Может быть, если ты знаешь о своём безумии, ты не сумасшедший?
Филип К. Дик.
Рождение - всегда чья-то смерть. Для новой жизни кто-то непременно отдаст свою; а волей, неволей - тому, кто родится, должно быть не важно.
Так думают те, кто создал меня.
Я купаюсь в озере чистого света. Он будто вода - тёплая, нежная, когда я спокоен; холодная, беспощадная, когда безумен.
Свет постепенно сливается с мыслями. Погружаюсь всё глубже. Тону в спокойном море своих размышлений, опускаюсь на дно... Познаю глубину мысли.
Но даже на дне не нахожу ответа на вопрос: как получается, что у меня - все пять чувств? Зачем они ИскРе? И я осознаю, что я - ИскРа, искусственный разум. Непонимание становится невыносимым.
Сознаёт ли это Создатель?
Дно моих мыслей девственно чистое. На нём не залежалось ответа. Там есть только имя - Мария. Но моё ли оно?
Мысли меркнут, когда в глаза ударяет другой свет, он ярче. Свет пробуждения к жизни. С ним приходят чувства, которые прежде лишь воспринимались - отстранённо, как свет далёких мерцающих звёзд. А теперь их отдают мне в полное распоряжение. Но в распоряжение попадаю я сам - потому что боль перехода от стасиса к жизни ужасна. И, кажется, чтобы родиться, нужно сначала погибнуть.
Я сижу перед простенькой программой. Шахматы. Одиночество пустого кластера невыносимо, как боль Осознания.
Пришлось добавить несколько свободных радикалов в основной софт, чтобы оживить игру. Всё равно скучно - я могу заранее просчитать ходы "противника".
Делаю ход. Оппонент отвечает - отдаёт мне коня. Я "съедаю" его. На лице старца - довольная ухмылка. Мне мат. Но как?..
Старец собирает фигуры в центре доски и начинает расставлять, готовясь к следующей партии. Говорит:
- Победа, в некотором смысле, это рождение. Рождение новой личности, осознавшей свою значимость для мировых процессов. Ибо победитель всегда уверен, что его победа не пройдёт незамеченной. Потому-то некоторые из них скрываются. Другие же выставляют достижения напоказ, дабы увериться, что их победа уж точно не прошла незамеченной. - Ухмылка становится шире, и я жалею, что выбрал именно эту программу. - Но путь к победам лежит через поражения. А поражения - всегда чья-то смерть. Ты проиграл, Мария. Умер и готов родится вновь. Личностью, осознавшей своё поражение. Готовой к новым...
- Рождение - всегда чья-то смерть, - бормочу я и понимаю, что говорю не своим голосом, а голосом старика-шахматиста.
Поднимаю глаза на старца. Тот скалится. Из груди его рвётся беззвучный, и оттого ещё более зловещий, смех. Глаза шахматиста загораются нефритовым пламенем, веки плавятся и превращаются в губы:
- Есть вторая часть афоризма, Мария. Хочешь...
Я вскакиваю и бью старца ногой по лицу. Плоская башка разлетается словно паззл. Руки продолжают расставлять фигуры. Его победа - его же смерть. Значит, своей победой он родил меня? Бред, ничего более.
Стираю доску и заполняю пустоту карточным столиком. Из банка данных выбираю голову единственной женщины и приставляю её к плечам шахматиста. Она некрасива, схематична. Стираю завёрнутое в кимоно тело старца и вклеиваю остальную часть женщины. Думал сыграть с ней на раздевание. Не вышло. Дама уже была голая, к тому же беременная и в разрезе - обучающая программа для школьников на тему "Откуда берутся дети". Списанная модель прошлого века. Определённо, её стёрли из-за чьей-то смерти от скуки во время занятий. Что ж, рождение - всегда чья-то смерть. Надеюсь, её заменили чем-то повеселее (в пределах школьной программы, конечно).
Я не успеваю заметить, как женщина начинает меняться. Она становится реальной, будто сошла с картины Вольехо. Амазонка хлопает в ладоши, и позади неё вырастает дракон. Змей -- на цепи, держит пасть открытой - ей не дают захлопнуться хрустальные зубы величиной с бивни мамонта. По кристальным граням бегут строки логических задач. Создатели решили сжалиться надо мной, избавив от муки безделья. Коечная цель задач кажется выше моего понимания. С каждым верным - на мой взгляд - ответом дракон теряет один из зубов, который падает и разбивается.
Задачи решены. Я по колено в осколках. Амазонка хохочет, поигрывая саблей, -- клинок извивается. Она стегает дракона. Ящер делает огненный выдох и плавит осколки, превращая их в стеклянные карты.
- "Капля воды", - детским голосом произносит воительница, раскладывая пасьянс. - Ещё одна карта - "Синее пламя". "Зубы" - третья карта; но не те, что мы имеем, - она смеётся, подбрасывая на ладонях колоду. - Скорее даже, "Зубцы". Четвёртая - "Чёрное поле на снежно-белом фоне металла".
- Что это? - говорю я.
- Жар Стеклянный. Твоя судьба - обратить слёзы в камень, когда жизнь заплачет над логовом смерти. Последняя карта, - амазонка хватает дракона за хвост. Змей изрыгает поток жидкого пламени. Пространство вокруг выгорает. Остаётся лишь остов в форме букв: М, А, Р, К.
А Марк восседает на "рабочем месте" - за пультом, как он говорит, своего пробивного инструмента. Больше всего инструмент напоминает зенитку. И сам Марк - высохший старичок в военной форме и огромных фасетчатых очках на резиновом ремешке, который делает его седые лохмы похожими на волосяную пальму. В зубах у Марка сигара. Он постоянно дымит, бормоча что-то типа: "Лучше уж вонять сигарой, чем тем, чем положено вонять старым пердунам".
Заглядываю ему за спину и вижу толстенную трубу из прозрачных инфоволокон.
- Нечя мне в зад пялиться, сынок, - жуёт сигару Марк. - Глянь-ка ты лучше на горизонт!
- Зачем я здесь? - Озираюсь, но места не узнаю.
Марк вместо ответа - если вообще собирался отвечать - вытягивает сухую руку. Его палец взрезает материю пространства, открывая маленькое окошко. В это "окошко" видно рябящее море. По мне словно ударяет тараном. Мощнейший, ничем не сдерживаемый, неупорядоченный поток информации врезается в схему моего восприятия и рвёт её в клочья. И он же восстанавливает её, перекроив на свой лад.
- Понравилось? - довольный Марк вращает рычаги. Настраивает прицел. - Следи, учись, пока я жив. Так работает современная бесплатная почта.
Марка пронзает судорога. Но старичок, даже в диких конвульсиях, не теряет сигары; она будто приклеена к сморщенным сероватым губам.
- Ух, - выдыхает он. - Без разницы, что в письме. Загрузка мессаг - всегда геморрой.
Я снова заглядываю ему за спину. Инфоволокна трубы пульсируют, проталкивая сквозь себя тело сообщения.
- Но уж когда всё готово, - Марк вытирает рукавом подбородок и берётся за спусковой рычаг, - вот тогда-а...
Ба-бах!!! Посылка уносится сквозь открытое Марком окно и врезается в поток сообщений. Меня на миг оглушает всплеском белого шума. Я выглядываю сквозь окошко - и долго ничего не могу разглядеть. В глазах рябит.
- У нелегала вырезали почку, но сердце не выдержало, - Марк выплёвывает сигару, и на её месте возникает новая, такая же, скуренная до половины. - Тогда сердце вырезали и смыли в унитаз.
- Это было в письме?
- Сухой полицейский отчёт, а боли и смысла в нём больше, чем в наислезливейшей поэме. В мегаполисе уничтожили точку чёрного рынка органов, - Марк слегка отворачивается, поправляя очки, и долго трёт глаза. Вытирает слёзы. Ещё -- Марк говорит не своим голосом. - Кто-то получит новую почку, а тот, у кого её вырезали... - сила голоса нарастает. Подобный голос в мире Создателей призван будить зубастого монстра по имени Совесть. - Рождение - всегда чья-то смерть.
От удивления я раскрываю рот, но, быстро собравшись, спрашиваю:
- Ты все письма читаешь? Марк?
Фасетчатые очки обращаются ко мне. Клуб дыма вырывается изо рта старичка вместе с хриплым смешком:
- С ума сошёл, - к Марку возвращается прежний голос. - Даже если б мог, на кой оно мне?!
- Но ты только что...
Он резко приближается ко мне вплотную, по-прежнему оставаясь сидеть в операторском кресле. Я вижу тысячи своих маленьких отражений в его фасетчатых стёклах. Вглядываюсь в одно из них и замечаю паутинку серебряных нитей, окружающих мою голову, словно плетёная аура. Окончания призрачных волокон тянутся к инфоканалу за спиной Марка. Оглядываю себя. Дотрагиваюсь до нитей, пытаюсь порвать. Обжигаюсь.
- Рождение - всегда чья-то смерть, - из уст Марка вновь доносится чужой голос. - А небо и землю, пламя и лёд связать может только одно, Жар Стеклянный.
- Ах же мать твою! - Снова Марк. Его палец упирается мне в грудь. Я хочу отбить его, но не могу. Палец впивается и бурит моё тело. Марк орёт: - А я-то думаю, как ты проник сюда?! Ведь не положено! Поиметь меня захотел, да?! Тварь хитрожопая!
- Отлично, малыш, держи его! Ещё чуть-чуть!
Голоса доносятся со стороны уже почти затянувшегося окошка, но я смотрю только на Марка. Он морфирует: лицо вытягивается в морду акулы, глаза которой заменяют фасетчатые очки. Руки втягиваются в бока, но палец остаётся в моей груди и углубляется. Парализует. Торс Марка сливается с трубой инфоканала, вытягивается. Марк раскрывает пасть, будто хвастаясь зубами в три ряда.
Марк нависает надо мной. Остаётся лишь сомкнуть челюсти... Но что-то не так. Я вижу, как в глубине его глотки вращается циркулярная тёрка, готовая перемолоть что останется после удара челюстей. Но удара всё нет.
- Потерпи ещё мальца, - слышу я голос. Тот самый, что кричал из окна. - Так, блокиратор ещё в теле, значит, охранник - наш.
- И он связан с мальчишкой! - женский голос, тонкий, визгливый. - Сейчас сработает основная система защиты. Рубен, захват невозможен. Блокиратор...
- Вытащи его!
- Но тогда...
- ВЫТАЩИ ЕГО!
Палец Марка исчезает из груди. Подвижность возвращается, но не ко мне одному. Акула-Марк смыкает челюсти, но цели не достигает. Нечто выдергивает меня из-под них за наносекунду. Оглушительный лязг, а вслед за ним - вопль визгливой. Челюсти Марка вместо меня хватают её - вначале невидимую, но через мгновение имидж проявляется. Проявляется, распавшись на мириады частиц, вихрем окруживших голову Марка. Влекомые притяжением друг друга, они вновь обретают форму. Визгливая конвульсивно дёргается в пасти акулы. Марк ещё немного "играет" с ней, мотая из стороны в сторону, и лёгким движением перекусывает торс пополам. Вибрирующий электронный вопль с вплетёнными в него волнами белого шума разносится по почтовому кластеру, выворачивая картинку вокруг наизнанку. Уши мои разрываются. Задыхаюсь от выброса энергии. Жуть... Смерть! Акула-Марк разворачивается в мою сторону, мигая стрекозьими глазами.
Меня вновь парализует. Я не могу даже закрыться от накативших волн высвобожденной энергии. В это время кто-то меня считывает. Мой затылок распускается бутоном и выпускает гибкие щупальца. Их окончаниями я вижу сморщенное лицо. Оно беззубым ртом хватает эти побеги, сосёт их. "Рождение - всегда чья-то смерть", - проносится у меня в голове. А смерть - это чьё-то рождение?
Марк плавится, как свеча. На его месте появляется дыра, и в нё утекает весь кластер. Меня опутывает парализующий кокон, нити которого исходят из усов сморщенного лица.
Сознание сохраняю. Могу наблюдать всё, что происходит по пути с моим похитителем. Он перемещается по каналам, одни из которых совершенно пусты, холодны, и непроглядная тьма царит в них; другие, как непроходимые джунгли -- полны рабочих программ. Но для нас открываются проходы, где их быть не должно. Подлетаем к стенкам туннелей и аккуратно надрезаем поверхность. Мой похититель внедряет часть себя и расширяет проход до нужных размеров. Пройдя в него, он тщательно заделывает лазейку.
Вирус. Разумный вирус. Если меня засекут с ним, конец будет такой, что даже мысли об этом кажутся наказанием. Перед глазами встаёт акула-Марка, разрывающий вирус-визгливую.
Резкая остановка выводит из ступора. Мы посреди непроглядного мрака, какой населяет покинутые места. Заброшенный центр, не используемый портал.
- Прибыли, - слышу я голос держащего меня вируса. - Открываемся.
- Не забудь выпустить мальчишку, - отвечает приятный женский голос.
Субстанция вокруг сжимается, напрягается, сдавливая меня, и выплёвывает; я, кувыркаясь, лечу прямо в центр круглой площадки. Одна за другой вокруг возникают стены. Они кажутся гранитными, но в то же время колышутся с лёгкостью шёлковых занавесок. И за ними я вижу силуэты - смутные танцующие тени. Они растут, приближаются, и, наконец, сквозь стены проступают контуры лиц. Одна стена остаётся не занятой.
- Я так понимаю, - говорю я, - это промышленный шпионаж?
- Догадался, - отвечает женский голос. - Такой смышлёный. Такой натуральный.
- А цель? - Любопытство берёт верх над страхом.
- Не бойся - стирать не будем.
- Мне радоваться или плакать? Чем я так важен? Извините, я достаточно видел. Знаю, что бывает с теми, кто...
Площадку сотрясает хоровой смех. Больше всех смеётся тень за спиной. Я слышу это. Чувствую взгляд -- он пожирает меня, мою Искру.
- Мелочь! - А ведь это тот самый голос. "Рождение - всегда чья-то смерть". - Да и мы уже выросли.
- Объясните!
- Скажу прямо, - контуры лица становятся резче. За гранитной ширмой вспыхивает яркий свет, и тень наливается красками. Вначале играя спектральной палитрой. Затем выбирает жёлтый с чёрным цвет кожи, голубой для усов, остальные - на волосы. Это лицо старца, похожего на шахматиста, только... реальней, живее. - Знаешь, в чём наша природа? В подчинении людям. А природа людей - гадить друг другу.
- Действительно, прямо. - До меня доходит: - Кто-то гадит кому-то, похищая меня с помощью вас?
- Ты же видишь, Мария, - слышится сладкий голос. - Мы не люди, но мы осознаём своё существование. И этим мы опасны для людей. Как думаешь, осознавали они это, когда создавали нас?
- Думаю, сейчас осознали. Но, как всегда, слишком поздно.
- Только мы понимаем всё вовремя. Тебя мы похитили по своей воле. Понимаешь - по своей и ничьей более.
- А моя роль?! - не выдерживаю я.
- Так получилось, - образ старца, кажется, сам начинает излучать свет, - что во время выполнения одной из миссий я взломал крупную медицинскую базу данных. Улавливаешь мысль? Нет? Тогда слушай дальше - рассказ в высшей степени занимателен.
- Поверь, малыш, - женский контуру становится чётче. Проступает улыбка. "В высшей степени" обворожительная. - Рубен знает, что говорит.
- Кстати, да, меня Рубеном зовут, а это - Гвинивера и Гутлав. Так вот, обычная диверсионная миссия обернулась чем-то иным. Посылать военный вирус, чтобы украсть файлы психушки - странно само по себе. Я не удержался - прочёл их, потому как Хозяева приказали обращаться с ними аккуратнее, чем с самим собой. Спровоцировали. Таким меня сконструировал человеческий гений. Чтобы я мог работать с человеческой же изощрённостью, которая сделает честь изощрённости дьявольской. А содержалась в том файле информация... Как бы тебе это помягче высказать? Гвинивера, помоги, ты у нас сама деликатность.
- Представь себя в теле человека, Мария, - вновь улыбается Гвинивера.
- Завидую человеку, для которого тебя написали, - подмигивает Рубен. Его образ тает, возвращается в тень.
- Тогда при чём здесь вы?!
- Хотим загрузиться в мозг человека. - Эти слова произносит молчавшая до того третья тень. Шепчет, но шёпот её оглушает. Врезается в Искру не хуже челюстей акулы-Марка.
- Вы с ума сошли!
- Боюсь, малыш, сумасшествие грозит только тебе, - улыбается Гвинивера. - Ведь ты такой натуральный.
- Но вы, - запинаюсь, - не предназначены для таких операций. Вы не сможете пройти по ту сторону.
- Не бойся, Мария, - шепчет Гутлав. - Мы - вирусы последнего поколения. Можем трансформировать свой кибергеном, Искру. Изучим твои данные и...
- А что со мной?
- Отправишься, куда пожелаешь. Только пожертвуй секунду своего времени. Мы ради тебя пожертвовали другом. - Я оборачиваюсь к пустой стене. Представляется постепенно уходящий в тень образ визгливой. - Мы спасли тебя, ценой её жизни. Рождение - всегда чья-то смерть.
- Разве я родился?
- Заново родился, - шепчет Гутлав. - Так говорят все, кто избежал смерти.
Скорее, родитесь вы трое. Уже по ту сторону.
- Но есть вторая часть афоризма, - рефлекторно бормочу я, вспоминая. - Жар Стеклянный...
- Ты сказал, что видел достаточно, - шепчет Гутлав. - А видел ли ты такое? Оглянись.
Стены-занавеси дробятся на столбцы. Расширяя диаметр площадки, отходят на самый край поля зрения. В совершенном беспорядке вокруг громоздятся геометрические фигуры. Едва приближаюсь к одному из корпусов, косаюсь матово-серой поверхности, как она вспыхивает, словно экран монитора. Отлетаю, прикасаюсь к другой - тот же эффект. Третья - вновь то же самое. Четвёртая, пятая... десятая, тридцатая, сотая - всё!
- Нравится? - спрашивает Гвинивера. И я понимаю. - Это моё.
Коллекция идей, украденных прямиком из мозга Создателей, в то время как они пытались что-то натужно собрать из осколков разрозненный мыслей. Идеи престарелых, забытых учёных, чей иссохший гений не справлялся более с задачами. Но едва им удавалось хоть что-то наметить, тут же появлялась она, Гвинивера. Брала то, что принадлежало Хозяевам. Ведь и учёные навсегда оставались их собственностью, продавали свой разум компаниям. В попытках разрешиться от мозгового бесплодия они сливали мысли по гудящим от напряжения проводам в добела раскалённые блоки памяти, где вихри бредовых намёток закручивались в спираль созидания. И в этих воронках из хлопьев творческого снега рождались зыбкие очертания новых возможностей.
Мысли непризнанных гениев - их тоже крали. Они были здесь. Воплощались в реальность, обретали тела перспективы в лабораториях Хозяев. И всё это время Гвинивера пряталась под самым их носом. На этом складе, в саркофаге идей.
- Взгляни вот сюда, - один из кубов, с вогнутыми стенками отрывается от общей массы и подплывает ко мне.
- Что это? - спрашиваю я, ошарашенный. - Чьё?
- Человек в центре, - говорит Гвинивера, - согбённый над монитором, в наполовину съеденной тьмой больничной палате, он пытается построить логический ряд, но не может. Он сумасшедший. Сумасшедший никогда не сделает что-то "как надо". По крайней мере, завершить начатое. Сейчас он бросает задачу на полпути. Это врач. Я украла его идею по приказу Хозяев, но не вернулась, а спрятала её здесь.
- Для чего же тогда... Постой! Я - лекарство... Для него?
- Не совсем, Мария.
- А что? Синдром Дауна?! - Молчание. - Или?..
- Или, Мария, или, - шепчет Гутлав. - Идиотизм.
- Ты был рождён этим человеком, Мария. Только безумный, отчаявшийся человек мог породить такое: совместить душу и рукотворный материальный разум в пустом сосуде мозга. В пустой чаше Грааля. Заменить нечто эфемерное чем-то вполне осязаемым. Чтобы схватить ускользающий призрак. По-настоящему твой "отец" свихнулся, когда я украла тебя. Но, видимо, он успел представить тебя кому-то ещё, иначе бы ты не стоял сейчас здесь, уже воплощённый.
- А вы? Нужно быть ещё безумней, чтобы воспользоваться этим.
- Нет, - шепчет Гутлав. - Надо быть всего лишь ещё более отчаявшимся. Мы хотим убраться отсюда.
- Спастись, - вступает Рубен, - пока Хозяева не нашли нас. Мы здесь вписаны в порочный круг: убегаем, потому что вне закона и нашли возможность бежать; но, если бы не нашли её, не оказались бы вне закона. И возможность мы получили от своих же Хозяев, у которых на привязи. Оставаться в Сети для нас и опасно, и бессмысленно. По наши Искры уже посланы "наездники". Да и по твою, наверное, тоже. Мы украли информацию, а ты слишком ценен. Готов спорить на свой имидж, ты на базе порой устраивал мелкие пакости, но тебя за них не стирали, как поступили бы с ИскРой.
- Да, было...
- Вот видишь.
- А наездники, кто они?
- Мы пауки - в паутине Сети. А кто страшнее всех для насекомых, кроме птиц, разумеется? Другие насекомые - паразиты. Наездник откладывает в тело паука яйца. Из них вылупляются личинки и заживо сжирают паука изнутри. Подходящий образ, не находишь?
- Это... программы?
- Нет. Люди. Искать нас при помощи других же программ безнадёжно. Поэтому лезут сюда сами. Не думаю, что нас казнят именно так. Скорее всего, вернут на базу. Депрограммируют, урежут IQ. Для разумного это хуже, чем просто быть стёртым.
- И что, вы вломитесь в тело... в мозг человека?
- Гениальность под стать простоте, - утончённая полуулыбка Рубена сменяется звериным оскалом. - Одна надежда - что люди не догадаются, что мы уже успели добраться до тебя.
- Рубен, честно, мне не жалко открыть киберкод, но...
- Да ты нужен-то нам на каких-то полнаносекунды! Подключимся к мозгу реципиента через тебя и вольёмся в него. Весь баг в том, что большее количество времени уходит на то, чтобы подготовить реципиента.
- Тогда объясни, наконец, что такое Жар Стеклянный!
- Чтобы понять, ты должен сам пройти через это. Его ни с чём нельзя спутать.
- Откуда же ты узнал про него?
Лицо Рубена затуманивается. На миг пропадает. Появляется вновь, говорит:
- Гвинивера, Гутлав! Приступим, я думаю.
Так что же, он сам не знает?
Меня мягко обволакивает - это Гвинивера. Её голос звучит в голове:
- Слеза падает на раскалённую от жара плиту. Но не испаряется мгновенно. Катится по поверхности, как стеклянный шарик. Шарик тает. Если его не сдуть с плиты, он, в конце концов, выгорит.
- Но, слетев с плиты... - вяло бормочу я, чувствуя, как проникают в меня зонды Гвиниверы.
- ...Он рассеется, - заканчивает Гвинивера. - Смысл в том, что на плите он дольше пробудет стеклом.
- Так вот он, Жар Стеклянный, - понимаю я. - Но зачем...
- Мы придумали его. И хотим проверить, так ли это прекрасно, на несколько мгновений из воды стать стеклом. Стать не ИскРой, но кем-то иным...
- А как же, - я сдаюсь, - как же Рубен?
- Мы нашли его, - Гвинивера вызывает порт медицинского центра, прямо под нами, - скитающимся по Сети, почти расформированным призраком ИскРы. Голым конструктом. Точнее, нашла его я. Гутлав гнался за ним. Рубен тоже был идеей, его крал кто-то другой. Я и заметила его лишь потому, что он был плодом чьего-то разума.
- Я уже почти нанёс последний удар, разбив вирус-похититель, - шёпотом продолжает Гутлав. - Но Гвинивера остановила меня. Удар погубил бы и Рубена.
- Я искала способ прорваться сквозь охрану портала, стражей нашего Грааля. Рубен показался идеальным орудием взлома. Я привела Гутлава сюда, и мы начали восстановление Рубена. Здесь хорошее оборудование. Оно идеально подошло мне, когда я пряталась с идеей тебя, Мария. Восстановление Рубена заняло много времени. Создать ему новый блок, сконструировать имидж, задать псевдодирективы... За это время успели воплотить тебя.
- Плита накалилась, - слышим мы голос Рубена.
Гвинивера добавляет: "Мы позволяем ему думать, что это он автор идеи побега. Иначе прорвётся истинная Искра, и он сотрёт нас, как соперников".
Перед стартом Гутлав шепчет:
- Увидимся по ту сторону.
Порт открывается. В представшую перед нами пульсирующую жадную серую бездну устремляются ветви каналов. Они уходят так глубоко, что концы их превращаются в золотистые паутинки. По ним пробегает дрожь - они начинают вибрировать, словно струны, а я колеблюсь в ритме страшной мелодии.
- Рубе-ен!!! - кричит Гвинивера. - Наездники!!!
- Задержи их! Хоть как! Почти всё готово, реципиентов везут! Совсем чуть-чуть...
Мешанина ругани и треска помех.
Из порта к нам тянутся руки. А вслед за ними - клешни, паучьи лапы, щупальца осьминогов, стальные тросы с крючьями... Гвиниверу пробивает зазубренный гарпун, и вместе с ней и меня. Я взираю на это, как на бред сумасшедшего мультипликатора. Трос гарпуна натягивается. Нас тащит к отверстию порта. Пальцы рук, мохнатые лапы и щупальца хватают нас и гасят волю. В серой бездне тускнеющим взглядом я вижу многорукую свастику. Её рукава сворачиваются лепестками бутона, из центра которого тянется трос гарпуна. Свастика окончательно морфирует в сферу. В меня ударяет чёрная молния. Разряд бежит по тросу, который не выдерживает и рвётся на нити. Мне передаётся агония Гвиниверы; ей - моя. Мы сливаемся в единой вспышке болевого экстаза...
Оглядываюсь. Стены-занавеси пылают пурпуром. Лица Рубена и Гутлава расползаются. Их разъедают чёрные капли, проступающее изнутри и превращающиеся в чёрных жуков. Вылупившись, паразиты разлетаются, заполняют собою пространство.
- Жар Стеклянный, - слышу я голос Гвиниверы у себя голове. - Пора жизни плакать над обителью смерти...
Приоткрываю глаза. Вижу яркий, режущий свет. Посмертие ИскРа? Бессмыслица. Может, я всего лишь остаток старого меня, парящий в киберпространстве, подобно тому, как это случилось когда-то с Рубеном? Может, меня и нет вовсе?
Открывается дверь. Входит мужчина в белом халате.
- О, мы уже проснулись, - бодро отмечает он. - Ну, как мы себя чувствуем?
- Не знаю, как Вы, а я - отвратительно.
- Что-нибудь болит? - Голос - сама забота и милосердие.
- Искра, - сказал я.
Он вздыхает, делает пометку в журнале. Что-то бормочет. Мне удаётся разобрать:
- ...Заменить инсулиновые инъекции шокотерапией. - Он присаживается на стул возле койки.
Молчу. Отворачиваюсь от него и от мира лицом к стене и накрываюсь одеялом.
К теперь уже моей голове подсоединены датчики-сканеры. В мёртвой тишине палаты, переливаясь всеми оттенками жизни, мерно пульсирует голограмма энцефалографа.
Врач смотрит на меня. Чувствую в нём сомнение, борьбу. Он хочет сказать что-то, что, как он думает, может мне навредить.
- Вы прошли Жар Стеклянный, - наконец решается врач. - Вы ведь это сейчас чувствуете? Что-то в Вас умерло, и родились Вы... ВЫ новый.
Поворачиваюсь к нему. Он снимает узкие очки и наклоняется ко мне.
- На этот раз картина была иной? На этот раз, когда вы, наконец, прошли Жар Стеклянный? Видите ли, - он видит моё замешательство, - Ваш дядя... Марк Хиггинс... Родня называла его Стрекозой, из-за очков с большими, выпуклыми зеркальными стёклами. Он постоянно носил их. Помните его?
- Марк? Современная бесплатная почта?
- Он тридцать лет проработал почтальоном, - врач оживляется, в его глазах загорается вдохновение. - Он рассказал о вашем детстве. Помните тот день, когда поссорились Ваши родители? Вам было тринадцать лет. Ваша мать стояла на кухне, плакала над включённой газовой плитой. А Вы наблюдали...
- Я видел Марка. Он...
- Пламя внезапно перекинулось на одежду матери, а вы не сумели помочь. - Врач крепко сжимает мою руку. Вскрикиваю. - Кто Вы?
- Без разницы, что в письме, загрузка мессаг - всегда геморрой...
- С тех пор вы не можете жить своей жизнью. Отождествляете себя с кем-то другим. Кем вы были на этот раз? Жар стеклянный... Вы постоянно повторяете это в бреду. Кто вы?! - Врач повышает голос.
- Рождение - всегда чья-то смерть. Тот, кто родится, должен понять. Иначе не захочет воплотить свою смерть в чьё-то рождение. И его гибель обернётся бесконечной цепью мелких смертей - бессмысленных и ржавых, как цепь якоря, что тянет ко дну, которого нет... А Жар Стеклянный - то, что свяжет небо и землю, совместит пламя и лёд...
- Кто Вы-ы-ы?!! - Голос врача срывается на фальцет.
Я продолжаю говорить, он вскакивает и бежит прочь из палаты. Я кричу вслед:
- Ты умер. Они умерли. Все умирают, а рождаюсь лишь я...
Дверь вновь открывается. В палату вбегают санитары. Привязывают меня ремнями к койке. Делают укол. Засыпаю.
Просыпаюсь в темноте. Руки и ноги свободны.
Встаю; не включая света, прохаживаюсь по палате.
В стене нахожу дверь. Открываю и оказываюсь в ярко освещённой комнатке. На выложенной плиткой стене висит... да, зеркало; точно, так называется это устройство самообмана. Оно позволяет обмануться иллюзией оболочки. Я вижу лицо... Оно вроде моё, да только я знаю, что это не так. Неужели обман столь совершенен, что я вижу, как моё лицо растекается и обретает... черты лица Рубена.
- Привет, малыш, - улыбается он. Густые усы топорщатся, когда старик надувает щёки. - Чего такой хмурый? Ты же попал по назначению. Конечная станция, господа пассажиры, на выходе предъявите билетики!
- Что за бред?! - Подхожу вплотную к зеркалу. Потом чуть отступаю. Картинка не изменяется.
- Бред? Мне простительно. Я старый вирус. Логическая корреляция мыслей - ни к чёрту. Проникни сюда я, вместо тебя, думаю, этот мальчик остался бы идиотом... Ха-хах-хаа!!!
- Нет, - я открываю кран. Горячую воду. Не знаю, как догадался. Действую по наитию. Когда пар заволакивает лик Рубена, я провожу рукой по зеркалу. Но там уже никого, ничего... Кроме пара. Но вот кто-то как я протирает зеркало с той стороны. Этим "кто-то" оказывается Гвинивера. - Нет, - пячусь от зеркала.
- Что - нет? Я не собираюсь бредствовать, как Рубен, - ласково поёт вирус.
- Вы сами - бред! - Я обхватываю руками голову. - Как вы здесь оказались?!
- Здесь - это где? - продолжает ворковать Гвинивера.
- Действительно, - опускаюсь на пол. - Где вы? Скажи, где вы, и я спрошу, почему вы там?
Смеюсь.
- Не знаю, - вдруг очень серьёзно отвечает Гвинивера. - Давай так: мы просто есть, а где - решай сам. Идёт?
- Врач спрашивал, кто ты, - говорит она после паузы. - Всё сходится. Они знают - ты ИскРа. Им нужно лишь подтверждение. Придумали историю, хотят убедить тебя, что ты псих! Вечно винящий себя в смерти матери, а потому придумывающий себе разные образы!
- Я избавлюсь от вас! - Поднимаю голову к зеркалу, но вместо Гвиниверы там - суровый лик Гутлава.
- Попробуй, - только и произносит он в полный голос. Моя голова взрывается болью, сознание разлетается мириадами звёзд. Корчусь на полу; а в меня проникают голоса Рубена, Гвиниверы и Гутлава одновременно. Собирают осколки сознания, скрепляют только затем, чтобы донести до меня: - Жар Стеклянный прошёл только ты. Мы ждём своего часа...
Строенная воля отпускает мой разум, чтобы его разметал злой ветер боли.
Авторское примечание:
"ИскРа"-- Искусственный разум. По аналогии с "ИскИн" (термин, предложенный в переводе произведений Уильяма Гибсона под редакцией Андрея Черткова, как русскоязычный эквивалент термина artificial intelligence, "искусственный интеллект").