Рано наступившая осень застала Саню врасплох. Он шел по мокрой, темной улице и, как волшебную сказку, вспоминал теплые летние ночи, когда ласковый ветерок обдувает лицо, пахнет свежей листвой, и асфальт не успевает остыть аж до полуночи и источает тепло и запах смолы. Саня сгорбился, подставляя дождю спину, и шлепал по лужам, отогревая руки в сырых карманах. Последняя сигарета промокла и не хотела растягиваться. Он выругался и выкинул ее. Одежда липла к телу и стесняла движения, а в кроссовках чавкала вода. Из темноты вырисовался темный силуэт старого, заброшенного завода, и Саня повернул к нему.
Громадина полуразрушенного цеха приняла его под свои своды. На полу валялись обрывки бумаг, доски и разнообразный мусор, годившийся в костер. Саня разжег огонь и с содроганием посмотрел в глазницу оконного проема. Он снял кроссовки и носки и подвинул их ближе к костру. В его существовании снова появился смысл, и он блаженно грел руки и думал о жизни. Жизнь на поверку оказалась дрянь. Сигареты кончились, денег не было, идти было некуда. Положение скрашивали лишь огонь, весело лизавший сухие потрескивающие доски, хоть какая-то крыша на головой, да вчерашний роскошный обед, заработанный у владельца кафе и до сих пор согревающий желудок. Он перетаскал уйму ящиков, разгружая машину, и получил за это здоровенную тарелку борща, пахнущего мясом и домом, большую порцию макарон по-флотски и буханку ароматного ржаного хлеба, да еще пачку Примы...
Ужасно хотелось курить. Саня с сожалением вспоминал выкинутую последнюю сигарету, которую можно было сейчас высушить, и проклинал свою нервозность. Он подкинул в костер еще досок и повернулся к нему спиной, чтобы высушить одежду сзади. Спину приятно припекало, и над ней поднимался пар. Отблики костра танцевали на стенах и высоких сводах цеха. Стены были сплошь исписаны и изрисованы граффити. Местами в них зияли дыры, через которые тянуло сыростью. Здание было явно в аварийном состоянии, и Саня с опаской посмотрел на потолок, но вспомнил, что не боится смерти, и что ему на все наплевать. Он подкинул здоровенную доску и уснул, устроившись на старом автомобильном сидении. Он просыпался от холода, подкидывал дрова и снова засыпал. Он спал без снов в полном забытии. Сны он не видел уже давно.
Утро блеклыми красками проникло в Санино укрытие. Дождь не перестал, и он решил пока не выходить из здания. Костер почти потух, а досок вокруг не было видно. Саня осмотрелся и заметил на дальней стене ветхую лестницу и дверной проем под потолком. Он допрыгнул до последней ступеньки, подтянулся и начал подниматься. Лестница была ржавой, некоторых ступенек не хватало, а в одном месте не хватало целого пролета, и Сане пришлось проявить недюжий акробатизм, чтоб преодолеть это препятствие. Дверной проем, как оказалось, вел в переход в другой цех. Он был сплошь завален мусором, и Саня начал отыскивать все, что годилось на дрова и скидывать вниз. Он оценил кучу, собравшуюся под лестницей, и начал спускаться. В какой-то момент он соскользнул со ступеньки, но успел ухватиться за какую-то железку, торчащую из стены. Железка начала предательски гнуться, вылезать из стены и, в конце концов, вырвалась, увлекая за собой часть кирпичной кладки. Саня искал опоры, но опоры не нашлось, он полетел вниз и грохнулся спиной на кучу мусора. Сверху на него сыпалась кирпичная крошка, и какие-то предметы неприятно стучали по отбитой грудной клетке. Саня потряс головой, пошевелил руками и ногами. Все вроде было цело. Он приподнял голову и посмотрел на то, что сыпалось на него.
Он вскочил, забыв про боль, отдающую в спину. Из дыры, образовавшейся на месте железки, сыпались монеты. Золотые монеты, стучавшие Сане по солнечному сплетению, лежали теперь в его ладонях. Он начал распихивать их по карманам. Ему сразу представилась огромная тарелка борща, сигареты, макароны и чашка обжигающего кофе по-турецки. А ручеек монет все не прекращался...
...Александр Васильевич сидел на заднем сидении своего линкольна и смотрел на ночные огни, мелькавшие за окном. Машина несла его в дождливую ночь. Дворники не успевали справляться с потоками воды, струившимися по лобовому стеклу. Город был тих и пустынен. Иногда проносились, спешившие куда-то, встречные машины. Александру Васильевичу было мучительно скучно. Он открыл бар, достал коньяк, налил себе в бокал и сделал глоток. Спиртное не помогало. Скука просто витала в воздухе.
--
Гони домой! - крикнул он водителю.
Через полчаса машина въехала в ворота особняка. Водитель открыл дверь и стоял выжидающе, держа наготове зонтик. Александр Васильевич выбрался из линкольна и скучающим взглядом окинул свой дом. Дом, этакая махина в стиле барокко, сиял огнями. Где-то в глубине играла музыка, и слышался смех. Александр Васильевич вошел и, стараясь не натыкаться на гостей, прошел к себе в кабинет. Он скинул пиджак, бросил его на кресло и вызвал прислугу.
- Передайте Ирине Николаевне, чтоб меня не беспокоили, - сказал он служанке, вошедшей в кабинет и ждавшей указаний.
Он отослал ее, достал початую бутылку и бокал и сел в кресло, откинув пиджак.
Прошло десять лет с того осеннего утра. Он стал уважаемым человеком. Его бизнес, в который он вложил тогда деньги, процветал, и приносил немалый доход. У него красавица жена, и всегда полный дом гостей. Но он чувствовал себя узником своих денег, своей жены, своего дома с прислугой, охраной и гостями. Он иногда гулял по ночам, вдыхал запахи, впитывал ароматы, а охранники, шедшие сзади, понимающе ухмылялись: Опять у шефа ностальгия.
Ему было мучительно скучно. Жена устраивала очередную вечеринку. Гости пили, ели, смеялись, танцевали и бродили по дому. Они ужасно раздражали его. Он однажды разогнал всех. Жена устроила скандал, он выгнал и ее. Потом просил прощения, поскольку привязался к ней. Все развлечения наскучили ему. Охота, рыбалка, ночные клубы ... Он нигде не мог остаться один. Всюду его окружали какие-то знакомые, которых он толком и не знал. Этих людей притягивали его деньги. Они липли к его деньгам так же, как деньги липли к нему...
- Саша, ну что же ты уехал? - жена стояла в дверях, слегка пьяная, разгоряченная и веселая.
- Я же просил меня не беспокоить!
- Но, Саша...
- Я ПРОСИЛ МЕНЯ НЕ БЕСПОКОИТЬ! - сказал, чеканя каждое слово, Александр Васильевич.
Ирина Николаевна фыркнула, развернулась и вышла из кабинета. По паркету застучали ее каблучки. Александр Васильевич налил себе еще коньяка, выпил залпом, затем еще... Он допил бутылку, лег в одежде на кожаный диванчик и уснул.
Утро блеклыми красками проникло в его укрытие. Дождь не перестал. Костер потух, а досок вокруг не было видно. Саня задумчиво посмотрел на ветхую лестницу на дальней стене, встал и вышел в дождь.