Аннотация: Несколько неожиданный подход к известной литературной загадке.
-- Николай Владимиров (Атта Николай)
-- Почему Михаил Шолохов не может быть автором "Тихого Дона"?
Серия: "Аналекты"
Ну, а Мусоргский бухал... Владимир Чекмарёв
Не секрет, что многие творческие люди в свободное время были не прочь выпить. А если имелась подходящая к случаю закуска, то и закусить.
Что в свою очередь предполагало:
а) отличное знание предмета;
б) горячую любовь к предмету;
Что, так или иначе, находило отклик в их произведениях. Только поймите правильно - талантливые писатели и поэты, как правило, пишут вовсе не об этом. Есть писатели, которые охотно пишут как раз об этом - Венедикт Ерофеев, "Москва-Петушки" или Алексей Иванов, "Географ глобус пропил", но речь сейчас не о них.
Александр Дюма-отец. Сибарит, жуир, любитель роскоши, хорошего вина и женщин. Человек нравственности сомнительной - соавторов у него было больше, чем маршалов у Наполеона. Его мушкетёры, а так же королевский шут Шико, с закадычным приятелем, монахом братом Горанфло пьют даже не стаканами - бутылками.
Знаменитый американский писатель О'Генри, не раз и не два попадавший в неприятности из-за любви к спиртному. И его не менее знаменитый рассказ "Родственные души" - согласитесь, что трезвенник написать такой рассказ никак не мог.
Ярослав Гашек, автор "Бравого солдата Швейка" - и прекрасный знаток пражских кабачков:
" - Идёмте в "Куклик", - предложил Швейк. - ружья вы оставите там на кухне. Хозяин "Куклика" - Серабона, сокол, его нечего бояться. Там играют на скрипке и на гармошке, бывают уличные девки и другие приличные люди, которых не пускают в "Распрезентяк".
По дороге Швейк рассказывал разные анекдоты, и они в чудесном настроении пришли в "Куклик" и поступили так, как советовал Швейк. Ружья спрятали на кухне и пошли в общий зал, где скрипка с гармошкой наполняли всё помещение звуками излюбленной песни "На Панкратце, на холме есть чудесная аллея".
В одном из таких кабачков он однажды, будучи изрядно навеселе, ухитрился забыть новорожденного сына.
Столь яростно обрушившиеся на обывателя-мещанина братья Стругацкие - при всём своём презрении к "человеку невоспитанному" не смогли пройти мимо такого удовольствия, как коньяк с лимоном:
"У меня есть один знакомый, - сказал Эдик. - Он утверждает, будто человек - это только промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона".
Этот напиток - коньяк с лимоном придумал Николай II - последний российский император из дома Романовых-Кошкиных-Захарьевых-Гольдштейн-Готторпов. А что до самих Стругацких, то их герои - Иван Жилин и Максим Каммерер явно имеют положительный опыт "винопития".
А вот "последний романтик" ХХ столетия Александр Грин, с его "Алыми парусами", создатель волшебной страны "Гринландия", прошедшийся по обывателю ничуть не хуже, чем братья Стругацкие:
"Но у вас не рассказывают сказок. У вас не поют песен. А если рассказывают и поют, то знаешь, эти истории о хитрых мужиках и солдатах, с вечным восхвалением жульничества... Не знаю, сколько пройдёт лет - только в Каперне расцветёт одна сказка, памятная надолго..."
"Скоро вы увидите девушку, которая не может, не должна иначе выйти замуж, как только таким способом, какой развиваю я на ваших глазах..."
Но его Артур Грей, мечтая "стать дьявольским моряком", изо всех сил старается соответствовать третьей строчки известного четверостишия:
Умный в артиллерии,
Щёголь в кавалерии,
Пьяница во флоте,
Дурак в пехоте:
"Грэй сел у костра.
- Ну-ка, - сказал он, протягивая бутылку, - выпей, друг Летика, за здоровье всех трезвенников. Кстати, ты взял не хинную, а имбирную.
- Простите, капитан, - ответил матрос, переводя дух. - Разрешите закусить этим... - Он отгрыз сразу половину цыпленка и, вынув изо рта крылышко, продолжал: - Я знаю, что вы любите хинную. Только было темно, а я торопился".
А сюжет повести, помимо алых парусов, движется и вокруг бочки старого вина, который предок Грея сохранил у себя в погребе:
"Меж тем на палубе у грот-мачты, возле бочонка, изъеденного червем, с сбитым дном, открывшим столетнюю темную благодать, ждал уже весь экипаж. Атвуд стоял; Пантен чинно сидел, сияя, как новорожденный. Грэй поднялся вверх, дал знак оркестру и, сняв фуражку, первый зачерпнул граненым стаканом, в песне золотых труб, святое вино.
- Ну, вот... - сказал он, кончив пить, затем бросил стакан. - Теперь пейте, пейте все; кто не пьет, тот враг мне.
Повторить эти слова ему не пришлось. В то время, как полным ходом, под всеми парусами уходил от ужаснувшейся навсегда Каперны "Секрет", давка вокруг бочонка превзошла все, что в этом роде происходит на великих праздниках".
Ни меньшим любителем приложиться к бутылке и промочить горлышко оказывается и мальчик Санди Пруэль - герой повести Александра Грина "Золотая цепь".
А вот знаменитый сериал Александра Бушкова о майоре Станиславе Свароге:
"Сначала они, не разделяясь, стояли у огромного чана, где шипело и пузырилось в свете факелов и костров чёрное молодое вино, и его наливали всем желающим, сколько принимала душа. Правда, вино было лёгкое, по-настоящему праздничное - ни откуда не торчали ноги упившихся, никто не рвал друг на друге рубахи. Сварог самокритично подумал: у нас, с эдаким бесплатным чаном, давно бы всё опошлили до полной похабщины... И отпил из кружки, скупо, пару глотков - ему приходилось сиживать в молдавских винных погребах, и он хорошо помнил коварство молодого вина: льётся в глотку, как родниковая водичка, но стакана после четвёртого вдруг обнаруживаешь, что блаженно покоишься под столом...".
Впрочем, всем сортам "кабаньих" и "оленьих" "кровей" то есть, красному вину) его Станислав Сварог, майор ВДВ, ставший королём на некой далёкой планете, предпочитает келимас - таларский коньяк:
"На подставке, на маленьких, тонкой работы козлах лежал бочоночек из тёмных дубовых дощечек, вместимостью квартанов в пять примерно 4 литра). Судя по клеймам, аккуратно заполненным алой краской, это был келимас, и не просто келимас, а один из лучших таларских сортов, с острова Ройре, да в добавок двадцатилетней выдержки. Довольно редкая вещь - виноградники на Ройре небольшие, всякие келимасы Сварог пивал, а такого не доводилось.
Тут же, в гнёздах деревянной подставки стояли четыре деревянные же стопки. Сварог достал одну, повертел, но так и не смог определить, из какого дерева она сделана. Одно ясно - порода ценная. Бело-желтовато-коричневые узоры древесины так и ласкали глаз - особенно в сочетании с бочоночком. Снаружи чарки идеально отполированы - а внутри дерево оставлено нетронутым, и не понять, какая сторона красивее.
Подойдя к столу, Яна обозрела подарок и уверенно сказала:
- Налакаетесь!
- Да что тут пить, - спросил Сварог, поглаживая бочоночек. - Кошачьи слёзки..."
Обратим внимание, с какой нежностью написано: даже не бочонок, а бочоночек. И скажите, только честно: можно ли написать такое, не любя?
Перечитывая, в который раз по счёту, "Тихий Дон", снова и снова задумываешься - а ведь эту книгу написал трезвенник:
"Мирон Григорьевич, снизив голову, глядел на залитую водкой и огуречным рассолом клеенку. Прочитал вверху завитую затейливым рисунком надпись: "Самодержцы всероссийские". Повел глазами пониже: "Его императорское величество государь император Николай...". Дальше легла картофельная кожура. Всмотрелся в рисунок: лица государя не видно, стоит на нем опорожненная водочная бутылка. Мирон Григорьевич, благоговейно моргая, пытался разглядеть форму богатого, под белым поясом мундира, но мундир был густо заплеван огуречными скользкими семечками".
"А у входа в атаманский дворец, на стуже, на палящем зимнем ветру мертво стыл почетный караул из казаков лейб-гвардии Атаманского полка. У казаков чернели, сходились с пару сжимавшие эфесы обнаженных палашей руки, от холода слезились глаза, коченели ноги... Из дворца до зари неслись пьяные вскрики, медные всплески оркестра и рыдающие трели теноров войскового хора песенников...".
Или эпизод, когда Пантелей Прокофьевич, (отец братьев Григория и Петра Мелиховых), переживая самоубийство атамана Каледина (24.10.1861 - 11.02.1918), напился за компанию с кумом, утопил в проруби лошадь и едва не утонул сам:
"И Пантелей Прокофьевич за горячим разговором и за графином вскоре забыл и про лошадь, и про всё на свете. ... Кобылу запряг ему хозяйский сын, сесть в сани помог кум. ... Сани у них зацепились в воротах, потом цеплялись за каждый угол, пока не выехали на луг. Тут кум заплакал и добровольно упал с саней...
Пантелей Прокофьевич понял, что кричать теперь глупо и бесполезно. Он огляделся, - сообразил, куда попал пьяным невзначаем, и затрясся от злости на самого себя, на случившееся..."
Словом, никакой романтизации спиртопития, как это имеет место у Ярослава Гашека, Александра Грина и Александра Бушкова. Такое впечатление, что "Тихий Дон" написал человек, из вежливости или по долгу службы вынужденный присутствовать за праздничным столом, но сам капли в рот не берущий. Вид пьянеющих родственников или сослуживцев не вызывает у него ничего, кроме брезгливого омерзения - и это омерзение автор, случайно или сознательно, выносит на страницы книги.
Интересно, что сцены "пьянопития" напрочь отсутствуют в "Поднятой целине". Вспомним, как Семён Давыдов дарит кузнецу Ипполиту Шалому слесарные инструменты. При этом ему и в голову не приходит пригласить того же кузнеца, как и прочих обитателей хутора Гремячий Лог, к праздничному столу.
Был ли Михаил Шолохов таким трезвенником? Да, ничего подобного. Выпивал, да как выпивал:
"М. Шолохов снят за чайным столом, где на переднем плане виднеется бутылка".
(с) Валентин Осипов, "Михаил Шолохов", в серии "Жизнь Замечательных Людей".
Из-за него даже Политбюро ЦК КПСС (высший партийный правительственный орган) специально заседало:
"Товарищ Шолохов крайне отрицательно относится к лечению. Он говорит, что по своей натуре он "парень неунывающий, и мне выпивка не вредит, это своего рода пищевой рацион", т.е. больной не оценивает всей серьёзности положения и того большого ущерба, который он наносит алкоголем своему здоровью; у больного нет должной критической оценки своего состояния.
Все лечебные мероприятия ему надо проводить с умелым подходом, используя главным образом психотерапию, ибо с её помощью можно добиться очень важных и существенных успехов..."
(с) Олег Покровский, "Во власти зелёного змия", журнал "Тайны СССР", N16, август 2019 года.
А родной дочери, Марии Михайловне, приходилось защищать отца от нападок:
"- Вы от кого-нибудь слышали, чтобы настоящий охотник был алкоголиком? С трясущимися руками? А отец - ах, как он славился метким выстрелом".
(с) Валентин Осипов, "Михаил Шолохов", в серии "Жизнь Замечательных Людей".
Характерно, что в позднем рассказе Шолохова, "Судьба человека", (1956) взгляды и вкусы автора, как и положено, соответствуют взглядам и вкусам героя. Если советские школьники что-то и помнили о Фёдоре Соколове, так то, что он после первой не закусывает.
Хорошо, но не могли ли взгляды и вкусы Михаила Александровича измениться со временем. Ведь известно, что "казачьих "Унесённых ветром"" написал очень и очень молодой человек:
"Роман "Тихий Дон" М.А.Шолохов начал писать в конце 1925 года, когда ему было двадцать лет..."
(с) Библиография к полному собранию сочинений, 1980 год.
Не могли. Можно сколь угодно много сомневаться в авторстве Шолохова, но нельзя не признать - человек он был столь же сильный и мужественный, сколь и цельный.
Начнём с того, что Михаил Шолохов - великолепный мастер аппаратной интриги, лично знакомый с тремя очень разными лидерами советского государства: Генеральным Секретарём ЦК ВКП(б) Иосифом Сталиным, Первым Секретарём ЦК КПСС Никитой Хрущёвым, и Генеральным Секретарём ЦК КПСС Леонидом Брежневым. Не говоря о многочисленных высокопоставленных знакомцах рангом пониже - вроде первого секретаря Вёшенского Райкома ВКП(б) Петра Лугового или главы НКВД Генриха Ягоды. Именно за дружбу с властью Михаила Шолохова люто ненавидели представители советской творческой интеллигенции. А главный его талант - умение в нужный момент угостить нужного человека. Или угоститься самому, если приглашают. Уже один этот факт не оставляет места трезвеннику Шолохову.
А ещё Михаил Александрович не был трусом:
В 1930 году, во время Голодомора он пишет многостраничные письма Сталину, раскрывая глаза на происходящее в стране. В отличие от книг, сомнения в авторстве писем ни у кого никогда не возникало. Причём Шолохов не просто пишет, но и добивается оказания родному Вёшенскому району продовольственной помощи.
Не молчит он и в 1937 году. Тогда ему удаётся остановить запущенный на полные обороты маховик репрессий - правда, не в масштабах всей страны, а опять же, в пределах родного Вёшенского района.
На второй день Великой Отечественной Войны Шолохов целиком и без остатка перечислил в Фонд Победы присуждённую ему за роман "Тихий Дон" Сталинскую премию. Во время Войны Сталинская премия не вручалась - среди научно-технической и творческой интеллигенции возникла традиция немедленно по получении перечислять её в Фонд Победы. А положил начало этой традиции именно Шолохов.
Став маститым-знаменитым, находя разные предлоги, чтобы не писать - общественная и политическая деятельность, нет доступа к архивам, пропала или погибла почти готовая рукопись, и так далее, и тому подобное, Шолохов ни разу не ссылается на контузию военных лет. А контузия была серьёзная - в 1942 году он попал в авиакатастрофу, когда летел по делам в Куйбышев (Самару) - тогдашнюю "резервную" столицу СССР.
Можно сколь угодно сомневаться в авторстве Шолохова, но нельзя не признать - именно благодаря Шолохову "Тихий Дон" дошёл до читателя.
Шолохову же во многом обязано частичной реабилитацией российское казачество - особый субэтнос, со своим языком (донским говором), особым укладом жизни, своими обычаями, традициями... Вновь стать "феодальными рыцарями" (земля в обмен на службу), какими они были в Царской России, в Советском Союзе им не позволили - но хотя бы перестали считать исключительно палачами и карателями.
Это всё к тому, что такого человека - с сильной волей, с характером, будь он трезвенником, было бы невозможно соблазнить на пьянку. Он начал бы выпивать в молодости, впервые попробовав спиртное из юношеского любопытства (как оно, скорее всего и произошло) или не пил бы вовсе.
Что любопытно:
Ничуть не меньше, чем выпивку, Михаил Александрович любил охоту. Известный исторический анекдот: Шолохов узнал о присуждении Нобелевской премии по литературе, за роман "Тихий Дон", стоя у костра, в старом свитере и драных брюках, с верной двустволкой в руках, во время охотничьей вылазки на Алтай. Как многие охотники, Шолохов любил за бутылкой с друзьями рассказать забавные случаи из жизни, истории, байки... И при этом не написал ни одного охотничьего рассказа.
В наши дни, методом компьютерного анализа доказано - у "Тихого Дона", "Поднятой целины" и "Донских рассказов" был один автор.
И, как уже говорилось, став маститым-знаменитым, Шолохов находит любой предлог, чтобы не писать.