес Ядовитого Семечка, Темный Взгляд прямо раздулся от гордости за жену.
  - Но он не стал мной пользоваться! - обиженно объявила девушка, и, заглушая волну нелестных комментариев от зрителей, чуть громче добавила,- Он и девочкам "Нет!" сказал! И вместо этого потребовал, чтобы я заботилась о нем, как о муже! Пекла ему лепешки и шила одежду!
  - Он это предлагал тебе или всем женщинам, что были с тобой? - поинтересовался шаман.
  - При всем уважении, Сухой Корень, но я женщина приличная,- зло стрельнув глазами, ответила Ядовитое Семечко,- и подруги мои тоже женщины приличные. Поэтому, услышав такую непристойность, мы сразу ушли, не выясняя, кому еще повезет быть оскорбленной!
  - Похвально, - одобрительно произнес шаман, - ну с этой стороной все ясно.
  - Моя жена достойная женщина,- с гордостью произнес Тяжелый Взгляд, вставая рядом с Ядовитым Семечком.
  - Ну а что скажет другая сторона,- спросил Сухой Корень, поворачиваясь к Плаксе,- подтверждаешь рассказ Ядовитого Семечка?
  - Не понимаю,- в который раз сказал парень,- много говорить не понимаю.
  Люди зашумели, но Сухой Корень уже понял, как разговаривать с Плаксой.
  - Ты говорил с она?- спросил он, указывая на Ядовитое Семечко.
  - Говорил, - не стал отпираться парень, - но...- он, помявшись, сжал руку в кулак, и потыкал внутрь его несколько раз пальцем другой руки,- нет.
  - Почему?
  - Мне не надо...- снова нехитрая комбинация пальцев,- мне надо еда, одежда.
  - Он не отрицает!- обвинительно воскликнул Темный Взгляд, выступая вперед.
  Но шаман, шикнув: "Подожди!", ткнул ему палец в грудь, одновременно спрашивая у Плаксы:
  - Почему не спросил у него?
  Брови Плаксы в удивлении подпрыгнули до середины лба:
  - С ним? - палец опять погрузился в кулак, и затряс головой, потихоньку отступая,- нет! С ним нет!
  - Он думал я с него женской платы потребую? - выдал свой перевод Темный Взгляд.
  Зрители зашумели, а Старый Падальщик громко "каркнул": "Дикарь тупой!". "А ведь это неплохой способ разрешить спор,- подумал шаман, и тут заметил как Ядовитое Семечко, встав на цыпочки, принялась что-то нашептывать на ухо муженьку,- пока ядовитая зараза не потравила мозги этому умнику",- и сразу громко объявил:
  - Значит все разрешилось! Не было намеренья оскорбить Ядовитое Семечко. Никто не собирался лишать жены Темного Взгляда. Просто выросший в диком племени раб не знает, как себя вести.
  - Только пусть он раковину мне обменяет,- заявил Темный Взгляд, отстраняясь от жены.
  - А что ты можешь предложить? - тут же вылез Старый Падальщик.
  - Не тебе, а Плаксе!
  - Он мой раб!
  - Поэтому ты виноват, что он не знает наших обычаев, - заметил Сухой Корень,- и об этом мы еще поговорим с тобой,- и тут же полюбопытствовал,- А на что предложила поменять ракушку Ядовитое Семечко?
  - На мокасины, - бесхитростно ответил Темный Взгляд, и все посмотрели на голые ноги Плаксы.
  6
  "Стояние у солнечных часов" стало своеобразной вехой в устоявшейся, монотонной жизни племени. В отсутствии каких-либо других событий народ ненасытно долго обсуждал детали произошедшего, вспоминал кто что говорил и кто о чем подумал. Появились шутки, даже присказки. Какое-то время всех будоражили встречи Ядовитого Семечка с Плаксой. Уж больно оно было похоже на ухаживание жены за мужем, но и это приелось... И даже забылось, что мокасины давно сшиты, а эти двое по-прежнему нет-нет да встретятся.
  Сами же Калик и Ядовитое Семечко относились к друг другу, особенно по началу, настороженно, поскольку осознавали несовпадение их представлений о жизни. С другой стороны, взаимные опасения не мешали их плодотворному, а главное взаимовыгодному сотрудничеству. Началось все, естественно, с мокасин, которые, по убеждению Калика, обязательно будут спадать с ноги. Поэтому он попросил сшить ему "тапки на завязках" своеобразный гибрид мокасин и ботинок. Снимающая мерку с его ноги Ядовитое Семечко, уяснив заказ, тут же сообразила потребовать дополнительной оплаты. Сторговались на трех, имеющихся в наличии, костяных пуговицах.
  Следующая неслучайная встреча произошла до окончания пошива мокасин. Хитрая девица принесла Калику кучку ракушек и пару лепешек, заказав пуговиц. Калик уже к тому времени понял, что такой бартер привилегия мужчин, и "царевна-лягушка" или, как он ее называл, Василиса Непрекрасная - местная революционерка. Она не просто рвет шаблон, а идет наперекор всему общественному устою. Его-то самого душевное спокойствие аборигенов совершенно не волновало. Но он обоснованно подозревал, что по законам племени придется вести дела через старика Крысюка, и вот тогда ему не светит ни получение дополнительной еды, ни одежды. Так что сговорились они быстро, тем более заказчица продемонстрировала неожиданную вменяемость. Без всяких дополнительных объяснений девица оценила трудоемкость процесса шлифовки, выделив большую часть переданных ракушек в качестве оплаты. Договор состоялся. Потом Калик попросил помочь скроить ему своеобразные гетры, опять же расплатившись пуговицами...
  Темный Взгляд шокировал племя появившись в штанах на помочах... Через день всех взволновало платье Ядовитого Семечка с двумя карманами. Тут же нашлись злые языки, обвинившие ее в неверности, да двоемужестве, но Темный Взгляд лишь свысока заметил, что сам шаман поставил раба на уровень женщины, и не мужское дело влезать в межженские дела. Злопыхатили заткнулись, а спустя две руки дней карманы и помочи можно сказать стали фирменным стилем племени. Особенно старалась неженатая молодежь, которую заботила не только функциональность, но и красота. А тут Ядовитое Семечко продемонстрировала новую обнову - фартук... А в ближайший дождь племени предстояло узнать о накидке с капюшоном...
  Калик не сильно отвлекался на новости племени. Он по-прежнему ухаживал за хомяками, таскал для них траву, собирал и месил навоз, скоблил шкуры, плел грубые травяные циновки, выполнял кучу бытовых работ типа, натаскать воды, помыть, почистить, приготовить, да еще успеть поработать на себя. С последним появились некоторые проблемы, поскольку теперь рядом с ним постоянно ошивался пацанчик шамана, который вроде как пытался как-то заинтересовать Калика изучением языка. Он тыкал в разные предметы пальцем, многократно повторяя их название, просил их повторить, что-то рассказывал, пытаясь втянуть в беседу с ним. Вот только Калик, подозревая, что мальчишку поставили для слежки, поэтому не выказывал никакого рвения в учебе. В итоге, за неприлежание его вызвали на ковер к шаману.
  Изначально Калик хотел разыграть свою обычную карту "Ничего не понимаю. Отвалите" Но едва только едва он зашел в "кабинет директора", то есть в чум шамана, как все планы разбились в пух и в прах - хозяин сидел у очага с тлеющими углями в выпускном костюме Алика. Вернее, только в верхней части - брюки, как и туфли отсутствовали. Рубашка была расстегнута, видимо, не сошлась на широкой шаманской груди. Галстук просто висел на шее...
  А Калик... Нет, Алик вспомнил как бабушка утирала слезы гордости-радости внуком, когда он завязывал этот галстук перед зеркалом. Его тогда целиком и полностью занимало планируемое решительное объяснение с одноклассницей и, естественно, даже мысли не возникло, что видит родного близкого человека последний раз. А рубашка?.. Как мама по дороге на выпускной не раз и не два напоминала ему следить за манжетом... Отец же напоминал, чтоб не застегивал нижнюю пуговицу на пиджаке... Они, пожалуй, тогда волновались гораздо больше, чем он. Сколько же родители всего сделали и вложили в него за эти семнадцать с небольшим лет. Сколько отдали любви... А он за эти жуткие месяцы среди дикарей уже стал забывать о них. Да он и о жизни той стал забывать, временами гадая, не приснилась ли она ему. И вдруг перед глазами оказываются его вещи. Вещи, которые помнят... обязательно помнят тех, кто растил его, заботился о нем, вкладывал в него душу, и кто теперь потерян для него навсегда... И катятся слезы от горечи, что принимал от близких все как должное, не говоря в ответ "Спасибо" и "Люблю"
  Теперь вещи не то упрек, не то ностальгия об ушедшем... Вот только в них сидит вонючий лягушкомордый туземец, для которого это просто необычные тряпки... Напялил на себя, как в душу плюнул.
  Прилив злобы, иссушив слезы, заставил Калика впиться ненавидящим взглядом в лицо сидящего с прикрытыми глазами шамана. Вот только тот совершенно не выглядел немощным. Туземец, как и большинство мужчин племени, имел сухощавое телосложение, Калик по началу сравнивал их с поджарыми гончими. Но довольно быстро убедился, что погоня - это не их стиль. Они проповедовали кошачий поход - медленное постепенное подкрадывание, а затем стремительный бросок. Они выстреливали своими телами со стремительностью сжатой пружины, пресекая любые попытки к сопротивлению. Конечно, с момента последнего избиения Калика заметно изменился, но боевых качеств у него не прибавилось поэтому не имело смысла вступать в схватку с явно неслабосильным шаманом, как бы не видящим гостя. Выражать же свой протест мелкой пакостью, типа незаметного плевка в стоявший на углях горшочек, воспринималось каким-то знаком бессилия, чем реальным сопротивлением. Не спрашивая разрешения, Калик уселся напротив хозяина по другую сторону очага.
  ***
  Сухой Корень не любил одежду чужака. Она стесняла, словно заматывала в себя. Ее непрактичность вызывала искреннее недоумение. Но в то же время шаман не мог не оценить ни качество материала, ни мастерство пошива. Оно в разы превосходило все, что ему приходилось видеть в жизни. И поскольку ему, как шаману племени положено иметь лучшее, он забрал ее себе, присвоив статус "Торжественно-праздничная".
  Естественно, беседа с Плаксой не тянула ни на торжество, ни на праздничность. Сухой Корень просто искал средство расшевелить парня. Чтоб тот вспомнил о потерях, осознал, чем стал. Конечно, не стоило рассчитывать на возращение раба в то жалкое стонущее состояние, в котором он пребывал первое время. Но вот размякнуть раб может. И вот тогда Сухой Корень его немного пожалеет, чтоб потом толкнуть в нужном направлении...
  По началу раб сполна оправдал ожидания шамана: судорожно задышал, затем размяк и расплакался. Испытывающий брезгливость к проявляемой слабости Сухой Корень, чуть прикрыв глаза, выжидал момент явить доброту мудрости. Вот только что-то пошло не так: слезы текли по щекам раба, но тот почему-то не раскисал. Сухой Корень прекрасно помнил каким Плакса был. Собственно, за это он о получил своё позорное прозвище... "Прозвище," - медленно повторил про себя шаман,- прозвище, не имя". Парню никто не давал имени. К таким как он обращались на "Эй, ты!", "раб" или обзывали как-нибудь. Им не дают имени, чтоб за него не зацепился дух, который может привлечь внимание богов. Но хитрый пленник их обманул, он выбрал одно из оскорблений и приучил их пользоваться им как именем. Теперь похоже его дух укрепился настолько, что привлек внимание одного из богов... Вот и вылазит из него характер, вопреки плаксивой натуре.
  Обидно, конечно, просмотреть такое, можно сказать, под самым носом. Но с другой стороны ничего страшного пока не случилось. Надо проверить его на чувствительность к духам. Может еще в ученики взять. Ведь парень молодой, а значит вполне приучаемый. Правда для такого решения, нужно бога покровителя определить. Шаман полностью открыл глаза и посмотрел прямо в лицо хитреца. Судя по колыхавшейся в рабе бури, он мог стать поклонником богиней Ярости. Но если б было так, то вспыхивал бы по семь рук на дню. Злость - точно не его богиня. К сожалению, Мудрость тоже можно отбросить - не стал бы ее адепт демонстрировать свои чувства. Точно так же поступил последователь Хитрости. То есть не стал бы так откровенно пялиться. Ведь Плакса даже не пялиться, о открыто заявляет о желании вытрясти из врага душу...
  Стоп! Открыто? - шаман нахмурился,- бог Честности? Парень не скрывал, что ему больно. Честен в незнании языка. Не юлит в ответах на вопросы... если догадаешься, о чем надо спросить. Честность ведь не предполагает ответы на непоставленные вопросы, и получишь вместо чего-то полезного лук без стрел.
  Невольно вспомнив своего учителя, о подобном коварстве бога Честности, Сухой Корень с трудом удержался от неприязненной гримасы. Но раб молод и, скорее всего, еще неискусен в обращении с таким грозным оружием как правда. Сам же шаман уже давно преданно и верно служит богу Мудрости. Он уже объезжал юнцов племени. Плакса, конечно, будет посложнее, но терпеливый охотник подобьет и самого хитрого зверя.
   - Скажи мне Плакса, - задумчиво произнес Сухой Корень,- тебе так нравиться жить со Старым Падальщиком?
  - Я не понял, - тут же выдал Плакса.
  - Хм... Тебе нравится Старый Падальщик? - зашел шаман с другой стороны.
  Парень нахмурился, затем пальцами изобразил женскую плату и припечатал:
  - Нет.
  - Хорошо...- резюмировал Сухой Корень, слегка удивившись интерпретацией своего вопроса, - Тебе нравится чум Падальщика?
  - Нет,- последовал короткий ответ, без всякой жестикуляции
  - Еда Падальщика?
  - Нет.
  - Хочешь уйти?
  - Куда?
  - А куда ты хочешь уйти?
  Плакса скривился:
  - Я не понимаю, где я. Не понимаю - не могу уйти.
  - Если будешь учить слова, то поймешь, где ты и узнаешь куда уйти, - подсказал шаман, казалось бы, очевидное, вот только почему-то, в глазах собеседника вспыхнула натуральная злость. Конфронтация Сухому Корню была не нужна:
  - В твоих глазах я вижу, что не все так просто...
  Плакса промолчал. Помянув про себя бога Честности, шаман продолжил:
  - Тебя нашли в угодьях племени. Мы думали, ты враг и пленили тебя...
  Молчание
  - ...Сейчас мы видим, что ты не враг... Но ты не друг. Ты не говоришь на нашем языке, и мы не знаем, кто ты... Ты ведь можешь стать одним из нас. Стать уважаемым человеком. Взять себе жену... Может и не одну. Не исключено, что со временем станешь вождем... Не понимаешь?
  - Не понимаю
  "Все ты понимаешь!" - зло подумал шаман, но удержался от проявления эмоций:
  - Похоже, нужно пояснить ... Давай выпьем взвару, а то в горле пересохло...
  По традиции младший должен был как минимум изъявить желание помочь, но парень и звука не обронил. Не демонстрируя ни малейшего недовольства, Сухой Корень, обернувшись, вытащил откуда-то одну за одной глиняные неказистые пиалы. Выставив их перед очагом, он пристально посмотрел на горшочек, и тот, приподнявшись с углей, аккуратно налил в приготовленную посуду взвар, после чего опустился на прежнее место. Плакса молчал, но удивление-неверее в его широко раскрытых глазах говорило само за себя. "Ну надо же! - в свою очередь удивился Сухой Корень,- такая буйная реакция на такую простенькую вещь. Из какой же глуши его к нам занесло, если там не умеют двигать предметы? Но таким подарком грех не воспользоваться..." Подчиняясь желания шамана, одна из пиал поднялась в воздух и, перелетев через очаг, зависла перед лицом парня.
  - Осторожно, горячая,- предупредил шаман, глядя как парень, вытаращив глаза, боязливо протягивает руку к посудине,- вот предупредил тебя, а сам толком не знаю, понял ты или нет. А есть ли что сложней сказать надо? Вот, к примеру, понадобиться объяснить тебе, как взвар горячий без рук наливать и что делать?..
  В глазах недоверчиво ощупывавшего пиалу Плаксы вспыхнул явный интерес. "Ага! Попался!" - довольно отметил про себя Старый Корень и, как опытный охотник, не демонстрируя интереса к жертве, повел разговор в сторону:
  - Или вот одежда. Став полноценным членом племени, ты вполне ее можешь у меня выкупить. Но как тебе это сказать, если ты не можешь сказать, что ты хочешь?
  7
  Зеленомордый в пиджаке своими способностями к телекинезу, чуть не искалечил Калику мозги. "Показалось," - подумал он, когда подпрыгнувшая на углях посудина плеснула в пиалу жидкость. "Ну не может быть!" - возмутился рационализм, когда она повторила трюк. Посудина, не расплескав жидкость, подлетела к самому носу, и разум спекся. Пальцы ощупывали каждый миллиметр глиняной пиалы, убеждаясь в отсутствии всяких разных ниточек-веревочек, а мировоззрение разлеталось в пыль, пока слух не выцепил из сетований шамана, что этому можно научиться. Калик решил уточнить, но зеленомордый почему-то начал, что-то непонятное рассказывать про пиджак. Вторая попытка уточнить об обучении вызвала рассказ о войнах племени. Намек на учи язык был более чем очевиден.
  И Калик решил взяться за изучение языка по-серьезному. И тут же понял, что учиться по-местному не умеет. Он то привык с книжками-тетрадками, а не к тупому повторению за десятилетним парнишкой, сыпящим названиями всего чего видит. После пяти дней такой учебы в голове практически ничего не осталось. Зато его "учитель" уверился в том, что имеет дело с идиотом, который шикарно умеет забывать все сказанное накануне. И это мнение громко не скрывал, да еще корчил презрительные рожи
  Верящий в духе гуманизма рохля-Алик смотрел на юнца с презрительным игнорированием. Калик хотел начистить горе-учителю морду. Или хотя бы вмазать оплеуху от души. Горе-учителя от расправы спасало только понимание, что таким способом, улучшения качества занятий не добиться. Промучившись еще пару дней Калик окончательно пришел к выводу, что тренировка памяти это, конечно, очень хорошо, но нужно делать записи. Знания о производстве бумаги или пергамента были такого теоретическо-поверхностного уровня, что не стоили упоминания. Да и заниматься изобретательством не было ни сил, ни желания. Ему нужно было что-то готовое прямо сейчас. Куски кожи - большие ему никто поганить не даст. Максимум на что он может рассчитывать клочок с ладонь, но тут вставала проблема перьев и чернил. Куски ткани были еще большим дефицитом. Береста отсутствовала как класс. Оставались только глиняные таблички...
  Первый блин пошел комом, вернее грязью - то, что Калик изначально наковырял на берегу речушки в "сыром" виде не держало форму, а, засохнув, крошилось и рассыпалось. Пришлось повторять попытку, да еще не единожды, но спустя три дня и с десяток ям, он докопался до слоя с нужной плотностью. Вот только придя на урок с тетрадкой ручкой, от есть с глиняным блином и стилом из косточки, Калик осознал более масштабную проблему: ученик шамана по-прежнему не умел учить, выдавая слова по принципу "о чем вижу, о том и пою". Хотя ему очень понравилось, как его ученик карябал костью по глине.
   После долгих раздумий Калик придумал примитивную, но вполне рабочую системуобучения. Он стал заранее придумывать тему и приходить на урок со списком слов. Дело сдвинулось с мертвой точки. Каждый день Калик записывал пару десятков слов на глиняной странице, выдумывая для звуков, отсутствующих в родном языке, новые буквы. Иногда добавлял рисунки, пояснения или даже предложения. Готовые листы он высушивал, а затем закапывал под костровищем для обжига. "Книгопечатанье" было долгим, муторным и некачественным. "Лучше, чем ничего", приговаривал Калик каждый раз, оглядывая свежеобоженную страницу первого в мире словаря-разговорника. Впрочем, работа с глиной навела его еще на одну мысль, он стал катать и обжигать глиняные шарики для пращи. Для веса снаряды начинялись камешками и могли доставить серьезные неприятности. Во всяком случае, мелкого собакообразного хищника, крутившегося вокруг их стойбища уложил с одного удара. Правда плодами удачного выстрела Калику воспользоваться не удалось - упавшая с неба хищная птица схватила его добычу и шустро унеслась с ней прочь. Тем не менее Калик посчитал опыт удачным и продолжил заготовку шариков. При этом он совершенно не обращал внимание, как вся его возня с глиной постепенно стала проникать в жизнь племени.
  Началось все, естественно, с ученика шамана. Ему очень понравилось рисовать на глиняных блинах, а затем запекать свои художества в костре. Своими творениями он похвастался перед сверстниками. Те в свою очередь тоже решили показать, что не лыком шиты. Увлечение детей заметили родители. Отдыхающие после охоты мужчины не побрезговали рисованием на глине. А кто-то начал лепить фигурки. Но тут Ядовитое Семечко, продолжавшая общаться с Плаксой, попросила мужа сделать ей из глины квадратных камней.
  Темный Взгляд, как обычно, пошел у жены на поводу. Собственно, из-за такой покладистости, мужчины племени относились к этому сильному войну и ловкому охотнику несколько свысока. А уж покорная лепка камней вызвала у них пересуды и насмешки, но ровно до тех пор, пока их собственные жены не стали им рассказывать о специальном костровище из глиняных камней, которое сложила себе Ядовитое Семечко. Кое-кто подозревал, что хитрая баба не сама придумала новую конструкцию, а подсмотрела ее у Старого Падальщика, где все бурней хозяйничал Плакса. Но ходить в гости к желчному жадному старику никто не хотел. Поэтому к Темному Взгляду потянулись гости. Они смотрели, задавали вопросы, трогали горячие камни, а затем, сокрушенно повздыхав, отправлялись за глиной.
  Единственным, кого не коснулись новые глиняные веянья племени, оказался шаман. Частично из-за того, что держался обособленно, Женские пересуды он игнорировал, а какими-либо просьбами по хозяйству его никто не беспокоил. Поэтому, когда Тяжелая Рука вместе с Грозовой Тучей подошли к нему, посоветоваться кому из вождей на совете племен стоит дарить глиняные шарики, а кому нет, Сухой Корень, не понимая, о чем речь, растерялся, что, впрочем, не помешало ему с умным видом заявить: "Сразу не скажу. Нужно подумать." Мужчины с мудростью согласились и после недолгого обсуждения решили собраться на следующий день вечером.
  - И с чего какие-то глиняные шарики заинтересуют вождей?- пробормотал Сухой Корень, глядя в спины уходящих гостей.
  - Так они ж тоже, чай, поиграть не дураки, - проворчала сидящая неподалеку жена. Неожидавший ответа шаман, оглянулся на возящуюся со шкурами супругу. Ему хватило смекалки сообразить, что шарики используются для какой-то игры, но признаваться, что слышит об этом впервые, не хотелось. Женщина же, заметив реакцию мужа, извинительно произнесла:
  - Опять много глупостей болтаю, да?
  - Как обычно,- как бы обреченно вздохнул Сухой Корень, внимательно отслеживая реакцию супруги, - говоришь, не понимая, что дело не в самой игре, а в ее правилах.
  Глаза его супруги удивленно округлились:
  - Да? Думаешь, Плакса рассказал их неправильно?
  Шаман, удержавшись от раздраженного "Ну, конечно, Плакса!", покачал головой:
  - Ты опять не поняла, женщина. В любой игре может возникнуть спор. Нужно, чтоб правила не создавали таких ситуаций. А сам Плакса слишком молод, чтоб о таком думать. Поняла?
  - Да-да, поняла,- с восхищением во взгляде, торопливо согласилась женщина.
  "Ну вот теперь пойдет слух, что все не так просто, да очевидно",- мысленно усмехнулся Сухой Корень. Ему всегда льстила мысль, что он умело манипулирует мнением племени, исподволь внушая жене нужные мысли. Правда, из тех же соображений, не стоило показывать, как ему не терпится вытрясти из Плаксы все о дурацких глиняных шариках.
  - Ладно, довольно об играх,- шаман нахмурился,- завтра разбудишь рано ученика, чтоб он насобирал росы. И чтоб не на донышке, как в прошлый раз, а было прилично. Проследишь.
  - Хорошо, я присмотрю за ним.
  - Надеюсь, - обронил Сухой Корень и неторопливо направился проверять, как сохнут собранные накануне травы и лишь затем, прихватив посох, кружным путем двинулся к чуму Старого Падальщика. В племени знали, что шаман при случаи заходит посмотреть на круг Плаксы, поэтому он не сомневался в том, как именно истолкуют его визит глазастые соплеменники. Вот только на месте не оказалось ни Старого Падальщика, ни раба. Немного подумав, Сухой Корень вспомнил, что Плакса частенько ходит на реку, предпочитая место, где берег не пологий, а поднимается почти на три роста над водой. Ученик еще тогда смеялся, что раб наковыряет себе грязюки, а потом сидит и лепешки из нее лепит. "Глину он искал для шариков! - внезапно, постфактум, догадался шаман, шагая к реке,- и нашел! А мальчишка мне не сообщил! Шкуру спущу с негодника! Да и сам хорош: привык к постоянным ответам: "Он плохо запоминает", да "Мы занимаемся", даже забывал ученика спрашивать о рабе... Не спросил - не узнал... Любимое наказание бога Честности. Уж не пытается ли он меня наказать за отлынивание от обещанного его адепту? Обещал начать учить Плаксу в ответ на честные ответы. Значит надо учить... Правда, я не говорил, чему... Главное соблюсти честность"
  Полный раздумий Сухой Корень практически подошел к краю круто возвышающегося над рекой берега, когда внезапное "Ты меня обманываешь!" заставило его остановиться. Оглядевшись, он уверился, что звук донесся снизу от самой воды. Быстрый самозаговор для временного улучшения слуха позволил уловить более тихий ответ. "Плакса!"- мгновенно опознал шаман, невольно усмехнувшись. Стараясь не выдать своего присутствия, шаман подкрался к самому краю. Ему не требовалось видеть спорщиков, но он, напустив на себя отвод глаз, аккуратно взглянул вниз. Они стояли к нему боком. Девчонка сердилась. Раб хмыкал. А еще Сухой Корень обратил на кучку глины у ног парня. И тут же забыл о ней, обратившись вслух.
  ***
   Ядовитое Семечко, нахмурившись, смотрела в лицо Плаксе:
  - Ты меня обманываешь! Эти значки на тебя не похожи. Они даже на человека не похожи. А ты говоришь, что значки это ты! Я тебе дала лепешку, а ты обманываешь!
  Калик скривился:
  - Если у тебя, лягушка, не хватает мозгов, то я не виноват.
  - У меня всего хватает! Это у тебя не хватает мозгов! И честности! Считаешь, нашел дуру, которая за тобой как за мужем ухаживает? Кормит тебя, а ты!.. Сожрал лепешку, а теперь обманываешь?
  - Это еще кто кого обманывает! - возмутился Калик.
  Взгляды скрестились.
  - Ты взял лепешку и съел ее ничего не дав взамен,- грозно прошипела аборигенка, не отводя глаз.
  - Я брал ее в оплату за "пуговицы"!
  - Я не брала пуговицы!
  - Ты специально дождалась пока я съем лепешку, чтоб отказаться от пуговиц!
  - Потому что иначе ты ничего не рассказывал!
  - Потому что знал, что твоих лягушачьих мозгов не хватит! И их не хватает! Забирай пуговицы и вали отсюда!
  - Мне они не нужны! Я сказала, что хочу! И если у тебя мозгов не хватает, чтоб объяснить, то не надо обвинять меня!
  - Я объясняю нормально, просто кое-кто хочет бегать, не научившись ходить!
  - Так научи!
  - Ха!- усмехнулся Калик,- за один раз не получится! Да еще проверить надо, сможешь ли первый шаг сделать.
  - И что моей лепешки не хватит на проверку?
  - То есть ты согласна, что лепешка пойдет платой за проверку?
  - Зависит от проверки, -пошла на попятную девица,- может и половинка половинки за нее слишком много.
  - Тогда я тебе сделаю четыре проверки, чтоб целиком лепешку окупить. Вот, смотри,- Калик пальцем на земле написал 'А' - этот значок 'А'. Повтори: "А"
  - Зачем? Это проверка такая глупая, сказать "А"?
  - Это еще не проверка, а подготовка. Ты, для начала, должна узнать несколько значков... - Калик слегка задумался,- три значка выучить, а потом повторять их по моей команде. Сможешь?
  - Это "А",- ответила девица
  - Это... - он написал еще букву,- "М". Повтори.
  - М.
  - А теперь надо попробовать произнести их вместе
  - Что значит вместе? Ты можешь сказать либо "М", либо "А"
  - Вместе означает одну за другой, без перерыва. Как будто они связаны,- он прочертил линию от первой буквы до второй и озвучил,- м-а
  - Я понимаю, что по отдельности это 'М' и 'А', а вместе "Ма"... И в чем проверка?
  - Я же говорил о трех значках. Вот это "У". Теперь вместе...- палец Калика проскользил от первой до последней буквы
  - "Ма". "У",- послушно произнесла Ядовитое Семечко
  - Еще раз
  - "Ма". "У"
  - Еще
  - Издеваешься?
  - Мы сейчас посередине проверки. Тебе надо услышать, что ты говоришь
  - Я и так слышу: "Ма". "У"
  - Ты их слышишь по отдельности, а надо вместе. Так что повторяй еще и еще! И побыстрей!
  Аборигенка гневно сверкнула глазами:
  - Ма-у. Ма-у. Ма-у. Ма-у. Ма-у. Ма-у. Ма...
  Девушка неожиданно замолчала. Ее глаза удивленно выпучились. Она посмотрела на Калика, потом на значки на земле и, выдохнув: " ...у-у", замерла. Глядя на нее, Калик словно окунулся в свое детство, когда, сидя с раскрытой азбукой на коленях, он, повторяя вслед за мамой "Кук-ла", внезапно осознал прячущийся за буквами смысл. Тот волшебный миг остался с ним навсегда. Он буквально видел сидящую на диване маму, слышал ее смех, чувствовал, как она радовалась за него, как гордилась им. А следом накатила боль потери. Закусив губу, он пытался утихомирить разбушевавшиеся чувства. Сморгнув набежавшие слезы, он постарался сосредоточиться на наблюдении за ученицей, которая, ожив, несмело протянув руку дотронулась до надписи. Ее палец, едва касаясь земли, проскользил по всем линиям букв, а затем перешел на чистое место.
  - М-м-а-а-у-у,- медленно произнесла она, одновременно повторяя надпись,- "мама ". Это ведь означает мама?
  - Поздравляю с первым шагом. Это "Ш", - написал Калик новую букву, а затем подписал еще две,- Что получилось?
  - Ша-у... Папа?
  - Второй шаг сделан.
  В глазах Ядовитого Семечка зажглись хищные огни:
  - Ты был шаманом своего племени? Нет? Учеником? Сыном?
  - С чего вдруг такое любопытство?
  - Я дочь шамана приозерного племени. Отец любил меня и позволял учиться вместе с его учениками. Я хорошо понимаю силу знаний. И хочу получить их все!
  - И что поэтому поводу скажет твой муж?
  Девушка, слегка замялась:
  - Темный Взгляд очень хороший муж. Я забочусь о нем с большим удовольствием. Он... он не будет против, если ты не будешь вести себя как мужчина.
  - Он хочет, чтоб я вел себя с ним как женщина? - с обманчивой невинностью поинтересовался Калик. Но Ядовитое Семечко не разобралась в интонациях и с удивлением спросила:
  -Ты разве хочешь войти в наш чум младшей женой?
  Калик сделал глубокий вдох и напомнил себе, что у местных очень странные взгляды на супружеские отношения:
  - Совершенно не хочу. Но ты сказала, что я не должен вести себя с ним как мужчина.
  -Со мной ты не должен вести себя как мужчина!- почти возмутилась девушка,- ты будешь должен всегда показывать, что мы равные! Что ты не лучше меня, даже если знаешь больше! А в замен муж не будет возражать, если я немного буду о тебе заботиться.
  - То есть все будет как сейчас?
  - Сейчас, мы общаемся редко, и я стараюсь, встречаться подальше от остальных, чтоб никто не видел, как ты корчишь рожи, показывая, что я не ровня тебе.
  Отголосок смущения мелькнул в Калике и умер:
  - Ты считаешь, что мы ровня?
  Девица аж посерела от возмущения:
  - Ты раб самого никчемного члена племени, пытаешься сравниться с женой молодого воина, входящего в совет племени...
  - Знаешь, где я видел совет вашего племени?
  - Да где б ты не видел! Ты живешь в нашем племени, занимая самую низшую позицию. Ниже тебя, только черви в земле, да рыбы в воде. Ты живешь тем, чем ты был, а должен, чем ты есть. Тебе не знаньями кичиться, а о зиме думать надо, которую скорей всего не переживешь. Или думаешь Старый Падальщик в холода позаботиться о тебе?
  От слов девицы Калик бросало, то в жар, то в холод. Даже руки зачесались отвесить мерзкой лягушке оплеуху. Но все же не настолько он озверел, чтоб бросаться на зеленокожую малявку, которая, по сути, говорила чистую правду. Но не ответить было нельзя:
  - И почему же тогда жена великого воина снисходит до общения с таким червяком как я? Да еще терпит мои кривляния...
  - У меня есть причины.
  - Какие?
  - Мое дело!
  - Да?- Калик усмехнулся - за изображение твоего имени скажешь?
  - Ты нарисуешь мое имя?
  - Если ты мне ответишь честно.
  На лице Ядовитого Семечка отразились сомнения. Она поджала губы, явно собираясь ответить "нет", но ее взгляд еще раз скользнул по надписям.
  - Ты никому об этом не скажешь!- ни то приказала, ни то спросила девушка.
  - Мне не с кем об этом говорить.
  - Я не хочу, чтоб ты об этом говорил, даже если появится с кем.
  - Хорошо. Я буду молчать обо всем, что от тебя услышу.
  Ядовитое Семечко сделала глубокий вдох, а потом выпалила:
  - Когда я буду старой и не нужной ни мужу, ни детям, я буду менять знания на еду и одежду....
  -Как я сейчас?
  - Как ты сейчас
  Калик кивнул, взял глиняный блинчик, заготовленный для урока с учеником шамана и нацарапал два слова, после чего протянул его девушке:
  - Вот держи. Твое имя.
  - Мое имя?
  - Да.
  - Но здесь значки, которых я не знаю!
  - Ты просила написать, я написал.
  - Скажи мне название значков!
  - Я ведь должен тебе еще две проверки за лепешку? - с ухмылочкой спросил Калик. Злость как по мановению волшебной палочки исчезла с лица Ядовитого Семечка. Ее взгляд стал настороженно-внимательным.
  - Так вот перед тобой два слова. Ты знаешь, как они произносятся. Ты видишь в них знакомые значки. Попробуй теперь догадаться, какие звуки прячутся за значками.
  - Хм-м... - девушка, глядя на Калика, прищурилась словно хотела высмотреть в нем какой-то изъян, - почему-то мне кажется, что твои учителя тебе таких заданий не давали.
  - Не давали, -согласился Калик и, перебивая возмущение, добавил,- потому что мне было всего рука лет.
  Глаза Ядовитого Семечка удивленно выпучились:
  - Обманываешь?
  - У нас все дети учатся этому в руку лет. Все. Теперь поняла, почему мне таких заданий не давали?
  Аборигенка промолчала. Стояла, поджав губы, не то обиженная, не то растерянная. И Калик ее почему-то пожалел.
  - Я не могу тебе объяснять как ребенку,- в его голосе звучало извинение-утешение, - поэтому даю тебе взрослое задание, чтоб ты научилась разделять слова на звуки.
  Девушка поджала губы, демонстрируя недоверие объяснению, но долго не выдержала.
  - Нарисуй мне еще здесь твое имя, - попросила она, протягивая глиняную дощечку,- и имя мужа.
  8
  Расставшись с Плаксой, Ядовитое Семечко быстро пошла вдоль реки в сторону более пологого, берега. Смотрящей ей в спину Сухой Корень какое-то время размышлял, насколько опасна девичья тяга к знаниям. Но срочного решения не требовалось, в отличии от необходимости взять под контроль источник этих знаний.
  Быстро вскочив на ноги, шаман легким охотничьим шагом пробежал с полсотни шагов в противоположную ушедшей девушке сторону, отыскивая место, где изгиб реки скроет его от взгляда Плаксы и, спустившись вниз, неторопливо пошел обратно. Увлечённый глиной Плакса не заметил его приближения. Дернулся уже, когда шаман находился буквально в двух шагах от него.
  Сухой Корень мрачным взглядом смерил сидящего на земле раба:
  - Кто ты?
  - Кто я?- недоуменно переспросил Плакса.
  - Кто ты такой, чтоб решать, как жить моему племени?
  - Я решаю?
  - Зачем ты их всех учишь новому?
  - Я учу?
  Не привыкший сдерживаться с учениками, Сухой Корень резко дернул посохом, нижний конец которого с хищной стремительностью метнулся к лицу Плаксы. Тот, опрокинувшись на спину, ушел от удара, но тут же получил тычок в солнечное сплетение.
  - Не играй со мной, раб! - прошипел шаман, глядя на скрючившегося от боли парня, - я тебе не подружка, чтоб глазками хлопать. Понял?
  В ответ раздались малопонятные сипы. Сухому Корню хотелось наподдать стонущему дураку еще для полного прочищения мозгов, но необходимость во всем разобраться заставила сменить гнев на милость.
  - Когда ты сделал свой шаманский круг для слежения за солнцем, я не стал тебя наказывать. Только объяснил, чтоб ты учился говорить. Потому что, прежде чем что-то делать, ты должен мне объяснить, что от твоей задумки никому не будет плохо. Но ты, гад, просто так учиться не стал. И я опять не стал тебя наказывать, а пригласил уважительно поговорить, а потом даже пообещал взять тебя в ученики. А ты взялся за моей спиной людей всяким непотребствам учить?"
  - Не учил я их!..- проскулил скрючившийся парень, не двигаясь.
  - Не учил?! - зло прошипел шаман, приподнимая посох.
  - А отваживал!
  - Отваживал? - грозно переспросил Сухой Корень, опуская посох.
  - Значит ты сейчас врал здесь девке!
  - Нет! Я говорил ей правду...
  "Точно, бог Честности",- мрачно подумал шаман.
  - ...Вот только разве девка сможет все понять и пройти дорогу до конца?
  "Бог Честности и его коварство..."
  ***
  Науку не вставать после пропущенного удара Калик осваивал довольно долго из-за боязни, что запинают. Постепенно страх поддался доводам разума, указавшего на мягкость обуви аборигенов. Мокасины все же не ботинки с коваными носами, поэтому для "месилова" ногами не так уж и подходят. В свою очередь, вставание с земли воспринималось членами племени как вызов, на который, вполне естественно, отвечали более мощными ударами. Впрочем, местные, проповедующие презрение к боли, другого поведения не ожидали. Поэтому, когда Калик впервые решил остаться лежать, то безмерно удивился тому, что соперник купился и, раздувшись красующимся павлином, пошел рассказывать о своем сокрушительном ударе. Возможно, именно тот случай стал первой искоркой, позволившей в конце концов стряхнуть с разума каменное оцепенение отчаянья. Сам он об этом никогда не задумывался, автоматически выбрав путь наименьшего сопротивления. Для него розыгрыш спектакля "избитый поверженный враг" являлась частью выживания во враждебной среде. Мнение же самой среды, его совершенно не интересовало. Хотят чувствовать себя победителями, да за ради бога! Пусть чувствуют. Ему от этого ни горячо, ни холодно. Лишь бы отстали... И они действительно отстали. Правда постепенно Калик пришел к выводу, что к нему не приставали, а наказывали за нарушение неизвестных ему местных законов-обычаев. Вот только "Понять - на половину простить" в его случае сработало со знаком минус. Поэтому, признавая, что жить стало полегче, в целом он стал относится к аборигенам еще хуже, постоянно находя свидетельства их глупости и тупости. И поведение непонятно откуда выскочившего шамана вполне укладывалось в эту схему. Сначала вопросы идиотские задавать стал, потом посохом пошел размахивать. Неспециально пропущенный удар в солнечное сплетение дал небольшую надежду, что абориген отвяжется, но не тут-то было. Пришел черед претензий, высказываемых с интонацией разочарованного отца.
  "Похоже, надо ему что-то, - подумал Калик, не забывая корчиться от боли, - может, боится, что кто-то подсидит его на посту шамана? Тогда, наверное, захочет, чтоб я других отвадил и все ему рассказал. Хочет быть самым умным в племени. Впрочем, - он с трудом удержался от неприличествующей боли ухмылки,- достаточно не быть, а просто в это верить"
  - ... разве девка сможет все понять и пройти дорогу до конца?
  Зеленомордый абориген нахмурился, и спросил, как бы не понимая:
  - О какой дороге речь?
  -О дороге знаний и мудрости.
  - Ты думаешь Ядовитое Семечко не справится?
  - А ты считаешь, женщина во всем равна мужчине?- "Ну где там старый добрый шовинизм?"
  - Кажется, раб, ты хочешь меня запутать? - шаман прищурился, всем своим видом выражая недоверие,- С чего ты взял, что Ядовитое Семечко глупа?
  "Удар в лоб не прошел... - констатировал про себя Калик, закашлившись для отвлечения внимания,- у них жизнь построена на "курица - не птица, женщина - не человек", а он мне : "С чего ты взял"! Но, мы пойдем другим путем":
  - Разве я говорил, что она глупа?- держась за живот, он слега развернулся к аборигену,- она просто все понимает по-женски. Мужчина смотрит на небо и думает: "Поможет погода охоте или нет". А женщина: "Высохнет одежда или нет"
  - Ты о том, что женщине назначено богами быть хранительницей очага?
  - Я о том, что заботясь об очаге, она все мысли поворачивает к хранению очага, - заметив загоревшийся неприятно-хищный интерес в раскрывшихся глаза шамана, Калик тут же постарался откреститься от авторства,- это мне когда-то отец объяснял...- "Прости, пап...",- мол, женщины, увидев знаки, в первую очередь подумают об украшении ими одежды, а мужчина об их значении.
  - То есть ты не боялся, что ей хватит разума,- понимающе покивал шаман.
  Уперевшись одной рукой в землю, Калик медленно сел:
  - Она удовлетворила любопытство, но от этого мужчиной не стала.
  - Поэтому истинный смысл останется от нее закрыт и она больше не полезет,- заключил абориген с победным видом,- теперь я оценил твое "Отваживал!" Ну а как насчет моего ученика? Как ты его отваживал?
  - Ему просто нравится, как палка оставляет следы на глине,- пожал плечами Калик,- он никогда не спрашивал про знаки.
  - Бездельник,-проворчал шаман,- ладно. А что насчет игры с шарами?
  - А что насчет игры? - переспросил Калик и моргнул, показывая свое недоумение-удивление.
  - Зачем ты ей учил?
  - Я ей не учил...- со всей искренностью ответил Калик. Ведь, он действительно не учил, а просто придумал отговорку для мальчишки, прицепившегося с вопросом для чего понадобились шарики. Вернее, даже ляпнул: "Для игры!", не подумав какой это вызовет всплеск интереса у ребенка, после чего пришлось спешно нафантазировать правила, используя довольно смутные представления о керлинге, бочче и каких-то национальных играх с шарами, случайно зацепленных любопытством в беззаботном детстве. А теперь приходится открещиваться от "содеянного":
  -... он меня спрашивал, я честно отвечал. А уж следить, что он сделает с ответами это не моего ума дело.
  - Значит, честно отвечал,- повторил шаман вроде как миролюбиво, но в тоже время в его интонации звучало что-то угрожающее, что Калик поспешил уточнить:
  - Да, честно отвечал ученику шамана.
  Абориген нахмурился, его пальцы, сжимавшие посох, аж побелели от напряжения:
  - То есть тебя не заботило то, что он своими играми может привлечь к племени нежелательного внимания духов?
  Память Калика откликнулась сомнительной информацией о своеобразном футболе, являвшимся частью какого-то богослужения в доколумбовой Америке. "На дурака не нужен нож..." - ухмыльнулся Калик:
   - Без посвящения игры никого не привлекут, а только покажут какие духи сейчас "приглядывают" за игроками.
  - И как это понять?
  - Ну-у, внимательно следить за игрой надо.
  - Это-то понятно. А конкретней?
  - Мне трудно об этом говорить. Я все же не шаман.
  - Я шаман. И я хочу услышать, что ты об этом знаешь! Говори!
  "На хвастуна не нужен нож, Ему немножко подпоешь...":
  - Ну вот если игрок неожиданно оступился и выронил шар - это может быть дух проказник, который хочет чуть-чуть повредничать, а может наказание, за прошлые ошибки, а может злобный дух... А если играть кто нечестно начнет. Кто-то случайно, а кто-то не правслучайно. У нас за игрой специальные шаманы следили. Рефери назывались. И если играли два разных племени, то приглашали шамана из третьего племени...
  Высказавшись, Калик посмотрел на зеленомордого в ожидании реакции, но тот даже не шелохнулся. Взгляд расфокусирован, губы плотно сжаты... "... а в мыслях наполеоновские планы,-додумал, сдерживая усмешку Калик,- ах обмануть меня не трудно..."
  ***
  Речь Плаксы представляла собой лабиринт из знакомых слов, произнесенных со странной интонацией и в раздражающей неправильностью последовательности. Сухой Корень, подслушивая разговор с Ядовитым Семечком, успел немного приноровиться к непривычной манере, но все же, когда речь коснулась по-настоящему важных вещей, у него не было уверенности в полном понимании услышанных объяснений. Впрочем, не стоило забывать, что сам парень вполне мог заблуждаться.
  "Еще одна ловушка бога Честности, - думал Сухой Корень,- никогда не знаешь, то ли правду слышишь, то ли искреннее заблуждение. Но..." Но кое-что действительно цепляло. Вот раньше ему не приходило в голову, что использовать игры для выяснения расположения богов. А ведь это очень здравая мысль, которую стоит обсудить кое с кем из братьев-шаманами.
  Невольно представив себя, рассказывающим в кругу шаманов о новшестве, Сухой Корень как растет его авторитет. Конечно, не все пройдет гладко и легко но у него есть чем добить скептиков-противников:
  - Расскажи-ка мне поподробнее о значках и звуках
  Кивнув, Плакса ответил:
  - Все слова состоят из звуков. Звуки в разных словах повторяются. Если для каждого звука придумать значок, то любое слово можно нарисовать значками.
  - Одно и тоже слово можно произнести по-разному, что тогда?
  - Можно разные точки палочки над значками звуков ставить. Только их придумать надо.
  - А как ты значки для звуков придумал?
  - Я их взял из моего языка. Звуки же похоже. Только в моем языке их в другие слова складывают.
  "Как просто и очевидно... если знать", - мрачно подумал Сухой Корень, испытывая желание вытрясти из юнца все что спрятано в его голове. Вот только посвящение парня богу Честности портило все дело. Тот всегда требовал только справедливый обмен. Сухой Корень уже пытался улизнуть от договора и почти упустил изменения в племени. Второй раз он ошибаться не собирался. Хотя и тут можно схитрить, чтоб обещанное, ранее звучало платой за новое:
  - Ты должен научить знакам меня и моего ученика... подожди, не перебивай. Со своей стороны я постараюсь научить тебя передвигать предметы.
  - Только постараетесь? Или научите?
  "Зрит, гад, в корень":
  - Я не знаю ни твоих способностей, ни твоего усердия.
  - Справедливо, - согласился Плакса,- а как насчет моей работы у старика? Где я время найду?
  - Если хочешь овладеть умениями, то найдешь, - усмехнулся шаман.
  9
  Ядовитое Семечко опять взбаламутила все племя украсив рубаху мужа странными знаками. Поглядывая на всех с высока, Темный Взгляд гордо прохаживал по стойбищу, не давая никаких пояснений. Однако дети рассказали, что ученик шамана разгадал загадку, сказав, что вышито имя мужчины. На одежде Темного Взгляда шаманскими знаками было вышито "Темный Взгляд". Естественно, другим женам захотелось, чтоб их мужья выглядели не хуже, но да только никто из них ничего не знал о шаманских знаках. Впрочем, кое-кто сообразил взять в оборот ученика шамана. Остальные пошли на поклон к Ядовитому Семечку и вот тут-то им открылся еще один секрет: в чуме вздорной девчонки лежали разные глиняные таблички с шаманскими знаками. При входе с приглашением добра и отворотом зла. У очага - благодарность духам пламени. У спальных мест ќ- с пожеланием хороших снов, и так далее и тому подобное. Если бы удивлявшиеся жены спросили об этих табличках у Плаксы, то узнали бы, что хитрая девчонка, придумала фразы-заговоры для тренировки чтения-письма. "Лучше что-то дельное писать, заявила она своему учителю, чем какие-то глупости.
  Но с рабом практически не разговаривали, поэтому появление табличек-надписей явилось для всех шоком. В среде женщин вспыхнула культурная революция: все резко захотели знать шаманские знаки. А тут еще оказалось, что Ядовитое Семечко начала учить этой премудрости младших сестер своего мужа, что резко повышало их "цену" на рынке невест. Об этом обмолвился привезший новости о малом сборе Полет Орла. Естественно говорил он о таких вещах не с женщинами, а с мужчинами, у которых приметил узоры, обозначающие имена. А когда Темный Взгляд рассказал ему, чему жена учит его сестер, то сказал, что обязательно порекомендует своим воинам обратить на них внимание. Племя Полета Орла считалось очень богатым, отдать дочь туда в жены, считалось делом весьма престижным. Естественно, поднимался авторитет племени, выставлявшего таких невест. А это означало, что воины племени смогут выбирать из лучших девиц на выданье... После отъезда гостя Сухой Корень долго обсуждал перспективы с Тяжелой Рукой и Грозовой Тучей, а на следующий день всему племени объявили, что все девочки должны знать шаманские знаки, уметь писать имена и делать таблички заговоры.
  "Первопечатники выпускали молитвенники, глинопечатники - таблички заговоры,"- с презрительной усмешкой прокомментировал Калик судьбоносное для племени решение, которое практически ничего не изменило в его жизни. Знание придуманного им алфавита передано. Глиняная азбука составлена, правила игры в шары разработаны... А вот научиться магии, то есть телекинезу у него никак не получалось. Поэтому он продолжал таскаться к шаману, пытаясь выжать хоть какие-то дополнительные пояснения. Изначально в нем жило и крепло подозрение, что всему виной слишком хорошее знание законов Ньютона. Не мог предмет сам по себе висеть в воздухе. Что-то должно компенсировать силу тяжести, и это что-то не могло взяться из ниоткуда. Вот только шаман ничего толкового о "взяться" не говорил. Только "представь", да "почувствуй". Правда после разговоров с учеником шамана у Калика появилась теория ущербности родного мира по части "магии". Ведь если чего-то нет, то чувствительность к этому атрофируется. Примерно, как зрение у живущих без света животных. Возможно, там появлялись особи со способностью видеть, но похвастаться остротой зрения они все равно не могли. Вот из этой аналогии и вырастало подозрение, что люди на Земле, если даже имели орган, отвечающий за магию, то полностью его утратили... Оставалось только надежда на что-то рудементное. Если как-то смочь его оживить... Хотя, с другой стороны, ну есть у человека рудимент -третье веко, только сколько его не тренируй все равно моргнуть им не получится.
  Но Калик продолжал упорствовать.
  А потом внезапно четверть племени куда-то ускакало.
  - Малый сбор, - объяснил Старый Падальщик, оторвавшись от обсасывания какой-то косточки,-вернуться где-то через две руки дней
  - А большой когда? -поинтересовался Калик, усаживаясь у огня.
  - Когда на зимние стоянки пойдем. Сейчас на малом как раз и будут решать, где его устраивать. Шаманы будут испрашивать о будущей зиме, а вожди договариваться о местах зимовки. На большом повторят, но там уж как правило результат не меняется. В основном торговля проходит.
  - С другими племенами?
  - И с племенами, и горбоносыми.
  - Горбоносыми? Это племя?
  - Да какое племя,- старик сплюнул, выражая презрение,- пришлые.
  "Наверное другая раса",- отметил про себя Калик:
   - Давно пришли?
  - Ну-у во времена моего пра-прадеда появились. Живут где-то на краю мира, и ездят торговаться.
  -И не боятся?
  - Шаманы они все. Просто так не подъедешь. Да и смысла особого нет,- Старый Падальщик вздохнул,- они же чуть что сразу все свое добро сжигают. С их тел конечно можно много чего снять, да они к тому времени много кого положат. Я вот по молодости сунулся, так они как принялись своей магией грохотать! Моего коня убило, сам я на землю кувырком улетел, да еще ногу сломал. Конечно, хорошо, что жить остался, да только мне прыгающему на одной ноге ни одной девки в жены не отдали. В родительском чуме аж до трех кулаков и одного пальца лет пришлось сидеть.
  - Это трижды пять и палец, то есть один,- пробормотал Калик,- до шестнадцати?
  Старый Падальщик покосился на парня:
  - Ты со мной по-человечески говори, а не бурчи тарабарщину!
  - А сейчас тебе сколько?- заинтересовано спросил Калик, проигнорировав ясно слышимое недовольство.
  -Мне-то?- старик распрямился и посмотрел на собеседника с нескрываемой гордостью,- Мне-то в будущей весной шаман на шнуре жизни завяжет рука три пальца рук узелок!
  "Пять плюс три и все на пять..."- мозги Калика встали дыбом. Выпучив глаза на упивавшегося торжеством аборигена, он еле слышно произнес:
  - Не может быть!
  - Да! Именно рука три пальца рук - Стрый Падальщик бросил косточку в огонь,- редко кто доживает до такого возраста! Старый Лист была всего на год меня старше, но уже года три как осталась петь последнюю песню. А я крепок! И даже зубов много!- он гордо оскалил желто-коричневый ужас дантиста.
  - Что за последняя песнь?-деревянным голосом спросил Калик
  - Ты не знаешь?- удивился абориген,- это когда старуха перестает приносить пользу.
  - И что?
  - Когда племя уезжает, она остается.
  - Ее бросают...
  - Не бросают. Ставят палатку, дают немного еды...
  "И бросают, - закончил про себя Калик, невольно содрогаясь от "перспективы, - теперь понятно, какой судьбы хочет избежать Ядовитое Семечко! Не хочет быть забытой в степи старухой. Старухой, которой еще не исполнилось сорока! Сорок! Если ты жив в сорок, то ты старик. Древний! Старик! В сорок! А мне семнадцать. Еще столько же и старость! И удача если дожить до сорока! До сорока! Господи, боже мой! Ведь это не может же быть правдой?! Может они считают как-то не так?.."
  Калик аж подпрыгнул
  - Сколько дней в году?- резко спросил он
  - Дней в году? -удивился Падальщик,- с чего мне это знать? Я что шаман? Или ученик его?
  - Значит не знаешь.
  - Да с чего мне...- но его слова уже летели в спину вскочившему на ноги парню.
  - Тупой дикарь,- обиженно прошипел ему вслед Старый Падальщик,- дни в году ему понадобились. Даже осознать не смог сколько я прожил! И еще проживу! Обо мне будут легенды рассказывать! Молодые будут приходить и расспрашивать о прошлом! А этот...
  А Калик бежал к шаману, постоянно повторяя: "Ну не может только сорок лет! Нет, не может быть!" На полдороги он внезапно вспомнил, что шаман уехал вместе с учеником. Осталась правда жена Сухого Корня, но, во-первых, она избегала общаться с рабом напрямую, а во-вторых, женщина не производила впечатление интеллектуальной знающей особы. Вообще, самой интеллектуальной личностью после шамана стоило признать Ядовитое Семечко. "Тем более эта царевна-лягушка представлялась дочерью шамана,"- думал Калик, подбегая к ее чуму. Заметив окинутый полог, он, не думая, сунул голову внутрь, где увидел стоящую на коленях голую аборигенку, которая помогала маленькому мальчику напиться из чаши. Царящий в чуме полумрак скрадывал детали открывшейся сцены, вызывавшей ассоциации с различными "Мадоннами с младенцами" работы старых мастеров. Впрочем, любование быстро схлынуло, вернув желание побыстрее разобраться с возрастом. Однако Калик не успел и пикнуть, как его выдернули из чума. Резко развернувшись, он буквально нос к носу столкнулся с Ядовитым Семичком.
  - Что ты здесь делаешь?- зло прошипела в ему лицо девушка.
  - А там кто? -недоуменно спросил он, ткнув большим пальцем себе за спину.
  - Мать моего мужа с моим сыном...
  - Мать?- удивился Калик. Лица женщины он не видел, но тело выглядело довольно молодо для матери такого здоровяка как Темный Взгляд. Однако аборигенка услышала в его интонации что-то другое.
  - Что, то же осуждаешь, что я ее взяла в чум вместе с детьми? - спросила она, впиваясь в его лицо пронзительным взглядом. Да и все ее лицо как-то агрессивно заострилось. У Калика даже мелькнуло опасение, что на него сейчас бросятся и вцепятся зубами, от чего с невольной поспешностью тут же открестился:
  - Никаких осуждений!
  - Правда? - с явной угрозой спросила девица, подавшись вперед
  -Мать моего отца всегда жила с нами, - пожал Калик плечами, - в моем племени такое случается часто.
  На лице "царевны-лягушки" отразилось что-то похожее на "Ну ладно, помилую":
  -А чего пришел?
  - Ты знаешь сколько дней в году?
  Девица снова напряглась словно перед броском:
  - Зачем тебе?
  - Так ты знаешь или нет?
  - А зачем тебе это знать?
  - Тьфу ты,- Калик сплюнул на землю,- чтоб знать.
  - Зачем знать?
  - Ты не можешь просто ответить?
  - Я хочу понять, как ты это будешь использовать.
  - Зачем? - в свою очередь спросил Калик.
  - Чтоб понять, нужно ли мне это или нет, - зло усмехнулась ему в лицо девица,- так что пока не услышу...
  Она многозначительно замолчала. Калик в ответ вздохнул:
  - Ну и как мне объяснить?
  - Ну уж как-нибудь постарайся.
  - Это был вопрос не к тебе, а к духам.
  - А слушаю я!
  - Ну так слушай,- раздраженно выдал Калик,- без этого знания я не знаю, как планировать жизнь.
  Аборигенка слегка повернула голову, словно взвешивая ответ:
  - Но ведь раньше же ты жил без этого знания?
  В вопросе не чувствовалось ни издевки, ни подколки, а лишь интерес, поэтому Калик ответил гораздо спокойнее:
  - Я жил, думая, что здесь столько же дней, как и там, где я родился.
  - Разве это может поменяться?
  - Я хочу это понять.
  - Хм... - аборигенка задумчиво почесала пальцем в волосах, затем поскреблась в них интенсивнее и что-то даже выловила, порассматривала добычу, а затем раздавила ее ногтями. Калик брезгливо поморщился, неприязненно передернув плечами. Кровососущие паразиты его тоже не щадили, но не мог избавиться от ощущения гадливости, когда местные выставляли свою вшивость на показ. Девица же не обратила на его гримасы никакого внимания, буркнула: "Жди здесь!",- и залезла в чум.
  Пробормотав пару ругательств о местной культурке, Калик отвернулся прочь, вот вид примитивно-первобытного хозяйства лишь усиливал приступ омерзения. Чтоб как-то успокоиться, он поднял глаза к небу, по которому плыло облако в точь-точь как спортивный седан. За ним ехал пикап... Летел самолет, потом нечто напоминавшую старинную пушку, паровоз, стаканчик с мороженным, катер и кресло-качалка. Калик никогда в живую не видел кресло-качалку, ни сидел на нем, ни качался, но почему-то именно на нем на душе стало особенно тоскливо.
  - Вот, держи,- раздалось за спиной. Развернувшись, Калик увидел Ядовитое Семечко, протягивающую ему тонкую веревку с узелками.
  - Что это?- спросил он, проигнорировав насмешку во взгляде заметившей его слезы аборигенки.
  - Счетовод дней, - девушка вложила веревку в его руку,- каждый узел день. Самый большой узел начало года. Это отец моего отца придумал связать концы веревки, - в ее голосе отчетливо прозвучала гордость за предка,- он сказал, что это символизирует плавность прехода из одного года в другой.
  - Хм...- Калик оглядел "гирлянду", - слова-то он сказал красивые, да только можно ли доверять количеству узелков?
  -Отец рассказывал, что раньше около озера возвышалась гора и раз в год ее тень становилась такой большой, что она доставала противоположного берега. Словно черная пелена хотела накрыть все живое. А потом с каждым днем...
  "День зимнего солнцестояния?"
  -... тень отступала. И в честь этого люди устраивали...
  "Если каждый день завязывать по узлу, то получится достаточно точный подсчет..."
  Не обращая внимания на продолжающийся рассказ, Калик начал быстро пересчитывать узелки.
  "Итого триста сорок семь, -присев, он пальцем написал число на земле,- теперь пропорция..."
  Усиленно забывавшие математику мозги, чуть ли не со слышимым скрипом повернули шестеренки вытаскивая из глубин памяти таблицу умножения. Выписываемые цифры быстро заполняли свободное место, заставляя пятиться назад, до тех пор пока палец не выцарапал результат...
  - Сорок два! Всего сорок два!
  - Я не понимаю, о чем ты говоришь,- напомнила о своем присутствии Ядовитое Семечко, но Калик не обратил на ее слова никакого внимания. Он быстро затер все написанное, еще раз пересчитал узелки и заново приступил к вычислениям... только результат не поменялся
  -Сорок два,- убитым голосом повторил Калик.
  - Я не понимаю тебя! - сердито повторила аборигенка,- что ты здесь нарисовал?
  -Да иди ты...- буркнул Калик ей в ответ на своем родном и, поднявшись на ноги, побрел прочь.
  -Я тебе еще попомню эту наглость,- прошипела ему вслед Ядовитое Семечко, поднимая с земли веревку с узлами, после чего стала затирать ногами письмена на земле
  10
  Плохое настроения на грани отчаянья не помешало Калику прибить пращей какую-то зазевавшуюся водоплавающую птицу. Процесс приготовления немного отвлек от невеселых мыслей, а уж на полный желудок удалось взглянуть на жизнь в новом свете. "В конце концов какое мне дело до того, сколько живут местные лягушки? - рассуждал он, предаваясь блаженному перевариванию пищи,- их жизнь мне не указ. Если следить за собой, я вполне могу прожить и семьдесят, и восемьдесят, а может даже и сто. Главное обустроить себе более-менее комфортный быт. То есть нужно бросать примитивную кочевую жизнь на подножном корму и переходить к оседлому образу жизни. Где есть ремесла и хоть какое-то, пусть кустарное производство."
  Сам по себе Калик, не питал никаких иллюзий относительно своих способностей к устраиванию промышленных революций. Его рукастость в прошлом практически исчерпывалась умениями забить-завинтить, а в голове не хранилось рецептов изготовления пороха или варки стали. Поэтому, не загадывая, чем именно ему придется заниматься в будущем, он решил для начала просто собрать информацию о поселениях.
  К его огорчению, Старый Падальщик, непонятно в чем подозревавший своего раба, всячески уклонялся от любых разговоров. Ядовитое Семечко во всю демонстрирующая обиду, просто игнорировала Калика. Остальные же даже не могли толком сказать: племя горбоносых кочевники или нет. Поэтому возвращение шамана ожидалось с большим нетерпением, но... Сухому Корню интерес раба не понравился, и разговор "сполз" на другие темы.
  Калик не понял как такое произошло, поэтому на следующий день снова пошел к шаману поговорить. Ситуация повторилась. На третий день появилось подозрение, что ему упорно морочат голову то ли умело задурманивая речами, то ли пользуясь гипнозом, а может вообще какой-нибудь ментальной магией. В любом случае, пришло окончательное осознание, что идти к цели нужно окольным путем. Это раздражало, злило, бесило, но, что называется, держало в тонусе и заставляло быть себе на уме. В любом случае, у Калика оставался шанс встретиться с горбоносыми на Большом сборе и выяснить все самостоятельно. Другой момент, к событию стоило подготовиться, поскольку не исключено, что придется сходу сбегать из "родного лягушачьего племени". Любое же путешествие имеет четыре обязательные составляющие: еда, вода, одежда, деньги. Последнее в племени, живущем охотой да собирательством, отсутствовало как класс. Разве что накопить полированных ракушек на обмен. С одеждой вопрос тоже можно было считать решенным, поскольку Калик обладал полным комплектом две пары мокасин, штаны, помесь куртки с рубахой и накидка с капюшоном. В случае холодной погоды Калик планировал прихватить какие-нибудь шкуры из чума. Так же он собирался "одолжить" у своего Драного Крысюка пару тыквенных фляг.
  А вот с едой дела обстояли совершенно неблагополучно, по той простой причине, что он совершенно не представлял, как ее заготавливать впрок. А если запасают, то как хранят... Вернее, где хранят, поскольку он собирался ее тоже "одолжить". Естественно, задавать такой вопрос напрямую он даже не собирался, решив вместо этого подружиться с учеником шамана.
  "Обманывать ребенка, конечно, некрасиво, но когда реально решается вопрос жизни и смерти, то не до чистоплюйства..."- решил для себя Калик и обучил мальчишку игре в крестики-нолики. На следующий день показал, как ставить вилку, затем как ее избежать. Искренне восхитился способностью мальчишки к рисованию, объяснил про перспективу и показал, как рисовать квадрат и конус. Похвалил его умение читать, поделился "воспоминанием", что сам был не был так умен. Подсказал делать первую букву в тексте большой и с узорами. Пожалел, после взбучки и помог с работой...
  Информация хлынула из паренька бурным потоком... Конечно, в массе своей бесполезная, но и отфильтрованные крупицы заставляли задуматься. Так выяснилось, что у шамана есть корзина, в которой тот держит ядовитую змею. В памяти Калика сразу всплыла прочитанная в детстве книжка, рассказывавшая о натравливании змеи на человека . Он никогда не задумывался о правдивости того описания, но на всякий случай решил по максимуму избегать конфликтов с Сухим Корнем. Другая полезная информация касалась горбоносых. Похоже те не только относились к другой расе, но и принадлежали более промышленно продвинутому обществу. Об этом говорило наличие железных одежд, мокасин по колено и странной некожаной одежды. Правда, близко к горбоносым парнишка не подходил, потому что те держались обособлено, предпочитая общаться только с вождями и шаманами. А может просто не подпускали лишних людей, потому что переговоры велись о приобретении для племени такой важной вещи как розовых хрупких камней, позволяющих сохранять мясо.
  "Похоже, горбоносые торгуют розовой каменной солью," - решил про себя Калик, услышав описание. До этого момента ему как-то в голову не приходило, что туземцам известен такой минерал. Жевал бездумно пресную жвачку и не задумывался. А тут аж слюна во рту насобиралась от желания вкусить посоленную пищу. Но Калик не стал торопиться с приобретением такого стратегического ресурса в свое распоряжение. Просто побег с горбоносыми стал выглядеть еще привлекательнее. Поэтому он просто при каждом удобном случае направлял разговор на обсуждение мясозаготовок. И однажды, когда они шли с реки, мальчишка в ответ заявил:
  - Да Сухой Корень просто сушит ломти мяса горячими потоками, да еще меня заставляет
  От удивления Калик чуть не споткнулся, выдав:
  - Это как?
  - Ну, берешь горячий поток... - начал пояснение ничего не заметивший ученик шамана.
  - Где берешь?
  - У костра можно.
  - Горячие угли?
  - Да зачем угли?- удивился мальчишка, покосившись на собеседника, - жар который от костра идет.
  "Непосредственно тепло?" - изумился про себя Калик, но вслух поспешил уточнить:
  - Дым что ли?
  - Не, дым можно только если настоящее дерево жжем, - с интонацией профессионала ответил мальчишка,- а если кизяк, то только жар.
  - В принципе, логично,- поддакнул Калик, думая про себя, что все уже настолько пропитались кизяковым дымом, что кажется без разницы чем окуривается мясо,- а ты уже значит и с дымом и без дыма умеешь?
  - А то!- раздулся от гордости пацан.
  - Круто! Даже представить себе не мог, что ты так можешь,- подлил лести Калик, - долго учился?
  - Да не так уж. Тут главное жар не на мясо направлять, а воздух не перегревая сушить
  - Покажешь? - заискивающе попросил Калик, старательно демонстрируя восхищение.
  - Э-э...- растерянно моргнул паренек, - так у нас тут костра нет. Вот придем...
  - Ха! Как придем так тебе сразу работу найдут!
  - Не без этого,- расстроенно согласился мальчишка.
  - Так давай здесь из травы костерок маленький разожжём? - тоном искусителя предложил Калик,- долго что ли?
  Пацан нахмурился:
  - У травы жар маленький.
  - Так значит удержать легче, разве нет?
  - Запаса сил в нем мало...
  "Он об энергии сгорания, что ли?"
  - ...Ничего путного с таким запасом сил сделать не сможешь, - деловито закончил паренек.
  - Так нам и не надо ничего делать,- подначиваюше засмеялся Калик, останавливаясь,- ни путного, ни беспутного.
  - Действительно,- не слишком убежденно согласился ученик шамана, в свою очередь останавливаясь и поворачиваясь лицом к спутнику.
  - Ты вообще можешь только дымом обойтись,- продолжал уговоры Калик,- кстати, вот мне интересно, а ты сможешь дым восьмеркой закрутить?
  В глазах мальчишки зажглось любопытство:
  - Это как?
  - Ну как-то так...- Калик рукой нарисовал восьмерку в воздухе и, видя реакцию парнишки, спросил - разжигаем?
  - Давай! - решился тот,- только быстро и маленький.
  - Ну конечно! - с восторженной поспешностью согласился Калик, приступая к сбору сухой травы. Впрочем, заготовка "горючего" не требовала усилий. Скорей им пришлось расчищать место, чтоб пламя не перебросилось на траву вокруг. Солнце на небе светило ярко, и катышек из сухих листьев быстро вспыхнул в фокусе вогнутого зеркала. Встав перед костерком, в который Калик подкидывал "дрова", мальчишка погипнотизировал с минуту огонь, потом заизгибался телом, закрутив руками на манер разминающегося восточного мастера единоборств. Постепенно его движения замедлялись, становясь плавно-тягучими, а затем поднимающийся дымок изогнулся петлей.
  "Эт-то как? -выпучил глаза Калик, - он же должен прямо идти?"
  Дым дернулся, развеивая петлю
  - Ты мешаешь! - зло фыркнул ученик...
  "Я?!-изумился Калик, посмотрев на парнишку,- мешаю?"
  Дым снова завернулся кольцом, а потом еще одним, образовав лежащую на боку восьмерку на манер знака бесконечности. Парень попыхтел немного, а потом, опустив руки, разочаровано посмотрел на восстанавливающий нормальное течение дым:
  -Не получается
  -Все у тебя получается!- довольно громко заявил Калик, придушив желание все выяснить про свое вмешательство,- ты просто первую петлю не туда загнул!
  - Правда?
  - Ну да! - поддержал сомневающегося Калик и замахал руками, показывая, где и как именно нужно загибать идущий в небо поток. Парнишке, вполне естественно, захотелось тут же попробовать и получилось. Потом они "уронили" восьмерку, нарисовав ее параллельно поверхности земли, затем сплели трехмерный узор из нескольких восьмерок.
  - Это интересней, чем сушку устраивать,- выдал мальчишка, "отпуская" дым,- там просто кружишь жар вокруг себя по чуму.
  - Вы это делаете в чуме?
  - Ну не совсем чум. Он маленький и везде веревки натянуты... Просто Сухой Корень говорит про него мясной чум. Хотя мы там и травы порой сушим. Но с травами легче. Температура меньше, сохнут быстрее.
  -А зачем столько трав?
  - Так курительные же, для горбоносых на обмен...
  "Курительные травы?- повторил Калик про себя,- табак или марихуана? Или что еще крепче? Или освежающие травы для чума" :
  - А в племени ими не пользуются?
  - Так она ж для утоления болей,- пожал плечами рассказчик,- вон Быстрый Полет подышал над курительницей, так потом он ржал от щекотки, пока Сухой Корень ему сломанную ногу собирал как было.
  "Все-таки наркотик":
  - Ого, забористая штука! Покажешь?
  - Да показать не проблема. Вот только Сухой Корень ее специальной смесью брызгает перед сушкой. А мне ее варить не доверяет. Его личный секрет. Даже ученикам не дает.
  - Может быть со временем?
  - Может быть... -паренек посмотрел на тлеющие веточки,- ну что пойдем?
  - Подожди, а жар-то как брать покажешь?
  - Так он же невидимый! Ты ж ничего не увидишь?
  - На руку направь, тогда тепло почувствую
  - Не-е, это так не работает! Тепло нужно собрать, сформировать поток, а потом впитать в воздух, который уже закрутить на сушку...
  Попытка впихнуть услышанное в мозг вызвала у Калика отвисание челюсти и сведение всех мыслей к единственному обалделому "Что?". В памяти всплыло воспоминание, как их физичка Лариса Абрамовна устало повторяла: "Тепло -это те же электромагнитные волны, которые можно представить фотонами, как и свет..." Вот только местные оказывается без всякой физики ухитряются все эти фотоны собрать в единый поток, а потом впитать, тем самым сделав совершенно реальный теплопровод...
  - Теплопровод на фотонах для сушки забористой травки, - озвучил понимание объяснения мальчишки Калик и резюмировал,- обалдеть!
  Ученик шамана непонимающе моргнул:
  - Это ты на своем языке чего-то сказал?
  - Не сказал, а восхитился умением, - вспомнил о своей роли Калик,- вот честное слово, совершенно не подозревал, что ты в свои годы достиг такого мастерства.
  - Ну скажешь тоже, мастерства,- польщенно смутился паренек, и, приспустив штаны, пустил струю гася остатки костерка.
  "Культурка...- мрачно подумал Калик,- и эта дикая лягушка оперирует фотонными потоками вручную! Сдохнуть можно!"
  - Пошли что ль? - сказал мальчишка, водружая штаны на место
  - Как думаешь, а я смогу так тепло перегонять? - спросил Калик, когда они направились к стойбищу
  - Наверное,- пожал плечами ученик,- ты же смог мне помешать, когда я с дымом работал.
  - Но я не знаю, как это сделал.
  - Я тоже сначала не знал, так Сухой Корень меня полгода учил чувствовать.
  - Долго!
  - Да еще потом полгода управлению учил.
  - А мне сможешь показать?
  - Так травы нужны.
  - Курительные?
  - Не, для взвара, чтоб сознание мягким стало.
  "Наркота, - сделал вывод Калик, поддакивая словам мальчишки, - не уверен, что решусь на такое. Рулить фотонами - конечно, круто, но подсаживаться ради этого на какую-то дурь, спасибо, не хочется"
  Впрочем, по словам мальчишки выходило, что никакой зависимости не появилось, и ранней весной, когда настанет пора цветения, он обещает сделать другу хороший взвар... Калик горячо поблагодарил друга... А уж что там будет той весной... либо ишак помрет, либо шах.
  11
  Осознание, что он совершенно не понимает, как ему удалось вмешаться в управление дымом, беспощадно буравило мозг Калика. Оно раздражало, добивало, болезненно ныло, не давая спокойно ни спать, ни есть, ни чем-либо заниматься. Калик часами гипнотизировал дым, мысленно перебирал детали беседы и не мог ничего добиться. Он даже раскрутил мальчишку на еще одну демонстрацию, но потерпел полное фиаско, поскольку на этот раз не смог вмешаться в процесс управления дымом.
  По всему выходило, что нужно идти к шаману, вот только Калику не нравились два момента. Во-первых, ему совершенно не улыбалось употреблять что-то наркотическое для просветления. А во-вторых, у него сложилось мнение, что Сухой Корень принципиально не только не дает прямых ответов на задаваемые вопросы, но и специально замалчивает все, к чему собеседник проявляет интерес. Так что Калик собирался пойти обходным путем: предложить использовать местный дикий чеснок при сушке-копчении мяса. Вроде как его совершенно не волнует "фотонное копчение", а только конечный вкус продукта. Предварительный план зиждился на демонстрации нежелания смотреть процесс копчения, чтоб дать себя поуговаривать и согласиться. Осталось дело за малым - подгадать удобный момент. И вот тут, как назло, к Сухому Корню в гости зачастили коллеги, да еще с учениками. Причем если сами шаманы уезжали дня через два-три, то вот ученики задерживались дней на пять, а то и десять.
  Точно узнать причину паломничества не удавалось, поскольку его "большой друг" постоянно занимался гостями. С другой стороны, трудно было не заметить, что во время приезда гостей "глиняный карьер" изрядно углублялся и расширялся. "Образование шагнуло в лягушачьи массы", - сделал вывод Калик и задумался над возможными выгодами для себя.
  Тем временем племя продолжало жить своей обыденной жизнью, мужчины охотились, женщины занимались домашним хозяйством, да собирательством, старшие дети пасли ламо-коз, младшие... ну как бы помогали, а Калик занимался всем, что говорили, лишь бы кормили... Все же, несмотря на собственную никем не учтенную добычу, вопрос с полноценным питанием для Калика стоял довольно остро. Особенно с тех пор как Ядовитое Семечко прекратила с ним общение. Калик пару раз делал ей намеки на запас ракушек, но царевна-лягушка демонстративно воротила нос. Существовал вариант таскать запасаемую "сушнину", благо дело, ученик шамана уже успел проболтаться о месте ее хранения. Однако недоедание еще не доходило до того, чтоб рисковать попасться на воровстве стратегических запасов племени. Этим знанием он собирался воспользоваться только перед самым уходом из племени.
  В то же самое время Калика не оставляла мысль, что при заготовках "сушнины" пара-тройка некондиционных кусочков вполне могла не попасть в общие закорма. "Что охраняешь, то имеешь",- писал Жванецкий в одной из своих миниатюр. Правда фраза повторялась в прошлой жизни издевательским упреком-насмешкой, но сейчас она вполне могла стать побуждающим мотивом.
  "Вот еще одна причина поговорить с Сухим Корнем," - думал сидевший в речке Калик, тщательно отмываясь-оттираясь после очередной вонючей работы.
  - Плакса, - раздалось за спиной, и Калик от испуга чуть не выпрыгнул из воды. Вернее, дернулся, чтоб выпрыгнуть, но поскользнувшись рухнул в воду с головой. Откашливаясь и отплевываясь, он вернулся в надводное положение, чтоб узреть стоявшего на берегу шамана.
  "Помяни черта... - мелькнула злобная мысль,- и ведь подкрадывается, гад, так тихо... может тоже магия?"
  - Я хочу, чтоб ты не подходил к моему ученику, когда он занят с гостями, - с безразличным спокойствием потребовал Сухой Корень, никак не отреагировав на устроенное водяное шоу.
  - Но я не...
  - Я имею в виду, пока гости в племени, - не выслушав возражения, пояснил шаман,- ты производишь слишком будоражащее действие на ученика, и гости, вместо изучения шаманских знаков, начнут обсуждать какие-нибудь новые идеи, которые я еще не проверил.
  "Так моя дружба с учеником твоя идея, а не моя!"- с неприязненной обидой подумал Калики спросил:
  - Тогда мне к тебе приходить?
  - Нет,- резко ответил шаман,- не стоит показывать, им наши отношения...
  "А я секретный ингредиент прогресса?"
  - ...Дотерпи пока уедут и приходи.
  - А долго они будут учиться рисовать знаки?
  - Еще дня три... Ученик будет ждать тебя.
  "Ученик?"- внутренне возмутился Калик и спросил напрямую:
  - А если поговорить с тобой?
  - Я буду занят.
  Сухой Корень стал отворачиваться, показывая окончание разговора. Калика такое завершение без пояснений совершенно не устраивало, и, желая задержать собеседника он брякнул:
  - Будешь рисовать сообщения другим шаманам?
  Уже отвернувшийся Сухой Корень, оглянулся и недоуменно моргнул:
  - Зачем?
  - Ну не знаю...- в свою очередь растерялся Калик,- весть какую-то в другое племя передать вместе с посыльным.
  - Так посыльный и расскажет.
  - А если хочешь что-то передать, чтоб посыльный не знал?
  - Так он прочтет...- усмехнулся шаман и тут же задумался,- хотя... если завернуть в шкуру и поставить сторожевого духа...
  - Или запись зашифровать,- дал Калик свой вариант и, заметив непонимание, перевел,- то есть сделать запись секретной.
  В глазах шамана зажегся настороженный интерес, и он, как бы нехотя повернулся обратно. Плотно сжатые губы и легкий прищур в сочетании с чуть задранным подбородком ясно показывали ожидание большей информации. Вот только Калик решил не понять намека. Еще раз ополоснув лицо, он, отфыркиваясь и поеживаясь стал выходить из воды.
  - Какие духи ты используешь для секретных посланий? - спросил Сухой Корень, видимо решив не затягивать разговор.
  - Никаких, - Калик поднял штаны с земли и, отряхнув их, сунул ногу в штанину,- ты просто подменяешь букву другой, по особому правилу
  - Хм... так это еще правило посылать...- с оттенком разочарования произнес шаман, но в то же время была заметна наигранность интонации.
  - О правиле можно договориться заранее. К примеру, буквы учатся в определенном порядке. Сдвинь их на два, чтоб вместо первой писалась третья, вместо второй, четвертая.
  - Вместо по последней первая?
  - Нет, вторая, - Калик подтянул штаны и закинул помочи.
  - Верно, моя ошибка,- задумчиво произнес Сухой Корень,- ты правильно поступил, что рассказал это мне, а не ученику. Я прослежу, как изучаются буквы.
  Он повернулся уходить, но Калик остановил его новым вопросом:
  - А как ученики, заканчивают обучение?
  - Что значит, как заканчивают? Когда нечего больше учить, тогда заканчивают.
  - Пф-ф, Старый Корень, так они ценить обучение не будут.
  - Продолжай.
  - Они должны выполнить некий ритуал, для показа своих знаний. Это должно быть событие в их жизни.
   - Видимо ты уже знаешь, как должно быть?
  - Во-первых, ученики должны предоставить свою работу..
  - Это какую?
  - Пусть Азбуку перепишут красиво,- выдал первое пришедшие в голову Калик.
  - Это правильно,- покивал шаман, - они уйдут, а у меня останется Азбука. Ненужные буду дарить красивые оставлять
  - А еще пусть они при тебе, без подсказок, напишут весь алфавит,- выдал версию экзамена Калик,- если напишет правильно, то ты поставишь на его глиняном листе свою печать и разрешишь забрать работу домой.
  - Что я поставлю?
  "И кто меня за язык тянул?"- посетовал про себя Калик:
  - Ну отпечаток такой специальный, вашего знака.
  - Какого знака?
  - Ну некоторые просто отпечатки пальцев делают. Кто-то специальную висюльку на шее носят, кто-то кольцо. И в конце своих сообщений отпечаток делают, чтоб все видели, кто писал.
  - Но это же не я буду писать азбуку!
  - Но вы можете написать "правильно" или "неправильно", затем поставить печать
  -хм...
  - Вообще можно специальную табличку в после обучения давать, мол Азбуку написал, алфавит знает. И на нее ставить печать.
  - Мало двух заданий для такого,- нахмурившись, произнес шаман,- если я свое слово даю, то не ради каких-то двух глупых легких заданий.
  "Ишь ты, слово он свое уже дает, - чуть не рассмеялся Калик,- сам еще не разобрался, чему учит, а уже заданий мало! Кстати!":
  - Если в табличке написать, что свидетельствуете, что человек знает буквы, то достаточно, а если укажите, что человек умеет писать, читать и может учить других, то заданий, конечно, недостаточно.
  Сухой корень ухитрился усилить свою нахмуренность.
  - Любой может учить других.
  - А вот вы лично захотите, чтоб ваших детей учил любой или человек, у которого есть табличка с печатью известного шамана, что тот знает то, чему учит?
  - Сядь! - приказал Сухой Корень и, не дожидаясь, пока собеседник опуститься на землю, прикрыв глаза погрузился в размышления.
  Глядя на задумавшегося мужчину, Калик с трудом удерживался от ухмылки. Не обладая большим жизненным опытом, он прочитал достаточно книг, чтоб опознать охвативший шамана приступ тщеславия. Теперь следовало понять, как и до какой степени раскармливать этого демона. Вот только не стоило забывать, что дикарь умная, хитрая тварь.
  - Нет, -"проснулся" Сухой Корень, - ничего не выйдет. Каждый захочет давать такую табличку.
  - Если им посулить большее, то они о забудут о мелком. Вот у вас молодые шаманы как-то проверяются?
  - Думай, о чем спрашиваешь! Каждый шаман своего ученика сам проверяет! Это ответственность учителя!
  - Да я не спорю! Вот только скажи, если вдруг шаман умрет, как знать, что молодой шаман умеет, а что нет?
  - Мда-а, бывало такое...
  - А теперь представь, что вы устраиваете совет из трех шаманов, для оценки одного или нескольких умений ученика. Если достоин, то поставите ему печати...
  - И ты хочешь, чтоб в то время как я занимался буковками, другие занимались реальными делами?- зло прошипел Сухой Корень.
  - Я хочу, чтоб вы начали обсуждение,- растянул губы в улыбку Калик,- как говорят в моем племени: "Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается" Ведь этот такой важный вопрос! Ведь нужно решить, что, да как проверять!
  Шаман захмыкал:
  - И все абсолютно честно.
  - Ну да,- кивнул Калик,- зачем кого-то обманывать? Проверка молодых шаманов действительно важно. К тому же, думаю, вам стоит обсудить чему стоит учить в первую очередь. Может у кого есть какие хитрости в обучении. Можете предложить, чтоб каждый шаман делал записи, о том, как и чему учить.
  - А пока обсуждают, все забудут о том, что я учу знакам. А к тому времени, как с этим разберутся, все ученики шаманов будут обучены.
  - Может кто-то из вождей захочет, чтоб его ребенок выучился там же, где и ученики шамана. Преподнеся дар, естественно.
  - Ты хитер, - вынес вердикт Сухой Корень.
  - Нет,- слега помотал головой Калик,- я просто знаю об этих хитростях.
  ***
  "Бог Честности - очень коварный бог,- вздыхал про себя Сухой Корень, сидя у солнечных часов, скопированных с "модели" Плаксы,- все открыто показывает, ничего не скрывает, а то, что ты не отличил главное от второстепенного, уже не его забота. Он был с тобой честен". Шаман еще раз вздохнул и покачал головой. Вот сколько раз он слушал рассказы Плаксы о притяжении тел, но никак не мог отделаться от ощущения, что ему под видом знаний, пихают досужие рассуждения, которыми даже детей не позабавишь. Нет, Сухой Корень, хвала богам и их служителям духам, не совсем дурной, и прекрасно понимает, что подброшенный камень упадает на землю, но никакой значимости в этом не видел. А вот сегодня, слушая объяснения, как посулить большее в будущем, чтоб добиться своего сейчас, у него словно новый взгляд на мир открылся. Указываешь великую цель, обсуждаешь, подсказываешь, поддерживаешь и они, идущие к своему величию не замечают, что строят мое величие, а их ученики начинают считать меня учителем. Камень ведь то же хотел лететь до звезд, только вот земля каждое мгновение незаметно притягивала его к себе, не ломая, а перенаправляя движение. Вот в чем истинность учения Плаксы! Ничего не надо ломать, нужно мягко перенаправлять. Мягко и по чуть-чуть. Именно так нужно действовать и с собственными силами - подхватывать чужое и плавно вести куда тебе нужно... Нужно обсудить это с братьями-шаманами... не со всеми, конечно...
  Сухой Корень беззвучно рассмеялся: "Будет им еще кое о чем поразмышлять, пока я всех буковкам учить буду!" Поднявшись на ноги, он еще раз прошелся взглядом по солнечным часам: "Ничего, придет время, и я осознаю магию кружения вокруг солнца! А пока следует подумать, чему в благодарность обучить Плаксу... В духе бога Честности, конечно"... И его губы непроизвольно искривились в недоброй усмешке.
  12
  Сухой Корень, поставивший интерактивное шоу "Выпускной экзамен", в душе безусловно был психологом, или пиарщиком или актером, вернее, режиссёром. Продуманность действия чувствовалась от рассаживания членов племени и представления соискателей ученого звания, до работы "экзаменационной комиссии" и вручения глиняных "дипломов-сертификатов". Зрители-актеры активно обсуждали работы "выпускников", оценивали выразительность чтения заготовленных женщинами табличек, выбирали фразы для диктантов. А уж накал переживания самих экзаменуемых вообще не описывался словами, равно как и их искреннее неподдельное счастье получения "дипломов". Представление даже у искушенного, критически настроенного Калика вызвало одобрительное покачивание головой. Выработке чисто положительных эмоций мешало раздражение, вызванное облаченным в его рубашку ученика шамана, да еще опоясанного галстуком. Внешний вид Сухого Корня, украсившего пиджак Калика перьями и ракушками, вызывал лишь презрительное: "Дикарь!" Но вот на аборигенов одежды произвели глубокое впечатление. Они восхищенно покачивали головами, да прицокивали языками разглядывая своего шамана. Собственно, на них наряд и рассчитывался, что в очередной раз свидетельствовало знании шаманом своих людей. Он даже вечно недовольного никем нелюбимого Старого Падальщика заставил излучать положительные эмоции поручив ему, как самому старому члену племени, сказать что-то напутственное молодежи.
  А потом праздник кончился. И снова рутина. Раздражающая рутина первобытной жизни. Правда где-то через три дня Сухой Корень призывал Калика на занятие. Вот только дело не пошло, поскольку по словам шамана нужно принять "допинг" для просветления, а Калику травиться по-прежнему не хотелось. А после объяснений с какими красочными огнями откроются "чакры", травиться не захотелось еще сильней. Через несколько дней у Сухого Корня опять нашлось время позаниматься. Опять пошел повторный рассказ о легкости перехода в мир магии под воздействием наркотиков, дополненный философскими рассуждениями о весьма заумной концепции вселенной.
  Чтоб уроки окончательно не превратились в пустые разглагольствования, Калик стал расспрашивать о местных лечебных травах, надеясь выяснить какой гадостью его хотят напоить, но, к своему огорчению, подкинул Сухому Корню идею создать общий травник. Уговаривая себя, что информация, в принципе, полезная, Калик послушно писал описания травок под диктовку... пока у шамана не начались "командировки". То он уезжал, то к нему приезжали, то появлялись новые ученики... И все продолжалось до тех пор, пока не началась пора миграции. Вот тогда-то Калик и узнал, почем фунт лиха.
  Сначала были растянувшиеся на полтора дня сборы, которые слились для Калика в непрерывную череду собери-свяжи-отнеси. Он так сильно замотался, что буквально валился с ног. Но стоило немного прийти в себя, как оказалось, что уже нужно вставать - поход начался. И начался он с неприятного, прямо-таки обескураживающего открытия - племя не знало колеса. Может, конечно и знало, но точно не использовало.
  Калик, от души костеря злодейку-судьбу и тупых первобытных "лягушек", никак не мог взять в толк, как ему за все время пребывания в племени удалось не заметить отсутствие такой необходимой вещи, как колесо. Да с его изобретательства жизнь нужно было начинать! Правда, с другой стороны, у Калика мелькнула мысль, что не совсем понятно, из чего именно в степи изобретать это самое колесо. Ни деревьев, ни камней. Не из глины же лепить! Но отсутствие материалов не успокоило, а только сильней взбудоражило: подумаешь, не из чего делать! Нашел бы!.. Если б дали время!. Так ведь нет! Сначала дикари-лягушки устраивали ему регулярные побои. Потом заставляли работать за кусок дерьмовой лепешки. А теперь тащить на себе вьючным ишаком чужой скраб.
  Естественно, Калик не мог не заметить, что он далеко не единственный обремененный грузом человек. Все члены племени от мала до велика либо несли на себе груз, либо тащили волокуши . Животные тоже не шагали налегке. На лошадях возвышались огромные баулы, да и те, что навесили на ламо-коз тоже не казались маленькими. И вся эта масса груженых людей и животных с монотонной неторопливостью двигалась через степь. У речек и ручейков порой делали остановки на день, а то и два. А затем снова в дорогу.
  И чем дольше они шли, тем сильней зверел Калик. Каждый шаг не столько добавлял ему усталости, сколько подкидывал дровишки в топку ярости. Пречем бесили не столько тяготы, да неудобства, сколько отсутствие какой-нибудь достойной цели. Это хорошо из благ цивилизации вырваться с рюкзаком и всем необходимым на неделю, другую в дикие места. Но потом ведь хочется вернутся туда, где тепло и уют, где можно поесть и помыться, где хоть какая-то медицина, магазины хоть с какой-то одеждой и снаряжением. Да хотя бы тележки с колесами есть! А здесь лишь бесконечный пеший поход, с перспективой отдыха в пару месяцев впроголодь с компанией дикарей в комфортабельных условиях каменного века.
  Калика буквально трясло от ненависти к "соплеменникам". Правда срываться на них он себе не позволял: все же физически он сильно уступал воинам-охотникам племени. Да и шамана с его штучками не стоило сбрасывать со счетов. Поэтому на длинных стоянках Калик, ухватив еды, предпочитал держаться подальше ото всех. Собственно, с ним по-прежнему никто особо не хотел общаться, но Калика даже вид аборигенов, мягко говоря, раздражал. Особенно на отдыхе, когда кто-то жует, кто-то присел погадить, а кто-то, задрав подол девице, думает заняться родопродолжением. И все трое при этом перекрикиваются!
  Умыкнув кусок мяса с лепешкой оставленные для расслабляющегося в кустах аборигена, Калик с прихваченной связкой шкур двинулся в степь, собираясь устроиться на ночлег по подальше от раздражавших "лягушек". Его, как и всех членов племени, радовала предстоящая двухдневная стоянка, вот только понятие об отдыхе сильно разнилось от аборигенского. Полностью избежать участие в осмотре и перекладке багажа ему конечно не удастся, но отложить эту радость на попозже вполне по силам. Он шел, пока до него доносился шум их лагеря. Небольшая ложбинка, вернее, намек на нее выглядела достаточно привлекательным местом для ночевки. Стожок трудолюбиво надранной в вечернем свете травы стал основой для лежбища. Одна шкура - матрас, другая - одеяло. Неторопливо сжевав свой нехитрый ужин, Калик улегся на ложе. Взгляд ушел в темнеющее небо, отыскивая появляющиеся звезды. Он не знал земных созвездий, точнее знал какие-то названия, но совершенно не умел их отыскивать на небе. В астрологию не верил, астрономией не увлекался. Давние посещения планетария давно уже выветрились из памяти, а любование звездами происходило только в очень редких загородных поездках, да и то ограничивалось минутным рассматриванием с констатацией: "Да-а... красиво!" А вот так, в одиночестве, с нулевым световым загрязнением до попадания к дикарям никогда не случалось. И вот теперь он лежит на неведомых широтах-долготах под неведомым небом и составляет из блестящих точек картинки, просто чтоб ни о чем не думать...
  "Ватсон,- прозвучало в голове,- о чем вам говорит чистое звездное небо над головой?"
  "Вероятно, Холмс, завтра будет хорошая погода", - мысленно ответил Калик, следуя канону старого анекдота"
  "Дурак, вы, Ватсон..." и вместо стандартного окончания ударил гром. Калик вскочил и с бешенно стучащим сердцем осознал, что с неба ничего не закапало. Медленно, словно нехотя, плывущие по небу небольшие белые барашки облаков даже близко не походили на признаки непогоды. Погода и впрямь обещала быть хорошей.
  "Видать приснилось," - решил Калик, невольно отмечая, что еще только раннее утро, когда предрассветный сумрак вот-вот перечеркнет выглянувший из-за горизонта первый солнечный луч. Самое время доспать... Но стоило только опуститься на шкуры, как громыхнуло опять. И еще раз. И еще. Причем громыхало не на небе, а где-то в стороне. Примерно там, где осталось племя.
  "Стреляют? - Калик всмотрелся в направлении "гомов", - нападение цивилизации на дикарей? Конкистадоры? Или уже янки? А может Ермак в Сибирь попер? Но главное, мне-то куда? То ли бежать, то ли выжидать..." Небольшая возвышенность подсказала другой вариант. Подхватив шкуры, Калик рванул к ней, но с ее вершины по-прежнему ничего не было видно. Зато стало заметна другая возвышенность. Он побежал туда.
  Какая-то его часть бунтовала и откровенно трусила, убеждая держаться как можно дальше, дать деру и не оглядываться. Вот только этот разумный подход не мог дать ответа на простой вопрос "А что потом?" Бродить по степи в одиночестве, наслаждаясь экстримным выживанием? А там люди с огнестрелом, то есть признаками цивилизации!.. Хотя, конечно, бросаться к ним с объятьями не стоит. Нужно просто держаться поблизости, чтоб не упустить возможности присоединиться к победителю.
  Калик был на полпути к намеченной цели, когда что-то заставило оглянуться. В далеке, но значительно ближе горизонта в его сторону неслась цепочка всадников. Глаз сумел уловить некое однообразие в одежде, которое оформилось в удивленную констатацию "Кавалерия...". Душа потребовала добавить что-нибудь эмоционально-ругательное, да только внезапное озарение, что он стоит на пути летящего на него "табуна", резко изменило его желания.
  Калик и не думал, что он может так быстро бегать. Возможно, и Уэйн Болт не подозревал, что можно так быстро бегать. Да еще не по стадиону, а по степи с довольно высокой травой. Да еще волочить две довольно тяжелые шкуры. Да еще орать временами, в надежде привлечь какую-нибудь более интересную для кавалерии цель. Но она не привлекалась. А конский топот за спиной был все ближе. Стоянка племени вроде как уже рукой подать. Даже ближе, метров сто до крайних палаток. Но уже воздух не проталкивается в легкие, ноги норовят завернуться колесом, и вместо сил только животный страх и неверие, что это с ним происходит... И... чудо свершилось - из-за палаток выскочил шаман и взмахнул посохом, как шаулиньский монах... Калик моментально ощутил, что в него летит какая-то гадость, и тут же рухнул на землю. Хотя не исключено, что у него просто нога за ногу зацепилась, а о летящей гадости догадался, только когда по спине волна жара прошла. От боли выпучились глаза, остатки воздуха в легких вырвались из горла скрижещущимся сипом, который мгновенно заглушила немыслимая человеколошадиная какофония попавших под удар. А Сухой Корень по новой закрутил свой посох.
  Не дожидаясь завершения шаманских па, Калик, забыв о боли перекатом постарался уйти с линии "огня". Ему повезло, Сухой Корень ударил по флангу нападающих, резко выставив посох в противоположную от его движения сторону. Впрочем, Калик даже осознать этого не успел, а инстинктивно еще раз перекатился, потом, не останавливаясь еще и еще. Потом вроде как пополз, но на деле побежал на четвереньках, подгоняемый желанием убраться подальше. В итоге он даже сам не понял, как добрался до палаток, да и не осознал этого, пока, перебравшись через какой-то тюк, не наткнулся на разбитую тыквенную флягу. Блеск воды в осколке мгновенно включил жажду, заставив в два глотка осушить подношение. Пить по-прежнему хотелось зверски, но живительной влаги хватило, чтоб инстинкты уступили место разуму.
  Тяжело дыша, Калик сел, привалившись спиной к тюку, и постарался оценить ситуацию. Судя по шуму, их лагерь окружен. У аборигенов элементарно не хватит мужчин на полноценную оборону. Особенно если грохот ружей ему не пригрезился. А значит племя обречено. Более сильный давит более слабого, усиливаясь за его счет. Обычный исторический процесс, о котором хорошо читать в книжках, но совершенно не хочется участвовать. Только выбора нет. Главное каким-то образом присоединиться к победителям. А для начала не попасть под нож разгоряченным битвой штурмовикам. Им же в первую очередь стандартно "вино и бабы", а мужское население могут чисто профилактически вырезать. Женщин тоже могут вырезать после "отдыха", но, к примеру, испанцы намеренно вели политику, заставляя переселенцев брать в жены аборигенок. Да и казаки, завоевывая Сибирь, на "безрыбье" нередко брали туземок в жены. Впрочем, Калика совершенно не трогала судьба женщин племени. Просто ли их попользуют или с далеко идущими намерениями, на сохранность его жизни это совершенно не влияло. Вернее, влияло непредсказуемо, ведь кто-то, спустив пар, благодушно расслабится, а кто-то, наоборот, взбодрится вседозволенностью. С такими и покорное раболепие не поможет, убьют только потому, что могут. Или покалечат, что еще хуже. Единственное что более-менее гарантировало жизнь ќќ- это нужность. Причем очень желательно стать нужным кому-то значимому. Хорошо бы этому значимому спасти жизнь. Или излечить от чего-то смертельного... Впрочем, спасение жизни лучше, потому что Калик абсолютно не разбирался ни в медицине, не в исцелениях. Осталось только подобрать кандидата.
  - А кстати... - пробормотал Калик, неожиданно вспомнив, о своем бегстве с поля боя. Слегка приподнявшись, Калик поверх тюка обозрел поле битвы. А там прямо по классику: "Смешались в кучу кони, люди..." Вот только вместо тысячи орудий на поле "резвились" три человека: по-прежнему выделавающий шаулиньские коленца Сухой Корень и два противостоящих ему пришельца, одетых в какое-то подобие английских пробковых шлемов и прикрывавшимися какими-то многогранными щитами. И судя по периодически взбухающей от невидимых глазом ударов земле, сражение далеко еще не закончено. При этом казалось, соперники остаются на месте, и в то же время Калик отметил, что шаман находится гораздо дальше от палаток, чем он помнил, да и гости заметно ушли вперед от лошадино-человеческого месива. Немного присмотревшись, он отметил, как во время атакующих взмахов посохом Сухой Корень делал небольшой шаг в сторону врагов. Те в свою очередь тоже во время агрессивных жестов сдвигались вперед.
  "То ли магия на коротком расстоянии мощней ударит, то ли выдыхаются в течении боя и хотят подойти поближе, чтоб наверняка припекло, - автоматически объяснил себе Калик, - в любом случае искать спасаемого еще рановато. Еще глядишь лягух прищучит этих колонизаторов, да поставит крест на всей миссии белого человека..."
  И стоило только так подумать, как шаман вытанцевал что-то невообразимое. Одного из щитоносцев подкинуло вверх метра на полтора. Вскрикнув, скорее взвизгнув, он рухнул на своего напарника, однако тот успел прыжком уйти в сторону от падающего тела. Но Сухой Корень завертел посохом со скоростью, что и не снилась вертолетным лопастям. Устоявший колонизатор аж присел, целиком спрятавшись за щит.
  У Калика аж в зобу дыханье сперло от "радости" к возвращению к привычной жизни в первобытном племени. В следующее мгновение он вскочил на ноги. Загудела раскручиваемая праща, резкий выброс... Калику не случалось метать в цель на такие расстояния, но получилось на удивление удачно - выпущенный камень угодил шаману прямо в голову. Правда не убил, а скорее оглушил. Выбитого из "боевого танца" аборигена сильно повело в сторону и со стороны выглядело так, словно его посох по нелепой случайности уперся в землю, сохранив своему хозяину более-менее вертикальное положение.
  Ободренный успехом Калик вложил новый камень в пращу, но тут с внезапным резким выкриком ожил "колонизатор". Шамана сбило с ног, опрокинув на спину. Он как-то судорожно задергался, напоминая перевернутого жука. Только "колонизатор" не собирался давать врагу не единого шанса прийти в себя. Подбежав к беспомощно трепыхавшемуся дикарю, он выхватил клинок и с размаха воткнул тому в грудь. Выждав пару мгновений, победитель высвободил из тела свое оружие, осмотрел лезвие, чуть ли не обнюхал его, затем пожал плечами и отрубил шаману голову. Во всяком случае попытался. Но то ли клинок был неважнецким, то ли сил у рубящего не достало, только с одного взмаха обезглавить тело у него не вышло. Понадобилось еще три удара, после чего победитель поднял свой трофей за волосы и огляделся.
  Их взгляды встретились. Не так чтоб глаза в глаза, все же расстояние было между ними приличным, а так чтоб понимать, что тебя не только видят, но и внимательно следят за твоими действиями. Оцепенение, вызванное увиденным убийством и обезглавливание, словно треснулось и осыпалось с Калика отмершей шелухой.
  Собственно, примитивная жизнь давно уже убила в нем малейшие намеки чистоплюйство, приучив в тварях божьих прежде всего видеть еду. Собственноручное сворачивание голов птиц, или пускание под нож зверей стали естественными действиями, вызывая не больше переживаний чем почесывание или помешивание углей в костре. А вот убийство человека, причем знакомого шокировало, правда не столько самим фактом, сколько какой-то обыденностью. В фильмах показывали так, что наполняло мозги ужасом. А в жизни ни красоты, ни изящества, ни леденящей кровь фоновой музыки. Мужик просто без затей воткнул ножик в лежащее тело... просто как воткнулось, а потом откочерижил голову. Примерно так же, как при разделке туши подстреленной на охоте антилопы. Разве что заворожило по первости, заставив отсмотреть все от и до. И никаких переживаний по этому поводу. Гораздо больше эмоций вызвала песочно-зеленоватая одежда незнакомца, напомнившая иллюстрации к бусинаровскому "Капитан Сорви-голова". Не то чтоб победитель шамана являлся точной копией английского вояки с картинки... в деталях были сплошные отличия... но вот все вместе вызывало ощущение, что выглядит как типичный колонизатор конца девятнадцатого начала двадцатого века, готовый исполнить миссию белого человека... Вернее, с учетом цвета кожи, миссию желтого человека. Правда, смущало отсутствие карабина, но ведь раньше были слышны выстрелы. К тому же не исключено, что огнестрел не нужен человеку с магическими способностями. Но все это такие мелочи по сравнению с возможностью перепрыгнуть из первобытной жизни в комфорт двадцатого, или пусть девятнадцатого века, да хоть семнадцатого века! Перспектива будоражила кровь, заставляя в ускоренном темпе прокручивать в голове варианты прицепиться к победителям. "Нужность - билет из степи в цивилизацию," - поспешно напомнил себе Калик, складывая ладони перед грудью на манер индусов. Почему-то именно этот жест у него ассоциировался с добровольной услужливостью. "И еще побольше кланяться, как у азиатов..." В голове закрутились киношно-книжные воспоминания о восточных традициях преклонения восхищения шейхами-эмирами, задабривание их дарами... "Может преподнести победителю набор трав шамана? Я знаю, куда тот их складывал,- думал Калик, неотрывно следя за приближающимся магом,- они может ему совершенно не нужны, но он же должен понять, что если я помог ему в битве, а теперь даю самое ценное, что есть, то я вполне могу пригодиться и дальше..." Разумная скептичность усомнилась в сделанном выводе, советуя поискать что-то более весомое для покупки расположения незнакомца. Калик мысленно проводил ревизию всего-того, что видел в племени, одновременно настраивая себя на слащавое подобострастие. Но стоило только получше рассмотреть лицо приближающегося мага, как мысли-чаянья-надежды, споткнувшись, осыпались прахом. К Калику шагал хищник. Жуткий хищник. Ни грации, ни силы, а сплошная безграничная злоба. И желание убивать. Калик словно почувствовал, что этот зверь сейчас воткнет в него свой ненормально длинный кинжал, а потом начнет по-мясницки отрубать голову. Без всякой цели. Просто потому что может. Холодный пот выступил на лбу, и дрожь мурашек едва не подкосил его. Только слышимое в прошлой жизни утверждение, что страх может спровоцировать агрессию, помогло удержаться на ногах. Лицо словно окаменело, и Калику понадеялся, что его гримаса выражает не испуг, а почтительность. Недооформленные мыслив страхе метались по закоулкам мозга пока почти случайно не высекли смутную идею: "Надо сбить его настрой! Как-то сбить! Переключить! Переключить на что-то! Озадачить!.."
  "Озадачить" словно тренькнуло оборванной струной, сбивая истерическое внутреннее метание. "Озадачить?- повторил Калик и с трудом сдержал неуместную улыбку,- да я собственно так и собирался действовать. Сначала озадачить, а потом к шаману в гости, где удивить. Сильно-пресильно удивить... желательно, до смерти".На него снизошло внезапное спокойствие, и он поклонился в пояс. Убийца шамана слегка сбился с шага. "Кажется, работает!"- заметил про себя Калик и поклонился еще раз, и еще раз. Желтолицый колонизатор медленно приблизился и, остановившись метрах в двух. По глазам было видно, что решение оставить встречающего в живых еще не принято, но в то же время его явно заинтересовала необычность приветствия. Слегка прищюрившись мужчина буквально вцепился взглядом в Калика, явно изготовившись атаковать при малейшей угрозе
  Постаравшись изобразить искренне-счастливую улыбку, Калик в ответ, под долетавшие откуда-то из лагеря крики-визги, исполнил пантомиму "Восторженно слушаю и повинуюсь". Он подносил руку по очереди ко лбу и сердцу, а затем кланялся. Поднимал голову к небу в безмолвной молитве, а затем опять кланялся. В заключении он, даже бухнувшись на колени, коснулся лбом земли. Судя проявившейся на лице зрителя снисходительной надменности, представление имело успех. Стараясь не разрушить произведенное впечатление неопасности резким движением, Калик медленно поднялся, и с еще одним поклоном жестом пригласил следовать за собой. "Колонизатор" нахмурился и выдал фразу с командно-требовательной интонацией. Язык оказался не знаком, но Калик, не растерявшись, указал на свой рот, а затем изобразил что-то типа "не работает", после чего, еще раз приглашающе взмахнул рукой, и направился к палатке шамана. Смелости полностью повернуться спиной к убийце с пятидесятисантиметровым кинжалом в одной руке и отрубленной головой в другой не хватило Поэтому Калик чаще шагал боком, заискивающе глядя на идущего за ним мужчину. Благо дело, прямых проспектов в лагере не существовало в принципе. Да еще перед каждой палаткой лежали разной степени распакованности тюки, чернели дымящиеся пятна костровищ, валялся нехитрый скраб. Постоянно приходилось что-то обходить, давая очевидные причины не поворачиваться полностью спиной к колонизатору.
  Лагерь небольшого кочевого племени - это не город миллионник, поэтому добрались до палатки Сухого Корня всего за пару минут. Немного удивило, что им никто не встретился по дороге, но у Калика за спиной шагала проблема посерьезней, чтоб задумываться о безлюдности поселения. Резко откинув полог палатки, он влез внутрь, где тут же наткнулся на лихорадочно перебиравшую вещи жену шамана.
  - Плакса?- удивленно вскрикнула она, и тут же пошла в наступление,- зачем ты здесь? Что происходит?
  Калик в ответ шикнул так, что женщина испуганно шарахнулась от него.
  - Что происходит?- ее голос дрожал, - где?..
  Не дослушав, Калик взмахнул рукой, показывая, чтоб та убиралась прочь. Но женщина не поняла, и вместо того, чтоб убежать, упав на колени, съежилась и с неожиданной писклявостью запричитала:
  - Не бей меня! Не бей! Я все поняла! Не надо!
  Сплюнув с досады, Калик дернул ее за шкирку к двери, добавив пинком целеуказание.
  - Да-да Плакса!- женщина на четвереньках поспешила к выходу,- я все поняла!
  Калику очень хотелось высказать все свои мысли как о ее понятливости, так всего лягушачьего племени в целом, но, вспомнив о своей немоте, удержался. Отвернувшись от уползающей хозяйки палатки, он быстро пробежал взглядом по вещам и, заметив свой пиджак, улыбнулся: "А вот и подарок намба раз!" Рядом лежали галстук и рубашка: "А вот и два и три... но не сразу"
  - Сухой Корень! - раздался отчаянно-надрывный крик снаружи и тут же очень быстро перешел в хрипы. "Ду-ура!"- мысленно взвыл Калик, выдергивая пиджак из вещей. Буквально в следующее мгновение он вывалился из палатки, но ожидаемо опоздал. "Колонизатор", оттолкнул от себя тело женщины, высвобождая кинжал. "Глупая лягуха,- раздраженно подумал Калик, глядя как упавший труп замирает с неестественно вывернутыми конечностями рядом с валяющейся на земле головой шамана,- впрочем, может оно даже к лучшему. У меня весь план на живую нитку сшит. А эта идиотка вполне могла невовремя влезть куда не просят..." И он улыбнулся убийце жены шамана, внимательно отслеживающим его реакцию. Кончик кинжала готов был при малейшем подозрении познакомиться с внутренним миром Калика. Но все же хищные поползновения сдерживались, а значит следовало без задержек включать продолжение программы по втиранию в доверие: поклониться, продемонстрировать пиджак, повертеть его из стороны в стороны, демонстрируя пришитые идиотские дикарские украшения, затем отвернуть полу в сторону, продемонстрировав нагрудный карман...
  "Колонизатор", со снисходительной усмешкой смотревший презентацию неожиданно вскрикнул. Его свободная рука непроизвольно дернулась, показывая нечто среднее между "Стой!" и "Дай-ка поближе!" Подобострастно улыбаясь, Калик сделал шаг вперед, собираясь поднести пиджак "господину", но быстро поднятый кинжал заставил его замереть. О доверии речь явно не шла. Подчиняясь жестам мужчины, он положил пиджак на ближайшие тюки, а затем отошел назад, прежде чем тот сделал шаг к подношению. Еще раз поклонившись, Калик снова залез в палатку. Ему попались на глаза мешочки с заготовленными травами, к которым Сухой Корень по словам его ученика относился сверх бережно.
  На это подношение "колонизатор" почти не взглянул, только махнул рукой, куда положить связку мешочков. А потом принялся тыкать в пристроченный чуть ниже внутреннего нагрудного кармана ярлык с логотипом и названием фирмы производителя, выдавая вслух что-то вопросительно требовательное.
  "Ах вы хочите буковки,- расплылся в довольной улыбке Калик, -их есть у меня! " Показав, что просит чуть обождать, он огляделся вокруг, затем обошел разложенный возле палатки шаманский багаж и довольно быстро отыскал свертки с глиняными табличками.
   Заметивший окончание поисков колонизатор, не дожидаясь, пока Калик самостоятельно справится с завязками, подошел ближе и в одно движение перерезал веревку. Глиняные таблички, "почувствовав" свободу, моментально вывалились из упаковки на землю. Узнав в одной из них страницу "Азбуки", Калик быстро поднял ее, чтоб, обтерев от грязи, с почтением протянуть ее колонизатору двумя руками, да еще с поклоном. Он в прошлой жизни читал, что в Японии так выражают уважение . Вот только у выхватывающего табличку из рук клиента в глазах сверкнула такая яростная злоба, что всякая надежда на понимание значения дальневосточных традиций исключалась полностью. А еще резкий взмах кинжалом, показывающий отойти. "Хорошо хоть не по горлу, - подумал Калик, покорно отступая с очередным поклоном,- с таким товарищем явно каши не сваришь, а вот схлопотать сталь в живот запросто..."
  Тем временем присевший желтолицый колонизатор быстро осмотрел все вывалившиеся глиняные страницы, затем, оглядев ближайшие свертки, вычислил еще один с глиняными табличками и, вскрыв его убедился в своей правоте, после чего захватив несколько табличек, вернулся к пиджаку. "Умный, сволочь," - констатировал Калик, глядя на то, как мужчина сверяет надпись на ярлыке с буквами в "Азбуке". Все же кириллица достаточно схожа с латиницей, чтоб заподозрить связь алфавитов. При этом с одной стороны продукт примитивного мира с примитивно нацарапанными буковками, а вот с другой вещь по качеству как минимум не хуже колонизаторских одежд. Да еще непривычный дизайн отметит, да пуговки из неизвестного материала... Калик в брошенном на него взгляде увидел табуны вопросов. А еще уверенность, что задаваться они будут явно в максимально жесткой форме. Потому что добрым словом и пистолетом можно выбить гораздо больше информации, чем добрым словом. Во всяком случае колонизатор явно из тех, кто в это твердо верит.
  Калик провел языком по дырам вместо выбитых зубов. Он плохо помнил тот период, когда жил постоянно избиваемым животным. Зато не забыл, как опять стал человеком. Да, он не из тех, кто умеет терпеть боль, зато из тех, кто головой не только ест. С еще одним поклоном, он снова отступил в палатку шамана...
  Колонизатор, заметив его бегство шагнул следом. Он не стал залезать внутрь, просто став в дверях, отбросил пошире полог, чтоб все видеть. Схватив галстук. Калик быстро развернулся к мужчине, демонстрируя добычу. Указывая на небольшую бирку, он изобразил пантомиму "там маленькие буквы". Колонизатор так заинтересовался, что принял галстук прямо из рук Калика. Он явно не понимал назначение "странной тряпочки". Удивление-изумление узором хорошо читалось на его лице. В конце концов он добрался до бирки. Рассматривая мелкий шрифт, мужчина чуть отступил от входа, чтоб тень не падала на надпись.
  Калик же, не теряя времени, рыскал взглядом по палатке, пока не отыскал нужную корзину. Взяв ее в руки, он ее потряс, убеждаясь, что это искомое, развязал завязки на крышке и, выдохнув практически неслышное "С богом!", понес подношение на выход. При его приближении мужчина отвлекся от изучения галстука. Калик с широкой искренней улыбкой продемонстрировал свой груз, подошел ближе, скинул крышку, а затем резким движением "плеснул" содержимым на врага. А следом швырнул и саму корзину, метя в голову
  Абсолютно авантюрный план, построенный в расчёте, что лежавшая в корзине змея, придя от предварительной тряски и полета в агрессивное состояние, незамедлительно бросится в атаку, почти не сработал. Опытный воин успел среагировать и перехватить рептилию еще в воздухе, но, на свою беду, несколько неудачно, оставив ей достаточно свободы, чтоб вонзить зубы в руку. Успела змея выполнить свое предназначение или нет, Калик не разобрал. До него донесся вскрик, затем сверкнул кинжал, и почти перерубленная змея, заливая землю кровью, задергалась в агонии. Желтолицый перевел взгляд на Калика, который мгновенно проклял себя за идиотско авантюрный план покушения. В голове словно вспыхнуло "Беги! Спасайся!", и он тут же, выхватив из кармана горсть камней для пращи, швырнул их в лицо врагу, чтоб затем прыгнуть рыбкой через лежащие баулы, и четко, словно на уроке физкультуры, выполнив кувырк, скрылся за ближайшей палаткой. Разумная трусливость требовала бежать дальше, но она же напомнила об отряде колонизаторов, движущихся навстречу. Да и резко усилившийся в той стороне шум заставил метнуться в сторону. Все же попадать из огня в полымя не самая лучшая идея. А вот сзади как раз никаких звуков не доносилось. "Укусила?"- всколыхнулась надежда, заставив остановиться. Помедлив мгновение другое, Калик все же решил вернуться и не прогадал. Лежавший ничком колонизатор не подавал никаких признаков жизни. Валявшийся рядом с ним кинжал просто просился в руки. Вот только отсутствие оружия и наличие рассеченной змеи однозначно укажет, что здесь кто-то побывал, а значит вполне может вызвать вопросы и ненужные поиски. Так что лучше оставить кинжал на месте, надеясь создать картинку несчастного случая. Мол, вскрыл корзинку, а там змеюка... А вот о галстуке и пиджаке, никто из напавших на племя не знает. И их лучше забрать пока какой-нибудь умник типа укушенного желтолицего не проявил интерес к необычным вещам и не связал их с единственной нелягушкой в племени... Правда Калик совершенно не представлял, куда спрятать вещи, просто схватил пиджак с галстуком и побежал туда, где Сухой Корень устроил побоище.
  13
  Злодейка-судьба буквально подставила Калику подножку. Мгновение назад он бежал, и вдруг мир внезапно перевернулся, лязгнули зубы, и в глазах сверкнули искры, оставив после себя черные точки. Быстро проморгавшись Калик совершенно неожиданно узрел сидящего перед ним на корточках малыша лет трех-четырех. Может младше. С маленькими детьми он в прошлой жизни не сталкивался, а в новой на мелких аборигенов не обращал никакого внимания. Собственно, он и на подросших-то не смотрел, разве только когда приходилось совместно работать. А так они ему были безразличны. Внезапно появившийся перед носом малыш тоже не вызвал каких-то особых чувств. Но вот его взгляд, наполненный какой-то деловитой серьезностью, от которой возникают мысли о вселенской мудрости с детскими глазами, зацепил. Да только вспышка боли в лодыжке мгновенно разбила наваждение. Страх перед возможным переломом заставил забыть о каком-то ребенке
  Невольно запричитав: "Нет, нет, не может быть!", Калик судорожно дергаными движениями перекувыркнулся на спину, и, усевшись, вцепился руками в поврежденную лодыжку. Глаза наполнились предательскими слезами, а мысли заметались в поиске ответа на извечный вопрос "Что делать?" Из далёкого прошлого проявились смутные воспоминания о наложениях шин и тугих повязках, но на глаза не попалось ничего, подходящего. Разве что галстук, который с любопытством рассматривал ребенок.
  - Эй, кли , дай сюда! - потребовал Калик протянув руку. Ребенок недоуменно посмотрел в его сторону и совершенно неожиданно послушался. Встал и подтащил галстук поближе.
  - Молодец, пацан, - как бы поблагодарил Калик выхватывая из его рук неширокую полосу галстука, которую каким-то образом предстояло превратить в тугую повязку. Умения по этой части лежали, почти в отрицательной области, поэтому первая попытка оказалась совершенно неудачной. Повязка номер два оказались ещё хуже, слетев с ноги, как только он убрал руку. А потом где-то один за одним бабахнули несколько выстрелов, и с перепугу удалось не только навертеть что-то крепкое, но и вскочить на ноги в готовности бежать спасаться. Правда боль никуда не делась, и первый же шаг чуть не окончился повторным падением, но устоял, помянув недобрым словом мир, судьбу и кого-то неопределенного. "Ну хоть пальчики шевелятся,- утешил Калик сам себя,- обошлось таки без перелома. Просто поспешать нужно осторожно..." Он сделал небольшой шажок, ругнулся,сделал второй шаг, стараясь не сильно опираться на больную ногу, а потом так и заковылял. По пути ему повезло подхватить какой-то шест и зашагалось не то чтоб бодрее, но как бы чуть легче. А еще шагов через двадцать Калик неожиданно обнаружил, что ребенок шагает следом за ним с трудом таща волоком пиджак.
  - И какого ты прицепился?- зло буркнул Калик, прикидывая не стоит ли отделаться от хвоста. Один удар шестом вполне может прибить лягушонка. Или хотя бы отбить желание идти следом. А если мелюзга разорется и привлечет внимание? Так-то хоть молчит. Может просто прогнать?
  - Домой иди! К мамке! Брысь!
  "Брысь!" подействовала странно, вместо того, чтоб отстать, ребенок подбежал поближе и, подтаскивая пиджак, произнес:"На!"
  Хмыкнув, Калик ощутил легкую вину-смущение за желание прибить "хвост" шестом, и невольно, приняв подношение, заговорил менее агрессивно:
  - А теперь к мамке беги! Домой! Кыш, давай, отсюда!
  Он махнул рукой, отгоняя малыша, и, натягивая на ходу пиджак прямо поверх кожаной рубахо-куртки, захромал дальше. Однако к его удивлению ребенок никуда не собирался уходить, а упорно шагал следом за ним.
  - Черт с тобой, - буркнул Калик,- тратить еще время на тебя... Сам отстанешь как подальше уйдем...
  Однако малыш не отставал, и не только дошагал до "околицы", но явно собирался идти дальше. Даже обезглавленное тело шамана его не отпугнуло. "Простые .незатейливые нравы первобытного общества,"- прокомментировал про себя Калик, давая себе пару мгновений отдышаться, тем более приближения захватчиков не слышно, а скакать на одной ноге не самый легкий способ передвижения. Но и задерживаться не стоило. Он оглядел побоище устроенное Сухим Корнем: "Пройду насквозь, а там добреду до местечка, где ночевал, а там привал, чтоб ноге дать отдых. Или даже в лежку до завтра..." Взбодренный появившейся достижимой целью, Калик уже хотел шагнуть, как вспомнил про малыша, который во время стоянки подошел вплотную и тихонько ухватился за его штанинину.
  - Кли, иди домой! К маме!
  По-прежнему ноль реакции
  - Ну как знаешь, пацан,- почти обреченно буркнул Калик, - гнать больше не буду, но специально тащить не собираюсь. Считай, купил билет с минимальным сервисом. Время и усилия тратить не собираюсь. Никакого в ответе,кого приручили. Станешь обузой, плюну и уйду.
  Ребенок недоуменно похлопал глазками.
  - Я свое слово сказал, - продолжил Калик, захромав дальше, - понял ты сказанное, или не понял, меня, вот честное слово не колышит. Нянькаться не собираюсь. Становись полезным, и мы поладим...
  Малыш молча шагал рядом, не отпуская штанину.. Калик тоже решил больше воздух не сотрясать, а попытаться осмыслить выгоды такого сотрудничестве. Все ж он понимал, что несмотря на всю суровость своих слов, нянькаться придется, просто из-за того, что возраст маловат у пацаненка. С другой стороны, малыш уже может быть полезным. Пиджак притащил, может еще на какие-нибудь подать-поднести сгодиться пока нога в норму не придет. Да и вообще похоже пацан сообразительный. Из таких, если вспомнить книжки, вполне могут получится совершенно незаметные шпионы. Ведь их не принимают в расчет и не обращают внимание. Калику же пара лишних глаз, да ушей совершенно не помешают. Главное приручить. Типа покормить вовремя, да заботу показать. Кто-то себе щеночка заводит, а он себе лягушонка подобрал. "Лягушонок - Маугли", - всплыла ассоциация. Губы невольно скривились в не шибко радостной усмешке: "Осталось только заявить "Мы с тобой одной крови!" Калик взглянул на шагающего рядом малыша и неприязненно передернул плечами: не хочет он с ним быть одной крови! Ни в шутку, ни для красного словца! Вставать с лягушками на одну доску?.. Да он в пять лет больше знал и видел, чем все эти дикари вместе взятые! И равняться с ними? Да, тьфу!
  Злобно сплюнув, Калики захромал быстрее к намеченной цели. Однако поврежденная нога увеличение скорости не поддержала, а наоборот вспышками боли начала выражать решительный протест. "Тише едешь..." - эхом откликнулось оправдательное самоутешение, на вынужденное замедление а следом, неохотно, сформулировалось признание, что мысль о помощнике все же дельная. "Воспитать себе абсолютно преданного фанатика, - размечтался Калик, - чтоб смотрел на меня как на бога, - он невольно скосил взгляд на макушку идущего рядом малыша и признал, - не справлюсь". Нужно найти что-то другое для привязки малыша к себе, вот только боль пополам с усталостью сбивала мысли. Хотелось упасть, пожалеть себя. Предательские слезы замутнили взгляд. В груди же пустота одиночества взвыла покинутостью и... тут же заткнулось, пораженная внезапным осознанием: "Мы оба изгои!" Мысли мгновенно зароились в голове исследуя со всех сторон внезапное откровение. "Тут главное обозначить, что есть мы и все остальные,- в какой-то момент обозначил для себя Калик, словно вставляя аргумент во внутреннем споре,- не надо родниться. Никаких "одной крови"! Просто мы против всех. Мы на одной стороне, а они все-все-все по другую. Потому что они враги. А мы хорошие и им героически противостоим. Потому что они гады. Поэтому мы всегда против... Главное, регулярно это напоминать. Повторять и повторять. Вбивать в мозги. И не забывать подчеркивать, что он выжил благодаря мне. Что он мне должен. Целую жизнь должен"
  Грандиозные планы вызвали злобную усмешку. "А ведь я смогу, - пообещал себе Калик, - обязательно смогу... - его взгляд почти случайно сфокусировался на ближайшей лошадиной туше, до которой осталось не более пары десятков метров, от чего изначальную мысль сбилась на воодушевляющее, - смогу дойти!" Внутренний диалог мгновенно трансформировался в само подбадривания: "Ну еще чуть-чуть... ещё немножечко." Даже боль, казалось, стала терпимие, позволив дохромать до цели. В душе вспыхнули победные фейерверки, добавив капельку на то, чтоб обойти обойти тушу, и пристроиться поближе к приточенным к седлу сумкам. Вот только добраться до трофеев с наскоку не получилось, поскольку ремни так натянуло и перекосило, что о никаком отцепить речи не шло, зато ему удалось открыть одну из сумок и извлечь пару небольших мешочков, сверток размером с ботинок и парой рубах, одевавшихся через голову. Никаких застежек-пуговиц, лишь небольшая шнуровка, чтоб затянуть разрез ворота. Но главное, они были ткаными. У Калика тело зазудело от желания почуствовать прикосновение материи к коже. Не теряя времени, он скинул пиджак, свою аборигенную одежду и нырнул в рубашку. Рукава оказались коротковаты, ворот слишком широк, но все это такие мелочи по сравнению с почти позабытым ощущением тканной одежды. "Цивилизация!" - прошептал Калик, стряхивая невольные слезы. И тут ему на глаза случайно попался присевший явно по естественным надобностям Маугли. Картинка зацепила какой-то неправильностью, которая пару мгновений спустя вылилась в неказистый вопрос: "А мальчик ли мальчик?" Собственно, в племени никакой разницы в одежде таких мелких детей не существовало. По сути, их без особых заморочек обматывали куском шкуры. Концы завязывались, а пара коротких шнуров, играя роль штрипок, позволяла этой конструкции повиснуть на плечах ребенка. Такое своеобразное платье, доходило ребенку до середины бедер. Никаких штанов, естественно не водилось. Вместо них ноги малыша до колен обмотали бурыми шкурками. В целом вид получился весьма мальчишечий. Да и вел себя ребенок, совсем не так, как по убеждению Калика ведут себя девчонки. Но присел же Маугли по нужде! После чего встал и начал рассматривать свернутую набок лошадиную голову. Даже пальцем в нее потыкал. Разве так девчонки себя ведут?
  - Эй, Маугли! - позвал Калик, не желая оставаться в неведении. Ребенок даже не шелохнулся.
  - Кли?! - прозвучала вторая попытка.
  Малыш оглянулся.
  - Иди сюда!
  Дитя послушно подбежало. Не утруждая себя вопросами, Калик просто протянул руку и, преодолев внезапное легкое смущение, задрал подол "платьица".
  - Мда-а, здесь явно не по мальчишечьи, - констатировал он, и посмотрел в глаза теперь уж точно девчонки, у которой задранный подол не вызвало никакого дискомфорта. Ну захотел взрослый дядя посмотреть, так пусть смотрит...
  - Мда, - повторно произнес Калик, отпуская край "платица", - на лицо явные издержки дикарского воспитания... или его достоинство. В любом случае, Маугли называть тебя не буду. Не того ты пола. А мне такой разрыв шаблона не нужен. С другой стороны, обозвать тебя все же как-то надо, - тут неожиданно всплыла довольно очевидная мысль, спросить саму девчонку, - тебя звать-то как?
  Та моргнула пару раз, словно удивилась, что ей интересуются и выдала:
  - Кли!
  - Кли? Это как назовем кошку кошкой?
  - Не коска,- не согласилась малышка, замотав головой, - Кли!
  - Кли, так Кли, - согласился Калик, - вроде как на Земле тоже есть народы, не дающие детям имена в первые годы их жизни.
  Тут он заметил, что глаза ребенка прикованы к его трофейной рубашке. В голове тут же щелкнуло воспоминание о какой-то документалке, где рассказывалось о похитителях детей, втирающихся в доверие подарками...
  - Подарки, значит, - проговорил Калик вслух, - почему бы и нет? Устроим тебе желанный подарок. А ну-ка иди сюда...
  С этими словами он подтащил Кли поближе, а потом, вытряхнув ее из шкурки, нацепил на нее вторую найденную рубашку. Правда мелкое тельце попыталось тут же выскользнуть через ворот, но эта проблема легко решилась затягиванием шнуровки. Подол он подогнул на нужную длину, а затем не мудрствуя затянул на нем два узла, приговаривая: "Не эстетично, но практично". Осталось только что-то сделать с рукавами, которые буквально волочились по земле. Отрезать нечем. Оторвать аккуратно не получиться. Калик попытался их просто закатать, но завернутая часть не держалась и быстро разматывалась. Помучившись и так, и сяк, Калик в порыве вдохновения нацепил на Кли прямо поверх рубахи "платье из шкурки" и, загнув рукава на половину ухитрился привязать манжеты к штрипкам. Как ни странно, но в таком наряде малышка не выглядела дикаркой.
  - Еще б платок, и прям барышня-крестьянка, - пробормотал Калик, оглядывая результат своего творчества, и совершенно автоматически, словно ища подсказку, посмотрел в сторону своих немногочисленных трофеев. Глаза остановились на свертке. "Тряпочка не великая, но так много-то и не нужно", - подумал он беря его в руки, - может и хватить...
  Внутри обнаружилась небольшая пачка бумаг, перевязанная замызганной тесемкой, да запертая деревянная шкатулка, чьи вроде как лакированные облезлые бока, украшенные многочисленными шрамами царапин, вызывали ассоциации с пиратскими сокровищами. Желание вскрыть находку натолкнулось на вполне очевидное препятствие - отсутствие инструментов. Даже камня не было под рукой Разве только лупить шкатулкой по лошадиному копыту в надежде, что от ударов по подкове треснет дерево. "Безрезультатно задолбиться я могу в любое время" - заметил про себя Калик, откладывая шкатулку в сторону. Все ж его в первую очередь интересовало не содержимое свертка, а тряпка-обертка, которая, как он и предполагал, не дотягивал до размеров полноценного платка. Но вот на косынку для маленькой девочки ее вполне хватило.
  - Не принцесса, но не дикарка, - вынес вердикт Калик, завязывая узелок импровизированного платочка под подбородком Кли, а затем, глядя ей в глаза, постарался внушить - не снимай пока не разрешу,- и интуитивно добавил,- чтоб все видели какая ты у меня красивая девочка. Глазенки малышки ярко вспыхнули, она порывисто бросившись вперед, обняла его за шею и, прижавшись щекой к щеке она зашептала что-то невразуметельно-неразборчивое.
  - Э-э...- только и смог выдать растерянно Калик. Кли, чуток отстранилась, чтоб взглянуть ему в лицо.
  - Похоже путь к женскому сердцу лежит через одежный шкаф, - заметил он, глядя в сияющие счастьем лицо малышки. Та в ответ непонимающе моргнула.
  - Будешь делать как я скажу, и тогда я позабочусь о тебе, - строго пояснил он, рассеивая дурман неуместной сентиментальной нежности, - поняла?
  Девчушка радостно кивнула
  - Ну если поняла, то будем считать, что первый этап приручения пройден.
  Его взгляд еще раз прошелся по "цивилизованной дикарки", потом переместился на его собственную одежду. "Может я тоже не совсем за дикаря сойду, - подумал он надевая свою "кожанку" обратно, - во всяком случае так теплее. Но пиджак, - он брезгливо поморщился, пройдясь взглядом по шаманским украшениям, - однозначно надо менять... Может по дороге еще присмотрю".
  Присмотреть получилось, не сходя с места: ему удалось отвязать привязанную к седлу скатку, оказавшуюся не то старым коротким одеялом, не то пледом, а возможно попоной. Собственно, Калику было совершенно все равно донашивать за людьми или лошадьми. Вот только одеяло не куртка, само по себе держатся на плечах не будет. Был бы нож, тогда бы прорезав дыру в середине, он превратил этот попоно-плед в подобие латиноамериканского пончо. Мелькнувшая мысль, замотать в одеяльце пиджак, рассеялась пониманием, что тогда придется скакать на одной ноге со здоровым свертком в руках. Так что внутрь скатки пошла шкатулка, которую не удалось запихнуть ни в какой карман.
  Закончив борьбу с пледом, Калик взглянул на мешочки, неожиданно оказавшиеся вне досягаемости его рук. Кли, словно получив приказ, тут же взяла их, показывая готовность нести. Конечно, дети в племени, как и в любом примитивно-первобытном обществе, довольно рано приучались к каким-нибудь мелким работам. Но все же такая покладистость маленького ребенка произвело весьма положительное впечатление. Вслух он ничего говорить не стал, но мысленно поставил еще один плюсик за "Взять с собой". Впрочем, прежде чем доверять девчонке хоть какой-то груз, стоило узнать, что в нем. Калик уже открыл рот, собираясь потребовать мешочки, как его перебил, резкий птичий крик. Моментально оглянувшись, он увидел, как от одной из лошадиных туш хлопая крыльями неуклюже отскочило два довольно крупных пернатых падальщика. На взрослого такие напасть побоятся, но вот Кли в одиночку стоило их опасаться. Однако его в большей степени обеспокоили те, кто спугнул пташек. Поспешно сунув бумаги во внутренний карман пиджака, он тяжело поднялся, постаравшись с помощью шеста уменьшить нагрузку на пострадавшую ногу, после чего, оглядев поле битвы, словно сплюнул:"Шакалы!", - и грязно выругался.
  На самом деле, Калик понятия не имел насколько местные падальщики похожи на реальных шакалов, да и вообще являются ли собаками. Он только слышал от местных, что эти твари злобные, трусливые и обычно неопасные. Бегают группами по три-четыре особи и держаться подальше от человека, чтоб их на шкурки не пустили. В голодную пору люди и их мясом не побрезгуют. Вот только ситуация резко переворачивается, если человек болен или ранен. Чуют гады слабость и сразу начинают травить. По большому счету, на уроках биологии говорили о том же: хищники зачищают самых слабых и болезненных... С его хромотой Калик выглядел как шикарный кандидат для жертвы естественного отбора. И не факт, что посох поможет отмахаться от тварей, поскольку по словам аборигенов, они умеют соседей воем на помощь звать. Рассказ прекрасно коррелировал с читанными в прошлом историями о волчьем телеграфе , поэтому не возникло ни малейших сомнений в правдивости услышанного. В какой-то степени обнадеживало наличие "сервированных" туш, но есть опасность, что, примут за конкурентов. А ведь даже домашние любимцы могут весьма агрессивно отреагировать на угрозу их еде. Тут же дикие хищники.
  Словно для усиления его опасений, один из шакалов мерзко завыл. Его тут же поддержала парочка с разных концов поля. Опасливо оглянувшись, Кли подобралась поближе к Калику, а тот, завертел головой пытаясь выбрать путь. Впереди шакалы, по сторонам шакалы, а позади разгоряченная боем солдотня зачищает стоянку. То есть прибьют совершенно бездумно, просто на всякий случай, и пикнуть не успеешь. Тут только прятаться и ждать пока остынут. Да только куда спрятаться?! Взгляд Калика остановился на теле убитого шаманом мага.
  - А чем черт не шутит! - довольно громко произнес он. Задрав голову, Кли вопросительно посмотрела в лицо Калика, но тот лишь бросил в ответ "Двигай за мной" и поспешно захромал к выбранной цели.
  14
  Молодому магу повезло трижды. Во-первых, заклинание шамана его не убило. Во-вторых, в глазах падальщиков его тельце сильно проиграло тушам лошадей, а в-третьих, обнаруживший его Калик решил, что дышащий на ладан маг это прекрасная возможность показать свою нужность и втереться в доверие. Ведь уход за раненым занятие муторное, вызывающее у обычного человека стойкое желание переложить его на кого-то другого. А тут уже желающий копошится... Собственно, на этом хорошие новости для мага заканчивались, поскольку медицинские знания у этого желающего отсутствовали полностью. Не считать же за них подцепленные краем уха смутные рассказы о наложении жгута и проматывании дощечек к сломанным конечностям. Калика это ничуть не смущало, поскольку речь шла не о лечении, а демонстрации заботы. Главное, чтоб пациент протянул достаточное время для того, чтоб все привыкли к заботящему о маге человеку. А дальше видно будет.
  Раздумывая с чего начать "ухаживания", Калик опустился на землю рядом с телом мага и снял с пояса мага кожаную флягу. С трудом выдернув затычку, он сначала убедился, что содержимое не пахнет чем-то отталкивающим и лишь потом смочил губы. Тепло-противная вода по крайней мере не была затухшей и как минимум подходила для смачивания горла. Взгляд почти случайно зацепился за рукоять висящего на поясе мага кинжала. В голове автоматически щелкнуло, что если оружие убрать с глаз долой, то о нем могут и не вспомнить. Да и сам пояс вполне по тихой может сменить хозяина. Калик невольно с вороватой опаской оглянулся на стоянку. Вроде как никакого шевеления не наблюдалось... И тут что-то опустилось ему на плечо... От впрыснутого адреналина Калик чуть не взлетел в воздух испуганной птицей... Лишь в последнее мгновение удержался, ухватив краем глаза, что совершенно забытая им Кли просяще тянет ручку. Догадаться, что девчонка хочет пить, труда не составило. Прошипев что-то неопределенно недоброе, он сунул ей флягу, а потом, заметив, что для нее тяжеловато, поддержал помогая напиться.
  "Прямо как заботливый братец,- выстрелила в мозгах самонасмешка, вызвав искривление губ в подобие улыбки и совершенно неожиданный послед,- а может и впрямь братца разыграть?" Мысль поносилась по извилинам, и отторжения не вызвала. "Сестричка" с негромким "Уфф!" отлипла от фляги.
  ќ-Допустим у меня была мамка, которую снасильничал дикарь, пот поэтому ты зеленой и уродилась, -начал Калик озвучивание легенды, и, словно ставя точку, легким ударом вгонал пробку во флягу, после чего посмотрел на неподвижного мага, - а ты, допустим, спас мою сеструху, и теперь я пытаюсь отплатить тебе тем же,- и хохотнул, - это явно тянет на "Оскар" за сценарий, затем получается мне нужно получить "Оскар" за декорации, еще один за постановку, а потом за лучшую мужскую роль первого плана.
  Ни маг, ни Кли ему не ответили. Отложив флягу, Калик принялся за декорации.
  В первую очередь из-под мага были извлечены остатки щита, который представлял из себя довольно большой выпуклый многоугольник, собранный из обтянутых кожей треугольных рам. Видимо, защищать они должны были от чего-то магического, потому что Калик не верил, что такое препятствие устоит против какое-нибудь колюще-рубящих ударов. Достаточно того, что, падая маг сломал пару внутренних переборок, отчего пара тройка треугольников, довольно свободно мотылялась, не давая щиту держать форму.
  Чтоб уложить мага на спину, Калик снял с него шлем, просто подрезав завязки почти трофейным кинжалом. Широкий пояс, на котором висели ножны, тоже покинули хозяина, исключительно чтоб ему легче дышалось.
  Пиджак во избежание вопросов Калик решил припрятать под раненного, прикрыв предварительно попоной. Получилась прямо полноценная лежанка, правда, когда он укрыл маг остатками щита то получившаяся картинка, на его взгляд тянула скорей на похороны, чем на спасение-лечение. В памяти всплыли киношные атрибуты оказания медицинской помощи: всякие там гипсы, повязки, пластыри и, конечно, нервно пикающие диагносты. Ничего подобного здесь, естественно, не водилось, но антураж следовало как-то подкорректировать. В поисках идей Калик прошелся по немногочисленным карманам "пациента", но улов оказался небогат: пара связок ключей, кошелек-мешочек с десятком весьма затертых монет, мелкий ножик, размером с палец, да мусорная мелочовка типа гнутых гвоздиков, мелких камешков, деревянных кубиков и странной железки. А еще был носовой платок. Так Калик решил обозвать найденную небольшую тряпицу, на половину испачканную чем-то красным. Сам он сомневался, что это кровь, скорей всего тряпку обмакнули или просто уронили во что-то красное, но в голове тут же завертелись мысли, как бы использовать столь удачный окрас. Ничего толкового не придумывалось, зато появилась идея соорудить подобие компрессов. Укоротив трофейным ножом "платье" Кли до приемлемой длины, Калик сложили полученные обрезки в пухленький прямоугольник, а затем возложил его на лоб раненного. Несколько капель, упав на лицо страдальца, оставили след "скупых мужских слез". Дополнение не только показалось весьма удачным, но и намекнуло, что раненому неплохо бы протереть губы - вроде как больного поил. На самом деле Калик и не думал давать магу воды, чтоб не нарушать статус кво - не нужен он ни мертвый, ни очнувшийся. Так что пусть валяется дальше в беспамятстве.
  Критическим взглядом оглядел "декорации", Калик решил, что все было готово к спектаклю, осталось только позвать "почтеннейшую публику". Воткнув свой "посох", он водрузил на него шлем мага, подавая сигнал "Заметьте нас!", и посмотрел в сторону стоянки - никакого шевеления... Похоже зрители задерживались.
  Калик уселся около мага. Рядышком, подтащив мешочки, пристроилась Кли. Вспомнив, что так и не проверил их содержимое, Калик взял один и справившись с завязками, вытащил сухарик, который тут же закинул в рот. Непривычный вкус специй хоть и напоминал нелюбимый им тмин, но не вызвал желания выплюнуть.
  Во втором трофейном мешочке лежали орехи. Калик расколол парочку, но вкус оказался, что называется на любителя. То есть съесть можно только с большой голодухи. Кли оказалась в этом вопросе с ним солидарна, поэтому, вернув надкусанный орех, вернулась к поеданию сухарей. Калик же чувствовал себя слишком взвинченным ожиданием для спокойного набивания желудка. Его взгляд в очередной раз возвращался к лежащему телу, чья желтоватая кожа в сочетании с практически европейскими чертами лица, подчеркивая чуждость усиливала понимание, что он совершенно ничего не знает о "новых местных". С другой стороны, кто ему мешает уподобиться книжно-киношным персонажам, которые по пятнышку грязи и царапинам не только восстанавливали биографию человека, но и рассказывали о его родственниках и предках. Конечно, там во всю бурлила авторская фантазия, но вот у того же Шерлок Холмса был вполне реальный прототип . Так что стоило напрячь извилины и взглянуть на мага по-пристальней. Вернее, на его одежду. Собственно, Калик еще во время битвы по внешнему виду сражавшегося с шаманом мага, сделал экспресс вывод, что тот выходец из более продвинутого общества. По уровню чуть ли не из двадцатого века. Но сейчас стоило отбросить те поспешные надежды и приступить к более тщательному анализу.
  Начал он с рассматривания пятн грязи да потертостей. Глобальных открытий-озарений не случилось, кроме осознания, что свидетельства мытарств-приключений конкретного человека, даже не намекнут на уровень развития общества. Ни стиль, ни покрой одежды вроде как тоже не давали никакой дополнительной информации, поскольку все должно пониматься в сравнении. Впрочем, отсутствие вычурностей в форме, намекало на превалирование функциональности над красотой. К тому же цвет одежды мага хоть и не дотягивал до классического хаки, но все же выглядел на фоне степи достаточно маскировочным
   "Если вспомнить как Буссенар посмеивался над одеждой англичан в англо-бурской войне , то получим по соответствию вторую половину девятнадцатого века, - размышлял Калик,- возможно, даже его конец,- и в то же время отсутствие у магов огнестрела. То ли еще не изобрели, то ли магом он не нужен. Но если принять, что выстрелы не почудились..."
  Мысль не дооформилась, даря надежду на достаточно продвинутую цивилизацию, но в то же время захотелось больше доказательств.
  "Чем еще характерен девятнадцатый век? - задал он сам себе вопрос и тут же ответил - промышленностью!" Рука тут же ухватила кусок затрофееной рубашки и поднесли ее поближе к глазам. Материал выглядел довольно ровным. Толщина нитей вроде как оставалась одинаковой, что намекало на машинное производство тканей. Кроме того, стежки на швах одежды выглядели равномерными, вызывая предположение, что швейные машинки уже изобретены. Правда единственное, что в памяти хоть как-то перекликалось с развитием текстильного производства, это полузабытые выдержки из курса истории о восстании луддитов, которое вроде как тоже приходилось на век девятнадцатый, что по сравнению с уровнем жизни в племени внушало просто огромный оптимизм.
  И тут на "окраине села" появились люди. В форме цвета хаки и с ружьями, напоминавшими скорей современные карабины, чем древние мушкеты.
  "Цивилизация!"- вспыхнуло в мозгу у Калика. Забыв о поврежденной лодыжке, он вскочил на ноги, и, игнорируя боль, заскакал на месте, размахивая посохом с шлемом на конце. В какой-то момент шлем упал на землю, его тут же подхватила Кли, надела на себя и тоже радостно запрыгала, размахивая руками. Но Калик ничего этого не замечал. Он размахивал шестом и буквально рыдая повторял снова и снова: "Цивилизация! Цивилизация!",
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"