Подсуетившись о календарном соответствии, в Питер пришла весна. Не то чтобы яркая или дружная, с бездонной синевой и массовым таяньем льда, - нет, питерская весна, с непролазной грязью под окнами, шквальным ветром, серым небом, сквозь которое иногда застенчиво проглядывает тень солнца... Косой дождь, временами переходящий в снег, вернее, в невнятную снеговую крупку, летит по ветру, сечет усталый асфальт неопределенного цвета. Замызганные стены домов, пронизывающая сырость, которой, впрочем, здесь никого не удивишь... И настроение - догнать кого-нибудь очень родного, посмотреть на него влажными собачьими глазами, ткнуться лбом в плечо и постоять так, сколько сил хватит, на ветру - остро переживая болезненную размягченность души. И не то чтобы плохо, и не хорошо; так, томление какое-то намечается, хлипкое, неверное... Авитаминоз сплошной, ей-богу...
Питерская весна - как питерская любовь: что пресный сухарь в постном чае размачивать, и не долго вроде, а все маетно; потом лепить из него фигуры и удивляться рыхлой неподатливости материала... Все на той же сырости и сантиментах замешанная, ни тебе движения соков в крови, ни силушки богатырской, ни широкого жеста... Любовь - как плесень на стенках подвалов, исподволь прорастает, пускает корни, питается бледным воздухом и тонким чувствованием, тянется, шуршит тихонько, поганка... Как стыдная болезнь, завелась - не выведешь, боишься, а ждешь: где еще побег вылезет, кормишь собой эту тварь ползучую, вынашиваешь, как дитя, с тоской глядя на серое небо: когда же срок?
Господи прости, вот же подарок выпал: влюбиться в Питере весной...