Аннотация: Триллер среди триллеров, но это нечто созданное руками народных мастеров удачи...
Колобок или операция "Колхозница".
"Земля благосклонна к людям, если люди благосклонны к ней". А.Бай
Солнце на юге Украины светит по-другому, чем где либо, оно светит по-украински, ласково, лениво, и любвеобильно. Вот потому здесь всё благоухает, цветёт и пахнет! Где вы ещё можете услышать, как очаровательно пахнет после дождя цветущая акация? А как здесь пахнет цветущая сирень? А какие запахи разливают цветущие сады! А как заманчиво здесь пахнут перезревшие дыни? А женщины? Здесь можно сойти с ума от цветущих роз в нежных капельках утренней росы и от колдовского запаха, идущего от притягательных хохлушек. Здесь всё по-другому, здесь небо как океан огромное, тучи белоснежные и кучерявые как молодые барашки. А какие здесь бесконечные и притягательные поля и виноградники! Вы видели цветущие палисадники около украинских хат? Хохлы умеют выращивать цветы, хохлы любят себя и эту любовь вселяют во все, что их окружает, дома, дворы, ворота, палисадники. А какая радость наполняет вашу душу и тело от выпитой чарки домашнего вина! А какая здесь вкусная домашняя колбаска... А самогон, такого крепкого и ароматного самогона нет нигде в мире! Да и быть не может! Хохлы гонят самогон в куренях, на свежем воздухе, а курень стоит ближе к огороду, в конце двора, называют его на Украине в наше время - летняя кухня, тут и огурчик найдётся молоденький на закуску, под пробу божественного зелья. Ох, запершит, остановится дыхание от этого напитка, а потом отпустит и разольётся жар по телу и потянутся мысли к великому, к Божественному...
Здесь и жизнь идёт по-другому, не спеша, творчески, с наслаждением и особым удовольствием. И едят здесь по-другому, и пьют по-другому, и спят по-другому, и любятся по-другому, и веселятся по-другому, и ссорятся по-другому, а если дело дошло до войны, до драки, то доходят до изысканной подлости и коварства и "мочат" друг друга без правил и без жалости. Такие времена здесь бывают редко, но почему-то так, как прорывается сквозь землю вулкан, так и время невзгод, скандалов и войны, здесь, в благодатном крае вдруг прорывается сквозь благополучие и спокойствие война, смута, и втягивает эту добрую землю в водоворот непредвиденных событий и бед.
Колобок, это отпетая сволочь. Рекитир, сын председателя колхоза, коммуниста, друга самого последовательного и последнего, слава Богу, ленинца. Героя труда и еще кучи наград за свой вклад в развитие колхоза в Херсонской области. У отца было три сына, два нормальных, а вот один был бандюга и негодяй.
Витька рос в детдоме потому, что позорил отца. Учился плохо и вечно шлялся чёрт знает где, и чёрт знает с кем. У него были связи со всякими уголовными элементами, нечистоплотными взрослыми людьми. Воровал, вымогал у отца и у знакомых деньги. Часто дело доходило до ограблений, торговле наркотой и разными авантюрными делами.
Колобком, Витьку прозвали потому, что он был маленького роста, полноватый, накаченный ублюдок. Витька рано познал уличную, бродячую жизнь, и понял, что нужно уметь защищаться и нападать, а для этого нужно быть крепким. Витька тягал железо, качался. Такая маленькая, накаченная тварь, вот его характеристика. Бандюки Витьку недолюбливали, так как многие из них были выходцами из КГБ, разных спецподразделений, и спортсменов, в общем "образованные", а кто такой Колобок? Но, Колобок себя причислял к элите воровского мира, и заводил знакомства с сидельцами, бывало, помогал уголовникам в тюрьме, передавая письма, деньги и посылки. От Витьки можно было услышать крутые воровские байки с именами известных воров в законе. Поговаривали, что Витька якшается с "Солнышком", и это добавляло Витьке весу в уголовном мире. Колобок этим бравировал, вел себя нагло и полностью соответствовал бандитскому времени.
Колобку батя купил машину, 2106, "Жигуль", синего цвета. Витька долго донимал отца, и тот, чтобы Витька отстал, купил. С этого момента у него жизнь пошла на лад. Он стал мобилен и знаменит в кругу таких же негодяев как сам. Дело пошло, авантюры, наркотики, ограбления, рэкет. Шли девяностые годы. Время сволочей, бандитское время. Витька процветал, менты гонялись за Колобком, Колобок бегал от них. Часто ему с рук сходили преступления из-за заслуг отца. Витька был подлец, были и менты подлецы. Власть была не стабильной, одни еще не ушли, другие еще не совсем пришли. Коммунисты всячески цеплялись за власть и пытались затормозить время. У них в руках еще были огромные средства, деньги всей страны, и они на полулегальных основаниях изымали их у государства.
Витька был врожденным авантюристом. Прослышав от отца, что в области, в одном из колхозов объявлен конкурс, Витьку он заинтересовал. Конкурс был посвящен празднованию даты создания хозяйства, и нужно было разработать проект и установить скульптуру женщины, героя сельского труда. Платили большие деньги. Нужны были исполнители воли народа.
У Колобка, нужно признать, были развиты организаторские способности, и он ими умел пользоваться. Витька поехал к своему другу, Мотылю, тот у Витьки был на побегушках, и объявил план. Мы будем брать "банк", а точнее, ставить скульптуру, бабу, и рассказал где.
- Банк, в это я поверю, а вот "скульптуру ставить", это как? Если на самом деле ставить каменную бабу, так ты же ни черта в этом не смыслишь!
- А мне-то зачем, сказал Витька, другие сделают, мое дело провернуть операцию, деньги там платят огромные! Я все организую, поехали.
Взяв с собой одного знакомого мужика, тот был грамотный и выглядел интеллигентно, они двинули в город Николаев. Там у Витьки был знакомый скульптор. Лев Михайлович, как скульптор был очень талантлив, его работы стояли в городе и области, но в последние годы жизни он сильно пил, его творческая жизнь, можно сказать, накрылась. Семья развалилась, скульптор жил от похмелья до запоя и наоборот. Витька прибыл со товарищами как раз вовремя. Льву нездоровилось, он мучился с дикого похмелья. Кто бы опохмелил? И, вот удача, водка и хорошие пацаны прибыли сами. Все встало на свои места. Поговорили, обсудили, выпили, дали творческой натуре денег на похмелье, и оставили его в мастерской думать, создавать образ.
- Так, завтра едем в колхоз, договариваться. Едем все и возьмем с собой фронтовика.
- А этот, нам на какой хрен, спросил Мотыль?
- Пригодится, у него вид заслуженный, и он на одной ноге. У Семена была деревянная нога, протез в виде бутылки вниз горлышком. В этот протез входила бутылка водки вниз горлышком, а сверху ещё оставалось место для килограмма закуски. Он на этом протезе бегал как рысак. Протез был лакирован, и пристёгнут на толстые, сыромятные ремни прочными стальными пряжками. Семен был в прошлом бухгалтер, и работал раньше в колхозе, мужик был опытный в хозяйственных делах. Колобок сказал и улыбнулся, он подумал, правильное решение, возьмем Семена.
На следующий день Колобок с Мотылем приехали к Семену. Семен жил в частном доме на окраине Херсона. Дом был большой, ухоженный, домом правила дородная хохлушка, жена Семена. Жулье она недолюбливала, и потому спросила строго:
- Тебе Витька чего надо от хозяина? Так он отдыхает, и велел не будить.
- Скажи ему, что я по очень важному делу!
- Знаю я ваши дела, пить не будете, понял? И позвала мужа. Он кивнул и молча, проводил в летнюю кухню Колобка с Мотылем. Разговор был недолгим, Колобок объяснил суть дела и сказал что Семену в общем, то и делать ничего не нужно, будет ездить с ними и консультировать по бухгалтерии, хорошо? Семен дал согласие с оговоркой, я не вмешиваюсь в уголовные дела. Колобок успокоил, мы будем работать со скульптором, ставить скульптуру.
Операция "Колхозница" началась, команда была подобрана, цели и средства определены. Колобок назначил себя председателем концессии, грамотного мужика назначил замом по связям с общественностью. Мужика звали Исаак Кравец, он был еврей со Львова. Там он раньше жил и учился, там осталась его жена и дети. В Херсоне он был, по каким то своим, никому не известным делам, да это было и не очень важно, важно было то, что он умело обращался с руководителями разного уровня, а особенно с теми, которые налаживали новую политику хозяйствования. Эти новые были большие плуты и ворюги, разворовывались заводы, рушились отношения, появлялись коррумпированные схемы использования больших бюджетных денег.
Колобок в этих заумных коммерциях не разбирался, но понимал, что время жуликов и сволочей пришло, и сам пытался втиснуться в сообщество старателей нового времени. Страна превратилась в "Клондайк" для жуликов всех мастей и коммерсантов с моралью барыг и уголовников.
Вот в такое интересное время председатель, руководитель колхоза "Путь Ильича" Иван Тимофеевич Жеребец решил помпезно отпраздновать юбилейную дату создания колхоза. Колхоз уже дышал на "ладан", но область давала большие деньги и требовала отметить юбилей. Коммунисты области поддержали и постановили поддержать инициативу руководства и помочь достойно отметить праздник коллективного труда и шестидесятилетие создания колхоза. Далее все важные функции по организации и подготовке праздника были поручены председателю колхоза и парторгу хозяйства.
Беседа с новоявленной творческой группой "Колобок" удовлетворила парторга (у него отпала необходимость поиска исполнителей и проводить сам конкурс, ребята были, как говорят "вне конкурса", да и сами явились, судьба...) и он пригласил их в бухгалтерию, где был написан договор на выполнение заказа, его подписал юрист, председатель, и главный бухгалтер. Его подписала бригада аферистов и машина закрутилась.
В договоре была главная позиция, пункт получение приличного аванса на организацию и продвижение организации по установке легендарного образа "Колхозницы" местного разлива, это должна была быть женщина-образ отражающий величие и красоту сельского труда на землях Херсонщины. Пункт был хорошо тем, что творческая группа получала с кассы хозяйства незамедлительно огромную сумму "тугриков" новоиспечённой республики.
Колобок с бухгалтером получили деньги и отбыли в пространство Херсонских степей. Они подписали договор на разработку эскиза памятника на постаменте, и после подписания проекта обязаны были приступить к подготовительным работам.
Тепло, начало лета. На полях как на большом ковре все зеленеет и цветёт. Подсолнухи вдоль трассы своими ярко-желтыми шапками повернулись к зрителю, и приветствуют людей своим растительным добродушием. Где то мычат коровы, время приближается к обеду, к дойке. С левой стороны трассы промелькнул аэродром с вертолётами, израненными вертолетами на войне за Афганистан, а дальше пошли пшеничные поля.
Люди ещё не совсем разучились работать, и заботится о себе. По состоянию полей можно было догадываться, урожай будет хорошим. Колобок с Мотылём катили в Николаев на встречу со скульптором.
Настроение было приподнятое, деньги грели душу и вселяли надежду на удачное и выгодное мероприятие по украшению села скульптурой сделанной руками мастера.
Долго стучали в большие двери мастерской, но вот, наконец, хозяин её открыл и широким жестом творца пригласил Колобка и Мотыля к себе. Лев был навеселе, но ещё живой.
- Как дела, художник? Где проект, показывай!
Лёва уверенно заявил, мол, творю. Пойдёмте за стол, начало положено, покажу.
Мастерская творца было похожа на кладбище. Скульптуры, обломки гипсовых голов, рук и торсов возвышались, валялись, и возлежали по всей площади огромной мастерской. Здесь были величественные, но недоделанные скульптуры из гранита и мрамора, воины времён Отечественной войны, какие-то бабы, собаки и демонические древнегреческие личности, в общем, история вперемешку с современностью. Вообще, вся эта "порнография" была покрыта толстым слоем пыли, а на полу валялся мусор и обломки камня и гипса. Видно было, что моральное и физическое здоровье хозяина давно хромало.
На столе стояла начатая бутылка водки, стакан, в тарелочке красовался надкушенный огурчик, кусок колбасы и булочка. Рядом с этим натюрмортом лежал свёрнутый в рулон ватман.
- Господааа! Лёва разворачивая свёрнутый ватман, добавил, здесь целое собрание женских фигур, здесь есть и колхозницы, и светские женщины, и обнажённые фигуры, и вообще все, что вашей душе будет угодно - смотрите, выбирайте, наслаждайтесь! А, вообще, может, выпьем? Не волнуйтесь, я всё сделаю...
Колобок гаркнул:
- Ты что, Лёва, нас решил развести? На хер мне твои бабы, мне нужен проект скульптуры, и ты его сука сделаешь быстро и как положено. Мне нужно подписывать документы, а ты мне мозги компостируешь. Ты, понял!
Лёва понял. Лёва был человек интеллигентный и бандитов боялся. Лева был художник.
- Слушай меня, сучёк!
Колобок был зол и не шутил, но ему нужен был Лёва живым и невредимым, ему нужен был проект, ему нужна была "Колхозница". Ему были нужны деньги!
- Так слушай меня внимательно, пока ты меня не разозлил и я тебе твою дурную башку не прострелил. Колобок достал ствол и помахал перед носом Лёвы, Лев был ошарашен, испуган и затораторил клятвы и обещания.
- Виктор Дмитриевич, я, я как скажите, всё, я больше ни грамма, я сажусь работать, завтра эскизы проекта будет готовы. Я клянусь, я уже работаю....
Вот, так, жили, жили, и, похоже, дожились. Главным атрибутом убеждения и доказательства силы и власти стало огнестрельное оружие, помповое ружье, автомат "Калаш", карабин, граната, и наконец, бита! Твердолобые и жадные до денег рванули вперёд создавая банды, группировки и боевые отряды негодяев. Люди от власти предавшие народ сознательно пустили жизнь в СССР на самотек, что бы себе урвать главные богатства страны, золото, алмазы, электростанции, природные ресурсы, нефть, газ и недвижимость в виде стратегических предприятий. Они обманывали и разворовывали своё государство, обманывали народ, воровали у народа. Страна была пущена под нож как поросёнок, и всем было наплевать, как народ будет жить завтра. Заводы, корабли, автомобили, сельхозтехника, всё, что можно было порезать на металлолом - резалось, варварски уничтожалось и через мафиозные структуры вывозилось в порты и отправлялось морями в Китай для рождения нового сверхгосударства, нового экономического гиганта.
Наивный читатель, наверное, думает, что всё, весь ужас развала и деградации страны СССР происходил спонтанно и неуправляемо, так ты дорогой мой гражданин дико ошибаешься, все происходило по заведомо построенной схеме и координировалось из-за рубежа. А у нас через надзирательные структуры, через бывшее КГБ, (бывшего КГБ не бывает), через предателей большевиков схема заговора и разрушения страны превращалась в реальные кадровые расстановки хапуг и негодяев, через организованную преступность осуществлялся небывалый план захвата страны криминальными элементами. А заодно шла междоусобная война в среде криминала, уничтожалась "народная" часть криминалитета, самим криминалитетом и ментами - зарождался правящий, государственный криминалитет. Расчищалась дорога для будущей "элиты" воровской власти, для власти новой, власти либеральных мерзавцев. Всё делалось под благими намерениями, и с оправдательными формулировками о якобы безвыходном положении в экономике, и о крайней необходимости разрушительных элементов в жизни страны, для якобы постройки нового, правового государства и демократии. К власти стремились худшие из худших, циничные, подлые, и хитрые. Переворот, война шла на всей территории огромной страны под улюлюканье запада, под музыку запада, на деньги запада...
О якобы необходимости разрушения устаревшего строя, о разрушении экономического устройства государства - это была циничная ложь. Да, страна требовала экономического переустройства, нужна была многоукладная экономика, нужна была многопартийная политическая система, нужна была демократическая система управления страной. Нужны были перемены во всей системе управления государством. Большевики завели страну в тупик, и пошли на диверсию, пошли самым страшным и убийственно-опасным путём, путем ликвидации государства. В развале, в разрушении и разделе страны СССР принимали непосредственное участие люди верховной власти, и так далее до председателя колхоза и последнего работника из граждан страны, так и не построившей коммунизм, страны большевизма - СССР. Развал, разрушение шло по вертикали и по горизонтали управления страной.
Верховная власть рвала страну сверху и делила огромную собственность за рубежом и внутри страны. Дерибанили активы страны, и перекачивали деньги в свои вновь созданные банки, в новые торговые предприятия, на свои создаваемые в оффшорах банковские счета. Делили газопроводы и нефтепроводы, кровавый передел захватил всю территорию бывшего СССР.
Криминал богател. В ОПГ была превращена вся руководящая часть страны сверху и донизу. На местах создавались искусственные предпосылки для зарождения криминальных группировок из "народа", которые, в общем, то и грабили народ, мелкий бизнес или просто состоятельных граждан, но не гребовали и старушками, торгующими на рынках своей продукцией. В стране шла гражданская война, страна была неизлечимо больна, пути к её излечению не было видно.
Колобок был один из них, один из вновь рождённых сволочей
зарождающегося бандитского капитализма.
Сойти с ума, страна резко повернула оглобли, мчалась в коммунизм, а тут стоп, кони на дыбы, развернулась, и рванула в обратную сторону, в капитализм. А возможно ли такое? У нас, оказывается, возможно. Но получается, какой был коммунизм, такой будет и капитализм. Правда, всё это, не без крови и огромных потерь физических и моральных. Российскую империю создавали веками, а разрушили в одно мгновения, а дальше пошёл дележ, война, гражданская война.
Колобок пробовал себя везде, где пахло деньгами, где пахло наживой. Добывал со своими бойцами коноплю, вытаскивая её из хедера убирающего коноплю комбайна, вывозил с полей, сушил и толкал оптом специалистам по продаже наркоты. Контролировал таксистов на железнодорожном вокзале, вообще шустрил везде, где только можно было урвать, как ему казалось, жирный кусок. Колобок стоял на нижней ступеньке криминального мира, но мечтал о богатстве и власти.
Проект "Колхозницы" не был готов ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Но скульптор предложил выход, и показал эскизный проект греческой женщины, а заодно и саму скульптуру. Скульптура валялась запылённой на складе вместе с другими неудачами творца. Лежала она вниз головой и была, почему то без обеих рук. Такие скульптуры делаются руками ещё не опытных художников, делаются руками учеников, так сказать, пробы пера, делаются они на манер Венеры Милосской, но в разных вариациях в зависимости от пристрастия и видения начинающего творца.
- Ты что сука, вообще охуел, ты, что нам предлагаешь, эта безрукая блядь колхозница?
- Колхозница, колхозница, я ей руки приделаю, приодену в сарафан, на голову веночек, на ручки положу снопик пшенички, и будет вам колхозница. А на эскизе я уже нужные правки сделал, вот смотрите.
- Так сучёк, с тобой остаётся Мотыль, он будет тебе и соавтор, и надзиратель, если бухнёте - пристрелю. Понял?
Колобок с творческой бригадой приехали в колхоз успокоить парторга и весь актив колхоза. Показали подкрашенные эскизы колхозницы, в веночке, в крестьянском сарафане, руками она поддерживала сноп налитой пшеницы. Правда эта колхозница была слишком красива, и кого-то ему напоминала, но парторг остался доволен, он понял, ребята слово держат, можно сообщить председателю об успешном продвижении дела.
Через неделю гипсовая скульптура колхозницы была готова. У неё были обе руки, на руках сноп пшеницы, на голове ромашковый венок, и выразительная грудь под сарафаном. Сарафан был до колен, красивые полноватые ножки колхозницы подчёркивали её явно украинское происхождение. Скульптуру творец вскрыл специальным составом белого цвета, и отполировал, казалось что скульптура вырезана из Каррарского мрамора, но это только для знатоков. Вышла эдакая монументальная баба, красавица-колхозница. От неё веяло южной степью, любовью, наслаждением и страстью. Но, менять пластинку было поздно. На том и порешили - нужно готовить постамент, и забирать "колхозницу" в колхоз.
О месте установки скульптуры оговорили с самого начала, и этот пункт был внесён в договор. Перед конторой колхоза стоял постамент, на нём до 1956 года стоял бетонный Генералиссимус Сталин, а в настоящие времена стоял на этом же, на мощном постаменте писающий мальчик, писал он тоненькой струйкой водички из колхозного водопровода но не всегда. Потому мальчика рабочие убрали, снесли кольцо фонтана, а бетонный пьедестал отремонтировали, оштукатурили, и окружили новостройку трёхметровым, раздвижным, непроницаемым забором. С левой стороны забора установили большущую трибуну с лестницей для восхождения на неё гостей из области и руководства колхоза. На время проведения торжества приготовили красную ткань для изящной драпировки трибуны. Всё примеряли, получилось монументально, по столичному. Складки ткани напоминали развивающиеся знамёна, движение вперёд. Руководство колхозом было довольно, ждали саму скульптуру, ждали момент торжества, ждали предстоящий праздник.
Колобок собрал свою творческую бригаду, и объявил план дальнейших действий:
- Время изъятия денег из кассы колхоза неуклонно приближается! У нас вся операция, её завершающий этап должен пройти без сучка и задоринки! Колобок говорил как партийный босс, говорил долго и выспренно, но его руки выдавали в нём уголовника, они по привычке выдёргивали револьвер из кармана, нервно крутили барабан, и кому-то постоянно угрожали, тыча стволом под воображаемый нос...
- Первое, нам нужен красный парашют, его мы купим у летунов на вертолётной базе.
- Второе, завтра ночью мы привозим нашу кралю в колхоз, устанавливаем на пьедестал, выставляем, подгоняем, и закрываем её парашютом, затягиваем шнурок, а забор закрываем на замок. Днём осмотрим нашу композицию, и если что-то будет не так, то все недостатки устраним. С автокраном, машиной и пару мужиков в помощь я уже договорился в гараже. Скульптуру в обрешетку с изоляцией пенопластом и поролоном нам обеспечит наш провинившийся художник, он же приготовит распорки для надёжной транспортировки нашей красавицы на место. Мужики с гаража возьмут с собой весь нужный инструмент. Сейчас едем за парашютом, нужно прихватить с собой четыре пузыря водки и закуску.
- Вы, всё поняли?
Все и всё поняли. Бригада отправилась в вертолётную часть за парашютом. Парашют приобрели задёшево, заодно и пообщались с нужными людьми. Летуны могут пригодиться ещё не один раз, да и толковые связи не помешают. Так рассуждал Колобок, новоявленный бизнесмен от культуры новой Республики, нового сообщества талантливых менеджеров и управленцев всего того, о чём прежде люди, и думать не могли. Прежде люди пахали землю, выращивали свиней, доили коров, добывали уголь, варили сталь, строили. Строили..., и вот - наконец построили. Построили сообщество жуликов, воров, бандитов и депутатов-управленцев, чудо-страну, но не для трудового люда, а для барыг, торговцев и правящих мироедов.
Если до 1917 года продвинутая Европа пригрела у себя хитрую интеллигенцию, заботящуюся якобы о Русском народе, а на самом деле предателей страны, Родины, России. А потом в 1917 году, эта же Европа спровоцировала и помогла устроить революцию, финансировала и всячески поддерживала кровавую бойню, в которой брат убивал брата, сын шёл против собственного отца, отец убивал сына...
Все сошли с ума и всё это для того чтобы разделить, сжечь, уравнять, разрушить веру, сломать хребет царизму, достигнуть революционной справедливости, установить власть народа, демократию, а на самом деле разрушить собственный дом, пустить по миру миллионы обездоленных граждан, ослабить свою страну, в угоду нашим извечным врагам. Россия лежала в руинах, хлеб не сеяли, сеяли семена зла, торжествовал Дьявол, зло сеяло по России Красный Террор. Белые, красные, синие, зелёные - запестрела страна воинствующими идиотами, застонала страна от безысходной боли... Бездомные детишки, беспризорники - опухшие и голодные умирали в подворотнях, а над головами обездоленных граждан реяли красные знамёна и огромные плакаты-призывы рушить церкви, убивать, убивать и убивать, создавать нового человека, человека без веры, без совести, без лица. Человека монстра, человека преданного большевизму, человека покорителя мира, человека диктатора!
Хам восторжествовал. Восторжествовал палач. Хам выкорчевал правду, совесть, честь, культуру нажитую веками, традиции, хам установил новые понятия, хам установил новые правила игры. Появились новые глашатаи обездушенного общества, общества под кровавым знаменем, общества с серпом и молотом в руках, общества насилия.
Ох, сколько же пролито крови, сколько замучено и убито народа за такой короткий срок, за семьдесят три года, за эту вечность тьмы...
Есть ли правда на земле, есть ли Бог, или Зло правит миром?
И не успели сгнить кости первых революционеров, ещё витал дух смерти над морями и реками... (инакомыслящих топили, уничтожали целыми баржами), ещё не заглохли стоны над Российскими лесами, болотами, стройками прокладывающими путь в "новое общество", ещё не стёрлась из памяти народа кровавая картина зла и насилия - как проснулись оборотни выжидавшие удобный момент, выжидавшие время нападения на ослабленное тело страны. Гидра проснулась! Гидра только притворялась спящей, Гидра жила в крови страны, Гидра питалась кровью народа, Гидра ждала момент для нападения. Этот момент настал.
В 1990 году пробил час Зла. Час разрушения, час насилия, час крови. Гидра снова уцепилась в тело Российской империи, в тело СССР. Теперь она раздробила Империю на мелкие осколки. Теперь она с помощью жадности, лжи, и хитрости присутствующей в слабых и бесчестных людях движется семимильными шагами к победе. К победе Зла над Добром, над Правдой, над Совестью.
И снова затрубили трубы предателей, трубы верных служителей Дьявола.
Все они себя причисляют к передовой части интеллигенции, к либеральной части сообщества существующего вечно - сообщества мирового зла. Наступило время толерантности, терпимости к разврату, к вседозволенности, к преступлению, к беззаконию, к моральному разложению...
Ночью прошёл теплый, летний дождичек. Лёгкие южной степи вздохнули полной грудью, благоухающая земля задышала легко и свободно. Утреннее солнышко подогревало цветущую землю, ветерок разносил по просторам ароматы степи, запахи благодати земной. Это труженики полей, объединившись с Божественной силой, насытили землю творческой радостью. Это они распахали и засеяли землю семенами добра, семенами жизни, семенами завтрашнего дня. Цвели, зеленели поля и лесополосы. Пахло испарениями южной степи, пахло подсолнухом, гречихой, овсами, пшеницей, люцерной, клевером, рапсом..., и ещё Бог знает чем, но точно, это были запахи благодати земной. Пахло садами и виноградниками, пахло ароматами счастья. Мычали коровы, жужжали пчелы и пели птицы. Где-то далеко блеяли барашки и лаяли собаки. Можно жить, можно бы поверить в сказку жизни, в её Божественное происхождение если прикрыть глаза, если пропустить то, что мешает человеку радоваться и наслаждаться.
"Колхозницу" доставили в колхоз в целостности и сохранности к вечеру. Скульптура была тщательно упакована и надёжно обёрнута, скрыта от любопытных глаз. Автокран уже стоял около места установки, рабочие мужики ждали в кабине автокрана распоряжений от "творческой" группы.
"Парадом" командовал Колобок. Приказано было подождать.
Темнело. В одиннадцать часов, когда почти все сельские люди были по домам и занимались своими делами, Колобок включил освещение внутри импровизированной крепости. Его подручные приготовились принимать скульптуру на постамент. Стропальщики зацепили чалками упакованную "Колхозницу" и крановщик опустил её на пьедестал. Двое доверенных мужиков довели дело до конца, соединили анкерами площадку скульптуры с пьедесталом, зашпаклевали места стыка с постаментом, и подкрасили.
Олицетворение коллективного труда раздвинуло своей фигурой пространство внутри "крепости". Колобок торжествующе сказал:
- Все, дело сделано, остаётся сдать с утра работу, заполучить бабки и валим.
Творческая группа затянула "Колхозницу" в красный шёлк парашюта, обвязали вокруг постамента шнуром, закрыла забор на замок, и удалилась с Колобком на его машине по домам.
Утром Колобок со своим бухгалтером и Мотылём сдали скульптуру комиссии колхоза, в которой был сам председатель, главный бухгалтер колхоза, секретарь парткома, юрист и председатель профкома. Пожали друг другу руки, все были довольны, особенно "Колхозница" пришлась по сердцу председателю колхоза. Председатель колхоза, Иван Тимофеевич Жеребец был в том возрасте, когда женский, красивый образ особенно сильно будоражит и волнует душу, а в сердце вызывает приступ радости. Ивану Тимофеевичу было за шестьдесят, а скульптура была такой сексапильной, красивой и казалось родной, близкой, как будто бы она работает у них, в колхозе.
Председатель был доволен, подписал договор, члены комиссии подмахнули не глядя документы, Иван Тимофеевич тут же распорядился получить деньги в банке и завтра, ещё до праздника выдать деньги творческой бригаде. Разгородили забор, и по распоряжению Иван Тимофеевича к скульптуре приставили участкового милиционера на дежурство до начала самого праздника, дабы не испортить торжественный момент представления народу символа коллективного труда.
Колобок с Мотылем и Семёном прибыли в контору к восьми часам, и сразу направились к кассе колхоза. В это время завклуб колхоза с рабочими обтягивали сцену красным полотнищем. Любопытный народ уже стекался поближе к месту празднества. Буфетчица накрывала столы, расставляла праздничные товары. На столе красовались шампанское, торты, печенье, фрукты, колбасы, пиво, копчёная рыба и всяческие другие яства. Бабы и мужики перешёптывались между собой, гадали, а что же такое скрывается под красным шёлком? Всё пытались угадать, кому такому принадлежит фигура, бабы были уверены - женщина, явно проглядывается женская фигура. Радовались, вот мол, это мы главные в колхозном труде, это на нас земля держится! Народ прибывал по мере распространения слухов о женской скульптуре. Всем было любопытно, всем было интересно узнать правду и увидеть воочию открытие символа колхозного трудолюбия.
Трибуна была уже готова, задрапирована и оборудована для встречи гостей из области. На трибуне установили стол и на столе микрофоны, под столом был установлен усилитель и другая аппаратура. К столу поставили десять стульев. Завклуб суетился, постукивал по микрофону и кому то неустанно говорил:
- Так, так-так, хорошо, чуть громче...
Молоденький паренёк помогал завклубу настраивать аппаратуру, принёс и поставил на стол десять бутылок с минеральной водой, десять стаканов и зачем то поставил три пепельницы.
Завклуб запустил музыку. С двух громкоговорителей установленных на фасаде конторы звучали вальсы, революционные марши и песни, возвеличивающие трудового человека. Момент открытия празднования круглой даты существования колхоза "Путь Ильича" приближался...
- Аллё, курица, открывай кассу, открывай, у меня нет времени любоваться тобой! Ты, чё, глухая?
Колобок тарабанил ключами по стеклу кассы...
- Мне чё, самому зайти к тебе, или выдашь наши бабки в эту кормушку?
Кассирша невозмутимо красила губы кривляясь перед зеркалом, она готовилась к празднику и не очень-то реагировала на Колобковы угрозы. Приоткрыла окошко кассы и невозмутимо спросила:
- Мужчина, а у вас охрана есть, сумма большая, положено по правилам такую сумму перевозить с охраной!
- Есть.
- Тогда предъявите паспорта!
Колобок, Семён и Мотыль отдали свои паспорта в окошко кассы. Кассир их внимательно изучила, записала данные в амбарную книгу, и сказала:
- Виктор Дмитриевич, один, зайдите, я вам выдам деньги.
Колобок получил всю сумму крупной купюрой причитавшуюся им за работу, расписался, и с нескрываемым удовольствием вышел из кассы припеваючи:
- Гуд бай Америка, гуд бай колхоз, гуд бай красавица, гуд бай навоз....
Сели в машину, Семён отстегнул свой протез и предусмотрительно деньгами забили пустоту в деревянной ноге.
- Ну, шо, пацаны, насладимся открытием и валим с этого денежного края, как вы думаете?
Иван Тимофеевич Жеребец ходил по своему кабинету, поглядывал в окно на пока ещё задрапированный источник радости, на народ, на трибуну, потирал руки, и приговаривал:
- Вот и всё, вот и, слава Богу, проскочил, все довольны, и себя не обидел, и люди радуются! Этим нахлебникам можно было бы и поменьше дать, да чёрт с ними, пусть помнят мою доброту. (Нахлебники, это парторг, главбух, голова профкома и юрист). Не дашь, так сдадут же, сучьи дети. Иван Тимофеевич себя успокаивал, мол, я же для всех, никого не обидел, а сам-то я, я ведь столько лет пашу на народ, без отпусков, без выходных, без сна и отдыха почитай.
Иван Тимофеевич привирал - и сон был сладкий, и с Анькой в круиз зимой, то в Ялту в еврейский сезон, то на рыбалку подальше от жены.
Председатель рассуждал сам с собой - область денег выделила много, хватило на символ труда, хватило на празднование важной даты, хватило себя родного поблагодарить, да и правление не обидеть. Благо ребятки попались сговорчивые, умные, и талантливые. Вон, какую бабищу сотворили, колхозница, настоящая хохлушка!
Успокаивал, но на душе у председателя камень лежал, вроде бы и всё как надо, но может быть кругленькую сумму следовало бы на область оставить, деньги то, они выделили, это они устроители праздника. А как им дашь, скажут, жулик ты председатель, вор. И кому давать, там ведь их целая шайка, всю жизнь подкармливаю областное начальство, то пару баранов им дай, то фрукты, то овощи, то свинку пожирнее. Эх, всё равно я пожадничал, голове нужно было преподнести - так мол, и так, с праздником вас Савелий Ильич, благодетель вы наш. Эх, струсил я, а теперь вот волнуюсь. Да, хрен с ним, свои гроши отдам, после, перед фуршетом, в кабинете поздравлю....
Рассуждения Ивана Тимофеевича прервала сирена милицейского сопровождения областной делегации подъехавшей к правлению колхоза. Иван Тимофеевич дал знать парторгу, пора! Это означало, что пора выходить с хлебом-солью ряженых девушек и всему составу правления навстречу областной делегации выходящей с автомобилей.
Голова области, Савелий Ильич Нежданный, лысоватый мужчина лет пятидесяти, в шикарном костюме, в заграничных модельных, лакированных туфлях типа Оксфорд, высокого роста вышел с шестисотого Мерседеса на красную дорожку, выровнялся, поправил на руке дорогущие швейцарские часы и оглядел окружающее его пространство. Мельком бросив взгляд на величественный, трепещущий под ветерком красный шёлк, перевел взгляд на идущих к нему девушек в ярких сарафанах с караваем на протянутых к нему руках, остановился, и протянул сам руку в сторону каравая, поздоровался с девушками, отломил небольшой кусочек мягкого, нежного хлеба и положил его себе в рот, медленно прожевал, и, обращаясь к народу, поблагодарил его за крестьянский труд и за хлеб-соль. Потом, обращаясь к руководству колхоза, сказал:
- Встречайте гостей Иван Тимофеевич, пора праздновать, я вижу у вас всё готово, да и народ, как я понимаю, заждался!
Он протянул свою руку председателю и поздоровался со всеми членами правления. Ивану Тимофеевичу скомандовал:
- Ну, что, дорогой ты наш, веди на трибуну, пора открывать праздник, и мне не терпится увидеть ваш монумент!
Иван Тимофеевич широким жестом пригласил членов делегации на трибуну. Все удобно разместились на трибуне, голова области сел рядом с Иваном Тимофеевичем. По правую руку от Ивана Тимофеевича села его секретарша, как всегда с папочкой, с ручками и бумагой в этой тоненькой, обтянутой кожей папке.
Секретарша председателя, женщина лет тридцати пяти была красавица, очень яркая, привлекательная, и женственная. (Боже, и бывают же такие обворожительные женщины!) Вся область знала секретаршу Ивана Тимофеевича, знала, и в кабинетах при появлении её вместе с председателем, это была "притча во языцех", говорили в кабинетах разное, мужики говорили - "ох, я бы...", а бабы - "ну и...".
Иван Тимофеевич подошёл к микрофону, проиграла бравурная музыка, и он объявил о праздновании важной даты, шестидесятилетия колхоза и открытия в честь этой даты памятника, скульптуры посвящённой величию коллективного труда. Говорил долго, говорил красиво, говорил о народе, говорил о хлебе, говорил о величии сельского труда, говорил о человеке с самой большой буквы - о хлеборобе.
Иван Тимофеевич закончил торжественную речь. Проиграла опять торжественная музыка. К памятнику подошли девушка и парень и вместе дернули за шнур - красный шёлк скользнул по памятнику, и лег у его основания величественной складкой, подчеркивая белизну проекта. На несколько минут на площади с народом образовалась мёртвая тишина, был слышен лёгкий шум ветерка, и отдалённые голоса в посёлке. Потом, как будто по мановению невидимой руки вдруг всё общество зашевелилось, зашуршало, зашептало...
Брови головы области сошлись на переносице, он смотрел то на белую нарядную скульптуру в крестьянском сарафане с ромашковым веночком на голове и снопом пшеницы на руках, на её шикарный бюст, на широкие бёдра, на красивые, будто точённые молочно-белые ноги, на подол коротенького сарафана, на выпуклость в том месте, где эти ноги сходились у живота..., то на секретаршу Ивана Тимофеевича. Он вздрогнул. Ему показалась, что скульптура дышит, меха женской груди вздымаются, место у живота шевелится, красивые ножки будто желают шагнуть к нему на встречу. Сознание Савелия Ильича воспротивилось видению, ярость подступила горьким комком к горлу, мысли понеслись в бешеном темпе расчищая дорогу чёткому пониманию происходящего. Обманул, обманул старый жеребец область, кинул меня, главу области как мальчишку. Смотри, сука такая, что удумал, за мои, за наши деньги отгрохал памятник своей бляди. Ревность подстёгивала сознание Савелия Ильича, он давно сам подкатывал к этой матёрой самке, он задыхался, когда представлял картину как эта сука обрабатывает этого старого мерина...
Савелий Ильич хотел успокоиться, остановиться и уж потом, потом дать волю своему характеру, расставить всё по местам, наказать негодяя публично, показать народу кто в "доме" хозяин, а может быть стоит разобраться даже один на один, содрать шкуру с этой свиньи! Но успокоится голова не мог, не мог потому, как смешались воедино звуки удовлетворения и негодования толпы, торжества от увиденного, от предчувствия бури, от его личного впечатления, понимания что его, самого главу области облапошили, кинул через хер этот старый мерин. Куда дел такую огромную сумму денег, не уж то все деньги вкатал старый дурак в эту бабу, в эту каменную скульптуру? Я тебе покажу любовь, я тебя суку и твою мандавошку заставлю плакать! Кретин! Вор! Негодяй! Ведь ни словом, ни намёком не дал понять... А ведь мог бы, мог! Савелий Ильич искал точку опоры, но не находил. Баба, бабища давлела на сознание Савелия Ильича, и не только на его сознание, но и на сознание всех присутствующих на этом празднике, на этой вакханалии...
Все, вся площадь заполненная людьми находилась как бы, в предштормовом состоянии, она бурлила как молодое вино, чувствовала грозу, но ещё не понимала с какой стороны придёт неприятность угрожающая их обыденному состоянию, их спокойствию, их благополучию. От праздника люди ждали радость, а, похоже, надвигалась беда...
Иван Тимофеевич ощутил всем своим существом, всем нутром это тягучую атмосферу нависшую над ним, над ними, над площадью, над деревней, да что там над деревней, над всей страной, над всем миром, он вдруг понял, вся причина остановки времени, вся беда находится в нём самом, в его любви к прекрасному, в его любви к женщине. А как же жить без любви, как? Он посмотрел на ослепительно белую скульптуру женщины-красавицы, женщины олицетворяющей плодородие и вечную тягу к любви, к рождению всего живого на земле, посмотрел на Анастасию и внутренне застонал, он был готов завыть волком от людского непонимания, неприятия его любви. Да, он и тогда не ошибся, когда впервые увидел эту скульптуру, он и тогда почувствовал, это родное, близкое..., но не дал ходу своим мыслям. Сейчас он понял, пришла беда, быть неприятностям. Рассыпался весь его план, разрушились все его надежды, диалога не будет, праздник накрылся, скандал неминуем...
Представители области, сидевшие на трибуне, то поглядывали друг на друга, то на скульптуру, то на голову области, то на председателя колхоза. Не все понимали, что же происходит, но все почувствовали надвигающийся шторм, они хорошо знали крутой нрав Савелия Ильича.
Савелий Ильич издал звук похожий на рычания льва и со всей силы грохнул кулачищем о стол. Рычание головы области на весь посёлок передал микрофон, усилители его умножили, и над людьми раздался голос самой беды. Потом вдруг резко всё замолчало, и над площадью повисла мёртвая тишина. Савелий Ильич взял в руки микрофон, посмотрел на Ивана Тимофеевича, на секретаршу, на скульптуру и громко, голосом самого бога, голосом который невозможно как то по-другому интерпретировать произнёс:
- Ну, что жеребец, допрыгался, довлюбляся сволочь? Памятник, говоришь, поставил? Памятник кому? Памятник крестьянскому труду? Памятник величию хлебороба? Или памятник своей бляди? Памятник своей распущенности? Ты, Жеребец, вор! Да, что там вор, ты сволочь нам всем испортил праздник! Тебе страна доверила большое дело, людскую надежду, веру в жизнь запечатлеть, время тяжёлое, страна в опасности, а ты сука всё шуры-муры, в любовь играешь!
Савелий Ильич был мужик чувственный, энергичный, образованный, тонкий, умел жить и наслаждаться жизненными благами, и раньше благосклонно относился к Ивану Тимофеевичу, понимал его, хоть по части баб немного завидовал. Жеребец, он и есть жеребец... Бабьё к нему липло как к мёду, не на одной пирушке вместе бывали. И сейчас бы понял его, да вот вышла закавыка, а ведь договаривались, знал ведь как быть должно, так нет же, молчок и на тебе, высмеял, обокрал, отгрохал памятник своей профуре. Эти мысли ещё больше подзадорили, и разозли Савелия Ильича, и он, не выбирая выражений, продолжил, как палач казнить публично председателя колхоза...
Синий "Жигуль" стоял в сторонке, под деревьями, и никому не мешал. В нём сидела команда "старателей", мастеров по реализации плана председателя колхоза, Ивана Тимофеевича Жеребца, специалистов по разработке и установке монумента величия и уважения к крестьянскому труду, к хлеборобу, памятника женщине колхознице.
Памятник получился что надо, получилась самая настоящая женщина-крестьянка, женщина-красавица, женщина-украинка, с ромашковым веночком, в нарядном сарафанчике, со снопом великолепной пшеницы на руках. Женщина как будто делала шажок в вперёд, шаг в завтра, шаг в будущее, и этот сноп пшеницы, этот символ хлеба, символ веры и надежды преподносила людям. Сарафанчик приподнялся на красивой коленке, складки сарафана подчеркивали упитанное, пружинистое тело молодой женщины, женщины олицетворения материнства, женщины олицетворения самой жизни.
Скульптура удалась, и что из того что она гипсовая, она выглядела как настоящий мрамор, скульптор поработал на славу. В нашей жизни ведь нет ничего вечного, и камень разрушается, ведь что самое главное, главное это мгновение, момент оставляющий след, след радости, след счастья и веры в завтра, в будущее!
- Ну, шо пацаны, вы видите, гроза назревает, нет, уже идёт, как бы и до нас не добрались, видите, Жеребец попал в непонятку, бабки видать заханурил, не поделился, под дурака сработал, пожадничал. Жадность фраера губит, откат платить положено. А то б чего голова области распинался? Немного ещё постоим, поймём чё к чему, и сразу валим.
Савелий Ильич отложил микрофон, встал со своего стула, окинул взглядом публику, скользнул взглядом по месту где сидел понурившись Иван Тимофеевич, посмотрел на скульптуру, и шагнул по направлению к ней.
Спустившись с подмостков трибуны, подошёл к постаменту и погладил холодное тело скульптуры...
- Хороша, ничего не скажешь, вот только бы, не была бы так похожа на свой прообраз, и всё было бы, наверное, по-другому, а то ведь...
Всё, все мысли, все впечатления смешались в голове Савелия Ильича, бардак, подумал он, скотина, бабу вылепил - ну просто его блядь, это надо же..., и ещё вдобавок ко всему на мои деньги..., ну и сволочь же...
Савелий Ильич, задрав голову, рассматривал скульптуру, потом опустив взгляд, посмотрел на её ноги, они были босые, гладкие, нежные пальчики как будто хотели зашевелиться, нога как будто стремилась шагнуть навстречу Савелия Ильича...
Кто-то из рабочих во время установки памятника забыл на выступе пьедестала молоток... Савелий Ильич машинально взял в руки этот молоток, повертел им, а потом, сам того не осознавая зачем, постучал этим молотком по большому пальцу скульптуры... Палец отвалился от малейшего прикосновения молотка. Савелий Ильич отложил молоток, взял в руку белый и легкий палец, рассмотрел его структуру, и вдруг его осенила мысль, скульптура то, не каменная, и даже не бетонная, скульптурка то, гипсовая!
Кровь прилила к мозгу Савелия Ильича, да так, что у него потемнело в глазах. Савелий Ильич взял себя в руки, напрягся, и в состоянии аффекта поднялся на трибуну, взял в руку микрофон, и грозным голосом оповестил публику:
Всё граждане, можете расходиться, концерт окончен, жульё нас надуло, праздника не будет. Ваш Жеребец видно совсем сошёл с ума, он за бешеные деньги установил памятник своей профуре, да хоть бы на самом деле каменный памятник, ну хоть бы бетонный, а то ведь старый мерин установил памятник этой бляди из гипса, да, да граждане, из гипса. Его надули как последнего лоха, а он надул нас всех.
Синяя машина, стоящая под деревьями под шум расходящейся толпы незаметно вырулила к выезду с площади, и рванула на трассу. Команда "старателей", мастеров по реализации операции "Колхозница" покинула этот шумный сегодня, но всегда тихий в будничные дни, благодатный и денежный край, наверное, навсегда... Колобок сказал своим коллегам по операции:
- Пацаны, хер им, а не деньги, в договоре нет ни слова о материале с которого мы были обязаны сделать и установить скульптуру этой бабы, так что пацаны, погуляем на славу за колхоз, и за их здоровье. Вперёд, в кабак.
Савелий Ильич, сдерживая ярость усилием воли, позвал к себе начальника группы сопровождения подполковника Драгуна и распорядился:
- Жуликов, этих мастеров, догнать и деньги отобрать, а их в кутузку. Нет, спешу, с кутузкой погоди, сначала посмотри их документы и договор с этим лохом, с этим аферистом, с этим бараном. Там есть очень важный пунктик, из какого материала они должны были сделать и установить эту скульптуру. Если всё впорядке, и в этом пункте написан гипс, или ничего не написано, отпусти, пусть катят к чёртовой матери. С ними потом разберёмся...
Жеребца арестуй, здесь явное преступление, будем расследовать.
- Ну, что мудак, теперь ты понимаешь, что ты натворил, ты не только деньги украл, ты паскуда нас всех опозорил, ты нам праздник испортил, ты праздник своим людям испортил, ты это теперь понимаешь? А всё твои шуры-муры... Савелий Ильич эту фразу произнёс тихо, но с брезгливостью в голосе, со злобой и почти что в ухо Ивану Тимофеевичу.
Потребовал у секретарши договор на установку памятника, пункта на предмет материала из которого должна быть изготовлена "Колхозница" он в договоре не нашёл. Но среди подписей мастеров заключивший данный договор нашёл любопытную, и очень ему известную фамилию, это обстоятельство его немного озадачило...
Полковник отговорил Савелия Ильича арестовывать председателя колхоза, мол, эка невидаль, деньги ведь он потратил на дело, а что неразумно, так это ещё нужно разобраться... Вдогонку за машиной мастеров он машину отправил, но с оговоркой - не сильно мол, старайтесь, он знал отца Колобка. Менты тоже знали за кем они погонятся.
Синие Жигули мчались по цветущему, благодатному краю... Деньги были спрятаны в надёжном месте, в протезе старого бухгалтера.
- Ну, шо пацаны, операция "Колхозница" благополучно закончилась, гульнём, и по домам. И насвистел:
- Гуд бай Америка, гуд бай колхоз, гуд бай красавица, гуд бай навоз...