- А белый больше всего отражает, - серьезно добавляет дедушка.
- Впрочем, ни абсолютно белого, ни абсолютно черного не существует, - серьезно говорит папа.
Я надуваюсь и иду к маме. И помогаю ей полить цветы. И мама читает наизусть Пушкина. Пушкин мне нравится больше, чем загадочная длина волны. Он, по крайней мере, понятный.
- А насчет света, - добавляет мама, отбирая у меня чайник, - ты лучше в книжке почитай. Папа совсем не умеет объяснять.
И я иду во двор, сажусь на недавно выкрашенную скамейку, читаю умную книжку про свет и смотрю то на небо, почему-то синее, то на листья, почему-то зеленые. И мне почему-то жарко в черной кофте.
А вечером, после слепого дождя, мы стоим во дворе все вместе и смотрим на разноцветную улыбчивую радугу.
- Вот такая она, дисперсия света, - серьезно говорит папа, перебирая волосы у меня на голове, а сестра дергает меня за бантик на худенькой косичке.
- Ага, - говорю я. - Я знаю.
И вспоминаю, как мама читала мне Пушкина. Пушкин мне нравится меньше, чем загадочная длина волны. Он ведь - понятный.
- Забиваешь голову ребенку, - смеется мама, кивая на папу. Мама тоже любит физику. Но мама - математик. И она, конечно, знает, что такое дисперсия света. Жаль, что она никогда не рассказывает о ней мне. А то умная книжка была какая-то не очень понятная.
Еще мама любит Пушкина.
А я люблю - загадки.
Любите загадки! Жизнь состоит именно из них.
Любите загадки! Ведь за ними - бесконечные маленькие открытия.
Любите загадки! Они раскрашивают жизнь в такие разные цвета.