Синие бока стюардессы огибали тележку с напитками как отмороженные щёки. Щёки же, напротив, были рыхлыми и белыми, словно полупопия работающих в помещении женщин.
―Яблочный, апельсиновый, томатный, - монотонно перечисляла стюардесса, даже не пытаясь растянуть щёки в улыбке.
―Томатный! - заказал сосед и, когда тележка откатилась, оскорблённо покачал головой: - Раньше Аэрофлот не позволял себе брать вот таких. Все девчонки были как на подбор!
До этого мы с этим соседом обсудили расположение наших сумок в багажном отсеке, задержку вылета на двадцать минут, которая "не должна сказаться на времени прилёта, потому что они обычно нагоняют время", познакомились и стали почти родственниками, приговорёнными "чувствовать локоть друг друга" ещё как минимум три часа, если "они нагонят время". Его зовут Артём, и он вызывал желание составить второе впечатление.
- Откуда вы знаете? Летаете часто? - спросила я.
- Да нет, не сказал бы.
- Значит, вам везло, попадались сплошь модели!
- Нет, - засмеялся он. - Я точно знаю. У меня сестра десять лет отлетала стюардессой. Знаю, какой был строгий отбор и какие требования. Она и ушла потому, что стали брать всех подряд. Раньше это была элита, так сказать, а сейчас всякий сброд. Вон, видели? - он кивнул в сторону уехавшей стюардессы с тележкой. - Ей за прилавком стоять, а не летать. А это изначально - конфликтная ситуация в коллективе.
- Согласна.
- Да это же очевидно, - вздохнул сосед и поёрзал в кресле.
Он не выглядел перелётным болтуном, которому только покажи пристегнутые уши - и приступ словоохотливости не остановить. Умный взгляд, продуманная щетина, красивый нос. С такой внешностью наблюдают и помалкивают. Но ему явно хотелось продолжить разговор. Да и мне тоже. Впрочем, что ещё делать от разноса напитков до судьбоносного выбора между курицей с макаронами и говядиной с гречкой.
- Работать здесь это ведь так тяжело, мне кажется, - сказала я. - Постоянно в тесном, замкнутом пространстве. Не говоря уже о том, что люди разные бывают, и ситуации.
- Не знаю, сестре нравилось. Она очень хотела летать, такой конкурс прошла! Работала сначала на внутренних рейсах, потом на международных, потом даже на вип-рейсы ее ставили! - с гордостью сказал сосед.
- Что значит вип-рейсы?
- Это когда летит кто-то важный. Он может один быть в самолёте или небольшая группа. На такие рейсы ставят лучших из лучших!
- А вам приходилось летать с сестрой?
- Ой, с ней невозможно! - заулыбался он. - Еду она не ест, говорит, что лучше не знать, как её готовят, ошибки все замечает, возмущается! Принципиальная она у меня...
- Красивая? Вы, наверно, похожи?
- Нет, я на маму похож, а она на отца больше. У нас отец армянин, а мама русская. Мы из Армении сами. Она - да, красивая. А у меня фото есть. Сейчас... - Артём полистал и протянул мне смартфон. - Вот она, сестричка моя.
На фото - милая темноволосая стюардесса стоит возле кресла единственного в самолёте пассажира в белом одеянии религиозного служителя. Он пожилой, седой, но лицо загорелое и глаза светятся. Девушка держит его ладонь обеими руками, сверху и снизу. Её глаза закрыты и лицо такое, словно она молится, прикоснувшись к святыне.
- Это она перевозила Папу Римского Иоанна Павла Второго, - прокомментировал Артём. - Он сказал девчонкам - вы все можете подойти ко мне, сфотографироваться и поцеловать мне руку. Все сказали - вот ещё, будем мы старому пердуну руку целовать, а сестра сказала - а я поцелую... Она поцеловала и держала его руку. В этот момент фото сделано. Папа этот через два года умер, а фото осталось.
- Интересный снимок... - сказала я, засмотревшись на просветлённую девушку, держащую ладонь старца как святыню. - От него как будто свет идёт...
- Да, отец его у себя на столе держит, проходит каждый раз мимо, говорит - храни её там, на небесах...
- О господи! - испугалась я. - Что с ней случилось? Она жива?
- Ну как сказать, жива... - нахмурился Артём. - У нас мама умерла, когда сестре было шестнадцать. Рак. Сестру как подменили, она такое стала вытворять! Однажды с подружкой решили умереть, наглотались каких-то таблеток, сели в автобус, который у нас в городе по самому длинному маршруту ходил, и поехали. Думали заснуть в дороге и не проснуться. Несколько кругов промотали, но то ли доза неправильная, то ли организмы молодые - их, косых, сняли в автобусном парке и отправили домой.
- А с чего вдруг решили умереть?
- Любовь несчастная у сестры была, а подруга с парнем поругалась. И плюс мама. Ну и решили: давай умрём? Давай! Я был дома один, отец в больнице лежал с язвой после смерти мамы, потом парень пришёл этой дуры-подруги. Мы намешали им банку воды с марганцовкой, сказали - пейте при нас, чтобы мы видели. Они - нам надо в туалет. Ну ладно. Закрылись. И тишина. Хорошо, пошли проверить - и хорошо, что у нас между туалетом и ванной перегородка не до потолка, зазор есть. Глянули туда, и парень как закричит - твою мать! А они там обе в кровавой ванне плавают. Оказывается, разломили бритву пополам, - раньше, помните, такие были, - залезли в ванну и полоснули друг друга по венам. Вытащили, отправили в больницу. Зашивали их без наркоза. Врач сказал - чтобы хоть боль запомнили, дуры! Сестра орала так! Потом вроде успокоилась. Отец вышел из больницы. Сестра замуж вышла. Ей девятнадцать и ему девятнадцать. Его родственники её в штыки. Он в Америку собирался уезжать. Тогда все уезжали. Она забеременела. Сказала ему. Он - ну что, сука, добилась своего? Хочешь связать меня по рукам и ногам! Иди, избавляйся от ребенка, не нужен этот ребенок сейчас. И мамаша его тут же - Мариночка, я уже договорилась о консультации, врач моя знакомая, всё сделает быстренько, иди. Она должна была завтра идти на консультацию к врачу, но не пошла. И пропала. Просто пропала. Никто не знал, где она. Через три дня объявили в розыск. И два следователя как в кино - один плохой, другой хороший. Плохой сразу мне - признавайся, гад, как сестру убил и где закопал! А добрый стал выяснять, были ли у неё дневники, записные книжки, телефоны, с кем общалась и т.д. Мы целый ворох её бумаг принесли ему, отдали. Он сел, стал все пересматривать, смотрит и откладывает, бумажку в одну кучку, бумажку в другую. Из маленькой кучки стал звонить. Вышел на жену полевого командира. Где муж? - Уехал три дня назад. Он - ага, три дня назад. А он один уехал? - Нет, с девушкой. - Такая и вот такая? - Да. Ну так и выяснили, что она на войну уехала. Война тогда шла за Карабах. Она, значит, никому ничего не говоря, собралась - и на границу. Тогда приехать в Карабах было легче лёгкого. Приезжаешь, тебе сразу форму, автомат и вперёд. Всех брали, пушечное мясо нужно было. Уехать с войны было невозможно. Только в виде посылки. Везли оттуда пачками. У нас в районе, в моём, где я вырос, где в школу ходил, каждый день по несколько похорон. Знакомых много. С этим в казаки-разбойники играл, этого просто знал, с тем в одной школе учился. Привозят родителям цинковый гроб и бумажку: "Спасибо за сына, погиб, выполняя долг". И сопровождающий с гробом, военный. Вот уж работа - не позавидуешь. Он должен родителям передать героя. Как их не разрывали родственники, не знаю... Мы все это видели каждый день, а она туда поехала!
- Так она же беременная! Не видели они там что ли? - возмутилась я.
- Да кто там будет смотреть! Отец тогда побежал, раздобыл справку, что Маринка беременна и поехал в министерство обороны. Зашёл, там люди, туда-сюда бегают, кто с бумагами, кто с чем, к кому обращаться - не понятно. Постоял, поозирался, подошёл к тому, у кого звёздочек на погонах больше. Спросил - как мне дочь свою найти? От него отмахнулись - да какая дочь, не до тебя, отец. А рядом группа военных - вонючие, костром, потом, на сапогах глина. Вдруг один из них к отцу обращается - как зовут дочку? - Марина. - Такая, такая? - Да. - Знаю я твою дочку, у нас она. Я из этой части, за провизией приехал, завтра утром назад. Отец на колени упал перед ним - она беременна, ради всего святого, выгоните её оттуда! - Как беременна!? - крикнул военный. А она ничего не сказала! - Конечно, не сказала, она же сбежала из дома! Погибать поехала! "Не волнуйся, отец, - военный сказал, - иди домой, встречай дочь, как приеду, я её в три секунды выкину!" Ну, Маринка и правда вернулась на следующий день. Ни царапины! Вот так, ничего её не взяло, ни таблетки, ни бритва, ни война... Через пять месяцев родила мальчика. Муж пришёл. Муж все-таки. Она как увидела его, только чуть головой повела, сказала "пшёл вон!".
Артём отпил кровавого томатного сока и вздохнул.
- Ну, потом муж её стал ходить, прощения просить, даже жить приехал к нам. У нас квартира большая была, комнат много. Вроде чего-то помогать пытался... Однажды Маринка на кухне разоралась - я больше видеть его не могу! Скажи отцу, пусть выгоняет его из квартиры, не нужен он мне! А он в это время за дверью стоял. Вошёл. Она - ты все слышал? Вот и проваливай! Такая вот она, сестричка моя... А жили так... Союз развалился, в квартирах света нет, газа нет, тепла нет. На улице теплей, чем дома. Отец на работе сварил печь, поставили дома, трубу сунули в вытяжку, так и грелись. Тогда многие так делали. Но печку ж топить надо. Так у нас рядом с домом был ботанический сад. И как стемнеет, народ туда - за дровами. Все деревья попилили, все лавочки, - от лавочек железные остовы одни остались. Ловили, конечно, штрафовали. Но всё равно ходили. А что делать? Все уезжали тогда из Армении - кто в Россию, кто в Америку... Я в Москву уехал, потом Маринка ко мне приехала, замуж вышла второй раз.
- Так он с сыном больше не виделся? Отец в смысле.
- Нет. Но сейчас уже видятся, общаются. Парню двадцать уже. Копия отца. Просто копия. И безвольный такой же...
- А второй муж какой? Повезло Маринке на нормального мужика?
- Я бы не сказал. Внешне - брутальный, лысый, во всех горячих точках побывал, ножи метает, здоровый лось, высокий. Зарабатывает тридцать пять тысяч и даже не парится, - а двадцать пять они за квартиру отдают. На что живут - не знаю. Покупка ботинок - событие в семье! У Маринки у самой три заштопанные кофты и джинсы - вся одежда. Так она ботинки купит сыну, этот обижается, из дома уходит. Приходит вечером с тремя сумками одежды. Себе. Типа - ему купили, почему мне не купили! Такой вот он. Она носится сейчас с дочкой, с подработками какими-то. Вот сделает гражданство российское сейчас, с работой легче будет. Скучает она, конечно, по полётам, но что делать, надо выживать. Я как могу помогаю. У меня все более-менее в Москве сложилось, жаловаться грех...
Артём допил сок и забил в лунку стаканчик с кровавыми подтеками по пластиковым стенкам.
Синие бока и белые щёки стюардессы подкатили тележку и необходимость выбора между курицей с макаронами и говядиной с гречкой.