Давным-давно в одной маленькой деревне жил дровосек с женой, и было у них двое детей. Когда-то они знали, что такое счастье: дровосек работал в поте лица, а молодая жена проводила время с детьми: дочкой и маленьким сыном. Мир и согласие царило в семье, и, как следствие, покой и достаток. Но всему приходит конец. Заболела и умерла мать, а затем неурожай принес во всю страну страшный голод. Дровосек взял другую жену, но это не облегчило никому жизни. По-прежнему стол был скуден, а карманы пусты. Новая жена невзлюбила своих пасынков: она была молода, и хотела своих детей, но прокормить было трудно даже имеющихся.
И вот как-то осенним днем она позвала свою падчерицу:
- Мари! Возьмите с братом по корзинке и ступайте за мной. Соберем ягод да грибов отцу на ужин.
Дети очень обрадовались прогуляться, хотя и боялись огромного темного леса, которому не было конца и края. Но солнце было еще высоко, а приемная мать рядом, и они пошли.
Они долго шли по лесу и забрели в самую дремучую чащу, но почти ничего не нашли, а уже начинало вечереть.
- Так мы ничего не соберем, - сказала, наконец, мачеха, - сделаем вот как: я знаю два очень хороших места, уж в одном из них мы точно найдем и грибы и ягоды. Но эти места далеко друг от друга. Так что нам придется разделиться. Вы пойдете сейчас прямо, затем вдоль оврага, а там увидите поляну, полную грибов и ягод, а я пойду на вторую поляну.
- Но матушка, как же мы вернемся домой? - спросили дети.
- Это проще простого: Пройдите чуть дальше поляны и найдете старый еловый лес. В нем стоит одинокий Мертвый дуб, с большим дуплом. Это волшебное дерево. Положите в дупло гриб и скажите: "Мертвый дуб! Возьми гриб: доставь нас домой!" и вы тут же окажитесь дома. Ну, а я уж как-нибудь дойду, вы к тому времени дома будете.
На том и порешили. Как мачеха и говорила, дети нашли прекрасную поляну и набрали там полные корзинки ягод. И что это были за ягоды! Сочный вкусные! Уже стало почти совсем темно, когда дети заторопились домой. Бегом они добрались до елового леса и скоро отыскали Мертвый дуб. Ужасное это было дерево с огромным темным дуплом, уже давно засохшее, но все еще крепкое и величественное. Но вот беда: у брата с сестрой в корзинках были только ягоды и ни одного даже самого завалящего гриба. Мари бросила в дупло ягоду (подойти близко к дуплу девочка боялась: вдруг кто из него выпрыгнет?) и сказала:
- Мертвый дуб! Возьми ягодку: доставь нас домой!
Конечно же, ничего не произошло. По-прежнему было сумеречно и холодно, а дети по-прежнему были в лесу перед Мертвым дубом. Брат сразу стал тихо плакать. Положение действительно было незавидное: Мари не знала обратной дороги, так что Дуб представлялся ей единственным выходом.
- Я хочу домой! - не унимался мальчик.
- Потерпи немного. Наверное, нужен непременно гриб. Братец! Побежали, поищем! Нам хоть самый маленький!
Однако найти в надвигающейся темноте то, что они не смогли отыскать и днем, было непросто. Наконец после отчаянных поисков Мари обратилась к брату:
- Побежали обратно! Может, удастся уговорить Мертвый дуб?! А то мы скоро и его не сможем отыскать. Не бойся: Мертвый дуб нам поможет!
На этот раз Мари аккуратно поставила всю корзинку в дупло и быстро отбежала в сторону.
- Мертвый дуб! Возьми ягодки, доставь нас домой!
Вновь ничего. Мари поставила в дупло и корзину брата.
- Мертвый дуб! Ну, пожалуйста! У нас больше ничего нет...
Ответом ей был шум поднимающегося ветра.
- Не плачь! Братец. Матушка знает где мы. Она скоро вернется за нами! Наверное, она уже в пути! Потерпи немного!
Здравый смысл подсказывал, что дорога от дома до Дуба весьма не близкая. Придется ждать всю ночь.
Сумерки сгущались.
* * *
Наступила холодная осенняя ночь. Сквозь низкие грозовые тучи проглядывала полная луна. Мрачное очарование старого елового леса таило в себе щемящие сердце страхи и тайны. Казалось, тысячи демонов, фантастических обитателей сумерек, скрывались в дрожащей темноте меж столбов вековых елей, шептались в зловещей тишине перед надвигающейся бурей. Казалось, они наблюдали...
Через лес галопом летел закованный в броню всадник. Он был совсем один, но не испытывал страха. Да и чего ему бояться? Страшнее него, здесь разве что его друзья. Он - отставший участник дикой охоты. Всадник оглядывался по сторонам и прислушивался к каждому шороху: он хотел не просто нагнать своих, но и обрадовать их неожиданным трофеем. Вдруг мелькнула неясная тень, и рыцарь резко остановился. Вокруг - тишина. Стих даже ветер уже было начавший тревожить макушки елей. Слышен лишь храп коня да стук нетерпеливо переставляемых им копыт. Слышно дыхание и это чужое дыхание. На молодом лице мелькнула улыбка: маршал будет им доволен.
- Эй, дичь! Выходи! Я видел тебя!
Послышался короткий разговор шепотом и скоро из-за широкого ствола держась за руки вышли девочка лет двенадцати и совсем маленький мальчик, по виду - крестьянские дети. Мальчик всхлипывал и боялся даже поднять глаза на всадника. Девочка дрожала всем телом. Ее глаза стали невероятно большими и ясными, в них читались мольба и страх. Рыцарь молча подъехал ближе и нагнулся к девочке, она увидела его надменное лицо.
- Тоже любите побродить одни ночью? - интимно тихо спросил он. Тут же глаза девочки помутились от слез. Она скорчила физиономию, делавшую ее похожей на котенка, упала на колени и громко заревела, бормоча что-то неясное. Мальчик последовал ее примеру.
- Заткнитесь, твари! Храните тишину этой ночи! - Равнодушно сказал всадник и взялся за хлыст...
* * *
Вот и хозяин. Маршал Жиль де Рэ - личный телохранитель и друг Орлеанской Девы. Бесстрашный воин, прославивший свое имя на полях сражений, покровитель искусств, собравший огромную коллекцию редкостей, окультист, изучавший сакральные глубины мироздания. Герой, аскетический воин и безумец - раб своих низменных страстей.
Он сидел верхом на вороном коне в черных латах с закрытым забралом. Поднимающийся ветер- предвестник скорой грозы - трепал коню черную гриву и синию бороду маршала. Вокруг - молодые, холеные, в пышных доспехах - молчаливая свита.
- Черт побери! Андрэ! Где тебя черти носят!? Чертова гроза! Похоже, опять потеряем к чертям такую ночь! - Резкий голос Жиля тонул в шелести еловых крон.
- Синьор Жиль! Прошу прощения. Подпруга лопнула, и я отстал. Но я не терял зря времени, - и Андрэ кивнул на тихо плачущий мешок, привязанный к седлу.
- Черт! Андрэ! Ты мой самый верный друг!
Андрэ подъехал к Жилю.
- Лишь верный слуга, Синьор Жиль, лишь верный слуга...
Сверкнула молния, на мгновение озарив вековые ели и группу всадников, а вместе с громом начался дождь. Один из свиты, молодой дворянин с живым и острым взглядом подъехал к Жилю:
- Пора возвращаться пока мы не промокли до нитки. Вы же знаете, Жиль, для нашего дела нам хватит и одного.
- Одного и одной, - поправил Андрэ.
- Еще и одной? Тем лучше.
- Да ты прав, Франческо. Поворачиваем назад к замку, - прогремел маршал, бешено улыбаясь, - Нас ждет вечеринка, господа!...
И все галопом полетели сквозь стену дождя за своим безумным, но столь ими обожаемым вождем в мрачный замок Тиффож. В самое его глубокое подземелье, в зал, который слуги зовут пыточной, а Жиль и его друзья - "детской".
Их ждет вечеринка.
* * *
- ...Вот и финал нашего Великого Деланья, - чернокнижник Франческо Прелати в черной сутане стоял с ретортой в руках в маленькой лаборатории на самом верху Башни, - королева поженена с королем, а гермафродит освобожден от летучего меркурия.
Зал был заставлен ретортами и колбами. На дубовом столе лежали старые книги в тяжелых кожаных переплетах. У стены стояла сводчатая печь с горящим в ней углем. Именно с нее Прелати и снял реторту. Прямо перед столом - большое сводчатое окно, за которым страшно шумела гроза, время от времени озаряя комнату слепящими вспышками молний. В лаборатории же, освещенной дрожащим светом свеч, было тепло и уютно. Жиль и герой сегодняшней охоты - Андрэ сидели в креслах и слушали Прелати. Заплаканная девочка сидела на полу сжавшись в комочек и терла ушибленное хлыстом плечо. Она старалась не проронить ни звука и лишь неотрывно следила за молодым некромантом. А тот, аккуратно перелив эликсир из реторты в высокий кубок, продолжил:
- Все стадии Работы пройдены. От работы в черном - нигредо до очистительного огня. Мужские и женские руды, ртуть, сера, золото, заклинания демонов - все позади. Остался последний шаг. И я чувствую в себе силы сделать этот шаг. Я чувствую, как невидимые и неведомые врата зовут меня, как они наполняют меня силами. Они открыты. Они ждут...
- Хм, сколько пафоса, - усмехнулся Андрэ, - выпейте лучше вина, оно точно наполнит вас силами.
- Вы напрасно ерничаете, - ничуть не обиделся Прелати, - всякий, кто совершает Работу - совершает иерургию, оpus magnum. Каждое движение, каждый жест, мимика имеет свое значение. Это священный брак в недрах минерального мира. Это - соприкосновение с сакральным, соучастие в космогонии. Это меняет человека.
- Синьор Прелати вновь готов получить золото?
- Я готов получить вечность, мой друг. Эликсир вечной жизни. Осталось лишь с первыми лучами Солнца выпить его и принести на алтарь Бэррона невинную кровь. И эликсир и невинное дитя у нас есть. - Маг погладил по голове девочку. Увидев в жесте юноши надежду, девочка начала всхлипывать, но после взгляда, брошенного на нее Жилем, сразу затихла.
- Ненавижу этих мерзавок! Андрэ! Ты мог отыскать еще одного мальчика вместо этой чертовой дряни!
- Синьор Жиль! Андрэ нашел то, что нам нужно. А ты, дитя, не плачь. Сам Бэррон, верный слуга Князя Тьмы, возьмет тебя в жены. Ты уподобишься Христу - отдашь свою жизнь ради нашей жизни вечной.
Жиль усмехнулся, поднялся и стал нервно ходить взад-вперед, звеня шпорами и вглядываясь в шумную темноту за окном.
- Наконец-то наступит покой.
- О покое скорее мечтают самоубийцы, а не желающие обрести бессмертие. Кстати, зачем вам оно?
- Ты шутишь, Франческо?
- Нисколько. У всего есть свои минусы. Или вы хотите на всякий случай стать бессмертным, вдруг что-то придет в голову потом?
- О нет, Франческо. Я всего лишь хочу вкусить плод от последнего запретного дерева райского сада. То чертово зелье, что ты приготовил и есть этот плод.
- Интересно куда изгонят за этот грех, ведь рай вы уже потеряли... - Прелати печально улыбнулся и сел в кресла.
Жиль подбежал к столу. Глаза яростно сверкали, синяя борода задрожала от волнения:
- Я и обрету утраченный рай вновь! Я, не различающий добра и зла! Я - бессмертный! Я стану Богом! Это я буду изгонять из рая и воскрешать мертвых! Я есть Бог! - за окном сверкнула молния залив белым светом застывшую комнату, - Я буду обладать властью, силой, Знанием! Бэррон будет моим вассалом! Ты же знаешь, сам Князь уже сейчас считает меня равным...
- Князь хитер и часто не держит слово...
- К черту Князя! А зачем бессмертие тебе Прелати?
- К черту Князя? Хмм... Зачем бессмертие?... - он задумался, - Чтобы знать. Знания привели меня к порогу вечности, какие новые знания даст мне вечность? Я - ученый. Я не верю, что за порогом бессмертия конец пути. Это всего лишь еще одно пробуждение. Новый виток посвящения. Знание - это лестница чтобы забраться на крышу. Многие только туда попав отбрасывают лестницу в сторону, не замечая что это не небеса обетованные а лишь крыша от собачей конуры. Я же приставлю ее выше самых высоких башен, втащу наверх и поставлю еще выше... Впрочем, если не желать Знать, то бессмертие не нужно. Такая вечность есть у любого кто хочет ее иметь...
Жиль удивленно поднял брови.
- ...Ведь что такое жизнь? Лишь смена ощущений. Вечность бедная на ощущения куда короче краткого мига, когда эмоции бьют через край, когда переживание сменяет переживание, когда в жизни есть действие и мысль. Ограниченному человеку нужны годы, чтобы отделаться от одного жалкого ощущения. Он говорит, что услышал от других, он ходит в одно и тоже время в одни и те же места, он не может родить ничего нового и лишь повторяет по кругу несложную программу в свой голове, пока кто-нибудь не сотрет "алеф" с его лба. Его жизнь коротка, сколь бы долго он не жил. Для человека переживающего весь спектр чувств за доли секунды - и день как век.
- Черт! Ну началось словоблудие! - недовольно буркнул Жиль, - слышал бы тебя Бланше.
- Вам скоро не понадобится исповедник, Синьор Жиль, и старого доброго отца Бланше можно будет выгнать из Тиффож... или сбросить со стены в ров... А лучше оставить его при вас, чтоб он наконец узрел лик Господень...
- Оставь его... - Маршал помолчал, - Ты слышал? В Нанте Герцог собирает войско. Похоже, мои враги заручились поддержкой Короля. Чертов мерзавец! Он забыл, сколько я для него сделал! А Герцог! Чертов трус! Как он посмел выступить против меня?
- Он слишком любит деньги. В том числе и ваши. Но не волнуйтесь, синьор Жиль. Пара дней у нас есть. Этого более чем достаточно. Бэррон говорил, что бессмертие точно будет даровано этой ночью...
- Синьоры!... Синьор Жиль!... Но ведь это невероятно! - в чрезвычайном воодушевлении начал Андрэ. - Бессмертие!... Синьор Жиль! Я отдам все что угодно, чтобы причаститься из этого кубка! Я всегда был вашим самым верным слугой, я отрекусь от всего, чтобы вечно служить вам!
- О, это исключено, мой юный друг. Как бы мне этого не хотелось. Для тебя этот кубок содержит чистый яд.
Андрэ удивленно развел руками:
- Но как же? Синьор Прелати говорил что вы выпьете его?
- Андрэ! - вступился Прелати, - вам трудно понять это, но вы не готовы. Нельзя что-то просто выпить и обрести вечность. Вы видите лишь конец пути, и потому сам путь кажется вам очень простым, но это не так. Движение вперед подразумевает пройденость предыдущих этапов. Возможно, вы не видите особого различия между мной синьором Жилем и собой, но, уверяю вас, между нами - пропасть. Нужны многие годы, роковые жертвы и даже удача чтобы эту пропасть преодолеть.
Андрэ стал серьезен и надменен. Он походил на избалованного ребенка, которому все позволяли, а тут вдруг отказали в игрушке.
- Вы считаете меня недостойным? Я стою лишь содержания, чтобы не сдох от голода, как продажная девка? Я хочу вам напомнить - я дворянин!...
- Черт! Заткнись, наконец! Ты - глупец! Но объяснять тебе это нет никакого желания! Убирайся отсюда! - маршал начал выходить из себя, - Да! Возьми людей и отведи эту чертовку в подземелье.
Все посмотрели на тихо сидящую девочку.
- Как тебя зовут, дитя? - спросил Прелати.
- Мари, - тихо ответила девочка.
- А тот мальчик, кто он?
- Мой братик.
- Что ж, Мари, добро пожаловать в вечную жизнь! - прогремел Жиль.
За окном сверкнула молния, и почти сразу лабораторию наполнили раскаты грома, заглушившие хохот маршала.
* * *
Подземелье было темным и сырым. Низкие сводчатые потолки, узкие коридоры, грубая кладка неровных булыжников. А кругом непрекращающейся тихий шум - возня и писк крыс.
Мари сидела в небольшом каземате с решетчатой дверью. Было очень холодно, гораздо холоднее чем наверху. Где-то рядом с потолка капала вода. Мари сидела на грязном каменном полу и плакала. Болело плечо. Болели руки от кандалов, которыми Мари была прикована к стене. А главное, было очевидно, что сегодня же она умрет. Она и раньше слышала жуткие истории о синьоре Рэ, о "Синий Бороде", о его диких охотах, когда маршал и его люди скачут по окрестностям замка в поисках жертв. О замке Тиффож, где совершаются страшные преступления перед Богом и людьми. Мари мало что поняла из разговора Жиля, синьора, поймавшего ее, и молодого колдуна. Она поняла лишь, что нынче ночью умрет. Ей оставалось только молиться. Она с самого своего пленения только и делала, что плакала да молилась. Все это было похоже на сон, но, сколько она не пыталась проснуться, видела лишь все тот же мрак и темный силуэт решетки.
Решетка не заперта. Она это знала наверняка. Когда слуги маршала притащили ее сюда, они приковали ее к стене, а решетку просто прикрыли. Если она сможет освободиться от кандалов, она сможет выйти из каземата. И что дальше? По коридору ходит охранник - она слышала его шаги. А главное куда бежать? Мари была в отчаянье. Она плакала от бессилия и злилась то на себя, то на слепое провидение но никак не на Жиля. Его она воспринимала как некую стихию. Как будто он имел право забрать ее жизнь. Сотни мыслей вертелись в голове в поисках выхода: умолять о пощаде, показать какая она хорошая, рассказать о том, как все ее любят и отдадут за нее и брата все что угодно и прочий вздор. Но она понимала: ее все равно убьют.
Надо держаться. Она большая, а как там братец? Он ведь совсем ребенок. Их разлучили, как только привезли в Замок. Что с ним? Жив ли он? В конце концов это ее вина. Нужно было сразу найти гриб. И теперь из-за этого глупого пустяка ее любимый братец должен умереть. Приемная мать наверное не находит себе места. Ведь она доверяла Мари, считала ее взрослой. Мать клянет себя за ошибки детей. Это было невыносимо. Как спасти брата? Хотя бы его...
Надо пытаться бежать. Прежде чем искать спасения ползая на коленях, надо поискать его бегая на ногах. Умолять о пощаде она еще успеет. Как освободиться она тоже знала: надо лишь твердо верить в Бога, повторять молитву и пытаться просунуть руки сквозь браслеты кандалов. Мари приступила к делу, но скоро поняла что надежд нет: браслеты слишком тугие. Она старалась не отчаиваться, сдерживая слезы и бормоча молитву, снова пыталась выпутать руки из стальных колец. Ничего. Слезы одна за другой покатились по красным заплаканным щекам. Она еще раз уже без всякой надежды дернула руками, а затем стала в приступе бессильной ярости бить руками по каменной стене и рыдать без слез.
"Царице наша преблагая, надежда наша, Богородице. Приятилище сирых и странных предстательнице, скорбящих радосте, обидимых покровительнице; зриши нашу беду, зриши нашу скорбь...",- слова выходили механически, но чем меньше было надежды, тем с большим жаром Мари твердила слова молитвы, - "...Помоги нам яко немощным, окорми нас яко странных. Обиду нашу веси, разреши ту, яко волиши...", - Она не вдумывалась в смысл слов, она не думала вообще. Казалось, душа полна слез - что-то тяжелое наполнило грудь и мешало дышать. Голова стала пустой и легкой - все сконцентрировалось снаружи: здесь в этих простых физических предметах - в тяжелых кандалах, тронутых ржавчиной, в кованных гвоздях, прибивавших цепи к стене. Нет ничего внутри. Все есть только то, что есть. Один равно одному. Есть только бездушная мертвая материя, притягивающая к себе все вокруг и превращающая все в себя - в смерть. Мари отгоняла от себя всякую попытку осмыслить свое положение. Она чувствовала безысходность, но признаться в этом было еще страшнее чем умереть. "...Яко не имамы иныя помощи разве Тебе, ни иныя предстательницы, ни благия утешительницы, токмо Тебе, о Богомати, яко да сохраниши нас и покрыеши во веки веков. Аминь...".
Ни окружающая темнота, ни простота и ясность положения больше не занимали Мари. Пустота забрала из нее все личное, все что было в ней до этой ужасной ночи. Мари была как в бреду. Она уже и не надеялась и не ждала смерти, она лишь твердила заученные когда-то слова.
Ее вернуло к жизни положение браслета на руке. Сердце застучало. Мари будто очнулась ото сна. Кольцо на правой руке было у самой костяшки, а следовательно его можно попытаться стащить. Надежда вспыхнула с новой силой.
"...Царице наша преблагая, надежда наша, Богородице. Приятилище сирых и странных предстательнице, скорбящих радосте...", - кольцо сдвинуто еще на немного. Она не обращала внимания на боль, словно все это происходило уже не с ней.
"...обидимых покровительнице; зриши нашу беду, зриши нашу скорбь...", - еще чуть-чуть. Что-то теплое заливало руки и капало на пол. Сумрак камеры скрывал как ржавый метал рвет белую кожу, оставляя за собой склизкие кровоточащие лоскуты.
"...помоги нам яко немощным, окорми нас яко странных. Обиду нашу веси, разреши ту, яко волиши...", - нет слез, нет мыслей, нет жалости к себе. Все оказалось даже слишком просто. Как она раньше этого не понимала? В это мгновение ей казалось, она сможет освободиться от чего угодно, пролезть через любую щель. Словно ей больше не нужна плоть - этот якорь тянущий ее в могилу. Да и какая может быть боль на пороге смерти? Как можно жалеть белизну кожи, когда все это уже лишь корм червям? Какой может быть страх по ту сторону бытия?
"...Тебе, о Богомати, яко да сохраниши нас и покрыеши во веки веков. Аминь...", - Наконец правая рука свободна: ободрана, зудит, но свободна. Дева Мария помогла. Это наполнило Мари силами. Небесная заступница была почти зрима. Она здесь. Она не оставит Мари.
Но что делать с левой? Вытащить ее точно не удастся. Если она хочет спасти брата и спастись сама, надо чем-то жертвовать. Сейчас ей это не казалось чем-то чудовищным и не реальным. Мешает большой палец. Так нужен ли он? Ее сосед несколько лет назад напился вина и когда колол дрова нечаянно отрубил себе пол кисти. Здесь он был бы уже свободен. Так неужели то, что сделано по глупости нельзя сделать если от этого зависит своя и чужая жизнь? Однако непонятное чувство стыда не покидало Мари. "Я ведь могла потерять его и раньше... случайно..." - успокаивала она себя. Но ничего случайного в том, что она собиралась сделать, не было.
Решиться - это пол дела, нужно еще это как-то осуществить. Тупой ржавый кованный гвоздь, валявшийся рядом, да собственные зубы - корректировка плоти необходимая для жизни. Руки дрожат от страха и боли. Палец шевелится на зубах. Парадоксальное ощущение единения палача и жертвы. Кровь заливает лицо. Глаза. Затекает в рот. Мари сглотнула ее - сладковатую теплую жидкость. Она не останавливалась. Вдруг решимость оставит ее? "...Тебе, о Богомати, яко да сохраниши нас и покрыеши во веки веков. Аминь..."
Почему нельзя просто отказаться от того, что у тебя есть, но мешает тебе? Ведь это твое? Нельзя отбросить руку, как ящерица хвост, застрявшую и губящую хозяина. Нельзя отбросить воспоминания о своих роковых ошибках. Нельзя отбросить чувство ответственности за любимых людей. Отбросить чувство вины.
Палец с трудом помещается во рту, а перекусывать его в двух местах еще сложнее. А вдруг это не поможет? Страшна не боль, страшен вид уродства. Вид рваных сухожилий и переломанных костей. Пульсирующий стук в висках и повторяемые как заговор слова, лишь бы не думать, лишь бы не увидеть себя со стороны.
Есть предел сил. Она попыталась, но проиграла. Легко рассуждать об абстрактных вещах, но все упирается в конкретные детали. Тонкое мучительное сухожилие, уже перебитое и нерабочее. Лучше умереть чем прикоснуться к нему снова. Собственно какую цену можно уплатить за свою жизнь? Не будет ли эта цена чрезмерной?
Боль - ключ компромиссов. По этому пути неминуемо пошла и Мари. В таких ситуациях дураков нет: очевидно, что боль нужно преодолеть. Но как? Слезы? Стиснутые зубы? Вспышки отчаяния очень быстро переходят в тупое безразличие. И вновь вся надежда только на Бога.
Глаза открыты - глаза закрыты - различий нет. Это всего лишь ночной кошмар. Она в безопасности. Вот и отец: он стоит рядом. Если прижаться к холодной стене - то это почти уже дома: просто не топили печь. Нужно вжаться в нее сильнее: тогда можно почувствовать оставшееся тепло. Да так и есть! Она дома! Отец дотронулся до руки, но куда-то пропал. Покойная матушка смотрит на нее. Мари успокоилась и снова жмется к стене. Ну где же тепло? Опять повернулась к матери.
- Как хорошо что ты жива! Без тебя мы с братом чуть не пропали! Где ты была?
Женщина странно одета. В доспехах? Жанна? Святая Жанна!
- Ты - Жанна!? Матушка! Ты Жанна?
- Да. - Голос у женщины звонкий, но приглушенный, будто она стоит очень далеко, а не в двух шагах. Мари увидела ее бесстрастное неподвижное лицо и холодные пронизывающие глаза.
- Почему отец не затопил печь? - Мари повернулась на другой бок так как там должен был быть ее отец, но он отошел в сторону и похоже рубил лес.
- Я в беде. Мне кажется я в беде. Жанна! - вновь подкрадываются слезы. - Ты спасешь меня?
- Ты спасешь себя сама. - Голос вновь доходил словно через стену.
- Ты же видишь: я погибаю! Помоги мне. Мари рассматривала лицо Орлеанской Девы и ее пугающие неподвижные глаза, - Ведь Он убьет нас?
- И что же?
- Но ведь мы ничего не сделали.
- И что же?
Мари ничего не могла ответить. Она не могла смотреть в ужасные глаза Жанны. Надо оборвать этот кошмар. Надо сделать усилие и проснуться.
- Мы же ничего не сделали плохого... - Мари начала плакать.
- "Знаю твои дела: ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих"
- Жанна! - Мари говорила сквозь слезы, - я боюсь смерти...
- Боишься смерти? - По лицу святой пробежала неясная тень и все оно стало грязно бурого цвета с оскаленными зубами и пустыми глазницами. Каземат наполнил тяжелый запах горелого мяса. Мари застыла в ужасе, но через мгновение лицо Жанны вновь стало лицом матери.
- Если ты не радуешься смерти, то как же ты хочешь Спастись?...
Тонкое полотно кошмара стало рваться. Мари наконец вырвалась из сети сна. Она недоуменно оглядывалась по сторонам: Жанна исчезла. Боже! Это безумие! Боль вернулась в руки. Мари вспомнила где она и почему. Может безумие не самый страшный выход? В любом случае, все решается здесь и сейчас, в это самое мгновение. Жить или умереть. Жить или умереть?...
Она закричала и сжала зубами пульсирующий комок когда-то бывший ее пальцем. Она тянула руку от себя, а зубы все глубже впивались в плоть. Мари последний раз дернула руку, и та свободно отошла. На пол брызнули струи крови. Палец Мари выплюнула в темноту...
Браслет сошел легко. Кровавый обрубок она обмотала лоскутом оторванным от юбки. Цена уплачена...
Решетка оказалась действительно незапертой и даже немного приоткрытой. За решеткой - короткий узкий коридор, выходящий в основной по которому ходил часовой. Судя по шагам он был слева и удалялся. Мари выглянула из-за угла - так и есть: его фигура то ярко освещалась висящими вдоль стен светильниками, то вновь скрывалась в тени. Справа же коридор упирался в небольшую деревянную дверь.
"Выход!", - сразу поняла Мари. Охранник свернул за угол. В то же мгновение Мари побежала к двери, сама удивляясь своему поступку. Сердце бешено колотилось - вот он выход! Главное сейчас все не испортить. Ошибка - и все пропало! Она схватилась за кольцо двери. Конечно же дверь оказалась заперта. Шаги часового стали приближаться - он вот-вот должен был вновь появиться в коридоре. Мари заметалась. Казалось, сердце сейчас остановится или наоборот выпрыгнет из груди. На лбу выступил пот. Целый сноп мыслей пролетел в голове - лечь на пол в надежде, что охранник ее не заметит, умолять его о пощаде и даже мысли совсем не относящиеся к моменту. Верх взяло благоразумие, и она побежала обратно. Шагов через десять Мари заметила дверной проем направо и заскочила в него. Дышать было невозможно. Такое дыхание разбудит мертвого, ее услышат и найдут. Мари вжалась спиной в стену и зажмурила глаза. Шаги приближались. Долго. Не доходя до ее зала, шаги стали удаляться - часовой пошел обратно. Девочка жадно глотнула воздух, огляделась и не поверила своей удаче: она была в ключной.
Это был довольно большой зал с низким сводчатым потолком, освещенный висящим на стене светильником. То что это ключная было совершенно очевидно: ключей здесь были сотни. Ими был усеян весь пол, они висели на вбитых в стены крюках: ключи разных размеров и форм. Некоторые очень ржавые и даже обломанные, некоторые еще совсем новые. Посередине зала стояла невысокая колонна, но Мари была еще маленького роста и не могла посмотреть лежит ли что-нибудь на колонне или нет.
"Ключ от двери наверняка в этой комнате, иначе зачем столько ключей?" Шаги охранника стали глуше - он снова свернул за угол. Мари схватила первый попавшийся ключ и побежала к двери, считая про себя. Ключ даже не вставился в скважину и девочка побежала обратно. Когда охранник вновь появился в коридоре, Мари была уже в ключной. Счет равнялся 11. Она продолжила считать, вжимаясь в стену и прижимая ключ к груди. Когда охранник вновь скрылся, счет равнялся 247.
Началась смертельная карусель. Девочка схватила новый ключ, более подходящий по ее мнению под замок и побежала к двери. Вновь не тот и вновь назад и тягостное время ожидания. Охранник ходил методично, не убыстряясь и не замедляясь, и так же методично Мари бегала по лезвию бритвы. Времени едва хватало чтобы добежать до двери вставить ключ и, убедившись, что это не тот, добежать до своего убежища. Это было похоже на поединок.
Ко всему привыкаешь, и дьявольская игра уже стала привычной для Мари. Но с каждым новой неудачей надежды оставалось все меньше и меньше. Слишком много времени занимает проверка каждого ключа. В таком темпе ей потребуются долгие дни чтобы найти нужный. А ведь скоро ее хватятся. А вдруг спасительного ключа здесь нет? Вдруг дверь закрыта на засов с другой стороны? Мари отгоняла такие мысли прочь. Она попыталась брать сразу два ключа, но, проверив первый и досчитав уже до 7, побежала обратно, так и не испробовав второй. Время работало против нее. Она умоляла Жанну указать ей нужный ключ, но все тщетно, и страшная игра в кошки-мышки продолжалась.
В долгое время ожидания пока охранник не покинет коридор, Мари смотрела на колонну посреди зала. И чем больше на нее смотрела, чем больше ключей были проверено и отбраковано, тем больше одна смутная мысль занимала ее голову. Конечно же, ключ там. На колонне. Ведь если его там нет, то она все равно его не сможет и не успеет найти в этой свалке ложных надежд. Искать нужно не там где ключ есть, а там где его можно найти. "Жанна дай знак", - просила она. Но знака не было. Мари осмотрела колонну: слишком высока - до верха не дотянуться. Попыталась лезть по колонне как по дереву, но слишком мало сил, а колонна гладкая и скользкая. Тогда она осмотрела зал. В дальнем углу лежало несколько тесаных камней, выпавших из облицовки ключной. Если их положить несколько штук один на другой она сможет забраться на них и посмотреть что наверху колонны.
Мари нагнулась, осторожно приподняла камень и медленно пошла к колонне. Наступать приходилось очень аккуратно, чтобы не звенеть лежащими на полу ключами, камень был тяжелым, а изуродованные руки сильно болели. Сделав всего пару шагов, Мари хотела бросить камень, но заставила себя, превозмогая боль, аккуратно положить его на пол. Передохнув, она продолжила путь. Руки дрожали от напряжения, на некоторых пальцах она содрала ногти, а главное ее терзали сомнения: то ли она делает? Когда охранник приближался к ее убежищу, она замирала и было слышно как гулко стучит ее сердце.
"Что ты делаешь? - спрашивала она себя, - Ведь кругом полно ключей. Ты тратишь попусту последние силы, а возможно и последние минуты. Если там ничего нет - ты пропала!" Однако тут же она успокаивала себя и бралась за работу с новыми силами.
"Зачем обязательно лезть на колонну? Ведь весь смысл - выбрать последний ключ. Если он подойдет - я спасена. Если нет, то я погибла. Для того чтобы найти этот последний ключ никуда лезть не надо - это просто вопрос выбора" Мари подошла к стене и взяла четвертый справа ключ. "Вот он последний ключ!"
Время бежать. Мари вставила ключ в скважину и повернула. Не тот. Холодный пот выступил на лбу. "Не тот?" В ключной Мари обессилено села на пол. "Как же это могло произойти? Может нужный ключ тот, что попадется мне седьмым по счету? Или..."
Тупиковость пути была очевидна. Взгляд сам собой останавливался на колонне. Пришлось вновь тащить камни.
Положив друг на друга четыре камня, Мари взобралась на них и стала рукой ощупывать ровную поверхность верха колонны. Рука нащупала ключ. Тот самый ключ - она сразу это почувствовала. Что-то будто переключилось в голове у Мари. Стало очень жарко и в то же время плечи трясло в ознобе. Она не удивилась и не обрадовалась. Она была потрясена. Это было соприкосновение с Абсолютом, свидетельством божественного промысла, Чудом. Будто Святой Дух лично спустился с неба и дал ей этот ключ. Мари схватила "дар" двумя руками и стояла посреди зала, пытаясь хоть как-то сосредоточиться. На пол с промокшей повязки тихо капала кровь. Этот небольшой и уже не новый ключ, тронутый ржавчиной, грязный со стороны зубцов и натертый до блеска со стороны ручки открывал для Мари не просто дверь темницы, он был залогом божественного благославления.
Дождавшись, когда охранник выйдет из коридора, Мари вновь побежала к двери. Ключ вошел в скважину и легко повернулся. Что-то тихо щелкнуло - замок открылся. "Только бы не скрипнула дверь! Только бы не скрипнула дверь!..." - думала Мари. Она секунду медлила, но надо было решаться, и она с силой потянула за ручку. Конечно же дверь издала низкий душераздирающий звук, похожий на стон.
* * *
- ...Сам ритуал довольно прост: мы отделим от ее тела кисть левой руки, вынем из глазницы левый глаз и вырвем сердце. Положим это все в чашу и вместе с нашей кровью поместим на алтарь Бэррона. Перед этим выпьем эликсир, и если он нас не убьет, то сделает бессмертными.
Жиль де Рэ рассеяно слушал некроманта. Из соседнего зала слышался шум и крик - пир был в разгаре. Но не это заботило маршала в преддверии своего обожествления. Его интересовало совсем другое.
"Есть ли наслаждения у Бога? Став всем, не потеряю ли я то немногое что имею - самого себя? К чему жизнь, пусть даже и вечная, особенно вечная, если в ней нет уже ничего, что могло бы заполнить пустоту в душе? Тот пожар, что горит внутри и требует исцеления. Пусть исцеления не надолго, пусть лишь на краткий миг блаженства, пусть такой ценой...
Этот огонь..."
Жиль оставил удивленного Прелати и молча вышел из зала в просторную темную галерею, увешанную гобеленами с подвигами рыцарей старинного рода Рэ. За плотно закрытыми окнами шумно барабанил дождь, иногда издалека доносился гром удалявшейся грозы. Жиль задумчиво шел под арками галереи, перебирая пальцами свою зловещую бороду.
"...Но разве этот же огонь не звал меня раньше на подвиги? Разве не он повелевал идти на верную смерть? Разве не он открыл кто есть Жанна и заставил довериться ей всей душой? И разве не его видела Святая Дева, когда позволила мне быть ее рабом, защитником, другом...
Если бы она была жива!... Стал бы я другим или ад был мне предназначен самой судьбой?..."
Жиль остановился у окна и долго смотрел как по другой стороне стекла текут струи воды.
"К черту все! Жанна мертва, а я есть тот, кто есть!
Там нет бальзама для врачевания ран, но нет и самих ран. Там нет огня, нет души, есть только покой...
Я отвергнут Богом, но и близок к нему как никогда. Когда лежишь на самом дне, нет смысла ползти на вершину - тут помогут только крылья. И у меня есть эти чертовы крылья! Я ворвусь в Рай!...
Но наслаждения... Черт! Может этот вечер последний, когда я могу испытать блаженство! Последний..."
Жиль решительным шагом подошел к дверям и окликнул своих клевретов:
- Анри, Пуату, Андрэ! Сюда!
Те явились довольными и немного хмельными. Только Андрэ был серьезен.
- Возьмите мальчишку и приготовьте "детскую".
Молодые люди молча переглянулись, поклонились и вышли. Жиль продолжил измышления о своей судьбе. Но ясности в мыслях уже не было. Предвкушение наслаждения все больше занимало маршала. Им овладело знакомое волнение: сердце стало биться чаще, даже окружающий мир стал видеться в более теплых тонах. Сгорая от нетерпения, он поспешил за своими помощниками.
Жиль шел широкими шагами по открытой колоннаде соединяющей ризницу с Башней. Свежий воздух с взвесью холодных капелек дул в лицо. Плащ развивался и щелкал на ветру, поднимаясь выше головы, что делала Жиля похожим на фантастическое инфернальное существо. Все еще сверкающие в дали молнии высвечивали мокрые булыжники стен с черной сеткой теней от колонн. Отдаленный грохот глушил стук кованных каблуков и звяканье шпор.
"Детская" представляла из себя маленький квадратный зал, ярко освещенный светильниками. Ни окон ни мебели, только небольшой стол с разложенными на нем ножами и простой стул. В дальнем углу от двери в потолок был вбит крюк с привязанной к нему петлей. В петле висел мальчик. Он не подавал признаков жизни: руки безжизненно висели вдоль тела, с губ капала слюна. Под ним уже собралась лужа нечистот.
Когда появился Жиль, Пуату и Андрэ вынули мальчика из петли и положили его на стол, а сами вмести с Анри удалились. Маршал с интересом разглядывал ребенка. Мальчик был без сознания, но живой. Жиль погладил голову ребенка, запустил руку в золотые кудри. Напряжение слишком велико, он едва сдерживал себя. Жиль сел на стул и зажал ребенка между колен. Сейчас самое главное чтобы жертва не издала ни звука. Именно для этого ее предварительно немного душили. Жиль ненавидел детский плач. В его фантазиях дети сами наслаждались своею смертью. Они страдали но и желали страдать. Их истошные крики и плачь разрушали все. Приходилось сразу рубить им головы, лишь бы наступила тишина.
"Какая прекрасная головка! Как бела кожа! Как свежи пухлые губки! Это одна из лучших что я видел. Она станет венцом моей коллекции". Жиль взял член в правую руку и дотронулся им до губ ребенка. Сдерживать себя уже не было сил. Он схватил лежащую на столе бритву и нанес несколько неглубоких порезов на шее мальчика. В глазах у маршала все стало красным от возбуждения и алой теплой крови заливавшей тело жертвы. Он работал правой рукой, левой же наносил все новые и новые порезы. Ему захотелось сделать что-то особое, что-то что проняло и обожгло бы даже его. Он хотел ударить бритвой в глаза мальчику посмотреть как они вытекут и достать через глазницу бритвой до мозга или разрубить ему голову напополам, но во-первых это было не ново, а во вторых он хотел сохранить голову для коллекции. Так он ничего и не придумал.
Ребенок захлебывался кровью и начал тихо кашлять. Но пик был уже близок. Жиль схватил большой нож и отрезал мальчику голову. Затем перевернул обезглавленное тело и всадил член между ляжек, дрожащих в судорогах. Кровь из шеи трупа била фонтаном. Жиль смотрел то на нее, то на голову которую держал в руке. Ему казалось, что этот фонтан - его красное семя...
Наслаждение проходило. Подбирался холод и угрызения совести.
Маршал огляделся. Кругом кровь, слизь, грязь. Он стоял весь в крови. Ему стало тошно и стыдно от всего этого. Он поднял окровавленную голову ребенка и посмотрел в стеклянные глаза. Повертел голову в руках, подержал за уши, и брезгливо отбросил ее в угол с презрительным комментарием: "Какое в сущности дерьмо!" Конечно, он отдавал себе отчет, что не пройдет и полчаса, как дорогой "трофей" вновь будет занимать его мысли. Как он с нежностью поднимет его, отмоет кровь и грязь и отнесет в свой "дивный хор" - в потайную комнату Башни где на стеллажах лежали отрезанные в разное время и уже тронутые тленом детские головы.
В дверь резко постучали и в зал вбежал Андрэ. Жиль вскочил, начал виновато оглядываться, что-то бормотать в свое оправдание и даже заискивающе улыбаться. Но тут же свое поведение привело его в ярость. Он не дал Андрэ сказать и слова.
- Как ты смеешь? Как смеешь ты врываться ко мне? Дрянь! Вон отсюда!
- Но синьор Жиль....
- Вон! Чертово отродье! - Маршал впал в бешенство - Вон! Я убью тебя!
Страх отошел на второй план. Страшно только ожидание, а тут пришло время действовать. Сумерки развеялись. Все стало ясно как белый день. Ничто, даже мысли о брате, больше не занимали ее.
Мари распахнула дверь и бросилась вперед. Она оказалась на винтовой лестнице и уже без всяких раздумий побежала по ней наверх. Лестница была освещена редкими светильниками, и конца и края ей видно не было. Сзади она слышала шаги охранника - он бежал за ней. Несколько раз она спотыкалась и падала на холодные ступени, но всякий раз тут же вскакивала, опираясь на израненные руки, и бежала вновь.
Наконец она добежала до самого верха - перед ней была дверь. Мари сходу толкнула ее, та открылась и девочка влетела в комнату. Тут же она затворила дверь и заперла ее на засов. Мари стояла и глотала ртом воздух. Она была уже на пределе физических сил.
Что-то странно знакомое было в этом зале. Стол, окно, книги... Такое ощущения что все это она уже видела. Ну, конечно! Это же комната на верху Башни, где ее сегодня вечером вытащили из мешка. Она подбежала к окну: так и есть, сквозь уже почти прекратившийся дождь далеко внизу блестела в лунном свете мокрая стена.
Вечером слуги маршала вывели ее через другую дверь, и теперь Мари бросилась к ней. Дверь заперта снаружи. И этот выход значит закрыт. Для надежности Мари закрыла дверь и изнутри на засов.
Они к ней не проберутся. Она в безопасности. Безопасность была очень похожа на мышеловку. Выхода не было. Ужас вновь охватил Мари: страх, обволакивающий и парализующий душу. Она просто стояла посреди комнаты и невидящим взглядом смотрела вперед.
Сначала в одну, а затем и в другую дверь стали бить. Послышались крики и какая-то возня. А затем послышались методичный удары топора о дубовые доски. Они рубили дверь. Стало парадоксально тихо - только гулкие удары топоров. И Мари и слуги маршала молча ждали неизбежного. Одна из досок со скрипом отлетела от двери и в образовавшуюся щель сквозь мельтешение слуг Мари увидела стоящего маршала. Их взгляды встретились. Глаза полные страха и отчаяния маленькой девочки, всей перепачканной в собственной крови и слезах, и глаза грозного маршала Рэ. Но как ни странно в его взгляде Мари увидела не меньше отчаяния и страха. Маршал тоже был весь в крови - в крови ее брата. Они смотрели друг на друга и как в кривом зеркале видели самих себя.
Все кончено, - поняла Мари. Жертвы напрасны. Она погубила брата и себя. То, что рвалось к ней через двери, было страшнее смерти. А потому смерть осталась последним выходом. Последним, но далеко не простым. Убить себя, а тем более убить себя быстро не так уж просто. Тем более маленькой девочке, доведенной до последней черты ужаса.
Мари оглядела зал - нигде нет ни ножа ни чего другого острого.
Кубок! Колдун говорил, что это яд. Вот оно избавление! Жанна все же сжалилась над бедной девочкой! Теперь смерть действительно была в радость. Мари схватила кубок стоящий на столе и сделала несколько быстрых глотков.
Ничего. Она стояла и ждала, но ничего не происходило. "Боже! Я даже забыла помолиться!" мелькнула мысль, но в то же мгновение двери разлетелись в щепки.
В комнату вошли маршал и его люди. Среди них Мари узнала молодого некроманта и своего пленителя.
- Чертова дрянь! Ты поставила на ноги весь замок! Придется тебя наказать!
Окно! Вот он последний выход!Мари одним прыжком вскочила на подоконник и распахнула ставни. Ночной холод ударил в лицо.
- Остановись! Прошу тебя!
Голос не маршала. Мари обернулась. Перед ней стоял священник. Пожилой весь уже седой мужчина с воспаленными глазами. На нем была грубая темно- бордовая сутана, в трясущихся руках он сжимал четки с распятием.
- Синьор Жиль! Что здесь происходит?
Жиль с досадой и нетерпением отвернулся.
- Почему вы весь в крови? Кто эта девочка? Почему и на ней кровь? - священник вглядывался в лица окружавших его молодых людей, но те сразу отводили глаза.
На помощь маршалу пришел Прелати. С очаровательной и учтивой улыбкой он прервал неловкое молчание:
- Отец Бланше! Эта девочка - воровка. Крестьяне привели ее, требуя суда. Синьор Жиль был так милостив, что присудил ей лишь три дня заточения. Но она, осквернив Богом данную ей плоть, пыталась бежать. Да вы и сами можете видеть: она хочет покончить с собой. Впрочем, может она хочет улететь? Уж больно все ее поступки выдают в ней бесовское отродье. Я не удивлюсь, если Священный трибунал покажет, что мы имеем дело с ведьмой... Мы же лишь хотим остановить ее.
- Это правда, дитя?
- Ни я, ни мой брат не сделали ничего дурного, святой отец.
- Прошу тебя, отойди от окна. Не совершай преступления перед Господом давшем тебе жизнь. Ты в безопасности. Я не дам тебя в обиду. Ты говоришь, здесь твой брат?
- Да. Его поймали вмести со мной и тоже привезли в замок. Волшебный дуб должен был доставить нас домой, но мы не нашли грибов и ночь застала нас в лесу. Святой отец! Мой братик... Он совсем маленький...
- Синьор Жиль! Вы клялись спасением души! Вы... ! Эта девочка и ее брат с этого момента под моим покровительством. Отлучение будет наказанием любому, кто обидит этих детей!
- Вы не понимаете... - заговорил наконец Жиль, - Вы не понимаете, святой отец! Сейчас не время. Прошу вас! Отец Бланше! Уходите!
- Уйти? И бросить в беде невинное дитя? Бросить вас, когда вы рискуете потерять свою душу, по научению этого шарлатана! - священник бросил презрительный взгляд на некроманта, - Вы верно шутите синьор! Я не уйду без девочки и ее брата! И вас уведу отсюда - в этой зале пахнет серой!
- Ее брата... - усмехнулся колдун, - Синьор Жиль! Отец Бланше как всегда прав...
- Ее брат мертв! - вдруг выпалил Жиль.
Все встали как пораженные громом. Стало очень тихо.
- Мертв? Мой братик? - прошептала девочка.
Священник опустил глаза и закрыл их руками. По щекам текли слезы.
- Полно истерик! - молодой маг казалось был даже весел. Он подошел к окну и протянул Мари руку, - Смелее дитя! Отец Бланше позаботится о тебе...
Она колебалась не долго. Здесь все равно уже нечего было делать.
- Стой! Остановись! - успел крикнуть священник.
Она просто шагнула в окно. Проскользнуло ощущение, что все это уже было. В ее фантазиях. Когда она смотрела вниз с колокольни, и ей казалось, что что-то внутри нее заставит перелезть заборчик и прыгнуть вниз.
Мелькнула еще одна мысль: она вновь забыла помолиться перед тем как вновь покончить с собой.
Она закричала. Крик был нестерпимый. Казалось, он исходит уже не от нее. Будто она летит через сплошную стену крика. Он пронизывает ее до костей, очищает ее голову от мыслей, опустошает душу...
Она несколько раз перевернулась в воздухе и достигла земли.
* * *
- Вы убили ее! Ребенка! - Отец Бланше рыдал навзрыд, но на него мало кто обращал внимания.
К Жилю подошел Прелати.
- Все идет замечательно. Нам нужно ее тело.
- Андрэ! Пуату! Спускайтесь в ров и найдите ее тело!
- Вы убили ее! - не унимался старик.
- Отец Бланше! - как всегда учтиво начал Прелати, - Вы же сами видели: она покончила с собой. Она ведьма. Тут совсем не о чем лить слезы.
Однако Жиль тоже выглядел подавленным. Он обнял священника за плечи:
- Идите к себе, святой отец, мы позаботимся о ней, - и, подумав, добавил, - пойдемте, я провожу вас.
Отец Бланше жил в скромной келье рядом с Башней. Единственная свеча тускло освещала простую обстановку зала: кровать, стол, два стула.
Жиль и старый монах сидели молча. Наконец маршал нарушил тишину.
- Святой отец... я... я тяжко согрешил...
- Вы клялись...
- Я все прекрасно помню! - закричал Жиль и вдруг стал рыдать, закрывая лицо руками, - это проклятие! Святой отец! Помогите мне! Я в отчаянье...
Монах молча ждал.
- Я чудовище! Я убил невинное дитя! Но это было выше моих сил... Боже! Боже! Если бы Жанна только знала во что я превращусь! Боже!...
Бланше был очень бледен. Его лицо будто окаменело.