Аннотация: Просто - конец света в одной отдельно взятой стране. Гламурная телеведущая посреди белого безмолвия. Каждый за себя - господь против всех!
ГЕОРГИЙ АНТОНОВ
БУРЖУЙКА
И правил там в тяжёлый этот год
Тупой надсмотрщик - жирный злобный скот.
Вальтер Скотт
ГЛАВА 1
Деда звали Буржуй. Мало кто мог бы меньше соответствовать расхожему представлению о правящем классе - ветхое пальтецо с вытертым каракулем, кроличья шапка гнездом на маленькой лысой голове, костистый нос в обрамлении жестких прапорских складок и рот, полный железных зубов, впрочем, исправно ему служивших. Дед их жалел и жеванием не особо нагружал - да на минималку много ли и нажуёшь. Впрочем, пивную пробку, поддев стальным клыком, поутру в воскресенье у гастронома срывал исправно и сплевывал всегда в урну. Бабки к нему притерпелись - Буржуй и ладно. Сейчас всяк сам себе буржуй. Судачили иной раз на лавочке - кто таков, откуда? Дом был кооперативный, при Путине перешел под управление частной компании, а заехал в свою однокомнатную хрущобу дед во времена почти былинные - и жил всегда, сколько хватало памяти, бобылем. Все попытки любопытных обитательниц подъехать к нему поближе оканчивались полным порожняком - дед кряхтел, пожимал острыми плечами и убредал в свой обычный ежеутренний обход по окрестным мусоркам. Ничего подобного, не то, что вы могли бы подумать. С помоек он не питался, и выброшенные гражданами шмотки тоже оставлял бомжам - так что и те его не задирали, и зачастую даже здоровались. Дед всегда вежливо отвечал копающемуся в баке:
- Бог в помощь, любезный.
Такой ответ мог бы и взбеленить особо ретивых неофитов, но глянув в спокойные слегка выцветшие от времени глаза деда и не найдя в них издёвки, вскипевший было труженик тут же остывал и погружался в свои отбросы. Дед в баки руку никогда не запускал - брезговал. Разве что иногда подденет оттуда что-то особо заинтересовавшее загнутой рукоятью своей черной трости. Иной раз и случившийся рядом ветеран гильдии бомжей совал ему выдернутые из бачка внутренности старого радиоприемника или какую-нибудь трансформаторную катушку - знал, что, если деду понравится, он даст не больше, чем приёмщик в цветмете. Зато сразу и ровно на фуфырик.
Словом, дед Буржуй таскал с помойки себе в квартиру разные большие и малые железяки, и что он потом с ними делал, того не ведал никто. Впрочем, никому это до последнего дня и не было особо интересно - жилец он был ровный и, главное, не буйный. Пока на ноябрьские праздники бабка Чарушиха не оповестила старушачью общественность, скосив кислые глазки к вострому сорочьему носику:
- Буржуй-то, девки, невесту себе завел!
- Что такое? - заворочались бабки на лавочке, как клуши на насесте.
- Это что, Абрамович женится? - не поняла спросонок своих мыслей толстая Соня Фай, любительница великосветского гламура.
- Сама ты Абрамович! - презрительно подбоченилась Чарушиха, уничтожая взглядом рыхлую гламурницу. - Я ж про нашего деда Буржуя из 58-й квартиры!
- И чьих будет? - запереглядывались с подозрением лавочницы.
- Буржуйку сегодня с мусорки притараканил! - захихикала Чарушиха.
- Бомжиху что ли? - всплеснула руками общественность. - Сейчас начнётся в подъезде дискотэка...
- Да тихо вы, тумбы! Сшутила я про невесту. Буржуйку самую натуральную, с трубой, приволок. Сегодня из окна гляжу с утра на двор - Пашка Членовоз опять в машине музыку завёл, ну я и гляжу, интересуюсь... А тут Буржуй этот - труба под мышкой, а в руках волокёт буржуйку самую натуральную. Ржавая только, а так вроде ничего, целая. Я-то в молодости нагрелась с такими в вагончиках, когда целину поднимали, сразу же у меня сердце ёкнуло. Ну, думаю, Буржуй с буржуйкой. Не к добру это, девки...
- Может, в огород?
- Да откуда у него к лешему огород? Все лето безвылазно в городе шьётся, неработень!
- И родных у него хрен да кочерыжка. Да, дело это нечисто. Надо бы его разъяснить...
Однако же все елейно-вежливые попытки кумушек ничего не дали. Дед лишь пожимал каракулевыми плечами, кряхтел и уходил, дымя всегдашней "Примой". А через неделю заменил у себя узенькое балконное стеклышко стальным листом, из которого на двор зловеще выглянула увенчанная грибом искрогасителя железная труба.
Тут старухи струхнули не по детски. С пенсии был предпринят коллективный набег в супермаркет за мылом, солью и крупой. Впрочем, скупо ограниченный возможностями пенсионного бюджета, ощутимого ущерба продовольственной безопасности микрорайона старушачий блицкриг не нанёс. До Нового года потянулось тревожное время ожидания новостей. Вслушивались в речи национальных лидеров, твердивших, что кризис достиг дна. От речей становилось ещё тошней. Значит, есть что скрывать. Нам правды никогда не скажут. Да и правда у них в Москве давно своя, до нас им - как до Луны раком. В мире тоже все шло вроде как обычно - знаменитости женились и разводились, самолеты падали, а индексы голубых фишек таинственного Доу-Джонса колебались, от чего, вероятно, в том мире кто-то где-то еще пуще неслыханно богател.
Труба деда Буржуя упрямо торчала на двор из замурованного окна тайным и грозным предзнаменованием. И всякий раз, со страхом поднимая на неё глаза - не показался ли дымок - старухи сплёвывали или тайком крестились. Кое-кто из них ещё помнил, как оно бывает в жизни на самом-то деле, и почём отпускают в зимних ночных очередях фунт лиха...
ГЛАВА 2
- Кто ты такая, женщина? - спросил священник уже более повелительным тоном. - И что ты делаешь в этих краях и в такой компании? Мы не допускаем сюда бездельников и бродяг.
В. Скотт
- Где это мы едем? - Вика глянула в окошко мчащегося по федеральной трассе скромного красного BMW X5 и потянулась в сумочку за солнцезащитными очками "Hermes". По обе стороны от дороги сияла миллионами стразов под зимним солнцем заснеженная равнина без единого признака человеческого жилья. Поля перемежались перелесками, и все это под ярко-синим небом резало глаз нереальной белизной. Белое безмолвие.
- Только что пересекли границу К. области, - отозвался личный водитель Ваня Зоненко. - часа через три будем на месте, Виктория Романовна.
- Вот так кемарнула! - удивилась себе под нос Вика, сладко потягиваясь. - Это за сколько ж лье меня занесло от Москвы?
- Шестьсот тридцатый километр, - кивнул верный Ваня на пролетавший за окном километровый столб. Вика зажгла сигарету и, отвернувшись от неинтересного пейзажа, раскрыла смартфон. В СМС-ках накопилась за пять часов обычная лабуда - поздравления с наступающим Рождеством - Сморкович, Доярский, Сумкина, лахудра, тоже поздравляет - волосёнки бы ей повыдрать за Алекса...Силиконовая ворона! Так, а это из Штатов - Соломон Пак. Перспективный мужчинка - смотри-ка, даже узнал дату нашего Рождества. Так, Передозов зовёт в Ниццу вести корпоратив. Обломайся, меня нет. Обломайтесь все. Вики Солнцевой для вас больше нет. Вика Солнцева умерла. Совсем. Как минимум, на неделю. Она уже собиралась захлопнуть свой инкрустированный мелкими брюликами смартфон - эксклюзивный заказ, подарок Доярского, - когда выскочило новое сообщение. От матери. Этой старой сволочи чего ещё надо? Вроде бы вчера объяснились по полной. Неужели совесть прорезалась?
Последнее объяснение двух солнцевских поколений было тяжёлым. Мать, депутат Совета Федераций от какой-то басурманской республики, которую и по Гуглу не вдруг сыщешь, всегда была двуличной жабой. На людях и перед камерами елейно улыбалась и защищала непутёвую доченьку от нападок продажных моралистов. В особо острых моментах дискуссии не стеснялась и намекать на свою близость к самым верхам - то есть к самым-самым. Это было правдой - отец Вики, Роман Евграфович Солнцев, стоял у истоков российской демократии, и в начале девяностых на пару с Полковником продавливал в Петрополе такие кренделя с госимуществом, что теперь, после папиной загадочной смерти в лондонском отеле, главе государства ничего не оставалось, как взять двух хрупких женщин под свою личную защиту. Вика, с детства не в меру бойкая и избалованная отцом, привыкла ещё с Питера называть Полковника дядей Вовой, и он, как человек, не чуждый понятий признательности и офицерской чести, однажды прямо заявил не в меру ретивому министру, попытавшемуся приструнить юную баловницу:
- Вику не трогать. Порву.
С тех пор утекло много воды "Перье" в кремлёвскую канализацию, и шампанского "Кристалл" по 700 евро за бутылку на Викиных вечеринках. Матери всё реже удавалось получать доступ к высочайшему телу, и она всё чаще стала прикладываться дома к ликёру "Бейлиз" и орать на свою давно уже взрослую дочь. Последний скандал из-за колье, казалось, поставил окончательную точку в их отношениях. Конечно, Вика была не совсем права, когда подстроила эту дурацкую кражу, но уж очень велико было искушение проучить потного пузатого Сморковича, который к тому же оказался извращенцем и заставлял Вику мочиться ему на лицо и хлестать его линейкой по волосатой заднице. Колье она честно отработала, три недели появляясь на всех мероприятиях с ним под ручку. Но когда выяснилось, что всё это с его стороны было просто корявым подходом к мамочкиным связям - Вика взбеленилась. Тут как раз Сморкович на неделю отбыл по делам, и она не удержалась - подговорила своего давнего воздыхателя Борю Доярского, совладельца ювелирной фирмы, инсценировать похищение из квартиры Сморковича. Ну, чтоб его самого и замазать. Глупо, конечно, и менты на раз всё просекли. Мамаша была в бешенстве, и, кажется, до дяди Вовы тоже дошли слухи. Но ведь, если разобраться - это было всего лишь развитие традиций семейного бизнеса Солнцевых. Яблочко от яблоньки - было бы из чего вонь подымать.
Вика тогда ушла от матери, хлопнув дверью, и на вопрос водителя Вани Зоненко, куда ехать, ответила коротко:
- В жопу!
Она еще не догадывалась, насколько пророческими окажутся эти её слова. Буквально через пять минут нервного куренья в пробке смартфон разразился неожиданным звонком от университетской подружки Маши Чубак - тоже дочери младореформатора. Маша, в отличие от Вики, всегда была серьёзной тихоней, и больше интересовалась политикой, чем гламурными вечеринками. Потусовавшись пару лет в руководстве одной праволиберальной партии, она сошлась на идейной почве с ее генсеком - или как это у них там называется, Никифором Черных. И когда дядя Вова решил сделать ход конём, и предложил Нику пост губернатора в одном заведомо депрессивном регионе Предуралья, Маша, подобно жене декабриста, почуяла, откуда ветер дует, и устремилась за ним следом. Новый губернатор не без труда продавил её назначение своим замом по социальным вопросам, и сейчас несчастная подруга маялась в этом медвежьем углу в полном отрыве от весёлой и бесшабашной Европрестольной.
Безошибочно определив по голосу, что у Вики очередной творческий кризис, Маша обрадовалась.
- Слушай, Викусь, а давай ты приедешь к нам на Рождество. Все равно ведь у тебя на телевидении каникулы. Потусим за городом, шашлык-машлык, все свои. Отдохнёшь заодно недельку от своих олигаторов. Поприкалываемся хоть с тобой вдвоём над местными боярами. А то мне одной тоска. Ник вконец опупел от своего губернаторства, того гляди захрюкает в одеяло. Приезжай, а?
Вика сопротивлялась не долго. Перспектива вырваться куда угодно из этого душного рублёвского мирка, который, как гриб-паразит, раскинул свои метастазы и в Лондоне, и на Ривьере, и на альпийских курортах - везде, где девушке её круга не стыдно показаться - такая перспектива воодушевляла. Ветер дальних странствий повеял в лицо, когда красный BMW вырвался за пределы кольца и понёсся сквозь сияющую стразами снежную гладь на северо-восток от столицы...
Она ещё раз глянула на зимнее великолепие, проносящееся за окном, и нехотя открыла сообщение от матери. "Вика дружок если со мной что-нибудь случится пакет в папином дупле береги себя прощай мама".
"Вот ещё новости, - Вика хмыкнула иронически, - в папином дупле. Допилась до паранойи, кобыла старая." О каком дупле идёт речь, она, положим, смекнула сразу. Роман Евграфович, не чуждый книжной романтики, оставлял ей когда-то маленькие трогательные сувениры в дупле старой ивы на берегу их Рублевского пруда. Но что ещё за пакет, и какого лешего с ней может случиться? Да эта скандальная баба всех нас переживёт... Но на душе всё-таки стало теплее - значит, мать больше не злится. Вика достала из сумочки золотую антикварную табакерку с маленькой костяной ложечкой и закинулась порошком в обе ноздри. По телу прокатилась привычная волна радости.
- Ванька, чего ты плетёшься, как Сруль по Дерибасовской? Обгоняй этот говновоз!
- Да здесь где-то пост ГАИ, в городскую черту въехали.
- Кому сказала, обгоняй! Мне что теперь, этой вонью дышать?
Водитель, вырулив на встречную, лихо обогнал пыхающий едким солярным дымом КамАЗ, но тут же прижался к обочине и затормозил.
- Капитан Сырнев, ваши документы! - Гаишник, с багровым от мороза лицом, в своём зимнем прикиде напоминал раздувшийся от злобы синий шар. В своей засаде он явно заскучал, и теперь готовился оторваться на нарушителе по полной.
Ваня уже передавал ему в окно свои права, когда Вика, возбуждённая недавней дозой, а также близостью цели, выпрыгнула из задней дверцы BMW и вырвала у него из рук бумаги.
- Разговаривать будешь не с ним, а со мной!
- Я не уполномочен разговаривать с пассажирами, - опешил от её натиска шарообразный страж.
- Разуй глаза, индюк! Не видишь, с кем говоришь? - Вика подбоченилась и откинула со лба волосы.
Капитан глянул искоса на московские номера и решил пойти на принцип. Её он или не узнал, или не поверил. Мало ли шлюх в соболях по дорогам в праздники шарится.
- Давайте сюда документы, или будет по- плохому, - сощурил он щёлки глаз в заиндевевших ресницах и положил руку на ствол укороченного автомата. Вика бросила ему права, он не поймал. С трудом нагнувшись, подобрал с земли и принялся изучать.
- Я сейчас позвоню, и тебя уволят, - сообщила ему Вика.
- Отлично, - ответил капитан Сырнев. - Водитель сейчас поедет со мной.
- Товарищ капитан, - запротестовал Зоненко, - это же Виктория Солнцева. Мне её надо в город доставить.
- Автобусная остановка сто метров по курсу, - ответил капитан и по-хозяйски уселся за руль красного BMW. - Автобусы каждые полчаса.
Ваня понуро сжался рядом с капитаном, а Вика, подхватив с заднего сиденья сумочку, хлопнула дверью и крикнув водителю:
- Ты уволен! Денег не получишь, - скользя на подгибающихся каблуках, заковыляла по обочине к виднеющейся вдали остановке. По щекам её текли слёзы, шуба была распахнута, но она не замечала холода.
- С-суки все! - шептала она, хотя с таким же успехом могла кричать в голос в этом ледяном безмолвии. - Мент сука! Машка сука! Бля-а! Куда меня занесло?
ГЛАВА 3
Несётся конь во весь опор
Несётся конь стрелой.
Мертвец - наездник хоть куда!
Не страшно, друг, со мной?
Бюргер
Гоча из Махачкалы имел по жизни погоняло Махач и русскую любовницу Лариску. Из-за неё он и выполз на работу в такую собачью погоду, покинув продавленный диван в пригородной малосемейке. Только до центра и обратно прокачусь, да! - пообещал Махач своей фее, припудривавшей синяк перед зеркалом. Этот- то бланш и надо было загладить подарком - тем более что на носу Рождество, а Махач, как большинство воров старой школы, был религиозен. Войдя в автобус, он сразу приметил гламурную блондинку в распахнутой шикарной шубе и слезах.
- Вот билять, и почему я ширмачом родился, - посетовал на судьбу Гоча, притираясь вплотную к сумочке жертвы. - Такую только на гоп-стоп и брать.
Он живо представил себе Лариску, с визгом вешающуюся ему на шею, откинув с голого тела полы царской шубы. Ощутил даже щекотание соболей на своей заросшей мужественной щетиной щеке. Вздохнул и извлёк из рукава обломок лезвия безопасной бритвы "Спутник".
Лариска только закончила работу над лицом и расположилась на диване, копируя позы Вики Солнцевой из июньского номера "Пентхауза", когда в замочной скважине закопошился ключ. Махач, отсутствовавший всего минут двадцать, не разуваясь прошёл к ней и рывком за руки поднял с дивана.
- Неужели про Азиза узнал? - заныло сердце девы. - Или про Потапа?
Но на этот раз всё обошлось. Гоча извлёк из кармана сверкающий сотовый телефон неизвестной марки, богато инкрустированный стразами, и протянул ей.
- Это тебе. С Рождеством.
И, кинув на диван пачку денег - в основном в долларах и евро, - добавил небрежно, - И за квартиру заплатишь, да?
Лариска распахнула невиданный дотоле смартфон и принялась, высунув от усердия кончик языка, в нём ковыряться. Добытчик, в ожидании своей порции ласки, подавал ей из-за плеча нетерпеливые советы, которые, впрочем, игнорировались. Наконец ей удалось открыть входящие СМС, и она принялась изучать их с великим любопытством, ибо явно предыдущая хозяйка чудесного телефончика была не из простых.
- Слушай, да тут сплошные соболезнования! - прошептала она, пробежав глазами несколько последних сообщений. - У неё только что умер кто-то.
- Да, она вообще-то плакала, - неуверенно согласился Гоча.
- И фамилии всё какие-то... Знакомые.
- Что, из наших, что ли? - напрягся Махач, предчувствуя разборки.
- Да нет, какие-то... Не наши, в общем. Короче, у неё мать кони двинула. О, вот ещё одно пришло!
- Ну-ка! - Гоча склонился через её плечо, слегка уже дурея от запаха её волос и шаря руками по выпуклостям обнажённого тела подруги.
"Вика, соболезную. Необходимо срочно встретиться. Изя."
- Тьфу! Изя... В такой день даже не могут в покое оставить! Дай-ка сюда игрушку, - и музыкальные пальцы Махача быстро забегали по кнопкам.
"Перетопчешься, перхоть", - прочитала Лариска и, чмокнув любимого мужчину в щёку, отправила сообщение адресату.
Как оно часто бывает, прикладывая чрезмерное усилие в каком-нибудь направлении, мы добиваемся результата прямо противоположного. Так и родители господина Сыркова, интеллигенты-шовинисты васильевского толка, давая сыну имя Изяслав - этакая смесь изящества с патриотизмом - даже представить себе не могли силы этой отдачи. Велик был их шок, когда они услышали, как во дворе все от мала до велика кличут их чадо не иначе, как Изя. Но менять что-либо было уже поздно. С этим именем Сырков и двинулся по жизни, начав от пионерского вожака, и окончив нынешним положением особы, приближённой к телу национального лидера. Магия имени сыграла в итоге в его пользу. Имя таило в себе неисчислимые возможности для манёвра. Ибо, где надо, он представлялся нараспев, полным своим, былинным имечком. А там, где, напротив, не надо, рекомендовался коротко, по деловому: "Изя", - и вопросов обычно не возникало. Семейство Солнцевых, славянское по крови, по сути своих интересов, безусловно, относилось ко второй группе контактов, тем более что после одного полупьяного тет-а-тета с Викой он обрёл полное право на уменьшительно-ласкательные формы обращения.
Его настоятельная просьба о встрече в канун Рождества, в разгар всеобщих каникул, была продиктована не только и не столько желанием утешить новоиспечённую сироту - наследницу Солнцевской империи. Хотя и была напрямую связана с внезапной кончиной Викиной матери Нины Николаевны. Дело в том, что в последнее время, во многом благодаря усилиям Сыркова, положение Солнцевского клана заметно пошатнулось. Гадости о Викином поведении, усердно нашёптываемые на ухо аскетичному шефу, вкупе с неумеренными аппетитами Солнцевой-старшей, знать ничего не желавшей о мировом кризисе, дали свои плоды. Нину Николаевну освободили от руководства одним очень хлебным международным фондом. В ответ она не удержалась от публичного намёка на некоторые обстоятельства, касавшиеся начала государственной карьеры Первого лица под руководством её покойного мужа. Это заявление стало для неё роковым. Полковник, сохраняя на лице присущую ему офицерскую корректность, перекатил желваки на сухом лице и дал Сыркову отмашку: "Можно".
Обыски с участием ОМОНа были произведены во всех Солнцевских офисах одновременно. Они дали много - достаточно, чтобы по суду закатать мамашу на пожизненное. Но как раз суда-то и нельзя было допустить, потому что даже на закрытом процессе оскорблённая олигаторша запела бы такое, что всех участников процесса, включая конвоиров, пришлось бы ликвидировать немедленно.
На беседе с Сырковым в камере она держалась вызывающе, скалилась, как волчица, пойманная в капкан, и прямо заявляла, что подлинники документов спрятаны в надёжном месте, и если её тронут хоть пальцем - обязательно всплывут. Она не знала, что некрологи о её безвременной кончине уже набраны, и выйдут в утренних выпусках газет. Изяслав Ильич достал из кармана пальто серебристый "Вальтер" и выстрелил ей в лицо.
Когда ему доложили, что Вика внезапно исчезла из города, он дал команду достать её из-под земли. Служба электронной разведки представила ему распечатку её переговоров и сообщений. Когда выяснилось, что она находится на въезде в областной центр К., где губернатором Никифор Черных, Сырков слегка запаниковал. Всё это уже пахло заговором. Что такое "папино дупло", в котором спрятан заветный компромат, было абсолютно неясно. На всякий случай он дал даже распоряжение о тайной эксгумации тела покойного Романа Евграфовича, но дупло оказалось не то. Это надо же - сейчас, накануне глобальных перемен, приходится заниматься подобной ерундой. Сырков извлёк смартфон, пропищавший издевательскую мелодию "Семь сорок", и прочёл ответное сообщение от Вики Солнцевой.
"Перетопчешься, перхоть!"
- Вот сучка! - он в бешенстве швырнул аппарат об стену. - Волосникова ко мне!
Когда начальник секретного подразделения личной безопасности генерал Волосников влетел в кабинет, руки шефа слегка тряслись, но голос был твёрд.
- Ставлю задачу. Найти Солнцеву. Выбить из неё всё, что знает про дупло. И закопать.
- То есть, в прямом смысле? - переспросил генерал.
- В кривом! - огрызнулся шеф. - Впрочем, можете сжечь, если вам это доставит удовольствие. Видеоотчёт завтра мне на стол. Иначе поедешь в Урюпинск крышевать тамошних хулиганов. Свободен.
Вика, всё ещё плохо соображая от обиды, потянулась в сумочку за телефоном - позвонить Маше Чубак о своём прибытии, когда водитель объявил:
- Театральная площадь. Конечная.
Она сошла на запорошённый снегом асфальт и огляделась. Перед ней была украшенная ледяными горками и скульптурами площадь, кишащая празднично оживлённым народом. Дети восторженно визжали, скатываясь с гор. Рядом с дедом Морозом возвышался гранитный дедушка Ленин в забавной белой ермолке, и Вика ему улыбнулась. За памятником громоздился дом областного правительства, новое обиталище Маши - мрачноватый артефакт сталинской архитектуры. Уже смеркалось, но окна здания были темны - каникулы. Вика сунула руку в сумочку - и перчатка прошла насквозь, выглянув снизу. Она в ужасе перевернула сумочку и принялась её трясти. На снег выпала косметичка и следом за ней табакерка с кокаином. Больше ничего. Ни телефона, ни денег, ни документов. Номера на память она, разумеется, не знала. Вика уселась в своей шубе в сугроб - и заревела в голос.
ГЛАВА 4
Ищейки рыскают в лесу,
летят во весь опор.
Но громко девушка поёт
В Тинвальде среди гор.
В. Скотт
Вика в сугробе почувствовала, как струйки холода, просачиваясь сквозь мех стриженой норки, потихоньку начинают доставать до самых интимных мест тела. Не хватало ещё застудить. Она размазала по лицу слёзы пополам с несмываемой косметикой от "Луи Вьюиттон", и решила глянуть, что это за твёрдое врезалось ей в крепко зажатый кулачок. Хвала Всевышнему, это оказалась заветная табакерка. Вика по жизни ненавидела старые вещи, но антикварная золотая кокаинница, вроде как бы от самого Фаберже, что косвенно подтверждалось её яйцевидной формой, была подарком отца. Ей захотелось прямо здесь открыть и закинуться по самые придатки - кокос это то самое, что сейчас требовалось. Но её остановил чей-то пьяноватый возглас:
- Ха! Серый, гляди, Вика Солнцева в сугробе сидит.
- Отвали, меня с пива припёрло.
Вика подняла растушёванное лицо, и увидала две удаляющиеся в сторону тёмного проёма арки широченные спины в каких-то безобразно лоховских прикидах и - о ужас! - ушанках, какие в Москве носят одни азеры. Народу на площади толпилось много, и народ был слишком озабочен своим праздником, чтобы обращать особое внимание на сидящую в сугробе и, очевидно, пьяную девку. На секунду захотелось окликнуть тех, узнавших её - но ушанки! И, опять же, а что дальше? Предложат прокатиться в сауну? Нет, пусть проходят. Она, барахтаясь в полах шубы, выбралась из сугроба и, отряхиваясь на ходу, гордым шагом устремилась в проход, противоположный тому, куда удалились лохи. Оба эти прохода на самом деле сходились в одной, самой укромной точке за домом, излюбленном месте всех тех, кто мечтает об уединении в объятиях шумной толпы. Вика зашла за самый тёмный, покрытый наростами жёлтого льда выступ дома и, открыв отцовский сувенир, щедро загрузила обе ноздри порошком. Попёр приход. Но её обострившееся восприятие насторожило недвусмысленное кряхтение, раздавшееся из тёмного подъезда. Следом - запахло не по-детски. И тут сзади чья-то тяжёлая ладонь опустилась ей на плечо.
- Серый! Это опять она.
- Кто ещё? - прокряхтело из двери натужно.
- Да Вика Солнцева! - и чья-то неразличимо широкая харя развернула Вику за плечо и бесцеремонно приблизилась, очевидно, чтобы получше разглядеть. Пахнуло трёхдневной пивной тошнотиной.
- Что, шубейку решила нам с Сергей Николаичем жертвовать? Ценим, барыня, ваш порыв! А автограф будет? - и здоровяк принялся помогать Вике освободиться от эксклюзивного изделия ...
И тут Вика вспомнила... Серёга. Ну да, так его звали. Когда они с Танькой Шпак, две густо накрашенные под бывалых дам четырнадцатилетние ссыкушки в материнских шубах, сбежав от охраны, отправились в поисках приключений в некое злачное заведение. Уже не в первый раз, и обычно всё обходилось лёгкой щекоткой нервов и поцелуйчиками по углам с неизвестными мачо. Но тут после легкого флирта они с Танькой очнулись вдруг в мчащемся куда-то за город грязном джипе с двумя тяжело молчащими качками. Её кавалера звали Серёгой. В сауне они обе пьяно ревели, просясь домой, пугали родителями. Всё было тщетно. Возвращались под утро, ловя на трассе попутки...Дома договорились молчать, но мать, конечно, всё поняла. Серёга...Серый... В этом имени для неё с тех пор сосредоточилась вся гнусность этой дебильной жизни. И все похождения потом - были просто неумелой попыткой отомстить. Кому? Родителям - лощёным ворам? Жизни-лжизни кромешной? Всем этим потным самцам?
- На!!!
Вика с разворота швырнула всё содержимое табакерки в широкую рожу, запорошив врагу нос и глаза. Кулак, дёргавший шубу, разжался. В удар острым каблуком по подьёму ноги Вика вложила всю накопившуюся за жизнь злость. И под аккомпанемент его звериного кашляющего рёва с наслаждением ощутила, как под каблуком что-то хрустнуло и раздалось. Каблучок остался на память в ноге. Из подъезда на крик раненого товарища выскочил, придерживая штаны, Серёга. Вика, ковыляя без одного каблука в своих гламурных сапожках, кинулась, истошно визжа и падая, в обход дома - туда, на свет, к людям.
...Примерно в это же время из приземлившегося в армейском аэропорту легкого транспортного самолёта вышли двое. Одеты они были невзрачно, на плече у каждого имелась объёмистая сумка. Они прошли по полосе к ожидавшему чёрному "УАЗу-Патриоту" с местными милицейскими номерами и растаяли в неизвестности.
- Особисты из Москвы, - сплюнул на полосу пилот в ответ на расспросы обслуги.
- Ох, чует моё сердце, сгинет завтра кто-то из местных бояр в ДТП, - вздохнул с притворной скорбью в голосе техник Митрофаныч. - Пошли, орлы, помянем...
Сорокин вывел "Патриот" с бетонки на трассу, ведущую к городу.
- Сигнал? - спросил он кратко.
- Куда ему деться? - пожал плечами Быков, глянув на плоский дисплей, - Посёлок Коминтерн, дом 117/3 - Стоп! Звонит! - он переключил на громкую связь.
- Леонид Александрович! - раздался с Солнцевского номера мужской голос с густым кавказским акцентом. - Здравствуйте, это я, Гоча. Очень надо с вами встретиться, уважаемый. Да нет, не по телефону. Мне нужен ваш авторитетный совет. Хорошо, встречаемся в обычном месте. Я уже еду.
- Смотри-ка! - удивился обычно невозмутимый капитан Быков. - Наша мадам уже грузином обзавелась!
- Зато он сейчас уехал, и шуму будет меньше, - резонно заметил майор Сорокин.
- И что они все льнут на этих чёрных, как мухи? - в голосе Быкова проскользнуло раздражение, - длинней у них, что ли, или толще?
- Шерсти больше, - равнодушно заметил майор, - самки шерсть любят. У Фрейда читал. Следи лучше за сигналом. А то уедет наш шершавый друг с Викуськиным телефоном, паси потом его...
- Сигнал на месте. До цели триста метров, - обиженно поджал губы Быков.
Продолжая ощущать всем телом толчки затихающей сладости, Лариска сквозь полуприкрытые ресницы подглядывала, как любимый мужчина откинул плед и, спрыгнув с дивана, направился в угол. Там была его нычка, к которой ей прикасаться было раз и навсегда запрещено. Гоча, присев по-тюремному орлом над чемоданом, достал из него пакет и, развернув, принялся изучать содержимое. По мере изучения лицо его изумлённо вытягивалось. "Такой смешной, когда вот так удивляется", - нежно улыбнулась одним, скрытым подушкой, уголком губ девушка. "Сейчас руками вот так сделает и запросит курить".
- Слушай, что лежишь? Где у меня сигареты?
Затянувшись несколько раз дымом, Гоча искоса с сомнением глянул на подругу. Нет, ей такое говорить явно не следовало. По крайней мере, не сейчас. Сначала нужно посоветоваться с авторитетным человеком. Проглядев документы сегодняшней лохушки, Гоча чуть не обронил челюсть. Это была Вика Солнцева - та самая, из телевизора! Ну и шишка с перцем! Как её могло сюда занести, да ещё в автобус Гочиного рабочего маршрута? Кому звонить? Бармалею? Бармалей, конечно, вор авторитетный, но что-то подсказывало ему, что тут дело не его уровня. Тут нужен человек разумный, взвешенный. А Бармалей любит рубить сплеча. Гоча затушил бычок в чашку и взял с полки свой телефон. Что за хрень! Разряжен.
- Ларисо! - он строго поглядел на подружку, - Опять порядку учить тебя, да? Почему телефон дохлый?
- Да на вот, с моего позвони, - быстро сунула она ему в руку смартфон в брюликах. "Буржую звонит" - удивилась она про себя, слушая взволнованную Гочину речь. Поговорив, он быстро оделся и вышел. Лариска ещё несколько минут провалялась в блаженной истоме и принялась нехотя заправлять ложе любви. Пора начинать готовить ужин. Захотелось в этот раз побаловать любимого чем-нибудь необычным, и она, включив для звука телевизор, отправилась на кухню осматривать содержимое холодильника. Решено было остановиться на чахохбили - Гоча любил.
...Запарковать "Патриот" решили через двор, чтоб не отсвечивать лишний раз. Подъезд оказался с домофоном, и Быков со второго захода удачно набрал комбинацию системного кода. Маячок указал на третий этаж. Так, направо. Сорокин зафиксировал номер квартиры, глянул небрежно на скважину отечественного замка и достал из спецнабора подходящий ключ. Несколько раз легонько тюкнул по его торцу - и они оказались в прихожей хрущёвской двушки. Работал телевизор. В комнатах никого. Ага - из кухни раздавался нежный голосок - стройная блондинка в коротком халатике подпевала что-то Земфире из ящика, склонив голову над разделочной доской. Она! Быков, облизнув губы, сжал в пальцах приготовленную шприц-капсулу и скользяще шагнул к ней. Она обернулась недоумённо - и обвалилась ему на руки. В каждой работе бывают свои приятные мгновения.
ГЛАВА 5
- Душа такого мерзавца давно принадлежит дьяволу, и я позабочусь о том, чтобы дьявол получил своё добро в полной сохранности!
Вальтер Скотт
Свернув за гаражи и пройдя мимо длинного складского помещения, Махач очутился перед неприметной оцинкованной дверью со звонком и невзрачной табличкой, гласившей: "Кружок "Шустрые ручки". Руководитель Л. А. Лентяев." На условный звонок ему долго не открывали, наконец какой-то лохматый перепачканный малолеток в спецовке впустил его в помещение.
- Я к шефу, - солидно сказал Гоча.
- Учитель, тут грузин! Из блатных, похоже...- Гоча по голосу с удивлением обнаружил, что перед ним - девчонка.
- Пусть проходит, - раздался из глубины помещения прокуренный фальцет, и навстречу гостю явился сам дед Буржуй со сварочной маской, сдвинутой на затылок. Повсюду что-то колотили, сверлили и фрезеровали маленькие фигурки в мешковатых спецовках, и Гоче на миг показалось, что он в пещере гномов.
- Говори, с чем пожаловал, - нелюбезно буркнул хозяин, проводя его в тесную подсобку типа чулана с заваленным чертежами драным столом. Но, стоило Махачу начать излагать свою непростую проблему, как Буржуй вскочил и заорал сердито на звук:
- Ты чем сверлишь, манда? Девятку возьми закалённую. Титановых на вас не напасёшься! - и, повернувшись к Гоче, продолжил спокойно: - Ну, и обнёс ты дамочку, а дальше?
Гоча, в расчёте на эффект, молча хлопнул на стол пакет с документами Вики. Буржуй, бормоча под нос, принялся листать. Потом глянул выцветшими глазками сквозь очки:
- Та самая?
- Да зуб даю, Леонид Александрович! Сейчас вспоминаю в автобусе - точно она. Ещё шуба у неё такая. Моей Лариске бы как раз впору... Их тогда вообще бы не отличить.
- Твоей Лариске ватник впору, и кирзачи. Ой, дети, доведёте вы меня... Почему ко мне пришёл? За вами ведь теперь Бармалей смотрит.
- Леонид Александрович, вопрос тут, мне показалось, деликатный. Посоветоваться пришёл.
- То-то. Посоветоваться. - Буржуй самодовольно прикрыл глаза, но вдруг вскочил и крикнул:
- Ты что творишь, ворона? Анька! Фрезу переточи! - и, мягко усадив на место перепуганного Гочу, пояснил - Это я не тебе. Так вот, если хочешь моё мнение - нужно эту Вику найти. Документы и деньги ей вернуть, и извиниться. В вежливой материальной форме. Ну, типа, народная самодеятельность была не права, виновные наказаны. Парень ты видный, закосишь под крутого. Костюм одень, и не душись арабским одеколоном. Да смотри, никаких носков с блёстками.
- Леонид Александрович, как вернуть? Зачем вообще вся эта шняга?
- Ну, если тебе мои советы не по нутру, так иди за умом к Бармалею, - насупился Буржуй.
- Да нет же, я ничего... Только зачем - объясните!
- Для особо одарённых объясняю, - Буржуй нацепил на нос очки в пластмассовой дешёвой оправе, и стал совсем похож на школьного учителя труда. - Солнцевский клан сейчас гнобят. Я не удивлюсь, если её мамашу не сегодя завтра грохнут свои же.
- Уже грохнули, по ходу, - уточнил Гоча, удивляясь предвидению старого вора.
- Тем более. Значит Вика эта - наследница всего состояния. Секёшь? Девка молодая, безбашенная, но не дура. Подружимся если - с ней таких кренделей накрутить можно, что - мама не горюй... Есть у меня один прожект, как нам обустроить Россию... Короче, сделаешь, как я сказал - и, если Солнцевский клан выстоит - ты еще будешь...- Буржуй потрепал его по плечу, - ездить на "Мерсе" с мигалкой.
- А если не выстоит? - спросил осторожно Гоча.
- Ну, тогда ты один раз в жизни просто сделаешь доброе дело, - лучисто улыбнулся стальными зубами старый жулик, давая понять, что аудиенция окончена. Проходя к выходу через помещение мастерской, Гоча успел краем глаза приметить странный остов громоздко-хищных очертаний на гусеничном ходу, вокруг которого суетились маленькие труженики в спецовках. Спросить, что это за хрень, не хватило духу. Всем известно - за работой Буржуя не дёргай - порвёт.
...Звание авторитета в уголовном мире даётся пожизненно, если только ты сам его не уронил каким-нибудь беспределом. Буржуй не уронил, и с ним продолжали советоваться, даже просили в сложных случаях "развести рамсы" - то есть найти справедливое решение по понятиям, хотя он уже много лет, как отошёл от дел. Начинал он в шестидесятых, как вор-тихушник с техническим уклоном, и погоняло своё получил за то, что появился как-то на Крещатике в Киеве за рулём открытого автомобиля в широкополой шляпе. Честно говоря, просто срезал автогеном крышу у "Крайслера", позаимствованного из гаража нигерийского посольства. Но и этого тогда хватило, чтобы прогреметь на весь блатной мир - и, разумеется, загреметь на первый свой солидный срок. На зоне Буржуй устроился в мастерской и, в общем, не бедствовал. Но дожидаться конца отсидки показалось ему скучно, за околицей ждали... И он скрылся из рабочей зоны, перемахнув ограждение на собранном из двух бензопил "Дружба" вертолёте собственной конструкции. Ему добавили два года - по году за двигатель - но авторитет его вырос после этого неимоверно. Буржуй стал тюремной легендой. Выйдя на волю, он брался только за такие дела, где можно было реализовать свой недюжинный потенциал. Его постоянной напарницей была рыжая бесовка Нана по кличке Технология. Говорили, что у них любовь...Из-за такого чванства Буржуй рано или поздно попадался - по почерку. Нану он не сдал ни разу. А вот она его... Ну, да кто старое помянет... Выйдя на волю в последний раз в начале девяностых, Буржуй - вор-романтик в унылом лагере социализма - не узнал страну, в которую попал. Раньше он воровал у быдла - и на этом основании был горд собой. Теперь воровали все. Воровало быдло - от бомжа до премьер-министра, воровало тупо, как к себе домой - не стесняясь и не гордясь. Это был плевок в лицо романтика. Буржуй запил, задумался - и завязал воровать. Сохранив старые связи, он изредка консультировал братву на правах авторитета - но всю свою энергию посвятил отныне детям. Ему было, что им передать. Один депутат из блатных - Ахмед - помог с помещением и документами, и Буржуй обосновался на улице Воровского в бывшем военном ангаре, получая от Министерства образования минимальный оклад, как руководитель кружка, и негласный иммунитет от всякого рода докучающих проверяющих.
Гоча Махач, в голове которого после разговора с непростым дедом перемешались "Мерсы" с мигалками и носки с люрексом, решил по такому случаю взять до дому такси. Думать лучше в комфорте. Он прокручивал тысячу и один сценарий знакомства с Викой Солнцевой, и все они неизменно заканчивались почему-то анальным сексом на рояле. При чём тут рояль, он сам не понимал. Рояль был то белый, то лаково-чёрный, а один раз - розовый.
- К подъезду! - махнул он шефу, небрежно протягивая стольник, - сдачи не надо.
Вышел на плохо освещённый двор - и не поверил своим глазам. Лариска - ну да, его Лариска, лярва - он пока ещё не ослеп, - нетвёрдой походкой, в криво застёгнутой курточке ковыляла на каблуках к массивному джипу, а по бокам её крепко придерживали под локотки двое невзрачного вида крепышей.
- Менты? - метнулось в мозгу Махача. - Да сто лет она им на хер не нужна была. Менты бы меня дожидались... Да она же пьяная! И одевалась-то, похоже, не сама, - с отвращением пригляделся Гоча. - Вот ссука! На два часа стоило отъехать! Видимо, из её старой компашки пацаны нарисовались - она и рада! Тьфу, билять!
- Эй, пацаны! - Гоча сунул руку в карман, где всегда имелась на такой крайняк китайская выкидуха. - Поговорить надо,- он произнёс эти слова с самой опасной своей блатной интонацией нараспев.
Неприметные переглянулись, и один нехотя развернулся корпусом на Гочу, прикрывая Лариску и напарника.
- Надо - говори.
- Девушку оставьте, она моя. Я - Махач.
Майор Быков сделал быстрый скользящий выпад вперёд и вбок, перехватывая метнувшееся ему навстречу лезвие, и острая боль пронзила треснувшее запястье Гочи. Стоя скрюченный на коленях, он почувствовал что-то вроде комариного укуса в шею. Тут же вселенная вздулась какими-то забавными розовыми пузырями, разлетелась в клочья, и стало не по теме весело. Про Лариску он моментально забыл, ползая вокруг одного и того же столба на коленях по кругу и радуясь тому, сколько звучит одновременно красивых роялей - белых, лаково-чёрных и даже карамельно-розовых.
- А ты: грузин, грузин! - усмехнулся Быков, плюхаясь рядом с бессмысленной Лариской на заднее сиденье "Патриота". - Капут, звоним Волосу. Задание выполнено. С него причитается.
- Слушай, я глянул - какая-то она... ну, не такая, - с сомнением произнёс капитан Сорокин.
- Как в телевизоре-то? Ясен пень, здесь гримёров нету. И наркота у нас не та. Хотя вставляет. - он выразительно глянул на отрешённо ползающего вокруг детского грибка Гочу. - Заводи, я звоню.
"УАЗ" медленно тронулся в сторону федеральной трассы.
- Алло, Марс? Это Баунти. Товарищ генерал, задание выполнено. Она у нас.
- Слушай, Баунти, - раздалось в трубке, - это полковник Булгарин. Генерал подойти не может.
- Здравствуйте, Венидикт Ерофеич. А что с ним? Вы же знаете, он просил лично докладывать.
- Игоря Энгельсовича с нами больше нет, Саша. Он застрелился.
- Вот так клюква! - майор чуть не выронил телефон. - Дела... И куда нам теперь с грузом?
- Знаете что, парни, - подумав секунду, ответил озабоченный басок Булгарина, - я вообще-то не в этой теме. Везите дамочку сюда, да смотрите не растрясите по дороге. Передадим с рук на руки заказчику - а там пускай хоть пельменей из неё накрутит. Премиальные-то по-любому с него. Давайте, Бог в помощь.
Полковник Булгарин сплюнул сигарный окурок на окровавленный снег и обвёл взглядом окрестности генеральской дачи. Труп уже успели увезти на экспертизу. Впрочем, и без неё картина смерти была яснее некуда. Генерал Волосников оставался профессионалом до конца, даже в собственной смерти.
Самоубийство было им совершено двумя выстрелами из снайперской винтовки с соседнего заколоченного чердака, контрольный - по инструкции - в голову.
ГЛАВА 6
Предчувствует душа, что волей звёзд
Началом несказанных бедствий будет
Ночное это празднество.
В. Шекспир
Вика, с ужасом слыша за спиной приближающийся топот кромешного Серёги, рванула за угол. По глазам ей резанул яркий луч фар, и она с разбегу влетела в какую-то массивную фигуру. По щеке царапнул жёсткий погон.
- Помогите! - выдохнула она без голоса, обвисая на своём спасителе.
- Ну-ну, спокойно, разберёмся, - раздался в ответ уверенный голос. - Сержант, этого в машину.
Серёгу, застывшего, как заяц в световом кругу фар, взяли в замок под локти, и с него сползли незастёгнутые штаны. Следом за ним в собачник был загружен невменяемый подельник.
- Нападавших было двое? - осведомился у Вики спаситель, и она, всхлипывая, кивнула, быстрым женским взглядом успев оценить его фигуру. Здоровяк имел открытое круглое лицо, невольно вызывавшее доверие, и погоны с одной маленькой звёздочкой.
- Вам придётся проехать с нами, - произнёс симпатичный младший лейтенант, бросая на неё цепкий профессиональный взгляд. - Что-то мне ваше лицо знакомо.
- Надо думать, - самодовольно хмыкнула Вика, уже предчувствуя привычное восхищение окружающих, которого она сутки, как была лишена.
- Что, часто к нам попадаешь? - спросил по-свойски милиционер, подавая ей чистый платок, - на вот, утрись.
Вика фыркнула и принялась обиженно вытирать лицо, глядясь в зеркало заднего вида. Въехав на двор райотдела, "бобик" затормозил у крыльца.
- А, Красков! Кого привёз? - приветствовал младшего лейтенанта дежурный, - проходи, там нолито!
- Этих двух оформляй на сутки, а дамочку к Медведяеву. С неё шубу пытались снять.
- Понял. А чего это так воняет? - дежурный повёл носом, и, безошибочно определив источник амбре, ткнул в Серёгу толстым указательным пальцем.
- Этого в отдельный бокс. О, никак Жбанов? - он оглядел иронически Серёгиного напарника, у которого блаженная улыбка гуляла по запорошённому белым лицу. - Ты сегодня прямо как дядо Мраз! Чего лыбишься-то? Попал ведь ты, Жбанов!
Запорошённый Жбанов облизал молча вокруг рта и, закатив глаза, прохрипел:
- Кайф!
- Слышь, Красков, в чём это он у тебя? - насторожился дежурный и, послюнив палец, взял на язык немного порошка со щеки задержанного.
- Ого! - улыбка сродни жбановской заиграла на его лице. Он достал из ящика чистый бланк протокола, двумя пальцами за шею наклонил над листом Жбанова и принялся счищать с его одежды и лица порошок, после чего аккуратно завернул бланк конвертиком и спрятал в стол.
- Вещдок, однако, - подмигнул он Краскову. - Колись, откуда порошок, крыса! - Но Жбанов только блаженно мотал головой, не обращая внимания даже на острый каблук, всё ещё торчавший из его ноги. Явный передоз.