Наша Родина - планета Воина Крылатых Стрел. Те, кто видел ее, давно мертвы. И лишь в наших сердцах живет память о ней, ее голубых горах, двух солнцах, бескрайней ночи и великом Океане. Нам известны обрывочные сведения о ней, но легенды будут жить всегда.
И первая из них о Воине, чьи стрелы принесли жизнь на планету.
Было это давным-давно. В те времена жили на небосводе два солнца, красавца и умницы. Они светили в Великую пустоту, даря свой свет непонятно кому и для чего, и очень гордились своим совершенством. Но случилось так, что они встретились и разговорились. Раньше солнца не видели друг друга ни разу, а, повстречавшись, стали хвалиться друг перед другом, как торговки на базаре. Одно сказало, что оно дает больше света и тепла, а второе заявило, что его размеры больше, а значит и тепла и света от него - больше. Так, слово за слово обычный разговор перерос в ссору. Ну и, как часто бывает у двух глупцов, считающих только себя правым, солнца подрались. Во время драки, у того, что побольше, откололся кусочек и отлетел от них, затем другой, а за ним и третий. Теряло свои части и второе солнце. Утихомирились светила не скоро. А когда пришли в себя и огляделись, то вокруг них уже плели свои сети с десяток остывших кусочков, разлетевшихся в разные стороны. И оказались солнца связанны со своими частями, и уйти от них не смогли, как не старались.
В это время, когда уже куски, отколовшиеся от светил, остыли и определились, где будут плести свою общую сеть, чтоб удержать своенравных прародителей, мимо на Крылатых Стрелах пролетал Воин. Был он один. Все его соплеменники погибли во время путешествия по небосводу. Увидел он двух собратьев, связанных друг с другом и своими отпрысками. И решил там остановиться, чтобы передохнуть, поспать и набраться сил. И выбрав кусочек побольше, сошел на него.
Но там оказалось уж слишком жарко. Тогда перешел Воин на другой кусок, поменьше. Но там было холодно. И так пройдя почти по всем кускам, появлявшимся на его пути, Воин не смог определиться, где отдохнуть. Тогда он остановил свой выбор на самом большом куске, но так как там было жарко, то отколол от него еще один, поменьше. Загнал этот кусочек в тень первого и заснул на нем. Так появилась наша планета.
Летопись Иллариона - орка
настоятеля монастыря потерявших надежду
1213 год от рождества Великого
Глава 11. Слово.
Дрезина набрала приличный ход, поэтому, чтобы подобрать беглянку, пришлось затормозить. Но останавливаться не стали, а лишь замедлили движение, чтобы девушка смогла взобраться. Элионор подал ей руку, и Ильва зеленым вихрем взлетела над бортом. С собой у нее был небольшой кожаный баул, и короткий, кривой нож на поясе.
Ильва, пристроив свои вещи, присела на скамью, занимаемую гномом. Тот презрительно нахмурился и демонстративно отодвинулся от девушки. Ильва, и так раскрасневшаяся от бега, заметив это, вся зарделась и сказала:
- Здравствуйте, уважаемые.
Гном промолчал, а брат Мельус улыбнулся и ответил:
- Да благословят тебя Семь.
На этом разговор увял. Девушка постоянно оборачивалась назад, гном упорно ее не замечал, а эльф и монах крутили педали, ускоряя ход дрезины.
Первым затянувшееся молчание нарушил брат Мельус. Он спросил Ильву:
- Дитя, что принудило покинуть тебя отчий кров?
И хотя всю предысторию ему ранее поведал Элионор, вопрос монах задал от всего сердца, сопереживая не находящей себе места девушке. Пусть она и годилась ему в младшие сестры, но ни как не в дети, это обращение не вызвало у Ильвы возмущения или недовольства. Все же Семь велели своим поводырям, которыми и являлись монахи, вести за собой детей. А детьми Семеро признавали всех людей, населяющих планету.
Все остальные расы были для семерых богов, как припомнил эльф, лишь сопровождающими, призванными ими на землю для испытания и проверки людей. Только пройдя ее, люди станут взрослыми и равными Семерым. Вот поэтому религия людей, ставя остальные расы, населявшие планету, ниже своего уровня, не пользовалась у нелюдей любовью. И правда, как говаривал Григори, не будешь же служить тому, кто зовет тебя псом.
Ильва, перестав оглядываться, посмотрела на брата Мельуса и сказала:
- Извините, святой человек, я не представлена вам и не знаю вашего имени. Узнайте вы мое. Я Ильва, дочь Эсса, владельца таверны, где вы с нелюдьми остановились в Канне. Мне пришлось убежать из родного дома, попросив помощи у эльфа. Иначе, меня бы отдали замуж за сынка ото-мена. А он мне не нравиться, такой противный, как белесая жаба.
От отвращения Ильва передернула плечами, видимо вспоминая молодца. Гном, до этого внимательно вглядывающийся в открывающиеся перед путниками просторы, услышав последнее замечание, побагровел и схватился за кирку, чем вызвал на лице эльфа улыбку. Все же басенок о том, как гномы после смерти превращаются в жаб, хватало не только среди людей, но и у эльфов. Поэтому, воинственные и гордые коротышки ненавидели этот вид фауны и старались повсеместно его истреблять.
Ильва, не заметив этого пролжала свой рассказ:
- И еще, его отец уж очень сильно под себя тогда в городе все возьмет. И так у него все лавки под контролем, а тут еще и таверна будет за ним. Отцу уже условие поставили - замуж меня выдавать с приданным - таверной. Упарвлять в ней будет по прежнему он, но в случае его смерти она достанется не брату, а моему супругу. Это я услышала ненароком, когда отец с матерью шептались.
- А знаете, что говорят у нас про ото-мена? - спросила Ильва и, не дожидаясь ответа, продолжила:
- В таверне шепчутся, что как только я выйду замуж за его сынка, то отцу лучше убираться из города. Ведь у ото-мена каз-заки уж больно задиристы. Вечера не проходит без драк и потасовок. А воткнуть нож в трактирщика - минутное дело. Вот, - уже всхлипывая произнесла девушка.
Утерев лицо рукавом платья, она оглянулась и с облегчением сказала:
- Никого. Ну вот, а я боялась. Мало ли что случиться и меня станут искать. А догнать нас будет очень просто. У каз-заков платформы гораздо быстрее дрезины движутся. Но думаю, дня два меня не хватятся, я брату сказала, что пойду, как обычно, в святилище, а там день прожить надобно.
При этих словах брат Мельус с укоризной посмотрел на девушку. Заметив его взгляд, она запнулась и принялась оправдываться:
- Меня родители заставляют в святилище хаживать. Ведь там у нас, в городе, как? Иначе не получиться. Если в святилище не ходишь, значит ты нечисть. А у нечисти одно на уме - кровь людскую портить. Вот приходится, пока мужем не обзавелась, святые обряды соблюдать. Но ведь не часто это, раз в месяц можно и побывать.
Брат Мельус вздохнул, осенил Ильву знамением Семи, приложив ладонь к ее лбу, а затем указательный палец к глазам и губам. Отпустив грехи, он сказал:
- Не гоже посвящать себя обрядам, противным Семи. Сеё мракобесие утвердилось в пору, когда люди были подвластны оркам. Но сейчас, освободившись от их ига, мы освобождаем свои сердца и от влияния их языческих обрядов. Освободись и ты, Ильва.
Девушка поклонилась монаху, он же что-то пробормотал, так что эльф не расслышал и вновь принялся крутить педали, брошенные им несколько минут назад.
Тут не выдержал гном. Скопившееся в нем, вырвалось наружу, как пар из закипевшей кастрюли, с которой сняли крышку. Он крикнул:
- Да что тут с ней церемониться, давай Элионор высадим ее вон у того куста, а то окажется она нечистью или дождемся несостоявшегося женишка! Ты погляди, увязалась нам наголову, а ведь ехать еще недели три до Кия. А если опоздаем, то ведь сам знаешь, что будет?
Эльф, видимо ожидая нечто подобное, привстал и положил руку на плечо Ильвы, которая, выслушав гнома, вскочила и схватив свой баул, собралась выйти с дрезины, не дожидаясь остановки.
- Погоди, дочь Эсса, не спеши сходить. Ты ведь должна знать, что слово эльфа священно и нерушимо. Если этому тебя не научили, то как же ты до такого возраста на границе доросла? Если эльф пообещал, то выполнит свое обещание всепременно. Так что садись и не обращай внимания на Григори. Он немного не в себе, видно, со вчерашнего перепою теней стал бояться.
Гном нахмурился и отвернулся, уставившись на проплывающие мимо заросли кустов. Эльф продожил:
Ильва, я тебя обещал доставить в Кий, я и доставлю. Это мое слово, а оно дороже моей жизни и крепче стали моего кинжала.
Произнеся ритуальную фразу, эльф извлек кинжал и сделал легкий надрез на внешней стороне левой кисти.
Девушка, увидев этот ритуал, побелела и произнесла:
- Ну что вы, Элионор. Вы очень добры ко мне. Я не достойна такой почести, как быть обязанной вашего слова.
Эльф, очистив клинок и спрятав его, улыбнулся Ильве и ответил:
- Я всегда говорю то, что делаю. Но пере тем, как сказать думаю. Так поступает любой эльф. Это наша нерушимая традиция. Нам можно верить.
- Ага, вот поэтому вы такие медленно соображающие, - буркнул гном, но уши эльфа уловили и эту фразу.
- Эх, если бы у вас, гномов, была такая традиция, то посмотрел бы я на тебя, Григори. Ты б все сидел бы у себя в горах и рот бы себе перевязал цепью, чтоб слова не сказать.
Гном хмыкнул, а монах, наблюдавший за перепалкой, улыбнулся, видимо припоминая и эти характерные черты нелюдей, о которых не один анекдот был сложен и не одна баллада спета.
А дрезина катила и катила вперед, на восток, неся путников к цели - последнему оплоту цивилизации на Пограничье - Кию.